Плечом к плечу [Дмитрий Анатольевич Воронин] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Анатольевич Воронин Плечом к плечу (Несущие Свет — 3)

Уважаемый читатель!

Если эта книга доставила Вам пару приятных вечеров, и Вы захотите продемонстрировать автору свою благодарность — загляните на страничку http://dmvoronin.narod.ru/svyaz.htm — там можно найти актуальный номер моего электронного кошелька.

С уважением, автор

vdic@mail.ru

Введение Санкрист альНоор. Высокий замок

За окном — привычная серо-чёрная пелена. Высокий замок снова ушёл из мира, и часы, проведённые в его стенах, обращаются в дни, месяцы или даже годы для тех, кто обладает счастьем жить под открытым небом, наслаждаться тишиной ночи, жмуриться от ярких солнечных лучей, ощущать кожей прохладные капли дождя. Я отворачиваюсь от окна — это зрелище наскучило мне много, много лет назад.

Тяжело опускаюсь в глубокое мягкое кресло. Бокал кинтарийского вина, возникший на столике, так и остаётся нетронутым — этот редкий сорт доставлял мне радость на протяжении бесконечной череды лет, но сегодня я не нуждаюсь в изысканном напитке.

Толстая книга на столе. Зависшее над первой страницей перо, ожидающее моих слов. Забавно, что титул Творца Сущего, высший ранг, которого только может добиться маг, я получил не за создание Высокого Замка, этого величественного творения, способного даровать бессмертие, а за вот это перо, игрушку, сделанную больше от лени, чем из стремления к совершенству. И то, что никому не удалось повторить мою работу, оказалось для меня совершенно неожиданным… Нет, как и любой маг на всём Эммере, я всем сердцем стремился к вершинам мастерства, я мечтал доказать своё право на расшитую золотом мантию Творца, я верил, что сумею — но истинным делом всей моей жизни стал Замок, а не эта безделица.

Или, возможно, есть в этом некая глубинная истина? Если подумать, если всё взвесить, то понимаешь, что достижение бессмертия — не та мечта, которой стоит посвятить жизнь.

Но сделанного не воротишь. Не отмотаешь назад время, не подскажешь самому себе, как избежать уже совершённых ошибок.

Я снова бросаю взгляд на перо. Оно ждёт… оно может ожидать бесконечно долго, у него нет своих чувств и стремлений. Только мои. Пожалуй, оно и правда истинное Творение Сущего. А Замок… он больше, чем просто сплав магии и таланта. Он — моё дитя. И моя кара.

Когда началась история, которую я хочу сохранить в этом томе, затянутом в мягкую чёрную кожу? Возможно, начало всему положил Уммар альМегер, создавший великие Клинки судеб, оружие из магического стекла, способные изменять судьбу человека. И вместе с этим человеком — судьбы целых народов. Каждый из клинков достоин отдельного рассказа, за каждым — трагедии, радости, надежды и разочарования. И жизни, спасённые или утраченные. Или отступить назад, в те времена, когда люди, едва оправившиеся после Разлома^[1] и приступившие к созданию будущих великих государств запада и востока, Инталии и Гурана, впервые повернули свои мечи друг против друга, чтобы сделать это противостояние многовековой традицией? А может, всё началось в те страшные дни, когда на многострадальный Эммер обрушился с небес огненный дождь, сметая всё на своём пути, разрушая города, отправляя на океанское дно острова и куски материка?

Впрочем, о тех временах написано достаточно. Да и не стоит ворошить прошлое, оно не ушло бесследно, оно в нас сегодняшних, оно определяет наши поступки, наши мысли, наши цели. Поэтому начнем, пожалуй, с событий недавних. Конечно, я знаю далеко не всё. Гости рассказали многое, но иные детали придётся додумывать самому. Но, в целом, мое повествование не слишком будет отличаться от реальности… да и кто прочитает эту книгу? Разве что еще один случайный гость…

Итак, все началось с того, что Его Величество Унгарт Седьмой, Император Гурана, решил, что его полки слишком долго простаивают без дела^[2]. Не самое оригинальное решение, такое с завидной регулярностью происходило и раньше. Вопрос о том, куда направить клинки имперских рыцарей, не стоял — всё было давным-давно решено. Кинтара, сохранившая с древних времен претензии на мировое господство, зато утратившая всяческую возможность этого господства добиться, ни малейшей угрозы для Империи не представляла. Индар, прославленный необоримой силой своих наёмников, вполне довольствовался ролью разящего меча, не слишком беспокоясь о том, кто станет направлять удар, а кому придётся подумать о защите. Затерянное в глубине Инталии герцогство Тимретское и вовсе никого не интересовало по причине своей малозначительности. Ну а пираты с острова Южный Крест… разбить пиратов — дело, в общем-то, доброе — но в таком походе не сыскать особой славы, не наполнить казну добычей, не осыпать верных сподвижников землями. Другое дело Инталия — и земли богатые, и сокровищница Торнгарта отнюдь не пуста. Нельзя сбрасывать со счетов и вопросы веры — жрецы Эмнаура, бога ночи, люто ненавидели тех, кто приносит дары светлому Эмиалу. И, более всего, ненавидели Орден Несущих Свет, что охранял ложе Святителя Инталии… злые языки говорили, что светоносцы не столько оберегают Святителя, сколько управляют им, словно марионеткой. Как знать, правдивы ли эти слухи, как знать. В моё время Орден свято соблюдал некогда взятые на себя обязательства, но времена меняют людей.

Итак, Инталия. Заклятый враг, ненадёжный сосед, который и сам, при случае, не откажется проверить на прочность имперские рубежи. Тут уж кто успеет первым. Император считал, что успеть должен он. Тем более, что его доверенное лицо, леди Дилана Танжери, одна из сильнейших волшебниц государства и, безусловно, лучшая из убийц, уже предприняла меры, дабы заблаговременно ослабить противника. В привычной для себя манере — попросту устранив кое-кого из тех, кто мог помешать Его Величеству в осуществлении далекоидущих планов.

Сколько было таких войн? Не перечислить. Все уловки были уже использованы, все стратегии опробованы, все оригинальные ходы давно утратили свою новизну. Да и многое ли можно придумать, если два государства разделены практически непреодолимым горным хребтом, в южной части которого оставался единственный проход, через который имперцы отправлялись на штурм инталийских земель и те, в свою очередь, той же дорогой шли на восток, дабы нести с собой свет Эмиала… ну и разжиться золотом и воинской славой. В этот раз, как бывало и ранее, Его Величество вознамерился отправить особый отряд горными тропами, чтобы, воспользовавшись уходом армий к южному проходу, захватить столицу.

А чтобы заставить противника поступить именно так, как нужно имперцам, Консул Тайной стражи Империи, Ангер Блайт, осуществил хитроумную комбинацию — дал одному из доверенных лиц Ордена услышать часть планов по захвату столицы. Казалось бы, дело пахло откровенным предательством, но… но леди Таша Рейвен славилась вздорным характером, независимостью, нахальством и, что важнее, патологической неудачливостью. Расчет Блайта строился на том, что сведения, полученные от неё, будут расценены как заведомая дезинформация. И светоносцы не оставят особо существенных гарнизонов в столице, бросив все силы на отражение основного удара.

В этом он оказался прав.

Небольшой отряд, перешедший горы, сумел подобраться к Торнгарту без особых сложностей. Разве что немного позже, чем предполагалось. Имперцы не могли упустить возможности захватить по пути Школу Ордена, то самое место, где Несущие Свет воспитывали новых магов и белых рыцарей. Большинство тех, кому не повезло в тот чёрный день оказаться в стенах Школы, ждала незавидная участь. Лишь одной девочке удалось спастись. Альта Глас не была такой уж сильной волшебницей… да что там, её дара едва-едва хватало на простенькую ледяную стрелку или небольшой светляк. Но ей помогли. Та самая леди Рейвен оказалась свидетельницей нападения и, не имея возможности помочь всем, сумела вытащить хотя бы эту девчонку. Правильным ли было такое решение? Если исходить из того, что рассказали Альта и Таша, я бы сказал, что подобное поведение орденской волшебницы граничило с нарушением долга. Но это лишь на первый взгляд.

Битву в Долине Смерти войска светоносцев проиграли. Не то чтобы имел место разгром — узнав о том, что столица находится под угрозой захвата, Ингар арХорн бросил всю кавалерию к стенам Торнгарта и сумел, пусть и с немалыми потерями, пробить имперские заслоны и войти в город. А пехота отступила в Тимрет… открыв полкам Императора дорогу к сердцу Инталии. Кто-то назовет этот вариант развития событий не самым лучшим, но не думаю, что у Ордена в тот момент был выбор. Ингар арХорн сохранил войска, но практически провалил кампанию.

А Таше Рейвен не повезло… впрочем, как обычно^[3]. Получив серьезных раны, она долгое время не имела возможности принимать участия в этих печальных событиях. Хорошо хоть Альта осталась с ней… во многом именно благодаря этой девчушке волшебница выжила. Увы, когда она начала подниматься на ноги, имперцы уже вовсю хозяйничали на севере и востоке Инталии. Особого выбора не было, Таша решила, что они с Альтой сумеют пробраться в захваченный агрессорами порт Шиммель, нанять там корабль и морем, в обход северного побережья, добраться до еще не захваченных врагами территорий.

И снова всё вышло не так. Корабль найти удалось, но не обошлось без шума. Дилана Танжери, имевшая к леди Рейвен старые счеты, оказалась в это время в Шиммеле и пустилась в погоню. Спасаясь от неминуемой гибели, шхуна, несущая на борту двух беглянок ушла в вечно затянутую туманом область северного моря.

Альта Глас… это имя был дано ей не от рождения. Кто знает, как называла девочку давно погибшая мать. Великая Лейра Лон, одна из самых ярких волшебниц Ордена, о которой и Таша, и Альта отзывались с исключительной теплотой, граничащей с обожанием, подарила нищей сироте новое имя, на полузабытом древнем языке означавшее «капля удачи». Самая маленькая капелька — но без удачи в этом деле явно не обошлось. Блуждая в непроницаемом для взгляда тумане, шхуна наткнулась на обледеневшие скалы, остатки некогда известного каждому крестьянину острова Зор-да-Эммер. В древние времена на острове располагалась Академия, где юноши и девушки под руководством опытных преподавателей постигали тайны магии. Во время катастрофы остров большей частью погрузился на дно океана, но на его мертвые останки и после гибели ступала нога человека. И не раз. Именно там, на острове Зор, Таша и нашла величайшее из возможных сокровищ — «Изумрудное жало», последний из уцелевших Клинков судеб. Кстати, я-то был убежден, что истинное «Изумрудное жало» украшает мою коллекцию древнего оружия… Оказалось — искусная подделка. Досадно.

Выбраться с острова оказалось не так уж просто. Задуманный обманный маневр, в соответствии с которым шхуна пошла не на запад, где её должны были ожидать, а на восток, не удался. Дилана Танжери оказалась хитрее, и имперская галера под её командованием настигла Ташу уже у берегов Гурана. Боя не было — леди Рейвен с Альтой успели высадиться на берег… попутно отправив на дно и галеру, что ничуть не добавило Дилане хорошего настроения. Началась погоня.

Тем временем, в Империи тоже не всё было ладно. Война затягивалась, Торнгарт, гарнизон которого, если я всё верно предположил, усилили рыцари арХорна, упорно сопротивлялся. А Юрай Борох, верховный жрец Триумвирата, строил козни в отношении тех слуг Его Величества, в коих чувствовал угрозу своему положению. Ничего необычного, так уж повелось, что власть в Гуране, формально единая, на деле всегда была разделена на три части, пусть и не совсем поровну. И если глава Тайного братства предпочитал в большую политику не лезть, ибо это может плохо сказаться на здоровье и благополучии, то Верховные жрецы не упускали случая упрочить свои позиции и убрать с дороги потенциальных соперников. Следует отметить, что Императоры, как правило, отвечали им тем же. В этот раз Юрай Борох избрал своей целью Консула Блайта, который, по мнению жреца, в последнее время начал обладать слишком большой властью.

Ангеру Блайту пришлось бежать. Альтернатива — допрос с пристрастием в застенках Триумвирата… а много ли найдется слуг, которые ни разу за всю свою жизнь ни словом, ни делом, ни даже мыслью не выступили против желаний хозяина. Консул понимал, что на допросе, проведённом с применением магии, выложит всё. Одну лишь правду — но и правда, поданная должным образом, отправит его на плаху столь же верно, сколь и лживый навет.

Где-то там, в северных предгорьях Империи, он встретился с Ташей и её юной спутницей. Где-то там, в тщательно замаскированном схроне Тайного братства, кто-то из них троих сумел догадаться, что зеленый клинок, висевший на поясе леди Рейвен, есть не что иное, как считавшееся утраченным сокровище.

Чтобы преломить Клинок Судеб, нужно быть очень сильным магом. Таша, конечно, не лишена таланта, да и Блайт способен на равных потягаться с большинством волшебников Триумвирата… если за века, прошедшие с момента моего заточения в Высоком замке, ничего не изменилось. Триумвират всегда был силён железной дисциплиной среди служителей, да еще их фанатичной преданностью делу Эмнаура. А вот особым умением они не отличались… история знает лишь одного Творца Сущего из числа магов Триумвирата. Уммара альМегера, создателя Клинков.

Кому из них пришла мысль найти меня, чтобы предложить идею преломления Клинка во славу всеобщего мира и благоденствия? Таша утверждает, что ей. Признаться, я не очень в это верю. Волшебница показалась мне немного… гм… поверхностной. Если за плечами Блайта чувствуется огромный жизненный опыт, стальная твердость характера и умение находить выход из любой, сколь угодно сложной ситуации, то его прекрасная спутница производит впечатление взбалмошной самовлюбленной девчонки. Что же касается Альты… нет, я скорее поверю, что идея исходит из этой юной белокурой головки, чем допущу, что леди Рейвен, которая явно превыше всего в жизни ставит личную славу, добровольно отказалась от шанса единолично завладеть сокровищем. Хотя я могу и ошибаться — ведь волшебница отдала мне обломки Клинка, лишая себя возможности доказать всем, что именно благодаря леди Рейвен окончилась эта война. Ведь понимала, с чем расстаётся.

Хотя особой разницы в том, кто предложил идею, кто её поддержал а кто, скрепя сердце, позволил себя уговорить, нет. Важен результат. Приняв решение, троица отправилась на поиски Высокого замка. Создавая своё убежище, я вложил в него столько силы, что преодолеть сплетённые заклинания казалось невозможным. Они это сделали, и тут уж я точно знаю, кого Эммеру стоит благодарить за успех. Кто бы мог подумать, что древняя безделушка, не имеющая особой цены, способна проломить защиту Замка и заставить его явиться миру. Магия Формы, искусство, сперва забытое, а потом и запрещённое под страхом смерти, наделяла незатейливое украшение свойством возвращаться к хозяину. Альта подарила свой кулон мне… и заклинание заставило Замок вернуться в реальность и открыть двери, дабы я смог получить подарок.

Что ж, Альта снова воспользовалась той капелькой удачи, что хранилась в её имени. Может, магическим даром малышка и обделена, но умение оказываться в нужном месте в нужное время у неё не отнять. Вот, кстати… а сама идея преломлением Клинка обеспечить, пусть на какое-то время, мирное сосуществование извечных противников — она-то кому принадлежит? Вряд ли Блайту, не в его характере перекладывать ответственность на чужие плечи. И вряд ли Таше, она скорее бы потребовала от Клинка дать ей возможность повести за собой войска и одержать сокрушительную победу над врагом.

В общем, Высокий Замок открыл дверь навстречу их зову, и я, впервые за многие сотни лет, вышел из опротивевших мне стен. Вышел, чтобы услышать одну из самых интересных в моей жизни историй, чтобы вновь… нет, как оказалось, впервые взять в руки истинный Клинок Судьбы. И преломить его.

Идея, на первый взгляд, выглядела не столь уж и бредовой. Если противостояние двух сил, Инталии и Гурана, постоянно ввергает мир в пучину войны, то нарушить этот порядок может либо полное уничтожение одной из сторон, либо выход на арену третьей силы. Недостаточно могучей, чтобы захватить всю власть для себя одной, но способной послужить противовесом для обеих враждующих сторон. Ульфандер Зоран… разумеется, я не знал этого человека, но Комтуры Круга Рыцарей во все времена мало отличались друг от друга. Очень много гордости, очень много отваги, строгие представления о чести. Последние, кстати, не мешали Индару торговать своими клинками, по сходной цене предлагая их каждому, кто готов заплатить. Комтур и в самом деле неплохой выбор для применения Клинка, его поведение даже не будет слишком уж сильно выходить за рамки ожидаемого — а ведь были случаи, когда Клинок изменял судьбу человека настолько, что тот не выдерживал нового пути и сходил с ума^[4]. И Круг рыцарей Индара поддержит своего лидера, поскольку играть роль величайшего в истории миротворца куда почётнее, чем быть просто одним из тех, кто ковал победу Гурана в очередной, никому не нужной войне.

Утром мы расстались. Не знаю, как сложится дальнейшая судьба Таши, её спутницы и бывшего Консула, да и не слишком хочу знать. Вряд ли их ждёт счастье… Слишком многим в свое время насолил Блайт. Слишком мало шансов у леди Рейвен достичь каких-то особых высот на магическом поприще. Слишком трудно придётся Альте — можно лишь посочувствовать человеку, почти лишённому дара. Но я всё равно желаю им удачи.

А что было дальше с Инталией? Тут я вступаю на зыбкую почту предположений, базирующихся исключительно на моём жизненном опыте. Как бы я поступил, окажись на месте рыцаря, командующего остатками орденских пехотных полков? Прежде всего, необходимо стянуть в кулак все оставшиеся силы, собрать ополчения с западных территорий Инталии. Вытрясти из герцога Тимретского всех воинов, которых он только может отдать. В идеале — вообще всех. Ну и, конечно, я бы обратился за помощью к магам Альянса Алого Пути. Могу поспорить на своё бессмертие, что в битве у Долины Смерти, как принято именовать единственный нормальный проход в разделяющем Эммер горном хребте, огненных магов было немного. Алые всегда с готовностью нанимались на службу к сильным мира сего, но участие в глобальных конфликтах Ректором Альянса не приветствовалось ни в седой древности, ни в моё время. Не думаю, что за прошедшие века что-то кардинально изменилось. А вот купить их помощь в ситуации, ставшей откровенно безвыходной, наверняка удастся — в конце концов, Инталия является домом не только для Ордена, но и для магов Альянса. А свой дом положено защищать…

Собрав все доступные силы, я бы попытался деблокировать столицу. Не потому, что я самоубийца — хотя при том раскладе сил, о котором рассказывал Блайт, шансов на убедительную победу у инталийцев не так уж и много. Не готов был Орден к этой войне, совсем не готов. Но битвы, весьма вероятно, не будет…

Всё так же неподвижно висит над чистой страницей книги моё перо. Ни одной строчки… но они появятся, обязательно появятся. Позже.

Я протягиваю руку, пальцы смыкаются на эфесе Клинка Судьбы. Обломок… что ж, он всё равно останется истинным украшением моей коллекции. Пальцы скользят по зеленому стеклу, касаются места излома.

Да, этой битвы не будет, ибо Клинок Судьбы уже вступил в игру. Комтур Зоран и непобедимые индарские клинья внесут изменение в расклад сил. Империи придётся отступить. Инталия получит возможность зализать раны. И на Эммере воцарится мир. Возможно, надолго. Но вот навсегда ли?

— Ты так наивна, юная волшебница, — шепчу я, словно леди Рейвен сможет меня услышать.

Пролог

Горы казались чёрными. Если приблизиться к ним вплотную, вглядеться в древние камни, то становилось понятным, что они мало чем отличаются от таких же скал Срединного Хребта, разделявшего Гуран и Инталию и, чего там говорить, уже много веков позволявших двум великим государствам более-менее сносно сосуществовать. Единственный проход, по которому можно было провести войска, накладывал известные ограничения на военные действия — куда проще планировать оборону, когда доподлинно известно, с какой стороны появится неприятель. Правда, стоит заметить, неприятеля этот факт, как правило, не останавливал… И всё же, Срединный давал обеим сторонам кое-какие преимущества.

И эти горы можно было считать некоторой защитой — для Кинтары. Если подумать — серьёзной защитой… но не сами скалы, а то, что заставляло их выглядеть чёрными. Пепел, покрывший их в годы Разлома, давно смыли дожди, но что-то осталось. Что-то такое, чего нельзя было потрогать — зато можно было ощутить. Чёрные горы Пустоши… чёрные — не для зрения, для ощущений.

Ни одна птица не свила бы гнездо в этих скалах. Вокруг царила тишина, невозможная в ином месте — и не потому, что в Пустоши не было жизни. Была. И те, кому по воле богов или по тяге к наживе приходилось пересекать эту землю, об этой жизни знали… и возносили молитвы Эмиалу или Эмнауру (а то и обоим, ибо никогда нельзя с уверенностью предсказать, кто из богов проявит свою милость), дабы путешествие обошлось без нежелательных встреч. Да, в этих искореженных древней катастрофой скалах жизнь сохранилась — в жутком, изуродованном обличье. Существа, считавшие черные горы своим домом, не любили гостей. И убивали. Без предупредительного рыка, без угрожающего шипения, без злобного клёкота. Молча. Может, поэтому и птицы не селились здесь, и скотина, отбившаяся от стада, никогда не забредала в Пустошь. Видно, чувствовали исходящее от каждого камня дыхание смерти. Даже меланхоличные упряжные быки, равнодушные ко всему на свете, что не являлось едой — и те шли через Пустошь с неохотой. Да и вообще шли исключительно потому, что караванщики приучали животных к этой земле чуть не с рождения. Такие быки стоили немалых денег… ведь люди, что выращивали их, рисковали жизнью.

Сегодня тишине, царившей меж чёрных скал, пришлось уступить свои позиции. Скрежет колес по каменному крошеву, щелканье бичей погонщиков, угрюмое мычание быков — небольшой караван медленно просачивался через узкий проход, направляясь в самое сердце Пустоши. Туда, где без опытного проводника — верная гибель. Но люди, отправившиеся в этот опасный путь, знали своё дело. Или думали, что знали…

— Старый Умар свихнулся, — мрачно заметил упитанный мужчина лет пятидесяти, развалившийся на подушках и неспешно потягивающий вино из массивного стеклянного кубка. — Над каждой монетой трясется, словно она у него последняя… Стражников-то нанял всего дюжину, да и те, уж поверь мне, Кырт, не из лучших.

Он был одет дорого и немного крикливо, как это принято у богатых кинтарийцев — вещи должны быть яркими и броскими, чтобы сразу видно было, что перед тобой важная персона. Халат из небесно-голубого шёлка, отделанного золотой нитью, изящная шапочка с гербом торговой гильдии (и не медным, а золотым, да ещё и с камешками), сапоги и широкий пояс из драгоценной розовой кожи. Множество золотых перстней, пряжек, цепей и других украшений — каждому ясно, человек не из бедных. Да и стеклянные кубки подобной работы стоили дороже серебряных, любой сообразит, что сделать подобную красоту способен только настоящий мастер. А работа мастера ценится ой как высоко!

Его собеседник, разделявший с хозяином скуку долгой дороги в роскошном возке, с готовностью кивнул. Он получал деньги — и немалые — не только за умение вести торговые дела, но и за роль слушателя. Ведь дорога длинна, и что ещё остается неотягощенному заботами Аболу Тади, как не пить вино и не изводить младшего приказчика бесконечными разговорами. Груз уложен и опечатан, за охраной следит Чимлан, который на этом деле собаку съел… Да и возницы опытны. Вот и получается, что вмешиваться хозяину не во что.

Впрочем, Кырт мог бы справедливо заметить, что господин старший приказчик Аболу Тади тут хозяин постольку поскольку. То есть, хотя в товарах и есть немалая его доля, но основная часть вьюков принадлежит старику Умару. И основная часть ещё не посчитанных доходов — тоже. Пройдет лет десять — и, возможно, будут ползти по Пустоши караваны, целиком принадлежащие господину Тади… Пожалуй, тогда господин Тади, как нынче Умар, будет безвылазно сидеть в Кинте Северном, а в путь (опасный путь, что ни говори) отправятся другие, помоложе, побойчее. И уже господин Тади будет определять, сколько охранников нанять, да кого из проводников пригласить. А тот, кто поедет через чёрные земли в хозяйской повозке, будет недобрым словом поминать господина Тади за прижимистость. Ничего не меняется.

— Именно что не из лучших, господин, — Кырт решил, что одного кивка недостаточно. — Я слыхал, как раз на днях отряд Жалдора предлагал свои услуги. Вот у него молодцы как на подбор, рубаки отменные, да и порядок блюдут.

— Ну, допустим, Жалдор за свои услуги берёт не по-божески, — Аболу Тади презрительно скривил мясистые губы, давая понять, что наёмники — они наёмники и есть, все одинаковы, только ценой различаются. К наёмникам обращались те, кто победнее, наиболее богатые торговцы содержали собственных стражников,… это расценивалось как известный показатель благосостояния. Сам Аболу надеялся, что в будущем у него найдётся не только достаточно товаров, чтобы снарядить собственный караван, но и хватит средств на постоянную охрану. — А вот с Чимланом связываться не стоило бы.

— Он опытный боец, — осторожно вставил Кырт.

— Хе… опытный… Из последнего похода Чимлан вернулся почитай что один, всех своих парней растерял.

— Побили их?

— Уже в Гуране. Правда, добро-то они уберегли, разбойнички кровью умылись. Но и охрана вся легла, кроме Чимлана и Чимара, брата его. Ну, брата порубили изрядно, сейчас в Кинте отлеживается. А Чимлан набрал сопляков и сразу же наниматься… нет, не к добру это. Их ведь учить и учить ещё… ладно бы, большой караван и большой отряд, дюжины четыре воинов. А налетят гуранские ублюдки — что эти неумехи делать будут?

Кырт снова закивал. Может, господин Тади и был изрядной сволочью, но сейчас говорил истинную правду. Не дело это — молодых да неопытных нанимать. Понятное дело, так дешевле получается — за всю дюжину Умар заплатил столько, сколько в иное время пришлось бы отдать за пару ветеранов.

— Проводник ещё этот… — вздохнул старший приказчик.

И здесь с господином Тади невозможно было не согласиться. Ох, погубит скаредность старого Умара, погубит. Проводник — первейшее лицо в караване, пока повозки ползут по Пустоши. Каждый обязан слушать его указаний — и возницы, и стражники, и даже сам господин Тади. А велика ли радость — слушаться паренька лет пятнадцати, ещё и бриться толком не начавшего. Хоть рекомендации у юнца не из плохих, но ведь одно дело с полдюжины раз провести караван вместе с уважаемым папашей, и совсем другое — когда за плечами опыт не одного десятилетия. Но тут уж не поспоришь — раз получил мальчик знак Гильдии Проводников, стало быть, вправе и работу эту исполнять. Поди, откажись, сославшись на молодость проводника — Гильдия такого не забудет. А за те деньги, что Умар сумел от сердца оторвать, только этого сопляка Гильдия и предложила.

— Чует сердце, не будет удачи, — цедил Аболу Тади.

Раздался чуть слышный удар по крыше повозки, затем ещё один, и ещё… а вскоре дождь заколотил в полную силу, наполнив воздух сыростью. В это время года над Пустошью постоянно идут дожди — и слава богам, что камни не превращаются в непролазную грязь.

Господин Тади снова потянулся к объемистому кувшину с длинным узким горлом. К уже наполовину пустому кувшину — и, надо сказать, не первому за сегодня. Господин старший приказчик уже был изрядно пьян, а к ночи, когда караван остановится, и вовсе будет хорош. Кырт не удивлялся — эту картину он видел не в первый раз, и подозревал, что один лишь страх перед Пустошью заставляет его хозяина наливаться вином по самое горло.

Сам он вино лишь пригубливал — не дело в пути расслабляться, Пустошь этого не любит. Кырт поправил короткий меч на поясе, подумав, что надо бы, пожалуй, по возвращении возобновить тренировки. Меч требует умения, а жизнь торгового человека полна разных неожиданностей, в том числе и тех, где навыки владения отточенной сталью могут спасти и кошель, и жизнь. Другое дело, что здесь, в Пустоши, на меч особо надеяться не приходится. Если налетят обсидиановые волки — стражники, может, и отобьются. А вот попади караван во Мглу или в песчаное море… там останется лишь молиться. По традиции, караванщики равно чтили обоих богов, и перед отправлением каравана Кырт пожертвовал полновесную гуранскую «молнию» в храме Эмнаура, а затем отдал два «луча» жрецам Эмиала. Серебра немного жаль — но покровительство богов того стоит. И дележ справедлив — два «луча» несколько больше одной «молнии», так и светлое время длиннее ночи.

Что-то пророкотало впереди, похоже на раскат грома, но Кырт не сомневался, что не в громе дело. Слыхал он уже подобные звуки… Повозка тут же остановилась — столь резко, что господин старший приказчик расплескал вино на атласные подушки и грубо выругался.

— Я узнаю, что случилось, — Кырт не стал дожидаться разрешения и откинул в сторону тяжёлый стеганый полог.

Первая повозка стояла, перекосившись — от одного из колес остались лишь жалкие обломки. Бык, еще недавно тащивший эту здоровенную телегу, сейчас лежал на боку. Животное тяжело дышало, его могучая туша судорожно подергивалось, а глаза смотрели печально и обречённо. Рядом стоял проводник, на юном лице которого было написано безграничное удивление. И ещё он явно испытывал страх… а что может быть страшнее в Пустоши, чем испуганный и обескураженный проводник? Да, пожалуй, ничего… разве что вовсе без проводника оказаться.

— Камень-пламень, господин, — пояснил паренек подошедшему Кырту и без того очевидную вещь.

— Как же ты не углядел?

Вопрос был из разряда тех, которые не стоило и задавать. Дождь — вот и весь ответ. В иное время камень-пламень увидеть несложно, над ним дымок вьется всегда, хоть бы эта дрянь и в щебень зарылась. Правило простое — увидел дымок, объезжай его… камень-пламень всё равно пыхнет, но вреда особого не причинит… ну, полетят обломки, ну наставят синяков возницам. А повезет — так никого и не заденет. Дело привычное, мало какой караван без подобной встречи обходится. А вот раз уж не повезло наехать…

— Клянусь, господин, не должно их тут быть, — заныл проводник.

Не иначе как опасается, что стоимость быка вычтут из его жалования. Молод ещё… кто ж решится портить отношения с Гильдией? Ежели за каждую потерю с проводника спрашивать, так и перестанут те караваны водить. И придётся втридорога платить за морской путь. А на море неспокойно, пиратов с Южного Креста видели и у Верлена, и у Последнего приюта. Его Величество потворствует разбойникам, про то знает каждый. Считай, каждый пятый — корсар^[5], снаряженный за имперское золото, хоть и мало кто из них готов в этом признаться без клинка у горла. Значит — платить за провоз товара придётся не независимому капитану и не Несущим Свет (те цену не ломят, но ведь их корабли для пиратов — что кость в горле), а гуранцам. Совсем другие деньги получаются.

— Чего расселся, — грозно рыкнул Кырт на возницу. — Колесо меняй, да поживее.

Затем повернулся к проводнику.

— Ходил уже этой дорогой?

Тот покачал головой.

— В Пустоши опасно ходить одной дорогой дважды, мой господин. Отец научил меня чувствовать путь.

— И что ты чувствуешь сейчас?

— Надо… надо остановиться, господин. Камень-пламень не просто так здесь оказался. Они не заползают в скалы…

— То есть, его кто-то принес и положил у нас на дороге? — нахмурился Кырт.

Парнишка помотал головой.

— Нет, господин. Никто не может прикоснуться к камню. Он сам приполз… но раз приполз один — значит, могут и другие. Надо переждать дождь.

— Парень дело говорит, — буркнул неслышно подошедший сзади Чимлан. Несмотря на то, что боя не ожидалось, старшина стражи был в кольчуге, натянутой поверх толстой кожаной куртки, в тяжёлых сапогах с металлическими накладками и даже шлема не снял. Железо явно не новое, многократно чиненное. Видать, поиздержался воин, раз не может обновить экипировку. Хотя кто его знает… многие из тех, кто ходит через Пустошь, верят в приметы больше, чем в милость богов. Раз кольчуга выручила — глядишь, и в другой беде поможет.

— Хорошо, — Кырт вдруг подумал, что попытайся он спорить и гнать караван дальше… людишки могут и взбунтоваться. — Разбиваем лагерь… всё равно колесо менять. Быка разделать, мяса всем вдоволь. Чимлан, повозки в круг, и людей расставь… сам знаешь, место тут злое.

Воин кивнул. Правда, хотел на прощание что-нибудь язвительное бросить, вроде «нашелся тут учитель…». А с другой стороны, это проводника Гильдия в случае чего оборонит, а наемная стража караванов сама по себе. Гильдию свою они так и не создали, хотя разговоры ходят уже который десяток лет. Видать, крепко кто-то в Кинте Северном не желает подобного союза — ещё бы, сейчас с охраной хоть торговаться можно. А то ведь будет как с проводниками — Гильдия назовет цену и имя, и всё на этом. Хочешь — соглашайся, не хочешь — тебя внесут в чёрный список, и забудь о дороге в Гуран по твёрдой земле.

Да… несладко жить в Кинтаре. Ну и в Гуране не сахар с мёдом, Его Величество, как бывает в зрелые годы, во всём видит угрозу трону (то бишь, себе), Тайная Стража роет землю в поисках заговорщиков и, обычно, находит. Чего уж не найти — всякое слово можно истолковать превратно, а уж потом, у мастеров своего дела, в любом грехе признаешься. Хорошо хоть, на торговых людей пока не покушаются… если повода особо не давать. Тут дело насквозь понятное, хоть и кичится Гуран презрением к богатствам и роскоши, так ведь всё это слова. Кому надо, те знают, что не только золото открывает нужные двери в Гуране, но и редкости, привозимые караванами из Кинтары, и великолепное оружие индарских мастеров. Потому и бредут караваны через Пустошь — товары найдут спрос и за всё будет заплачено сполна.

Кырт стоял, прислонившись к высокому борту повозки, и думал о том, что жизнь — странная штука, проистекающая по непонятным прихотям богов-соперников. Мечтал ли он о доле приказчика при караване? Нет ведь… с детства грезил звоном мечей, жаждал воинской славы, как все или почти все мальчишки. А что теперь — списки товаров, счета, долговые книги… рука много привычней к перу, чем к эфесу клинка. Дело доходное, кто ж спорит. Только вот душа не лежит к нему, хоть убейся.

Один из фургонов занял своё место в защитном кольце, полог откинулся и оттуда выглянула физиономия мальчишки лет десяти. Кырт его знал — паренек жил с дедом на соседней улице. Дед его промышлял делом малодоходным — малевал вывески, да иногда перепадал заказ от какого-нибудь любителя на картину. Малевал, правда, неплохо — но кистью много не заработаешь. А как помер — ну, тут же выяснилось, что и тому должен, и этому… вот и отправили внучка на продажу, долги деда покрывать.

— А может, и повезло мальцу… — пробормотал чуть слышно Кырт.

Действительно, тут удача многое значила. Пацана могли купить и эмиссары Ночного Братства, и Безликие… И индарцы не обходили стороной невольничьи рынки, испытывая вечную нехватку в материале для выращивания новых воинов. Пожалуй, это для пацана будет самой большой улыбкой богов. Проявит смётку и умение, не сдохнет в первом или втором походе — глядишь, пробьется наверх. Индарцы на происхождение смотрят спокойно, у них каждый пятый командир клина с невольничьего рынка вышел.

— Господин Кырт, позвольте спросить? — проводник переминался с ноги на ногу, и Кырт в очередной раз подумал, что не стоит от этого похода ждать ничего хорошего. Слабоват проводник, слабоват… не понимает, сопляк, что тут он как раз и главный. Пока быки не выползут с чёрного плато в благодатные (знаем мы, какие они благодатные, да всё в сравнении познается) земли Гурана, проводник отдает приказы.

— Мои уши открыты для тебя, Фальций, — высокопарно ответил Кырт и изобразил поклон, как равному.

— Неспокойно что-то, господин Кырт, — вздохнул парнишка, ёжась, словно от холода. — Отец учил меня беду чуять, вот я и… как бы чего не вышло.

— И что ты чувствуешь, уважаемый Фальций?

— В Гильдии говорят, в Пустоши вновь видели обсидиановых волков. Большая стая, тварей десять.

Кырт степенно кивнул. Об этой напасти говорили уже пару недель, кое-кто из самых осторожных отложил отправление своего каравана — если уж волки вышли на охоту, то пусть жрут нетерпеливых. Старый Умар же прислушиваться к разговорам не пожелал — и его тоже понять можно. Сколько караванов ушли в Пустошь? Два, три, не более. Самое время взять с Гурана хорошую цену.

— Повелите страже не снимать броню, господин. И пусть не выходят за круг повозок. Волки нападают бесшумно.

— Добрый совет, — ухмыльнулся Кырт, понимая, что подойди он к Чимлану с подобным предложением или, упаси боги, с приказом — нарвётся лишь на оскорбление. Опытный вояка сам знает, что делать, да и парни его — пусть молоко на губах не обсохло, но не совсем же дурни. Оружие в ножнах держать не будут, не то время, не то место.

— Ещё прикажите пару кувшинов масла открыть, да факелов наготовить, — продолжал давать ненужные советы паренек. — Ежели что, так факелы запалить быстро, а огня волки сильно не любят.

Кырт снова кивнул, твёрдо зная, что скажет на это предложение господин Аболу Тади. Горючее масло, что погружено на одну из телег, стоит недёшево. В Гуране за каждый кувшин дадут не меньше полумолнии. Да и груз масла — не Умара, самого господина Тади. Истрать хоть полчаши — сразу меньше дохода. Нет, не станет Аболу Тади вскрывать кувшины, на мечи стражи понадеется. Скопидом, забери его душу Эмнаур.

— Я передам хозяину.

Ночь обрушилась на Пустошь, как обычно, мгновенно. Ещё недавно висел над скалами диск светлого Эмиала, а теперь в двух шагах уж не разобрать ничего, даже если с факелом. Стража, понятно, патрулирует лагерь, безо всякого толку вглядываясь во тьму. Да и не бродить бы им — того и гляди, наступишь на камень-пламень, не приведи боги, приползет эта гадость к лагерю.

Кырт сидел в возке, размышляя над сложным выбором — выпить ли чашу-другую вина да на покой отправиться, или же бодрствовать до утра. Так выбор не велик — днем, в пути, не даст господин Аболу Тади отдохнуть, вновь начнёт изводить великомудрыми речами…

Внезапно за тонкой тканью, укрывавшей возок от ночной прохлады, послышался вопль, тут же резко оборвавшийся. Зазвенели клинки, громыхнул голос Чимлана, отдававшего какие-то приказы, снова прорезал ночь наполненный болью вопль — уже женский. Кырт выхватил меч, выскочил из возка — и тут же прянул в сторону, увертываясь от метнувшейся к нему чёрной тени. Скрежетнул по жёсткому панцирю волка меч, тут же вырвался из руки Кырта и улетел куда-то… теперь не найти до утра. Решив, что герои живут слишком мало, чтобы рассказать о своих подвигах, Кырт нырнул под повозку и, вытащив стилет, принялся ждать развития событий и, едва шевеля губами, возносить молитвы сразу обоим богам в слабой надежде, что хоть кто-нибудь из них смилостивится и отведет беду.

Волки нападали молча, без рычания… и двигались почти бесшумно, несмотря на то, что каждая тварь была почти целиком укрыта надёжной костяной броней, которую и топор-то не сразу возьмет. Цель у ночных хищников была простая и понятная — они видели перед собой много, очень много свежего мяса, и стремились заполучить его любой ценой. Особой хитростью эти твари не отличались, сильный отряд воинов способен справиться с небольшой стаей без особых хлопот. А вот когда воинов мало, да ещё и ночью, при неверном свете факелов (а ведь прав оказался Кырт, не позволил господин Аболу Тади взламывать восковые печати на кувшинах с дорогим маслом), когда все преимущества у хищников — страже не поздоровится.

Один из волков, здоровенная тварь размером чуть ли не с пол-лошади, запрыгнул в возок, прорвав тонкую ткань. В возке везли на продажу детей — троих мальчишек, да двоих девчонок. Те тут же подняли визг — волк полоснул когтями, и визг перешел в хрип и бульканье крови в разодранном горле. Иной хищник, ошалев от запаха крови, тут же начал бы рвать на куски жертву, стремясь набить брюхо свежим мясом, но то ли эта тварь была умнее, то ли иные причины побудили обсидианового волка поступить не по-волчьи — кто теперь скажет. Так или иначе, но хищник схватил тщедушное тельце мальчишки и бросился наутек, подальше от факелов и секир стражи. Те уже завалили двоих панцирных тварей (потеряв при этом одного из бойцов) и намерены были крошить нападавших и далее.

То ли самый умный, то ли самый трусливый волк убегал всё дальше и дальше, волоча на спине потерявшую сознание от боли и страха добычу. Не бросил на камни, не разорвал и не сожрал… А может, перед тем, как ухватить ребёнка, тварь успела выдрать кусок-другой мяса из бычьей туши (быков во время ночной атаки караван потерял изрядно, целых троих), а добычу тащила в логово? Ведь вновь и вновь появляются в Пустоши стаи обсидиановых волков, стало быть, где-то есть у них и волчата. Волчатам в радость поиграть с живой добычей — поучиться охотиться, ощутить вкус свежей, горячей крови.

Где-то позади, во тьме, стражники добивали последнего из хищников. Чимлан тупо смотрел на культю левой руки — могучие клыки ночной твари начисто оторвали кисть. Мелко дрожал, поскуливая, господин Аболу Тади, забившись в самый дальний угол возка, обмочившийся и обгадившийся от страха. Чуть подергивался в луже крови младший приказчик Кырт — успел перед смертью вогнать стилет в горло волка, прямо между костяных пластин, да только не спас его этот удар, увы.

В суматохе никто и не заметил, как где-то далеко, среди скал, на миг вспыхнула огненная искра. А если бы и заметил — не обратил бы внимания. Не до того.

Мальчик открыл глаза и застонал от боли. Тело словно долго волокли по камням… или так и было? Он с трудом поднялся, осмотрел себя — неглубокие раны подёрнулись корочкой запекшейся крови, повсюду синяки… что с ним произошло, он толком не помнил. В двух шагал лежала огромная туша панцирного волка, чёрно-серого, укрытого броней. Одна из лап отсутствовала, в воздухе витал запах паленого мяса. Вероятно, тварь с разбегу налетела на камень-пламень, взрыв которого и прикончил чудовище на месте. А жертва, которую тащила тварь, почти и не пострадала — всю силу огня принял на себя волк.

Вид зверя поверг мальчика в ужас — он бросилсябежать, не разбирая дороги, даже не осознавая, что и сам легко может пасть жертвой взрывающегося камня, а то и столкнуться с каким-нибудь иным порождением Пустоши. Бежал паренек недолго — уже через сотню шагов ноги начали подкашиваться от слабости, а затем и вовсе отказались держать тщедушное тело. Свалившись на камни, он заполз в неглубокую расщелину и там, укрывшись от жгучего солнца, впал в полуобморок — полудрему.

В себя пришел он лишь на следующее утро — живот сводило от голода, язык превратился в распухшую шершавую терку, тело по-прежнему рвали спазмы боли. Мальчик долго не мог понять — где он, как он оказался тут… события прошедшего дня остались в памяти лишь в виде неясных, туманных обрывков. И ещё осталось ощущение того, что оставаться на месте — смерть. Он был слишком мал, чтобы осознанно стремиться к спасению, но инстинкты толкали его к принятию простого решения — встать и идти. Неважно, куда.

Брел он почти до полудня — и, наверное, путь его прокладывал сам светлый Эмиал, поскольку впереди показался крошечный оазис, редкое место жизни в мертвой Пустоши. Два десятка кустов с горьковатыми, но съедобными ягодами. Наверное, глубоко под камнями, можно было найти и воду — но копать было нечем, да и сил недоставало. Зато ягоды утолили жажду и, чуть-чуть, голод. Жаль, что мало их было, тех ягод. Съев всё, что удалось найти, мальчик побрел дальше — к этому времени солнце уже стало клониться к закату. Следовало поискать убежище…

Подходящее место он нашел часа через три — некогда это, вне сомнений, была башня мага. Говорили, что во времена до Разлома многие из магов любили селиться в таких вот строениях, высоких, изящных… Увы, время не пощадило здание, рухнули верхние этажи, провалились крыши у немногочисленных пристроек. Но часть башни уцелела, там можно было укрыться, и паренек, чуть клацая зубами от страха, медленно подошел к чёрному провалу, в незапамятные времена перекрытому дверью. От двери осталась лишь бронзовые петли да несколько высохших на солнце до каменного состояния досок. Здесь явно никого не было, но мальчик отчаянно трусил — мало ли, вдруг призрак бывшего владельца этого места до сих пор бродит по запущенным комнатам.

Может, призрак здесь имелся, может, и нет, а вот останки человека (хозяина или гостя, кто его разберёт) обнаружились почти сразу. По иронии судьбы, жизнь этого человека закончилась точно так же, как и жизнь волка, утащившего мальчишку из каравана. Правда, о хищнике мальчик не помнил и спроси его сейчас, кто покрыл его тело ранами и синяками — вряд ли ребёнок смог бы объяснить это. Он уже не помнил и об оазисе, только во рту ещё чувствовалась горечь ягод.

Да… смерть человека, некогда заползшего в башню, не была легкой. У скелета, прикрытого истлевшими обрывками кожаной одежды, отсутствовала нога. Видать, не удалось бедолаге миновать встречи с камнем-пламенем… или провалился ногой в ловушку подземного глота, мерзкой твари, способной месяцами сохранять неподвижность — и мгновенно сомкнуть челюсти, как только что-то попадёт в вечно раскрытую пасть. А может, человек выиграл схватку с обсидиановым волком — если можно это назвать победой. При жизни он вряд ли был беззащитен — рядом со скелетом лежала тяжёлая сабля, дорогая, с эфесом, усыпанным мелкими синими камнями. Ну, то есть, наверное дорогая — мальчишка не отличил бы сапфир от обычного стекла. И вряд ли смог бы понять, что сабля эта — не легкое, с хищным изгибом, оружие воинов Кинтары. Скорее — абордажный кортик, выкованный для богатого заказчика, чтобы и оружием служил, и статус владельца демонстрировал. Такими кортиками, только попроще, умело владели пираты с Южного Креста, а вот Белые рыцари или, скажем, гуранские солдаты подобными клинками брезговали.

Но и не только дорогой саблей богат был при жизни человек, окончивший свои дни в разрушенной башне. Среди останков нашлось и другое добро — пяток перстней с цветными камнями, серьга с крупной жемчужиной, золотая фибула, видимо, служившая застежкой давно сгинувшего прахом плаща. Паренек собрал драгоценности, запихал в пояс — пригодятся. И саблю взял — какой же парень, пусть и тронувшийся умишком, пройдет мимо оружия.

А ещё в башне нашлась вода. Самая настоящая — пусть тухлая и вонючая, но её можно было пить. Видать, владелец башни был большим мастером магии, ибо созданная им (или за его деньги) умывальня всё ещё давала воду. Морщась от неприятного запаха, мальчик выпил несколько глотков — сразу стало легче. Он устроился тут же, возле опустевшей умывальни, куда по каплям теперь набиралась новая порция воды, и закрыл глаза.

Новый день встретил его шумом дождя. Над Пустошью бушевала гроза — и с небес на землю лился величайший дар богов — вода, чистая, свежая. Паренек, выскочив из башни и скинув с себя заскорузлую от крови одежку, смеялся, глотал капли на лету и немного попрыгал по лужам… раны уже почти не болели, горячий воздух Пустоши легко убивает — но легко и исцеляет, это уж как боги пожелают. Натягивая промокшее тряпье, с удивлением обнаружил завернутые в пояс кольца — откуда они взялись?

Затем, как это часто бывает, проливной дождь в считанные минуты сменился жгучим солнцем, и паренек, движимый неистребимым детским любопытством, отправился осматривать руины. Сейчас, под светом Эмиала, мысли о призраках уже не казались столь пугающими — куда больше его напугал безногий скелет, лежащий на полу в прихожей. Правда, мальчику казалось, что скелет этот он видит уже не в первый раз.

А больше в башне ничего интересного и не нашлось. Более или менее уцелела лишь одна из комнат на втором этаже — странная комната, украшенная плитами из мрамора, на которых неведомый искусный резчик изобразил замысловатые узоры. Паренек, как зачарованный, битый час стоял неподвижно, разглядывая хитрые завитки, потом долго водил по мрамору пальцами, словно стараясь на всю жизнь запомнить сплетение линий. Ему мнилось, что линии что-то хотят ему сказать, что они что-то важное означают… а может, просто непослушная память пыталась намекнуть, что некогда и ему, внуку и ученику рисовальщика, не чуждо было стремление к творчеству.

Он ушел из башни следующим утром. Ушел, унося с собою найденную в руинах стеклянную флягу, наполненную водой, да большую деревянную коробку, валявшуюся рядом со скелетом. В коробке лежала толстая книга в кожаном переплёте с блеклыми синими буквами. Взял он и саблю — но потом бросил, тяжела она оказалась. Почему-то книга показалась важнее, хотя он и не умел читать. Но так ли важно — зато в книге были рисунки, сделанные с особой тщательностью. Мальчик не понимал смысла рисунков — раньше ему никогда не доводилось видеть карт — но книга казалась ему чем-то волшебным и очень, очень важным.

Он брел по каменистому плато, спускался в расселины… Эмиал по-прежнему хранил ребёнка — дважды ему попадались оазисы, дважды удалось набить живот невкусными ягодами. А на пятый день… считать он умел, да толку от того? Память упорно закрывала от хозяина всё, что случалось накануне. Да, на пятый день он встретил возвращающийся из Гурана караван. И старший приказчик каравана — вот же редкостной души человек — не отобрал у парнишки золотые побрякушки, взяв лишь половину — за то, что доставил малыша в благословенный Кинт Северный.

Шли годы. Мальчик превратился в юношу, затем в зрелого мужа, после — в старика. Он по-прежнему не мог вспомнить почти ничего из произошедшего днём раньше, он забывал имена и лица приходивших к нему людей. А людей было много — пальцы взрослеющего, мужающего а потом и дряхлеющего рисовальщика жили своей собственной жизнью. Только рисовал он не на пергаментных или бумажных листах, не на холсте или обструганных досках. Свои рисунки он создавал острыми иглами на живой человеческой коже. Многие посетители готовы были щедро заплатить — очень уж красивыми выходили татуировки из-под рук мастера. Но серебро и золото мало интересовало старика. Время от времени перед глазами вспыхивали странные узоры — и тогда он, словно впадая в транс, творил очередной шедевр.

Кто-то из гостей, ожидая приёма, взял стоящую на полке деревянную коробку и извлек из неё книгу в кожаном переплёте. Открыв и пробежав глазами несколько страниц, гость, сунув коробку под мышку, выбежал из дома рисовальщика, воровато озираясь. Но ему не стоило опасаться погони, обвинения в воровстве, усекновения рук (с кражами в Кинтаре было строго, городская стража не дремала). Старик не вспомнил о давней находке… только перед самой смертью память, словно ожидавшая этого мига, вдруг распахнула перед ним свои ранее запертые двери. И те, кто пришли проводить рисовальщика в чертоги Эмиала, услышали рассказ о разрушенной башне, о скелете с драгоценной саблей. И о книге с выцветшими синими буквами на обложке.

Глава первая Ангер Блайт, неподалёку от Кинта Северного

Можете обойти все таверны Эммера, и ни в одной не увидите за стойкой молодого парня. А если увидите — поговорите с ним. И тогда, наверняка, вам доведётся услышать грустную историю о недавно почившем отце, деде, дядюшке или ином родственнике, ранее владевшем этим заведением. Ибо только этим можно объяснить появление за стойкой юного наследника.

Чтобы управлять таверной, нужен опыт. Тот самый, что приходит с годами, с тысячами лиц, промелькнувшими перед глазами… Опыт, позволяющий в доли мгновения оценить гостя и решить — то ли содрать с него двойную цену, то ли налить за счёт заведения, то ли дать незаметный сигнал вышибале, чтобы спровадил посетителя от греха подальше. К одному послать молоденькую служанку, другого не повредит и самому обслужить, а третьему в самый раз будет, чтобы миску ему принесла дородная повариха.

И поговорить — оно тоже важно. Кабатчики часто становятся поверенными разных тайн. И мелких — кто что купил, да за сколько продал. И важных, за одно упоминание которых можно лишиться и доходного места, и головы. Только настоящий, многое повидавший хозяин о важном с кем попало говорить не станет. О погоде там, о видах на урожай да о качестве пива — это сколько угодно. И о том, что молодежь нынче не та пошла, что в наши-то годы и уважения к старшим больше было, и гонор при себе держали — об этом посудачить сам Эмиал велел… или Эмнаур, буде дело в Гуранской империи происходит. А вот что полезное сообщить — не каждому, далеко не каждому.

Тарций был именно из таких, опытных. В былые времена доводилось и послужить одному из богатых купцов, и, позже, помахать мечом просто на службе самому себе. Не вполне законно, разумеется, но, как известно, законным путем хорошие деньги добыть сложно. Поймай его тогда кинтарийские стражники — не миновать петли, а повезло, удалось и шею в целости сохранить, и с изрядным наваром остаться. Кто спорит, в один момент удача вроде как отвернулась от Тарция, троих его подельников покрошили в капусту, да и сам он уже прощался с жизнью — ан нет, то лишь шутка богов была. В яму, где держали Тарция, спустился человек, поговорил с разбойником. Хорошо поговорил, по душам. Работу предложил, неплохую, если разобраться, непыльную. Уши открытыми держать, глаза… Тарций дурнем себя не считал, понял, что не только серебро ценность имеет, что и кем-то сказанные слова можно в звонкие монетки перевести, если с пониманием отнестись.

С того дня прошли годы — длинная их череда мало чем запомнилась Тарцию. Дела его шли в гору, удалось прикупить домик у дороги, открыть таверну. Уже на чёрный день изрядно серебришка накоплено, и не только серебра — полновесных золотых имперских гуров припрятано немало. И известность — тоже деньги, хоть и не звенит. Давно уж ползли по дорогам Кинтары слухи, что нигде, мол, не готовят такое пиво, как в таверне старого Тарция. Добрая слава — она дорогого стоит. Время от времени приходили посланники от того давнего знакомого, выспрашивали кое о чём — Тарций исправно передавал посетителям листки бумаги (вечерами, пыхтя от усердия, старательно записывал всё важное, что за день успевал услышать). Гости платили неплохо.

Однажды явился и сам давний знакомец — имя-то его Тарций к тому времени уже знал, как знал и то, что судьба от знакомца отвернулась. Ходили слухи, что если шепнуть в нужные уши слова о том, где обитает этот мужчина — можно огрести немалую мзду. Только Тарций не забывал о том, что человек этот не только от петли его спас — а сделал из разбойника уважаемого человека. Грех это — злом за добро заплатить. Предашь сегодня — завтра предадут тебя. Сами боги отвернутся.

Тем более, что особых услуг знакомец не требовал — лишь держать для него небольшую комнатку на втором этаже изрядно разросшейся таверны. Ну и новости кое-какие передавать. Если подумать — невелик труд… к тому же гость по-прежнему не был жаден на серебро — так почему и не помочь. И совесть чиста, и в кошеле тяжесть приятная прибавляется.

Сегодня день у Тарция не задался. Посетителей было мало, да и те, что были — так, шваль. Спрашивали самого дешёвого пива, из еды чего попроще — дохода с этого немного, возни больше, но в таверне привечали всех гостей, даже тех, у кого в кармане давно не ночевали самые мелкие медяшки. Не велик расход — сунуть голодному кружку простокваши да ломоть хлеба, не обеднеет Тарций. Зато, глядишь, помянут его добрым словом в беседе с тем же Эмиалом… или с Эмнауром. Умный человек не станет ссориться ни с одним из богов.

Хлопнула дверь, впуская в помещение клуб пыли. Уже второй день за стенами таверны гуляли ветра, заставляя редких путников искать убежища. С одной стороны, непогода гнала людей в таверну — где и поесть, и выпить, и отдохнуть можно. С другой же — только большая нужда заставит человека в такое время в путь отправиться. Если бы таверна стояла в том же Кинте Северном, доходов было бы больше, но города Тарций не любил. Здесь, у караванного тракта, куда спокойнее.

Вошедший осмотрелся, затем уверенно направился к стойке, за которой скучал Тарций. Гость особого доверия не вызывал — морда изрядного прохиндея и душегуба, одежда, хоть и недешёвая, явно с чужого плеча, бандитского вида тесак на боку… имей стражники право вешать за одну только внешность — болтаться этому мужику в петле, как пить дать.

— Ты ли будешь Терций? — хрипло поинтересовался гость, плюхаясь на скамью.

В иных тавернах только и было, что столы да лавки возле них, а здесь, по совету того давнего знакомца, особую скамью Тарций сделал — прямо рядом со своей стойкой. Для тех, кому не посидеть с чувством, с толком требуется, а так, влить в себя кружку-другую пива и пойти восвояси. Удобно, что ни говори… добрый совет оказался. Захотел гость пива — ходить никуда не надо, тут же нальет хозяин. Опять-таки, сам хозяин нальёт, сам деньги примет, да тут же бросит их в особую незаметную дырочку в деревянной столешнице (и это знакомец присоветовал, хитёр, шельма) — покатятся по жёлобу монетки, исчезнут глубоко в подполе. Случится тут какой лихой человек, вытащит нож, потребует от Тарция выручку — а где она, выручка-то? Вот, смотри, пара серебряшей да горсть меди… прости, лихой человек, не наторговал ещё.

— Я Тарций буду, с позволения доброго господина, — кабатчик изобразил самую любезную из улыбок, одновременно невидимой гостю рукой спихивая в желоб увесистый серебряный инталийский полулуч, полученный всего с полчаса назад. Где-то в подполе неслышно звякнуло… целее будет денежка, если что случится.

— Тарций, Терций — без разницы, — буркнул гость, пристально разглядывая кабатчика, словно сравнивал его внешность с давно услышанным и полузабытым описанием. — Ты тут хозяин?

— Истинно так, господин. Чего изволите? Есть хорошее пиво, ветчина, сыр. А то и куренка зажарить прикажу. Есть рыба…

— Говорят, — висельник оскалился, обнажив неожиданно крепкие белые зубы, — в доме Тарция лучшее пиво в Кинтаре, да только верить ли в это?

Кабатчик чуть заметно вздрогнул — слова, сказанные гостем, относились к тем, что надлежало внимательно слушать. И ответ держать следовало по-особому.

— Зря люди болтать не станут, — промычал он, как подобало. — Да только за лучшее пиво и медью платить не пристало.

— Серебром заплачу, если пиво достойным окажется, — оскалился гость.

Тарций неторопливо (не к лицу хозяину поспешность перед таким вот оборванцем проявлять, не приведите боги, кто-нибудь внимание обратит) наполнил кружку из особого, для дорогих гостей, кувшина. Снова сказал правильные слова:

— Пейте, господин. Скажете, что соврали о моем пиве, так и вовсе платы не возьму.

Посетитель неспешно высосал пиво, смахнул пену с жидких усов.

— Верные слухи о твоей таверне, Тарций, ходят, ох и верные. Держи монету, не жаль за такое пиво.

На столешницу упала половинка гуранской молнии, хитро разрубленная — неровно, словно не с одного удара. Повертев обрубок меж пальцами, Тарций ухмыльнулся.

— Тут не только на пиво, тут и на ночлег хватит. Добрый господин желает комнату?

— Желаю, — кивнул гость.

— Эй, Пармеш! — из неприметного уголка на зов хозяина вылез здоровенный детинушка в кожаной безрукавке и с тяжёлым ножом на поясе. — Проводи господина в третью комнату.

Вышибала кивнул и сделал приглашающий жест. Гость встал, отвесил хозяину короткий, как равному, поклон, и проследовал за слугой по скрипучей лестнице на второй этаж.

Комнатка, куда привёл посетителя Пармеш, оказалась крохотной — зато с большим окном, затянутым мутным стеклом. Стекло в последние годы в Кинтаре сильно подешевело, так что и в небогатых домах хозяева уже могли позволить себе заплатить за одно-два окна. Обычно — те, что на улицу выходили. А на остальные — по старинке, или слюдяные пластины в свинцовой раме, или просто бычий пузырь, едва пропускающий свет. Обстановка роскошью не отличалась — лавка у стены с толстым, соломой набитым, тюфяком, стол да пара грубовато сколоченных табуреток. Но, с другой стороны, много ли надо человеку, чтобы переночевать в пути? Крыша над головой, солома под боком — оно и хватит. А для купцов, благородных господ или других богатых путников имелись у Тарция комнаты получше.

По хорошему, уставший с дороги путник должен был бы завалиться на лавку, да и захрапеть… ну или спуститься в зал, заказать еды и пива, как следует восполняя силы. Но гость повел себя иначе — бросил на сундук в углу увесистый дорожный мешок, сам опустился на табурет и принялся ждать.

Ожидание продлилось недолго — за толстой дверью послышались шаги, и в комнату вошел, чуть пригнувшись и опираясь на клюку, высокий тучный человек. Жидкие пряди неухоженных седых волос, изрезанное морщинами и усыпанное бородавками лицо, левый глаз затянут бельмом — что и говорить, безжалостно время к старикам. Несколько мгновений он рассматривал гостя, затем усмехнулся.

— Рад видеть тебя, Дамир.

Черты бородавчатого лица поплыли, и вскоре в дверях стоял уже не обрюзгший уродливый старик, а вполне моложавый мужчина лет сорока, с легкой сединой в чёрных волосах, с жёстким и немного хищным лицом. По щеке змеился едва заметный шрам. Преобразилась и одежда — вместо потёртого шерстяного кафтана теперь на черноволосом был изящный наряд из чёрной кожи, клюка сменилась длинным мечом, чёрный же плащ застегнут на плече необычной, скорее женской, медной фибулой.

— Ваше сиятельство! — тут же вскочил с табурета названный Дамиром человек.

Он попытался склониться в глубоком поклоне, но черноволосый небрежно махнул рукой и сел к столу. Тут же в дверь просочился давешний здоровяк Пармеш, бухнул на стол глиняный кувшин с пивом, рядом поставил блюдо с нарезанным окороком и ломтями остро пахнущего сыра. Выскочил за дверь, через мгновение появился снова, с ещё одним блюдом, наполненным маленькими пирогами, и с двумя кружками.

— Дверь закрой, — коротко бросил черноволосый.

Дамир задвинул массивный бронзовый засов и, повинуясь жесту хозяина, занял место за столом напротив.

— Голоден?

— Есть немного. Дорога была длинной, Ваше сиятельство…

— Оставь это, Дамир. Сам знаешь, всё это осталось в прошлом. Нет уже ни сиятельства, ни Консула.

— Для меня вы всегда были и останетесь Консулом, господин Блайт!

— Ты и в прежние времена ни в грош не ставил Тайную Стражу, так что не смеши меня.

— А я служу не Тайной Страже, а лично вам, — хмыкнул Дамир.

Он подхватил с блюда пирожок, бросил сверху толстый ломоть ветчины, с жадностью откусил и принялся жевать, покрякивая от удовольствия. Прикончив штук шесть пирожков, обильно заливая их пивом, Дамир икнул и отодвинулся от стола.

— Наелся?

— Как же… со вчерашнего дня крошки во рту не было. Это так… для разогреву. Вот поговорим, посплю малость, а там уж устрою себе настоящий пир.

— Намекаешь, что тебе будет на что пировать?

— Это уж как ваша щедрость себя покажет, — хмыкнул Дамир. — Свою работу я сделал.

Он распустил завязки мешка и извлек оттуда завернутый в холстину предмет.

Блайт принял сверток, развернул ткань и несколько мгновений разглядывал деревянную коробку, украшенную тонкой резьбой. Поднял крышку — в коробке лежала толстая книга в кожаном переплёте.

— Это он, господин?

Ангер Блайт пожал плечами.

— Когда Гайтар зарезал старого Вимса, командовавшего «Акулой», он приказал снять с убитого кожу и сделать из неё переплет для бортового журнала. Название корабля было вытатуировано у Вимса на брюхе… здесь, на обложке, написано «Акула», и это явно татуированная человеческая кожа. Только вот Вимс сдох больше трёхсот лет назад, а журнал выглядит почти новым.

— Клянусь, Консул! Не знаю, впрямь ли это журнал Гайтара, но это опредёленно та самая коробка, которую мы искали. Её украл у рисовальщика старпом с «Косатки», его звали… э-э…

— Это важно?

— Пожалуй, нет. Старпом, по слухам, продал журнал наверняка небезызвестному вам барону Шедалю.

Блайт усмехнулся. Ещё бы…

История барона Шедаля была вполне достойна того, чтобы какой-нибудь писака создал по ней роман, заставляющий томных благородных дам рыдать в переизбытке чувств. Молодой рыцарь, задира и повеса, имел неосторожность влюбиться в девушку «из народа». Нельзя сказать, чтобы в Империи подобные браки категорически не одобрялись (среди селянок и горожанок иногда встречались потрясающие драгоценные камни, нуждающиеся лишь в тщательной огранке), хотя Император довольно косо смотрел на мезальянсы, разбавляющие благородную кровь. Происходи Раут Шедаль из другого рода — всё, пожалуй, тихо-мирно сладилось бы. Изрядный взнос золотом в Имперскую казну в обмен на какой-нибудь завалящий титул «без угодий и без права наследования» позволили бы соблюсти приличия… В конце концов, подобные титулы, ничего, кроме герба, владельцу не приносящие, Император мог раздавать списками, что иногда и делал — либо для пополнения казны, либо для награждения подданных, не вполне заслуживающих ленных владений или денег.

Увы, в случае с Шедалем коса нашла на камень. Юный баронет (отец влюбленного вполне здравствовал и держал семью в железном кулаке) столкнулся с категорическим неприятием подобного брака со стороны строгого родителя. При этом Шедаль-старший проявил известную предусмотрительность — прежде, чем высказать отпрыску отцовскую волю, заручился личной поддержкой Императора. Блайт не знал, что связывало небогатого барона с Его Величеством, но что-то, видимо, было — достаточно весомое, чтобы в лицо молодому Рауту была брошена бумага с личной печатью Унгарта Седьмого, коей баронету категорически воспрещалось даже заикаться о столь «позорящем род» браке.

Имей Раут достаточно сыновней почтительности, он бы скрипнул зубами и порвал с возлюбленной, отсыпав ей пару горстей монет, дабы смягчить боль расставания. И это было бы правильным решением, правильным со всех точек зрения. К несчастью для рода Шедалей, юноша воспринял и отцовский, и императорский запреты как личное оскорбление. Приказал седлать коней, выгреб из полупустой родовой казны всё, до чего смог дотянуться, и вместе со своей возлюбленной Кэрри ударился в бега.

Примерно тогда Блайт и узнал об истории этой несчастной любви — Тайная Стража получила приказ найти и примерно наказать ослушника. Отношения между баронетом и его отцом были сугубо семейным делом, но тут оказалась затронута честь Его Величества, чей приказ был нагло проигнорирован. Подобного Унгарт не собирался спускать никому.

Двое магов Тайной Стражи, в сопровождении пятерки воинов, настигли беглецов уже в Блуте, где те собирались взойти на корабль, отплывающий, по бумагам, в Кинт Северный, а на самом деле — к островам Южного Креста. Прямо на пристани баронету объяснили, что его место — в казематах мрачного серого здания… или же в не менее вредных для здоровья подземельях императорского дворца. К его возлюбленной (к этому моменту — уже леди Шедаль) претензий не было — ей лишь предстояло лишение титула, расторжение брака… вернее, в обратной последовательности, ну и возвращение в отчий дом. К этому, безусловно, добавлялась небольшая порка — простолюдинке, каковой Кэрри была и каковой ей следовало быть и впредь, следовало больше внимания уделять исполнению воли Императора.

Как оказалось, барон Шедаль не в полной мере проинформировал Консула Блайта, только что назначенного на этот видный пост, о некоторых способностях беспутного сынка. Сынок, как выяснилось, владел магией — и владел неплохо, о чём недвусмысленно свидетельствовали два трупа боевых магов Тайной Стражи, три трупа сопровождающих их воинов и двое калек, которым надлежало передать барону, сопляку-Консулу, Императору и, вообще, всем заинтересованным лицам, что Раут Шедаль покидает пределы Империи и намерен раздавить всякого, кто попытается ему в этом помешать. При этом отцу надлежало дополнительно передать, что на красивый жест с отречением от семьи и титула тот может не рассчитывать.

Стоит ли говорить, что Император был взбешен? Его Величество не намеревался развязывать полномасштабную войну с пиратскими островами из-за этого молодого ублюдка, но титула беглеца лишил, а эмиссары Тайной Стражи получили приказ — найти и наказать. Без помпы и шумихи, вполне достаточно яда в кружку с пивом или кинжала в спину в темном переулке.

Это дело стало одним из досадных провалов тогда ещё юного Блайта. Он попросту не успел. Прибыв на Южный Крест, мятежный баронет купил какую-то лоханку, гордо именовавшуюся бригом, завербовал три десятка головорезов из числа отребья, вечно ошивающегося в тавернах пиратских гаваней, после чего отбыл в неизвестном направлении. Больше ни Раута Шедаля, ни его прекрасной супруги никто не видел.

— Это верные сведения?

— Более чем, господин. Удалось отыскать расписку в получении денег.

— Но Шедаль исчез.

— Верно, однако журнал в своё первое и, как вы знаете, последнее плавание, он не взял. За три дня до отплытия упомянутый мною старпом снова выкрал журнал, на этот раз у баронета. Похоже, тот изрядно торопился — объявил розыск вора и награду за его голову (вы ведь знаете, Ваша Светлость, у пиратов свои законы, и воровство на Островах карается строго), но результатов дожидаться не стал, отбыл в назначенное им же время.

Дамир перевел дух и присосался к кружке с пивом. Блайт не торопил собеседника, раздумывая над услышанным. С того времени прошло более полутора десятков лет, срок вполне достаточный, чтобы относиться к полученному щелчку по носу без прежнего пыла. В какие-то моменты он немного сочувствовал баронету — ради любви тот оставил более или менее обеспеченное будущее, отчий дом, навлек на себя немилость Императора — поступок, достойный рыцаря, хотя и не слишком умный. Жаль, что не удалось встретиться с Раутом… и с его возлюбленной, по слухам, потрясающе красивой женщиной. Что до исчезновения баронета — море полно опасностей, а похищенных отцовских сбережений наверняка хватило лишь на заурядное корыто, щелястое и потрёпанное временем и волнами.

Наконец, Дамир оторвался от кружки, довольно рыгнул и продолжил:

— В течение следующих восьми лет о журнале ничего слышно не было. Я так думаю, старпома поймали и прирезали — но тот, кто это сделал, так и не сумел получить награду, поскольку Шедаль где-то сгинул. Обнаружился он… ну, я про журнал, как раз незадолго до отбытия экспедиции Текарда. Некий Васка Бриз, один из пиратских капитанов, недавно потерявший корабль в стычке с орденцами, пытался продать журнал капитану Текарду — но они не сошлись в цене. Вернее, Текард не поверил, что журнал настоящий, и приказал Васку повесить. Тот не дурак был, сбежал до того, как к нему пришли гуранцы. Как вы знаете, времени гоняться за всяким отребьем у Текарда не было. Где-то спустя полгода Васка проиграл журнал в кости некоему ублюдку по прозвищу «Морской Ястреб», одному из людей адмирала Родана…

Блайт поморщился. Этот Родан, непонятно откуда появившийся на островах за год до начала войны и, всего лишь несколько месяцев спустя уже командовавший эскадрой из полутора десятков кораблей, был настоящей занозой в заднице для Тайной Стражи. Пират, имеющий достаточно сил, чтобы чихать на имперские попытки контролировать вольницу Южного Креста, вызывал раздражение. Уже одно то, что Родан присвоил себе звание адмирала, требовало поймать и примерно наказать наглеца. К несчастью (вернее, к счастью для Родана) поначалу Гуран был занят подготовкой к столкновению с Инталией, затем — расхлебыванием последствий войны. Время пиратского адмирала не пришло. Пока.

— Этот Морской Ястреб, — продолжал пират, — по дури ввязался в войну со светоносцами…Никто толком не знает, кто и когда свернул Ястребу шею, но это сделали. Вместе с уцелевшими вернулось на Южный Крест и кое-что из его имущества, в том числе эта коробка. Кстати, из тех, кто повелся на деньги Империи и влез в эту вашу войну, уцелела едва четверть. Посланцы Его Величества на островах сейчас не в чести.

— Думаешь, меня это заботит? — пожал плечами бывший Консул.

— Это меня заботит… — хмыкнул Дамир. — Я ведь тоже, в какой-то степени…

— Я не служу Империи, — резко прервал его Блайт.

— Вы командовали Тайной Стражей, господин, — слегка перебравший пива пират был готов спорить и с хозяином. — Думаете, это кто-то забыл? Скольких из нас ваши люди повесили сушиться на солнышке? Да ладно, я-то понимаю, дело прошлое. У каждого своя работа. Вы не думайте чего, я вам служить рад, вы, господин Блайт, человек чести. Не то, что некоторые. Ну так, дальше вот что было… Коробку с журналом хранил у себя Фуллер, один из офицеров Ястреба. Хитрован… драться-то он мастак, но ввязывается в схватку только если трое против одного, не меньше. Поэтому и шкуру в том походе сберег и, к тому же, кое-чего из добра вывез. Да только, как напьется, язык за зубами держать не умеет. Выболтал всё про журнал, а я и услышал.

— И как ты его заполучил?

Дамир вздохнул и признался, словно в совершенном грехе.

— Честно. Купил. Фуллера на Кресте не любят, найти хорошее место на корабле ему не так уж просто. Помощником или офицером не берут, а простым матросом или там десятником — и годы уж не те, и привык он командовать. Сидит уже три года не берегу. Жить на островах недёшево, так что серебро ему сильно требовалось. Вот и начал Фуллер потихоньку продавать своё добро. Прижимистый он, сами понимаете, за горсть меди сторговаться не удалось.

— Хорошо, — кивнул Блайт. — Ты проделал отменную работу. Теперь назови цену.

— Э-э… — Дамир закатил глаза и принялся шевелить губами, словно что-то подсчитывая. — Ну, если ваше сиятельство соблаговолит дать мне сорок гуров, то…

Ангер лишь усмехнулся. За сорок тяжёлых имперских золотых монет можно было купить, как минимум, три таких таверны. Тот факт, что пират совершенно не осознает истинной стоимости журнала «Акулы», роли не играет. Каждая вещь имеет лишь ту цену, о которой договорятся продавец и покупатель. Быть может, бывший владелец коробки и просил за редкий товар баснословные деньги — но ведь Дамир попросту не располагал такими средствами. Сколько он мог заплатить за журнал на самом деле? Десяток молний? Два?

— Мы сделаем так, — улыбка исчезла с лица бывшего Консула. Он неторопливо снял с пояса кошель и бросил его на стол. — Здесь серебро и золото. На десять гуров. Подумай хорошенько и скажи, сколько я должен добавить.

Пират остановившимся взглядом смотрел на тяжёлый кожаный мешочек, понимая, что вырвавшие слова не вернуть назад. Сглупил. Одно дело — служить мятежному Консулу и получать за это неплохие деньги, и совсем другое — попытаться выудить золото обманом. Блайту достаточно шевельнуть пальцами, и слугам Тарция останется только закопать где-нибудь на заднем дворе обугленный труп. Насчёт своей полезности Дамир не обольщался, таких, как он, у Блайта не один десяток наберётся, людей Консул подбирать умел. Не Дамир, так кто-нибудь другой будет доставлять вести с Южного Креста. И если положить руку на сердце — вконец обнищавший Фуллер ведь отдал коробку за жалких восемнадцать молний. Да и кому нужны эти записи… Дамир и сам журнал прочитал, и знающим людям показывал. Ничего полезного не было в журнале. Все знали, что «Акула» совершила немало удачных рейдов и при жизни Вимса, и позже, уже под командованием Гайтара, а затем и корабль, и весь его экипаж пропали без следа. Вернее, вот один след как раз и имелся — бортовой журнал, много лет назад найденный сумасшедшим татуировщиком где-то в Пустоши. Старпом с «Косатки» и спёр-то его лишь потому, что надеялся вычитать, где Гайтар упрятал своё золото. Ан нет, ничего такого в журнале не содержалось. Потому и расставались с ним владельцы задёшево и без особых сожалений. И Фуллер бы отдал за полцены, да видать, почувствовал, шельма, интерес у покупателя.

— Знаете, ваше сиятельство, — Дамир ещё раз мрачно посмотрел на мешочек и вздохнул, — если уж говорят, что боги видят всякий грех… За книгу я отдал восемнадцать молний. Правда, перед этим поил Фуллера три вечера кряду. Так что…

— Приятно, что ты можешь быть честен, Дамир, — Блайт пальцем толкнул кошелек к пирату. — Забирай. И возвращайся на острова. Прямо сейчас, надеюсь, ты не свалишься с ног от усталости? Поесть и выспаться сможешь в Кинте, пара дней у тебя есть, а затем — на корабль. Постарайся попасть под команду Родана.

— Этот хитрец не приближает к себе кого попало, — ухмыльнулся Дамир. — А вы знаете, ваше сиятельство, что никто не может похвастать, что видел Родана в лицо? Адмирал имеет привычку носить чёрную полумаску и не снимает её даже когда баб тискает.

— Наслышан. Многие подонки любят создавать вокруг себя ореол тайны. В общем, попытайся. О Родане надо знать всё и ещё чуть-чуть. И береги себя. Возможно, в ближайшее время ситуация на Южном Кресте изменится, и мне нужны будут надёжные люди.

Дверь за Дамиром давно уже закрылось, принесенная слугой жареная курица покрылась пленкой застывшего жирка, выдохлось в кувшине знаменитое на всю Кинтару пиво. Блайт сидел за столом, покачиваясь на скрипучем табурете, и медленно листал страницы древнего журнала. Узор на крышке коробки — вот в чем соль. Снова на его пути попалась давно забытая магия Формы, именно это сплетение тонких линий сохранило книгу от безжалостного времени. Интересно, кому принадлежала та башня, в которой безумный рисовальщик нашел своё сокровище? Не о книге речь, она не принесла новому хозяину доходов.

Два года распутывал Ангер клубок фактов, слухов, обрывочных воспоминаний множества людей. Почти два десятка человек в Кинтаре, в Гуране и на архипелаге Южного Креста по крохам собирали информацию для бывшего Консула. Два десятка… в иные времена на Тайную Стражу в одном только Кинте Северном работало до двух сотен человек — собственно, они и теперь поставляли информацию нынешнему Консулу. Забавно, что его бывший помощник Дварл, столь ретиво начавший деятельность на посту главы Тайной Стражи — в смысле, принявшийся активно ловить по всей стране и за её пределами своего предшественника и бывшего командира — на счастливо обретенном местечке долго не задержался. Его Величество очень быстро убедился, что Консул Дварл — не тот человек, который нужен правителю на столь высоком посту. Неплохо, когда во главе организации, способной померяться силами и с армией, стоит послушный человек. Хуже — если он, этот человек, более чем посредственный руководитель. На одном послушании далеко не уедешь.

Тем более, что после окончания войны Гуран оказался в сложном положении. Вроде бы победа была близка — и, совершенно неожиданно, всё кончилось ничем. Нет контрибуции, нет аннексии хоть бы крошечного участка территории. Только огромные потери — да плюс ещё дурная слава. Слухи о некоторых методах ведения войны распространились по континенту и, хотя сторонники Императора активно обвиняли во всех мыслимых грехах именно Ангера Блайта, немало находилось и таких, кто при подобных разговорах лишь прятал в усы усмешку. Мол, врите — да не завирайтесь. Знаем, чья рука видна в отравлениях, запретной магии…

Юрай Борох прекрасно понимал, что если народу не бросить кость — желательно, с изрядным куском кровавого мяса — то может случиться что угодно. К примеру, бунт. «Ультиматум Зорана» сейчас известен каждому уличному мальчишке — старый Комтур позаботился о том, чтобы донести свои слова до самых дальних уголков Эммера. Говорят, Миротворцу обещают прижизненную канонизацию — уже с полгода чуть не в каждом храме звучат слова, обращенные не только к кому-то из богов, но и к живому и здравствующему лидеру Круга рыцарей Индара. Но у каждой монетки найдётся и обратная сторона — если нельзя резать соседей, то кто ж запретит пусть кровь своим же согражданам? Раньше особо рьяных сдерживал тот очевидный факт, что любой значительный бунт в первую очередь привлечет внимание той же Инталии. Светоносцы, что бы там они ни говорили насчёт принципов и идеалов Света, не упустят возможности побольнее пнуть сильного соседа. Как с радостью воспользовались бы подобным шансом и имперские генералы.

А теперь соседей бояться нечего. Ульфандер Зоран ясно дал понять — его закаленные в боях стальные клинья станут гарантом мира, но вмешиваться во внутренние дела государств индарские латники не станут. Поскольку индарцам глубоко наплевать на то, что сервам в Гуране нечего есть, что армия потрёпана, солдаты лишились уже почти верной добычи, рыцари считают, что их чести нанесен немалый урон. Бывало, Императоров поднимали на мечи и при меньшей напряженности в стране.

Блайт понятия не имел, кто предложил Его Величеству выход. Судя по почерку — Верховный Жрец. Если людскую злобу нельзя погасить — её надо направить в нужное русло, и тогда волны гнева, размазав тщательно избранных жертв по камням, бессильно опадут пеной, так и не добравшись до власть предержащих. Оставалось найти тех, кто «виноват» в происшедшем — ну тут уж выбор был более чем достаточен, мало ли врагов у Бороха. Вероятно, бывшего помощника Дварла угораздило чем-то прогневить Юрая.

Около сотни казней — с подробным перечислением прегрешений. Около сотни — не такая уж большая цена за погашенный мятеж. В основном на плаху шли люди довольно высокопоставленные, сановники, дворяне… среди приговоренных оказались двое не последних из Братьев, Безликий в золоченой маске с гематитом, Консул Тайной Стражи. Правда, Блайт мог голову дать на отсечение, что каждая из жертв была подобрана с особым тщанием, а уж гематитовую маску несчастному и вовсе надели накануне казни. Зато народ увидел именно то, что ему намеревался показать Юрай Борох — «справедливость». Его Величество Унгарт Седьмой безжалостен к врагам государства, как бы высоко они ни стояли. Слава Императору!

А те, кто прятали в подполе мечи и подумывали о том, что Император уже порядком засиделся на своём троне, тоже поняли сказанное специально для них. Мол, только дайте повод — и не просите потом о помиловании.

Гуран успокоился. Место в резиденции Тайной Стражи занял новый человек — в меру ретивый, в меру осторожный. Всё вернулось на круги своя. И даже охота на Ангера Блайта, не прекратившись (преступления перед Короной, действительные или мнимые, срока давности не имели), стала куда менее напряженной. Бывшему Консулу удалось восстановить старые связи, найти людей, преданных не столько организации, сколько лично ему. И нацелить их на новую задачу.

Два года скрупулезного разбирательства, огромное количество истраченного серебра. Не стоило отказывать Блайту в предусмотрительности, Тайная Стража на то и Тайная, чтобы иметь не афишируемые фонды, заначки «на чёрный день», тайники с оружием, надёжные убежища. Перещеголять в этом отношении Братство было сложно, но и сам Блайт, и его предшественники, создавая раскинутую по всему миру сеть, не упускали возможности поучиться у «заклятых друзей», которые, волей Императора, в любой миг могли стать врагами.

Теперь кое-что из припрятанного на чёрный день было пущено в ход. И два года напряженной работы позволили отыскать чудом уцелевший журнал.

— Эй, Пармеш!

Вышибала вырос на пороге, словно сидел под дверью и ждал зова.

— Скажи хозяину, мне нужна бумага, листов десять, перо и чернила, несколько свечей…

Слуга удалился. Блайт усмехнулся, вновь проводя пальцами по сплетениям узора, способного остановить течение безжалостного времени. Быть может, по воле кого-то из богов этот фолиант, защищённый древним заклинанием, сохранился именно для того, чтобы сейчас, спустя три сотни лет после бесславной гибели капитана Гайтара, строки, написанные его рукой, сыграли свою роль.

Правда, Блайт ещё не вполне представлял себе, какой эта роль будет.

Первое упоминание о капитане Гайтаре, достойное пристального внимания, Блайт встретил давно, на заре деятельности в качестве Консула Тайной Стражи. Считается — ошибочно — что деятельность главы самой неоднозначной из организаций Эммера наполнена приключениями, тайнами, плетением зловещих планов, охотой на преступников, общением с Императором и его приближенными. Это мнение о своей работе Блайт слышал не раз, и вызывало оно у него лишь презрительную усмешку. Люди, искренне верящие в подобную чушь, попросту не имеют ни малейшего понятия, о чём говорят.

Работа руководителя такого ранга — это бумаги, бумаги и ещё много раз бумаги. Рядовой маг или воин из тех, кто обеспечивал карающую функцию Тайной Стражи, вполне может похвастаться насыщенной опасностями жизнью. Но лишь до тех пор, пока не перейдет из положения «действовать» в положение «командовать». Потому что командовать, не имея достаточной информации — однозначно провалить дело. И, напротив, грамотно спланированная, учитывающая сотни мелких, незначительных на первый взгляд нюансов, операция может быть осуществлена изящно и непринужденно. Настолько изящно, что любойолух, после пятой кружки пива, икая и пуская слюни от возбуждения, с апломбом заявит, что и сам бы сделал не хуже. Мол, делов-то…

Ну а тому, кто стоит на вершине планирования операций, кто определяет не только тактику, но и стратегию, работать над деталями приходится куда больше. Что-то можно перепоручить верным людям, но видит общую картину и принимает решения он один… выслушать подчиненных — дело правильное, нужное, но каждое мнение есть лишь кусочек сложной мозаики, и командир должен подобрать для этого кусочка единственно верное место.

Поэтому большую часть времени Консула занимали документы. И свежие, поступившие несколькими минутами, часами или днями ранее, и старые, истрепанные — но, иногда, гораздо более значимые.

К примеру — финансовые ведомости. Так уж повелось, что Тайная Стража, с готовностью оплачивающая услуги сотен и тысяч агентов, разбросанных по всем городам и селам Эммера, выкладывала деньги лишь за конкретную информацию, либо подпитывала нужного человека небольшими регулярными поступлениями. Учёт движения золота и серебра был поставлен, пожалуй, лучше, чем у самого Императора. И уж точно лучше, чем, скажем, у инталийских Святителей, которые, проповедуя аскезу и смирение, часто тратили огромные суммы просто под настроение, без цели, без эффекта, без смысла.

Если бы поверенные Императора пожелали изучить записи Тайной Стражи (как правило, в период правления каждого из Императоров Гурана такая мысль рано или поздно возникала), они бы обнаружили в них полнейший порядок. Ну, скажем, в тех записях, которые подчиненные Консула представили бы для проверки. Но Блайт, как и его предшественники, предпочитал кое-что перепроверить сам.

Тогда-то его внимание и привлекла стопка старых документов.

Как уже говорилось, Тайная Стража не имела привычки платить деньги за несделанную работу. Но выцветшие листы пергамента, лежащие на столе перед Блайтом, говорили, что так было не всегда. По меньшей мере, десяток раз золото выдавалось в обмен на обещания — если судить по датам, аккуратно нанесенным на счета, первый раз это произошло почти пять веков назад, последний — при жизни Консула Хоэра, которого Блайт сменил на этом высоком и хлопотном посту.

На одном из листов, трёхвековой давности, и мелькнуло знакомое имя.

Вообще говоря, рассказ о некоем капитане Гайтаре, захватившем власть на пиратской шхуне и приказавшем ободрать кожу со своего незадачливого предшественника, дабы обтянуть ею судовой журнал, давно стал легендой. Наряду со многими другими то ли реальными, то ли выдуманными историями, эта передавалась из уст в уста, окрашиваясь всё новыми и новыми подробностями, часто уж вовсе далёкими от реальности. Что поделать — у каждого народа есть свои предания, а пираты Южного Креста, как ни крути, уже давно с полным на то основанием считались отдельным… ну, если и не государством, то чем-то вроде того. Не имея единого правительства, не слишком думая о сплоченности и о законах, пираты умудрялись успешно балансировать между свободой и петлей, ни разу не разозлив Святителя или Императора настолько, чтобы те всерьез вознамерились положить конец существованию морских разбойников. Кто-то приходил на острова зрелым мужем и погибал в первой-второй схватке, кто-то проживал долгую жизнь и завершал её дома, в постели. Но и те, и другие не прочь были, за кружкой крепкого дешёвого пива, послушать истории о приключениях и битвах.

В общем, Гайтар был личностью реально существовавшей, хотя его деяния, как это часто бывает, имели мало общего с теми «подвигами», которые ему приписывали.

И вот, оказывается, тот самый капитан Гайтар получил от Тайной Стражи очень существенную сумму золотом и серебром, а также обещание ещё более солидной выплаты в будущем. И за что? Всего лишь за намерение направить свой корабль на юг и привезти сведения о том, что же такого опасного водится в южных водах.

Что характерно, за обещанной наградой Гайтар не явился — следовательно, его плавание закончилось неудачей.

Сам факт получения пиратом денег из казны Тайной Стражи особого удивления у Блайта не вызвал. Не менее половины капитанов Южного Креста время от времени выполняли для Империи разные щекотливые поручения. Да и Инталия, столь громогласно заявляющая о чести, не гнушалась иметь дела с прожжёнными грабителями и убийцами, если этого требовали политические, экономические или иные интересы. Только прямолинейные, как их же мечи, индарцы не желали иметь с обитателями пиратского архипелага ничего общего, старательно уничтожая каждый корсарский корабль, попадающийся на их пути. Происходило это (к счастью для пиратов) редко — стальные клинья Индара предпочитали иметь под ногами надёжную землю.

В общем, деньги из имперской казны пиратам время от времени перепадали. Но — лишь после того, как дело, на которое подряжали того или иного капитана, оказывалось успешно исполненным. И не ранее.

Чем же так заинтересовал Гайтар тогдашнего Консула? К сожалению, в документе, привлекшем внимание Блайта, об этом не содержалось ни слова. Только лишь констатация факта — поход на юг. Пришлось потратить несколько недель на поиски дополнительных свидетельств, но удача сопутствовала Блайту, и кое-что интересное в архивах Тайной Стражи откопать всё-таки удалось.

Итак, пираты, все вместе и каждый в отдельности, южных вод боялись панически. Причём страх этот, на первый взгляд, не имел под собой никаких оснований. Ну, допустим, ходили легенды о чудовищах, способных в один присест перекусить пополам тяжёлую галеру, о водоворотах, засасывающих в себя суда, об ураганах, ломающих надёжные мачты как тонкие веточки. Ну или, скажем, байка об уцелевшем на юге обломке материка, где обитают могучие маги, сжигающие непрошенных гостей дотла — ведь глупость, но верят. Только вопрос о том, кто это видел, неизменно наталкивался на полное отсутствие достоверных свидетельств. Корабли не возвращаются? А как назывался не вернувшийся корабль, кто им командовал, когда это было? Пожатие плечами — «да вот, говорят…».

Так или иначе, но найти среди обитателей архипелага желающих исследовать южный океан было делом практически невозможным. А Гайтар сам предложил свои услуги, пообещав доставить подробный отчёт о плавании. Понимая, что этот отчёт — если капитану удастся вернуться — будет представлять немалый интерес не только для вечного соперника, Инталии, но и для других государств Эммера, а также для тех, кто не прочь прибрать к рукам ценные сведения просто «на всякий случай, авось пригодится», Гайтару, в виде исключения, доверили секрет тайнописи. Ну, может, и невелик секрет, среди, скажем, купцов немало таких, кто, составляя послания, прибегает к более или менее хитрому шифру. Важно другое — если Гайтар безошибочно исполнил инструкции, вряд ли кто-то сумеет понять истинный смысл сделанных им, с виду невинных, записей.

Гайтар не вернулся.

И лишь спустя много лет до Блайта дошли слухи о том, что где-то на Южном Кресте якобы замечен старый судовой журнал, переплетённый в человеческую кожу. Он и сам не понимал, почему начал охоту за записями давно исчезнувшего пирата. В том, что южные моря опасны, сомнений не было — великолепно снаряженная эскадра капитана Текарда не вернулась, следовательно, по меньшей мере часть слухов об угрозе на юге имеет под собой некоторые основания.

И, возможно, кое-какие сведения «из первых рук» содержались в бортовом журнале «Акулы».

Оказавшись не у дел, Блайт вспомнил о старом пергаменте и решил, что информация лишней не будет. И верные ему люди начали поиски… лишь спустя два года увенчавшиеся успехом.

Ангер перевернул последний лист бортового журнала. Да, неудивительно, что никто из временных владельцев раритета не обнаружил в нем ничего ценного. Пространные записи о погоде, состоянии груза, цинге, вечно пьяном первом помощнике… создавалось впечатление, что капитан «Акулы» отчаянно скучал и, не зная чем себя занять, неровным почерком вносил в толстый том происходящее вокруг него, не делая различий между важными или пустяковыми событиями. Иногда проставлялись отметки о выбранном курсе, иногда набрасывались фрагменты карты. Подумать, так прежний владелец корабля вел записи куда прилежнее.

Только вот околесица насчёт какого-то Тэша, упавшего с мачты и сломавшего лодыжку, о подмокшей муке во втором трюме, о произошедшей между боцманом и одним из матросов поножовщине, о здоровенной чайке, нагадившей на голову юнге — всё это призвано было замаскировать драгоценные крупицы настоящего отчёта, спрятанного за вязью слов.

Вздохнув, Блайт зажег ещё одну свечу, придвинул к себе лист серой бумаги и принялся медленно рисовать на нем буквы — одну за другой, поминутно сверяясь с текстом журнала. Работа не на час и не на день…

Глава вторая Таша Рейвен. Замок Рейвен-кэр

Замок, как ему и положено, стоял на холме — старые, покрытые мхом стены изрядно обветшали, кое-где меж камней зазмеились глубокие трещины. Ров, опоясывающий замок, и в лучшие времена не был глубоким, а ныне и вовсе заплыл, невысокий человек мог перебраться через это так называемое укрепление без особого труда. Правда, после хорошего дождя дно рва покрывалось изрядным слоем непролазной жидкой грязи — не то чтобы существенное препятствие для штурмующих, но лучше, чем ничего.

Впрочем, штурмовать этот замок никто не собирался. Его вообще ни разу не штурмовали за те бесконечные годы, что прошли с момента окончания его постройки. Так уж получилось — войска гуранцев, пожелай они добраться до сердца Инталии, вынужденно обходили эти места стороной — местность небогатая, деревень и сёл немного, хорошую добычу не взять. А крюк изрядный и ненужный — каждый понимает, что в военном походе ценнее всего время. Иногда ценнее, чем солдаты.

Армии проходили мимо — а кого ещё может заинтересовать старый замок? Шайку разбойников? Обычным искателям приключений древняя цитадель всё-таки не по зубам, да и кто, в здравом уме, решится искать удачи в разграблении дома одного из самых влиятельных рыцарей Инталии? Только самоубийца. Далеко не каждый из Рейвенов принадлежал к Несущим Свет, но влияния у них всегда было в избытке, и найти управу на наглецов труда бы не составило. Мающиеся от безделья белые рыцари с удовольствием устроят веселую облаву на грабителей и, наверняка, добьются успеха. Так что, если уж хочется поскорее попасть в чертоги Эмнаура, то лучше попросту утопиться — всё приятнее, чем столь любезный сердцу истинного светоносца очистительный огонь.

Может, кто из соседей пожелал бы прибрать к рукам чужое родовое гнездо? Этого исключать не стоило, но боги не допустили беззакония. Правда, один раз замок почти перешел в чужие руки — по причине печальной, но, в то же время, и донельзя банальной. Золото иногда рушит каменные стены куда вернее, чем боевая магия или камни метательных машин. Одному из Рейвенов не повезло — череда неурожаев, аппетиты Святителя, неумение вести дела… Стареющий хозяин замка, прижатый к стене в переносном (и в прямом, практически, тоже) смысле, готов был уже подписать бумаги — но тут появился его младший сын, двадцатилетний юноша, уже успевший облачиться в эмалевые доспехи светоносца. И кредитор отступил, смирившись — ссориться с рыцарем Ордена Несущих Свет было бы глупостью.

Юноша нашел деньги, сумел восстановить славу порядком обнищавшего рода. И наследнику оставил довольно приличное состояние. Тот, к несчастью, достоинствами отца не обладал, да и очередной Святитель, Аллендер Орфин, изрядно обеспокоенный состоянием государственной казны, периодически изобретал новые и новые способы её пополнения. А Святителю трудно отказать — особенно, если ты не вошел в число достойных носить белые доспехи. Лорду Рейвену следовало отдать должное — часть былого достатка он сумел сохранить. Не слишком значительную, но достаточную, чтобы его дочь ни в чем не нуждалась.

Так и стоял Рейвен-кэр, нависая над долиной не очень высокими стенами и башнями. Время от времени в залах и переходах замка поднималась суматоха — это означало, что непутёвая дочка безвременно усопшего лорда вознамерилась почтить отчий дом своим присутствием. Как правило, ненадолго — непоседливый характер уже через неделю-другую заставлял леди Рейвен отправиться навстречу новым приключениям, оставив семейные дела на волю богов. И замок, вместе со всеми немногочисленными обитателями, вновь погружался в состояние блаженной полудрёмы.

Два года назад всё изменилось.

Таша проснулась поздно — в последнее время она вообще предпочитала понежиться в постели подольше, почти до полудня. Открыла глаза, несколько мгновений разглядывала балдахин над кроватью, спадающий до самого пола красивыми складками небесно-голубого шёлка. Некогда небесно-голубого… Теперь же драгоценная ткань местами выцвела, местами носила следы аккуратной штопки. И постельное белье было не в лучшем состоянии. И гобелены на стенах… и сами стены. Остатков золота, сбереженного покойным отцом от завистливого интереса Святителя Орфина, было вполне достаточно для того, чтобы вернуть замку если и не великолепие, то хотя бы пристойный вид. Но Ташу мало волновали рассохшаяся мебель, позеленевшие бронзовые светильники или потрёпанные ковры, устилавшие вечно холодный каменный пол. Она родилась в Рейвен-кэре, прожила здесь первые десять лет жизни, но так и не научилась считать замок домом. Домом для неё стал Орден. В Школе Ордена девушка чувствовала себя куда лучше, чем в этом каменном мешке.

К тому же, здесь её одолевали воспоминания. О матери, лицо которой совсем уже стёрлось, но время от времени пыталось пробиться сквозь паутину памяти. Об отце — отношения с лордом Рейвеном у Таши складывались достаточно сложными, она не баловала родителя визитами, предпочитая наполненную приключениями службу пребыванию под отчей крышей. Лорд Рейвен не то чтобы не одобрял тот факт, что его дочь сочли достойной пройти обучение в Школе и стать волшебницей Ордена, это простонародье считает, что жестокие ловцы-светоносцы отбирают у них детей. Те, кто поумнее, понимают, что Орден есть слава, сила и щит Инталии, войти в его ряды — великая честь. Но ум говорил одно, а родительское сердце желало дочери иной судьбы — счастливого брака, здоровых детей. Скрывать свои чувства лорд Рейвен умел, без этого навыка не выжить при дворе, но наедине, когда очередной, неведомо какой по счёту бокал подогретого, со специями, вина развязывал язык, он не раз пытался излить дочери свои чувства. И каждый раз не находил желанного отклика. Обычно такие беседы заканчивались ссорами, хлопком двери, затихающим вдалеке перестуком лошадиных копыт.

Отец, конечно, прощал. Дочь, спустя какое-то время, тоже. Но каждый оставался при своём мнении.

Сейчас, когда отца не стало, Таша искренне сожалела о том, что не слишком часто находила возможность побыть с ним. Лишь потеряв родных, мы начинаем понимать, как много они для нас значили. Начинаем сожалеть о недосказанных словах, о недоданной ласке, о неоказанном внимании. Особенно, когда есть масса времени, чтобы об этом подумать, когда каждый камень, каждый предмет в окружающей обстановке напоминают о безвозвратно ушедших днях.

Будь её воля, Таша давным-давно умчалась бы от этих стен, от этих воспоминаний куда подальше.

Но приказ Метиуса арГеммита не допускал двояких толкований.

Из-за приоткрытого окна доносились голоса. Говорил мужчина, говорил сухо, неприятным, немного дребезжащим голосом.

— Левая нога чуть впереди, правая рука отведена назад, шпага смотрит в землю. Эта стойка называется «длинный хвост».

— Почему? — тонкий нежный голосок, просто обязанный принадлежать молодой девушке.

— Это неважно. Итак, твоя рука расслаблена, но ты готова начать движение. Ещё раз напоминаю, удар сплеча наиболее силён — но он же и наиболее медлителен. Кроме того, удар сплеча из стойки «длинный хвост» занимает втрое больше времени, чем из «высокой стойки», когда шпага изначально поднята вверх и отведена назад. Многие фехтовальщики-мужчины предпочитают начинать бой именно с этой стойки, поскольку она дает преимущество первого сильного удара.

— Ты это уже говорил, мастер.

Послышалось насмешливое фырканье.

— Изучение фехтования есть череда многочисленных повторений. В схватке нет времени на раздумья, все движения должны исходить из тела, а не из головы. Но чтобы этого добиться, каждое движение следует отработать сотни раз. А перед отработкой — понять, в чем достоинства того или иного действия. Ну-ка, скажи, в чем преимущество «длинного хвоста»?

Тяжёлый вздох слышен не был, но он, без сомнения, присутствовал. Таша прекрасно понимала девушку, мастер Фарад Ларзен временами бывал тошнотворно занудным. В свои шестьдесят лет фехтовальщик не утратил ни гибкости, ни идеальной точности движений, зато с возрастом приобрел противные менторские интонации и привычку говорить очевидные истины по нескольку раз кряду. При этом ветеран зорко следил за тем, чтобы его слушали — Таша в своё время не раз, скрипя зубами от боли, прикладывала примочки к синякам, полученным отнюдь не в ходе учебного боя. Затупленная, но довольно тяжёлая шпага мастера в любой момент могла метнуться вперед, дабы наказать нерадивую ученицу. Правда, в то время ученице было всего девять лет.

— Из этой стойки, — заунывно начал отчитываться девичий голос, — я могу сделать выпад в живот, в бедро или в шею. При этом, если противник применяет «высокую стойку», укол в бедро он не успеет парировать. Мастер, но ведь и я не успею отразить рубящий удар, не так ли?

— Если стоять на месте и ждать, пока тебя попытаются разрубить пополам — да. Но твоя задача вынудить противника либо нанести удар в пустоту — для этого левой ногой делаешь шаг назад, одновременно разворачивая тело — смотри, шпага, почти помимо твоей воли, занимает блокирующее положение, позволяющее отразить рубящий удар. Либо делаешь шаг вперед с правой, опять-таки разворачиваясь — и клинок устремляется в атаку, добавляя к скорости руки скорость и силу движения ног. Теперь ты почти вплотную к врагу, твоя шпага готова ужалить его в живот, а он не может атаковать — слишком близко. И вынужден будет отступить, теряя силу рубящего удара.

Зазвенел металл — собеседники принялись отрабатывать движение.

Таша встала и подошла к окну. Во дворе замка в странном танце кружились двое — невысокий жилистый мужчина с совершенно седыми волосами, собранными в длинный хвост, и стройная девушка семнадцати лет. Оба в толстых куртках из многократно простеганного конского волоса, в глухих — лишь глаза и рот видны — тренировочных шлемах. Леди Рейвен поёжилась, представляя, как неприятно в столь тёплое утро напяливать на себя всю эту амуницию… Но, если рассуждать трезво, девочке нужно уметь себя защищать, и если для этого каждое утро ей придётся как следует попотеть — значит, так тому и быть.

Послышалось ойканье — очевидно, Альте придётся после обеда заняться свежими кровоподтёками. Нежную кожу учениц мастер Ларзен обычно не жалел.

— Ты всё ещё смотришь на свой клинок, — раздражённо заметил старый фехтовальщик. — К чему? Он и так твой, рука сама доведёт его в нужное положение. Смотри на противника и только на него. Угадай направление удара, улови начало движения — и тогда сумеешь вынудить врага промахнуться. Ещё раз!

Опять жалобный вскрик.

— Ещё!

Видимо, на этот раз у Альты более или менее получилось, поскольку мастер заговорил уже более спокойным тоном.

— Теперь снова поговорим о стойке «слабая перевязь». Правая нога впереди, рука с оружием на уровне головы, клинок направлен в сторону противника и вниз, прикрывая грудь, словно перевязь. Не давая преимуществ для начала атаки, она предоставляет изрядные возможности для парирования удара практически из любой позиции. Но, если ты пользуешься тяжёлым оружием, рука в этой стойке устанет довольно быстро… К тому же, шаг любой ногой в любом направлении вынудит тебя раскрыться. Стойку следует использовать для отражения выпада противника и тут же сменить на что-либо более удобное для контратаки.

Опять зазвенел металл. Таша усмехнулась — вот сейчас Альта заработает ещё один синяк. Мастер прав, парировать удары из «слабой перевязи» удобно — да только в обороне бой не выигрывается. И точно — через мгновение Альта вскрикнула, и её тяжёлая учебная шпага полетела на камни.

— Не могу больше… — в голосе девушки явственно слышались слёзы.

— Хорошо, на сегодня закончим, — Ларзен без особой теплоты оглядел ученицу, презрительно сплюнул. — Надеюсь, когда тебя всерьёз попытаются убить, подобное заявление подействует на врага умиротворяюще.

— Доброе утро, Альта! — Таша помахала своей подопечной. — Мастер, не соблаговолите ли зайти ко мне?

— Доброе утро, леди Рейвен, — девушка склонила голову. От этой привычки Таша свою то ли подругу, то ли компаньонку, то ли приёмную младшую сестру (если такой статус возможен) отучить так и не смогла.

Вообще говоря, нынешнее положение Альты Глас и в самом деле вызывало некоторые вопросы. Формально девочка числилась ученицей Школы Ордена. Фактически же на её учебу махнули рукой ещё до начала последней войны с Гураном. Уникальная неспособность Альты продвинуться в вопросах освоения магии дальше простейших, доступных каждому третьему, шагов, сделала её в Школе если и не отверженной, то уж существом второго сорта — наверняка. Зато девчушка отличалась изумительной памятью, что позволяло ей найти себе место в Ордене. Летописцы, библиотекари, счетоводы… любому очевидно, что Орден Несущих Свет — это не только белые рыцари и могучие волшебники. Пару раз Таша подбирала для воспитанницы вполне пристойные варианты — и каждый раз наталкивалась на столь тоскливый взгляд огромных голубых глаз, что лишь обречённо вздыхала, оставляя всё по-прежнему.

Да и не стоило врать самой себе — пусть леди Рейвен временами и бурчала насчёт «хлопот, свалившихся на её голову», но общество Альты Глас уже давно стало привычным. Избавиться от девушки — и что останется? Одиночество…

Но ведь нельзя же превратить малышку в вечную тень Таши Рейвен.

— Может, замуж её выдать? Возраст самый подходящий.

Вопрос, обращенный к самой себе, традиционно остался без ответа. Альта выросла, с этим не поспоришь. И превратилась в очень красивую молодую девушку… только вот Таша никак не могла привыкнуть к тому, что её подопечная стала взрослой, продолжая именовать её то девочкой, то малышкой. Альта не обижалась… она готова была снести что угодно, лишь бы не расставаться с госпожой.

В дверь постучали. Таша только сейчас заметила, что всё ещё не одета — длинная ночная рубашка из бледно-зелёного кинтарийского шёлка за одежду не считается. Торопливо накинув пеньюар, отделанный невесомым серебристым мехом, леди Рейвен разрешила посетителю войти.

— Вы традиционно игнорируете тренировки, леди, — буркнул, не здороваясь, старый фехтовальщик.

Фарад Ларзен служил Рейвенам дольше, чем Таша жила на этом свете, потому мог позволить себе некоторые вольности. Тем более что службу старик понимал достаточно своеобразно. С его точки зрения всё, что не относилось к оружию, было пустой тратой времени. Он не нажил состояния (с учётом непозволительно мягкого характера покойного лорда Рейвена, не воспользоваться ситуацией мог только истинный бессребреник), не обзавелся супругой… да и своего дома у ветерана не было. Зато коллекция клинков, собранная им, могла бы вызвать минутный приступ завести даже у Санкриста альНоора. В настоящий момент коллекция украшала стены в одном из залов замка, соседствуя с уникальными образцами, помещёнными туда лордом Рейвеном.

Эта мысль заставила Ташу скривить губы в печальной усмешке. Кое-какие из этих экспонатов сейчас наверняка пылятся в подвалах Тайной Стражи. Ох Блайт, чума на твою голову…

— Виновна, друг мой, — вздохнула она, опуская взгляд. — Виновна, признаю. Обещаю, что обязательно найду время. Но сейчас я хотела бы поговорить о вашей юной ученице. Она делает успехи?

Старик почмокал губами, затем, не спрашивая разрешения, налил себе бокал вина из стоящего на столике кувшина, не торопясь осушил его и только после этого медленно кивнул.

— Настоящим мастером она, пожалуй, не станет. Не тот характер, леди. Но постоять за себя я её научу. Ещё год-другой тренировок, и она будет владеть шпагой примерно на вашем уровне.

— Это намек на то, что и я недостойна звания мастера? — Таша прищурилась, лицо приобрело хищное и несколько злое выражение. Пожалуй, кому другому после подобного выпада не поздоровилось бы, леди Рейвен очень не любила, когда высказывалось не самое восторженное мнение о её достоинствах. Подобное дозволялось очень немногим людям.

Как и следовало ожидать, на ветерана это не произвело ни малейшего впечатления. Учитель, поддающийся на провокации, недостоин иметь учеников, эту истину Фарад крепко усвоил ещё тогда, когда сам делал лишь первые шаги в искусстве танца клинка.

— Кое-что в фехтовании вы смыслите, — буркнул он, снова протягивая руку к кувшину. — Иначе вас, леди, давно прирезали бы… как же, как же, наслышан о ваших приключениях. И лорд покойный, да согреет его Эмиал своим светом, не раз поминал… беспокоился, стало быть. Но и хорошую сталь, если о ней позабыть, ржа выест.

— Я ж говорила, найду время… — буркнула Таша, постепенно остывая. Злиться на Фарада не имело смысла. И ссориться с ним — тоже, где ж ещё найти человека, преданного не за деньги, а просто так, ради одной лишь чести.

— Вам, волшебницам, куда проще, — пожал плечами старик. — Махнули рукой, пару слов сказали, и противник уже беседует с Эмнауром. А девочке этой на магию, как я понимаю, особо рассчитывать не приходится. Правда, шутку с невидимым щитом она знатно освоила, признаю.

— Так что же плохо?

— Думает слишком много… — Фарад замолчал, присосавшись к бокалу. Таша терпеливо ждала объяснений.

Хотя вряд ли ветеран скажет что-то новое. Его теорию насчёт размышлений во время схватки Таша знала назубок и, во многом, разделяла. Фехтовальщик был убежден, что думать полезно перед боем, оценивая противника и собственные силы, или после — определяя способ, как лучше распорядиться достигнутыми результатами. Или как побыстрее унести ноги — в зависимости от этих самых результатов. А когда звенят клинки, думать вредно, пусть работает тело. Задумался, потерял темп — проиграл.

— Утром приходил посыльный от барона арДаута, — переменил тему мастер, голос его звучал подчеркнуто равнодушно. — Принес формальный вызов.

— Вызов? — Таша опешила. И такую новость этот сморчок преподносит с унылым выражением лица? Ну, слава богам, хоть какое-то развлечение.

— Именно так, леди. Пергамент с перечислением обид он оставил в прихожей.

— И не попытался добиться встречи со мной? — недоверчиво хмыкнула девушка. — Пришел, оставил вызов и ушел?

— Убежал, — поправил Фарад. — Не очень быстро, но убежал. Сложно быстро бегать, если приходится поддерживать падающие штаны. Я бы с удовольствием отправил наглеца к Эмнауру, где, поверьте, леди, ему самое место… Но в данном, подчеркиваю, только в данном случае парень не виноват, что молодой барон арДаут выбрал посланником именно его.

— А этот… арДаут? — Таша попыталась выудить из глубин памяти хоть что-нибудь, связанное с именем явно больного рассудком недоброжелателя, но не преуспела. Зато, в который уж раз, позавидовала Альте, которая вообще ничего не забывала. — Кто он такой?

Из короткого рассказа она узнала, что старый барон арДаут, человек достаточно уважаемый, не так давно преставился, оставив внуку (сыновья барона пали в памятной многим битве у Холма Смерти) некоторое, не слишком значительное, состояние. Юноша, с детства отличавшийся несдержанным характером, воспитывался где-то далеко от родового удела, по слухам, чуть ли не в Кинте Северном. И, опять-таки по слухам, там его держали в строгости — оно и понятно, в Кинтаре законы особые, там на количество поколений именитых предков смотрят без особого пиетета, куда важнее, сколько золота у тебя в сундуках. Если не можешь похвастаться богатством — не высовывайся, иначе не поздоровится. Получив в свои руки власть, новый владелец Даут-кэра принялся наводить в округе свои порядки, нажив себе немало недоброжелателей чуть ли не во всех слоях общества, от благородного сословия до безземельных сервов. Раза три молодого повесу вызывали на поединок — и каждый раз дуэль для вызывающего заканчивалась либо плохо, либо очень плохо.

— Я свидетелем не был, — пояснил Фарад, — но он, поговаривают, что-то и в магии смыслит. Последний раз он дрался с Чедвиком арМиттом, а тот был рубака не из последних, уж мне-то известно. Чедвик-то ныне у Эмиала добрым пивом наливается, а арДаут жив и здоров, ни царапинки. Думаю, не мог Чедвик так просто дать себя зарезать, не таков он был… Ведь из битвы у Холма Смерти, где отец и дядья нынешнего барона как один пали, Чедвик живым вышел, хоть и посечен был изрядно.

— То есть, если я ему сверну шею, мне только спасибо скажут? — усмехнулась Таша.

— Ну… пожалуй. Хотя недостойное это дело, с женщиной на дуэли сражаться, — старик помахал в воздухе узловатым пальцем, словно грозя отсутствующему здесь молодому наглецу.

— Ох, мастер… знаешь, бывают такие женщины, что сами боги порадовались бы, услышав об их смерти.

— Жизнь по-разному поворачивается, — пожал плечами ветеран. — Свернуть шею какой-нибудь стерве, это, верю, может быть и благим делом. Но дуэль… нет, не к добру это.

Таша пожала плечами. В конце концов, пребывание в замке насквозь пронизано скукой, и небольшое развлечение лишь пойдет на пользу. Да заодно и доброе дело сделать. Ей не раз приходилось встречать таких вот новоявленных наследничков. Ошалев от свалившегося на голову богатства и власти — пусть даже богатство весьма невелико, а власть более чем сомнительна — молодые повесы высоко задирали нос… пока этот нос кто-нибудь не укорачивал. По самую шею. Сама она, вдруг оказавшись владелицей замка, не слишком стремилась мозолить глаза окружающим, рассматривая отцовский дом лишь как крышу над головой и, в некоторой степени, источник средств к существованию. Устраивать пышные приёмы, наносить визиты соседям… от одной мысли о подобном времяпрепровождении у леди Рейвен мороз шёл по коже. А уж задирать каждого встречного-поперечного и вовсе последнее дело. Во-первых, опасно — на каждого мастера подраться, как показывает практика, рано или поздно находится умелец получше. Во-вторых, дурная слава никому ещё добра не приносила.

Девушка дважды дёрнула полинялый шнурок. Где-то в недрах замка звякнул колокольчик, призывая кастеляна. Тот появился не сразу, хозяйка не особо утруждала старого слугу вызовами, вполне справляясь с насущными потребностями самостоятельно. Среди благородных дам бытовала мода и одеваться-то с помощью двоих-троих служанок, а уж самой себе налить вина — это вообще рассматривалось как дурной тон. Ничего против слуг леди Рейвен, разумеется, не имела — но излишнее внимание к своей особе и нарочито демонстрируемая готовность услужить её раздражали.

Кастелян жил в замке дольше, чем старый фехтовальщик. Таша знала, что покойный отец относился к Дерту с определённой теплотой, прощая мелкие прегрешения и полностью полагаясь на слугу в делах серьёзных. Скаредность, свойство для человека, в руки которого сходятся нити управления замком, в целом, полезное, у Дерта проявлялось в меру, хозяйство он вел рачительно и осторожно, не вызывая особого раздражения у сервов — но и не забывая интересов хозяина. Своих тоже — но дворецкие, кастеляны и казначеи, не думающие о собственном кармане, перевелись ещё до Разлома. Если вообще когда-нибудь существовали. Обладая правом в отсутствие хозяина примерно наказывать нерадивых, правом этим Дерт распоряжался мудро… а то ведь нередки случаи, когда излишне ретивого управляющего однажды находили зарезанным в собственной постели. Но и беспорядков старый кастелян не допускал.

Старик, наконец, появился. Невысокий, почти совершенно лысый, он был ещё довольно крепок, ступал уверенно, трость (непременный атрибут старшего слуги дома) носил скорее для виду, для солидности. Остановившись в дверном проеме, Дерт поклонился.

— Госпожа изволила меня звать? — его голос чуть заметно подрагивал, на лбу поблескивали бисеринки пота.

— Да. Что ты можешь рассказать о молодом бароне арДауте?

Она ожидала, что кастелян, привычно потеребив бороду, начнёт пространный рассказ о нахальном соседе, но старик побледнел и вдруг рухнул на колени. Узорчатая трость с набалдашником из резной кости покатилась по полу.

— Госпожа… простите, молю! Это я, только я во всём виноват!

При этом кастелян часто кланялся, явно рискуя расшибить себе лоб. Несколько оторопевшая от подобного проявления чувств, Таша пару мгновений не могла найти, что сказать. Наконец, она взяла себя в руки и резко бросила:

— Прекрати!

Очередной поклон прервался на середине движения, старик замер в скрюченной позе, затем медленно поднял взгляд на хозяйку. Подниматься с колен он не торопился.

— Так, начнем по порядку. В чем ты виноват? И встань, Эмнаур тебя задери.

— Госпожа, я узнал, что этот ублюдок посмел… посмел вызвать вас… Это моя вина, целиком моя.

— Почему это?

— Я нижайше прошу прощения, госпожа, но… ваши, госпожа, финансовые дела находятся в довольно плачевном состоянии. Я имел смелость докладывать… господин лорд Рейвен, да упокоится его душа у трона Эмиала, доверял мне присматривать за его деньгами, и я счёл… я понимаю, госпожа, что позволил себе слишком многое… счёл возможным дать ход некоторым распискам, которые считал наиболее надёжными. Старый барон арДаут исправно возвращал долги, и я опрометчиво решил, что его наследник…

Он ещё стоял на коленях, и видно было, что ссохшиеся, узловатые пальцы сложенных на груди рук мелко подрагивают. Старик отчаянно боялся… только не совсем понятно, чего именно. Страх перед гневом хозяйки? Или страх за неё саму?

Леди Рейвен прекрасно понимала, что в замке её особо никто не любил. Ну, мастер-фехтовальщик относился довольно тепло, всё ж таки она его бывшая ученица, пусть и происходило это более двадцати лет назад. Корфина, кормилица, помнившая леди Рейвен ещё ребёнком, смотрела с нежностью. Сам Дерт вел себя, как и подобает хорошему управляющему замком. Но для остальных немногочисленных обитателей Рейвен-кэра молодая хозяйка была тем камнем, от которого идут круги по некогда тихой и спокойной глади лесного озера. Слуги не знали, чего ждать от наследницы, а потому смотрели с опаской, не в меру лебезили и старались, по возможности, на глаза не попадаться.

— Я хочу, чтобы ты встал, — сухо бросила она.

— Да… госпожа, как прикажете, госпожа.

Дерт поднялся, но по его виду было заметно, что стоит девушке хотя бы просто недовольно шевельнуть бровью, и он снова падёт ниц.

— Теперь продолжай. Ты обратился к молодому арДауту с долговыми расписками его деда, верно?

Старик покаянно опустил голову.

— Мне следовало бы заручиться вашим словом, госпожа. Однако я самонадеянно подумал, что столь низменные дела, как взыскание старого долга, вас не заинтересуют. Господин лорд позволял мне…

— Я уже поняла, что отец доверял тебе ведение дел, — дёрнула плечом Таша. — Мне и в самом деле не интересно копаться в старых бумагах. Зато мне хотелось бы получить вразумительные ответы на вопросы. Рассказывай. По порядку, и без самобичевания. Если ты его заслужил — и так получишь.

Дерт приступил к изложению своей версии событий. Вне всякого сомнения, если выслушать, к примеру, молодого арДаута, рассказ получился бы другим. Но словам кастеляна леди Рейвен, в общем и целом, верила, а мнение не в меру наглого соседа её интересовало в последнюю очередь.

Речь шла об относительно небольшой сумме — три сотни золотых инталийских солнц вряд ли способны вывести Рейвен-кэр из финансовой ямы, да и сама Таша не слишком рачительно относилась к деньгам. Другое дело, что в опытных руках кастеляна даже эта сумма, немыслимо огромная по меркам простонародья, и довольно скромная с точки зрения какого-нибудь барона средней руки, может быть применена с толком и во благо хозяйке. К тому же, подобных расписок у Дерта скопилось немало, в трудные времена за помощью к лорду Рейвену обращались многие. Правда, когда трудные времена заканчивались, далеко не каждый торопился вернуть старый долг.

Барон арДаут — не сопляк, а его дед — занимал деньги незадолго до начала войны с Гураном. Снарядить воинов стоит дорого. Оружие, доспехи, лошади — это светоносец всегда может рассчитывать на эмалевые латы из арсеналов Ордена, на приличного коня и мешочек серебра «на мелкие дорожные расходы». Среди рыцарей и магов попадались и дети обеспеченных родителей, не нуждающиеся в подобных подачках, и выходцы из простонародья, которых Орден обеспечивал всем необходимым. Другое дело те, кто не был сочтён достойным символов Несущих Свет… им полагалось оплачивать экипировку из собственного кармана. Ну, а какой же отец не попытается снабдить своих детей самым лучшим?

Золото было предоставлено, расписка оформлена должным образом. Дерт не видел проблем в получении долга, да и молодой хлыщ не производил впечатления ограниченного в средствах. Или старательно пускал пыль в глаза — ну тогда сам виноват. Если соришь деньгами направо и налево, будь готов к тому, что тебе напомнят о старых соглашениях. Долги отцов переходят на детей, этот закон мудр, поскольку защищает интересы как заимодавцев, так и самих должников — наследники прекрасно понимают, что уход главы семьи к Эмиалу может плачевно сказаться на их беззаботной жизни, а потому традиционно искренне желают родителям долгих лет.

Кастелян лично явился к молодому арДауту с напоминанием о некогда заимствованном золоте.

Наследник Даут-кэра приказал спустить на старика собак.

Услышав это, Таша помрачнела. Может, её и нельзя было назвать по-настоящему хорошей хозяйкой, но одно правило она усвоила давно и однозначно — никто, никто не имеет право наказать слугу, кроме его хозяина.

— Где вызов?

— В-вот… госпожа… я захватил его…

Развернув небрежно сложенный лист бумаги (попутно отметив, что бумага-то не из дорогих, на такой разве что торговцы приказчикам задания пишут), Таша быстро пробежала глазами текст. Как она и предполагала, это был вызов на дуэль за право собственности, то есть арДаут оспаривал истинность долга и намеревался доказать это клинком. Подобные поводы для поединка среди инталийских дворян считались не то чтобы позорными, скорее, просто слегка неприличными для истинного рыцаря. Проткнуть противника за честь дамы, в качестве ответа на оскорбление или во славу Эмиала или Ордена — это рассматривалось как дело вполне достойное, но драться ради денег? Хуже того, ради возможности не платить по счетам… В углу листа стояла чуть размазанная лиловая печать, вызов был отмечен у местного представителя Обители, следовательно, первая и главная формальность соблюдена. Чем бы ни закончился бой (если он вообще состоится), претензий ни у Святителя, ни у Ордена к дуэлянтам быть не должно.

Выбор времени и места, а также оружия — опять-таки, в соответствии с законами Инталии — оставался за Ташей.

— Во всяком случае, — хмыкнула она, — этот болван не решился просто прирезать меня где-нибудь в лесу. Смело, но глупо.

— Вы… собираетесь принять вызов? — в голосе кастеляна смешались удивление, страх и надежда, что ответ будет отрицательным.

— Непременно, — кивнула Таша. — Ларзен, позаботься о выборе площадки, свидетелях. И пусть присутствует лекарь, хотя я не думаю, что он понадобится. Дерт, напиши мальчику ответ, только подбери правильные слова. Оскорблять не стоит, а вот немного насмешки не повредит. Оружие — любое на его выбор. И укажи время, сегодня, в полдень. Место обговоришь с Ларзеном. Затем пошли кого-нибудь в село, в Храм, пусть отметят, что вызов получен и принят. И передай на словах, пусть Служитель Храма внимательно перечитает Уложение о дуэлях… и ещё — что мне приятно будет увидеть его среди зрителей.

— Будет исполнено, госпожа.

Старик мялся, явно не собираясь тут же броситься исполнять поручение.

— Ты хочешь что-то спросить?

— Простите, госпожа, но… но любое оружие… совсем любое?

Невысказанный намёк Таша поняла прекрасно.

— Абсолютно. Меч, арбалет, магия — пусть пользуется тем, чем считает нужным. Я не намерена себя ограничивать.

Если бы подобное событие произошло в Торнгарте, то оно не вызвало бы особого ажиотажа. Собралась компания, позвенели клинками… потом один из забияк будет плакаться в жилетку Эмиалу, сетуя на несправедливость злодейки-судьбы, а его более умелый (или более удачливый) соперник примется подсчитывать моральные и, если повезет, материальные выгоды от успеха. Представитель властей сделает отметку о том, что поединок прошел по правилам, то бишь Святитель лично, и его доверенные лица в частности, претензий к победителю не имеют. Ну а претензии к побежденному (в том случае, если, по милосердию оппонента, ему удавалось остаться в живых) предъявлять не принято — удар мечом или боевым заклинанием, как ни крути, достаточное наказание само по себе. За излишнюю самоуверенность, так сказать.

В пределах Гурана дуэлянты и вовсе не вызвали бы к себе интереса. Его Величество ныне здравствующий Император, как и его предшественники на этом ответственном посту, справедливо полагал, что если один благородный господин жаждет перерезать горло другому столь же благородному господину, да ещё делает это не исподтишка, а в честном поединке — то не стоит этому препятствовать. В конце концов, у Тайной Стражи есть дела поважнее, чем присматривать за любителями острых ощущений.

Законы Индара в этом отношении были куда как жестче. Государство, где мечи на поясе носил любой мужчина, начиная лет с пятнадцати, а также, по меньшей мере, треть женщин, попросту не может позволить гражданам обнажать клинки по поводу и без. Комтур придерживался той точки зрения, что настоящий индарец берётся за оружие лишь в двух случаях — на тренировке и на поле битвы. А потому наёмника, посмевшего запятнать меч и честь подобным непотребством, ждала петля, а несчастного, не удостоенного чести состоять в одном из знаменитых на весь мир индарских боевых клиньев — пожизненная высылка из страны.

Кинтарийцы к дуэлям относились с некоторой ноткой брезгливости. Понятие чести торговому сословию присуще, но размахивание железками — дело недостойное истинного мастера финансовых операций. Апотому за попранную честь вступались наёмники. Разовый контракт приносил победителю небольшое состояние, встречались мастера, гонорары которых достигали немыслимых размеров. Случалось, защита чести оборачивалась серьёзными расходами, а то и истинным разорением. А всё, что потенциально может привести к разорению, уважения у кинтарийцев не вызывало.

Другое дело здесь, вдали от столицы… Событие подобного рода превращалось в настоящий праздник. Посмотреть на поединок приходил каждый, кто только мог — ещё бы, такое редкое и увлекательное развлечение, да, к тому же, желающие могли делать ставки. К слову, после дуэли между Чедвиком арМиттом и молодым наследником Даут-кэра во многих домах пролилось немало слёз. Отнюдь не потому, что Чедвика так уж сильно любили — просто мало кто догадался поставить против ветерана.

Понаблюдать за схваткой леди Рейвен и неугомонного арДаута собралось человек двести. В толпе мелькали и серые, из грубой ткани, рубахи сервов, и украшенные цветными лентами и стеклянными бусинами платья зажиточных горожанок, и роскошные (по местным меркам) камзолы торговцев. Порядок полагалось поддерживать стражникам — их было немного, не более пяти, и не стоило сомневаться — как только начнётся бой, стражники обо всём позабудут. В толпе Таша с удивлением заметила даже пару белых плащей светоносцев — кто-то из её собратьев по Ордену, видимо, прослышал о знаменательном событии и счёл возможным прервать свои, несомненно важные, дела. Лица рыцарей были Таше незнакомы, хотя она почти не сомневалась, что уж о ней-то молодые воины наверняка слышали.

Хотя, если не врать самой себе, вряд ли они слышали о леди Рейвен что-то хорошее.

Место, выбранное Ларзеном для предстоящей схватки, оказалось исключительно удачным. Когда-то лорд Рейвен решил разбить вокруг замка сад. Работы начались, но были прерваны в связи с кончиной владельца Рейвен-кэра, а о том, чтобы завершить начатое, у вступившей в права наследницы не шевельнулось и мысли. Зато теперь большая площадка, огороженная невысоким, по пояс, изрядно запущенным кустарником, как нельзя лучше подходила для предстоящего действа. И пространства для маневра более чем достаточно, и публика не будет мешаться под ногами. Менее всего Таше хотелось зацепить кого-нибудь из местных жителей боевым заклинанием.

Для предстоящей схватки девушка выбрала, пожалуй, самый эффектный свой костюм — короткая куртка из мягчайшей синей кожи, узкие штаны, высокие, до колен, сапоги. Костюм побывал в кое-каких переделках, был изрядно попорчен в стычке с Диланой Танжери (Таша раздраженно скрипнула зубами, вспомнив этот не самый приятный эпизод), после чего тщательно отреставрирован. Надеть его в столице нечего было и думать — первая же стерва из тех, кто целыми днями ошивается в Обители, тут же углядит следы починки, и с радостью разнесет по Торнгарту весть о леди Рейвен, обнищавшей настолько, что не может позволить себе приличную одежду.

Не убивать же этих дур одну за другой…

В общем, то, что нельзя надеть на приём у Святителя, вполне пригодится здесь.

На площадку, смешно переваливаясь с ноги на ногу, словно неуклюжий медвежонок, выбрался низенький толстый человек. Таша мысленно усмехнулась — только мысленно, поскольку на человеке была мантия со стилизованным изображением Эмиала, а смеяться в голос над Служителем может разве что совершеннейший глупец. Или гуранец — но только там, дома, за Срединным хребтом.

— Итак, мы собрались здесь, дабы засвидетельствовать решение имущественного спора между уважаемой леди Рейвен и уважаемым бароном арДаутом… — голосок у толстяка был тонким и визгливым. — Прошу уважаемых спорщиков подойти ко мне.

— Леди, я… я прошу вас, будьте осторожны!

Таша с усмешкой посмотрела на воспитанницу. Следовало отдать должное, за последние годы Альта по-настоящему расцвела. Она и раньше была довольно милой девчушкой, но теперь перед волшебницей стояла юная, свежая, как только что распустившийся цветок, девушка. Ещё год… да что там, уже вот-вот, и вокруг Альты начнут виться ухажеры.

«Может, замуж её выдать?» — подумала в который уже раз Таша.

— Не беспокойся за меня. Не родился ещё тот мужчина, который…

— Один родился, — в голосе Альты мелькнули насмешливые нотки. Таша почувствовала, что краснеет, словно какая-нибудь жеманная девица из Обители.

Вспоминать о Блайте не хотелось. Или хотелось? Так или иначе, но образ мятежного Консула являлся Таше чуть ли не каждый день и (в чем она не призналась бы никому на свете) практически каждую ночь. Девушка злилась на Блайта, столь неожиданно исчезнувшего из её жизни — и пыталась убедить саму себя, что знать о нём ничего не желает. Давала себе зарок не вспоминать его — и вновь представляла лицо со шрамом, короткий ежик чёрных с сединой волос, насмешливо-жёсткий изгиб тонких губ.

— Ой… это он?

На место будущей схватки вышло новое действующее лицо. Таша охнула — не от испуга, от изумления. АрДаут явился на бой в блеске… блеске начищенной стали. тяжёлая кираса, украшенные шипами наплечники, перчатки из мелкой чешуи, короткая кольчужно-пластинчатая юбочка, прикрывающая самое дорогое для мужчины место. Левая ладонь барона сжимала эфес длинного меча.

Лицо юноши можно было назвать красивым… только от красоты этой веяло чем-то неприятным. Злым. Ну, если судить по рассказу Дерта, добряком этот молодой человек и не был. И особым умником тоже — явиться на поединок с женщиной в тяжёлых доспехах было верным способом вызвать град насмешек. Сейчас даже те, кто изначально не был на стороне леди Рейвен, готовы были отдать свои симпатии ей.

— Почему у него такое… чёрное лицо? — прошептала Альта.

— Чёрное? — Таша взглянула на барона. — С чего ты взяла? Обычное лицо.

— Не знаю… — замялась девушка. — Мне вдруг показалось… леди, я чувствую, он опасен.

Таша некоторое время молчала, затем пожала плечами.

— Всё будет в порядке.

— Согласно Уложению о дуэлях, написанному святым Гленделлом, Святителем Инталии, я спрашиваю тебя, барон Равил арДаут, твёрд ли ты в своём намерении бросить вызов леди Таше Рейвен по имущественному спору? Не желаешь ли ты, барон Равил арДаут, отказаться от поединка, признав претензии леди Таши Рейвен обоснованными?

Барон скривил губы и скорее выплюнул, чем выговорил, что вызов подтверждает. Вероятно, он был бы не прочь добавить ещё пару слов насчёт того, куда женщине стоит засунуть расписку его деда, но не рискнул вступать в пререкания со Служителем Храма. Во всем, что касалось ритуалов (в том числе, на первый взгляд, не связанных со служением светлому Эмиалу), жрецы проявляли поразительное стремление к соблюдению традиций. Не стоило также забывать и об авторе действующего уже лет триста Уложения… нарушить порядок означало покуситься на волю давно почившего, но незримо присутствующего в умах и душах Святителя. Иной ортодокс за подобную вольность может и на костёр отправить.

— А ты, леди Таша Рейвен, тверда ли в своём намерении принять вызов барона Равила арДаута по имущественному спору? Не желаешь ли ты, леди Таша Рейвен, отказаться от поединка, признав претензии барона Равила арДаута обоснованными?

— Тверда, отец мой, — Таша, как того требовали приличия, поклонилась жрецу. — Я не признаю претензий барона арДаута.

Служитель бросил на девушку короткий взгляд, преисполненный сомнений. Судя по лицу наследницы Рейвен-кэра, предстоящая схватка её порядком беспокоила. Губы чуть заметно подрагивают, пальцы непрерывно теребят эфес шпаги с голубым лезвием из магического стекла. Совершенно очевидно, что леди растеряна. Испугалась? Возможно, возможно… Служитель не был слишком уж близко знаком с черноволосой красавицей, почетная обязанность предоставлять аудиенцию благородным господам и дамам принадлежала исключительно Тиральту, старшему жрецу Храма, но слухи о ней ходили разные, а жрецам Эмиала сам бог велел быть в курсе проблем их паствы. Если тем слухам верить, леди Рейвен отнюдь не беззащитная женщина, много повидавшая и не раз имевшая дело со смертью. Может, страх наигран, направлен на то, чтобы заставить противника переоценить свои силы?

С точки зрения Служителя, поражение барона в этой дуэли пошло бы всем на пользу. Крови жрец не любил, как и зрелищ, с кровопролитием связанных… как же тут было спокойно, пока не заявился этот молодчик! Хорошо бы сбить с него спесь. К несчастью, несмотря на все разговоры о леди Рейвен, жрец не был уверен в её способности справиться с закованным в сталь воином.

— Согласно Уложению, женщина, вызванная на дуэль мужчиной, имеет право назвать человека, который будет защищать её интересы. Если таковой человек не будет назван, и если поединок назначается по имущественному спору, женщина имеет право удвоить спорную сумму. Спрашиваю тебя, леди Таша Рейвен, назовешь ли ты человека, готового принять твою сторону в предстоящем поединке?

Таша вздохнула. Час назад ей довелось выдержать самое настоящее сражение. Фарад, брызжа слюной и поминутно богохульствуя, требовал от неё этого самого права, в противном случае грозя навсегда покинуть Рейвен-кэр. Разговор получился тяжёлым и закончился грохотом двери, захлопнувшейся за спиной Ларзена. Никуда он, конечно, не уедет, но изображать из себя оскорблённого будет долго, очень долго. Предстоит ещё подумать, чем же умаслить старика.

А жрец-то молодец… просьбу о том, чтобы освежить в памяти Уложение, выполнил самым тщательным образом. Если покопаться, в этом древнем документе можно найти немало интересного.

— Я сама буду отстаивать свои права, — Таша постаралась, чтобы её голос звучал без особой уверенности. Судя по тени беспокойства, промелькнувшей на лице добродушного жреца, ей это удалось. — И я… я согласна удвоить спорную сумму.

— Согласно Уложению, — снова затянул набившую оскомину песню жрец, — я должен спросить тебя, барон Равил арДаут, не изменилось ли твое намерение бросить вызов леди Таше Рейвен, отказавшуюся выставить замену и принявшую правило удвоения?

Признаться, Таша сильно подозревала, что юнец понятия не имеет, что представляет собой это правило. Люди, особенно малообразованные, склонны видеть в словах лишь очевидный, поверхностный смысл. Может, ему хватит предусмотрительности попросить разъяснений? Хм… нет, не хватило.

— Нет, старик. Я не беру назад своих слов, — барон презрительно оттопырил губу, смерив будущую противницу насмешливым взглядом. Его можно было понять, с демонстрацией неуверенности Таша явно перестаралась. Пожалуй, сейчас каждый второй в толпе зрителей уверен, что молодая леди пребывает в панике.

— Согласно Уложению…

Совершенно ясно, почему в Инталии дуэли случаются довольно редко. Лучше помириться с противником, чем выслушивать нудные условия, бесконечные вопросы и уточнения, да ещё изложенные монотонным равнодушным тоном. Интересно, жрецов специально учат говорить именно так, или это нарабатывается годами практики? Таша с уважением относилась к Эмиалу, но слишком уж религиозной себя не считала. Пару-тройку раз в год посетить богослужение — этого вполне достаточно, чтобы жрецы не считали тебя еретиком и не начинали присматривать в округе сухие дрова. И, разумеется, необходимо время от времени жертвовать на нужды храмов, желательно — с выражением искренности на лице. Искренность Таша изображать умела — ей приходилось кидать монеты в дарственную чашу в храмах Гурана, воздвигнутых во славу ночного бога, а тамошние жрецы зорко следят за душевными порывами паствы, и не приведите боги, если кто-то усмотрит в действиях пришедшего на службу нотку фальши. Его мерзейшее мудрейшество, господин Юрай Борох, весьма заботился о благосостоянии Триумвирата, получавшего пятую часть имущества вероотступника (остальное, традиционно, шло в казну Его Величества). Так что, неизменно присутствующие при службах «безликие» бдели.

Ну вот, кажется, ритуал подходит к концу.

— Согласно Уложению, в последний раз задаю вопрос тебе, барон Равил арДаут, не изменилось ли твое желание бросить вызов леди Таше Рейвен по удвоенному имущественному спору, имея свободный выбор оружия, на условии боя до безусловной победы, без права оспорить итог поединка?

— Не изменилось!

«А мальчик-то уже выходит из себя», — мысленно ухмыльнулась Таша, сохраняя на лице всё ту же смесь неуверенности и страха.

— Согласно Уложению, в последний раз задаю вопрос тебе, — душка-жрец сделал многозначительную паузу, и затем с лёгким, едва-едва заметным налетом ехидства в голосе продолжил, — леди Таша Рейвен, мастер Ордена Несущих Свет, не изменилось ли…

Девушка с явным удовольствием вглядывалась в лицо молодого барона. Наглое выражение стремительно с него сползало, уступая место бледности. Кажется, мальчик здорово просчитался… он намеревался публично отшлепать беззащитную женщину, а нарвался на боевого мага. Забавно… неужели ему никто не сказал, с кем он вознамерился иметь дело? Хотя это и неудивительно, учитывая, что молодчик за считанные месяцы успел испортить отношения с соседями. И отступать ему теперь некуда, поскольку уже прозвучал и последний вопрос, и ответ на него. Пожелай юноша сейчас убраться восвояси, его объявят проигравшим со всеми вытекающими последствиями. Не зря же прозвучало условие удвоения спорной суммы. Если барон проиграет, ему придётся выложить шесть сотен монет, причём — маленький нюанс, написанный, как говорится, «мелкой вязью» — выложить до захода солнца. Не сможет — его имущество пойдет с молотка, а остаток вырученных денег… Кто сказал — вернуть владельцу? А как насчёт того, чтобы вспомнить, кто именно составлял Уложение? Правильно, Святитель, да будет милостив к нему Эмиал. Вот в Обитель денежки и пойдут, а зарвавшийся сосунок останется, простите, с голой задницей.

«Не буду его убивать, — в порыве человеколюбия решила Таша. — Пусть живет. Может, хоть немного поумнеет…»

— Леди Рейвен? — повысил голос жрец. Девушка вздрогнула и повернулась к служителю, старательно надевая на лицо маску раскаяния. Не стоит зря гневить старика, привыкшего, что прихожане ловят каждое его слово.

— Ох, простите, отец мой, задумалась… Нет, мои намерения не изменились.

— В таком случае объявляю о начале поединка между бароном Равилом арДаутом и леди Ташей Рейвен. Да явит нам светлый Эмиал истинный знак своего правосудия.

Жрец, сложил ладони в молитвенном жесте, поднял очи к небу — мол, теперь всё в руках Света — и покинул огороженную площадку. Двигался он степенно, как подобает Служителю Храма, но и относительно поспешно — кто их знает, этих драчунов, вдруг начнут схватку прямо сейчас. Таша перевела взгляд на противника…

И почувствовала легкое беспокойство. На этот раз — совсем не наигранное.

Молодой барон уже не был бледен. Напротив, на губах его играла улыбка, и меч, сжатый в левой кисти, не дрожал.

В левой.

Ох…

— Ты видел, мастер? — Альта почувствовала, как пальцы задрожали от нахлынувшей волны страха.

— Что я должен видеть? — пожал плечами Фарад. — Доспехи дорогие, но не лучшие. Клинок у него неплох, узнаю индарскую работу. Могу поставить два луча за то, что меч отцовский или дедовский, для руки этого юнца оружие тяжеловато.

— Он держит меч в левой руке.

— Многие фехтовальщики предпочитают… — начал было читать очередную лекцию мастер, но осекся.

Да, это было верно. Многие, и не без оснований, считают, что меч в левой руке даст им некоторые преимущества против человека, не обученного драться с левшой. Но молодой барон сжимал клинок явно неуверенно, следовательно, особого опыта в ведении боя из такой позиции у него нет. Остается вопрос, зачем?..

И на этот вопрос есть только один, не самый приятный ответ. Пока что не вполне очевидный большинству собравшихся здесь зрителей, но скоро, очень скоро каждый поймет, что лучше бы им оказаться сейчас где-нибудь подальше. Поединок магов — опасное дело, прежде всего, для зрителей. В пылу боя всякое может случиться, а эти двое вряд ли станут швыряться безобидными сосульками.

— Как я понимаю, создать «купол» ты не сумеешь? — без особой надежды на положительный ответ поинтересовался Фарад. О проблемах девушки с освоением магической науки он был вполне осведомлен.

Альта сокрушенно покачала головой.

— Щиток могу сделать.

— И то хлеб… знаешь что, иди-ка ты вон туда, там управитель с супругой. Ежели что случится, постарайся хоть их защитить.

— А ты, мастер?

— Девочка, мне приходилось драться с магами, когда твоя мамка ещё пеленки пачкала.

Самым лучшим вариантом было бы разогнать толпу. Не то, чтобы заставить всех разойтись по домам, за такое предложение можно и по морде получить, ведь люди собрались ради зрелища и намерены получить его полной мерой. Но хотя бы подальше отойти, на безопасное расстояние. Пара сотен шагов… тьма Эмнаура, это то же самое, что просто убраться восвояси. С двухсот шагов много ли увидишь?

Похоже, и белые рыцари поняли, что к чему. Вряд ли им что-то грозило, большую часть заклинаний белые доспехи успешно отразят, да и не совсем уж светоносцы беспомощны по части магии. Каждый знает, броня и меч удел тех, кто не способен толком освоить мастерство плетения заклинаний, но бывают и исключения. Не в этом случае, мечи у обоих висят под правую руку. Тем не менее, рыцари пытались немного оттеснить толпу назад. Получалось не очень.

А на площадке уже началось движение. Оба противника явно принимали друг друга всерьез. Таша пока не делала попыток начать атаку, барон, нахлобучив шлем и опустив забрало, напоминал железную статую, неторопливо нарезающую круги вокруг своей гибкой и подвижной цели. Скрипя зубами, Фарад вынужден был признать, что тяжёлые доспехи, поначалу выглядевшие совершенно неуместными, сейчас дают барону изрядное преимущество. По опыту старый мастер знал, что латы способны защитить от простой боевой магии, следовательно, леди Рейвен придётся пользоваться более сложными узорами… отнимающими больше сил и времени.

Таша прыгнула вперед, разом сократив дистанцию вдвое, синяя шпага метнулась к прорези шлема — и отлетела в сторону, встретившись с тяжёлым индарским клинком. На мгновение грудь барона оказалась открытой, и в металл впечатался камень «пращи», вслед за ним второй, третий… под градом ударов барон вынужден был отступить. Но равновесия не потерял, на что, без сомнения, рассчитывала Таша. Правая рука сомкнулась в щепоть, невидимые за забралом губы прошептали нужные слова — и голубая молния хлестнула по тому месту, где ещё мгновением раньше находилась девушка.

Видимо, зрители поняли-таки, что в этой схватке они в любой момент могут стать пассивными участниками. Толпа попятилась, но ненамного — шаг, два от силы. А маги продолжали дуэль — барон, не особо балуя наблюдателей разнообразием (или же ничего иного не умея) попеременно атаковал то молниями, то простенькими фаербельтами. Будь на Таше стёганый панцирь, огненные стрелы вряд ли причинили бы ей серьёзный вред, но тонкую кожу изящного дамского камзола фаербельт прожжёт безо всякого труда. Сама волшебница на эффектные, но не слишком эффективные выпады латника отвечала, в основном, ударами «пращи». Пока что это привело лишь к тому, что кираса и наплечники барона покрылись неглубокими вмятинами, да меч в левой руке стал двигаться ещё более неуклюже, видимо, один из камней нанес арДауту серьёзный ушиб, лишь слегка смягченный пластинами брони и кольчужной сеткой.

За долгую жизнь Фарад успел немало узнать о способах магов вести схватку. Не обладая и крошечной искоркой магического дара, он понимал смысл понятия «заготовка». Как правило, маги могут иметь в запасе несколько мощных заклинаний, но использовать их станут лишь тогда, когда будут уверены в успехе. Знать бы ещё, что приготовила на такой случай леди Рейвен. И приготовила ли что-нибудь вообще… ведь Таша ожидала относительно простой стычки с придурком в латах, только и умеющим, что махать мечом. Одиночный противник магу, как правило, не страшен.

Очередная атака. На этот раз Таша предпочла воспользоваться шпагой, и Фарад до крови закусил губу — слишком, слишком самоуверенно ведёт себя леди, магическое стекло надёжно и остро, но против тяжёлых доспехов не слишком-то полезно. И точно, барон, даже не подумав парировать выпад, шагнул вперед, принимая укол синего лезвия помятым наплечником. Одновременно с этим движением его затянутая в железо рука рванулась вперед, нанося удар. Девушка в последний момент сумела увернуться — и всё-таки шипованая перчатка зацепила предплечье, раздирая и кожу камзола, и мышцы. Чуть в сторону — и песенка волшебницы была бы спета.

Поединок до безусловной победы подразумевал три варианта окончания — один из дуэлянтов убит, ранен до полной невозможности продолжать схватку, или бежал с поля боя. Правый рукав синего камзола леди Рейвен стремительно темнел, ещё немного — и пальцы перестанут слушаться хозяйку, тогда предсказать результат этого противостояния будет нетрудно. АрДауту и магия не понадобится, он просто изрубит девушку в капусту, и шпага ей не поможет.

Видимо, Таша это поняла, поскольку активировала заготовку. Как потом признается Альте, чуть с ума не сошедшей от страха за наставницу — единственную заготовку. Пренебрежение к противнику, в который уж раз, сыграло с волшебницей злую шутку — она попросту не озаботилась приготовить что-нибудь по-настоящему эффективное. Досадно, одна «стрела тьмы» могла бы полностью изменить ход боя… правда, о недавнем намерении оставить барона в живых пришлось бы забыть.

Сейчас леди Рейвен уже не думала о ценности человеческой жизни вообще и о потенциальной возможности перевоспитания барона арДаута в частности. На кону стояла её жизнь, правая рука ещё действовала, но вряд ли это продлится долго. Кровь заливала пальцы, а остановиться, чтобы бросить на рану простенькое «исцеление», некогда — барон без устали бил молниями, которые, лишь по невероятной случайности, до сих пор не зацепили никого из зрителей. От голубых разрядов Таша частично увертывалась, частично подставляла под удары «щитки», прекрасно понимая, что рано или поздно раненая рука подведет, и магическая атака достигнет цели.

Самое время использовать последние резервы. Последний довод.

Тело пронзил спазм наслаждения — исчезла, ушла в небытие боль в рассеченной руке, мир вокруг стал неторопливым и вальяжным, ноющие мышцы наполнились силой, шпага молнией метнулась вперед, заставляя застонать рассекаемый воздух — кончик синего лезвия полоснул по кирасе, вспарывая сталь… Враг смешон, неуклюж и неопасен, он не успеет даже понять, в какой момент клинок пронзит ему горло… это будет… сейчас!

Жалобно взвизгнуло столкнувшееся оружие. Барон успел парировать удар — правда, магическое стекло в очередной раз доказало своё превосходство над сталью, оставив на изделии индарских оружейников изрядную щербину. Но это не имело значения — удар не достиг цели, барон двигался быстро, очень быстро, явно также пребывая под действием «героя», одного из сильнейших заклинаний Школы Крови.

Таша видела, что опережает противника. Ненамного, может, на доли мгновения — но опережает. Барон оказался сильным магом, «герой» под силу не каждому — но в магии одной силы мало, требуется ещё и умение, а умения ему явно недоставало, заклинание было исполнено с ошибками, не сработав в полную силу. Но и того, что получилось, хватало — девушка понимала, что действие заклинания может кончиться раньше, чем ей удастся достать противника.

Видимо, барон придерживался другого мнения. Возлагая на магию Крови большие надежды, он был ошарашен тем, что его противница превосходит его в скорости. И испугался.

Голубой каскад молний ударил в Ташу — девушка отшатнулась, вскинув руки, поднимая навстречу сокрушительному потоку разрядов незримые щитки. Ей удалось отразить несколько обжигающих стрел, но «цепная молния» никогда и не предназначалась для поражения одиночной цели. Исполненная неряшливо и грубо, цепь была столь насыщена силой, что спастись от неё не было практически никакой возможности… Ташу зацепило трижды, швырнуло на землю, заставив изогнуться от страшной боли — у даруемой «героем» нечувствительности были свои пределы.

Но более всего досталось зрителям.

Бывали случаи, когда опытный маг одним ударом цепной молнии поражал три, а то и четыре десятка противников. Не насмерть, из ливня искрящихся разрядов наиболее опасными были три, от силы пять. Но когда тебе противостоят не воины в доспехах, а обычные селяне… Шестеро погибли сразу. Одним из них оказался статный воин в белоснежных эмалевых доспехах — латы способны спасти от молнии, но не тогда, когда она попадает в открытое лицо. Второй светоносец выхватил меч, одним прыжком преодолел невысокие кусты и метнулся к барону. Одновременно Фарад метнул тяжёлый нож — и арДауту не хватило скорости отразить сразу обе угрозы. Меч полоснул по белым доспехам, пробивая кирасу — но и бросок старого фехтовальщика оказался удачен, нож пробил кольчужную сетку и вошел магу подмышку…

С точки зрения закона, свершившееся было нарушением всех мыслимых правил дуэльного Уложения. Никому не позволялось вмешиваться в поединок, а то, что погибли зрители… что ж, бывает и такое, никто их силком сюда не тащил. Но и реакцию светоносца понять было можно — только что погиб его товарищ, погиб по-глупому, бездарно, и отомстить за его смерть — что может быть естественней? Да и кто рискнёт предъявить претензии «белому плащу»? АрДауту, пожалуй, тоже не придётся выслушивать обвинения жреца, как и стражникам, уже расталкивающим толпу и на ходу обнажавшим мечи. Кому другому нарушение Уложения не сошло бы с рук, но жрецы, служа Эмиалу, никогда не забывали о том, что также служат и Ордену. Барон — либо сдохнет, либо сбежит куда подальше, а Орден был, есть и будет. Ссориться с Несущими Свет — себе дороже.

Стражники, ощетинившись клинками, медленно приближались к арДауту, охватывая его короткой дугой. В большинстве своём, эта братия, приданная управителю дабы блюсти порядок и отлавливать всяческое отребье, портящее жизнь мирным гражданам, не отличалась ни умением, ни воинской выучкой. Работа непыльная, ну, может, раз в пару-тройку дней придётся разнять драку в таверне или вразумить не в меру разошедшегося мужа, грозящего свернуть жене шею за блуд (чаще придуманный, чем имевший место в действительности). Деньги хорошие, тренировками управитель не утруждает, почему бы и не послужить. Только каждый из этих немолодых уже мужиков твёрдо знал, что стоит разок проявить трусость — на этом доходная служба и закончится.

Поэтому и шли вперёд, стискивая зубы… страх был, как без него. Проклятый маг ведь только что перебил кучу людей и, подумать только, белого рыцаря… а то и двоих рыцарей, второй выживет ли, нет — неизвестно. Только ведь и маг ранен, старый Фарад ножи кидать умеет. Да и не останется в стороне, не таков мужик — вон, тоже за клинок схватился. А уж вшестером, даст Эмиал, одолеют подлеца.

Наверное, арДаут вполне мог бы справиться с пятью стражниками, вряд ли его остановил бы и мастер-фехтовальщик, несмотря на всё своё умение. Но действие «героя» подходило к концу, длинные-предлинные мгновения становились короче, первым, ещё еле ощутимым спазмом боли напомнила о себе рана. Несколько минут — и барон станет совершенно беспомощным — тогда не то что стражники, сама толпа разорвет его в клочья. Может, местные и не особо благоволили этой лордовской дочке… но светоносцев в Инталии уважали. Всегда… кроме разве что тех дней, когда белые рыцари собирали по городам и весям детей, обладающих магическим даром. За смерть орденца Равила арДаута втопчут в землю.

Выхода оставался один. Бежать.

Барон рванулся к лошади — «герой» ещё действовал, и арДаут бежал очень быстро, несмотря на тяжёлые доспехи. Кто-то, особо несчастливый, попался магу на пути — свистнул меч, полетела в истоптанную траву начисто срубленная голова. Ещё одного замешкавшегося сбил кулак в латной перчатке, хрустнули раздробленные кости. В седло арДаут взлетел одним прыжком, и тут же шпоры врезались в бока жеребца, посылая его в галоп. Главное, уйти подальше…

Высокий, болезненно-худой мужчина мерил шагами комнату уже минут десять. Длинные, до плеч, седые волосы, заметно тронутое морщинами лицо, мешки под глазами — признак усталости. Одежда не из дорогих, никаких украшений или знаков отличия. Но этого человека треть, пожалуй, населения Инталии знали в лицо. А по имени — так и вообще все, поскольку странно было бы не знать главу Совета Вершителей Ордена.

Сам арГеммит утверждал, что на ходу ему лучше думается. Таша же считала (и многолетний опыт общения с магом ни в малейшей степени её в этом не разубеждал), что таким образом высший маг Несущих Свет выражает присутствующим своё неудовольствие. В данный момент она, безусловно, была права — Метиус испытывал не только желание молча чеканить шаг, но и взять что-нибудь бьющееся и со всей силы шарахнуть этим об стену.

В последние годы волшебник изрядно сдал. Война, заботы, гибель соратников и друзей — всё это наложило неизгладимый отпечаток на его лицо и фигуру. Сотня с небольшим лет — не возраст для опытного мага, но сейчас Вершитель выглядел самым настоящим стариком, заметно горбился, явно почти перестал следить за внешностью. Государственные дела поглощали всё его время, и тот факт, что арГеммит счёл возможным приехать, говорил о многом. Таша надеялась, что ещё небезразлична наставнику… может, у него найдётся какое-нибудь дело? Если для этого предстоит выдержать изрядную головомойку — так тому и быть. Да и что там скрывать — заслужила.

— Ты не устаешь меня поражать, — наконец, буркнул он, не переставая дробить каменные плитки, устилавшие пол, тяжёлыми дорожными сапогами. — Я думал, что могу предвидеть любую глупость, которую может выкинуть Таша Рейвен. Оказывается, я заблуждался. Ну какого… — он мельком бросил взгляд на спрятавшуюся в темном углу Альту, наотрез отказавшуюся покидать воспитательницу, несмотря на возможность гнева Вершителя, — зачем тебе понадобилась эта сраная дуэль? Требовалось поставить сопляка на место? Так для этого можно было найти способы получше.

— Мне это показалось хорошей идеей, — Таша прикусила язык, но слишком поздно. Как обычно.

— Хорошей? — мгновенно вскипел маг. — Восемь трупов, двое при смерти, про мелкие раны я и не говорю. Убит рыцарь Ордена! Я понимаю, когда мы теряем воинов в боях с пиратами, в стычках на границе с Гураном… но это первый подобный случай столь глупой и бессмысленной смерти за последние два года!

— Кто ж мог знать…

— Думать надо было, думать! Головой, а не… Ты, проклятье на твою голову, волшебница? На кой ляд ты полезла в драку с этой зубочисткой?

— Его удалось поймать?

Таша прекрасно знала, что не удалось. Слишком много раненых, слишком много трупов — отправляться в погоню за умчавшимся бароном оказалось некому. Стражникам пришлось наводить порядок, таскать носилки с пострадавшими, отгонять озверевшую толпу от тех, кого толпа вознамерилась (за отсутствием истинного виновника) избрать на роль жертвы — сначала от бесчувственной Таши, затем от управителя, на свою голову решившегося заступиться за леди.

Потом по следу пустили собак, но время было упущено. АрДаут получил толику времени, чтобы прийти в себя после постэффекта «героя», и ударился в бега уже основательно, с толком. Если бы его искали так, как некогда Дилану Танжери — может, что и вышло бы. Но, положа руку на сердце, слишком уж мелкая сошка этот маг-самоучка, чтобы из-за него ставить на уши весь Орден.

АрГеммит ограничился мрачным взглядом и отвечать не стал. И так всё ясно.

Исход поединка (формально, леди Рейвен была объявлена победительницей по причине бегства соперника) оказался далёк от идеального. Несколько жестоких ожогов, сильно поврежденная правая рука… Местная целительница дело знала вполне удовлетворительно и рану заговорила, а вот с молниевыми ожогами магия «исцеления» традиционно справлялась неважно, так что лежать Таше пластом не меньше недели.

Трупов, надо признать, много. Зато Альта оказалась на высоте — сумела прикрыть «щитками» управителя и его тут же рухнувшую в обморок супругу. А вот сама не убереглась. Разряд скользнул по плечу, оставив след в виде большого, с ладонь, участка обгорелой кожи. Жизни сервов волшебницу волновали мало, но за смерть светоносца и, в особенности, за обожженную кожу воспитанницы она с этим ублюдком ещё посчитается. В мире много дорог, когда-нибудь их пути наверняка пересекутся.

— Милорд, — вздохнула Таша, — Я польщена, что вы нашли время приехать. Я готова посыпать голову пеплом в знак признания допущенных ошибок. Но я никогда не поверю, что ваш приезд связан с этой дурацкой дуэлью.

— С чего бы такая уверенность? — раздраженно поинтересовался арГеммит, но неплохо изучившая его Таша понимала, что гнев старого Вершителя уже проходит и скоро сойдет на нет. В конце концов, они знали друг друга уже много лет, и маг успел привыкнуть к фокусам подопечной.

— С того, что путь от Торнгарта до Рейвен-кэра занимает три дня, а дуэль была позавчера.

Некоторое время Метиус разглядывал лежащую пластом девушку, «украшенную» многочисленными повязками, затем хмыкнул и ответил в привычной, грубовато-насмешливой манере:

— Ну что ж, мозги из тебя не выбили, хоть это неплохо. Но что бы я там ни планировал, теперь речи об этом и быть не может. Я просил тебя сидеть и не высовываться, дабы иметь под руками здорового и готового к действиям агента. А что я имею? Развалину, которой ещё дней десять лечиться надо. Лечись, девочка, лечись… а поработает кто-нибудь другой.

— Мило-о-орд!!!

— А ты чего ждала? Я знаю о лечении ран больше, чем кто-либо другой в этой стране, поэтому можешь мне поверить, раньше, чем через три дня, ты даже встать не сможешь. Отдыхай…

Таша почувствовала, как на глаза начали наворачиваться слёзы. Проклятье, два года в замке, чуть ли не взаперти — и лишь для того, чтобы в тот момент, когда наклевывается что-то интересное, оказаться не у дел! Ох, арДаут, доведётся встретиться на узкой дорожке, всё тебе будет припомнено, до капли. Пожалеешь, сволочь, что не довелось мирно сдохнуть на дуэли!

— Милорд, ну хоть скажите!

Некоторое время арГеммит продолжал печатать шаг, затем остановился у окна. Помолчал, затем буркнул по-прежнему недовольным тоном.

— В Кинтаре видели твоего давнего друга. Блайта.

— Вот как? — Таша и не пыталась изображать удивление.

Самовлюблённая, болезненно реагирующая на любое ущемление своей независимости, претендующая (без всяких оснований и без всяких перспектив) на ведущую роль в Эммере, Кинтара идеально подходила на роль места, где мятежный Консул мог устроиться с минимальным риском для себя. Если его узнают, неприятностей не избежать, ни Гуран, ни Инталия не пожалеют людей и золота, чтобы заполучить в свои руки это ходячее собрание имперских секретов. Но это — если узнают, а Блайт не тот человек, который хоть на миг забудет об осторожности. Как бы там ни было, но полной свободы действий в Кинтаре у охотников за головами нет и не будет никогда, Совет Граждан (читай — сборище самых богатых жителей Кинта Северного) слишком печётся о принципах суверенитета, чтобы позволить кому-либо вести охоту на южных землях. Чуть что — жалоба в Орден или в Альянс. А те, повинуясь древним соглашениям, тут же отреагируют. В обычное же время немногочисленная, но неплохо обученная стража Кинтары и без вмешательства магов способна поддерживать порядок на должном уровне.

Вот, скажем, в Индар бывший глава Тайной Стражи соваться не рискнет. Слишком уж крепко это государство воинов-наёмников спаяно единой целью своего существования. Слишком не любят там чужих, бдительные граждане тут же возьмут непрошенного гостя в оборот… выдать гуранцам Консула им, традиционно, и в голову не придёт, но чужие тайны — сладкий пряник, Комтур и его верные рыцари сожрут его сами, и не подавятся. Уговорами, магией или пытками, но вырвут из Блайта всё, что тому известно… и ликвидируют следы. Это обычному преступнику легко укрыться в Индаре, достаточно лишь доказать, что умеешь владеть оружием и готов принести клятву верности. С последним, как раз, Блайту и не совладать, клятву традиционно приносят под действием «оков разума», когда врать невозможно в принципе.

А куда ещё податься? В Инталию? Не то, чтобы Метиус отдал правую руку за возможность выжать из Консула информацию, но возможности такой старый Вершитель не упустит.

Или к пиратам? Место, что ни говори, перспективное, но и искать там Консула станут не в пример тщательнее. Сколько бы ни хорохорились обитатели Южного Креста, так ведь не дураки, понимают — если как следует разозлить Гуран, имперские галеры быстро возьмут эту вольницу за глотку. И Индар вмешиваться не станет, ибо Южный Крест, во-первых, не государство и, во-вторых, избавить моря от пиратов — дело благое.

Так что Кинтара — самое подходящее место.

— Я предполагал, что ты захочешь увидеть его.

— С чего вы взяли?

Вопрос прозвучал с заметной паузой, которая от ушей арГеммита не укрылась. О своих похождениях девушка ему рассказывала достаточно много, и правды в её истории была ровно половина. Имя мятежного Консула не упоминалось ни разу — выслушивать нотации насчёт того, как она допустила исчезновение Ангера, волшебница не собиралась. Неизвестно, поверил ли арГеммит в истории о найденном и утраченном навсегда Клинке Судьбы, о Высоком Замке, о Санкристе альНооре — кивал, задавал уточняющие вопросы, выражал сочувствие, но чуть насмешливое выражение с лица Вершителя при этом не сходило ни на мгновение. Допустим, Ультиматум Зорана стал неожиданностью для всех (в том числе и для рыцарей Индара), но решение Комтура можно было объяснить вполне естественными причинами, без волшебных клинков и древних магов. АрГеммит выслушал рассказ, скупо похвалил Ташу за находчивость, тут же заметил, что «Изумрудному жалу» можно было найти применение и получше, сказал пару добрых слов в адрес Альты… и больше к этой теме не возвращался. Наверняка понял, что рассказ его протеже изобилует белыми пятнами, заполнить которые Таше не хватило фантазии, но допытываться не стал. Девушке казалось, что Вершитель видит её насквозь и в любой миг может поймать на лжи… только делать этого почему-то не хочет.

— Ну… — усмехнулся Метиус, — он столько раз ловил тебя, что вам поневоле пришлось привыкнуть к обществу друг друга.

«Знает? — мелькнула паническая мысль. — Или просто что-то чувствует? Нас видели вместе в Гленнене, не удивлюсь, если там ошивалась пара шпионов этого хитреца.»

— И вы предпочли бы, милорд, чтобы я нашла Блайта и уговорила его сменить место жительства? Скажем, на уютную камеру в подземельях Обители?

— Резковато, но близко к истине. На самом деле, я намеревался предложить Блайту убежище и прощение. В обмен на…

— На полную откровенность под «оковами»?

Привычная ироничность мгновенно слетела с арГеммита, голос стал серьёзным и немного злым.

— Тебе давно пора повзрослеть, девочка. Да, прошло два с лишним года, но те сведения, которыми располагает Блайт, не утратили значимости. Думаешь, Император этого не понимает? Да, я хотел бы узнать кое-что из тайн, спрятанных в голове Консула, но ещё больше я хотел бы, чтобы Император, или Комтур, или кто-нибудь ещё до него не добрался. Поэтому, если тебе доведётся встретиться с Блайтом, передай ему от меня предложение о сотрудничестве. Я готов иметь с ним дело на равных, честный обмен — информация за защиту и безопасность.

— Я не слишком хорошо знаю Консула… — Таша осеклась, заметив вновь вернувшуюся на губы Вершителя насмешливую ухмылку, заговорила снова, уже торопясь, горячась и понимая, что лишь укрепляет Метиуса в его подозрениях (если подозрения были), — но, милорд, вряд ли Блайт захочет поменять опасную независимость на безопасную клетку. Пусть даже золотую.

— Просто запомни мои слова, — не стал спорить арГеммит. — Ладно, девочка, я уезжаю. В Кинтару отправлю кого-нибудь другого, людей у меня хватает. Повторяю приказ — сиди в замке и не высовывайся. Чувствую, в скором времени ты мне понадобишься, а предчувствия меня, как правило, не обманывают. И присматривай за своей Капелькой Удачи, пусть девочка и не блещет талантами, но что-то в ней есть.

АрГеммит многого не сказал молодой волшебнице. И не собирался — за долгую жизнь он хорошо уяснил, что избыток информации часто лишь вредит, не давая человеку действовать по наитию, под управлением интуиции. Таша Рейвен была как раз из тех, кто не нуждается в строгих и точных инструкциях — хотя бы потому, что физически была неспособна этим инструкциям следовать.

Рассказ леди о поисках Высокого Замка и о преломленной зелёной шпаге он выслушал с интересом, не более. Часть рассказа вызвала удивление, но Таша была бы поражена, если бы знала, какими сведениями располагает её учитель и работодатель. Тайная Стража гордилась тем, что каждый пятый житель Гурана, так или иначе, передавал информацию агентам Императора, но это отнюдь не означало, что в той же Инталии вопрос сбора важных для государства сведений обстоял значительно хуже. Метиус прекрасно знал, кто сопровождал девушку в плавании на борту корабля Ублара Хая. Знал он и о стычке в порту Шиммеля, и о бесславно затонувшей неподалёку от Луда имперской галере. Нашлись зоркие глаза, видевшие, как величественный замок появился ниоткуда и, много позже, исчез в никуда. Ещё задолго до того, как леди Рейвен решилась рассказать Вершителю историю этого эпического путешествия, Метиус понял, что Санкрист альНоор, по каким-то причинам, посетил оставленный им много веков назад мир. Рассказ волшебницы лишь расставил всё по местам, не более.

Совершенно очевидно, что стремление Таши скрыть столь тесное знакомство с Консулом есть следствие того, что девушка банально влюбилась. Ничто другое не заставило бы её проигнорировать интересы Ордена, отпустив Блайта восвояси. Или тот сбежал сам? Ангер — мужчина умный и предусмотрительный, к тому же о нем ходят разговоры, как о человеке чести. Он вполне мог избавить спутницу от мук выбора, попросту этого выбора ей не оставив. Да и какие-то чувства к Таше он и сам вполне мог испытывать, девушка она неординарная, несмотря на всю свою взбалмошность и непоследовательность. Подобные особы всегда нравятся таким мужчинам, как Ангер Блайт. На их беду.

Что ж, на этом можно сыграть. Попытаться свести их вместе — а там, глядишь, и далеко идущие планы реализуются сами собой. Долго отсиживаться в укрытии Блайт не станет, не тот он человек. Если до сих пор носа не высунул,значит, наверняка, занят чем-то важным — вот и неплохо было бы узнать, чем именно. Надёжных друзей у Консула не осталось, а жизненный опыт подсказывал Метиусу, что деятельный человек не способен долго обсуждать планы с зеркалом, рано или поздно ему понадобится реальный слушатель.

Посылать Ташу в Кинтару никто и не намеревался. Её следовало лишь морально подготовить к предстоящей встрече со старым знакомым, которая, по мнению арГеммита, рано или поздно обязана была произойти.

Остается принять меры, чтобы эта встреча состоялась пораньше — и кое-какие шаги в этом направлении уже сделаны. Информация о том, что Консул объявился в окрестностях Кинта Северного, уже отправлена по назначению. Пройдет совсем немного времени, ищейки Императора сгонят Блайта с насиженного места, и тому придётся искать новое убежище. Вероятность того, что беглец направится именно сюда, в Рейвен-кэр, Вершитель оценивал как довольно высокую, потому и требовал от своей протеже безвылазно находиться дома.

Не стоит ломать Блайту планы.

Глава третья Альта Глас. Замок Рейвен-кэр

— Госпожа, позвольте поменять вам повязки?

— Альта, я же просила… — обречённо вздохнула Таша. — Ладно, давай.

В комнате было жарко натоплено, несмотря на теплую, солнечную погоду. Раны заживали не слишком быстро, вечно холодные каменные стены не способствовали выздоровлению, а потому в камине целый день пылали березовые поленья. Воздух пропах целебными мазями, травяными отварами и дымом.

Альта осторожно сняла зелёную от мази тканевую ленту и принялась рассматривать огромный, в три ладони, ожог на бедре наставницы.

— Выглядит гораздо лучше, чем вчера, — уверенно заявила она. Слишком уверенно и безапелляционно, чтобы сказанное можно было принять за правду.

— Врать не умеешь, — фыркнула Таша.

Изорванные мышцы на плече уже срослись, но следы от ударов молнии упрямо не хотели исчезать. Омертвевшая кожа отслаивалась кусками, усилия Альты почти не давали результата. Боли не было, уж с этим-то бальзам из полусотни разных трав справлялся. Но стоило встать, сделать несколько шагов — короста на ране трескалась, начинала сочиться сукровица, тут же наваливалась слабость.

Нанеся на рану свежий слой заживляющего бальзама, Альта аккуратно сделала перевязку. Таша понимала, что из её подопечной может получиться неплохая травница, но, положа руку на сердце, не желала девочке… нет, уже девушке, такой судьбы. Да, кусок хлеба травница-знахарка заработает всегда. Если обоснуется в городе, что требует некоторых капиталовложений, то сумеет — при наличии таланта и изрядной доли везения — стать известной и относительно богатой. Только жизнь лекаря нельзя назвать интересной. День за днём, год за годом готовить отвары, толочь порошки, собирать по лесам травы и коренья… ради чего? Чтобы облегчить страдания очередного пациента, готового расстаться с монетой-другой? Постепенно кожа на пальцах приобретет неизгладимый желтовато-серый цвет, глаза начнут слезиться от вечного дыма, спина согнется от многочасового ежедневного сидения за лабораторным столом. Может, в старости, когда иссякнет тяга к приключениям, когда уйдут в прошлое молодость и красота, когда мужчины перестанут кидать вслед ей восторженные взгляды — тогда удел врачевательницы покажется и не таким уж плохим. Но не сейчас, определённо не сейчас.

Да и непохоже, чтобы сама Альта мечтала о тихой и спокойной жизни. Девушка бредила дальними странами, часами листая книги из замковой библиотеки, рассматривая гравюры и впечатывая в свою уникальную память строки, начертанные известными путешественниками. Некоторые из этих книг стали для неё открытием — богатейшая (и напрочь разграбленная) библиотека Школы Ордена содержала преимущественно серьёзные труды по магии, военному делу, этикету, истории, травам — но произведений фривольного содержания там не было и в помине. Найденные в Рейвен-кэре истории о любви и приключениях, о коварстве и закулисных тайнах заставляли Альту отдавать книгам любую свободную минуту.

И, разумеется, девчонка мечтала оказаться на месте героев этих сомнительного качества творений. Мало ей было того, что совсем недавно, каких-нибудь пару лет назад, она сама стояла на острие иглы, которой Эмиал шьет ткань людских судеб? Видимо, мало. Таша готова была признать, что и сама не насытилась приключениями. Шпионские игры с Гураном, схватки, погони, новые встречи… проклятье, ну сколько ещё предстоит просидеть в каменном мешке, прежде, чем Метиус соизволит подобрать для Таши подходящее задание?

Может, и в самом деле плюнуть на его требования и отправиться куда-нибудь… подальше? Например… в ту же Кинтару. Или зафрахтовать корабль и попытаться снова найти остров Зор? Сообщение о высадке на легендарном острове не вызвало у арГеммита (по крайней мере, так ей показалось) особого доверия, хотя доказательства имелись достаточно весомые. Допустим, в течение веков остров не могли найти — и что с того? Плохо искали… в вечном тумане Бороды проплыть мимо невелика хитрость.

Таша попыталась встать — и тут же снова опустилась на подушки, поймав испуганный взгляд Альты.

Да уж, если и сбегать из-под контроля арГеммита, то точно не сейчас. Раны, нанесенные молнией, Таше были знакомы, ещё дней пять — и тело резко пойдет на поправку. Через месяц она будет полностью здорова…

«И вот тогда, дорогой Метиус, либо ты придумаешь для меня интересное дело, либо тебе придётся очень долго искать леди Рейвен по всему Эммеру.»

Но это — через месяц. А пока… Таша поёжилась. Несмотря на то, что в помещении было довольно жарко, её морозило. Девушка плотнее закуталась в одеяло из мягкого меха чёрной лисы, подтянув его до самых глаз. Стало чуть лучше. Одеяло привезли два дня назад — Метиус озаботился преподнести подарок. Дорогой, но тут ведь не цена важна, нет… Старый Вершитель даёт понять, что по-прежнему ценит леди Рейвен, это приятно, что ни говори. Посланник арГеммита привез и другие дары — несколько бутылок коллекционного вина, не иначе, как из личных запасов мага, пару новых книг, кое-какие безделушки. Словно извинения за некоторую резкость суждений. Ещё одним даром, куда менее приятным, оказался сам посланник — в письме от Метиуса содержалось предложение принять молодого человека на службу. Вершитель витиевато, с явным намерением избежать случайного нанесения обиды, пояснял, что замок столь уважаемой леди Рейвен нуждается если и не в ремонте (слово не прозвучало, но намек ощущался достаточно явственно), то, по меньшей мере, в должной охране. С виду всё было вполне пристойно — парень вынужден был закончить обучение в Школе Ордена, так и не получив вожделённых белых доспехов. Что тут поделаешь, не каждому хватает таланта, Альта тому живой свидетель, но Орден своих, как известно, не бросает. Любой ребёнок, и имеющий огромный потенциал, и обладающий лишь тенью способностей, будучи отобранным для обучения в Школе может быть уверен — если доведётся выжить, то за своё будущее можно быть спокойным. Парню не суждено носить покрытых эмалью лат, но крыша над головой, кусок хлеба с мясом и горсть серебра в кармане ему обеспечена. Если подумать, роль стражника в замке лорда… ну или в замке леди, не так уж и плоха. Парень общительный, дружелюбный, с Фарадом подружился быстро. И симпатичный…

Только не верила Таша в бескорыстие Метиуса арГеммита. Появление здесь этого белобрысого здоровяка, весьма вероятно, имело одну из двух очевидных целей (а то и сразу обе). Либо Кайл арШан должен был присматривать за взбалмошной леди Рейвен, дабы не выкинула она какого-нибудь неугодного Вершителю фокуса. Либо же… нет, всерьез эту возможность Таша не рассматривала, но если уж она постоянно возвращается к мысли выдать Альту замуж, то почему такая идея не могла прийти в голову Метиуса? В отношении Альты или… ну, допустим, для неё самой этот парень слишком молод, но история Инталии знавала и более неравные союзы.

«Да ну, глупости, — усмехнулась Таша собственным мыслям, — этого попросту быть не может.»

«А почему же? — поинтересовалось её второе „я“, с которым привыкшей к одиночеству девушке приходилось общаться достаточно часто. — Если ты считаешь, что Мет не знает про твои… отношения с Блайтом, то почему бы ему и не строить матримониальных планов?»

«Не было никаких отношений», — отрезала Таша.

«Так-таки и не было? А может, ты попросту не сделала последний шаг?»

«Последний шаг должен делать мужчина, — попыталась парировать выпад Таша, — а он взял и сбежал!»

«Ха, мужчина! — не сдавался внутренний голос. — Ты ещё скажи, что так принято в обществе.»

«Да. Так принято. Традиции…»

«Надо уважать, — внутренний голос откровенно издевался. — И это говорит леди Рейвен, для которой игнорировать правила и традиции стало второй натурой.»

«Это ты моя вторая натура, — хмыкнула Таша, — ты и игнорируешь. А я за твою глупость не отвечаю.»

Внутренний голос замолчал. Наверное, обиделся.

Выбравшись из-под мехового одеяла, Таша встала и нетвёрдой походкой подошла к окну. Распахнула створки, впуская в натопленную комнату вечернюю прохладу. Её спальня находилась на верхнем этаже донжона и, хотя центральная башня замка, откровенно говоря, была не такой уж высокой, вид отсюда Таше всегда нравился. Заходящий диск светила заливал луг за стеной красноватыми отблесками, несколько небольших облачков, красно-розовых в прощальных лучах уходящего на покой Эмиала, медленно плыли в сторону заката.

— Красиво… — Альта неслышно подошла и встала рядом.

Таша кивнула. Молча простояв ещё несколько минут, она вернулась в постель — наверняка рана снова потрескалась, но оно того стоило. Сегодня закат был изумителен, жалко было бы его пропустить.

— Ты совсем ничего не помнишь из детства? — вдруг спросила она.

Альта пожала плечами. Как-то так получилось, что эта тема до сих пор ни разу в разговорах между ними не возникала. Таша и сама не знала, почему вдруг у неё вырвался этот вопрос. Может, рассчитывала, что красота пейзажа всколыхнет в Альте какие-то давние воспоминания?

— Нет. Помню только село… дом, где жила. Постоянно хотелось есть. И руки болели…

— Руки?

— Даже в благословенной Инталии никто не даст приблудной сироте хлеба просто так. Стирала много. Носила хворост из леса. За козами ходила… это проще. Часто давали котелки от копоти чистить. Поначалу постоянно счёсывала руки до крови.

— Школа оказалась неплохим выходом? — Таша усмехнулась собственным воспоминаниям о годах учёбы. — Хотя и там котлы приходилось чистить, не так ли?

— Вам тоже? — Альта явно поторопилась задать вопрос, и тут же покраснела от смущения.

Порядки в Школе Ордена были простыми и одинаковыми для каждого, пришел ли ты из замка лорда или из землянки нищего. Все равны. Все — члены Ордена. И блистательная Лейра Лон, и Метиус арГеммит, и сама Таша Рейвен имели в прошлом тесное знакомство с тяжёлыми, покрытыми нагаром и остатками застывшего жира, чугунными, медными, латунными котлами. А также с мисками, сковородками, кувшинами и прочей утварью размером поменьше. Таковы правила — и таковыми они были везде, что в Инталии, что в Гуране или Индаре. Неженки не нужны никому.

— Я думала, что в Школе всё будет иначе, — призналась Альта. — Думала, что стану настоящей волшебницей…

— А разве не стала? — усмехнулась Таша.

Отсутствие таланта было самым больным местом девочки. Тяжело видеть, как те, кто ещё недавно ничего не умел, постепенно обгоняют тебя — и уже им, не тебе, достается внимание преподавателей. А на тебя вроде бы и рукой махнули… нет, никто не указывает на дверь, но и планов в отношении тебя не строят.

— Магия… — леди Рейвен снова ощутила лёгкий озноб и подтянула мягкий мех повыше, заворачиваясь в одеяло почти целиком. — Знаешь, я давно хотела с тобой поговорить на эту тему. Мне кажется, ты напрасно себя изводишь. С того момента, как тебе удался твой первый айсбельт, ты можешь называть себя волшебницей с полным на то основанием.

— Госпожа Орделия говорила, что создать айсбельт может кто угодно.

— Это не совсем так. Скажем, человек, начисто лишенный магии, путем многолетних тренировок сможет запустить слабенькую ледяную стрелу. Но труда в это вложит столько, сколько тебе и не снилось. А вот создать серьёзный айсбельт или «щиток», да ещё одним движением, да там, где надо, а не «где получится» — это уже признак настоящего владения Даром.

— Вам легко говорить, — глаза Альты предательски заблестели, — вы настоящая…

— Настоящая волшебница?

На самом деле, именно так Таша и считала. Более того, была уверена, что способна заткнуть за пояс большую часть тех, кто носил знаки мастеров или магистров Ордена. Особенно сейчас, когда многие по-настоящему сильные волшебники погибли, а молодая поросль ещё не достигла зрелости и силы. Но малышке нужно верить в себя… придётся немного слукавить.

— Каждому что-то дано, что-то нет. Когда мне приходилось встречаться с Лейрой… да вот хоть с Метиусом, я чувствовала себя ученицей-первогодкой, ничего толком не умеющей. Любой селянин из тех, кто заставлял тебя стирать грязное белье или оттирать котелки, теперь с готовностью тебе поклонится. И почти любого из них, за исключением, может, хозяина гостиницы или, скажем, управителя села — ты сможешь заставить прислуживать себе. Ты — ученица Ордена, а они — всего лишь селяне.

Если насчёт благоговения перед Лейрой или Метиусом леди и кривила душой, то в части взаимоотношений между Орденом и простонародьем её слова полностью соответствовали действительности. Самый последний из учеников по социальному статусу находился много выше любого серва. Ну, может, трактирщики, стражники, торговцы средней руки и другие, те, что побогаче, считали себя более значимыми фигурами, нежели какая-то там недоучка… но ни один из них не рискнет сказать это вслух.

— Кроме того, — гнула своё Таша, — ты одним движением, одним словом практически разрушила заклинание, которое Творец Сущего создавал годами. Или ты забыла АльНоора и его проклятый замок?

— Не забыла, — по пухлым губкам девушки скользнула улыбка.

— Не забыла, стало быть. А ведь мы с Блайтом не справились. Так что, малышка, имей в виду, тебе есть чем гордиться.

Внезапно Таша замолчала, затем выпростала руку из-под одеяла и жестом приказала девочке сесть рядом.

— Я вот тут одну вещь вспомнила… Там, перед дуэлью, ты спросила, почему у барона чёрное лицо. Расскажи мне об этом. Подробнее.

Альта задумалась, вспоминая. Затем неуверенно выдавила:

— Ну… мне показалось… вроде бы как тень на лице… только не такая, как просто тень, а совсем чёрная… но она сразу исчезла.

— Ещё. Ещё об этой тени, подробнее.

— Я и не знаю, что сказать, — Альта растерялась окончательно. — Тень… и… она не совершенно чёрная… там что-то было, как искорки. Синие. Наверное.

— Ин-те-рес-но… — по слогам пробормотала леди Рейвен, внимательно разглядывая воспитанницу. Затем повторила уже нормальным тоном, — Интересно-то как, а? Думаю, малышка, ты углядела его ауру. Без заклинания.

— Ауру? — Альта замялась, словно пытаясь выудить что-то из своей изумительной памяти, затем пожала плечами. — Нам про ауру ничего толком не рассказывали. Ну, то есть, я знаю, что аура — это отражение сущности человека. Но и всё. В библиотеке Школы ничего на эту тему я не нашла.

— А искала? — насмешливо поинтересовалась Таша.

— Не искала, — призналась девушка. — Говорили, что видение ауры доступно лишь магистрам, где уж мне…

— Ну что ж, — менторским тоном начала леди Рейвен, поудобнее устраиваясь на своём ложе и плотнее заворачиваясь в меховое одеяло. — Начнем заполнять пробелы в твоем образовании. Как сказал мне однажды Ингар арХорн, да пребудет с ним свет Эмиала, не бывает ненужных знаний, бывают только невостребованные. Звучит довольно банально, но арХорн был хоть и Вершителем, но в первую очередь — воином, так что не стоило бы ждать от него откровений. Но я запомнила… и он, наверное, прав. Никогда толком не угадаешь, что может в жизни пригодиться. Альта, согрей мне вина… что-то холодно. Или мне кажется?

Дождавшись почти горячего напитка, Таша сделала пару небольших глотков, чувствуя, как блаженное тепло растекается по телу. В напиток, по кинтарийской моде, была добавлена изрядная порция специй, заставлявших кровь быстрее бежать по жилам. Быть может, на вкус вина южные приправы оказывали поистине разрушающее действие, но для больного тела являлись неплохим лекарством. Альта налила себе стакан бледно-коричневого яблочного сока, вкуса вина девушка не ценила и пила крайне редко.

— М-да… аура. Искусство чтения аур оказалось в числе утраченных во время Разлома, но кое-что магам удалось восстановить. Прежде всего, считается, что видение ауры — это не следствие заклинания, а способность мага, почти наверняка врожденная. Заклинание помогает усилить эту способность, но если усиливать нечего, то даже магистр не сможет увидеть хотя бы тень ауры. В Ордене не так уж много тех, кто обладает нужным даром. Говорят, лучше всех видела ауры Лейра Лон… Сама она считала, что способности к восприятию ауры проявляются лет с пятидесяти… ну или не проявляются вообще. С одной стороны, этот дар как-то связан с магическими способностями, у слабых… хм… в общем, у большинства волшебников видеть ауру не получается. С другой стороны, Метиус, к примеру, сейчас самый сильный маг Ордена, но к аурам он слеп абсолютно. Знаешь, принеси-ка мне тонкую книгу в синем бархатном переплёте, она стоит в библиотеке, на той полке, где кинтарийские вазы. Не ошибешься, она там одна такая.

Дождавшись возвращения подопечной (к этому моменту бокал с подогретым вином успел опустеть), Таша перевернула несколько страниц, восстанавливая в памяти давно забытое. Плохо, когда учитель чего-то не знает, хотя эта ситуация вполне естественна. Куда хуже — преподносить ученику неверные сведения.

— Здесь собраны практически все сведения об ауре, которыми Орден располагает на сегодняшний день. Может, Лейра знала больше. Книгу эту ты прочтешь сама, я остановлюсь только на некоторых моментах. Аура делится на три основных компонента, фон, искры и интенсивность. Фон определяет общую склонность человека к добру или ко злу, искры — магические способности, интенсивность искр — уровень потенциального владения магией. Начнем с фона…

— Постойте, леди, — Таша ни на секунду не сомневалась, что Альта не удержится от водопада вопросов, — вот вы сказали, что фон определяет склонность к добру или злу. Но разве добро и зло существуют сами по себе?

— Старый, как мир, вопрос, — вздохнула Таша. — Что есть добро, что есть зло. Тебе официальную точку зрения Ордена, или мою личную?

— Официальную я знаю, — прыснула Альта. — Добро есть то, что свершается во славу Эмиала и на благо Ордена и Инталии. Гуран есть квинтэссенция зла, поскольку Его Величество спит и видит, как бы простереть свою ладонь над нашей землей. А его приспешники — Безликие, Ночное братство и Тайная Стража… ой!

— Я бы сказала, что позиция Ордена отражена грубо, но довольно правильно, — Таша чуть заметно скривилась. — Знаешь, девочка, я, быть может, и не трепещу при виде знамени с золотым диском, но всё-таки стоит отзываться об Ордене с большим уважением.

— Простите, леди…

Девушка потупила взгляд, изображая раскаяние, но видно было, что всё это наиграно. Не то, чтобы она вдруг начала испытывать антипатию к Несущим Свет — просто девчонка сейчас находилась в том возрасте, когда на всё хочется смотреть по-новому. Пусть иногда это идет в ущерб здравому смыслу. Перечить старшим, ниспровергать авторитеты, сомневаться в непреложных истинах. Да и Таша сама виновата — распустила подопечную.

— Фон ауры свидетельствует не о приверженности к какому-то абстрактному злу или добру, а о склонности к тем или иным способам достижения поставленных целей. К примеру, белая аура говорит о том, что человек во всех или почти во всех случаях попытается избежать причинения вреда окружающим.

— А чёрная — что будет убивать направо и налево? — скептически ухмыльнулась девушка.

— Нет. Чёрная аура говорит о том, что благополучие окружающих человеку совершенно безразлично. Забавно, что в Инталии таких людей считают приверженцами тьмы… но уверяю тебя, выявив у человека чёрную ауру, да ещё и с сильным магическим потенциалом, те же Безликие избавятся от такого «подарочка». Самыми радикальными средствами. Кстати, многие в Ордене уверены, что Гуран именно за такими, с чёрной аурой, и охотится с особым пристрастием. Но, сама посуди, кому нужен соратник, способный в любой момент равнодушно переступить через труп того, кто ещё недавно считался его товарищем. Люди с чёрной аурой — одиночки, они опасны. И долг любого — подчеркиваю, любого рыцаря или мага Ордена — от этой угрозы избавиться.

— Ну хорошо, а какой ещё может быть фон?

— Их много. Белый и чёрный, на самом деле, крайности, встречающиеся очень редко. Я слышала, Лейра Лон как-то выявила носителя чёрной ауры с огромным магическим потенциалом. Я не знаю деталей, но, по слухам, для него эта встреча закончилась плохо.

Альта кивнула. Она слышала рассказы о том случае, передававшиеся из уст в уста, шёпотом. Говорили, что госпожа Попечительница во время одного из Поисков встретила ребёнка, который мог стать выдающимся магом, быть может, Творцом Сущего — но он неизбежно повернулся бы ко злу, и Попечительнице пришлось принять трудное, но необходимое решение. Во имя интересов Инталии и Ордена Несущих Свет.

О том, что родом этот ребёнок был из того же села, где светоносцы во главе с Лейрой Лон подобрали нищую приблудную сироту, получившую имя Альта Глас, девочка не знала.

— Белый фон может быть разве что у святого. Официально одно время считалось, что Святители Ордена несут белую ауру, но лет триста назад об этом говорить перестали. Власть, сила, необходимость принимать решения, нужные государству и, как часто бывает, при этом несущие боль конкретным людям… Любому человеку, хоть поверхностно знакомому с понятием ауры, становится понятно, что при такой жизни рассчитывать на белый цвет не приходится. Тут больше подходит синий — признак решимости, целеустремленности и, одновременно, осторожности. Зеленый тон ауры говорит о горячности, несдержанности — но и о некотором миролюбии. И так далее. Аура детей, как правило, серая — дети ещё недостаточно понимают, что хорошо, что плохо. Также в фоне встречаются отдельные цветовые пятна, свидетельствующие о текущем эмоциональном состоянии. Гнев, надежда, огорчение, отчаяние… правда, это только теория. Даже Лейра Лон редко могла увидеть чувства.

— А искры?

Таша внимательно посмотрела на девушку. Жаль, что она не способна разглядеть ауру подопечной. Лейра говорила о редких синих искрах на сером фоне — слабый магический потенциал на основе нейтрального характера, отличная глина, из которой можно вылепить пусть и не волшебницу, но вполне преданного интересам Ордена человека. Попади Альта в Гуран — и из неё сделали бы верную служительницу Эмнаура, дети легко поддаются влиянию.

А вот теперь, когда леди Рейвен вырвала девчонку из-под опеки Ордена (неизвестно, на счастье или на беду), к чему склонится Альта?

— Синие — способность к магии. Желтые — склонность к воинскому делу. Когда Орден ищет новых учеников, его интересуют только два этих цвета, но на самом деле их куда больше. По ауре можно увидеть призвание человека. К сожалению, слишком часто люди занимаются не тем, чем им по-настоящему хочется.

Она замолчала. Когда-то, много лет назад, госпожа Попечительница снизошла до разговора с юной девочкой, только что переступившей порог Школы. Быть может, именно в тот момент блистательная Лейра Лон нуждалась… нет, не в собеседнице, скорее, в слушательнице. Наверное именно из-за того дня все последующие годы Таша относилась к Лейре с бОльшим почтением, нежели к остальным преподавателям Школы. Лейра тоже не отказывалась перемолвиться парой слов с бывшей воспитанницей. Но к теме того, самого первого разговора они никогда не возвращались. По словам Попечительницы (Таша помнила их так, словно они были сказаны ей вчера), аура новой ученицы переливалась искрами жёлтого, синего и лилового цветов на сером, с примесью фиолетового оттенка, фоне. Магический потенциал, тяга к оружию и путешествиям, авантюризм и независимость — неплохие черты для искателя приключений, но не лучшие — для верной слуги Ордена. Вполне вероятно, что Метиус обратил на неё внимание с подачи Лейры — для тех задач, которые приходилось решать арГеммиту, неусидчивая и взбалмошная, ехидная и несдержанная леди Рейвен вполне подходила.

Серая аура ребёнка постепенно изменяется, начинает насыщаться оттенками… так написано в книге. Только чёрный цвет — навсегда, только тьма эгоизма, беспринципности и равнодушия остается с человеком навечно. С тех пор Таша никогда не интересовалась своей аурой. Осталась ли она прежней? Изменилась? Можно было задать вопрос Лейре и, несомненно, Попечительница ответила бы. Но Таша боялась спрашивать. Вернее, боялась услышать ответ.

То ли в комнате становилось холоднее, то ли опять давала о себе знать рана. Таша чувствовала, как покрывается пупырышками кожа, не помогало и пушистое меховое одеяло. По всей видимости, самочувствие зримо отразилось на её лице, поскольку Альта тут же вскочила:

— Госпожа, вам дурно?

— Нет… устала просто. Подбрось ещё дров, и ступай… я посплю.

— Сосредоточься!

— Не могу!

— Можешь! Сконцентрируйся и смотри. Не на меня, а как бы сквозь меня. Произноси заклинание. Не моргай. Не моргай, я сказала!

От напряжения слезились глаза, но эти слёзы были единственным результатом трёхчасовых упражнений. Ах да, ещё присутствовала масса раздражения, причём как у девушки, так и у её наставницы. Таша вообще не отличалась долготерпением, и сейчас была готова кого-нибудь убить. Благо, кандидатка в покойницы находилась рядом.

— Не получается!

Не исключено, что манера обучения была изначально неправильной. Знать бы, какая правильная… вчера, вместо концентрации, Альте предписывалось расслабиться, смотреть как бы искоса, мельком, невзначай. Эффект тот же — ни малейшего намека на видение ауры, что с заклинанием, что без него.

— Ну хорошо, — леди Рейвен попыталась взять себя в руки. — Отдохни. Быть может, в будущем всё придёт само собой, и ты сумеешь видеть ауры так же ясно, как это делала Лейра. Но тренироваться необходимо. Тебе же говорили в Школе, что обязательными элементами магии являются концентрация и вера в свои силы.

— А ещё много-много голубых искорок, — буркнула Альта, жадно глотая сок.

— Не без этого, — не стала спорить с очевидным Таша. — Но искорки эти у тебя имеются, то есть, освоить магию ты, в принципе, можешь. На каком уровне — это вопрос второй и, поверь, сейчас не самый важный. Ты уже умеешь применять заклинания уровня ученицы-первогодки, ну там, «щит», «айсбельт», «светляк»… Немного, но и не так уж мало, эти заклинания спасали нам с тобой жизнь.

Девочка выглядела донельзя расстроенной, и Таша уже в десятый, наверное, раз пожалела о том, что вообще затеяла эти упражнения. Но так хотелось, чтобы у малышки открылись способности… Альта вечно страдала от своей бесталанности, а умение видеть ауру открыло бы ей путь к достаточно высокому статусу в Ордене. Слишком редкий дар, и столь необходимый именно сейчас, когда силы Несущих Свет подорваны войной.

Да полно, не было ли это всё пустой мечтой? С чего она взяла, что Альта смогла углядеть ауру барона? Тень на лице? Искры? Проклятье, это могла быть просто тень, скажем, от облака… и блики доспехов арДаута. Хотя, судя по поведению барона, чёрная аура мага ему вполне подходила — и, кстати, это прекрасно объясняет длительное пребывание юноши в Кинтаре. Кинтарийцы к магии относятся с определённым пренебрежением, наделенных Даром детей там ищут не столь рьяно. Если папаша своевременно выявил чёрную ауру сынка (хм, интересно, как бы он мог это сделать) — то убрать отпрыска подальше от бдительных взглядов Ордена было не самой плохой идеей.

Но куда лучше было бы просто свернуть пареньку шею… когда это было ещё легко сделать.

В дверь деликатно постучали. Дерт явился с ежедневным докладом. Особой необходимости в этом не было, хозяйственными делами Таша нисколько не интересовалась, но кастелян лишь пожимал плечами, упрямо являясь к ужину с ворохом новостей. Так было заведено при покойном лорде Рейвене, и старик не собирался менять установленные и привычные порядки. Таше удалось, путем угроз и ругани, добиться лишь одного послабления — доклад она принимала в своих покоях, а не в зале для приёмов.

— Войди, — вздохнула леди и, дождавшись появления кастеляна в дверях, попросила, не слишком надеясь на успех: — Давай покороче.

— Но…

— Меня не интересует рождение телят, суммы поступивших податей, прокисшее молоко и прочее. Пошевели мозгами, и говори только о том, что важно.

Некоторое время старик с самым недовольным видом шевелил губами, словно проговаривая про себя каждую новость и определяя её значимость, затем провел ладонью по лысой макушке и скорбным тоном поведал:

— Лайша, повариха, уронила в котел мешочек с солью. Слуги остались без обеда…

Эту историю леди Рейвен слышала уже трижды, правда, в разных интерпретациях. У Лайши, которой было уже далеко за полсотни лет, всё валилось из рук. На кухне, где безраздельно хозяйствовала повариха, периодически что-то проливалось, рассыпалось или билось.

— Я бы рекомендовал пять плетей в наказание.

Следовало отдать должное старику, наказание он выбрал довольно мягкое. Таша точно знала, что в ином баронском замке за подобный проступок служанку, невзирая на почтенный возраст, могли избить до полусмерти. Или попросту выгнать, что могло оказаться куда хуже. Как правило, замковые слуги не имели своих жилищ, обитая в отведенных им каморках внутри крепостных стен, и лишиться работы означало не только потерять крышу над головой, но и остаться полностью без средств к существованию. Кто-то называл это жестокостью, кто-то — поддержанием порядка. Слугам нужна твёрдая рука и понимание того, что непослушание, лень или причинение вреда имуществу хозяина будет караться быстро и сурово.

— Пусть будет так.

Кто бы сомневался, порка будет достаточно символической. Старшая повариха традиционно имела в замке статус, лишь немного ниже, чем статус кастеляна. Тем более, леди приезжает и уезжает, а Дерту ещё тут жить. Портить отношения с Лайшей он не станет, но и вовсе оставить проступок без последствий не рискнет, мир, как известно, не без добрых людей, кто-нибудь доложит госпоже о случившемся.

— Прибыл посланец из Даут-кэра, принес деньги. Я подготовил расписку о том, что претензии леди Рейвен к имуществу рода арДаут полностью исчерпаны. Вам необходимо поставить подпись.

Таша послушно вывела своё имя, взяла со стола стальную печать на длинной ручке и активировала «пламя недр», после чего прижала печать к серому листу. На бумаге остался выжженный отпечаток с небольшой короной и именем рода Рейвен. Можно было обойтись традиционной восковой или чернильной печатью, но неизгладимый ожог был куда эффектнее.

— Барона не нашли?

— Нет, госпожа. Сейчас в Даут-кэре находятся трое рыцарей Ордена и два десятка солдат. Они намерены посетить все окрестные замки и села. Посланник также передал письмо вашей светлости. По его словам, рыцари просят разрешения нанести вам визит завтра после полудня.

Он протянул хозяйке аккуратно сложенный лист бумаги, стянутый тонким серебристым шнурком и запечатанный печатью из белого воска. На печати — традиционный символ Эмиала, и имя. Незнакомое.

— Я приму их, — кивнула Таша. — Найдешь Фарада и Кайла арШана, передашь, что я хочу их видеть. Что-нибудь ещё?

— Служитель Тиральт, старший жрец Храма Эмиала, намерен почтить вас визитом после вечерней молитвы.

Вот так всегда… считается, что Орден несет службу на благо Инталии, а потому рыцари «просят» о встрече, а Служитель сельского Храма, если подумать, мелкая сошка, милостиво «дарует аудиенцию». И не стоит давать Тиральту повода подумать, что он нежеланный гость в этих стенах — может, к леди Рейвен старший жрец относится и благосклонно, но это отнюдь не помешает ему настрочить донос в Обитель. Если Святитель Верлон задумает положить глаз на Рейвен-Кэр, такого письма будет вполне достаточно для обвинения в святотатстве. И заступничество арГеммита не поможет… в общем, со жрецами надлежит вести себя соответственно.

— Я буду счастлива принять у себя Служителя Тиральта, — Таша постаралась, чтобы в её голосе прозвучало хоть немного искренности. — Прикажи Лайше отложить ужин, думаю, старший жрец не откажется разделить со мной трапезу.

Кастелян степенно кивнул. Таша постаралась подавить усмешку — особых иллюзий насчёт разговора со жрецом она не питала. Сведения о том, что Даут-Кэр рассчитался по старым долгам, наверняка уже дошли до Тиральта, у жреца поразительный нюх на деньги. Весь вечер теперь будет многословно и завуалировано подводить леди к мысли о том, что неплохо было бы пожертвовать часть полученной суммы на процветание Храма. И ведь не отказать — и не поторговаться толком. Особо наглеть жрец не станет, но на четверти полученной суммы стоит заранее поставить жирный крест.

Славно поесть жрец любит. За эти годы, которые Таша вынужденно провела в замке, подобных визитов она удостаивалась довольно часто. Служитель Тиральт почитал своим долгом обходить наиболее значимых представителей паствы, уделяя в равной мере внимание всем, кто может внести вклад в дело истинной веры. Следовало отдать ему должное, убеждать в необходимости «делиться» жрец умел.

— Жители Чёрной Горки жалуются на волков, снова потеряли корову и теленка…

Чёрная Горка, небольшая деревня на дальней границе Ташиных владений, была постоянной головной болью лордов Рейвенов на протяжении столетий. Жители деревни традиционно занимались бортничеством, выпасом скота — а вот хлебопашество не жаловали. Деревня, расположенная на самом краю леса, регулярно подвергалась нападениям волчьих стай. Казалось бы, чего проще — вырубить лес, и волки переберутся в другое место. Но дикий мед составлял изрядную часть благосостояния Рейвен-кэра, а потому с волками приходилось мириться — до тех пор, пока оголодавшие стаи не переходили грань человеческого терпения.

Придётся предпринять какие-то меры… может, поручить арШану? Всё равно этот частично стражник, частично надсмотрщик мается от безделья. Смысла нет следить, чтобы леди Рейвен не наделала глупостей, если леди с постели встает несколько раз в день, да и то чтобы доковылять до столовой или до отхожего места, в зависимости от текущей потребности. Точно, пусть займется волками. А в помощь рыцарям стоит отправить Фарада — желательно быть в курсе того, чем они тут занимаются.

Бесконечная пустота, пронизанная потоками животворной энергии. Хочется открыть глаза, увидеть окружающее… но это невозможно. Нет глаз, нет век — но она ощущает эту пустоту своим телом, всей своей сущностью. Потоки энергии дают ясную и четкую картину, какую никогда не достигнуть несовершенным зрением.

Что такое зрение? Что означает это слово… глаза… веки?

Она ощущает присутствие огромных каменных образований неподалёку… не таких огромных, как она сама, но всё же заслуживающих внимания. Потянуться, прикоснуться к холодному шару, проникнуть в него… нет, этот мёртвый камень не представляет интереса… забыть, не обращать внимания…

Как приятен свет, исходящий от крошечных серебряных искр… каждый лучик имеет неповторимый вкус, каждый несет крошечку жизненной силы… впитать её, растворить в себе, слить с собственной энергией… как хорошо!

А вот этот поток живительных лучей куда сильнее… откуда? Это не холодный каменный шар, этот куда больше, и он лучится силой и энергией… он огромен… и он близко, только шаг…

Почему шаг? Что такое шаг? Откуда всплыло это понятие?

Поглотить как можно больше жизненной силы, ещё, ещё… Она не так вкусна, как острые, колющие лучи серебряных огоньков, но её много, её хватит надолго, на бесконечное число циклов… Впитать, присоединить… и можно будет создать нечто новое, похожее — и одновременно иное…

Что такое вкус?

Источник энергии уже совсем недалеко… потянуться…

Больно! Бо-о-ольно!

Кто-то отчаянно тряс её тело, голова болталась, зубы клацали, но сон упорно цеплялся за свои права, не желая уходить, не желая отпускать жертву.

— Альта!

Девушка открыла глаза. В полутьме, едва разгоняемой пляшущим пламенем свечи, склонившаяся над её постелью фигура казалась привидением. Альта ойкнула и рванулась назад, рефлекторно натягивая на голову одеяло.

И проснулась.

— Альта, что случилось?

Она попыталась вспомнить…

— Я снова кричала?

Таша присела на край кровати и тяжело вздохнула.

Это началось недавно, чуть меньше года назад — да, в самом начале осени девочка первый раз закричала во сне. По её словам, раньше такого не было. И объяснить, что именно её напугало, не смогла. Часто бывает, что самый страшный ночной кошмар мгновенно рассеивается, стоит только открыть глаза. Лежишь в холодном поту, чувствуя, как бешено колотится сердце, как дрожат пальцы и спазмами сводит живот — и совершенно не понимаешь, чем это вызвано. В памяти — только ужас, чистый, ни с чем не связанный.

Ладно, если это происходит раз-другой. В конце концов, маги, жившие до Разлома, так и не смогли постичь глубинные тайны человеческого сознания. Научились видеть ауры, толковать сны, временами оказывали помощь тем, чей разум покрылся тенью… но не всегда, далеко не всегда. Увы, многие из тех знаний утрачены, остались крохи. Сейчас и лучшие из Ордена знают о тайнах мысли меньше, чем хотелось бы. Но не нужно быть магистром, чтобы понимать простую истину — к каждому может прийти кошмар. К каждому.

Но, во имя Эмиала, не постоянно же!

— Ты вопила так, словно тебя жгли на костре. Хоть что-то помнишь?

Альта собиралась, как обычно, буркнуть «нет», но вдруг медленно, неуверенно кивнула.

— К-кажется, помню… я не уверена, но вроде бы… вроде бы вы правы, леди. Огонь. Много огня. Очень много. Столько не бывает.

— Костёр?

— Нет… да… не знаю. Что-то огромное и жгучее, и я вся в пламени, очень больно.

Леди покачала головой. Затем зажгла свечи на большом бронзовом канделябре — в комнате стало гораздо светлее.

— Сними рубашку.

Не задавая вопросов, Альта послушно разделась. Довольно долго Таша осматривала тело подопечной, стараясь не пропустить ни малейшего участка. Девушка мелко дрожала, кожа покрылась пупырышками — ночь была довольно свежей, открытое настежь окно впускало в комнату чистый воздух, но под утро становилось зябко, не спасали и пылающие в камине поленья.

— Что вы ищете, леди?

— Тени кошмаров, — усмехнулась Таша. — Я слышала, такое бывает… снится огонь — и на коже появляются следы, словно от настоящих ожогов. Но у тебя всё в порядке. Так что, можно сказать, твои сны — это просто сны. А теперь лезь под одеяло, закрывай глаза и постарайся вспомнить ещё что-нибудь.

Кошмары посещали девушку практически каждую неделю. Иногда, особенно в начале, сны были… нет, и они вгоняли Альту в ужас, но, по крайней мере, та не просыпалась с воплями. Наставнице о ночных ужасах она рассказала не сразу, думала — само собой пройдет. Не прошло, только хуже стало. Если поначалу она просто лежала под одеялом, мелко дрожа и таращась в потолок расширенными от испуга глазами, то теперь её вопли способны были перебудить половину замка. Не помогало ничего — ни успокаивающие настои, ни вино, ни сонное зелье.

— Нет… ничего, — прошептала Альта. — Только огонь. И боль.

— Что ты обожгла? Руки? Лицо?

Девушка надолго задумалась, а затем растерянно посмотрела на наставницу.

— Не знаю… кажется, у меня не было рук… и лица… и вообще ничего.

Дальнейшие расспросы ничего не дали. Несчастная, ещё не отошедшая от испуга девушка так и не смогла толком ничего объяснить — ощущения, которые ей удалось вызвать из тайников своей памяти, были странными — словно бы во сне она и имела тело и, одновременно, была его лишена. В конечном итоге, Таша признала поражение — она не сильна была в теории толкования снов, превратившейся после Разлома из стройной, хоть и не слишком точной науки в смесь догадок, суеверий, традиций и лишь малой толики настоящих знаний. Но и то немногое, что ей было известно, никак не сочеталось с обрывками вытянутых из Альты воспоминаний.

— Поспишь ещё?

— Нет… наверное не усну. Простите, я не дала вам отдохнуть, госпожа.

— Ерунда, я только и делаю, что отдыхаю и, признаться, мне это изрядно надоело. Посидеть с тобой?

Некоторое время они молчали, затем Таша почувствовала, что замерзает, и нырнула под одеяло.

— Я хотела спросить… — тихо и неуверенно заговорила Альта, явно испытывая неловкость, — Если когда-нибудь у нас… у вас будет свободное время, может, мы попытаемся узнать что-нибудь о моей семье?

Таша удивленно изогнула бровь.

— Раньше, кажется, тебя это мало интересовало.

— Да, я ведь ничего не помню… но мне кажется, что я должна попробовать.

Что ответить? Возможности Ордена не так уж и малы, если постараться, привлечь людей арГеммита (даст он разрешение на это или нет — вопрос второй, Таша была уверена, что даст, старый Вершитель относился к Альте с симпатией), можно многое выяснить, хоть и прошло уже столько лет. Да и жители того села, где Лейра нашла этого приблудного ребёнка, вполне могут что-то знать. С помощью магии человека нетрудно заставить вспомнить очень многое, включая то, что сам он считает давно и прочно забытым.

В самом деле, почему бы и нет?

Понятное дело, подобная выходка будет означать, как минимум, нарушение приказа арГеммита безвылазно сидеть в замке. Интересно, а старик в самом деле уверен, что она будет послушно выполнять это жестокое указание? Хватит, два года подобного развлечения способны свести с ума кого угодно, она не в тюрьме. Ну, придётся взять с собой этого красавчика арШана, чтобы совсем уж не гневить Метиуса.

Кстати, правильная мысль, лишним Кайл уж точно не будет. Хотя после войны прошло уже немало времени, но отдельные банды разбойников в лесах Инталии ещё встречались. Имперские войска порядком разорили восточные области страны, уцелевшие жители принялись восстанавливать хозяйство, но нашлись и такие, кто пожелал поправить своё благосостояние быстро — путем грабежа. Основные войска Ордена традиционно размещались ближе к Срединному хребту, а также вустьях Белой и Ясы, где оберегали южные берега государства Лангорская и Сурская цитадели. Да и в непосредственной близости от Торнгарта разбойничать было смертельно опасно, Святитель Верлон, как и его предшественники, весьма не любил слышать новости о грабежах и убийствах в непосредственной близости от Обители, и требовал от светоносцев самых жёстких мер к нарушителям спокойствия. Как правило, поимка заканчивалась для разбойничков либо милосердной петлей, либо (если злодеи имели наглость покуситься на белого рыцаря или служителя Храма Эмиала) менее милосердным, но более эффектным костром.

А вот если подальше от столицы, да ещё в западной части… егеря Сивера Тимретского подконтрольную им территорию охраняли жёстко, у герцога, пусть и с виду добродушного, не забалуешь, туда разбойникам соваться было не с руки. Вот и оставались лесным искателям легкой наживы искать добычу у Троеречья, Озерного или Гленнена. Вроде бы далеко от Рейвен-кэра… но лишний меч в отряде не помешает.

Глава четвертая Ангер Блайт. Неподалёку от южного побережья

— Вот думаю я, господин, вы всем несчастье приносите, или только мне?

Ублар Хай приложился к кружке, сделал огромный глоток и закашлялся. Настроение у капитана было — хуже некуда. И с какой стати он взял на борт этого пассажира… не в первый же раз, мог бы подумать, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Не иначе, как сам проклятый Эмнаур нашептал… ох, зря, зря не посетил он Эмиалов Храм, не принес положенную жертву светлейшему из богов, глядишь, и охранил бы от беды.

Десятый день «Ураган», соблюдая предельную осторожность, полз вдоль южного берега Эммера, дабы доставить своего единственного (будь он неладен) пассажира в Сур. При этом, Ублару Хаю приходилось бороться с недовольством команды, поскольку в настоящее время южные воды вновь бороздили пираты, оправившиеся от удара, полученного во время инталийско-гуранской войны. Торговые караваны из Кинтары шли, как правило, с серьёзной охраной, корабли гуранцев и светоносцев были силой сами по себе, а вот скромная шхуна с тремя десятками человек на борту вполне могла показаться кому-то из корсаров лакомым кусочком. И все, вплоть до распоследнего юнги, это прекрасно понимали, а потому на пассажира, втравившего «Ураган» в неприятную историю, смотрели косо.

Недаром гласит народная мудрость — «как о плохом подумаешь, так оно и явится». Сам Ублар Хай в подобные приметы не верил, но это не мешало им исполняться. Вчера на горизонте обнаружился парус, сегодня он приблизился настолько, что сигнальщик, парень родом из Мокрого Носа, глазастый, даром что крыса сухопутная по рождению, углядел вымпел на флагштоке. Новости Хая не обрадовали — если сигнальщик всё разглядел правильно, их преследовал фрегат из эскадры печально известного адмирала Родана. Лично встречаться с адмиралом Хаю не приходилось, хотя пару визитов на Южный Крест совершить в прошлом довелось — не без риска, но очень уж жирный кус был обещан. Да… в глаза Родана он, в общем, не видел, но наслышан был изрядно — и слухи эти ничего хорошего Ублару Хаю не обещали. Ладно если пираты попросту выпотрошат трюмы, оставив капитана и команду «добра наживать» в расчёте на последующие грабежи… это-то случалось сплошь и рядом, пираты предпочитали овец стричь, а не забивать. Не будет кораблей в море — кого грабить? Да только вот Родан… да, адмирал, чтоб его Эмнаур прибрал, больше иных корсаров о пополнении флота думает, а «Ураган», хоть и не молод, корабль знатный. А ну как эти молодчики не просто добычу ищут, а за «призами» охотятся?

— Вы это несчастьем называете? — Блайт кивнул в сторону неуклонно приближающегося фрегата.

— А что ж ещё, — мрачно кивнул Хай. — Известное дело, в иное какое время «Ураган» от фрегата завсегда уйдет, но вы ж, ваша светлость, мне откренговаться не дали, так? Торопились, якорь мне в глотку. Вот и доторопились.

— Догонят?

— А то сами не видите? — капитан зло сплюнул, целясь на локоть выше фальшборта, не попал, желтоватый комок слюны расплескался по серому, плохо отполированному дереву. — Часов шесть-семь, и их баллисты с катапультами^[6] смогут нас достать.

— Если им нужен твой корабль, станут они его калечить?

— Может и не станут, да толку с того? — вопросом на вопрос ответил Хай. — У них на борту бойцов с семь десятков, не меньше. А ежели специально «призы» ищут, так и до сотни… чтобы было кого на захваченные корабли поставить. Против моих парней — это по трое на одного, считай. Да и насчёт драки… врать не стану, мы тут не лыком шиты, но корсары — это, ваша светлость, воины изрядные, один двоих орденцев стоит или, да простит мне ваша милость, троих имперцев.

На протяжении всего плавания Ублар Хай так и не смог для себя определить правильную манеру отношения к пассажиру. С одной стороны, влияния при дворе Консул давно лишился, опять-таки и вроде старый знакомый, приходилось уже возить его на борту «Урагана». С другой стороны — благородная кровь, как об этом забыть? Вот и проскальзывали в речи капитана то «ваша светлость» или «ваше сиятельство», то (в зависимости от количества выпитого) обращения на «ты» и по имени. Другой дворянин подобного бы, может, и не стерпел, а вот бывшему Консулу явно было наплевать.

Золото. Десять полновесных гуранских золотых монет должны были изрядно поправить пошатнувшиеся в последнее время дела капитана Хая. И то сказать, не лучшее место Кинт Северный, не лучшее. Местные богачи или свой флот имеют, или предпочитают нанимать тяжёлые галеры имперцев — где и охраны немало, и места в трюмах куда больше. Ну и вёсла — вещь немаловажная, дабы штиль не послужил помехой торговле. А старенький (но ещё прочный, да кто ж понимает?) «Ураган» три четверти месяца простоял у пирса — и каждый день оплачивался звонкой монетой. Уходить в море с пустыми трюмами Хаю не позволяло достоинство, а подходящего фрахта всё не было и не было. Он уже собирался заставить команду заняться очисткой днища от наросшей пакости — хоть бездельничать не будут и косые взгляды в сторону капитана бросать — как на борт взошел этот вот…

Впрочем, оскорблять Консула, хоть бы и мысленно, Хай не считал правильным делом. Кто их знает, этих магов, может, они и мысли читать умеют.

В итоге, Ублар Хай польстился на золото. Только вот требование пассажир выставил оченно неудачное, неудобное, прямо сказать. Путь до Сура от Кинта Северного вдоль южного берега, ясно дело, ближе впятеро — да только и опасней во столько же. Хай брызгал слюной, стучал кулаком по столу, призывал в свидетели богов — мол, пойти в обход, мимо Индара и Гурана, затем обогнуть Инталию — и вот он, Сур. Так нет же…

Понять Блайта можно. Пираты — дело такое, попадутся или нет, это как повезет. А вот имперские галеры наверняка захотят досмотреть корабль — и что они сделают, если обнаружат на борту мятежного Консула? Сидеть тогда Хаю и его парням на какой-нибудь галере, с цепью на ноге, и ворочать вёслами, пока не скинут за борт на корм рыбам. Хай уже не молод, так что скинут скоро.

Блайт, ясное дело, маг не из последних — да только и сам знает, и капитан Хай подскажет, если что… гуранские галеры без мага в море не выходят, а любой маг сразу учует заклинание, изменяющее внешность. Снять, может, и не сумеет — но насторожится. А как с такими заклинаниями бороться — про то даже Хай знает. Чем-нибудь тяжёлым по темечку — и чужое лицо исчезнет, как только маг в беспамятство впадет. Ну и… галеры, стало быть, весло, кнут надсмотрщика.

Вот и согласился тогда Хай, что путь вдоль южных берегов и быстрее, и чутка побезопаснее.

А вон оно как получилось-то.

Блайту тоже было о чём подумать. События, приведшие его на борт «Урагана» (сейчас корабль в очередной раз сменил название, но это был всё тот ж старый добрый «Ураган», на котором ему довелось совершить памятное путешествие от Луда до Гленнена в компании с леди Рейвен) вызывали, по меньшей мере, раздражение — особенно утрата надёжного убежища. Каким-то образом ищейки Императора обнаружили мятежного Консула и предприняли попытку вернуть его на подобающее место — то есть, в камеру пыток. Вырваться из ловушки Блайту стоило двух верных людей, десятка царапин и небольших ожогов, а также… а также — и это более всего раздражало — он лишился большей части золота, которое должно было обеспечить его дальнейшее существование и продолжение исследований. Таверна, служившая местом встречи Блайта с доверенными людьми, выгорела до основания. Тарций, по счастью, уцелел — пришлось передать ему с оказией два десятка монет из порядком оскудевшего запаса, дабы не держал зла. Своих верных слуг (увы, их осталось не так уж и много) Консул предпочитал привязывать к себе не одним лишь чувством долга, но и чем-нибудь вполне материальным.

Блайт понимал, что рано или поздно это должно было случиться, человек не иголка, найти его — если всерьез ставить перед собой такую задачу — можно, вопрос лишь времени и денег. Но не вовремя, ох как не вовремя… промедли имперцы с нападением хотя бы месяц, Консул успел бы подготовить запасное лежбище. Не вышло.

Отряд, посланный для захвата преступника, прекрасно знал, с кем им предстоит иметь дело. Почти три десятка человек, в основном — стрелки и маги, испытывать фехтовальное мастерство Ангера никто не собирался. Девятерым уже не продолжить охоту, но это мало что меняло, уцелевшие лишь станут осторожнее и, не исключено, запросят подкреплений. Да и Совет Граждан, изрядно обеспокоенный учиненным кровопролитием и разорением, счёл возможным издать указ, обязующий всех законопослушных граждан Кинтары оказывать помощь имперским посланникам в поисках опасного преступника. Наверняка не обошлось без вмешательства Юрая Бороха или самого Императора — ни тот, ни другой не были склонны прощать измену…

Поразмыслив, Блайт пришел к выводу, что необходимо перебраться куда-нибудь подальше от маленькой Кинтары, ставшей вдруг похожей на растревоженное осиное гнездо. И пришла идея…

Нет, она пришла давно. Только Блайт старательно гнал от себя эту мысль, понимая, что своим решением создаст массу сложностей для девушки, навредить которой не желал в любом случае. Вряд ли леди Рейвен тут же прикажет заковать бывшего противника, бывшего спутника и, хочется верить, бывшего друга в кандалы и отправит его с почетным, но внимательным эскортом прямиком в Обитель. Но если она этого не сделает, то получится, как ни крути, прямая измена интересам Ордена, что вряд ли добавит Таше душевного спокойствия.

Попытаться предложить свои услуги Ордену? Признаться, на успех таких переговоров Блайт особо не рассчитывал. Куда проще выпотрошить память человека, прибегнув к магии, чем долго и нудно обговаривать с ним «взаимовыгодное» сотрудничество, идти на уступки и искать компромиссы. Но пока сбрасывать со счетов этот вариант не стоило — иных идей не было. А если организовать всё аккуратно и тонко, дав возможность Таше Рейвен выступать инициатором и гарантом таких переговоров, то можно и её статус в Ордене несколько поднять, и дать возможность арГеммиту преподнести соглашение Ордену и Альянсу в наилучшем свете. Старая лиса своего не упустит.

Но прежде, чем попытаться претворить эти планы в жизнь, следовало добраться до Инталии. Путь сушей через территорию Гурана отпадал сразу. Несмотря на то, что с момента оставления Консулом поста прошло три года, по-прежнему слишком много людей знали его в лицо. Использование «фантома» или «миража» не останется незамеченным — не имея возможности открыто проливать кровь друг друга, вечные противники, Инталия и Гуран, наводнили территории опасного соседа шпионами, а потому маги с обеих сторон старались вовсю. Человека, укрытого маскирующими заклинаниями, обнаружат быстро. В Гуране. Инталия, потерявшая большую часть сильных магов, в этом отношении окажется поспокойнее.

Итак, добраться до одного из инталийских портов, а там, окольными тропами — в замок леди Рейвен. Вряд ли хозяйка находится в стенах отчего дома, но уж слуги-то, как правило, знают, где искать госпожу, и передать послание по назначению смогут. На этом этапе особых сложностей Ангер не видел — а вот плавание до Инталии превращалось в серьёзную проблему.

На море неспокойно. Там всегда было неспокойно, но, в особенности, для человека, которому в равной степени нежелательно встречаться что с пиратами, что со светоносцами, что с… в общем, почти любая незапланированная встреча грозила самыми серьёзными неприятностями. Заметив в порту Кинта Северного знакомый силуэт «Урагана», Блайт не колебался ни минуты — если кто и сумеет доставить его в Инталию, так это только независимый капитан, привыкший нарушать законы, но умеющий при этом трепетно заботиться о собственной безопасности.

Встречу старых знакомых никак нельзя было назвать теплой, но, слава богам, договорённости удалось достичь. Как и Блайт, капитан Хай находился в весьма неприятной ситуации (правда, первый рисковал головой, а второй — деньгами) и вынужден был ухватиться за фрахт. Десять золотых — не самая значительная сумма, но, что ни говори, существенно лучше, чем ничего. Кроме того, на полученные от Консула деньги, Хай закупил кое-какой товар, планируя удачно сбыть его в первом же инталийском порту. Оставалось только обговорить маршрут — и тут-то Блайт проявил непреклонность, переходящую в упрямство. Встреча с пиратами — штука неприятная, но бегать от имперских галер в планы Консула категорически не входило. В южном море имперцы больше озабочены отловом корсаров, одинокий торговый корабль трогать не станут. А вот пройти северными водами и ни разу не нарваться на досмотр — сомнительно…

Поначалу дела шли относительно неплохо. Попутный ветер, спокойное море, достаточно удобная каюта и в меру почтительная команда — хотелось бы надеяться, что путешествие пройдет без сложностей. Увы, надежды, как говорится, радуют богов — высшим силам доставляет удовольствие эти надежды рушить с треском. Сначала улегся ветер, заставив «Ураган» потерять целых два дня. Стоило задуть лёгкому бризу, как тут же на горизонте показался этот проклятый фрегат.

Знатоком мореплавания Блайт не был, предпочитая доверять опыту капитана. Если Хай утверждает, что пираты догонят «Ураган», стало быть, догонят. Вопрос лишь в том, чем эта встреча закончится.

— Скажите, капитан, если мы отправим корсара на дно, чем это будет грозить лично вам?

Ублар Хай снова глотнул своего знаменитого (отвратительного, в чем Блайт уже успел пару раз убедиться) грога и, вытерев усы, пожал плечами.

— Если бы мы имели дело с обычными сраными пиратами, ваша светлость, я бы сказал, что ничем. Сегодня я их, завтра они меня, обычное дело. Но вот адмирал Родан, что б его печень трюмные крысы сожрали, паскуда ещё та… он зло затаит, тут уж не сомневайтесь. Поговаривают, когда «Алый Сокол», принадлежащий Граллу Тади, сыну Роско Тади, внуку Аболу Тади… тьфу, дерьмо-то какое, с этими кинтарийцами поведешься, сам, как они, говорить начинаешь. Ну, это торговец из Кинта Северного, не из самых влиятельных… в общем, когда «Алый Сокол» потопил барк, принадлежащий Родану, адмирал объявил настоящую охоту на «Сокола» и, заодно, на все другие корабли Тади. Всего лишь за два месяца эти ублюдки отправили на дно четыре судна, после чего уважаемый Гралл Тади повесился, а адмирал счёл себя отомщенным.

— То есть, битва вас не устраивает, капитан?

— Ну почему ж… — Хай запустил пятерню в седые, давно не мытые волосы, — битва, оно не так уж плохо… если свидетелей не останется. Я, мож, человек незлобивый, но пиратам, гик им в жопу, на дне самое что ни на есть место. Только вот как до драки дело дойдет, как бы нам самим этот гик…

— Фрегат я беру на себя, — надменно заявил Консул, мысленно прикидывая свои возможности и признавая, что успех в предстоящем бою возможен только при наличии изряднейшей доли удачи. — А уж свидетели, капитан, целиком ваше дело.

— Ну дык, не вашей светлости ручки-то марать, — не слишком вежливо буркнул Хай, из чего Консул сделал вывод, что его собеседник, в общем-то, отнюдь не лишен остатков чести. Добивать потерпевших кораблекрушение, пусть и рукотворное, на море считалось последним делом. Проигнорировать, не прийти на помощь — это происходило сплошь и рядом. Тем не менее, кровавую работу капитан сделает, судьба корабля и команды ему, очевидно, дороже традиций.

— Я вернусь в каюту, подготовлю заклинания. Когда фрегат подойдёт на расстояние выстрела из катапульты, позовешь.

— Как прикажете, ваша светлость.

В теории, маг вполне может справиться с кораблем. Для этого нужно, чтобы маг был сильным, а капитан противостоящего ему корабля — глупым. Или настолько увлечённым преследованием, что никакие другие мысли кроме «догнать» попросту не полезут ему в голову. Ну и крайне желательно, чтобы в распоряжении этого капитана не было другого мага, поскольку разрушать нацеленные на тебя заклинания зачастую легче, чем их создавать.

Итак, фрегат… третий по величине боевой корабль из существующих в Эммере, после кинтарийской триеры (поразительно грозное и совершенно бесполезное по причине неповоротливости судно) и тяжёлого инталийского рейдера, коих, если Блайту не изменяет память, было построено всего два и ни один толком в сражениях не использовался по причине изрядной тихоходности. При хорошем ветре фрегат запросто уйдет от галеры и легко догонит шхуну (что бы там не говорил Ублар Хай насчёт обросшего днища). Но уязвимые места у него есть, как не быть. Тяжёлые галеры, диремы и триеры, рассчитанные на таранный удар, имеют куда более прочный корпус, особенно в средней и носовой части, тогда как у фрегата надёжней корма, нос же, для придания скорости, изрядно облегчен. Минимум четыре баллисты и пара катапульт, пираты этими орудиями пользоваться умеют и, при желании, раздолбят маленькую шхуну в щепки. Но это будет означать потерю груза и нужного им, если принять версию об охоте за «призами», корабля. Значит, будут стремиться к абордажу. Шхуна, пожалуй, будет поманевреннее, но при относительно слабом ветре это преимущество скорее призрачное.

Учитывая, сколько людей мог нести на борту фрегат, доводить дело до абордажа никак нельзя. Блайт осознавал, что в бою стоит десятка обычных солдат, да и человек пять-шесть из команды «Урагана» не дураки помахать мечами, но остальные, хотя и имеют навыки владения оружием (куда ж в море без подобных умений), в стычке с пиратами выстоят пару минут от силы. Задача — нанести фрегату удар, который лишит его возможности продолжать преследование, одновременно не дав бежать с поля… хм… с места битвы, дабы донести адмиралу Родану весть о наглом купчишке, посмевшем сопротивляться корсарам.

Внезапно в памяти всплыл рассказ Таши — как она дробила «молотом» преследующую её галеру. Забавно… неплохая идея, слишком малоприменимая в реальном бою — стоит фрегату подойти достаточно близко, и лучники попросту перебьют всё живое на палубе «Урагана». Если подойдёт близко… хм…

Некоторое время Блайт взвешивал пришедшую идею, затем вздохнул — да, подобная шутка может сработать, но, максимум, один раз. Стоит кому-то из пиратов уцелеть, и подобный фокус никому повторить не удастся, слишком легко его сорвать — без всякой помощи магии. Но попробовать стоит, тем более, что ничего лучше в голову не приходит.

Он принялся плести заготовки боевых заклинаний. В обычное время Блайт мог поддерживать одновременно пять-шесть заготовок, что делало его может и не одним из сильнейших магов Империи, но уж заслуживающим всяческого уважения — наверняка. Сейчас Консул отдавал предпочтения «стае» и «огненному облаку». Огонь в море, когда некуда бежать — страшная вещь. Любой корабль, пиратский ли, военный или торговый, обязательно пропитывают специальным составом, препятствующим возгоранию. Пропитывают полностью — корпус, паруса, палубные надстройки… не то, чтобы это гарантированно защищало от огня, но зажечь противника стрелами или парой горшков с горючим маслом удается далеко не сразу. Боевая же магия — вещь иная, против неё не устоять. Другое дело, что имея сотню людей на борту, пожар не так уж сложно потушить.

Если только большая часть этих людей не будет занята более важным делом.

Закончив работу, Блайт поднялся на палубу. Фрегат был уже довольно близко, в трёх-четырёх выстрелах из лука, то есть, в пяти-шести дистанциях полета снаряда из средней катапульты.

Капитан Хай выглядел куда мрачнее обычного, раздраженно расхаживая по мостику. Свободные от вахты матросы деловито точили тесаки, подтаскивали к бортам связки арбалетных болтов. Полдюжины тяжёлых арбалетов ждали своего часа… правда, стрелки не выглядели довольными жизнью, понимая, что лучники противника сметут их в считанные минуты.

— Капитан?

— Ваша светлость? — в тон ему ответил Хай.

— Есть новости?

— Есть.

— Плохие?

Некоторое время капитан разглядывал приближающийся фрегат, затем хмыкнул:

— Дерьмовые. Это «Мизерикорд», корабль Арга Вешателя, правой руки адмирала Родана.

— Многообещающее прозвище.

— Этому китом траханному ублюдку очень нравится зрелище болтающихся на рее людей. Говорят, что даже в том случае, если купец им сдается, Арг всё равно приказывает вздернуть парочку человек… как он говорит, для острастки, чтоб ему прилипала в хер вцепилась… Я очень надеюсь, ваша светлость, что вы что-нибудь придумали. Мне моя шея довольно-таки дорога.

Блайт подошел к борту и посмотрел на корабль. Он был красив — выкрашенное в серый цвет судно, несущееся вперед под шатром серых же парусов… прекрасный цвет для пирата — уже в легком тумане серый фрегат мгновенно превратится в корабль-призрак, невидимый и опасный. Ощущая свою силу, «Мизерикорд» не совершал никаких маневров, просто пер вперед, не сомневаясь, что вскоре догонит добычу.

— Капитан, представьте, что вы преследуете какое-то судно, — Блайт не поворачивался к собеседнику, но не сомневался, что Ублар Хай ловит каждое его слово. И не только он — находящиеся поблизости матросы обратились в слух, понимая, что этот мужчина в элегантном кожаном чёрном костюме их единственная надежда. О том, что на борту находится маг, Ублар Хай не распространялся, но уверенная манера поведения Блайта делала его идеальным кандидатом на столь ожидаемую роль спасителя.

— Ну представил, — буркнул из-за его спины Хай. — Бывало такое… чего уж тут представлять.

— И в это время с преследуемого судна за борт летят ящики, бочки и прочая дребедень. Что вы подумаете?

— Что капитан сраного корыта решил облегчить корабль, — не задумываясь, ответил Хай. — И что он кретин, каких мало. Какую-то говёную прибавку к скорости он получит, но…

— Отлично. Пусть ваши матросы волокут сюда всё, что можно сбросить за борт. Только, капитан, имейте в виду, мне нужно, чтобы это «что-то» плавало.

— Я понял идею, ваша светлость, — ухмылка капитана была нерадостной. — Только зря вы это… думаете, пустой бочкой можно проломить борт фрегата? И не надейтесь, там доски толщиной с китовый хрен.

— Капитан, — вздохнул Блайт, — просто отдайте команду. Об остальном я позабочусь.

Постепенно палуба «Урагана» стала приобретать вид изрядно захламленного склада. Моряки — люди прижимистые, а потому в первую очередь выставили рассохшиеся бочки, потрескавшиеся ящики — в общем, что похуже. Блайт к такому жлобству отнёсся с полнейшим равнодушием, его план требовал лишь, чтобы этот хлам продержался на поверхности воды несколько минут. Правда, избавлением от бесполезного барахла дело для Хая не ограничится, и это был довольно скользкий момент. Мысленно Блайт пересчитывал остатки золота на случай, если придётся раскошелиться. Даже угроза гибели не всегда способна заставить моряка, кормящегося с трюма своего корабля, расстаться с потенциальной прибылью.

— Я помню, капитан, вы прикупили в Кинте тканей? — осторожно начал консул неудобный разговор.

Ранее ему не раз приходилось общаться с подобным народом, но понять их до конца Блайт так и не сумел. Казалось бы, смерть — уже совсем рядом, тут уж не до наживы, не до золота, задницу бы спасти… так нет, Хай сразу насупился, седые усы встопорщились, глаза взглянули недобро.

— Ну… было дело, ваша светлость.

— Я хочу, — на этот раз в голосе Консула звучала сталь, — чтобы вы, капитан, приказали застелить тканью корму вашего корабля.

— А вы знаете, ваша светлость, сколько стоит рулон кинтарийского шёлка?

— Знаю. Меньше, чем ваша, капитан, посудина.

Ублар Хай некоторое время молчал, словно раздумывая, начать ли спорить, или просто ограничиться попыткой содрать с беглого Консула стоимость ткани, которая несомненно придёт в негодность, соприкоснувшись с давно не драеной, просмоленной палубой. И вдруг ухмыльнулся во всю пасть, обнажив изрядно попорченные временем зубы.

— А и ладно! Эй, ты и ты… живо в трюм, черепахи брюхатые… две штуки шёлка волоките, как раз на корму и хватит.

Через несколько минут палуба «Урагана» стала напоминать будуар южной красавицы, помешанной на морской романтике. Жгуче-алый шёлк (ну ещё бы, корабль ведь в Сур направляется, стало быть, Альянс в числе первых покупателей запланирован) покрыл старые доски воздушной, почти невесомой пеленой. Блайт тут же принялся расхаживать по драгоценной ткани, давая указания матросам расставлять ящики и бочки так, чтобы, не приведи Эмнаур, ни один предмет не касался другого. Затем, убедившись, что всё сделано как надо, опустился на колено возле ближайшей бочки, кривобокой, давно пришедшей в негодность. Хотелось бы знать, зачем капитан таскает с собой этот хлам? На дрова, разве что…

Руки мага двигались в такт льющимся словам, на лбу показались капельки пота. Закончив с бочкой, он сместился к стоящему поблизости сундуку, явно некогда грубо взломанному при помощи топора. Затем настала очередь ещё одной бочки, ящика… Прошло минут сорок, прежде чем Консул тяжело опустился на палубу и смахнул со лба обильно выступившую влагу. Выглядел он неважно — щеки ввалились, дыхание вырывалось из лёгких с заметным хрипом.

Что бы там не говорили теоретики, но во многих заклинаниях стихий замешана изрядная доля Магии Крови… слишком уж выматывает и создание голема, и формирование таких вот ловушек. Одну, две или пять — ещё куда ни шло, но последовательно зачаровать три десятка отнюдь не мелких предметов… Тяжело.

Немного отдышавшись, Консул поднялся, опираясь на твёрдое, словно мореное дерево, плечо Хая. Один из матросов сунулся было ступить на алый шёлк, но Блайт рыкнул с такой злобой, что молодой веснушчатый парень отпрыгнул назад, словно чуть на змею не наступил.

— Капитан, прикажи рулевому держать корабль строго по ветру… нужно, чтобы фрегат шёл за нами, словно буксирным канатом привязанный.

— Чего ж, не понимаю, что ли… — буркнул Хай. — Да только дурная затея… бочки, оно, может, какой сраной лодчонке и повредят, а вот этой громадине…

— Делай, делай, что говорю, — через силу усмехнулся Консул, чувствуя, как постепенно слабость покидает тело.

Чуть заметно пошатываясь, он осторожно, тщательно выверяя каждый шаг, прошел мимо расставленного на алой подстилке барахла и принялся изучать преследователя. Тот был уже довольно близко… пираты обратили внимание на явно богато одетого человека, и с носа «Мизерикорда» ударили арбалеты. Рановато — стрелы не долетели до удирающего «Урагана» шагов двадцать.

— Медлить больше нельзя, — прошептал Консул и повернулся к матросам. — Эй, слушайте меня. Сейчас будете хватать это дерьмо и кидать в воду. По одной! На бочки наложено заклинание, вам оно не повредит, но упаси вас… Эмиал, если хоть щепкой, хоть заусенцем заденете планшир^[7]! От вас соплей не останется. Ясно я сказал? Берёте бочку или ящик, поднимаете и бросаете за борт! По моей команде!

Вернувшийся Хай слушал внимательно, затем перехватил несколько брошенных в его сторону вопрошающих взглядов. Может, этот, в чёрном, и маг, но на корабле, согласно древним традициям, командует капитан и только капитан.

— Приготовились!

Крякнув, Хай сам подошел к крайней бочке, подхватил её и замер у фальшборта.

— Кидай!

Бочка полетела вниз, в пенный след за кормой «Урагана». Черпнув воды, она слегка погрузилась, но тут же всплыла, покачиваясь на поверхности и быстро отставая от судна.

— Следующую! Быстрее!

Более всего Консул боялся, что кто-нибудь из матросов споткнется, запутается ногами в шёлке… Тогда песенка «Урагана» будет спета. Но люди проявляли похвальную осторожность — деревянный хлам летел за борт, Хай изрыгал проклятия, швыряя в сторону приближающегося «Мизерикорда» бочонки и сундучки… наконец, палуба очистилась.

— Ну, ваша светлость, и что теперь?

— Ждем.

Первая бочка проплыла мимо фрегата — совсем рядом, багром достать… но пираты явно были не в настроении подбирать добычу… да и видно, что не добыча это, мусор один. Следом проследовал и ящик… Блайт скрипел зубами, но поделать ничего не мог, оставалось только положиться на волю богов, обоих сразу. Может, пираты богам не по душе? Жертвы не приносят, сквернословят, грабят… что Эмиал, что Эмнаур к грабежам относились одинаково плохо. Разве что во время войны — но взятое в бою есть трофей, тут уж о грабеже говорить сложно.

В фальшборт ударила стрела, ударила слабо, на излете. Не опасно. Пока ещё не опасно.

Лишь пятый или шестой предмет — кажется, это был старый бочонок из-под вина — ткнулся в борт фрегата.

Оглушительный треск прорезал воздух. «Мизерикорд», словно получив изрядной силы удар в скулу, клюнул носом, черпая воду здоровенной, в половину человеческого роста, пробоиной. Почти сразу же раздался другой удар, ничуть не слабее — ещё одна дыра в борту, брызги разлетающихся щепок, смешанных с быстро тающими обломками магического камня. Заклинание «молота», некоторое время назад до неузнаваемости изменившее любимый кабинет Блайта, сработало на совесть, разворотив толстенные доски и открыв морской воде путь в трюмы фрегата.

Ловушку нетрудно настроить на цель. Скажем, дотронется человек до обычного с виду камня, и вспухнет огненное облако, прорежет воздух сноп молний, расплющит незваного гостя удар каменного кулака. А не окажись рядом человека — так и будет неприметный булыжник ждать своего часа, пока не иссякнет вложенная в него магия. Сейчас активировать боевое заклинание, упрятанное в податливое дерево, должно было только другое дерево. Безопасно прикоснуться к бочке-ловушке, залить её водой или помочиться в нее, наполнить зерном… но попадись среди зерна хоть щепочка — и скрытая сила выйдет наружу, разрушая всё вокруг.

Третий удар сотряс «Мизерикорд», с плеском обрушился в воду перебитый бушприт…

— Дерьмо!

— Угу, это вы, ваша светлость, верно заметили. Дерьмовое дерьмо!

Взметнувшиеся вверх каменные осколки разворотили не только бушприт, но и посекли часть такелажа… оборванный стаксель^[8] накрыл упавший в воду брус серым саваном — и теперь намокшая ткань расталкивала заряженные Блайтом ящики, не подпуская их к бортам. Да и пираты поняли, в чем дело — в смертельно опасные «подарочки» густо полетели стрелы. Стрела не способна повредить заклинанию, но вот её древко делало с ловушкой именно то, что по задумке должен был сделать корпус «Мизерикорда». Два пенных столба воды отметили удачные попадания — и подтвердили правильность идеи.

— Уйти-то мы сейчас, ясное дело, уйдем, — пробормотал не слишком довольный исходом погони Хай. — Да только…

— Капитан, не стоит повторяться, — поморщился Консул. — Я и так всё прекрасно помню.

Если бы на то была его воля, Блайт не стал бы продолжать сражение. Немного чести в том, чтобы заживо сжечь сотню человек, пусть и отъявленных мерзавцев. В том смысле, что сам Ангер, вообще говоря, ничего против костра для корсаров не имел, но — по закону, с приговором и приведением его в исполнение. Долгие годы, проведенные на посту Консула Тайной Стражи давали о себе знать. Видит Эмнаур, не каждой жертве удавалось услышать о допущенных прегрешениях, довольно часто приговор приводился в исполнение под покровом ночи, тихо и эффективно. Но — и это было немаловажно — приговор существовал всегда, как и грехи.

С другой стороны — на борту «Мизерикорда» ведь не невинные овечки, не так ли? Вышел в море за добычей, будь готов, что добыча оскалит зубы и зарычит на хищника. А то и пребольно куснет его. А то и насмерть…

Вскинув руки, Консул одну за другой активировал заготовки. Воздух вспыхнул обжигающим пламенем, стаи алых сгустков врезались в паруса и надстройки фрегата, одержимые одной лишь страстью — жечь, жечь, жечь всё, на что указала воля мага. Паруса полыхнули почти сразу, тут же занялись мачты, огненными змеями тут и там мелькали горящие канаты… Вслед за фаербёрдами полетели огненные шары, не столько добавляя огня — слишком уж слабое заклинание — но внося необходимую неразбериху.

Раздался свист, и здоровенная, с хорошее копьё размером, стрела пробила относительно тонкий фальшборт и пришпилила к мачте зазевавшегося моряка.

— Однако… — буркнул Хай и сплюнул в образовавшуюся дыру. — Говорил я вам, ваше светлость, пираты — бойцы от бога… горят ведь, живьём, засранцы, горят, а всё равно нас достать пытаются.

В его голосе прозвучало заметное уважение. Сам не робкого десятка, капитан умел ценить мужество и у друзей, и у врагов.

Удачный выстрел стал и последним, пламя быстро разрушило промасленные ремни, соединяющие детали катапульт. Да пиратам было и не до стрельбы — потеряв не менее двух или трёх десятков человек, они теперь, что есть силы, боролись за жизнь корабля, заливая пылающее дерево забортной водой. И не без успеха — паруса выгорели полностью, обугленные мачты грозили вот-вот рухнуть под собственным весом, такелаж^[9] приказал долго жить — но на палубе местами с огнем уже справились, и надстройки попортило не так чтобы изрядно.

— Разворачивайте «Ураган», капитан Хай, — приказал Блайт. — Вы, кажется, собирались добить фрегат?

— Это… я бы, ваша светлость, с радостью… — лицо Ублара Хая выражало высшую степень сомнения, — да что мы теперь сделать-то можем? Ну, запалите его ещё раз, так потушат же. А парней моих постреляют — вон, их сраные лучники у борта наготове, сами гляньте.

Блайт и сам не знал, что теперь делать. Дистанция удара «каменного молота» невелика, держать одновременно «купол» и пускать в дело боевые заклинания ещё никому не удавалось. Но и оставить всё, как есть, тоже нельзя… будь это не Родан, можно было бы подумать над вариантами, но Хай прав, за свой корабль и своих людей Родан горло перегрызет любому… поэтому, кстати, адмирал и набрал столь значительную силу, корсары следовали за ним с радостью — и удачей адмирал не обижен, и честь блюдет. Да и тайна, окружающая его личность и происхождение, небесполезна — многие считают, что Родан приносит удачу, и готовы идти за ним хоть демону в пасть.

— Кажись, баллисты у них погорели… — Ублар Хай, изучавший дымящийся, местами ещё горящий корабль, опустил зрительную трубу. — Да, как есть погорели. Не швыряться им теперь камнями, якорь мне в…

— Дай-ка, — Блайт выхватил прибор у капитана и прижал его к глазу. Довольно некачественная зрительная труба всё же позволила детально рассмотреть обугленный остов боевой машины… и то, что находилось рядом.

Консул довольно улыбнулся. Что ж, идея заманчивая. Опять-таки, стоит кому-то из корсаров уцелеть, и никому уже такого трюка не провернуть. Но сейчас — почему бы и не попробовать.

— Разворачивайте корабль, капитан. Щиты на борту есть?

— Ну… — протянул Хай, — щиты не щиты, а чем прикрыться найдётся. На абордаж его брать будем?

— Нет. Двоих, со щитами, к рулевому. Двоих — ко мне. Остальным — голов из-за фальшборта не высовывать. Мне нужно, чтобы «Ураган» шёл параллельным курсом… и прошел шагах в тридцати от фрегата. Лучше — ближе.

Некоторое время Хай раздумывал, затем кивнул.

— Сам к штурвалу встану. Ход эти говнюки потеряли, так что будет, как ваша милость пожелает. Только вы… это… сами понимаете, стрелять они будут со всей дури, и лучников у них дохрена.

«Ураган» описал широкий круг и теперь неторопливо, убрав большую часть парусов, догонял изувеченный фрегат. Пиратский корабль тяжело просел на нос, хотя полученные повреждения явно не были фатальными. Если не начнётся шторм, «Мизерикорд» наверняка продержится на плаву достаточно долго, чтобы хоть как-то залатать дыры и добраться до ближайшего берега, где можно будет заняться ремонтом. Людей у них хватит, скольких пираты потеряли в огне? Десяток, два? Обожжённых наверняка много, но когда дело доходит до спасения жизни, на ссадины и ожоги можно не обращать внимания.

Если задуманное Блайтом не удастся, пираты получат шанс на спасение — в это время года рассчитывать на приличный шторм в здешних широтах не стоит.

Постепенно фрегат приближался. Свистнули первые стрелы — ещё не слишком точные и не слишком опасные. На палубе «Урагана» было совершенно пусто — по крайней мере, так должно было казаться пиратам. Но морские разбойники были опытными вояками и понимали, что за фальшбортом шхуны наверняка скрывается с десяток стрелков. Их это особо не беспокоило — по меньшей мере, сорок лучников готовились обрушить на смельчака, отважившегося высунуть голову, град стрел.

За штурвалом стоял сам капитан Хай. Рядом пристроились двое дюжих парней, прикрывая хозяина огромными, чуть не в полтора человеческих роста, конструкциями из мореных досок. Подобными, только чуть поменьше размером, щитами пользовались при штурме крепостей — от брошенного со стены валуна, от удара катапульты доски, разумеется, не уберегут, а вот от простых стрелков или, если повезет, тяжёлого стенового арбалета — пожалуй.

Вот первая стрела ударилась в щит. Тот лишь чуть дрогнул, капитан — так и вовсе ухом не повел, вцепившись в штурвал. Сейчас от точности движений Хая зависела судьба и его корабля, и экипажа. Стоит пройти чуть дальше, чем нужно, и этот Блайт, чтоб ему пусто было, не сумеет выполнить свою задумку. Второй круг, потерянное время… Наверняка пираты сейчас чинят свои баллисты, вряд ли огонь успел так уж сильно их повредить.

Ну, а если подойти слишком близко… Кошку с борта фрегата метнут шагов на двадцать, не меньше. Кованую трёх-четырёхлапую кошку, за ней — кусок цепи и смолёный толстый линь, который не в раз перерубишь. Если дотянешься. Только вот лучники с фрегата не дадут парням Ублара Хая и головы поднять. Такую кошку руками далеко не швырнуть, требуется что-то вроде арбалета. Стоит ли надеяться, что арбалет поврежден пламенем? Нет уж, лучше не рисковать.

Блайт стоял на носу корабля и спокойно слушал, как бухают стрелы в толстые доски. Парни, что удерживали щиты, заметно нервничали, подобное дело было им явно в новинку. Ангер остро сожалел, что на «Урагане» нет другого мага — «купол» подошел бы сейчас куда лучше, чем деревяшки… хотя бы потому, что для той идеи, что пришла в голову Ангеру, придётся выглянуть из-за надёжной но, к несчастью, непрозрачной защиты. А одновременно и держать «купол», и реализовывать задуманный план, было выше возможностей Блайта. Придётся рискнуть.

Фрегат был уже совсем близко. Слова насчёт «тридцать шагов или меньше» Хай понял только наполовину, по оценке Блайта, до борта «Мизерикорда» — ровно тридцать шагов. Пора…

— Раздвинуть щиты. Щель в три пальца, — приказал он.

Руки Консула пришли в движение, прозвучали первые слова плетения. Обычно это заклинание используется в куда более спокойной обстановке, но выбирать не приходится. Щит опять вздрогнул — пираты всегда стреляли отменно, а с тридцати шагов попасть в столь массивную цель сумеет и не лучший стрелок.

Кто бы ни командовал стрелками, человек это был, вне всяких сомнений, сообразительный. Пираты оставили в покое рулевого и теперь вокруг Блайта и прижавшихся к щитам матросов непрерывно свистели стрелы, пронизывая паруса, впиваясь в доски. Кто-то из парней Хая, то ли слишком смелый, то ли слишком глупый, высунулся из-за фальшборта и, почти не целясь, разрядил арбалет в сторону фрегата… и тут же завалился на спину, с тонкой стрелой в горле.

Блайт даже не обратил внимания на смерть смельчака. Давно и крепко заученные жесты, намертво впечатанные в память слова. Он считался хорошим магом, не лучшим в Империи, безусловно, но хорошим. Но сейчас ему приходилось тяжело, слишком много сил растрачено, слишком велико расстояние, слишком узкая щель меж толстых, надёжных щитов. Пот заливал глаза, сердце отчаянно билось, давая понять хозяину, что тот переходит допустимые пределы.

Болт, выпущенный из тяжёлого арбалета, всё-таки расколол мореную доску, истратив на это всю свою мощь. Почти всю — того, что осталось, хватило лишь на лёгкий укол, на ранку глубиной в полногтя, не более. Но парень, не ожидавший этой короткой, незначительной боли, дёрнулся, на мгновение утратив контроль над огромным щитом, разжал пальцы. Сооружение с грохотом рухнуло на палубу.

Почти в тот же миг тело парня приняло в себя две стрелы… потом ещё одну… и ещё… Первая ударила в живот, с такого расстояния пробив его насквозь и пришпилив моряка к поручням. Блайт невозмутимо плел заклинание, словно не видя, как вздрагивает широкоплечее тело, закрывающее Консула теперь вместо щита. Одна из стрел пронеслась над плечом Ангера, отточенный наконечник легко вспорол камзол, оставив на коже недлинный порез, сразу же набухший кровью. Маг чуть заметно дрогнул, но плетение продолжалось, неуклонно подходя к концу.

Последний жест.

Последняя фраза.

— Сделано! — выдохнул он, делая шаг в сторону, под прикрытие уцелевшего щита.

А за спинами корсаров шевелилась некогда предназначенная для баллист груда камней. Валуны, один за другим, занимали свои места, слипаясь друг с другом, образуя массивные руки, приплюснутую башку, тяжеловесный торс… Голем вышел не таким уж страшным, груда метательных снарядов могла бы быть и побольше. Ростом всего лишь по плечо среднему человеку, каменный боец в ином месте не оказался бы особо опасным противником. Медлительный, довольно уязвимый перед боевой магией или просто перед ударом булавы, тупой — десяток опытных бойцов живо разнесли бы истукана на щебень.

Но что могли противопоставить голему пираты? Луки, тесаки, ножи… — не самое лучшее оружие против камня. Топоры представляли некоторую опасность для магического создания, но…

Но драться с живыми голем и не собирался. Он неторопливо поднял над головой руки, одна из которых представляла собой то ли молот, то ли дубину, и с силой обрушилих на палубу. Брызнули горелые щепки… после третьего или четвёртого удара палуба подалась, доски разлетелись обломками и голем бестрепетно шагнул в образовавшуюся дыру.

— Я думал, ваш малыш начнёт охотиться на пиратов, — недовольно заметил подошедший к Блайту капитан.

Фрегат уже достаточно отдалился, чтобы можно было не опасаться стрел, однако двое моряков ещё придерживали щиты, прикрывая занявшего своё место рулевого.

— Не получится, — покачал головой Блайт. — Слишком мал. Их вообще редко используют в бою. Проломить строй големы могут, но гоняться за людьми… нет уж, он выберет себе иную цель.

— Какую же? Капитана?

— Нет. Корабль.

Хай поднял зрительную трубу, рассматривая фрегат. Людей на дымящейся палубе не было, видимо, все полезли в трюм, попытаться остановить голема. Да, маг прав, на открытом пространстве корсары могут долго увертываться от неторопливых замахов каменного воина, а вот в тесноте трюма…

Борт фрегата, у самой ватерлинии, вздрогнул, доски вспучились, а затем разлетелись брызгами щепы, в образовавшейся дыре мелькнуло что-то серое, едва различимое — с учётом расстоянии и довольно-таки посредственных стёкол в трубе. Ещё удар, ещё… в пробоину хлынула вода. Теперь Хай прекрасно понимал идею мага — удары каменных кулаков в воде, может, и послабее станут, а вот пиратам теперь до голема никак не добраться, не рыбы, чай, под водой дышать не умеют.

— Начинайте разворот, капитан, — судя по виду мага, победой он был откровенно недоволен. — Скоро фрегат пойдёт ко дну. Теперь дело за вами…

Блайт пошатнулся и буквально повис на вовремя подставленном плече Ублара Хая.

Глава пятая Дилана Танжери, Брон

— Прошу прощения, моя госпожа, к вам посетитель, — слуга склонился перед Диланой, да так и замер в этой неудобной позе, ожидая ответа хозяйки.

— Кто? — она отложила книгу. Отложила с некоторым удовольствием, поскольку автор, явно не обладая настоящим талантом, всё никак не мог увлечь читательницу своим произведением. Но Дилана слишком привыкла доводить любое начатое дело до конца, а потому вот уже который вечер подряд терзала нудный текст в надежде, что может на следующей странице… или через две… или ещё немного подальше начнётся что-нибудь достойное потраченного времени.

Только вот куда его ещё тратить, это время, будь оно проклято.

— Он не назвался, госпожа, — пожаловался слуга, не поднимая головы, — Но на нем латы цветов императорской гвардии.

— Я приму посланца, — кивнула Дилана. — Через полчаса. Ступай.

Когда за слугой закрылась высокая дверь, Дилана подошла к зеркалу. Полированная поверхность отражала изящную фигуру, красивое молодое лицо. Темные волосы уложены в высокую прическу… последняя нуждалась в некоторой правке. Платье из тёмно-красного инталийского шёлка струилось вдоль совершенных линий тела, замечательно гармонируя с цветом волос. Драгоценностей — минимум. Рубиновое колье, длинные серьги с такими же кроваво-красными камнями, несколько перстней. Красный и чёрный, цвета Империи… и, к тому же, любимые цвета леди Диланы Танжери, чей жизненный путь длительное время был неразрывно связан с желаниями и устремлениями царствующей династии.

Лет триста-четыреста назад за одно лишь неправомерное использование этого сочетания, этой изумительной гармонии огня и тьмы, можно было попасть на эшафот. Властители Гурана не любили, когда кто-либо облачался в императорские цвета без должного на то разрешения. Потом очередной наследник престола высказал любовь к более ярким оттенкам, его преемник не счёл нужным что-то менять и традиции постепенно ушли в прошлое. Теперь любой… ну, почти любой мог смешать в своём наряде чёрный с красным, и при этом не вызвать интереса у палачей из Тайной Стражи. Другое дело — форма императорской гвардии, личной стражи Их Величеств на протяжении долгих веков. Здесь законы были жестоки — любой, не состоящий в гвардии, посмевший «примерить» на себя чёрные латы с алым орлом на грудной пластине, чёрный плащ с красной каймой, подлежал казни.

Так что, если слуга не ошибся, это действительно посланник Его Величества. С чем он пожаловал? Принес извещение об окончании опалы?

Дилана аккуратно поправила волосы, с сожалением признавшись самой себе, что звать служанку бессмысленно. Пока дурёху найдут, да пока она поймет, чего именно желает госпожа… а гвардейцы, особенно несущие послание Императора, ждать не любят. Всё придётся делать самой.

Закончив с прической и макияжем, Дилана подошла к своему любимому креслу… некогда любимому — но за последние три года изрядно надоевшему. Как и этот чёрно-красный ковер, эта комната, этот дом, этот Хольм… не то, чтобы её особо тянуло в Брон, но пребывание при дворе означало участие в событиях, тогда как жизнь в Хольме как нельзя лучше характеризовалась словом «прозябание».

Усевшись в кресло и проследив, чтобы складки платья легли так, как подобает, Дилана прикрыла глаза и сквозь тень длинных ресниц принялась наблюдать за дверью. Пока ещё закрытой.

Опала и в самом деле слишком затянулась. Три долгих года — неужели в Империи за это время не нашлось дела для Диланы Танжери? В этом городке неимоверно скучно… Несколько раз местная знать присылала ей приглашения на приёмы и балы, но и там царила провинциальная скука. А потом приглашать перестали — с одной стороны, многие знали, кто такая Дилана Танжери. С другой, они же и понимали, что пребывание бывшей императорской «почти фаворитки» здесь, в Хольме, означает, прежде всего, императорское недовольство… А кто же, в здравом уме, станет сближаться с особой, утратившей приязнь Его Величества?

Одно время приятной отдушиной стали несколько молодых рыцарей, поочередно побывавших в её постели. С любовниками Дилана расставалась без сожаления, как только понимала, что новизна ощущений уже утрачена. Один из этих мужчин почему-то возомнил себе, что после десятка совместно проведенных ночей имеет какие-то права на леди Танжери. И он осмелился эти права предъявить… а, получив отказ, попытался настоять на своём. Силой.

От верных людей Дилана знала, что отец этого молодого дурака, лишившись сына, отправил жалобу самому Императору. В иное время Дилана не поленилась бы навестить папашу, поговорить по душам… сейчас же предпочла просто ждать. Пожалуй, это был правильный выбор — прошение «покарать убийцу» осталось без ответа… Хотя, кто знает? Может, именно этот ответ и прибыл с гонцом в цветах императорской гвардии?

В дверь негромко постучали.

— Войди.

На пороге появился слуга. Получив утвердительный кивок госпожи, он сделал шаг в сторону, освобождая проход, и торжественно объявил:

— Сэр Лайон Дальг, посланец Его Императорского Величества Унгарта Седьмого.

В дверь вошел высокий человек. Чёрные доспехи, алый орел на груди. Длинный плащ, стелющийся по мраморным плиткам пола. На поясе висит тяжёлый меч, с другой стороны — кинжал с крупным рубином в рукояти. Явно не рядовой гвардеец, такой камешек не каждому по карману. Шлем воин, как и подобало, нес на сгибе левой руки.

Дилана придирчиво оглядела гостя — статен, силён… пожалуй, красив. В гвардию отбирали лучших из лучших, и не только исходя из умения владеть оружием. Гвардия должна производить впечатление мощи, но и внешность играла немаловажную роль. Это подручные Юрая Бороха вечно носят свои уродливые металлические маски, гвардия же не скрывала лиц.

Помимо собственной воли, Дилана представила, каков этот мужчина в постели… усмехнулась — мало ли как сложатся дела, возможно, ей предстоит выяснить ответ на этот вопрос. Да, в её жизни довольно давно не было настоящего мужчины, стоит присмотреться к посланцу повнимательнее.

Рыцарь, чеканя шаг, дошел до середины комнаты, остановился, склонил голову.

— Леди Дилана Танжери, я доставил вам повеление Его Императорского Величества. Позвольте вручить?

Может, кому-то из властителей других стран Император и пишет «просто письма», но собственным подданным раздает лишь повеления. Вне зависимости от того, что содержится в письме, это может быть только приказ. Явный или завуалированный, но приказ. В прошлом Дилане не раз доводилось получать подобные указания… более того, иногда ей доводилось исполнять их не лучшим образом, а то и попросту игнорировать, если дело того требовало. Своему «Клинку» Император доверял, прощая некоторые прегрешения и изрядное своеволие. Только вот всё это доверие кончилось три года назад.

Получив разрешение, рыцарь приблизился к хозяйке дома и протянул конверт, скрепленный печатью красного воска.

На извлеченном из конверта листе белоснежной (кто сказал, что в Гуране не приемлют белого цвета) бумаге было начертано лишь несколько цифр. Дата и время.

— Его Величество ничего не приказывал передать на словах? — поинтересовалась Дилана.

— Его Величество приказал сопроводить леди Танжери в Брон… если таково будет желание леди. В противном случае мне надлежит вернуться немедленно.

«Во всяком случае, это не арест, — мысленно усмехнулась Дилана. — Хотя, кто знает, что ждёт меня во дворце. Правда, Император достаточно изучил меня, чтобы понимать — от приглашения я не откажусь.»

Судя по дате в послании, аудиенция назначена через шесть дней. Времени достаточно, чтобы добраться в столицу без особой спешки — но выезжать надо не позднее завтрашнего утра.

— Хорошо, сэр Дальг. Я буду рада, если вы сопроводите меня в этой поездке. Не смутит ли вас, если я предложу проделать путь со мной в карете?

Сама Дилана предпочла бы ехать верхом, но правила приличия требовали благородной даме передвигаться на дальние расстояния вполне определённым способом. Что же касается рыцаря… расчёт был довольно прост — чем меньше этот красавчик устанет за день, тем больше сил у него останется на ночь.

Или эти мысли отразились на лице Диланы, или же подобные предложения адресовались молодому воину достаточно часто и из произнесенных слов он сделал однозначные выводы, но улыбка рыцаря показалась женщине достаточно многообещающей.

— Нисколько, леди.

— Замечательно. В таком случае, встретимся утром, скажем, в середине третьей стражи^[10]. Слуги укажут вам покои, где вы сможете отдохнуть. Кроме того, пригашаю вас составить мне компанию за ужином. Думаю, дорога была не слишком легкой, и вам нужно восстановить силы.

— Благодарю, леди. Это честь для меня.

Громыхнув доспехами, рыцарь четко, словно на параде, развернулся и зашагал к двери. Кажется, он уже вполне готов к подвигам, и не столько к ратным, сколько к постельным. Дилана вздохнула — хоть бы посопротивлялся, интереса ради. Она знала, что красива — и по имперским меркам, и по инталийским. Разве что в Кинтаре её сочтут если и не дурнушкой, то отнюдь не красавицей, там предпочитают женщин в теле, с широкими мощными бедрами и большой, желательно — очень большой грудью. Правда, в последнее время вкусы меняются и там. А вот с точки зрения индарца леди Дилана Танжери не выдерживает никакой критики — индарские женщины сплошь приземистые, широкоплечие и сильные, способные нести тяготы войны наравне со своими мужьями. Седьмая-восьмая часть любого из знаменитых индарских «клиньев» — женщины, и в бою они мало чем уступают мужчинам.

«Зато индарцам не приходится таскать за собой обозы с маркитантками», — усмехнулась Дилана.

Она поднялась с кресла и вздохнула. Отъезд… давно ожидаемый — но от этого ничуть не менее неожиданный. Надо отдать десятки распоряжений, решить, кто из слуг будет её сопровождать, подобрать наряды, драгоценности, оружие, проследить за укладкой багажа. Написать пару писем. Посетить Храм Эмнаура… Столько хлопот…

Императорский замок производил странное впечатление. Огромные, лишь слегка отёсанные валуны, из которых были сложены стены древнего строения — говорят, возводили его всего лишь сотню лет спустя после Разлома — создавали ощущение неодолимой мощи, неподвластной ни времени, ни человеческой воле. Замок олицетворял собой незыблемость императорской власти и, следовало признать, ни разу не подвёл своих обитателей. За прошедшие века бывало всякое — иных Императоров находили в собственных покоях с кинжалом в боку, или с пеной на губах от принятого, по неосторожности, смертельного яда. Бывало, что Император покидал замок живым и полным сил — а возвращался хладным трупом на золоченых носилках, укрытый чёрно-алым стягом. Бывало, уходил в чертоги Эмнаура мирно и тихо, засыпая на широкой постели и уже не возвращаясь в суетный мир. Но как бы не происходила смена власти — одно оставалось неизменным. Враг ни разу не сумел штурмом взять эти седые стены, ворваться сквозь потоки крови, звон стали и сполохи боевых заклинаний.

Это место многие называли дворцом. Наверное, правильно — ведь властитель могучего Гурана должен обитать именно во дворце, богатом и роскошном, способном внушить уважение, трепет, зависть. Но слова мало что способны изменить… Тот, кто возводил эти стены, кто планировал узкие переходы и залы думал, в первую очередь, о защите. Это был замок, могучее военное сооружение, сосредоточение силы и власти.

Вечный Брон. Вечный замок. Вечная власть Императора.

Сейчас здесь было тихо… как обычно. Его Величество не особо привечал любителей пышных празднеств, балов или шумных пиров, сопровождавшихся песнями менестрелей, хвалебными здравицами, завуалированными (или открытыми) оскорблениями и огромным количеством вина. Император любил тишину… неподвижными изваяниями стоят гвардейцы, неслышными тенями скользят по полутемным коридорам слуги. Здесь рады сумраку, здесь не любят белого цвета.

Огромный воин в тяжёлых латах (не слишком подходящая экипировка для стража, но впечатление, безусловно, производит) лишь мельком взглянул на надломленную императорскую печать, так же коротко бросил взгляд на гостью и сделал шаг в сторону, открывая проход.

— Где я могу найти Его Величество?

— Он ожидает вас в Синем кабинете, леди.

Ничего более страж объяснять не собирался, и уж точно не планировал выделить леди провожатого. Если подумать — неплохой знак, знак доверия. Немного найдётся тех, кому разрешен свободный проход по императорскому дворцу. Гвардия, слуги, Юрай Борох, два-три десятка вельмож, особо приближенных к трону. Для остальных наличие сопровождающего было обязательным и, говоря откровенно, несколько оскорбительным условием.

Дилана неторопливо шествовала под сводчатыми потолками узких коридоров, слабо освещённых редкими факелами в массивных бронзовых подставках. Тоже — традиция, мало кто сейчас использует коптящие, дурно пахнущие факелы. Масляные светильники куда ярче, да и менять масло приходится реже. Но волшебница готова была признать — если убрать эти чадящие факелы, замок-дворец станет немножко другим.

Длинный алый шлейф платья стелился по каменным плитам пола, неровным, выщербленным тысячами, десятками тысяч шагов. Этим путем ходили разные люди. Одни шли к славе, другие — к богатству, третьи… третьи шли, и уже никогда не возвращались назад. В императорском замке есть немало путей, но для тех, кто вызвал гнев властителя, все эти пути, в конечном итоге, ведут в одну сторону — к подземным казематам. Дилана ощутила, как холодок пробежал по спине, как шевельнулись волосы в тщательно уложенной прическе, как дрогнули пальцы, затянутые в алые шёлковые перчатки.

Ей не раз приходилось бывать в этом дворце — но каждое посещение вызывало лёгкий приступ страха, хотелось поскорее покинуть древние стены, выйти под чистое небо, подальше от давящего камня. Дилана раздраженно прикусила губу — не хватало предстать перед Его Величеством дрожащей, потной от страха мышью. Никому на свете она не признавалась, насколько гнетущее впечатление производит на неё сердце Империи. Никому… даже самой себе.

Синий кабинет не относился к числу мест, где часто происходили встречи Императора и его гостей. Маленькая комната, отделанная тяжёлым синим бархатом, большой стол, несколько кресел, неизменный камин. В замке всегда довольно прохладно, и пылающий огонь с заметным трудом отгоняет промозглую сырость. Но если Брон — сердце Империи, а дворец — сердце столицы, то это кабинет, вне всяких сомнений, сердце замка. Самая старая его часть…

Двое гвардейцев замерли у невысокой двери. Черненые кольчуги, длинные плащи. Короткие клинки, удобные на случай драки в узких переходах. Сквозь прорези опущенных забрал смотрят внимательные, настороженные глаза.

— Его Величество ждёт вас, леди, — слова прозвучали ещё до того, как Дилана успела предъявить распечатанное приглашение.

Она вошла в кабинет. Здесь всё оставалось таким же, каким было пять лет назад… да, пять лет прошло с тех пор, как она, Дилана Танжери, в последний раз переступала этот порог. Ничего не изменилось — кроме самого владельца кабинета.

Его Величество Император Унгарт Седьмой развалился в кресле, спиной к двери, и разглядывал потрескивающие от огня поленья, распространявшие запах дыма… и ещё какой-то аромат, приятный, необычный.

— Сандал, — пояснил он, не оборачиваясь. — Люблю этот запах. Ты не стесняйся, проходи. Хочешь вина?

— Почту за честь, Ваше Величество, — Дилана присела в реверансе, ничуть не беспокоясь, что Унгарт не смотрит в её сторону.

— Можно без церемоний, — буркнул он. — В моем окружении достаточно умельцев отвешивать поклоны, жаль, кроме этого ничего толком не могут. Садись… и мне налей.

Некоторое время они сидели молча. Дилана маленькими глотками смаковала густое красное вино, вполне достойное стола Императора, хозяин кабинета почти не притронулся к кубку, продолжая застывшим взглядом смотреть на огонь. Его Величество порядком сдал — сейчас он выглядел много старше своих пятидесяти трёх лет. Некогда чёрные волосы истинного гуранца сейчас сплошь затянула серебристая дымка седины. Дилана не сомневалась, что внешние признаки старости обманчивы, целители Триумвирата обеспечат властителю долгую жизнь и здоровье. Так что все эти проявившиеся морщины, опущенные плечи, склоненная голова — скорее признаки усталости, чем немощи.

— Как дорога?

— Благодарю вас, Ваше Величество, дорога была легка.

— Помнится, я разрешал тебе называть меня по имени, когда мы наедине, — желчно заметил Император. — Или память коротка?

— Просто много времени прошло, Унгарт, — усмехнулась Дилана, понимая, что продолжение официоза вызовет раздражение у властителя. — Милость Его Величества часто бывает недолговечна. Скажем, Сюрт Ви мог бы подтвердить мои слова… но не подтвердит.

— К чему эта шпилька? — ухмыльнулся Император. — Можно подумать, ты сожалеешь о кончине этого ублюдка. Изрядная доля отпрысков знатных родов Брона очень напоминают мне генерала… видит Эмнаур, я предупреждал его. Кстати, неужели он не пытался затащить тебя в постель?

— Представьте себе, нет.

— Хм? Пожалуй, он был умнее, чем я предполагал, — пожал плечами Император и, промедлив мгновение, добавил: — может, я и поторопился. Впрочем, дело, как ты понимаешь, отнюдь не в любовных похождениях Сюрта. Интересы Империи… хотя есть у меня подозрение, что обвинение генерала во всех смертных грехах не состоялось бы без некоторой помощи одной известной особы.

Дилана промолчала. Её натянутые отношение с генералом вряд ли были тайной для Императора. Да, на плаху Сюрт Ви взошёл не без её участия, но видит Эмнаур, Империи это должно было пойти только на пользу. Этот ловелас никогда не был хорошим полководцем… если бы в обвинениях не содержалось, по меньшей мере, девять десятых истины, казни он наверняка избежал бы.

— Вся беда некоторых моих придворных в том, что они не понимают, когда нужно перестать попадаться мне на глаза, — без тени насмешки заметил Император. — Не чувствуют нужного момента. Ты вот не ошиблась… знаешь, Ди, тогда, после обнародования Ультиматума Зорана… тебе и в самом деле не стоило мелькать во дворце. Я редко жалею о принятых решениях, но твоя головка слишком очаровательна, чтобы кататься по эшафоту после удара меча.

Волшебница, достаточно хорошо изучившая Императора, по-прежнему хранила молчание. Он сам скажет, что считает нужным — как правило, Его Величеству требовались не собеседники, а слушатели. Это не относилось к военным советам, к переговорам, к решению государственных задач — в серьёзных вопросах Император не гнушался выслушать мнение подданных. Хотя окончательное решение обычно принимал сам. Но, время от времени, ему необходимо было просто поговорить, ни о чём… оформить свои мысли в слова для молчаливого гостя. Иногда таким гостем становилась леди Дилана Танжери, не пожелавшая исполнять роль наложницы, но вполне согласная со сложившимся положением.

— Интересуешься, чем я был недоволен?

Взгляд Диланы явно свидетельствовал, что этот вопрос ей чрезвычайно интересен.

— Всё просто, Ди. Всё очень просто. Ты когда-нибудь задумывалась о том смысле, что вкладывается в понятие «карающей руки»? Той, что выбита на некогда полученном тобой медальоне?

— Это знак доверия Императора, — тихо прошептала волшебница.

— Да, верно. Доверие, которое нельзя обманывать. Но одна женщина, которой это доверие было оказано, повела себя довольно странно. Она бросила имперские силы на чашу весов личной мести.

Сказать было нечего. Этот разговор Дилана представляла себе десятки раз, и редко когда выстроенная нить витиеватых фраз, коротких реплик и многозначительных пауз приводила к доброму финалу. Как правило, в её воображении беседа заканчивалась весьма печально для леди Танжери. Император, если того желал, мог выглядеть добродушно, но он никогда не был добродушным. Мягкую, отеческую речь в любой момент может сменить резкий приказ, а то и просто жест — и только что, казалось, обратившиеся в камень, стражи уже заламывают несчастному руки за спину, чтобы отвести его в подземелья, откуда уже не будет возврата.

— Я знаю, что такое желание отомстить, — Император говорил тихо, задумчиво, не обвиняя и не угрожая. — Клянусь благоволением Эмнаура, есть немало людей, свершение мести которым я посчитал бы великой радостью для себя. Но долг часто велит мне мирно беседовать с этими людьми, угощать их за своим столом, подписывать бумаги… знаешь, Ди, бывает так, что договорённости куда более выгодны для этих людей, чем для меня. Но выгода эта сиюминутна. Каждый раз, наступая на горло желанию отомстить, я понимаю, что делаю это на благо Империи.

— Я виновата…

— Это я знаю. Видишь ли, твой ум помог взять Шиммель практически без боя. Не слишком достойные методы, признаю — захват крепости не добавил чести имперской армии, но сберёг воинов для более важных дел. Кстати, тебе имя Тайрон Гвалм о чём-нибудь говорит?

— Да… Унгарт, — после полученной отповеди обращаться к Императору по имени было нелегко, но волшебница не сомневалась, что это попросту ещё одно испытание, проверка её умения удержать себя в руках. — Полковнику Тайрону Гвалму было поручено осадить и захватить Шиммель.

— Что он и сделал. С твоей помощью. Правда, вот странно… после окончания войны полковник повесился. Весьма позорная смерть для дворянина, не так ли?

Дилана скрипнула зубами. Да, Гвалм был дураком и бабником, дерьмовым командиром и изрядным трусом. Но некое представление о чести он сохранил. Нельзя сказать, что она жалела о том ультиматуме, что три года назад высказала арЛорену. Весь её опыт, все одержанные победы — и в схватке, и в интриге, и в постели — давно убедили её в одной простой истине. На войне нет и не может быть правил. Если будешь проявлять неуместное благородство — поражение неизбежно. Не бывает чистой и честной войны, это — не дуэль. Быть может, тогда, у крепостных стен Шиммеля, она выглядела в глазах обеих враждующих сторон настоящим чудовищем, но… но несокрушимая крепость пала, и заплачено за эту победу лишь несколькими жалкими жизнями простолюдинок и их сопливых отпрысков. Сама Дилана назвала бы это блестяще проведенной операцией. Гвалм решил иначе, старательно цепляясь за те условности, которые принято называть «порядочностью» и «честью». Что ж, его выбор стоит уважать.

— Итак, — продолжал Император, — благодаря твоей идее Шиммель пал. Это было большой удачей. Но потом всё изменилось… ради глупой и несвоевременной мести ты разворошила этот муравейник до такой степени, что полки Ульмира застряли на севере Инталии почти на месяц, наводя порядок. Как думаешь, не нужней ли были эти солдаты у стен Торнгарта? Оправдана ли потеря боевой галеры?

Дилана опустила глаза. А что тут ответишь? Таша Рейвен и в самом деле не представляла собой цели, достойной усилий имперских войск. Сбежала… подумаешь, ну и сбежала. Поддавшись порыву, Дилана навлекла на себя неудовольствие Императора, но если бы погоня и завершилась успехом, если бы эта орденская стерва попалась в её сети, что это изменило бы? Да ничего.

— Ну что ж, — Император отставил почти нетронутый кубок. — Надеюсь, Ди, урок ты усвоила. Я желаю, чтобы в будущем ты больше думала о точном следовании моим приказам и о благе Гурана, а не о личных интересах. «Карающая рука» дает немало привилегий, но накладывает и обязательства, помни об этом. Теперь поговорим о деле.

Он замолчал, в то время как Дилана ощутила — впервые за эти три года — как валится с плеч плотно угнездившийся там камень. Всё это время и, в особенности, последние часы она подспудно ожидала фразы «за проступки надо отвечать». Проступки и прегрешения перед троном могли быть разными, а вот ответственность за них особыми изысками не отличалась. Его Величество редко проявлял несвойственное гуранским владыкам милосердие, оставляя ослушников на свободе. Жизнь подарить мог — но лишь затем, чтобы рано или поздно провинившийся начал сам молить о смерти.

— Хочу сообщить новость, которая, думаю, тебя заинтересует. Один твой старый знакомец объявился. Блайт.

Рука Диланы чуть заметно дрогнула. Не настолько, чтобы расплескать вино, но достаточно, чтобы вызвать понимающую ухмылку на губах Императора.

— Где?

— В Кинтаре, как мы и предполагали. К сожалению, Совет Граждан, будь они неладны, не позволил нам своевременно прочесать юг частым гребнем, к тому же найти опытного мага, заботящегося о своей безопасности, не так легко. Во всяком случае, Дуккерт, нынешний Консул, в этом деле не преуспел.

— Кто же обнаружил Блайта?

— Инталийцы, — Император скривился, словно одна эта мысль вызывала у него зубную боль. — А точнее, ищейки арГеммита. Старый хрыч спит и видит, как бы добраться до всех тех тайн, что сокрыты у Блайта в голове.

Он снова помолчал, затем тихо заметил:

— Запомни, девочка, в жизни властителя должны быть либо верные слуги, либо мертвые слуги. Нет ничего хуже «бывшего» слуги — он слишком много знает и, как правило, склонен к тому самому чувству мести, о котором мы с тобой говорили. АрГеммит достаточно умен, чтобы сыграть на этой струне… привлечь Блайта на свою сторону — уговорами или мирскими благами, не без этого, но главным козырем станет возможность больно пнуть Империю вообще и меня в частности. Думаешь, наш Ангер захочет остаться в стороне?

Дилана как раз считала, что уж Блайт, с его врожденной осторожностью и недоверием к «очевидным» решениям, постарается держаться как можно дальше и от Инталии, и от Гурана… По всей видимости, Его Величество придерживался иного мнения.

— Не знаю, — она постаралась ответить нейтральным тоном.

Нехитрая уловка не обманула собеседника.

— Судя по этой очень короткой фразе, на самом деле ты считаешь, что Блайт попытается прятаться и дальше. Не исключаю, что ты права — последние три года он делал это довольно успешно. Но, скажем так, отдельные мои слуги… да, да, верные, но глупые и уже, — он выделил интонацией это «уже» и Дилана вновь ощутила, как по коже пробежала волна холода, — мертвые слуги решили, что голова мятежного Консула, а то и весь он целиком, доставят мне удовольствие.

— Это не так?

— Скажем, я ничего не имею против зрелища Ангера Блайта верхом на колу на Площади Правосудия. Но это должно было бы произойти в нужное время. Сейчас время не самое подходящее. Если бы его поймали в первые месяцы после побега, казнь принесла бы Империи пользу. Сейчас — не уверен. Но речь не об этом. Я отдал вполне вразумительный приказ — наблюдать и только наблюдать. Но увы, кто-то проявил инициативу.

— Его попытались захватить? Думаю, вашим бывшим слугам это стоило дорого, — не удержалась от язвительной реплики Дилана, с некоторым опозданием сообразив, что этим наступает властителю на больную мозоль.

— Да, Тайная Стража потеряла некоторое количество не самых худших бойцов. Но это, как ты понимаешь, меня беспокоит мало. Хуже другое — Блайт понял, что его спокойное пребывание в Кинтаре под угрозой, и исчез.

— Ваше… гм… Унгарт, а как вы узнали о том, что арГеммит обнаружил мятежника?

— В его окружении есть верные нам люди.

В голосе Императора слышалась плохо скрытая насмешка. Дилане не потребовалось много времени, чтобы понять намек.

— Метиус арГеммит достаточно опытен, чтобы сохранить столь значительную тайну. Уверена, что эти сведения достигли ушей ваших шпионов в полном соответствии с желаниями Вершителя.

— И я так думаю, — спокойно кивнул Император. — Сведения предназначались для одной цели — спугнуть Блайта с насиженного места, причём сделать это руками имперцев. К сожалению, арГеммит своего добился, благодаря тупости исполнителей. Определённо, Дуккерт утратил способность правильно расставлять приоритеты. Желание служить и желание выслужиться, знаешь ли, не одно и то же. У Дуккерта слишком много второго — это мешает первому.

— Значит, Консул снова в бегах…

Дилана и сама не заметила, что поименовала Блайта уже не принадлежавшим тому званием. Как-то так получалось, что она всё время думала об Ангере исключительно как о Консуле Тайной Стражи, человеке, в чьих руках сосредоточены сила, власть и деньги, пусть и уступающие возможностям Императора или Триумвирата, но достаточные, чтобы с ними считаться. Блайт был сильным противником, и не стоило сомневаться, что и в изгнании он сумел сохранить изрядную толику влияния на события.

— Итак, Блайт снова ищет тихую пристань, но если в прошлый раз это был просто беглец, то сейчас мы имеем беглеца раздосадованного, возможно, жаждущего отмщения. Куда он может податься? Выбор не так уж велик — ни корсары, ни Индар его не примут. В памяти первых свежи действия Тайной Стражи, вторые сейчас слишком озабочены новой для себя ролью миротворцев, чтобы провоцировать конфликты. В Индаре Блайта схватят, выпотрошат все знания, какими он только располагает, после чего мой бывший Консул бесследно исчезнет.

— Тимрет?

— Этот вариант возможен только в том случае, если Блайт решит продолжить своё отшельничество. Но, признаться, земли герцога подходят в качестве укрытия далеко не идеально. Людей там немного, новое лицо привлечет внимание, а Сивер, несмотря на внешнее благодушие, та ещё лиса. Он здорово умеет… скажем так, выбирать. Выбирать, на чьей стороне оказаться. Подозреваю, что в сложившейся ситуации он предпочтет занять сторону Инталии — следовательно, обосновавшись в его землях, Блайт окажется под неусыпным надзором людей арГеммита.

— Он этого не понимает?

— Прекрасно понимает. Поэтому выбора у нашего бывшего слуги не так много. Либо попытаться затеряться на просторах Инталии, изменив лицо и ведя себя тише воды ниже травы, либо пойти ва-банк, предложив свои услуги напрямую Вершителю, постаравшись выторговать побольше.

— Слишком очевидно… — без энтузиазма протянула Дилана. — Слишком. Блайт никогда не был склонен к простым решениям, особенно к тем, к которым его старательно подталкивают. А может он демонстративно остаться в Кинтаре? Этот клочок земли невелик, но, при желании, укрытие там найдётся.

— Исключать подобное нельзя. Но Блайта видели в порту… он поднялся на корабль. Знакомо тебе имя Ублара Хая?

От злости Дилана заскрипела зубами… проклятье Эмнаура, ну почему на её пути всё время становятся одни и те же люди? Мелкие, незначительные… но оса мала, зато способна очень больно ужалить. Так и этот старый пердун — ему бы давно покоиться на дне среди водорослей, так нет же, всё ещё болтается в море, попутно создавая проблемы.

— Его не попытались догнать?

— В это время в порту Кинта Северного не нашлось подходящей галеры… — Унгарт сделал многозначительную паузу и добавил насмешливо, — как не нашлось и доверенного лица Императора, способного силой подчинить себе какого-нибудь капитана. И слава Эмнауру, что не нашлось, только воплей Совета о кознях имперцев мне сейчас и не хватало.

— Что я должна сделать?

Идеи насчёт предстоящего задания у Диланы уже были. Каждый Консул, просто по роду деятельности, представляет собой сосредоточение массы имперских тайн, и сильные мира сего не пожалеют ни золота, ни жизней… хм… своих верных слуг, чтобы приобщиться к этой коллекции. За всю историю Тайной Стражи было лишь два случая, когда Консул мирно окончил свои дни в мягкой постели, обычно отставка (а рано или поздно человек, знающий слишком много, переставал устраивать Императора) сопровождалась либо смертью, либо исчезновением. Последнее означало то же самое, только без следов и доказательств.

Так что, Блайт обречён. Строя планы мести, Дилана редко заставляла жертву страдать, в конце концов, зрелище корчащегося от боли человека мало кому доставляет удовольствие. Куда интереснее нанести быстрый и неотвратимый удар в тот момент, когда жертва этого менее всего ожидает. Вот для Таши Рейвен следовало бы сделать исключение… хотя бы час страданий за каждый год, проведенный Диланой в смертельно скучном Хольме.

— Ты поедешь в Инталию.

Напоминать о том, что подобная поездка сопряжена, мягко сказать, с серьёзной опасностью, Дилана не стала. Император понимает — но раз посылает её, значит уверен, что никто не справится лучше.

— Ты найдешь Блайта. И поговоришь с ним. Очень мирно, очень вежливо. Ты скажешь ему, что Империя, в моём лице, приносит извинения за имевшие место в прошлом недоразумения, и предлагает занять подобающее Ангеру Блайту место. Во главе Тайной Стражи.

Некоторое время Унгарт наслаждался видом совершенно опешившей собеседницы, затем снизошел до пояснений.

— Как ты знаешь, обычно Император ни у кого не просит прощения. Принято считать, что Его Величество непогрешим, а его указания, пусть и вызывающие недоумение подданных, направлены исключительно на благо Империи, не сейчас, так в будущем. И это очень верно. Сейчас — время именно такого решения. Пару лет назад Блайт был мне нужен на эшафоте, сейчас — в другой ипостаси.

Кое о чём Унгарт не собирался рассказывать гостье. И не потому, что не доверял ей… трёхлетняя опала не была нацелена на наказание своевольной леди Танжери, куда важнее было убрать её подальше из Брона, пока не улягутся волнения, вызванные столь плачевным окончанием почти победоносной войны. Когда активно рубят головы, меч палача иногда задевает и тех, кого следовало бы сохранить — Император вполне мог представить себе ситуацию, когда выбора попросту не окажется. Или послать Ди на казнь, или проявить неуместное мягкосердечие, способное повредить… да, да, тому самому благу Империи. На протяжении многих лет Дилана Танжери была надёжным и очень эффективным инструментом в руках Унгарта, властитель не собирался отказываться от её услуг — а потому ясно дал понять, что присутствие леди в Броне крайне… смертельно нежелательно.

Бунтовщиков удалось более или менее утихомирить, но проблемы на этом не закончились. Их даже прибавилось — чего стоит один лишь Ульфандер Зоран, вообразивший себя хранителем мира и спокойствия на всём Эммере. В понимании старого Комтура, истинный мир можно создать только мечом и изрядной долей крови… в этом, допустим, Унгарт был вполне согласен с предводителем Круга Рыцарей Индара, но стоять у руля процесса всеобщего умиротворения предпочел бы сам. Вне всяких сомнений, той же точки зрения придерживался и Святитель Верлон. Да и Кинтара никак не успокоится, время от времени вспоминая свои былые притязания на мировое господство. Поскольку угроза войны на ближайшее время отсутствует, бои ведутся в тени, путем интриг, шпионов, заговоров и прочих развлечений мирного времени. Нынешний глава Тайной Стражи старателен и, в какой-то мере, подаёт надежды, но до Блайта ему далеко.

Обвинения Бороха в отношении Ангера, как обычно, имеют под собой вполне реальную основу — вряд ли Верховный Жрец унизился бы до прямой и откровенной лжи. Другое дело, что вокруг этой основы нагромождена масса подтасованных фактов, необоснованных гипотез, многозначительных умолчаний и простой клеветы. Расчёт Бороха прост и очевиден — выпотрошить память Блайта под действием «оков», а там уж поводов для обвинения найдётся достаточно. Ангер это понял и сбежал — много ли толку в том, что обвинения будут опровергнуты на допросе, если всплывут иные, уже неоспоримые факты.

Проигнорировать обвинения Бороха было невозможно, и Император без особой охоты вынужден был отдать Консула на заклание. Казалось бы, побег Блайта должен был вызвать бешенство у Его Величества, и Борох, несомненно, ожидал именно такой реакции. Но её не последовало. Зато именно сейчас Блайта можно использовать с максимальной эффективностью. Год, два, пять… а потом Дуккерт заматереет, наберётся опыта, и некогда вынесенный приговор Блайту можно будет привести в исполнение. Только на этот раз без ошибок.

Унгарт скрипнул зубами… кто бы мог подумать, что старый Шабер, верой и правдой служивший трону чуть ли не с детства, вдруг отправится искать встречи с Консулом? Юрай требовал допроса, он желал узнать о каждом слове, каждом взгляде, каждом вздохе той встречи, но Унгарт просто подошел к старому слуге и ткнул того кинжалом в сердце, сам до конца не понимая причин подобного милосердия. И ничего не стал объяснять оторопевшему Верховному Жрецу — просто позвал слуг и приказал достойно похоронить Шабера.

Кстати, в последнее время Борох как-то слишком осмелел… было бы неплохо поискать возможность напомнить кое-кому, что Триумвират существует лишь до тех пор, пока поддерживает политику Империи, не пытаясь делать её. Но это задание — не для Ди, тут больше подойдут люди Старшего Брата, которому возможность насолить Безликим, да ещё безнаказанно, доставит массу удовольствия.

— А если Блайт откажется?

Унгарт пожал плечами.

— Постарайся быть поубедительнее.

— И всё же?

Император нахмурился.

— В этом случае, разумеется, он должен умереть. Только, Ди, имей в виду… только в том случае, если он действительно откажется. Поверь, я найду возможность проверить истинность твоих слов. И ещё. Если Блайту придётся умереть, то я хочу, чтобы за этой смертью не было видно руки Империи. Лучше всего, если инталийцы найдут некие доказательства причастности к убийству Круга Рыцарей. И, при этом, не следует давать арГеммиту повод официально обвинить Индар. То есть, полная уверенность с одной стороны, и отсутствие улик — с другой.

Дилана медленно кивнула, уже прикидывая, как именно организовать покушение. Она не разделяла надежд Императора на возвращение Блайта. Не тот человек бывший Консул, чтобы поверить в прощение, скорее, увидит в этом ловушку — а, зная Унгарта, можно с уверенностью предположить, что ловушка здесь имеет место.

— Я поеду одна?

— Делай всё, что сочтешь нужным. Деньги, люди… если очень захочешь, можешь утопить ещё одну галеру, лишь бы польза была. Но перед тем, как ты отправишься в Инталию, необходимо выполнить ещё одно поручение. Для тебя — несложное…

Если древний императорский замок наводил страх одним своим внешним видом, то другие здания Брона производили разное впечатление. Некоторые строились в полном соответствии с возвышающейся над городом цитаделью — серый камень, суровые линии, никаких украшений и прочих излишеств. Каждое окно — бойница, каждый вход — ловушка. Толстые стены, надёжная крыша, глубокие темные подземелья. Но были и другие — то ли их строителям не было чуждо чувство прекрасного, то ли хозяева пытались как-то выделиться на общем угрюмом фоне вечного города, но местами в Броне встречались здания, куда больше соответствующие понятию дворца. Белый, зеленоватый или розовый мрамор, огромные окна с искусными витражами, статуи и (поистине, редкость в столице) небольшие парки, радующие глаза гостей города сочной зеленью и яркими цветами. Именно гостей — местные жители к подобным изыскам относились без одобрения. Оно и понятно — если сам император предпочитает дом-твердыню, не дело его слугам, пусть и высокопоставленным, поступать иначе.

Артам Седрумм жил в этом великолепном полуособняке-полудворце отнюдь не потому, что питал нездоровую тягу к роскоши и богатству. Вернее, богатство генерала, уже больше двадцати лет командующего может и не самыми лучшими, но достаточно важными войсками Империи, весьма интересовало. Золото дает власть, золото открывает любые… ну, почти любые двери. Ну а дом… так ли уж важно, как выглядит крыша над головой, если пользуешься ею достаточно редко. Большую часть жизни Седрумм провел в войсках, тренируя лёгкую кавалерию, неспособную вести серьёзный бой с латной конницей Ордена или с ощетинившейся копьями тяжёлой индарской пехотой, зато как нельзя лучше подходящей для преследования разбитого врага. Кто гибнет в битве? В первую очередь те, кому приходится принимать на себя первый удар, останавливая стремительный разбег конной лавы. Или же взламывать вражеский строй, страшный своей монолитностью, окружённый стальными жалами, укрытый массивными щитами. Ну, а когда герои с честью полягут на поле боя — настанет черёд лёгкой кавалерии. Догнать, изрубить…

Поэтому Седрумм свои полки оберегал и любил. А потому и в столице бывал не так уж часто, предпочитая объезжать места дислокации доверенных ему полков, проверяя выучку кавалеристов.

Минувшая кампания не слишком проредила их число. Единственное серьёзное сражение, данное Орденом, окончилось, вопреки прогнозам самовлюбленного Сюрта Ви (пусть нерадостным будет его встреча с Эмнауром), не паническим бегством инталийских полков, а грамотным, к тому же совершенно неожиданным отступлением. А под стенами Торнгарта для лёгкой конницы и вовсе не нашлось дела — не считать же участием в боевых действиях патрулирование окрестностей и сопровождение обозов с провизией. Отправлять своих молодцов на осаду Шиммеля генерал не стал… о, боги, кто ж знал, что этот глупец арЛорен купится напровокацию императорской подстилки Танжери и уйдёт из крепости! Вся слава досталась скотине Ульмиру, положившему в стычке с жалкими двумя сотнями инталийцев чуть ли не в полтора раза больше имперских вояк. Поголовное истребление полка арЛорена — слабая компенсация, истинный военный специалист счёл бы это «победу» скорее поражением. Но — такова политика. Ульмир объявлен гениальным тактиком, разгром крошечного отряда арЛорена — «определяющей победой». В этой проклятой войне Империи требовались герои — а то, что жизненно важно для Империи, она, как правило, находит.

Когда к Торнгарту приблизился сброд, словно бы в насмешку названный инталийской армией, да ещё под руководством этого придворного шаркуна Мирата арДамала, неспособного, по мнению Седрумма, управиться и с сотней, генерал воспрянул духом. Отребье, собранное с миру по нитке, несомненно, разбежится под ударом индарских клиньев и тяжёлой конницы, и вот тогда придёт его черёд. Его мальчики будут преследовать удирающих во все лопатки инталийцев хоть до моря, вырезав их подчистую.

И тут вылез Зоран с его Ультиматумом. Проклятье.

Вернувшись в Империю, Седрумм некоторое время старался не попадаться Его Величеству на глаза без особой нужды. Судьба ублюдка Сюрта Ви, посмевшего обвинить Унгарта в проигранной кампании (ну, если война не выиграна, стало быть, проиграна, что бы там не говорилось про мирные договоры), ясно дала Седрумму понять — раз в ближайшее время не предвидится полномасштабных боевых действий, то и ценность генералитета существенно снижается. Другое дело, что казнь Ви могла иметь под собой и другую подоплёку, в конце концов, обвинение Императора — лишь слухи, никто при том разговоре не присутствовал, да и неизвестно, был ли разговор вообще. Официально озвученное обвинение для того года было вполне традиционным и ожидаемым. Заговор против Короны, измена и так далее. Неоригинально, но вполне достаточно, чтобы отправить человека на плаху. Хорошо хоть, под меч палача, иным из «заговорщиков» участь досталась куда хуже.

Прошел, год, второй… Седрумм успокоился, понимая, что волнения, вызванные бесславным окончанием войны, улеглись. Снова стал появляться при дворе не по приглашению Его Величества, а так… чтобы быть на виду. В конце концов, тяжёлая кавалерия порядком потрёпана и, фактически, обезглавлена, латная пехота Ульмира, лишившись индарских клиньев, уже не столь грозна, а полки Седрумма полностью боеспособны и готовы… да к чему угодно готовы.

Со временем мысль о том, что он, генерал Артам Седрумм, в настоящее время располагает единственной по-настоящему серьёзной силой в Империи, прочно угнездилась в голове. К тому же в окружении генерала появились новые лица, их речи доставляли падкому на лесть полководцу изрядное удовольствие. Постепенно похвалы стали звучать чуть реже, зато появились намёки, сперва тщательно завуалированные, затем всё более и более прозрачные.

Нельзя сказать, что генерала не посещал страх. В Империи даже думать о заговоре было опасно — Тайная Стража не дремала, хотя сейчас действовала и не так эффективно, как при Консуле Блайте. Многие стены имеют уши, слова, сказанные не в том месте и не в то время вполне могут привести к печальному концу. Окажись на месте Седрумма кто-то другой, скажем, Ви или Ульмир, у заговорщиков ничего не вышло бы. Ви, при всех его недостатках и природной тупости, свято верил в Империю (поэтому в том, что обвинение в измене шито белыми нитками, никто не сомневался), Ульмир же куда больше интересовался вином, женщинами и прочими развлечениями, больше подходящими для простонародья, и совершенно не рвался к власти. Это было прекрасно известно как Императору, так и тем, кто мог бы попытаться склонить «пехотного генерала» на свою сторону.

Седрумм же, не обретя почестей и, по сути, толком не принявший в кампании активного участия, ощущал себя обойденным. Семена, брошенные заговорщиками, упали на благодатную, почти не требующую возделывания, почву. Его Величество Артам Первый… основатель династии Седруммов — это звучало просто великолепно, хотя следовало отдать генералу должное, он довольно долго сопротивлялся соблазну. Сопротивлялся молчаливо и ненасильственно, не пытаясь донести на заговорщиков, но и не принимая окончательного решения. Он ещё не понимал — а может, и не желал понять, что особого выбора у него не было с того самого мгновения, когда слова о возможной смене династии прозвучали в первый раз. Реши он тут же броситься во дворец с доносом, это уже ничего не изменило бы. Император, не исключено, простит — но сомнительно, что среди вельмож, решившихся на заговор, не найдётся желающего отомстить. А поддержать бунтовщиков… при благоприятном развитии событий можно вознестись высоко, очень высоко.

Постепенно генерал начал находить в сложившимся положении определённые плюсы. Прежде всего, сами по себе заговорщики не имели достаточной силы, чтобы осуществить задуманное. Только Седрумм, поддерживаемый преданными ему полками кавалерии, представлял собой кулак, способный проломить дорогу к императорскому трону. Правда, помимо клинков, требовалось ещё и золото — но тут уж генерал занял предельно жёсткую позицию. Армия за ним, а вот сундуки пусть опустошают другие.

Как всегда бывает в подобных случаях, некоторая, не такая уж и маленькая, доля направляемого на организацию заговора золота незаметно осела у генерала. И это обстоятельство также в немалой степени способствовало укреплению убежденности Седрумма в правильности выбора.

Но уверенность одно, а страх — совсем другое. Страх продолжал преследовать генерала по пятам, не давая спокойно спать ночью и заставляя вздрагивать днём от любого резкого звука. Он удвоил некогда немногочисленную охрану своего столичного дома… если бы не боязнь привлечь ненужное внимание, он наполнил бы особняк солдатами от подвала до чердака. Генерал ни на мгновение не расставался с оружием — разве что, получая приглашение от Его Величества, вынужден был оставлять клинки страже. Толстая, двойного плетения кольчуга, добавляющая лишний вес и без того тяжёлой туше Седрумма, заставляла его истекать потом, но он мужественно терпел неудобство, снимая с себя железо лишь перед сном.

Сейчас до сна было ещё далеко. Седрумм сидел в кресле, неторопливо потягивая вино, и лениво листал трактат по пехотной тактике, написанный во времена его деда. Старая книга по-прежнему сохраняла актуальность, с тех времен мало что изменилось — всё те же индарские латники, составляющие непоколебимый центр строя, всё те же стрелки по фронту, в задачу которых входит наносить противнику урон, пусть и небольшой, пока дело не дойдёт до рукопашной. Усиленные кавалерией фланги, готовые, словно хищные челюсти, сомкнуться на горле увязшего в схватке противника. Книга содержала десятки всякого рода «хитростей», позволявших усилить мощь оборонительного строя, дать ему возможность выдержать первый, самый страшный удар.

Увы… любой противник, которого можно было найти в Эммере и вынудить атаковать ряды выстроившейся к бою пехоты, также прекрасно знал все уловки и приёмы. Ничего нового не придумано. В конечном итоге победит тот, у кого больше бойцов, лучше выучка… ну и кому улыбается удача.

За дверью раздался лёгкий, на грани слышимости, звон металла. Седрумм не шелохнулся.

— Доброго тебе вечера, Артам, — послышался знакомый голос.

Дилана окинула взглядом мраморный особняк, отметив про себя, что вызвать неудовольствие не склонного к излишествам Императора можно уже одним обладанием столь нарочито ярким, неуместным в Броне жилищем.

Полученный приказ ей не нравился. И не потому, что Дилана испытывала к Седрумму симпатию, хотя на фоне остальных генералов — во всяком случае, тех, с кем ей довелось достаточно тесно общаться — Артам не выглядел совсем уж полной задницей. Просто наведение порядка в Империи традиционно являлось прерогативой Тайной Стражи. Доверие Его Величества дорогого стоит, с этим не поспоришь, но использовать леди Танжери в столь простом деле…

Понятно, что Император не хочет огласки. Тайная Стража секреты хранить умеет, но подключение Консула Дуккерта в любом случае означает, что в деле окажутся замешаны слишком многие. Ясное дело, Дуккерт не станет исполнять приказа собственными руками, ему это просто не по силам. Следовательно, пошлет своих людей. И не одного. Если уж говорят, что известное двоим — известно всем, то при таком количестве посвященного народа рано или поздно информация просочится наружу, а сейчас — по словам Унгарта — государству не нужны лишние потрясения. Были бы нужны — всё решилось бы куда проще. И куда жестче.

Дилана хмыкнула — да… при ближайшем рассмотрении, выбор Императора не так уж и плох. Седрумма она изучила достаточно хорошо, препятствий к исполнению задуманного не наблюдалось. Не считать же, в самом деле, серьёзным препятствием десяток солдат, несущих охрану в здании. Помнится, пробраться в спальню Урбека Дарша чуть не стоило ей седины, старый пердун великолепно строил охранные заклятья и ловушки… а здесь ничего столь смертоносного ожидать не приходилось, неприязненное отношение Седрумма к магам общеизвестно. Не настолько неприязненное, чтобы вызвать открытое недовольство, скажем, Бороха, но достаточное.

Неслышно ступая по мостовой, Дилана подошла к ограде. Первое препятствие — у ворот прохаживаются двое часовых. Не собираясь лить ненужную кровь, Дилана отошла на полсотни шагов от ворот и с разбегу, одновременно кидая себе под ноги «порыв», одним прыжком взлетела на стену, подталкиваемая взвихрившимся воздухом. Тут же активизировала заготовку, накидывая на себя «тень», и замерла, ожидая, не поднимется ли тревога. Вокруг было тихо, лишь в отдалении позвякивали кольчугами стражники…

— Дилетанты, — мысленно оценила женщина надёжность охраны.

Но во двор особняка уже не спрыгнула — аккуратно спустилась, повиснув на руках, стараясь, чтобы ни один камешек не скрипнул под ногами.

«Тень» делала её практически невидимой — только очень опытный маг, да ещё знающий, куда именно смотреть, сумел бы заметить дрожание воздуха вокруг Диланы. Другое дело днём — заклинание невидимости убережет разве что от рассеянного взгляда. Если бы не некоторые особенности заклинания, она могла бы не бояться охраны. Но «тень» — довольно неприятная формула, длинная, требующая абсолютной сосредоточенности и, главное, света. Нельзя сформировать заготовку «тени» в темноте… поэтому, если придётся срывать с себя невидимость, восстановить её уже не удастся. А придётся… невидимость моментально рушится по многим причинам. Использование почти любого заклинания, брызги крови, просто слишком резкое движение.

Двери особняка были, как и следовало ожидать, заперты. И по ту их сторону наверняка находилась ещё пара стражников. Леди Танжери пришлось потерять зря целые сутки, но теперь она совершенно точно знала, сколько солдат находится в доме. Десять… в смысле, восемь, учитывая, что двое стоят у ворот.

Перебить их всех не составило бы труда, но Император просил избежать лишних смертей. Такие просьбы отличаются от приказа лишь тем, что от их исполнения можно чуть-чуть отойти — в том случае, если не будет иного выхода. Ну и к тому же… пусть кое-кто считает, что леди Танжери обожает отправлять души людские на встречу с Эмнауром, на самом деле это было не совсем так. Скорее, она ничего не имела против убийства, если это позволяло эффективно достичь поставленной цели. Не более того.

— Ну что, надеюсь, кому-нибудь в этом доме жарко? — пробормотала она, не опасаясь быть услышанной. «Тень» скрывала звуки…правда, лишь те, что издавала сама Дилана или её снаряжение. Вот шорох шагов… ноги принадлежали волшебнице, а гравий на ведущей к дому дорожке, увы, нет. Поэтому ступать приходилось предельно осторожно, постепенно перенося вес на выставленную вперед ногу.

Открытое окно нашлось, и Дилана позволила себе облегчённо вздохнуть. Окажись все ставни запертыми, это не сорвало бы её планов, но существенно затруднило бы их реализацию. А так выходило просто замечательно, и плевать, что окно на третьем этаже дома — с таким количеством статуй, барельефов, карнизов и пилястров подняться к услужливо распахнутой створке могла бы и беременная клуша…

Внезапно она уловила звук шагов и замерла, прижавшись к стене. По дороге кто-то шел, открыто, ничего не боясь. Подкованные сапоги дробили гравий, человек не торопился, выполняя скучную, но привычную работу. Один из парней, стоящих у ворот, видимо, решил пройтись вокруг дома, осмотреть территорию. Дилана не шевелилась. Солдат скользнул по ней равнодушным взглядом, не заметив ничего, кроме отделанной мрамором стены, и скрылся за углом.

Женщина шагнула на базу пилястра, выполненную в виде причудливого цветка с высотой лепестков почти до колена, уцепилась за выступ… подтянулась… нашла опору для ног… нащупала щель — едва всунуть пальцы. Подъём не занял много времени, вот под ладонями оказалось дерево оконной рамы, ещё одно усилие — и она внутри.

Комната, в которой прислуга оставила открытым окно, была пуста. Остро пахло вином — по всей видимости, кто-то разлил изрядное количество благородного напитка, что и послужило поводом для проветривания. Дверь наверняка заперта снаружи, но это сущие пустяки, с простейшими замками Дилана научилась справляться задолго до совершеннолетия, а вряд ли в этом доме используются сложные механизмы, способные воспрепятствовать мастерству человека, прошедшего школу Ночного Братства. Убедившись, что за дверью тихо, Дилана приступила к работе. Уже через пару минут замок сдался, признавая своё бессилие. Тщательно смазанные петли не скрипнули…

«Надо проследить, чтобы в моём доме петли не смазывали, — подумала волшебница. — Слишком тихая дверь вредит здоровью.»

Коридор встретил Дилану абсолютной пустотой. Настолько абсолютной, что это вызывало удивление. Дело не в отсутствии слуг, охраны или иных живых существ. Или неживых — среди дворян Брона попадались оригиналы, комплектующие охрану оживлёнными мертвецами. Маги Триумвирата не отказывали в подобных услугах — в конце концов, если кому-то нравится запах медленно, но неуклонно разлагающейся плоти, это его личное дело. Несколько золотых монет — и новый воин может приступать к исполнению обязанностей. Медлительный, немного неуклюжий, довольно-таки недолговечный и отвратительно пахнущий, зато ничего не боящийся, не нуждающийся во сне и не знающий усталости, нечувствительный к боли и почти безразличный к магии. Вернее, к магии безразличный абсолютно — другое дело, что пара фаерболов упокоит оживший труп навеки так же гарантированно, как и живого охранника. А вот, скажем, «каменный молот», раздробив кости и расплескав по стенам податливую плоть, в лучшем случае лишит мертвеца подвижности… если только удар не придётся в голову. Согласно исследованиям, век за веком проводимым магами Триумвирата, мозги живым трупам вроде бы и ни к чему, но с раздробленной башкой эти создания существовать не могут.

Итак, ни живых, ни мертвых в коридоре не наблюдалось. Но, кроме этого, отсутствовали также элементы, характерные для любого жилища дворянина, тем более, приближенного к Его Величеству и вынужденного «соблюдать приличия». Вазы с цветами, картины на стенах, безмолвные манекены в тяжёлых доспехах, развешанное тут и там оружие… Только масляные светильники, закрепленные на стенах через каждые двадцать шагов, слегка разгоняли мрак.

«Забавно, твой дом похож на походный шатер, друг мой Артам. Ничего лишнего. Вот уж не думала, что ты такой аскет.»

Она медленно кралась по коридору, постепенно приближаясь к кабинету генерала. Судя по тому, что небо не так давно покрылось звездами, вряд ли Артам уже отошёл ко сну. Скорее, сидит у себя, занимаясь бумагами. В мирное время работа полководца удивительно скучна… рапорты, донесения, планы, отчёты — всё требует его решения и контроля.

Один раз ей пришлось отступить — по коридору, навстречу волшебнице, шёл охранник с факелом. Пальцы Диланы сложились в боевое положение — пляшущее пламя было достаточно ярким, чтобы позволить стражу уловить её тень… если тот будет очень сосредоточен. Но смерть обошла молодого воина стороной — он ничего не заметил, пройдя буквально в двух шагах от неподвижной, словно статуя, женщины.

Ещё пара поворотов, и вот она, искомая дверь. Дилана коротко ругнулась — у входа в кабинет генерала замерла охрана, два молодца в кольчугах и открытых шлемах, с короткими мечами. Присутствие здесь этих двоих плохо вязалось с полученным пожеланием избегать лишней крови. Похоже, Артам и в самом деле впал в паранойю… в обычное время практически никто, включая высших иерархов Ордена, покои которых Дилане приходилось посещать без приглашения, не доходил в стремлении обезопасить себя до охраны собственных дверей. Дом — это понятно, эскорт при любой поездке — само собой, но когда за твоей дверью переминаются с ноги на ногу, хрипло дышат, звякают металлом охранники — это раздражает. Ладно Император, для него такая охрана — привычная с детства необходимость. Но какой-то… ну пусть даже высокопоставленный придворный?

«Ладно, будем действовать по обстановке, — мысленно вздохнула Дилана. — Прощай, моя невидимость…»

Отступив в самый дальний угол коридора, она с силой дунула на огонек лампады. Пламя встрепенулось, заметалось — и тут же погасло, лишь невидимая в навалившейся темноте струйка неприятно пахнущего дыма унеслась к потолку.

Изменение освещённости стражи, разумеется, тут же заметили, но ни один из них не сдвинулся с места. Когда придёт смена, можно будет заняться погасшей лампой, долить масла и зажечь снова. Пока же необходимости в этом не было — в непосредственной близости от охраняемой двери светильники горели.

Устроившись в самом темном месте коридора, где её вряд ли разглядят, Дилана приступила к плетению «рассеянности», заклинания Школы Крови. Долгое, сложное, не слишком эффективное, отнимающее довольно много сил — оно редко использовалось магами, зато как нельзя лучше подходило в данном случае. «Тень» распалась, как только над руками Диланы взвихрились магические потоки, стоит теперь в коридоре появиться стражнику — и придётся вступать в бой. За исход схватки волшебница не переживала, запасенные «стрелы мрака» позволят извести треть обитателей особняка, а с остальными можно будет справиться и более простыми средствами, но побоище шло вразрез с её планами. Оставалось надеяться на удачу.

Волшебница старательно формировала узор заклинания. Стражники всё так же неподвижно стояли у двери, но их остановившиеся взгляды (если бы нашелся зритель, способный их увидеть) свидетельствовали о том, что оба уже вошли в магический транс. Развернись перед ними схватка со звонами мечей и брызгами крови, оба воина остались бы к ней совершенно равнодушными… просто не заметили бы. Правда, стоит прикоснуться к любому из них — и наваждение тут же развеется. К счастью, охрана не перекрывала дверь своими телами (большое упущение с точки зрения любого, знакомого с магией Школы Крови), так что войти в кабинет Седрумма можно будет без особых проблем.

Закончив, Дилана осторожно двинулась к двери. Среди её заготовок не было второй «тени», а тратить время на плетение она не собиралась, действие «рассеянности» недолговечно, ещё четверть часа, и охрана придёт в себя. Один из воинов повернул голову в сторону волшебницы, но глаза его были пусты и равнодушны, как у человека, глубоко погрузившегося в собственные мысли. Второй, видимо, несколько более уставший, облокотился о стену, звякнув кольчугой.

— Эмнаур, прошу, сделай так, чтобы дверь была открыта, — прошептала Дилана. Прошептала по привычке, сейчас можно было петь и плясать под носом у зачарованной стражи, всё равно ничего не заметят. А вот копаться в замке нежелательно, это потерянное время.

То ли бог услышал просьбу, то ли запираться от собственной стражи не входило в привычку генерала, но дверь подалась. Створки распахнулись совершенно бесшумно, и Дилана скользнула в личный кабинете Седрумма. Тот, как и ожидалось, был здесь — сидел в кресле лицом к камину, явно без интереса листая какую-то книгу.

— Доброго тебе вечера, Артам.

И тут же вскинула руку, отбивая «щитком» летящий ей в грудь кинжал.

— Стража! — рявкнул генерал, одним движением, несмотря на тучность, взлетая с кресла и прижимаясь к стене. В руках у него появился меч — не самое лучшее оружие в поединке с магией. И Седрумм это, наверняка, понимал.

— Ну-ну, генерал… — примирительно улыбнулась Дилана, — неужели вы думаете, что кто-то сможет услышать ваши вопли? Такого плохого мнения о моих возможностях?

На самом деле, громогласная реакция хозяина кабинета вызывала беспокойство. Те, что у двери, никак на крики не прореагируют, но это не означает, что зова хозяина не услышит остальная стража. Проклятье Эмнаура, насколько было бы проще вырезать тут всё живое…

Сейчас мудрее будет успокоить генерала и не забывать, что в её распоряжении не слишком много времени.

Неторопливо проследовав к ближайшему креслу, Дилана грациозно села.

— Я всегда была о вас хорошего мнения, Артам. Неужели вы не предложите даме вина?

— Вино предлагают гостям. А не тем, кто тайно проникает в дом под покровом ночи, — видно было, что генерал несколько успокоился. Видимо понял, что если бы в планы Танжери входило банальное убийство, он был бы уже мертв.

— Ну, как скажете. С вашего позволения, я налью себе сама.

Пригубив рубиновый, кажущийся в полумраке почти чёрным, напиток, Дилана одобрительно кивнула. У Седрумма был неплохой вкус, шедевр, явно изготовленный виноделами Блута, был достоин императорского стола. Она отпила ещё глоток, понимая, что бесполезно расходует драгоценное время, но выхода не было. Инструкции Императора были не слишком конкретны, но и особой свободы выбора не оставляли.

— Ладно, — по всей видимости, Седрумм окончательно осознал, что мечом с волшебницей не справиться, следовательно, пора приступать к переговорам. Клинок нырнул в ножны и толстый генерал плюхнулся в жалобно скрипнувшее кресло. — Что ты здесь делаешь?

— Пришла поговорить, — пожала плечами Дилана.

— Ночью? — он нашел в себе силы ухмыльнуться.

— Есть темы, о которых ночью говорить удобнее, — пояснила леди Танжери. — Таких тем много… скажем, любовь.

Генерал промолчал.

— Или предательство…

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе знакомо имя Лорина Кеборна?

Генерал поморщился.

— Тайная Стража уже не та.

— Да, согласна… смерть барона в пьяной драке не должна оставаться безнаказанной. Но я допускаю, что Дуккерт найдёт виновных. В конце концов, отправит на плаху кого-нибудь, достойного этой чести.

— Ты пришла поговорить о поножовщине в трактире?

— Нет, я хочу поговорить о том, что ей предшествовало. Дело в том, мой дорогой генерал, что за день до этого печального события Лорин Кеборн обратился к Его Императорскому Величеству с просьбой о приватной беседе.

Несмотря на темноту, было видно, как смертельно побледнело лицо Седрумма.

— И о чём же шла речь? — голос генерала казался ровным. Слишком ровным.

— О разных вещах. И о разных людях. В том числе, и о тех, чьей воле подчиняются полки кавалерии. По словам покойного барона, некоторые из этих людей недовольны своим нынешним положением и желают его изменить. В лучшую сторону. Скажем, сменив боевой шлем на кое-что полегче, но куда значительнее. Скажем, на императорскую корону.

Генерал молчал. Кеборн с самого начала казался ему слабым звеном в задуманной операции. Выходец из обнищавших дворян, он настолько много и пылко говорил о чести, что это можно было бы счесть пустыми словами. Но, видимо, не всё сказанное было одной лишь игрой на публику. Проклятье, сколько тщательно спланированных заговоров развалилось из-за таких вот идеалистов, превыше золота и власти ставящих эфемерное понятие дворянской чести. Надо было убрать Кеборна уже тогда… просто для подстраховки.

Теперь понятна причина глупой драки, в результате которой неизвестный сунул барону нож под ребро и скрылся, не оставив следов. Император выслушал и простил. На словах. Но Его Величество, чтоб ему провалиться, решил, что даже преданный свидетель в сложившейся ситуации не нужен. Вот только почему?

— Почему?

То ли смысл краткого вопроса был явственно написан у генерала на лице, то ли эта сволочная колдунья заранее ожидала чего-то подобного, но ответ последовал незамедлительно.

— Сейчас Империи не нужны внутренние распри, мой друг. Поверь, не нужны совершенно. Комтур Зоран немолод, его годы сочтены. После его ухода Круг Рыцарей может последовать путем, обозначенным в Ультиматуме, либо пересмотреть принятые Зораном решения. Думаю, последнее — более вероятно. Видите ли, генерал, роль миротворцев Эммера почетна и достойна настоящего рыцаря, но очень мало способствует наполнению сокровищниц. Уже три года индарские клинья находятся не у дел. О да, они патрулируют границы, нанимаются для охраны караванов… как думаете, многие из торговцев способны оплатить хотя бы услуги новичков? Среди рыцарей зреет недовольство.

— То есть, Ультиматум Зорана может быть отвергнут?

— При его жизни? Не смешите меня, генерал. Но жизнь — хрупкая вещь, особенно когда вокруг много людей, кого эта жизнь не устраивает. Так что ситуация может измениться, и если это произойдет, Империи понадобятся все её силы.

— Император прислал вас, леди, чтобы убедить меня отказаться от участия в мятеже? — прямо спросил Седрумм, которого изрядно раздражали намеки или пространные рассуждения.

— В какой-то мере так и есть, — согласилась Дилана, снова оценив запас времени и решив, что с прелюдией пора заканчивать. Ещё немного, и придут в себя стражники за дверью… вряд ли их оставят равнодушными доносящиеся голоса.

— Что ж… ради единства Империи, ради будущего великого Гурана, — Артам говорил напыщенно и торжественно, хотя и сам понимал, насколько неуместна сейчас эта патетика, — я готов…

— Вот об этом и речь, мой друг, — голос Диланы звучал несколько печально. — Вы же знаете Императора куда дольше меня, не так ли. Скажите, как часто Унгарт прощал тех, кто покушался, пусть лишь в мыслях, на его корону? К сожалению, он не намерен менять правила и на этот раз, хотя видит Эмнаур, я пыталась отговорить Его Величество от принятия радикальных мер.

По спине генерала пробежал холодок. Он понял… окончательно понял и истоки смерти вроде бы преданного Императору захолустного барона, и причину появления в его доме одного из лучших боевых магов Империи, да ещё протеже самого Унгарта. Стало быть, во дворце принято простое решение — обезглавить заговорщиков. Лишить их того единственного, что могло бы принести им победу — военной силы. Без его полков бунтовщики так и останутся жалкой кучкой недовольных, способных разве что на разговоры. Сколько людей приняли участие в заговоре, десятка три? Кое-кто из них сумеет выставить двоих-троих бойцов, кое-кто и больше. Всё равно это капля в море.

Если и рассчитывать на удачу, то начинать надо сейчас. Немедленно. Чтобы уже до исхода ночи кавалерийские полки пришли в движение — сначала ближние, расквартированные под стенами Брона, затем дойдёт черёд и до остальных. В преданности полковников Седрумм почти не сомневался, каждый из них своим возвышением, своей властью и своим достатком был обязан не Императору, а лично Артаму Седрумму. Во имя Эмнаура, как не вовремя… заговорщики планировали активные действия не раньше, чем через месяц — возможно, удалось бы привлечь к общему делу кого-то из магов Триумвирата, среди масок тоже есть такие, кому власть Бороха давно стоит поперек горла.

— Леди Танжери, желание Императора я понял. А чего хотели бы лично вы? — он снова говорил спокойно, одновременно лихорадочно прикидывая различные варианты, от убийства (малореального, видно же, что эта стерва настороже, хоть и кажется расслабленной и умиротворенной) до банального подкупа.

— В каком смысле?

— Вас не тяготит отведенная вам роль девочки на побегушках?

Это был сильный удар… если бы эта роль (определение весьма соответствовало истине) хоть немного беспокоила леди Танжери.

— Ничуть, генерал, — улыбнулась Дилана. — Напротив, поручения Императора доставляют мне, как правило, массу развлечений. Вроде нашей сегодняшней встречи.

Она мгновение помолчала, затем продолжила, и на этот раз её голос звучал куда суше.

— Друг мой, я прекрасно представляю, что вы можете мне предложить. К сожалению, я не могу это принять. В отличие от вас, я вполне удовлетворена тем положением, которого достигла, и не собираюсь ничего менять. Теперь же хочу передать вам слова Его Величества. Повторяю, Империи не нужен раскол. Ни мятеж, ни показательные казни мятежников. Со стороны должно казаться, что в Гуране всё спокойно, поскольку любые распри идут лишь на пользу нашим врагам. Поэтому Его Величество, понимая, что иного выхода нет, предлагает вам, генерал, лёгкую смерть. Вы оставите записку, в которой признаете, что мир, навязанный Зораном, противен воинской чести, и благородно уйдёте из жизни от своего же клинка.

— Это… — в душе генерала затеплился огонек надежды, — это… достойное предложение. И я… леди Танжери, мне понадобится немного времени, чтобы устроить свои дела. Понимаю, что Его Величество оказывает мне милость, позволяя сохранить незапятнанным доброе имя, и…

Быть может, эти слова кого-то и обманули бы, но Дилана не была склонна верить искренности обречённого вояки. И вообще, идея Императора показалась ей бесперспективной с самого начала. Да, Седрумм — жирный боров, не слишком талантливый, но и не умеющий лизать задницы стоящим выше него по служебной лестнице. Вообще не ясно, как он достиг нынешнего положения? В любом случае, Седрумм — воин, и сдаваться так просто не станет.

— Я всё понимаю, друг мой, — леди Танжери мягко улыбнулась. — Но решить вы должны прямо сейчас. Пишите, и давайте покончим с этим.

Время стремительно уходило. Сколько в запасе? Несколько минут? Можно было бы выйти из комнаты и повторить заклинание, но это потребует времени, и кто знает, что успеет выкинуть Артам, выпав из-под её контроля.

— Хорошо… — поник генерал. — Сейчас…

Он подошел к столу, достал лист бумаги, придвинул к себе чернильницу… и в следующее мгновение массивная бронзовая емкость полетела Дилане в голову, а вслед за нею метнулся и сам генерал, с неожиданным для его фигуры проворством занося для удара меч.

Заготовку «героя» Дилана активировала, повинуясь внутреннему чутью. Тяжёлая чернильница не нуждалась в том, чтобы её двигали, она стояла достаточно удобно, и факт совершения этого бессмысленного действия говорил либо о том, что Артам тянет время, либо о том, что он намерен сопротивляться. Заклинание сработало, как обычно, безукоризненно — летящая в её голову чернильница двигалась медленно, оставляя за собой шлейф темной жидкости, так что волшебница не только увернулась от снаряда, но и уберегла костюм от плохо устраняемых пятен. Шагнула навстречу генералу, сейчас более похожему на озверевшего быка, и коротко чиркнула по его горлу бритвенно-острым кинжалом.

— Ну что же, друг мой, — она презрительно посмотрела на бьющееся в агонии тело, под которым стремительно расползалась темная лужа, — если уж ты не согласился на благородную смерть, получишь смерть от ножа ночного грабителя.

Торопливо собрав все ценности, какие только нашлись в кабинете, вывернув карманы уже неподвижного хозяина, Дилана распахнула окно и выбралась на внешнюю стену. Спуститься оказалось легче, чем подняться, через несколько минут позади осталась ограда, и одетая в чёрное фигура исчезла в ночном мраке.

Вскоре некоторые «похищенные» у генерала вещи всплывут на рынке. Дуккерт начнёт поиски виновных, но его усилия приведут лишь к одному человеку, довольно известному и удачливому вору, который, к сожалению, к этому моменту будет уже мёртв и не сможет дать показаний. Зато в вещах покойника, помимо нескольких ещё «не проданных» безделушек, найдётся очень забавный нож, способный лёгким движением рассечь жирное генеральское горло.

Глава шестая Таша Рейвен. Село Лесное

Снова пустота… снова колющие сладкие лучики серебристых искр… всё ещё больно, но уже не так… уже можно вытерпеть… но страх повторения боли гонит и гонит вперёд, к бесконечно далёким серебристым искрам. Они добрые, они ласковые, они не причинят вреда.

Эта странная жгучая… как назвать? Мало понятий, мало слов… что-то происходит внутри меня, слова рождаются, словно ниоткуда — но я понимаю их смысл… не всегда… то, что произошло — огонь. Странное слово, но я чувствую, что оно есть сущность обжигающего нечто, коснувшегося меня… изуродовавшего меня… Много огня, очень много огня… море огня? Море?

Мое тело обожжено… я это понимаю, но смысл слов ускользает… что такое тело? Вопросы, вопросы…

Я мчусь навстречу звёздам…

Кажется, родилось новое слово… звезда… что оно означает?

Пусть эти искорки и будут звёзды… хорошее слово. Я вижу звёзды-искорки, я чувствую их сладкие уколы… их много, они везде… почти везде… их нет впереди… почему их нет? Я знаю, наверное, это ещё один холодный каменный шар, он закрывает от меня звёзды… я промчусь сквозь него, камень не задержит, и я снова увижу звёзды…

А-а-а-а!!!

Это не… это не… Я не знаю, что это такое… это не камень… оно невидимо, но оно держит меня… я не могу вырваться… если бы меня не обожгло тем огнём, я бы… не могу! Меня тянет туда, в чёрное ничто… Я не хочу!!!

— Альта! Проснись, девочка!

Таша трясла воспитанницу, а та верещала на одной ноте, словно запас воздуха в её груди был бесконечен. Наконец вопль оборвался, и в то же мгновение Альта открыла глаза, уставившись на госпожу совершенно диким взглядом, переполненным болью и ужасом.

— Ну, слава Эмиалу! — Таша устало присела на кровать. — Я уж думала, у тебя сердце разорвётся. Ты меня с ума сведёшь.

— Простите…

— Да чего уж там. Знаешь, пожалуй, придётся нам с тобой поехать в Торнгарт, пусть Метиус с тобой позанимается. В конце концов, он лучший целитель Ордена. Ты опять ничего не помнишь?

Альта некоторое время разглядывала одеяло, затем перевела взгляд на свои пальцы — несколько ногтей сломано, свежая кровь. Видимо, пребывая в бессознательном состоянии, она разорвала довольно прочную ткань. Таша покачала головой и забормотала формулу «исцеления». Кровь тут же свернулась…

— Опять огонь?

— Нет… не знаю, но, кажется, не огонь. Что-то другое, но очень страшное.

— Найдёшь, с чем сравнить?

Теперь пауза стала долгой. Таша встала, плеснула в бокал сока, залпом выпила. Жидкость тут же выступила испариной на лбу, сердце билось слишком часто, что и неудивительно, вопли Альты способны перепугать кого угодно. Интересно, почему эти проклятые сны вернулись к ней именно сейчас? Ведь за последние полмесяца не было ни разу, пока они не вернулись сюда, в Рейвен-Кэр. Может, старый замок на девочку так действует? А что, вполне возможно. Мало ли зданий, попав в которые, ощущаешь гнетущее беспокойство? Или наоборот, расслабленность и умиротворение… Да, с этим сидением на привязи надо заканчивать, да и повод удобный. Приказы — приказами, но если пребывание в замке плохо влияет на здоровье девочки, Метиус спорить не станет.

И если уж ему так хочется держать Ташу под присмотром, то дом в Торнгарте для этого вполне подойдёт.

Да, решено, сегодня же стоит заняться подготовкой к отъезду. Раздать указания, слуги соберут вещи… АрШан, вне сомнений, пожелает сопровождать их, дабы не нарушить приказа арГеммита. Парень не признается в том, что исполняет роль надзирателя, но слишком уж навязчив, чтобы сомневаться в полученных им распоряжениях. Значит, втроём? В городском доме Рейвенов есть слуги… послать гонца, пусть предупредит о приезде хозяйки, со смертью Патиса, старого мажордома, прислуга в доме изрядно распустилась — понимали, что госпожа не получает удовольствия от пребывания в покоях, некогда щедро политых кровью. И в самом деле, как давно леди Рейвен не была там? Больше трёх лет… достаточный срок, чтобы нерадивые слуги забыли о твоем существовании и начали жить своей жизнью. Ничего, встряхнутся.

— Водоворот, — сообщила Альта, выходя из ступора.

— Что?

— Больше всего это походило на водоворот. Меня куда-то тянуло, а я не могла выбраться, не хватало сил.

— Ты водовороты-то хоть раз видела? — усмехнулась Таша.

— Читала, — потупилась девушка. — Но написано было очень образно.

— Ясно… что ничего не ясно. Спать будешь?

— Уже, наверное, не усну, — Альта зевнула, но глаза оставались ясными. — Уже утро?

— Кому как, — рассмеялась леди Рейвен. — Крестьянам утро, а для нас так почти ночь. Лично я бы не отказалась вздремнуть до середины третьей стражи… а лучше до её конца, но подозреваю, что ничего из этой затеи не выйдет.

— Встаю, — решительно откинула рваное одеяло Альта, и тут же ойкнула. — Холодно-то как.

— Камень вокруг, — пожала плечами Таша. — То холодно, то жарко, у жизни в замке есть свои отрицательные стороны. Хотя есть и положительные… наверное.

Не слишком привыкшая к жизни в каменных стенах — хотя за три-то года можно было и приспособиться — Таша от возвращения в отчий дом испытывала преимущественно раздражение, усугублявшееся тем, что поездка не принесла практически никаких успехов. Этого можно было ожидать, но девочка отправлялась в путь с такими надеждами, что сейчас Таша искренне сожалела, что вообще подкинула воспитаннице эту идею. Хотя, кто кому подал идею, это большой вопрос. Месяц назад леди Рейвен представлялось хорошей мыслью покинуть на время Рейвен-Кэр и заняться расследованием обстоятельств появления безымянной приблуды на просторах Инталии. Всё лучше, чем тупо сидеть в замке и ждать, когда Метиус разродится каким-нибудь указанием.

— Пойду, разбужу мастера Ларзена, — сообщила Альта, торопливо одеваясь. — Тренироваться лучше по холодку… а то он вечно меня гоняет, когда солнце в зените.

— Тренироваться лучше в любое время, — нравоучительно заметила Таша, — и днем, и ночью. И не думаю, что Ларзен спит… я вообще не думаю, что в замке спит хоть кто-нибудь.

Мысленно она добавила, что кому положено по работе — уже встали, а кто может себе позволить подремать ещё чуток — наверняка не перенесли воплей из этой спальни. Не первый раз… вся прислуга поглядывала на девочку с искренним сочувствием, непоседливую красотку в замке любили. Хм… хозяйку уважали и слегка побаивались, а Альту именно любили. Чем это она так расположила их к себе? Быть может, именно тем, что выйдя из самых низов, она так и не научилась разговаривать со слугами свысока. Ну и то, что девчонка красива, сказывается — никто не равнодушен к красоте, тем более, такой солнечной и юной.

Почему-то в памяти всплыло лицо Диланы Танжери… тоже ведь красива, очень. Но эта красота вызывает только дрожь.

Таша подошла к окну, плотнее запахнула пеньюар, затем, убедившись, что тонкая ткань не способна защитить от прохлады, накинула на плечи шаль. Слабый ветерок шевелил иссиня-чёрные волосы, старался забраться под теплую густую шерсть шали, приятно освежал лицо. Горизонт уже посветлел, наливаясь красноватыми отблесками, а вот лес вдалеке выглядел сплошной чёрной полосой — его лучи солнца высветят ещё нескоро.

Новый день, ещё один день в замке. Теперь надо думать, что делать дальше… в ходе поездки удалось узнать не так уж и много, но всё же больше, чем ожидалось. Теперь это стоит как следует осмыслить. Хотя и так понятно, что где-то на горизонте маячит её величество тайна.

Тайна — это хорошо, это просто замечательно… без хорошей тайны в каменных стенах замка можно сойти с ума от скуки.

В не слишком дальний поход отправились втроём — Таша, её повизгивающая от предвкушения удивительных открытий воспитанница и приставленный арГеммитом надзиратель. АрШан особого восторга перед предстоящей поездкой не высказал — настроение у молодого воина было препаршивым. Охота на волков закончилась не то чтобы совсем плохо — стаю большей частью перебили, уцелевших порядком изранили — но и волки, попав в безвыходную ситуацию, кидались на копья с остервенением. Разорвав глотки троим загонщикам, вожак и несколько молодых хищников, пятная кровью траву, всё-таки ушли.

Ещё с десяток мужиков отделались ранами — двое ещё неизвестно, выживут ли, остальным придётся до конца жизни щеголять изрядными шрамами — кому плечо порвали, кому бедро исполосовали. АрШана от выпущенных кишок уберегла добротная орденская кольчуга. Уберечь-то уберегла, да сама схватки с матерым волчищей не пережила, когти огромного зверя превратили тонкое плетение в клочья, сельскому кузнецу работы дней на десять, если остальные заказы забросит. А уж то, что на теле — Таша специально проверила — не осталось даже синяков, и вовсе можно было отнести лишь на невероятное везение.

Таша, выслушав отчёт телохранителя, выдала пострадавшему кольчугу из отцовских запасов. Лорд Рейвен оружие любил и ценил, а вот к латам, кольчугам и щитам относился почти равнодушно, пополняя коллекцию экземплярами не столько исключительного качества, сколько оригинальными.

Некоторые доспехи, больше похожие на облачение демонов, по задумке мастера должны были вызывать страх одним своим видом, другие поражали искусной гравировкой, вязью золотой и серебряной проволоки. Попадались турнирные доспехи, толстые, способные защитить от чего угодно, вплоть до прямого копейного удара. Да ещё с дополнительными пластинами, надеваемыми поверх шлема и кирасы… в таком уж точно, упадешь — и не встать. В бою от них толку никакого, обзора почти нет, движения сковывают похуже колодки…

Но о латах не было и речи — собираясь в путь, экипироваться следовало соответственно, не тащить же с собой вьючную лошадь ради тяжёлых доспехов. Так что досталась арШану кольчуга не из выдающихся, скромная, хотя надёжного панцирного плетения. Но воин рад был и такому подарку — тот, кто прошел (пусть и не до конца) школу Ордена, на всю жизнь привыкает к тяжести брони, и без неё уже ощущает себя не в своей тарелке.

А вот Альте наставница преподнесла воистину драгоценный подарок.

Стараниями Блайта, коллекция шпаг, скопированных с древних магических изделий великого альМегера, изрядно проредилась. Несколько клинков, наверное, и сейчас украшают стены резиденции нынешнего Консула — Таша не раз подумывала о том, чтобы написать письмо Его Величеству Императору Гурана с просьбой вернуть имущество. Ответаона, ясное дело, ни за что не дождалось бы, но надо же как-то поддерживать имидж нахалки? А потом… кто знает, вдруг и в самом деле отдадут?

Но пока что язвительное и в меру наглое письмо пребывало лишь в планах, а стеллаж со стеклянными шпагами украшали лишь три клинка. Ещё три остались в Торнгарте, последняя, седьмая (и единственная из всех зелёная) обычно находилась у леди Рейвен под руками.

— Тебе какая больше нравится?

Обычная девушка из хорошей семьи — пусть и прошедшая обучение в Ордене — вряд ли проявила бы слишком большой интерес к оружию. Нельзя сказать, что Таша была уникальным — и среди дочерей знатных особ, и среди волшебниц встречались любительницы острых игрушек. Нечасто — но встречались. И всё же женщины к мечам, шпагам, топорам и прочему убийственному инструменту чаще относились равнодушно, с готовностью признавая красоту и, главное, стоимость — при этом не испытывая того трепета, какой неизбежно зарождается в груди воина, кладущего ладонь на эфес великолепного клинка.

По всей видимости, общение с леди Рейвен не прошло для её воспитанницы даром. Глаза у Альты загорелись, дыхание явно перехватило.

— Вы?.. Мне?..

— Тебе, тебе, — усмехнулась леди. — Выбирай.

— Красную, — чуть слышно прошептала Альта.

С точки зрения торговца, кроваво-красный клинок был в коллекции наименее ценным. Оригинал, знаменитый «Рубиновый шип», некогда лишивший рассудка Илану Пелид, Святительницу Инталии, был существенно длиннее и тяжелее. Вероятно, неведомый мастер, изготовивший шпагу, и не пытался копировать Клинок Судьбы — просто делал оружие для кого-то из заказчиков, по мерке. А может, просто точно не знал размеров легендарного «Шипа». Это, безусловно, сказалось на цене — точные подобия, такие, к примеру, как потерянная на острове Зор копия «Изумрудного жала», ценились знатоками вдвое дороже.

Но денежные вопросы девочку, очевидно, не интересовали. Переливы света факелов в красном стекле полностью покорили Альту, она готова была любоваться ими вечно.

— Держи, — Таша сняла шпагу с подставки. — Как обычно говорится, прими от сердца, владей с честью. Ножны не забудь.

— Госпожа, а почему вы ножны не носите?

— Опыт богатый, — фыркнула Таша. — А вот тебе просто носить шпагу в кольце пока рановато. Иди, собирайся, выезжаем рано.

Но утром следующего дня отъезд пришлось отложить. Как часто бывает в подобных случаях, навалилась масса «совершенно неотложных» дел, которые необходимо было разрешить немедля, а лучше — ещё быстрее. Где-то к обеду Таша сдалась и приказала расседлывать лошадей.

Следующим утром история повторилась. Крестьянские споры следовало разрешить ко всеобщему удовольствию, принять трудное решение об очередном наказании криворукой поварихи, распорядиться насчёт сбора подати, нанять работников для починки обветшавшей стены замка, прочитать несколько «архиважных» писем… А тут ещё у одной из лошадей подкова отвалилась, а кузнец, как назло, выдул накануне здоровенный жбан пива и теперь маялся головой, и слушать не желая о работе — видать, лихо в башке молоточки стучали.

Когда на третий день вновь явился Дерт с перечнем наиважнейших проблем, Таша легонько поманила кастеляна к себе.

— Ну?

— Что желает госпожа? — старик прикинулся невинной овечкой.

— Госпожа желает знать, сколько серебра отсыпал тебе Вершитель арГеммит, чтобы твое занудство подольше удерживало меня в этих проклятых стенах.

— Как вы только подумали такое, госпожа! — оскорбился старик, глядя на леди совершенно невинным взглядом. — Я верой и правдой служил вашей семье всю жизнь, госпожа, неужели вы считаете, что я пожелаю причинить вам вред! Никакое серебро и золото мира…

— Угу… — насмешливо кивнула Таша, — дед, эту присказку я знала, ещё когда маленькой была. Вред ты причинять не намерен, а вот пользу… Правильно я говорю?

Старик потупился.

— Правильно. Ещё раз спрашиваю, сколько тебе заплатил арГеммит, чтобы ты неусыпно заботился о моём благе?

— Не брал я серебра, госпожа, — пробурчал кастелян. — И золота не брал. Разве что монетку малую, не ради прибытка, а для памяти. Его могущество, господин арГеммит, сказал, что госпоже надлежит в замке оставаться, то для её блага… — он задумался, и без особой уверенности в голосе добавил, — и для блага Ордена, вот как. И ещё сказал, что ежели госпожа всё ж уедет, отправить гонца в Торнгарт, весть передать.

— Послал уже?

Старик помолчал, затем вздохнул.

— Нет, госпожа. Думал… так всё выйдет… — и тут же торопливо забормотал: — оно ведь и впрямь дел-то навалилось! Управление владениями вашими, оно ж присмотра требует. Кто, как не хозяйка, всех рассудит, всем работу укажет…

— Значит так, друг мой, — голос Таши был холоден и ничего дружеского в себе не содержал, — мы выезжаем через четверть стражи. Если по какой-нибудь причине, пусть от тебя и не зависящей, этого не произойдет, ты у меня до гроба будешь одними только золотарями командовать, понял?

Видимо, угроза возымела своё действие — часа ещё не прошло, а лошади были оседланы, припасы уложены в мешки, сонный и раздраженный арШан сидел в седле и ждал, пока женщины к нему присоединятся. Альта на этот раз нетерпения проявляла меньше — после двух разочарований не верила, что поездка вообще состоится. Но ничего непредвиденного не случилось, золотари — люди нужные, кто спорит, но навек входить в их дружную и ароматную компанию кастелян почему-то не хотел.

Альте досталась Искорка, некрупная серая в яблоках лошадка, изящная и спокойная. Под арШаном неторопливо двигал копытами могучий жеребец, способный вынести и рыцаря в полном турнирном облачении — пожалуй, под подобной тяжестью Искорка попросту сломала бы себе хребет. Конь самой леди Рейвен, совершенно чёрный, с ухоженной гривой и роскошным хвостом, вполне подходил наезднице — одетой в чёрную кожу с серебряной отделкой. Коня звали Мраком, характер у него был отвратительный и слушался он только саму Ташу и старшего конюха. А каждый из мальчишек, прислуживающих на конюшне, мог похвастаться следами от зубов этого демонического отродья.

Ехали не торопясь — лето в самом разгаре, но небо затянуто облаками, солнце не печёт, да ещё и ветерок радует. Не настолько сильный, чтобы вздымать клубы пыли, но и достаточный, чтобы не страдать от жары. Груза на лошадях немного — в этих местах война толком и не бушевала, деревни и села, почитай, в половине дневного перехода всегда найдутся, так что ночевать в лесу под кустами не придётся. Это если в дальний путь отправляться, к закатным берегам, к Гленнену или Троеречью, там и палатка не повредит, и провианта с собой взять придётся немало. А здесь, в центре Инталии, кошель с монетами — лучшая поклажа, и накормит, и крышу над головой даст.

Ясное дело, леди Рейвен, и по положению благородной госпожи, и по статусу мастера Ордена, ужин и ночлег может получить, не заплатив и медяшки. Не в таверне, понятно, там платят и холопы, и купцы, и благородные господа. Сам Святитель, если придёт нужда с визитом куда-то ехать, прикажет слугам за постой полновесным серебром рассчитаться. Но на тавернах, что готовы предоставить путникам стол и крышу, свет клином не сошёлся. В любой дом постучать, приказать — холопы, может, что-то и пробурчат недовольно, но спорить не решатся. Только смысла в этом немного. Несколько монет благородную госпожу не разорят, зато для недовольства Орденом ни у кого повода не возникнет.

А сейчас подобное недовольство, пусть и в мелочи, совершенно Несущим Свет не нужно. Что ни говори — ослаб Орден, по сути, войну проигравший. Пока ещё прежнюю силу наберёт. Да и в лучшие годы Вершители неодобрительно относились к тем, кто, прикрываясь белыми латами рыцаря или обручем волшебника, притесняли селян. Если ради дела — что ж, бывало, приходилось рыцарям целые села выжигать, оставляя жизнь разве что детям-несмышлёнышам. Пусть и живется в Инталии получше, чем у соседей, но недовольные временами находились и здесь, баламутили односельчан, подбивая на бунт. В этом случае светоносцы не церемонились, наводя порядок так, что во всех окружающих поселеньях смерды потом долгие годы вздрагивали при грохоте копыт рыцарского коня. Зато там всё ясно — поднял топор на Орден или Святителя — получи по заслугам.

Сейчас — другое дело. Поредели ряды светоносцев, кое-кто из дальних сёл вполне может подумать, что железная перчатка Ордена проржавела, неспособна сжаться с прежней силой. Это не так. Просто не стоит давать рыцарям повода применить силу…

Поля, распаханные сервами, что жили под рукой Рейвенов, остались позади. Дорога свернула в лес, запетляла меж огромных стройных сосен. Альта, приподнявшись в стременах, принялась зыркать по сторонам, изображая из себя бывалого осторожного путника. Руку на эфес подаренной шпаги положила, словно в любую минуту нападения ждёт.

Таша заметила мелькнувшую на губах арШана ухмылку. Воин был совершенно спокоен, прекрасно понимая, что здесь им опасаться нечего. Альта просто молода ещё, да и воспитывалась в Школе, где про разбойников хоть и говорили, но вскользь, без подробностей. Засаду в сосновом бору только совершеннейший глупец устраивать будет — подлеска почти нет, сквозь строй деревьев всё, как на ладони, не на один десяток шагов видно. И на деревьях толком не укрыться. На выстрел из лука незамеченным не подойдёшь, а без лучника какая засада?

Вот кончатся сосны, пойдет обычный лиственный лес — там придётся быть повнимательнее. В непосредственной близости от Рейвен-кэра о грабежах давно ничего не слышно, а вот подальше всё может быть. Трое путников, пусть и вооружённых — лакомый кусок, добычи не в пример больше, чем с какой-нибудь телеги, набитой сеном. Что у простого холопа взять? Клячу отнять, одежонку, если не сильно изношена, топор (без ножа и топора в путь и баба не отправится), может, горсть меди в кошеле найдётся. Правда, и риску никакого, не станет мужик из-за скарба ерепениться. Жизнь дороже.

Богатые путники — дело иное. И оружием владеют, и за добро своё будут стеной стоять. Тут уж вдвоём-втроём дела не сделать, сильная банда нужна, страху нагнать, убедить, что шансов защититься немного.

— Госпожа! — Альта, наконец, перестала вертеть головой по сторонам и пристроила свою лошадку рядом с могучим чёрным жеребцом. — А тут что, правда, разбойников нет?

— Тебя это огорчает?

— Ну… — неуверенно пожала плечами девушка, — скучно как-то.

Таша весело рассмеялась. Как быстро забывается всё плохое… хотя, три года с небольшим прошло, если подумать, срок немалый. Побег из Школы, разорённой гуранцами, стычка с бандитами в лесу, драка в таверне, бегство от имперских галер, снова бегство — на этот раз не на быстрой шхуне, а на утлой лодочке, под свист стрел и вспышки боевых заклинаний, в третий раз бегство — уже посуху… Столько впечатлений для ребёнка… ну хорошо, уже почти взрослой девушки, сколько ей тогда было? Тринадцать? В пятнадцать — уже в самый раз замуж…

Но три года прошло — и ведь не помнит ни крови, ни сбитых ног, ни страха смерти. Скучно ей.

— Леди, а расскажите про разбойников? Вы же с ними, наверное, часто встречались?

Правду говорят люди, что за беседой любая дорога много короче кажется. Так что уговаривать наставницу девушке особо не пришлось, та и сама не прочь была поболтать. И АрШан тут же подогнал коня поближе… понять можно, парень, хоть выучку в Ордене и прошел, вряд ли много в жизни успел повидать, его опыт не сравнится с тем, что приобрела леди Рейвен, выполняя (удачно или неудачно — не о том разговор) поручения Вершителя арГеммита.

«Кстати, а парень-то не дурак… — мысленно похвалила воина Таша, — другие тут из себя ветерана многих битв изображать стали бы, а этот понимает, что учиться ему и учиться ещё.»

— Ну что ж… что знаю — расскажу. И в самом деле, сталкиваться приходилось. Да и тебе — помнишь, там, в лесу, когда я ранена была?

— Так то ж разве разбойники? — презрительно фыркнула Альта, — смех один. Вчетвером против волшебницы… дураки.

— Не такие уж дураки, — покачала головой леди Рейвен. — Видишь ли, дорогая, будь я тогда здоровой, шансов они бы не имели. Хотя и очень сильного мага легко убить стрелой в спину. Вспомни — двое испугались и удрали, третий был убит… а оставшийся слишком умен, чтобы пытаться победить в схватке с мастером Ордена один на один. А вот если бы его подручные не сплоховали, нам с тобой пришлось бы туго.

— Так чего ж они сразу не стреляли?

— В том-то всё и дело… эти четверо из Инталии были.

У каждой страны свои законы, с этим не поспоришь. Бывает, что и язык один — как, скажем, в Инталии и герцогстве Тимретском, но законы всё равно разные. Где немногим отличаются, а где и разительно. Земля тоже неодинакова — Инталия лесистая, в Гуране озер и болот не счесть, Кинтара пустынна, там где степь, а где и пустоши каменистые. Индар горист и на зелень беден. Потому и разбойники — а какое из государств может похвастаться, что напасть эта искоренена полностью — ведут себя по-разному.

Скажем, в Кинтаре лихой люд действует наскоком. Редко когда на грабеж пешком идут, пока по ровному полю до обоза доплетёшься, стрелами утыкают, да и к обороне приготовятся, если расслабились. А всадники налетят, пуская стрелы на скаку, затем в мечи охрану каравана возьмут. Ну, а после того, как оборона сломлена, примутся неторопливо ценности отбирать. А вот хозяев каравана, да работников их, наверняка отпустят, за выкуп — или просто так, на развод. Известно, что не до последней медяшки купец в товар вкладывается, оклемается, нового товару соберёт. Бывает, умные главари банд что-то вроде договора заключают — мол, мы тебя, уважаемый, три года не трогаем, а на четвертый — не обессудь, попадёшься — быть тебе без товара. Вроде бы и разбой совершеннейший, а купец из небогатых согласится с радостью — это ж три года можно на охране немного сэкономить. Совсем без воинов караван не отправишь, но нанять можно тех, что похуже, подешевле.

В Гуране, где за подобными случаями приглядывает Тайная Стража, охотники за чужим добром свидетелей оставлять не любят. Мертвые не говорят… даже если с ними как следует поработают маги в чеканных масках. Живой мертвец сражаться может, говорить и приказы понимать, работу делать — если не очень сложную. Но вот рассказать о том, почему умер, не сумеет, жизнь до смерти и жизнь после смерти — вещи разные, память почти ничего не сохраняет. Поэтому, если обоз в засаду попадёт и охрана отбиться не сумеет, вырежут подчистую, никого не оставят. Более того, с товаром осторожно поступят — если монеты, ткань, оружие обычное или, скажем, припасы — продадут или себе оставят, а вот вещи приметные могут и не взять. Или взять — но так, чтобы никто не узнал потом, кому принадлежало. Из украшений камни выковырять, золото и серебро в слитки переплавить, дорогую, на заказ сделанную броню в кузню отдать на перековку. Люди Консула дело своё знают, найдут у кого объявленную в розыск вещицу — особо разбираться не станут.

В Индаре законы строгие. Кровь проливать там — преступление из худших, хоть на дуэли, хоть в пьяной драке. Поэтому если бандиты и пытаются кого ограбить — то без убийства дело обходится. Сетями закидают, дубиной по хребту съездить могут… хотя, что там говорить, Круг Рыцарей за порядком на своих землях следит, да и много ли награбишь, когда и мужчины, и женщины с подростками с оружием ходят. Разве что одинокого путника… нет, в Индаре для разбоя места неподходящие.

Ну, а здесь, в Инталии, обычно разбой с разговоров начинается — как тогда, в лесу. Выйти на дорогу перед обозом, показать силу — позвенеть железом, пустить пару стрел… И потребовать кусок пожирнее — не так, чтобы всё отобрать, а долю малую… или не очень малую, если обоз богатый и стражи в нем немного. Но если хозяин или приказчик каравана артачиться начнёт, то дело и до клинков дойти может, а там как повернётся. Где стражу одну посекут, а где и всех под корень вырежут. Поэтому тот бандит, что на свою беду наткнулся на леди Рейвен, и не приказал сразу пристрелить беспомощных. Начал с разговоров, с предложения отдать имущество без драки… с точки зрения Таши — дурость несусветная, но благодаря этой дурости они и уцелели.

— Стало быть, если бы дело в Гуране было, нас бы сразу убили? — Альта передёрнулась, словно по коже мороз прошёл.

— Ну, люди-то разные бывают, сама понимаешь, разбойникам закон не писан. Хотя убили бы наверняка.

— А если бы мы деньги и оружие отдали?

— Хм… ты как считаешь, четверо мужиков с женщины только монеты взять захотят?

Намек был достаточно прозрачным, и Альта покраснела так, что алым затянуло даже уши. АрШан заржал в голос, Таша бросила на воина недовольный взгляд, тот подавился смехом и замолчал.

Заночевать пришлось в глухой деревушке, недостаточно значимой для того, чтобы иметь собственный храм Эмиала. Но таверна там, ясное дело, была — нашёлся некогда предприимчивый человек, построил довольно большой дом, разделенный на две части — в одной гостей потчевали, в другой спать укладывали.

Места в гостевых комнатах было немного, но теснота — извечный спутник любого странника. Хочешь простора — иди спать на сеновал, или вообще ночуй в лесу. Справедливо рассудив, что крыша над головой и набитый пахучим сеном тюфяк лучше, чем утренняя роса и злобное комарье, Таша настояла на ночлеге. Хотя и видела — Альте, впервые отправившейся в самое настоящее путешествие, куда интереснее была бы ночь у костра, да обязательно с долгой беседой. Те рассказы, которыми потчевал её Блайт, ещё не забылись, как и удивлённо-восхищённое состояние слушателя, приобщающегося к тайнам и приключениям.

Леди Рейвен весьма опасалась, как бы к Альте вновь не пришли её сны. Не хватало ещё переполошить всю таверну воплями… но ночь прошла на удивление спокойно, видимо, девочка в достаточной мере умаялась, проведя весь день в седле, и на кошмары попросту не осталось сил.

Утром, как следует позавтракав — хозяин перед гостями, готовыми платить серебром, рассыпался мелким бисером — отправились дальше. Отдохнувшие кони по утренней прохладе быстро донесли хозяев до леса, где начавшее припекать с очистившегося неба солнце уже не причиняло путникам особых неудобств.

— Госпожа, можно спросить?

— Да, конечно.

— Я вот вспоминаю эту книгу, где про ауры написано. Получается, что синие искорки — это способности к магии, жёлтые — к воинскому делу, зелёные — к знахарству… А красные?

— А что там про красные-то было? — освежить в памяти содержание фолианта Таша так и не удосужилась. Значение алых отблесков в магической ауре было ей прекрасно известно, но… неужели в книге об этом не написано?

Не исключено, что кто-то в Ордене решил ответ на этот простой и неизбежный вопрос отнести к тайному знанию, раз уж в каноническом труде по магии ауры автор «забыл упомянуть» о красных искрах. Интересно, а много ли у Несущих Свет подобных секретов? Наверняка имеются тайны, недоступные иному Вершителю, не то что обычным членам Ордена. Таша, при всей её любви к загадкам, предпочитала скорее действие, чем чтение старых книг, а потому о многом знала понаслышке. Вот, скажем, «алый свиток», хранящий отвратительное заклинание вызова демона — штука настолько малоизвестная, что в Ордене вряд ли найдётся больше двух десятков людей, кто знает, о чём речь. Вернее, про «призыв» слышал каждый, кто хоть сколько-нибудь интересуется магией Крови, но вот о том, где и как хранится текст заклинания, известно лишь избранным. Судя по рассказам Блайта, к той же запретной категории относилось и всё, хоть каким-либо боком связанное с Магией Формы — хотя до встречи с мятежным Консулом и Альта, и сама леди Рейвен слышали о Школе Формы лишь мельком. Очень уж старательно были вымараны из книг упоминания о магии, подвластной любому.

Хватало и других тайн, не относящихся к магии, но весьма переплетающихся с жизнью Ордена. Кое-что Таша знала на уровне сплетен, кое-чем поделился арГеммит, в зависимости от настроения — либо пользы для, либо просто так, без явной цели. Но вот с какого перепугу Вершители умалчивают о красной ауре?

— Почти ничего, леди. Вернее, совсем ничего. Перечислены синий, жёлтый, белый, зелёный, фиолетовый, лиловый, а дальше сказано, что «есть и другие цвета». Я так понимаю, что и красный может быть, верно?

— Может. Просто говорить об этом… — Таша на мгновение замялась, подбирая подходящее к случаю слово, — не принято. Красный, девочка моя, это знак демона. Красным искрит аура созданий, которые появляются в нашем мире через червоточину, создаваемую магом.

— Э-э… но, госпожа, в книге написано, что аура есть только у разумных созданий.

— Так ли? — леди насмешливо посмотрела на воспитанницу. Неужели великолепная память девочки дала сбой?

— Нет, я не то… я помню, что аура есть у любого живого существа, но у зверей и птиц она серая и без искр.

— Правильно, — степенно кивнула наставница. — Искры в ауре — свидетельство магической предрасположенности, поэтому у животных её нет. Цвета ауры — свидетельство склонности характера, а у неразумных тварей нет характера. Вернее, нет в том смысле, в котором мы его понимаем у людей.

— Но тогда…

Альта осеклась на полуслове, а Таша (может быть, впервые в жизни) задумалась о том, что если некто считает информацию секретной то, возможно, имеет для этого основания. Почему-то считалось, что чудовища, призванные сильнейшим из заклинаний Крови, могучие и злобные демоны, готовые сокрушать всё на своём пути, разума почти лишены. Действия их направляет призвавший маг, да и то опосредованно, вкладывая в тварь свои желания на этапе плетения формулы. Пожирающие тварь изнутри боль, ярость, стремление убивать и полное отсутствие страха приписывались сути заклинания, построенного на многочисленных жертвах, на потоках крови, необходимой для «призыва».

— Девочка моя, — заговорить снова подопечной Таша не дала, — я не знаю, что тебе ответить. Красные отблески на чёрном фоне — признак демона, пришедшего по воле магии «призыва». Я не знаю, разумны ли эти твари.

— Разумны, — прошептала Альта. — Я вот подумала… ведь демонов всегда вызывали ради битвы. И ещё говорят, что наш мир для них смертелен… как думаете, госпожа, что будет чувствовать человек, если его насильно куда-то приволокут, где его ждёт сперва рабство, а затем и неизбежная смерть?

— Люди разные, — хмыкнул арШан, вмешиваясь в беседу. — Одни смирятся, другие озвереют, третьи попытаются на себя руки наложить, четвертые начнут выгоду искать. Думаете, молодая волшебница, демоны впадают в ярость?

Альта, покрасневшая от удовольствия — ещё бы, почти настоящий рыцарь Ордена назвал её волшебницей — важно кивнула.

— Никто ведь не пробовал поговорить с демоном по-доброму.

— Кто знает, кто знает, — нарочито задумчиво пробормотала Таша, искоса поглядывая на воспитанницу. — Говорят, при «призыве» каждый третий маг погибает. Может, эти «каждый третий» как раз и пытаются поговорить с демоном «по душам», как считаешь?

— Вам бы всё шутить, — насупилась девушка, — а мне их жалко.

— Тебя послушать, так и волков, что стада режут, пожалеть надо.

— И их тоже, — гнула своё Альта. — Я не дура, понимаю, что волков перебить придётся, но они просто жить хотят, голодные ведь. А зайцев или мышей на стаю не хватит, вот и идут туда, где мяса много.

Таше оставалось лишь покачать головой. Демона пожалеть… куда мир катится?

Альта озиралась так, что ещё немного — и шею вывихнет. Шесть лет, срок немалый, да и много ли детская память способна сохранить, но и в сёлах, вроде этого, не то что за шесть — и за шестьдесят лет мало что меняется. Сгорит какой-нибудь дом или два, построят новые — но такие же, отличающиеся разве что в малом, незначительном. А потом пройдет не так уж много времени, брёвна потемнеют, наличники рассохнутся, свежепоставленный забор покосится — не то, чтобы совсем упасть, но и новым выглядеть перестанет. И только взгляд старожила сможет отличить, где строение недавнее, а где уж почти что древнее.

Ну и память детская — она разная бывает. Кто лишь обиды от родителей запоминает крепко, кто, наоборот, ласку. Альта помнила практически всё — и то, что получала, и то, о чём только мечтала.

Дом местного управителя, к примеру, изменился. Побогаче стал, поухоженнее, хотя стены те же. Зато не соломой крыт, как большая часть других домов, а глиняными плитками внахлест, аккуратно, чтобы ни одна дождевая капля внутрь не просочилась. И служит такая крыша долго, и знак дает, что не простой селянин в доме обитает.

Вообще, если по крышам судить, сразу видно, ещё на подъезде, у кого в доме достаток. Самый большой дом, несомненно, управителю принадлежит. Чуть поменьше — богатейшему из местных лавочников. Лавочник, понятно, и рад бы домину побольше отгрохать, да кто ж ему позволит. Вот и строит так, чтобы управителя не превзойти… но и не отстать сильно. Третий — наверняка Служителю Эмиала Светлого укрытие от непогоды обеспечивает. Служители разными бывают, кто-то богатства не чурается, кто-то, напротив, старается скромность демонстрировать в полном соответствии с официальной политикой Обители. Но скромность — скромностью, а тяга к удобствам никому не чужда, только не у каждого на это средства имеются.

Путники ехали медленно, несколько раз дотошно расспрашивали встречных, как проехать к дому Управителя. На фырканье Альты — мол, она тут дорогу найдёт ночью и без факела — арШан спокойно ответил, что дать хозяину возможность приготовиться к приезду гостей, неважно, желанных или нет, есть признак уважения. Альта пробормотала что-то насчёт того, что не всякий хозяин этого уважения заслуживает, но спорить не стала.

А потом начала получать откровенное наслаждение от этой прогулки по улицам большого села — из многих, настежь открытых окон, на неё с восторгом пялились местные обитатели. И не только юнцы, первый раз в жизни видевшие молодую золотоволосую красавицу, в дорогом (что не из крашеной холстины — наверняка дорогое) наряде, да ещё со шпагой на боку. И от девиц, не желавших упустить подобное зрелище, хватало выразительных взглядов — только в них сквозил не восторг, а жгучая зависть. Понимали, что на фоне заезжей гостьи выглядят, мягко сказать, слабовато. Таша на своём боевом жеребце тоже смотрелась сногсшибательно, хотя её наряд, дополненный мастью коня и цветом волос, вызывал скорее робость, чем восхищение. Что поделать… простонародье любит простые аналогии. Весь в белом — стало быть, сторонник Светлого Эмиала, носишь чёрное — ну…

Управитель времени на подготовку к приёму гостей получил в достатке, поэтому встретил их на пороге своего дома.

— Какая честь для нас, госпожа волшебница!

Таша милостиво кивнула. По такому случаю она позаботилась надеть тонкий серебряный обруч со светло-зелёным, под цвет глаз, изумрудом. Увы, не «горящим». В обычное время подобных украшений девушка не носила, но обстановка требовала…

Надменно кивнув, Таша, опершись о руку арШана, спрыгнула с коня. Мгновением позже спешилась и Альта, чуть неловко — шпага зацепилась за упряжь. Слава Эмиалу, хоть не упала.

— Твоё имя?

Голос волшебницы звучал чуточку прохладно. Пусть она здесь и гостья, но если лавочник или трактирщик, скажем, служат тому, кто платит, то управитель служит Святителю и, тем самым, ещё и Ордену. Желательно, чтобы об этом не забывали.

— Гешар Тит, сиятельная! — его глаза лучились преданностью.

Таша знала, что такое обращение уместно, скорее, в адрес высшей элиты Ордена. И управитель это знал. С одной стороны — немного лести, с другой — молчаливое согласие эту лесть принять. Тит не дурак, дураки на подобных постах подолгу не задерживаются, стало быть, понимает, что орденская волшебница прибыла сюда не из праздного любопытства и уж точно не проездом — тогда отправилась бы прямиком в таверну. Следовательно — будут неприятности, поскольку волшебница Света не явится в гости лишь для того, чтобы сообщить какую-нибудь столичную сплетню или порадовать управителя вестью о снижении налогов.

Торопливо, пока гостья не начала серьёзный разговор на пороге (мало ли, вдруг дело отлагательств не допускает), управитель затараторил:

— Милостью Святителя и Ордена, я управитель села Лесное. Вы и ваши спутники, не иначе, устали с дороги, сиятельная. Снизойдите до скромного угощения, посланного нам Эмиалом. Уж и вода согрета, нынче лето сухое, дороги пыльные. Нижайше прошу не отказать.

Снова кивок. Слова тут излишни, тем более, слова добрые — хватит и того, что волшебница Несущих Свет принимает приглашение. Тут же подбежали слуги, приняли поводья коней. Не стоило сомневаться — их обиходят со всем прилежанием. Хозяин тут же отступил в сторону, снова поклонился и распахнул перед гостьей дверь.

Как выяснилось, Эмиал неплохо позаботился об угощении для путников. Стол ломился от пусть и не слишком разнообразных, но с душой приготовленных блюд. Однако Таша, лишь пригубила вина — наверняка отменного по местным меркам, но безнадёжно посредственного в сравнении со знаменитыми экземплярами личной коллекции арГеммита — и притронулась к еде ровно настолько, чтобы соблюсти приличия. Эта сдержанность в полной мере была компенсирована Кайлом, который, как и любой молодой мужчина в его возрасте, никогда не упускал случая хорошо поесть и выпить.

— Могу ли я узнать, сиятельная, какое дело привело вас в наши края?

— Можешь, — Таша отставила бокал. — Девять лет назад в этом селе появилась девочка-сирота…

— Как же, сиятельная, помню, помню… — заторопился Тит, и тут же расплылся в льстивой улыбке. — Её потом в Школу Ордена увезли. Какая честь для нашего скромного села. С той поры и не видел я ту девочку, уж и не знаю, жива ли она.

— Жива, — голос Альты прозвенел то ли сталью, то ли льдом. — Не узнал меня?

По враз побелевшему лицу управителя поползли красные пятна. Таша мысленно сделала себе заметку выспросить потом Альту, чего это Тит так испугался? Хотя догадаться несложно — видать, несладко пришлось сироте, и управитель к этому руку приложил. А то и ногу. Интересно, чего он сейчас ожидает? Мести? В принципе, это не в обычаях Ордена, но сердцу не прикажешь. Скажем, нынешний статус Альты в качестве ученицы (навечно, поскольку никто её не исключал, но и продолжать обучение не собирался) формально не позволяет ей приказать мужикам повесить или, как вариант, прилюдно высечь сельского управителя… да и, если на то пошло, любого другого мужика или бабу. Но это формально — а на практике всё зависит от того, насколько немил Тит односельчанам. Если многим насолить успел — то и по приказу простой ученицы отделают так, что мало не покажется.

— Г-госпож-жа… — наконец смог из себя выдавить управитель. — Я так рад…

— Раньше при виде меня ты радости не испытывал, если я правильно помню, — прошипела Альта.

Леди Рейвен с нескрываемым интересом посмотрела на воспитанницу. Сейчас девушка напоминала взбешенную кошку — глаза горят, шерсть вздыблена, когти выпущены, лапа готова в любой момент нанести удар. В такой ярости Таша её ещё никогда не видела.

«О, Эмиал, да она же его сейчас прикончит!»

— П-простите, г-госпожа… если чем обидел… я… всё, что угодно…

А вот в этом он прав. Явись сюда Альта просто так, одна, разговор вполне мог бы оказаться иным. Ученица Ордена — персона не малозначительная, но и падать перед ней на колени Тит вряд ли стал бы. Простой селянин — возможно, но уж никак не управитель. Но девчушка (что ж он ей сделал-то?) явилась в сопровождении воина и волшебницы, носящей обруч с камнем. Тут уж, если дело плохо повернётся, и заступничество Служителя из местного Храма может не спасти.

— Обидел? Ну что ты, Тит, — в голосе послышалось шипение. — Разве можно счесть обидой, если на ребёнка, посмевшего взять яблоко из твоего сада, спускают собак?

«Интересно, а Лейра знала об этом случае, когда забирала девочку из села? Может и знала, но вряд ли приняла близко к сердцу. Госпожа Попечительница не отличалась бесконечной добротой, особенно в отношении тех, кто не отобран для её любимой Школы. Вот если бы Тит после отбора хотя бы косо посмотрел в сторону новоиспеченной ученицы, ему бы пришлось несладко.»

Внезапно с лицом Альты произошла новая перемена, столь же резкая, но куда менее пугающая. Ярость исчезла, пухлые губки улыбались — ну просто милая девочка, само обаяние.

— Ответишь на вопросы со старанием — прощу. Будешь юлить — язык отрежу.

При этом голосок был ласковым, но сказано было настолько серьёзно и многообещающе, что Тит покрылся холодным потом.

— Д-да, госпожа, всё, что пожелаете…

— Остынь маленько, вон, вина глотни, — буркнула Таша, адресуя реплику хозяину дома, одновременно глазами приказывая спутнице не увлекаться. Немолод управитель, ещё пара таких трюков, и у старика вполне может сердце не выдержать.

Тит вцепился в здоровенную чашу с вином с таким рвением, словно тонул — и сам Эмиал прислал ему на помощь бревно. Выхлебав чуть не половину, заливая попутно одежду и пол, управитель наконец перевел дух и уставился на Альту и Ташу (как он умудрился смотреть сразу на обеих и не приобрести при этом пожизненное косоглазие, так и осталось для леди Рейвен загадкой) по-собачьи преданным взглядом. Только что хвостом не вилял…

— Обозы торговые к нам нечасто заглядывают, — говорил Тит почти спокойно, временами степенно прикладываясь к чаше с вином, но Таша видела, что пальцы у управителя чуть заметно подрагивают. Видать, и впрямь решил, что обиженная сирота, выбившаяся в орденские ученицы, с него шкуру спустит. — Живем-то мы, сиятельная, сами видите, не на большом тракте. Опять-таки, Торнгарт недалече… кому что дорогое купить надо — тот уж сподобится в город съездить, три дня пути всего, ежели не торопиться. Опять же, лавка в селе большая… как у арЛемада сына в орденцы забрали, он поначалу совсем дела забросил.

Управитель поскреб жидкую бороденку, затем снова опустил нос в чашу. Альта и Таша коротко переглянулись — забавно получается, судя по имени, этот местный торговец в своё время на службе Ордену мечом махал, иначе приставку «ар» к отцовскому имени ни за что бы себе не позволил, с этим в Инталии довольно строго. Почему на покой ушел?

— АрЛемад, он вообще со странностями, — видимо, Тит заметил переглядывающихся девушек и поспешил пояснить, пока спрашивать не стали. — Говорят, хорошим воином был, белого плаща удостоился. Только в какой-то драке ему так шестопером по шлему съездили, полгода пластом лежал, говорить не мог. Потом оклемался маленько, но служба уже не пошла, как на коня залезет, да вниз, на землю, посмотрит, тут же под копыта и валится. Деньжат прикопил к тому времени, лавку вот построил.

Тит причмокнул, словно и сам в той торговле некоторую долю имел. Хотя… вероятно, что-то и в самом деле имел, всё, что в селе делается, мимо управителя да Служителя Храма пройти никак не может. И если Служитель долю имеет по закону, то управителю, дабы что-то сверх положенного урвать, лисицею крутиться надо. А уж простаком уважаемый Гешар Тит не выглядел.

— Лавка, сиятельные госпожи, и в самом деле знатная, — теперь он именовал «сиятельной» не только леди Рейвен, но и её спутницу, справедливо решив, что немного (а лучше много) лести не повредит, — почитай, в округе самая большая. Опять-таки, торговым людям сюда товар вести невместно. Много ли навару, когда или арЛемад что получше скупит, да потом тем же торговцам за полторы цены всучить попытается, или сами хозяева в город свезут. Мороки немало, да только в городе расторговаться получше можно, арЛемад — мужик себе на уме, прижимистый, с него много не стрясешь. Вот и выходит-то, что обозы в наших местах редко бывают, разве что кто дело плохо знает, или в Торнгарте цена плохая, вот и шарят по селам, где что взять подешевле, да своё продать хоть бы не в убыток.

— Ты о том обозе говори, — Альта вроде бы и улыбалась дружелюбно, но так улыбается хорошо обученный пес, встречая незваного гостя. Вроде и не рычит — а клыки наружу.

— Дык, я ж и говорю, — Тит поерзал на лавке, при этом отодвинувшись от девушки чуть не на ладонь. — Времени сколько прошло, всего и не упомнишь.

— А ты постарайся, — сухо посоветовала Таша.

Говорливого (от страха, что ли) управителя надо бы поторопить, иначе воспитанница окончательно взбесится. Что на неё нашло-то? Вернее, чем Тит её в прошлом так допек? Собак спустил? Так это дело обычное, если кто в твой сад или огород забрался, науськать на него пса — самое дело. И собаке наука, и воришке долгая память.

— Обоз этот аккурат десять лет тому как в наших местах объявился. Точно говорю, не девять, а уж десять. В тот год как раз крышу на…

— Про обоз!

— Ну да, так о чём и говорю-то. Обоз так себе, прямо скажем, дрянь, а не обоз. Две телеги, в каждой по одной лошади. И людишек-то почитай, смех один. Купчина сам-друг, да баб с ним четверо, да детишка вот одна была.

Таша мысленно согласилась с управителем, что обоз этот и в самом деле слова доброго не стоил. Везти хоть сколько-нибудь приличный товар практически без охраны — двое мужиков для такого дела мало, а баб никто и считать не станет — дело глупое. Или товару было немного и плёвого, или кто-то из мужиков себя непобедимым воином считал. Такое бывает, только вот опытные бойцы потому и до опыта дожили, что знают — на любого умельца может найтись не меньший мастер. Или не мастер, зато с арбалетом или луком. Пожалуй, это походило на попытку своё дело начать — сначала налегке пути разведать, выяснить, где в каком товаре нехватка, а там можно и серьёзный караван собрать, пусть и на заёмные, для начала, средства.

— Торговлишка у них тут не пошла, — глубокомысленно сообщил Тит. — Да и товар, скажу я вам, сиятельные госпожи, в наших местах не самый нужный. Железо кой-какое, старое…

— Оружие?

— Не, всякое железо… скобы там, гвозди разные… да я не присматривался особо. Железо-то паршивое, ржавое изрядно, а в местах наших, сиятельные госпожи, железа хватает. Почитай, в болотах его немало добывают, да и Орден, пусть ведёт его свет Эмиала, ежели заказ какой даёт, так непременно потребный материал привозит.

Таша коротко кивнула, соглашаясь. Своих мастерских у Ордена хватало, и доспехи делали настоящие умельцы. Но железа всегда требовалось больше, чем имелось рабочих рук, и всякую мелочь — гвозди, подковы, хозяйственный инвентарь и прочее добро та же незабвенная Мара, твёрдой рукой правившая Школой Ордена, предпочитала заказывать не в орденских мастерских, а на стороне. И дешевле, и быстрее.

— А кузнец-то у нас знатный, какое попало железо не возьмет, побрезгает. Он ещё при отце моём…

— Про обоз!

— А, ну про обоз, оно так… — Тит почесал затылок, глотнул вина, затем с обидой поглядел на опустевшую посудину и торопливо налил себе ещё. — Так они и не расторговались, дальше поехали. Там, в полудне пути, сельце стоит, маленькое, кузнеца у них-то и нет, тамошние к нам ходють, а то и дело, наш-то кузнец…

Поймав взгляд волшебницы, Тит подавился очередным комплиментом в адрес неведомого кузнеца и продолжил, уже почти по делу.

— Ну и поехали. В лесу, знамо дело, неспокойно было, пошаливали лихие люди. Но мы-то знаем, а пришлые… кто ж им скажет-то. Ежели бы спросили, оно конечно, так ведь молчком всё. Ну и поехали. А три дня как прошло, девчушка-то и пришла. Ну мы ж не звери, дитю приютили. А мужики в лес пошли, посмотреть, что там, да как. Ну и нашли… Уж и не знаю, чем тот купец разбойничков прогневил, может, за меч схватился, а то и юшку кому пустил. Ну те и озверели вконец. И купца, и мужика, что с ним ехал… да и баб тоже. Вот скажите, сиятельная госпожа, баб-то за что? Бабы-то справные, в теле… одна только всё на телеге лежала, то ли хворая, то ли с устатку.

— Тех, кто купца убил, нашли?

— Как же не найти, сиятельная, как же… почитай, по осени, как деревья листву сбросили, их и посекли. Солдаты орденские в наших местах случились, а с ними и белоплащник…э-э… в смысле, орденский рыцарь, пошли ему Эмиал верную руку и надёжный щит. Ну дык, кто-то из селян про тот обоз и брякнул. А рыцарь-то молод, горяч… посадил двоих ратников в телеги, приказал вещички поверх кольчуг натянуть, не богатые, но и не бедные, в самый раз чтобы… да в лес отправил… а другие его солдаты, вишь, кто за телегой той тишком пошёл, а кто и село наше окружил.

— Село-то зачем? — удивилась Альта.

Таша сокрушённо покачала головой. Это ж надо, вроде и взрослая совсем, заму… в общем, выглядит как взрослая, а соображает, как дитя.

— Потом объясню. Ты рассказывай дальше, Тит, рассказывай.

— Ну дык, разбойнички-то и попались на приваду, как мышь на сырный катышек. Там их и… того…

— Стало быть, про тот обоз больше ничего не знаешь? — прищурилась Таша. В том, что всей правды из управителя, хотя и подрагивающего от страха, вытянуть пока не удалось, она не сомневалась ни на мгновение. — Откуда они ехали, кто такие?

— Эмиалом клянусь, сиятельная, всё как на духу.

— Допустим. Ладно, говоришь, с кузнецом они торг вели? Ну-ка, пошли кого, пусть кузнец сюда идет, с ним поговорим.

Управитель не нашел в себе силы поинтересоваться, почему он должен пропахшего потом и дымом кузнеца тащить в свой чистенький дом. Тут же выполз из-за стола, бросился к двери, явно в восторге от мысли убраться, хоть бы и на время, подальше от орденских волшебниц.

— Сей же час приведу, сиятельная, сей же час. Слуги что, — бормотал он на ходу, — слуги, они ж напутают всё, сам приведу, уж чтобы наверняка…

— Альта, чем ты его так напугала?

Девушка невинно улыбнулась, неспешно извлекла из ножен тонкий недлинный кинжал и принялась неторопливо постукивать остро отточенным лезвием по столешнице, выковыривая из гладко оструганного дерева щепки.

— Когда он на меня собак спустил, да ещё калитку перед носом закрыл, чтобы убежать не могла, я только и успела, что на дерево влезть, а то искусали бы до смерти. Псы у Тита всегда злющие были, и на человека натасканные. Ну я ему с дерева и пообещала, что как вырасту, отрежу ему уши…

— И только?

— И… не только. Тогда-то он хохотал чуть не до икоты, а теперь вспомнил. Орденские волшебницы слов на ветер не бросают, это каждому известно. Госпожа, вы обещали объяснить, зачем рыцарь село окружить приказал?

— Это же очевидно…

Что в детских сказках, что в книгах, коими благородные дамы до слёз учитываются, разбойники — частые и желанные гости. Или разбойники благородные, храбрые до отчаянности, щедрые к друзьям. Или разбойники злобные — но такие в книгах подолгу не живут, обязательно найдётся кто-то благородный и храбрый до отчаянности, разбойников тех в мелкую стружку порубит, обязательно друга или девушку-красавицу от негодяев спасёт, да и неправедно нажитое добро, как водится,прикарманит. А то и друзьям раздаст, ибо тоже к друзьям щедр. Что поделать, каждый, кто про сильного да смелого читает, поневоле его образ на себя прикидывает, потому и не бывает такого, чтобы книгу про вора и подлеца писали.

Так что разбойники — дело в книге нужное и уместное. Правда, те, кто подобные книги или сказки сочиняют, часто ради красивостей и завлекательного повествования несколько от реальности отступают. Куда ни глянь — лесные злодеи живут в глухой чащобе, наведываясь к обжитым местам только чтобы резать да грабить. А нахватав добычи, снова уходят в леса или в болота…

Ну, бывает и так. От армии отбившиеся или позорно бежавшие солдаты, мужики, которых односельчане пинками и дрекольем изгнали, ещё кто-то… но нечасто. Добычу в лесу куда деть? Обрядиться в кинтарийские шелка, увешаться драгоценностями, выдуть захваченное пиво и вино? И жить в землянках, где под ногами вода хлюпает? Нет, не слишком это интересно получается.

Добычу необходимо продать — так, чтобы стража, которой любой разбойник что кость в горле, не пронюхала. Сбывать потихоньку, не привлекая внимания. Иногда — подальше от места, где добыча захвачена, как можно подальше. Пиратам с Южного креста в этом отношении легче, на островах у них добычу подчистую купят, хоть и за полцены — а затем пойдёт в тот же Кинт Северный вполне себе мирный торговый караван, чтобы добро на торги доставить. Лесной братии в этом отношении сложнее.

Да и что в лесу каждый день делать? Селян обижать? Так с них, селян, что взять-то? Воз сена и пару медяшек в тощем кошельке? И ради этой добычи шарахаться по лесу, рискуя нарваться на солдат?

Потому и редко устраивают разбойники скрытые в глубине леса, куда и не всякий охотник дорогу знает, тайные лагеря. В жизни зачастую всё гораздо проще. Живут тати в добротных избах, а на промысел выходят в ночи, да и то не часто, чтобы соседи ни о чём не догадались. Посмотришь на такого — вполне себе хороший хозяин, дом обустроен, жена по хозяйству возится, детишки во дворе бегают. Да и сам мужик то в поле горбатится, то в лес за дровами отправляется, то на охоту вместе с соседями идет. И мало кто догадается, что помимо обычных повседневных дел есть у этого человека и ещё одно занятие.

Богатые обозы — они ведь не из воздуха по велению богов появляются. Откуда-то в путь отправляются, через деревеньки и села проходят — а там, хочет купец или не хочет, а слушок пройдёт — куда направляется, да что везёт. Ну и охрану сосчитать, прикинуть, кто из воинов, сопровождающих караван, чего стоит. А уж если купец в таверне остановится на ночлег, тут и вовсе сведений мешок соберётся — чем расплачивался, тугой ли кошель, с опаской держится, или ничего не боится, носит ли кольчугу — всё для успеха тёмного замысла важно.

Что ж получается? А получается, что разбойные отряды, готовые до нитки обобрать неосторожного путника, большую часть времени живут по окрестным селам тихо и мирно, поджидая, пока хороший случай представится. Так что тот рыцарь, намереваясь разбойников ловить, поступил совершенно правильно. Село окружил — дабы никто из сельчан об его плане подельников предупредить не мог. Наверняка понимал, что если и не кто-то из разбойников, то уж пара их осведомителей наверняка поблизости найдётся.

— То есть, — скрипнула зубами Альта, — ты хочешь сказать, что тот обоз в засаду попал, потому что местные её и организовали?

— Надеюсь, ты не собираешься вырезать село под корень?

Девушка вздохнула.

— Когда вспоминаю, как я здесь жила, хочется вырезать. Может, не всех… но кое-кого — очень хочется.

За дверью послышались тяжёлые шаги. Тит нашел-таки кузнеца и доставил его для допроса с пристрастием.

— Думаешь, кузнец из той банды?

— Сомневаюсь, — покачала головой Таша. — Кузнецы, как правило — люди не бедные и очень уважаемые. Его я о другом расспросить хочу… хотя вряд ли он что полезное скажет. А вот насчёт разбойничьих пособников мы позже разберёмся. Если управитель о них ничего не знает, значит, он круглый дурак. А дураком Тит не выглядит.

— Сиятельная, дозволь войти? — в грохочущем басе, раздавшемся от распахнувшейся двери, подобострастия не было ни на грош. Слова — лишь дань вежливости.

Сразу стало понятно, что дом этот строился не в расчёте на стать заявившегося детины. В дверь, не такую уж и узкую, кузнец протискивался боком, да ещё сгибаясь в три погибели — притолока приходилась ему как раз на уровне глаз. Поприветствовав орденскую волшебницу, её спутницу и уже изрядно захмелевшего арШана, кузнец осторожно присел на жалобно скрипнувшую лавку.

Выглядел он весьма впечатляюще — здоровенный бугай в кожаном, во многих местах прожжённом переднике поверх столь же попорченного огнем кожаного полукафтана, распространял вокруг ароматы дыма, крепкого пота и горелого масла. Таша оглядела кузнеца с изрядным удивлением — мог бы и приодеться, не по своим делам же шёл, а на встречу с волшебницей. Или одержимый служебным рвением Тит прямо от горна мастера приволок?

— Чего изволите, госпожи?

Поначалу вспомнить события десятилетней давности кузнецу не удавалось. Затем, многократно потеребив короткую густую бороду, он кое-что из себя выдавил — в основном, в подтверждение слов управителя — что обоз был плохонький, а товар — дрянь.

— Каким тот торговец из себя был? Ну так я, госпожа волшебница, особо-то не присматривался. Одет небогато, прямо сказать, бедно. В торговле-то, госпожа волшебница, одёжка — первейшее дело, ежели одет, как нищий, кто ж с тобой торг иметь станет? Вот если бы…

Выслушав длинную тираду о том, как должен одеваться уважающий себя купец, Таша попыталась перевести русло беседы в нужное для себя направление.

— А те, что с ним ехали?

— Про тех и вовсе ничего сказать не могу, — не видал я их. Токмо с мужиком тем беседу вел, да не срядились.

Задав ещё с десяток вопросов и получив столько же ответов, то коротких, то пространных, но одинаково бесполезных, Таша махнула рукой.

— Ладно, ступай. Жаль, что не знаешь, откуда обоз этот приехал…

— Дык это… как же не знаю-то? Вы, госпожа волшебница, всё про странное толкуете, как одет, да каков с лица, да не поминал ли чего про дитю, что с обозом ехала. Разве ж я про такое знаю? Наше дело простое, он мне товар, я ему — монету, если товар нравится, или же путь со двора, если его барахло не сгодится ни для чего.

— Не зли меня, — очень вежливо попросила леди Рейвен. — Рассказывай, что про торговца знаешь. Откуда, как зовут, чего в краях наших делал.

— Имя не спрашивал, врать не буду. К чему имя-то? Не за столом мне с ним сидеть, а на торгу монеты-то любого имени важнее. Чего в село приехал — ясно, торговать хотел, в телегах барахла немало, да только как есть поганое. А вот откуда — из того тайны он не делал. Поморник, аж с Блута.

Заметив непонимающий взгляд Альты, наставница пояснила:

— Поморниками называют всякий сброд, что на берегу добром, которое море выбрасывает, побираются. Вообще говоря, занятие только на первый взгляд бессмысленное — в тех местах корабли нередко тонут, на берег немало разного попадает. Бывает, что кто-то из таких вот мужиков в одночасье богатым становится — то труп в дорогой кольчуге вынесет, то сундучок с серебром… Всякое случается. В большинстве своём они едва концы с концами сводят, а то и вообще от голода мрут, но меньше поморников от этого не становится. Я читала, что у них правила свои есть и берега на участки поделены. Зайдешь на чужое место, а ещё хуже подберешь что-нибудь — убить могут. А вот пираты поморников уважают, часто монетку-другую подкидывают, вроде примета такая. Говорят, по правилам — если поморник живого человека на берегу нашёл — обязательно поможет. А жизнь пиратская непредсказуема — сегодня ты на палубе и с добычей, завтра — за бортом, верхом на доске, и тешишь себя надеждой, что вынесет течением к земле.

— Оно так, госпожа волшебница, — прогудел кузнец. — Этот поморник и сказал, что его с насиженного места выгнали. Зашёл на чужой берег раз, зашёл второй. По-первости били только, потом сговорились и отовсюду гнать начали. Ну он, что накопить удалось, в телегу погрузил, да поехал нового счастья искать. В Инталии поморников отродясь не было, берега свободны, ходи да ищи себе добро. Честно работать эта погань не желает, ну да пусть его…

— А бабы с ребёнком?

— Да не знаю я, госпожа волшебница, как на духу говорю, не знаю. И не спрашивал… может, жена с сёстрами и дочкой, может — по дороге прибились. Кто их разберёт.

— Что ж, благодарю тебя, добрый человек, — Таша достала серебряную монету и протянула кузнецу.

Тот повертел монетку в пальцах, пожал плечами, словно удивляясь, за что это ему деньги перепали, поклонился и вышел, обдирая могучим телом косяки. Почти тут же в дверь скользнул Тит, нацепивший умильную до приторности улыбку.

Допрос с пристрастием, которому в течение последовавшего получаса подвергся управитель, принес свои плоды, пусть и не сразу. Поначалу Тит упорствовал, уверяя, что о лесных разбойниках ничего не знает, а если бы знал, не преминул бы своевременно доложить властям. При этом вид имел столь честный, что даже неискушенная в общении с подобными людьми Альта не поверила ни единому его слову. Леди Рейвен кивала, соглашалась — мол, доложить властям надо обязательно, это дело доброе — но постепенно мрачнела. Злить волшебников Ордена — вообще дело опасное, но большинство из них всё-таки умеют худо-бедно держать себя в руках. Леди Рейвен к этому большинству не относилась.

— Альта, там у меня в дорожной сумке несколько баночек в полотняном мешочке, принеси, пожалуйста.

— Сейчас, госпожа.

— И скажи мне, Тит, у тебя найдётся хорошая бритва?

— Найдётся, сиятельная, как же не найтись. Самая лучшая, из Кинтары привезена, — управитель явно весьма обрадовался смене темы. — Сами-то мы, сиятельная, бороды не бреем, это дворяне там, или ещё кто из рыцарей моду взял с голым подбородком ходить. Вы не подумайте, сиятельная, что я осуждаю, чай, не в глухом лесу живем, что такое мода — знаем. Да только…

Он осекся, мучительно задумавшись, зачем столичной волшебнице нужна бритва. Таша не стала дожидаться, пока Тит сообразит.

— Бороду мы твою брить не будем, — кивнула она. — И в самом деле, раз уж у вас тут модно с бородами ходить, зачем мужику красоту портить. Мы тебе немножко затылочек побреем, потом я там кое-что нарисую… а после этого, уважаемый, ты мне как на духу всё расскажешь. И про разбойников, и про сборы налогов, и про другие грешки. Есть у тебя грехи перед Эмиалом и Святителем? Есть, есть, не отвечай… сейчас ведь соврёшь, а как я с рисунком закончу, там уж твоей искренности можно будет полностью доверять.

Магия — удел избранных, но это не означает, что простой народ ничего о ней не знает. Любой мальчишка, делая человечка из глины, представляет себя могущественным волшебником, создающим голема. Ополченцы, возвращаясь к родным очагам, любят рассказывать о славных денечках — и о собственной удали, и о магах, обрушивающих на врагов потоки огня и льда. И об «оковах разума» знают многие — в Инталии пытки используются нечасто, только если сильного мага поблизости найти не удается. Здесь же, относительно недалеко от столицы, о пойманных душегубов руки никто марать не станет. Сам же управитель гонца пошлет — и через десяток дней прибудет маг, способный наложить «оковы». Таша прекрасно знала, что ничего особо сложного в этом нет — вот «путы разума» дело иное, это признак настоящего таланта.

Ну, а под «оковами» подозреваемый ничего не утаит… Пытки в этом отношении куда хуже, боль заставит человека себя оговорить в чём угодно. Да и не только боль… мать, не задумываясь, возьмет на себя вину сына, мужчина попытается защитить возлюбленную, брат пожертвует собой ради брата. Не всегда, разумеется, но такие случаи — не редкость. А государству не нужна жертва, ему требуется порядок и справедливость. Если вина не вполне очевидна, в дело вступает магия — и она обеспечит справедливость приговора.

Таша с тоской вспомнила, как её провели, словно девчонку, подставив здорового бугая, выболтавшего под «оковами» совершеннейшую чепуху. Да, страшные тайны и секретные секреты удержать в себе не получится, проблема лишь в том, чтобы человек знал то, о чём его спрашивают.

Несомненно, Тит имел за душой много такого, о чём ему не хотелось бы рассказывать волшебнице Ордена. Мало кто из управителей может похвастаться кристальной честностью, большинство живет по принципу «со Святителя не убудет», не видя ничего дурного в том, чтобы кое-что из налогов, подлежащих отправке в Торнгарт, оседало в их собственных сундуках. Немного, можно сказать, самую малость — но из этих крох и складывается благосостояние. А вот если эти вольности вскроются — тут как повезет. Наказание могут назначить и попроще — плетьми или изъятием имущества, изгнанием или каторгой. А если судья — в этой роли чаще всего выступает местный Служитель храма, с которым у Тита отношения были не из лучших — пожелает, то может потребовать и очищения пред ликом милосердного Эмиала… Ну а как очищение происходит, известно любому.

Стоит отметить, что костёр, открывающий заблудшей душе дорогу к истинному свету, в Инталии — дело нечастое. Скажем, за обычный грабёж или убийство виновника отправят в рудники или на плаху… если попросту не вздёрнут сразу, на месте преступления. Но покушение на налоги — это, по сути, покушение на власть Святителя, на его дарованные Эмиалом права. И вряд ли местный жрец будет благодушен, его понять можно — старость приближается, а место — не из доходных. Проявить принципиальность, жёсткость, да ещё перед селянами правильные слова произнести, чтобы поняли и на будущее запомнили — глядишь, кто-то из столицы заметит рвение.

А в том, что орденская стерва не ограничится вопросами о лесных разбойниках, Тит нисколько не сомневался.

— Н-не надо… сиятельная… всё скажу…

Из сбивчивого рассказа следовало, что (как Таша и предполагала) в каждом селе у грабителей были свои глаза, пристально наблюдающие за дорогами и обозами. Если верить Титу — ну, а не верить вроде бы и смысла не было, напуган управитель был до дрожи в коленках — в этом селе лихоимцев было лишь двое. Один — ещё зелёный пацан… вернее, тогда, десять лет назад, он пацаном был. Сейчас — мужчина зрелый, да толку с того.

— Помешался он тогда… я, сиятельная, и не знал, что он в лес ходит, как есть не знал, светлым Эмиалом клянусь. Уж потом, когда дело-то это случилось, оно и ясно стало. Здан — тот вообще не вернулся, вроде как на охоте сгинул, а этот припёрся… совсем дурной, заговаривается, каждой тени боится.

— Чего ж ты его выгораживал-то?

— Ну, это… — Тит потупился, но соврать под угрозой применения магии не посмел. — Племянник он мой, так значит. Сеструхи сынок… Тогда ведь сопляк-сопляком тогда был, какой спрос с него, а сейчас, гляди ж, как чего-то спужается, так или в штаны наложит, или забьётся куда-нибудь, хоть бы и в собачью конуру, и иначе, как булкой медовой его оттуда не вытащишь. А страшит его, почитай, что угодно. Грешно блаженного-то обижать… он, может, и поразбойничал всего-ничего, да и не убил никого.

— А помешался-то почему?

— Кто ж его ведает? Мы с сеструхой уж расспрашивать пытались, да после тех расспросов только портки вновь стирать. Видать, узрел что-то недоброе, вот и тронулся маленько. Видать, было от чего, Здан-то мужик был могучий и злой, его всё село стороной обходило. Ан гляди ж, сгинул. Правду сказать, сиятельная, я и сам с облегчением вздохнул, негоже такого соседа иметь. Я-то на него управу никак найти не мог, хоть и лютый, да никого до смерти в селе не зашиб, а если просто юшку из носа пустить или, к примеру, челюсть в драке свернуть — так это… ну, бывает. А вообще-то Здан мужик работящий был… чего его в лес-то потянуло, кто бы знал.

Таша пробарабанила пальцами по столу, затем повернулась к воспитаннице:

— Альта, так ты мешочек-то принеси.

— З-зачем м-мешочек? — снова начал заикаться и бледнеть Тит. — Н-не надо м-мешочек, сият-тельная, я всё рассказал, клянусь Светом…

— Ну рассказал и рассказал, — не стала спорить леди Рейвен. — А теперь пойди и племянника приведи.

— Наказать решили? — сообразив, что лично ему пока ничего не грозит, Тит немного приободрился. — Оно, конечно, правильно, да только блаженного-то пожалеть бы. Он и мухи теперь не обидит. Да и сеструха опять-таки… ведь овдовела давно, сынок, пусть и убогий, единственная радость в доме. Проявите милость, сиятельная, век с сестрой за вас Эмиала молить буду.

— Да не стану я его наказывать, — поморщилась Таша. — Задам пару вопросов, а повезёт, так и помочь смогу. Живо приведи племянника.

Управитель, кряхтя и вздыхая, отправился исполнять поручение. Альта принесла мешок с компонентами для заклинания и уставилась на госпожу. Та принялась неторопливо раскладывать на столе мисочки, пузырьки и пакеты с травами. Затем подняла глаза на воспитанницу.

— Вопросы у тебя на языке так и вертятся.

— Вы сказали, что сможете вылечить этого несчастного, госпожа?

— Вот как, несчастного, гм… а ты не забыла, что он причастен, возможно, к смерти твоих родителей?

Некоторое время девушка молчала, затем тихо пробормотала:

— Если причастен, я его сама убью.

— Ух ты, какие мы грозные, — рассмеялась волшебница. — Тебе так часто приходилось людей убивать, малышка? Ах да, я помню, приходилось. Так вот, дорогая моя, убить человека не так уж сложно, временами — так просто легко. Но не всякого… Если он угрожает твоей жизни или жизни тех, кого ты любишь, если крадёт у тебя на глазах твоё имущество, если просто творит зло, тебя особо не касающееся — всё это послужит оправданием и совесть тебя не попрекнёт. Или попрекнёт, но не то чтобы очень сильно. А вот прикончить слабого и беззащитного куда труднее.

— Но если он убийца?

— Десять лет страха — недостаточно суровое наказание? Впрочем, я не уверена, что смогу избавить его от болезни, хотя попробовать стоит.

— Вы будете накладывать на него «оковы», госпожа?

— Нет, к чему мне безвольная кукла. Да и подобное сумасшествие «оковами» не излечить.

Человек, которого привёл Тит, выглядел, мягко сказать, странно. Молодой мужчина лет двадцати пяти имел лицо, больше подобающее пятилетнему дитяти. Круглое, лупоглазое, немножко испуганное, изрядно перемазанное медом — Тит не соврал, здоровенный медовый пряник, похоже, примирил племянника с необходимостью предстать перед глазами сиятельных волшебниц Ордена… хотя вряд ли этот мужик осознаёт, где он и с кем.

— Садись вот сюда, на лавку у стены, — дружелюбно улыбнулась Таша. — Вкусный пряник?

— Вку-усный, — проблеяло великовозрастное дитятко, вгрызаясь в гостинец так, что мед потек по усам и реденькой бороде.

— Вот и славно. Ты кушай, кушай…

Руки леди Рейвен задвигались, губы шепнули первые слова заклинания, утягивающего человека в объятья сна. Альта вслушивалась в знакомый напев — ей самой эта магия была по-прежнему недоступна, но и опытный волшебник, уровня магистра, не способен погрузить в сон кого угодно. Подтолкнуть — это да, если человек устал и расслаблен, если мается от скуки или если болен, то магия сумеет найти путь к его сознанию. А вот, скажем, свалить в сон полного сил мужчину, сосредоточенного и настороженного, не удастся. В лучшем случае, выйдет немного затуманить взор, человек станет менее внимательным — поэтому эту магию редко использовали в серьёзном деле. «Сон» — удел лекарей…

Но тот, кто сидел перед Ташей, мужчиной был лишь с виду, а по сути — ребёнок ребёнком. Чтобы сопротивляться наведенной сонливости, нужна железная воля, а какая воля у полоумного… не прошло и минуты, как глаза дурачка закрылись, недоеденный пряник выпал из разжавшихся пальцев, на губах застыла блаженная улыбка.

— Где там твоя хвалёная бритва?

Тит принес требуемый инструмент. На затылке спящего был выбрит изрядный участок, после чего Таша принялась чертить на оголившейся, местами исцарапанной (бритва оказалась далеко не идеальной) коже элементы магической формулы. Затем начала плетение заклинания… поморщилась…

— Что-то не так, госпожа?

Вопрос был чисто риторическим, и без того ясно было, что заклинание ложится плохо, неохотно. Снова сказался больной разум пациента, «путы» — кружево тонкое и сложное, оно должно захватить сознание человека и подчинить его воле мага. Только вот с самим сознанием как раз и были проблемы, оно не особо подчинялось даже хозяину, что уж говорить о внешнем воздействии. Леди Рейвен повторяла формулу раз за разом, племянничек вздрагивал, когда магические знаки пронзали его болевыми спазмами, но не просыпался — «сон» держал его крепко, как никогда не смог бы удержать нормального взрослого мужика. Наконец нити плетения ухватили цель, и Таша тяжело опустила словно налившиеся свинцом руки — как и любое заклинание школы Крови, «путы» изрядно выматывали, а уж повторенные несколько раз подряд могли и сознания лишить. Грудь волшебницы прерывисто вздымалась, по вискам ползли капли пота.

Отдышавшись, Таша одним движением порвала паутину сна… мужчина тут же открыл глаза — теперь в них появилось вполне осмысленное выражение, и на волшебницу он смотрел с обожанием и преданностью. Прикажи она сейчас — и он выполнит всё, не задумываясь ни о чём, кроме как о наилучшем следовании полученному приказу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, госпожа.

Голос был вполне взрослым, не лепечущим, как ещё совсем недавно. И лицо… Тит смотрел на племянника, отвесив челюсть. Десять лет сумасшествия, десять лет он видел радость на лице родственника только вручив тому очередной пряник или медово-сахарный леденец — а теперь перед управителем сидел мужчина, спокойный и собранный, такой, каким его хотела видеть сестра и её покойный муж.

— Расскажи о нападении на обоз, в котором ты участвовал. Я так хочу.

Мужчина на мгновение задумался.

— Я понимаю, что это было давно, госпожа, но мне почему-то кажется, что это случилось вчера…

— Не думай об этом, просто рассказывай.

Его звали Микош, и к разбойникам его привёл дядька Здан, соблазнив будущей добычей. Парень был юн, едва пятнадцать стукнуло, но на девок уже заглядывался вовсю, особенно одна приглянулась, Рада, да только жили они с матерью небогато, в такой дом молодую жену вести соромно. А дядька Здан тут как тут — обещал, что Микош пригоршнями серебро грести будет, а на богатый подарок любая девка одобрительно посмотрит, да и родители её желали бы дочь замуж в богатый дом отдать. Толку от того, что у паренька в дядьях сам управитель ходит, Тит мужик прижимистый, своего не упустит и делиться не любит. Не голодает сеструха — то и ладно, на бедность, может, когда серебряшку и подкинет, но уж ублажать племянника деньгами, да ещё на подарки девкам, не станет точно.

Поэтому Микош и согласился — да и дело выглядело простым и нестрашным. Дядька Здан говорил, что и оружия доставать не придётся, обоз-то плохонький, ни охраны, ни защиты. Мол, всего-то и делов — показаться гуранскому торговцу, пугнуть его маленько… тот сам своё серебришко и отдаст, как миленький. И в самом деле, ну стоит ли из-за горсти монеток рисковать жизнью?

Здан цену монеткам знал — повел паренька к себе в дом, показал кубышку, наполненную серебром до половины. Столько денег Микош не видел никогда в жизни, ему казалось, что в глиняном горшке хватит серебра чтобы всё село купить, и ещё останется на пару небольших деревень. Дядька утверждал, что полгодика-год, и у Микоша у самого будет серебра не меньше, тут уж и подарок богатый невесте сделать сможет, и мать обиходить, и дом подновить.

В лес отправились задолго до рассвета — пришлый торговец только продрал глаза ото сна и, покряхтывая, вышел к возку, укладывать поудобнее почти не распроданный товар, даже не бросив взгляда в сторону Микоша. А тот, прихватив от отца оставшийся топор, бодро шагал к лесу, с трудом поспевая за дядькой Зданом.

Идти вышло недалече — грабители собрались на небольшой поляне у лесной дороги. Вместе с Микошем их было семеро, кроме Здана — все незнакомые. Двое — вроде как охотники, с луками, остальные кто с чем, у одного меч имелся, старый и порядком иззубренный, но от ржавчины тщательно очищенный. На взгляд юнца, этот мужик с мечом выглядел настоящим воином, суровым и умелым… а может, и был таковым — мало ли в окрестных сёлах тех, кому довелось воевать вместе с Орденом против извечных врагов Инталии. Микош, бывало, и сам подумывал о том, чтобы податься в солдаты — жаль, что ловцы-светоносцы его не выбрали и рыцарем Ордена ему не стать, ну так что же, и солдаты неплохо живут, едят от пуза, щеголяют в красивых кольчугах и с мечами. А война… ну где та война, о ней давно уж ничего не слышно. Если этот, с мечом, и воевал — то так, не по серьёзному, в мелких стычках, что происходят то тут, то там, довольно часто.

Вдалеке послышался перестук копыт — приближался обоз. Мужики (видно было, что дело для них не внове) рассыпались по кустам, лишь Микош остался стоять посреди поляны, пока дядька Здан на него не шикнул. Скукожившись вместе с дядькой за толстым стволом старого дуба, Микош с замиранием сердца ждал, когда всё произойдет. Сейчас идея грабежа уже не казалась ему такой привлекательной, и он лишь успокаивал себя мыслью о том, как подарит Раде что-нибудь эдакое, услышит её радостный смех и, если повезет, получит в ответный подарок поцелуй. Не на людях, но…

От сладких мечтаний его отвлек грозный рык дядьки Здана. Тот, как и планировалось, выполз на дорогу перед телегой, опираясь на тяжёлую дубинку. Микош вспомнил, что из села дядька уходил без оружия — видать, дубинку-то с прошлого раза в лесу припрятал.

Как водится, дядька Здан начал объяснять, что дорога здесь не ничейная, что за проезд по ней платить надобно. Повинуясь его команде, трое мужиков выбрались из кустов и встали за спиной у здоровяка, ещё двое показались позади телеги, отрезая путь к отступлению — зряшное дело, развернуть повозку на узкой, обрамленной кустами и молодыми деревьями дороге было не так уж и легко и, в любом случае, слишком долго. Микош стоял в своём укрытии, словно прилипнув к морщинистой коре дуба — он и понимал, что дядька рассердится и, глядишь, доли не даст, но ничего не мог с собой поделать. Ему было страшно.

Здан продолжал увещевать торговца, что расстаться с несколькими монетками — дело житейское и куда более простое, чем противиться очевидному.

И тут мужик, что правил лошадью, отбросил рогожку и вытащил арбалет. Взведенный.

Наверное, этот торговец и в самом деле был глуп. Арбалет — штука неплохая, если у тебя один враг, и этот враг ждёт, пока его подстрелят. Но против семерых… ну, пусть шестерых, арбалет — это только способ как следует разозлить разбойников, заставить их схватиться за оружие. Вряд ли пришлый этого не знал… скорее, просто не подумал. Тренькнула тетива — целил-то он, может, в дядьку Здана, да не попал. Стрела мимо пролетела, и ударила прямёхонько в живот тому самому мужику с мечом. Мужик сложился пополам и завыл — Микош хоть и был ещё молод, но знал, что стрела в животе — это очень плохо, не всякому выжить доведётся. Маги помогли бы, да и местный жрец Эмиала травы изрядно знал, вот только пойди объясни, откуда арбалетная стрела в брюхе взялась. Арбалет — оружье воинское, с ним на охоту мало кто ходит.

А торговец, бросив арбалет, уже тащил с телеги здоровенный ржавый колун. Бабы у него за спиной визжали, словно их уже режут, второй мужик — то ли родственник, то ли просто помощник, кто их разберёт, тоже ухватился за топор. И прыгнул на дорогу к тем двоим, что сзади подошли. Ну, они-то ждать не стали — один из лука стрельнул, и тот, что с обоза — свалился, стрела аккурат в горло вошла, Микош со своего места хорошо видел. Знамо дело, охотники, они птицу влёт бьют, что тут в человека с десятка шагов попасть.

Купец трусом явно не был, с топором на дядьку Здана бросился — да не просто так, а чтобы на стрелу не нарваться. Но это ему не помогло, против доброй дубины топором много не навоюешь, дядька пару раз хрястнул — пришлому и хватило.

Мужики от крови звереют… и от чужой, и от той, что пролили их подельники. А уж дядька Здан — тот и без крови чумной, а тут вообще как с ума сошёл. Подскочил к телеге, бабу, что громче прочих визжала, дубиной по голове стукнул, затем вторую, ещё одну на землю стянул, да принялся её ногами пинать. Тут и остальные подбежали, кто за лошадь уцепился, кто в телеге рыться начал…

Вот тогда всё и произошло.

Микош говорил спокойным размеренным голосом, словно пересказывая услышанное от кого-то другого, но присутствующие понимали, что именно увиденное там, на лесной дороге, и заставило разум молодого парня на десять лет спрятаться за щитом безумия.

Одна из женщин — та, что была с ребёнком — подхватила девочку на руки и попыталась бежать. Но легко ли убежать в лесу от обозлённого мужика, да ещё и с дитём. Догнали её сразу же… баба уронила ребёнка, выставила перед собой руки, и…

— У неё были чёрные руки, — неторопливо рассказывал Микош. — Совсем чёрные, словно в смоле вымазанные по самые локти. Она их вперед выставила, и с пальцев что-то вроде веревок потянулось, как раз с палец… одна веревка в грудь дядьке Здану попала… он заорал, словно огнём его жгло, а в груди дыра образовалась, кулак просунуть можно, да насквозь… Вторая веревка мужика с луком по руке хлестнула… ну лук-то он на телегу положил, когда в добре рыться собирался, так что у него только нож и был… и рука сразу отвалилась, а потом чёрная веревка дёрнулась, и мужика того пополам перерезало… А другой, который с луком — он в бабу ту выстрелил, и бежать… Попал или нет, я не знаю, сам убежал, госпожа.

— Ясно, — Таша старалась не смотреть на воспитанницу, в десятый наверное уже раз жалея, что вообще затеяла эти поиски. Не стоит девочке выслушивать столь подробный рассказ о том, как убивали её родителей. Вернее, был ли кто-то из мужчин отцом Альты, ещё вопрос, но то, что женщина с чёрными руками явно приходилась ей матерью, сомнений не было. — А теперь слушай меня, Микош. Это был просто сон… плохой сон… ты его очень испугался, но я хочу, чтобы ты больше не боялся этого сна. Ты понял, Микош, я очень хочу, чтобы ты перестал бояться этих воспоминаний.

— Да, госпожа, я понял.

— Вот и хорошо. И ещё я хочу, чтобы ты никогда больше не покушался на жизнь или имущество других людей. Ты меня понял?

— Понял, госпожа.

— А теперь иди домой.

— Как прикажете, госпожа.

Мужчина поднялся и направился к двери. Дождавшись, когда за ним закроется дверь, управитель вдруг упал на колени и явно вознамерился поцеловать сапог волшебницы. Та лишь чудом успела отдернуть ногу.

— Теперь ты с ума сошёл, Тит?

— Чудо! — прохрипел он. — Я видел чудо, сиятельная, ты одними словами вылечила моего племянника, век за тебя молиться буду!

— Да какое это чудо, — фыркнула Таша. — Обычная магия… он, если ты ещё не понял, любой мой приказ сейчас выполнить готов. Я сказала забыть — он и забудет. Я сказала не бояться — и страх уйдет. Ненадолго, двадцать дней, месяц… потом надпись у него на затылке исчезнет и заклинание угаснет.

— И он… снова?

— А вот это — как повезёт. Постарайтесь за эти дни завалить его работой, и найдите парню молодую девку. Можно в столицу свозить, пусть просто по сторонам поглазеет. Он десять лет жил одним-единственным воспоминанием, сделайте так, чтобы новые впечатления вытеснили старые страхи.

Возвращение в замок прошло без приключений. Альта выглядела задумчивой, полностью погруженной в себя, снова и снова переживая услышанный рассказ. Девочка знала, что её родители погибли, знала это уже давно, хотя некая надежда, иррациональная и идущая не от разума, а от сердца, всё равно оставалась. И теперь, после рассказа неудавшегося разбойника, эта надежда рассыпалась в прах.

А её наставнице не давала покоя та часть рассказа, что касалась чёрных плетей, убивших лесных грабителей. Смерть всегда ходит с разбойником рядом, как неизбежная плата за возможность получить лёгкую добычу. Не каждый путник философски смотрит на возможность остаться без кошелька — некоторые мешочек с монетами ценят не меньше, чем собственную шкуру. От жадности или от излишней (иногда — вполне оправданной) уверенности в своих силах пытаются защитить сбережённое добро — и тогда всё зависит от мастерства, бесшабашной отваги, наглости и изрядной доли везения. Среди грабителей герои встречаются редко, много ли требуется храбрости, чтобы превосходящими силами стребовать мзду с заведомо более слабого противника? Серьёзный отпор — и мужичьё, вышедшее на большую дорогу, бросится бежать, сберегая свои жизни для будущих удач. Но и наоборот случается, первая пролитая кровь может нагнать страху, но может и вызвать бешенство.

В данном случае лесная шваль встретилась с серьёзным противником. Но почему эта волшебница не перебила их сразу — при первых же признаках угрозы? Почему допустила гибель спутников? И, во имя богов, что она сделала? Ни в одной из прочитанных книг не было и намека на столь странное проявление магии. Чёрные веревки-плети, мгновенно кромсающие живую плоть. Творец Сущего? В нищем обозе? В компании с убогим поморником? Этого не может быть, Творец Сущего — высшая ступень, которой может достичь волшебник, и достигается эта ступень через совершенство во владении магией стихий во всём её многообразии. Шесть-семь необученных крестьян? Любая адептка, вышедшая из Школы Ордена, перебила бы их в течение полуминуты, и уж точно не дала бы застрелить себя. Опытные воины — дело другое, прошедший хорошую подготовку боец имеет некоторые, пусть и незначительные, шансы справиться со средним магом даже в стычке один на один.

Интересно, эта женщина была матерью Альты или просто пыталась спасти невинное дитя от рук бандитов? Первое более вероятно, только мать в критической ситуации в первую очередь попытается спасти ребёнка и лишь потом — себя.

Знать бы, что скажет Метиус, если леди Рейвен захочет посетить Гуран? Просто назовёт её дурой или прикажет поставить у ворот замка стражу? С него станется сделать и то, и другое — но, рано или поздно, в Блут придётся отправиться. Во-первых, Альта просто не переживёт, если не попытается выяснить о своём прошлом всё до последней детали. Во-вторых, сама Таша была с воспитанницей в этом стремлении полностью солидарна.

Замок встретил хозяйку спокойно и чуточку равнодушно. Кастелян выбежал на крыльцо, готовясь вывалить на леди ворох мелких и крупных проблем, но, увидев усталое лицо госпожи, лишь вздохнул и ограничился поклоном. Лайша торопливо накрыла на стол, громогласно сетуя, что хозяев не ждали, а потому и еда проста и недостойна благородной леди.

Порядком вымотавшаяся в пути Таша готова была ужинать чем угодно… или не ужинать вообще. Чан с горячей водой и теплая постель — вот, что сейчас требовалось ей больше всего. Кайл арШан выглядел относительно бодро, а Альту вообще пришлось буквально на руках нести в спальню, последние полчаса она ехала с закрытыми глазами, и только внимание молодого воина не позволило ей свалиться под лошадиные копыта. Мысленно Таша пообещала себе попросить мастера Ларзена приналечь на тренировки, девчонка — если намеревается очертя голову броситься в водоворот приключений — должна стать более выносливой.

Ужин прошел в спешке, а затем… вот оно — маленькое, но такое нужное счастье. Огромный чан, над которым плавно поднимается лёгкий парок, нежнейшая перина и…

И дикий, захлёбывающийся крик на рассвете.

Глава седьмая Ангер Блайт. Торнгарт

Таша бросила ещё один тоскливый взгляд в сторону постели и попыталась смириться с мыслью, что поспать больше не получится. Во двор вышел Ларзен, как обычно бодрый и полный сил. За ним, след в след, плелась Альта, нагруженная тренировочным оружием, наверняка бормоча себе под нос что-то в меру грубое. Таша присмотрелась — парочка направлялась в сторону конюшни. Сегодня мастер будет обучать девчонку премудростям боя верхом, следовательно, Альта вернётся в предельно дурном настроении и с ног до головы в грязи. Но, надо признать, она молодец, от занятий отлынивает в меру… ну, если подумать, ничего удивительного в этом нет, пообщавшись с наставницей, девочка крепко усвоила простую истину — хочешь нормально жить, учись защищаться.

А что может обеспечить защиту молодой женщине? Деньги, магия, оружие или муж… хм…

Леди Рейвен мысленно поставила рядом с Альтой молодого арШана. Пожалуй, парочка смотрится неплохо, но если уж с головой окунаться в сводничество, то следует признать — простой воин, не имеющий за душой ничего, кроме получаемого от Ордена содержания, не лучшая партия для воспитанницы. Да, формально девчонка бедна, как мышь в подвале храма Эмиала — в том смысле, что, хотя вокруг в избытке золота и серебра, богатство это скромной серой мышке не принадлежит. Да и сама Таша не в том положении, чтобы обеспечить Альте хорошее приданое и необходимое для успешного брака положение в обществе.

Но время ещё есть, и многие вопросы могут решиться — или сами собой, или при некотором активном воздействии. Нет, кандидатуру арШана следует решительно отодвинуть в сторону. Ладно бы, проявись между молодыми людьми какие-то чувства, но пока огонек любви не затеплился, лучше, что бы до этого дело и вовсе не дошло. Определённо, стоит вместе с Альтой поехать в Торнгарт, встретиться с Метиусом и поставить вопрос ребром — или он находит для своей протеже подходящее занятие (в смысле, интересное и денежное), или же Таша найдёт себе приключение сама. Такая угроза на арГеммита должна произвести впечатление.

Таша поёжилась и принялась неторопливо одеваться. Кастелян не самоубийца, в такую рань к хозяйке не заявится. Придётся идти его искать — чем раньше она разберётся с накопившимися делами, тем лучше. А потом можно будет взять лошадей и отправиться на прогулку. Альта, безусловно, будет недовольна — ещё не отошла от поездки. Странно, но у неё почему-то присутствует некая нелюбовь к лошадям… вернее, лошади как раз девчонку обожают, и Мрак косится без обычного недоброжелательства, хотя к себе пока не подпускает. А вот сама Альта к верховой езде относится без восторга, и с этим надо что-то делать, благородная леди (или девушка, которой необходимо выглядеть благородной леди) должна сидеть на лошади мило, изящно и непринужденно. И вообще, надо бы заняться воспитанием Альты немного в другом ключе. Магия, история, литература — это неплохо, но, чтобы найти по-настоящему удачную партию, необходимо нечто большее, чем несколько сотен прочитанных и запомненных книг. И яркой внешности тоже недостаточно.

Интересно, что на сегодня ей приготовит кастелян? Опять сверхважные хозяйственные вопросы, одна мысль о которых вызывает зевоту?

— Госпожа, — из-за угла вынырнул мальчишка. Его одежда когда-то была опрятной, но сейчас явно свидетельствовала, что паренек только что занимался на кухне очень нужной, но не очень чистой работой. — Госпожа, там эта… балагородный господин пожаловали… вас просють.

— Что за господин?

— Так не знаю, госпожа, не нашенский вроде… токмо точно балагородный, с мечом.

Леди Рейвен приподняла бровь. Время для визита было, мягко сказать, не самое удачное.

— Где он?

— Дык в большом зале, ясное дело. Кто ж его в другое какое место пустить, хоть он и балагородный!

Паренёк пыжился от гордости по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, он в замке свой — а значит, на голову выше остальных селян или даже «балагородных», которые тут могли быть просителями, гостями, наказуемыми… в общем, кем угодно — но только не «своими». И, во-вторых, сегодня ему поручено передать сообщение хозяйке — стало быть, первый шаг на пути от прислуги к слуге сделан, радужное будущее не за горами. Глядишь, хозяйка заметит, оценит, сама что-нибудь поручит… а уж он постарается!

А может, ни о чём таком кухонный мальчик не думал. Просто радовался, что на время грязная работа сменилась необременительной ролью гонца.

Большой зал не вполне оправдывал своё громкое название. В принципе, здесь хватило бы места для двух-трех десятков гостей, но не более — всё-таки Рейвен-кэр был и оставался военным сооружением, пусть старым и ветхим. Те, кто возводили замок, меньше всего думали о приёмах и балах — куда важнее была способность противостоять врагам. А друзья собирались в этих стенах не ради танцев, предпочитая шумное весёлое застолье. Пышным балам место в столице… да и если бы Таше вдруг взбрело в голову устроить самый настоящий приём — кого пригласить? Не управителя с супругой же, в самом деле.

Так что пиршественный, он же «большой» зал, как правило, пустовал. Иногда — если просителей было много, а погода на улице не радовала, кастелян пускал ходатаев сюда — в такие дни леди Рейвен приходилось торжественно сидеть на отцовском троне, иначе говоря, на крайне неудобном деревянном резном кресле, установленном на возвышении в дальнем от дверей конце зала.

Войдя в зал, Таша замерла на пороге и почувствовала, что медленно закипает. Пальцы правой руки сложились щепотью — весьма дурной признак с точки зрения тех, кто знает жестовую составляющую боевой магии. Причина была проста и, в то же время, потрясающе нелепа — высокая фигура по-хозяйски расселась (видимо, за неимением альтернативы) на фамильном троне Рейвенов и даже не попыталась встать при появлении владелицы замка.

Не то, чтобы Таше было жалко рассохшегося кресла, но, демон раздери этого нахала, существуют же какие-то приличия!

— Я надеюсь, — прошипела она, — что объяснения будут краткими и доходчивыми.

Человек на троне поднял голову. Факелы в зале никто не зажигал, узкие окна плохо пропускали свет — рассмотреть лицо нахала было совершенно невозможно. Незваный гость молча разглядывал хозяйку, явно не собираясь покидать кресло.

— Я не отличаюсь терпением, — сквозь зубы сообщила Таша, предусмотрительно оставаясь в дверях.

Кем бы ни был посетитель, он явно не относился к числу трусов. Войти в чужой дом и усесться в хозяйское кресло без разрешения было несусветной наглостью само по себе, но в данном случае о назначении деревянной резной конструкции догадаться было несложно. Так что имеет место либо попытка прямого оскорбления, либо… либо просто издевательство. Если оскорбление — гость дождётся её вызова, дабы получить право на выбор оружия, или же сделает вызов сам. Ну а если это лишь злая насмешка…

Ее пальцы были уже готовы завершить движение и всадить в грудь нахала «стрелу мрака». Игра с огненными или ледяными заклинаниями в помещении — верный способ изрядно повредить и без того траченные молью гобелены, а то и спалить трон. При всём его неудобстве, онсимволизировал, в какой-то степени, власть лорда. Теплых чувств к деревяшке Таша не испытывала, но и портить имущество не собиралась. А «стрела мрака» ничему не повредит… она смертельна только для живого.

Человек, по-прежнему не вставая, развёл руками.

— Ну что поделать, — до боли знакомый голос прорезал застоявшийся воздух тронного зала, отражаясь от стен и возвращаясь чуть заметным, но несомненным эхом, — у вас тут определённо негде присесть, леди. Неужели посетители вынуждены приветствовать хозяев исключительно стоя?

Пальцы разжались, «стрела», так и не успевшая родиться, снова вернулась в разряд «заготовок», отложенная до лучших времен. Таша почувствовала, как вдруг предательски задрожали колени.

— Ангер…

— Ну, а после этого примечательного сражения ничего достойного внимания и не было. Наш друг Хай благополучно доставил меня в Сур и, как мне кажется, не испытывал особого сожаления от расставания.

— Сур — Орденская крепость, к тому же там вечно толкутся маги Альянса. Не слишком рискованно?

— Во имя… — он сделал паузу, затем вздохнул, — во имя богов, леди Рейвен, ну мне ли учить опытнейшую шпионку? Если бы корабль пристал ночью к пустынному берегу, уже через несколько часов там всё кишело бы патрулями Белых плащей. С тех пор, как уважаемый Комтур Зоран объявил себя защитником мира, война вспыхнула с новой силой. Только тихая такая война, без сражений.

— Можно подумать, в гавани шпионов не высматривают.

— Ну как же без этого… Но в гавани затеряться легче. Да и Хай не из дураков, ему не нужна дурная слава. Поболтались вдали от берега, подождали крупного каравана и вошли в порт одновременно с ним. На пристани толчея была — любо-дорого поглядеть. Там не то, что одинокому человеку, там небольшой армии потеряться было впору.

— А почему ты поехал сюда?

— Не рада?

Таша замолчала — ей почему-то казалось правильным ответить на этот вопрос совершенно искренне… но вот как раз с искренностью получалось плохо. Она и сама не знала, что сказать. Рада… врать себе — вообще бессмысленное занятие. Если удастся обмануть — толку-то?

— Рада, — наконец, призналась она. — Наверное, рада. С одной стороны.

— Есть другая?

— Всегда есть другая, — вздохнула девушка. — Особенно, если имеешь дело с арГеммитом. Он не так давно приезжал в замок… с несколько странным разговором. О том, что наконец-то выяснилось местонахождение некоего Ангера Блайта. О том, что ехать туда не надо.

— А ты бы поехала?

Теперь молчали оба. Таша металась между внутренним желанием сказать «да, хоть на край света, хоть в Южные моря» и пониманием того, что подобное заявление, сделанное постороннему, по сути, мужчине, является нарушением всех правил приличия, которые с малолетства вдалбливаются в голову девочкам из хороших семей. Себя она считала отнюдь не паинькой, и всё же… заявить такое — что он подумает? Что она, леди Рейвен, готова броситься ему на шею в любую секунду?

«А ты готова?» — не без ехидства поинтересовался внутренний голос.

Таша не удостоила его ответом.

А Блайт в это время размышлял над тем, так ли уж приезд в Инталию был порождением его собственной воли? АрГеммит — опасный противник, он умеет просчитывать шаги оппонента далеко вперёд, умеет находить способы направить эти шаги в нужное для себя русло. Вне всяких сомнений, с насиженного места бывшего Консула согнали посланцы Его Величества, но что-то подсказывало Блайту, что старый орденский хитрец вряд ли, выяснив местонахождение давнего противника, просто ждал развития событий.

В принципе, это неплохо. В последние дни спокойного пути на борту «Урагана» у Ангера было достаточно времени, чтобы как следует обдумать свои дальнейшие действия. Перед ним, по-прежнему, было два пути. Либо затаиться и постараться дожить до старости в каком-нибудь захолустье, либо предложить свои услуги Ордену. В последнем случае, если нет желания окончить жизнь в подвалах Обители, следует предложить светоносцам нечто большее, чем мешок слегка устаревших тайн.

Что предложить — вопрос можно было считать решённым. В иное время сведения, добытые из бортового журнала капитана Гайтара, особого доверия не вызвали бы, но там, где не поверили бы пирату, слова Ангера Блайта будут иметь иной вес. Правда, это означало, как минимум, выпустить расследование из своих рук, передав его арГеммиту, а самому остаться, в лучшем случае, в роли советника, одновременно полностью утратив свободу действий. Вершитель, если и примет беглого гуранца с распростертыми объятиями, впредь будет контролировать каждый его шаг.

Вопрос — что лучше? Если предположения Блайта верны, то Эммер ожидают крупные неприятности. Вряд ли в ближайшем будущем — может, лет через десять, может и через сто. В конце концов, «Косатка» исчезла три века назад, и ничего страшного с тех пор не случилось. Стоит ли поднимать шум сейчас, да ещё основываясь на свидетельствах давно умершего подонка?

Перед глазами, словно наяву, появилась картина — покосившийся дом, грубо сколоченная из плохо обработанных досок лавка. Старый, согнутый хворями и возрастом человек тупо пялится подслеповатыми глазами на дорогу в слабой надежде, что там появится хоть какой-нибудь путник, остановится, заговорит, развеет скуку… Консула передёрнуло — настолько отвратительным показалось это видение.

Но окончательное решение он ещё не принял. И с этим следовало поторопиться, если в замке леди Рейвен не найдётся ни одного осведомителя, значит, Блайт сильно ошибся в способностях арГеммита.

Стол, накрытый ради приёма дорогого гостя, ломился от не слишком изысканных, но сытных яств. Блайт отдал должное молочному поросенку и теперь, насытившись, неторопливо потягивал вино из высокого бокала, с откровенным интересом разглядывая хозяйку дома. Прошедшие годы нисколько не отразились ни на лице девушки, ни на её точёной фигуре. Ангер был старше её раза в полтора, и потому она всё равно казалась ему девчонкой, яркой, притягательной, восхитительно непоседливой.

«В другое время и в другом месте…»

Мысль оборвалась на полуслове. Да, возможно — но сейчас неподходящее место и ещё более неподходящее время. Он — беглец. Она… ну, скажем, вполне самодостаточная благородная дама, молодая, красивая и отнюдь не нищая. Изрядная обшарпанность убранства замка не укрылась от взгляда человека, не раз бывавшего и в роскошных дворянских домах, и в нищих лачугах. Хотя выцветшие гобелены, потёртые ковры и дешёвые свечи — это лишь внешние признаки, способные обмануть только не слишком опытного наблюдателя.

Старый уважаемый род, замок… сундуки леди Рейвен наверняка не показали дно. Она может найти себе куда лучшую партию, чем изгой, который потерял дом, статус и… пока что чудом не потерял голову. Стоит ли пытаться изменить ситуацию?

В жизни Блайта практически не было места женщинам — немногочисленные случайные связи в счёт не шли, это было обычным делом вне зависимости от того, скреплялись ли отношения мужчины и женщины таинством брака пред ликом одного из богов, или же двое предпочитали жить в одном доме, не связывая себя обязательствами. Но постоянной спутницей он так и не обзавелся — работа, как страстная женщина, способна выпить все силы без остатка. Он работал — днём и ночью, часто подолгу не возвращаясь домой ночевать. Позже, когда дело его жизни вдруг истаяло, словно дым, думать о плотских утехах, как и об утехах душевных, тем более стало некогда. И лишь оказавшись на борту «Урагана» в компании с леди Рейвен, его давней (и хронически неудачливой) противницей, Блайт стал постепенно меняться.

Будучи человеком достаточно разумным, он готов был признать, что некое тёплое чувство в отношении Таши вполне могло родиться именно из-за потери дела. Понимание не приносило облегчения, но позволяло лучше контролировать себя, свои желания и свои поступки. Тогда, три года назад, он сумел уйти тихо — хотя чувствовал, что может остаться и что ему будут рады. Ушел, надеясь не возвращаться, но боги, как обычно, лишь смеются, глядя на людей, строящих свои смешные маленькие планы.

Пожалуй, ему снова стоит воздержаться от проявления чувств. А вот задействовать леди Рейвен в своих планах с тем, чтобы поправить её положение в Ордене и, если повезет, финансовые возможности — этим следует заняться. Вариант спокойного и скучного будущего стоит отбросить… Лукавить с самим собой нет смысла, Блайт знал, что не усидит в глухой, пусть и безопасной, деревушке. Не сможет. Если бы смог — давно бы уже осел где-нибудь неподалёку от Кинта Северного, разводил бы коз и долгими тоскливыми вечерами писал бы мемуары.

Молчание Блайта Таша истолковала по-своему, решив, что поднятая тема гостю неприятна. А потому задала другой вопрос.

— Ангер, ты же считался одним из лучших магов Гурана, не так ли?

— Не так, — покачал он головой, — к сожалению, не так. Мой уровень примерно соответствует вашему магистру. Или служителю Второго Круга Триумвирата. Но и у вас, и у нас эти ранги — очень растяжимое понятие. И маг, только что закончивший испытания на получение звания магистра, и, скажем, небезызвестный тебе Арай Ватере, совершенствовавший своё мастерство десятки лет, формально друг другу равны. Но это ведь только формально. У меня, к сожалению, было не слишком много времени на образование… хотя я и старался не упускать возможности узнать что-нибудь новое. Среди служителей Второго Круга есть настоящие гм… самородки.

— Самовыродки, — буркнула Таша, не испытывавшая к подчиненным Бороха ни малейших теплых чувств.

Ангер чуть заметно поморщился. Максимализм, свойственный Рыцарям Света, наиболее отчётливо проявлялся в отношении к их вечному противнику, магам Триумвирата. Если, скажем, жестоких и совершенно беспринципных (если не брать в расчёт их собственные принципы) ночных братьев орденские рыцари ещё могли терпеть, то встреча Белого плаща с Маской обычно заканчивалась плохо. Причём, как правило, плохо — для рыцаря Ордена, что лишь подогревало ненависть. Безликие, как и следовало ожидать, платили светоносцам той же монетой.

— А в Первом Круге? Разве это не высший ранг жрецов Эмнаура?

— Формально — высший. Но талантливых магов среди них немного, Юрай Борох не слишком жалует тех, кто потенциально способен занять его место. Ранг служителя Первого Круга присваивается в большей степени за личные качества, чем за магические таланты. Но неужели ты хочешь спросить именно об этом? Структура Триумвирата — не тайна ни для кого…

— В последнее время меня очень волнует одна небольшая проблема, — Таша встала и подошла к окну, с удивлением обнаружив, что небо уже пылает заревом заката. Вроде бы не так уж давно сели за стол… воистину правы те, кто утверждает, что с интересным собеседником время летит незаметно.

«Особенно с таким собеседником, о встрече с которым ты мечтала три года, — тут же подсказал внутренний голос. — Это точно, день пролетел… а представляешь, как пролетит ночь?»

«Заткнись.»

«И не подумаю.»

Таша почувствовала, как кожа щёк начинает гореть. Такого рода беседы с самой собой выбивали её из равновесия… ну, в самом деле, можно ли заставить замолчать своё второе «я»? Особенно, если оно молчать не желает.

«Я тебя уверяю, он тоже этого хочет.»

Единственный способ справиться с внутренним голосом — это попытаться его игнорировать.

— Скажи, Ангер, не попадалось ли тебе описание одного заклинания… боевого заклинания. По структуре, скорее, «формула». По характеру воздействия похоже на школу Крови. Эффект — чёрные шнуры-плети из рук мага. Действует с малого расстояния, порядка десятка шагов. Удар плети способен пробить в человеке дыру с кулак.

Если бы Таша в этот момент не разглядывала с преувеличенным вниманием залитое багрянцем небо, ожидая, такой же багрянец сползёт со щёк, она бы заметила, как дёрнулся при её словах Ангер, как плеснули на скатерть капли вина из бокала. Но Консул быстро взял себя в руки и, когда девушка повернулась к нему, выглядел вполне спокойным.

— Чёрная плеть… — протянул он, демонстрируя лёгкую заинтересованность, достаточную для поддержания разговора. — Ни в одном труде о магических искусствах я не читал о таком заклинании. Может, что-то из числа забытого знания? Древние умели много такого, о чём мы не имеем ни малейшего представления. Где ты услышала об этой магии?

— От необразованного крестьянина, — вздохнула Таша.

И принялась рассказывать.

Даже если бы её мучила подозрительность, поведение Блайта во время беседы выглядело безупречным. Он проявил должное сочувствие к желанию Альты узнать хоть что-нибудь о своих родителях, к месту улыбался, слушая рассказ о беседе с управителем, весь превратился во внимание, когда речь шла о лесной засаде. Выслушав описание применения неизвестной магии, принял задумчивый вид и (по крайней мере, так это выглядело) старательно перерывал в памяти всё когда-то прочитанное.

— Увы… ничего похожего в имперских библиотеках мне встречать не доводилось. Говоришь, её руки были совершенно чёрные? Кстати, Таша, ты же слышала описание магии, которую применила ваша леди Лон? Не напоминает?

— Ну, не то чтобы… — на самом деле, некоторые мысли на этот счёт у Таши возникали, но сходство было скорее символическим. — И потом, «кровавый шквал» признан Творением Сущего, хотя его формула так и осталась тайной. Я не думаю, что та женщина в лесу — Творец.

— Я бы не стал утверждать столь категорично, — хмыкнул Блайт. — Истинное Творение Сущего есть величайший этап в жизни мага, достигаемый многолетним тяжёлым трудом на ниве самосовершенствования и познания, не так ли вас учили?

— Примерно так, — Таша невольно улыбнулась. Вроде бы и слова правильные, но Ангер выдал их со столь нарочито пафосными интонациями, что усвоенная ещё со Школы аксиома уже таковой не казалась.

— Ну так забудь. Это не то чтобы совсем чистая ложь, а, скажем так, полуправда. На самом деле Творение Сущего — вполне обычное заклинание… но неразрывно связанное с личностью творца. Безусловно, чтобы построить такое заклинание, требуется отменная подготовка и богатый опыт. Это — если маг желает достичь определённой цели, скажем, создать самопишущее перо или Клинок Судьбы. Но вполне вероятен случай, когда неопытный маг в результате череды случайностей и ошибок замыкает заклинание на самом себе, и то, что получается в итоге, является как раз Творением Сущего. Потому, что никто его не может повторить с таким же или хотя бы схожим результатом.

— Никогда о таком не слышала.

— Особого секрета в этом нет. Знаешь, почему эти маги не становятся Творцами? Потому, что они и сами не способны повторить свой успех. Одно дело — допустить кучу ошибок, и другое — суметь повторить их в нужной последовательности и правильных пропорциях. Вот для этого как раз и нужен, как говорится, многолетний тяжёлый труд. А огромный запас знаний требуется, чтобы эта череда ошибок привела не к чему попало, а к единственно нужному результату. К рождению Творения.

— Считаешь, та женщина с чёрными руками могла быть Творцом?

— Могла. А ещё она могла быть смертельно перепуганной, крайне неопытной волшебницей, перепутавшей в дикой спешке формулы и пассы, а потому получившая вместо, скажем, ледяной стрелы, нечто чёрное… хотя и весьма убойное. Кстати, поэтому она и погибнуть могла — сама оторопела, увидев, что создала. И не успела вовремя защититься.

Беседу прервало появление Альты. Учитывая, что на тренировку она отправилась ещё утром, удивительно было, как она вообще способна стоять на ногах, Ларзен наверняка загонял её до полусмерти. Выглядела она весьма примечательно — покрытая пылью и пятнами подсохшей грязи, с набившимися в волосы стеблями травы, в ужасно мятом и местами порванном костюме. Девушка сделала несколько шагов, явно стараясь расставлять ноги пошире, и уже высматривала, куда упасть, когда её взгляд коснулся Блайта.

— Ангер! — через мгновение забывшая об усталости Альта повисла на шее у гостя.

Таша лишь вздохнула — да уж, этакие манеры явно не из числа образчиков для подражания. Где жеманность, опущенный взгляд, лёгкий румянец на щеках? Где, в конце концов, тщательно отрепетированный поклон, долженствующий показать гостю утончённость воспитания юной особы? Пожалуй, подобная непосредственность, проявленная где-нибудь в Торнгарте, приведет к многодневным пересудам о «воспитаннице леди Рейвен… да, да, той самой… ну, душенька, разве можно ожидать от нее… интересная дикарка… чему тут удивляться, вы же знаете леди Рейвен… надо будет пригласить её, в последнее время в столице так скучно…».

Пока она, в очередной раз, давала себе обещание больше времени уделять воспитанию девушки, та активно вытягивала из Блайта детали его путешествия. Таша ощутила укол ревности — или ей показалось, или в общении с Альтой Ангер был более раскованным и оживленным. Что ж, она юна и прелестна, три года назад, когда они познакомились, Альта была, по сути, ещё ребёнком. Сейчас она девушка на выданье, этого невозможно не заметить…

«Собираешься уступить Ангера ей?» — ядовито поинтересовался внутренний голос.

«Почему бы и нет?» — с вызовом ответила Таша, прекрасно понимая, что эту перепалку в очередной раз проиграет.

«Ты же повесишься!»

«Скажи ещё, что я должна броситься к нему на шею.»

«Не ты, так кто-то другой, — философски заметило второе „я“. — Потом локти кусать будешь.»

— Каковы твои дальнейшие планы? — наконец, не выдержала Таша. Наблюдать эту восторженную встречу было выше её сил, поневоле начинали закрадываться неприятные мысли, а к кому, собственно, приехал гость, к леди Рейвен или к её молодой воспитаннице. Таша очень хотела бы получить точный ответ на этот вопрос… причём не какой угодно ответ, а вполне определённый.

Консул пожал плечами.

— Выбор не так уж велик. Я рассчитывал, что ты сможешь быть посредником в переговорах с арГеммитом. Признаться, я бы не хотел просто явиться в Обитель и отдаться на милость Ордена. Мало ли…

— Орден исповедует законы чести! — вспыхнула Таша.

— Только вот сам эти законы и устанавливает, — усмехнулся Блайт. Заметив, что на лицо хозяйки набежала тень, он тут же примирительно уточнил: — Таша, я совершенно уверен в благородстве и порядочности арГеммита, но согласись, куда лучше не давать ему лишнего повода выпотрошить мою память. Я уважаю Орден Несущих Свет, я столько лет работал против него — а серьёзного противника уважать необходимо. И, самое главное… Я хочу, чтобы встреча с арГеммитом состоялась в присутствии остальных членов Совета Вершителей. И в твоём.

Последние слова стали той пушинкой, что склонила весы сомнения Таши в пользу безоговорочной поддержки идеи Блайта. Войти в зал Совета, пусть лишь в роли безмолвного свидетеля — такой чести многие из членов Ордена не удостаивались ни разу за свою жизнь. Часто бывало, что присутствие на Совете давало толчок для дальнейшей карьеры — Орден ценил тех, кто по тем или иным причинам прикасался к тайнам государственного уровня. Ну а в том, что Блайт будет говорить не о видах на урожай, сомневаться не приходилось. Ангер темнил, не желая раскрывать карты до времени, но догадаться об истинных причинах его желания выступить перед Советом было несложно. Человек, допущенный к множеству секретов Гурана, наверняка намерен раскрыть кое-что из собранных знаний, нечто важное и, вероятно, напрямую затрагивающее интересы Инталии. А может, и не только Инталии. Упустить такой шанс? Да ни за что!

— Я сделаю всё, что смогу, — Таша усилием воли согнала мечтательную улыбку. — Думаю, нам стоит отправиться в Торнгарт завтра с утра… если ты не желаешь отдохнуть с дороги.

— Думаю, одной ночи мне хватит.

Блайт ничего против нормального отдыха не имел. Три-пять дней… или десять. Но в свете услышанного от леди Рейвен он решил, что откладывать поездку не имеет смысла. Орден должен получить сведения, содержащиеся в журнале Гайтара, как можно быстрее.

И не только Орден.

Комната была обставлена скромно, хотя и не без уюта. Глубокие кресла, мягкий диван, обязательный письменный стол — в последнее время перо она держала в руках куда чаще, чем привычный клинок. Массивные канделябры под пять свечей… сейчас свечи не горели, сквозь небольшое окно, прикрытое полупрозрачной голубой тканью, проникало достаточно света.

Окно выходило на широкую улицу — десятки людей, многочисленные экипажи — от роскошных карет до более чем скромных телег, отряды городской стражи, одинокие всадники, и пышные кавалькады. В комнату проникал гул голосов, цоканье копыт, звон железа, грохот колес по булыжной мостовой…

Уютные кресла не привлекали молодую женщину в изящном платье цвета спелой вишни, расположившуюся у окна. На столе лежала стопка бумаги, стояла серебряная чернильница, в подставке — несколько перьев. Листы оставались чистыми уже несколько часов, женщина смотрела в окно… время от времени её пальцы касались пера, словно какие-то слова просились быть перенесенными на чуть желтоватую бумагу, но тут же отдергивались, испугавшись не содеянного — одной лишь мысли.

Мысли о неповиновении.

Этот город Дилана не любила. Выросшая в Гуране, она воспринимала стиль Торнгарта как неуместную, вычурную роскошь. Белоснежные здания, украшенные башенками, барельефами, цветными витражами и многочисленными флагами с гербами владельцев, пышная зелень, яркие наряды горожан — всё это вызывало раздражение и ощущение непрекращающегося и совершенно ненужного карнавала. В немалой степени такому отношению способствовал и род занятий, которому Дилана со всем пылом отдавалась многие годы — это только кажется, что в яркой толпе легко затеряться. На самом деле, там, где пышность нарядов и украшений является предметом гордости или зависти, каждый новый человек сразу становится объектом повышенного внимания. Его манеры, одежда, лошадь, оружие — всё вызывает интерес и немедленно подвергается обсуждению. А привлекать к себе внимание она категорически не желала.

Использование магии для сокрытия внешности в подобном месте не только бессмысленно, но и чрезвычайно опасно. Город не то чтобы наводнён магами, всё-таки их ряды были изрядно выполоты в период войны, но извести Несущих Свет под корень не удалось. Так что магов здесь немало, и они непременно заинтересуются личностью, укрытой «миражом». Недоучившихся адептов Света бояться не стоит, справиться с опытнейшим боевым магом Империи им не удастся, но поднять шум, привлечь внимание стражи — это они вполне могут.

Поэтому эмиссар Его Величества уже третий день почти безвылазно сидела в небольшом доме на окраине инталийской столицы, предпочитая отдавать приказы и собирать рапорты. Людей, послушных воле Императора, в городе хватало и в мирное время, к тому же, отзывая свои полки, Его Величество (не лично, разумеется, а посредством соответствующих специалистов, в чьи обязанности входила эта работа) позаботился о том, чтобы не менее полусотни шпионов остались в стенах Торнгарта, обеспечивая Империю глазами и ушами в столице вражеского государства.

Сейчас определённая часть этих глаз и ушей работали на леди Танжери, поставляя ей необходимую информацию. Пока что — совершенно бесполезную.

Справедливо рассудив, что выслеживать Блайта у ворот или на улицах — дело неблагодарное, Дилана сосредоточила усилия на наблюдении за резиденцией арГеммита. Если предположения Его Величества верны, и мятежный Консул попытается наладить контакты с верхушкой Ордена, то встречи с арГеммитом ему не миновать. Особенно если учесть, во что превратился Совет Вершителей не без её, Диланы, помощи. Жалкое зрелище, бледная тень былой силы и славы. А Консул не станет иметь дело с рядовыми орденцами, не имеющими права принимать самостоятельные решения в столь важных вопросах. Он нацелится на самый верх — Блайту не впервой общаться с власть имущими, Вершитель не вызовет у него священного трепета.

По той же причине, по которой сама Дилана не рисковала выходить на улицы под магическим прикрытием, Блайт тоже обойдется без «миража» или «фантома». Максимум — попытается изменить внешность обычными способами, сменит цвет волос, одежду, нанесет на лицо грим. Этого вполне достаточно, чтобы надёжно обмануть кого угодно. Ещё один повод не связываться с розысками на улицах…

Люди Диланы тщательно проверяли всякого, кто выказывал желание встретиться с главой Несущих Свет. Стараясь не попадаться на глаза, сопровождали до дома, опрашивали соседей, подглядывали и подслушивали. Всё впустую, Блайт или не появлялся в городе, или не высовывал носа из укрытия, соблюдая предельную осторожность.

С каждым днём росло раздражение. Император не ставил сроков, понимая, что в отношении Блайта бессмысленно строить долгосрочные прогнозы, однако время утекало меж пальцами, и Дилана постепенно проникалась ощущением бесполезности всей кампании. Если допустить, что Блайт будет настолько неосторожен, что явится прямо в кабинет Вершителя Несущих Свет — скорее всего, бывшего Консула попросту не выпустят на свободу. Что он может предложить Ордену? Свою память? Ценно, очень ценно — но лишь в том случае, если эту память выжать досуха, выцарапать из головы Блайта всё, включая самые незначительные, на первый взгляд, детали. Сомнительно, что он будет представлять интерес для светоносцев после этого.

Ещё Консул, безусловно, сохранил известную часть старых связей, не стоит сомневаться, что десятки осведомителей готовы работать на него. Требуются эти люди Ордену? Несомненно, хотя Инталия имеет достаточно сильную шпионскую сеть везде, кроме, пожалуй, Индара. Правда, что касается Индара, там и Империи похвастаться особо нечем. Вопрос в другом — люди Консула, те, что сохранили верность, готовы служить лично ему. Но станут ли они подчиняться Ордену? Многие не станут — Блайту следовало отдать должное, он подбирал себе людей предельно тщательно и большинство из них служили не за золото, а за идею. В былые времена это играло положительную роль, теперь же всё выйдет иначе — переход Консула в стан врага будет воспринят без понимания. Кто-то останется, но большинство отвернётся от бывшего хозяина.

Итак, особых козырей у Блайта нет. Только те секреты Империи, которые пока что представляют интерес для арГеммита.

Нет, Ангер на подобную сделку не пойдёт.

Если Его Величество прав — а Императору следовало отдать должное, он слишком часто бывает прав — то что-то важное у Блайта имеется. Знать бы, что именно. Если же предположения о контактах Блайта с Орденом ошибочны, то Дилана может сидеть здесь хоть до посинения.

Она снова коснулась пера… написать донесение Его Величеству, попытаться убедить его в бесперспективности порученного ей дела? Только вот не любит Император подобных писем, очень не любит. И потом, кто может знать истинные мотивы Унгарта? С него станется отправить Дилану в Торнгарт лишь затем, чтобы убрать её из Империи. Там сейчас неспокойно — Тайная Стража вылавливает заговорщиков, под горячую руку наверняка попадают и те, кто не имел к генералу Седрумму и малейшего отношения. Это ж так просто — под шумок свести личные счёты… ну а если преступник продемонстрировал неповиновение, оказал сопротивление — ещё лучше. Мертвые не дают показаний. Большая часть того, что Дилана пыталась втолковать генералу, вполне соответствовала действительности, Гурану не нужна смута. Но это не означало, что Император кому-либо что-либо простил. Показательных казней на Площади Правосудия не будет… просто несколько десятков или сотен человек исчезнут без следа.

Как бы там ни было, стоит попробовать… только выбрать слова помягче. Не указать случайно Унгарту на ошибку, не подчеркнуть ненароком свою некомпетентность. Письмо должно быть наполнено размышлениями, намёками, предположениями — а выводы пусть делает Император. В конце концов, Дилана знала властителя много лет, следовательно, сумеет подобрать нужные аргументы.

Она решительно взяла перо, пододвинула к себе лист бумаги…

В дверь осторожно постучали.

— Госпожа, поступило очередное донесение.

— Давай, — буркнула она, испытывая странное облегчение от того, что сочинение письма Его Величеству можно на время отложить.

— Наблюдатель просит разрешения доложить лично.

Дилана чуть заметно приподняла бровь. Забавно… люди, отданные в её распоряжение, достаточно хорошо знали, с кем имеют дело. Пока что лишь один вызвал у неё всплеск раздражения — труп потом убрали, зато остальные изо всех сил старались не встречаться с посланницей Императора даже взглядами. Если кто-то из слуг переборол страх, значит, выяснил нечто важное и рассчитывает на награду. Что ж, посмотрим…

В комнату проскользнул невысокий неприметный человечек, судя по одежде — торговец выпечкой в разнос. Большая часть так называемых «доверенных лиц» как раз и состояла из такой вот швали… но, как показывала практика, именно уличные торговцы умудрялись услышать и увидеть больше, чем какой-нибудь купец или благородный господин. К тому же человек с лотком булок не вызывает особых подозрений, пусть и толчётся целый день неподалёку от резиденции Вершителя.

— Докладывай, — коротко приказала Дилана.

Человечек склонился в угодливом поклоне.

— По вашему… эта… приказу, сиятельная, я сёдня… ну, за домом следил…

— Прекрати заикаться.

— Эта… гостей у арГеммита почитай что и не было… только днём баба пришла, из благородных…

— Кто такая? Проследил за ней?

— Дык, сиятельная… бабу это тут, звиняйте, каженная собака знаеть. Леди Рейвен зовут… дочка старого лорда. У ней дом на улице Святой Иланы.

Где располагалась столичная резиденция Рейвенов, Дилана знала прекрасно — доводилось почтить старый дом своим визитом… правда, покидать негостеприимное здание пришлось в некоторой спешке.

— Дальше.

— Ну дык… как приказали… я эта… за ней пошёл. Аккурат у ворот и пристроился, весь двор… эта… как на ладони. Ну, леди эта зашла, а из дома ей навстречу мужик вышел… кажись, из благородных, с мечом и, эта, в плаще. Я так и вспомнил, что вы, сиятельная, приказывали… тот мужик эта… ну, похожий, как вы говорили… длинный и чернявый, и на роже шрам.

Дилана скрипнула зубами, с явной натугой вычленяя из сбивчивой речи шпиона нужную информацию. И то, что получалось в сухом остатке, ей не слишком-то нравилось. Стало быть, Блайт в городе. И, хуже того, уже снюхался с этой орденской сукой. Хотелось бы знать, почему Консул обратился именно к Таше? Может, обвинение в измене Империи имело под собой некоторые основания, и Блайт в самом деле тогда отпустил пленницу не только из тактических соображений, но и строя далеко идущие планы?

Итак, Таша Рейвен…

Мужичонка явственно побледнел и начал пятиться к двери — судя по выражению его лица, он понимал, что катастрофически не успевает. Дилана посмотрела на свои руки — с них готов был сорваться огненный шар. Тот факт, что полунищий лоточник знает боевой жест мага, не удивлял — всё-таки Торнгарт был столицей не только Инталии, но и официальной резиденцией Несущих Свет. Здесь любой мальчишка не раз видел магию в действии.

Она тряхнула руками, расслабляя пальцы, словно сведенные судорогой. Булочник судорожно вздохнул, что-то хрюкнул, но пятиться не перестал. Дилана подошла к бюро, достала мешочек с монетами, несколько мгновений раздумывая, во сколько оценить полученную информацию, затем пожала плечами и швырнула мешочек булочнику, не развязывая. Тот подхватил кошель на лету, рухнул на колени, кланяясь с такой силой, что лоб пару раз с глухим стуком впечатался в ворсистый ковёр.

— Возвращайся к дому леди Рейвен. И смотри в оба. Если этот мужчина куда-то пойдёт, следуй за ним. И постарайся не попадаться ему на глаза.

— Да, сият-тельная… к-как прикажете…

— Убирайся.

Когда за лоточником закрылась дверь, Дилана подошла к столу и уставилась в окно невидящим взглядом.

— Это испытание, — прошептала она. — О, Эмнаур, зачем?

О том, чтобы пойти и убить леди Рейвен, не могло быть и речи. Стража и, наверняка, рыцари в Торнгарте немедленно встанут на уши. Уйти от преследования не так сложно, не впервой. Только приказ Императора окажется на грани срыва, и вторую оплошность, да ещё и по той же самой причине, Его Величество не простит. Значит, придётся стиснуть зубы и терпеть — а Таше суждено прожить ещё какое-то время.

За прошедшие годы Дилана много раз спрашивала себя, так ли уж она хочет свернуть шею этой орденской стерве. Вопрос обычно оставался без ответа — дело было не в желании, а в принципе. Таша Рейвен трижды отдавила Дилане мозоль — довела до плена и, позже, до эшафота ценного слугу, сбежала из-под стражи в Броне, сумела уйти от преследования на море. Пусть во втором и третьем случае пострадала лишь гордость леди Танжери, прощать подобное было нельзя. Блайт и Таша — два врага, смерть которых принесёт ей чувство удовлетворения.

Увы, не сейчас. Впрочем, насчёт Блайта ещё вопрос… всё зависит от результатов беседы, которую следовало провести как можно скорее. Можно солгать Его Величеству, сказать, что к моменту обнаружения Консула тот был уже полностью в руках Ордена и остался только один выход — устранение «бывшего» слуги.

Но Император, как известно, пользуется разными источниками. Если обман раскроется… страшно подумать, какие формы может принять гнев властителя.

Значит, сегодня же ночью ей предстоит поговорить с Ангером и попытаться убедить его, что властитель готов к компромиссу, готов простить и забыть. Консул не дурак, в забывчивость не поверит — но с тем, что в данный момент нужнее Империи живым и здоровым, спорить не станет, аргументы достаточно сильны и, что важно, вполне соответствуют действительности. Дуккерт не создан для своей должности, этого Блайт отрицать не посмеет. Захочет ли он вернуть себе прежний пост, смирившись с неизбежным риском?

Приятно было бы увидеть труп Блайта… но, пожалуй, склонить его принять предложение Императора будет ещё интереснее. А в том, что представление на Площади Правосудия рано или поздно состоится, сомневаться не приходится. Кто-то другой, столкнувшись с подобной мягкостью Унгарта, сиял бы от счастья и старался бы всемерно угодить повелителю. Блайт не станет, гордость не позволит… рано или поздно скажет или сделает что-либо неуместное, и тогда в Империи вспомнят о приговоре трёхлетней давности.

Итак, манера поведения определена. Император признает свои ошибки, родина нуждается в тебе, Ангер. И твоя Тайная Стража ждёт тебя, Консул. Возвращайся.

В Зале Малых Бесед за последние годы мало что изменилось. Та же белая лепнина на стенах, тот же пол, покрытый полированными мраморными плитками. Те же удобные кресла…

Только люди, собравшиеся здесь, в основном представляли собой лишь бледную тень былого могущества Ордена Несущих Свет. Место блестящего полководца арХорна теперь занимал Мират арДамал, не лишённый таланта, но, увы, его таланты имели мало отношения к планированию и проведению боевых операций. АрДамал был и остался придворным — в меру опытным, в меру изворотливым… но водить в бой войска Света ему было не по зубам. Да и кто сможет в полной мере заменить арХорна — и великолепного тактика, и отменного стратега… и надёжного друга? Среди уцелевших светоносцев немало перспективных молодых людей, но они слишком юны и неопытны. Лучшие из лучших пали в боях.

Нет Кеоры Альбы. Её никто не любил — но слова старой карги (ещё и в силу своей редкости) ценились на вес золота, её сухое «нет» способно было положить конец любому спору. И Кеора была единственной из Вершителей, способной к настоящим пророчествам… или же она просто очень много знала, черпая информацию из источников, недоступных даже арГеммиту. Старуха надорвалась, пытаясь вернуть здоровье раненым, изношенный организм не выдержал — и место в Совете освободилось. Заполнить его было некем… не считать же, в самом деле, достойной заменой некрасивую плоскогрудую девчонку, явившуюся в этот зал в легкой броне из белоснежной кожи, совершенно неуместной и, к тому же, довольно смешно сидящей на нескладном худом теле. Да, её обруч магистра с горящим камнем вполне заслужен, Бетина Верра — сильная волшебница. Не сильнейшая из уцелевших, но, пожалуй, лучшая из боевых магов. Только умение создавать големов или поливать врага потоками огня — не самое полезное в этих стенах.

Покоится в усыпальнице Ордена блистательная Лейра Лон. Её смерть стала для Метиуса страшным ударом, от которого он, пожалуй, не оправился до сих пор. Лейра была другом — пожалуй, столь же близким, сколь и арХорн. Но Ингар — воин, смерть в бою для него — вполне естественный и почётный уход. Когда же под стрелами наёмников гибнет великая волшебница — это горько. Теперь у Школы новая Попечительница, Тана Эйс, надменное лицо, демонстративно-простое белое платье, ухоженные руки с невероятно длинными ногтями. Если бы все без исключения орденцы не проходили через обязательный этап учёбы, в ходе которого чистка котлов и мытьё полов были далеко не самым «грязным» занятием, можно было подумать, что эта леди никогда не утруждала себя работой. На золотых волосах покоится обруч со слабо поблескивающим самоцветом… увы — не свидетельство высочайшего магического дара, а лишь дань традиции. Войти в состав Совета может только магистр. Тана лишь целительница, хотя и одна из лучших в Ордена. Только это не самое нужное умение на данном историческом этапе.

Урбек Дарш зарезан в собственной постели. Что ж… быть может это и не самый худший исход для старика. Заснуть и не проснуться — лёгкая, пусть и не славная смерть. Кресло, некогда принадлежавшее Даршу, не пустовало, но занимавший его человек, хотя и являлся магом исключительной силы, с точки зрения буквы закона считался здесь не более чем гостем. И его присутствие есть следствие политических игр. Откровенно говоря — проигранных. Немолодой, чуть полноватый мужчина с длинными, до плеч, русыми волосами, поблёскивающими сединой. Аккуратно подстриженная бородка. Умный, внимательный взгляд. И ярко-алый наряд, непривычно смотрящийся в этих стенах. Да, Арай Ватере не имел права решающего голоса, но присутствующие, в том числе и сам арГеммит, вынуждены были прислушиваться к мнению опытного мага и наиболее надёжного, на данный момент, союзника Ордена.

Метиус тоскливо оглядел собравшихся Вершителей и тяжело вздохнул. Фактически, последние три года он являлся главой Ордена — впервые за последние четыре века у Несущих Свет появился единственный и неоспоримый лидер. Но эта мысль не радовала — неплохо, видит Эмиал, быть первым среди равных, но в том, чтобы руководить зелёными новичками (пусть некоторые из них и разменяли пятый десяток) удовольствия мало.

Затем он перевёл взгляд на два кресла, стоящие чуть в стороне от остальных. Ситуация выглядела, по меньшей мере, забавно. Человек, присутствующий сегодня на Совете в качестве гостя, несколько лет назад мог предстать перед Вершителями разве что в кандалах. Как меняется мир… интересно, в лучшую ли сторону?

— Итак, господа, я попросил вас собраться для того, чтобы выслушать нашего гм… гостя. Надеюсь, представлять его не надо?

Нельзя сказать, что взгляды, которыми собравшиеся окатили Блайта, были слишком уж доброжелательными. Но и жгучей ненависти в них не ощущалось — каждый из присутствующих, за исключением, разве что, Бетины, давно усвоил простую истину — «враг моего врага может, мне и не друг, но моему врагу не друг наверняка». Ну а Бетина… она ещё слишком молода, хорошо хоть молнии сейчас мечут её глаза, а не руки.

Идея пригласить на Совет леди Рейвен не казалась арГеммиту особо удачной. К своей протеже он питал определённую слабость, но не настолько, чтобы вводить девушку в высшие круги Ордена. Учитывая патологическую тягу Таши к личной славе, она вполне может возомнить себе невесть что. И так на большинство магов и рыцарей смотрит свысока, теперь же вообще от рук отобьётся. Начнёт требовать к себе особого отношения… хотя в этом-то ничего нового не будет. Ладно, с леди Рейвен можно будет поговорить позже.

— Господин Блайт, прошу вас.

— Спасибо, Вершитель.

«К чему этот фарс? — мысленно усмехнулся бывший Консул. — АрГеммит всё уже решил… зачем нужен спектакль, зачем создавать иллюзию обсуждения? Можно подумать, кто-то из присутствующих посмеет оспорить мнение этого старого хитреца. Хотя Ватере мог бы… но не станет, слишком умен.»

Всё, что ему предстояло рассказать Совету, уже прозвучало накануне вечером. Блайту показалось, что и его рассказ, и последовавшие за ним предложения не произвели на арГеммита особого впечатления. Как и информация о ночном визите леди Танжери… этого Блайт скрывать не стал, по крайней мере, от Вершителя — тогда как леди Рейвен пребывала в полном убеждении, что её гость провел тихую, спокойную ночь.

Тихой она и впрямь была. А вот спокойной…

Легкое дуновение ветерка из приоткрытого окна. Чуть слышный шорох шагов. Вполне достаточно для того, чтобы вырвать человека из объятий сна. Не каждого человека… говорят, «сон праведника» — это когда человеку нечего бояться уколов совести. Всё не так просто, к сожалению. Крепко и безмятежно спят те, кто не боится не проснуться. Опасность для жизни быстро приучает просыпаться мгновенно от малейшего шороха, и Блайт этим умением овладел в совершенстве. К тому же, чего-то подобного следовало ожидать — глупостью Его Величество не отмечен, узнав о провале своих людей в Кинтаре наверняка сообразит, что путей отхода у мятежного Консула не так уж много. Перекрыть их все, может, и не удастся, а вот организовать встречу в пункте назначения — вполне возможно.

Правда, он никак не ожидал, что его почтит визитом сама леди Танжери… глаза б не видели эту суку. Первым порывом было метнуться к оружию… слава Эмнауру, ему удалось сдержать бросок, бесполезный и, в какой-то мере, позорный. Демонстрировать ночной гостье страх он не собирался, а потому нарочито медленно сел на постели, несколько мгновений разглядывал незваную посетительницу, после чего с холодной вежливостью попросил женщину отвернуться, дабы он мог привести себя в состояние, более подобающее для общения с дамой.

Судя по тому, что Дилана не сделала попытки убить его на месте, планы имперской наперсницы были шире банальной мести.

— Могу я узнать цель вашего визита, леди?

Она помолчала, затем пожала плечами.

— Знаешь, Ангер… давай воздержимся от ненужного многословия. Скажу прямо — я здесь по велению Императора и полученные приказы мне не слишком нравятся.

— То есть, — понял он намек, — ты собираешься не убивать, а сделать предложение, не так ли?

— Так, — фыркнула она. — Убитьбыло бы проще и приятнее.

— Это если получится.

Она тихо рассмеялась.

— Ангер, если я не устроила магическую дуэль, это не означает, что мне доставит удовольствие словесная пикировка. Получится или нет… Я верю в свои силы, ты уверен в победе… кто-то из нас ошибается. Выяснение — не в этот раз. Его Величество предлагает мир.

— Вот как? — в голосе Блайта сквозила насмешка.

— Да, именно мир. Будь моя воля… слуги должны быть либо верными, либо мертвыми.

— Это не твои слова, — он откровенно насмехался. — Это любимая присказка Унгарта.

— Да? Не знала… Так или иначе, она соответствует обычной позиции Императора. Но для тебя он готов… более того, он желает сделать исключение. Видишь ли, Ангер, сейчас Империя переживает не лучшие времена. Да и с Тайной Стражей далеко не всё в порядке. Некомпетентное руководство… не мне тебе это говорить.

— Когда боевики из Тайной Стражи попытались меня взять, — кивнул Блайт, — я заметил некоторую… недостаточную квалификацию исполнителей.

— Кроме того, они нарушили прямой приказ. Трогать тебя было не велено, только наблюдать.

— Не сомневаюсь. Ведь эта попытка сыграла на руку Ордену, не так ли?

— Ты это понимаешь? Тогда сообразишь, что корни этого, так сказать, провала растут здесь, в Торнгарте.

— Дилана, мы не отклонились от темы?

Она помолчала, понимая, что Блайт легко распознает прямую ложь. Однако никто не мешал ей высказать «догадки», и пусть Блайт как угодно оценивает их соответствие действительности. Что бы он ни решил, всё будет играть в пользу исполнения её миссии. Попытка захвата Консула и в самом деле была совершеннейшей глупостью, но и глупость можно заставить служить своим интересам.

— Я предполагаю, что Император изначально хотел тебя вернуть, — в её голосе звучала тщательно отмеренная доза неуверенности. — Поэтому и не отдавал приказа схватить… а уж если бы отдал, то позаботился бы о том, чтобы приказ был исполнен. Орден был и остается нашим врагом, Ангер. Прости за пафос, но ты истинный гуранец и должен это понимать. Для Ордена ты — свиток с тайными записями. Прочесть — и выбросить. Для Империи…

— Тебе лично это тоже надо?

— Сложный вопрос, — хищно оскалилась Дилана. — У меня простой приказ, дорогой Ангер. Попытаться убедить тебя вернуться в Империю и снова принять пост Консула. Если ты откажешься, я должна убедиться, что ты не станешь нашим врагом. Поверь, твой категорический отказ принять любезное предложение Его Величества обрадует меня куда больше, чем успешно выполненный первый вариант миссии. Но, в отличие от тебя, я всё-таки помню, в чём состоит мой долг. Не передать тебе слова Унгарта было бы неисполнением его воли, а я, как бы тебя это ни удивляло, верная слуга Его Величества.

— Ты никогда таковой не была, — ухмыльнулся он. — Интересы леди Танжери для тебя, традиционно, превыше всех интересов Империи.

— Забота о своих интересах не является препятствием к верной службе, — парировала она. — Но давай не будем отвлекаться. Я считаю, что предложение Императора воистину… императорское. Прежняя должность, прощение и… во имя Эмнаура, Ангер, служба твоей стране. Это, демоны тебя раздери, чего-то стоит!

— Я должен подумать, — коротко бросил он.

— Не слишком долго, — тем же тоном ответила Дилана. — А ещё лучше, откажись сразу. Доставь мне такую радость.

Она ушла тем же путем, а Блайт до рассвета так и не сомкнул глаз. Насчёт императорской щедрости особых иллюзий питать не стоило. Унгарт может вполне искренне предлагать отпущение грехов, но это — временно. Его Величество не забудет и не простит, рано или поздно приговор будет приведен в исполнение.

И сейчас, в очередной раз взвешивая аргументы, Ангер вновь подумал, что отрезает себе не только пути к отступлению. Сегодняшний день определяет для него всю дальнейшую судьбу — и от воли собравшихся здесь людей будет зависеть, сохранит ли он свободу и жизнь.

— Итак, господа и дамы, прежде всего, позвольте выразить вам свою признательность за то, что нашли время выслушать меня.

Краем глаза Блайт заметил скептическое выражение на лице арГеммита, и решил, что с вступлением пора заканчивать.

— Некоторое время назад мне в руки попал журнал капитана Гайтара, командовавшего пиратской шхуной «Акула». Помимо морского разбоя, Гайтар выполнял кое-какие конфиденциальные поручения Империи, в связи с чем ему была доверена тайна одного из имперских шифров.

— Вы говорите в прошедшем времени, господин Блайт, — заметил арДамал. — Надо понимать, этот пират мёртв?

Некоторое сожаление в голосе бывшего командира гарнизона Торнгарта, а теперь, волею случая, главнокомандующего силами Ордена, было вполне объяснимо. Традиционно внешней разведкой ведал арГеммит, но и некоторые другие Вершители старались обзавестись собственными осведомителями. Особенно преуспел на этой почве арХорн, чья разведывательная сеть вполне успешно конкурировала с подчинёнными арГеммиту людьми Парлетта Дега. Со смертью арХорна эта сеть распалась, оставив наследнику полководца лишь жалкие крохи. В течение трёх прошедших лет арДамал из кожи вон лез, пытаясь восстановить если не статус-кво, то хотя бы его подобие. Понимая, что соревноваться с Дега в части подбора исполнителей — дело дохлое, арДамал решил сделать ставку на работу с архивами, накопленными его предшественниками. Большая часть попавшей в этот архив имперской переписки была надёжно защищена от любопытных глаз и, несмотря на отчаянные усилия Ордена, имперские шифры пока что представляли собой тайну за семью печатями.

— Он жил чуть более трёх сотен лет назад, — усмехнулся Блайт.

Присутствующие Вершители, за исключением арГеммита, обменялись непонимающими взглядами. Безусловно, события трёхвековой давности могли представлять некоторый интерес. Теоретический. Но не более того.

— Его корабль исчез в ходе экспедиции в южный океан, предпринятой, как мне удалось установить, по прямому приказу Императора. Понятно, что простой пиратский рейд, хотя и опиравшийся на некоторую негласную финансовую поддержку, по уровню оснащенности не шёл ни в какое сравнение с экспедицией адмирала Текарда, но Гайтар сделал всё, что в его силах. Неплохо оснащенный корабль, довольно опытная команда, три лучших мага, каких только удалось найти на Южном Кресте.

— Насколько я знаю, — снова встрял арДамал, — присутствие магов на пиратских кораблях скорее исключение, чем правило, не так ли?

— Я бы сказал, редчайшее исключение, — тут же ответил Ватере. — И речь, зачастую, идет о самоучках, уровень которых не стоит доброго слова. Ни один светоносец не унизится до подобного, то же можно сказать и о выходцах из Триумвирата. Некоторые из магов Альянса Алого Пути имели дело с пиратами… да-да, я знаю, как Орден относится к корсарам, поверьте, и Ректорат от подобного не в восторге, но что было — то было. Устав Альянса не запрещает продавать услуги тому, кто готов за это заплатить, тем не менее, определённые понятия о чести не позволяют нам участвовать в пиратских рейдах. Так что услуги оказывались разово и, как говорится, не во время боя. Насколько мне известно, за весь период существования Альянса только однажды алый поставил себя в один ряд с этими отщепенцами…

— Я так понимаю, вы имеете в виду Диаса Кайера? — невинным тоном поинтересовался Блайт.

Арай Ватере осекся на полуслове.

— Вам известно это имя, Консул?

— Известно, как видите. Магистр Кайер был одним из трёх магов на борту «Акулы».

— Ваша история становится всё занятнее, — пробормотал алый маг. — Считайте, что я весь превратился в слух.

— Итак, корабль капитана Гайтара отбыл с Южного Креста и, как и многие другие суда, рискнувшие посетить южные воды, не вернулся. Но некоторое время назад был найден бортовой журнал «Акулы», содержащий в себе довольно подробный отчёт об этом путешествии. Из чего можно сделать вывод, что по меньшей мере одному члену экипажа довелось снова ступить на твёрдую землю. Не буду утомлять вас рассказом о том, где и как всплыл журнал, достаточно сказать, что сомнений в его подлинности нет ни малейших.

Блайт открыл сумку и бережно извлек из неё толстый том в кожаном переплёте. Шкатулку он, по зрелому размышлению, оставил в доме леди Рейвен — не стоило демонстрировать волшебникам вязь древнего заклинания Формы. Стоит кому-нибудь догадаться, что из себя представляет искусная резьба — и не избежать обвинения в ереси. Меры по искоренению остатков почти забытого искусства предпринимались в Ордене с тем же энтузиазмом, что и в Триумвирате. Вряд ли его, как носителя запрещённого знания, отправят на плаху, но шкатулке уж точно придёт конец.

— Он выглядит не таким уж старым, — поджала губы Тана Эйс. — Триста лет… Мне кажется, вас обманули, господин Блайт.

— Поверьте, леди, есть способы доказать, что этот журнал и в самом деле принадлежал капитану Гайтару. Но сейчас речь не об этом. Большая часть журнала записана шифром, текст покажется любому читателю вполне обычным… я готов передать вам ключ шифра и журнал для исследований.

Он бросил короткий взгляд в сторону арДамала, чьи глаза вспыхнули огнем азарта, и не без ехидства добавил:

— Должен, правда, сообщить, что в подобного рода случаях ключ шифра являлся уникальным для каждого агента… сожалею, но шансы расшифровать с его помощью любое другое сообщение исчезающе малы. Теперь о том, что содержалось в журнале. Большая часть записей не представляет особого интереса, капитан Гайтар старательно отрабатывал имперское золото, поэтому внес в журнал массу информации о течениях, рифах, ветрах и так далее. На этом я останавливаться не буду. Но вот это место представляет интерес.

Отложив в сторону журнал, Блайт достал из сумки стопку бумаги, исписанной аккуратным убористым почерком.

Двадцать третий день сезона золотого пассата.

— Простите, Консул, сезон золотого пассата — это какое время года? — поинтересовалась Бетина Верра.

— Ранняя осень. Чтобы сказать более точно — требуются довольно сложные таблицы, этот счёт времени не используется уже более двух веков, да и во времена капитана Гайтара таким образом отмеряли дни разве что корсары. Я не стал переводить даты в привычную нам систему, поскольку пока это не имеет существенного значения.

— Благодарю, Консул. Прошу, продолжайте.

Короткие, рубленые фразы — использование шифра мало располагает к витиеватому слогу, к тому же стиль, более уместный в письмах прекрасной даме, пирату был не свойственен. Но Блайт перечитывал эти страницы уже много раз, и теперь перед его глазами проплывали почти живые картины… быть может, имевшие не так уж и много сходства с реальностью — недостающие детали воображение додумывало само, заодно добавляя второстепенных персонажей, расцвечивая повествование яркими красками и эмоциями.

«Акула» шла не слишком ходко — хотя перед самым выходом её откренговали на пляже одного из безымянных островков Южного Креста. Имей Гайтар желание — и работа была бы сделана вдвое… втрое быстрее. В гавани Дес-Лат^[11] в достатке имелось всякой портовой швали, готовой за небольшие деньги поработать руками. Другое дело, что деньги для капитана Гайтара были не просто звенящими кружочками — они были олицетворением всего, что он ценил и любил в жизни. И расставаться с монетами просто так было не в правилах корсара. К чему сорить деньгами, если матросы могут (а с его точки зрения — попросту обязаны) самостоятельно позаботиться о своём корабле.

Кое-какие расходы оказались неизбежны. В последнем бою шхуна получила изрядную пробоину на локоть выше ватерлинии — наводчики баллисты с кинтарийской шебеки оказались мастерами своего дела. Булыжник размером с дыню вдребезги разнес доски, заставив капитана в бешенстве грызть усы, наблюдая, как преисполненная гордости шебека неспешно удаляется, оставляя корсара за кормой. Любая попытка догнать наглого купца с такой дырой — верный способ нахлебать полный трюм воды. Иди «Акула» налегке… но в недрах корабля покоился неплохой груз специй, взятый лишь сутками ранее, и угробить драгоценный товар морской водой не входило в планы Гайтара.

Но название шебеки он запомнил крепко.

В общем, очистка днища, заделка пробоины, поиск четверых новых членов команды — всё это заняло массу времени, и Гайтара не раз посетила крамольная мысль, что стоило бы не мелочиться и нанять рабочих. Посетила — и тут же угасла, вытесненная проблемами с экипажем. Консул Бьорн, объясняя детали предстоящего похода, особо упирал на необходимость присутствия на борту мага. Лучше — двоих или троих. Ещё лучше — опытных. Пусть бы сам попробовал найти в Дес-Лате магов. Нет, самоучек хватало, но по критериям того же Триумвирата они не тянули и на уровень служителя четвертого круга. И даже эти неумехи продавали свои услуги куда как недёшево — кто ж из капитанов откажется пополнить экипаж волшебником, пусть и плохоньким.

Двоих таких горе-колдунов, после долгих поисков и не менее долгого торга, удалось раздобыть. Один, пропивший последние деньги и влезший по уши в долги, должен бы радоваться уже тому, что Гайтар спас его задницу от разъяренных кредиторов, но, вместо этого, чуть не целую стражу жёлчно спорил о каждой причитающейся ему монете, сопровождая каждый аргумент добрым глотком вина. Пока не выдул его столько, что подмахнул контракт. Прекрасно понимая, что волшебник (невзрачного вида старик лет шестидесяти… хотя кому может быть доподлинно известно, сколько лет магу), протрезвев, вполне может решить, что продешевил, Гайтар принял соответствующие меры. Иначе говоря, обеспечил нового члена экипажа изрядным количеством пойла и надлежащей охраной. Второй волшебник… волшебница… вызвала явно нездоровый интерес у команды. Объяснять кому-либо, какую роль может играть женщина на борту пиратского корабля, не требовалось. Гайтар мог с точностью, вызывающей зависть у любого провидца, предсказать, чем закончится пребывание на «Акуле» дамы, пусть и немолодой, но ещё достаточно приятной внешности.

Напрасно менестрели и прочие сказители сочиняют легенды о магах, способных повергать в прах армии. В Эммере уже давно все, кроме детей, знают цену подобным байкам. Возьмут эту чаровницу под белы рученьки, и не поможет ей вся магия мира. Правда, потом перед головорезами из экипажа «Акулы» встанет дилемма… либо дать волшебнице время прийти в себя и начать творить мстю, либо затрахать её до смерти. Последнее Гайтара категорически не устраивало. Первое — тоже. Следовательно, придётся брать на борт нескольких портовых шлюх…

С двумя оставшимися вакансиями в команде проблем не возникло. Буквально за несколько дней до прибытия «Акулы» в Дес-Лат, тяжёлый фрегат Ордена взял на абордаж аналогичный корабль капитана Аргата. Аргат, человек отважный до безумия, решил, что при всего лишь двукратном превосходстве в людях сумеет справиться с Белыми плащами, за что и был наказан. Свернув шею нахальному корсару, орденцы, проявив совершенно не свойственное им мягкосердечие, высадили уцелевших членов экипажа в шлюпки, а изуродованную «Калетту» сожгли. Так что в порту временно образовался переизбыток бойцов, желающих найти себе достойного капитана.

Приятный сюрприз ожидал капитана в день отплытия. Правда, сюрпризов Гайтар, как и многие другие разумные люди, очень не любил — практика показывала, что неожиданности, если и кажутся поначалу приятными, обычно плохо заканчиваются. Но в данном случае капитан увидел в появлении на борту «Акулы» гостя истинный жест благоволения со стороны кого-то из богов. Моряки традиционно славились здравомыслием, каждый уважающий себя корсар не забывал отдавать должное как Эмнауру, так и его светлому брату-оппоненту, поэтому с точностью сказать, кто именно излил на задуманное Консулом Бьорном свою благодать, было невозможно.

Благодать реализовалась в виде крепкого мужчины лет сорока, одетого в немного потрёпанную, но заслуживающую самого искреннего уважения (а то и мелкой дрожи в коленях) мантию мага Альянса Алого Пути. Огненных волшебников можно было встретить по всему Эммеру — лишь они время от времени выступали в качестве наёмников, хотя мало кто из корсаров мог похвастаться наличием огненосца в команде.

Гость вежливо осведомился, верны ли слухи о том, что «Акула» намерена посетить южные воды, проигнорировал вопросы о том, кто подобные слухи распускает, и безапелляционно заявил, что намерен принять участие в этой экспедиции. Подобные манеры Гайтару не слишком понравились, но огненный маг — это… в общем, от подобных предложений не отказываются, и плевать, что они прозвучали не как предложение, а как констатация факта. Тем более, что, судя по знакам отличия, человек, назвавшийся Диасом Кайером, имел ранг магистра. Как говорится, выше — только Творец.

Итак, отдраенная до блеска, с полным экипажем, «Акула» взяла курс на юг. Консул не давал каких-то конкретных координат, выразив лишь общие пожелания и пообещав щедрую премию за любую информацию, способную пролить свет на страхи мореплавателей перед южными водами. Как обычно, исполнение простых приказов является достаточно непростым делом — но, в данном случае, Гайтар искренне надеялся на успех. Сам он не особо верил в мифических чудовищ или в древний континент, населенный злобными колдунами. Скорее всего, причины исчезновения кораблей достаточно прозаичны — опасные течения, водовороты, рифы… Что же касается чудовищ — тот, кто хоть раз видел кита, атакующего корабль, вряд ли сочтёт выдумки сказочников более страшными.

Если трезвомыслию капитана можно было лишь позавидовать, то его команда предстоящего рейда побаивалась. Но деньги — всегда деньги, да и присутствие на борту магов немало успокаивало. Сам Гайтар, намереваясь отработать (в разумных пределах) полученное золото, отнюдь не собирался лезть на рожон. Но если удастся найти нечто необычное… Консул обещал награду «больше, чем вы, капитан, можете себе представить». А на фантазию Гайтар не жаловался.

Предполагалось, что рейд продлится не менее двух месяцев, поэтому «Акула» была загружена припасами словно какой-то торговец — утратив изрядную долю мореходных качеств, шхуна неспешно удалялась от Южного Креста. Не имея определённой цели, Гайтар намеревался добраться до экватора, а там уже определиться с дальнейшими планами. Если бы то, что могло заинтересовать Консула, лежало в относительной близости от пиратских островов, кто-то из корсаров — стариков, немало побороздивших моря в своей жизни и решивших сменить палубу на сравнительно спокойную старость на берегу — располагал бы хоть какими-то сведениями. Справки капитан навёл, не сомневаясь при этом, что возможности Консула по поиску нужной информации неизмеримо выше. Если уж Бьорн не сообщил ничего полезного, вряд ли простые расспросы в тавернах принесут удачу.

В общем, так и получилось. Кроме того неоспоримого факта, что каждый обитатель Южного Креста считал капитана, рискнувшего направить свою лоханку в южные воды, совершеннейшим сумасшедшим, ничего полезного выяснить не удалось. Отправляться в путь без четких ориентиров было не слишком-то разумным, но ведь именно за это ему и платили, не так ли? Пусть команда начала роптать уже на пятый день пути — Гайтар был к этому готов, не расставаясь с клинками и во время сна. Ну и страх перед магистром Альянса оказывал известное влияние — каждый на шхуне знал, что магистр Кайер лично настоял на своём участии в экспедиции и, следовательно, заинтересован в её успешном завершении. А злить огненного мага… может, лучше прыгнуть за борт и попытаться вернуться на Южный Крест вплавь?

На двадцатый день косые взгляды команды начали порядком нервировать Гайтара. Безусловно, корсары — народ отчаянный, с этим никто, хоть раз сталкивавшийся с пиратами в бою, спорить не станет. Страх перед капитаном и магом — на это можно рассчитывать, конечно, но до определённого предела. Как и на жажду получить обещанную награду. Чем дальше шхуна углублялась в южные воды, тем громче становился ропот экипажа. Взрыва можно было ожидать со дня на день, и капитан начал всерьёз подумывать о смене курса. Не на обратный — но хотя бы на параллельный экватору, дабы немного снизить напряжённость на борту «Акулы».

Но до бунта дело так и не дошло — вечером двадцатого дня марсовый заметил нечто, при ближайшем рассмотрении вполне подходящее под определение «что-то необычное».

— Что это может быть, капитан? — магистр Кайер в неизменной (и не вполне уместной на борту пиратской шхуны, да кто ж рискнёт такое сказать магу) алой мантии стоял рядом с Гайтаром и его офицерами на баке, разглядывая пологий холм, выступающий из моря в половине выстрела^[12] от «Акулы».

— Не имею ни малейшего представления, магистр, — Гайтар умел, при необходимости, изъясняться на языке, понятном и приятном высшему сословию. Иногда подобным образом он разговаривал и с членами экипажа — как правило, перед тем, как отдать приказ повесить или выбросить за борт провинившегося матроса. — На первый взгляд это остров, но я не вижу ни скал, ни растительности. С такого расстояния нетрудно было бы разглядеть камни, не так ли?

Пожалуй, больше всего это напоминало не остров, а спину огромного кита. Чёрная, гладкая, словно залитая смолой поверхность, чуть поблёскивающая на солнце. Но если существуют киты таких размеров, то неудивителен страх моряков перед южными водами. «Акула» рядом с находкой выглядела жалко.

— Не слишком ли близко мы?.. — поинтересовалась в привычной манере Лайга Улэсс.

Присутствие на борту волшебницы, вопреки ожиданиям, не доставляло особых проблем. Напротив, она оказалась дамой приятной почти во всех отношениях, особенно с точки зрения Гайтара, чьи ночи женщина с готовностью скрашивала с первого дня своего пребывания на борту. Единственным её недостатком была манера речи — казалось, Лайга говорит ровно столько, сколько считает нужным, совершенно не заботясь, понял ли собеседник её фразу.

— Что бы это ни было, оно выглядит спокойным, — пожал плечами Гайтар.

Действительно, чёрная масса никак не реагировала на присутствие шхуны. Пока. Капитан предпочел бы сейчас развернуть корабль и уводить его подальше от находки, но он не без оснований предполагал, что подобное решение не найдёт понимания сейчас у магистра Кайера и позже — у Консула. Никто и никогда не платит денег просто так, а уж Тайная Стража и вовсе не была замечена в подобном расточительстве. Учитывая, что золото уже получено и, что там говорить, в изрядной части потрачено… Консул вполне может потребовать деньги назад, да ещё и с процентами. А проценты у Тайной Стражи могут оказаться куда выше, чем у самых жадных кинтарийских ростовщиков. Проклятье Эмнаура, зачем он вообще ввязался в эту авантюру?

— Какие будут идеи, капитан?

Гайтар тряхнул головой, отгоняя тяжёлые мысли. Затем бросил короткий взгляд на солнце, готовое вот-вот коснуться краем горизонта.

— До утра ничего предпринимать не будем, господа. А утром… думаю, отправим к этому… гм… пару человек на шлюпке. Думаю, добровольцы найдутся.

— Один уже нашелся, — сухо заметил магистр Кайер.

— Неразумно… боюсь этого… — Лайга поёжилась, словно воздух вдруг резко похолодел.

— У вас есть какие-то предположения по поводу нашей находки… леди? — в конце фразы алого мага прозвучала вполне заметная пауза. Магистр ко всем на борту относился с высокомерным равнодушием, но волшебница, добровольно опустившаяся до общей постели с пиратом, вызывала у него стойкую неприязнь и презрение. Что он и готов был продемонстрировать при каждом удобном случае. Сама же Лайга воспринимала такое отношение с полнейшим равнодушием — помимо денег и постельных игр её мало что интересовало.

— Живой он. Оно. Или она. Не знаю. Спит.

— Глупости, — фыркнул Кайер. — Живой… Это просто риф, покрытый какой-то смолой или чем-то похожим. Я должен взять образцы. Капитан, утром мы начнем высадку. Позаботьтесь о гребцах… и вот ещё что. Никому, кроме меня, высаживаться на остров не рекомендую. В том числе и этой, — небрежный кивок в сторону Лайги, — истеричке.

— Думаю, с гребцами проблем не будет.

— Я знаю, что это, — вдруг глубокомысленно заметил молчавший до сих пор Курдан, старый волшебник, по такому случаю выползший из каюты, где всю дорогу с явным удовольствием наливался дешёвым пойлом. — Дерьмо Эмнаура, да! Вот это оно самое! И вы в этом убедитесь, да! И ты, алый, и эта шлюха, и наш капитан.

Старик противно захихикал, затем сделал глоток из тяжёлой глиняной бутылки. Вытерев жидкие седые усы, он ткнул бутылкой в сторону острова.

— Шлюха права, это дерьмо спит и ждёт, да. Иди к нему, алый, а я посмотрю, что получится. Нечасто встретишь настоящее божественное дерьмо, да. Как раз то, что тебе нужно, алый.

— Заткнись! — ощерился магистр.

— Или что? — снова залился пронзительным смехом старик. — Или ты сожжёшь меня, алый, так? Ха! Побереги силы для дерьма, с которым собираешься возиться завтра, да.

Он снова жадно глотнул вина, затем перевернул бутылку вверх дном и убедившись, что она пуста, повернулся и, пошатываясь, направился в сторону каюты, не обращая ни малейшего внимания на взбешенного Кайера. Пальцы магистра уже сложились в фигуру для нанесения удара, но Гайтар неожиданно для себя встал перед алым магом.

— Прошу прощения, магистр, но… но на этом судне я решаю, кому жить, а кому умереть. И когда. Если помните, таковым было одно из условий нашей сделки. На корабле может быть только один капитан, вы не находите?

Кайер лишь презрительно скривился.

— В таком случае позаботьтесь, капитан, чтобы этот старый пердун знал своё место… на ВАШЕМ корабле, капитан. Я могу вынести неуважение… в определённых границах, но не от бездари, считающей себя магом.

— Я приму меры.

— Не сомневаюсь. Иначе мне придётся пересмотреть некоторые условия нашей, как вы говорите, сделки.

Ночь прошла спокойно — вернее, без происшествий. А вот выспаться капитану не удалось, сон приходил — и тут же рвался в клочья, оставляя после себя тяжёлое дыхание и учащенное сердцебиение. Гайтар понятия не имел, что ему снилось — ни одной детали вспомнить так и не удалось, сохранилось лишь ощущение тревоги. Толком не отдохнув, он оставил Лайгу, свернувшуюся калачиком на широкой капитанской постели, и выбрался на палубу.

День обещал быть неплохим. Плавно колыхалась вода за бортом, ветра практически не было — неприятное состояние для парусника в открытом море, но вполне приемлемое для предстоящей операции. Проходя мимо каюты Курдана, капитан прислушался — из-за двери доносилось бессвязное бормотание, в котором можно было разобрать лишь часто повторяющееся слово «дерьмо».

К удивлению Гайтара, алый маг уже стоял на баке, вглядываясь в чёрную массу острова.

— Не пора ли начинать, капитан? — спросил он, не оборачиваясь.

— Как скажете, магистр.

На воду была спущена шлюпка. Двое матросов заняли места на банках^[13], выражение их лиц говорило о том, что они предпочли бы оказаться в другом месте, желательно — как можно дальше отсюда. Но спорить с капитаном, за спиной которого маячил огненосец, никто не решился. Дружно ударили вёсла, шлюпка отвалила от борта «Акулы» и неспешно направилась к недалекому берегу… если это можно было назвать берегом.

За спиной Гайтара послышалось знакомое хихиканье.

— Он таки пошел туда, — прокудахтал старый волшебник, поглаживая сморщенной ладонью обслюнявленное горлышко очередной бутыли. — Глупец… эх, молодость, молодость… он ещё не понимает, что есть вещи, которых следует бояться, да.

Видимо, Курдан пил всю ночь без перерыва — сейчас он с трудом держался на ногах, а слова выговаривал так, словно его язык распух и едва ворочался во рту. Гайтар лишь пожал плечами — как бы там ни было, в мире существует не так уж много вещей, с которыми не смог бы справиться магистр Альянса. А старик уже давно впал в маразм и единственное, чего ему стоит по-настоящему опасаться, так это безвременной кончины запасов вина на борту «Акулы». Судя по темпам, с которыми волшебник расправлялся с содержимым трюма, печального конца ждать недолго.

На бак, отчаянно зевая, поднялась Лайга.

— Плохо спала, — буркнула она, хотя её состояние никого из присутствующих, включая Гайтара, особо не интересовало.

В этот момент шлюпка подошла к чёрному островку вплотную и магистр без особой опаски шагнул на странный берег. Гайтар затаил дыхание — ночные кошмары словно вернулись, он ждал, что вот-вот случится что-то страшное… но шли минуты — ничего не происходило. Маг некоторое время бродил у самой кромки прибоя, опустился на колени, разглядывая маслянисто поблескивающее чёрное вещество, затем явно вознамерился обойти островок по кругу. Лодка отошла от берега шагов на двадцать, матросы напряженно следили за Кайером, готовые, в случае необходимости, немедленно причалить и забрать волшебника на борт.

Хотя кто их знает… случись что-нибудь по-настоящему серьёзное, и неизвестно ещё, в какую сторону начнут грести пираты.

— Упал, — вдруг равнодушно сообщила Лайга.

— Что?

— Магистр упал.

Действительно, алый маг лежал ничком на чёрной поверхности, подергиваясь, словно в конвульсиях. Затем сделал попытку подняться, некоторое время стоял на коленях, словно не в силах расстаться с твёрдой поверхностью… резко рванулся, чуть ли не взлетев, и замер, что-то напряжённо разглядывая.

— Вляпался, — ехидно заметил старик. — Вот в это самое эмнаурово дерьмо и вляпался, да. Они такие, алые… думают, самые сильные и самые умные… умные, они в дерьмо по своей воле не полезут, да. Умные, потому как. А вот такие дурни — всегда в дерьме по уши, да.

Гайтар лишь пожал плечами. Его худшие опасения вроде бы не оправдывались, островок вел себя относительно мирно, и если не принимать во внимание его чёрную поверхность… ну мало ли, что это может быть. Отполированный волнами гематит, к примеру. Хотя, если это гематит… чёрный блестящий камень изрядно ценится торговцами из Кинтары, и если выбросить часть груза и принять на борт некоторое количество такого богатства, можно поправить свои дела не в пример надёжнее, чем выполняя приказы Консула. Может, лорд Бьорн и выражает своё расположение пиратскому капитану, как на словах, так и в звонкой монете, но доверять Империи — не самое разумное решение. Сегодня ты нужен и с тобой готовы иметь дело, завтра политика, будь она проклята, изменится — и привет вам, пыточные подвалы Тайной Стражи.

Тем временем, магистр Кайер двинулся в обратный путь — и капитан мысленно отметил, что волшебник явно торопится.

— Вот увидите, весь в дерьме будет, да, по самые уши, — бубнил за спиной Курдан, нисколько не интересуясь тем неоспоримым фактом, что никто его не слушает.

Гребцы снова подогнали шлюпку к берегу, магистр, черпая сапогами воду, торопливо перебрался на утлое суденышко. Гайтар вдруг понял, что непроизвольно затаил дыхание — если бы этот остров и в самом деле представлял собой некое зло, то сейчас ему, злу, как раз самое время себя проявить — а то ведь добыча ускользнёт. Хотя кто знает пути темного бога… да и светлого, если разобраться, тоже. Может, нечто, затаившееся на островке, ждёт, пока вся команда спустится на берег — чтобы разом, всех… Ведь не зря ни одного свидетеля ужасов южных морей так и не удалось найти.

Но остров по-прежнему был тих и равнодушен к отплытию сапог, только что попиравших его поверхность. А вот в лодке что-то происходило… Гайтар вгляделся — матросы что-то говорили волшебнику… вот один схватился за нож — слов с такого расстояния было толком не разобрать, но поза пирата казалась достаточно красноречивой. Полыхнула ослепительная вспышка, раздался пронзительный вопль и обожжённое тело плюхнулось в воду. Уцелевший матрос воспринял урок должным образом — сел на вёсла и принялся лихорадочно грести.

Вскоре лодка глухо ударилась в борт «Акулы» и алый торопливо поднялся на палубу.

— Что случилось, магистр? — мрачно поинтересовался Гайтар, медленно опуская ладонь на эфес сабли.

Кто-то мог подумать, что пират намеревается разобраться с волшебником при помощи обычной стали. Это было бы ошибкой, Гайтар имел в прошлом достаточно опыта, чтобы осознавать всю бесперспективность подобной выходки, но его жест был адресован не столько магу, только что нарушившему соглашение о поведении на борту «Акулы», сколько первому помощнику. Тот намёк понял правильно, сместился за спину мага, одновременно извлекая из ножен пару метательных клинков. Маги, что бы там они о себе не думали, обычные люди — нож в спину убивает их так же верно, как и простолюдина.

— Ваш человек вздумал угрожать мне оружием, — надменно заявил алый. — Таких вещей я не прощаю и вам, капитан, это прекрасно известно.

— У него были причины угрожать вам?

— Он был глупцом, — отрезал магистр. — Счел меня проклятым… Знаете, капитан, этот остров мне не нравится. Его поверхность… я не могу объяснить, на что она похожа. Какая-то плотная субстанция. Я неудачно упал и испачкал руки, и этот негодяй отказался доставить меня на корабль.

Маг продемонстрировал причину ссоры — его правая рука почти по локоть была покрыта поблескивающей чёрной пленкой.

— Напоминает смолу, — пробормотал Гайтар. — Только без запаха.

— Дерьмо это, — тут же с готовностью высказал набившую оскомину версию старый Курдан. — Это ты, алый, прямо в Эмнаурову задницу…

— Старик, если ты сейчас не заткнешься, — прошипел Гайтар, резко поворачиваясь к изрядно надоевшему пьянице, — я прикажу затолкать тебе в рот кляп!

Пираты — народ изначально грубый, на кораблях, выходящих с Южного Креста, редко встретишь образчики изящной словесности, знатоков церемоний, умельцев изящно отвешивать поклоны и строить утонченные комплименты. Эти люди предпочитают бить и, если возможно, в спину. Любой из пиратов готов богохульствовать по поводу и без… но всё же не переходя некие границы. Боги обидчивы, они легко сносят вырвавшиеся в сердцах слова, но могут отомстить тому, кто поминает их недобрым словом без должной причины. А если сравнить двоих братьев-богов, то гнев Эмнаура вполне может оказаться опасней.

— Ха! — осклабился тот, помахав перед лицом капитана сухой сморщенной ладонью. — Да я шутя сожгу половину твоей команды, сопляк! Как ты смеешь угрожать настоящему магу? Вы, молодые ублюдки, думаете, что вам всё можно, да? Угрожать магам, молодой человек, опасно для здоровья. Твой тупой матрос, кажется, только что в этом убедился, да?

— И прикажу не давать тебе ни капли выпивки, — сурово закончил пират, прекрасно зная, что подобная угроза будет куда действенней обещания физической расправы. — Будешь до возвращения на Южный Крест пить только воду.

Старик разом сник, понимая, что эту угрозу капитан сумеет выполнить без особого труда. Порядки на борту «Акулы» были достаточно жёсткими, во время похода команда вынуждена была обходиться слабеньким грогом, а крепкое вино хранилось под надёжным замком в капитанской каюте. На берегу — хоть упейся вдрызг, но в море пират должен быть в любой момент готов выполнять свою работу — будь то лезть на мачту или вступить в бой.

— Распорядитесь поднимать паруса, капитан, — приказал Кайер, вызвав у Гайтара очередную вспышку раздражения. — Мы возвращаемся.

— Может быть, вам стоит вспомнить, магистр, что на борту «Акулы» командую я? — голос пирата был холоден, словно никогда не тающий лёд в северных широтах.

— Вот и командуйте, — фыркнул алый и, больше не сказав ни слова, проследовал в каюту.

Гайтар проводил его взглядом и задумался. С одной стороны, магистр не всесилен и вряд ли сумеет справиться с командой опытных бойцов. С другой… потребуй капитан от матросов высадиться на берег, и он получит самый настоящий бунт. Взгляды членов экипажа, наблюдавших эту размолвку, говорили лучше любых слов — ни один из пиратов не согласится на такое дело добровольно, на лице каждого был написан страх. Они без дрожи в коленях пошли бы на мечи кинтарийцев или имперцев, вряд ли побоялись бы померяться с силами с белыми плащами (хотя чем такие стычки обычно заканчиваются, известно), не дрогнули бы и при виде тяжёлой индарской галеры — пусть и предпочли бы не вступать в схватку. Но странный остров внушал корсарам самый настоящий ужас… в стычке с волшебником бойцы могут встать отнюдь не на сторону капитана.

— Поднять паруса, — буркнул Гайтар. — Курс на Южный Крест.

Несколько последующих дней прошло без неприятностей. Алый почти не покидал каюты, хотя уже к первому же вечеру чернота полностью ушла с его руки. Спустя пару дней, желая восстановить добрые отношения, капитан попытался пригласить магистра на ужин — но получил категорический отказ. Кайер выглядел издерганным и уставшим, под глазами залегли чёрные круги, щеки ввалились, лицо покрывала тёмная щетина — а ранее маг Альянса старался следить за своей внешностью. Этот факт, довольно заурядный сам по себе, порядком обеспокоил Гайтара — всё, что не укладывалось в привычные рамки, вызывало раздражение… да и не в одном дурном настроении волшебника было дело. Сны — вот что не давало покоя капитану — кошмары, которые невозможно вынести и потом невозможно вспомнить, терзали его каждую ночь.

Последней каплей стало заявление магистра утром пятнадцатого дня после возвращения «Акулы» на обратный курс. Погода начала портиться, приближающийся шторм гнал по небу грязно-серые клочья облаков, настроение у Гайтара и без того было отвратительным, и появление на мостике алого мага ничуть не добавляло доброго расположения духа. Волшебнику явно нездоровилось, он заметно сгорбился и кутался в мантию, плохо защищавшую от резких порывов ветра. Лайга, столь же невыспавшаяся, как и её любовник, встретила появление огненосца на мостике мрачным взглядом — в последнее время она постоянно была не в духе.

— Идем в Сур, капитан.

— Зачем? — душераздирающе зевнул Гайтар.

— Это приказ.

— Вы опять забыли, магистр, что «Акула»…

— Принадлежит вам, — раздражённо оборвал его Кайер. — Да, я помню, как видите. Поэтому и предлагаю сделку — вы немедленно доставите меня в Сур, а я прослежу, чтобы и вы, и команда получили достаточное вознаграждение. Такая сделка вас устроит?

Гайтар насмешливо оглядел собеседника, затем покачал головой. Он мог бы попытаться объяснить Кайеру причину, по которой соваться в подконтрольные Ордену воды было ошибкой. Белые рыцари относились к пиратам не просто без мягкости, как, скажем, имперцы. Империя корсаров не жаловала, но и не предпринимала серьёзных шагов, дабы раз и навсегда прижать к ногтю морскую вольницу. Отчасти понимая, что это не такое уж простое дело, отчасти рассматривая пиратов как своего рода морской щит против довольно сильного флота светоносцев. Пожелай пираты напасть на имперский фрегат — Тайная Стража приложила бы все усилия, дабы найти и примерно наказать наглецов. Но если не дразнить зверя в его берлоге, то с имперцами вполне можно было иметь дело. В конце концов, практически вся захваченная добыча традиционно продавалась в Гуране по бросовым, зачастую, ценам, что вполне устраивало и Империю, и Его Величество.

Другое дело — светоносцы. Эти щадить не будут никого, для них пиратская шхуна как мозговая кость для оголодавшего пса, способного в своём стремлении урвать кусок мяса растерзать каждого, кто будет иметь несчастье оказаться на его пути. Встреча с «белыми плащами» могла закончиться или гибелью, что вероятно, или поражением рыцарей, что куда менее вероятно — одно дело резать охрану торгового судна и совсем другое — иметь дело с прекрасно обученными воинами, каждый второй из которых к тому же ещё и немного маг. Пусть на каждом корабле не более пяти-шести рыцарей, но и абордажная команда у них, как правило, состоит из опытных рубак.

А Сур… Сур — береговая крепость Ордена, и этим всё сказано. Не то, чтобы прибрежные воды кишели инталийскими боевыми кораблями, но вряд ли удастся избежать встречи. А там либо петля, либо милосердный удар меча в пылу схватки. Ни тот, ни другой вариант Гайтара не устраивал.

Если в вопросе ухода от чёрного острова Гайтар, вступи он в конфликт в огненосцем, рисковал оказаться в меньшинстве, то в данном споре команда, несомненно, будет на его стороне. Как уже говорилось, они не побоятся скрестить клинки с рыцарями Ордена, но… но хотя бы при трёхкратном численном преимуществе.

— Эта сделка меня не интересует, — хмыкнул он, с наслаждением взирая на вытянувшееся лицо Кайера. — Прибудем в Дес-Лат, найдёте себе какого-нибудь купца, который не откажется доставить вас куда угодно, хоть в Шиммель, если согласны как следует заплатить.

— Неприемлемо, капитан, — огненосец побагровел, в глазах плеснулась неприкрытая ярость. — Время не ждёт, мне необходимо попасть в Сур как можно скорее. И мне плевать на ваше мнение, капитан, вы доставите меня туда, куда я приказываю, и так быстро, как только сможет ваше корыто! Я более не потерплю…

Договорить волшебник не успел. Рукав его мантии чуть отбросило ветром в сторону, и Гайтар увидел, как стремительно распространяется блестящая чернота по пальцам волшебника.

— Демон! — рявкнул он, выхватывая саблю.

Человек, стоявший неподалёку от трапа, ведущего на мостик, резко взмахнул рукой, отправляя в полет короткое серебристое лезвие. У первого помощника на корабле много обязанностей, но самая из них важная — прикрывать капитана при любых неурядицах… правда, ситуации бывают разные, случалось, что капитан отправлялся на корм рыбам, а его бывший заместитель, нынче хозяин корабля, задумчиво вытирал окровавленный клинок и прикидывал, на кого из команды сможет положиться. Но не в данном случае — нежелание Гайтара отправляться в лапы к «белым плащам» иначе, чем в составе эскадры, вполне разделялось каждым на борту «Акулы», кроме разве что магов и шлюх — последним было совершенно всё равно, куда плыть.

То ли у Кайера поистине были глаза на затылке, то ли он ожидал нападения, но нож отлетел в сторону, наткнувшись на незримую преграду, а в следующее мгновение…

— Капитан Гайтар описывает магию, примененную магистром, как чёрные жгуты, вырвавшиеся из его рук, — Блайт заметил, как вздрогнула Таша. — Эти жгуты с легкостью пронзали человеческие тела и перебили одну из мачт. В считанные мгновения маг уничтожил чуть ли не половину команды. Похоже, он не вполне контролировал себя, от ударов чёрных плетей погибла и эта женщина, Лайга, хотя Гайтар особо отмечает, что она не пыталась вмешаться в драку. Сам капитан был ранен,жгут зацепил его плечо…

— Он описывает свои ощущения? — Арай Ватере подался вперед, впервые на протяжении рассказа утратив напускную невозмутимость.

— Да. Холод… резкая боль. Жгут вырвал из руки кусок мяса, но не повредил кость.

— Не слишком детальное описание… — разочарованно вздохнул магистр.

— Да, согласен. Но пират — не маг, он не обучен анализу магического плетения. Хорошо хоть, остался жив и смог рассказать… пусть и немногое.

АрГеммит молчал — эту историю он уже слышал накануне, и сейчас вновь пытался понять своё отношение к рассказу давно усопшего корсара. Остальные члены Совета Вершителей реагировали по-разному. На лице арДамала — лёгкая заинтересованность, остальные скорее демонстрируют скуку, чем беспокойство. Что лишний раз доказывает — нынешние члены Совета не слишком-то соответствуют занимаемым креслам. Нетрудно ведь было догадаться, что арГеммит привёл сюда Консула отнюдь не затем, чтобы скоротать вечер за увлекательной историей.

— И чем закончилась эта стычка? — поинтересовалась Тана Эйс с таким выражением лица, что любому было ясно — ответ её ни в малейшей степени не интересует, леди просто «от хорошего воспитания и врождённого благородства» демонстрирует толику уважения к рассказчику.

По всей видимости, Блайт это понял.

— В общем, ничем особо интересным. Магистр был убит — тем самым вечно пьяным стариком… Как именно — понятия не имею, это в журнале не описано. Старик тоже умер, они ударили друг друга одновременно. Корабль потерял изрядную часть такелажа, налетевший шторм довершил разрушения. Гайтару удалось спастись — на шлюпке. Всё, что он сумел сохранить — этот журнал… думаю, по той причине, что в его глазах записи в журнале, сделанные имперским шифром, имели некоторую ценность в золоте. Шлюпку выбросило на самый восточный берег Пустоши, где-то между Верленом и Последним приютом, именно там он и закончил свой рассказ. А потом, думаю, попытался добраться до Кинтары или Гурана… но одиночка в Пустоши живёт недолго.

Он замолчал, давая понять, что закончил рассказ. Метиус лишь усмехнулся — недосказанное было ему также известно, но… но интересно посмотреть, как эти люди будут вытягивать из бывшего Консула информацию.

— Ну хорошо… — протянул Ватере, буравя Консула взглядом. — Интересный рассказ, признаю. Ректорат будет рад услышать историю последних дней жизни магистра Альянса. Но я не вполне понимаю ценности этой информации, милорд Блайт, за исключением ценности чисто, так сказать, исторической.

— Да, этот остров, чем бы он ни был, может представлять определённую, в каком-то смысле, угрозу, — арДамал говорил предельно расплывчато, стремясь отметить своё участие в совещании с одной стороны и не допустить какой-нибудь промашки с другой. В обществе Вершителей (или, если уж на то пошло, в роли Вершителя) он ощущал себя несколько неловко. Будучи хорошим исполнителем, полководец не особо рвался к высоким чинам и полученная должность стала не столько приятным, сколько довольно хлопотным сюрпризом. — Если я правильно понял, имело место заражение чем-то неизвестным, так?

— Вы, безусловно, правы, — кивнул Блайт, помимо воли принимая манеру речи командующего, — я расцениваю происшедшее именно с такой позиции.

— Но я не вижу проблемы, — пожала плечами леди Эйс. Её глубокий, красивый голос звучал равнодушно и, самую малость, высокомерно. — Никто на корабле не заразился, верно? Значит, проникновение в организм чёрноты возможно исключительно в контакте… быть может, в контакте с веществом острова. Я понимаю, что это суждение основано лишь на имеющейся, очень неполной и отрывочной информации, но других случаев… кстати, этому заболеванию стоит подобрать соответствующее название, как вы считаете, господа… и дамы? Например, «проклятье Тьмы». Звучит неплохо, не так ли?

Метиус лишь пожал плечами, с его точки зрения всякого рода глупости сейчас были не к месту и не ко времени. Название… да уж, леди Эйс позаботится о том, чтобы соответствующий раздел в справочнике по редким заболеваниям увековечил её имя. Пока что целительница не могла похвастаться каким-либо значительным вкладом в науку Ордена. А уж как ей хочется… Понять женщину можно, сейчас любой, глядя на нее, вспоминает Лейру Лон, и сравнение получается отнюдь не в пользу нынешней Попечительницы. Даже если не вспоминать о том, что Лейру официально признали Творцом Сущего, бывшая глава Школы Ордена была выдающейся волшебницей.

Очевидно, нечто подобное пришло в головы и другим присутствующим, поскольку, обожжённая несколькими вполне заметными ухмылками, леди Эйс чуточку покраснела и замолчала.

Наверное, единственным человеком в этой компании, пожелавшим прийти на помощь женщине, оказался Блайт.

— Да, леди, это название подойдёт. И, боюсь, нам придётся употреблять его чуть чаще, чем хотелось бы. С вашего позволения, я прошу предоставить слово присутствующей здесь леди Рейвен, она кое в чём дополнит рассказанное мной.

Дождавшись кивка арГеммита, Таша встала, бросив на Ангера взгляд, обещающий тому скорую и неотвратимую расправу. И этого человека она считала другом? Или больше, чем просто другом? Мог бы намекнуть…

Рассказ Таши не занял много времени — ещё и потому, что злость на Блайта не позволила леди Рейвен построить более-менее связное повествование и пришлось ограничиться сухим изложением давно минувших событий. Но именно эта краткость, более уместная для формального отчёта, произвела на собравшихся определённое впечатление.

— Итак, «проклятье Тьмы» уже добралось до материка, — Мират арДамал невесело усмехнулся. — Неприятно, признаю. С другой стороны… единичный случай за века — это не так уж существенно.

— Единичный выявленный случай, — заметил арГеммит. — Да и то, выявленный случайно. Если бы кое-кому не захотелось лучше узнать историю своего происхождения, мы бы пребывали в неведении.

— Но я по-прежнему не вижу поводов для беспокойства, — снова попыталась привлечь к себе внимание леди Эйс, на этот раз — довольно успешно. — Просуммируем факты. Проклятье Тьмы явно не передается от человека к человеку, женщина находилась среди торговцев достаточно долго, путь от южного побережья Гурана до Инталии неблизок. Несмотря на это, эффект «чёрных рук» был замечен только у неё. Далее, само по себе заражение не повышает агрессивности человека, женщина воспользовалась магией лишь при угрозе своей жизни. Думаю, магистр Кайер, как и большинство уважаемых магов Альянса, и в обычное время не отличался миролюбием. Так в чём вы, милорд Блайт, видите угрозу?

— В том, что среди обычных людей может оказаться изрядное количество черноруких, — вместо Консула ответил Метиус. — И мы не знаем, в чём их цель или, если хотите, их предназначение. Просто прожить жизнь? Или, однажды, ударить в спину? Насчёт агрессивности… ну, я бы хотел напомнить о том очевидном факте, что пираты, люди довольно-таки бесстрашные, всеми силами стараются держаться подальше от южных вод. Нельзя исключать, что причина именно в находке капитана Гайтара. Нельзя исключить, что чёрный остров — не единственный, кто знает, возможно, всё море в районе экватора кишит этой мерзостью. В противном случае, Гайтару слишком уж повезло… или не повезло, как посмотреть.

— Откуда взяться черноруким? — не сдавалась леди Эйс. — Или пираты уже совершают паломничество к чёрному острову?

— По моим данным, — тут же подал голос Блайт, хотя вопрос адресовался не ему, — в последние годы корабли с Южного Креста не…

Короткая пауза, взгляд, брошенный в сторону Таши, странная смесь эмоций на лице, как у человека, вдруг обнаружившего в куче навоза крупную жемчужину — то ли верить своим глазам, то ли задуматься о собственном психическом здоровье. Воспользовавшись паузой, леди Эйс с явным торжеством, не вполне приличествующим Вершительнице, выпалила:

— Вот именно! Считаю, что…

Окончания её очередного пассажа леди Рейвен не слышала, полностью поглощенная странной вспышкой эмоций бывшего Консула. Совершенно очевидно, Блайта посетила какая-то мысль, явно в первый момент показавшаяся ему нелепой или попросту смехотворной. И его хваленое умение владеть собой дало трещинку… о да, уже через мгновение Ангер вновь нацепил на себя уверенно-холодную маску, но что-то определённо под ней скрывалось. И необходимо обязательно выяснить, что именно.

Не обращал внимания на перепалку и Магистр Ватере — сохраняя каменное выражение лица, он молчал, то ли размышляя над услышанным, то ли стараясь понять, какие мысли прячет меж произносимых слов старый Вершитель. В одном он не сомневался ни на мгновение — арГеммит не стал бы ворошить события столь давних дней просто для того, чтобы подкинуть остальным пищу для размышления. Всё, что делал арГеммит, имело свои причины… не обязательно очевидные. Вот и сейчас он словно ждал чего-то, определённой реакции на рассказ Блайта. Нужной ему реакции. И, судя по кислому выражению лица, никак не мог дождаться.

Нельзя сказать, что Ватере считал арГеммита близким другом. Их связывало многолетнее знакомство, временами сотрудничество, иногда — противостояние. Что неизбежно, несмотря на то, что Альянс Алого Пути традиционно поддерживал Орден Несущих Свет в вопросах войны. Иногда поддерживал в прямом смысле этого слова, иногда просто аккуратно соблюдал нейтралитет, но сторону Гурана алые маги не принимали ни при каком раскладе… опять-таки, если оценивать ситуацию «в общем». Политика Альянса, позволяющая алым волшебникам работать по найму, развязывала руки магам среднего уровня, но официально симпатии Ректората всегда были на стороне Инталии, предоставлявшей им кров.

С другой стороны, между двумя колоссами принципы вассалитета не действовали. Временное, по договорённости, подчинённое положение, как, скажем, в период последней войны — это другое дело, это отношения нанимателя и наёмника. А вне рамок договора присутствовала обычная конкуренция, борьба за информацию, попытки овладеть доступными оппоненту знаниями, перехват перспективных детей… иногда мелкие пакости, не слишком способствующие ухудшению отношений, зато позволяющие держать друг друга в тонусе.

В целом, Ватере не был кровно заинтересован в поддержке арГеммита… но понять, что именно беспокоит старого пройдоху, необходимо. Поскольку это беспокойство вполне может быть обоснованным, и тогда интересы Альянса следует скорректировать с учётом поступившей информации. Арай попытался представить, что может беспокоить всесильного Вершителя… война закончилась, Инталия постепенно поднимается с колен, куда её бросили почти победившие имперцы, впереди, как минимум, одно-два спокойных десятилетия…

— Не стоит сбрасывать опасность со счетов, — тонкий, несколько раздражающий голос девушки в белой коже прервал его раздумья. — Если мы не можем оценить угрозу — это одно, а если просто не желаем…

В глазах арГеммита мелькнула искра удовлетворения, и Ватере тотчас же насторожился. Ну, допустим, Вершитель чувствует предстоящие неприятности. Серьёзных оснований этому нет, но возможно, возможно… Мир поддерживается индарскими клинками, но Комтур не вечен, а проследует ли Круг Рыцарей предложенным путем после ухода нынешнего лидера — ещё вопрос. Пока Ульфандер Зоран пребывает в полном здравии, Индар пойдет за ним. А потом? Понимает ли арГеммит, что сложившееся положение дел не устраивает ни святителя Верлона, ни Его Императорское Величество? Прекрасно понимает, с его-то опытом. Железные клинья Индара — слишком серьёзная вещь, чтобы проигнорировать Ультиматум Зорана-миротворца, но пока боевых действий нет, их можно готовить. Наращивать мышцы, точить зубы, вести разведку. Десять или двадцать лет, ну двадцать пять, это предел. Зоран не юноша, при самом внимательнейшем контроле со стороны целителей ему не дотянуть и до сотни лет, для этого надо быть магом.

АрГеммит боится новой войны? Инталия сейчас не в лучшем состоянии, но за пару десятилетий ситуацию можно изменить. Белые рыцари так часто воевали с восточным соседом, что перспектива новой стычки должна их вдохновлять, особенно если не забывать понесенного «почти поражения». Каждый воин и каждый маг Ордена понимают, что последнее противостояние было проиграно, и жаждут реванша. Другое дело, что арГеммит, которому полагается быть идейным вдохновителем предстоящих событий, в силу своего характера не очень-то стремится к достижению Орденом военных успехов.

Значит, он желает чего-то иного.

В памяти алого магистра всплыли строки Ультиматума Зорана. Довольно неожиданное решение немолодого Комтура толковали по-разному. Злые языки утверждали, что Ульфандер устал от войн, утратил твёрдость руки и хочет спокойно дожить до старости. Слово «трус» не употреблялось — кому охота быть зачисленным в официальные «враги Индара», этот статус не способствует долголетию… не употреблялось, но имеющий уши — да услышит. Люди более практичные видели в Ультиматуме попытку (успешную) вписать своё имя в историю Эммера, вписать так, что и через сотню, и через тысячу лет Зорана-миротворца будут вспоминать не просто как одного из Комтуров, а как человека, решившего свершить невозможное — принести мир двум вечно враждующим державам.

Арай Ватере не относился ни к первым, ни ко вторым. Он был реалистом и понимал, что человек, воспитанный в традициях рыцарства и, одновременно, наёмничества, как бы плохо ни сочетались эти два понятия, повёл себя в высшей мере странно. Словно…

Словно в одночасье изменилась его судьба.

Мысленно перебрав в памяти всё, что касалось Клинков судеб, Ватере пришёл к выводу, что наблюдаемые симптомы более чем схожи с описанными в исторических хрониках. Но знаменитые Клинки давно либо использованы, либо утрачены. Сомневаться в том, что «Сапфировый коготь» ушел на дно, не приходится — за века, прошедшие с момента его исчезновения, не появилось ни единого слуха о драгоценной находке. А уж если бы кому-то удалось завладеть «Когтем», это не осталось бы тайной — напротив, такой человек имел бы возможность получить всё. Неисчислимое богатство, власть… Ну а «Изумрудное жало»? Заслуживающие доверия источники хором утверждают, что клинок попал в коллекцию небезызвестного Санкриста альНоора… и канул в небытие вместе с ним и его последним творением. Но вот регулярно появляющиеся слухи о том, что Высокий замок временами появляется в Эммере, то в одном, то в другом месте… нельзя списать все свидетельства на фантазии или галлюцинации. Сумел ли Санкрист вернуться? А если сумел, то… взял и использовал «Изумрудное жало» для установления воздействия на Зорана? Да полноте… лучший боевой маг за всю историю Альянса возжаждал сыграть роль величайшего миротворца в истории Эммера? Слишком похоже на сказку, которые так любят сочинять специалисты Ордена.

И всё же… слишком похож неожиданный Ультиматум на результат преломления Клинка судеб.

«Вот ты, Арай, имей в своём распоряжении Клинок и пожелай остановить войну — что бы ты сделал? При условии, что целью последнего удара может быть только один человек?»

Пожалуй, при таком раскладе Комтур — идеальная мишень. Он обладает силой — но не влиянием. И Инталия, и Гуран будут его опасаться, но не считать равным себе — и, следовательно, не рассматривать как потенциальную «третью силу». Индарские клинки удержат мир, но не принесут Индару мирового господства — на первых порах такое положение дел вполне устроит и Императора, и Орден. Да, если и в самом деле Ультиматум — следствие ввода в игру Клинка, то цель избрана умело и не без изящества.

Может, это дело рук самого арГеммита?

Ватере постарался сосредоточиться на происходящем вокруг него и понял, что за период размышлений не так уж много и упустил. Дискуссия практически увяла — Вершители, за исключением упрямо молчавшего арГеммита, высказывались в том ключе что да, мол, угроза имеет место быть, но не так чтобы очень, а потому стоит ли беспокоиться о том, что толком себя и не проявило? Экс-Консул пребывал в некоторой растерянности, он явно ожидал более активных действий. Каких именно — вот вопрос.

И вдруг…

Слова этой милой девочки Верры, блеск в глазах арГеммита, сумасшедшая теория насчёт Клинка судеб в одно мгновение сложились в единую непротиворечивую картину, и Ватере чуть было не расхохотался. Да, всё просто и очевидно, стоит только соединить нужные элементы формулы. И, во имя богов, если он правильно понял намерения арГеммита, то Альянсу в этом деле с Орденом по пути. Ну, может и не всему Альянсу… но он, Арай Ватере, имеет право говорить от имени Ректората, он заслужил это право не только многолетним трудом, но и чётким пониманием того, что по-настоящему нужно огненным магам.

Маги Альянса в любой момент готовы к битве. Они — лучшие. Но суть Алого Пути не в том, чтобы прославлять победы огненосцев на поле брани. Алый Путь — это путь познания, а не войны.

— Позвольте высказать мысль, — Ватере поднял руку, привлекая общее внимание.

Дождавшись тишины, он заговорил неторопливо, взвешивая каждое слово.

— Мне кажется, здесь присутствуют сразу две проблемы. Во-первых, эта чёрная масса, хотя и не проявившая явной активности в присутствии капитана Гайтара и его корабля, очевидно представляет собой известную опасность. Ведь уходившие в южные воды корабли, в том числе и в составе блестяще подготовленных экспедиций, не возвращались. Экипажи того же адмирала Текарда были достаточно опытны, чтобы можно было списать гибель эскадры на банальный шторм. Да и пираты боятся пути на юг не зря. Мы не можем утверждать, что чёрный остров сохраняет неподвижность и не способен двинуться к берегам Эммера. Если же это произойдет… что способно остановить наступление Проклятья Тьмы? Клинки? Магия?

— Вы упомянули две проблемы, — подала голос леди Эйс.

— Да. Вторая, может, и не столь потенциально трагична — с точки зрения возможных потерь человеческих жизней — но и она заслуживает внимания. Из бортового журнала следует, что, соприкоснувшись с чёрной массой, магистр Кайер приобрел новые способности, не описанные в наших книгах. Магические способности… или родственные магическим. Есть ли гарантия того, что обычный человек, заразившись этой дрянью, не приобретет подобных же умений? Судя по рассказу леди Рейвен, та женщина, в лесу, не была волшебницей — у неё, очевидно, отсутствовали боевые навыки обученного мага, иначе разбойникам не поздоровилось бы. Но применить силу Проклятья Тьмы она сумела. При широком распространении заражения мы получим… думаю, не стоит объяснять, чем может закончиться для общественного уклада изменение установившегося баланса. Магия стоит у власти… даже Ордену следует это признать, хотя ваши обеты и утверждают иное. Если каждый… я подчеркиваю — каждый человек сможет овладеть убийственной магией, сумеет ли он держать свои силы в узде? Нас, волшебников, учат сдержанности и контролю. Но способен ли простой серв противостоять соблазну убить раздражающего его человека одним взмахом руки?

— Для этого не нужна магия, — заметил арДамал. — Достаточно ножа.

— Верно. Но магия и армия сдерживают эти порывы страхом наказания. До тех пор, пока каждый человек осознает пропасть, разделяющую его и полноправного волшебника, страх заставляет человека подавлять свои низменные порывы. Не всегда, не во всём — но в целом. Распространение Проклятья Тьмы способно сокрушить сдерживающие барьеры. Вспомните, ведь именно поэтому были уничтожены все следы магии Формы… ни для кого из присутствующих не секрет, о чём я говорю?

Бетина, несмотря на свои блестящие успехи в учебе, о магии Формы слышала впервые, но предпочла промолчать, дав себе клятвенное обещание как-нибудь позже взять лорда Ватере за горло и потребовать объяснений. Остальные подтвердили правоту огненосца кивками.

— Итак, мы имеем две угрозы. И, мне кажется, нам необходимо принять меры.

— Что вы предлагаете, магистр? — голос арГеммита был спокоен, но глаза выдавали волнение старого мага. Арай понял, что не ошибся в суждениях. Осталось окончательно убедиться в своей правоте — если Вершитель примет его предложение.

— Согласитесь, эта угроза касается не только Инталии. Ни Империя, ни Кинтара не застрахованы от возможно контакта с Проклятьем Тьмы. Хочу заметить, что кинтарийцы, традиционно сторонящиеся магии, ничего не способны противопоставить угрозе. А Круг рыцарей Индара, несмотря на всю их силу, не встанут на защиту Эммера от угрозы с моря. Клинки — не лучшее оружие против магии, в особенности, против магии неведомой и неизученной. Миротворцы Зорана избрали для себя вполне чёткий курс и будут его придерживаться до тех пор, пока действует Ультиматум. Следовательно, чтобы раз и навсегда решить проблему с Проклятьем Тьмы, необходимо…

Он на мгновение замолчал, обвел взглядом аудиторию и произнес слова, которые каждый из присутствующих уже готов был услышать.

— Необходимо объединить силы Инталии и Гурана.

— На этом всё, Консул.

Голос арГеммита, обращавшегося к мужчине, стоящему рядом с ним на пороге резиденции Вершителя, выдавал сильнейшую усталость. Светлый лик Эмиала, уже прошедший почти весь дневной путь, почти касался крыш зданий. Ещё несколько минут — и длинные тёмные тени поглотят блистательный Торнгарт, покроют чёрно-серым налётом белоснежные стены Обители, знаменуя окончание трудного дня. Сейчас Метиус хотел бы угнездиться в любимом кресле возле камина, распечатать какую-нибудь особо изысканную бутылочку из своих легендарных запасов и просто неподвижно сидеть, крошечными глотками потягивая драгоценное вино и наблюдая за плясками языков пламени.

Но не получится. Ватере недвусмысленно дал понять, что рассчитывает на приватную аудиенцию. И не откажешь… проклятье, из всех присутствующих на Совете один лишь алый понял, ради чего было устроено это представление. Понял и сделал то, что было нужно — и Эмнаур знает, чем огненосец руководствовался. Придётся с ним побеседовать, что-то из планов раскрыть, чем-то пожертвовать… поддержка Альянса и в иное время дорогого стоила, а в нынешней ситуации её попросту невозможно переоценить.

Несмотря на усталость и перспективу сложного разговора с полномочным представителем Ректората, Метиус ощущал полное удовлетворение результатами Совета. Блайт со своей информацией прибыл на удивление вовремя, избавив Вершителя от необходимости что-то изобретать. Правда, было бы куда лучше, исходи идея союза с Империей не от огненосца, а от кого-нибудь из Вершителей. Разумеется, не от самого арГеммита — в предстоящей комбинации он намеревался сохранить за собой роль дирижера, дав возможность исполнять сольную партию кому-нибудь другому. Ну, к примеру, молодой Бетине. Девочка далеко пойдет, но пока что ей не хватает… нет, не нахальства, этим добром она вполне может и поделиться. Вот чего ей по-настоящему недостаёт, так это готовности принимать и, что намного важнее, отстаивать решения. Рановато ей садиться в кресло Вершителя, но что поделать — когда ушли лучшие, приходится выбирать из тех, кто оказывается под рукой.

— Я надеюсь, вы выполните условия сделки, Вершитель? — Блайт старался говорить спокойно, но опытный наблюдатель мог бы заметить, что мужчина заметно нервничает.

— Безусловно. Вы можете ни о чём не беспокоиться, Ангер. Наши договорённости остаются в силе… при любом развитии событий. И имейте в виду, Орден сумеет обеспечить вашу безопасность.

Мужчина усмехнулся чуть печально, словно почуял в сказанном не очень смешную шутку. Метиус кивнул стоящему неподалёку рыцарю в белых латах. Рядом со светоносцем замерли солдаты, вооружённые до зубов. Рыцарь отсалютовал Вершителю и отвесил Блайту короткий поклон равного.

— Мне поручено охранять…

Договорить ему было не суждено. Тяжёлый арбалетный болт ударил в грудь мужчины в чёрном кожаном камзоле, без труда пронзил одежду, скрытую под ней кольчугу, тело… затем снова кольчугу, тончайшей отделки кожу, дорогую ткань длинного плаща. И увяз в толстом дереве дверных створок. Тело Блайта выгнулось дугой, рот приоткрылся, словно в отчаянной попытке издать последний стон — да так и остался открытым. Консул обмяк, и только намертво засевшая в дверях стрела не дала ему ничком рухнуть на мостовую.

Мгновением позже щиты сомкнулись вокруг арГеммита — бессмысленное и запоздалое действо, к тому же лучший маг Ордена вполне был в состоянии защитить себя. Пожалуй, в другое время он без труда обезвредил бы и стрелу задолго до того, как та коснулась бы кожи его гостя… но Метиус слишком устал и не успел среагировать вовремя.

— Найти! — прорычал он, ощущая, как вдруг заломило сердце и мелко задрожали колени. — Найти! Обыскать всё, каждый дом, каждую крысиную нору! Из-под земли достать эту тварь! Если надо, поднять по тревоге весь гарнизон! И Парлетта ко мне, срочно.

Мягкий сумрак, лишь слегка разгоняемый неверным светом полудесятка свечей. Отблески пламени, бьющегося в каменной темнице камина. Небольшой столик, наполненные бокалы — кажется, что тонкое стекло удерживает в себе тёмную густую кровь. Две фигуры в глубоких креслах…

Третий человек стоял посреди комнаты, заложив руки за спину. Поза, лишённая намека на почтительность — но те, кто знал Парлетта Дега, могли бы с уверенностью заметить, что тщедушному коротышке глубоко наплевать на подобные условности. Он мог с равным прилежанием заискивать перед последним слугой и холодно бросить оскорбление (или обвинение) в лицо кому угодно, вплоть до самого арГеммита. Вершитель ценил человека, ранее занимавшего неофициальную, ни в одном документе не поименованную должность Верховного Палача Ордена. Ценил не за умение лизать задницы — для этого имелась масса народу, ни на что иное не способного. Говорят, у каждого настоящего правителя должен быть хотя бы один слуга, не боящийся говорить господину правду прямо в глаза. Любую правду, в том числе и горькую, и опасную. Дега, более чем заурядный маг и совершенно никакой воин, обладал абсолютным бесстрашием и выдающимся нюхом на скрытых врагов Инталии. Это не помогло ему предотвратить ряд покушений на высших иерархов Ордена — но за годы службы Дега накопил достаточно заслуг, чтобы они перевешивали допущенные провалы. Три года назад, почти сразу после окончания войны, арГеммит ввел в Инталии официальную должность Квестора, в обязанности которого входило вершить высший суд в вопросах, затрагивающих безопасность государства. В том, что эта должность изначально предназначалась Парлетту, никто и не сомневался. К полному удовлетворению арГеммита, заполучив золотой медальон с изображением карающего меча, Дега ничуть не изменился — всё так же ни во что не ставил интересы отдельных людей, всё так же беспокоился о пользе для дела в целом.

— Поймать стрелка не удалось? — Метиус знал ответ, но хотел его услышать от Парлетта, желательно, с дополнительными деталями.

— Не удалось. Брошенный арбалет, кое-какие мелочи — это всё. Шансов поймать его прямо на месте преступления не было ни малейших.

— Плохо…

— Было большой ошибкой поручить охрану столь ценного… — на мгновение Дега замялся, подбирая уместное слово, — свидетеля обычным солдатам. Пара магов средней руки сумели бы защитить покойника от такой мелочи, как арбалетный болт.

Метиус вздохнул, сделал глоток вина, бросил короткий взгляд на безмолвного Ватере и пожал плечами, словно ёжась от пронзительного взгляда своего доверенного помощника.

— Ну да, это моя ошибка. Никогда бы не подумал, что какая-то тварь убьёт моего гостя на моём же пороге. Но сейчас нас больше должны интересовать не мои ошибки, Парлетт, а просчёты убийцы. Что удалось установить?

— Вас интересует личность собственно убийцы или его нанимателя? — с лёгким налетом сарказма в голосе поинтересовался Квестор.

— Оба, — отрезал арГеммит.

Иногда Парлетт вызывал ужасное раздражение. Людей, более или менее знавших Квестора и не мечтавших свернуть этому мозгляку шею, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Иногда подобные желания посещали и арГеммита, чьим протеже Дега считался уже добрых двадцать лет. Но приходилось терпеть, хотя бы за неизменную преданность этой крысы Инталии и Ордену. Если точнее — только Ордену… интересы Инталии, Святителя и прочих волновали Дега лишь в той мере, в которой соотносились с его пониманием интересов Несущих Свет. За это приходилось расплачиваться, как минимум, информацией — как и Ангер Блайт, игравший сходную роль при дворе Императора Гурана, этот маленький человечек слишком много знал. Но, что было поистине редкостью, Дега никогда не злоупотреблял накопленным знанием.

— Итак, стрелок… Выстрел сделан из чердачного окна особняка леди Шайнур Диктис, в последние три недели в Торнгарте отсутствующей — леди пребывает в загородном доме, там же находится большая часть прислуги. За особняком приглядывали двое… их трупы найдены в подвале. Заколоты кинжалом, судя по характеру раны — индарский трёхгранный мизерикорд, хотя с полной уверенностью сказать не могу. Удар нанесен в манере «клюв»… то есть, сзади, в шею, с дроблением позвонков. Удар мастерский, в обоих случаях выполнен безупречно. Стрелял из тяжёлого индарского штурмового арбалета, каковой брошен там же, на чердаке, за ненадобностью. Кроме того, в глубокой щели в полу, неподалёку от арбалета, найдена оторванная металлическая пуговица с изображением ворона, комок смоляной жвачки, кое-какие объедки, пустая бутыль «Северной крови». Требуются более детальные пояснения?

— Индарец?

— Да… на первый взгляд. Арбалет такого типа при покушениях используется редко, тяжёлый индарский арбалет обладает высокой дальнобойностью, но уступает в меткости аналогичным образцам инталийских оружейников. Скажем, я бы выбрал что-то попроще, тем более, что выстрел с такого расстояния можно сделать и из ручного оружия. Пуговица, несомненно, принадлежит индарцу — право носить «ворона» на пуговицах получают командиры клиньев после пяти успешно исполненных боевых контрактов. Жвачкой такого типа часто пользуются индарцы. Вино местное, инталийское, но особой популярностью оно пользуется у северян. Все улики указывают на Индар.

— Это тебя беспокоит?

Квестор довольно ухмыльнулся.

— Да… беспокойство, пожалуй, вполне подходящий термин. Такое впечатление, что убийца кричит во весь голос, что прибыл из Индара.

— То есть, на самом деле всё иначе? — поднял бровь арГеммит.

— Свидетельства подобраны так, чтобы любой внимательный человек тут же догадался, что они попросту лживы. Мне настолько демонстративно указывают на Индар, что поневоле хочется смотреть в другую сторону. А смотреть особо некуда… для посланца той же Кинтары слишком нехарактерно осуществить убийство с помощью арбалета. Скажем, признак дурного вкуса. Вот яд в бокале, да так, чтобы ни на кого из присутствующих не пало и тени подозрения — такое решение вполне в духе южан. Остается Империя… там найдётся достаточно мастеров, способных управиться со штурмовым арбалетом.

Некоторое время Дега молчал, давая слушателям возможность уяснить информацию. Затем вздохнул.

— На самом деле, намек на Империю столь же очевиден, сколь и указание на участие Индара. Просто второй слой… слегка замаскированный, но не более того.

— Второй… — пробормотал Ватере, ни к кому конкретно не обращаясь. — Хотите сказать, имеется и третий?

Дега коротко кивнул.

— Я мог бы предположить, что явные и грубые улики, свидетельствующие о причастности Индара, как раз и нацелены на то, чтобы замаскировать его реальное участие. Заставить нас признать улики сфабрикованными, подброшенными намеренно — и проигнорировать их.

— Послушайте, Дега, — устало вздохнул арГеммит, — у меня был очень тяжёлый день. Вы пришли к каким-то конкретным выводам?

— Да, пришел, — Квестор выдержал короткую паузу, затем продолжил: — В сложившихся условиях я решил отбросить улики. Следует сосредоточиться на другом вопросе — кому по-настоящему выгодна смерть Блайта? И тут остается только один ответ… да, Индар не прочь был бы заполучить бывшего Консула в свои руки и выпотрошить его память. Но вот от его гибели Круг Рыцарей почти ничего не выигрывает… зато получает почти гарантированное обострение и без того непростых отношений с Инталией. А если учесть, что Зоран объявил себя миротворцем…

— А не кажется ли вам, Парлетт, что это — ещё один пример «второго слоя»? — тихо заметил Ватере. — Заполучив Консула и его память, Орден приобретет возможность прикоснуться к целому ряду имперских тайн, что может весьма негативно сказаться на нынешнем шатком мире, пребывающем в целости только лишь за счёт индарского оружия? Устранение Блайта могло бы ликвидировать один из возможных камней преткновения во взаимоотношениях между нашими странами, способствуя исполнению целей Зорана.

— Я думал над этим, — Квестор ухмыльнулся, явно польщённый этой репликой, — и пришел к выводу, что этот «второй слой» также учтен убийцей. Но тут есть нюанс… дело в том, что я лично знаком с Ульфандером Зораном и довольно неплохо представляю ход его мыслей. Столь грубое убийство на первый взгляд вполне в характере Комтура, склонного решать проблемы силой оружия — на первый, подчеркиваю, взгляд. Но на самом деле Зоран не слишком любит пачкать руки… Сейчас Индар достаточно силен, чтобы просто потребовать головы Блайта… и признайте, Вершитель, вы ведь не найдёте достаточно аргументов отказать Кругу Рыцарей?

— Почему ты так думаешь? — буркнул Метиус более для порядка, чем намереваясь ввязаться в полемику.

— Потому, что, как сказал уважаемый магистр Ватере, смерть Блайта — человека, способного изрядно расшатать установившийся баланс — в полной мере соответствует интересам Зорана в части сохранения мира.

АрГеммит скривился, словно от зубной боли. Дега был, как обычно, прав. Блайт — ценный приз, но ещё и оружие, а Зоран пообещал свернуть шею всякому, кто попытается нарушить равновесие. Ради головы одного потенциально опасного человека упрямый Комтур вполне способен бросить на избитую Инталию свои стальные клинья. Особенно если учесть некоторые истоки появления Ультиматума.

— Таким образом, Империя?

— Да, — коротко подвел черту под докладом Дега.

— Хорошо… значит… — Метиус хищно ухмыльнулся, — Значит, будем считать, что в убийстве виноват Индар. Инталия понимает позицию Круга Рыцарей и не намерена обвинять его в данном преступлении, хотя и выражает неудовольствие… неофициально. Никаких резких заявлений, но пара завуалированных упреков в приватной беседе. Если Император хочет нашей реакции — он её получит. Но не такую, какую ожидает. Дега, улики уничтожить, тем, кто их видел, расскажи о пользе молчания… и о возможных последствиях.

Парлетт коротко кивнул и вышел, плотно притворив за собой дверь.

Ватере некоторое время с преувеличенным вниманием рассматривал вино в своём бокале, затем сделал маленький глоток, причмокнул и блаженно сощурился.

— Знаете, Метиус, одна из причин, по которой я всё ещё торчу в Торнгарте, это изысканное великолепие вашего винного погреба.

— Знаете, Арай, — в тон ему ответил хозяин кабинета, — неуёмные похвалы пыльным бутылкам вызывают у меня временами некоторое раздражение. Вы, как только что заметили, торчали бы здесь и в том случае, если бы к столу в Обители подавали исключительно уксус.

Огненосец усмехнулся, давая понять, что намерен игнорировать раздражение хозяина, понимая его природу и, в какой-то мере, разделяя беспокойство Вершителя. И сделал ещё один глоток — да, его пребывание в столице Инталии диктовалось политической необходимостью, но ничто не помешает магистру совмещать полезное с приятным.

АрГеммит бросил короткий взгляд в окно. Над Торнгартом вовсю властвовала непроглядная ночь, едва рассеиваемая светом масляных ламп, установленных на наиболее значимых улицах города. Расточительно… к примеру, в том же Броне никто и не задумывался об освещении улиц, а что до всяких лихих людей, любящих проворачивать свои делишки во мраке — так на то есть Тайная Стража. Вот пусть и отрабатывают получаемое жалование. Торнгарт — иное дело, здесь расположена Обитель, здесь правит бал Эмиал, и фонари, всю ночь жгущие не самое дешёвое масло, лишь демонстрация того очевидного факта, что и с приходом ночи свет Эмиала остается с инталийцами.

— Время позднее, — Метиус снова уселся в кресло. — И день выдался не самым лёгким. Арай, может, мы перейдём к делу? Насколько я понимаю, у тебя появились вопросы, которые нельзя задать в присутствии посторонних?

— Для начала — только один вопрос.

Магистр Альянса отставил в сторону пустой бокал, некоторое время молчал, словно подбирая слова, затем, внимательно глядя в лицо арГеммиту, поинтересовался с деланным равнодушием:

— «Жало» или «Коготь»?

Метиус дрогнул. Чуть заметно, а для менее искушенного в подобных вопросах человека, и не заметно вовсе. Ему очень хотелось поднять в удивлении бровь, изобразить непонимание, поинтересоваться, что именно имел в виду глубокоуважаемый Первый Советник Альянса, правая рука Ректора Лидберга… а если уж принимать во внимание реалии, то — фактический глава Алого Пути, поскольку немощь Лидберга заставила того в последние пару лет практически устраниться от управления Альянсом. А когда тот пояснит свою мысль — рассмеяться, упрекнуть собеседника в склонности к мистике и старым легендам… налить ещё вина, поболтать о чём-нибудь малозначимом.

Только вот таким образом можно поступить с не обремененным излишней мудростью арДамалом. Или с самовлюбленной леди Эйс. Или с этой… какое бы слово подобрать… в общем, с леди Рейвен, которая принесла арГеммиту головной боли не меньше, чем половина интриг Империи за последние годы. А Ватере… как говорится, чтобы правильно задать вопрос, надо знать две трети ответа. Похоже, огненосец с помощью одних только умозаключений пришел к правильным выводам и всякого рода насмешки его уже не остановят.

Да и надо ли? В предстоящих планах Альянсу отведено важное место, и поддержка Ректората совершенно необходима. Полная поддержка — значит, поменьше тайн и недоверия, побольше проявлений доброй воли. В разумных, конечно, пределах.

— «Жало.»

— Хм… — Арай с некоторым сожалением бросил косой взгляд на пустой бокал.

Хозяин, проявляя положенное радушие, тут же потянулся к бутылке. Наверное, так и надо. Подобные вопросы куда легче обсуждать на не совсем трезвую голову.

— Значит, это твоих рук дело?

— Представь себе, нет. Просто я… скажем, получил информацию от надежного источника.

— До?

Метиусу подумалось, что иногда общение с собеседником, идеально знающим, о чём идёт речь, раздражает. Казалось бы, свершилось событие, способное перевернуть Эммер… да что там способное — уже перевернувшее, поставившее всё с ног на голову, создавшее кучу политических, дипломатических, социальных и других проблем. А у магистра — ни капли удивления во взгляде, один лишь интерес к деталям.

— После.

— Кто выбрал цель?

— Это неважно, — торопливо буркнул арГеммит, сверкнув глазами. Ватере понял, что эту деталь Вершитель, по каким-то соображениям, предпочитает оставить в тайне. Если уж на то пошло, деталь и в самом деле не такая уж существенная.

— Тогда передай инициатору мои комплименты, — усмехнулся магистр. — Цель избрана достаточно удачно, хотя можно было рассмотреть и другие варианты. И кто преломил клинок?

— Не поверишь, — скривился Метиус. — АльНоор. Лично.

— Он ещё жив? — судя по выражению лица Ватере, поверил он сразу, а вопрос задал лишь с целью уточнения.

— О, да… и будет жить ещё Эмнаур знает сколько. Если бы Санкрист не получил титул Творца Сущего за то знаменитое самопишущее перо, которое кроме Ректората никто не видел, ему вполне удалось бы удостоиться этой чести за создание Высокого Замка, — в чуть раздражённом голосе арГеммита сквозила элементарная, хотя и тщательно подавляемая, зависть к таланту древнего мага. — Сразу замечу, о некоторых деталях этого творения я не знаю вообще, о некоторых — лишь со слов очевидца. Но этим словам я доверяю. И впечатлен, не скрою — альНоор создал себе защитника, раба и хозяина в рамках одной сущности. Если пожелаешь, я дам тебе ознакомиться с отчётом… с некоторыми купюрами, не влияющими на общую картину. И прокомментирую, если потребуется.

— Если не секрет, чего стоило уговорить Санкриста расстаться с самым значимым элементом его легендарной коллекции?

— В его, как ты говоришь, легендарной коллекции оказалась подделка, — криво усмехнулся арГеммит. — Хорошая такая подделка, с зелёным прозрачным лезвием. Всё это время «изумрудное жало» находилось у нас, можно сказать, под самым носом. В Академии Зор-да-Эммер.

— Она же погибла. Вместе с островом.

— Ну, в какой-то мере так и есть. Но остров частично уцелел, два года назад я отправил туда небольшую экспедицию… скажем, особо доверенных людей. К сожалению, ничего достойного внимания они не нашли. Библиотека Академии для нас потеряна, удалось разыскать лишь несколько амулетов школы Формы. А что касается шпаги… понятия не имею, каким образом она туда попала, но факт остается фактом — «Жало» нашли и использовали.

— А амулеты?

АрГеммит с деланным равнодушием пожал плечами.

— Орден соблюдает договорённости.

Ватере решил, что эту тему далее развивать не стоит. Либо, в соответствии с давними соглашениями, все проявления магии Формы были надлежащим образом уничтожены, либо их запрятали так далеко, что до этих предметов не добраться, несмотря ни на какие партнёрские отношения с Несущими Свет. Сам Ватере не был уверен, что смог бы допустить утрату ценнейших, хотя и потенциально опасных артефактов… но тут всё зависит от количества и качества свидетелей. Если есть шанс, что утаивание запретной магии станет достоянием гласности, то лучше не рисковать. В противном же случае… играть мечеными костями предосудительно, но иметь их под рукой на случай крайней необходимости — мудро.

— Ладно, вернемся к Клинку Судеб. В запасе у нас лет двадцать, так?

— Может, больше. Болезни, покушения или трагические случайности Зорану не угрожают, судьба проведёт его к поставленной цели.

— Но только его, не так ли?

Оба прекрасно понимали, о чём идет речь, и этот обмен репликами лишь позволял упорядочить мысли, привести их в унисон, дабы можно было выработать единое мнение, приемлемое для обеих сторон.

Пока Ульфандер Зоран жив — будет живо и его дело. Какие бы слова о потомках или последователях Комтура ни произносил альНоор, ломая зелёный клинок, они уже не будутиметь силы. Впрочем, Творец прекрасно знал древние правила и не стал бы впустую сотрясать воздух. Один Клинок — одна судьба. Не более. Зоран объявил себя миротворцем под влиянием магии, понять и повторить которую не под силу никому из живущих или живших ранее, за исключением Творца альМегера, да и то… Всё, что Метиус знал о магии Творения Сущего (мало кто из ныне здравствующих знал о ней больше), заставляло его подозревать, что и сами Творцы понятия не имеют, что именно и, главное, как они создают. Если маг желает создать огненный шар — он получает именно шар пламени, который можно бросить в противника или заставить просто эффектно промчаться по воздуху, рассыпая искры на потеху ярмарочной толпе. Если магу требуется заморозить лужу — она замёрзнет… а уж будет ли иметь место тонкая хрупкая корочка или вода оледенеет до самого дна — это зависит исключительно от способностей. Количественные вариации, так сказать. Магия Творения — вариации качественные. Знал ли альНоор, что станет не столько хозяином, сколько пленником Замка? Какие именно цели ставил перед собой альМегер, создавая Клинки Судеб… ведь расправиться с обидчиками маг может куда более простыми способами. И куда более неприятными. Лейра, создавая свой кровавый дождь, вообще ни о чём не думала, в ней бушевала дикая смесь горя, отчаяния и ненависти.

В общем, Зоран встал на страже мира в Эммере — и прекратить войны ему, безусловно, удастся. Пока он жив. Но со смертью Комтура, которая, несмотря на помощь судьбы, рано или поздно произойдет, всё вернётся на круги своя. Инталия и Гуран накопят силы и захотят испробовать её — как обычно, друг на друге. А новый Комтур будет лишь удивляться, почему то, что удавалось его предшественнику, стало вдруг таким сложным или, скорее, невозможным.

— Двадцать лет. Тридцать, если повезет, — кивнул Метиус. — И если мы хотим избежать последующей крови, надо…

— Пролить её сейчас, — жёстко закончил за него Ватере.

АрГеммит промолчал, но его собеседнику требовалась полная ясность, иначе не стоило и затевать этот разговор.

— Если я правильно понимаю, ты намерен найти для Инталии и Гурана общего врага, чтобы повязать оба государства кровью, не так ли? А заодно причинить Гурану такой урон, чтобы в ближайшие десятилетия они и не думали о войне?

— Почти так. Только не для Инталии и Гурана, а для Эммера в целом. Тысячелетиями мы находились в противостоянии друг к другу. С чего это началось, ты и сам прекрасно знаешь — Эмиал, Эмнаур… боги-бойцы, боги-враги. Пора бы вспомнить, что они ещё и боги-братья. И эта чёрная гадость, легко превращающая человека в боевого мага, очень подходит на роль единого и страшного врага. А память об общей победе… ну, она не решит всех противоречий, но, надеюсь, окажет некоторое влияние. И уж дальше мы постараемся это влияние усилить.

— У тебя уже есть конкретные планы?

— В основном, наброски… Если чёрный остров оправдает мои ожидания.

— А если нет? — печально усмехнулся Ватере, уже зная ответ.

— Тогда над Эммером «неожиданно» нависнет другая смертельная угроза, — жёстко ответил арГеммит. — Сейчас объединение необходимо и возможно. Протянем ещё несколько лет, и напряжение вырастет настолько, что ни о каком союзе, хоть бы шатком и временном, нельзя будет и говорить. По большому счёту, поздновато уже сейчас, идеальным было бы начать через полгода после войны.

— Скажи, Метиус… ты готов бросить на алтарь этой идеи рыцарей Ордена? Их осталось мало… Готов погнать в бой юных волшебниц и магов, зная, что им придётся отдать жизни не за свой дом и свою семью, а за возможное, подчеркиваю, всего лишь возможное в далёком будущем примирение Инталии и Гурана? Думаешь, оно того стоит?

Вершитель не ответил. Всё, что он сейчас мог сказать, звучало бы излишне пафосно и, оттого, неискренне. Что же касается его настоящих чувств… Да, Метиус арГеммит был уверен, что другого выхода нет. Уверен настолько, что для пользы дела готов был не только выковать обоюдоострый клинок, нацелив его на общую для Эммера цель — он согласен был бы стать остриём этого клинка и погибнуть. Принести в жертву не только остатки инталийских рыцарей и магов, не только уцелевших солдат и, не исключено, немалое количество мирных жителей, но и себя самого. Лишь бы эта жертва не была забыта.

Но говорить это вслух не имело смысла.

Глава восьмая Таша Рейвен. Торнгарт

Пустота. Давящая, жестокая, равнодушная пустота. Хочется кричать… или рыдать… или кого-нибудь убить, кидаться на стены, жечь и рвать в клочья… или же забиться в самый темный угол и сделать вид, что мира вокруг не существует.

Наверное, она и прежде понимала, как много значит для неё Блайт. Быть может — с самой первой встречи — когда ещё совсем неопытная, ещё не вполне понимающая, что и как надо делать, снабженная лишь пространными, неконкретными инструкциями разведчица отправилась в Гуран на своё первое задание. Простое по сути — сейчас-то всё выглядело очевидным, Метиус просто испытывал её, давал возможность набраться опыта, научиться жить под чужой личиной, прятаться там, где безрассудная отвага — лишь помеха, ведущая к поражению. Прибыть в Брон, встретиться с верными Ордену людьми, не привлекая к себе внимания, собрать информацию и вернуться. Элементарно… Она не искала такой судьбы — судьба сама нашла её, дух бунтарства, впитавшийся в её разум с самого детства, толкал юную Ташу Рейвен на любые, самые безумные авантюры. Дуэли по поводу и без, выходки, не делающие чести ни лично ей, ни древнему роду, полнейшее презрение к авторитетам — всё это и привело её под руку арГеммита, сумевшего по-настоящему запугать взбалмошную девчонку. Не наказанием как таковым — а лишением возможности жить интересной жизнью. Тюрьма не располагает к приключениям. А Таша жаждала славы и успеха. Не такого, каким гордились некоторые из блистающих при дворе красавиц — а успеха настоящего, заслуженного. Желательно — сразу и много.

Отправиться во враждебный Гуран с секретнейшим (о, она-то думала, что от результатов её вояжа зависят, по меньшей мере, судьбы народов) заданием одного из верховных иерархов Ордена Несущих Свет — что может быть увлекательнее и значимее?

Мысль о том, что на службе Ордену и Инталии она добьется признания, на некоторое время немного утихомирила её пылкую натуру. И заставила смириться с тем очевидным фактом, что Метиус попросту не оставил ей выбора… Об этом Таша предпочла забыть — и пыжилась от гордости, что именно её, мастера магии Крови, недавнюю выпускницу Школы, приметил и взял под своё крыло сам Вершитель Ордена. Какая честь… и плевать, что для леди благороднейшей крови, принадлежавшей к одному из старейших дворянских родов Инталии, более пристойным был бы успешный брак, положение при дворе Святителя.

С головой окунувшись в роль тайного посланца самого Вершителя, она тогда сделала все ошибки, какие только может допустить бездарный разведчик. Не сумела скрыть своё существование от пристального взгляда Тайной Стражи, не нашла надёжного укрытия… провалилась по всем статьям — будучи уверена, что выполняет поручение арГеммита идеально. Уверена настолько, что когда симпатичный мужчина средних лет потребовал от неё расстаться с оружием и последовать за ним, Таша восприняла это как неудачную шутку. Потом решила, что вполне способна справиться с хамом собственными силами…

Несколько помятую леди Рейвен доставили в казематы под резиденцией Тайной Стражи. Предельно скудная обстановка… вернее, почти полное отсутствие таковой. Она ожидала, что и рацион узницы будет состоять исключительно из чёрствого заплесневелого хлеба и прогорклой воды — но если кому-то из арестантов и предлагалось именно такое меню, то для неё сделали послабление. Полагавшийся ей один раз в день обед был не лучше, но, слава Эмиалу, и не намного хуже, скажем, того, что подавали в какой-нибудь третьесортной забегаловке. Изнеженной особой Таша себя не считала (в целом, обоснованно), а потому временные лишения приняла с должным смирением. Поначалу.

За месяц пребывания в тюрьме девушка несколько похудела, растратила (на всю жизнь) изрядную часть умения держать себя в руках, настроила кучу планов мести арестовавшему её мужчине, Императору, Гурану, и вообще каждому, кто хоть потенциально мог оказаться замешанным в её провале. О том, что вина в случившемся целиком принадлежит ей, «разведчица» не думала.

Второй раз она увидела черноволосого мужчину как раз спустя месяц. Он лично явился в её камеру и, придвинув к низкой лежанке массивный чурбак, изображавший из себя стул, принялся молча рассматривать вжавшуюся в стену девушку. Судя по выражению лица пленницы, она не столько дрожала от страха, сколько готовилась к атаке.

— Леди Рейвен… польщен знакомством.

— Встречались, — буркнула она, оценивая противника и прикидывая, сможет ли самостоятельно выбраться из каземата, если сейчас размажет гостя по полу. — И не могу сказать того же… в смысле, что польщена. Обычно мужчина должен представиться даме… хотя у вас, в этой вашей Тайной страже, этикету не учат.

Он улыбнулся.

— О, простите меня, леди. Занимаясь убийцами, грабителями и другими преступниками, я порядком позабыл о правилах хорошего тона. Позвольте представиться, Ангер Блайт, к вашим услугам.

Даже это дежурное и ни к чему не обязывающее «к вашим услугам» в его устах прозвучало как-то изысканно-вежливо и душевно. Но Таша не способна была оценить способности Консула Тайной Стражи к перевоплощению — она буравила мужчину взглядом, одновременно мысленно посылая арГеммиту такой поток проклятий, что реализуйся хоть сотая часть пожеланий, и Вершитель немедленно скончался бы в ужасных мучениях.

Потом она спросит Метиуса, вернее, бросит ему в лицо обвинение — как посмел он, отправляя леди Рейвен на «столь важное и рискованное задание», не потрудиться описать ей внешность главного и самого опасного из противников. Выслушает ответ — чуть насмешливый, чуть раздражённый. АрГеммит традиционно придерживался той точки зрения, что исполнителю следует знать лишь имеющее непосредственное отношение к исполнению порученного ему дела, и не более. Подобная практика не раз хорошо зарекомендовала себя в прошлом и отказываться от неё Вершитель не считал нужным. Уйдет, с силой хлопнув дверью и оставшись при своём мнении. Затем вернётся…

Но это потом. Сейчас же её просто распирало от ненависти — и, возможно, именно тогда это и произошло. Ненависть, которая должна была бы вылиться на Блайта, сначала оказалась адресована арГеммиту, а потом и вовсе иссякла, растраченная впустую.

Блайт (в то время она не называла его по имени) был безукоризненно вежлив — не настолько, чтобы предоставить узнице свободу, но вполне отвечал понятиям Таши о галантности и хороших манерах. Когда Вершитель принял меры и подобрал устраивающие обе стороны условия обмена, Консул лично проводил леди к выходу, где её уже ожидала стража, задачей которой было убедиться, что бывшая пленница в самом деле покинет пределы Империи. Прощаясь, он поинтересовался, не слишком ли тягостным было пребывание Таши в заключении. Уже слегка опьяненная запахом долгожданной свободы, стройная, но слегка осунувшаяся леди надменно ответила, что кров и стол были вполне приемлемыми, но вот отсутствие книг её изрядно огорчило.

Когда, через два года, она снова оказалась в знакомой камере, Ангер Блайт с улыбкой протянул ей тяжёлый фолиант, переплетённый в жёлтую кожу.

— Желаю не скучать, Таша.

— Леди Рейвен, — привычно поправила она.

Потом были и другие встречи. И была ночь, проведенная в пещере… просто ночь, без каких-либо происшествий, хотя временами она немножко об этом жалела — так, самую малость.

Или в ту ночь что-то произошло? Что-то, к чему трудно подобрать точное определение. А в противном случае — почему, почему ей сейчас так паршиво?

Она пыталась понять саму себя — и не находила нужных слов. Три года она думала об этом человеке, желая встречи и боясь её. Мечтая снова увидеть лицо с тонким шрамом — и старательно убеждая себя, что всё это глупости. Вздрагивая, в очередной раз выслушивая ехидное замечание Альты, и злясь на саму себя из-за того, что где-то в глубине души признавала, что намеки попадают в цель.

Можно ли было назвать это любовью? Она не могла ответить на этот простой вопрос. Быть может, правду говорят — Эмиал и Эмнаур, братья-враги, разделили мир на две половины, и истинная половинка каждого человека ждёт его где-то на другой стороне. Был ли Ангер такой половинкой? Или мог бы ею стать? Она гнала от себя чувства, стараясь припомнить случаи, когда он становился ей поперёк дороги и, если уж на то пошло, поперёк горла — но, удивительное дело, если подобные мысли в отношении любого другого человека вызывали у леди Рейвен раздражение, то вновь и вновь прокручиваемые в памяти картины встреч с Консулом приносили лишь легкую грусть и… и тоску по его широким плечам, мужественному лицу, мягкой улыбке. Она готова была простить ему всё — и скрипела зубами от бессилия, не имея ни малейшего шанса обуздать саму себя.

Теперь его нет.

Таша терзалась мыслью, что окажись она рядом — смогла бы отвести беду, отклонить проклятую стрелу, спасти. Пусть потом снова будет неопределённость и душевные метания, это лучше, чем сидеть в четырёх стенах и вспоминать, вспоминать, вспоминать…

— Я должна его увидеть, — прошептала она, проводя рукой по щеке и с некоторым удивлением разглядывая влагу на пальцах.

Альта, сидевшая в кресле и уже несколько часов старательно читавшая толстую книгу (Таша могла бы поклясться, что за это время её подопечная не перевернула ни одной страницы), лишь вздохнула. Она не пыталась приставать к наставнице с утешениями и, пусть чисто интуитивно, поступала совершенно правильно. Каждый сам должен осознать и отпустить того, кто был ему дорог. Попытка помочь лишь обостряет горе… Слова не нужны, лучше просто находиться рядом и молчать.

Решительно поднявшись, Таша принялась приводить себя в порядок. Никто не посмеет сказать, что видел заплаканную леди Рейвен… а если посмеет — тем хуже для него. Сейчас что угодно могло вызвать у волшебницы вспышку неконтролируемого бешенства.

— Я ушла, — буркнула она, обращаясь к по-прежнему неподвижной Альте. — Прошу, не покидай дома.

— Хорошо, — кивнула та, ничуть не удивляясь.

Хотя, по меркам Инталии, бывшая ученица Школы и считалась вполне взрослой, нежелание Таши оставлять воспитанницу без присмотра приобретало поистине маниакальный характер. Ни малейшей возможности в одиночку посетить город у Альты не было, в лучшем случае — в сопровождении слуг. Или в компании с самой Ташей… Если раньше девушка ещё пыталась отстаивать свои права (без надежды на успех, просто ради самого процесса), то сейчас было не время для споров. Что ж… общество книг вполне устраивало Альту, а библиотека в столичной резиденции Рейвенов была если и не выдающейся то, по меньшей мере, достойной.

Альта, несмотря на юный возраст, в чувствах Таши разбиралась едва ли не лучше её самой. И смерть Блайта воспринимала не только как уход дорогого человека, но и как трагедию своей то ли старшей подруги, то ли наставницы. Или даже матери — в какой-то мере. Поэтому ей было тяжелее — она страдала за двоих. Для Альты их бывший спутник в незабываемом путешествии был… как назвать человека, который неизменно внимателен к тебе, который заботится о тебе, который готов тратить на тебя время совершенно безвозмездно, не ради выгоды или ответных чувств — просто так? Альта мало знала о своей матери и ничего — об отце, но ей казалось, что отец должен был бы быть именно таким, добрым, всё понимающим, близким. Таким должен быть настоящий друг.

Глядя невидящими глазами в так и не перевернутую страницу книги, она вспоминала, как Ангер, укрывая её плащом от ветра, рассказывал юной и жаждущей новых впечатлений девчонке чудесные истории — при этом обращаясь к ней почти как к равной. Как оберегал её сон в тесной каюте качающегося на волнах корабля. Как объяснял нюансы магии, ничуть не смущаясь её полной неспособностью применить получаемые знания. Встретит ли она когда-нибудь подобного человека?

Хлопнула дверь. Леди Рейвен ушла… вот теперь Альта могла себе позволить уткнуться лицом в подушку и разрыдаться.

— Прошу простить меня, леди, но у меня приказ.

Огромный рыцарь в белой броне заполнял собой весь узкий темный коридор, намертво перегораживая вход в комнату, где в настоящий момент находилось тело. Это была третья преграда… первую — наружную охрану особняка арГеммита волшебница преодолела без особого труда. Её здесь знали и, лишь сообщив, что Вершитель занят и просил его не беспокоить, пропустили. В конце концов, не дело стражников, пусть и относящихся к элитному подразделению, вмешиваться в дела магов, да ещё и Вершителей. Если бы был прямой приказ «никого не пускать» — дело другое, тогда и индарский клин не заставил бы воинов отступить. Но глава Совета Ордена ограничился лишь упоминанием о занятости, а такое предупреждение означало, что в определённых случаях потревожить его можно. Появление леди Рейвен, которой господин арГеммит традиционно благоволил, с точки зрения охраны вполне могло рассматриваться как допустимое. Кто её знает, с чем пришла…

Второй преградой оказалось полное отсутствие информации. Особняк арГеммита был огромен — здесь, по сути, обитал и сам Вершитель, и изрядное количество прислуги, и до полусотни солдат личной охраны. Нашлось бы место и гостям, и желающим сохранить конфиденциальность агентам. Немало залов пустовало — хотя слуги поддерживали помещения в идеальной чистоте. Необходимо было узнать, где именно разместили тело убитого Консула. И вообще — здесь ли оно.

Вскоре Таша в полной мере осознала, что понятие «преданность» поселилось в этом доме всерьёз и надолго. Ну не могут, не могут вездесущие слуги не знать, куда отнесли человека, застреленного на пороге особняка. Слуги всегда в курсе событий, происходящих в доме и окрестностях, только… только вот расставаться с этой информацией почему-то не желали. Грозные взгляды волшебницы, её обещания кары земной и небесной, золотые монеты — всё было бессильно перед упрямством этих лакеев, поваров и уборщиков. Воины, занимавшие посты внутри здания, демонстративно изображали из себя статуи — но с ними хоть всё было понятно, пока леди не начнёт громить здание или угрожать жизни и здоровью его обитателей, стражники так и останутся равнодушно-пассивными. Вежливое внимание, покачивание головой, в лучшем случае — короткое сухое: «Простите, леди, не знаю».

Наконец, тяжёлый золотой кругляш с изображением солнца сделал своё дело — лояльность вступила в противостояние с жадностью и, после довольно долгого сражения, проиграла. Леди получила требуемую информацию — и пришла к выводу, что она того стоила. Искать нужную комнату самостоятельно в этом почти дворце она могла бы до утра. Это — если не заплутает в многочисленных коридорах, переходах и проходных залах.

И вот цель уже близка. Дело за малым — как-нибудь обойти этого великана. Слугу можно заставить. Рыцарь — другое дело. Светоносец по своему статусу фактически ей равен, и рычагов давления на этого здоровяка Таша не имела. Разве что сила обаяния — но сейчас волшебница пребывала в таком настроении, что способна была скорее напугать, чем очаровать.

— Поймите… э-э?

— Тавис арДэл, к вашим услугам, леди.

— Поймите, Тавис, мне действительно надо увидеть его, — Таша изо всех сил старалась говорить спокойным, мягким тоном.

— Сожалею, леди. Но у меня приказ.

— Но…

Рыцарь покачал головой.

— Приказ Вершителя, леди. Никаких исключений. Вы можете обратиться к лорду арГеммиту за разрешением.

— Я…

— О котором лорд арГеммит сообщит мне либо лично, либо письменно.

— Вы не доверяете моему слову, арДэл? — Таша начала закипать, хотя ещё пыталась держать себя в руках. Глупо устроить здесь поединок, не время и не место. Да и заранее определить исход схватки с опытным «белым плащом» не мог никто.

Таше решила, что, хоть слова воина и звучали достаточно непреклонно, выражение лица его давало надежду решить дело миром.

— Скажите, Тавис… — она помолчала, затем заговорила тихо, может быть, несколько наигранно-проникновенным голосом, — вы теряли близких людей?

— Я воин, леди, — пожал плечами светоносец. — Мне доводилось хоронить друзей и я могу понять, что вы сейчас чувствуете.

— Как вы думаете, Тавис… если бы там, за дверью, лежал ваш друг… или ваш отец… как бы вы отнеслись к тому, что некто загораживает вам дорогу и мешает в последний раз…

Её речь сбилась, не хватало дыхания закончить фразу, и Таша с ужасом ощутила, как тяжёлая капля срывается с уголка глаза. О, Эмиал, только не это! Орден не любит слабости, слёзы вызовут лишь несколько равнодушных слов и пожелание вернуться сюда в другое, более удобное время.

К её удивлению, эффект от влажной дорожки на щеке оказался прямо противоположным.

— Я понимаю вас, леди. Действительно понимаю.

Рыцарь мгновение помялся, затем решительно заявил:

— Хорошо, вы можете зайти. Но, прошу вас, ненадолго. И мне придётся доложить Вершителю о вашем визите. Простите, если это идёт вразрез с вашими желаниями.

Дверь открылась тихо, без скрипа. Чувствуя, как отвратительно дрожат колени, Таша вошла в полутемное помещение. Мрак разгонялся несколькими оплывшими свечами в массивных канделябрах, ещё немного — и Ангер окажется в полной тьме, пока кому-то из слуг не поручат войти сюда и позаботиться об освещении. Окажется в полной тьме… как странно это звучит в отношении человека, жизнь которого прошла на службе богу Ночи. Блайт не был особенно религиозен и об обоих братьях-богах иногда отзывался без должного пиетета, и всё же… и всё же этот тяжёлый, липкий полумрак вызывал у Таши какой-то почти мистический ужас. Ангер шёл к Свету… ну, пусть не к Эмиалу как таковому, но к Ордену, который суть олицетворение всего светлого и справедливого. А оказался в темноте, и сейчас его душа уже мчится во владения проклятого Эмнаура.

Девушка подошла к невысокому постаменту.

— Так не должно было случиться, — прошептала она пустые, ненужные сейчас слова.

И сама поняла, что лучше просто молча стоять рядом с ним. В последний раз наедине, больше этого не будет. Сейчас она уже не обращала внимания на непрерывно сползающие по щекам солёные капли, просто стояла и смотрела на человека, который мог бы стать для неё чем-то намного большим, чем просто соперник… спутник… товарищ… друг… Взгляд скользил по чеканному профилю, не изуродованному маской смерти. Консул выглядел спокойным, умиротворённым — словно он ждал смерти и заранее смирился с её приходом.

— Ангер, ты скотина, — прошептала Таша неожиданно для самой себя, осознавая, что именно эта фраза в полной мере передаёт бушующие в ней чувства, заговорила снова, повышая тон, пытаясь выплеснуть с гневом всю накопившуюся боль. — Подлец! Негодяй! Как ты мог? Неужели ты не понял… да всё ты прекрасно понимал! Спаситель мира, раздери Эмнаур твою душу на тысячу кусков, о мире ты думал. А обо мне? О том, что я буду чувствовать, глядя на твой труп? Я просила тебя быть осторожнее, и что же? Великого Консула убивает какая-то шваль из заурядного арбалета?

Она с размаху влепила трупу пощечину, голова покойника дёрнулась, тело от удара чуть не свалилось с постамента.

Таша замерла, с недоумением разглядывая свою ладонь. Медленно прикоснулась к лицу Блайта, провела пальцем по тонкому шраму…

— Эмнаурово дерьмо, — прошептала она. — Мет, шакалий выкормыш, я тебя задушу. И если твоя смерть будет быстрой — считай, тебе повезло.

Тавис арДэл с удивлением смотрел вслед волшебнице и пытался понять, что же произошло. От Вершителя он получил вполне четкие указания — когда появится леди (по словам Вершителя — появится непременно), попытаться мягко убедить её воздержаться от визита к усопшему, а когда убеждения не помогут (по словам Вершителя — наверняка не помогут), дать ей возможность проститься с другом. Вроде бы леди собиралась поплакать над телом… почему же сейчас она, едва не сорвав дверь с петель, уносится по коридору как взбешенная фурия, изрыгая проклятия и терзая ладонью рукоять шпаги.

АрГеммит молчал, словно считая вопрос собеседника риторическим. Да тот и не рассчитывал на ответ… во всяком случае, на ответ простой и однозначный. Людям, стоящим у власти, часто приходится принимать решения, на первый взгляд не только не вызывающие у окружающих одобрения или, на худой конец, понимания, но и, напротив, способствующие резкому неприятию. Вплоть до бурного возмущения или откровенной ненависти. И орденец, и огненосец прекрасно это знали — оба принадлежали к высшей власти, оба знали, что ради достижения важных целей приходится чем-то жертвовать. И слава Эмиалу, если жертвы будут не слишком значительными…

Ватере прекрасно понимал мысли Вершителя, в том числе и те, которые тот не облекал в слова. Молодые воины и маги примерно одинаковы, что в Ордене, что в Альянсе… если уж на то пошло, то и в Империи тоже. Движимые пылом молодости, они жаждут славы, побед и великих свершений. И собственную смерть рассматривают как нечто не заслуживающее особого внимания — иначе не брали бы в руки оружия, а сидели бы себе тихо в безопасном месте, потягивали вино у камина, перечитывая книги о чужих подвигах. Что смерть? Она приходит к каждому, но лучше в ореоле славы, чем в постели от старости. Поэтому, кстати, действия Империи во время войны и не нашли особой поддержки даже среди гуранцев — вызов демона, попытка применения яда против армии, угроза уничтожения мирных жителей Шиммеля… это — подло и, следовательно, не приносит славы.

С годами отношение меняется. Начинаешь понимать, что личная слава, быть может, и неплохая штука, но достижение целей — важнее. Измазаться по самые брови в дерьме но, при этом, сохранить сотни и тысячи жизней тех самых молодых людей — это не путь рыцаря, но, возможно, путь полководца. Не стоит атаковать в лоб, если победу гарантированно принесёт удар из засады. Не следует предавать город огню и мечу, если можно убедить защитников капитулировать.

Разумеется, всему есть пределы. Но пределы эти определяются не важными, хотя и несколько эфемерными, понятиями вроде «честь» или «совесть» — а причинами достаточно утилитарными. Пока существуют некие «правила ведения войны», обе враждующие стороны знают, какие действия противник может предпринять, а от каких наверняка откажется. Не так уж трудно обезглавить армию противника, послав убийцу, который глухой ночью зарежет вражеского главнокомандующего в постели. Опытный маг без особого труда пройдет сквозь ряды обычной охраны… Но, использовав подобный метод достижения победы, следует помнить, что и у противника будут развязаны руки для нанесения адекватного ответного удара. И придётся полководцу, отдавшему роковой приказ, прятаться за десятью кольцами стражников, ожидать яда в каждой тарелке или кинжала убийцы — из каждой тени. В общем, если в относительно мирное время нож, отрава или навет — вполне заурядные способы причинить ущерб оппоненту, то война всё меняет… вводит свои правила, нарушение которых может привести к чему угодно — в том числе, и к бунту среди собственных войск.

То, что задумал арГеммит, по сути, было преступлением. Если планам Вершителя суждено осуществиться (а Ватере подозревал, что арГеммит не просто теоретизирует, а в самом деле готов действовать), то Инталии, Гурану, Индару и, в какой-то степени, Кинтаре предстоит в полном смысле этого слова умыться кровью. По сути, во время Разлома мир раскололся на части не только в прямом, но и в переносном смысле — катастрофа заставила людей разделиться на два противоборствующих лагеря, и чтобы слить их воедино, заставить если и не забыть, то хотя бы на время отбросить старую, как мир, вражду, необходима катастрофа не меньшего… не намного меньшего масштаба.

Мелькнула мысль — а что если Альянсу сохранить нейтралитет в предстоящих событиях? На фоне обескровленного Ордена и изрядно ослабленной Империи, Алый Путь вполне может обрести шанс на возвращение себе былой силы и влияния, занять лидирующее место среди держав Эммера… да, создав собственную державу… Его Величество… нет, скажем, Великий Магистр Арай Первый — так ли уж плохо звучит этот титул? Перед глазами явственно всплыли строки ненаписанной книги: «Только мудрая политика Арая Первого „Прозорливого“, основателя династии Ватере, позволила Альянсу Алого Пути избежать гибели в ходе катастрофы, вызванной преступными действиями правителей Инталии и Гурана, ввергшими государства Эммера в состояние хаоса. Став надеждой и опорой для выживших, Альянс и Великий Магистр дали людям то, что в тот момент было необходимо каждому — справедливые законы, веру в идеалы, мир в доме, цель в жизни…». Ватере ощутил, как где-то в глубине души шевельнулся страх — он боялся не устоять перед соблазном. Мотнув головой, отгоняя дурные мысли, он приподнял бокал, словно салютуя собеседнику.

— Альянс готов поддержать Орден во всех начинаниях.

Метиус несколько мгновений буравил собеседника взглядом, и у Ватере вдруг возникло ощущение, что старый маг видит его, как на ладони. А может, так и было… Затем Вершитель открыл рот, собираясь что-то сказать, но не успел.

Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стояла молодая женщина, пребывающая явно не в духе. Ватере узнал её — леди Рейвен, сегодня утром присутствовавшая на заседании Совета. Та самая, что сумела получить информацию о проникновении в Эммер «проклятья тьмы». Давшая, наряду с покойным Консулом, новый инструмент в руки арГеммита, инструмент опасный, в том числе, и для владельца. Интересно, она сама понимает, что натворила? Догадывается, к чему может привести её безобидный, на первый взгляд, рассказ о событиях многолетней давности?

— В чём дело? — голос арГеммита был холоден. — Кажется, я просил не беспокоить меня… и к тебе, Таша, это также относится.

«Ах, да! — Ватере мысленно усмехнулся, вспоминая, где он раньше слышал имя этой очаровательной брюнетки. — Она давняя протеже Метиуса… хм… вкус у старика есть, это точно. Интересно, её рассказ — истина или сфальсифицированная Вершителем сказка для придания веса записям в пиратском журнале? К примеру, если мне захочется проверить показания свидетеля, найду ли я его живым?»

— Надо поговорить! — рявкнула женщина. — Немедленно! И наедине!

Если бы взгляды могли метать молнии, то обстановка комнаты уже начала бы дымиться. Хотя Ватере и был одним из сильнейших магов современности, в присутствии этой взбешенной кошки он почувствовал себя неуверенно. Кто знает, чем допёк её наставник — но в период выяснения отношений от этой парочки лучше находиться подальше.

— Хм… — судя по выражению лица Метиуса, эскапада брюнетки не произвела на него особого впечатления. — Леди считает, что вправе диктовать мне условия?

— Вправе! — отрезала леди, опуская руку на эфес шпаги. — И ты сам это прекрасно знаешь!

— Я думаю, сегодняшняя наша встреча закончена к полному взаимопониманию, не так ли, мой друг? — Ватере намеренно был многословен, давая возможность женщине слегка остыть, а Метиусу приготовиться к бою. В том, что предстоящая Вершителю беседа не будет мирной словесной пикировкой, можно было не сомневаться. Но, поскольку особой тревоги у хозяина кабинета не наблюдалась, за исход «срочного разговора» опасаться не следовало. — С вашего позволения, я удаляюсь… тяжёлый день, а годы уже не те. К сожалению, мягкая постель всё чаще кажется предпочтительнее бокала хорошего вина и приятной беседы. Но могу ли я просить вас о встрече завтра днём?

— Непременно, — буркнул арГеммит. — Если в ближайший час меня не зарежут в собственном кабинете. До встречи, лорд Ватере, двери моего дома открыты для вас в любое время дня и ночи.

Таше казалось, что последние капли её выдержки ушли на то, чтобы дождаться, пока за магистром Альянса закроется дверь. Но мягкий тон Ватере, невозмутимость Метиуса, исходящий от камина жар пламени и витающий в воздухе аромат вина сделали своё дело — она не бросилась в атаку сразу, отрезая себе пути к отступлению, дав возможность наставнику заговорить первому.

— Я вижу, что ты вся кипишь, — арГеммит вновь опустился в кресло и вылил остатки вина в два бокала. — Но хочу попросить о небольшом одолжении. Прежде, чем ты наговоришь такого, о чём впоследствии будешь жалеть, и вынудишь меня совершить действия, о которых жалеть придётся мне, предлагаю просто помолчать и подумать. Вот, попробуй вино, это один из лучших сортов… хотя и не столь редкий, как некоторые экспонаты моей коллекции. Так вот, посиди и подумай…

— О чём? — Таша очень старалась, чтобы её голос прозвучал холодно-равнодушно, но не особо преуспела в этом.

— О жизни. Вот, простой пример… отец учит ребёнка фехтованию. Малыш весь покрыт синяками и ссадинами, он устал, плачет и считает, что отец — самое злое на свете существо, совсем его не любит и получает удовольствие, причиняя сыну боль. Быть может, в этот момент подросток ненавидит отца, жестокого и непреклонного садиста. Но вот способен ли ребёнок понять, что отец как раз и проявляет любовь и заботу, обучая сына тому, что спасет ему, возможно, жизнь?

Голос Вершителя тек плавно, лениво, словно тот и не объяснял ничего, а так — беседовал с самим собой, встречая у «собеседника» полное взаимопонимание. На Ташу он не смотрел.

— Или вот, скажем, — всё таким же скучающим тоном продолжил старый маг, — смерть грозит… ну, скажем, хорошему человеку. И некто, зная об этом, замыслил пойти на обман… да, с точки зрения светлого Эмиала, обман — это, безусловно, грех. Этот «некто», дабы спасти жизнь хорошего человека, создаёт видимость, что тот уже мёртв. Более того, обставляет эту смерть так, чтобы ни у потенциального убийцы, ни у друзей жертвы не осталось сомнений в истинности этих сведений. Настоящая скорбь, неподдельные слёзы… Как думаешь, Светлый простит такое нарушение канонов?

Таша молчала. В обычное время аргументы Метиуса действовали на неё скорее как раздражающий фактор, вызывая желание бесконечно спорить и доказывать собственную позицию, но сейчас подобрать нужные слова как-то не получалось.

— Однако, — голос Вершителя приобрел чуть заметные жёсткие нотки, — встречаются люди, ставящие идеалы Света превыше всего. Эти люди верят в свою правоту, и ради торжества истины готовы сорвать покров тайны с созданной лжи… ох, не слишком ли это я витиевато, как думаешь, девочка? Скажем проще, готовя любой тактический ход, необходимо помнить две вещи. Первая — твой противник, как правило, отнюдь не дурак, и будет искать подвох в каждом твоем слове, взгляде, действии. И второе… по вине нелепых случайностей, вроде твоего порыва сказать последнее «прости» усопшему, рухнуло в пыль гораздо больше хороших планов, чем по причине кропотливой умственной работы врага. Потому, что ход мыслей леди Танжери я ещё, худо-бедно, предсказать могу, а вот всякого рода непредвиденные ситуации… ну, сама понимаешь, потому их и называют «непредвиденными».

— Танжери? — Таша вдруг ощутила, как расслабившиеся было пальцы сжимаются вокруг эфеса.

— Ну ты же не думаешь, что устранять столь заметную фигуру отправили какого-нибудь заурядного наёмника? Хотя стреляла, вполне возможно, и не она. Вчера ночью, когда ты мирно сопела под одеялом, Дилана нанесла визит твоему… и своему, кстати, старому знакомому. Сделала ему предложение, от которого Блайту было очень сложно отказаться.

Таша мысленно прикинула, что именно сделает с Ангером, когда увидит его. Хотя Метиус вполне может принять меры, чтобы подобная встреча не состоялась, с него станется.

— Кого убили на вашем пороге, Вершитель?

— Человека, — пожал тот плечами. — Человека, чья жизнь и смерть принадлежала Ордену… вернее, жизнь его была завершена, осталась только смерть. Мне осталось лишь изменить его лицо и создать ситуацию, когда леди Дилана будет вынуждена сделать именно тот шаг, который нужен нам.

— Он… знал?

— Что обречён? Он знал об этом давно. Ещё тогда, когда замышлял мятеж и убийство. Знал, когда заговор раскрыли и на участников надели цепи. Но, как любила говорить небезызвестная тебе Лейра Лон, умирать надо так, чтобы принести пользу Ордену. Костёр на одной из площадей Торнгарта принес бы несомненную пользу. Быстрая смерть от стрелы, в данном случае, оказалась ещё полезней.

Волшебница представила себе, каково это — подойти к порогу дома, зная, что тебя там ожидает неминуемая гибель. И не имея ни малейшей возможности что-либо изменить. Как и любой орденец, она понимала, что когда-нибудь и её жизнь может потребоваться Несущим Свет, но собиралась в самой безвыходной ситуации бороться до конца. А этот обречённый…

— Он ведь мог попытаться убежать?

— Нет, что ты, — Метиус удивленно приподнял бровь. — Я говорил, что хорошие планы гибнут из-за случайностей, но уж такую-то мелочь предусмотреть нетрудно. Мятежник находился под «путами разума».

— И если бы его не убили..?

Таша не окончила фразу. И так ясно — если бы гибель поддельного Блайта не произошла там и тогда, когда это требовалось Вершителю, итог всё равно не изменился бы. Человек с лицом Консула должен был умереть — с кучей свидетелей, прилюдно, шумно. Так, чтобы не оставить ни тени сомнения у тех, кто наблюдает за его судьбой. И никакие соображения морального плана арГеммита не остановят.

— Как ты догадалась? Уж просвети старика.

— Отвесила ему пощёчину, — вздохнула Таша. — И почувствовала под ладонью бороду, хотя труп был тщательно выбрит.

Злость куда-то испарилась, осталось лишь чувство тупой усталости и какой-то пустоты в душе. Она всё ожидала вспышки радости — ведь Ангер жив, более того, теперь угроза его безопасности существенно снизилась — но радость так и не приходила. «Мы просто игральные кости, — подумала она, печально улыбаясь, — нами пользуются, чтобы выиграть партию. И не дано знать, что стоит на кону. А когда партия будет выиграна или проиграна, нас уберут — пока не понадобимся снова.» Где-то в глубине души она понимала, что арГеммит не мог поступить иначе, не мог не принести интересы одного или двух человек в жертву целесообразности на алтарь политики Ордена и Инталии. Старый Метиус, ворчливый наставник, временами проявлял заботу, сочувствие, понимание. Вершителю следовало ставить во главу угла холодный расчёт.

Что он и делал уже много лет.

— Да… борода… — хмыкнул Метиус. — Вот это как раз та самая случайность. Ведь мог бы предусмотреть, ан нет. Не принято у нас бить покойника по лицу. Хотя, признаюсь, я почти не сомневался, что тебе удастся пролезть в мои тайны, девочка. Может, тебе ещё хватает опыта, но вот настырности не занимать.

— Где Блайт?

— В безопасном месте. Там, где его не найдут. И не бойся, я не собираюсь упрятать твоего возлюбленного… да что ты вспыхиваешь, как сухая береста? Научись говорить правду, для начала, хоть самой себе. Так вот, никаких казематов под Обителью, как ты себе наверняка уже вообразила.

В известной степени магистр был прав. За несколько мгновений в воображении леди Рейвен промелькнула целая череда разнообразных картин. Несмотря на приведённую наставником аналогию об оказании помощи «одному хорошему человеку», среди этих картин затесались и такие, от одной мысли о которых по коже пробегал мороз. Таша не хуже других знала, что в процессе достижения собственных целей Вершитель не слишком заботится о чистоте рук и помыслов. Да и последние фразы не внесли сколько-нибудь существенного успокоения — ложь, официально осуждаемая Эмиалом, использовалась его слугами без зазрения совести.

— Я могу встретиться с ним?

Метиус долго молчал, словно пытаясь примирить самого себя с неизбежным. Затем вздохнул и обречённо кивнул:

— Я был бы против… но подозреваю, что ты, так или иначе, всё равно сумеешь обойти любые запреты, а маленькая локальная война в центре Торнгарта мне совершенно не нужна. Завтра. Сейчас ты пойдешь домой и, как примерная девочка, будешь всю ночь рыдать в подушку. Причём, желательно делать это так, чтобы особо любопытные могли увидеть истинную глубину твоей скорби. Я надеюсь, что на это представление твоих актерских талантов хватит? И ещё… эта твоя Альта ничего знать не должна, в противном случае… я не стану засовывать её в самую глубокую тюрьму, но вот радикально ограничить малышке свободу придётся.

Утро выдалось нерадостным — мрачные тяжёлые облака висели над Торнгартом рыхлым, сырым колпаком, словно утверждая — сам Эмиал временно позабыл о своих детях. Изредка сырость, накопив сил, сбрасывала на землю редкие тяжёлые капли, но настроиться на нормальный дождь небо так и не смогло. Неподвижный воздух, липкий и влажный, был наполнен «ароматами» большого города — дыма, навоза, еды, отбросов… За чистотой Торнгарта следили многие сотни людей, для которых грязная работа являлась единственным источником средств к существованию. Но их старания приводили лишь к тому, что центр столицы Инталии выглядел довольно чистым и опрятным — стоило же гостю шагнуть в сторону от главных улиц, и он получал возможность лицезреть всё то, чем ни одному городу не стоит гордиться. Грязь, смрад, снующая под ногами живность, возможность потерять и кошелек, и саму жизнь в каком-нибудь тёмном проулке, обшарпанные домишки, крикливая и неуправляемая детвора… Торнгарт уже давно стал слишком большим и, если бы не священный статус Обители, вопрос о новой столице наверняка встал бы ещё столетие-другое назад. Нынешний Святитель Верлон как-то обмолвился в приватном разговоре, что немного сожалеет о столь скором окончании войны — если бы имперцы спалили прогнивший город до основания, его можно было бы отстроить заново, сделать прекрасным и величественным. Выслушав вежливую отповедь от Вершителя арГеммита, официальный лидер Инталии предпочел не обострять и без того не слишком дружеские отношения с Орденом, и более подобных высказываний не допускал.

Для гостей, не испытывающих особого недостатка в средствах, город был и оставался гордостью Инталии, прекрасной столицей, яркой и праздничной. Многочисленные таверны могли предложить посетителям угощения на любой вкус. Здесь подавали и изысканные яства из пресыщенной Кинтары, и простую — если не сказать, грубую — пищу привыкших к лишениям индарцев, и великолепный мёд, поступавший из лесных угодий Тимрета, и самые лучшие вина, доставляемые из Империи. Традиционная кухня самой Инталии тоже пользовалась спросом — хотя и не среди истинных ценителей. Но, очевидно, хорошо одетыевсадники, пассажиры ухоженных карет или богатых кортежей прибывали в Торнгарт не ради соблазнительных запахов, выливающихся на улицу из открытых дверей таверн. И вряд ли они обращали особое внимание на то, как ароматы жареного мяса, изысканных вин и редких сладостей смешиваются с тяжёлым, неистребимым духом старого людского поселения.

Их звали другие запахи.

Запах золота. Запах славы. Запах власти.

Дилана, уже одетая в дорогу, в последний раз бросила неприязненный взгляд на мрачную улицу. Сегодня светлый Торнгарт напоминал сытого нахохлившегося голубя, серого, взъерошенного, недовольного всем окружающим, но слишком обожравшегося, чтобы как-то попытаться на это окружающее повлиять. Идеальное время для успешного бегства. В такую погоду людей охватывает лень и стража не так внимательно следит за отъезжающими, провожая их равнодушными взглядами. Те, кто прибывает в столицу — другое дело, за въезд положена плата, пусть небольшая… Но ведь золотое солнце, уходящее в городскую казну, стража не так уж и волнует, а вот медная монетка, оседающая в его собственном кармане, греет душу. За день таких медных монеток наберётся немало, хватит промочить горло в таверне после смены. Не драгоценным имперским вином, не крепкой медовухой из Тимрета — это для тех, кому серебро девать некуда. Добрая кружка пива — вот что способно развеселить сердце солдата. Ради такого дела можно и перебороть себя, подойти к телеге, везущей на торг какое-то добро, придирчиво осмотреть товар, назвать въездную пошлину… Поторговаться, как без этого? Право городской стражи утаить медяшку-другую с каждого сбора не оспаривал никто, в том числе и сам Святитель. Да и было ли дело Святителю до горстки медной мелочи. А вот если доблестный воин посмеет опустить в карман серебряный луч… найдутся доброхоты, сообщат кому следует — и прощай хлебное место.

Так что за въезжающими солдаты присматривали, пусть и с ленцой, но достаточно внимательно. А вот те, кто город покидал, их интересовали куда меньше. Дилана прекрасно понимала, что убийство Блайта вызовет изрядный переполох, а потому не пыталась покинуть стены Торнгарта сразу после удачного выстрела. Убедившись, что стрела попала в цель, леди Танжери, бросив ставший ненужным арбалет, торопливо покинула особняк леди Диктис — но на этом спешка и закончилась. На богато одетую даму, рассматривающую товары возле лавки ювелира, обратит внимание разве что хозяин этой лавки… ну, может, ещё кто-то из воришек, готовых освободить рассеянную богачку от излишней тяжести кошелька.

Три дня, которые Дилана отвела себе в качестве страховки от случайностей, тянулись невыносимо долго. Единственным развлечением было выслушивать сплетни, исправно доставляемые многочисленными шпионами. К сожалению леди, среди «доверенных лиц» не было вхожих в Обитель… Так что приходилось довольствоваться непроверенными слухами — хорошо хоть, слухов этих было достаточно много.

Говорили, что какой-то негодяй пристрелил перебежчика из Империи, чуть ли не самого Консула Тайной Стражи. Как правило, говоривший полагал, что так тому и надо — никто не любит предателей, а уж предателей-гуранцев не любят вдвойне.

Говорили, что убийство совершил какой-то индарский наёмник. Тут мнения расходились — одни считали, что парня надо бы найти и напоить пивом, другие — что найти-то оно конечно надо, но только чтобы повесить за шею или за яйца. Опять-таки, не столько потому, что имперца жалко, а чтобы неповадно было убивать живых людей в городе, освящённом сиянием Эмиала.

Говорили, что Квестор зверствует, и самые темные подвалы активно наполняются узниками. Вероятно, чистой воды вымысел — Парлетт Дега обычно действовал иначе. К чему держать узника, если можно заставить его говорить, а потом либо отпустить за ненадобностью, либо отправить на плаху, ежели это принесёт пользу делу?

Говорили, что во время торжественного сожжения тела убитого какому-то ловкачу удалось добраться до трупа и отрезать палец — считалось, что нет амулета от сглаза вернее, чем палец покойника с костра, подожженного лично Святителем (да-да, сам Верлон соизволил оторваться от сверхважных государственных дел и поднести Блайту прощальный факел — этакая «дань уважения достойному противнику»). Если верить всем, готовым «за недорого» продать чудодейственную вещицу, пальцев у Блайта было не меньше трёх десятков… на каждой руке.

Говорили, что планируется рассылка посольств в Гуран, Индар и чуть ли не в Кинтару. Кто поедет и зачем — строились самые разные домыслы, иногда далёкие от истины настолько, что это было совершенно ясно не только слушателям, но и самому рассказчику. Дилана запоминала информацию, по привычке пытаясь отсеять зерна от плевел. Очень не хватало надёжного источника в самой Обители…

Говорили ещё много чего. Первые два дня город напоминал растревоженный муравейник, повсюду сновала стража, явно получившая приказ «искать», но не представляющая, кого именно. Потом пришли тяжёлые мрачные облака и город начал постепенно впадать в спячку.

Самое время его покинуть.

Дилана искренне жалела, что Блайта пришлось пристрелить. Не потому, что его жизнь что-либо для неё значила… хотя нет, именно потому. Она предпочла бы не даровать бывшему Консулу легкую смерть от стрелы. Куда интересней было бы наблюдать его возвращение в Империю, временное (наверняка временное!) возвышение — а затем стремительное, неудержимое падение в бездну.

Но что сделано — то сделано. И работа выполнена отменно, раз уж в народ просочились слухи о причастности Индара к этому убийству, значит, непогрешимый Квестор попался-таки на подставленные ему улики. В том, что первое впечатление от арбалета и прочих мелочей Дега проигнорирует, леди Танжери не сомневалась. На всякий случай она предоставила Квестору столько следов, что даже тупой солдат догадался бы — что-то здесь нечисто. Парлетт не туп, он сообразит… и он достаточно умен, чтобы догадаться — ему чуть ли не пальцем показывают на причастность Империи к убийству. А Квестор не любит, когда его, говоря образно, ведут под руки.

Так что работу в Торнгарте можно считать законченной. Пора вернуться к Императору и получить толику его благодарности. Карета готова, вещи собраны, специально обученная женщина ещё несколько дней будет создавать видимость присутствия в доме хозяйки — пока не развеется простенький «фантом». Дилана не особо старалась, творя заклинание, дня четыре ей было вполне достаточно. Дальнейшая судьба служанки, которой предстояло заменить госпожу «в кресле у окна», леди Танжери ни в малейшей степени не интересовала. Да и вряд ли ей что-то грозило — Квестор наверняка продолжал искать стрелка, но рассматривать в качестве объекта подозрения скучающую даму… это надо иметь совершенно болезненную подозрительность.

Выходя из до смерти надоевшей комнаты, волшебница едва удержалась, чтобы не хлопнуть дверью. И когда карета, влекомая четвёркой лошадей, выехала со двора, не обернулась — в любом случае, возвращаться в эти стены она не собиралась.

— Вершитель арГеммит, не соблаговолите ли уделить мне толику вашего драгоценного времени?

— Какой тон! — восхитился Метиус, откидываясь в кресле и насмешливо разглядывая посетительницу. — Сколько пафоса и мировой скорби. Да, леди, я непременно отложу все дела, чтобы иметь удовольствие от беседы с вами.

— Мировую скорбь я, по вашему наущению, старательно изображаю вот уже который день, — мрачно заявила Таша и, не дожидаясь приглашения, заняла кресло по другую сторону широкого стола, отделанного тёмно-красным, словно запёкшаяся кровь, деревом. — Удовольствия, кстати, не обещаю. И кто-нибудь угостит даму вином?

Метиус демонстративно оглянулся, словно в надежде высмотреть где-нибудь у стены, за портьерой или под стулом случайно оказавшегося здесь слугу, затем изобразил удивление.

— Кто-нибудь, надо полагать, это я?

— Надо полагать, — благосклонно кивнула гостья.

— Много чести, — хмыкнул хозяин кабинета. — Вино на столике, бокалы там же… леди придётся обслужить себя самой.

— Вот так всегда, — в голосе Таши сквозило разочарование напополам с упреком, но глаза смеялись. — Всё, ну совершенно всё приходится делать самой. Впрочем, ради вина из ваших запасов, учитель, стоит пренебречь некоторыми светскими правилами.

— Ага, — удовлетворённо кивнул арГеммит, — прогресс налицо. Стало быть, я опять учитель. Это радует… это, признаться, почти единственное, что меня радует в столь мерзкий день.

— Почти?

Таша прекрасно знала, что Метиус — а, точнее, его верный Квестор — развернул активную деятельность по поимке подлого убийцы. Как обычно бывает, со стороны любое дело кажется простым и, что немаловажно, претворяемым в жизнь не так, не теми и не в то время. Леди Рейвен считала, что имей она достаточно власти — сумела бы организовать облаву куда лучше. Бессмысленно снующие по улицам толпы стражников если кого и способны поймать, то разве что слепого, глухого и немого воришку. Если таковой вообще существует. Остальные злоумышленники, вне зависимости от ранга, пристрастий и жизненного опыта, сразу же расползлись по потайным щелям, дабы не оказаться в петле по истинному обвинению, продуманному навету или просто так, случайно.

Обитель была завалена жалобами трактирщиков и содержателей доходных домов на многочисленные облавы и обыски. При этом — леди Рейвен готова была дать руку на отсечение — едва ли один из десяти стражников хотя бы примерно представлял себе, кого искать. К жалобам местных жителей стоило ожидать и ноты от Индара — не менее полусотни вооружённых до зубов гостей из неприветливого северного государства были подвергнуты обезоруживанию, обыску и (при сопротивлении) мордобитию. Оружие и ценности позже вернули, выбитые зубы возместили звонкой монетой, а синяки и ссадины устранили целители Ордена — но, как говорится, неприятные воспоминания не выкупить и не выкинуть.

— Вот думаю, посвящать ли тебя, Таша, в вопросы государственной важности, — Метиус повертел в пальцах перо, затем бросил его на стол. — Как считаешь?

— Можно не посвящать, — милостиво разрешила леди Рейвен, подарив наставнику ехидную улыбку. — Но ведь я разберусь сама, вы меня знаете, Вершитель. Так будет лучше?

— Не думаю, — согласился арГеммит. — Поэтому, для начала…

— А может, для начала, произойдет та встреча, ради которой я демонстрирую всем, кому это интересно, своё горе?

— Э-э… ну, если ты настаиваешь. Встань-ка девочка, а то я уже, как ты можешь заметить, стар. Встань и дёрни во-он за ту веревочку, да, среднюю. Таша, Эмнаур тебя раздери, я сказал дёрнуть, а не оторвать!

Лопнувший витой шнур, оказавшийся на удивление непрочным, остался у волшебницы в руках. Где-то вдали, совершенно неслышимый в кабинете Вершителя, звякнул колокольчик.

— Учитель, как это для вас нехарактерно, упоминать Тёмного здесь, в самом сердце Света.

— Много ты знаешь, что для меня характерно, — ухмыльнулся арГеммит. — Кстати, можешь открыть дверь, думаю, предмет твоих… хм… нежных чувств уже на пороге.

Таша вспыхнула, на мгновение испугавшись, что человек, подошедший к кабинету Вершителя, услышит это насмешливое определение. Затем потянула на себя тяжёлую бронзовую ручку, вполголоса помянула в не самых лестных выражениях Эмнаура (а что, раз уж Вершителю позволено, то уж ей-то и подавно можно), толкнула дверь от себя — чуть не ударив легко распахнувшейся створкой стоящего на пороге воина.

Тот был с ног до головы закован в белые латы Ордена, забрало шлема опущено, полностью закрывая лицо. И неудивительно — после инцидента со стрелком внутренняя стража Обители несла службу в полном боевом облачении. Насколько можно было предположить, отнюдь не для того, чтобы повысить обороноспособность сердца Инталии. Скорее, арГеммиту просто требовался повод провести нужного человека в нужное место, не демонстрируя окружающим его лица.

Но узкие прорези эмалевого забрала не помешали Таше увидеть и узнать глаза Ангера.

Рыцарь вошел в комнату, громыхая не слишком подходящими по размеру латами, захлопнул за собой дверь и с явным наслаждением сдёрнул с головы шлем.

— Вы жестокий человек, Вершитель, — вздохнул Блайт, раздумывая, возможно ли стереть пот со лба латным наручем. Затем решил, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Я за последние двадцать лет ни часа не носил доспехи. Приличная кольчуга и фехтовальное мастерство куда надёжнее тяжёлой брони.

— Ненужный взгляд может быть опаснее клинка, — резонно заметил Метиус. — Лучше попотеть вам, Ангер, чем потом потеть половине городской стражи. Они и так сбились с ног, разыскивая убийцу.

— Кто стрелял, уже известно? — поинтересовалась Таша, без напоминания (что само по себе было явлением уникальным) наполняя три бокала тёмно-красным вином.

— Разумеется, — благодушно кивнул арГеммит. — Ваша старая знакомая, Ангер. Хотя кто бы в этом сомневался? Дега проделал огромную работу, чтобы эта особа покинула наш гостеприимный город в твёрдой уверенности, что всё идет по разработанному ею плану.

— Дилана Танжери покинула Торнгарт? — Таша не верила собственным ушам.

Метиус и Блайт обменялись понимающими взглядами. Таша вдруг ощутила себя законченной дурой и оттого начала медленно звереть. Вволю понаблюдав за её краснеющим от гнева лицом, бывший Консул соизволил дать пояснения:

— Таша, я прошу прощения за эту, скажем так, мистификацию. Леди Танжери дали возможность беспрепятственно покинуть столицу, ещё и слегка поспособствовали этому — далеко не каждый стражник в Торнгарте ленив и корыстен, есть и весьма приличные солдаты, которые могли бы сорвать наши планы. Люди Квестора устроили свалку у южных ворот, стража была вынуждена вмешаться и Дилана, воспользовавшись суматохой, сейчас благополучно направляется к Долине Смерти, торопясь доложить Императору об успешно исполненном поручении.

— Значит, все эти рассуждения… все эти… — голос Таши явственно сочился ядом, — логические выкладки вашего возлюбленного Квестора предназначались лишь для того, чтобы пустить мне пыль в глаза?

— О, девочка моя, — расплылся в улыбке арГеммит, — не думай, что лишь на тебе сошёлся весь свет Эмиала. Существует немало других людей, которым пока не стоит знать о том, что бывший имперский Консул благополучно избежал гибели. Тебе это тоже знать не следовало бы, но раз уж так получилось — значит, такова Его воля. А вот у Императора и помимо леди Танжери в этом городе достаточно внимательных глаз и чутких ушей, и я желаю, чтобы наша маленькая, но очень важная тайна так тайной и оставалась. Если ты хочешь, чтобы тебя считали богатой, не обязательно наполнять сундуки золотом. Достаточно очень убедительно сетовать на то, сколько золота у тебя унесли воры. А уж выводы о том, сколько его ещё осталось, люди сделают самостоятельно.

— И какие выводы сделает Император?

— Надеюсь, нужные нам.

Тон, которым были произнесены эти слова, ясно давал понять, что в некоторые секреты большой политики Ташу посвящать не собираются.

Метиус задумчиво разглядывал опустевший бокал, Таша и Ангер молчали, не решаясь прервать ход мыслей Вершителя.

А тот думал о странном и весьма удачном стечении обстоятельств, приведших мятежного Консула в Инталию. Безусловно, в этой удаче немалую часть занимала тщательная закулисная подготовка, стоившая немало и золота, и человеческих усилий — но и благотворной роли провидения и благосклонности Эмиала следовало отдать должное. Зато теперь можно с минимальными усилиями реализовать некоторые планы, ранее казавшиеся труднодостижимыми. Император, получив известия о том, что Консул не согласился на прощение и почетное возвращение, вынужден будет допустить, что перед смертью Блайт успел поделиться с Орденом кое-какой информацией. Много или мало тайн передано беглецом в загребущие руки Вершителей — не так уж и важно, куда опасней иное — Император и его наперсница Дилана Танжери не смогут угадать, что именно открыл Блайт в приватной беседе с Главой Совета Вершителей. И, следовательно, будут исходить из наихудших предположений — уж этой-то парочке лучше прочих известно, какими тайнами располагает подвергнутый опале Консул. А пока подозрения не подтвердятся или не будут опровергнуты, политика Империи вообще и решения Его Величества станут более осторожными и взвешенными.

Именно то, что и требуется.

Осталось немногое — подсунуть Императору наживку, которую тот жадно заглотит. А чтобы наживка показалась аппетитнее, подать её вместе с очаровательной, язвительной, эффектной… и не очень опытной посланницей. Которая покажется Его Величеству и, особенно, Дилане Танжери лёгкой добычей. А чтобы девушке случайно не свернули её очаровательную головку, надо будет окружить её помпезным, пышным посольством. И снабдить надёжным телохранителем.

АрГеммит, чуть приоткрыв глаза, окинул осторожным взглядом притихшую парочку и чуть заметно ухмыльнулся. Да уж, кандидат в телохранители уже имеется. И, вне всякого сомнения, пользы от него в этой поездке будет куда больше, чем от чрезвычайного и полномочного представителя Несущих Свет.

Каменный свод, почти касавшийся макушки идущего впереди Ангера, не позволял и на миг забыть, что над ними — огромная масса земли и камня, готовая в любое мгновение заскрипеть, исторгнуть облако пыли и обломков, а затем рухнуть, похоронив самоуверенных людей, посмевших забрести в глубину древних коридоров. Здесь было тепло, но Таша мелко дрожала, словно от зябкого осеннего ветра. Она и не предполагала, что под резиденцией арГеммита скрывается этот запутанный, кажущийся бесконечным, лабиринт.

Уже почти час они петляли по проложенным неизвестно кем и неизвестно когда туннелям. Идущий впереди Вершитель уверенно шагал через выглядящие одинаковыми проходы и залы, предупреждал о многочисленных ловушках, небрежным жестом снимал магические замки с редких дверей — то из потемневшего от времени дерева, то из металла, а один раз — из цельного листа красноватого стекла. В недалёком прошлом Таше приходилось прокладывать себе дорогу через подобное препятствие. В тот раз она, не сумев разбить магическое стекло, разнесла кабинет, принадлежавший Блайту. Но попытайся волшебница повторить подобный фокус здесь, в узком каменном коридоре — и обвал гарантирован. Следовательно, единственный способ открыть дверь в отсутствии арГеммита — распутать наложенные им на дверь чары. Легко сказать… Леди Рейвен была достаточно высокого мнения о своих способностях, но порвать плетение, выполненное самим Вершителем — это уже признак высшего мастерства.

После каждой пройденной двери следовала остановка. Маг восстанавливал замок. В голову Таши начали закрадываться панические мысли — как ни крути, но арГеммит уже стар. Не приведи Эмиал, что-то случится, ведь люди смертны и никому (ну, кроме Санкриста альНоора, но это совершенно отдельная история) ещё не удалось избежать последнего пути. Что тогда? Они с Блайтом окажутся заживо похороненными здесь, в вечной тьме каменного склепа. Сумеют ли они обойти западни, пробиться сквозь двери… да просто найти выход в бесконечной вязи туннелей, коридоров, лазов и развилок?

— Метиус, ради Эмиала, ну хоть не молчите!

Вершитель понимающе хмыкнул — в довольно ярком сиянии «светляка», заливавшего всё вокруг голубыми сполохами, его сухое, иссечённое морщинами лицо казалось маской ожившего мертвеца. Он прекрасно понимал страх девушки и не сомневался, что Блайту, мужчине и воину, тоже сейчас не по себе. Сам арГеммит спускался в лабиринт довольно редко, только в случае крайней необходимости — он, как и другие, был живым человеком, способным испытывать неконтролируемый страх перед опасностью остаться под землей навечно.

Жизнь Вершителя способствует постепенному, иногда быстрому, иногда медленному накоплению тайн, недоступных простым смертным. Некоторые вещи были известны десятку-другому особо доверенных лиц, в других случаях круг посвящённых мог быть расширен до сотни или больше. О существовании лабиринта в прошлом знали трое — он сам, погибший в последней войне Ингар арХорн и умерший накануне вторжения имперцев Святитель Орфин. Как и сотни лет до того — неформальный (пусть, согласно букве закона, члены Совета Ордена равны, среди них неизбежно имеется некто… «более равный») Глава Ордена, главнокомандующий и Святитель. Это не было правилом — скорее, традицией, постепенно перерастающей в статус истинного закона.

Преемником Аллендера Орфина стал человек, Метиусу довольно неприятный. Новый Святитель Верлон неоднократно давал понять Вершителю, что власть духовно-светская должна иметь в стране безусловно доминирующее влияние. А рыцарям и магам Ордена Несущих Свет следует знать своё место и почаще вспоминать о вассальной присяге. Насчёт того, носит ли заключённое многие века назад соглашение характер вассалитета, можно было и поспорить, но до тех пор, пока выпады Верлона оставались лишь словами, Вершитель предпочитал не предпринимать слишком уж радикальных действий. Но видит Эмиал — рано или поздно этот зреющий нарыв лопнет, и тогда Ордену придётся решать, что важнее — государство или человек, занимающий ложе Святителя. Сам Метиус не сомневался в собственном выборе, но не был уверен в том, что все рыцари и маги в случае конфликта примут правильную сторону.

Поэтому посвящать Верлона в тайну подземелья пока не следовало. По той же причине не удостоился войти в круг избранных и нынешний командующий вооружёнными силами Ордена. Безусловно, Мират арДамал был неплохим, в чём-то весьма симпатичным человеком. Но он не обладал теми чертами, которые необходимы настоящему лидеру и полководцу. Уровень арДамала — руководство крепостным гарнизоном, не более — и то лишь при условии, что речь идет о не слишком значительной цитадели. Сам арДамал, не будучи в душе карьеристом, прекрасно осознавал собственные недостатки и — если возникнет такая необходимость — готов был безропотно уступить более достойному кандидату свой пост, занимаемый лишь по необходимости. Но кто сумеет предугадать, как способна изменить человека власть — или её утрата? Лабиринт скрывал достаточно тайн, чтобы соблазнить слабого духом или недостаточно твёрдого в вере. То, чего не знаешь, не сможешь осознанно употребить во зло.

Признаться, привести сюда леди Рейвен и её спутника на фоне этих рассуждений выглядело совершеннейшей глупостью. Таша человек преданный, за годы знакомства с ней Вершитель неоднократно имел возможность в этом убедиться. Взбалмошная, непоседливая, самовлюблённая, не признающая авторитетов — она, в то же время, сохраняла верность Ордену не из фанатизма (как немалая часть рыцарей), не из корысти (как большая часть магов и волшебниц) и не по привычке (хватало и таких людей, панически боящихся любых жизненных перемен), а осознанно и искренне. Сказывалось воспитание, заложенное её отцом, лордом Рейвеном, которого Метиус прекрасно знал и весьма уважал. И пусть в период учебы и последующие годы Таша с отцом общалась до обидного мало, усвоенные с детства принципы долга и чести у девушки сохранились в полной мере… хотя она не всегда интерпретировала понятие долга так, как от неё ожидали.

Правда, она занимает в иерархии Ордена не то место, чтобы быть посвященной в секреты, способные нанести престижу Несущих Свет непоправимый, смертельный удар.

Блайт — бывший враг, пока что не ставший другом. Метиусу импонировало неравнодушие Консула к судьбе мира. И его бескорыстие — из разговора с Блайтом старому магу удалось понять, что для себя тот не ищет в предстоящих событиях особой выгоды. И не стремится заслужить сколько-нибудь значимый пост в Ордене, хотя, видит Эмиал, будь на то воля арГеммита, этот человек сегодня же занял бы кресло Вершителя. Достоин. И по уму, и по магическому рангу.

Но пока что он просто гость. Гость, которого не следует пускать намного дальше прихожей.

Так почему сейчас он, Вершитель арГеммит, ведет совершенно не достойных такой чести людей в недра лабиринта?

Ответ на этот вопрос лежал на поверхности — но самому Метиусу понадобилось несколько дней, чтобы осознать всю простоту и очевидность аргументов, необходимых для принятия верного решения.

Всю свою жизнь, начиная с того момента, как экзаменационная комиссия признала за юным магом право на звание адепта, арГеммит посвятил служению Ордену. И на этом пути очень скоро стало ясно, что человек, уверенно идущий к власти, очень быстро лишается немалой части истинных друзей. И хорошо, если только части. Зато вокруг появляются те, кто лишь называет себя друзьями, хотя на деле являются не более чем соратниками, попутчиками на дороге славы, дороге карьеры, дороге долга. Многие из них достойны уважения, симпатии, доверия — но лишь единицы становятся по-настоящему близкими и дорогими. Друзьями.

Такими были Ингар, Лейра… таким мог бы в будущем стать юный и безрассудный Гент арВельдер.

Таким никогда не станет Мират арДамал, сохранивший бодрость тела, но утративший жар в сердце. И не сможет занять место в сердце старика юная Бетина Верра, даже если в течение тридцати-сорока лет растратит подростковую бескомпромиссность и некоторую напускную жёсткость.

Ташу Рейвен старик знал уже достаточно давно. По сути, она стала ему почти дочерью — не имевший родных детей, Метиус поневоле тянулся к обаятельной, несносной, ершистой, жизнерадостной — в общем, к такой разной девушке. С уходом Ингара и Лейры в его сердце образовалась пустота, и сейчас — лгать себе он не собирался — эту пустоту в немалой степени заполняла его непутёвая протеже. Ну а Блайт… ещё в ходе прежнего многолетнего противостояния Метиус научился уважать своего оппонента за профессионализм, объективность и верность принципам. Узнав Блайта лично, он понял, что хотел бы иметь такого друга.

А тем, кого хочешь считать друзьями, следует оказывать доверие.

Очередной поворот, очередной узкий туннель, более похожий на лаз. Дверь — на сей раз вполне простенькая, хлипкая на вид. Метиус помнил, как его впервые привели к этой двери и дали возможность самостоятельно изучить наложенные на неё ловушки. Тогда он не справился — и только мастерство его бывшего, давно ушедшего в чертоги Эмиала учителя, спасло молодого мастера от гибели. Сегодня придётся постараться этой парочке…

— Передохнём, если не возражаете, — он тяжело опустился на пол, вытянув гудящие от усталости ноги. — Проклятье, я давно отвык от пеших прогулок. В седле — ещё куда ни шло, хотя чем дальше, тем больше я предпочитаю карету. С хорошими рессорами и мягкими подушками.

Усталость не была наигранной — старик, несмотря на всё своё мастерство, действительно выдохся. Одна лишь простая прогулка по этим катакомбам вымотала бы его порядком постаревшее тело, но попутно приходилось следить за ловушками, тратя на распутывание заклятий отнюдь не бесконечные силы.

Блайт выглядел довольно свежим. Сбросив доспехи, за исключением латных сапог, сразу же, как только за их спинами закрылась потайная дверь, ведущая в лабиринт, он остался в плотном, но почти не стесняющим движений поддоспешнике и узких штанах. Вместе с доспехами оставил и оружие — по уверению поводыря, пользы от клинка в подземелье не было ни малейшей, а лишняя тяжесть — она всегда лишняя тяжесть. Так что часовая прогулка, несмотря на давящую атмосферу катакомб, особой сложности для него не представляла.

А Таша чувствовала себя отвратительно. Ей и раньше не доставляли особого удовольствия замкнутые пространства, но осознание того, что где-то неподалёку есть выход, заставляло беспокойство умолкнуть. Сейчас ситуация была иной, и страх постепенно наполнял всё её существо, пока что сдерживаемый, но насколько хватит её воли — вот в чём вопрос?

— Ну теперь вы можете рассказать нам, Вершитель, что это за место?

— Это тайник, — Метиус удивленно поднял бровь, — могла бы ведь и догадаться. Некоторые вещи, записи… скажем, составляющие секреты Ордена, знать которые не положено, в том числе, и членам Ордена. Да, и членам Совета тоже. Я решил, что вы разделите со мной этот секрет. Обычно в него посвящают Святителя, главнокомандующего и Главу Совета… но я думаю, что правила на то и существуют, чтобы иногда их менять.

— Почему мы? — спокойно поинтересовался Блайт. — Не слишком ли это неосмотрительно, столь доверять человеку, длительное время считавшему Орден врагом?

— Доверие, мой дорогой Ангер, вещь обоюдная. Вы пришли ко мне со своими подозрениями и идеями, я это оценил. И счёл, что лучшего хранителя мне не найти. Видите ли, друг мой, есть много людей, вполне порядочных и уважаемых, которые не смогли бы удержаться от соблазна использовать что-то из хранимого на благо… не обязательно себе. Друзьям, близким, Ордену в целом. Но суть в том, что лучшее применение этим тайнам — быть похороненными здесь, в вечной тьме.

— Метиус, с возрастом вас всё время тянет философствовать, — поморщилась леди Рейвен, массируя уставшие икры. — Попробуйте говорить проще и вот увидите, люди начнут гораздо чаще понимать, что именно вы хотели им сказать. Если информация так опасна, не проще ли её уничтожить?

— Не обязательно… может возникнуть ситуация, когда применение того или иного знания станет неизбежностью. Или, как иногда говорят, «меньшим злом». Я, правда, считаю, что никакого «меньшего зла» на самом деле не существует, есть лишь понятие цены, которое мы готовы заплатить за достижение поставленной цели. Мда… а ты права, девочка, так и тянет поговорить на отвлечённые темы, вроде вечного противостояния светлых и тёмных сил… между прочим, Ангер, я не считаю Эмнаура воплощением зла, так же, как и Эмиал, будучи богом света, совершенно не обязательно толкает людей только лишь на светлые поступки.

— Богохульничаете, учитель.

— Ничуть, — тихо рассмеялся арГеммит. — Хотя Верлону этих фраз лучше не передавать. Отправить меня на костёр у него руки коротки, но изрядно напакостить — вполне во власти нашего доброго Дьюта.

— Э-э… может, мы вернёмся к теме нашей увлекательной беседы? — вежливо поинтересовался Блайт. — Ну, допустим, вы, Вершитель, выбрали нас в качестве хранителей этой тайны. Я польщён и готов поклясться, что не стану злоупотреблять вашим доверием. Но я ни на мгновение не поверю, что весь этот путь был проделан лишь для того, чтобы постоять у запертой двери.

— Ну да, верно. Есть ритуал… его проходил я, его надлежит пройти и вам. Необходимо, как вы понимаете, открыть дверь. Рекомендую соблюдать осторожность.

Он закрыл глаза, давая понять, что полностью отдаёт дальнейшее развитие событий во власть своих молодых спутников.

Таша с кряхтеньем поднялась, подошла к двери и постаралась сосредоточиться. Блайт стоял у неё за спиной и тоже внимательно изучал плетение охранных заклинаний. Прошло минут пять, на лбу девушки выступили капельки пота, лицо мужчины исказилось, словно от внезапного приступа зубной боли.

— Что-то мне это напоминает, — прошептала леди Рейвен. — Ангер, я вижу то, что вижу, или у меня галлюцинации?

— Тогда у нас двоих, — кивнул он, даже не пытаясь приступить к распутыванию отвратительного клубка, в котором смешались линии всех известных направлений магии.

Нечто подобное уже происходило с ними — давно, несколько лет назад, когда Таша и Ангер попытались силой сломать заклинание, вырвавшее из реальности знаменитый Высокий Замок, последнее пристанище грезившего о бессмертии Творца альНоора. Попытка чуть не стоила молодой волшебнице жизни — и, хотя вязь заклинаний на дощатой двери не шла по уровню сложности ни в какое сравнение с чудовищной мешаниной магических пут Замка, сомневаться не приходилось — разорвать охранное плетение они не смогут ни поодиночке, ни вдвоём.

Таша попыталась — ухватила казавшуюся наиболее слабой нить, почти погасила её биение — и тут же выпустила, с проклятием отпрыгнув подальше от двери и чуть не сбив с ног Ангера — две соседних нити, алых, как кровь, словно ощутив свободу, рванулись навстречу друг другу. Стоило им сомкнуться — и коридор затопила бы волна огня, от которой мог не укрыть и «купол». Если бы он тут был.

— Вот дерьмо…

Она попробовала ещё раз, на этот раз постаравшись в первую очередь нейтрализовать огненные нити. Та, что не так давно казалась ей слабой и безобидной, вдруг полыхнула невидимым взгляду не-мага светом и… девушка едва успела увернуться от удара невероятно мощной «пращи», выбившей из и без того испещренной кавернами стены фонтан каменного крошева.

Ангер вдруг расхохотался.

— Ты, как я погляжу, увидел тут что-то смешное, — прошипела волшебница, испепеляя спутника гневным взглядом. — Поделись, будем веселиться вместе.

— Мы совершеннейшие глупцы…

— Говори за себя, — оскалилась девушка, раздражённо стряхивая с одежды пыль.

— Нет уж, за обоих, — с видом довольным, словно у объевшегося сметаной кота, возразил Блайт. — Уважаемый Вершитель дал нам достаточно подсказок.

— Что-то я не помню…

Метиус неподвижно сидел у стены, явно не намереваясь вмешиваться в происходящее. Словно бы его и не заботило, сумеют ли его новые доверенные лица пройти испытание. Если это именно испытание, а не замаскированная под него попытка банального убийства. Кто его знает, этого интригана, может, он специально водит сюда неудобных ему людей, чтобы потом аккуратно собрать в узелок пепел неудачников. Да при таком наборе заклинаний и пепла-то может не остаться.

— Ну, говори, что ты там придумал!

— И не надейся… господин Вершитель ясно дал понять, что это — проверка. Придётся тебе постараться самой.

Блайт демонстративно подошел к арГеммиту, сел рядом с ним и, с несколько комичной похожестью, прикрыл глаза.

Таша задумалась, а не удастся ли дёрнуть какую-нибудь из нитей так, чтобы выпущенное на волю заклинание смешала эту парочку с камнем. Затем, слегка подостыв, принялась лихорадочно вспоминать каждое произнесенное наставником слово — благо, за последнее время их прозвучало не так уж и много. Довольно долго решение ускользало от неё, но девушка старательно проговаривала про себя каждую фразу вновь и вновь, пока…

— О, Эмиал… — она почувствовала, как краска заливает лицо. — Ангер, ты прав. Мы проявили изрядную тупость.

— Говори за себя, — он в точности скопировал её интонации.

Таша неспешно подошла к двери, прикоснулась кончиком пальца к чуть кривой ручке, затем с силой толкнула щелястую створку — и та, чуть посопротивлявшись, распахнулась.

— Говорите, в число посвященных обычно входит Святитель, — Таша не могла удержаться, чтобы не похвастаться своей догадливостью. — А ведь Ложе редко занимают маги, не так ли, учитель?

— Так, именно так, девочка моя, — растянул в улыбке сухие губы старик. — Дверь зачарована на совесть, это да… несомненно, работа Творца, жаль только, нет никакой возможности узнать, кто именно сплёл этот кошмар. Но войти может любой, кто догадается, в чём дело. Только, видишь ли, вряд ли кому придёт в голову мысль, что увешанная магической защитой дверь может быть просто не заперта. Я рад, что ты проявила сообразительность, моя дорогая. Поздравляю и вас, господин Блайт, признаюсь, я впечатлён. Дальше можете ничего не опасаться, иных ловушек в этой сокровищнице нет.

Они вошли в небольшой зал — пожалуй, кабинет самого арГеммита там, наверху, был куда просторнее. Вдоль стен громоздились стеллажи, на полках — старые книги, ларцы, коробочки, свитки в массивных бронзовых футлярах. Стопки керамических пластин, какие-то флаконы… каждый предмет — Таша разглядела это сразу — укрыт «саваном». В обычных условиях это заклинание саморазрушалось через несколько часов, самое большее — через сутки, но здесь, в вечной тиши подземелья, аккуратно наложенный хорошим мастером «саван» способен был держаться годами.

— Учитель, вы ведь расскажете, что здесь хранится?

Вообще говоря, Таша никогда не причисляла себя к фанатичным охотникам за знаниями. Вот запусти сюда Альту — и девушка не покинет подземелья, пока хотя бы бегло не ознакомится с сокровищами, упрятанными от людских глаз. Но сейчас леди Рейвен ощущала некий трепет… раз уж прежние хранители сочли верным скрыть это от всех, стало быть, оно того стоило.

— Не в этот раз, — Метиус подошел к дальнему от двери стеллажу и аккуратно снял с полки небольшой ларчик из резного дерева. — Когда-нибудь придёшь сюда и полистаешь старые книги, я не против. Только уж осторожно, пожалуйста. Кое-что тебя может шокировать. Например, истинный текст договора между Инталией и Орденом. Поверь, этот текст — не то, чем Несущим Свет следовало бы гордиться, и я весьма рад, что сейчас Святителю известен более поздний, порядком подредактированный вариант.

— А если в двух словах?

Вершитель погрозил пальцем.

— И не думай. Этим договором решались судьбы мира, а ты говоришь «в двух словах». Каждая строчка была плодом многодневных размышлений, каждая фраза — предметом яростных споров. Такие документы необходимо изучать не торопясь, вдумчиво, а уж никак не на бегу.

— А что в этом ларце?

АрГеммит задумчиво посмотрел на шкатулку, которую держал в руках, и вздохнул. Он до сих пор не был уверен в правильности принятого решения. Книги и предметы, заботливо сохраняемые в этом убежище на протяжении веков, не должны были покидать каменных стен. Хотя оставалась лазейка, скрытая формулировкой «без острой необходимости». И очередной хранитель как раз должен был определить ту самую «остроту ситуации», определить однозначно верно, чтобы пустить в действие скрытую силу хроник, артефактов и свидетельств.

Соответствует ли нынешняя проблема тому риску, на который придётся пойти? Безусловно, нет. Можно использовать куда более простые решения, не доверяя тайну никому и ничем не рискуя. Да и вообще, прожив долгую жизнь, наполненную массой неприятных ситуаций, вполне достойных характеристики «безвыходных», Метиус твёрдо понял, что и в самом критическом случае можно найти выход, к тому же, обычно, и не один. Но план, реализация которого была начата уже давно, казался таким изящным — жаль всё разрушить из одной только осторожности.

Да… он уже один раз нарушил правило — стоит ли останавливаться на середине переправы?

— После твоего, Таша, доклада о посещении острова Зор, нами была незамедлительно отправлена туда небольшая экспедиция. Ну, это не тайна, об экспедиции знали многие в Ордене. Твой старый знакомый, капитан Хай, затребовал за роль проводника совершенно непристойную сумму и поначалу я склонен был отказаться от его услуг. Две галеры почти месяц торчали в Бороде, пытаясь найти остров, но лишь зря вглядывались в туман. А Ублар Хай тут же удвоил цену… воистину, скупость не доводит до добра.

— Учитель, только не надо прибедняться… — ухмыльнулась Таша. — Сколько бы ни запросил моряк, для Ордена это окажется сущим пустяком.

— Да, но к чему создавать прецедент? И без того некоторые торговцы уже думают, что могут диктовать Несущим Свет свою волю. Только этого мне сейчас не хватало. В общем, то ли капитан Хай и в самом деле может ориентироваться в этом проклятом тумане, то ли ему послана нечеловеческая удача, но Зор-да-Эммер оказался найденным довольно скоро.

— И?..

Глаза Таши горели в предвкушении чуда. Об экспедиции она не слышала, видимо, не столь уж «многие» знали об обнаружении легендарного острова. Ну и, к слову сказать, находясь в своём замке, девушка не могла быть полностью в курсе событий, как бы ей того ни хотелось.

Внезапно она ощутила, как по спине пробежала волна холода. Что-то не так… неспроста старый Вершитель тут потрясает государственными тайнами, которых ни ей, ни, тем более, Блайту знать не положено категорически. А ведь арГеммит, мастер построения далеко идущих планов и манипулирования людьми, никогда и ничего не делает просто так. Откровенность не в его стиле… если только не является элементом просчитанной на десяток шагов вперед ситуации.

Таше очень захотелось зажмуриться, зажать ладонями уши и скороговоркой бубнить под нос что-нибудь вроде «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю и знать не хочу». Только не поможет, вот что досадно. Мирной и спокойной жизни, очевидно, пришел конец, и леди Рейвен вдруг поняла, что абсолютно к этому не готова, хотя и мечтала снова окунуться в приключения. Только вот оказаться неожиданно посвящённой в государственные тайны — это не забавное путешествие, это куда опаснее.

— Девочка моя, не надо делать столь скорбное выражение лица, — фыркнул Метиус, читавший свою протеже, словно раскрытую книгу. — Напридумывала себе невесть что. Небось думаешь, что члены экспедиции узнали тайну Раскола и сумеют, при случае, его повторить. Нет, всё проще… ничего сверхценного они не нашли, до библиотеки не добрались. Но кое-что привезли, мелочи, но достаточно важные.

Он открыл ларец — чуть слышный хлопок засвидетельствовал разрушение «полога», оберегающего артефакт от пыли (которой в пещере практически не было) и влаги (которой хватало).

На бархатной подушке лежал небольшой кулон — необычной формы безделушка из жёлтого камня, сделанная без особой вычурности, но, в то же время, завораживающая взгляд — казалось, в линиях кулона не было ни одной лишней детали, каждый изгиб гармоничен, каждая завитушка находится на только ей предназначенном месте. Кулон нельзя было назвать красивым, но, безусловно, создала его рука настоящего мастера.

— Я думаю, о школе Формы вы слышали, не так ли?

Дождавшись двух утвердительных кивков, Метиус извлёк кулон из ларца — тонкая тусклая цепочка явно не соответствовала общему стилю изделия, словно её прицепили к подвеске просто потому, что не нашлось ничего более подходящего.

— Было найдено семь предметов, безусловно относящихся к овеществлённой магии Формы, и ещё два десятка безделушек и рисунков, которые тоже могли иметь отношение к запретному искусству, но наши знания пока не могут ни подтвердить, ни опровергнуть этого. К сожалению, почти все находки стали известны нескольким членам экспедиции одновременно. Как говорят, что знают двое — знает мир. Поэтому находки были уничтожены.

— А люди? — тихо спросила Таша, заранее ожидая безжалостного ответа.

— А людям приказано забыть, — печально улыбнулся Вершитель. — Да, Консул, не надо смотреть на меня с таким осуждением. В иное время я вынужден был бы соблюсти все правила, как ни жаль бы мне было этих людей. Но сейчас, после войны, Орден слишком ослаб, чтобы просто так разбрасываться даже рядовыми исполнителями. Я лично накладывал «оковы разума», лично отдал приказ.

— Опытный маг преодолеетискусственную забывчивость, — буркнул Блайт.

— И что он узнает? Ну да… формулы были найдены и ликвидированы. Вопрос закрыт. А что людям подарена жизнь — так пусть это спишут на мою старческую сентиментальность. И вообще, почему это я вынужден оправдываться?

Он некоторое время помолчал, словно размышляя, рассказывать дальше или убрать кулон в шкатулку и увести из хранилища не в меру ершистых гостей. Таша ни мгновения не сомневалась, что эти терзания, видимые невооружённым взглядом, в известной мере — игра на публику. Требовалось нечто большее, чем просто осуждение, чтобы заставить Вершителя отказаться от своих планов.

— Этот амулет — единственный уцелевший из находок. И лишь по двум причинам. Первая — человеку, который его нашел, я доверяю абсолютно, хотя от «оков разума» мое доверие его не избавило. Вторая — в настоящее время, насколько мне известно, не существует ни одного свидетельства о существовании в школе Формы заклинания, соответствующего классическому «фантому», прежде всего потому, что «фантом», как заклинание, традиционно относимое к школе Крови, был открыт уже после Разлома. Ангер, не сочтите за труд, наденьте этот кулон. Таша, я бы попросил тебя отвернуться.

Пожав плечами, Блайт застегнул цепочку на шее. Она была коротка и снять её через голову было невозможно, а грубовато сделанный замочек казался очень надёжным.

— Ну вот, — удовлетворенно хмыкнул АрГеммит. — Леди Рейвен, позвольте представить вам…

Волшебница, до этого момента, в соответствии с просьбой наставника, разглядывавшая стену, обернулась.

И охнула.

— Кайл?!

Глава девятая Бетина Верра. Индар

— Это совершенно ненормальное государство!

— Магистр Верра, я допускаю, что ваше мнение об Индаре именно таково. Но официальному послу говорить такое вслух, по меньшей мере, не стоит.

— Вы считаете, нас могут подслушать, лорд Ватере?

Арай чуть заметно поморщился. О том, что титулование его раздражает, этой малолетней нахалке было прекрасно известно. Магистр Ватере был предусмотрительным человеком и умел заботиться о своём душевном спокойствии. Вышколенные слуги, секретари, младшие члены Альянса умели либо прямо, либо косвенно донести до нового человека, что именно может оказаться неприятным для второго после Ректора (или первого, это как посмотреть) человека в Алом Пути. Необходимые сведения Бетина, несомненно, получила ещё в Суре. И с тех пор старательно игнорировала. Демонстративно наполняла бокал мага, хотя тот предпочитал самостоятельно дозировать количество выпитого. Мешала сосредоточиться, очередной репликой выдёргивая его из размышлений. И не забывала вставить в беседу этого своего «лорда».

Неприязнь Арая к титулу имела давние корни. Выходец из очень древней и богатой семьи, он уверенно двигался к вершинам магического мастерства, попутно преодолевая ступень за ступенью в иерархии Альянса. Но, добившись признания и уважения среди магов, он так и не нашёл понимания в собственной семье. Отец, давно почивший, неоднократно заявлял, что заниматься магией уместно лишь тем, кто лишен иных достоинств. К последним, по мнению старика, относились исключительно знатность рода и чистота благородной крови.

Каждая встреча с отцом оканчивалась скандалом. Презрение, которым помешанный на древности происхождения родитель окатывал сына, подпитывалось ещё и тем, что в Альянсе, как и в других магических сообществах, путь наверх был открыт любому, обладающему достаточным уровнем таланта, будь он выходцем из семьи лорда или свинопаса. И того факта, что сын самой древней фамилии Эммера, ведущей своё начало ещё со времен до Разлома, поставил себя (осознанно!) в один ряд с сыновьями и дочерьми лавочников, торговцев, лесорубов или рыбаков, прощать Араю старый лорд не собирался. Слова «долг перед родом», «достоинство лорда» и прочая высокопарная чушь навязли в зубах ещё в отрочестве, а уж с возрастом стали абсолютно непереносимы.

Кто-то другой давно не выдержал бы, порвав все связи с отчим домом и забыв туда дорогу. Ватере, несмотря на постоянные ссоры, был привязан к отцу — единственному в мире родному человеку. И продолжал приезжать, не ведая, что сыновние чувства в конечном итоге послужат во вред. Именно так и случилось — во время очередного скандала (отец выяснил, что Ректор Лидберг, оказывается, может насчитать лишь четыре поколения титулованных предков, следовательно, не должен и сметь думать о том, чтобы отдавать распоряжения наследнику рода Ватере) старый лорд вдруг схватился за грудь, а затем рухнул на ковер, как подрубленное дерево. И никакое лекарское искусство сына не смогло помочь — не существует магии, способной вернуть к жизни человека с разорвавшимся сердцем.

Приняв титул и наследство, Арай Ватере вместе с тем принял и осознание того, что именно забота о чистоте благородной крови, забота о проклятом титуле довели отца до смерти. Он не считал себя вправе отказаться от родового герба — что бы там себе ни думал старый лорд, его сын вполне осознавал свою принадлежность к роду. Но вот вспоминать… Все знали, что магистр не любит упоминания титула. И только вот эта несносная пигалица постоянно провоцирует его.

— Бетина, я бы предпочёл…

— Угу. Лорд Ватере, мы это уже обсуждали.

И впрямь, разговоры на тему личных предпочтений между этой странной парой время от времени происходили, причём, если вначале беседа шла более или менее на равных, то уже через полчаса-час соплячка вынуждала магистра переходить к обороне, а то и откровенно оправдываться. Убийственный аргумент, что каждый человек есть то, что он есть, и стесняться этого могут разве что глупые дети, в устах леди Верры звучал прямой насмешкой. Сама она получила «почётный титул» после окончания войны — возможность иметь герб и добавлять «леди» к имени было не более чем знаком внимания. Никаких земель к «почётному титулу» не полагалось, и Бетина, как и раньше, была бедна, как храмовая мышь. Войдя в состав Совета Вершителей, она получила доступ к сокровищам Ордена, но традиции Несущих Свет и собственные принципы не позволяли ей обзавестись даже приличным особняком в Торнгарте.

Но вот уж кого-кого, а леди Верру упреки в худородстве нисколько не волновали. Ватере достаточно успел познакомиться с той же леди Рейвен, которая за подобную реплику вполне могла вызвать человека на дуэль и превратить его в обугленный труп. В аналогичной ситуации Бетина, презрительно оттопырив губу, заметила, что «чистота крови ещё не показатель ни ума, ни способностей», оставив собеседника перед нелёгким выбором — решить, что девушка (официально — один из сильнейших магов Ордена, уцелевших после сражения в Долине Смерти) просто отшутилась, или увидеть в её словах оскорбление. Во втором случае — придётся вызывать на дуэль, которая наверняка будет магической и со вполне предсказуемым исходом.

В общем, спорить с Бетиной насчёт благородного происхождения было бесполезно. Мнение собеседника в этом вопросе её совершенно не интересовало, девушка оценивала людей исключительно по способностям, считая, что гордиться или чураться своего происхождения глупо и неуместно.

— Ладно, если вам так угодно, леди Верра, — в очередной раз торопливо сдался магистр, чтобы не доводить дело до склоки. — Так вот, поверьте, нас наверняка подслушивают, за нами гарантированно подсматривают. Каждый день, каждый час. Вы садитесь обедать, и чей-то нос принюхивается к аромату блюд на вашем столе. Вы одеваетесь, и чьи-то внимательные глаза оценивают ваш гардероб. Вы отходите ко сну, и чьи-то чуткие уши слушают ваш храп.

— Я никогда не храплю! — вспыхнула девушка.

— Не мне судить, — демонстративно и чуточку комично развел руками магистр. — Я ведь не прислушиваюсь. Но, скажем, мнение шпионов Зорана в этом вопросе будет вполне компетентным.

— Получается, возможности поговорить без свидетелей у нас нет?

— Ну почему же, — усмехнулся Ватере. — Ни «саван», ни «купол» не защищают от подслушивания и подглядывания, но можно использовать, скажем, классический «вихрь».

— Это же простейшее защитное заклинание, разве что брошенный нож отклонить.

— А ещё «вихрь» хорошо искажает звуки. Я понимаю, что в Школе вам не рассказывали об этом эффекте.

— Рассказывали, — поправила его Бетина, — как о неприятном нюансе, практически исключающем использования «вихря» в реальном бою. Никто не разберёт отдаваемых команд, только шипение, свист и завывание.

— Именно то, что нам сейчас и нужно, — Арай принялся взбалтывать воздух руками, одновременно вплетая в кружево формируемого заклинания резкие фразы словесной составляющей. Постепенно комната наполнилась гулом. — Вот, порядок. Теперь стоит сесть так, чтобы ваши губы, леди Верра, не были видны от окна и двери, и можно говорить. При наличии некой здоровой паранойи я бы ещё рекомендовал легкую вуаль, тогда никакие ухищрения не позволят догадаться, о чём ведется разговор. Э-э… а о чём он будет?

Бетина молчала. С самого начала она не одобряла идеи всеобщего сотрудничества, вынашиваемые Вершителем арГеммитом — просто потому, что ни капли в них не верила. Индар, пожалуй, самая легкая часть плана, договориться с Комтуром наверняка удастся, хотя южные моря и не представляют для него особого интереса (торговые караваны, идущие в Индар, следуют либо вдоль северного, либо вдоль восточного побережья). Другое дело, что заняться северянам больше нечем. К тому же, совместная экспедиция, пусть и нацеленная на поиск неведомой и, можно допустить, весьма серьёзной угрозы, ни в малейшей степени не противоречит принципам Ультиматума Зорана.

А вот пойдут ли на альянс Император и Совет граждан?

Гуран сейчас не так уж спокоен. До светоносцев дошли слухи о безвременной кончине Артама Седрумма (какая трагедия — быть зарезанным в собственной спальне каким-то грабителем) и трауре, объявленном Его Величеством. Скорбь Унгарта была столь демонстративной, что только совершенно не интересующиеся политикой обыватели могли принять её за чистую монету. В правящих кругах Инталии возобладало мнение, что Седрумм проявил недовольство той ролью, что досталась ему в послевоенной Империи и вознамерился изменить ситуацию в свою пользу. Или же просто «изменить», что, по сути, подразумевало то же самое. АрГеммит осторожно высказал сомнение в способностях Анселя Дуккерта самостоятельно раскрыть готовящийся заговор, хотя и допустил, что информация могла просочиться случайно. Везде хватает горячих парней, готовых схватиться за меч, но мало таких, кто умеет долго-долго молчать, и обнажить оружие лишь в нужное время и в нужном месте. Если заговор на самом деле существовал (а из дворян, окружавших Его Величество, немолодой генерал был, пожалуй, самой колоритной фигурой и наиболее вероятным «знаменем» готовящегося переворота), то смерть полководца пришлась очень кстати. Настолько, что версию с ночным грабителем следовало отбросить, как не выдерживающую критики.

Итак, волнения в Гуране толком не начались, но и спокойствием это не назовёшь. Тайная Стража по приказу Императора мелкой сетью пройдётся по знати, вычищая тех, кто мог прямо или косвенно способствовать потенциальному мятежу. Выгоден ли сейчас Гурану предлагаемый союз?

Именно этот вопрос Бетина задала алому магу.

— Нет, невыгоден, — тут же ответил он, видимо, тоже потратив в ходе долгого пути в Индар немало времени на размышления. — Нужно помнить, что Его Величество должен принимать во внимание обманутые ожидания своих приближённых. Война не принесла ожидаемых результатов, и принять предложение союза от бывших противников, почти добитых, может быть расценено как слабость. А слабость сейчас Императору показывать никак нельзя. Далее, давайте рассмотрим возможные варианты завершения предполагаемой экспедиции. Корабли возвращаются, ничего не обнаружив. Корабли возвращаются, обнаружив этот чёрный остров, возможно, с потерями. И третий вариант — экспедиция пропадает без следа, как, ранее, корабли капитана Текарда.

— Или кампания попросту сорвётся.

— Это, в немалой степени, зависит и от тебя. Ладно, допустим, ничего стоящего найти не удалось. Что далее?

— Император не запятнал себя союзом с проигравшим противником и не выбросил деньги на ветер, — вздохнула Бетина. — Да, пожалуй, Гуран будет в некотором выигрыше. Если экспедиция не вернётся, итоги те же.

— Согласен. А если угроза реальна?

— В этом случае, — Бетина продумывала каждое слово, отвечая, как прилежная ученица на серьёзном экзамене, — Империя сможет выждать, изучить результаты экспедиции и принять наиболее выгодное для себя решение. А пострадают другие. Ослабление и Инталии, и Индара, пусть всего на пару-тройку судов, Империи только на пользу.

— Вот и выходит, что Его Величество ни с какой стороны в союзе не заинтересован, — вздохнул Ватере. — Но есть ещё один момент. Мы как-то упускаем из виду, что чёрный остров, встреченный капитаном «Акулы», является одной из причин исчезновения множества кораблей. Списать это на заражение отдельных членов экипажа и бойню, ими устраиваемую, как мне кажется, было бы глупо. Думаю — и Метиус со мной согласен — остров представляет опасность сам по себе, и если он двинется в сторону берега, проблемы могут стать куда более серьёзными, чем потеря нескольких судов с экипажами.

Он помолчал. Бетина смотрела на магистра в ожидании продолжения, затем не выдержала:

— Так что, будет новая война?

— Хотелось бы верить, что не будет.

Ватере не счёл нужным уточнять, что, по мнению арГеммита, именно война сейчас и необходима. Война против врага настолько чужеродного и страшного, чтобы все страны объединились перед нависшей угрозой. Только вот станет ли чёрный остров таким противником?

— В настоящее время мир держится на относительном равновесии сил. Два игрока, один из которых — Индар, безусловно, сильнее любого третьего. Унгарт вполне может увидеть возможность изменить соотношение в пользу Империи. Принимать в расчёт Кинтару не стоит, южане обладают неплохими боевыми отрядами, но под определение армии их не подвести. Кстати, несмотря на свои извечные претензии на мировое господство, Кинт Северный вполне доволен сложившимся паритетом. Вооружённое до зубов «мирное сосуществование» вполне отвечает интересам Совета Граждан. Вот они, смею тебя уверить, без малейшего промедления поддержат идею альянса. Но есть у меня подозрение, что экспедиция вообще не состоится, если Гуран откажется в ней участвовать.

— Тогда почему…

Бетина вздохнула и опустила глаза.

Ватере прекрасно знал, о чём сейчас думает девушка. Признаться, он и сам не вполне понимал выбор посланников, отправленных арГеммитом в Гуран, Индар и Кинтару для ведения переговоров о направлении в южные воды объединённой эскадры. Позицию Вершителя в целом он понимал и одобрял, но вот пути решения поставленной задачи выглядели, по меньшей мере, странно.

Леди Тана Эйс — не самый плохой посол для Кинтары. Древний род, хорошее образование и утончённая красота — последнее есть вполне обычное дело для опытной волшебницы, если не говорить о присутствующих — всё это произведет должное впечатление на Совет Граждан. Южане считали себя истинными (не в пример надменным светоносцам и грубым имперцам) ценителями прекрасного, а отказать в чем-либо красивой женщине несколько сложнее, чем кому-либо другому. Да и потом, леди Эйс везла с собой неоспоримый аргумент, понятный любому уважающему себя кинтарийцу. Таможенные льготы, столь выгодные, что торговое сословие попросту не сможет устоять перед соблазном.

Индар — тут всё не столь очевидно. Лично себя Ватере видел скорее в качестве посла (ну ладно, пусть помощника посла, но знающие люди без труда поймут, кто пишет ноты, а кто поет с листа) в Гуране, считая, что заставить Его Величество принять заведомо невыгодное решение — дело для наиболее опытных дипломатов, которыми светоносцы в настоящее время не располагали. Если не считать арГеммита — но тот не настолько сошёл с ума, чтобы покинуть относительно безопасную Обитель и отправиться в логово к своему давнему и абсолютно непримиримому оппоненту. А вот здесь магистру Алого Пути делать совершенно нечего, задача по привлечению к альянсу индарских рыцарей проста до неприличия, достаточно чуть поиграть на их представлениях о чести и дать понять, что рыцари застоялись без настоящего дела. Разумеется, Комтур потребует оплаты. И не получит её ни при каких условиях — задача арГеммита в достижении единства, а не в выплатах по суровым индарским расценкам. Но госпожа чрезвычайный и полномочный посол, да ещё в ранге Вершительницы, без труда сумеет воспользоваться подготовленными арГеммитом тезисами и объяснить Кругу Рыцарей, что отказ от участия в предотвращении нависшей над Эммером угрозы, пусть пока вполне гипотетической, есть измена если и не букве, то духу Ультиматума Зорана. Учитывая, что подвигло старого Комтура выдвинуть свои претензии на роль всеобщего миротворца, не стоит сомневаться, что магия Клинка Судьбы не даст ему возможности уклониться от исполнения долга.

Итак, Гуран. Самое слабое звено в планах Ордена. Вернее, в планах уважаемого Метиуса, который буквально заставил Совет принять свою точку зрения, то изящно, то грубо отметая любые попытки возражений. И кто же будет представлять Инталию при дворе Его Величества? Молодая девчонка, не имеющая ни подходящего к случаю ранга, ни хотя бы столь же жалкого дипломатического опыта, как у леди Верры. Можно было бы, как это делалось раньше, присвоить леди Рейвен высокий титул на период выполнения миссии, но почему-то и в этой малости арГеммит оказался непреклонен. Не воспримет ли Император подобный жест как банальное презрение? Вполне возможно.

Арай предполагал, что в этом деле имеет место некоторый недостаток информации. АрГеммит и ранее демонстрировал достаточную предусмотрительность и умение заставлять людей поступать так, как ему нужно, пусть и против собственной воли. Вот только как бы донести эту мысль до леди Верры, ведь она искренне считает, что её обошли доверием.

— Вы считаете, что выбор леди Рейвен в качестве посла — ошибка?

— Да! — с вызовом заявила Бетина. — Неужели в Ордене нет более достойных кандидатов? Я никогда в это не поверю. Это назначение — сущая нелепица.

— Вы сами ответили на свой вопрос.

— Простите, лорд Ватере, я не поняла хитросплетений ваших мыслей, — съязвила девушка, прислушиваясь к медленно стихающему гулу.

Несколькими жестами алый маг восстановил мощь «вихря» и улыбнулся.

— Вы не поверили. И, уверяю, Император не поверит. Следовательно, заподозрит арГеммита в двойной игре, а зная нашего уважаемого работодателя, любые, самые параноидальные подозрения в его адрес имеют право на существование. Император и его советники начнут искать второй, третий и последующие смыслы в столь странном назначении. И, смею вас уверить, леди, непременно найдут, ибо тот, кто очень хочет отыскать чёрную кошку в тёмной комнате, обязательно её обнаружит. Или уверит себя, что эта тварь где-то тут точно присутствует.

Ночь прошла спокойно. Не в том смысле, что Бетине удалось хорошо выспаться, её мнение о совершеннейшей ненормальности этой страны лишь подтверждалось многочисленными мелкими свидетельствами. К примеру, мягкие перины, уютные подушки, отсутствие сквозняков и другие подобные радости в гостиницах Индара были, мягко сказать, недостижимы. Культ воина, способного переносить любые тяготы жизни, был силён настолько, что распространялся и на гостей, прибывших в Индар по делам, из любопытства или по иным причинам. Мол, не нравятся наши порядки — вольному воля, граница неподалёку.

Торговцы из Кинтары, привычные к долгим переходам, но всегда готовые отдать должное комфортному ночлегу, изысканной кухне и тонким винам, вынуждены были либо на время стать истинными аскетами, либо везти с собой необходимые припасы. Всё, что их ожидало в ином случае — тощий тюфяк на небрежно оструганных досках, простая, хотя и сытная, еда, жиденькое пиво и вино, о вкусе которого лучше всего свидетельствует определение «тусклое». Горячая вода по утрам? Да, возможно, после многочисленных понуканий служанка и принесёт парящую бадью, только окатит при этом волной столь ледяного презрения, что лучше уж обойтись тем, что есть.

Несмотря на то, что Бетина и её спутники представляли Инталию, отношение к ним было таким же, как и к прочим приезжим. Поначалу. Но затем оскал хозяина гостиницы стал почти напоминать улыбку, прислуга начала проявлять некоторую видимую расторопность, а взгляды постоянных посетителей теперь содержали в себе толику уважения. Вероятно потому, что магистр Верра не жаловалась на бытовые неудобства, не пыталась изображать из себя изнеженную леди — зато три часа после завтрака посвящала тренировкам на заднем дворе, причём делала это самозабвенно, не давая спуску ни себе, ни рыцарям эскорта. Шпагой девушка владела средне, это было видно любому опытному человеку (в случае с Индаром — четверым из каждой пятёрки), но её старания вызвали симпатию и даже нелюдимый трактирщик в один из дней выбрался во двор, хромая на подрубленную в далёком прошлом ногу, пару раз одобрительно цокнул языком и предложил молодой волшебнице показать ей парочку приёмов.

Но жёсткая постель, ледяная корочка в тазу для умывания и надоевшая кухня не шли ни в какое сравнение с эффектом, вызванным словами Ватере. Всю ночь после того разговора Бетине чудилось, как сквозь щели в стене за ней наблюдают внимательные глаза. Может, так и было, хотя, вероятно, алый маг попросту сгустил краски. Так или иначе, расслабляться не стоит. Индар — пока лишь потенциальный союзник, не более того. Здесь хватает людей, потерявших друзей и соратников под стенами Торнгарта и, хотя кровная месть не в характере индарцев, в каждой семье может найтись паршивая овца. Ввязаться в драку само по себе не страшно, Бетина без труда справится с одним-двумя нападающими, если только нападение не произойдет совсем уж неожиданно, но для посольства это будет означать скорый и бесславный конец. Применение пришлыми оружия, пусть и для защиты, карается высылкой — в том случае, если обошлось без смертей. Если же окажется, что чужак напал первым, да ещё и убил кого — расправа будет короткой и жестокой. А наследники казнённого потом могут сколько угодно подавать жалобы Кругу Рыцарей.

Всё это Бетина понимала, потому и старалась вести себя так, как подобало уважающей себя женщине Индара. То есть, с безразличием относиться к лишениям, избегать шуток и насмешек, не злоупотреблять нарядами (которых у неё было немного) и драгоценностями (которых почти и не было), а главное — всячески не допускать снисходительного тона в разговоре с местными. Последнее было особенно трудно — всё-таки она была лучшей выпускницей Школы Ордена, и этот факт не мог не отразиться на её манере общения.

Другое дело, что дни сменяли друг друга, а вопрос встречи посла с Ульфандером Зораном по-прежнему находился в стадии рассмотрения. Комтур редко принимал гостей, предпочитая перекладывать эти хлопотные дела на наиболее доверенных членов Круга Рыцарей. По мнению самой Бетины, Зоран был и остался военачальником, неплохим, можно сказать, в чём-то талантливым, но совершенно не склонным к тяготам правителя государства. Как любой грамотный командир, он окружил себя вполне компетентными людьми и доверял их мнению. Ну, а раз имеет место доверие — то к чему лично принимать участие в утомительных ритуалах?

Только вот беседа с кем-то, кроме самого Зорана, в планы Бетины и незримо присутствующего здесь арГеммита никак не входила. Её вполне бы устроил вариант сбора Круга во главе с Комтуром, идеальным решением была бы встреча наедине, без помпы, торжественного вручения верительных грамот и церемониальных поклонов. И свою точку зрения она вновь и вновь озвучивала секретарю Круга, убелённому сединами рыцарю, иссеченному шрамами так, что на лице, казалось, не осталось и пол-ладони целого места.

— Безусловно, магистр Верра, я вас понимаю, — гулкий бас ветерана эхом отражался от каменных стен. — Я непременно передам Комтуру, что вы настаиваете на личной встрече.

Лицо Бетины оставалось непроницаемо-дружелюбным, хотя в душе девушка скрежетала зубами и готова была сжечь упрямого старика прямо на месте. Эту фразу он упорно повторял уже восьмой день, и терпение полномочного посла Инталии постепенно подходило к концу. Лишь одно её сдерживало — не исключено, что вся эта проволочка с аудиенцией есть не что иное, как испытание для неё, придуманное Комтуром или кем-то из его доверенных лиц. Молодая, хоть и неплохо зарекомендовавшая себя волшебница, должна продемонстрировать выдержку? Что ж, пусть этот разговор с привратником, пожри Эмнаур его душу, состоится ещё пять… да и десять раз. Если кто-то здесь ждёт, что Вершительница (ах, как сладко звучит это слово) вспылит и демонстративно хлопнет дверью — ему придётся ждать очень долго.

Она улыбнулась, вежливо склонила голову.

— Благодарю вас за содействие, милорд Рудан. Не сочтите за труд известить меня, года Комтур примет решение.

— Непременно, магистр Верра.

Бетина повернулась, чтобы в очередной раз покинуть этот зал, ничуть не сомневаясь, что и назавтра придётся сюда вернуться. И вдруг была остановлена голосом секретаря.

— Позвольте задать вам вопрос, магистр Верра?

— Да, я вся внимание.

— Ваше требование…

— Просьба, милорд Рудан, просьба.

— Хорошо, ваша очень настоятельная просьба, весьма напоминающая требование, о встрече именно с Комтуром Зораном должна быть рассмотрена как проявление неуважения к Кругу Рыцарей, основанного на сомнении в компетенции членов Круга, или следует интерпретировать её иначе?

Словно волна холода пробежала по спине, заставив девушку приложить все усилия к тому, чтобы это неприятное ощущение никак не отразилось на лице. Ей понадобилось несколько долгих секунд, чтобы выбрать подходящий ответ. И порадоваться попутно, что сейчас она не в белом платье Вершительницы, а в лёгких кожаных доспехах Ордена, не лишённых изящества, но несколько более соответствующих тому образу, который она намеревалась на себя накинуть.

— Всё просто, милорд, — она могла лишь молиться Эмиалу, чтобы её слова были приняты за чистую монету, — я воин, и я выполняю приказ. Вам ли не знать, что солдат должен следовать полученным распоряжениям. Инструкции, полученные мною от Вершителя арГеммита, абсолютно однозначны и не допускают двоякого толкования.

— Вы правы, солдат должен исполнять приказ, — кивнул рыцарь.

Его глаза чуть дёрнулись, и Бетина поняла, что кто-то невидимый внимательно вслушивается в каждое произносимое в этом зале слово. Мысленно улыбнувшись, она приготовилась развивать и отстаивать свою позицию. Не стоило сомневаться, обвинением в недоверии Кругу её пытались спровоцировать на неосторожные действия, теперь же тот, кто наблюдает за ней через потайной глазок, по её поведению будет принимать решение о назначении аудиенции.

— Но вы-то не солдат, — после паузы продолжил ветеран. — Насколько мне известны принципы иерархии Несущих Свет, формально вы с Вершителем арГеммитом находитесь на одной ступени.

— Формально да. Мое мнение было высказано и услышано до принятия решения. Но сейчас приказ отдан, и долг каждого воина Ордена — с точностью исполнить волю Главы Совета.

— В месте, позднее названном «Холм Смерти», вы, магистр Верра, действовали без приказа и, если не ошибаюсь, действовали весьма успешно. Не означает ли это, что разумная инициатива полезна?

— Безусловно. Солдат должен проявить инициативу, смекалку и силу духа, чтобы достичь поставленной цели. Но не для того, чтобы изменить эту цель на более для себя достижимую.

Ее собеседник хмыкнул.

— Клянусь Эмиалом, неплохо сказано. Посол Верра, рад сообщить, что вам назначена аудиенция у Комтура Зорана. Завтра в полдень.

— Благодарю, милорд, — она снова поклонилась, отметив при этом, что её впервые поименовали не магистром, как обычно, а послом.

Зал приёмов замка Ингеррат, официальной резиденции Комтура, вполне соответствовал общим принципам жизни Индара. Ничего лишнего, никаких ярких красок, никакого развешанного по стенам старья — только овеянное многовековой славой боевое знамя Индара, укрывающее часть простой каменной стены, сложенной из массивных блоков. Глядя на то, что должно было олицетворять собой трон предводителя Круга Рыцарей, Бетина понимающе вздохнула — она тоже всячески избегала бы официальных церемоний, если бы проводить их надо было на этом… неудобном сооружении.

Встречи наедине не получилось, но арГеммит ещё до отправления посольства с уверенностью заявил, что доверительная беседа — вещь, безусловно, хорошая, но очень уж малореальная. Может, потом, после официальной церемонии — только вот Бетина не без оснований полагала, что высказывать привезённое предложение ей придётся здесь и сейчас, а ответ… возможно, он последует незамедлительно, не исключено также, что придётся торчать в этом опостылевшем городе ещё несколько дней, прежде чем Зоран объявит решение Круга. Магистр Ватере был уверен в том, что цели посольства так или иначе будут достигнуты — но сомневался, что это случится скоро. Быстрый ответ — свидетельство плохой его взвешенности.

Волшебница вошла в зал, чувствуя себя удивительно неуютно в длинном, стелющемся по мрачному полу, платье. Сейчас она бы предпочла кожаную броню, но лорд Ватере неожиданно уперся, причём настолько, что чуть ли не перегородил девушке путь к выходу. По мнению алого магистра, есть ситуации, когда можно следовать своим желаниям, но иногда необходимо соблюдать протокол. И рыцари, более других склонные к строжайшему соблюдению всяческих правил и традиций, безусловно неверно воспримут появление посла-женщины в воинском облачении, будь она хоть трижды мастером меча. Настояв на своём, он окинул Бетину оценивающим взглядом, мысленно попенял Эмиалу за то, что тот не наградил столь перспективную волшебницу хоть сколько-нибудь женственной фигурой, и позволил госпоже послу проследовать в карету. Чем вызвал ещё один всплеск негодования — от гостиницы до ворот замка можно было дойти неспешным шагом, что было уместно для Бетины Верры, не вполне уместно для магистра Верры, почти неуместно для Вершителя Верры и абсолютно недопустимо для полномочного посла Верры.

В итоге, в настоящий момент Бетина пребывала в не самом лучшем расположении духа. Церемонно поклонившись и дождавшись, пока сопровождающий её светоносец торжественно вручит секретарю верительные грамоты, она заняла предложенное ей кресло и, старательно сохраняя на лице маску спокойствия, принялась изучать человека, которого ей надлежало склонить к сотрудничеству на невыгодных для Индара условиях.

Времена молодости и силы для Ульфандера Зорана давно прошли. Спина старого рыцаря была прямой, но доспехи — элемент, обязательный для официальных встреч членов Круга Рыцарей — он носил явно церемониальные, сделанные с немалым мастерством, но очень лёгкие, в реальной схватке не дававшие особо надёжной защиты. Другое дело остальные — в какой-то момент могло показаться, что рыцари собрались здесь не для беседы а, по меньшей мере, для турнира.

Следовало отдать Зорану должное — он производил довольно величественное впечатление. Горделивая осанка, суровое лицо опытного воина, аккуратно подстриженная короткая борода, седые волосы, схваченные в короткий хвост и перетянутые тонким золотым обручем с десятком небольших зубцов. Об индарской короне рассказывали разное — по одним слухам, некогда этот символ высшей власти крепился к боевому шлему, но лет триста назад, когда очередной Комтур героически (и бессмысленно) пал в первых рядах атакующего клина, Круг принял вполне мудрое решение оберегать своего лидера от подобных неприятностей. С того момента рассеченная клинком корона, восстановленная и старательно отполированная, ни разу не покидала стены замка.

По другим слухам, истоки которых восходили примерно к тому же историческому периоду, имело место некое пророчество. Согласно ему, лишь до тех пор, пока индарская корона содержится в древних стенах Ингеррата, государство будет стоять незыблемо. Бытовало мнение, что именно потому Комтур и погиб в той памятной битве, что пренебрег предсказанием и вынес-таки венец на свет Эмиала, в гордыне возжелав показать врагам и соратникам, что первый среди рыцарей Индара готов лично вести войска в бой.

Иные же рассказчики утверждали, что корона — древний, созданный ещё до Разлома, артефакт, дарующий владельцу здоровье, долголетие и прозорливость в политических играх. Последнее, с точки зрения мага, достаточно знакомого с некоторыми элементами магии Формы, не казалось такой уж сказкой. Бетине доводилось читать о существовании овеществленных заклинаний, способных подавлять волю собеседника, заставляя того принимать не самые продуманные решения, основанные не столько на целесообразности, сколько на возникшей из ниоткуда глубокой симпатии к владельцу реликвии.

Ни одного рисунка, демонстрирующего требуемую материальную формулу, разыскать в библиотеках Ордена не удалось. Именно поэтому Бетина с некоторой тревогой прислушивалась к собственным ощущениям — не появится ли у неё ни с того ни с сего горячая любовь к старому рыцарю.

Комтур бегло ознакомился с документами, затем поднял взгляд на госпожу посла. Девушка попыталась расшифровать чувства, укрытые за выцветшими от возраста глазами, и вынуждена была признать, что особого тепла ожидать не приходится. Какими бы эмоциями ни руководствовался Ульфандер Зоран, выдвигая знаменитый Ультиматум, сейчас он рассматривал гостью из Инталии не как потенциального союзника, а как угрозу тому мирному существованию, которое поклялись поддерживать индарцы.

— Что ж, посол Верра, мы рады приветствовать полномочного представителя Инталии и внимательно выслушаем предложения, с которыми вы прибыли.

Фраза была произнесена до конца, но Бетина явственно ощутила недосказанное продолжение — «только не рассчитывайте на союз против Гуранской Империи». Она ещё раз оглядела собравшихся — два десятка воинов, ни одного моложе сорока лет. Каждый — явно опытный рубака, лица большинства носят отметины былых ран. Никакой пышности, привычной по Обители, боевое оружие, скромные одинаковые гербы на нагрудных пластинах тяжёлых доспехов — «ладонь, сжимающая рукоять сломанного меча». Этот символ был введен в глубокой древности и символизировал идею о том, что мир, переживший Разлом, находится в надёжных руках. Учитывая, что на протяжении столетий Индар с готовностью бросал свои клинья в битвы на стороне того, кто больше заплатит (бывало, что индарские латники стояли по разные стороны поля боя), на первоначальное значение герба мало кто обращал внимание.

Хотя сейчас ситуация в корне изменилась.

«Вот хотела бы я знать, — подумала Бетина, — тот, кто придумал герб, мог ли предположить, что однажды Индар и в самом деле сожмет пальцы на горле вечно воюющих государств Эммера? И не этот ли символ послужил толчком к принятию Комтуром решения, столь благородного, но чрезвычайно невыгодного Индару?»

Три года — не такой уж большой срок. Но Индар жил исключительно за счёт крепости своих клинков и умения Круга удачно продавать их. За время пути сюда Бетина не могла в полной мере проникнуться нюансами местной жизни, но и того, что она поняла, было достаточно — Ультиматум медленно, но верно выжимает из индарцев жизненные соки. Мало людей в тавернах, почти все воины, ныне не востребованные для достойных истинного бойца дел, работают в полях — только вот северная земля неохотно отдает людям свои дары. Оружие и доспехи, произведённые в местных кузницах, всё ещё держат славу лучших в мире, но… но спрос на клинки, арбалеты, латы, кольчуги, щиты и копья падает день ото дня. К чему закупать дорогое и, при этом, не отличающееся особой изящностью (хотя и очень надёжное) индарское снаряжение, когда войны нет и не намечается? А для турниров куда лучше подойдут тяжёлая, богато украшенная броня из той же Кинтары — пышные плюмажи, тончайшая золотая и серебряная насечка, изысканные формы и тонкий вкус. Эффектно, благородно и, при этом — дешевле. Не связанные больше непрерывным ожиданием конфликтов, корабли Инталии и Гурана с готовностью принимают предложения по эскортированию торговых караванов, постепенно создавая пиратам Южного Креста массу проблем, отнимая тем самым кусок хлеба у моряков индарского флота.

Сколько пройдет времени, прежде чем Круг опомнится и попытается объяснить Комтуру всю глубину его, Ульфандера Зорана, заблуждения, всю опрометчивость совершенного поступка. За всё время существования Круга Рыцарей не было известно ни одного случая, когда бы Комтур был смещён силой. Погибали в битвах, это было. Умирали от болезней — и это случалось, магию тут не особо жаловали и иногда целитель прибывал слишком поздно. Уходили сами — в последние три века такое происходило раза два, не больше. Отдавали душу Эмиалу в своих постелях от старости… да, есть примеры и этому. Но заговор, насильственное устранение — нет, немыслимо.

Только всё когда-то происходит в первый раз.

— Благодарю вас, господа, что нашли время выслушать.

Издевки в голосе Бетины слышно не было, но магистр Ватере недовольно поморщился — правда, поморщился исключительно мысленно, лицо оставалось каменным, ни одной неподобающей месту и времени эмоции на нём не отразилось. Чего нельзя сказать о славных индарских рыцарях — пара ветеранов поджали губы, давая понять, что намёк понят. Пожалуй, не самое лучшее начало беседы.

Речь девушки лилась ровно, и Арай весь превратился в слух. Формально сейчас он был гостем, одним из свиты госпожи посла. Фактически — первым и единственным её советником, и это понимали все присутствующие. Самый сильный маг и, чего уж там, самый опытный дипломат Альянса мог согласиться на вторые роли только при условии, что роль-то на самом деле будет первой, только отыгрываться ей не в зале приёмов, а раньше или позже, в тиши гостиничной. Сейчас же право вести речи, заключать договорённости, мягко угрожать и ненавязчиво уговаривать принадлежало исключительно магистру Верре.

С точки зрения Ватере, речь, тщательно подготовленная не без его участия, была вполне удачной. Немного лести, кажущееся искренним беспокойство за судьбу Эммера, достаточно осторожная игра на самолюбии рыцарей, намёки на славное прошлое и, главное, славное будущее, к месту упомянутый Ультиматум — в общем всё, что необходимо, дабы подвигнуть Круг принять, вроде бы добровольно, именно то решение, которое нужно арГеммиту. Другое дело, что рыцари и, в особенности, сам Ульфандер Зоран — отнюдь не малые дети, к лести давно выработали иммунитет, а уж понятия чести и славы для себя сформировали ещё в детстве. И не приведи Эмиал, что-то в словах госпожи посла покажется им надуманным, вызывающим или, того хуже, оскорбительным.

А вот тон Бетина выбрала не очень верный, сказывалось отсутствие практики дипломатических миссий. В прошлом леди Верры миссия была единственной, и в её ходе девушка допустила все мыслимые и немыслимые ошибки, добившись успеха лишь потому, что оказание помощи Инталии в войне против Гурана в тот момент в полной мере соответствовало устремлениям Альянса. И сейчас говорила слишком эмоционально, делая больший упор не на документы, свидетельства и выводы, а на воззвания к древней славе Индара и чести его воинов. Такие призывы хороши на поле боя — мол, вы, герои, принявшие на себя неподъёмную ношу гарантов мира и безопасности Эммера, должны идти до конца… Рыцари прекрасно понимали и свой долг, и тот факт, что этот долг здорово бьет по карману не только их самих, но и тех, на ком как раз и держалась веками слава Индара.

Но, как хорошо понимал Ватере, если где подобная пафосная речь и может иметь какой-то успех, то именно в Индаре. Определяя, в чьи руки отдать посольство, арГеммит не мог этого не учитывать. Торговое сословие Кинтары лишь поухмылялись бы — призывы к чести и достоинству не слишком отчётливо звучат там, где бал правит золото.

Но более всего Арай Ватере рассчитывал не на таланты магистра Верры и не на способность арГеммита из разрозненных и не слишком достоверных фактов, многочисленных предположений и откровенных фантазий соорудить убедительную программу. Куда важнее был сломанный несколько лет назад клинок из прозрачного зеленоватого стекла. Безусловно, сам Вершитель тоже делал ставку именно на это.

Магия — штука весьма формализованная, хоть и требующая столь эфемерного компонента, как «способность». Каждое заклинание оттачивается годами, каждый жест требует долгих тренировок. Чуть не так произнесённое слово — и вместо убийственной «стрелы мрака» образуется… да ничего не образуется. Иное дело — Творения Сущего. Они не подчиняются привычным законам, управлять ими легче, а вот получить в точности запланированный результат — куда тяжелее. И в особенности это касалось как раз Клинков Судеб, способных изменить жизнь одного-единственного человека. Да, одного-единственного — так официально считалось. Но ведь человек этот живет не на необитаемом островке где-нибудь на Сабельном архипелаге. Человека всегда окружает толпа — сподвижников и прихлебателей, врагов и друзей, освященных любовью или покрытых безразличием. И каждый из этих людей, так или иначе, вносит вклад в реализацию великой магии изменения судьбы.

Чем конкретней требования, изложенные при преломлении Клинка, тем более узкие границы отведены для магии. Но и в этом случае к цели, поставленной Клинком, вело множество разных, иногда довольно кружных дорог. А в данном случае приказ был отдан достаточно общо, и, умело подталкивая цель заклинания на нужную тропу, можно было добиться куда большего, чем просто уговорами, золотом или лестью.

Изрядная часть подготовленной арГеммитом речи именно на это и была направлена. Магистру Ватере было бы очень интересно узнать, кто сочинял отданный «изумрудному жалу» приказ — человек этот, несомненно, был либо весьма талантлив, либо потрясающе удачлив. С одной стороны, приказ жёстко определял основные позиции, позже озвученные Зораном, с другой — оставлял почти полную свободу воли в достижении поставленных целей. Такой шедевр можно было создать или от большого ума, или совершенно случайно — зато сейчас каждое второе слово Бетины (а если бы не её неуместный пафос, то и просто каждое) неуклонно сворачивало Зорана и его окружение на требуемый Инталии путь. А окончательно отрезать рыцарям путь котступлению должна финальная сцена, которую Метиус, Бетина и Арай не только тщательно продумали, но и несколько раз прорепетировали. Лишь бы девушка не подвела, не сорвалась — сыграть надо абсолютно точно, без намека на фальшь, но и не дав воспринять всё как насмешку.

Речь завершилась. В зале повисла тишина, хотя, вне всякого сомнения, у каждого из присутствующих здесь уже наготове были вопросы. Но никто их не задаст, не принято. Посла поблагодарят и отпустят с миром, чтобы пригласить вновь через несколько дней, когда решение уже вчерне созреет и наступит время для деталей.

Но одного вопроса Арай ждал, понимая, что Индар не смолчит просто потому, что того требуют традиции.

— Таким образом, — медленно протянул не Зоран, как, возможно, ожидала Бетина, а один из рыцарей Круга, совершенно седой, но всё ещё вызывающий ощущение необоримой силы мужчина, — Инталия предполагает, что индарские корабли послужат этому делу. Какую сумму готова выплатить Обитель за наши клинки?

Бетина протянула долгую, тщательно выверенную паузу, и разжала до сих пор плотно стиснутый кулак. На ладони лежала монета, демонстрируя присутствующим лучи священного лика Эмиала. Одинокая золотая монета, инталийское солнце. Не самая дорогая из имевших хождение. Не самая уважаемая. Но олицетворяющая собой не просто государство — символ Несущих Свет.

— Каждому воину? — в голосе рыцаря слышалась аккуратно дозированная насмешка.

— Нет, господа. Это — плата за всё. Остальное — честью и славой.

Воины переглянулись. Ватере стоял, замерев, словно статуя, его взгляд перебегал от одного рыцаря Круга к другому, и чем дальше алый маг вглядывался в лица ветеранов, тем больше убеждался — это победа. Безусловная. Безоговорочная. Полная и абсолютная.

Глава десятая Таша Рейвен. Гуран

Путь из Торнгарта в Брон леди Рейвен приходилось проделывать неоднократно. И посуху, через единственный торный путь в разделяющей страны горной гряде, и по морю. Морской вариант волшебнице нравился куда больше, но как-то так традиционно сложилось, что посольства всегда двигались по надёжной земле. В море много чего нехорошего может случиться — неожиданно налетевший шторм, ожидаемо напавшие пираты, да мало ли что ещё. Одних привезенных Блайтом известий хватало, чтобы отбить всяческое желание совершать морские путешествия — разве что в сопровождении сильной эскадры, чего как раз делать не стоило, Гуран и так косо посматривает на западного соседа, ожидая любой пакости, которою сможет интерпретировать в свою пользу и припомнить Инталии условия Зорановского ультиматума. Появление у южных берегов (как и у северных) Империи мощного инталийского флота как раз может стать поводом для совершенно несвоевременной сейчас конфронтации.

Поэтому карета госпожи посла, сопровождаемая десятком рыцарей, полусотней воинов охраны и таким же количеством обозников, сначала трое суток уныло пылила по безжизненному песчанику Долины Смерти, затем ещё несколько дней тряслась по изрядно разбитым дорогам Империи, пока не прибыла в Хольм, где предполагалось дать отдых коням и людям. Коням — в первую очередь, ибо рыцари привыкли переносить разного рода тяготы, а несчастным животным не объяснишь, что в тяжёлый и долгий путь их зовёт исключительно долг перед родиной.

В целом, первая часть путешествия не вызвала особых трудностей. Разве что огорчило состояние имперских дорог, некогда гордости Гурана, ныне пребывавших в некотором запустении. С крепостей, перекрывающих выход из Долины Смерти, за колонной возов и всадников наблюдали с некоторым подозрением, но патрули ограничились лишь парой вопросов. Ссориться с белоплащниками было делом вполне богоугодным, пустить светоносцу кровь — так и вообще сам Эмнаур велел, но задевать посла и его свиту никому не хотелось. Кто может предсказать, как оценит это Его Величество — попадёшь под горячую руку, и привет тебе, острый кол на площади перед дворцом.

На западных границах Империи было неспокойно — лихие люди в лесах не перевелись, несмотря на усилия Тайной Стражи, но напасть на столь сильный конвой не решилась бы ни одна шайка разбойников, сколь бы богатым ни ожидался куш. А вот сгоревшие хутора встречались, да и нищих — по сравнению с тем, что Таша помнила по прошлым посещениям этих краев — прибавилось. Следуя указаниям, полученным от Вершителя (хотя и считая это неуместной благотворительностью), леди Рейвен отдала рыцарям приказ проявлять умеренную щедрость. В конце концов, не обеднеет Обитель, и так умудрившаяся выйти из войны пусть и с потерями в людях, но без тяжкого ущерба для казны.

Хольм был достаточно большим городом, несравнимым с Броном или хотя бы с южными портами обеих стран, но уже давно переросшим статус поселения. И храм Эмнаура здесь внушал уважение. Огромный, величественный, удручающе мрачный, он возвышался над одно-двухэтажными постройками, как суровый надзиратель, приглядывающий за непослушной паствой. Сразу по приезду пришлось нанести визит местному жрецу — обязательная дань вежливости, подкреплённая некоторым количеством золота. В отличие от большинства рыцарей и простых воинов, Таше и в прошлом приходилось изображать смирение и «истинную» веру. Выполняя деликатные поручения арГеммита, проще всего было попасть в сферу интересов Тайной Стражи именно в храмах — жрецы Эмнаура замечательно умели чувствовать фальшь. Как и их оппоненты из западных пределов. А не ходить в храм — ещё более верный путь к провалу, обязательно найдутся добрые люди, готовые сообщить куда следует о том, что вон та-де особа ведет себя странно и неподобающе.

Правда, сейчас можно было не скрывать, что лицезрение алтаря тёмного бога — лишь проявление подобающего уважения.

Вообще, путешествовать в сопровождении эскорта для Таши было делом совершенно непривычным. Полагаясь обычно лишь на саму себя, она с трудом свыкалась с тем, что останавливаться на ночлег приходилось, не проделав и половины пути, который одинокая всадница могла легко преодолеть за день. Хлопоты прислуги, устанавливающей обязательный шатер, расстановка караулов, ржание многочисленных лошадей, стук топоров — и время, время, время…

Но приходилось привыкать. И слава Эмиалу, что Ангер — или, как сейчас его именовали, Кайл арШан, полностью взял на себя обязанности распорядителя работ, проявив и немалый опыт, и известную предусмотрительность. По случаю назначения арШана на роль главы телохранителей госпожи посла, ему в торжественной обстановке вручили пояс рыцаря — не может же охранять столь важную особу простой воин. И теперь Блайт демонстрировал рвение где только можно, показывая шпионам Империи (а они наверняка имелись), что намерен полностью оправдать оказанное доверие.

Правда, в этом была и другая, куда менее приятная для Таши сторона — им с Блайтом почти не удавалось побыть наедине. Не то, чтобы отношения между леди Рейвен и бывшим имперским Консулом уверенно перешагнули порог дружбы, но… но Таша явственно ощущала, что ещё немного, и она сама начнёт форсировать события. Присутствие Ангера наполняло её странными, непривычными ощущениями. Чуть было не потеряв его и обретя вновь, она всё ещё пыталась разобраться, что же чувствует к этому совершенно необычному человеку. Любовь? Возможно… Чувство влюблённости посещало её и раньше, пару раз возникало ощущение, что найден ОН, единственный и самый важный — но всё достаточно быстро оборачивалось разочарованием или просто скукой. Сейчас всё было иначе — не так ярко, но…

Альта, сопровождавшая леди Рейвен в этой поездке, поглядывала на наставницу с явным неодобрением. Тайну амулета ей никто доверять не собирался, а потому девчонка искренне считала, что её госпожа положила глаз на молодого рыцаря, пусть и смазливого, но уж точно не выдерживавшего никакого сравнения с Ангером Блайтом. По мнению Альты, данные отношения — а то, что старательно переживала в себе леди Рейвен, как это обычно бывает, было видимо невооружённым взглядом любому заинтересованному лицу — следовало расценивать как самый откровенный мезальянс. И как все дети в столь юном и восторженном возрасте, она считала, что гораздо лучше Таши знает, кто в наибольшей мере подходит в возлюбленные или мужья её драгоценной госпоже.

Ангер погиб — этот факт по-настоящему бесил Альту. Не сам по себе, а тем, что леди Рейвен как-то очень уж быстро переключила внимание на молодого воина. Поэтому она не упускала случая продемонстрировать Кайлу арШану своё презрение… чем очень забавляла и самого Блайта, и Ташу. Но, повинуясь категорическому приказу арГеммита, тайну оба хранили свято. Если бы всё время Альты было отдано этим переживаниям, она, вероятно, могла бы и догадаться о причинах столь странных изменений в поведении волшебницы, ранее относившейся к арШану почти как к мебели, причём к мебели не выбранной самостоятельно, а навязанной Вершителем чуть ли не в качестве соглядатая. В конце концов, ей нельзя было отказать в наблюдательности, а с учётом идеальной памяти и практического знакомства с магией Формы сделать верные выводы она вполне сумела бы. Но…

Вернулись ночные кошмары, повторявшиеся чуть ли не через день. Правда, в последнее время девушка не просыпалась с разрывающим душу криком, всепоглощающий ужас в видениях сменился другими, но столь же неприятными эмоциями. Одиночество… безысходность… тоска… Да и боль никуда не делась, просто стала другой, ноющей, изматывающей. После таких снов не хотелось жить — Альта, вырвавшись из кошмара, подолгу плакала, уткнувшись в подушку и замотавшись с головой одеялом, стараясь не разрыдаться в голос, чтобы не потревожить Ташу. Но та чувствовала, просыпалась и пыталась, насколько возможно, утешить девушку. Почти без результата.

Самым страшным был тот сон, что навалился на Альту после долгого перерыва, в первую же ночевку после отбытия из Торнгарта. В тот раз боль обрушилась сразу, разрывая сознание на части, затопляя его ужасом и отчаяньем. Её скручивало и сминало, рассеивало в мелкие клочья и тут же соединяло вновь — затем недолгий полет во тьме — и снова удар, чудовищный удар о холодный, немыслимо холодный камень… падение в неизвестность в окружении множества каменных обломков… и снова боль… Не имея возможности толком объяснить, она лишь чувствовала, что утратила большую часть себя — как человек, потерявший руку или ногу, ощущает пустоту там, где ещё недавно была плоть. Только её утрата была куда страшнее — столкновение, породившее яростное пламя и каменный дождь, лишило её почти всего — той основы, что составляла её собственное «я». Сбивчиво пытаясь объяснить не на шутку встревоженной наставнице увиденное, дрожа от пережитой боли и горя, Альта не находила слов, не могла в полной мере приложить свои ощущения к хрупкому и слабому человеческому образу. Дня три она ходила, как пришибленная, то шарахаясь и покрываясь потом от резких звуков, то подолгу тупо глядя в стенку кареты, не замечая ничего вокруг и отказываясь от еды. На фоне этого кошмара остальные сны казались почти что избавлением.

Таша терялась в догадках и бесилась от мысли, что Ангер, похоже, уже составил себе определённое мнение насчёт снов её подопечной, только вот что-то не особенно собирается делиться предположениями. Самой же ей всё никак не удавалось построить более или менее связную цепочку рассуждений. Она знала, что такое ночные страхи — многим людям снятся сны, и не все из них наполнены запахом цветов, красотой и умиротворением. Случалось и ей самой просыпаться в поту, лихорадочно пытаясь отыскать мокрой ладонью эфес отсутствующей шпаги. Но то, что сны Альты совершенно необычны, было ясно. Оставалось тайной, что их вызывало.

Вот и этой ночью поспать толком не удалось, несмотря на вызванное долгой дорогой утомление. Альта стонала, временами срываясь на рыдания, металась по постели, превращая толстый, набитый (из уважения к госпоже послу и её ближайшему окружению) гусиным пухом тюфяк в скомканное непонятно что. Угомонилась лишь под утро, пропитав слезами подушку и с головой замотавшись в одеяло.

Глаза слипались, всё тело ломило, и уши, судя по ощущениям, были забиты ватными пробками — а сон, оборванный страданиями соседки по комнате, убрался восвояси. Некоторое время волшебница пыталась провалиться в желанную, но недостижимую дрёму, затем сдалась и принялась одеваться.

Хольм, пусть город и довольно большой, в сферу интересов арГеммита раньше не попадал. Не было здесь ничего такого, что необходимо было разузнать, высмотреть или унюхать. Для лиц, подвергнутых опале, Хольм находился слишком близко от столицы, для приближенных к Его Величеству — наоборот, далековато. И если в вечном Броне жизнь кипела, то здесь — тихо булькала, словно отвар в огромной кастрюле на очень медленном огне.

Деть себя было абсолютно некуда, а потому любопытство леди Рейвен заставило её покинуть гостиницу и отправиться изучать город. Вчера, во время обязательно визита в Храм Эмнаура, осмотреться толком не получилось. Как таковые, достопримечательности волшебницу интересовали мало — да и откуда им здесь взяться, Хольм не так уж древен. Это в Броне или Торнгарте каждый камень мостовой может рассказать многое, каждый дом — посланник давно минувших эпох, каждая статуя окутана флером древности и тайны. Ну не каждая… но всё же прогулка по имперской столице с приличным проводником могла бы оказаться весьма познавательной и, если повезёт, захватывающе интересной. Здесь смотреть было особо нечего. Другое дело — люди. Таша искренне не понимала тех, кто огульно считал всех имперцев врагами. Проповеди жрецов, указы императоров, всякого рода слухи — как имеющие под собой реальную основу, так и тщательно продуманные и выпущенные в жизнь мастерами Триумвирата — всё это, несомненно, оказывало своё влияние, и отношение местных жителей к Инталии вообще и к Ордену в частности было не самым благожелательным. Но не стоит путать неприязнь с ненавистью — ненависть есть чувство сильное, яркое, а потому не всегда уместное. Глупо ненавидеть народы — для этих эмоций куда больше подходят конкретные люди.

Сама она ненависти к имперцам не испытывала. Если положить руку на сердце, то и раньше, когда в очередной раз Консул Тайной Стражи или его подчиненные ловили леди Рейвен и препровождали её к месту заключения, она испытывала целый букет отрицательных эмоций — досаду, раздражение, злобу… но никак не ненависть.

Сейчас ей хотелось не столько пообщаться с местными жителями, сколько понаблюдать. Желательно — оставаясь в стороне. Сделать это из окна посольской кареты было весьма затруднительно, а вот погулять по городу, посидеть в таверне (без эскорта белых рыцарей) казалось занятием весьма интересным.

— Куда вы направляетесь, леди?

В голосе Ангера сквозила некоторая обеспокоенность. Он прекрасно понимал, какую головную боль приобрел в тот момент, когда выслушал предложение арГеммита и не нашел повода отказаться. Возможность вернуться на родину неузнанным и от этого, в какой-то мере, неуязвимым, изрядно щекотала нервы и пришлась Блайту, уже долгое время жившему тихой, скрытной и спокойной жизнью, весьма по вкусу. Другое дело, что получить в подопечные саму леди Рейвен явно не обещало размеренного и беззаботного путешествия.

— Прогуляться.

— Я вызову охрану.

— Ан… э-э… Кайл, скажи мне, если ты хочешь побродить по городу, поискать что-нибудь интересное в торговых рядах, попробовать местную кухню или заняться ещё чем-нибудь столь же безобидным, ты прихватишь с собой десяток рыцарей в тяжёлой броне?

— Если бы я был послом, на которого возложена столь серьёзная миссия, взял бы полтора десятка, — отрезал Блайт. Затем, оглядев леди, смягчился. — Но в данной ситуации я готов заменить эти полтора десятка собственной персоной.

— А справишься? — не удержалась от шпильки Таша, но затем торопливо, чтобы бывший Консул не успел передумать, дёрнула его за рукав. — Пойдем! Ты же наверняка бывал здесь, вот и расскажешь, что тут и где.

Глаза Ангера сверкнули, словно желая припалить спутнице её неуместный энтузиазм и ещё более неуместную невоздержанность по части произносимых фраз.

— Бывал? В Хольме? Что вы, леди, я лишь рядовой воин Ордена… это посольство — первая возможность для меня посмотреть чужую страну.

Мысленно обозвав себя полной дурой, Таша поспешила исправить допущенную ошибку:

— Тем более. Проехав разок по главной улице, много ли увидишь? Пойдём, посмотрим город. И заглянем куда-нибудь позавтракать, кухня в этой гостинице неплоха, но довольно однообразна.

В этом девушка была права. Посольство пребывало в Хольме уже четвертый день, и за это время наименования блюд, подаваемых к столу госпожи посла, можно было пересчитать по пальцам. Создавалось впечатление, что хозяин гостиницы — выходец из Индара, только в этой сумасшедшей стране пища воспринималась не как искусство, а как вещь совершенно утилитарная, имеющая своей целью лишь поддержание жизни человека. Будь на то её воля, посланники Инталии покинули бы город ещё вчера, но и её карета, и несколько возов не лучшим образом перенесли долгий путь через Долину Смерти и теперь нуждались в ремонте. А мастера, особенно востребованные, одинаковы везде — сделал дело быстро, считай, потерял изрядную часть барышей. Кто заплатит хорошие деньги за пару-тройку вбитых гвоздей, десяток ударов молотом и торопливо поменянную ось? А вот если походить вокруг кареты с полчаса, повздыхать, поцыкать зубом, посетовать на «это ж надо так относиться к хорошей вещи, госпожа посол, кучер ваш, точно скажу, дело своё знает похуже многих» — глядишь, заказчик проникнется важностью ситуации да заплатит вдвое. А потом — «ось-то она, госпожа посол, конешна ось, поменять её дело нехитрое, да только разве ж в одной оси дело? Рессоры-то, почитай, никуда не годятся, да и в колесе трещинка. Не видите, госпожа посол? Ну так оно, понятное дело, почти что и незаметно, да только как камень неловко попадётся, так и того…».

В общем, и сегодняшний, четвертый по счёту день, не обещал стать последним. Мастер наверняка начнёт ворчать, что ему-де стыдно перед внуками будет, ежели он госпоже послу карету не починит, как подобает.

Город встретил волшебницу и её спутника неизменным шумом и гамом, утихавшим лишь к темноте. Отчаянно ругались возницы, не в силах развести повозки на узкой дороге, наперебой предлагали свои товары торговцы, не забывая похвалить себя и охаять соседа-конкурента, с воплями носились мальчишки помладше, размахивая палками и изображая из себя непобедимых воинов, легко расправляющихся с трусливыми и жалкими врагами (из их визга сделать однозначный вывод о том, кто определён врагом, сделать было трудно, но и догадаться несложно). Мальчишки постарше уже занимались делом — зазывали покупателей в лавки, торговали незамысловатой снедью или «свежей, как зимний ветер» водой. Где-то горожанка выплеснула в окно горшок с помоями, и теперь в её адрес лился поток брани — какому-то путнику не повезло. Ржание лошадей, грохот подков и тележных колес, стук топоров и молотков, голоса — всё сливалось в непрерывный гул.

К удивлению самой Таши, город ей скорее понравился. В нём не было вычурности Торнгарта, не страдал он и от показного аскетизма древнего Брона. Правда, зелень на лотках торговок показалась слегка пожухлой, выбор мяса и рыбы — довольно скромным, а уж в ювелирную лавку Таша лишь заглянула — и тут же вышла, презрительно поджав губы. С хорошими тканями, благовониями, тонкой работы посудой и иными предметами роскоши в Хольме, как и во всей остальной Империи, дела обстояли не лучшим образом. А вот в оружейной лавке выбор был неплох — особо удивила Ташу висевшая на стене за прилавком, куда не дотянутся руки любопытствующих, стеклянная шпага густо-красного цвета. Насколько волшебница помнила описания — не копия известного «Рубинового шипа», но всё равно оружие редкое и весьма достойное. Правда, хозяин, умело уловив проблеск интереса в глазах гостьи, назвал столь непристойную цену, что девушка лишь фыркнула. Лорд Рейвен мог себе позволить тратить золото на удовлетворение своей прихоти, а вот его дочь и наследница уже вынуждена была думать об экономии.

— Я проголодалась, — сообщила она спутнику. — Здесь найдётся какое-нибудь приличное заведение?

Блайт пожал плечами.

— Смотря что считать приличным, госпожа, — находясь на людях, он обращался к Таше исключительно официально, во всяком случае, когда подозревал, что кто-нибудь может случайно или намеренно услышать его слова. — Мне доводилось слышать, что в Хольме есть одно местечко со странным названием «Катышки»…

— Хм… звучит не слишком аппетитно, — поморщилась Таша.

— Пожалуй. Но хозяин в той таверне подает забавное блюдо. Мелко нарубленное мясо, рыбу, творог или резаную капусту, грибы… в общем, что под руку попадётся, заворачивает в тонкое тесто и варит. Или жарит. Сам не пробовал… — Блайт сделал короткую многозначительную паузу, давая понять, что очень даже пробовал и оценил, — но, по слухам, весьма вкусно. Опять-таки по слухам, многие и рады были бы перенять это умение, только вот всё не так получается. И мясо берут самое лучшее, и тесто делают — не придерёшься, а всё не то выходит. К тому же специй хозяин не жалеет, а в здешних местах перец да травки разные не особо в чести.

Это Таша и сама заметила. Гуранская пища традиционно была напрочь лишена остроты, да и ароматных трав принято было класть совсем чуть-чуть. Удивляться тут было нечему, в Империи пряности, доставляемые, в основном, из Кинтары, считались предметом роскоши и, следовательно, не были угодны Эмнауру. В самом же деле, если обыватель потратит свои гроши на перец, то деньги эти лишь приезжих торговцев обогатят. А жрецы Эмнаура предпочитали, чтобы жители Империи лишние деньги не просаживали на чревоугодие, а несли в храмы.

— Ты меня уже убедил! — рыкнула Таша, чувствуя, как рот наполняется слюной.

Инталия, традиционно, считалась главным потребителем произраставших в Кинтаре специй. Стол дворянина без острых приправ представить себе было сложно, да и в не самых зажиточных домах сдобренное перцем мясо не было такой уж редкостью. Девушка вдруг поняла, что ей до смерти надоела местная кухня и если прямо сейчас она не попробует чего-нибудь эдакого — кому-то точно не поздоровится.

— Правда, — продолжал Ангер, продолжая разыгрывать из себя молодого и мало чего в жизни повидавшего парня, — по слухам, народ там собирается разный. Благородные господа предпочитают еду поизысканнее, для простонародья выходит дороговато.

— Плевать! — хмыкнула она презрительно, понимая, к чему клонит спутник. Если отвести в сторону людей богатых и откровенную нищету, то что можно получить в остатке? Искатели приключений, солдаты, мелкое дворянство, торговцы, чиновники, быть может — безликие или ночные братья. Будет на что посмотреть.

Прославленные «Катышки» нашлись не так быстро, как хотелось бы, хотя Таша была совершенно уверена — Блайт нарочно вел её к вожделенным специям не самой прямой дорогой, продолжая изображать из себя человека, впервые посетившего Хольм. Несколько раз дотошно выспрашивал дорогу (по меньшей мере дважды, как следует расспросив горожанина, вёл спутницу в сторону, противоположную указанной), крутил головой, выискивая нужную вывеску. Вывеска, кстати, выглядела необычно — чаще всего хозяева таверн вывешивают над входом что-нибудь яркое и бросающееся в глаза. Рисунок жирной свиньи, петуха с цветным хвостом и броским гребнем, призывно изогнутую рыбу и так далее — вывеска должна сразу давать понять, что именно здесь путника накормят (попутно изящно облегчив его по части денег, но не рисовать же над входом опустевший кошель). Над широкими дверями «Катышков» было изображено нечто… белесое и бесформенное, правда, украшенное стилизованным изображением дымка — мол, горячее. Впрочем, вывеска — вывеской, а запахи — они сами за себя говорят куда лучше самой старательной мазни.

Внутри хвалёная таверна оказалась неожиданно просторной, двухъярусной — над привычным залом, где посетители отдавали должное кулинарным талантам хозяина, шёл неширокий балкон — то ли для жаждущих уединения, то ли просто для более обеспеченных клиентов, считающих для себя недостойным столоваться вместе со всяким простонародьем. Пусть публика здесь, на первый взгляд, выглядела позажиточней, чем в иных заведениях — всегда найдётся человек, готовый облить презрением окружающих.

Зал, несмотря на ранее время, был почти полон.

У стены слева от входа поглощала знаменитые катышки, обильно смачивая каждый кусок вином, компания из десятка мужчин самого что ни на есть бандитского вида. Если можно было бы вешать людей только лишь за то, как они выглядят, то эти лихие парни явно готовы были свести близкое знакомство с петлёй.

Справа устроилась шумная и уже практически в дым пьяная компания, судя по нарядам — приказчики и старшие слуги из небогатого торгового дома, наверняка местные, поскольку только урожденные гуранцы испытывают стойкий пиетет к коричневым, серым и буро-зелёным тонам в одежде. Словно любая яркая деталь — персональное оскорбление Эмнауру.

Чуть подальше вовсю наливались пивом четверо воинов городской стражи, порядком отекшие морды которых свидетельствовали, что их дежурство окончилось, как минимум, прошлым вечером. Тарелки перед ними давно опустели, а вот здоровенный жбан с пенным напитком, явно не первый и не последний, полностью поглощал их внимание — никто из солдат не оглянулся в сторону вошедших.

Толстый и вызывающе одетый мужчина с окладистой бородой, пронизанной серебряными нитями, вальяжно вкушал шедевры местной кухни, не забывая время от времени прикладываться к кубку — вино ему подливал явно собственный слуга, одетый попроще, но, применительно к господствующему в Империи стилю, всё равно нарочито ярко. После каждого глотка толстяк демонстративно морщился, давая понять, что местное вино с кинтарийским и рядом не стояло, и что он оказывает немалую честь и этому заведению и Империи в целом, раз уж снисходит до дегустации сего приземлённого напитка.

Слуга провел Ташу и её спутника к дальнему столику, поминутно уверяя, что это — лучшее место, лишь по нелепой случайности до сих пор никем не занятое. С точки зрения девушки, парень (судя по роже — та ещё шельма) врал, не краснея, однако Ангер столик одобрил — достаточно далеко от дверей, не привлекает излишнего внимания. А лишние взгляды им сейчас, пожалуй, не так уж и нужны — не дома. Вокруг чужая и враждебная, несмотря на относительный мир, страна.

Поверх тщательно оструганных досок грубого стола тут же развернулась скатерть — ткань явно была из дешёвых, да и новизной не отличалась — но это, безусловно, был знак того, что волшебницу и её спутника оценили по достоинству. Споро расставив миски, плошки с топленым маслом и стаканы из грубого, неоднородного стекла, слуга выслушал пожелания дорогих гостей и умчался на кухню, откуда просачивались в зал ароматы горячего мяса и тушеных овощей, смешанные с изрядной долей дыма. Вытяжная труба здесь явно нуждалась в хорошей чистке.

Заказ принесли быстро. Леди Рейвен с некоторым сомнением взглянула на глубокую миску, наполненную неопрятными комками теста, почти плавающими в золотистом масле, да ещё и присыпанными перцем так, что казались чёрными.

— Ангер, вы уверены, что этот кошмар можно есть?

Тот лишь сделал приглашающий жест. С некоторой опаской Таша отправила в рот первый чёрно-бело-золотистый комочек. Тонкое тесто тут же подалось, лопнуло, высвободив несколько капель горячего мясного сока, наполненного ароматом специй, лука, чеснока и горячего масла. Мясо, укрытое белёсым коконом, оказалось невероятно сочным.

— М-м… — только и смогла выдавить из себя девушка. Второй катышек умчался догонять первого, за ним последовал ещё один, и ещё… Лишь когда миска наполовину опустела, волшебница откинулась к стене и перевела дух. — Вкусно! Спасибо, что привёл меня сюда, оно того действительно стоило.

— Кажется… — медленно процедил Блайт, — я зря вас сюда привёл.

На пороге стояли новые посетители. Семеро — немалая компания для тех, кому хочется просто как следует перекусить. Оружием увешаны так, что должны были звенеть при ходьбе, как телега везущего свой товар кузнеца. Трое — в кольчугах, ещё у одного куртка усыпана металлическими бляшками, да и у оставшихся одежда вполне может сойти за кожаный доспех. Один из мужиков, с суровым обветренным лицом, изборождённым шрамами, явно старший в этой компании, обвёл взглядом собравшихся в зале и, отодвинув в сторону выскочившего ему навстречу слугу, неторопливо направился к большому столу неподалёку от того места, где устроились Таша и её спутник.

— Тебя что-то беспокоит? — шёпотом спросила девушка.

— Сам не знаю. Но это компания мне не нравится.

— Уйдем? — она с некоторым сожалением бросила взгляд в сторону так и не опустевшей миски.

— Если я на их счёт ошибаюсь, — пробормотал бывший Консул, — то мы просто лишимся доброй еды. А если я прав, то… уйти нам не дадут. Таша, если вы не забыли, я, Кайл арШан, не слишком большой знаток магии. А вот вам неплохо бы обновить свои заготовки, возможно, придётся драться.

Гости расселись, получили миски с катышками, поднос с пирогами и две больших глиняных бутыли с вином. На сидящих в углу внимания не обращали, но Блайт, глядя на заказ, лишь утвердился в подозрениях. Вино лёгкое, слабое — если они вольют в свои лужёные глотки хоть по бутыли, это не замедлит их реакции. Зато… зато послужит поводом начать свару.

Он осторожно попробовал, насколько легко клинок выходит из ножен. Если начнётся свалка, придётся действовать одним лишь оружием — жаль, что Кайл арШан не зарекомендовал себя сильным магом. Метиус арГеммит не имел возможности создать для Блайта легенду мастера боевой магии, поскольку его доверенный человек, носивший амулет в период пребывания в Рейвен-кэре, обладал весьма посредственным даром. И странно было бы, проявись этот дар позже — тем более, что заурядных рыцарей-светоносцев, кое-как освоивших простейшие заклинания, зато отменно владевших клинком, достаточно много, а вот мастера уровня беглого Консула — наперечет.

Тем временем, попойка за соседним столом продолжалась. С грохотом сдвигались глиняные кружки, время от времени звучали здравицы, языки (как казалось Блайту — нарочито быстро) начали заплетаться. Если бы можно было покинуть таверну незаметно, Ангер непременно воспользовался бы этим, но увы — путь к выходу перекрыла развесёлая компания, проталкиваться — гарантированно вызвать всплеск негодования.

Внезапно боец со шрамами встал, сжимая тяжёлую кружку, медленно обвел взглядом собравшихся.

— А почему бы нам здесь не выпить за здоровье Его Величества? — проревел он, давая понять, что каждый, отказавшийся разделить тост, будет иметь дело лично с ним. — За Его Величество Императора! За то, что благодаря Его Величеству, инталийские суки и их кобели могут сидеть в наших тавернах, жрать нашу еду и пить наше вино. И мы, истинные воины Империи, не должны-ы указать этим тварям на дверь! Ибо мудрость Его Величества, вне всякого сомнения, превыше любой… ик… другой мудрости.

— Эй, Корбин, тише, — испуганно шикнул на старшого невысокий мужик в кольчуге, одновременно бросив в сторону леди Рейвен столь откровенный взгляд, что только слепой не понял бы, кому адресованы слова «подвыпившего» вожака.

Кто-то из присутствующих отвел глаза, на других лицах полыхнула злоба — инталийцев в Гуране не любили. Да и не за что было — после многовековой череды войн и конфликтов. Толстяк-кинтариец внезапно засуетился, торопливо, залпом опрокинул в себя кубок с вином (не пропадать же добру) и принялся бочком двигаться в сторону дверей, стараясь, чтобы между ним и покачивающимся выпивохой (если бы Блайт не видел, сколько и чего на самом деле выпил этот человек, он бы и сам поверил в то, что тот едва стоит на ногах) находился слуга.

— Вот спрошу я вас, люди, почему мы пускаем орденских шлюх в наши дома? — вопрос прозвучал так, словно каждый из присутствующих не только регулярно пускал в дом упомянутых шлюх, но ещё и устилал им дорожку коврами. — Быть может, наша земля перестала рождать настоящих мужчин?

Его язык заплетался, но слова, явно заранее тщательно подобранные, хлестали собравшихся в таверне, словно кнутом. Взгляды становились злее, кулаки сжимались, ножи, до этого мирно лежавшие на столах или упрятанные в ножны, теперь перекочевали в потные ладони. Изрядно набравшиеся солдаты косо поглядывали по сторонам — вино требовало дать выход эмоциям, а цель указывалась совершенно недвусмысленно.

— И вот эта сука сидит здесь и думает, что теперь Инталия может хозяйничать на нашей земле! — узловатый палец упёрся в Ташу. — Смотрите, ещё и шпагу нацепила. Видать, мужики у Ордена повывелись, раз уж бабы вооружаться начали. И что, эта шваль теперь будет нам указывать, как жить? Да я лучше сдохну, чем…

Быть может, обличительную речь можно было сочинить и позажигательней, но публике в таверне хватило и того. Мимо здоровяка, всё ещё указывающего пальцем на орденскую волшебницу, пролетел, разбрызгивая капли масла, комок теста и… Чисто рефлекторно Таша вскинула руку и катышек, отброшенный «щитком», мазнул по лицу одного из подвыпивших вояк.

В то же мгновение четыре клинка с визгом покинули ножны. Никого уже не интересовал вопрос, чья рука метнула злополучный кулинарный шедевр. Взгляды всех присутствующих скрестились на Таше — девушка тут же вскочила, пинком отправляя скамью под ноги медленно приближающимся к ней солдатам. Спустя мгновение к четверке присоединилось трое слуг с ножами и обрюзгший мужичонка, стискивающий отломанную (когда успел?) ножку стола. А вот товарищи обвинителя демонстративно не сдвинулись с места, что Блайта встревожило — похоже, его подозрения оправдываются, и всё это действо — не просто эффект винных паров, а заранее спланированная и достаточно хорошо продуманная акция.

Неторопливо вынув меч из ножен, Блайт встал рядом со своей спутницей. Особых опасений за исход свалки он не испытывал — из потенциальных противников только семеро, включая притворно пьяного вожака, представляли какую-то угрозу. Городская солдатня, поднаторевшая разве что в отлове воров и в разгоне кабацких драк, в серьёзной схватке конкуренцию мастеру меча не составит. Да ещё если его прикрывает волшебница. И всякую шваль с ножами в расчёт принимать не стоит. Только вот эти семеро непременно вмешаются — как только прольется первая капля крови. А полтора десятка человек против двоих — это много. Просто телами завалят, да и страх смерти их сейчас вряд ли остановит. Если как следует разогреть толпу, а затем указать ей цель — толпа сметёт любую преграду.

И никаких шансов избежать столкновения…

Первая кровь пролилась, как и следовало ожидать, со стороны гуранцев. Солдаты, туго соображая после выпитого, попытались достать ненавистного инталийца тяжёлыми мечами, но силы были явно неравны — Блайт вертелся змеей, отводя в сторону свистящие вокруг него клинки, попутно раздавая противникам пинки или награждая их увесистыми ударами мечом плашмя. Это неуместное благородство настолько раздразнило солдат, что теперь в их глазах плескалась однозначная жажда убийства. Один из воинов попытался ткнуть мечом Ташу — та справилась бы и сама, но Блайт не счёл верным проверять это — сверкнул клинок, на пол упала отсечённая в запястье рука.

В тот же момент семеро вскочили из-за стола, извлекая оружие. И почти сразу Ангер понял, что драться придётся всерьез, драться за жизнь свою и Таши — потому что эти семеро мало чем уступали ему самому. Да ещё умели работать в команде. Даже двое, нападая на одного, часто изрядно мешают друг другу, а уж толпой… но семёрка работала умело, прикрывая друг друга, отводя в сторону меч Блайта и подставляя его под удар. Бывшему Консулу приходилось проявлять всё своё мастерство, чтобы хотя бы уцелеть — на атаки почти не хватало времени. Ему удалось зацепить кончиком меча одного из семёрки — теперь тот переместился за спину товарищей, не пытаясь изображать героя и доказывать соратникам, что рана не стоит доброго слова. Разумный подход, лишний раз свидетельствующий о том, что команда «сыгранная», а не является сборищем великих мастеров, жаждущих в первую очередь личной славы.

Рассчитывая сбить противника с ритма, Ангер рванул со стола скатерть — загромыхала по полу глиняная посуда, жалобно тренькнув, вдребезги разлетелся стакан. Мгновением позже ткань полетела в лицо нападавшему — менее опытный воин был бы накрыт этим импровизированным саваном с головой, давая возможность бывшему Консулу нанести смертельный удар… Но человек, желавший увидеть цвет крови «орденских выкормышей», знал толк в кабацких драках и приёмах, далёких от благородного искусства дуэлей. Точно выверенный шаг назад, уводящий бойца из зоны поражения ангеровского клинка, взмах мечом — и тряпка бессильно падает на пол.

В отличие от Блайта, его спутнице повезло больше — особыми навыками фехтования ни солдаты, ни примкнувшие к ним слуги не владели, поэтому шпага волшебницы уже трижды находила цель, вызывая взрывы воплей и ругани. Один из солдат корчился на полу, пытаясь ладонями остановить поток крови, хлещущей из распоротого живота — кольчуга оказалась дерьмовой. Ещё двое оставались в строю, но лихорадочно искали возможность этот строй покинуть и отправиться залечивать глубокие порезы на предплечьях.

Девушка отразила удар меча незримым щитом, затем сделала длинный выпад — стеклянное лезвие на две ладони погрузилось в грудь последнего целого воина, без труда разорвав кольчужные кольца. Тот отпрянул, наткнулся спиной на топчущегося позади слугу и вместе с ним полетел на пол. Воспользовавшись возникшей сумятицей, волшебница вбила в лицо коротышки с дубинкой небольшой фаербол, заставив того пронзительно взвыть от боли, и тут же наотмашь хлестнула шпагой — приём, более подходящий для зелёного новичка. За подобный удар мастер Ларзен наверняка наградил бы её получасовой лекций о великом искусстве фехтования, которое она, леди Рейвен, позорит своими чудовищными манерами. Но мастер Ларзен учил благородному поединку, а не кабацкой драке не на жизнь а на смерть — а здесь любые средства, способствующие выживанию, были уместны и полезны. Острое лезвие, со свистом рассекая воздух, перечеркнуло горло второго слуги, ударил фонтан крови, нож выпал из внезапно ослабевших пальцев и тело, уже лишённое жизни, но ещё толком не осознавшее этого, начало медленно оседать на пол.

Предводитель наёмников — вряд ли эти семеро были обычными бандитами, слишком уж мастерски владели клинками — убедившись, что никто из присутствующих в зале не намерен влезть в ставшую очень уж кровавой драку, отдал короткий приказ, и трое его подчиненных мгновенно, не сделав ни единого лишнего движения, атаковали девушку. Почувствовав себя лишними, двое раненых солдат, почти волоча на себе третьего, с пробитой грудью, торопливо отступили. Их четвёртый товарищ ещё дёргался в луже крови, но не надо было знать лекарское дело, чтобы понять — никакое лечение уже не спасет неудачника. Мужичок с обожжённым до кости лицом спрятался под столом и пронзительно визжал, стараясь этими дикими воплями унять чудовищную боль.

Таша попыталась парировать выпад нового противника — и вдруг осознала, что дела её плохи. Вспомнился давний бой с Блайтом, когда он, словно играя с девушкой, легко разрушал самые изощрённые её комбинации, в то время как сам мог пробить защиту противницы в любой момент. Мог — но не делал этого. Сейчас ситуация была другой, по глазам троицы, повернувшей клинки в её сторону, девушка однозначно поняла — эти пришли сюда убивать. Не кого-то, подвернувшегося под руку, а именно леди Рейвен. И вряд ли лишь потому, что в здешних местах недолюбливают инталийцев. Так — без лишних эмоций, вдумчиво и размеренно — убивают только за плату.

Создавалось ощущение, что вокруг троих наёмников воздвигнута непробиваемая стальная стена. Раз за разом её шпага пыталась пройти сквозь защиту, и отлетала в сторону. Пока только непрерывно воздвигаемые «щитки» спасали девушку, но, лишённая возможности атаковать, она неизбежно проиграла бы это противостояние. Её уже оттеснили от Ангера на несколько шагов — прижавшись к стене, Таша отчаянно защищалась, пытаясь выбрать момент для магического удара. Пара торопливо брошенных фаербельтов наёмники приняли на мечи — огненные стрелки рассыпались безобидными искрами, оставив незначительные оплавленные следы на металле. Эти парни уже имели дело с магами и не боялись их.

Блайт понимал, что оказался в безвыходном положении. Он уже начал уставать, сказывалось долгое отсутствие практики. Ещё немного, и всё будет кончено… а когда с его мертвого тела снимут амулет… стоит ли беречь тайну сейчас?

Он резко отпрыгнул в сторону, пропуская вражеский клинок над плечом, и выбросил вперёд руку, выпуская заготовку. Невидимая «стрела мрака» вонзилась в грудь вожаку… Это заклинание считалось неотразимым, хотя иногда опытный боец прикрывался рукой, принимая в ладонь магический разряд. В этом случае опытный целитель ещё может помочь — если успеет. Знал вожак это, или нет — осталось неизвестным, поскольку он попытался отразить выпад Блайта клинком. А сталь не способна задержать самого убийственного заклинания Школы Крови.

К явному огорчению Блайта, гибель командира не обескуражила наёмников — напротив, их атаки стали ещё стремительнее. Зато Таша выбрала подходящий момент — голубые разряды «цепной молнии» задели сразу троих воинов, одного неудачно расположившегося зрителя, четыре стола… и лишь чудом не зацепили Ангера. Один из нападавших рухнул, двое других отскочили назад, со звоном упал на пол меч. Воспользовавшись удобным моментом, Ангер рубанул по кисти ближайшего противника, промахнулся, тут же метнул фаербол, расплескавшийся по кольчуге без видимых последствий для владельца, и прыгнул вбок, к Таше, намереваясь прикрыть её собой.

— Что здесь происходит? — ударил от дверей раздражённый голос. — Немедленно бросить оружие! Всем! Приказ Тайной Стражи!

Не выпуская из виду противников, Ангер скосил взгляд в сторону неожиданного подкрепления. В дверях стоял высокий, болезненно худой мужчина в чёрном плаще. Поблёскивала воронёная кираса, высокие сапоги были покрыты пылью, в руках мужчина сжимал тонкий меч. За его спиной в зал проскальзывали люди — много, не меньше десятка. Возможно — ещё столько же находились на улице. Этого мужчину Блайт знал, хотя встречаться лично им ине доводилось. Ансель Дуккерт, нынешний Консул, был человеком не из особо отважных. Раз уж он вмешался в драку, значит, чувствует за собой подавляющее численное превосходство. Только вот что он здесь делает… и не является ли его внезапное появление какой-то тонкой игрой, направленной против инталийского посла? Вполне возможно.

Мечи наёмников медленно опустились. Блайт на это не купился, прекрасно понимая, что эти люди получили деньги за убийство и для них довести дело до конца — вопрос чести. А Таша легкомысленно бросила шпагу в ножны — и тут же чуть было за это не поплатилась — один из наёмников, внешне вполне расслабившийся, среагировал мгновенно — в воздухе сверкнуло лезвие метательного ножа и девушка взвизгнула от боли. Лезвие глубоко вошло в плечо. К счастью, Блайт частично прикрывал свою спутницу и лишь поэтому бросок не оказался для неё смертельным.

— Кажется, я приказал бросить оружие, — прошипел Дуккерт, наливаясь кровью. Он не так давно занимал кресло Консула Тайной Стражи, а потому по-особенному болезненно относился к малейшему неповиновению. — Взять их! Именем Императора!

Он неторопливо, с нарочитой вальяжностью, подошел к скривившейся от боли Таше. Девушка выдернула нож из плеча и теперь шептала слова заклинания, затягивая рану. Воины Тайной Стражи, тем временем, деловито связывали руки обезоруженным наёмникам и выволакивали их наружу.

Дождавшись, пока рана перестанет кровоточить, Таша подняла взгляд на стоящего перед ней человека.

— Разрешите засвидетельствовать вам своё почтение, госпожа посол, — отвесил тот тщательно выверенный неглубокий поклон, в полной мере соответствующий нормам этикета. — По поручению Его Величества, я послан чтобы встретить вас и доставить в Брон.

— Доставить? — губы Таши изогнула ироничная улыбка.

Блайт нахмурился и попытался встать между девушкой и Консулом, вновь накидывая на себя маску недалёкого, но очень отважного рыцаря, готового защищать свою госпожу до последней капли крови от любой, совершенно любой угрозы.

— Простите, я не так выразился, — тут же пошел на попятную Дуккерт, понимая, что фраза прозвучала довольно двусмысленно. — Я имел в виду, что Его Величество… оказал мне честь, поручив быть вашим сопровождающим на оставшейся части пути до столицы Империи.

— Как вы нашли меня?

— В гостинице мне сообщили, госпожа посол, что вы отправились на прогулку, а в этом городе положительно нет иных достопримечательностей, достойных внимания леди, кроме «Катышков». И, разумеется, храма Эмнаура… вернее… я имел в виду, что храм вы, несомненно, посетили, как и подобает, в первый же день по прибытию в Хольм, и раз уж… — Дуккерт несколько натянуто ухмыльнулся, попутно раздумывая, кто из его подчиненных воспользуется случаем и донесет о сравнении Консулом храма с какой-то жалкой таверной. Затем, решив, что никто, кроме инталийских послов, расслышать его фразу толком не мог, успокоился. — Как видите, я сделал ставку — и выиграл.

— Вы удачливый игрок, — кивнула Таша. — В таком случае, возможно, вы продолжите игру и представитесь?

Намеренно или нет, леди Рейвен этой фразой ужалила собеседника в самое сердце. Тот искренне считал, что любой человек, находящийся на территории Империи, должен узнавать Консула в лицо и трепетать. Трепетать — в особенности.

Таша подозревала, кто стоит перед ней, но подозревать и знать — вещи разные. К тому же, существуют же в Гуране хоть какие-то правила приличия?

— Я Ансель Дуккерт, Консул Тайной Стражи, госпожа посол. К вашим услугам.

— Леди Рейвен, полномочный посол Инталии, — тут же ответствовал Блайт, старательно пыжась от гордости, не иначе как в расчёте на публику. Своё имя он не называл — не дело телохранителя обращать на себя излишнее внимание.

— Польщена знакомством, — Таша изобразила поклон, поморщившись от боли в раненом плече. — Когда вы намерены отправляться в путь, Консул?

— Я планировал сделать это завтра на рассвете, — выражение лица у Дуккерта было таким, словно он только что сжевал кислющую сливу. — Но ваша рана…

— Пожалуй, вы правы, — вздохнула Таша, не слишком старательно пытаясь придать тону хоть немного искренности. — Мне понадобится день или два, чтобы полностью прийти в себя. Да, пожалуй, два дня — это самый правильный срок. А теперь вы, уважаемый Консул, не проводите ли меня в гостиницу? Я вижу, на земле Империи далеко не всё так спокойно, как об этом говорят.

Проглотив эту шпильку, Дуккерт снова отвесил поклон.

— К вашим услугам, леди.

Он повернулся к двери и Ангер, улучив момент, ткнул Ташу в плечо, вызвав короткое раздражённое шипение. Намёк был понят правильно.

— И вот ещё что… я думаю, уважаемый Консул, что этих людей надо бы хорошенько допросить. Думаю, что стычка была спровоцирована намеренно.

— Допросить? — Дуккерт выглядел обескураженным. — Но… э-э… леди, к сожалению, это невозможно. Эти люди ослушались приказа Тайной Стражи. Видите ли, подобное не прощается никому. В настоящее время они уже… каются Эмнауру в совершённых грехах.

В первый момент Блайт не поверил собственным ушам. Затем решил, что Дуккерт намеренно лжёт, но… но на выходе из таверны их встретили шесть тел, покачивающихся на импровизированной виселице. Подобной конструкции возле «Катышек» изначально не было, но перекинуть веревку через удобно выступающую балку оказалось делом недолгим. Шустрые помощники Консула уже тянули к петле седьмого, того самого вожака, нисколько не заботясь о том, что собираются вздёрнуть труп. Очевидно, полученный приказ «покарать» подразумевал слепое исполнение. Вешать — так всех… и ладно если владелец таверны не попадёт под эту категорию.

— Прекратите это, консул, — поморщилась Таша. — Этому парню и так досталось.

— Леди, порядок в Империи будет лишь тогда, когда его поддерживают железной рукой, — настоятельно ответствовал Дуккерт, явно не собираясь прекращать «показательную казнь». — Суд Императора, проводником воли которого я имею честь являться, должен настигать преступников вне зависимости от того, здоровы они, больны или мертвы. Покушение на жизнь посла иного государства карается смертной казнью, это закон. И тот факт, что жизнь преступника уже оборвалась, ни в коей мере не препятствует казни состояться так, как положено.

«Во имя Эмиала, какая несусветная чушь, — мысленно простонал Блайт. — Или этот глупец намеренно обрубает все концы, лишая себя и нас малейшей возможности выяснить, кто это так желает смерти госпоже послу?»

Видимо, Таша тоже поняла, что неуместная ретивость Консула выглядит, по меньшей мере, странно. Если не сказать — подозрительно.

— Мне кажется, Консул, — сухо произнесла она, прожигая Дуккерта взглядом, — Его Величество будет недоволен, когда узнает подробности сегодняшнего происшествия. И ваша излишняя поспешность вряд ли сгладит это впечатление.

Консул пожал плечами и отвернулся, словно давая понять, что жалобы в адрес Тайной Стражи — дело привычное и ни к чему полезному не ведущее. В определённом смысле так оно и было — такого рода претензии поступали во дворец ежедневно, и если по каждому устраивать разбирательство, то большая часть воинов и магов Тайной Стражи будут проводить всё отведённое службе время за написанием разного рода отчётов, оправданий, разъяснений и так далее. Если Император и вмешивался — то лишь в тех случаях, когда проблема напрямую и серьёзно затрагивала интересы государства. Интересно, Дуккерт понимает, что это — как раз тот самый случай?

Таша, зримо демонстрируя негодование, направилась в сторону гостиницы, вынуждая Блайта и Дуккерта последовать за нею. И потому никто не обратил внимания на немолодого мужчину, в одиночестве смаковавшего вино за столиком на балконе. На первый взгляд его можно было бы счесть зажиточным горожанином, по неясной причине избравшим этот, ещё относительно ранний час, чтобы промочить горло в тихом и спокойном месте. Но то на первый… стоило приглядеться внимательнее и сразу становилось ясно, что руки этого человека были куда привычнее к мечу, чем к какому-либо инструменту, осанка выдавала воина, а холодный взгляд свидетельствовал о проницательности и немалом жизненном опыте.

Когда началась схватка, мужчина поначалу не проявил к ней особого интереса. Пьяные драки «стенка на стенку», в целом, не были такой уж редкостью, хотя разве что слепой не заметил бы, что вожак наёмников старательно разыгрывал заранее подготовленную партию. Однако, когда зазвенели клинки, мужчина внезапно оставил полупустую кружку с вином — очень хорошим и чрезвычайно, надо отметить, дорогим — и впился взглядом в молодого рыцаря-светоносца, отчаянно и не слишком успешно пытавшегося обороняться. Дальнейшее развитие событий вызвало у мужчины ещё больший интерес — он что-то прошептал себе под нос, но поблизости не было никого, чтобы услышать эти слова. Появление Дуккерта мужчина встретил презрительной ухмылкой — а когда Консул и его прислужники покинули таверну, торопливо засобирался и сам. Бросив на стол пару серебряных монет — удивительно щедрая плата за всего лишь одну кружку, пусть и дорогого вина — он вышел через заднюю дверь, оказавшись у коновязи. Конь, ожидавший незнакомца, также свидетельствовал о том, что тот — человек непростой. Приличная лошадь стоила немало серебра, за породистого боевого коня пришлось бы отдать несколько полновесных золотых монет, а цену этого жеребца и определить-то было сложно. Подобными скакунами могли похвастать немногие…

Слуга, обихаживающий лошадей, проводил умчавшегося всадника удивленным взглядом. Этот человек появлялся в таверне довольно часто, сидел подолгу — когда отдавая должное знаменитым «катышкам», когда ограничиваясь лишь кружкой-другой самого лучшего вина. По большому счёту, этот человек находился здесь на особом положении — все, включая хозяина, старались ему угодить, чем только можно. Кто-то — откровенно побаиваясь, кто-то — рассчитывая на пару монеток (и, как правило, получая их, поскольку завсегдатай был не жаден, мог и серебряш кинуть, а уж медь и вообще не считал).

Но ещё ни разу щедрый господин не покидал таверну в такой спешке. Видать, произошло что-то очень важное.

В небольшом кабинете, стены которого были затянуты синей тканью, было тихо. Невысокий мужчина в простом камзоле без каких-либо украшений занимал кресло во главе стола, неторопливо перелистывая лежавшие перед ним бумаги и, похоже, не особо обращая внимание на аккуратные ровные строки. Красивая молодая женщина расположилась слева от хозяина кабинета и старалась не встречаться взглядом со сморщенным стариком в чёрной, чуть потёртой мантии. Да и пожелай она этого — ничего не вышло бы, старик с преувеличенным вниманием рассматривал собственные узловатые пальцы, словно намереваясь увидеть что-то, ранее неизвестное. Никто из приглашённых не пытался нарушить тишину, понимая, что право первой фразы принадлежит не им.

Дилана, несмотря на явно растущую в синем кабинете напряжённость, особо не переживала. В конце концов, разве она не выполнила приказ? Ну, допустим, Его Величество ожидал иного, но ведь и устранение Блайта рассматривалось как приемлемый вариант развития событий. Упрекнуть себя ей было не в чем… к тому же, доклад о визите в Торнгарт она представила достаточно давно и не сомневалась, что её записи прочитаны со всем возможным вниманием. Пожелай Унгарт высказать ей претензии, он мог сделать это уже не раз. Мысленно волшебница перебрала иные грешки, которые можно было, при должной трактовке, расценить как неуважение или как прямое неповиновение Трону. Кое-что было, службу на благо Империи леди Танжери традиционно понимала по-своему, предпочитая не слепо следовать полученным приказам, а проявлять инициативу, не всегда заслуживающую одобрение но, как правило, приводящую к нужным результатам. За это её и ценил Император… хотя его терпению есть свои пределы. В частности, последняя почти осуществленная ею операция вряд ли нашла бы понимание в глазах Его Величества, если бы подробности стали тому известны — но Дилана положительно не представляла, как бы Император обо всём узнал.

А старика в чёрном балахоне сейчас больше интересовал иной вопрос, ни в малейшей степени не связанный с неуклонно собирающимися над головами присутствующих грозовыми тучами. Весть, принесенная доверенным слугой, заслуживала самого пристального внимания, хотя и, на первый взгляд, не слишком походила на правду. Но годы научили Юрая Бороха простой истине — любую угрозу, не имеющую явных доказательств, лучше принять на веру. Удастся опровергнуть — и слава Эмнауру, окажется реальной — лучше быть заранее подготовленным к неприятностям. Получив приглашение на аудиенцию, он как раз и намеревался обсудить с Его Величеством эту угрозу, пусть и призрачную. Мог бы и сам справиться, но сейчас, когда война осталась в прошлом и влияние Триумвирата, как часто и происходило в мирное время, начало ослабевать, нелишне будет продемонстрировать Унгарту, что верховный жрец — верный его слуга и ничего от своего сюзерена скрывать не намерен. Встретить в кабинете Императора его драгоценную Дилану жрец не ожидал.

На первый взгляд, леди Танжери по-прежнему оставалась верной дщерью Триумвирата… она никогда не носила чеканной маски, но услуги, оказанные ею в прошедшие годы, позволяли Бороху считать волшебницу если и не своим прямым агентом, то, по меньшей мере, доверенным (в меру, в меру, никому Борох не доверял более необходимого) лицом. Но каждый раз, передавая леди свои указания и получая доклады о сделанном, Юрай не мог отделаться от ощущения, что стремление Диланы к независимости постепенно берёт верх над пониманием того, что ссориться с Триумвиратом ещё никому и никогда не шло на пользу.

«Если эта стерва решила, что её невозможно заменить у трона, то придётся малышку разочаровать, — подумал Юрай, по-прежнему не поднимая глаз. — Но стоит признать, её влияние на Императора достаточно существенно и Дилана может стать опасной… если не принять мер.»

Борох чуть заметно усмехнулся — со стороны это выглядело, как болезненная гримаса очень старого и очень больного человека. Да, если полученные сведения истинны, положение леди Танжери может заметно ухудшиться. Воистину, если это лишь пустые предположения, то можно добавить им капельку достоверности. Разве не прямая обязанность каждого истинно верного слуги Императора сделать всё возможное, дабы своевременно выявить и устранить угрозу? А ошибки… что ж, иногда лучше перестраховаться, чем упустить реальную опасность.

— Итак, — Император отложил в сторону последний лист, — приступим. Мне донесли, что некая шайка наёмников решила опробовать остроту клинков на посольстве Инталии. Что вам об этом известно?

— К сожалению, ничего, Ваше Величество, — Дилана изобразила невинный взгляд, столь хорошо ей всегда удававшийся.

— Вот как? — изогнул бровь Император. — А что скажет уважаемый Верховный жрец?

— Мои люди доложили мне об этом… — старик поджал губы, словно пытаясь сдержать довольную улыбку, — об этом прискорбнейшем происшествии. Я бы приказал примерно наказать виновных, но люди Консула, если не ошибаюсь, уже успели провести расследование, вынести приговор и привести его в исполнение.

Его Величество побагровел, захрустела сжимаемая в кулаке бумага.

— Консул Дуккерт в очередной раз продемонстрировал вопиющую некомпетентность. А тот факт, что среди его, как вы, Юрай, выразились, людей не нашлось никого, способного подсказать недалёкому командиру, как именно следует поступить, свидетельствует о том, что Тайная Стража в целом пребывает не в лучшем состоянии. Участники нападения вздёрнуты и теперь нет никакой возможности узнать, кто стоит за этим нелепым покушением.

— Позвольте, Ваше Величество… — Дилана чуть шевельнулась, одаривая Унгарта тщательно отрепетированной улыбкой и верноподданнейшим взглядом, — правильно ли я понимаю, что Консул вообще не стал проводить расследование?

— Правильно, — рыкнул Император. — Этот осёл, провозглашая свой излюбленный лозунг о торжестве имперской справедливости, отправил к Эмнауру всех уцелевших негодяев, не удосужившись задать им ни одного вопроса. Или ты, Ди, считаешь, что это решение было верным?

— Я бы так не сказала, Ваше Величество, — Дилана потупила взгляд, — и всё же… если покушение планировал опытный человек… то он не стал бы лично встречаться с наёмниками, чтобы отдать приказ. А посредник уже наверняка мёртв и ничего не сможет подтвердить или опровергнуть. Но если предположить, что посредник жив или, что маловероятно, допустить возможность личной встречи негодяя с наёмниками, всегда остается возможность применения магии. Опытный маг легко почувствует узор заклинания, но никто не сумеет распознать истинное лицо человека, укрытого «фантомом».

В её голосе явственно сквозила мысль, что в этом кабинете присутствует некто, достаточно поднаторевший в подобного рода операциях. Борох скрипнул зубами — его опередили. Намек достаточно прозрачен и Император вполне может проглотить наживку. Несмотря на то, что Его Величество был не таким уж плохим правителем, во многом он следовал дорогой эмоций. Этим Борох пользовался не раз, умело направляя неприязнь и подозрительность сюзерена на людей, чем-то мешающих или лично Юраю, или Триумвирату в целом. Самому становиться причиной раздражения Его Величества жрецу не хотелось. Не время.

Вопреки опасениям Бороха, хозяин кабинета не бросил и взгляда в его сторону.

— Это верно, — в голосе Императора звенела сталь, — но я хочу обратить внимание здесь присутствующих на личность посла Инталии. Кажется, в недавнем прошлом имели место определённые трения между тобой, Ди, и леди Рейвен. Я надеюсь, ты не станешь отрицать, что имя инталийского посла известно каждой собаке в этом дворце?

— Ваше Величество, — тон Диланы прямо-таки истекал искренностью, — клянусь, я не имею к этому покушению ни малейшего отношения. В прошлом… да, я совершила ряд ошибок. Но вы указали мне на них и я не намерена далее поступать против вашей воли.

— Это не помешает тебе интерпретировать мою волю в нужном тебе ключе, — буркнул Император. — И во имя Эмнаура, Ди, пусть твои слова окажутся правдой. Я уже говорил тебе, что не потерплю подобного своеволия, повторю это ещё раз. Я запрещаю тебе даже думать о том, чтобы причинить хоть какой-нибудь вред послу Инталии… пока она остается послом.

Глаза Диланы победно сверкнули, но тут же угасли, столкнувшись с ледяным взглядом Императора.

— А время, когда я перестану рассматривать леди Рейвен в качестве посла, наступит исключительно по моему желанию.

— Любое желание Вашего Величества — закон, — тут же потупилась волшебница. — Клянусь, я полностью оправдаю ваше доверие.

Внезапно ей пришла в голову мысль, что Блайт, да не будет ему покоя в пещерах Эмнаура, в прошлом оказался именно в такой ситуации. Слова — словами, но тщательно проведённый допрос выявит истину. О, Эмнаур, если бы здесь не было Бороха… старый хитрец наверняка сделал себе заметочку на память и, при случае, не остановится перед тем, чтобы её использовать. Конечно, со временем гнев Унгарта уляжется, и если ему всё-таки донесут, что за неудавшимся покушением стоит именно леди Танжери, последствия могут быть не особо тяжёлыми. Но весь вопрос в том, как и когда подать информацию. Пожалуй, стоит при случае продемонстрировать Бороху своё уважение и преданность, ссориться с верховным жрецом сейчас попросту опасно.

— А ты что думаешь, Юрай?

— Покушение произошло довольно не ко времени, Ваше Величество, — задумчиво протянул жрец, не поднимая глаз. — Но я не стал бы рассматривать это событие как угрозу нашим… хм… добрососедским отношениям с Инталией. В конце концов, как мне донесли, выглядело это обычной ссорой. Что бы ни думала посол на самом деле, ей не в чем обвинить Гуран.

— Она и не станет этого делать.

— В открытую, безусловно, не станет, — согласился Борох. — Посольство прибыло в Брон с определённой целью, хотя пока и не известной мне. Лелеять обиды можно тогда, когда ощущаешь за собой силу. Инталия не готова к войне, но Ультиматум Зорана — меч с двусторонней заточкой, при правильно подобранных аргументах рыцари могут воспринять эту досадную стычку как явную провокацию и поиски повода к столкновению. Круг, следуя за своим лидером, может доставить нам немало неприятностей.

— В таком случае, будет лучше, если посольство увенчается успехом… разве что, леди Рейвен привезла с собой совершенно неприемлемые требования.

— Это мудро, Ваше Величество, — кивнул жрец. — Год, два или пять ничего не решают. От потерь, понесённых в войне, Орден оправится нескоро, а вот северяне уже сейчас тяготятся взятой на себя миссией. Индар веками жил, продавая свои мечи. Сколько понадобится времени, чтобы Круг осознал всю бесперспективность слепого следования Ультиматуму? Будет лучше, если, сохраняя видимость хороших отношений с нашими заклятыми друзьями, мы сосредоточим усилия на… скажем… внесении некоторых разногласий между рыцарями Круга и Комтуром. Если всё будет сделано верно, в предстоящих битвах Индар окажется на нашей стороне.

— АрГеммит это, безусловно, понимает не хуже тебя, — нахмурился Император.

— И я не удивлюсь, если это нелепое покушение — его рук дело, — согласно кивнул Борох. — Пожертвовать собственной любимицей… кто смог бы обвинить Вершителя в подобной низости? Зато гибель посла — прекрасный повод обвинить Гуран в нарушении мирного договора и призвать Круг к исполнению их миссии. Если смотреть с этой точки зрения, Ваше Величество, то торопливость Дуккерта в вынесении и исполнении приговоров в чём-то нам на руку. Виновные казнены, леди Рейвен отделалась лёгким испугом, Император в негодовании… я думаю, не повредит найти какого-нибудь бедолагу из тех, кто слишком много потерял от внезапно утекшей из рук победы. И примерно наказать его, демонстрируя, что Империя не хочет обострения отношений.

Некоторое время Унгарт раздумывал над предложением, понимая, что жрец, пользуясь случаем, попросту избавится от одного или нескольких недоброжелателей. Но, почему бы и нет? Конфликт с Инталией, особенно сейчас, когда каждый третий житель Гурана чуть не боготворил Ульфандера Зорана и его рыцарей, поборников мира и справедливости, был совсем не ко времени. Старый жрец прав, вечно эта благодать продолжаться не может, рано или поздно рыцарям просто станет нечего есть, земля Индара скудна, а предложить своим более богатым соседям что-либо, кроме боевой стали, северяне не сумеют. Победу одержит тот, кто не упустит нужный момент.

— У тебя есть кандидаты? — поинтересовался Император.

— У любого государства найдутся враги, — уклончиво ответил Юрай. — Но и враги могут принести пользу… как в этом, к примеру, случае.

— В таком случае, подготовь предложения, я рассмотрю. И мне хотелось бы, жрец, чтобы доказательства их вины были весомыми. А ещё лучше — неопровержимыми.

«Или выглядели таковыми», — мысленно добавил он, не сомневаясь, что Борох прекрасно умеет слышать недосказанное.

— Я приложу все усилия, Император.

Унгарт сделал короткий жест, давая понять, что более никого не задерживает. Дилана шевельнулась было, но Юрай наконец-то поднял глаза и чуть ли не пришпилил её к креслу жёстким взглядом.

— Есть ещё одна проблема, которую я бы хотел озвучить, Император.

Как обычно, Борох всячески избегал обращаться к Унгарту так, как того требовал этикет. В присутствии посторонних жрец не посмел бы тешить подобным образом своё самолюбие, но сейчас здесь находилась лишь леди Танжери, которую можно было не принимать в расчёт.

— Хорошо… — Его Величество пробарабанил пальцами по крышке стола, затем желчно добавил: — Но будь краток.

— С вашего позволения, я вновь вернусь к этому неудачному покушению.

Глаза Унгарта метнули молнии, в голосе вспыхнуло явственное раздражение.

— Мне казалось, эту тему мы уже обсудили.

— Дело в том, Император, что за этой стычкой наблюдал мой человек.

«Интересно, — мрачно подумал Император, — сколько в стране „твоих“ людей, Юрай, и сколько моих? И каких больше? Проклятье, как не хватает былой силы Тайной Стражи! Триумвират определённо оттянул на себя слишком много власти, да и ночные братья всё чаще пытаются напоминать о древних соглашениях. Блайт, Блайт… объявить на тебя охоту было ошибкой. Верных людей можно пересчитать по пальцам… и даже в моей очаровательной Дилане нельзя быть полностью уверенным.»

— Он заметил что-то интересное?

— В какой-то мере. Дело в том, что… — Борох замялся, что было для него совершенно не свойственно. — Я думаю, вам донесли, что госпожу посла сопровождал телохранитель?

— Да, — коротко ответил Император, давая понять, что его время ограниченно и жрецу пора бы переходить к делу.

— Это молодой орденец, некий Кайл арШан. Происходит из семьи крестьян… это всё, что о нем известно. Мастерством не блещет, хотя лицом довольно приятен и вполне может скрасить скучные вечера леди Рейвен… и её ночи.

— Допустим. И что?

— Мой человек внимательно наблюдал за схваткой и обратил внимание на пару интересных нюансов. Поначалу этот рыцарь дрался мечом, но когда его госпоже стала угрожать реальная опасность, он применил «стрелу мрака». Применил уверенно, немногие из мастеров Ордена, традиционно не жалующие заклинания школы Крови, сумели бы проделать это столь изящно. Об арШане известно немногое, но, насколько я знаю, отточенное владение боевой магией не входит в перечень его достоинств.

— Продолжай.

— Моему человеку удалось заручиться доверием одного из слуг, сопровождающих посольство. По словам этого слуги, арШан, телохранитель леди Рейвен, фактически распоряжался всей охраной. Причём делал это настолько успешно, что заслужил уважение куда более видных рыцарей, составляющих эскорт посла.

— Фаворит, — буркнул Император.

— Да, это многое бы объяснило… кроме магических талантов. После войны у Ордена уцелело не так уж много сильных боевых магов, каждый из них более или менее известен, и имени арШана в этих списках нет. Но дело не в этом… мой человек клянется, что…

Борох снова замялся, словно бы не желая сообщать Его Величеству непроверенные или, скорее, попросту вздорные сведения. Но это было лишь игрой, Унгарт понимал, что заведя этот разговор, Борох пойдёт до конца. Пауза затягивалась.

— Так что говорит ваш человек, отец мой? — в голосе Диланы было разлито столько мёда, что в нем безнадёжно увязли бы все мухи Империи.

Она ещё не знала, к чему клонит жрец, а потому вздрогнула, когда колючий взгляд Бороха коснулся её лица.

— Мой человек готов поклясться, что в фехтовальном мастерстве молодого рыцаря присутствую очень знакомые ему элементы. Этот юноша использует некоторые приёмы, весьма характерные для одного небезызвестного Императору человека. Который когда-то был верным слугой трона. Я имею в виду Ангера Блайта.

— Но ведь Блайт убит? — слова Императора прозвучали скорее, как вопрос, и адресован он был леди Танжери.

— Я лично всадила Блайту стрелу в грудь!

Дилана покраснела от возмущения. Неужели Борох задумал обвинить её во лжи? Странно и глупо, Блайта торжественно сожгли, и Святитель Верлон приложил руку к этому достойному делу. И, проклятье, Дилана не могла ошибиться — она узнала бы Блайта хоть в темноте, хоть за сотню шагов. Чего жрец хочет добиться столь смехотворным обвинением? Вызвать гнев Императора? Или он решил, что в качестве «виновного в покушении» будет выгодно отправить на казнь её, Дилану?

— Я не ошибаюсь, стрела попала в грудь человека, внешне неотличимого от бывшего имперского Консула? — вкрадчиво поинтересовался Борох, продолжая сверлить волшебницу взглядом. — Не так ли, дочь моя?

Женщина ощутила, как холодеют пальцы и испарина выступает на ровном, красивом лбу. Ответом на так поставленный вопрос она если и не обеспечивала себе приговор, то уж, по меньшей мере, расписывалась в собственной некомпетентности. Сейчас ей вдруг стало совершенно ясно, что решение проткнуть Блайта стрелой на виду у всего народа было скорее тягой к красивому эффекту, чем продуманным действием. Уловить признаки «фантома» можно было шагов с пяти, не более. Куда вернее было снова явиться к Блайту ночью — и смерть его была бы не столь легкой, и никаких сомнений не осталось бы.

И ведь подобная мысль мелькала где-то в глубине её сознания… Сама владеющая «фантомом» лучше подавляющего большинства магов Империи, Дилана понимала, что одурачить её вполне могли. Слишком уж всё легко получилось — Блайт, выйдя из орденской резиденции, внезапно остановился, словно говоря — вот он я, твоя мишень, жду, бей.

— Да… так… — выдавила она из себя.

Вволю насладившись произведённым эффектом, Борох снова придал лицу кислое выражение.

— Справедливости ради должен отметить, что моему человеку удалось подобраться к молодому арШану достаточно близко, и он клянётся, что не сумел ощутить никаких следов магии. Ни малейших — а распознать «фантом», признаться, не так уж трудно.

Дилана проглотила и это оскорбление.

— Выходит, — протянул Император с явным оттенком разочарования в голосе, — этот рыцарь не может быть Ангером Блайтом?

— Исходя из того, что нам известно, не может, — кивнул Борох.

Двусмысленность фразы не ускользнула от Его Величества.

— Что ты имеешь в виду, жрец?

— Есть некоторые способы применять магию, не оставляя следов, — Борох снова опустил глаза, словно стесняясь излагать непроверенные, недостоверные мысли. — Я имею в виду овеществлённые заклинания школы Формы. Признаюсь, Император, мы мало знаем об этом искусстве, и мне неизвестна Форма, дающая эффект, сравнимый с «фантомом». Кроме того, «фантом» — заклинание школы Крови, созданное много позже Разлома, в то время как почти вся предметная магия относится к куда более раннему периоду. И нет ни одного упоминания, что до катастрофы существовали аналоги «фантома». Но… но до меня доходили сведения, что во время экспедиции на остров Зор люди арГеммита что-то нашли. Находки, опознанные как овеществленные формулы, были, согласно договорённостям, уничтожены… вот только все ли?

Император молчал очень долго. Он понимал, что слова жреца — в немалой степени — лишь фантазии, попытки объяснить необъяснимое. Другое дело, что Борох отличался звериным чутьем и его предположения, в том числе и самые невероятные, вполне могли оказаться истинными. Если Блайт жив, если он целиком и полностью продался Ордену, то это может иметь весьма печальные последствия для Империи. Убить молодого телохранителя? Это возможно, но… но после покушения на леди Рейвен подобное убийство будет однозначно воспринято как провокация. Проклятье…

— Я принимаю решение, — сообщил он и повернулся к волшебнице. — Дилана, отныне ты будешь проявлять исключительное уважение к госпоже послу. Подругами вам не стать, но твоя задача — войти к ней в доверие настолько, насколько это вообще возможно. И не спускай глаз с арШана, ты достаточно хорошо знакома с Блайтом и сможешь увидеть то, что скроется от глаз менее искушенного человека. Если сможешь — соблазни его. Если убедишься, что это Ангер Блайт… запомни, я запрещаю убивать его. Запрещаю! Что бы ни случилось, Блайт мне нужен живым. И она тоже — насколько я понимаю, сейчас между леди Рейвен и этим телохранителем зреет связь. Это может оказаться полезным… очень полезным. Дилана, я повторю — эти двое должны оставаться в целости и сохранности, пока я не пожелаю иного. Если понадобится — ты будешь их защищать. В том числе, и ценой своей жизни. Это приказ.

Леди Танжери молча склонила голову.

Таша спустилась в обеденный зал, когда Блайт уже начал всерьез подумывать о том, чтобы приступить к ужину, не дожидаясь госпожи посла. Расположившееся на столе блюдо с молочным поросенком уверяло, что дать этой мечте гурмана остыть — не меньшее преступление, чем нарушить протокол и правила приличия.

Длинное белое платье, традиционный наряд посла, уже благополучно исчезло. Леди Рейвен вообще к белому цвету была неравнодушна — в том смысле, что на дух его не переносила, смиряясь с официальными цветами Ордена лишь тогда, когда избежать этого не было никакой возможности. На приёме у Императора она настолько выделялась, что это послужило ещё одним поводом для раздражения. Не самым главным, но достаточным… поэтому, вернувшись в отведенные посольству покои, она первым делом сбросила стелющийся по полу наряд и переоделась в более удобный костюм из отменно выделанной кроваво-красной кожи.

На поясе поблескивала шпага с рубиновым лезвием. Заметив оружие, Блайт демонстративно вздохнул.

— Да, мой дорогой… Кайл, — глаза девушки смеялись. — Узнаёте? Его Величество оказался настолько мил, что повелел вернуть мне некоторые вещи, которые Консул Тайной Стражи уже давно считал законными трофеями. Признаться, подобного жеста я не ожидала.

— Рад, что коллекция вашего отца вновь начинает пополняться, — не удержался от шпильки Ангер. — А то, насколько мне известно, одна очень деятельная особа изрядно проредила запасы стеклянных клинков в Рейвен-кэре.

Волшебница села напротив своего телохранителя и вздохнула.

— Как аппетитно выглядит… но мне совсем не хочется есть.

— Думаю, бокал хорошего вина способен изменить ваше мнение, леди.

— Разве что очень хорошего.

Левое крыло императорского замка традиционно отводилось для гостей, которые по прихоти Его Величества или по иным причинам не имели возможности поселиться в городе. Сейчас здесь в полном составе разместилось посольство Инталии, и дворцовые повара старались продемонстрировать гостям всё своё умение. Каждому во дворце было известно, что Его Величество принял послов предельно радушно, выразив уверенность в достижении полного взаимопонимания. Видя столь явное расположение Императора к гостям, прислуга сбилась с ног, стараясь угодить инталийцам. И если кто-то и бросал в сторону рыцарей и госпожи посла неприязненные взгляды, то лишь украдкой.

Правда, покои, отведённые самой госпоже послу, великолепием не потрясали, роскошь здесь была не в чести, хотя самая лучшая местная гостиница по сравнению с этими апартаментами смотрелась, пожалуй, вовсе убого.

Слуга принес вино. Таша пригубила, довольно хмыкнула.

— Вы правы, Кайл. Дворцовый погреб может и уступает знаменитой коллекции арГеммита, но ненамного. Этот божественный напиток способен разбудить аппетит и у статуи.

— Я смотрю, вы в хорошем настроении, леди?

Улыбка на губах девушки слегка увяла.

— Да, друг мой… наверное, да. И всё-таки меня беспокоит сговорчивость Его Величества. По сути, нам здесь больше нечего делать, а от заверений в бесконечном уважении ко мне и готовности к вечной дружбе с Инталией меня, признаться, уже начинает тошнить. Что бы там ни думал Метиус, но для подобного рода миссии следовало бы найти другого кандидата… или кандидатку. Я предпочитаю ясность — если враг, то без оговорок, лести и прямой лжи. Или вы сомневаетесь в том, что Инталии и Гурану не суждено бежать в одной упряжке, сколь бы значительной ни была цель?

Блайт подал плечами.

— Это политика, моя леди. Воины вроде арХорна, да будет Эмиал милостив к его душе, в любой момент готовы встретить противника лицом к лицу, но, как говорили древние, извлекаемый из ножен меч свидетельствует лишь о плохом владении языком. Тот, кто вчера был врагом, сегодня может стать союзником, завтра — другом… ну а потом, вполне вероятно, снова превратится во врага, если того потребуют обстоятельства, выгода или иные причины. Я думаю, что Вершитель арГеммит не зря выбрал вас для исполнения этой миссии.

— Да уж, — хмыкнула Таша, — Метиус ничего зря не делает.

— Я не знаю, почему Империя столь рьяно высказалась за участие в кампании. Если только не принимать в расчёт тот очевидный факт, что сейчас война невыгодна не только нам, но и Гурану.

— Гуран сильнее.

— Это так. Он сильнее Инталии, сильнее Индара — но лишь до тех пор, пока Орден и Круг не объединятся. А любая попытка конфронтации неизбежно вызовет подобный исход… при условии, замечу, что Зоран сочтёт Империю виновником обострения отношений. Думаю, именно в этом кроется причина сговорчивости Его Величества. Время сейчас гораздо ценнее мелочных амбиций, и время, как ни печально мне об этом говорить, играет в известной степени против вашего… нашего государства. Сколько, по-вашему, лет понадобится Ордену, чтобы довести численность магов и рыцарей до приемлемого уровня? Десять, двадцать? И это лишь в том случае, если отбор в Школу Ордена станет куда менее тщательным. Но и Гуран в эти годы не будет стоять на месте.

— Так чего ждёт Империя?

— Я бы сказал, что это очевидно. Круг Рыцарей Индара солидарен с Комтуром, но вечно ли это продлится? Сила… — Блайт оглянулся, затем покачал головой. — Душно здесь, леди, вы не находите? Удивительно, почему они не проветривают помещение?

Намек Таша поняла совершенно правильно. Спустя несколько мгновений, вокруг их столика воздух зашевелился, сплетаясь в тугие струи и издавая явственное шипение.

— Так лучше?

— Да… пожалуй.

Теперь подслушать разговор за столиком — а в том, что желающих донести до ушей Императора каждое произнесенное здесь слово найдётся более чем достаточно, Ангер не сомневался — было решительно невозможно. Правда, часть свечей в высоких канделябрах погасла и зал погрузился в полумрак, но это не мешало беседе. Зато неплохо скрывало движения губ.

— Так вот, проблема в том, что сила, брошенная на изменение судьбы Зорана, отнюдь не безгранична. Империя, я надеюсь, считает, что причины, побудившие Зорана поступить так, как он поступил, следуют из понимания Комтуром рыцарской чести, предназначения Индара, принципов благородства… в общем, не думаю, что кто-то подозревает о преломлении Клинка Судьбы. Поэтому, если Его Величество тянет время и делает расчёт на то, что рыцари взбунтуются и откажут Комтуру в доверии, то ждать он может очень долго. Сейчас и лучший в мире убийца не способен помешать Зорану идти выбранным путем, магия Клинка защитит его надёжней сотни опытных стражей. Другое дело, что Комтур немолод, а бессмертия новая судьба ему не подарит. И как только остановится сердце Зорана, магия перестанет контролировать умы рыцарей.

— И что случится?

— Скорее всего, начнётся новая война. Гуран сможет предложить северянам то, чего они лишились. Золото. И застоявшиеся в бездействии клинья снова пойдут в бой.

— Насколько я понимаю, вся наша миссия нацелена на то, чтобы не допустить этого.

— Верно. В принципе, мы сейчас пытаемся сделать то же самое, что сделали тогда, три года назад, у стен Высокого Замка. Найти мирное решение этого тысячелетнего противостояния. Не могу сказать, что целиком согласен с Вершителем, но, в целом, его план имеет неплохие шансы на успех.

— Всё-таки я не понимаю… — вздохнула девушка, — допустим, угроза, о которой рассказано в дневнике этого пирата, реальна. Экспедиция состоится, это очевидно, и необходимые сведения будут собраны. Что дальше? Я не верю, что взаимная ненависть исчезнет без следа, как только на горизонте появится какой-то враг.

Блайт лишь усмехнулся. Сам он считал, что прекрасно понимает цели Вершителя, хотя тот ограничился лишь намеками и общими фразами. Если с кем и откровенничал арГеммит, то с магистром Ватере, который был и оставался надёжным союзником Инталии, хотя и не упускал при этом возможности найти выгоду для Алого Пути. Даже с привлечением алых магов, Орден не выстоит в новой войне… следовательно, необходимо сделать так, чтобы воевать стало незачем… или некому.

Он многое мог бы поведать леди Рейвен — в части собственных догадок и предположений — но предпочел многозначительно промолчать. Леди права, ей куда привычнее шпага и боевая магия, чем недомолвки, закулисные игры и тонкие интриги. Своей горячностью она вполне может если и не испортить игру Вершителю (странно было бы предполагать, что Метиус не учел особенностей характера подопечной), то уж осложнить её — наверняка.

— Кто знает, леди. Может оказаться, что взаимная ненависть, так старательно лелеемая тысячу лет, похожа на дерево с гнилыми корнями. Ветер перемен как следует дунет — и ненависть рухнет. Навсегда или достаточно надолго. Между прочим, у нас гости… или, вернее, доверенное лицо хозяев. Я бы рекомендовал утихомирить ветер.

Повинуясь жесту волшебницы, «вихрь» угас. Слуги, издали наблюдавшие за беседой, тут же поспешили вновь зажечь свечи.

От высоких резных дверей к столику, за которым расположились Таша и Ангер, неторопливо шла красивая женщина в богатом платье из чёрного бархата, отделанного серебром. Роскошные чёрные волосы, спускавшиеся до талии, украшала изящная серебряная диадема, усыпанная мелкими рубинами. Длинные серьги, явно вышедшие из рук того же мастера, почти касались плеч. Рука волшебницы скользнула к эфесу шпаги, и лишь яростный взгляд Блайта заставил её медленно убрать ладонь от оружия. Рыцарь тут же встал и склонился в поклоне. Но остался нем — телохранителю не пристало начинать разговор прежде, чем на то будет воля его хозяйки.

— Позвольте приветствовать вас, леди Рейвен, — красавица исполнила реверанс, означавший, согласно правилам этикета, что она признает старшинство госпожи посла. Не по возрасту, по положению.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Таша нашла в себе силы изобразить на лице жалкое подобие улыбки и встать навстречу незваной гостье.

— Я…

Она отчаянно искала и не находила слов. Ничто доброе не могло быть адресовано этой змее, бросить оскорбление — недостойно посла и может поставить под угрозу исполнение возложенной на неё миссии. Таша пребывала в замешательстве, мысленно посылая мольбы о помощи Эмиалу, Блайту, арГеммиту — кому угодно, лишь бы выйти из этого ужасного положения. Помощь пришла… но не оттуда, откуда её можно было ждать.

— Вы позволите присоединиться к вам, госпожа посол?

Дождавшись вымученного кивка и невнятного бормотания, которое с явным успехом могло означать и «прошу вас, леди» и «чтоб ты сдохла», гостья изящно опустилась на краешек стула, вполне в духе идеально воспитанных и до приторности жеманных инталийских красавиц.

— Таша… мы не на приёме, поэтому простите мне столь фамильярное обращение, — Дилана на мгновение замолчала, игнорируя яростные блики в глазах леди Рейвен, затем улыбнулась одной из самых чарующих своих улыбок, — но я пришла, чтобы внести кое-какую ясность в наши отношения.

— Это…необходимо?

— Это совершенно необходимо, — кивнула Дилана. — Его Величество поручил мне представлять Империю в будущей кампании, поэтому нам неизбежно придётся достаточно часто встречаться. И я бы очень хотела, чтобы… некоторое непонимание, возникавшее между нами в прошлом, не сказалось на успехе общего дела.

Она помолчала, затем сделала знак слуге — мгновение спустя перед ней появился высокий бокал из тончайшего стекла, наполненный рубиновым, под цвет камней в её украшениях, напитком. Сделав маленький глоток — а скорее, просто омочив губы — леди Танжери продолжила речь.

— Я прекрасно знаю, в чём меня готов обвинить Совет Вершителей и лично вы, Таша. И я не скрываю, что большая часть этих обвинений истинна. Но ситуация изменилась, и на данный момент мы не враги. Долгое время я рассматривала Орден как противника, а Инталию — как поле боя. Я, как, между прочим, и вы, Таша, просто выполняла полученные приказы так и там, где это представлялось наиболее правильным. Приказы… что ж, не всегда это может служить оправданием и в моём прошлом найдётся немало такого, чем не стоит гордиться и о чём не следует рассказывать детям. Признаю. Но сейчас Империя и Орден намерены протянуть друг другу руку, и я бы хотела, чтобы вы, Таша, смогли хоть в какой-то мере забыть прежние обиды…

— Думаешь, это возможно? — почти прошипела леди Рейвен, прекрасно понимает, что она с треском проигрывает эту словесную дуэль. Надо, надо взять себя в руки… ясно как день, императорская убийца пришла сюда не просто так, её послали… и будет большой ошибкой не узнать, в чём заключался полученный леди Танжери приказ.

— Не думаю, — совершенно искренне призналась Дилана. — Не думаю, но ведь можно попробовать? Мы с вами сражались друг против друга, это так. Время войны прошло… Знаете, я могла бы попытаться принести вам свои извинения, за совершённые поступки скопом или за каждый в отдельности. Но не стану. Я выполняла свой долг, а ведь вы, магистр Ордена, прекрасно знаете, что такое долг, не так ли? Иногда человек вынужден совершать нечто такое, что принесёт пользу его государству и его правителю… даже если это иссушает душу и отягощает совесть.

— Хорошо, леди Танжери… — вежливое по форме обращение звучало сейчас как прямое оскорбление, столько яда было вложено в голос Таши, — тогда сейчас самое время облегчить вашу совесть. Если она у вас есть.

— Совесть есть у каждого, — тонко усмехнулась Дилана, — но кому-то удается с ней договориться, а кому-то нет. Моя совесть понимает смысл слова «компромисс». Но я так понимаю, что сейчас вы хотите что-то спросить?

— Да, разумеется. Какой конкретно приказ вы получили от Его Величества?

— Войти к вам в доверие, конечно, — с ответом Дилана не задержалась и на мгновение, словно заранее к нему готовилась. — Приложить все усилия, чтобы в ходе предстоящей миссии с вашей, леди, головы не упал ни единый волос. Его Величество считает, что для упрочения добрых отношений между нашими государствами эта кампания чрезвычайно важна, следовательно, она обязана завершиться успешно. Кроме того, мне приказано оказывать вам знаки внимания, отвечать на любые вопросы… не касающиеся безопасности Империи. Я обязана помогать вам, защищать вас, удовлетворять ваши желания и стать вашим другом… хотя вероятность последнего вызвала у Его Величества изрядные сомнения. При этом, как вы понимаете, леди, я не должна забывать о своём долге перед Империей… Мне отказали в праве вредить вам или кому-либо из вашего окружения. Мне запретили делать то, что я умею лучше многих… или, если говорить без ложной скромности, лучше всех — вести тайную войну против Ордена. Я не могу сказать, что считаю полученные приказы наилучшими… как не могла того сказать, получая приказы в прошлом. Но я умею подчиняться.

Таша молчала, ошарашенная этим признанием и, в то же время, слегка восхищенная тем нахальством, с которым оно было произнесено. Только что Дилана выбила у своей давней противницы шпагу — что толку обвинять эту имперскую суку в двуличности, если она сама только что заявила, что получила приказ быть таковой. Что толку ждать удара в спину, если леди Танжери только что посетовала на запрет этот удар наносить.

— Я бы хотела добавить ещё кое-что, — Дилана откровенно наслаждалась произведённым впечатлением. — Понимаю, что доверять мне в ближайшем будущем вы не станете. Но видите ли, Таша, между нами есть много общего, однако имеется и определённая разница. Вы выполняли распоряжения арГеммита потому, что вам это нравилось.

— Не…

— О, я многое о вас знаю, леди. Вы родились в богатой семье, вы сделали карьеру в Ордене — не выдающуюся, но довольно заметную. Всё, что вы делали, вы делали из врожденного авантюризма, ради удовлетворения тяги к приключениям. Я — иное дело. Я следовала приказам Его Величества потому, что иного выхода у меня просто не было. Никогда. Вспомните вашего старого знакомого, Ангера Блайта, бывшего Консула Тайной Стражи…

Произнося эти слова, Дилана не смотрела в сторону телохранителя госпожи посла, задумчиво разглядывая бокал с вином в своей руке. Но самым краешком взгляда… нет, молодой парень не вздрогнул, стоит как стоял — статуя и то более подвижна.

— Он, как вы помните, служил Империи верой и правдой. Многие годы. Но он допустил ошибку, он счёл, что приказы Императора имеют меньшее значение, чем его собственные желания. И годы верности были забыты. Поэтому, повторюсь, я обязана выполнять приказы Его Величества, согласна я с ними или нет. Когда вы, леди Рейвен, поймёте это — тогда сможете научиться доверять мне. Не навсегда — лишь до тех пор, пока я не получу иных приказов. Но… но одно я могу пообещать — заметьте, лишь потому, что Император разрешил мне дать вам это обещание. Я клянусь, что если получу приказ стать вам врагом, то вы об этом узнаете до того, как я приступлю к исполнению полученных распоряжений.

Таше очень хотелось сейчас спросить эту красивую, богатую и до ужаса опасную женщину, действительно ли она «убила» Блайта. Метиус и его верный квестор в этом не сомневались, но вся их уверенность строилась, большей частью, на разного рода предположениях. Дилана была в Торнгарте, это факт неоспоримый. Но она ли сделала тот выстрел? Или же просто отдала приказ? Или её миссия была иной?

Но она промолчала. Не время и не место для подобных вопросов… а если и спросить — ответ может оказаться и правдой, и совершеннейшей ложью. По признанию Диланы, интересы Империи по-прежнему для неё на первом месте, следовательно, именно этими интересами и будет продиктован ответ.

— Это надо как следует обдумать… — пробормотала Таша, слишком поздно спохватившись, что подобная фраза является просьбой к собеседнику удалиться.

Именно так Дилана реплику и восприняла. Она изящно поднялась, отвесила госпоже послу лёгкий поклон и снова улыбнулась.

— Вы правы, Таша. Обдумайте. И постарайтесь понять.

Глава одиннадцатая Таша Рейвен. Гуран

Тёплый ветер дул с моря, заставляя колыхаться высокую сочную траву. У подножия холма белое кружево пенных гребней растекалось по узкой полоске гальки, волны снова и снова набрасывались на берег, пытаясь утащить в своё царство как можно больше добычи — и отступали, в очередной раз не в силах исполнить задуманного. Несколько крупных белых чаек важно бродили по камням, выискивая, чем бы поживиться. На волны птицы посматривали с явным недовольством — поиск добычи непосредственно в среде обитания был предпочтительнее в более тихую погоду.

Две лошади, пользуясь моментом, принялись пробовать на вкус местную зелень. Хозяева к скакунам относились с должным вниманием, оплачивая в каждой придорожной таверне и сухое стойло, и торбу с ячменем или охапку отменного сена. Но свежая, нетронутая дорожной пылью трава — это тоже хорошо. Особенно, если хозяева никуда не торопятся.

А хозяева и в самом деле никуда не торопились. Стройная девушка в слегка пропыленном дорожном костюме из тонкой чёрной кожи уже полчаса сидела на нагретом солнцем камне и смотрела вдаль, словно пытаясь разглядеть там нечто очень важное. Её спутник был занят вещами более прозаическими — на чистой тряпице уже были разложены ломти хлеба, куски острой копченой колбасы, сыр и горка спелых фруктов. В настоящий момент мужчина пытался открыть глиняную бутыль с вином — кто бы ни закупоривал посудину, сделал он это на совесть. Проиграв борьбу с неведомым виноделом, мужчина плюнул, достал кинжал и одним резким движением срубил горлышко бутыли вместе с пробкой.

— Не лучшее решение, — хмыкнула Таша, не оборачиваясь. — Теперь придётся выпить всё, не пропадать же добру.

— Жильё недалеко, — пожал плечами Блайт. — И уверяю вас, Таша, от столь незначительного количества вина я не выпаду из седла.

— Красиво здесь… тихо…

Он кивнул — волшебница явно не нуждалась в ответах.

Казалось, что время вокруг остановилось. Ещё недавно жизнь их была наполнена событиями — орденское посольство, звон клинков, аудиенция у Императора, подписание важных и не очень документов, тягостные встречи с леди Танжери. Осторожные беседы, намеренно сделанные намёки и «случайно» обронённые реплики, тщательно взвешенная правда и старательно завуалированная ложь — в общем, всё то, что принято называть дипломатией. В этой тонкой науке Таша была сущим ребёнком, часто одной-двумя фразами разрушая то, что до этого приходилось строить два-три дня подряд. Выслушивая нотации Блайта, девушка злилась, расстраивалась, срывалась на крик — но, как правило, на следующий день как-то оказывалось, что пару-тройку из полученных рекомендаций она запомнила.

В целом, исходом посольства Блайт был доволен. Если бы не природная подозрительность, свойство, совершенно необходимое как Консулу Тайной Стражи, так и любому человеку, твёрдо намеренному выжить в этом мире, Блайт вообще бы решил, что леди Рейвен (не без его помощи) добилась полного и неоспоримого успеха. Сама она именно так и считала. Разочаровывать свою прекрасную спутницу Ангер не стал, да и придраться, собственно, ему было не к чему. Так… ощущения одни, но они — не доказательство.

Что бы ни задумал Император и его временно верный слуга Юрай Борох, планы эти пока что не шли вразрез с пожеланиями арГеммита. Пройдут три месяца — ничтожный срок для столь серьёзного начинания — и в защищённой крепостными башнями бухте Блута начнёт формироваться эскадра. Если миссия леди Верры оказалась столь же успешной, то Индарский флот уже ползёт вдоль восточного побережья Империи, распугивая пиратов и вселяя в сердца торговцев, выбравших водные пути, уверенность в завтрашнем дне. Ведь только сумасшедшие, вроде адмирала Родана, рискнут затевать морской разбой под носом у индарцев, чья ненависть к корсарам уступает лишь орденской. Но адмирал Родан, да разойдутся доски в трюмах его кораблей, сейчас озабочен другими проблемами, а остальные не настолько сильны, чтобы далеко уходить от Южного Креста.

Ангер вздохнул, понимая, что экспедиция будет непростой. Идея арГеммита объединить все силы Эммера перед лицом пока что весьма гипотетической угрозы не допускала исключений. Заставить торговцев Кинтары присоединиться к кампании непросто, но это, несомненно, будет сделано. Там, где рыцари увидят честь, кинтарийцы найдут выгоду — ну, или им помогут её найти. В конце концов, Инталии найдётся что предложить заносчивым, но при этом достаточно миролюбивым южанам. Есть слово, которое для каждого торговца звучит как похоронный колокол. Пошлина. Инталии даже необязательно пообещать снизить поборы с кораблей, поднимающихся по реке Ясе к столице — достаточно заявить о том, что пошлины не будут повышаться.

А повышение это — вещь вполне закономерная. Пусть после окончания войны и прошло три года, за это время экономика страны ещё не пришла в стабильное состояние, и доходы от торговых операций южан могли бы неплохо пополнить сокровищницу Обители. Разговоры о том, что сборы с торговых караванов надо бы увеличить — немного, для начала — ходили давно. Дьют Верлон не относился к категории мудрых и дальновидных правителей, что не раз повергало арГеммита в настоящее бешенство. Пока что ему удавалось нейтрализовать наиболее разрушительные инициативы Святителя, но Блайт, как человек, по долгу службы (пусть и давно завершившейся) неплохо осведомленный о ситуации в Инталии, понимал — вечно так продолжаться не может. Аллендер Орфин был достаточно мудр, чтобы не пытаться поставить свою власть выше орденской… довольствуясь тем, что Несущие Свет номинально являлись вассалами Инталии. Верлону этого было мало — с момента вступления на Ложе он неоднократно давал понять, что не допустит двоевластия.

С точки зрения существующей реальности, подобного рода устремления были совершенной глупостью. Верлон рассчитывал на то, что Орден будет придерживаться древних обязательств… но нельзя раз за разом наступать псу на хвост и быть уверенным, что собачья пасть так и останется закрытой. Власть Эмиала сильна, народ относится к жрецам и к самому Святителю с должным уважением, но… но каждый человек, при этом, понимает — сила за Орденом.

Мятежа или, что ещё хуже, гражданской войны арГеммит не допустит. Любой ценой. Ведь и Святитель не одарен бессмертием, и он может упасть с лестницы, отравиться испорченным плодом, заболеть чем-то совершенно неизлечимым. Если Верлон сумеет это понять и принять, ему будет уготована долгая и относительно безопасная жизнь на Ложе. Если не сумеет — что ж, эта жизнь будет уготована кому-то другому.

Стычки между Святителем и Орденом, вроде бы из-за мелочей, а на самом деле из-за власти, происходили часто. Иногда арГеммит уступал, в иных вопросах — был непреклонен. Особенно в том, что касалось традиций, освящённых временем законов и прочих вещей устоявшихся, всеми признанных и всем привычных. И уж Метиус сумеет донести до южан мысль о том, что их готовность к сотрудничеству побудит Орден строго придерживаться прежних договорённостей. В первую очередь — в части пошлин. Очень строго. В противном же случае… в общем, в согласии, пусть и вымученном, кинтарийцев присоединиться к экспедиции лично у Блайта сомнений не возникало.

А вот Южный Крест…

Вообще говоря, идея пригласить пиратов к участию в походе в южные моря ни малейшего энтузиазма у Блайта не вызывала. В отличие от Ордена, отношение которого с обитателями Южного Креста строились исключительно на вынашиваемой сотни лет ненависти, Империя периодически начинала заигрывание с не слишком многочисленными, зато до зубов вооружёнными и не знающими страха корсарами. В определённой степени это было выгодным — разумные подачки пиратским командирам делали морские походы для кораблей Гурана не то чтобы безопасными, но, скажем так, сводили риск к некоему допустимому минимуму. С появлением… нет, тут больше подходят слова «с воцарением» на островах адмирала Родана, ситуация несколько изменилась. За позволение имперским кораблям безопасно входить и, что важнее, безопасно покидать контролируемые пиратами воды адмирал требовал многого. С точки зрения Блайта — слишком многого. С точки зрения Его Величества — тоже. Если бы не война, возможно, пиратской вольнице пришёл бы конец. Хотя, с другой стороны, корсары в известной мере оберегали южные берега Гурана от орденских десантов. Ненависть к белым рыцарям, традиционно присущая охотникам до легкой наживы, у Родана приобрела характер мании. А учитывая мощь его флота, светоносцы если и могли рассчитывать на победу в серьёзном морском сражении, то лишь с учётом немалых потерь.

Война, как это водится, всё изменила. Довольно многочисленный отряд корсаров купился на щедрое предложение Императора и отправился «пощипать пёрышки» белоплащникам. Чем этот поход закончился — известно. Потеряв людей и, что важнее, корабли, пираты на некоторое время утихомирились, и лишь относительно недавно, не более года тому назад, принялись за старое. Без особого успеха — Ультиматум, наложивший запрет на боевые действия против извечного врага, фактически развязал Несущим Свет руки в вопросах «умиротворения» прибрежных вод. Так что отношения, и ранее достаточно враждебные, сейчас были на грани открытого столкновения.

На фоне этого, рассчитывать на готовность пиратов к сотрудничеству мог только сумасшедший.

АрГеммит сумасшедшим вроде бы не был.

— О чём ты думаешь? — Таша всё так же сидела на камне и блаженно жмурилась, подставляя лицо теплому солнцу. Ну точно кошка, объевшаяся сметаны и готовая, млея, расслабляться так хоть весь день.

— Стол накрыт, леди, — Ангер аккуратно разлил вино из изуродованной бутыли в небольшие серебряные кубки, неведомо каким чудом оказавшиеся в его вьюках.

— И всё-таки?

— О том, что нас ждёт, — пожал он плечами, словно ни о чём другом и думать-то не стоило.

— Нас двоих? Или нас всех?

— Ну… — протянул он, не зная, какой ответ выбрать, — нас двоих ждёт обед, затем прогулка до ближайшего поселения. Далее придётся ночевать в грязном доме… и ладно если это будет дом, а не землянка. Долгие разговоры с людьми, которые не слишком-то любят чужестранцев и вряд ли согласятся просто так что-то им рассказывать. А увидев серебро, тут же решат, что таких глупцов как мы ещё поискать, после чего наговорят нам массу всяких глупостей, от откровенных выдумок до никому не интересных сплетен.

— Как-то всё это у тебя тоскливо звучит, — вздохнула Таша, поворачиваясь к импровизированному столу и без особого энтузиазма разглядывая нехитрую снедь. Затем, выбрав кусок сыра и приняв от Блайта кубок, приступила к трапезе.

Свежий воздух, теплое солнце, мерно колышущаяся густая трава… Кусочек сыра разбудил аппетит девушки настолько, что её спутник искренне пожалел о явной недостаточности запасов. Почти насильно впихнув в себя последний ломтик колбасы и облизав (о боги, видели бы её благовоспитанные леди из приличных семей) пальцы, Таша растянулась на траве и уставилась в чистое синее небо.

— Хорошо тут… словно нет войны…

— Её и нет.

Блайт испытывал почти непреодолимое желание растянуться рядом с девушкой и предаться этому замечательному ничегонеделанию. Но сдержался… хотя, будь он один, наверняка завалился бы в траву и просто подремал до заката, наслаждаясь тишиной и покоем. Нечасто выпадали такие минуты, а если и выпадали — он всегда старался найти себе дело, что-нибудь важное или просто интересное. Но, глядя на свою спутницу, Ангер вдруг понял, что у него уже много лет не было настоящего отдыха. Не ради восстановления сил, а просто так.

— Ты прекрасно знаешь, что война никуда не делась, — глаза девушки оставались закрытыми. — Где-то собираются отряды, приводятся в порядок корабли. Дилана плетёт свои сети…

Имя прозвучало резким диссонансом на фоне окружающей благодати, и Ангер недовольно поморщился.

Леди Танжери вела себя безупречно. Она ни разу не позволила себе ни одного выпада в адрес Таши или Ордена, она не старалась стать «подругой» — зато в решении проблемных вопросов, неизбежно возникавших у главы инталийского посольства, ей не было равных. Любые двери открывались, пожелания исполнялись, договорённости достигались столь легко, что это начинало вызывать недобрые предчувствия. Единственная проблема возникла лишь когда Таша объявила, что посольство, выполнив миссию, должно вернуться в Инталию. Это было, в немалой степени, её собственным решением, Метиус допускал, что леди Рейвен и её эскорту придётся продлить своё пребывание в столице Империи вплоть до того момента, когда объединённая эскадра покинет побережье и отправится вглубь неизведанных южных морей. Он не стал возражать, когда Таша категорично потребовала права участия в этой кампании — видимо, понимал, что отказ приведет к скандалу и не изменит итога ни на волосок. Позже, оставшись с Блайтом наедине, он попытался убедить бывшего Консула отказаться от похода и, если такое под силу смертному, отговорить от этого и леди Рейвен. Блайт лишь пожал плечами.

В итоге Таша получила… не приказ, скорее, рекомендацию — в случае (а Метиус не сомневался в этом) успеха посольства, Таше желательно вернуться. Вершитель предлагал, чтобы девушка и её рыцари отправлялись прямиком в Сур, где будет под руководством Фата арДилгора формироваться инталийская эскадра. Боевых действий не ожидалось, а по части организации снабжения, расквартирования и погрузки воинов на корабли комендант цитадели Сур справится как никто другой — в конце концов, уже лет двадцать как он только этим и занимается.

Итак, госпожа посол объявила о своём отбытии из Брона. Леди Танжери безапелляционно заявила, что намерена сопровождать госпожу посла — ибо именно таково желание Его Величества. Таше пришлось выдержать самый настоящий поединок и, видит Эмиал, ей было бы куда легче, если б поединок шёл на шпагах. Блайт, как и положено уважающему себя телохранителю, в спор не вмешивался.

Вообще говоря, в присутствии леди Танжери он старался как можно более походить на образцового служаку, орденского рыцаря, не достигшего особых высот в магии, зато облаченного немалым в «юные годы» доверием — сопровождать и оберегать столь важную особу. То есть, держаться нарочито гордо, когда это касалось окружающих, и столь же нарочито предупредительно, если речь шла о его «госпоже». Дилана проявляла к молодому рыцарю очевидный интерес — вполне естественный, если помнить о её привычках. Леди Танжери была убеждена, что большинство мужчин должны прыгать от радости, как юные весёлые щенки, стоит ей только поманить их — и следовало признать, достаточно часто убеждалась в правоте этого суждения. Сам себе Блайт признавался, что Дилана производила на мужчин убийственное впечатление, и немного нашлось таких, кто устоял перед её чарами.

Он — устоял. И не только потому, что прекрасно знал леди Танжери, знал то, что скрывается за тонкими чертами лица, точёной фигурой и роскошными волосами. И не потому, что сам никак не мог разобраться в своих странных отношениях с Ташей, вроде бы уже переросших понятие «дружба», но ещё не ставших чем-то иным — прежде всего, Блайт был профессионалом, и если для успеха миссии ему потребуется войти в будуар Диланы, он это сделает. Без радости, но сделает. Только сейчас это было совершенно невозможно — скрытый под одеждой драгоценный медальон, придающий ему внешность заурядного молодого парня, не должны были увидеть чужие глаза. Поэтому полностью раздеваться Блайт позволял себе лишь тогда, когда был абсолютно уверен в отсутствии излишне внимательных чужих глаз. То есть — редко.

Отвергнув не слишком явные, но совершенно очевидные для понимающего человека притязания Диланы, Блайт, по теории, должен был автоматически попасть в категорию врагов имперской шпионки. Насколько он знал привычки леди Танжери, пребывание в этой категории обычно долго не длится. Однако, к его глубочайшему, хоть и не выставленному напоказ удивлению, красавица словно бы ничуть не огорчилась неудаче… не самый лучший признак. Точнее — просто отвратительный. Вся его подозрительность, и без того пребывающая в полной готовности, прямо-таки вопила о предстоящих неприятностях.

Но дни шли, леди Танжери была по-прежнему мила, предупредительна и навязчива, как зубная боль. То есть, даже когда её не было рядом, добрая половина всех мыслей бывшего Консула сосредотачивалась на попытке понять, чего на самом деле добивается протеже Его Величества. Пребывание в постоянном напряжении выматывало, поэтому решение Таши вернуться в Инталию он встретил с полным одобрением и пониманием.

Чего нельзя было сказать о леди Танжери. Разговор — если эту свару, ведущуюся в безукоризненно (большей частью) вежливых выражениях, можно было назвать разговором — длился часа два, и всё это время Блайт, изображая полнейшее равнодушие, старательно ловил и взвешивал каждое слово. С его точки зрения, дуэль леди Рейвен проиграла с треском. Можно сказать — с нулевым счётом. Самые изощрённые её аргументы разбивались вдребезги легко и непринужденно — сказывался очень всё-таки разный уровень подготовки и жизненного опыта.

— Я должна выполнить распоряжение Вершителя арГеммита…

— О, леди Рейвен, насколько я понимаю, в первую очередь это распоряжение касалось достижения необходимых договорённостей.

— Они достигнуты, разве нет?

— Вы же понимаете, что подписание документов есть лишь процесс нанесения капли чернил на лист дорогой бумаги. Настоящая работа посла начинается как раз сейчас, когда необходимо обсудить сотни деталей.

— Флот Инталии, как вы знаете, собирается у цитадели Сур. Я должна быть там.

— Во имя Эмиала, Таша!

— Ушам своим не верю…

— Ну во имя Эмнаура, если вам так больше нравится, леди. Я никогда не поверю, что загрузить корабли провиантом и командой не смогут без вашего участия. Лорд арДилгор, насколько мне известно, человек в высшей степени компетентный в подобных вопросах.

— Давайте начистоту, леди Танжери. Мне очень хочется отдохнуть от вашего общества.

— Мне жаль это слышать, леди Рейвен. Но наши с вами личные, я подчеркиваю, личные желания не должны идти вразрез с волей наших правителей. Его Величество очень высоко ценит ваше участие в подготовке экспедиции и ваше мнение по тем вопросам, которые до сих пор не решены. Мне кажется, что отбытие посольства сейчас не пойдет на пользу нашему общему делу.

И так далее, и так далее, до бесконечности. Таша и сама понимала слабость собственных аргументов, делая упор, в основном, на пожелания Метиуса арГеммита. Но и эту кость она не могла бросить достаточно удачно, поскольку — как ни досадно, но Дилана была абсолютно права — основной задачей посла было убедить Империю принять участие в кампании. Испортить отношения с Императором именно сейчас, когда всё уже практически решено? Если эта угроза станет реальной, Блайт сам заставит леди Рейвен расседлать коня и остаться в Броне.

Одарив друг друга на прощание «милыми» улыбками, женщины расстались — чтобы встретиться снова на следующий день и продолжить этот увлекательный, но бесперспективный спор. Весь вечер прошел в тщательном выстраивании стратегии предстоящей беседы, Блайту стало казаться, что он сумел подобрать парочку весьма серьёзных доводов, отмести которые Дилана не сумеет. Правда, эти доводы не имели ничего общего с истиной, но когда это кого останавливало? В общем, когда раздался лёгкий (изящный, если так можно выразиться) стук в дверь, Таша пребывала в полной боевой готовности.

— Приветствую вас, леди Рейвен. Не правда ли, сегодня чудесный день?

Таша бросила короткий взгляд в окно, на затянутое серыми облаками небо. Пожалуй, день неплохой — дождя нет, ветер слабый. Но могло бы быть и лучше… хотя, по мнению некоторых, несокрушимый Брон был выстроен чуть ли не в самом худшем месте восточной части континента, жгуче-голубое небо и яркое солнце радовали местных жителей не так уж часто.

— И я… рада видеть вас, леди Танжери, — несмотря на многодневную практику, эти слова в очередной раз девушке пришлось из себя буквально выдавливать.

— Вам не хватает искренности, Таша, — сокрушенно вздохнула гостья, изящно приседая на краешек кресла. — Настоящий мастер своего дела способен проявить любезность даже в беседе с болотной жабой. Причём так, что жаба в это поверит. Не обижайтесь.

— И не думала, — буркнула Таша, задетая за живое.

— Возвращаясь к теме нашей вчерашней беседы… — по лицу Диланы пробежала тень недовольства. — Сегодня утром я была удостоена аудиенции Его Величества. К сожалению, мою точку зрения Император не поддержал. Более того, мне поручено немедленно отбыть в Блут, поскольку некоторые… — она сделала паузу, подбирая слова, уместные в приличном обществе, — скажем, некоторые излишне старательные подданные способны своим энтузиазмом испортить любое порученное дело.

— Кажется, вы попрекали меня тем, что попытка принять участие в формировании эскадры — не моё дело, — не удержалась от шпильки Таша.

— И не моё, — парировала Дилана. — Я мало смыслю в кораблях, зато я очень хорошо знаю методы объяснения желаний Императора тем, кто не способен понять их самостоятельно.

Улыбка её при этом явственно свидетельствовала — имперские офицеры в Блуте не будут рады визиту леди Танжери и, видимо, не все этот визит переживут. Таша почувствовала, как по коже пробежала волна холода — несомненно, эта женщина с равным старанием расправится с любым человеком, вставшим на её пути, будь он ненавистным инталийцем или же верным слугой Императора, не оправдавшим высокого доверия. В этот момент леди Танжери очень напомнила ей Парлетта Дега. Огонь и лед, красота и уродство — эти различия меркли перед одной, общей сущностью. Оба они готовы были идти к цели по трупам. И тогда, когда иного выхода не оставалось, и тогда, когда альтернатива имелась — но более сложная и требующая больше времени.

— Я отбываю завтра на рассвете.

— Доброго пути, леди, — судя по выражению лица Таши, она не возражала бы, если бы эта милая леди окончила жизненный путь в ближайшем болоте. Ангер мысленно выругался. Дилана, прекрасно уловившая невысказанное пожелание, лишь усмехнулась.

— И всё же было бы неплохо, если бы вы смогли поехать в Блут вместе со мной, — тон был извиняющимся, с лёгкой ноткой сожаления, свидетельствующей, что в положительный ответ Дилана не верит, и очень по этому поводу переживает.

Дождавшись отрицательного жеста собеседницы, она попросила:

— Простите, Кайл, вы не оставите нас ненадолго? Есть темы, о которых женщинам лучше говорить наедине.

Получив безмолвное разрешение Таши, Ангер отвесил изысканно-неуклюжий (откуда взяться изысканности у воина, большую часть своей короткой жизни, в соответствии с официальной легендой, проведшего в гарнизоне Серебряного Ручья, той ещё дыры, и белые доспехи получившего совсем недавно) поклон и покинул комнату. Дождавшись, пока за воином закроется дверь, Дилана повернулась к леди Рейвен и заговорщически улыбнулась:

— Может, кто-нибудь из вашей свиты составит мне компанию? Поверьте, присутствие рыцаря Ордена окажется для многих серьёзным аргументом в пользу того, что отношения Империи и вашей страны изменились. Может, этот молодой воин?

— Почему он?

На лице Диланы застыло мечтательное выражение…

— Ох, Таша, ну вы же не слепая… он буквально раздевает меня глазами с того момента, как впервые увидел. И, не скрою, меня этот юноша впечатлил. Понимаю, сейчас он несёт службу и изображает из себя эдакую статую, но в более спокойной обстановке… Нет, если вы сами…

— Сожалею, леди Танжери, но Кайл останется со мной. Нет, не думайте, что я… в общем, останется. Но я должна признать, что вы правы, — Таше не хотелось говорить этого, но чувство долга пересилило личную неприязнь, — присутствие Ордена не повредит. Двое рыцарей из моей свиты будут вас сопровождать. Хочу лишь попросить обеспечить им необходимую безопасность, не все в этой стране готовы понять и принять новые веяния.

— Вам знакомо выражение «собака на сене»? — со вздохом поинтересовалась Дилана, затем мягко улыбнулась. — Что ж, пусть будет так. Надеюсь, воины, которых вы отберёте в мой эскорт, будут достаточно представительными? Большая часть мужчин, обитающих в Гуране, утомительно скучны.

Посольство отбыло в Инталию спустя два дня. Понятно, что за ними следили — то ли по приказу леди Танжери, то ли по воле Императора. Блайта не покидало ощущение сверлящего спину взгляда — именно тогда разрозненные мысли оформились во вполне конкретный план. Первым порывом было не посвящать в него Ташу, но потом… потом Ангер решил, что это будет непорядочно по отношению к девушке. А затем признался себе, что просто не желает с ней расставаться.

От детальных разъяснений он воздержался. Сказал лишь, что необходимо выяснить, откуда появилась та женщина с чёрными руками, предположительно несущая в себе силу обнаруженного «Акулой» острова. И, опять-таки предположительно, являвшаяся матерью Альты. Напрямую в пользу этого ничего не говорило — ну бросилась она спасать девочку, так о чём свидетельствует сей благородный поступок? О родственных связях? Возможно, но с тем же успехом он может говорить и о чём угодно другом. Девочка — воспитанница. Девочка — товар. Девочка — спутница, в конце концов. Таша, вон, в своё время бросилась вытаскивать из передряги едва-едва знакомую ей ученицу, мало того, что банально рискуя жизнью, так ещё (этого Блайт так и не понимал, с его точки зрения подобный поступок был преступной глупостью) напрочь игнорируя долг перед Орденом. Что в итоге и вышло — вместо того, чтобы предупредить рыцарей о вторжении через горные перевалы, волшебница валялась в лихорадке от полученных ран. Воистину геройское поведение… если считать, что герой это тот, кто думает не головой, а исключительно сердцем.

Таша, отдавая предпочтение романтическому варианту, предпочитала верить, что женщина, погибшая в лесу, была именно матерью девчушки. Если предположения Ангера окажутся верны, то будущее Альты, до этого относительно простое и ясное, станет туманным, неопределённым но, признаться, весьма интересным. Хотя предположения — предположениями, но нужны ещё и доказательства. А где их найдешь-то, столько лет спустя? Хотя поморники — люди странные, от них всего ждать можно.

Расстаться с посольским обозом удалось не без трудностей. Рыцари, которые — если вспомнить приказы арГеммита — вроде бы как составляли свиту леди Рейвен и, следовательно, должны были ей подчиняться, проявили потрясающую неуступчивость. То ли Вершитель не ограничился озвученными в присутствии госпожи посла распоряжениями, то ли «белые плащи» понятие долга понимали буквально (охранять — значит находиться рядом, а не Эмиал знает где), но против предложенного плана выступили как один, плечом к плечу. В принципе, Блайт сумел бы с ними справиться, если б имел право вмешаться. Хотя он и отдавал приказы, статус его в посольстве был не слишком высок. Личный телохранитель леди Рейвен, может, и не рядовая фигура, но и не та, коей позволено оспаривать желания главы Совета. Приходилось скрипеть зубами и молчать, наблюдая, как госпожа «чрезвычайный и полномочный» бесится, поливает всех и вся отборной бранью, призывает на головы упрямцев кары темного и светлого богов, в общем — бьётся о глухую стену. Ситуация изменилась лишь после того, как волшебница пообещала сжечь каждого, кто посмеет встать у неё на пути. Ташу в столице знали и её обещаниям верили — в том случае, если эти обещания не касались «вести себя благопристойно».

Последующие часы дались Таше нелегко. Двоим рыцарям предстояло продолжить путь под «фантомами», поскольку оставалась вероятность того, что кто-то из слуг за вознаграждение, из страха или от убеждённости делится доступной ему информацией с Консулом Тайной Стражи, Юраем Борохом, Старшим Братом или со всеми ними одновременно. В рыцарях Ордена сомневаться не стоило, в посольство отобрали если и не самых лучших, то уж наверняка наиболее заслуживающих доверия. Чего нельзя сказать о слугах, погонщиках, поварах и так далее. Их тоже не с улицы похватали, по меньшей мере, половина исправно получает жалование по спискам Парлетта Дега, но всё-таки лучше не рисковать.

Как традиционно повелось, рыцари Ордена — маги посредственные, исключения встречались не так уж часто. Демонстрировать свои познания Блайт не рискнул по той же причине — тот факт, что заурядный светоносец владеет магией Крови на уровне магистра, может вызвать ненужные разговоры. А там, где орудуют длинные языки, может найтись и чуткое ухо. Поэтому над «фантомами» пришлось трудиться Таше — и её верному телохранителю понадобилась вся его выдержка, чтобы не влезть в этот тонкий, долгий и крайне утомительный процесс со своими полезными, но неуместными советами.

Выехали ночью. Девушка еле держалась в седле — магия Крови всегда отнимает много сил, а «фантом», будучи примененным к живому существу, способен загнать волшебника в беспамятство. Пришлось, скрепя сердце, останавливаться на ночлег, не пробыв в пути и двух часов. Зато погони можно было не опасаться — «фантом» развеется не раньше, чем через неделю (всё-таки леди Рейвен, что бы там она о себе ни думала, владеет школой Крови на уровне лишь чуть выше среднего, Блайт мог бы удержать это заклинание дней на двадцать), и всё это время любые любопытные глаза смогут увидеть в посольском обозе и госпожу посла, и её верного телохранителя. Правда, свита внезапно поредела на двоих бойцов — но на это внимания могут и не обратить.

Сон в густой траве, на попоне, под тонким походным одеялом — занятие не самое приятное, но силы к волшебнице вернулись почти полностью. Можно было трогаться в путь.

Проезжая многочисленные в этих местах поселения, Блайт старался вызнать о поморниках всё, что только можно. Селяне — будь то зажиточные торговцы или простые сервы — поморников одинаково не любили. Первые за то, что видели в береговых падальщиках потенциальную угрозу собственному благополучию. Не то, чтобы поморники поголовно были людьми злыми, нет. Но привычка брать добычу даром и без особых усилий часто перерастала в мысли о том, что добычу можно бы взять и не с моря, а у тех, кто позажиточнее. С лесными шайками в Гуране разбирались жестоко, но урок, как водится, впрок не шёл — рано или поздно появлялась очередная вольница, чтобы какое-то время успешно пограбить, а затем — никого чаша сия не минует — окончить жизнь в петле или, если чуть повезёт, на клинке стражника.

Те, кто и сам еле сводил концы с концами, не любили поморников за их шальную удачу. Если подумать, никто из падальщиков ни в благородные господа, ни просто в зажиточные селяне не выбился. Рассказывали же люди всякое — и о снятых с утопленников кошелях, набитых золотом, и о целых кораблях с товарами, брошенных командой и, на радость поморникам, прибитых к берегу. Если бы хоть часть рассказов было правдой — но нет, все случаи внезапно обрушившегося на имперскую голытьбу богатства неизменно становились известны Тайной страже. И удачливый искатель береговой добычи сам не рад будет свалившемуся на него счастью.

В общем, наслушался он всякого — и пришлось потратить немало усилий, чтобы вычленить из этого вороха злобы, зависти, презрения и отвращения зёрнышки полезной информации.

И вот они у цели. Если верить этим «зёрнышкам», в паре часов конного пути от этого тихого зелёного холма находилось поселение поморников, одно из самых больших на побережье. Там могут что-то знать…

— Ангер, расскажи мне о поморниках.

— Что именно?

Он понимал, что знания девушки о цели их странного и не вполне законного путешествия были более чем ограничены. Большая часть разговоров с селянами проходила без её участия. Вовсе не потому, что Таше это было не особо интересно — хотя да, расспросы всяких торговцев, пастухов, трактирщиков и прочих её не привлекали. Просто Блайт искренне верил — и весь прошлый жизненный опыт лишь служил тому подтверждением — что он куда лучше орденской волшебницы способен вести разговор с гуранцами. Хотя леди Рейвен и говорила на местном наречии без акцента, не определить в красавице благородную даму мог разве что слепой. А с благородными да богатыми — какой разговор, сам не знаешь, когда виноватым окажешься. Блайт, в отличие от своей спутницы, умел становиться — или, что вернее, казаться — разным. Умел войти в доверие, развязать пустую болтовню ни о чём, невзначай перевести русло беседы об урожае, погоде, местных сплетнях… поморниках тех же.

— Что захочешь, — зевнула она, закидывая руки за голову. — А можно и не о них. Расскажи о чём-нибудь, ладно? Как тогда…

Уточнять она не стала. Ангер и сам вспоминал плавание вдоль северных берегов Инталии как нечто… не то чтобы волнующее, но вызывающее в душе странную смесь печали, сожаления, нежности. Ему было хорошо там, на грязноватой палубе шхуны, пропахшей смолой, солью и непередаваемо гадким грогом Ублара Хая. Ему нравилось рассказывать Альте и её спутнице (если положить руку на сердце — особенно спутнице) сказки, очень похожие на правду, и правдивые истории, весьма напоминавшие сказки. Хорошее было время. Может ли оно вернуться?

Он закрыл глаза, и вдруг увидел, словно наяву — полутёмный зал, пылающие в камине дрова, ребёнок на широкой постели, закутавшийся в одеяло и, с выражением восторга и страха на лице внимающий очередному повествованию. А рядом с кроватью, в глубоком мягком кресле, сидит он, Ангер Блайт, сильно постаревший и слегка обрюзгший, но ещё крепкий. И любуется этим ребёнком, таким странно знакомым, таким щемящее дорогим.

Он мотнул головой, отгоняя видение. В пророческие картины Ангер не верил, хотя если судить по некоторым сохранившимся с древних времен обрывкам рукописей, на том же Зоран-да-Эммер пытались разработать магию предвидения, вроде бы и были какие-то успехи. Но тайны Академии ушли под воду в годы Разлома, а нынешние «знатоки», в том числе и пресловутые Творцы Сущего, куда более озабочены вещами прозаическими. Вроде замков, дарующих бессмертие и отнимающих свободу на весь этот бесконечно долгий срок.

— Поморники… говорят, они обосновались здесь в незапамятные времена, чуть ли не в год Разлома. А может, всегда здесь жили, только однажды море, до этого далёкое и незнакомое, вдруг оказалось у порога.

Таша слушала, блаженно закрыв глаза — и ей самой непонятно было, интересна ей история или просто доставляет удовольствие слушать голос этого мужчины. Пожалуй, и то, и другое.

— После Разлома море выносило на берег много ценного. Там, — он махнул рукой в сторону бьющих о берег волн, — под водой скрыты великие города. Кинт Северный был большим селом, что бы там южане не утверждали. Во всяком случае, если сравнить его с Кинтом, столицей. Были и другие страны, города, сёла… их поглотило море, но часть добычи вернуло. Сюда, на эти берега. Потом вода перестала выбрасывать на берег ценности, но память осталась. И поморники остались. Они всё ждут, что прежние времена вернутся, и море снова начнёт щедро одаривать их.

— Вечно ждать милости Эмиала? Или они поклоняются Эмнауру?

— Хм… это интересный вопрос. Поморники чтят обоих братьев-богов, но более всего они верят в удачу. По мнению поморников, боги — они боги и есть, дела их странны, пути неисповедимы, мысли и желания смертным недоступны. А удача — она вроде бы как сама по себе, подмигивает тем, кто ей по нраву. Поморники уверены, что именно они — истинные дети удачи, и готовы ждать её благословения всю жизнь.

— Они правда живут лишь тем, что приносит море?

— Это лишь разговоры, Таша, — усмехнулся Блайт. — Посуди сама, можно ли прокормиться самому иподнять семью, тупо сидя на берегу и ожидая, когда к твоим ногам выбросит мешок с золотом. К слову, золото плохо плавает, если ты не знала. Они рыбачат, разводят коз, возятся с огородами… а потом, переделав неотложные дела, бродят по берегу и ждут удачи. Что найдут — пытаются пристроить в хозяйстве или продать. Бывает, что и налоги платят. Его Величество, как и прежние властители Гурана, к поморникам относится как к эдаким слегка сумасшедшим. Пользы мало — так и вреда никакого. А у пиратов, к примеру, поверье есть. Когда удача поворачивается к тебе лицом, когда удается взять хорошую добычу — найди бутыль, сунь туда несколько монет, каких не жалко, запечатай поплотнее горлышко и брось в воду.

— Дань богам?

— В какой-то мере и так, но по старым традициям — для поморников. Среди пиратов их, кстати, не так уж и мало встречается. Мол, пусть удача сама направит бутыль к тому из падальщиков, кто этого более прочих заслуживает. Да, имей в виду, слово «падальщики» для них оскорбление. Но вообще, что бы там ни говорили местные сервы, поморники — народ довольно благодушный. К примеру, есть у них поверье, что чужестранец, пришедший в дом, может вызвать благорасположение удачи. Если его, чужестранца, встретить по-доброму. Здесь тебе дадут еды и не попросят денег, разве что сама предложишь. Не откажутся, кстати. Случайно пришедшие монеты, пусть и несколько медяшек, это ведь тоже удача, дар судьбы. Но накормят и бесплатно… а много ты знаешь людей в благодатной Инталии, что пустят в дом сироту? Накормят нищего — не за благословение, а просто так… Поделятся добром с погорельцем или на просьбу о ночлеге сначала скажут «проходите в дом», а не объявят цену?

— Попрошайки в Торнгарте не бедствуют, — буркнула Таша, прекрасно понимая, что брошенный Блайтом упрек, пусть и не адресованный лично ей, в целом верно отражает суть инталийцев. Люди, живущие под властью Ордена и Обители, на словах часто были истинными приверженцами светлого бога, но на деле… достаточно вспомнить детство Альты — никто из селян не усомнился в своём праве сваливать на сироту любую работу, «сердобольно» расплачиваясь горбушкой чёрствого хлеба.

— Они нигде не бедствуют, — улыбнулся Ангер. И замолчал.

Да, его слова были верны — только что толку обвинять инталийцев в чёрствости, если и остальные вели себя точно так же. Разве что у индарцев в ходу были старые понятия о гостеприимстве. Но и там, в стране, живущей лишь за счёт клинков и крови своих детей, благотворительность давно ушла в прошлое, оставив о себе лишь смутные воспоминания. Голодного и замёрзшего путника не прогонят палками, не спустят собак — но и на особую щедрость хозяев несчастному рассчитывать не следует. Пока не покажет монету.

Не самая удачная тема для беседы… Настроение было испорчено, а значит, время трогаться в путь. Видимо, и Таша почувствовала это — открыла глаза, несколько мгновений разглядывала небо — как это часто бывает, уже не кажущееся таким ласковым и красивым — и села.

— Пора?

Он коротко кивнул.

Поселение поморников оказалось совсем не таким, как Таша себе представляла. Собственно, все её представления были чисто умозрительными — Блайт, пока они петляли по узкой тропе, вьющейся по прибрежным холмам, рассказал о местных жителях довольно много, но лишь о них самих — а не о том, как поморники сооружают свои жилища. Она не спрашивала — гораздо интереснее было строить предположения и, затем, сравнить их с действительностью. Эта игра с самой собой доставляла Таше немалое удовольствие — несмотря на то, что итог был для неё зачастую проигрышным. Как и сейчас.

Богатые люди предпочитают каменные дома в два, три или более этажей. Многочисленные статуи, барельефы или, если средства не позволяют оплатить настоящую резьбу по камню, хотя бы лепнина. Люди с более скромным достатком, как правило, поселяются в добротных бревенчатых домах, часто тоже в два-три этажа. Чем выше расположены покои хозяина, тем больше уважения вызывает его жилище — считается, что лишь сервы и свободные из тех, кто победнее, должны жить у самой земли. Правда, в той же Инталии дом в два яруса в любом селе — редкость, разве что иной управитель себе такой позволит, да и то лишь после долгих просьб и разорительных пожертвований. И не потому, что денег не хватает, умный и в меру нечистый на руку человек немало может скопить — если не зарвется и, тем самым, не вызовет неудовольствия Ордена или жрецов из местного храма. Дело в ином — согласно традиции, Эмиал, даритель жизни и урожаев, благоволит плодам земным и самой земле. К тому же гордыня чужда слугам его… и сельские храмы часто строились всего в один ярус. А кому позволительно быть выше служителей светлого бога?

Но и простые одноэтажные жилища разными бывают. У одних дом более добротный, а кто ютится в убогой лачуге, где и выпрямиться в полный рост не каждый сумеет.

Именно это Таша и ожидала увидеть у нищих поморников. Землянки, отапливающиеся «по-чёрному», ладно если с одним-двумя подслеповатыми, затянутыми бычьим или рыбьим пузырем окошками в несколько ладоней…

Поэтому увиденное её поразило. Поморники жили в норах.

Весь берег был изрыт рукотворными пещерками, напрочь лишенными какого-либо намёка на окна, зато снабжёнными надёжными дверьми из грубых, выбеленных морем досок. Местами — она могла бы в этом поклясться — в качестве дверей использовались куски корабельной обшивки, а то и настоящие двери, с позеленевшими от времени бронзовыми ручками и обивкой, явно когда-то закрывавшие каюты капитанов или офицеров на давно ушедших в историю судах. И ещё бросалось в глаза полное отсутствие заборов — видимо, и это было частью странных верований поморников. Что-нибудь вроде — не отгораживайся от удачи, иначе пройдет мимо и найдёт более гостеприимный дом…

Почти все жители пещерной деревни, не занятые работами на своих крошечных огородиках или не ушедшие в море, высыпали из нор встречать гостей. Таша ловила на себе десятки взглядов — заинтересованных, любопытных, ждущих. Каждый надеялся — именно в его дом войдут чужестранцы и, кто знает, вдруг да приведут с собой благоволение судьбы. Привыкшая к относительному достатку жителей Инталии или показной скромности гуранцев, Таша была поражена убогостью одежды — правда, некоторые обноски, в которых щеголяли поморники, в далёком прошлом были богатыми нарядами из дорогой ткани. Несомненно, «дары моря» — безжалостно снятые с прибитых к берегу волнами тел или извлечённые из удержавшихся на плаву сундуков.

Спешившись, Блайт приступил к расспросам. Его интересовали события десятилетней давности, но рассчитывать на то, что путникам повезёт найти требуемую информацию в первом же поселении, не приходилось. С другой стороны, поговаривали, что известное одному поморнику рано или поздно становилось известно и остальным. Здесь было мало развлечений, слухи да сплетни, вот, пожалуй, и всё. Примерно через полчаса люди начали расходиться, уяснив, что чужестранцы прибыли не к ним. Оставшиеся, получив по паре медных монет, охотно просвещали Блайта по части стариков, помнящих былые времена. Как оказалось, таковых в поселении было немного — а ещё точнее, двое, муж и жена, вырывшие себе нору в здешних холмах ещё «при прежнем Императоре». Речь поморников для понимания была довольно тяжёлой. Таша, хотя и владела гуранским в совершенстве, понимала из сказанного разве что половину. Хорошо хоть Блайт таких неудобств не испытывал.

Ещё несколько медяшек, и странникам указали на вход, перекрытый на удивление добротной, из плотно сбитых досок дверью, отделанной красной медью. По словам поморников, Бельга-хозяйка была в доме — давно уже не выходит, ногами мается, но зажиточна — в былые времена судьба ей улыбалась достаточно часто. Да и муж её, даром что совсем уж выжил из ума, но по-прежнему рукастый и добычливый. И козы у стариков получше, чем у многих, и улов иным на зависть, и урожай с огорода собирают такой, что впору подумать, а уж не поселилась ли в той норе сама удача. Средь сказанного явно сквозила и зависть, и застарелая… нет, не ненависть — скорее просто нелюбовь к более успешным соседям. Вот и гости к ним пожаловали, ещё больше, видать, удачу привадят.

В доме… нет, в норе было довольно темно. Две плошки-светильники с рыбьим жиром со своими обязанностями справлялись плохо, к тому же распространяли вокруг себя тяжёлый неприятный запах и наполняли спёртый воздух копотью. Нора оказалась на удивление глубокой и просторной, хотя и захламлена была чрезвычайно. Повсюду лежали, стояли, висели вещи, которые должны были, по всей видимости, символизировать богатство и достаток хозяев, но, на взгляд леди Рейвен, представляли собой никому не нужный хлам, изрядно подпорченный временем.

Владелица этого жилища и в самом деле была стара. В неверном свете плавающих в жире фитилей была видна изрытая морщинами и усыпанная бородавками кожа, спутанные седые волосы и скрюченные болезнью пальцы. Ноги у старухи больше напоминали наполненные водой бурдюки — огромные, опухшие, практически неподвижные. Таша ощутила, как волна мороза пробежала по коже — хозяйка дома была вполне достойна того, чтобы ею пугали детей.

— Был ли лёгок ваш путь, добрые странники? Устали ли с дороги? Имя мне Бельга, да вам уж и сказали, не иначе. Мой дом — ваш дом, старик-то мой, Матис, снеди какой соберёт, а завтра и козлёнка зарежет, ради дорогих гостей ничего не жалко. А коли дела у вас — так отдохнёте и о делах поговорим. Как козлёнка Матис на стол подаст, так и поговорим.

Голос старой карги вполне соответствовал облику, хрипло-скрипучий, лишённый и намека на мягкость. Но следовало отдать ей должное, говорила она почти правильно, не проглатывая отдельные звуки и части слов, как её соплеменники, фразы строила понятно… не иначе, не вся её жизнь прошла в этой норе. Слова она выплеснула на одном дыхании, словно опасаясь, что гости попытаются прервать её, а то и уйти, унося с собой пришедшую было в дом удачу.

При мысли о том, что придётся ночевать в одной из этих рукотворных пещер, Ташу передёрнуло. Куда лучше было бы устроиться на свежем воздухе, пусть по-походному, завернувшись в плащ. Но Ангер успел объяснить молодой волшебнице особенности местных нравов.

Каждый раз, произнося слова «законы гостеприимства», человек подсознательно представляет себе, что именно он на законных (вернее, на традиционных) основаниях может получить от хозяев. Кров и стол, уважение и внимание. Говорят, в далёком прошлом, до Разлома, в Кинтаре и в других, более южных землях, гостю предоставлялась не только лучшая еда, но и кто-то из хозяйских дочерей, а то и жена — дабы согреть постель и ублажить путника после тяжёлой дороги. Об этой традиции в Кинтаре давно и прочно забыли… хотя, если хозяин богат, а гость ему и в самом деле чем-то особенно дорог, в согревательницах постели недостатка не будет. Правда, не из семьи хозяина.

Но законы гостеприимства на то и законы, чтобы определять обязанности обеих сторон. Так, гость не имел права поднять оружие на приютивших его. Происходило-то это сплошь и рядом, случалось, что пущенный на ночлег странник исчезал с утра, оставляя в доме трупы хозяев и унося с собой нажитое ими добро. Но те же ночные братья, для которых жизнь человеческая, что своя, что чужая, не стоила и медной монеты, вполне были способны, узнав о подобном злодеянии, порешить виновного — даже если он окажется членом Братства. С другой стороны, просто забраться в дом и вырезать всех хозяев спящими в Ночном Братстве особым грехом не считалось.

Также гость обязан отвечать на вопросы хозяев — при этом, вообще говоря, лгать не возбранялось (боги с неодобрением относятся ко лжи, но что поделать — часто ли люди поступают так, как угодно богам?), а вот отмалчиваться не следовало. Новости иногда ценнее, чем несколько монет, а плата новостями не облегчает кошелёк.

А ещё гость обязан был придерживаться тех правил, которые приняты в приютившем его доме. Если хозяева садятся за стол с наступлением темноты — то можно лишь попросить еды, но нельзя настаивать. Если в доме не пьют вина, гостю придётся ограничиться водой или травяным отваром. Если возносят молитвы Эмиалу, то и жрец тёмного бога, скрепя сердце и скрипя зубами, воздаст хвалу его светлому брату, пусть и не от души.

Коли уж не принято говорить о делах сразу, с порога — придётся ждать.

Таша как никогда была близка к тому, чтобы плюнуть на всё, хлопнуть дверью и уехать из этого отвратительного места. Но сдержалась — и ради Альты, на тайну рождения которой эта поездка может пролить свет, и просто потому, что путь проделан достаточно долгий и теперь глупо испортить всё из-за брезгливости. Блайт же был сама любезность — поблагодарил хозяйку за гостеприимство, посетовал на трудную дорогу, пустился в долгие рассуждения о трудностях жизни… Девушка постепенно начала испытывать странное чувство — восхищение умением Ангера вести беседу так, как ему нужно, невзирая на потребности собеседника, и, одновременно, зависть из-за того, что ей такого мастерства, похоже, не достигнуть никогда. Правда, Таша обратила внимание на то, что Блайт не только не снял плащ в душном помещении, но, напротив, кутался в него так, чтобы стягивающая мягкую ткань пряжка всё время была на глазах у хозяйки. Испытав когда-то действие этого древнего амулета на себе, леди Рейвен не сомневалась — старуха расскажет всё, что пожелает гость, и добавит ещё столько же от себя. Вряд ли она что-то заподозрит — магия Формы действовала мягко и ненавязчиво, внушая расположение к собеседнику и готовность услужить ему.

А Ангер продолжал рассказывать о новостях Империи, постепенно переводя беседу в требуемое ему русло. Мол, пираты пошаливают, в море без хорошей охраны не выйти, да не всегда и охрана поможет, сколько надёжных судов исчезло без следа. Пиратам тоже достаётся, не так давно пропал без вести один из лучших кораблей адмирала Родана… Не находили ли поморники на берегу матросов с того судна? Нет? Да уж, море хранить тайны умеет, а кто смог окоротить головорезов Родана, того, пожалуй, сама удача лично обласкала, не такое уж простое это дело.

Старуха тут же поддакнула, что мол да, море — оно не к каждому добрым бывает, ежели удача отвернётся, то никакое мастерство не поможет. Вон, две недели тому, вышел старый Уно на лов, да со внуком своим, Катипом. Ведь вот же говорили старому пердуну — сиди на берегу, не любит тебя удача, давно уж спиной повернулась. Так нет, попёрся, дурень… увидел ящик в воде, решил, что привалило счастье… а закон древний забыл — то твоё, что на твой кусок берега выброшено, а плывущее добро трогать не смей, не ровен час — не твоя то удача, соседа. Ну, ткнул Уно веслом в ящик, а тот… уж никто и рассказать-то толком не может, Катип-то даром что малолетка, а до берега доплыл, только вот заикается всё время и говорит странное. Мол, как дед веслом-то — так и случилось это… лодка на куски, а деду хребет переломило, сразу помер. Ох, не зря ведь обычаи придуманы, не зря.

С тем, что обычаи надо соблюдать, Блайт согласился, заметив, что многие беды идут оттого, что люди про законы забывают, богов не чтят. Вот и в самой Империи неспокойно, какие-то люди бродят по лесам, странные люди, с чёрными, как смола, руками. Селяне их боятся — ну да в здешних местах черноруких вроде бы ни разу не видели…

Старуха дёрнулась так, что одеяло, укутывавшее опухшие ноги, соскользнуло на грязный пол. Таша мысленно усмехнулась — да, они явно приехали именно туда, куда следовало. О чёрных руках тут могут порассказать немало интересного… если захотят. Хотя кто сможет сопротивляться красноречию Блайта и магии его пряжки?

— Как же, не видали! — фыркнула Бельга. — Уж повидали мы тут, добрые господа, всякого повидали. Как Хен-дурак найду в дом привёл, так с тех пор его дураком-то и прозвали. Виданное ли дело, баба с чёрными руками. Люди-то терпели, сколь могли, а потом и прогнали Хена, мол, найда его от всех удачу отвернёт. И ведь оно как — самому-то Хену удачи и впрямь как не стало, то сеть порвет, то весло сломает. А на кусок его и вовсе ничего не выносило, вот и повадился Хен по соседним наделам лазать. Раз прогнали, другой. Потом, знамо дело, бить начали. Только он всё угомониться не мог. Ну а потом у Сифа лодка опрокинулась, а Сиф-то весло в руке чуть не с рождения держит. А что пьяный был, так то делу не помеха. У Мыски две козы в одночасье сдохли. А Шупа та вообще рыбу ела, да костью подавилась. И померла. Вот люди-то и решили, не иначе, как эта найда…

— Найда? — Блайт сумел-таки влезть в торопливый монолог. — Это имя такое?

— Да кто ж её имя-то знал, — изумилась старуха. — Найда — она найда и есть, потому как на берегу найдена. А говорить так толком и не говорила, только плакала поначалу. Хен-то обрадовался, дурень, да оно понятно — какая ж баба в его дом пойдет. А найда почитай и ничья, кто ж её спрашивать-то станет? А как дитё родилось…

— Хена дитё? — уточнил Ангер.

— Да этот дурак и сеть-то поставить толком не может, куда ж ему дитё-то сделать? Хотя, — хихикнула бабка, — дитё настрогать, пожалуй, и любой дурень сумеет. Да только не Хен, у него, небось, не токмо руки, а и то, чем детей делают, кривое. Та найда уже брюхата была, а Хен-дурак и рад — мол, стараться не надо, удача и бабу дала, и ребятёнку вместе с ней.

— У этой найды что, руки совсем чёрные были?

— Скажете тоже, господин, как же это чтоб совсем? По-первости пальцы токмо, там уж и по ладоням пошло. А как дитё подросло, так уж и до локтей добралось. Скажете — хворь, да только не так оно, добрый господин. Найда-то здорова была, и дитё здоровое вышло, только вот чернь эта… ну и говорить не говорила, а что спросишь — токмо головой болтает.

Поток слов прервал протяжный скрип открываемой двери. На пороге стоял, ссутулившись, худой старик.

— Матис! — завопила старуха так, что у Таши вмиг заболела голова. — Матис! Удача в дом пришла, гости добрые! Еду доставай, да пиво то, что с рынка привёз. Да побыстрее, Матис!

Убедившись, что старик принялся хозяйничать, Бельга снова повернулась к гостям.

— Старик-то у меня ещё ничего, глуховат только, но дело знает. Ну так о чём это я?

— О Хене и найде, — подсказал Блайт.

— А что Хен? Хен-то вокруг этой бабы ужом вился, да и понятно оно — лицом пригожа, да ещё и не говорит ничего, то ли мужику не в радость, а? — старуха захихикала, старательно подмигивая гостям. — Поначалу-то у них неплохо всё шло. А там как-то и… отвернулась удача от Хена. Сам-то он что, он и говорил, мол, баба та — его набольшая удача в жизни. А про удачу так говорить нельзя, обидится, уйдет. Ладно, от Хена отвернулась бы, а ведь и от других тож. Шупа опять же… виданное ли дело, от рыбьей кости помереть?

— Так говорите, уважаемая, что хозяйство Хена в упадок пришло?

— Да какое там хозяйство! — всплеснула руками Бельга. — Там и хозяйства-то не было. Домовина^[14] что у Хена, что у Болга, братца его непутевого, была плохонькая, лодка так и вообще. А сети, я вам скажу, дыра на дыре. Болг ведь от Хена недалеко ушёл, повадился вместе с братцем по чужим наделам шарить. Поговаривают, он и на найду поглядывать стал не по-братски, даром что у самого баба в домовине, да сестра ещё… а ужо что он с сестрой делал, то сама не видала, токмо люди зря говорить не станут. Вот люди и порешили — если уж из-за найды удача от нас ушла, пусть Хен вместе со своей чернорукой куда-нибудь тоже уйдёт. А Болг, дурень, нет чтобы сторону людей взять — начал за Хена заступничать. Его по горячности слегка помяли, да потом вместе с Хеном и выгнали. Купил он у меня конягу… да что там купил, почти задаром взял, по доброте моей. На телегу добро погрузил, да и уехал. Ну и Болг, ясное дело, с ним, да найда с дитёй, да болгова баба, да сестра их с мамкой. А вот же, господа добрые, как уехала найда, так и никто больше от кости рыбной не помирал, вот оно как…

— А когда Хен эту, как вы говорите, найду в дом привёл? — задала Таша вопрос, который уже давно вертелся на языке. Она всё никак не могла понять, почему Блайт не поднимает эту тему, и, в итоге, не удержалась. Заработав короткий, но довольно злой взгляд Ангера.

Выражение лица старухи мгновенно переменилось. Только что благодушный и, с некоторой натяжкой, ласковый взгляд вдруг стал холодным и колючим, сухие выцветшие губы сжались в ниточку.

— А зачем оно вам, добрая госпожа? — слова старуха произносила так, словно выталкивала их наружу с явной натугой. — Хен-то, может, и дурень, да только наш дурень, вот оно как. Поморник он, поморником жил, поморником и сдохнет, скажу я вам. Да только ежели он вам так нужон — так сами его и ищите!

Блайт мысленно застонал. Магия Формы — искусство древнее, но это отнюдь не означает, что оно необоримо сильное. Погни самую малость амулет Альты — и он никогда не вернётся к истинной владелице. Отколи хоть крошечный кусочек от талисмана, который сейчас покоился на его груди — и в один миг исчезнет созданный им образ. Пряжка его плаща убеждала хозяйку домовины доверять Блайту, развязывала её язык — но вмешательство Таши разрушило хрупкую вязь магии, вызвав обратную реакцию — теперь старуха упрётся и более не расскажет ничего.

По-доброму.

Он вздохнул, понимая, что в чём-то виноват и сам — следовало заранее определить свои роли в этом спектакле. Ну или хотя бы снять плащ и положить его между собой и молодой волшебницей, чтобы воздействие витого амулета хоть в небольшой степени затронуло бы их обоих. Сила внушённого доверия при этом оказалась бы заметно ниже, но всё равно необходимый результат, пусть и за большее время, оказался бы достигнутым. А теперь что-то менять поздно.

— Уважаемая Бельга, — он постарался придать лицу жёсткость, не имея ни малейшего представления, как эти эмоции отразятся на физиономии арШана. — Послушайте меня, уважаемая. Я рыцарь, эта леди — волшебница. Для нас не составит труда выжечь тут всё так, что и через десять лет никто не решится поселиться на мертвых холмах. Мы можем заставить вас говорить — против вашей воли. Магией или болью, как будет угодно. Но я предлагаю другой выход. Вы отвечаете на все наши вопросы, отвечаете так старательно, как если бы от этого зависела ваша жизнь. Кстати, именно ваша жизнь, жизнь вашего мужа, да и многих ваших соседей как раз от ответов и зависят. Если ответы мне понравятся — мы уйдём, никому не причинив вреда. И заплатим — серебром, не медью.

Старуха заскрипела зубами. Угрозы возымели действие, или звон ещё не полученного серебра смягчил её злобу, но постепенно раздраженно стиснутые губы с трудом растянулись в угодливую улыбку.

— Да, расскажу, добрые господа. Почему бы и не рассказать.

— Леди задала вопрос, — сухо напомнил Блайт.

— Да, благородная добрая леди… Матис! — внезапно заорала она и, дождавшись, пока из отнорка выглянет её муж, визгливо спросила: — Матис! Ну-тко, когда Хен-дурак найду в домовину приволок?

Старик почесал пятерней реденькие сальные волосы на затылке, затем почесал впалое брюхо, словно не был уверен, где именно располагаются мозги, и прошамкал:

— Найду, эта которая… которую Хен привадил, шо с руками?

— Да, её! — голосила старуха. — Когда-сь то было, ну?

— Дык оно… оно как раз… — старик снова принялся почёсываться, — как Сиф лодку новую купил, да! Хорошая лодка, Сиф за неё немало отдал, да.

— Ну хорошо, — снова не выдержала Таша и, повысив голос, спросила: — А Сиф этот твой когда лодку купил?

— Дык не мой он! — развел руками старик. — Это вы-тко путаете, добрая госпожа, да, путаете. Мой Саф, вон Бельга сама рожала, соврать-то не даст. А Сиф — он лодку купил, да.

— Матис, — зарычала Таша, едва сдерживая бешенство, — Когда Сиф купил лодку?

На лице старика отразилась истинная мука, видимо, процесс мышления доставлял ему немало беспокойства. Сухие пальцы снова принялись драть кожу, словно без расчёсывания думать было и вовсе невмоготу. Наконец, лицо старика просияло.

— Дык это… лодку-то, лодку-то Сиф купил как раз когда Хен-дурень бабу на берегу нашёл и в домовину приволок, да. А вот лодка, скажу я так…

Плохое настроение Блайта сдуло, словно шквальным ветром. Теперь он откровенно веселился, наблюдая, как рука Таши то скользит к эфесу шпаги, то судорожно сжимается в боевом жесте.

Мало найдётся в Гуране, Инталии и других государствах людей, не знающих счёта. Вот чтение да письмо — удел немногих, встречаются и благородные господа, не освоившие эту премудрость дальше трудного складывания слов из малопонятных им закорючек. Счёт — дело иное. Товар продать — сочти деньги. Обновку себе на ярмарке присмотрел — о цене спроси, да отсчитай, сколько нужно. Налоги сборщикам заплатить — и тут счёт нужен. Пусть долго, мучительно долго, загибая пальцы — но считать умел почти каждый. До десятка, до двух, а то и до сотни.

Только вот никто из поморников не считает годы. Помнят лишь события, затронувшие душу радостью, горем или иным сильным чувством. Как тот год, когда неведомый (и ныне утонувший по пьяни) Сиф купил лодку, предмет его личной гордости и, несомненно, зависти окружающих. В этом убогом поселении новая лодка, несомненно, была истинным сокровищем. Её и запомнили.

Так что волшебница зря теряет время. Ещё и потому, что требуемый ей ответ вполне очевиден — женщина, которую вынесло на берег, была беременна. А возраст Альты — в том, что именно она является дочерью чернорукой, сомнений уже практически не оставалось — в целом известен. Полгода, год важны, когда речь идет о «сейчас», о «недавно» или о «скоро», но так малозначительны, если разговор ведется о событиях более чем пятнадцатилетнего «когда-то».

Таша уже собиралась встать и выйти, от души хлопнув на прощание дверью (Блайт надеялся, что леди воздержится от метания фаерболов в этой пещере), но вдруг замерла.

— Говоришь, старуха, Хен у тебя лошадь купил?

— Дык, оно и так! — по всей видимости, бабка поняла, что доведённую до бешенства волшебницу дополнительно злить не стоит. — И лошадь, и телегу. Лошадь, оно конечно, старовата была, ну так телегу ещё тянула, а чего ещё Хену-то надо?

— Чем он заплатил?

В норе повисла долгая, тягучая тишина. Старуха смотрела на девушку так, как смотрят на самых своих злейших врагов. Видно было, что страх борется в душе Бельги с жадностью.

— Чем, чем… — она старалась придумать какую-нибудь скороспелую ложь, но ничего хорошего в голову не приходило. — Что было, тем, вишь, и заплатил. Да я ему почти за так отдала, что её не отдать-то, старая лошадь, да хромая на заднюю ногу, да и телега-то рассохшаяся, какая уж ей цена-то, медная монетка ей цена, добрые господа, одна лишь монетка медная, ну или две, ежели кому нужна телега-то.

Блайт мысленно поаплодировал волшебнице. Ах, какой хороший вопрос! И в самом деле, ведь не скажешь, что старая карга склонна к благотворительности, особенно к дурню, опорочившему себя лазаньем по чужим береговым наделам. Таких поморники часто гонят палками, пока сами не устанут, могут отобрать всё убогое имущество, а то и просто убить — нет у них более тяжкого преступления, чем попытаться перехватить кусок чужой удачи.

— Чем. Он. Заплатил? — медленно отчеканила Таша, извлекая из кольца на поясе шпагу. — Ну, живо говори!

Старуха вдруг зарыдала, мелко трясясь и подвывая. Сквозь слёзы, всхлипывания, и шмыганье с трудом пробивались обрывки слов, из которых следовало, что одна радость в жизни у Бельги была, да и то каждый добрый человек отобрать норовит, оставив её на старости лет ни с чем. И что истинно добрые люди, вообще говоря, последнее не отбирают, а ещё и сами на бедность медяшек горсть, а то и серебряшку-другую бабушке дадут, чтобы удача и к этим добрым людям по-хорошему отнеслась. Через несколько минут, убедившись, что причитания не оказывают на мрачную волшебницу должного действия, а шпага вот-вот перейдет от угрозы к непосредственному кровопусканию, старуха, дрожащей рукой, полезла под одежду.

На свет появился небольшой медальон удивительно тонкой работы. Крошечные рубины, оплетённые золотым кружевом, складывались в рисунок, напоминавший раскрывающийся бутон цветка.

— Интересно, — Блайт тут же выхватил медальон из трясущихся пальцев старухи и поднес к глазам, пытаясь в пляшущих отблесках масляных светильников разглядеть украшение. — Ох, как интересно-то получается, Таша. Не зря мы сюда приехали.

Поднявшись, он швырнул на колени хозяйки, всё ещё хлюпающей носом, несколько золотых монет.

— Вот, держи. Считай, удача пришла-таки в твой дом, Бельга. Этого золота хватит и на новую лодку, и на молодую лошадь, и на пару-тройку безделушек, подобных этой. И ещё… — он склонился над распухшими ногами старухи, привычно активируя «исцеление». Полностью болезнь не изгнать, но на какое-то время страдалице станет легче.

Несколько томительно долгих минут Бельга тупо смотрела на поблескивающие монеты. Она за всю жизнь ни разу не видела и одного золотого гура, а тут их — целых три. Только вот радость не осветила сморщенное лицо, не заставила заблестеть от счастья или от жадности глаза. Сухие пальцы коснулись тяжёлых кругляшей, собрали их в кучку, снова рассыпали по одеялу. Взгляда на гостей она более не поднимала, лишь пробормотала сквозь зубы:

— Уходи, недобрый господин. Ты принёс золото, а забрал радость. Уходи, нет от тебя удачи.

Блайт пожал плечами и вышел, придержав дверь для Таши. Та с наслаждением глотнула чистого, наполненного запахом моря воздуха, столь приятного после душной и воняющей прогорклым жиром норы, и непонимающе уставилась на спутника.

— Стоило грабить старуху?

— Стоило, Таша, ещё как стоило. Если бы пришлось отобрать медальон силой, поверь, я сделал бы и это, не задумываясь. И спасибо тебе, очень удачно ты спросила, клянусь Эмиалом.

— Что в нем такого особенного? Опять эта пресловутая магия Формы?

— Нет. Это просто золото и рубины. Вопрос лишь в том, кому этот амулет принадлежал в прошлом.

— И кому? Ангер, ради всех богов, не дразни меня.

— Эта безделушка — свадебный подарок одного юного баронета своей возлюбленной. Семейная реликвия, хранимая домом Шедаль чуть ли не со времен Разлома. Лишь супруге главы или старшего наследника рода дозволялось носить «рубиновую лилию». Драгоценность, продать которую не посмеет ни один истинный Шедаль.

Глава двенадцатая Унгарт Седьмой. Брон

Его Величество Унгарт Седьмой, Император Гурана, в одиночестве сидел за огромным столом в кабинете, отделанном синими гобеленами. Если бы случайному человеку вздумалось (и удалось) заглянуть сюда, то он решил бы, что Император всецело занят государственными, несомненно, крайне важными делами — груда бумаг веером рассыпалась на столе перед пожилым невысоким человеком в тёмно-синем камзоле, но уже долгое время ни одной из строчек не касался взгляд.

Финансовые отчёты, доносы об истинных или придуманных злодеяниях, слёзные жалобы, униженные просьбы, обоснованные и не очень претензии — всё это в данный момент ни в малейшей степени не интересовало Императора. Куда больше его беспокоило то, что и должно беспокоить истинного властителя — положение дел в принадлежащей ему стране. Сведения о том, что на самом деле происходит на просторах Империи, стекались к её полновластному Императору не только от верной, хотя в последние годы и порядком сдавшей позиции Тайной Стражи. У Унгарта были и свои источники, служившие кто за плату, а кто и по каким-то иным, часто не вполне понятным Императору причинам. Люди, которых Унгарт не понимал, считались опасными, но он признавал — страх и золото отнюдь не самый крепкий поводок, его легко разорвать угрозами или звоном монет. Дилану он не понимал, но доверял ей.

Очень скоро дверь откроется, и в синий кабинет войдет человек, ни малейшего доверия к которому Его Величество не испытывал.

Унгарт снова уставился в стену невидящим взглядом — мысли его стремительно уносились в прошлое. Когда-то союз между Императором, Триумвиратом и Ночным Братством казался единственно правильным — сила, магия и страх, вот те три камня, на которых покоилось величие Империи. Но с тех пор прошло много лет, и ситуация в корне изменилась, это признавали многие — но мало кто решался произнести свои мысли вслух. Ночное Братство, некогда вселявшее ужас в сердца людей, изрядно измельчало, хотя Старший Брат всё ещё пытался при случае подчеркнуть свою значимость. Но следовало признать, старик, задержавшийся на этом свете сверх всякого разумного предела, умел продемонстрировать Императору лояльность и готовность к сотрудничеству.

Иное дело — Юрай Борох. Безликие за века, прошедшие с момента заключения союза, времени даром не теряли, превратившись в реальную силу, способную, при случае, не только оказывать решающее влияние на имперскую политику, но и — от себя самого Унгарт этого скрывать не собирался — но и вершить эту политику самостоятельно, не оглядываясь на трон Империи. Борох не пытался построить заговор, но чем дальше, тем вернее чувствовалось, что власть потихоньку, по капельке уплывает из рук Его Величества.

И что можно сделать? Отправить войска, дабы стереть с лица земли Святилище, а вместе с ним и скалу, на которой оно построено? Вырезать всех, носящих чеканные маски? Брон — неприступная крепость, но сильна она мужеством защитников, а не только высокими стенами и прочными воротами. Чёрная гора, на вершине которой построена обитель Верховного Жреца, являлась крепостью сама по себе, а защитники… Да, воины могут отступить или устрашиться, но вряд ли угроза смерти способна сломить дух Безликих. А узкие коридоры, вырубленные в камне, так легко превратить в смертельные ловушки. Допустим, императорские воины смогут сломить сопротивление колдунов и некромантов, но что потом? Лишившись поддержки магии, Империя ослабнет настолько, что с ней перестанет считаться даже Кинтара. О, речь не о вторжении, Ультиматум Зорана надёжно защищает обитателей Эммера от тревог войны. Но есть и другие способы.

Нет, такой исход Унгарта ни в малейшей степени не устраивал. Ему требовались Маски — но покорные его воле и не претендующие на большее, чем истовое служение благу Империи. Причём служение так, как понимал Его Величество, а не согласно указаниям Юрая. Императору требовались и Ночные братья — но лишь в качестве клинка в его руке. Клинок не должен думать и действовать сам, он обязан подчиняться воле хозяина и неважно, захочет ли тот обагрить клинок в крови, повесить на стену или отправить в кузнечный горн.

Пока же всё складывалось не слишком удачно. Сила и золото уплывали из рук. Поговаривали — и эти слухи, перенесенные на бумагу старательными слугами, регулярно появлялись на столе Его Величества — что в тайных схронах Триумвирата золота куда больше, чем в императорской сокровищнице. Да и боялись безликих куда сильнее, чем императорских гвардейцев или, скажем, воинов Тайной, давно уже ставших для всех явной, Стражи.

Давая разрешение на использование алого свитка, Унгарт действительно рассчитывал нанести рыцарям Ордена тяжелейшее поражение, но не одна эта мысль заставила его нарушить древние, веками подтверждавшиеся договорённости. Он надеялся, что применение запретной магии бросит — проклятье, не может не бросить — тень на тех, чьим уделом магия и была, на надменных чародеев в тяжёлых масках. Увы, всё вышло по-иному. Призванный демон, использование яда — эти позорящие честных воинов деяния тяжким грузом легли на самого Императора и, в его лице, на Империю. Проклятый Юрай свалил вину за происшедшее на Консула, а кому подчиняется Тайная Стража? Известно кому… и можно на каждом перекрестке вновь и вновь зачитывать обвинение Консула Блайта в измене, да толку с того? Людям можно запретить говорить, вырезав самые длинные языки, можно запретить излагать свои мысли на бумаге, отрубив пальцы — если надо, то по самую шею. Только вот никому и никогда не удавалось ещё запретить людям думать.

И Дилана туда же… в иное время её блестящий ум, позволивший захватить без боя северную инталийскую цитадель, считавшуюся практически неприступной, оказался бы должным образом вознагражден. Но нашлось достаточно глупцов, усмотревших в происшедшем нечто, недостойное истинного рыцаря. Теперь кое-кто приравнивал ход леди Танжери, жестокий, но вполне оправданный, к позорным действиям, совершенным, якобы, Консулом. Кому служит леди Танжери? Императору. Кому служил Консул?

Да, Борох всё вывернул наизнанку, и Триумвират, вместо утраты влияния, стал сильнее.

Но теперь всё изменится.

Дверь приоткрылась, на пороге, чуть согнувшись, чтобы не ткнуться головой в притолоку, стоял воин в тяжёлых латах, не вполне уместных в узких коридорах дворца. Сквозь прорези глухого шлема с трудом можно было различить глаза. На кирасе, покрытой чёрной эмалью, словно пятно крови — огненный орел Гурана, знак имперской гвардии. Личная охрана Императора в основном носила лёгкие кольчуги, полагаясь не столько на прочность металла, сколько на умение владеть оружием, но традиции требовали, чтобы стражи у дверей Властителя пребывали в полном боевом облачении. Унгарт чуть заметно поморщился — да, некоторые традиции нельзя назвать полезными.

— Ваше Величество! Верховный Жрец Триумвирата просит об аудиенции.

— Пусть войдёт! — рявкнул Унгарт. — И чтобы ни одна живая душа не приближалась к двери.

Рыцарь чуть заметно шевельнул головой, что должно было означать кивок — толстый стальной бувигер, закрывающий подбородок, шею и верхнюю часть груди, не позволял ему склонить голову перед господином. И сделал шаг в сторону, пропуская в синий кабинет тщедушную фигурку в чёрной рясе.

— Тебя пришлось долго ждать, — вместо приветствия бросил Унгарт, внезапно ощутив, до какой же степени ему неприятен этот человек, старый и сморщенный, могущественный и хитрый. Вне сомнения — один из сильнейших магов Империи… хотя, пожалуй, не «один из», а просто сильнейший. Возраст давал о себе знать, но мастерство волшебника отнюдь не заключается в могучих мышцах или гордой осанке.

— Я только что получил ваш приказ, Император, — сообщил Юрай, по привычке опустив положенное церемониалом «мой».

— Хороший слуга знает о желаниях сюзерена задолго до того, как те желания осознает сам сюзерен, — ворчливо заметил Унгарт.

— Эту поговорку придумал ваш прадед, Император, — Юрай подошел к креслу и, дождавшись кивка Властителя, бережно опустил на мягкое сиденье свою старческую задницу. Затем, подумав, добавил: — Слуга, предвосхищающий желания господина, рискует отправиться на плаху, если ошибется с догадкой. Ибо только господин может знать, чего он на самом деле желает.

— Догадываешься, о чём пойдет речь?

Борох пожал плечами.

— Это нетрудно. О предстоящей экспедиции, не так ли?

— Так.

— Весь город только и говорит о ней. Я слышал, ваша драгоценная Дилана отправилась в Блут? Разумно ли возлагать ответственность за подготовку эскадры на женщину, пусть и фаворитку.

Император снова поморщился — этой темы он предпочел бы не касаться, но произнесенные слова требовали ответной фразы.

— Леди Танжери никогда не была моей фавориткой. Во всяком случае, в том смысле, который в это слово вкладывает толпа.

— В вашем голосе я слышу сожаление? — тон Бороха, с некоторой натяжкой, можно было назвать фривольным.

— Если б не твоя дряхлость, ты тоже мог бы испытывать подобные чувства, — отрезал Император. — Или слухи о том, что Юрай Борох предпочитает мальчиков, имеют под собой некое основание?

— Чернь любит наделять господ чертами, которые считает предосудительными, — равнодушно хмыкнул жрец, по устоявшейся традиции избегая смотреть в глаза Властителю и с преувеличенным вниманием разглядывая свои узловатые худые пальцы. — Чернь считает, что распространением подобных слухов она, в какой-то мере, делает великих… немного менее великими, приближая их, пусть и на толщину волоса, к своей ничтожности. Правда, некоторые при этом забывают о том, что длинные языки часто прокладывают путь в чертоги Эмнаура. Но давайте оставим в покое мои пристрастия и перейдём к делу. Император желает дать мне какое-то поручение? Чем Триумвират может помочь Империи?

Унгарт помолчал, гадая, как воспримет Борох дело, которое он намеревался возложить на жреца. В какой-то момент подумалось, что неплохо бы Юраю сейчас проявить открытое неповиновение — какой замечательный получился бы повод. Увы, не стоит на это рассчитывать, старый лис не только изобразит полную готовность услужить, но и непременно попытается извлечь из этого выгоду. Следовало отдать ему должное — извлекать выгоду Борох умел.

— Ты прав, жрец, речь пойдёт об экспедиции. Что говорят твои уши в Инталии? Что на самом деле задумал арГеммит?

— Ничего нового сказать не могу… — Юрай крутил пальцами, словно гипнотизируя сам себя. Он и сам задавался этим вопросом, проклятье, ему временами снились доверительные беседы с последним из истинно великих Вершителей, но и во сне Метиус, да покарает его воля Эмнаура, не открывал секретов. — На первый взгляд всё именно так, как и сообщала госпожа посол, эта молодая леди, испытывающая приятную глазу склонность к чёрной одежде. Рыцари снаряжают эскадру, она вот-вот отправится из Сурской гавани к нашим берегам. Корабли Круга уже в пути, но им понадобится время, чтобы обогнуть Кинтару, сейчас ветер дует с юга, и идти под парусом — не самый лучший способ быстро достичь цели. К тому же индарцы — более чем посредственные мореходы.

— Галеры не столь зависимы от капризов погоды, — кивнул Император, — но их мореходные качества оставляют желать лучшего. Хотя это неважно. Меня посетила странная мысль, быть может, Метиус нашел общий язык с индарскими рыцарями, и соединенный флот запада и севера попытается отправить имперские суда на дно?

Несколько тягучих мгновений Борох рассматривал эту идею со всех мыслимых сторон, затем покачал головой.

— Нет, не думаю. Я бы мог допустить подобное, если бы Инталию пучило от золота, лишь оно — в количестве, не поддающемся исчислению — способно переломить замшелые понятия Комтура о чести. Но сейчас Обители нечем платить за боевые клинья или за их корабли, Индар очень не любит морских сражений, если речь не идёт о поимке пиратов.

— Ну, допустим. Итак, Метиус думает именно то, что говорит, — Император не спрашивал, он просто размышлял вслух. — Не слишком достоверное предположение, этот старый негодяй говорит одно, думает другое, делает ещё что-то, но всё же допустим. Интересы Инталии лежат в южных морях. Вся эта сказочка о найденном бортовом журнале какой-то пиратской лоханки может вскружить голову искателям приключений, но мы должны более трезво смотреть на вещи, не так ли?

Борох промолчал, ответа Его Величеству сейчас не требовалось.

— Что такого важногоарГеммит на самом деле рассчитывает найти на юге?

— Я бы предположил, — старик по-прежнему не поднимал на Унгарта взгляда, — что речь может идти об уцелевшем после Разлома материке.

— А эта чёрная дрянь, якобы способная вселяться в людей?

— Какая-нибудь болезнь, — в голосе Бороха не звучало и капли заинтересованности. — Что можно ждать от тупого пирата, пусть и получавшего жалованье по спискам Тайной Стражи? Говоря откровенно, я не слишком верю и в южный материк, за прошедшие века хоть кто-нибудь сумел бы до него добраться, не мы — так пираты. А тайны обитатели Южного Креста хранить традиционно не умеют. Гораздо больше меня беспокоит иное. Не сомневаюсь, арГеммит страстно желает исследовать южные воды, но почему он решил собрать для этой цели объединённый флот? Белые рыцари вполне способны были отправить туда только свою эскадру… и делиться не потребовалось бы, что бы там ни обнаружили.

— Мы отправляли эскадру, — вздохнул Император.

Немало нашлось тех, кто прямо или завуалировано упрекал Его Величество в бесполезной растрате людей и кораблей, да ещё и в период подготовки к наступлению на западного соседа. Кое-кому пришлось укоротить язык. Одним хватило намека, другим — приказа, третьи замолчали навечно, остальные всё поняли правильно и заткнулись сами. Странно, как ещё и это давнее событие не вменили в вину Блайту. Ведь Консул был если и не инициатором экспедиции Текарда, то уж одним из явных её сторонников — наверняка.

— Три жалких галеры.

— Три лучших галеры, — отрезал Император. — И, безусловно, лучший капитан имперского флота.

Он помолчал, словно ожидая услышать возражения, но жрец, похоже, потерял интерес к воспоминаниям. Наконец, пауза стала слишком нарочитой, и Унгарт решил приступить к тому, ради чего он и вызвал Бороха к себе.

— Итак, очевидно, Метиус крайне заинтересован в исследовании южных вод. Настолько, что готов пойти на компромисс с Империей. Поэтому мне нужен человек, который сумеет контролировать ситуацию.

— У меня… — начал было Борох, но тут же осекся, прерванный хлопком ладони Императора по массивной столешнице.

— Я не люблю, когда меня перебивают, — отчеканил Унгарт. — Так вот, этот человек должен не просто приглядывать за представителями Ордена. При случае он должен сделать всё от него зависящее, чтобы результат этой экспедиции, каким бы он ни был, принес Империи больше пользы, чем нашим соседям. И я знаю лишь одного такого человека.

— Вы имеете в виду леди Танжери? — осторожно спросил Верховный Жрец, уже зная, какой ответ услышит.

— Разумеется, нет. Дилана незаменима, если необходимо отправить к Эмнауру какую-нибудь грешную душу, но политика — не её стезя. Она хороший исполнитель, но не более. Нет, Юрай, я хочу, чтобы именно ты был глазами и ушами Империи в этой экспедиции. А Дилана… при необходимости, она будет твоими руками и, если понадобится, твоим клинком.

— Это немалая честь, Император, но я бы предпочел, чтобы она досталась кому-нибудь более приспособленному к морским странствиям, — голос Бороха, обычно и без того тихий, сейчас звучал с такой натугой, словно старику приходилось прилагать массу усилий для выталкивания каждого слова из вдруг перехваченного горла. — В мои годы…

— Чушь, — стукнул кулаком по столу Император. — Таково мое желание, жрец, и так будет.

«Ну возмутись, — мысленно потребовал он от старика, стискивая зубы в приступе пока ещё сдерживаемого гнева. — Возмутись, наговори дерзостей, сделай что-нибудь такое, чтобы я имел повод отправить тебя на кол. Да и не будет кола, не будет, ты сдохнешь быстро и без мучений. Избавь меня от лишних хлопот, Юрай!»

Его надеждам не суждено было оправдаться. Борох не дожил бы до кресла Верховного Жреца и уж точно не сумел бы удерживаться в нём столько лет, если бы не ощущал тех моментов, когда любой результат спора будет повернут не в его пользу. Менее всего ему хотелось сейчас отправляться в море — да если на то пошло, вообще куда-либо отлучаться из Брона. Как паук, сидящий в центре сплетённой паутины и чутко прислушивающийся к малейшим дрожаниям почти невидимых нитей, Борох считал, что ради блага Империи, Триумвирата и своего собственного, он должен находиться именно здесь. Обычно ему удавалось управлять настроениями Унгарта, но сегодня старик нутром чувствовал, что любые возражения будут отметены, да ещё и вызовут гнев Его Величества. Учитывая некоторую напряженность в отношениях между троном и Триумвиратом, особо заметную в послевоенные годы, злить Властителя без нужды не стоило.

И потом… кое в чём Его Величество прав. Инталия рвется на юг, и Метиус рассчитывает отыскать там нечто воистину важное. Не полезней ли будет ему, Юраю Бороху, оказаться в нужном месте и в нужное время?

— Повинуюсь, Император, — старик склонил голову, почти уткнувшись носом в сцепленные пальцы. — Я отправляюсь немедленно.

— Срочности нет, — кивнул Унгарт, остывая. — Флот выйдет из Блутской гавани не раньше, чем через двадцать дней. Пока подойдут корабли Индара и Инталии, пока будут загружены припасы… Но запомни, жрец, я желаю знать всё, каждую мелочь. Что бы там ни стремился найти Орден — мы должны первыми увидеть это, оценить и решить, стоит ли… — он сделал паузу, и сурово добавил, — стоит ли кораблям Несущих Свет возвращаться в свои гавани.

Дверь за Верховным жрецом захлопнулась, и Император остался один. Раздраженным движением руки он смахнул со стола непрочитанные донесения и уставился в стену невидящим взглядом.

Два дня назад здесь, в этом кабинете, на том же самом кресле, с которого только что поднялся Юрай, сидела леди Танжери. И, точно так же, получала приказы, от которых была не в восторге. Что поделать, повеления, которые властители отдают слугам, редко доставляют тем радость — но чувства не должны мешать исполнению порученного. Иначе такой слуга становится обузой.

Унгарт не хотел бы считать Дилану обузой. Прошло много лет с тех пор, как он расценивал эту красавицу лишь как возможное украшение для своей постели, но забыть отказа Император не мог и поныне. Забыть и простить… и всё-таки, что бы ни говорили об Унгарте в народе (увы, редко чернь искренне с любовью относится к господам), превыше всего он ставил интересы Империи, а для государства Дилана была полезным приобретением. Ради этого стоило пожертвовать столь незначительными планами, как избрание новой фаворитки. Тем более, что к услугам Его Величества в любой момент были может и не столь яркие красавицы, но уж точно — куда более покладистые. Кто-то другой расценил бы полученный отказ как вызов, попытался бы обуздать непокорную волшебницу любой ценой — силой, золотом, почестями… или угрозами. Император отступил и считал, что выбор в тот момент сделал верный.

Немного было в Империи людей, на которых Унгарт мог бы положиться — Дилана была одной из них. Потому он и удалил её тогда, сразу после войны, в захолустье, на долгие годы. Чтобы не попалась под горячую руку — иногда и властитель оказывается несвободен, иногда его решения диктуют не личные симпатии или антипатии, а сложившаяся ситуация. Дилана осторожна, но до Унгарта доходила информация о некоторых её поспешных высказываниях, за которые кому-то иному грозила участь куда более серьёзная, чем просто временная ссылка. Ещё его раздражала некая связь между леди Танжери и Верховным Жрецом. Император знал, что Дилана получала приказы не только от него — как знал и то, что возможности отказаться волшебница не имела. Невыполнение приказа, просьбы или дружеской рекомендации Юрая Бороха означало, как правило, смерть. Умирать его подопечная не желала, и трудно было её за то осудить.

Три года ссылки не прошли даром. Юрай ни на мгновение не поверил, что леди Танжери окончательно впала в немилость и никогда не будет допущена к Его Величеству, но привязанная к своему поместью, волшебница временно стала для жреца бесполезной.

Правда, жрец ничего не забыл. Эта смехотворная идея о возвращении Блайта в новом облике… о, Император вполне допускал, что выстрел Диланы, сколь бы точен он ни был, поразил совсем не ту цель. И сам Блайт, и арГеммит — те ещё лисы, они способны увидеть ловушку даже там, где её отродясь не было, оставить для себя три-четыре запасных выхода и подстроить западню самому охотнику. Но вот в сказки про магию Формы верилось с трудом. Как и в то, что Блайт сунется в осиное гнездо, где найдутся десятки, если не сотни человек, способных узнать его при малейшей оплошности. Одно дело избежать гибели в Обители, находясь под защитой Ордена и отточенного ума арГеммита, другое дело уцелеть здесь.

Поэтому предположения Бороха Император расценил как попытку вбить клин между ним и Диланой, точнее, как возможность не допустить восстановления прежнего (по мнению Юрая — несомненно, утраченного) доверия. На всякий случай, он решил, что следует поддержать жреца в его устремлениях, поэтому на людях разговаривал с Диланой чуть холоднее обычного. Не настолько, чтобы это выглядело нарочитым, но достаточно, чтобы дать понять любому желающему — «клинок Императора» явно не в фаворе.

— Леди Рейвен настаивает на отбытии, — сообщила Дилана после необходимых приветствий, реверансов и очередного напоминания, что наедине она может обращаться к Унгарту по имени.

— Тебя это беспокоит?

— Немного. Ваш приказ насчёт вхождения в доверие трудновато будет исполнить, если я останусь здесь, а Таша отправится обратно в Инталию.

Император понимающе кивнул.

— Тебя ведь тяготит это поручение, верно?

— Пожалуй, — не стала увиливать Дилана. — Леди Рейвен мне глубоко неприятна. Я была бы не прочь положить букет на её могилу. Она испытывает ко мне похожие чувства, хотя, как мне кажется, первоначальный лёд мне удалось сломать. Таша — не слишком умная девочка, она ещё не научилась отметать аргументы, которые на первый взгляд кажутся неотразимыми.

— А ты?

— Ну… если правда мне кажется неприятной, я найду подходящую к случаю ложь. И наоборот.

— Подходящую к случаю правду? — ухмыльнулся Император. — А разве правда не всегда одна?

— Это как посмотреть, — пожала плечами Дилана. — Я могу сказать, что вы великолепны в этом камзоле, Унгарт. А могу просто похвалить швею. И в первом и во втором случае сказанное будет правдой, но что из этого вам больше понравится?

— То есть, леди Рейвен ты говоришь…

— Практически одну только правду. Но так, чтобы она услышала лишь то, что необходимо мне… нам, Ваше Величество.

— И что удалось выяснить?

— Немногое.

Дилана рассказывала недолго. Император слушал, сравнивая её слова с тем, что удалось разузнать по своим каналам. Действительно, сущие крохи.

— А этот её телохранитель?

Волшебница нахмурилась.

— У меня нет доказательств того, что он — Блайт. И я не стала бы с абсолютной уверенностью утверждать обратного. Поведение этого юноши безупречно, он ни на шаг не отступает от роли такого же ярого служаки, каковыми себя мнит большинство этих гордецов в белых доспехах. Молчит когда следует молчать, говорит лишь после её разрешения, в меру неловок и не в меру услужлив.

— Но что-то тебе не нравится, не так ли?

— Не могу сказать, что именно, — вздохнула Дилана. — Просто странное ощущение, что бродячие комедианты исполняют хорошо отрепетированную пьесу. Придраться не к чему, но и веры особой нет. Я бы хотела присмотреться к этому юноше поближе, если Ваше Величество понимает, что я имею в виду. Но стремление Таши уехать путает все мои планы.

Унгарт любовался этой женщиной — сейчас, чуточку раздраженная и немного уставшая, она была по-особому красива, практически неотразима. Он был убежден, что пожелай леди Танжери, и у её ног окажется почти любой. А Блайт… забавно, но вот если сей юноша отвергнет притязания леди Танжери, это будет скорее свидетельством в пользу того, что старый жрец кое в чём прав. У мятежного Консула достанет разума и мужества, чтобы не соваться в эту, кажущуюся такой влекущей, мышеловку.

— Пусть уезжает.

— Прошу прощения? — Дилана не поверила своим ушам.

— Пусть уезжает, — повторил он. — Знаешь, Ди, если то, что мне известно о леди Рейвен верно, она непременно окажется на каком-нибудь из орденских кораблей, которые войдут в состав эскадры. Ни Метиус арГеммит, ни сами боги не сумеют ей в этом помешать. Ты права, её нельзя назвать столь же мудрой, как Лейра Лон, или столь же сильной, как эта их новая Вершительница, Бетина Верра. Но уж упрямства у леди Рейвен хватит на десятерых. Я видел её глаза, экспедиция — идея Метиуса, это так, но его воспитанница и сама горит энтузиазмом не меньше старого хрыча.

— Как скажете, Унгарт, — Дилана явно была недовольна решением Императора, но спорить не стала.

— А для тебя есть другое задание, не отменяющее прежнего. Скорее, дополняющее его. Отправишься в Блут, к нашему флоту. Думаю, ты без труда найдёшь там кого-нибудь достаточно нерадивого, чтобы примерно его наказать и вселить в сердца остальных желание как следует делать порученную работу.

— С этим справится любой юнец из Тайной стражи, — Дилана выглядела обиженной.

— Да, справится. Но ты — «клинок Императора». Людям полезно знать, что рядом присутствуют глаза и уши их властелина.

— Можно подумать, я буду там единственными вашими глазами, — всё ещё пыталась сопротивляться леди Танжери.

Она знала, что её попытки заранее обречены на провал — Унгарт принял решение, и вряд ли найдётся нечто, способное заставить его пересмотреть свои планы. Другое дело, что об этих планах он пока толком и не обмолвился — на самом деле, не считать же «мудрым замыслом» отправку самой опытной в Империи убийцы на блутские верфи лишь для того, чтобы посадить на кол пару нерадивых слуг. И спорила она больше по привычке — дабы Император не забывал, что есть безмолвные слуги, готовые исполнить любую прихоть господина, а есть такие, как она — тоже готовые на всё, но с условием понимания не только самой задачи, но и её истинной цели.

— Да, — с явно демонстративной задумчивостью протянул Унгарт. — Да, ещё пара глаз и пара ушей там точно не помешают. Пожалуй, отправлю я туда одного нашего друга. Он, правда, уже немощен… но эти старческие глаза способны увидеть очень многое. Да и уши эти слышат едва ли не больше, чем все остальные в Империи. Включая, к сожалению, и мои.

Дилане потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, о ком идёт речь.

— Вы намерены заставить Верховного Жреца принять участие в экспедиции? — её голос против воли чуть заметно дрогнул.

— Недовольна?

Она усмехнулась.

— Пожалуй, в эскадре вряд ли найдётся человек, которому доставит удовольствие видеть Юрая Бороха на палубе имперской галеры.

— Ещё меньше удовольствия это доставит самому Юраю, — кивнул Император. — А теперь я хочу задать тебе один вопрос, Ди. Подумай и ответь — почему я хочу, чтобы Борох возглавил имперские силы в этой кампании?

Время от времени Император вспоминал про эту давнюю игру. Задать вопрос и наблюдать, как волшебница мысленно перебирает варианты, от очевидных до совершенно невероятных, примеривая их на Властителя. Иногда ей приходилось рассуждать вслух, но чаще волшебница раздумывала молча — как и сейчас.

Первое, пришедшее на ум, она отбросила сразу — не стоит задавать загадки в поисках банального ответа. А что может быть банальнее, чем идею перехватить у Ордена инициативу в последний момент, когда цель поисков обнаружена и пора решать, кому достанется приз. Вне сомнений, каждый капитан, да что там, каждый матрос на галерах будет твёрдо знать, что союз с Орденом остается союзом лишь до тех пор, пока впереди не замаячит очевидная выгода. Борох — как надзиратель? Как человек, способный удержать в узде экипажи пяти выделенных для экспедиции судов, собрать их в единый кулак и направить силу в ту точку, которая в наибольшей степени отражает интересы Империи? Пафосно и, вполне вероятно, истинно — но слишком уж предсказуемо.

Постепенно она перестала думать о Борохе-на-палубе и стала рассматривать проблему более широко. Борох-жрец-Триумвирата. Борох-вторая-сила-Империи. Вторая ли? Память услужливо подбрасывала обрывки услышанных разговоров, случайно пойманные взгляды, фрагменты прочитанных донесений, воспоминания о собственных ощущениях. И, постепенно, ей стало казаться, что она поняла желание Императора. Но сказать вслух?

Его Величество спокойно ждал, чуть заметно улыбаясь. Волшебница стиснула пыльцы в кулак.

— Вы хотите, чтобы он не вернулся.

Не вопрос, утверждение. Уже произнося эти слова, Дилана поняла, что угадала.

Унгарт молчал, только улыбка медленно сползла с его губ. Взгляд стал жёстким, колючим, холодным, словно вечный лёд на вершинах Срединного хребта. С формальной точки зрения то, что сейчас прозвучало в этой комнате, являлось государственным преступлением. Согласно древнему договору, Император, Верховный Жрец и Старший брат — три силы, равные среди высших и высшие среди равных. Никогда за прошедшие века не случалось, чтобы одна из этих сил явно нацелилась на уничтожение другой. Интриговать, перетягивать на свою сторону силы и средства, делать «заклятым друзьям» мелкие пакости — это практиковалось сплошь и рядом. Физическое устранение — совсем иное дело… Но иного выхода из сложившейся ситуации Унгарт не видел.

Сумеет ли Дилана выполнить эту миссию? Проклятье, если не сумеет она, то кому во всём Эммере подобное по силам?

— Да.

Короткое слово. Приговор. Интересно, а если прямо из дворца Ди отправится к Бороху? Разумеется, нет никаких доказательств и произнесенные слова — ничто, пустой звук. Не повод для войны. Но ведь жрец воевать не станет, в его арсенале достанет и других, куда более тихих, но вполне смертоносных методов.

— Да, Ди. Он не должен вернуться, и эту задачу я поручаю тебе. Яд, магия, сталь… способ — на твой выбор. Прости, если эта миссия кажется тебе невыполнимой, но такова судьба, приказы императоров редко бывают лёгкими.

— Я выполню любое ваше желание, мой Император.

Её голос был спокоен. Она и в самом деле собиралась сделать всё, чтобы достигнуть поставленной перед ней Его Величеством цели. Несмотря на то, что исполнители подобных приказов очень редко живут достаточно долго, чтобы кому-либо поведать о достигнутых успехах. И обратись она сейчас к Бороху — исход будет тем же. Есть тайны, знание которых подобно петле, накинутой на шею. Казалось бы — стой спокойно, не дергайся, и всё будет хорошо. Но рано или поздно ты ощутишь под ногами пустоту. С Императором, по крайней мере, есть шанс. С жрецом — ни малейшего. Борох, если узнает о готовящемся покушении, начнёт свою игру, в которой Дилана будет совершенно ненужным элементом.

— Если вернёшься с удачей, я выполню любое твоё желание, — голос Унгарта звучал мягко, резко диссонируя с по-прежнему ледяным взглядом. — Любое.

«Кроме как оставить меня в живых», — с какой-то отрешённостью подумала она. Хотя… кто знает, многие верят, что чудеса в этой жизни ещё случаются.

— Я вернусь с удачей, — она мгновение помолчала и добавила: — Я всегда возвращаюсь с удачей, мой Император.

Глава тринадцатая Дилана Танжери. Блут

Блут, строительство которого началось через сто лет после Разлома, являлся классическим примером прибрежной крепости, ориентированной на оборону гавани. Могучие стены с узкими бойницами и массивными машикулями, делавшими попытку воспользоваться штурмовыми лестницами заранее обречённой на неудачу, башни, верхние площадки которых были оборудованы тяжёлыми баллистами и дальнобойными катапультами — всё это смотрело в сторону моря, и пенные валы век за веком бились в неподатливые камни. Словно лишний раз подтверждая — именно море было, есть и будет единственной угрозой городу. Защитные сооружения со стороны суши были не столь впечатляющи, но и они способны были внушить трепет кому угодно.

Когда-то весь Блут был окружен стенами в два ряда. Не слишком высокая, но очень толстая и прочная внешняя стена насчитывала восемнадцать башен и способна была остановить практически любого противника. Другая стена возвышалась над внешней на десять локтей^[15], и включала в себя всего десять башен, зато очень высоких, уступающих лишь донжону замка, вздымавшемуся над землей на высоту почти на сто двадцать локтей. Расстояние между оборонительными рубежами было достаточно узким, едва разминуться двум телегам. Внутреннее пространство крепости, за исключением восточной части, отведенной замку коменданта и казармам гарнизона, занимали дома жителей города. Небольшие ворота, защищённые четырьмя привратными башнями и перекрываемые, в случае опасности, тяжёлой катарактой^[16], смотрели в сторону, противоположную морю. И у воды располагались особые ворота, также прикрытые массивными решётками. При необходимости, из тесного внутреннего рейда крепости вырывались несколько небольших, но очень ходких галер, предназначенных для преследования отступающего врага.

Но шли века, Блут разрастался, и его жителям становилось всё теснее и теснее в каменном мешке стен. И уже лет сто назад внутри цитадели не осталось ничего, связанного с мирными жителями. Лишь казармы, арсеналы, стрельбища и тренировочные площадки для мечников, стойла, кузницы, склады продовольствия и амуниции — всё, что необходимо крепости для обороны. Существенно расширили и внутренний рейд, сейчас Блут мог выпустить в атаку шесть галер — более чем достаточно против любого пиратского наскока. Ну, если не рассматривать в качестве противника белых рыцарей или, скажем, эскадру пресловутого адмирала Родана. Впрочем, Родан не сошёл с ума, чтобы кусать руку, которая его кормит — попытка атаковать Блут вызовет в Империи куда более опасный резонанс, чем захват одного-двух торговых кораблей.

Переместившиеся за стены крепости жители уже не могли теперь считать себя в полной безопасности. В случае серьёзной угрозы стены Блута приняли бы их, но жить «за стеной» и «у стены» — это всё-таки далеко не одно и то же. И у города появилась третья, самая новая и наименее надёжная стена, усиленная десятком бревенчато-земляных бастионов. Стеной это можно было назвать лишь с изрядной натяжкой — скорее, просто невысокий вал с двухрядным частоколом, пересыпанным землей и дроблёным камнем.

С точки зрения затрат, Блут дорого обходился императорской казне, если вспомнить, что за века, прошедшие после того, как на берегу удобной бухты был заложен первый камень в основание замка, никто не пытался высадиться здесь с враждебными намерениями. Стены ветшали и реставрировались, галеры крепостного флота время от времени отправлялись ловить пиратов или сопровождать караваны, а затем возвращались обратно, дабы окончить свои дни среди гниющего дерева и заплесневелой парусины. Покрывались зеленью бронзовые катаракты — или начищались до блеска, в зависимости от того, как очередной комендант относился к службе.

В народе Блут называли «ленивым рыцарем» — величественная, несокрушимая и практически бесполезная крепость. Хотя не будь Блута — кто знает, не захотели ли бы обитатели Южного Креста пощипать богатого северного соседа.

Дилана прибыла в город, когда небо уже засияло россыпью звезд. Волшебница пребывала в отвратительном настроении — разговор с Его Величеством никак не шёл из головы, к тому же она пока не имела ни малейшего представления, как сможет подобраться к всегда предусмотрительному и болезненно-осторожному Бороху.

Точка кипения была достигнута, когда хозяин лучшего постоялого двора, именовавшегося «Ветер странствий», кланяясь и потея от страха, принялся уверять блистательную госпожу, что ни единого свободного места у него нет, что и собственные комнаты он отдал господам, прибывшим в город накануне. Воины из эскорта леди Танжери (на эскорте настоял Император и Дилане лишь удалось ограничить число охранников одним десятком) быстро объяснили постояльцам, что для их спокойствия будет куда лучше, если сон придёт к ним в каком-нибудь другом месте. Шестеро вняли и торопливо покинули комнаты, не заикаясь об уже внесенной хозяину оплате. Двое заартачились… к сожалению, эти двое занимали лучшие покои постоялого двора, и пришлось ждать, пока служанки ототрут кровь с пола и заменят изгаженные ковры.

На следующий день Дилана нанесла визит на верфи, где проходили переоснащение галеры, предназначенные для участия в экспедиции. Либо работа и в самом деле велась из рук вон плохо, либо сказалась тяжёлая дорога и плохо проведённая ночь — несмотря на уверения хозяина в чистоте комнат, клопов в постели было достаточно — но «клинок Императора» осталась крайне недовольна положением дел. Пока двое здоровенных плотников, временно отложив дела, готовили подходящий по размерам кол, Дилана в самых любезных выражениях объясняла барону Лайну Септону, руководившему работами, всю степень его неправоты. Барон то краснел, то бледнел, исходил потом, время от времени начинал заикаться и всё никак не мог оторвать взгляда от заостренного кола, устанавливаемого прямо на пристани. Судя по бледности и мелко подрагивающим рукам, он не сомневался, кому именно предназначена эта штука. Если бы не остатки рыцарской чести, он уже давно упал бы на колени — о Дилане при дворе ходило достаточно слухов, один страшнее другого, и в её решимости добиться исполнения приказов Его Величества любой ценой барон не сомневался ни на миг.

На самом деле, сэр Септон был не так уж и виноват. Император поставил ему жёсткие сроки но, как и почти любой властитель, не стал задаваться вопросом, а выполнимо ли его повеление в принципе. Всего лишь месяц прошел с тех пор, как окончился сезон штормов. Верфи Блута — наиболее существенный источник доходов города — работали с полной нагрузкой, оказывая небезвозмездную помощь десятку судов, пострадавших от ударов стихии. Не далее как неделю назад в гавань вошёл изрядно изуродованный корабль — его матросы, отталкивая друг друга, кубарем скатились по трапу и принялись целовать грязные доски пристани. Шхуна «Макрель» чудом уцелела в стычке с пиратским шлюпом, потеряв половину команды, большую часть груза кинтарийских тканей, грот-мачту и бушприт. Три здоровенные дыры в борту, чуть выше ватерлинии, дополняли картину разрушений. Да и палубные надстройки пострадали настолько, что корабельные мастера, прибывшие для осмотра этой посудины, лишь цокали языками, мысленно подсчитывая барыши — ремонт предстоял нешуточный.

Это привело к тому, что запасы выдержанного строевого леса, парусины, бронзовых скоб, канатов и прочего совершенно необходимого для ремонта добра стремительно подходили к концу. И приказ Его Величества немедленно переоснастить сразу пять тяжёлых имперских галер обрушился на мастеров и, в первую очередь, на барона Септона, коменданта порта Блут, как снег на голову. Видит Эмнаур, барон делал что мог, но… но пара мешочков с монетами оказались слишком соблазнительной приманкой — два кинтарийских купца, торопившихся в Инталию, дабы предложить орденскому флоту прекрасную парусину по «слегка» завышенной цене, получили содействие барона в части ремонта их огромной четырёхмачтовой барки. Содействие означало лучшие материалы, лучших мастеров… а теперь, вероятно, будет означать ещё и сидение на колу.

Ну в самом деле, кто мог подумать, что Его Величество пришлёт с инспекцией это чудовище в столь прекрасном обличье.

— Я делаю всё, что в моих силах, леди Танжери, — он старался говорить твёрдо, с тоской осознавая, как же плохо у него это получается.

— Видите ли, барон, — сейчас голос леди был столь ж очарователен, сколь и её внешность, но от её слов Септона пробирала дрожь, словно от ледяного ветра, — Императора, как и любого человека, облечённого правом отдавать приказы, интересует не «я сделал всё возможное», а просто «я сделал». Не думала, что эта истина нуждается в пояснениях.

— Я… — он помялся, понимая, любые произносимые им слова лишь усиливают раздражение волшебницы. — Я не обману доверия Его Величества.

— Вы уже обманули его доверие, — ласково сообщила Дилана. — Как вы думаете, барон, для кого предназначен этот кол?

История о том, как леди Танжери заживо сожгла капитана имперской галеры, человека благородного происхождения и достаточно высокого положения, лишь за то, что тот посмел сказать ей слово «невозможно», давно стала достоянием гласности. Барон на свой счёт не обольщался, он был всего лишь комендантом порта и, следовательно, его статус в глазах «клинка Императора» был лишь чуть выше, чем у какого-нибудь корабельного мастера. А с точки зрения пользы для дела — так и ниже.

Он промолчал, хотя выражение глаз свидетельствовало о том, что мысленно Септон уже представляет себя корчащимся на колу.

— Я не собираюсь казнить вас, барон. Но если через пять дней первая из галер не будет полностью оснащена и готова к выходу в море, сюда приведут вашу жену. Если не поможет и это — детей. У вас их ведь трое, я не ошибаюсь?

«Интересно, — отрешенно подумал Септон, — а если я сейчас достану кинжал и попытаюсь выпустить леди кишки, успеет ли она или её телохранители меня остановить?»

— Итак, у вас, барон, есть пять долгих дней. Или шесть, если считать сегодняшний. Меня не интересует, как именно вы ими распорядитесь. Если вы попытаетесь собрать семью и бежать из Блута, я не стану вас преследовать, для этого найдутся более подходящие люди. Но рекомендую лучше вспомнить о приказах Его Величества и предпринять необходимые меры.

— Я сделаю… всё, — с трудом выдавил он из себя слова, которые леди ожидала услышать.

— Представьте себе, барон, я вам верю.

«Жирная свинья», — брезгливо подумала Дилана.

Страх, сочащийся из этого сломленного человека, не вызывал у неё удовлетворения. Рыцарь… да у любого из мастеров на этой верфи больше чувства собственного достоинства. Отправлять Септона в чертоги Эмнаура она и не собиралась, прекрасно понимая, что сейчас заменить барона попросту некем. Любой, назначенный на этот пост, будет нуждаться, как минимум, в некотором времени, чтобы вникнуть в записи и планы, назначить людей на первоочередные работы… в конце концов, на то, чтобы определить, какие из работ действительно необходимо исполнить раньше прочих. До отправления экспедиции ещё не менее двух месяцев, но это не значит, что с подготовкой кораблей можно тянуть. Каким бы трусом ни был Септон, он знает своих людей и своё дело — вот пусть и занимается им.

А у неё есть другие занятия.

Одна из забот торговца, желающего преуспеть на выбранном для себя поприще — чтобы заходя в его лавку, покупатель сразу понял, что прибыл по нужному адресу. Продавец тканей окружит гостя воздушной нежностью инталийского кружева, тяжёлой роскошью кинтарийских шелков и бархата, пышностью мехов, доставленных от самых ледяных предгорий Индара. Ювелир ослепит блеском золота и драгоценных камней, оружейник поразит воображение блеском отточенной стали, а кондитер — сведёт с ума соблазнительными запахами. Зайди в лавку — сразу поймешь, чем может угодить тебе её владелец. А заодно — достаточно осмотреться вокруг — догадаешься, какую цену придётся заплатить. Среди грубых подков, неуклюжего инструмента и кое-как скованных доспехов не найти клинка, достойного легенд. На прилавке, усыпанном медными украшениями, вряд ли обнаружится изысканно огранённый изумруд в оправе из красноватого кинтарийского золота. Если всё вокруг завалено рулонами грубой ткани и связками не лучшим образом выделанной кожи, вряд ли хозяин будет способен угодить гостье, к примеру, платьем из знаменитого на весь Эммер шёлка «южная страсть».

Эта лавка сразу навевала мысль о том, что её хозяйка дело знает. Тяжёлый запах снадобий и отваров, многочисленные склянки с цветными или прозрачными, словно слеза, жидкостями, густыми мазями, порошками и крошеными корешками, свисающие со стен связки сушёных трав и луковиц — всё это создавало неповторимую атмосферу, способную заставить затрепетать сердце истинного лекаря, а хворого — излечиться самому, лишь ступив в полутёмное помещение.

Да и хозяйка была подстать своему заведению. Сморщенная старуха, закутанная в теплую шаль так, что наружу выглядывали лишь крючковатый нос и внимательные глаза, тут же уставилась на человека, отворившего скрипучую дверь лавки и заставившего глухо звякнуть укреплённый над косяком медный колокольчик.

— Чего изволите, добрый господин? — голос старухи-травницы напоминал скрип несмазанной тележной оси. — Какая бы нужда ни привела вас в лавку Шамры-лекарки, я сумею помочь вашей беде, господин… ох, прошу прощения, госпожа.

Молодая, если судить по точеной фигуре и изяществу движений, гостья была одета дорого, что заставило сердце старухи затрепетать в ожидании барышей. Молодые не знают цены деньгам, а когда молодые ещё и богаты — так и подавно. Немало подобных девиц и женщин приходили к старой Шамре. И раньше, когда она была юна и не слишком умела, и потом, когда достигла зрелости и в годах, и в мастерстве. И особенно в последние годы — поговаривали, что старая лекарка продала душу демонам в обмен на искусство врачевания.

Брала она дорого. Правда, случалось не раз, что выслушав беду гостьи и увидев жалкую пригоршню меди в её тощем кошеле, старуха преисполнялась жалости и помогала, не требуя платы. Особенно, если несчастная посетительница, роняя на грудь слёзы, рассказывала, как неосторожно понесла от красавца воина, весёлого и щедрого моряка или от сладкоречивого менестреля, а муж… убьёт же, если только узнает. Таким старуха помогала с особой охотой — кому дитя извести до того, как увидит плод запретной страсти первый свет дня, кому — наполнить чресла старого мужа силой, дабы принял ребёночка как своего, а кому и извести того самого мужа, что стоит на пути истинной и прекрасной любви, благословенной самим Эмнауром. Или Эмиалом — знахарка не делала особой разницы между братьями-богами, в эти места она пришла из Кинтары, а там детям с рождения внушали, что есть лишь один бог, который истинно способен помочь человеку на его жизненном пути, и имя ему — прибыль. Шамру хорошо научили поклоняться этому богу, и она знала — если доброе дело и не принесёт монет немедля, оно непременно отзовётся в будущем. Ибо прибыль не обязательно измеряется серебром и золотом, иногда прибыток в том, что говорят о тебе. И кому говорят.

— Так чем может старая Шамра услужить благородной госпоже?

Лицо гостьи было укутано тонкой кисеей шарфа, волосы убраны под шапку из тех, что носят женщины торгового сословия, но Шамра-то видела — шапка эта, да тяжёлый плащ, что должен был бы скрыть от менее понимающего взгляда изящество точёной фигуры — всё лишь ярмарочный маскарад. Не хочет гостья, чтобы её видели входящей в лавку, да и хозяйке она, как часто бывает, тоже открыться не пожелает. Что ж, тем выше будет цена… старуха любила тайны, но лишь те, которыми владела сама.

— Говорят, у Шамры-лекарки можно найти любые снадобья? — голос также свидетельствовал, что гостья ещё молода, хотя и не столь юна, как знахарке показалось вначале. И этот голос не привык просить, таким голосом повелевают. Красивый голос. И знакомый, только вот не вспомнить… да и неважно это, мало ли женщин за эти годы переступали порог её лавки.

Перед мысленным взором старухи горстка серебра тут же сменилась увесистыми золотыми кругляшами. Да уж, женщина с таким голоском вряд ли станет расплачиваться жалкой медью или серебряшками. А что ей надо — угадать несложно. Старый муж зажился сверх положенного, соперница оказалась искуснее в постельном умении, любовник возомнил о себе невесть что или, опять же, плод греховной страсти начал зреть… за лекарством от обычной болезни не приходят, пряча лицо и таясь под покровом ночи.

— Люди зря не скажут, — мелко закивала старуха, — не являлась миру ещё та хворь, от которой в моей лавке не нашлось бы правильной травки, корешка или настоя. Чем услужить госпоже? Есть средства за бросовую цену, а есть и кое-что, достойное истинно благородных гостей. Присядьте, добрая госпожа, поведайте старой Шамре вашу нужду.

— Говоришь, твои корешки от всего излечить могут?

Старуха испытала лёгкое огорчение — неужели дело в заурядной дурной болезни? За такие лекарства она традиционно брала неплохую цену, но не золото же.

— От всего, добрая госпожа.

— И от жизни?

В лавке повисла долгая тишина. Да, к Шамре приходили и за таким лекарством. Во имя богов светлого или темного просили о помощи — и она помогала. Не ради Эмиала с Эмнауром, а во имя того, кого считала истинным богом. Ну и по доброте душевной — ведь известно, что иногда смерть одного приносит радость другому, так почему бы не наполнить этот мир капелькой чьей-то радости?

Только вот никто из ищущих вечного покоя для родственников, знакомых или врагов, не говорил об этом столь прямо и столь скоро, можно сказать, с порога.

В целом, яды в Империи никто и никогда не объявлял вне закона. Случись уважаемому человеку умереть смертью неясной и странной, за дело возьмется Тайная Стража, найдёт виновного и примерно накажет. Но можно ли винить за то знахарку, за десяток медяков продавшую сушеный красногнев, толченый корень волчьего семени или, скажем, настойку из молодых бутонов разлучника? С тем же правом можно наказать кузнеца, сковавшего клинок для убийцы.

Хотя вряд ли такая гостья удовлетворится красногневом или корешками златки. Благородные господа предпочитают что-нибудь эдакое… Может, предложить ей «тигриный глаз»? Цена высока, за всю жизнь Шамра ни разу не продала и самой малости этого демонического зелья, хотя и умела приготовить из перетертого в пудру камня с десяток разных настоев, способных скрываться в теле обречённого на смерть и день-два, и целую неделю.

— Жизнь тяжела, добрая госпожа. Иногда избавление от неё — благо. Госпожа, верно, знает, что иное лекарство, будучи применено без должного разумения, способно не столь исцелить страждущего, сколь…

— Я пришла сюда не затем, чтобы слушать всякую чепуху, — рука гостьи, затянутая в тонкую перчатку, ударила по столу, заставив многочисленные склянки жалобно звякнуть.

— Пусть госпожа скажет, что именно ей нужно, — снова мелко закивала Шамра, с опаской поглядывая на чуть не посыпавшиеся на пол баночки со снадобьями. Благородные господа не любят платить за ущерб, но так легко его наносят.

— Мне нужен состав, известный как «роса вечной разлуки».

Старуха вдруг ощутила, как холод скрутил её измученные годами кости. Этот состав никогда не требовали неверные жены, нетерпеливые наследники или иные охотники за чужой смертью, желающие при этом сохранить свою собственную жизнь. «Роса вечной разлуки», истинный цветок в кинтарийской науке о ядах, была составом столь же смертоносным, сколь и редко применявшимся. Прозрачная жидкость без вкуса и запаха убивала мгновенно. Жертва не успевала и понять, что отравлена — достаточно омочить губы в бокале с вином, и вот уже опрокинутая чаша катится по полу, а человек, державший её, бессильно сползает с кресла.

Кому нужна такая смерть? Истинное искусство отравления заключается в том, чтобы жертва ушла в чертоги Эмнаура спустя много дней после того, как примет яд — дабы знатоки из Тайной Стражи не смогли найти отравителя. А если кому-то хочется окончить собственные дни на этом свете — то и в этом случае предпочтительнее иное снадобье, дарующее, к примеру, сладкий сон, от которого уже невозможно проснуться.

Есть ещё случаи, когда яд наносится на клинок убийцы. Но и тут «роса вечной разлуки» не помощница, тут нужны иные яды, густые, прилипающие к стали, а то и — знахарка умела готовить и такие — пропитывающие боевой металл, делающие его воистину смертоносным. Подобных заказов почти не было, лишь однажды, несколько лет назад, к ней вот так же, в ночи, пришла женщина и потребовала изготовить «смерть чародея», редкий и очень сложный состав, давно забытый всеми, кроме истинных кинтарийских мастеров, передающих свои секреты из поколения в поколение. Таким мастером была бабка Шамры, открывшая внучке многие древние тайны. За крошечную склянку с густой зелёной слизью старуха тогда получила целую пригоршню золотых монет.

Шамра вздрогнула, затем внимательно оглядела гостью. Да, фигура похожа, и голос…

— Да, ле… добрая госпожа. Я, пожалуй, смогу изготовить нужный состав.

— Сколько тебе понадобится времени? — гостья или не заметила оговорки старухи, или только сделала вид.

— Самую малость, добрая госпожа. Сложно собрать необходимые травки и настои, а смешать — дело быстрое.

Знахарка торопливо принялась выставлять на стол многочисленные склянки с разноцветными жидкостями. Затем, вооружившись тонкой стеклянной трубкой, купленной не так давно у кинтарийского торговца аж за десять серебряных монет, принялась собирать капли разных настоек и отваров в один флакон, тщательно промывая инструмент после каждой склянки.

— Я слышала, — в голосе гостьи звучал лёд, — что «роса» прозрачна.

— То верно, благородная госпожа, — ответила знахарка, не прекращая кропотливой работы. — Но тайна в том, что смешав разные цвета, можно получить цвета новые, невиданные, можно получить чёрный, цвет милости Эмнаура… или же не получить цвета вовсе.

Очередная капля упала во флакон, и жидкость в нем, до того бурая и неприятная на вид, вдруг взбурлила и тут же опала, став совершенно прозрачной. Бережно заткнув сосуд пробкой, старуха с поклоном протянула его посетительнице.

— Вот, добрая госпожа. Это и есть «роса вечной разлуки», не извольте сомневаться. Зелье это, скажу прямо, дорогое, но ведь и редкостное.

— Я должна удостовериться, — качнула головой гостья.

Шамра сокрушенно пожала плечами.

— В моем доме нет ни кошки, ни пса, добрая госпожа. Мыши — они есть, как же без них, да только я слишком стара, чтобы их ловить. Ежели не подействует моё снадобье — приходите, монеты верну вам сполна, и зелье сделаю другое. Только ещё никогда и никто не жаловался на искусство Шамры.

Женщина взяла флакон и встала. Тонкая кисея шарфа легко соскользнула на плечи, предоставив старухе возможность увидеть лицо гостьи. Красивое молодое лицо. Она уже видела его когда-то, годы тому назад… когда поддалась искушению и проследила за той, что купила древний эликсир «смерть чародея». Проследила до самой таверны, где благородной госпоже довелось ночевать, а затем постаралась разглядеть лицо и узнать имя. Зачем? Она и сама не могла этого объяснить.

— Узнала, не так ли? — насмешливо поинтересовалась Дилана.

— Узнала, благородная леди, — старуха сгорбилась ещё больше, её руки мелко дрожали.

— В тот раз япожалела тебя, — Дилана неспешно извлекла пробку из флакона. — Ты дала мне то, что я безуспешно искала у многих знахарей и, как мне казалось, я щедро тебе за это заплатила. Но ты, старая дура, предпочла начать за мной шпионить. Следовало убить тебя ещё тогда, но всё что ни делается, делается к прибыли, так ли у вас в Кинтаре говорят?

Волшебница взяла стеклянную трубку, макнула её во флакон и протянула старухе.

— У тебя есть выбор. Ты можешь умереть с болью, в крови и в мучениях, путаясь в кишках, вывалившихся из твоего старого брюха. Или, если ты не лжешь и это в самом деле настоящая «роса», ты можешь уйти к Эмнауру быстро. Выбор за тобой.

Не было смысла уточнять, что выбери старуха смерть от ножа, итог будет тот же — сперва удар клинком, болезненный, но не смертельный, а затем — яд. Да Шамра и сама поняла, что не в её силах бороться с женщиной, чьим именем кое-где пугали детей. Дрожащие пальцы приняли тонкое стекло, но трубка остановилась, не прикоснувшись к губам.

— Шамра могла бы служить вам, леди. Только вам. Искусство старой Шамры…

— Видишь ли, старуха, мне уже не понадобится твоё мастерство. В этой склянке есть всё, что мне необходимо. А вот чего мне и в самом деле не хватает, так это времени, поэтому не задерживай меня.

В голосе Диланы сквозила самая настоящая горечь, и знахарка вдруг неожиданно для себя самой прониклась жалостью к этой женщине, молодой, богатой и могущественной, но, так же как и она, стоящей сейчас на пороге смерти. Для кого же предназначался этот состав? Травница усмехнулась и посмотрела на гостью без страха — какой смысл теперь бояться? Ей, старой знахарке, прожившей долгую жизнь, осталось существовать всего мгновение — а эта женщина уже видит свою смерть, чувствует и ждёт её. Она, воистину, достойна жалости — нет ничего хуже ожидания смерти.

— Тогда прощайте, леди.

Стеклянная трубка скользнула меж сухих, выцветших губ — и, мгновением позже, сморщенное тело старухи выгнулось в жестоком спазме и опало на дощатый пол грудой уже лишённой души плоти.

— Садитесь, — Дилана кивнула мужчине, и тот, чуть неловко отодвинув в сторону длинный меч, тяжело опустился в жалобно скрипнувшее кресло, с опаской поглядывая на стол. Как и любой рыцарь по обе стороны от срединного хребта, он имел некоторое представление о магии, потому вид склянок с цветными жидкостями, керамических чашек и прочего добра внушал гостю опасения. Оправданные.

— Леди желала меня видеть?

— Да.

Она замолчала. Молчал и рыцарь, ожидая, чего потребует от него блистательная леди Танжери. Вряд ли что-то хорошее — но о ней говорили всякое, и отказ повиноваться может привести к серьёзным последствиям. Горни Тайд не считал себя особо храбрым человеком, хотя и трусом, по большому счёту, не был. Осторожность — это не трусость, это лишь умение трезво взвешивать свои шансы и принимать решения, наиболее выгодные.

За его плечами были пограничные стычки, высадки на пиратское корабли, сражение со светоносцами в Долине Смерти, когда проклятые — это он часто говорил вслух, не особо размышляя над тем, чьи уши ловят его слова — маги выпустили на свет демона. Там, в Долине, Горни Тайд стоял в третьем ряду, его меч так и не успел толком испробовать крови и рыцарь не жалел об этом — пусть кампания не принесла особого дохода, но он жив — чего нельзя сказать о многих других, к примеру о тех, что лезли в разбитые ворота Торнгарта, когда эта тварь в белом платье изжалила всех вокруг своей проклятой кровью. Тайд видел, как падали люди, не способные укрыться и за толстыми щитами — а вот ему повезло и там, лишь одна, самая крошечная капелька задела плечо — рана кровоточила две недели и до сих пор боль иногда возвращалась. Слабая, едва ощутимая — но от этого не менее реальная.

Будь на то его воля, он сейчас мирно жил бы в своём крошечном замке, который и слова-то такого громкого не заслуживал. Скорее, просто каменный дом на холме, окруженный жалким подобием стены высотой в пять локтей, без рва и башен. Да уж, какой там замок… Но в том доме жили его отец с матерью, пошли им Эмнаур избавления от болезней, там ждала его жена и трое детей. Как было бы замечательно повесить меч на стену, к чуть проржавевшим клинкам его достаточно именитых, но не снискавших славы и богатства предков, сидеть у камина, пить подогретое вино и рассказывать детям о великих сражениях.

Увы, мечты прекрасны и заманчивы, но часто остаются лишь мечтами. Император приказал — и пришлось подчиниться.

Море Тайд не то чтобы ненавидел — скорее, просто побаивался стихии, которую невозможно подчинить воле человека. Море делает что захочет, а люди на хрупких корабликах, кажущихся жалкими и ненадёжными, притворяются, что именно они правят этой безбрежностью солёной воды. Тайд подозревал, что на самом деле море лишь играет со смешными и самоуверенными людишками, изредка позволяя их утлым суденышкам добраться до тихих гаваней — чтобы, отдохнув, люди вновь вернулись к этому забавному развлечению. А наигравшись, море забирает их себе — вместе с «великолепными» кораблями, «могучим» оружием и «необоримой» магией.

И вот теперь ему предстояло отправиться в плавание — да ещё в южные воды, о которых ходили самые дурные слухи. Впору молить Эмнаура о прощении — чем-то, видать, согрешил рыцарь, раз бог избрал для него столь неприятную и опасную стезю.

— Скажите, сэр Тайд, какой приказ отдал вам Император?

— Ведь это происходило в вашем присутствии, леди, — пожал он плечами. — Но если таково ваше желание, извольте. Его Величество приказал мне сопроводить вас, леди, в гавань Блута и, впоследствии, быть вашим телохранителем в предстоящей кампании.

Мысленно он усмехнулся, примеривая на себя незавидную роль телохранителя при этой в высшей степени неприятной особе. Красивой, влекущей до безумия — Горни в первые дни буквально пожирал леди Танжери глазами, ни разу не вспомнив об оставленной дома супруге, женщине может и не столь яркой внешности, но мягкой, доброй и преданной. Желание осталось, но теперь его было немного легче держать в узде, поскольку, узнав леди поближе, он научился не только хотеть её, но и бояться. В меру. Ну хорошо, не бояться, а опасаться.

Леди Дилана за считанные дни пребывания в Блуте умудрилась не просто испортить отношение с местным обществом — кое-кто её уже люто ненавидел, иные наверняка искали по тавернам желающих наполнить свои кошельки, отправив «императорскую подстилку» к Эмнауру. Проведя последний год в Броне и, по весьма полезной для здоровья привычке, держа глаза и уши открытыми, Тайд мог бы с уверенностью сказать любому, готовому выслушать, две вещи. Во-первых, леди Танжери, являясь фавориткой Императора, заслужила свой статус отнюдь не постельными игрищами. Ну или «не столько», ибо кто его знает, какие отношения связывают эту женщину с Его Величеством. Ходили слухи, что Унгарт добивался благосклонности красавицы, но получил отказ. Тайд не очень в это верил — леди, конечно, женщина опасная и безгранично самоуверенная, но Император — это, как ни крути, Император. Во-вторых, дразнить Дилану было куда опаснее, чем щелкать по носу раздражённого медведя.

Но если в столице к «клинку Императора» относились с опаской, то здесь, в Блуте, не очень-то верили, что изящная женщина с пухлыми губками, томными глазами и совершенно роскошными волосами, обрамляющими невыносимо прекрасное лицо, способна, не поморщившись, убить даже того, кто косо посмотрит в её сторону. Что уж говорить о несчастном, посмевшем не ограничиться одними лишь неприязненными взглядами.

Одно покушение уже было. Глупое, неподготовленное и закончившееся полным провалом. Теперь кол на верфи, поставленный для семьи барона Септона, не пустует — леди Танжери приказала казнить и того, кто попытался всадить ей в спину арбалетную стрелу, и всех членов его семьи старше пятнадцати лет. А это — пятеро… сейчас обречённые сидят в подвале замка и ждут очереди.

Не слишком приятно быть телохранителем у той, кого сам бы с удовольствием прирезал. Нет, сначала овладел бы ею, а затем прирезал. Тайд вздохнул — нет уж, лучше сперва убить, а уж потом, если желание не исчезнет… так куда безопаснее…

Мысли текли лениво, страх, который он предпочитал называть осторожностью, давно растаял. Леди сидела в кресле напротив него, её пальцы сплетались и расплетались вновь, образуя сложную и красивую фигуру, нежные губы что-то шептали, но рыцарь не слушал. Почему-то появилась мысль о том, что он, сорокалетний мужчина, так до сих пор никого и не убил… это ведь недостойно настоящего рыцаря… Веки словно налились свинцом и он закрыл глаза, так было гораздо приятнее. И спокойнее. Как хорошо сидеть, чувствовать идущее от камина тепло, слушать её голос, такой бархатный… мягкий…

Дилана откинулась в кресле и с несколько картинным изяществом промокнула кружевным платком выступившие на лбу капли пота.

— Вот же упрямец, — пробормотала она. — Положительно, в хорошем ударе по голове куда больше эффективности, чем во всех заклинаниях сна, вместе взятых.

Ей предстояла привычная, но всё равно тяжёлая работа.

Император дал ей телохранителей, но этого недостаточно. Ей нужны псы, верные до полного самоотречения, готовые убить не раздумывая и умереть с радостью. А убивать и умирать наверняка придётся. Допустим, свершится чудо и яд, бережно хранимый в стеклянном флаконе, всё же коснется губ Бороха. Сомнительно, но не исключено — суровый Эмнаур иногда снисходит до подобных шуток. Но останутся безликие, сопровождающие Юрая повсюду, чуть ли не в отхожее место. Глупцов при себе жрец не держит, им не составит труда найти виновницу — ну или, скажем, выбрать наиболее подходящую кандидатуру из тех, кто окажется рядом. Дилана знала, что при её репутации выбор масок будет совершенно очевиден. В одиночку она с безликими не справится, потребуется помощь — тогда и наступит черёд телохранителей исполнить долг.

Она вполне допускала, что и по возвращению в Гуран за её жизнь никто не даст и мелкой медяшки. Пожелает ли Его Величество сохранить при себе свою верную леди? Тем самым, оставив жизнь не просто убийце — свидетелю приказа, порочащего его императорскую честь? О том, чтобы скрыться в какой-нибудь дыре, затаиться, сменить имя и внешность, Дилана и не помышляла. Она вспомнила слова, сказанные Таше Рейвен — «иногда человек вынужден совершать нечто такое, что принесёт пользу его государству и его правителю, пусть это иссушает душу и отягощает совесть». Да, верно. Просто в этот раз цена окажется несколько выше.

В любом случае она предпочитала, чтобы решение осталось за Императором — а для этого необходимо выжить. И вернуться.

Дилана вздохнула и взяла тонкую кисть. Трудно наносить знаки на кожу головы, не удалив волосы, но она постарается. Не в первый раз.

Глава четырнадцатая Таша Рейвен. Южные воды

Жгуче-голубое небо светлело, опускаясь к горизонту, затягиваясь белёсой дымкой, и там, в невообразимой дали, сливалось с голубовато-зелёной водой. На суше никогда не сумеешь ощутить подобного — горы, деревья и дома заслоняют горизонт. Здесь же небо — вокруг тебя, сверху и снизу, со всех сторон…

И запах. Воздух пропитан солью и свежестью — это может в полной мере оценить лишь тот, кто больше привык к пыли степей, гнилому запаху болот, терпкому духу свежескошенного сена или пьяняще-сладкому аромату политого дождем леса. Приятные или дурные — всё это запахи суши, знакомые и понятные. Запах моря другой. Поначалу чужой — но сразу становящийся родным и близким, от него трудно отвыкнуть и ещё труднее его забыть. Моряки, оставив навеки палубы кораблей — вернее те из них, кому судьба не дала погибнуть в море — никогда не селятся в глубине суши. Только на берегу, чтобы до последнего своего дня слышать рокот прибоя и смотреть на пенные гребни.

Таша стояла на палубе «Светозарного», лучшего из кораблей, выделенных Орденом для участия в предстоящей экспедиции. Она не впервые путешествовала по морю, но лишь сейчас, вглядываясь в бесконечную синь, начала понимать, почему её старый знакомый Ублар Хай, несмотря на преклонные годы, так и не осел где-нибудь в спокойном местечке, не обзавёлся домом и садиком, женой и ребятишками… Хотя, насколько она помнила, у подобных Хаю морских волков в каждом порту по жене.

Скрип дерева, мерное хлопанье парусов, свист ветра в такелаже, плавное покачивание палубы под ногами. Звуки, раздражавшие поначалу, теперь стали привычными, и девушка практически не замечала их, полностью отдавшись морскому воздуху, необъятной сини вокруг и воспоминаниям.

Они прибыли в Сур за три дня до отправки экспедиции, и эти три дня стали для Таши настоящим кошмаром. Беседы на лезвии ножа с Диланой меркли по сравнению с тем, что устроила наставнице Альта, как только узнала, что для неё места на кораблях не предусмотрено. В ход пошло всё — скандалы, угрозы, шантаж, обещание «уйти из дома», вызвавшее ироничную улыбку Блайта — которому затем пришлось очень активно уклоняться от клинка, поскольку взбешенная девчушка пыталась испортить его камзол.

Аргументы Альта не принимала. Уговорам не внимала. Просьбы игнорировала. По прошествии трёх дней непрерывной войны, убедившись, что все её попытки переломить ход событий ни к чему не приведут, обиделась, замкнулась в себе и перестала выходить из комнаты. И провожать корабли на пристань не пришла — Таша до последнего верила, что вредная девчонка сменит гнев на милость и всё-таки попрощается со своей подругой-наставницей.

Хотя понять Альту было можно. Весь период пребывания в Гуране вопрос об её участии в морском походе не поднимался, словно считалось, что место на корабле среди воинов и магов Ордена — её законное и неотъемлемое право. Да Таша и сама так думала, не видя необходимости расставаться с воспитанницей, хотя и понимая, что дальний и опасный поход — не самое безобидное приключение.

Но всё изменилось.

— Право на титул?

— Довольно-таки слабенькое право.

— Я не понимаю… неужели Император допустит, чтобы какая-то девчонка, да ещё выросшая в Инталии, унаследовала имя и землю одной из имперских фамилий?

Таша покачала головой, всё ещё считая слова Блайта шуткой. Небольшой золотой медальон лежал на столе, и красноватые точки рубинов казались каплями проступившей на металле крови. Явись кто-то в Рейвен-кэр с претензией на право владения замком и гербом лордов Рейвенов… убивали и за меньшую наглость.

Блайт лишь усмехнулся.

— О земле не может быть и речи. Видишь ли, законы наследования в Империи столь же суровы, сколь и запутанны. Будь жив кто-то из Шедалей, хоть какой-нибудь шестой сын младшей наложницы внучатого племянника, рассчитывать на наследство не стоило бы. При дворце ведутся списки, где учитываются претенденты, в том числе бастарды и дети бастардов. Множество людей получают серебро за то, что выверяют и правят списки… и информируют людей, готовых платить, о побочных ветвях рода, которые однажды, при благоприятном для них стечении обстоятельств, вполне могут стать основными.

— И что, такая побрякушка является доказательством?

— Для начала поводом для разбирательства. Обычно у лордов хватает детей на стороне, мало кто откажется от случая скоротать время в компании симпатичной селянки или умелой шлюхи. Кстати, в веселых домах Гурана закон суров — ни одно дитя, зачатое шлюхой, не имеет права на жизнь.

— Жестоко, — поёжилась Таша.

— Возможно, но это необходимо. Переделывать имперские законы в угоду безопасности ребёнка никто не станет. А при определённых обстоятельствах и дитя, рожденное такой матерью, сможет претендовать на герб. Если позаботится о том, чтобы все идущие впереди наследники переселились в чертоги Эмнаура.

— В Инталии такое невозможно.

— Да, ваши лорды суют свой отросток в любую удобную щель, не думая о последствиях, — он понимал, что говорит непристойности, неуместные в обществе леди, но проведённое вместе время позволяло воздержаться от завуалированных и многословных намёков. Да и Таша не производила впечатления изнеженной благородной девицы, краснеющей по поводу и без оного. — Ещё лет через триста в каждом серве будет полчашки благородной крови.

— Благородная кровь чем-то отличается от обычной? — ехидно поинтересовалась Таша, прекрасно знавшая отношение своего спутника к гербам и титулам.

— Скажем, правами. Иногда — ещё и обязанностями, — парировал Ангер. — А ещё планами, которые вокруг этой капли благородной крови могут выстроить заинтересованные люди.

— У вас, — хмыкнула девушка. — В Инталии бастард может быть богат или беден, волею отца или собственной удачей, но титул…

— Зато Святитель имеет привычку раздавать титулы тем, кто лучше умеет лизать ему зад. Каждый второй инталийский род не способен насчитать и трёх поколений предков, имеющих право на герб. Но мы отвлеклись… Раут Шедаль, насколько мне известно, был единственным наследником, его отец не имел ни братьев, ни бастардов. Линия наследования по матери тоже прервалась, хотя что-то очень отдалённое и может отыскаться. Правда, Раута лишили титула по приказу Его Величества, но весь казус в том, что детей Шедаля-младшего никто ничего не лишал, они имеют все права.

— Что сделано с ним, можно повторить и с Альтой.

Таша и сама не понимала, почему пытается уже битый час спорить с Ангером. Что ею двигало? Зависть? Нет, род Рейвенов достаточно древний. Скорее раздражала мысль о том, что приняв наследство, Альта — баронесса Шедаль — окажется, помимо своей воли, на стороне противника.

— Для лишения титула нужен достаточно серьезный повод. Унгарт Седьмой считается справедливым правителем и лишение сироты относительно законного титула будет выглядеть непристойно. К тому же… видишь ли, Таша, чтобы лишить титула надо сначала его дать. А вот просто вычеркнуть из списка — такое не практикуется.

— А нож в спину сунуть практикуется? — окрысилась Таша, наконец сообразившая, что её больше всего беспокоит. — Тебе не кажется, что найдётся тот самый очень дальний родственник, который предпочтет прикончить сироту и наложить лапу на замок и титул?

— Я же говорю, о замке речь не идёт. После смерти титулованной особы наследник должен быть назван в течение года, в противном случае всё имущество отходит короне. Насколько мне известно, Его Справедливейшее Величество давно уж является полноправным и абсолютно законным хозяином земель, принадлежавших покойному барону Шедалю. И, как ты понимаешь, вряд ли захочет с этими землями расстаться. Но титул остаётся в учётных книгах — и вот на него-то и можно претендовать. Это будет просто титул, который можно добавить к имени. И герб, которым можно украсить дверцы кареты. Что-то вроде пропуска в высшее общество и признание относительной чистоты крови, не более того.

— И когда ты намерен потребовать от Императора утверждения прав Альты?

Блайт невесело рассмеялся.

— Я? Его Величество, узнав, что я пребываю в полном здравии, постарается побыстрее эту ситуацию изменить.

— Кто же тогда?

— Не знаю… время покажет. Может быть, арГеммит. Или ты. А пока что нам надо решить один очень важный вопрос — убедить Альту в том, что отправляться в экспедицию вместе с нами ей не следует. Слишком опасно. Перед ней раскрываются интересные перспективы и будет очень жаль, если всё пойдет прахом.

Волшебница вздохнула и поёжилась.

— Она меня убьёт…

Сейчас, стоя на палубе огромного фрегата, Таша вспоминала и этот разговор, и письмо, которое они с Ангером отправили Метиусу, приложив к краткому изложению истории баронета Шедаля размышления Блайта об имперских правилах наследования. И медальон — единственное весомое доказательство прав на древний титул. Если подумать — не такое уж весомое, как кажется, но арГеммит сумеет разыграть эту партию, если посчитает нужным.

— Мы приближаемся к Южному Кресту, леди.

Она чуть заметно вздрогнула, выныривая из омута воспоминаний. Капитан орденского флагмана подошел к ней и опёрся о планшир.

Этому человеку было лет сорок, и половину жизни он провёл в море. Или на берегу — но с желанием как можно быстрее вновь ощутить под ногами палубу корабля. Темер арГеш считался одним из лучших флотоводцев Ордена, на его счету было немало громких побед, а пираты ненавидели его больше, чем кого-либо другого из светоносцев. Была бы его воля — стяг с золотым диском Эмиала давно развевался бы над пиратским островом, но для того, чтобы штурмовать укрепления, сил эскадры Сура было недостаточно, а собрать воедино все боевые корабли Несущих Свет не позволяла осторожная политика, проводимая Вершителями. АрХорн, да пребудет его душа в милости у Эмиала, был отменным воином и превосходным полководцем, но считал, что твёрдая земля под ногами больше способствует достижению побед, чем немыслимое пространство, заполненное солёной водой. В этом он был неоригинален, на протяжении веков флот Инталии, достаточно сильный, чтобы отбить у любого противника желание вторгнуться на орденские земли с моря, занимался делами более чем прозаическими — сопровождал торговые караваны, доставлял к месту назначения официальных послов и охотился за пиратами.

После гибели арХорна и окончания войны, капитаны южной флотилии, включая арГеша, были уверены — лишившись достойной цели для своих клинков, Инталия обратит особое внимание в сторону бесчинствующих на море пиратов.

Увы, ожидаемого приказа не последовало. Метиусу арГеммиту не нужны были дополнительные потери и без того изрядно потрёпанного Ордена. Конвоирование торговых караванов, к тому же, приносило Инталии существенный доход — кто из купцов захочет развязать кошель, если угроза пиратского нападения сойдёт на нет? Но как же тоскливо вновь и вновь бороздить прибрежные воды, видя, как пираты, заметив корабли с бело-золотым флагом, торопливо уходят за горизонт, не желая вступать в заведомо проигрышную схватку. Поэтому приказ о подготовке эскадры к дальнему походу большинство капитанов, офицеров и простых моряков встретили с восторгом. А назначение арГеша, самого известного и удачливого из них, командующим и эскадрой, и объединенным флотом в целом (ох, кто бы знал, сколько сил стоило леди Рейвен убедить Его Величество Унгарта Седьмого в том, что раз идея похода принадлежит Инталии, то и командовать флотом должен непременно рыцарь Ордена) и вовсе вызвало общее ликование. По мнению как тех, кто отправлялся в море, так и остававшихся ждать возвращения эскадры на берегу, это назначение просто гарантировало успех кампании.

Отношения между Ташей и капитаном «Светозарного» как-то не сложились… Капитан был всегда отменно вежлив — правда, его привычка произносить «друг мой» в равной степени и в адрес рядового матроса, и в адрес благородной леди, Ташу порядком раздражала. Наверняка и перед тем, как перерезать глотку очередному пирату, арГеш выдаст что-нибудь вроде: «Такова жизнь, друг мой, сегодня ты проиграл». Капитан любезно предоставил леди Рейвен лучшую на корабле каюту, собственную, перебравшись в помещение, отведенное для пассажиров — тесный закуток, где толком развернуться-то было проблемой. Там он только спал, проводя всё остальное время в просторной кают-компании, изучая карты и записи древнего судового журнала «Акулы», которые ему передал лично Вершитель арГеммит. Во время ужинов, на которых, традиционно, присутствовали сам капитан, два его помощника, Таша и её верный телохранитель, арГеш в меру учтиво произносил комплименты, поднимал тосты за милость Эмиала к прекрасной леди и вообще вёл себя настолько безукоризненно, что верить в его искренность было попросту невозможно. Девушке казалось, что за изысканной вежливостью Темер арГеш скрывает неодобрение её присутствия на борту. Вне всяких сомнений, ему доводилось слышать о леди Рейвен, и вряд ли отзывы были доброжелательными.

А может, она это всё придумала?

— От посольства на Кресте нет известий?

— Увы, друг мой, — вздохнул капитан. — Ничего нового.

За три дня до отбытия эскадры, крошечный катбот доставил с Южного Креста послание, в котором говорилось, что адмирал Родан с интересом отнёсся к предложению Инталии принять участие в предстоящей кампании и готов выделить корабли и людей. На вопрос, почему сообщение доставлено именно таким образом — а в состав посольства входила волшебница, вполне способная дотянуться заклинанием «длинного языка» с острова до побережья, где другие маги немедленно передали бы сообщение в Сур — капитан катбота лишь пожал плечами. Ему заплатили, чтобы он привёз письмо — привёз, чего ещё светоносцам надо? В окружении белых рыцарей и инталийских солдат пират, пусть и имеющий временно некоторую степень неприкосновенности, чувствовал себя весьма неуютно и поспешил покинуть порт в тот же час, как получил на это разрешение.

Сейчас до Южного Креста оставалось не более двух десятков лиг — расстояние незначительное даже для не самого опытного мага. Но все попытки Таши связаться с послом арДуабом или сопровождающей его Ингелой Сион провалились.

— Как вам наш корабль, леди?

— Он великолепен! — Таша ничуть не кривила душой. — Столь красивого фрегата я ещё никогда не видела.

— О, он не только красив, он ещё и смертоносен, как идеально сбалансированный клинок из лучшей стали, — расплылся в довольной улыбке капитан.

Вообще говоря, эта тема, так же, как и общество капитана, не вызывала у Таши энтузиазма. Темер арГеш был влюблен в свой флагман и демонстрировал это каждому желающему, а заодно и тем, кого выслушанные эпитеты, восхваления и восторги давно от такого желания избавили. Вот сейчас капитан искренне верил, что нашел новое, неизбитое сравнение. И заблуждался.

Таша окинула взглядом эскадру. Восемнадцать кораблей — по пять от каждой из держав, лишь Кинтара предоставила только три судна, правда, наиболее впечатляющих. Рядом с тяжёлой кинтарийской триерой и «Светозарный» казался не таким уж большим, а уж индарские тендеры выглядели чуть ли не лодчонками. Один раз Таша неосторожно высказала мысль о вероятной мощи этих огромных кораблей, после чего вынуждена была битый час выслушивать лекцию арГеша о типах кораблей и их практическом применении. Из многословного и вне всяких разумных границ пересыпанного малопонятными ей морскими терминами объяснения выходило, что кинтарийцы отдали корабли, которые ни им самим, ни кому-то ещё были попросту не нужны. Неповоротливые, недостаточно остойчивые на сильной волне, требующие огромного количества гребцов и неспособные развить сколько-нибудь значительную скорость под парусами, эти суда были истинным финансовым бедствием для своего владельца. В морском же бою вёрткие пиратские парусники или низко сидящие в воде галеры тех же имперцев не оставили бы этим морским чудовищам ни единого шанса.

К тому же, установленные на верхней палубе триер баллисты совершенно не годились для морского боя. Мощные, способные метать огромные камни на вполне приличное расстояние, они перезаряжались невыносимо медленно. Море — не крепость, где каждое метательное оружие пристреляно настолько точно, что способно поразить цель с отклонением не больше чем в пару шагов. Здесь нельзя ставить всё на один-единственный точный выстрел.

Вот и сейчас эти огромные монстры, порядком отстав от остальных кораблей эскадры, мерно пенили воду длинными вёслами — гребцы явно не отдавали работе всех сил.

Заметив направление взгляда девушки, капитан вздохнул:

— Отправлять гребные суда в открытое море… на такую глупость способны только южане.

— У них почти нет других кораблей, — возразила Таша. — Как и у Гурана.

Она мало что знала о море, но уж о том, что галеры и триеры предназначены, в основном, для действий в непосредственной близости от берега, была наслышана — Блайт постарался, ещё в имперской столице, когда шли переговоры о количестве и качестве выделяемых для кампании судов. Лёгкие быстроходные галеры идеально подходили для преследования пиратов и патрулирования прибрежных вод, более тяжёлые предназначались для высадки десантов — другое дело, что подобных операций Империя не проводила уже больше столетия.

— Первый же шторм пустит эти лоханки на дно.

— Вы имеете в виду корабли Империи?

— Ну конечно, друг мой, — улыбнулся капитан. — Триерам этих глупцов-южан до шторма ещё дожить надо.

— Паруса на горизонте! — послышался крик матроса из корзины на верхушке мачты.

Лицо капитана исказила неприязненная гримаса.

— Ну вот, и сам адмирал Родан пожаловал… прошу прощения, друг мой, мне необходимо отдать некоторые распоряжения. Подумать только, Орден заключает союз с пиратами… куда катится этот мир, леди?

Он ушел, всем своим видом выражая неодобрение. Словно его мнение могло хоть что-нибудь изменить.

— Почему их так много?

Ангер пожал плечами. Предполагалось, что участники экспедиции включат в её состав примерно одинаковое количество кораблей, но арГеммит не рекомендовал акцентировать внимание на этом вопросе. Тем более, что в случае открытого столкновения пять орденских фрегатов легко разнесут в хлам десяток, скажем, имперских галер, так что речь о равенстве сил никто не вёл. И если Родану приспичило вывести в море всю эскадру — семнадцать судов, от тяжёлых четырёхмачтовых шхун до крошечных катботов, явно не предназначенных для действий вдали от побережья, то это — исключительно его личное дело.

Хотя такое соотношение вызывает, по меньшей мере, настороженность.

— Понять адмирала, — это слово Ангер произнес с явственным оттенком презрения, — в целом, можно. Его положение на Южном Кресте достаточно устойчиво, но раздели он свои силы, и всё может измениться в один миг. Верность и честь — редкий товар среди пиратов, на место Родана, фактически, являющегося некоронованным королем корсаров, претендентов найдётся много. Он вынужден постоянно держать свои силы в кулаке.

— И показывать этот кулак всем и каждому?

— И это тоже. Как и поморники, пираты, в первую очередь, ценят удачливость и силу. Удачи Родану хватает, молва о его победах передается из уст в уста, что и привлекает людей под его флаг. А вот сила… силу надо показывать.

— Совершенно верно, друг мой! — Таша не заметила, как к ним присоединился арГеш. — Но вы не учли ещё один фактор. Родан знает, что среди моряков Инталии или Гурана каждый второй считает делом чести отправить адмирала в петлю, желательно — вместе с офицерами и остальными пиратами, вплоть до последнего юнги. Что же касается южан, то в последние годы они потеряли в этих водах несколько десятков кораблей. Есть старая шутка — если кинтарийцу задать вопрос «жизнь или кошелёк?», то он сперва пересчитает монеты в кошельке.

— Я слышала эту шутку применительно к гуранцам, — заметила Таша. — Гуранец отвечает, мол, давай и то, и другое.

— Ну, такой ответ больше подходит пирату, — улыбнулся арГеш. — Но я, друг мой, хотел сказать, что финансовые потери южан делают их куда большими врагами пиратов, чем любые понятия о чести.

— Думаете, Родан опасается, что желание свернуть ему шею возобладает над достигнутыми договорённостями? — Таша пожала плечами. — Не думаю, что такое может случиться. Порукой тому слово…

— Слово Вершителя арГеммита? — хмыкнул капитан. — Или слово Императора? А может, вы вспомните ещё и про Ультиматум Зорана? Пираты, разбойники, грабители — все эти люди поставили себя вне общества, вне закона, и вряд ли могут рассчитывать на то, что с ними поступят по чести.

Таша насупилась — сказанное капитаном было правдой и, в то же время, резало слух. Она сама не видела особой причины играть с врагом в благородство, когда враг очевиден и выбор невелик — либо ты его, либо он тебя. Но если уж речь идет о договоре, то… самое ценное, что есть у человека, это его честь. Так считали орденцы, так говорил волшебнице её отец. И к этому, как правило, относились серьёзно, хотя, к примеру, тот же Метиус легко игнорировал обязательства и соглашения, если на текущий момент их соблюдение не отвечало его интересам. Как, скажем, с тем медальоном, что сейчас скрыт на груди Блайта. А если призом за некоторое отступление от законов чести станет безопасность южного побережья? Не на неделю или месяц — на годы?

Она собралась было что-то сказать — наверное, не слишком уместное и излишне пафосное. То есть — что-нибудь очень в орденском духе. Но капитан уже утратил интерес к беседе и, навалившись грудью на планшир, изучал приближающуюся эскадру Родана в зрительную трубу.

— Леди Рейвен, вы пытались поговорить с послом арДуабом? — поинтересовался он, не прекращая своего занятия.

— Да, но безуспешно.

Заклинание «длинного языка» считалось формулой школы Воздуха, но сил отнимало столько, что поневоле следовало задуматься о явном родстве стихийной магии и школы Крови. Были случаи, когда обмен всего лишь несколькими фразами вызывал непреодолимую слабость, а то и потерю сознания. Таша не могла считаться мастером в этом искусстве, но справилась бы с этим непростым делом без особых сложностей. Ронга арДуаба она знала достаточно хорошо, чтобы представить его лицо — необходимая составляющая плетения, нельзя говорить на большом расстоянии с тем, кого не знаешь лично. Не помогут и лучшие рисунки. Да и с Ингелой Сион, молоденькой адепткой Ордена, Таше доводилось несколько раз встречаться, и она была уверена в том, что сумеет заставить себя увидеть, словно наяву, лицо этой вечно хмурой, некрасивой и, при этом, весьма способной девицы.

Увы. Все её попытки пошли прахом. Причём Таша могла бы поклясться, что несколько раз почти добилась отклика — но контакт ускользал… так бывает, когда твой оппонент спит, сильно пьян, тяжело болен или находится в помещении.

— Очень жаль, — пробормотал арГеш.

Его голос показался волшебнице странно напряжённым.

— Вас что-то беспокоит, капитан?

— Пожалуй, можно сказать и так, друг мой, — он продолжал изучать приближающиеся корабли, и выражение его лица, насколько могла видеть Таша, становилось всё более и более озабоченным. — Да, беспокоит, это правильное слово. В море нельзя расслабляться, море за это наказывает.

Он внезапно выпрямился и протянул зрительную трубу Блайту.

— Посмотрите сами, друг мой, и скажите, что вы видите.

Ангер чуть удивленно поднял бровь — до сего момента он подозревал, что капитан «Светозарного» считает молодого Кайла арШана не более, чем бесплатным и ненужным приложением к леди Рейвен. Что может быть бесполезнее телохранителя на корабле, набитом воинами и рыцарями Ордена, для которых волшебница — боевой товарищ? Да любой, от юнги до рыцаря, случись что, отдаст жизнь за леди. Ему не раз приходилось ловить на себе насмешливые или презрительные взгляды — мол, сопляк нашел себе тёплое и безопасное местечко… за спиной волшебницы, а то и в её постели.

Но голос капитана был ровен, ни малейшего следа издёвки.

Блайт принял трубу (попутно отметив, что держал в руках изделия и получше) и приступил к осмотру. И чем дольше его взгляд скользил по пиратской эскадре, тем мрачнее становилось его лицо.

— Вы правы, капитан, — он передал трубу Таше и повернулся к арГешу. — Повод для беспокойства и в самом деле есть.

Таша, в свою очередь, принялась изучать приближающиеся суда. На её неопытный взгляд, всё выглядело более чем спокойно — на палубе людей мало, оружия ни у кого не видно, между мачтами громоздятся укрытые парусиной припасы.

На флагштоке идущей впереди четырёхмачтовой шхуны взвился и заплескался на ветру цветной флажок.

— Просят лечь в дрейф, — прокомментировал арГеш.

— Видимо, адмирал Родан намерен почтить вас своим присутствием, — небрежно заметила Таша.

— Да… — медленно протянул капитан, и было очевидно, что его мысли витают совсем в другом месте.

— Послушайте, сэр арГеш, может, вы объясните мне, что вас так беспокоит? — любопытство, как это часто бывает, легко побороло сдержанность. — Я не могу понять вашего волнения. Корабли как корабли… их много, соглашусь, но ведь вы сами сказали, что Родан просто опасается за свою шкуру.

— Может, вы ответите леди, мой друг? — рыцарь ухмыльнулся и отвесил Блайту короткий поклон, явно предполагая поучить «юного оруженосца» уму-разуму.

Блайт легко принял вызов.

— Извольте. Видите ли, леди Рейвен, экспедиция продлится достаточно долго. Записи капитана Гайтара сделаны давно, они полны неточностей и в большей степени описывают, что он нашел, мало говоря о том, где именно. Быть может, нам придётся бороздить южные воды месяц, возможно, что и два, три…

— Пока что я не понимаю, — краем глаза Таша заметила, что насмешливость сползла с лица арГеша, теперь он поглядывал на её оруженосца с явным уважением.

— Дело в осадке пиратских кораблей, леди. Они недозагружены… я бы сказал, что их трюмы и практически пусты. Следовательно, Родан и не рассчитывает на долгий рейд.

— Но на палубе — много груза. Ящики, бочки…

— Запасы провизии и воды на палубе не размещают. Место для этого добра — в трюмах.

— Вы предполагаете… — до Таши начал доходить смысл сказанного, и волна холода пробежала по коже.

— Да, именно так. Родан, думаю, вышел в море отнюдь не за тем, чтобы прославиться в летописях как участник похода на юг. Скорее, он намеревается напасть.

— Браво, мой молодой друг! — арГеш пару раз хлопнул в ладоши, выражая высшую степень одобрения. — Именно это мне и показалось странным. Пираты не любят делиться и не вправе ожидать, что делиться станут с ними, а потому, собирайся Родан и в самом деле примкнуть к походу, он забил бы трюмы так, что волны перехлестывались бы через фальшборт.

— Мы должны ударить первыми? — ладонь Таши коснулась эфеса шпаги.

Капитан вздохнул и покачал головой.

— Увы, леди. Да, я уверен, что ради политической или иной выгоды Вершитель арГеммит не постеснялся бы нарушить своё слово. То же самое проделал бы и Император… и ваш покорный слуга тоже. Договоры с пиратами пятнают белые плащи не хуже болотной тины или лошадиного навоза. Но я не вижу необходимости демонстрировать имперцам, что Орден столь легко поступается честью. Право первого удара необходимо оставить пиратам…

— Это риск.

— Верно. Но не столь большой, как кажется. Мои люди сейчас готовятся к бою, облачаются в доспехи и заряжают арбалеты. Необходимый сигнал уже передан на остальные суда инталийской эскадры.

— Не боитесь, что пираты обратят на это внимание?

Рыцарь лишь рассмеялся.

— Ни в коем случае. Плохим бы я был капитаном, если бы не сумел принять нужных мер. Иное дело — имперцы, они не имеют ни малейшего представления о наших сигналах, хотя, не сомневаюсь, разработали свои. Поэтому, если леди сумеет передать тревогу на галеры, я был бы весьма признателен ей.

— Сделаю, что смогу. А корабли Кинтары?

АрГеш помрачнел.

— Триеры не так просто взять на абордаж даже в том случае, если они не готовы к бою. И эти суда, несмотря на их низкие мореходные качества, слишком ценная добыча, чтобы просто утопить их. Надеюсь, боги будут благосклонны к южанам.

Таша повернулась лицом в сторону гуранских судов, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Контакт установился практически сразу и оказался на удивление лёгким — Дилана приняла на себя часть нагрузки. Редкое умение, сама Таша так его толком и не освоила.

«Леди Рейвен! Какая честь! Чем я обязана счастьем слышать вас?»

Шипящий голос вдруг вызвал давние воспоминания. Тогда имперская убийца преследовала Ташу с явным намерением выпустить ей кишки, но всё сложилось иначе. Не слишком успешно для леди Танжери. Сейчас они на одной стороне, пусть признаваться в этом отвратительно. Странны ваши шутки, светлые и темные боги.

«Заткнись и слушай. Капитан арГеш предполагает, что пираты готовят нападение. Их корабли идут с пустыми трюмами…»

Таша понимала, что говорит излишне грубо, вернее — демонстративно грубо, но не могла сдержать себя. Ни малейшего удовольствия от общения с Диланой она не получала и ни единому слову о мире и сотрудничестве не верила. Она ещё не успела закончить реплику, как леди Танжери перебила её:

«Поняла. Приму меры. Вы сможете предупредить остальных?»

Таша испытала странное чувство. Зависть? Уважение? Очевидно, Дилана восприняла предупреждение всерьёз и готова сразу броситься в бой. И объяснять ничего не пришлось — всё эта стерва поняла по одной лишь фразе, вернее, по нескольким словам. Сама леди Рейвен чужую правоту, как правило, признавала без особой радости, а советы попросту ненавидела, отдавая право приказывать и советовать лишь арГеммиту. И оставляя себе привилегию к словам Вершителя не прислушиваться.

«Индарцев смогу. Кинтарийцев — нет.»

«Да поможет им Эмнаур.»

Контакт исчез так же быстро, как и возник. Таша ощутила легкое головокружение — последствия заклинания давали о себе знать. Но, отогнав слабость, сосредоточилась снова — теперь она старательно вызывала перед мысленным взором образ Арая Ватере. Магистр Альянса должен был находиться на «Морском клинке» — одном из индарских судов, небольшом двухмачтовом бриге. Бетина Верра, выполнив порученную ей миссию, вернулась в Торнгарт — Таша не без злорадства подумала о том, что эта юная выскочка, пусть и не лишенная известного дарования, явно решила не рисковать своей нежной шкуркой в предстоящей кампании.

Справедливости ради следует отметить, что данная мысль была лишена каких-либо оснований. Бетина многое бы отдала, чтобы присоединиться к походу — но приказ арГеммита был категоричен. И, в отличие от Таши, молодая волшебница понимала простую истину — Орден понёс немалые потери и рисковать Вершителями было бы совершеннейшим безрассудством.

Арай Ватере — дело иное. Алые маги во все времена славились приверженностью принципам свободы. Будучи правой рукой ректора Лидберга, официального главы Альянса, немолодой уже Ватере должностью этой немало тяготился. Путешествия и приключения привлекали его столь же сильно, как и много лет назад, когда он ещё не носил титула и не имел права называть себя магистром. Альянс не понёс в войне серьёзных потерь, среди пламенных найдутся желающие занять освободившееся место во дворце с алым шаром огня. А он… отдав службе Альянсу несколько десятилетий, Ватере считал, что имеет право на закате жизни заняться тем, чем считает нужным. Мысль появилась три года назад, когда юная, неопытная, но убежденная в своей правоте девчонка явилась в Алый Путь просить — нет, скорее, требовать — союза и помощи. Потом — битва на Ясе, поход к столице, окончание войны, несколько экспедиций… Жизнь била ключом, и Ватере намеревался продлить это восхитительное состояние как можно дольше.

Оченьскоро ему предстоит окунуться ещё в одно приключение.

От флагманской шхуны отошла шлюпка. В отличие от самого корабля, шлюпка была нагружена так, что едва не черпала бортами воду. Четверо гребцов усиленно работали вёслами, на носу, демонстрируя презрение к качке, стоял высокий человек в дорогом камзоле из синей, с золотой отделкой, кожи. Ветер трепал пышный плюмаж щегольской шляпы, чёрная маска закрывала лицо.

— Сам Родан?

— Может быть, — хмыкнул Блайт. — Но слабо верится.

Бывший Консул облачился в легкую кольчугу и уже трижды пытался уговорить Ташу последовать его примеру. Девушка упиралась — она вообще не любила всё это железо, предпочитая делать ставку на ловкость и быстроту. А вот инталийские солдаты защитой не брезговали — торопливо надевали тяжёлые кольчуги, тщательно затягивали ремни кирас и застегивали на запястьях массивные наручи. Упади в воду — и море примет тебя с распростертыми объятьями, не давая и малейшего шанса на спасение. Но каждый солдат знал, что его задача в битве не спасти собственную жизнь, а выстоять под отчаянным натиском пиратов — и сделать это без доспехов не так просто.

Атаковать боевой корабль Ордена для пирата — самоубийство. История не помнит случая, чтобы светоносцы потерпели поражение в стычке с корсарами при равных силах. Выучка, умение держать стену щитов и прикрывать спину товарища неоднократно доказывали своё превосходство над безудержной отвагой и яростью пиратов, которые в бою, как правило, действуют каждый за себя.

Правда, по слухам, адмирал Родан изрядно вымуштровал свои команды, прививая не склонным к дисциплине морякам понятия строя, взаимовыручки, тактики. Считалось, что Родан не знал поражений. Вернее — он ни разу не проигрывал бой, которым руководил лично.

— Наши люди готовы? — спросила Таша, закончив важнейшую для мага работу. Заготовки боевых заклинаний были тщательно сплетены и готовы к бою.

— Вполне, — кивнул арГеш.

Его эмалевые латы не должны были насторожить пиратов — рыцари Ордена рассматривали свои доспехи как отличительный знак, пользуясь ими при каждом удобном случае. А уж в столь официальной обстановке тем более странно было бы увидеть светоносца без лат и длинного, до земли, тяжёлого белого плаща, отделанного мехом и украшенного золотым эмиаловым диском. Рядом, словно две башни, высились старшие офицеры арГеша — как и он, в полном боевом облачении, лишь шлемы покоятся на сгибе левой руки.

Шлюпка вплотную подошла к борту «Светозарного» — теперь можно было рассмотреть, что большую часть суденышка занимает какой-то явно тяжёлый груз, прикрытый небрежно наброшенной сверху парусиной.

— Адмирал Родан желает нанести визит сэру арГешу, командующему эскадрой! — крикнул один из матросов. Человек в маске, не меняя позы, неподвижно стоял на носу шлюпки, не соизволив поднять взгляд на рыцарей.

— Сбросить штормтрап! — приказал капитан и, помедлив, поинтересовался: — Что за груз?

— Подарок командующему от адмирала, — ухмыльнулся матрос. — Лучшее кинтарийское вино. Дюжина бочек. Прикажите поднять груз на палубу фрегата, сэр.

— А что, сам адмирал утратил способность говорить? — Таша, как обычно, не сдержалась.

Человек в маске поднял глаза на волшебницу, и его тонкие губы изогнулись в презрительной ухмылке.

— Слова адмирала, леди, будут уместнее в иной обстановке.

Или эти слова послужили командой, или же пираты просто сочли, что подходящий момент настал — так или иначе, но они начали действовать. В одно мгновение в борт фрегата вонзились кошки с привязанными к ним канатами, намертво принайтовав суденышко к «Светозарному». Тут же полыхнуло — сперва не слишком впечатляюще, а затем столбом ударив в небо — пламя. Похоже, бочки в шлюпке были под пробку залиты горючим маслом. Пятеро пиратов — в том числе и человек в синем — были уже в воде и изо всех сил гребли к шхуне, резко изменившей курс и шедшей теперь наперерез фрегату. Пламя, яростно лижущее борт, уже перекинулось на паруса, ползло по смолёным канатам — кто-то из матросов бросился к огню, выплеснул в пламя воду из кожаного ведра — и тут же с проклятьями отпрыгнул — его усы дымились, лицо перекосилось от боли. На смену ему подскочил второй матрос, третий… Заработала помпа, обрушив на горящий борт струю воды — не так просто погасить пылающее масло, но экипаж любого боевого корабля учится бороться с огнем чуть ли не чаще, чем быстро ставить паруса или откачивать воду из трюмов. Не приходилось сомневаться, что с пожаром справятся — но, на некоторое время, «Светозарный» оказался парализован.

А бой уже шёл везде, куда ни кинь взгляд. Пиратские суда начали действовать одновременно.

Морское сражение — дело неспешное, можно сказать, долгое. Корабли маневрируют, стараясь выбрать наиболее удобный угол атаки или не подставить борт таранному удару, сходятся на расстояние выстрела из катапульты — и вновь расползаются в разные стороны, торопливо заливая водой пожар, оттаскивая в трюм раненых и готовясь к новому витку боя. Иногда к одному из капитанов удача поворачивается спиной — и с борта судна, управляемого более умелыми руками, летят не только стрелы, но и абордажные крючья. И тогда бой из осторожной тактической игры становится настоящим боем — яростным, отчаянным, кровавым. Брызжут искрами клинки, летят на палубу отрубленные конечности, хрипят умирающие и проявляют полнейшее равнодушие к происходящему те, кому уже не поможет и лучший лекарь. А вокруг бушует огонь, который уже некому тушить, свистят стрелы, и часто боец, нанося удар, не знает, приближает ли он этим победу или лишь на несколько мгновений оттягивает гибель свою и последних из товарищей.

Но момент, когда приходит время клинкам быть извлеченными из ножен, наступает нескоро. Поэтому, как правило, невозможно напасть на корабль неожиданно… ну разве что подкравшись в густом тумане или приблизившись под покровом ночи.

Пиратам это почти удалось, и лишь внимательность капитана арГеша не позволила планам разбойников реализоваться в полной мере. Корабли Родана приблизились к объединенной эскадре почти вплотную, рассредоточились так, чтобы занять наиболее выгодное положение для атаки. Им не препятствовали — до первой стрелы или горшка с горящим маслом суда с Южного креста считались дружественными. Но экипажи большей частью успели принять хоть какие-то меры предосторожности, хотя полностью заставить атаку пиратов утратить элемент внезапности не удалось.

Два небольших тендера атаковали огромную триеру — но за несколько мгновений до столкновения отвернули в стороны и прошли вдоль бортов кинтарийского корабля, ломая вёсла и калеча гребцов, одновременно осыпая противника градом горящих стрел и горшков с пылающим маслом. На триере тут же вспыхнул пожар и командам стало не до отражения нападения — а несколькими минутами позже в борт ударил таран галеры, разворотив доски и впустив море в трюмы. И без того слишком громоздкая и не особенно остойчивая, триера разом приняла на борт чудовищное количество воды — и опрокинулась. Воины, матросы, офицеры — все полетели в воду, чтобы быстро найти свой конец в солёных волнах. У кого-то были шансы спастись — бросить оружие, сорвать тяжёлый шлем или, если повезет, полоснуть ножом по ремням кирасы. У гребцов шансов не было — часть из них уже и так были изуродованы или убиты обломками длинных весел, живым оставалось лишь позавидовать мертвым. В Кинтаре на скамьи сажали рабов, в Империи — каторжников. И тем, и другим не полагалось излишней свободы, людей сковывали цепями — и в момент гибели триеры вряд ли кому-то из надсмотрщиков пришла в голову человеколюбивая мысль открыть замки. Над морем пронесся единый слитный вой — сотни несчастных прощались с жизнью.

С грохотом столкнулись пиратская дирема и небольшой бриг северян — в последний момент капитану «Морского клинка» удалось избежать вражеского тарана, но в воздух взвились абордажные крючья, а затем, под аккомпанемент с треском ломающихся вёсел, толпа корсаров, размахивая сталью, обрушилась на палубу индарского судна… и напоролась на ровные ряды закованной в сталь пехоты.

Любому известно, что северяне не любят морских сражений. И моря вообще — любой истинный индарец готов биться и умереть на земле, однако вода — не их стихия. Но тем и отличается боец стального клина от любого другого воина Эммера, что страх, каким бы сильным он ни был, ничто перед великой честью быть индарцем. Сомкнулись щиты, слитно ударили арбалеты, выкашивая передние ряды пиратов, взметнулись короткие, удобные для битвы в строю клинки. Палуба обагрилась кровью… пока ещё — кровью пиратов.

Говорят, пират стоит двоих орденцев или троих имперских солдат. Нетрудно догадаться, что мнение это бытует исключительно на Южном Кресте и на борту кораблей, бороздящих моря под пиратскими флагами. Любой рыцарь, носящий белый плащ, с уверенностью заявит, что средне обученный латник, закованный в хорошую броню, вооружённый мечом и щитом, способен противостоять хоть бы и десятку бездоспешных дикарей, размахивающих тесаками или топорами. Гуранец тут же заявит, что не только не уступит белоплащнику, но и превзойдет его. А торгаш-южанин ухмыльнется в усы — мол, хорохорьтесь, забияки, наши-то бойцы, испытанные Пустошью, любого из вас нарежут ломтиками, как кровяную колбасу. Только мало кто из них станет оспаривать истину, неоднократно подтверждавшуюся на полях сражений — никто и никогда не сравнится по боевому умению с клином индарских ветеранов.

Только вот арбалетному болту совершенно всё равно, насколько умело владеет клинком его цель.

Эскадра собиралась ради мирной экспедиции. Опасной, нет сомнения — но морские сражения изначально не планировались. На борту каждого из кораблей находились воины, офицеры и маги — в количестве достаточном, чтобы внушить уважение каждому, желающему проверить объединенный флот на прочность, но и не более того. Трём сотням пиратов, штурмующим «Морской клинок», противостояло всего двадцать шесть с ног до головы закованных в сталь бойцов. И уже хлестнула по доскам палубы первая струя индарской крови, уже рухнула одна из железных башен, создавая прореху в стене щитов. За ней — вторая, третья… мечи ветеранов собирали обильную жатву, но под давлением толпы пусть и не имеющих хотя бы простых кольчуг, зато отменно владеющих топорами и баграми корсаров «малый клин» отступал, теряя и теряя бойцов. Ветвистая молния хлестнула по нападающим, вспучилось прямо в гуще толпы огненное облако, заставив вопль боли вырваться из обожженных глоток — это дало индарцам небольшую передышку, позволило восстановить строй. Но захлопали арбалеты, и человек в длинном алом плаще пошатнулся, а затем тяжело опустился на палубу — даже магистр не способен отразить все направленные в него болты, если их так много. Тут же последовала команда, и четверо матросов подхватили волшебника и потащили его к шлюпке. Один сразу споткнулся и упал — из спины торчал короткий болт, пробивший несчастного почти насквозь. Его место заняли двое других… быть может, их короткие сабли принесли бы больше пользы в бою, но тот, кто командовал индарцами, счёл, что спасение жизни магистра Алого Пути важнее, чем пара вспоротых пиратских животов.

Два-три трупа не заставят корсаров отступить, не изменят и общего итога… На выручку «Морскому клинку» шли два других корабля — барка «Стальной волк» и фрегат «Клин», но наперерез им торопливо выдвигались галеры Родана и было очевидно, что помощь не успеет.

Содрогнулся и «Светозарный», ещё дымящийся и порядком изуродованный, но уже готовый к схватке. На подошедшей вплотную флагманской шхуне Родана отлетела в сторону парусина, укрывающая якобы размещенный на палубе груз — под тяжёлой тканью были уложены не бочки с ящиками — сотни корсаров рванулись к чуть более низкому борту фрегата, взметнулись кошки, намертво связывая корабли. Шестеро рыцарей и четыре десятка солдат встретили орущую толпу нападавших мечами, из-за их спин матросы торопливо пускали стрелы — чтобы спустя несколько мгновений, разрядив арбалеты, схватиться за тесаки и ножи.

Таша активировала плетение, и часть пиратов укрыло огненное облако, заставив остальных попятиться. Рядом полыхнуло ещё одно зарево — Блайт, не собиравшийся снимать с себя обязанности телохранителя, а потому не вставший в общий строй, отнюдь не намеревался остаться в стороне от схватки. Леди Рейвен, торопливо истратив свои заготовки, самозабвенно поливала пиратов фаерболами, он же сосредоточился больше на том, чтобы уберечь девушку от стрел. Пираты — известные мастера рукопашного боя, предпочитающие как можно скорее схлестнуться с противником клинок к клинку. Но это отнюдь не означало, что метательное оружие среди корсаров пользовалось презрением — сейчас почти три десятка стрелков выискивали себе цели, и волшебница, непрерывно мечущая огонь, представляла для них наибольшую угрозу. Именно им и досталось огненное облако, выпущенное мятежным Консулом, а затем ещё и веер фаербельтов, в иное время не такой уж эффективной магии, но весьма действенной сейчас, против слабо защищенного противника.

— Орр-р-ден-н!!!! — громыхнул боевой клич рыцарей. Невысокая фигура в белых эмалевых доспехах и глухом шлеме вскинула меч и произнесла слова, завершающие одно из самых жестоких заклинаний школы Крови. А затем Темер арГеш шагнул вперед, чтобы умереть.

Пираты, по меньшей мере, впятеро превосходили количеством защитников «Светозарного», но…

Родан учёл многое. Например, что белые плащи никогда не нападут первыми, какие бы подозрения в отношении пиратской эскадры они ни питали. Его расчёт оказался точен, пираты получили преимущество первого удара, а их численность обеспечивала изрядные шансы на победу. Очевидно, золото адмирала заставило взяться за оружие всех на острове, кто имел ноги и хоть одну руку. Но, готовые ринуться в схватку ради золота, корсары не слишком-то хотели ради него умирать. Золото хорошо тогда, когда его можно пустить в дело — одним блеск монет обещал крепкий эль, добрую жратву и податливых женщин, иные рассчитывали прикупить домик и отойти от кровавых походов, а кто-то долгими годами ссыпал серебро в горшки, чтобы однажды назвать себя капитаном пусть небольшого, но собственного корабля.

Эти люди готовы были проливать кровь ради награды. Но награда в виде смерти их не устраивала.

АрГеш шёл вперед, и толпа раздавалась в стороны — там, куда дотягивался меч капитана, летели на окровавленную палубу обрубки рук, головы, кишки из распоротых животов… Справиться с человеком, находящимся под действием «героя», практически невозможно — если только не противопоставить ему равного. Очередной пират, рассеченный от шеи до середины груди, повалился на доски, и клинок арГеша встретился с другим, столь же быстрым, столь же смертоносным. Затем фигура в чёрных латах сделала шаг назад и коротко отсалютовала светоносцу, вызывая его на поединок — древний и овеянный традициями жест, который чтили даже пираты. Толпа тут же разделилась — ближайшие пираты подались назад, защитники, переводя дух, сомкнули поредевший строй.

— Проклятье! — рыкнула Таша, мгновением раньше швырнув фаербол и убедившись, что огненный мячик безо всякого вреда расплескался о чернёные латы воина. — Проклятье! Я знаю этого ублюдка, Ангер!

Консул махнул рукой — и тяжёлый болт, летящий прямо в грудь волшебнице, отклонился в сторону, наткнувшись на «щиток».

— Это важно?

— Это барон Равил арДаут. Если это именно он, а не кто-то в его доспехах, арГешу придётся тяжко. Вернее, исход этого дурацкого поединка предсказать нетрудно.

— Наш капитан активировал «героя».

— АрДаут тоже умеет играть в эти игры, — рыкнула Таша. — А капитан сейчас выдохнется.

— Таша, только не делайте глупостей. Если вы вмешаетесь в дуэль, вас смешают с грязью. Честь Ордена…

Девушка повернулась к своему спутнику столь быстро, что Блайт сделал шаг назад и вскинул руку, готовясь отразить удар.

— Запомни, мне наплевать на все эти древние законы чести, — прошипела леди Рейвен. — Если я что и вынесла из бесед с этой сукой Диланой, так это мысль о том, что на войне любые средства хороши. И пусть потом проигравшие осуждают победителей… если выживут.

Её руки начали сложное движение, сплетая невидимый узор. Блайт не сомневался — сотни глаз сейчас смотрят на двоих рыцарей, исполняющих на мокрой от крове палубе странный и страшный танец, пытаются углядеть выпады и парирования (непростое, вернее, почти бесперспективное занятие — бойцы, применившие магию «героя», движутся слишком быстро). Сотни глаз… но есть и те, кто пристально вглядывается в ряды противника и вряд ли действия леди Рейвен окажутся незамеченными.

— Сумасшедшая… — прошептал Ангер и начал своё плетение. «Купол» — заклинание, редко используемое в бою. Заклинание трусов.

Магия Крови — непростая штука. Большая часть заклинаний требует долгой подготовки и, потому, на поле боя она — нечастый гость. Заранее сформированная заготовка «стрелы мрака», будучи активированной, отнимает у волшебника много сил. Запустить «стрелу» сразу после завершения плетения ещё труднее.

А рыцари продолжали бой, их клинки, со свистом вспарывая воздух и высекая снопы искр, сталкиваясь с латами или щитами, продолжали смертельную пляску. Опытным взглядом Ангер видел, что капитан арГеш начинает терять силы, действие «героя» почти закончилось, движения — пока ещё быстрые — утратили невероятную скорость и точность. А рыцарь в чёрном наступал. Удачный выпад сорвал бело-кровавый эмалевый наплечник, рубящий удар почти развалил щит орденца, глубокая борозда пересекла кирасу.

— Орден! — голос арГеша больше походил на стон. Рыцарь готов был умереть — но в бою. Сейчас же ему предстояло уподобиться беззащитной свинье, которую попросту заколют, словно на бойне. Ещё два-три вздоха, и он утратит последние силы.

Видимо, действия Таши не остались незамеченными. Блайт увидел, как трое пиратов вскинули арбалеты и в следующее мгновение три кованых болта отлетели от «купола». По рядам врагов прокатился возмущенный вой.

— Готово! — прохрипела волшебница, и её телохранитель тут же развеял защитное заклинание.

Всё случилось одновременно. Чёрная тень устремилась к барону, коснулась его доспеха, просочилась сквозь сталь и въелась в плоть… и тут же сразу пять стрел начали свой полет в сторону припавшей на одно колено девушки. Ангер шагнул вперед, подставляя грудь смертельным выстрелам, выбрасывая «щитки» — но не успел.

Две стрелы отразились от невидимой преграды. Одна прошла мимо, глубоко вонзившись в мачту, ещё одна пронзила бедро Консула, без труда разорвав кольчужные кольца.

Пятая досталась Таше.

Рану можно было назвать незначительной. Широкий листообразный наконечник, рассчитанный на незащищенную доспехами цель, полоснул девушку по плечу, вспарывая плоть. Хлынула кровь… волшебница побледнела, но губы её сложились в удовлетворенную улыбку — человек в чёрном панцире уже валился на спину, чьи-то руки оттаскивали потерявшего сознание арГеша вглубь ощетинившегося клинками строя, ударили арбалеты защитников «Светозарного»…

А мгновением позже толпа корсаров, изрыгая проклятия и подбадривая себя воплями, рванулась вперед. Если ранее пиратов подогревала только лишь жажда наживы, то сейчас ими двигало нечто иное — только что, прямо на их глазах, проклятая орденская волшебница нарушила священные правила поединка. Это требовало отмщения… немедленного… любой ценой…

Глава пятнадцатая Альта Глас. Сур

В этом сне она умирала. Как и в прошлый раз. И до того. Ей доводилось видеть смерть наяву — и быструю, от удара стали, и медленную — под кнутом палача. Альта знала, что кого-то смерть забирает во сне, в мире и покое, когда покой вдруг становится вечным. А бывает, что смерть приходит как избавительница, как спасение от боли и страданий — и тогда человек встречает её с какой-то радостью и благодарностью.

А ещё случается, что смерть не приходит, как её ни зови.

Во сне Альта не знала, что такое смерть — но зато очень хорошо чувствовала боль. Не ту боль, от которой просыпалась с пронзительным воплем, другую, тянущуюся часы, дни, годы и века. Каждый час отнимал часть её сущности, каждый миг напитывал страданием, заставляя ждать неизбежного конца, боясь его и понимая, что это станет избавлением от мучений. Она протягивала руки, во сне совсем непохожие на человеческие, касалась чего-то, чему не знала названий — и снова сжималась в комочек, словно это могло защитить от враждебного и жестокого мира.

Этот сон был особенно ярким — сегодня окружающий её мир вспыхнул огнем, причинив ещё больше боли, заставив её-другую утратить немалую часть своей сущности. И, одновременно, этот огонь напомнил ей-другой о прошлом, о том времени, когда она была свободной и счастливой… вот только не знала тогда, что такое свобода и в чем именно заключается счастье.

Несколько долгих минут девочка лежала, натянув до глаз одеяло и мелко дрожа от пережитого. По щекам ручьями катились слёзы, боль и тоска её-другой смешивались с острой жалостью, принадлежавшей самой Альте. Если бы она могла помочь… никто и ничто не заслуживает этой медленной, жестокой и мучительной смерти, растянутой на века.

Наконец она встала, подошла к столику, зябко кутаясь в длинный пеньюар, отделанный мехом — прощальный подарок Таши. Взяла лист серой бумаги, тонкую палочку из жирного чёрного камня, который кинтарийцы продавали в качестве принадлежности для письма. Писать буквы этим камнем было не слишком удобно, знаки выходили расплывчатые, не то что из-под хорошо очиненного гусиного пера — зато чёрная палочка прекрасно подходила для рисования.

Альте и раньше нравилось рисовать — занятие, мало уважаемое в богатых домах. Считалось, что благородной даме недостойно пачкать пальцы краской или чернилами, куда пристойней умение красиво вышивать, изящно танцевать или томно перебирать звенящие струны, сопровождая музыку негромким пением. Впрочем, весьма приветствовалось мастерство нанесения краски на лицо — подведенные чёрным глаза, губы, красные от кармина или киновари, лёгкий налет розового румянца — девочек с детства обучали этому искусству, в том числе, и в Школе. Юные девицы из простонародья довольствовались сажей, разведённой жиром, свекольным соком и тонко растёртой мукой, для красавиц благородного происхождения кинтарийские купцы привозили драгоценные порошки, мази и иные средства, способные самую заурядную мордашку сделать яркой и привлекательной и, при этом, не наносящие непоправимого ущерба коже.

Леди Рейвен, по мнению её воспитанницы, подобными ухищрениями временами злоупотребляла, придавая лицу вид не столько чарующий, сколько жестокий и хищный.

А вот сама Альта предпочитала пачкать пальцы. И бумагу.

Поначалу её рисунки не выдерживали никакой критики, но постепенно движения рук становились увереннее, и леди Рейвен, искренне презиравшая всякого рода художников, считающих, что именно их кисть способна подарить бессмертие всякому, кто готов за это заплатить, временами признавала, что в «творениях» её компаньонки есть что-то… необычное.

Вот и сейчас рука девочки, почти помимо её воли, принялась наносить на лист тонкие причудливые линии. А мысли Альты в этот момент блуждали далеко и от этого постепенно рождающегося рисунка, и от комнаты, и от Сурской гавани…

С Ташей она рассталась не лучшим образом и прекрасно понимала это. И давно простила. Теперь всю её душу переполняло беспокойство за наставницу, отправившуюся в дальний путь, опасный и непредсказуемый. Ей казалось, что будь она рядом — и с леди Рейвен тогда точно ничего не случится, ну, по крайней мере, ничего очень уж плохого. Больше всего Альта боялась страшной, опасной и жестокой леди Танжери, она не верила добрым словам этой женщины и утешалась лишь мыслью, что и Таша осознаёт опасность, и потому постоянно будет настороже.

А ещё она думала о молодом рыцаре, о Кайле арШане.

Этот человек одновременно и пугал, и привлекал её. С одной стороны, он явно был неравнодушен к её госпоже, хотя не слишком удачно старался это скрыть. Таша, похоже, и сама не очень-то замечала те взгляды, которые бросал на неё телохранитель, не понимала его стараний всё время быть рядом — но со стороны виднее. Поначалу присутствие арШана девушку раздражало, а любой знак внимания, оказываемый ему леди Рейвен, воспринимался как жестокое надругательство над памятью Ангера Блайта, такого красивого и сильного, умного и… и доброго, что бы там о нём ни говорили в Ордене. И ещё — арШан очень изменился с тех пор, как сопровождал их в село, где выросла Альта. Словно два разных человека. Один — чуточку бесшабашный и немного беспечный, глядевший на Альту как на непоседливого ребёнка, но не проявлявший к ней особого интереса — так, под ногами не путается, и ладно. Второй — внимательный и осторожный, расчётливый и предусмотрительный. Вроде бы равнодушный ко всем, кроме леди… но Альта почему-то была уверена, что может считать себя в полной безопасности, если Кайл арШан находится неподалёку. Она злилась на себя за эту двойственность, злилась на Ташу, на самого рыцаря — но так и не могла полностью разобраться в этих чувствах, не могла окончательно решить, что лучше — занять непримиримую позицию и дать рыцарю понять, что его присутствие рядом с леди Рейвен нежелательно, либо же смириться и позволить госпоже обрести счастье.

В дверь постучали, и Альта с некоторым трудом вынырнула из омута невесёлых мыслей.

— Войдите, — бросила она, не оборачиваясь. Скорее всего, слуга принес завтрак — леди Рейвен, насколько было известно девушке, заплатила хозяину таверны достаточно, чтобы полгода потчевать уважаемую гостью лучшими деликатесами. При этом намекнула, что уважаемая Альта Глас, несмотря на юный возраст, хорошо знакома с Вершителем арГеммитом… вне сомнений, благорасположение хозяина таверны продлится и после того, как оставленные Ташей деньги будут истрачены.

Дверь скрипнула и мужской голос сообщил:

— Ну слава Эмиалу, хоть одно знакомое… гм… хоть один знакомый затылок.

Хозяйка «знакомого затылка» ойкнула, выронила неоконченный рисунок и, повернувшись к гостю с такой поспешностью, что длинный пеньюар встал колоколом, чуточку неуклюже (что поделать, отсутствие практики) сделала реверанс.

— Вершитель, какая…

— Какая честь? Ну да, да, я знаю, — хмыкнул арГеммит. — Вообще говоря, когда девушка встречает старика в таком… гм… виде, это скорее честь для него. Ну или знак, что старик немало заплатил за эту встречу.

Альта явственно ощутила, как краска заливает лицо. В самом деле, её наряд был не то чтобы просто неуместным — по меркам Инталии, это было чуть ли не верхом непристойности. В таком виде жена может появиться перед мужем, но, скажем, дочь перед отцом? Или, упаси Эмиал, девушка перед посторонним человеком? Но ведь она не ждала столь уважаемого гостя, а слуги… ну кто интересуется мнением слуг.

От этой мысли у неё покраснели уши. Давно ли Альта сама была нищим ребёнком, готовым за краюху хлеба стирать чьи-то обноски в ледяной воде? А теперь туда же…

— Я…

— Ну вот, была бы здесь твоя дорогая наставница, мне бы изрядно досталось, — рассмеялся Метиус. Девушке смех показался слегка натянутым, да и выглядел Вершитель уставшим и изрядно обеспокоенным, хотя и пытался это скрыть. — Давай так, сейчас я выйду, ты приведёшь себя в порядок и спустишься вниз, в общий зал. А я постараюсь договориться с хозяином, чтобы на моём столе появилось что-нибудь съедобное. И обязательно бутылочку вина… хотя что это я, какое вино в этой дыре? Наверняка будет кислятина, перевелись уж люди, понимающие толк в хороших винах…

В процессе произнесения этой речи Метиус повернулся и затопал вниз по лестнице. Последние слова, уже с трудом расслышанные Альтой, адресовались явно не ей, а хозяину — жизнерадостному толстячку по имени Жану Тади. Этот немолодой уже кинтариец относился к Альте (может, тут деньги сыграли роль, кто знает) с преувеличенным вниманием и с какой-то нежностью, временами подсаживался за стол и рассказывал, как покинул отчий дом много лет назад, забрав причитающуюся ему небольшую долю наследства и решив заняться несвойственным его роду делом. Уже несколько веков род Тади богател (или прогорал, это уж как боги порешат) исключительно торговлей, преимущественно тканями, маслом и специями, поэтому непутевого Жану чуть было не прокляли. Но какая-то торговая жилка у Жану сохранилась — он преуспел, его комнаты и стол считались лучшими в Суре.

— Что вы, лорд Вершитель, мой винный погреб лучший в… о, то есть, я хотел сказать, что если мой погреб чьему-то и уступит, то разве ж только вашему.

— Что ж, старый плут, — бурчал Метиус, который был, по меньшей мере, вдвое старше хозяина гостиницы, — давай-ка это выясним. Вот, помнится, было у твоих родичей такое славное винцо, «Южная ночь». Лучшим был урожай… ну-ка, напомни.

— Э-э… многие хвалят девяносто шестой год, лорд Вершитель, — Жану закатил глаза, мысленно благодаря богов за столь дорогого гостя. Лучшего покупателя для редчайших вин из своей коллекции он не мог бы и вообразить, тем более, что традиционная кинтарийская рачительность никак не позволяла выпить этот божественный нектар самому. — Да, хвалят… но ведь истинным ценителям известно, что Хасиб Шамал, создавший этот удивительный напиток, преставился ещё в девяносто пятом, завещав дело сыну. А молодые — торопливы, им бы товар продать, когда надо о традициях думать. Вот, покарай меня Эмиал, если совру, но ведь «Южная ночь» девяносто четвертого — воистину вино, достойное королей!

— И цена у него… воистину королевская, не так ли? — Метиус придирчиво осмотрел столик и решил, что место его вполне устроит. Полумрак, никто не расположился излишне близко… и уже не расположится, поскольку несколько серебряных монет, бывает, творят истинные чудеса.

— Да проклянут меня боги, если я посмею запросить со столь уважаемого гостя хоть одну лишнюю медяшку! — возмущение хозяина было столь искренним, что Метиус тут же понял — цена, до этого бывшая просто непомерной, только что выросла в полтора раза.

— Ладно, неси его, — махнул рукой арГеммит и добавил, заметив спускающуюся по лестнице Альту. — И чего-нибудь для девушки, думаю, ты уже изучил её вкусы. Фрукты там, сладкого.

— Быть может, лорд желает поесть с дороги? К кинтарийскому жёлтому идеально подойдёт нежнейшая пулярка, и она как раз готова! Восхитительная, клянусь светом Эмиала, с соусом из можжевеловых ягод!

— Кто же готовит пулярок заранее? — возмутился арГеммит. — Или ты хочешь пичкать меня вчерашней курятиной, стервец?

— Что вы, господин, что вы! Если бы я посмел подумать о таком… я и не думал, не сомневайтесь, но вот если бы… — заторопился кинтариец, — то уж конечно я подал бы эту пулярку к какому-нибудь совсем простому вину, например, к «Желтой пустоши» девяносто девятого, или, скажем, к «Рассвету» одиннадцатого. Но оскорблять благородную «Южную ночь» девяносто четвертого разогретой птицей?

При этом хозяин так выразительно покосился в дальний угол зала, где собирался приступить к трапезе худой как щепка человек в унылых серо-чёрных одеяниях, что Метиусу сразу всё стало понятно. Прожив жизнь в орденском Суре, южанин впитал в плоть и кровь традиционную для местных жителей неприязнь к имперцам. Придётся этому «серому» довольствоваться чем-нибудь попроще. Хотя заплатит он, скорее всего, именно за ту самую пулярку в соусе из можжевеловых ягод.

— Неси, — благосклонно кивнул Метиус. — Да поживее, уважаемый Тади, поживее. Мое время стоит недёшево, и мне не хотелось бы уменьшать положенную тебе плату из-за нерасторопности твоих служанок.

— Уже несу!

Альта, устроившись на широкой скамье, неторопливо выскребала ложкой ягодный пирог, настолько нежный, что его просто невозможно было взять руками. Пирогом это блюдо называлось скорее как дань традиции — поскольку тесто здесь всё-таки присутствовало, пусть и в незначительном количестве. Зато начинка таяла на языке, наполняя воздух восхитительным ароматом.

Метиус, отдав должное пулярке и решив, что вино и в самом деле достойно занять подобающее место в его коллекции, задумчиво вертел в руках опустевший бокал из тончайшего золотистого стекла и молчал. Создавалось впечатление, что эти двое играют в старинную игру «кто первый заговорит». Юное любопытство, как водится, проиграло старческой сдержанности.

— Лорд Вершитель, я…

— Девочка, ты можешь называть меня Метиусом, когда мы одни. И я не думаю, что твоя драгоценная наставница привила тебе надлежащее уважение к старшим.

— Не привила, — хихикнула Альта. — Этому учили в Школе.

— Ах да, у тебя же идеальная память. И чему тебя ещё научили?

— Ну… госпожа Лейра Лон, да упокоится её душа в садах Эмиала, как-то говорила, что если Вершитель арГеммит молча смакует вино, значит, у него плохие новости. И что он всё рано их расскажет, поскольку приходит поговорить, а не напиться.

— Она говорила это тебе? — арГеммит явно выделил последнее слово.

— Не совсем, — пожала плечами девушка, — но у меня хороший слух.

Метиус некоторое время помолчал, затем вздохнул:

— Да, пожалуй, Лейра знала меня получше многих. Это ж надо — «поговорить, а не напиться». Думаешь, мне не с кем здесь поговорить, кроме как с сопливой девчонкой?

— Если плохие новости касаются леди Рейвен, — помрачнела Альта, — то, возможно, и не с кем.

— Общение с твоей наставницей до добра не доведёт, — наставительно заметил арГеммит. — Ну сама посуди, разве можно говорить с Вершителем Ордена в таком тоне?

— Можно, — кивнула Альта. — Когда Вершитель сидит в таверне, кушает пулярку и вытирает руки о скатерть, с ним можно говорить о чём угодно. А вот если Вершитель сидит в своём кабинете, то смотреть надо в пол, на вопросы отвечать быстро, с просьбами не обращаться и постараться уйти поскорее, ибо Вершителя ждут важные государственные…

— Ой, наговорила-то, — поморщился Метиус. — Чувствуется школа леди Рейвен, ох, чувствуется. Замуж тебя, что ли, выдать, пока не испортила тебя твоя наставница?

— А моей руки уже просили? — Альта изобразила столь детский восторг, что её собеседник поперхнулся. — А кто он? Я его знаю? А вы леди Рейвен сказали? А…

— Только этого мне не хватало, браки малолетних вредин устраивать.

Он вмиг посерьёзнел, одновременно и с лица Альты сползла улыбка — девочка поняла, что сейчас разговор пойдет на серьёзные темы.

— Три дня назад на эскадру напали пираты. Адмирал Родан, да сожрет Эмнаур его печень, вывел в море своих разбойников, якобы, чтобы присоединиться к походу, но вместо этого напал на наши корабли. Нет, не надо только мне тут бледности и дрожащих рук, с твоей подругой-наставницей всё… почти всё нормально. Большая часть флота Родана потоплено, но и наши корабли потрепало изрядно. Леди Рейвен и этот её приятель, Кайл арШан, ранены, но неопасно.

— Они возвращаются?

Метиус покачал головой. С его точки зрения, всё шло именно так, как и следовало. Нападение, осуществленное Роданом, было истинным подарком судьбы. Да, оно стоило жизни более чем полутора тысячам человек, пусть жертвы эти, в основном, приходились на кинтарийских рабов. Семь погибших рыцарей, более полусотни отборных солдат, вдвое больше матросов… Один из инталийских фрегатов, «Святитель», выведен из строя и сейчас плетётся в Блутскую гавань — если сумеет до неё добраться. «Светозарный» порядком обгорел, хотя необходимый ремонт способен провести во время похода. Кинтара лишилась двух триер, один из кораблей Индара сожжён полностью, команда вырезана на корню, два других изрядно пострадали — общие потери индарцев, пожалуй, больше, чем у Инталии и Гурана вместе взятых. Гуранские галеры, не слишком полезные в дальнем походе, на удивление удачно проявили себя в бою, потери на них незначительны… что печально.

О павших стоит скорбеть, но надо помнить и иное — то, о чём и мечтал арГеммит, затевая эту авантюру с южным походом. Впервые за многие и многие века Инталия, Гуран и все остальные сражались плечом к плечу против общего врага. Пусть пока что это всего лишь пираты — первый шаг сделан. Солдаты и матросы ощутили вкус не просто победы — победы общей, в которую каждый внес свою лепту.

А вот другая новость отнюдь не радовала — и, готовя эскадру к отбытию, Метиус арГеммит никак не ожидал подобного поворота событий. Предполагалось, что от Империи поход возглавит кто-то из старших офицеров, может быть — доверенное лицо Императора из числа магов Триумвирата. В конце концов, привезённая Ташей информация об отбытии в Блут леди Танжери тоже вполне укладывалась в планы Вершителя, хотя эту опасную особу он предпочитал бы видеть не на капитанском мостике, а на морском дне с якорем, приклёпанным к ноге. Но отправить в поход самого Юрая Бороха… Интересно, что задумал Его Великомудрое Величество, сбагривая в дальнее плаванье своего самого полезного союзника и самого опасного врага?

Всё бы ничего, по первоначальной договорённости командовать эскадрой должен был арГеш, человек осторожный и, при этом, в достаточной мере склонный к авантюрам, какими бы несовместимыми ни казались эти качества. Но сейчас арГеш, утративший чуть не половину крови и вдвое больше чувства собственного достоинства (не имевший ни одного поражения капитан почти потерял доверенный ему корабль, и уцелел лишь благодаря пришедшей на выручку имперской галере, что весьма трудно совместимо с честью Ордена), направляется в сторону всё того же Блута, втайне, наверняка, мечтая уйти по дороге на дно вместе со «Святителем». Хотя ни малейшей его вины в случившемся нет.

И кто же принял на себя обязанности по руководству экспедицией? Глупый вопрос…

— Нет, экспедиция будет продолжена.

Альта вздохнула. Несмотря на то, что хозяин таверны старается предугадать каждое её желание, пребывание в Суре ей смертельно надоело. Возвращение Таши означало бы, как минимум, хоть какие-то изменения в монотонной жизни.

— Как твои сны? — вдруг спросил Метиус. — Не прекратились?

Она помотала головой.

— Что, так плохо? — по всей видимости, воспоминания о минувшей ночи отразились на её лице.

— Послушай, Альта… — он сделал долгую паузу, разглядывая пустой бокал, затем заговорил серьёзно, отбросив привычный насмешливо-покровительственный тон. — Я хотел бы попросить тебя о помощи.

— Всё, что угодно Вершителю, — Альта продемонстрировала совершенно верноподданнический взгляд и попыталась изобразить реверанс сидя, чуть не опрокинув при этом скамью.

АрГеммит рассмеялся.

— Ох, егоза… так вот, помощь мне нужна особого рода. Расскажи мне о своих снах, девочка моя.

Альта удивленно посмотрела на Вершителя.

— Так я уже всё рассказала.

— Всё, это верно. Но не так. Знаешь, здесь неплохо, но лучше бы нам подняться в твою комнату. Не скомпрометирует тебя общество старика?

— А вас?

— Меня? Да пусть болтают что угодно… видишь ли, малышка, когда говорят, что старый Метиус уже давно утратил всё, что делает мужчину мужчиной, это воспринимается как обычное злопыхательство. А если судачат о том, как Вершитель арГеммит вскружил голову очередной молодке и затащил её в постель — так это зависть.

— А истина-то где?

— Ну… — протянул он, отводя взгляд, — скажем, звук льющегося в бокал вина доставляет мне больше радости, чем шорох падающего на пол платья. И вообще, Альта Глас, я прибыл сюда получать информацию или делиться ею? Эй, Тади, мошенник, где ты там?

— Чего изволите, господин? — хозяин таверны появился мгновенно, словно по зову магии.

— Пусть остатки этого пиршества доставят в комнату юной дамы. Добавь ещё пару бутылочек вина, ну и там ещё чего, на своё усмотрение. Прикажи затопить камин и принести большой плед, сегодня ветер с моря, и он слишком свеж для моих старых костей.

— Сядь. А ещё лучше, ляг и укройся одеялом, — старик тяжело опустился в кресло и накинул на ноги толстый плед из козьей шерсти.

В камине потрескивали поленья, пламя то вспыхивало, то почти пряталось, но уже ползло по стылой комнате живительное тепло. Кинтарийцы, где бы они ни селились, дома предпочитали строить из камня, драпируя стены гобеленами и доставленными с родины коврами, устилая полы шкурами или набитыми перьями тюфяками, в которых ноги утопали по щиколотку. Окна, как правило, держали плотно закрытыми, зато в печах и каминах всё время пылали дрова или — у тех, кто побогаче — уголь. Но зимой стены всё равно источали вечный холод.

В отличие от теплолюбивых южан, Альта предпочитала прохладу, и спать обычно ложилась, оставив окно чуть приоткрытым. Но спорить с Вершителем — дело, заведомо обречённое на провал. Он ведь всё равно сделает по-своему.

Метиус уже несколько минут изучал набросок, забытый ею на столе. Альта мало кому показывала свои недозрелые «творения», понимая, что им очень далеко не только до уровня мастера, но и до поделок юного ученика. Быть может, Вершитель сумел разглядеть в неоконченном рисунке что-то особо интересное? Или же просто задумался, забыв, что и почему держит в руках.

Хотя и рисунком это назвать можно было, лишь желая немилосердно польстить девочке. Скорее — баловство ребёнка, вдруг заполучившего лист бумаги и чёрную палочку, но толком не умеющего держать её в руках. Нагромождение бессмысленных линий — так виделось самой девушке.

— Можешь объяснить, что ты нарисовала?

Она пожала плечами.

— Сама не знаю, Вершитель. Я видела очередной сон… плохой, но не лучше и не хуже других. А когда проснулась — нарисовала. Кажется, я и на лист не смотрела, просто водила рукой, не стараясь, чтобы получилось что-то…

— Тем не менее, кое-что у тебя вышло, — задумчиво протянул старик. — Забавно… видит Эмиал, ничего подобного встречать мне ещё не доводилось.

Взяв со столика чёрную палочку, он провел по бумаге линию, затем ещё одну, затушевал пару мест, добавил несколько штрихов. И повернул лист к Альте.

— Ну, что скажешь?

Теплое одеяло обволакивало девушку почти до самой шеи, камин заливал комнату отблесками жаркого пламени, но всё равно по коже пробежала волна холода. Она уставилась на рисунок, ещё несколько мгновений назад бывший неряшливой мешаниной линий и пятен. Вблизи он, наверное, таковым и оставался. А вот издалека…

В бушующем море боролся со стихией корабль. Его почти не было видно, чёрные вихри скрывали изящные очертания судна, гребни волн пытались поглотить его, от парусов остались одни клочья, исчезла куда-то одна из мачт. Ейпоказалось, что стоит присмотреться — можно увидеть матросов, молящихся о спасении, или капитана, навеки застывшего у штурвала. Но для этого корабля надежд на удачу более не осталось — прямо из воды к нему тянулись длинные и тонкие нити-щупальца, не давая ни единого шанса вырваться из смертоносной паутины. От рисунка веяло безысходностью, смертью… но, почему-то, не страхом. Те, кто держался из последних сил, цепляясь за леера или выворачивая штурвал, налегая на помпу, откачивающую воду из трюма или пытаясь заделать многочисленные течи — они не боялись… нет, не так. Они боялись, но не самой смерти — а чего-то иного, словно что-то может быть страшнее ухода навсегда. Что вселяло в сердца людей этот ужас? Может, те самые щупальца? Но люди не собирались сдаваться, это чувствовалось.

— Я… — девушка помолчала, подбирая слова, но ничего подходящего не придумала. — Я не знаю, как это получилось.

— Боги каждому что-то дают, — Метиус положил лист так, чтобы картина осталась перед его взглядом. — Одним ум, другим способности к магии, третьим удачу… каждый что-то получает, но боги не снисходят до объяснений, девочка. Иной человек проживет всю жизнь и так и не узнает, чем наделён. Или же будет считать даром то, что и безделушкой-то назвать нельзя — богатство, славу. Золото имеет привычку утекать меж пальцами, а слава… толпа сегодня превозносит героя, завтра готова проклясть его, а потом просто забывает о свершённых подвигах. И тени былой славы останутся лишь в пыльных книгах. Мне кажется, что ты нашла свой дар, Альта Глас.

— Дар? — она удивленно посмотрела на Вершителя. — Вы имеете в виду, что я могу рисовать?

— О нет, — усмехнулся арГеммит. — Рисовать могут многие… тебе не доводилось бывать в замке герцога Сивера? Ах да, я забыл, вы с леди Рейвен обошли Тимрет стороной. Ну да ты молода, успеешь ещё. Сивера считают покровителем искусств, его замок и в самом деле вмещает в себя столько картин и статуй, что им уже почти не осталось места. Многие созданы известными мастерами, цена этих творений велика, но вот ценность… не знаю, не знаю.

Он протянул руку и провел пальцами по чёрным линиям рисунка, сейчас слившимся в неразборчивую паутину.

— Твой дар — видеть. Видеть то, что под силу немногим.

— Я не понимаю, — Альта чувствовала, что начинает бояться туманных высказываний старого мага.

Её маленький мирок трещал по швам, грозя рассыпаться или, что ничуть не лучше, превратиться в нечто новое, незнакомое и странное, быть может — опасное. Раньше такое случалось не раз. Сперва — голодное нищее существование в селе, среди людей, считавших себя сердобольными, но отнюдь не торопившихся проявлять заботу или любовь по отношению к сироте. Будущее виделось в мрачных тонах, хотя тогда девочка больше задумывалась о том, где найти кусок хлеба, чем о своей дальнейшей судьбе. Потом была Школа… понимание неспособности стать волшебницей, но и вера в то, что Орден не бросит, не вышвырнет обратно в жалкую лачугу. В Школе она впервые задумалась о том, что ждёт её спустя несколько лет — но пришли имперские солдаты и всё изменилось. Изуродованная Орделия Дэвон, почему-то отдавшая жизнь ради того, чтобы Альта, бесполезная и бесталанная девчонка получила шанс спастись. Леди Рейвен… И новая жизнь, наполненная приключениями, чудесами и тайнами. Как хотелось бы, чтобы всё это продолжалось долго-долго…

Сейчас она чувствовала — всё опять меняется. Размолвка с леди Рейвен — им и раньше приходилось ссориться, но ни разу дело не доходило до откровенного скандала. Альта достаточно изучила свою наставницу, чтобы понять — категорический отказ взять её в плавание вызван вполне серьёзными мотивами, сообщать о которых воспитаннице леди не посчитала нужным. А вот в том, что Метиус знает всё, Альта не сомневалась ни на мгновение. Старик ничего не делает просто так, и раз уж явился к ней — не послал слугу, дабы доставить Альту Глас в свои покои, а притащился лично, да ещё и устроил этот забавный спектакль с хозяином таверны — стало быть, арГеммит строит в её отношении далеко идущие планы. Иначе не стал бы тратить время на какую-то там ученицу Школы, из милости живущую в доме Рейвенов.

Каковыми бы ни были планы Вершителя, выиграть в результате их реализации мог сам арГеммит, Орден или Инталия, но вот тем, кому старик отводил роль исполнителей, как правило, доставались все шишки. И это пугало Альту до дрожи.

— Скажи, девочка, Консул Блайт ведь рассказывал тебе о своей находке?

Альта помрачнела.

— Он… не успел.

— Прости. Мне кажется, или ты действительно была к нему привязана? Насколько я знаю, Блайт совершил вместе с тобой и леди Рейвен увлекательное путешествие…

— Откуда вы…

— Откуда я знаю? — он усмехнулся. — Это неважно.

Она отвернулась. По щеке скользнула одинокая слезинка.

— Он был добрым. Я понимаю, вы считали его врагом Инталии, но он правда был добрым. И смелым. Ангер рассказывал мне сказки… никто и никогда не рассказывал мне сказок.

— Поверь, я не считаю, что Блайт был врагом Инталии, — покачал головой Вершитель. — Вернее, он им был, признаю, но потом всё изменилось, Блайт сделал выбор, который очень не понравился Его Императорскому Величеству. Но и в те дни, когда он был Консулом Империи, я не испытывал к нему ненависти. Далеко не всякого врага следует ненавидеть, девочка. Иных противников надо уважать и попытаться понять — глядишь, найдётся способ сделать их друзьями. Значит, разговора об «Акуле» у тебя с Ангером не было… интересно.

— Леди Рейвен мне рассказала. По дороге в Брон у нас было много времени.

— Вот как? Я просил её быть сдержанной, — нахмурился старик. — Но, как говорится, всё что ни делается, делается по воле богов. Так что ты знаешь об «Акуле», малышка?

— Ну… — девушка задумалась, извлекая из своей абсолютной памяти те крохи, которые ей удалось выжать из наставницы.

Пожалуй, Метиус был не вполне справедлив в отношении леди Рейвен, она и в самом деле честно пыталась ограничиться лишь общими фразами, но любознательность Альты, превращавшей каждую беседу в форменный допрос, в конце концов, одержала верх.

— «Акула» принадлежала капитану Гайтару, который…

— Нет, — отмахнулся арГеммит. — Меня интересует сам корабль. Ты разбираешься в морских судах, девочка?

— Я прочитала несколько книг, — скромно опустила глаза Альта. — С картинками. Пока шли переговоры в Империи, мне было скучно, и леди Танжери оказалась столь любезна, что позволила мне посещать дворцовую библиотеку. Если я правильно поняла рассказ леди Рейвен, «Акулу» следовало бы назвать шхуной. Это был большой трёхмачтовый корабль с косыми парусами.

— Похоже? — он подвинул к девушке её же рисунок.

Та повертела лист перед глазами, подержала его на вытянутых руках — только так можно было угадать в сплетении линий контуры корабля. Покачала головой.

— Нет, не очень. Я помню рисунки в тех книгах, что я читала. Этот корабль, скорее, бриг. Или марсельная шхуна, — она невесело усмехнулась. — Только плохо нарисованная.

— Да, — пробормотал арГеммит, глядя в пламя, играющее в камине. — Да, ты права. Очень может быть, что это и в самом деле бриг. А теперь расскажи мне о своих снах, девочка моя. Подробно, в красках… я не буду перебивать тебя, просто говори — всё, что сочтешь нужным. О том, что ты видишь, что чувствуешь при этом, о предположениях или догадках, пусть самой тебе они кажутся смешными. Просто говори, хорошо? Уважь старика.

Она рассказывала, стараясь не обращать внимания на неподвижно сидящего и словно бы дремлющего в кресле Вершителя. Постепенно она перестала думать о том, слушает он её или давно уже погрузился в собственные думы — рассказ увлек её саму, и теперь самым главным слушателем для девушки стала Альта Глас…

Но Метиус не спал, напротив, он ловил каждое слово этого ещё ребёнка. Видеть грядущее невозможно, оно ещё не случилось. Умение видеть прошлое — редкий дар. И опасный. Многие дорого бы заплатили, чтобы их былые деяния навсегда остались тайной, и Альте придётся всю оставшуюся жизнь прятать свой дар от всех, даже от близких. Но сейчас его мало волновало будущее девочки. Наполненные ужасом и болью сны Альты, этот пугающий рисунок, древний бортовой журнал «Акулы»… Кусочки странной мозаики постепенно складывались в одну целостную картину, и чем больше осколков занимали отведенные им места, тем беспокойнее становилось на душе у старого мага.

Страшно, когда кошмары становятся явью. Но, в любом случае, менять что-то уже поздно — пусть всё идет своим чередом.

Глава шестнадцатая Таша Рейвен. Южные воды

Запах горелого масла и дыма наполнял помещения корабля, от капитанских апартаментов до вечно сырого трюма. Не помогали ни открытые настежь люки, ни ароматические свечи… вернее, какой-то эффект эти меры оказывали, но очень кратковременный. Стоило запереться в каюте, как воздух начинал насыщаться тяжёлой липкой вонью… Первую ночь Таша выдержала, поднявшись утром с раскалывающейся головой и мешками под глазами. Вторую и третью предпочла провести на палубе, но резкие порывы ветра, скрип такелажа, переклички матросов и ругань офицеров, уцелевших после сражения, не позволили толком отдохнуть.

Вот и сейчас леди Рейвен стояла на своём излюбленном месте у фальшборта, с сожалением понимая, что свежий воздух не способен прогнать въевшуюся, кажется, навсегда, сонливость. Зато здесь не было отвратительного запаха… и было кое-что другое — люди, видеть которых у Таши не было ни малейшего желания.

— Может, перебраться на какой-нибудь другой корабль эскадры? — спросила она Ангера.

— С каких пор леди Рейвен бежит с поля боя? — небрежно поинтересовался её телохранитель.

Таша нахмурилась — слова Блайта ударили точно в цель.

Боги посылают людям удачу или награждают невезением, одаряют или забывают об их существовании, но справедливость высшим силам не свойственна. Орденцам удалось сдерживать атаку озверевших пиратов достаточно долго, чтобы подошедший гуранский «Коршун» выплеснул на борт флагманской шхуны Родана абордажную команду, где схватка и была завершена полной и безоговорочной победой союзников. И, тем самым, был подведен итог и общему сражению — когда флаг Родана на грот-мачте его шхуны пополз вниз, с полдесятка пиратских кораблей ударились в бегство, те же, что были скованы абордажем, утратили изрядную часть боевого пыла. С точки зрения Таши, значительная доля заслуг в этой победе принадлежала именно леди Рейвен. Ну, можно ещё несколько имен назвать…

Увы, её мнение явно никто не разделял — взгляды, которые бросали на неё рыцари и команда, не отличались теплотой. Презрение, насмешки, даже нотки ненависти — и это после того, как она, по сути, спасла капитана «Светозарного» от верной гибели. Этот спасенный сейчас смотрит на Ташу волком, полностью исключил употребление в её адрес слов «друг мой» и пожелай Таша покинуть корабль, шлюпка плюхнется о воду прежде, чем она договорит последние слова фразы.

Вообще говоря, то, что совершила Таша, формально не подлежало наказанию, но было мало совместимо с воинской честью. Она это понимала, хотя и пыталась спорить. С арГешем. С Блайтом. Сама с собой.

В горячке боя считалось вполне нормальным ударить в спину, напасть втроём на одного, метнуть в глаза противника пригоршню песка или воспользоваться десятками других способов уцелеть самому и принести победу товарищам. Поединок — дело иное… Как и в официально объявленной дуэли, поединок давно уже оброс множеством условностей, нарушение любой из которых расценивалось как бесчестье. Право требовать поединка имели немногие — лишь рыцарь мог бросить вызов, лишь рыцарь мог принять его. Бой двух рыцарей — испытание мужества, веры и, как принято считать, выяснение истинного благорасположения богов. По мнению многих на корабле, вмешательство леди Рейвен вполне способно было вызвать гнев высших сил, да ещё и заставить удачу отвернуться от нарушителей традиций. Тогда можно ли рассчитывать на успех кампании в целом?

— Я не бегу, — фыркнула она, понимая, что речь идет именно о паническом бегстве, как бы ни хотелось иного.

— Увы, бежишь… и я не намерен тебя осуждать, — усмехнулся Блайт. — Таша, ты не понимаешь, что натворила, не так ли?

— Я натворила? Да я спасла арГешу жизнь!

— Допустим. Но каким образом? Сейчас в источнике любой неприятности, будь то порвавшийся парус, протухшая в бочке вода или ухудшение погоды, будут видеть последствия твоего вмешательства. Более того, если вся экспедиция вернётся ни с чем, как думаешь, кого в этом обвинят? АрГеша? Нет, милая, тебя и только тебя. Нет никого более суеверного, чем моряки.

— Я…

Таша осеклась.

Блайт был совершенно прав. В любой неудаче будут винить её, да и при любом успехе лишь покачают головами — «нет, ну надо же, после выходки этой…». Уже одно то, что спасением «Светозарный» обязан имперской галере, жжёт души и матросам и рыцарям так, что кое-кто из них, пожалуй, предпочёл бы скорее геройски погибнуть, чем выразить благодарность извечным противникам. И битву в целом выиграли не инталийцы, а десант с «Коршуна», сумевший захватить адмирала.

Да, в этом вины леди Рейвен не было ни малейшей. Вмешайся она в поединок или нет, без помощи имперцев «Светозарный» был обречён. Только кто сейчас готов с этим согласиться?

Таша в бешенстве стиснула зубы. Всю свою жизнь она презирала условности и традиции, легко нарушала их — не намеренно, просто пренебрегая. До сего момента это сходило ей с рук.

— Я всё сделала верно, — прошипела она то ли Блайту, то ли самой себе. — Я сделала то, что должна была, не так ли?

— Да, — серьёзно ответил он. — Но так бывает… так бывает слишком часто. Люди не любят признавать, что обязаны успехом чему-то непристойному, бесчестному.

— Надо было дать ему умереть?

Он лишь пожал плечами.

— Спросила бы у самого капитана. Хотя ты, думаю, знаешь его ответ.

— Знаю, — вздохнула она.

Позади раздались торопливые шаги, позвякивание металла. «Кто-то из уцелевших воинов, — подумала Таша, не оборачиваясь, — послание с флагмана, не иначе.» После того, как эта старая сволочь Юрай Борох объявил, что в связи с достойной самого искреннего сожаления неспособностью капитана арГеша исполнять свои обязанности он, первое по статусу лицо в эскадре, принимает на себя тяжёлую ношу общего руководства, леди Рейвен попеременно пребывала то в бешенстве, то в отчаянии. Дилана, которой нельзя было доверять и на медную монету, в сравнении с Борохом казалась невинной овечкой. А рассчитывать на то, что арГеш поднимется на ноги хотя бы в течение пары ближайших недель, не приходилось — получивший не менее десятка ран разной степени тяжести, выжатый до обморочного состояния магией «героя», он пластом лежал в каюте фрегата, в настоящий момент медленно ползущего к Блутской гавани. Именно к Блуту — до орденской территории искалеченному «Святителю», получившему таранный удар в борт и потерявшему в последующем абордаже три четверти команды, не дойти.

Опасаться за жизнь арГеша не стоило, рассечённые мышцы Таша смогла залечить, но вот устранить последствия применения магии Крови было выше её возможностей. Она с тоской вспомнила об Альте — той довелось поучиться у Зельды, травницы из крошечной деревеньки неподалёку от Школы Ордена. Сейчас искусство исцеления травами подошло бы как нельзя лучше. Впрочем, что думать об этом, на борту корабля не нашлось бы подходящих запасов, окажись здесь лучшие целители Инталии — они оказались бы бессильны. Время, подогретое вино со специями, сон — вот лучшие из доступных лекарств. А в Блуте наверняка найдутся знающие лекарки.

— Леди Рейвен, от командующего эскадрой поступил приказ, — судя по тону, произносить и слово «командующий», и её имя, воину было одинаково неприятно. — Вам следует прибыть на борт «Коршуна».

«Где вам самое место» — мысленно закончила Таша невысказанную часть фразы.

Сейчас роль флагмана исполнял «Коршун», тяжёлая имперская галера, столь блестяще показавшая себя в битве и, к тому же, совершенно неповрежденная. Говорят, когда капитан галеры надменно ответил леди Танжери, что её предупреждение о намерении пиратов напасть на эскадру — плод больного воображения, волшебница просто вышвырнула этого глупца за борт. Не руками — ударом «молота». Недоверчивый упрямец умер ещё до того, как его тело коснулось воды.

Именно «Коршун» подобрал шлюпку с телом Арая Ватере. Магистр потерял много крови, хотя полученные им раны сами по себе не были смертельными. Жизни магистра в настоящее время ничего не угрожало, но для восстановления сил требовался покой, покой и ещё раз покой. Мало-мальски серьёзный шторм вполне способен был убить раненого. Ангер, услышав эту новость, лишь заметил, что Борох попросту устраняет конкурентов и если бы Ватере в самом деле не получил два арбалетных болта в сражении, его бы убрали из эскадры другим, возможно, более жестоким способом. Делиться властью Юрай не собирался, справедливо полагая, что сосредоточив все нити командования флотом в своих руках, он сможет гораздо лучше исполнить пожелания Императора и соблюсти, при этом, свои интересы.

Пришлось Ватере отправиться в Блут. Борох, растягивая старческие губы в нарочито дружелюбной улыбке, предлагал устроить магистра Альянса Алого Пути на имперской галере — в обратный путь «Святитель» отправлялся в компании с «Косаткой», потерявшей более половины гребцов, изрядную часть вёсел и обе мачты. Но уцелевшие светоносцы проявили твёрдость, считая, что алый маг будет находиться на борту инталийского корабля в куда большей безопасности.

Таша бросила взгляд на волны — не так давно бирюзовые и ласковые, а сейчас хмурые, с сединой пенных барашков и явным обещанием в самом скором времени преобразоваться в шторм. Не самое лучшее время для созыва гостей, но если уж Борох что-то задумал, то вполне способен ради своих планов пренебречь безопасностью тех, кого эти планы касаются. И проигнорировать приказ нельзя. Пусть претензии Верховного жреца на роль командующего и шли вразрез с пожеланиями арГеммита — Таша была уверена, что старый добрый Метиус, узнав эти новости, придёт в неистовство — но, формально, Юрай и в самом деле имел основания требовать подчинения. Разве что Арай Ватере был практически равен ему как по статусу, так и по силе. Но корабль, увозящий алого магистра, давно скрылся за темнеющим горизонтом.

— Пусть готовят шлюпку. Мы с сэром арШаном отбываем немедленно…

— Леди отправится без меня, — тут же прервал её Блайт. — Выделите для леди двоих… нет, лучше четверых охранников.

И тут же повернулся к Таше, уже готовой обрушить на него громы и молнии, взглядом потребовав от неё молчания. Солдат коротко отсалютовал — хотя на Ангера или, точнее, на Кайла арШана неизбежно распространилась некая часть неприязни, адресованной леди Рейвен, всё-таки он был рыцарем Ордена, следовательно, своим — и торопливо удалился. Таша тут же набрала полную грудь воздуха, чтобы высказать верному телохранителю всё, что она о нём в настоящее время думает, но Блайт торопливо заговорил:

— Послушай, Таша, не надо спорить. Я не думаю, что это ловушка, сейчас ты не представляешь угрозы ни для Бороха, ни для Диланы. И не забывай, она говорила, что Император приказал оказывать тебе всяческое содействие. Но если вдруг что-то случится… сама понимаешь, сейчас настроение среди инталийцев таково, что они могут и не прийти тебе на помощь. На борту «Коршуна» я не смогу тебе помочь, а вот заставить орденские фрегаты вступить в бой, если что-то пойдет не так — вполне.

Волшебница резко выдохнула, пытаясь успокоиться.

— Кроме того, не забывай, сейчас на борту «Светозарного», кроме меня, не осталось ни одного мага. Но главная причина, по которой я не желаю встречаться с Борохом, не в этом.

— Боишься, что он сумеет раскрыть твоё инкогнито? — в голосе девушки всё ещё звучало раздражение.

— Не могу этого исключить, — кивнул бывший Консул. — Борох хорошо меня знает и может что-то заподозрить. Амулет меняет голос и внешность, но остаются ещё походка, манера речи, жесты… Дилана подозрительна и осторожна, но наши с ней пути пересекались не так часто. Юрай — дело другое… из-за тебя он не станет портить отношения с Инталией, во всяком случае, пока цель экспедиции не достигнута. Но я — враг Короны и, с точки зрения закона, Верховный жрец имеет право проверить любые подозрения… если он ошибётся — последуют извинения, компенсации и прочее, но ведь ты понимаешь, что стоит снять с меня медальон… А приговор врагу Короны однозначен и приводится в исполнение незамедлительно.

Таша вдруг осознала, что за весь период пребывания в Империи её спутник и в самом деле ни разу не появлялся там, где ожидалось присутствие Бороха. Смешно было бы заподозрить Блайта в трусости — налицо была трезвая оценка ситуации, ей следовало бы это признать.

— Ну, хорошо, — без особой охоты согласилась она. — Ты меня убедил.

Ветер срывал пенные гребни, швыряя их в лица матросов и кутающейся в плащ волшебницы. Шторм ещё не начался, но бывалые морские волки уже видели, что схватки со стихией не избежать. Таше подумалось, что пожелай сейчас Борох объявить всю эту экспедицию богопротивной — найдётся немало желающих отдать свой голос в пользу скорейшего возвращения в безопасную гавань. Время для кампании было выбрано наилучшее — погода, если верить приметам, должна была благоприятствовать эскадре. Но сама природа, казалось, давала понять морякам, что идея проделать опасный путь на юг обречена на провал.

Леди Рейвен с явным сочувствием посмотрела на огромную «Фортуну», единственную из кораблей Кинтары пережившую морское сражение. На триере торопливо готовились к шторму, спускали паруса, крепили шлюпки и растягивали над палубой страховочные тросы. Вёсельные отверстия перекрывались промасленными кожаными манжетами, благодаря которым куда меньше воды проникнет на самую нижнюю палубу. Вёсла второго и первого ряда уже втянули внутрь — в борьбе со штормом они не помогут. Корабль готовился — но хлопоты вполне могли оказаться напрасными. Тяжёлые триеры не были предназначены для открытого моря, и сейчас многие на борту «Фортуны», наверняка, проклинали жадность кинтарийцев, отрядивших для участия в кампании сильные, но совершенно неподходящие для этого суда. Или молились обоим богам сразу, понимая всю тщетность посылаемых к небесам просьб — боги редко отвечают тем, кто и сам мог бы позаботиться о своей безопасности, но по глупости, неразумению или чьему-то умыслу этого не сделал.

Очередной каскад брызг обдал девушку с ног до головы. Таша попыталась укрыться под «саваном», но уже через несколько минут раздраженно разорвала заклинание — неподвижный воздух казался неприятным после соленого морского ветра, мертвым. Лучше уж так… к тому же, плащ уже и так вымок. Да и недолго осталось — перед ними постепенно вырастала громада галеры, на борту которой можно будет найти что-нибудь сухое — в самом деле, вряд ли Юрай Борох заставит женщину, да ещё и представителя Ордена, участвовать в совете, заливая палубу стекающей с одежды водой.

Шлюпка подошла к борту «Коршуна» и матросы сбросили леди Рейвен штормтрап.

— Приличествует ли леди взбираться по веревочной лестнице? — пробормотала Таша, цепляясь за мокрый пеньковый шнур. — Я всегда думала, что это развлечение исключительно удел влюбленных глупцов, карабкающихся на балконы к предметам своего обожания.

Ответа она не дождалась, да и не особо на него рассчитывала. Матросы явно нервничали — им ещё предстояло отправиться в обратный путь, а ветер всё усиливался и волны становились опасными для крошечной лодчонки. Четверо телохранителей ожидали очереди подняться на борт галеры.

— Я обязательно упаду, — сообщила Таша самой себе, уже искренне сожалея о том, что приняла приглашение Бороха. В шторм фрегат вроде «Светозарного» казался более надёжным судном, чем лучшая из имперских галер.

Ветер отчаянно рванул плащ, на мгновение отбрасывая волшебницу от чёрного борта корабля, затем с силой припечатал обратно — просмолённые доски ударили по пальцам, боль пронзила костяшки — и Таша почувствовала, как мокрая веревка выскальзывает из рук, словно морской угорь. Перед глазами пронеслась картина предстоящего падения — вот вода сомкнется над её головой, моментально наполнившиеся водой сапоги тянут на дно, и никто не попытается спасти…

Чьи-то пальцы вцепились в её запястье, сминая тонкий золотой браслет, добавляя боли. Поддержка длилась не больше одного удара сердца, но этого вполне хватило — второй рукой леди нащупала канат и ухватилась за него с такой силой, словно от этого зависело больше, чем просто её жизнь.

— Вам там удобно, Таша? — послышался до отвращения знакомый голос. — Я бы рекомендовала вам подняться, если это не противоречит вашим планам.

— В мои планы, — прошипела леди Рейвен, без особого изящества переваливаясь через планшир, — входило выпить кружку подогретого вина, закутаться в одеяло и хоть немного поспать. А не плыть на какой-то лодчонке, больше похожей на прохудившееся корыто. Да ещё и непонятно, с какой целью.

Дилана усмехнулась. Недобрая вышла усмешка, в этом Таша могла бы поклясться.

— Увы, моя дорогая, иногда мне кажется, что долгий сон в тепле и уюте — выдумка бродячих сказочников, в реальности такое не случается. Понимаю, вам необходимо сменить камзол… не побрезгуете взять что-нибудь из моего? Мы сложены одинаково… пожалуй, что ваша талия чуть тоньше, так что…

— Я признательна вам за предложение, леди Танжери, — сухо ответила Таша, если только можно говорить о сухости там, где плащ, волосы, одежда и обувь пропитаны солёной водой… только и остается, что держать сухим тон. — Признаюсь, и глоток-другой вина мне не повредит. И капельку объяснений.

— Каких именно? — Дилана приподняла идеально очерченную бровь.

— Ради каких демонов вы потребовали моего присутствия?

— Демонов… — протянула Дилана, и её губы изогнулись в неприятной гримасе. — Демонов, вот как. Знаете, Таша, в чём-то вы правы.

— Проходи, проходи, дочь моя, — старик растянул губы в подобии улыбки.

Немногочисленные каюты боевой галеры, не предназначенной для перевозки пассажиров, были отданы Юраю Бороху, его эскорту и леди Танжери. Вряд ли капитан Арденн Гай, занявший эту высокую должность непосредственно перед началом сражения, был рад перебраться вместе со своими офицерами в трюм, к матросам, но возразить не посмел ни словом, ни взглядом — ещё свежи воспоминания о том, как улетал за борт его предшественник, размозженный ударом «молота».

Борох неторопливо потягивал горячее вино из простого оловянного кубка и рассматривал гостью. Леди изящно присела на краешек скамьи, мило улыбнулась, но её красота и старательно демонстрируемая почтительность ни малейшего воздействия на старика не оказывали. Он лучше прочих знал, что из себя представляет леди Танжери и сейчас намеревался воспользоваться не её блистательной внешностью, а кое-чем другим.

Если у этой женщины достанет благоразумия сделать правильный выбор.

— Зря я, пожалуй, согласился на эту прогулку, — он осторожно поставил кубок и привычно сцепил сухие пальцы. — В моем возрасте куда пристойней сидеть у камина, не так ли?

— Я молода, отец мой, но тоже не люблю ветра, солёную воду и качающуюся палубу, — улыбнулась Дилана. — Но долг перед Империей…

— Ах да, долг, это верно, — кивнул жрец. — Я не устаю удивляться, как многое можно объяснить стремлением исполнить свой долг.

От жаровни, установленной в оббитом медью углу каюты, шли волны приятного тепла, но Дилана ощутила, как по спине пробежала морозная волна. Вряд ли Борох пригласил её сюда лишь для того, чтобы пожаловаться на невзгоды морского путешествия. В памяти всплыл разговор с Императором… «Он не должен вернуться, и эту задачу я поручаю тебе» — так сказал Его Величество. А она уже упустила пару более или менее удачных моментов, не обещавших шанса уцелеть, но дававших надежду выполнить приказ. В искусно скрытом от посторонних глаз кармашке на поясе и сейчас пряталась крошечная склянка с ядом, способным убить даже лучшего из магов.

Или ударить «стрелой мрака»? Вот прямо сейчас, когда старик не ожидает нападения. Дилана внимательно пробежала взглядом по сморщенной фигуре старика и мысленно покачала головой. Да, Борох выглядит расслабленным и умиротворенным, немного усталым — как и все на этом корабле. Но пальцы его сейчас готовы к действию, заподозри он угрозу хоть на миг — атакует первым, без тени сомнения или сожаления. Не успеть.

— Я давно присматриваюсь к тебе, дочь моя, — Борох, как обычно, не смотрел на собеседника, но создавалось впечатление, что его глаза, скрытые сейчас под капюшоном мантии, улавливают не только движения, но и намеки на них. — Ты всегда была верной слугой… Империи, что бы там ни говорили злопыхатели.

Пауза не ускользнула от внимания Диланы и она поняла, что стояло за этой короткой запинкой. Борох никогда не высказывал, хоть бы и в виде намёка, мысль о том, что на троне Гурана он смотрелся бы куда лучше нынешнего Императора, но имеющий хоть каплю разума признает — кресло Верховного жреца высоко, но не на самой вершине. Император понимает, что Юрай, собравший под своей рукой немалые силы, вполне может сделать этот последний шаг. Потому она и получила самоубийственный приказ.

— Да… — повторил жрец. — Верной слугой, и пусть тебя не коробит слово «слуга», дочь моя.

Дилана снова ощутила холод. Он знает, что ей неприятно это определение, или же она не сумела сохранить бесстрастное выражение лица? Всё верно, пусть в Гуране каждый придёт в восторг, услышав подобную похвалу от Бороха, сама она ненавидела это проклятое слово, напоминавшее о тех давних днях, когда она была ничем и никем, слугой, полезной и ценной вещью, которую использовали те, кто стоял выше в иерархии Ночного Братства. Она смогла вырваться, убив тех, кто пытался воспрепятствовать, сумев договориться с теми, кого убивать было нежелательно. И теперь принимала приказы лишь от одного человека.

Но для него, пусть и единственного, Дилана всё равно оставалась слугой. Слугу можно ценить, к нему можно испытывать теплые чувства, но равным он не станет никогда.

— Все мы чьи-то слуги, — развивал мысль Борох. — Мы служим богам, Императору, долгу… ещё — друзьям или тем, кого любим.

Дилане потребовались немалые усилия, чтобы сдержать улыбку. Борох и любовь… есть ли вещи менее совместимые?

— Человек проживает жизнь по-разному, — продолжал старик. — Кого-то устраивает быть слугой, кто-то мечтает приказывать многим и получать приказы как можно реже. А иные видят целью жизни ограничиться служением лишь тому, кто воистину заслуживает поклонения.

— Эмнауру?

— Или Эмиалу… ты удивлена, дочь моя? Да, мои помыслы направлены на служение нашему богу, и сторонники Эмиала мне враги, но странно было бы не признать, что мои и их взгляды в чём-то схожи. Но речь не об этом. Однажды человек оказывается перед выбором — остановиться на достигнутом или сделать ещё один шаг вперед.

Он замолчал, разглядывая изуродованные старостью пальцы, а Дилана всё пыталась понять, что хочет сказать ей жрец. Может, Император прав в своих подозрениях, и Борох намерен радикально изменить соотношение сил в Гуране, добавив к сутане ещё и императорскую корону?

Старик тихо рассмеялся.

— Думаешь, я возжаждал власти? Властью наслаждаешься лишь до определённого момента, пока не начинаешь понимать, что всё преходяще. Вот ты служишь Императору и власть, которую он даровал тебе, велика. Много ли радости это тебе принесло? Ты распоряжалась жизнью людей, чьи заслуги перед Империей были, пожалуй, куда более значительны. Ты отняла эту жизнь… скажи, это принесло мир в твою душу? Или заставило её трепетать от наслаждения?

Дилана молчала. Знает ли старик о её роли в трагической гибели генерала Седрумма, или же просто выдает свои предположения за полную уверенность? Ищейками Триумвирата наводнён весь Гуран, мало что может укрыться от всевидящего ока жрецов Эмнаура, хотя она могла бы поклясться, что идеально запутала следы. Хотя кто его знает, возможно, он намекает на капитана галеры, убитого не так давно.

— Не знаю, отец мой. Мне приходилось убивать… по приказу. Или ради дела. Я испытывала удовлетворение от хорошо сделанной работы.

— Это верные слова, — кивнул Борох. — Мы ставим перед собой цели… или их ставят перед нами те, кому дано такое право. Но однажды приходит время, и надо задуматься — верны ли эти цели. Не ошибается ли отдавший приказ.

— А он… ошибается?

Более всего она боялась, что сейчас Борох спросит, кого это волшебница имеет в виду — что ответить? Но он не спросил.

— Я хотел бы, дочь моя, чтобы ты как следует подумала об этом нашем разговоре. Сейчас ты на распутье, и следующий шаг поведёт тебя уже по новой дороге. В конце каждого пути — цель, но приближаясь к одной, неизбежно отдаляешься от другой, и лишь тебе решать, какой путь избрать.

Дилана помолчала, затем усмехнулась.

— Знаете, отец мой, я ведь воин, хоть и иногда ношу платье. Мне куда проще нанести удар, чем плести паутину интриг, в которых жертва сама запутается и задохнётся.

— Иначе говоря, не мог бы я выражаться яснее, так, дочь моя?

— Именно так.

Борох расцепил пальцы, сделал глоток уже остывшего вина, затем кивнул.

— Изволь. Иногда слова похожи на якорь, что утянет на дно самого искусного пловца. Пока они не произнесены, выбор всё ещё есть — грести к берегу, к борту ближайшего судна или просто болтаться на месте в ожидании шлюпки. Но когда всё сказано — выбор истаивает, словно дым, оставляя неизбежность. Ты просишь — я буду говорить прямо. Император слаб. Его решения продиктованы заботой о государстве, не спорю, но сиюминутная выгода часто оборачивается поражением в будущем. Империя утратила изрядную часть былой мощи именно потому, что каждое решение принимается с оглядкой на то, что подумают о нем в Триумвирате… в Ночном Братстве… Три года назад Унгарт стоял в шаге от достижения той воистину великой цели, что угодна Эмнауру — Инталия готова была пасть на колени. Требовалось лишь проявить немного мужества, пойти наперекор Зорану…

— Стальные клинья залили бы Империю кровью.

— Да, это так. Но трудно, дочь моя, победить победителя. Зоран одержал верх лишь куском пергамента и десятком напыщенных фраз именно потому, что Его Величество, — титул Юрай произнес с явным презрением, — испугался. Гуран считается единым, но на деле это не так. В тот момент Унгарта поддержали бы все. Месяц спустя — большинство. Сейчас — от силы четверть, и он всё более и более явно утрачивает свои позиции. Потери Империи не критичны, мы всё ещё способны дать бой и белым рыцарям, и индарцам. Но мы выжидаем — и слабеем, слабеем… Ви отправлен на плаху, Седрумм зарезан в собственном доме, их место заняли те, кто более угоден Императору и кто обязан именно ему своим возвышением. Но верность бесполезна, если за ней не стоит сила. А Инталия, тем временем, наращивает мускулы…

— Вы считаете, отец мой, что Империя должна начать новую войну?

— Нет, дочь моя, лишь завершить начатое.

— И кто поведет нас к победе?

— Бог, дочь моя.

Он снова замолчал, затем откинулся в кресле, но пальцы так и остались в напряжении, готовые в любой момент привести в действие заклинание — если вдруг гостья задумает какое-нибудь сумасбродство.

— Что ж, я сказал всё, что следовало. Ты служишь Унгарту и ты ему верна, это достойно уважения. Теперь же следует подумать, кому больше нужна твоя верность. Императору… или Империи. Иди, дочь моя… у тебя есть время подумать, много времени. Сделай верный выбор.

Сейчас, глядя на мокрую насквозь Ташу, Дилана вспоминала тот недавний разговор и немного завидовала этой орденской стерве, которая по жизни настолько тупа, что не испытывает сомнений. Она видела Ташу насквозь… её, вероятно, никогда не посещают мысли о том, кто хозяин, кто слуга. АрГеммит пользуется своей протеже там и так, как считает нужным, а ей — всё приключение, спасение от скуки. Вряд ли леди Рейвен хотя бы раз в жизни задумалась о том, насколько на самом деле белы плащи Несущих Свет, и так ли уж черны помыслы тех, кто поклоняется Эмнауру. Как легко жить, если не задавать себе неудобных вопросов, если не доискиваться неприятных ответов.

Если в какой-нибудь из стычек леди Рейвен придётся умереть, смешно предполагать, что она отправится в последний путь с мыслью, что хорошо послужила Ордену. Таша служит только самой себе, исполняя полученные приказы так, как считает нужным, основываясь на своём личном понимании долга. И ей ведь на самом деле плевать, что подумают окружающие, в том числе и её горячо обожаемый Метиус. Если кто и свободен по-настоящему, так это именно она.

Может ли она, леди Танжери, поступить так же?

Приказ Императора. Просьба… нет, пусть слова сказаны мягким голосом, пусть не звучало «я хочу» или «я требую», но всё сказанное Борохом — это тоже приказ. Два человека, равные по влиянию и лишь немногим отличающиеся по официальному статусу. Светскому. Если же речь вести о религии, то тут право Бороха принимать решения, пожалуй, выше.

Чьи слова будут направлять её руку?

Всё, что недоговорил Борох, на самом деле и не требовало излишних слов. Убей Императора, Дилана. Убей — лишь ты можешь подойти к нему достаточно близко и сделать это, не бросая тень на старого жреца. Ты погибнешь, Дилана — но своей смертью ты принесешь огромную пользу Империи. А ведь именно страна превыше всего, не так ли, Дилана? Человек, занимающий трон — это не более, чем просто человек, плоть и кровь, кожа и кости, украшенные старой, как этот мир, короной. Так ли важно, кто именно будет её носить? Куда важнее, что сделает венценосец для своего народа. Убей слабого — и на трон сядет сильный, что принесёт Империи истинное величие, быть может — впервые за тысячи и тысячи лет сумеет объединить осколки Эммера в единое целое. Целое — гораздо лучше осколков, не так ли?

Убей жреца, Дилана. Убей — лишь у тебя может хватить силы, хитрости и коварства. Отправь к Эмнауру его вернейшего слугу, шепчущего о любви к богу и народу, но на самом деле испытывающего непреходящую, всепоглощающую любовь к власти. И готового ради этой любви залить кровью всё, до чего сможет дотянуться. Слабый, шаткий мир… неужели он хуже очередного кровопролития? Хочешь снова отдавать приказы солдатам убивать горожан, виновных лишь в том, что их надежда и опора, рыцарь Ордена, не желает сдать крепость без боя?

Устранись, Дилана. Брось всё, покинь эскадру, отправься в какую-нибудь глухую деревушку, где про Императора или Святителя знает разве что старый, давно впавший в маразм управитель. Забейся в глухую щель, и пусть эти негодяи делят власть так, как сочтут нужным. Пусть перегрызут друг другу глотки — это не коснется тебя, если будешь достаточно осторожна. Загрохочут ли по коридорам Святилища Эмнаура подкованные сапоги солдат или вспыхнет императорский замок под ударами безликих магов Триумвирата — это будет не твоё дело и не твоя вина. Не стоит марать руки в крови, Дилана, они и так… по самые плечи.

Измени судьбу, Дилана. Найди единомышленников, купи клинки наёмников, запугай трусливых, убеди умных, поведи за собой храбрых. Пусти под нож Ночное Братство, сравняй с землей храмы Эмнаура, залей улицы Брона кровью императорских гвардейцев. Убей всех, кто встанет на твоём пути, Дилана, стань хозяйкой собственной судьбы. Пусть на трон сядет Дилана Первая, знающая, чего хочет. Ты ведь знаешь, Дилана? Или нет?

Выхода нет, и выбор должен быть сделан. «Ты прав, Юрай Борох… я на распутье. И не могу остаться на месте, надо сделать шаг. Первый… даже если он окажется последним.»

Она снова посмотрела на Ташу и доброжелательно улыбнулась, стараясь, чтобы сквозь эту маску не просочилась ядовитая смесь зависти и ненависти. Леди Рейвен не стоять перед выбором, когда любой из вариантов ведет к смерти.

— Пойдёмте, леди. Совет скоро начнётся.

Если для перевозки пассажиров имперская боевая галера «Коршун» подходила мало, то уж для проведения многолюдных совещаний не подходила совершенно. Цари над морем штиль или наполняй паруса лёгкий теплый бриз, эту встречу можно было бы провести на палубе — но сейчас погода явно этому не благоприятствовала. Ветер с каждой минутой усиливался, срывая пену с гребней волн и швыряя её в корабли. Звенел натянутый почти до грани разрыва такелаж, скрипели доски, принимая на себя новые и новые удары тёмной воды.

Борох понимал, что его требование срочно созвать предводителей союзных эскадр было, по меньшей мере, опрометчивым. Не самое подходящее время — приближающийся шторм, предсказать появление которого не смогли самые опытные моряки, мог рассеять корабли так, что понадобятся дни, а то и недели, чтобы снова собрать эскадру воедино. В таких условиях не стоило собирать всех старших офицеров на одном корабле, хоть великолепная имперская галера и способна — по заверениям новоиспеченного капитана — поспорить с любой стихией.

Но что сделано — то сделано. Пока не утихнет ветер, придётся собравшимся вверить свои жизни «Коршуну» и его матросам. Пропитанные салом кожаные манжеты уже закрыли весельные отверстия в бортах, спущен парус, наглухо задраены люки, всё, что можно закрепить — закреплено, всё, что можно — убрано в трюм, рулевой и капитан заняли свои места. И да пребудет с галерой милость Эмнаура… хотя, если судить по погоде, сейчас бог явно занят другими делами.

В каюте Бороха было не протолкнуться. Сам жрец, по такому случаю временно расставшийся с телохранителями, и Дилана — представители Империи. Смутно знакомый Таше рыцарь — кажется, она успела пару раз встретиться с ним, но имени не запомнила — прибыл с индарской эскадры. Тучный кинтариец, назвавшийся Раджилом Тади, посетовал, что в минувшем сражении уважаемый господин Шимар Саарти, капитан «Морской звезды» и командующий предоставленным Кинтарой флотом, по несчастливому стечению обстоятельств покинул сей бренный мир, взвалив все тяготы предстоящей кампании на плечи своего недостойного помощника. Дейн арБавер, второй помощник капитана «Светозарного», единственный из уцелевших во время боя рыцарей Ордена, прибывший на борт «Коршуна» несколько часов назад, мрачно покосился на леди Рейвен и попытался занять место, максимально удаленное от женщины.

Воздух моментально стал тяжёлым и неприятным. От воинов пахло морем и смолой, не слишком свежей солониной и потом. Господин Тади распространял вокруг аромат благовоний, более подходящих какой-нибудь шлюхе из дорогогоборделя, тонкие духи Диланы с трудом пробивались сквозь этот липкий, тягучий запах. Кто-то открыл дверь, в каюту ворвался порыв ветра, наполненный сыростью, солёными брызгами — сразу стало легче дышать. Но дверь тут же захлопнулась.

— Что ж, господа… — прошелестел тихий голос Юрая Бороха, — благодарю, что откликнулись на мою просьбу. Нам необходимо обсудить важный вопрос…

— А почему бы не обсудить его как-нибудь потом, когда уляжется шторм? — быть может, арБавер был неплохим моряком, но дипломатом ему не стать никогда, в каждом слове сквозила плохо скрытая неприязнь к жрецу тёмного бога. — Если ваше корыто пойдет ко дну, это поставит на кампании жирный крест.

— Галеры Империи выходят в море и в худшую погоду, — пожал плечами старик, — но обсуждать мореходные качества кораблей лучше с теми, кто в этом разбирается. Хотя ваши слова, помощник… ах, простите, теперь уже капитан арБавер, как раз и коснулись того, что волнует меня в последние дни. А именно — следует ли нам продолжать этот поход, настолько неугодный богам?

— Решение было принято, — буркнул индарец. — Его утвердил сам Комтур Зоран. Если кто-то считает, что шайка пиратов или лёгкий ветерок заставит рыцаря Круга отступить…

Он не стал оканчивать фразу, да этого и не требовалось. Таша бросила на воина слегка насмешливый взгляд — общеизвестно, что в Круг входят лишь лучшие из лучших, и этот, несомненно, некогда был отменным рубакой. Но годы берут своё, молодые вырываются вперед, их мечи не менее остры, но сил и боевого куража больше, а амбиции и вовсе брызжут из щелей доспехов. Для него экспедиция, пожалуй, один из немногих способов ощутить себя не просто уважаемым ветераном, а настоящим героем, каким был когда-то. Этот не свернёт, что бы ни случилось.

К её удивлению, следующим подал голос не арБавер, чего следовало бы ожидать — приказ Метиуса никто, кроме него самого, отменить не в силах — а толстый, увешанный золотыми побрякушками кинтариец.

— Да не сочтёт уважаемый Верховный жрец мои слова непочтительными, — он попытался изобразить поклон, но получился лишь не слишком выраженный кивок, — но интересы Кинтары настоятельно требуют внесения некоторой ясности в положение дел в южных водах. В известной степени, организовать подобный поход силами исключительно нашего флота представляется Совету Граждан не вполне рациональным, в то время как полученное от высокочтимого магистра арГеммита предложение встретило в Совете полную поддержку. Со скорбью признаю, что потери в имевшей место битве весьма велики и, в иное время, свойственная истинным кинтарийцам осторожность могла бы оказать значительное влияние на мысли и поступки…

— Уважаемый господин Тади, — поморщился жрец, — поверьте, нет нужды в этой велеречивости. Думаю, все присутствующие и так поняли, что Кинтара намерена продолжить поход.

— Истинно так, уважаемый, — снова с трудом склонил голову южанин, скорчив недовольную мину.

— Что скажет Орден? — поинтересовался Борох, но тут же усмехнулся. — Впрочем, не думаю, что ответ капитана арБавера или леди Рейвен окажется для меня сюрпризом. Смею заверить, Империя не отказывается от взятых на себя обязательств, однако мне следовало узнать мнение каждого из вас. Теперь хочу представить вам одного интересного человека.

Он чуть заметно шевельнул кистью, и двое его телохранителей в чеканных масках тут же выскочили за дверь. Вернулись они быстро — воздух в каюте не успел толком очиститься. Присутствующие раздались в стороны, насколько это позволяла теснота, и безликие швырнули в центр каюты человека с мешком на голове. Одежда его была изорвана и пропитана кровью, руки связаны за спиной, связаны жестоко — Таша уже видела подобный способ медленной казни, когда перетянутые верёвками руки умирают, распространяя гибельный яд по ещё живому, но уже обречённому телу. Если отрубить несчастному кисти обеих рук — он ещё может выжить.

— Итак, господа, перед вами — известный адмирал Родан.

Рука безликого сорвала мешок с головы пленника.

Выглядел адмирал страшно. Лицо иссечено старыми и свежими шрамами, на месте левого глаза зияет кровавая рана, сквозь глубокий разрез на щеке видны жёлтые зубы. Таша поморщилась, отводя взгляд. Врага надо убить или отпустить, глумиться над изуродованным пленником — как это в духе гуранцев.

— В Кинтаре, — жёлчно заметил господин Тади, — есть освящённая веками традиция, когда преступника, посмевшего покуситься на жизнь свободного человека, помещают в бочку, наполненную змеями. Идеальнейшим образом для этого изысканного наказания подходят каменные гадюки, их укус не смертелен, но вызывает воистину непереносимую боль, которая длится часами. Со временем к преступнику приходит понимание истинных глубин того зла, которое он, поддавшись злобе или жажде наживы, свершил.

— Всегда подозревал, что кинтарийцы — злобные дикари, — мрачно заметил рыцарь Круга.

— Смерть приходит к каждому, — внезапно прохрипел пленник. — А быстро или медленно, это… не так важно. Хотя я… предпочел бы… побыстрее.

— Кому-то наградой служит жизнь, — хмыкнул Борох. — Кому-то — золото, слава или титул. Но бывает, что и право быстрой смерти необходимо заслужить. Я ведь не сомневаюсь, что на триере найдётся и бочка, и подходящие к случаю змеи, не так ли, уважаемый господин Тади?

— Истинно предусмотрителен лишь тот, кто способен предусмотреть непредусматриваемое, — глубокомысленно заявил южанин и, решив, что его мысль может оказаться слишком сложной для окружающих, уточнил: — Безусловно, на корабле блистательной Кинтары имеется всё необходимое в долгом путешествии, поскольку дух и плоть человечески слабы, и тяжкие преступления, бывает, совершаются не только на суше.

— И чем же я… — скривился Родан, — могу… заплатить?

— Информацией. Она ведь бывает дороже золота, не так ли, адмирал? — Борох сделал долгую многозначительную паузу. — Или мне следует называть вас капитаном? Насколько я помню, Император не удостаивал вас адмиральского звания, капитан… Текард.

— Текард? — вскинулась Таша. — Тот самый?

— Именно так, — гримаса на лице изуродованного человека при некоторой фантазии могла бы сойти за презрительную ухмылку. — Приятно, когда тебя… помнят…

— Итак, капитан Текард, — начал было жрец, но пленник тут же дёрнулся, словно от очередного удара.

— Родан… называйте меня так… можете без «адмирала», хотя… плевать… капитан Текард сдох там, куда ты, старик, послал его. Сам сдох, и всех… парней потерял… хорошие были парни, не чета… этой швали…

— Весьма эмоционально, — хмыкнул Борох, — но глаза меня не обманывают. Я вижу капитана имперского флота Текарда, и он жив. Пока ещё жив, хотя, к моему прискорбию, успел забыть и свой долг, и данные клятвы, и полученные приказы.

— Пустые слова, старик… — уцелевший глаз капитана сверкнул жгучей ненавистью. — Для капитана Текарда вся эта чушь… что-то значила, для Родана… другое. Неважно. Говори, что тебе… надо, и дай мне… уйти.

— Что вы обнаружили в южных водах? — резко бросил арБавер. — И где? Вы нашли чёрный остров, не так ли? Это из-за него погибли ваши корабли?

Борох метнул в сторону орденца ненавидящий взгляд. Нет более глупого допроса, чем вот такой — непродуманный, скомканный, когда дознаватели перебивают друг друга, попутно раскрывая противнику крохи информации, знать которые тому совершенно не обязательно.

Тело пленника мелко затряслось, Таша решила было, что того бьют конвульсии, и лишь спустя несколько мгновений поняла — человек, уже одной ногой сделавший шаг в посмертные обители богов, смеялся.

— Мы обнаружили… да, старик, ты… все вы, глупцы… никто не попытался хоть немного… думать… Найти крошечный островок… в океане… без карты… разве что с помощью Эмнаура… старик, твой бог поможет тебе, как считаешь? Не поможет, не надейся…

Слова выходили с трудом, на губах пузырилась кровавая пена, грудь поднималась рывками, словно капитану требовались невероятные усилия для каждого глотка воздуха. Было видно, что говорить ему чудовищно больно, но молчать — больнее вдвойне. Ему, окровавленному и избитому, сейчас известно нечто, что позволит стереть надменное выражение с лиц окружающих его врагов. Маленькая победа — пусть последняя, но несомненная.

— Глупцы, да… думаете, все, кто страшится южных вод… что-то там находили? Нет… оно само… найдёт… вас…

Внезапно он дёрнулся, выпрямляясь, прижимаясь спиной к стене и, несмотря на своё бедственное положение, приобретая гордый и независимый вид.

— Моя эскадра погибла, но вам… это не послужило… уроком, да… Я топил каждый корабль… что шёл на юг… чтобы не пробудили… не указали путь… Мне плевать, что ты думаешь обо мне, Борох… пират, да, пусть так. Ты говорил про… долг… я знаю, что такое долг… ты не поймёшь… вы не поймёте, гордые воины… ничего не боитесь, да… не отступите, верно? Ну так узнайте… сами… на своей шкуре… А лучше… отступите… трусость помогает… выжить.

— Империя никогда не отступает, — то ли Таше показалось, то ли в голосе жреца и в самом деле прозвучали нотки сожаления. — То же скажут Индар, Орден. И Кинтара пойдет до конца, пусть из меркантильных соображений. Ты думаешь, какие-то угрозы смогут нас испугать? Это заблуждение, капитан. Но ты можешь помочь. Если пожелаешь.

— Помочь? Я пытался… — изорванные губы растянулись в улыбке, запекшаяся корочка крови лопнула, выпуская наружу темные густые капли. — Пытался… когда жёг ваши… корабли. Не вышло… теперь дело за вами… Я ничего тебе не скажу… старик…

Он попытался плюнуть в Бороха, но подвела рассеченная щека, и густой комок кровавой слюны пополз по подбородку.

Борох молчал, а капитан равнодушно смотрел словно сквозь жреца, и во взгляде его присутствовало полнейшее равнодушие ко всему — и к собственной судьбе, и к будущему собравшихся в каюте людей. Постепенно взгляд Текарда тускнел, дыхание становилось всё более прерывистым, пока не прекратилось окончательно. Чуть дрогнуло тело, в последнем спазме выпуская душу в полет к посмертному существованию.

— Повесить, — тихо приказал Борох.

— Но он же умер, — вспыхнула Таша.

— Неважно…

Глава семнадцатая Дилана Танжери. Южные воды

Непрекращающийся вой ветра рвал душу. Каждый раз, когда галера, только что с трудом взобравшаяся на очередную волну, рушилась в водоворот пены и брызг, желудок подскакивал к горлу, а затем валился вниз, порождая очередной спазм. Дилану снова вывернуло — одной лишь желчью, она и забыла, когда в последний раз хоть что-то ела. Попыталась вспомнить — и слишком поздно поняла, что делать этого не стоило — тело пришло в ужас от одной мысли о еде и отреагировало очередной серией рвотных позывов. Кое-как вытерев лицо заскорузлой тряпкой, она добралась до кровати и уткнулась лицом в подушку — лежа переносить качку было чуточку легче.

Послышался стон, затем булькающие звуки — это леди Рейвен, в свою очередь, боролась с непослушным желудком, считающим, что не всё ещё выброшено на дощатый пол крошечной каюты. В помещении стоял удушливый запах, но открыть дверь означало немедленно впустить внутрь воду, а уж выйти на палубу было смерти подобно — за последние два дня галера лишилась шестерых матросов, смытых за борт волнами, периодически прокатывавшимися по палубе корабля. Тело капитана Текарда сорвало с реи в первую же ночь. А может, кто-то из экипажа сердобольно полоснул ножом по линю, отпуская бывшего имперского флотоводца, а впоследствии одного из самых проклинаемых пиратов Южного Креста, в последний путь.

Обрывок линя недолго служил напоминанием о казни — если можно назвать казнью повешение трупа. Уже к вечеру следующего дня мачта не выдержала и переломилась с оглушительным треском. Пока что лишь усилия гребцов, серых от усталости, не давали «Коршуну» окончательно стать безвольной игрушкой стихии. Ломались вёсла — в кожаные манжеты тут же просовывали новые, и руки, сбитые до кровавых мозолей, вновь погружали лопасти в бушующие волны.

Почти все на борту понимали, что вечно это продолжаться не может — рано или поздно раздастся под ударами волн обшивка, или не выдержит набор^[17] — и тогда гибель станет неизбежной. Где-то в глубине души Диланы таилось ожидание смерти — вот-вот, мгновением или двумя позже раздастся грохот, и потоки соленой воды поглотят её, сомнут, ослепят…

Раздался грохот, и струя воды ворвалась в каюту. Послышался слабый полустон-полувопль, большая часть океана досталась Таше, в одно мгновение промочив её насквозь.

— Прошу прощения, леди! — Дейн арБавер уже поворачивал задрайку^[18], отделяя бушующее «вокруг» от обманчиво безопасного «внутри». Действовал он одной рукой — левая висела на перевязи. — Проклятье, когда же это кончится!

— Вы же моряк, — не удержалась от колкости Дилана, — вам всё это должно быть привычным.

Рыцарь смерил леди взглядом, тепла в котором было не больше, чем в льдинах, часто встречающихся в северных водах. Но вспомнив, видимо, что сейчас они в буквальном смысле слова находятся в одной лодке, снизошел до ответа:

— Я уже готов поверить, что сами боги дерутся за возможность отправить нас на дно. За десять лет с подобной бурей я не сталкивался ни разу.

Таша с трудом оторвала себя от койки и попыталась принять более или менее вертикальное положение. Дилана с тоской посмотрела на соседку — вид у леди Рейвен был самый что ни на есть несчастный. Круги под глазами, землистая кожа, сочащаяся кровью царапина на виске — не так давно палуба, внезапно ушедшая из-под ног, заставила девушку потерять равновесие и упасть. Лишь чудом угол скамьи не проломил кость… интересно, что бы сказал Император, если бы эта орденская стерва, которую ей, Дилане, приказано холить, лелеять и оберегать от пылинок, скончалась тут же, буквально у неё на руках? Его Величество, как правило, не склонен милостиво выслушивать разного рода оправдания. Несчастные случаи принимаются в расчёт лишь тогда, когда они организованы по приказу Императора, иные же ситуации рассматриваются исключительно как халатность. И наказываются соответственно. Как показывает практика, при таком подходе несчастные случаи происходят заметно реже.

Леди Танжери вздохнула — пожалуй, сама она сейчас выглядит не лучше.

— Что с вашей рукой, Дейн? — спросила Таша, прижимаясь спиной к доскам стены и вцепившись пальцами в невысокий бортик кровати.

— Сломаны кости, — пожал плечами рыцарь. — Сейчас от меня, как от гребца, мало толку. Все, кто способен двигаться — либо гребут, либо откачивают воду из трюма.

— Все?

— До единого. Кроме вас и Бороха. Галера изрядно повреждена, не знаю, как долго она ещё сможет оставаться на плаву. Несмотря на усилия гребцов, нас сносит на юг, дальше и дальше.

— Как вы считаете, Дейн, корабль выдержит?

Он поморщился, не желая расточать комплименты извечному противнику, но и кривить душой не стал:

— «Коршун» и в самом деле… построен неплохо. Плавучий якорь не дает ему встать бортом к волне, гребцы тоже стараются не зря, да и обшивка пока держит. Мне кажется, что шторм начинает выдыхаться… это не значит, леди, что волны улягутся через час-другой, но шанс есть.

Дилана изобразила на лице приличествующее случаю внимание, но слова орденца скользили мимо сознания. Сейчас её куда больше волновало другое — если арБавер не солгал — а смысла в этом не было ни малейшего — то Борох в каюте один, его телохранителей приставили к делу. Вряд ли можно дождаться лучшего момента… На протяжении нескольких дней она краем глаза следила за каютой старика и лишь скрипела зубами от злости — безликие не оставляли Верховного жреца ни на мгновение — если не считать то недолгое совещание, когда для телохранителей в крошечном помещении попросту не осталось места. В остальное время кто-то из масок непрерывно находился подле Бороха, бодрствовал ли тот или спал. Дилане не составило бы особого труда одержать верх над одним из безликих, хотя себе в свиту Борох наверняка отобрал лучших. Но схватка с телохранителями даст время самому жрецу начать атаку, а в своей способности успешно противостоять сильнейшему боевому магу Империи женщина отнюдь не была уверена. Оставалось ждать подходящего случая.

Она с трудом поднялась, нашла относительно чистый платок, старательно вытерла лицо. Пошатываясь, двинулась к двери, балансируя на норовящем ускользнуть из-под ног полу.

— Леди Танжери? — в недосказанной фразе отчётливо звучало «вы сошли с ума?», но Дилана знала, что рыцарь не станет останавливать её, какую бы глупость она ни попыталась выкинуть. Большая часть имперцев на борту этого корабля вряд ли станет лить слёзы, если императорская убийца вылетит за борт, что уж говорить о светоносце. Тот бы и сам помог… при наличии уверенности, что помощь останется никем не замеченной.

— Юрай Борох — не просто старик, — процедила она сквозь зубы. — Для меня он духовный наставник, почти как отец… а в чём-то и больше, чем отец. Я должна убедиться, что с ним всё в порядке.

— Да, я понимаю, — ухмылка арБавера выглядела насквозь фальшивой. — Вам помочь открыть дверь?

— Сама справлюсь, — буркнула она, всем весом налегая на задрайку. Та посопротивлялась пару мгновений, затем поддалась так легко, что рычаг выскользнул из ладони и вонзился ей в грудь, дыхание перехватило, вспышка боли на мгновение затуманила рассудок. — Проклятая железка… капитан, закройте за мной дверь, здесь и так достаточно воды.

Палуба встретила волшебницу шквальными порывами ветра, рвущего волосы, старательно проникающего под плотную кожу камзола, сырого и почти не сохраняющего тепло. Тут же прилетела пенная шапка, обдав Дилану колючими брызгами, сапоги скользнули по мокрым доскам, руки вцепились в обломанную мачту, срывая ногти… Обняв кажущуюся такой надёжной деревяшку, прижавшись к ней, Дилана мелко дрожала, собираясь с силами для следующего броска. Было бы мудро найти какую-нибудь веревку, обвязаться — но ничего подходящего на глаза не попадало. А чтобы добраться до бывшей каюты капитана, в которой обосновался Юрай, требовалось пересечь всю палубу, открытую ударам волн.

Дилана с трудом оторвала себя от мачты, шагнула к борту, двумя руками вцепилась в туго натянутый леер^[19]. Шаг, второй… налетела волна, появилось паническое чувство, что пеньковый трос вот-вот лопнет, но вода схлынула, а леди Танжери, мокрая с головы до пят, всё также стояла у борта, стискивая мокрый, липкий канат. Затем сделала шаг, второй — страх сменился странным чувством опьянения, уверенности в своих силах, некоторым презрением к бушующим волнам. Она дойдёт, непременно дойдёт… быть может, сам Эмнаур послал этот шторм ради того, чтобы дать ей шанс исполнить задуманное.

— Как вы себя чувствуете, отец мой?

Борох медленно поднял взгляд на незваную гостью. И в обычное время выглядящий изможденным, сейчас он казался похожим на мертвеца. Серая кожа, прорезанная глубокими морщинами, набрякшие мешки под сильно покрасневшими глазами, бескровные губы, сжатые в ниточку. Старик явно давно не спал — да и не удивительно, чтобы заснуть при такой качке, необходимо обладать соответствующими навыками. Это опытный матрос способен уснуть в любой обстановке, лишь бы ему дали такую возможность, а старый жрец привык к комфорту, когда уютная кровать не пытается выскользнуть из-под измученного тела.

— Эмнаур посылает нам испытания не для того, чтобы мы придумывали жалобы, дочь моя, — пожал он сухонькими плечами.

Дилана заметила, что руки Бороха привычно сложились в боевом жесте. Поступи так она — не миновать укоряющего взгляда, насмешливых упреков… это при условии, что старик не расценит жест как подготовку к нападению и не ударит первым. Путь Бороха к вершинам власти отнюдь не был усеян розами, и лишь Эмнаур ведает, скольких врагов, недоброжелателей или друзей он отправил на встречу с божеством. Кого — по необходимости, кого — по одному лишь подозрению. За последние годы было официально объявлено о семнадцати покушениях. Какие-то были подстроены, это несомненно. В конце концов, сам Император, отправляя на плаху неугодного ему человека, не чурается использовать это старое как мир объяснение — заговор против Короны. Был заговор на самом деле или нет — кому это интересно, если вердикт вынесен и приведён в исполнение? Желающие подать голос в защиту неправедно осужденных рискуют головой, что в Гуране, что в Инталии или где-то ещё. Тайная Стража ищет врагов Императора, но среди подчиненных Консулу бойцов немало найдётся и таких, что за благословение, небольшую мзду или просто ради установления добрых отношений сообщат безликим о неосторожных высказываниях или о преступных намерениях, имеющих отношение к Триумвирату. Да маски и сами не сидят сложа руки, сеть осведомителей у них немногим уступает Тайной страже, только вот с теми, кого подозревают в недостаточной любви к богу поступают жёстче, чем с проявившими неудовольствие в адрес светской власти.

Впрочем, исход всё равно один.

Так что замысливших недоброе в отношении Юрая Бороха ждёт не самая лучшая судьба. Другое дело, что там, где Император полагается на отточенное умение и абсолютную преданность гвардейцев, Юрай Борох вполне способен позаботиться о своей безопасности сам. Года три назад какой-то смельчак сумел убить безликого и под его личиной добраться до личных апартаментов жреца… Покои после той встречи нуждались в серьёзном ремонте, а запах горелой плоти, по слухам, выветривался не менее десяти дней. Личность наглеца сохранялась в тайне… вернее, обгоревшее тело опознать было невозможно, а сам старик если и знал, кто явился по его душу, то предпочитал хранить молчание.

Дилана осторожно подошла к скамье и села, вжавшись спиной в стену. Руки расслаблены, на пухлых губках — преисполненная искреннего сочувствия улыбка, в глазах — сострадание, всё как и положено истинной дочери по вере. «Правда, улыбками Бороха не проведёшь, — мысленно посетовала она, — он сам кого угодно проведёт. И убивать будет с печалью, что ещё один из эмнауровых детей окончил свой бренный путь.»

— Эмнаур мог бы посылать нам испытания с чуть меньшим азартом, — вздохнула она.

— Кто посмеет сказать, что ему известны пути богов? — губы старика чуть шевельнулись, что должно было означать отеческую улыбку. — Но мне кажется, что это, несомненно, истинный знак, понять который несложно. Я предлагал вернуться, но мой голос не был услышан, не так ли, дочь моя?

Она кивнула.

— Гордость…

— Гордыня, — поправил Юрай.

— Да, отец мой, гордыня недостойна душ тех, кто отдал себя служению Эмнауру. Но люди слабы и маскируют слабость понятиями о гордости, чести, предназначении. Так легче оправдывать собственные поступки.

— Меня радует, что ты понимаешь это, Ди… — её чуточку покоробило от подобного обращения, сокращать имя волшебницы позволял себе лишь Император, да и то лишь в наиболее доверительные моменты. — Ты пришла, чтобы сообщить принятое тобой решение?

По спине женщины пробежал холодок.

— А вы сомневались в нём, отец мой?

— Сомнения свойственны молодости, — несмотря на явную усталость, его взгляд, казалось, пронизывал Дилану насквозь. — Старости больше подобает знание, но это твоё решение и я не хотел бы угадывать его. Произнеси то, что сочтешь нужным, а боги даруют мне силу отделить искренность от притворства.

— Боги вечны. Империя вечна, — она многозначительно помолчала. — А люди… люди смертны. Рано или поздно любой окончит свой жизненный путь. Я служу…

— Императору? — подсказал Борох.

— Идее, — возразила она чуточку резко, но сейчас эта резкость была вполне уместна. — Империи и тому пути, который указан ей богом. Не стану скрывать, отец мой, Унгарт не вызывает у меня брезгливости или ненависти, по-своему он неизменно был со мной честен, часто — добр. Только вот доброта — не лучшее качество настоящего лидера. А Империи сейчас нужен человек, умеющий видеть цель… и перешагивать через препятствия.

— Вот как?

Бороху слова Диланы понравились больше, чем если бы она начала рассыпаться в уверениях бесконечной преданности и готовности в любой момент перерезать глотку любому, от Унгарта до собственной матери. Старик неплохо разбирался в людях и понимал, что право на доверие леди Танжери пока что не заработала, но первый шаг сделан. Сейчас она выбирает сторону, за которую придётся сражаться… он был уверен, что правильно угадал ход её мыслей.

С одной стороны Император — человек, уже не раз оказывавший волшебнице покровительство, но и не стесняющийся пользоваться её услугами, в том числе и в делах, после которых перчатки не остаются чистыми. Доверенные лица правителей редко отличаются долгожительством, сумма накопленных знаний постепенно делает их опасными для господина.

С другой стороны — возможные перемены. И дело не только в перемене хозяина, куда важнее — перемена статуса. Из слуги Дилана может стать соратником, а это иной уровень. Хотя сильные соратники также могут рассматриваться как угроза, мудрый правитель понимает, что в деле управления государством необходимо на кого-то опираться, попросту невозможно держать все нити в одних руках. В своё время Император допустил ошибку — наделив Дилану изрядными полномочиями, он, в то же время, так и не приблизил её к себе настолько, чтобы считать опорой трона. Личная убийца, карающий клинок, исполнительница для щекотливых поручений, глаза и уши — всё это составляет блестящую карьеру для слуги, но мало для соратника. Император упустил леди Танжери — а ведь эта женщина хочет и, что важнее, способна достичь большего.

Поначалу она будет присматриваться, будет оценивать каждый шаг новых соратников, и не раз станет искать возможность изменить ситуацию в свою пользу, пусть и за счёт тех, кто идет с ней по одному пути. Но это преходяще… Борох понимал, что если дать этой женщине то, что она заслуживает, её верность станет непоколебима. Только глупцы и распространители придворных сплетен (кое кому из которых давно пора бы укоротить языки, по возможности — по самую шею) называют леди Танжери подлой сукой. Всё не так — она, очевидно, не образец добродетели, но склонна следовать собственным, достаточно жёстким принципам… а уж от него, Бороха, зависит, чтобы эти принципы соответствовали интересам задуманного дела.

Галера в очередной раз рухнула в пропасть меж волн, глаза Диланы округлились, тело дрогнуло, рука метнулась к губам, словно рассчитывая остановить неудержимый спазм. Резко пахнуло кислым. Борох, и без того страдающий от качки, не выдержал и метнулся к крошечной дверце, скрывавшей роскошь, почти недоступную на боевом корабле — личный гальюн. Правда, сделал это он продуманно, ни на миг не выпуская леди Танжери из поля зрения — рано для доверия, рано. Хлопнула дверь, послышались стоны и звуки рвоты.

Дилана торопливо огляделась, понимая, что в её распоряжении — считанные мгновения. Она пока что не решалась вступить в схватку со стариком, возраст накладывает известные ограничения, но ведь и огромный жизненный опыт чего-то стоит. А вот использовать другие средства… Глаза скользнули по полупустой бутылке из тёмно-синего, как его ещё называли, «императорского» стекла. Дорогое вино, старик не отказывает себе в некоторых удовольствиях, особенно если паства не смотрит ему в рот.

Синее стекло, густая пурпурная жидкость… редчайший и немыслимо дорогой напиток, «Кровь моря» — дивное творение кинтарийских виноделов. Дилана ни разу не слышала, чтобы хоть в какой-то год этого вина было изготовлено более десятка бутылок. Обычно и того меньше — три, пять… Каменный виноград, крошечные, с ноготь мизинца, ягодки собирают в Выжженной пустоши, каждая вторая гроздь оплачена кровью, каждая четвертая — жизнью. Найти лозу каменного винограда — невероятная удача, мастера, передающие тайные рецепты из поколения к поколению, платят за красно-фиолетовые ягоды равный вес золотом.

Никто не поделится таким вином. Ни со слугой, ни с другом, ни с родственником.

Волшебница торопливо выдернула пробку, вознося молитву Эмнауру, чтобы именно в эту секунду Бороху не приспичило покинуть заблеванный гальюн, и торопливо опрокинула в бутыль столь долго сберегаемую склянку с «росой вечной разлуки», последним творением Шамры-знахарки.

Когда старик, настороженно поглядывая на гостью, вылез всё-таки из своего убежища, Дилана сидела на том же месте, не изменив ни позы, ни выражения лица. Сейчас она рада была бы поскорее уйти — но делать этого не следовало. Старик слишком хитер и может что-то заподозрить, а вот долгая душевная беседа вполне может настроить его на относительно благодушный лад.

А потом останется только ждать.

Дилана с трудом разлепила веки и попыталась понять, сколько же прошло времени. Занятие довольно-таки бессмысленное — в отведенной им с Ташей каюте не было иллюминаторов, задраенная дверь не пропускала света — так что не было совершенно никакой возможности понять, день снаружи или темень. Но волшебница гордилась умением определять время в любой ситуации.

Сейчас чувства подсказывали ей, что очередная отвратительная ночь миновала и за досками, отделяющими относительно безопасное пространство каюты от разрушительного буйства стихии, занимается рассвет. По счастью, это не означало, что надо вставать и куда-то идти — чувствовала она себя отвратительно, шесть долгих суток, наполненных изматывающей душу качкой, постоянными желудочными спазмами, страхом в любой момент оказаться в воде или, что может оказаться ещё хуже, в идущем ко дну запертом гробу, именуемом «офицерской каютой».

Она скосила глаза к противоположной стенке, где, уткнувшись лицом в тощую подушку, пластом лежала леди Рейвен. Спутанные пряди волос в беспорядке разбросаны по постели, рука бессильно свисает, мерно покачиваясь. Только по лёгкому шевелению видно, что соседка ещё жива.

На этой мысли Дилана осознала, что её так беспокоило в окружающей обстановке. Именно это мерное покачивание руки, цепляющей кончиками пальцев пол при каждом движении. Леди Танжери осмотрелась — на этот раз более трезвым взглядом. И не смогла сдержать восторженного вопля… ну, может, совсем капельку походившего на протяжный стон.

— Что… случилось?.. — вопрос Таша пробубнила прямо в подушку, не меняя позы и похоже, ничуть не интересуясь ответом. Просто дала понять, что в сознании.

— Качка.

— Оп-пять? — в голосе полнейшее равнодушие и смирение перед жестокой судьбой. Скажи сейчас Дилана, что принято решение лишить леди Рейвен головы, та, скорее всего, и не шевельнулась бы — мол, ну решили так решили, вам виднее, а мне уже безразлично.

— Качка кончилась. И корабль всё ещё держится на плаву.

— Это… хорошо… наверное… — глубокомысленно выдавила из себя Таша. Затем с трудом перевернулась на спину, после чего попыталась принять сидячее положение. Со второй попытки ей это удалось.

Дилана, собрав в кулак всю свою волю, уже встала — её шатало из стороны в сторону, перед глазами прыгали чёрные круги, сливаясь с пляшущими по стенам тенями, отбрасываемыми качающейся под потолком масляной лампой. Странно, что лампа не погасла… интересно, у самой Диланы хватило соображения долить масла, или позаботился кто-то из экипажа? Последнее — вернее, поскольку от вчерашнего дня, как и от ночи, не сохранилось почти никаких воспоминаний.

Поминутно теряя равновесие, она сумела натянуть тонкие лайковые бриджи, высокие сапоги, затем вернулась к койке, под которой располагался рундук с вещами. Осмотр сохранивших относительную чистоту нарядов не принес положительных эмоций — вещи порядком отсырели и одна лишь мысль о том, как эта влажная ткань или ставшая липкой кожа будет прикасаться к телу, вызывала отвращение.

После некоторого раздумья она выбрала тонкое нижнее платье из нежной узорчатой камки, с вырезом, который вполне могли счесть неприличным даже в не склонной к показушной скромности Кинтаре. Сверху надела длинное, с высоким воротником-стойкой, дорожное платье без рукавов из дорогого кинтарийского сукна благородно-синего цвета. Разрез, поднимающийся спереди чуть не до пояса, позволял платью не стеснять движений, шнуровка на талии выгодно подчеркивала фигуру. Носить подобный наряд во время шторма было бы либо безумием, либо неуместным бахвальством, но раз уж волнение успокоилось, почему бы и не выглядеть так, как полагается благородной леди.

А вот принято считать неуместным в наряде благородной леди, так это оружие. Волшебницы редко носили клинки, Таша Рейвен в этом была исключением. Дилана же, несмотря на всё своё магическое искусство, прекрасно знала цену хорошо отточенной стали. И сейчас сунула в ножны, притачанные изнутри к голенищу сапога, длинный тонкий стилет кинтарийской работы. Может, качеством металла эта игрушка и уступала индарскому оружию, зато отделка была поистине великолепной.

— Я сейчас… встану, — пообещала Таша, тупо изучая пространство перед собой.

— В этом нет необходимости, — успокоила её Дилана. — Шторм утих, вы наконец-то сможете отдохнуть.

— Немного свежего воздуха — вот что мне сейчас нужно, — пробормотала леди Рейвен, то ли отвечая Дилане, то ли пытаясь убедить в этом саму себя.

— В таком случае… — Дилана чуть помедлила, раздумывая, стоит ли проявить скупость, но в итоге всё-таки решилась на широкий жест, — может, что-то из вот этих вещей вам подойдёт. Прошу, не стесняйтесь, Таша, ваш наряд нуждается в серьёзной чистке, прошедшие дни были нелёгкими.

— Благодарю…

Мысленно Дилана усмехнулась, представляя, что будет чувствовать орденская гордячка, надевая вещи заклятого врага. Хотя… да, к леди Рейвен у неё был особый счёт, и той пока что не стоило рассчитывать на прощение долгов, но жизнь меняется. Кто знает, как боги поведут нить её судьбы — а вдруг вчерашние враги станут… не друзьями, это попросту невозможно, но хотя бы временными союзниками. Как стал когда-то союзником седой сморщенный старик, месяцами не покидающий своих покоев, но умудряющийся при этом держать в стальном кулаке многие сотни воров, мошенников и убийц Ночного Братства. Она сумела убедить Старшего Брата, что сотрудничать выгоднее, чем враждовать — и, кажется, оба от этой сделки в итоге получили немалую выгоду.

Оглядев себя и решив, что с одеждой лучшего эффекта достичь не удастся, Дилана занялась приведением в приличный вид лица и спутанной гривы. Густые волосы удалось расчесать с минимальными потерями, хотя большой чан с горячей водой и много душистого мыла сейчас не помешали бы. А вот лицо… Зеркало в ажурной серебряной оправе наглядно демонстрировало, что пара недель полноценного отдыха этой женщине просто жизненно необходима. Мешки под глазами, землистая кожа, красноватая сыпь на правой скуле, заветренные губы — всё это можно и нужно поправить, но как-нибудь потом.

Сокрушенно вздохнув, Дилана принялась аккуратно плести «фантом», уделяя особое внимание не столько долговечности ложного облика, сколько филигранности исполнения. Применением магии для «наведения красоты» увлекались все волшебницы, как в Гуране, так и в Инталии — считалось, что именно работая над собой, удаётся по-настоящему прочувствовать тончайшие нюансы этого искусства. И пусть магию Крови, хоть и в столь безобидном проявлении, Орден и, в особенности, Святитель очень не одобряли, ничего поделать со стремлением женщин к красоте не могли. Как известно, желаниям женщины покоряются сами боги.

Наконец, работа была завершена. Теперь зеркало отражало именно то, что следовало — молодую женщину с нежной бархатной кожей, тонким аристократическим носиком, точеными бровями и пухлыми розовыми губками, длинной шей, лишенной намёка на морщинки. Улыбнувшись отражению, Дилана положила зеркало и направилась к двери.

Палуба встретила волшебницу шумом и суетой. Матросы, пользуясь передышкой, торопливо приводили галеру в порядок, ремонтировали поврежденный в нескольких местах фальшборт, меняли оборванный такелаж. Корабельный плотник задумчиво вышагивал вокруг обломка мачты, цокал языком, хмурился, пожимал плечами, явно ведя спор с самим собой на предмет — чинить или так сойдет. Судя по кислому выражению лица, сам плотник придерживался второй точки зрения, но приказ получил прямо противоположный.

Лёгкий ветерок тут же принялся играть с прядями темных волос леди Танжери, то красиво вздымая их в воздух, то небрежно разбрасывая по плечам. Не менее десятка взглядов тот же устремились в её сторону, дело разом встало — но тут же засвистели плетки десятников, кто-то рыкнул от боли, кто-то отреагировал солёным словечком в три этажа с перехлестом в душу, и работа пошла вновь, пусть уже и не столь рьяно — с косыми взглядами, сальными ухмылками.

Поднявшись на ют, Дилана улыбнулась собравшимся там офицерам, среди которых с удовольствием обнаружила и своих телохранителей, и без удовольствия — Дейна арБавера, баюкающего сломанную руку. Присутствие на борту орденца её раздражало, хотя… По всей вероятности, Борох так ещё и не коснулся бутылки с драгоценным вином, иначе шум поднялся бы такой, что ушедший ураган в сравнении с ним показался бы невинным развлечением. А раз он жив, то присутствие воинов может оказаться нелишним. Вне всяких сомнений, обнаружив Верховного жреца мертвым и опознав яд в качестве причины смерти (не слишком сложное дело для опытного мага), безликие станут искать виновного. И сообразят, что вряд ли кому-то из матросов или офицеров корабля придёт в голову расправляться со стариком с помощью редкого и, что важнее, очень дорогого снадобья. Эти люди предпочитают поступать проще — дубинкой по голове или ножом под ребро можно отправить человека на встречу с Эмнауром так же верно, как и ядом. Или ещё вернее, поскольку от большинства ядов всё-таки можно успеть исцелиться, а вот клинок в сердце — это очень надолго. Можно сказать, навсегда.

Но если выживание в стычке с Борохом было под вопросом, то его спутников в чеканных масках Дилана опасалась куда менее. В конце концов, её телохранители тоже не дураки подраться, а в поединке опытного воина и боевого мага заранее сложно сказать, кто выйдет победителем. Каких бы высот ни достигла магия, на поле боя по-прежнему правят бал рыцарская конница и тяжёлая латная пехота. Если уж дело дойдёт до драки, её парни могут показать себя с неплохой стороны, да и орденцы вряд ли останутся просто наблюдателями. Кинтариец, несомненно, забьётся в самый дальний угол и постарается позже умаслить победителя. Как поведёт себя индарский рыцарь, предсказать было сложнее — его кодекс чести должен, вроде бы, склонить ветерана к требованию справедливости, но леди Танжери северяне не любят столь же страстно, как и инталийцы. Хотя наследила она в Индаре гораздо меньше.

С бака раздался длинный заливистый свист. АрБавер вскочил, тут же сморщился от боли, но сдержал стон и торопливо зашагал в сторону носа. За ним устремились и остальные офицеры, лишь телохранители Диланы остались с ней. Сейчас эти парни искренне переживали оттого, что во время шторма, вместо охраны обожаемой госпожи, занимались выкачиванием воды или греблей. И неважно, что все находились под действием заклинания — здесь и сейчас их нравственные страдания были вполне натуральными.

— Что там случилось? — спросила она тоном, означавшим «пойти, выяснить, доложить». Когда-то эти воины, возможно, были неплохими парнями и, не исключено, могли бы её заинтересовать и в роли друзей, и в роли мужчин, но сейчас она просто не могла воспринимать их иначе, чем просто слуг. Преданных, бесстрашных, полезных, но просто слуг, не больше. А со слугами не дружат, не ведут задушевных бесед, не пытаются понять их чувства. Им просто отдают приказы. Или, как сейчас, задают вопросы — а хороший слуга в лепешку расшибется, лишь бы найти требуемый хозяину ответ.

Дверь каюты распахнулась — на пороге стояла леди Рейвен. Дилана даже слегка огорчилась — её подруга-противница должна была изрядно покопаться в рундуке, чтобы выбрать именно этот наряд. Длинное платье из мягкой кожи тёмно-синего цвета с разрезами по бокам до самой талии, ослепительно-белая блуза с жабо, пояс из серебряных бляшек. Тонкая нижняя юбка светло-голубого цвета неплохо сочеталась и с кожей, и с пышным жабо. Следовало отдать должное этой орденской сучке — смотрелась она великолепно. Правда, с лицом леди Рейвен ничего сделать или не смогла, или не захотела — выглядела она сейчас… ну, в общем, как после тяжёлого шторма.

— Что-то произошло? — судя по тону, настроение у Таши вполне соответствовало выражению лица.

— Кажется, впередсмотрящий что-то обнаружил, — пожала плечами Дилана.

— Не интересно?

Дилана бросила взгляд на бак, где толкались, почитай, уже человек сорок, и хмыкнула:

— Сейчас узнаем.

К трапу, ведущему на ют, подбежал один из её телохранителей.

— Госпожа, матрос обнаружил что-то вроде острова. Немного выступает над водой, чёрный, как смола. Капитан приказал лечь в дрейф. Ещё он говорит, что вряд ли это остров, лот не достал до дна, бросить якорь невозможно.

Леди Танжери коротко кивнула. Воин взбежал по лестнице и занял место чуть впереди и справа от хозяйки.

— Ваши верные стражи оберегают вас даже здесь? — насмешливо поинтересовалась Таша. — На имперском корабле?

— Видимо, дорогая, вам ещё не приходилось иметь дело с настоящими телохранителями, — снисходительно улыбнулась Дилана. — Хотите знать, чем отличный телохранитель отличается от просто хорошего? Хороший в любую секунду готов броситься к вам на помощь, чтобы оградить от опасности. А отличный в этот момент уже стоит между опасностью и вами.

— И чем же покупается такая самоотверженность? Золотом? Или… хотя это глупый вопрос, леди. Зная ваши привычки, подозреваю, что затылки этих парней украшают весьма затейливые рисунки. Это так в вашем стиле, Дилана.

— Скажем, лучше уж так, чем… кажется, ваш верный друг и спутник предпочел остаться на орденском корабле, не так ли? Отпустить свою хозяйку…

— Я не хозяйка арШану.

— Ах, так ли уж важны названия? Хотя этот парень и руководил вашей охраной, уже одно то, что он там, а вы здесь, говорит о многом.

Слова Бороха по-прежнему не выходили у неё из головы. Нет, разумеется, далеко не всё время она думала об Ангере Блайте и о том, что этот изворотливый сукин сын мог остаться в живых, но время от времени… ну пусть часто, она снова и снова возвращалась к тому разговору. По трезвому размышлению — а чем ещё можно заниматься, когда шторм швыряет корабль с волны на волну, а собственный желудок норовитвыпрыгнуть из тела, как не размышлять — она решила, что предположение о тщательно продуманной арГеммитом комбинации вполне имеет право на жизнь.

Кайл АрШан и в самом деле очень старательно изображал из себя спутника и доверенное лицо госпожи посла. Был предупредителен и чуточку вспыльчив, если во фразе собеседника усматривался намек на оскорбление самой леди, Ордена, Инталии — и при этом легко пропускал мимо ушей шпильки, адресованные лично ему. Его приказы относительно организации охраны — те, о которых стало известно Дилане — были достаточно разумны, хотя и не выходили за пределы знаний среднего воина с не слишком богатым жизненным опытом. Он ни разу не посмел прекословить Таше на людях, более того, не пытался давать госпоже послу советы — а Эмнаур свидетель, если бы не ясно высказанное желание Его Величества пойти на уступки, подобным образом проведённое посольство закончилось бы, как минимум, скандалом.

И в этом кроется подвох. Каким бы глупцом ни был Кайл арШан, он не мог не понять, что леди Рейвен шаг за шагом проваливает полученное ей дело. В отличие от Империи, инталийцы слишком самоуверенны, чтобы просто так молчать и наблюдать. Нет, среди них есть и просто тупые солдаты, но подготовка рыцаря включает не только обучение владению оружием, но и хоть какие-то минимальные знания о политике, дипломатии, риторике… Кайл же ведет себя так, словно старательно играет хорошо заученную роль, опасаясь, словно актеришка в захудалой труппе, сказать что-то, неугодное зрителю. А ведь зрители… зрители — это все они, Дилана, Император, Борох, стража, слуги. Все, кто может что-то услышать.

Видят боги, Юрай Борох прекрасно умеет управлять людьми. Сейчас, вспоминая каждое мгновение, когда ей доводилось видеть молодого рыцаря, Дилана понемногу исполнялась уверенности, что Кайл не совсем тот, за кого себя выдает. Чуть заметная скованность движений, которую не уловить, если не высматривать специально. Явные попытки контролировать собственную мимику. Мгновенная задумчивость перед тем, как что-либо сказать. Игра… ей самой приходилось скрываться среди актеров — может, постичь тонкости ремесла в столь короткие сроки и невозможно, но отличить притворство от искренности ей, как правило, удавалось. Бывали и досадные исключения — например, очень трудно определить, что именно на самом деле думает Борох.

Кайл арШан играет роль, это почти несомненно. Но вот предположить, что он — восставший из праха Ангер Блайт? Только лишь на основании утверждения, что в стычке с подосланными ею убийцами этот парень применил какие-то характерные приёмы? Сомнительно. Дилана не была опытной фехтовальщицей, хотя могла позволить себе лучших учителей. И эти учителя говорили, что если рисунок боя каждого мастера и имеет свои особенности, то не настолько характерные, чтобы по ним однозначно определить имя бойца. Только новички, отработав несколько простейших выпадов и одну-две связки, начинают считать себя блестящими фехтовальщиками, каждый поединок выстраивая по одной и той же схеме.

Куда вернее предположение, что арГеммит приставил к своей протеже опытного советчика, строго наказав тому не высовываться. И уж точно — никакой магии, её-то Дилана почувствовала бы сразу, невелика хитрость.

Странно, что этот Кайл не последовал за подопечной на «Коршун». Здесь ему было бы самое место.

Очень странно.

Если только именно здесь, на борту «Коршуна», не находится нечто… или некто, способный разоблачить его инкогнито.

Дилана вдруг ощутила, как мороз пробежался по её коже.

Некто… например, Юрай Борох. Который очень хорошо знает бывшего Консула Тайной Стражи.

— Скажите, дорогая, а этот ваш Кайл, он давно с вами? Признаться, я немного вам завидую — мало найдётся мужчин, способных устоять…

— Перед вашими чарами?

— Перед моими чарами, — с ноткой превосходства заметила Дилана, сделав ударение на последнее слово, — не устоит никто. Абсолютно. Но я предпочитаю покорять мужские сердца без магии.

— Как сердца ваших телохранителей? — ехидно поинтересовалась Таша.

— Их сердца мне ни к чему, — презрительно отрезала леди Танжери, которую эти словесные игры уже начали раздражать. — Мне нужны их преданность, и их жизни, если потребуется. Но когда мужчина смотрит на меня, словно на пустое место, это, знаете ли, начинает беспокоить. Я предполагаю, он влюблён в вас…

— Кайл был приставлен ко мне арГеммитом довольно давно, — пожала плечами Таша, делая вид, что тема ей совершенно не интересна. — Ещё весной. По приказу Вершителя, я должна была пребывать в своём замке, и Кайл… должен был гарантировать, что именно так я и поступаю.

Дилана решила пока прекратить расспросы. Весной Блайт находился в Кинтаре, а потому человек, присматривающий за леди Рейвен, не мог быть Консулом. Убедиться, что несколько месяцев назад светловолосый молодой человек и в самом деле болтался в родовом гнезде Рейвенов, было не так уж сложно.

Только ведь и Метиус арГеммит понимает, что подобную информацию любой, кто пожелает, добудет без особого труда.

Дилана мотнула головой, словно этим движением можно было отогнать навязчивые мысли. В любом случае, сейчас Кайл арШан, кем бы он там ни был, находится далеко. Море выглядит пустынным, ни единого паруса — буря разбросала корабли эскадры, и неизвестно теперь, сколько пройдет времени, прежде чем вдали замаячат вымпелы с золотым диском на белом фоне. Кто знает, может, инталийский флагман давно нашел последние прибежище на морском дне, а тело молодого арШана обгрызают крабы. Если он уцелел — им стоит заняться всерьёз, но сейчас лучше выкинуть мыли об арШане и Консуле из головы.

Тем временем, галера повернулась бортом к находке и Дилана, а вместе с ней и Таша, смогли рассмотреть находку.

Назвать ЭТО островом можно было разве что с большой натяжкой. Да и то лишь потому, что другое, более подходящее, слово подобрать было трудно. Над гребнями волн выступало нечто чёрное, чуть лоснящееся… словно спина огромного животного. Только не бывает ни зверей, ни рыб такого размера.

— Как вы думаете, Таша, что это такое?

Вопрос был совершенно риторическим и ответа Дилана не ждала, хотя и допускала, что инталийская волшебница может знать о находке чуть больше, чем ей было дозволено официально сообщить Императору в ходе посольства.

Леди Рейвен не ответила.

Вёсла дружно вспенили воду, на этот раз тормозя бег судна, поползли вниз паруса. Вдоль борта торопливо выстраивались солдаты с арбалетами, готовясь к бою пока ещё неизвестно с каким противником. Заскрипели канаты взводимых катапульт. Дилана усмехнулась — интересно, кто-то и в самом деле думает, что этой огромной массе можно причинить вред стрелой, булыжником или горшком с горящим маслом? Если этот остров живой — он и не почувствует подобной мелочи. А если не живой — то все приготовления тем более бессмысленны.

— Именно это мы и искали, — пробормотала, поёживаясь, Таша. — Осталось понять, кто кого нашёл. Знаете, леди Танжери, мне не дают покоя слова покойного капитана Текарда. Согласитесь, слишком наивно предполагать, что мы вот так, совершенно случайно, нашли этот островок. Он велик, бесспорно, но в море он — такая же крошка, как и наш корабль.

— Пока что никакого движения не видно.

— Насколько я помню записи Гайтара, в тот раз тоже не было движения. Если мы не будем высаживаться на… это, быть может, ничего и не произойдет.

— Согласитесь, это неразумно, — возразила Дилана. — Посольства, сбор экспедиции, бой с пиратами, шторм — и всё это ради того, чтобы несколько часов посмотреть на находку и отправиться в обратный путь?

— Есть лучшее предложение?

— Думаю, кому-то из матросов стоит прогуляться по этому «острову». А мы посмотрим, перекинется ли на него это пресловутое «Проклятье Тьмы», а если перекинется — то как себя проявит. Кстати, кто название придумал? Хотя, чего ещё можно было ожидать от Ордена.

— Неужели кто-то согласится? — игнорируя последнюю реплику собеседницы, ехидно поинтересовалась Таша, ничуть не сомневаясь в ответе.

— Думаете, я намерена интересоваться мнением матросов? — надменно спросила Дилана. — Когда того требуют интересы Империи, любой из них…

Окончить фразу она не успела. Дверь каюты, отведенной Бороху, распахнулась, и на пороге появился Верховный жрец собственной персоной. Его лицо, обычно спокойное, с налетом скуки, сейчас было искажено яростью. Во взгляде, стремительно обежавшем палубу и остановившемся на Дилане, волшебница прочла приговор.

Наверное, каждый из участников последующих событий допустил ряд ошибок. Юрай Борох, несомненно, мог — и должен был — воздержаться от скоропалительных поступков. Да и сама Дилана могла бы понять, что обвинение без должных доказательств вины, обвинение невысказанное, отраженное лишь во взгляде — это не более чем простое подозрение. Сумей она сдержать себя — и Борох не стал бы устраивать показательную казнь. Не посмел бы — пусть в иерархии Империи леди Танжери стояла неизмеримо ниже его, но симпатии Императора — это не пустой звук. Какие бы планы старик не вынашивал в отношении имперского трона, преждевременно ссориться с Его Величеством не следовало.

Но нервы не выдержали у обоих. Истерзанная ожиданиями, Дилана готова была увидеть остывший труп жреца, старательно придумывала аргументы в пользу своей невиновности, прикидывала, кого обвинить в убийстве (откровенно говоря, на роль жертвы идеально подошла бы леди Рейвен, если бы не её пребывание в течение последних дней в полуобморочном состоянии) — и появление Бороха на палубе полностью вывело её из равновесия.

— Убейте его! — взвизгнула она, делая шаг назад, словно стараясь до предела увеличить расстояние между собой и пылающим гневом Юраем.

Её телохранители молча бросились вперед, выхватывая мечи. Борох вскинул руки, голубой разряд хлестнул по воинам, опрокидывая двоих на палубу. «Цепная молния» — весьма эффективное заклинание, но его жертвами часто становятся не только те, против кого оно направлено — один из сполохов зацепил оказавшегося неподалёку арБавера, убив того на месте, другие дотянулись до солдат. С бака на помощь жрецу уже бежали безликие, но их помощь Юраю не требовалась. Сильнейший боевой маг Империи вполне был способен постоять за себя, несмотря на преклонный возраст. Ещё один обжигающий веер — и повалились безжизненными грудами остальные телохранители (а вместе с ними — ещё кто-то из солдат и матросов, но Бороха случайные жертвы ни в малейшей степени не интересовали), а Дилана и Таша вынуждены были отступить к самому борту, лихорадочно вызывая «щитки», чтобы защитить себя от светящихся голубых жгутов рукотворной молнии.

Какой-то солдат, ещё толком не осознавая происходящее, но сообразивший, что старый маг убивает его товарищей, вскинул арбалет — стрела отлетела в сторону от невидимой преграды, а кто-то из масок тут же угостил наглеца огненным шаром. И сам получил стальной болт меж лопаток… Пустили в действие клинки и светоносцы — увидев падающего капитана, они расценили это как подготовленную имперцами ловушку и без колебаний вступили в бой, желая если и не победить (четверо против экипажа корабля — это попросту невозможно), то хотя бы подороже продать свои жизни. Метнулась по трапу чья-то упитанная фигура и тут же скрылась в каюте.

Звенели клинки, хлопали тетивы арбалетов, с шипением резали воздух боевые заклинания. Борох, переступив через очередное безжизненное тело, оказался в нескольких шагах от своей цели — Дилана, прижавшись к борту, лихорадочно отражала атаки двух безликих, осыпавших её огненными и ледяными стрелами. Ещё один, в серебряной с золотой насечкой маске, лежал пластом, его одежда дымилась — волшебница явно успевала не только «щитки» создавать.

— Сдохни, сука!

Темный росчерк самого убийственного из заклинаний школы Крови сорвался с пальцев жреца и устремился к цели. Дилана ничком бросилась на палубу, пропуская «стрелу тьмы» над собой и понимая, что следующая атака Бороха или его масок окажется для неё последней. Но огненный шар, брошенный кем-то из безликих, расплескался о вовремя подставленный «щиток», а сам маг рухнул лицом вперед, получив удар мечом в спину от последнего из уцелевших орденцев. Этот парень — то ли исключительно умелый, то ли невероятно везучий, успел свалить и второго безликого — и это вынудило Бороха на мгновение отвлечься, чтобы вбить фаербол в лицо молодого солдата в окровавленном сюрко^[20] с золотым диском Эмиала.

Таша и сама не знала, зачем прикрыла Дилану от смертельного удара. Казалось бы, стоило промедлить одно мгновение, и с женщиной, причинившей Инталии и Ордену столько неприятностей, будет покончено. Но руки жили сами по себе, как часто бывает в бою — щиток принял на себя удар огненного шара, а в Бороха полетел айсбельт. Ледяная стрелка почти бессильна против воина в кольчуге или кожаном доспехе, но на жреце была надета простая мантия, слабая защита против любого из боевых заклинаний.

Борох отбил айсбельт одним небрежным движением пальцев и тут же ударил в ответ. Таша чуть не вылетела за борт, магический камень «пращи» зацепил бедро, заставив волшебницу отшатнуться, и лишь благодаря лееру она не оказалась в воде, а сползла на палубу прямо на Дилану.

Чья-то стрела полоснула Бороха по плечу, вспарывая мантию и рассекая плоть — рука дёрнулась и очередной огненный шар, который должен был бы спалить или Дилану, или почти потерявшую сознание от боли Ташу, ударил в палубу, заставив вспыхнуть просохшие после шторма доски. Стрелок не успел порадоваться успеху — выпущенная жрецом молния поразила солдата в грудь.

Искаженное бешенством лицо Юрая вновь повернулось к Дилане, которая всё ещё пыталась выбраться из-под леди Рейвен. Он поднял руку…

И замер.

Глаза старика расширились от безмерного удивления, спустя мгновение сменившегося самым настоящим страхом — а затем над бортом пронеслись длинные чёрные жгуты, хлестнули по тщедушной фигуре, отбрасывая её назад.

— О, Эмнаур, что это? — пробормотала Дилана, обращаясь то ли к богу, то ли к Таше, уже пришедшей в себя и пытающейся подняться. И тут же рванула девушку, снова сбивая её с ног — очередной чёрный жгут врезался в фальшборт, выламывая кусок доски. — Лежать!

Но неподвижность сейчас мало способствовала выживанию.

Чёрный остров выбросил в сторону корабля сотни, тысячи длинных щупалец. Жгуты пронзали людей, в клочья рвали паруса, рассекали канаты и дробили мачты. Буквально волоча за собой Ташу, леди Танжери бросилась к противоположному борту — а в том месте, где она только что находилась, с треском разлетелись от очередного удара доски.

Сражение мгновенно прекратилось перед лицом новой опасности. Кто-то пытался укрыться щитом, кто-то — телом мгновение назад павшего товарища. В сторону взбесившегося острова, хлещущего корабль щупальцами, полетели арбалетные болты, редкие огненные и ледяные стрелы. Выпущенный из катапульты камень мгновенно затерялся среди сгустков чёрных жгутов, не произведя на странное создание ни малейшего впечатления. Солдаты пытались сечь щупальца мечами, но сталь мгновенно увязала в чёрной массе.

— Давай, скорее! — Дилана помогла Таше встать, и тут же вынуждена была отвлечься, отражая «щитками» удары смертоносных жгутов. Магия оказалась не слишком эффективной — наткнувшись на невидимую преграду, щупальца, вместо того, чтобы отдернуться назад, лишь чуть меняли направление, продолжая рушить всё вокруг.

Таша выхватила шпагу и наотмашь рубанула по ближайшему щупальцу — к её удивлению, магическое стекло рассекло жгут без малейшего усилия, обрубок упал на палубу и тут же растекся в тёмную лужу, укороченное щупальце отпрянуло, затем метнулось в сторону, обхватило вокруг пояса какого-то солдата и рывком утащило его за борт. Дилана всадила в сгусток жгутов огненный шар, те заметались, уходя от пламени, но тут же вновь сомкнулись и устремились к женщинам.

— Отходим! — рыкнула Дилана.

Леди Рейвен без особого успеха попыталась отразить атаку шпагой — жгуты были слишком быстры, какие-то оказались перерубленными, но одному удалось дотянуться до её плеча, и Таша вскрикнула от острой боли.

— Прикрой! — прошипела Дилана, лихорадочно сплетая заклинание.

Шпага рассекла очередное щупальце, огненная стрела обожгла другое. Жгуты на несколько секунд оставили волшебниц в покое, обрушившись на последних защитников «Коршуна», скопившихся на баке — полтора десятка человек, среди которых возвышалась массивная фигура индарца, закованного в сталь. Его меч, не в силах перерубить щупальца твари, просто отбрасывал их в сторону — те, в свою очередь, оставляли на металле доспехов глубокие вмятины, время от времени то заставляя рыцаря сделать очередной шаг назад, то попросту сбивая его с ног. Пока что индарцу удавалось подниматься, но было ясно, что долго он продержаться не сможет. Рано или поздно очередной удар выбросит его за борт, и тогда доспехи из средства защиты станут причиной смерти, мгновенно утянув воина на дно.

Таша метнула очередной фаербол, чувствуя, как нарастает усталость — даже обычные стихийные заклинания отбирают крупицы силы, а формулы Школы Крови способны быстро выжать волшебника досуха. Сколько ещё ударов она сможет нанести? Десяток, два? Получившее ожог щупальце рванулось в сторону, яростно вгрызлось в палубу — вздыбились доски, веером брызнула щепа. Пока что чудовище больше кромсало фальшборт и палубу, но что случится, если удары щупалец пойдут ниже, в борт? Сколько продержится «Коршун»?

— Назад! — выдохнула Дилана, выбрасывая вперед руки.

Над палубой взвихрилось «огненное облако». Чудовищный жар заставил Ташу выронить шпагу и прикрыть лицо руками, кто-то (она знала, кто именно — разумеется, эта сумасшедшая Дилана) с силой рванул волшебницу за платье, и уже в следующее мгновение она поняла, что летит.

Столкновение с водой был жестоким. Вроде бы, борта «Коршуна» были не столь уж и высоки, но Таша ударилась животом, и воздух тут же вылетел из лёгких. Горькая вода рванулась в горло, волшебница судорожно дёрнулась, заколотила по воде руками и вынырнула, отплевываясь и фыркая, отчаянно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Если верить капитану, якорный канат не сумел дотянуться до дна. Но если уж тонуть — большая ли разница, составляет глубина десяток локтей или несколько сот?

Мгновенно намокшая одежда потянула вниз. Чуть отдышавшись, Таша сдёрнула с пояса тонкий кинжал и принялась стаскивать с себя намокшее платье, безжалостно вспарывая дорогую ткань, местами цепляя и собственную кожу. Вволю нахлебавшись воды, она сумела освободиться от смертельной тяжести. Вслед за большей частью одежды на дно отправился и кинжал — толку от него теперь было мало.

Таша оглянулась на корабль и вздрогнула — вся палуба была охвачена огнем, среди которого время от времени мелькали чёрные щупальца морского чудовища. Пылающий «Коршун» пока что скрывал девушку от монстра и она торопливо поплыла прочь от гибнущего судна, отчаянно надеясь, что сумеет убраться достаточно далеко прежде, чем корабль отправится на дно и щупальца начнут искать себе новые жертвы.

Глава восемнадцатая Таша Рейвен. Южные воды

Вокруг, куда ни глянь, расстилалась бесконечная водная гладь. Волнение чуть усилилось — не настолько, чтобы это можно было назвать штормом, но двум женщинам, кое-как устроившимся на обломке мачты, с каждым часом становилось всё более и более неуютно. Да и можно ли говорить об уюте, когда со всех сторон солёная вода, диск Эмиала немилосердно обрушивает на людей свои жалящие лучи, язык опух от жажды, да и нёбо превратилось в сухую жёсткую тёрку.

Время от времени то Таша, то Дилана сползали в воду — так было легче переносить и жару, и жажду. Ненамного. Потом перестали — гонимые ветром волны начали захлестывать это жалкое подобие плота.

Гибнущий «Коршун» и чудовище, его разрушившее, остались далеко позади. Сложно было сказать, почему чёрная тварь не стала преследовать беглянок, что взгромоздились на жалкий деревянный обломок и долго, почти до полного изнеможения, гребли сами не зная куда — лишь бы прочь от места трагедии. Две недлинные доски, послужившие вёслами, оказались занозистыми и чудовищно неудобными — руки непривыкших к подобной работе женщин покрылись водянками, которые не замедлили лопнуть, а много позже, когда усталость свалила обеих, раны оказались вдобавок ещё и изрядно изъедены солью. И теперь оставалось лишь страдать — привычное чуть ли не с детства «исцеление», как и следовало ожидать, на подобные травмы действовало едва-едва. Достаточно, чтобы унять сочившуюся кровь и частично восстановить кожу. Да и на заклинание требовались силы — а их уже не было.

Говорить не хотелось — но чем ещё заняться теперь, когда четырёхметровый брус с обрывками такелажа и отростками рей плывет куда-то в неизвестность, подгоняемый ветром и волнами, а шансов выжить — почти нет? Молчать? Злиться друг на друга, на богов, на арГеммита, на кого-нибудь ещё? Бессмысленно. Вообще говоря, побеседовать после катастрофы они толком и не успели. Сначала гребли что есть сил, подбадривая себя руганью, не слишком информативной, но достаточно мобилизующей. Затем, совершенно обессиленные, дремали, обвязавшись веревками, чтобы в беспамятстве не соскользнуть в бездну. А потом был солнечный день — и ни капли пресной воды.

Таша с трудом выползла животом на мокрое дерево и кое-как перевернулась на спину. Очередная волна тут же окатила её с ног до головы.

— А вы ведь, по сути, спасли меня, леди Танжери, — пробормотала она, отплевываясь.

— Всего лишь вернула долг, — усмехнулась потрескавшимися губами Дилана. — И согласитесь, Таша, вдвоём и выжить легче, и умирать не так скучно.

— Вы можете толком сказать, что произошло?

— Не знаю. Эта тварь, чем бы она ни была, просто взбесилась… Кстати, леди, ваша стеклянная шпага ей определённо не понравилась.

— Жаль, сейчас она где-то на дне вместе с «Коршуном».

Дилана молчала, в который уже раз прокручивая перед мысленным взором картину скоротечной схватки.

— Мне показалось, или вы с Борохом что-то не поделили? — прервала зависшее молчание Таша.

— Он хотел меня убить, — голос Диланы был хриплым и совершенно равнодушным. Таким тоном говорят о чём-то очень незначительном, не стоящим и крошечной толики эмоций.

Впрочем, леди Танжери многие хотели убить. Пока что это никому не удавалось и, очень похоже, уже не удастся. Разве что морю… море — убийца известный. Многие, никогда не сталкивавшиеся с этой стихией, что в хорошую погоду выглядит ласковой и дружелюбной, искренне считают, что те же пираты с Южного Креста влюблены в море всей душой. Это не так. Любой матрос знает, что море бывает жестоким и никогда не прощает ошибок. С ним нельзя договориться, его невозможно обмануть и бесполезно просить о милости. Хотя просят, конечно. Фактически, с ним надо сражаться. Всегда — даже когда перед тобой расстилается мирная гладь и ничто не предвещает беды. А уж если беда пришла — надежда только на умелые руки и крепкое судно. И на толику удачи, куда ж без неё.

— Верховный жрец захотел убить правую руку Императора… Странны пути богов, не так ли?

— Я тоже пыталась его убить, — самокритично пояснила Дилана. Затем, чуть подумав, добавила: — По приказу Его Величества, как вы понимаете.

В иное время Таша вскинулась бы, услышав такое, сейчас же на лишние движения не было сил.

— Я думала, что Юрай Борох — верный сподвижник Императора.

Ташу сложно было назвать дурой, и сказанное следовало бы воспринимать как иронию. Пусть политические игры в Броне её особо никогда и не интересовали, но надо было быть очень уж наивной, чтобы предположить мир и любовь между людьми, делящими власть. Людьми, за спиной каждого из которых стоит реальная сила. Общность интересов способствует заключению союзов и верности обещаниям, но лишь до тех пор, пока эта общность сохраняется. А первейшим интересом в таких взаимоотношениях является сама власть. Делиться властью обязательно означает уменьшение своей доли ради увеличения чужой. Иногда это оправдано. Иногда — ситуация вынуждает. Но человек, почувствовавший истинный вкус власти, редко способен без душевной боли отказаться и от малой толики.

Да и что далеко ходить — если Аллендер Орфин вполне удовлетворялся ролью духовного лидера Инталии и с готовностью перекладывал все сколько-нибудь важные вопросы на плечи арГеммита и арХорна, то нынешний Святитель Верлон явно тяготился необходимостью поступаться собственным мнением в угоду позиции Ордена Несущих Свет. И регулярно это демонстрировал, бывало — и во вред самому себе, когда принятые (и навязанные) им решения вызывали у людей понимающих лишь презрительную ухмылку. Страшно подумать, что начнётся в стране, если умрет арГеммит — пока что только незыблемый, как скала, авторитет старейшего и сильнейшего из магов Ордена не давал Верлону полностью сосредоточить в своих руках важнейшие нити управления государством.

Таша, отнюдь не склонная к интригам и излишней осторожности, вообще считала, что Ордену давно пора поставить нынешнего Святителя на место, причём место это должно быть в меру почётным, но от принятия важных решений как можно более отдалённым. Она знала, что Несущие Свет по рукам и ногам связаны древними договорённостями и обязательствами, но, быть может, выживание общества будет поважнее подписанных сотни лет назад бумаг, которым уже время рассыпаться от ветхости… С другой стороны, это её совершенно не касалось и давать наставнику советы, которые вполне можно было назвать государственной изменой, она не собиралась. Да и не нужны Метиусу советы, он сам кому угодно посоветует… и найдёт возможность сделать так, чтобы его словами не пренебрегли.

Но за Верлоном стояли лишь традиции и не слишком многочисленные войска, или преданные лично ему, или подчиненные непосредственно Ложу Святителя, в то время как Орден, пусть и изрядно потрёпанный в войне, сохранял не только власть, но и силу. В Гуране ситуация иная, там каждый из троих формальных лидеров, из которых Император — не единственный властитель, а лишь первый, должен постоянно приглядывать за двумя другими, дабы те не пожелали изменить соотношение сил. Видимо, угроза трону — вернее, человеку, на нём сидящему — со стороны Юрая Бороха стала достаточно серьёзной, чтобы Его Величество начал принимать меры. И использовал для преломления ситуаций свой лучший инструмент.

Так или иначе, но инструмент успешно справился с задачей.

— И, кстати, Борох выглядел очень… живым, — не удержалась от ехидного замечания леди Рейвен.

— Мага такого уровня убить непросто, — всё так же равнодушно парировала Дилана, не уточняя, что подобные попытки предпринимались достаточно часто и со вполне предсказуемым исходом. — Но…

Она снова замолчала, затем вздохнула:

— Мне кажется, именно Борох заставил эту чёрную тварь взбеситься. На огненные заклинания она не очень-то реагировала, но он пустил в меня «стрелу тьмы». А попал в неё.

— А почему в «неё» а не в «него»?

— Ну… тварь.

— Или демон?

— Знать бы… Вот когда в неё «стрела тьмы» угодила, тогда всё и началось.

Над обломком мачты снова повисла тишина, нарушаемая лишь хлюпаньем воды и посвистыванием постепенно усиливающегося ветра. Иллюзий насчёт ближайшего будущего Таша не питала — если начнётся шторм, то смерть наступит быстро. Если не начнётся — удастся продержаться чуть дольше, но итог, вероятно, будет тем же. Жажда доконает гораздо быстрее, чем голод. Она пробовала пить морскую воду, но от этого становилось только хуже — жажда на некоторое время исчезала, но затем возвращалась с новой силой. Неудивительно, что матросы скорее будут хлебать отвратительно пахнущую протухшую воду из корабельных запасов, чем попытаются напиться обманчиво прохладной жидкостью, плещущейся за бортом. Хотя Таше доводилось слышать, что несколько дней на солёной воде продержаться можно, если пить понемногу.

Но, скорее всего, последнюю точку поставят волны. Ветер уже стал пронизывающим, удары пенных гребней норовили сбить потерпевших кораблекрушение с их жалкого «насеста». Небо, недавно чистое и наполненное светом, быстро затягивалось облаками, пока ещё довольно светлыми. Но скоро они станут тёмными и грозными, ветер превратится в ураган, волнение — в шторм. Тогда уже ничто не поможет.

Внезапно Дилана привстала, чуть не свалившись в воду, и уставилась вдаль.

— Что там?

— Парус… или мне привиделось? Мелькнуло что-то, сейчас не видно.

Таша подняла руку и сплела пальцы в атакующую фигуру, пересохшие губы произнесли накрепко заученные слова. Яркий, рассыпающий горячие искры комок рванулся в небо — «фаербёрд», огненная птица, заклинание столь же эффективное, сколь и эффектное. Пламенный сгусток поднимался всё выше и выше, пока не лопнул, расплескавшись в быстро затухающее огненное облачко. Такими заклинаниями маги могут изрядно потрепать корабли противника — для парусов огненные птицы страшнее, чем горшки с горящей смолой из корабельных катапульт. «Стая» — десяток подобных заклинаний, связанных в цепь — может вызвать серьёзный пожар. А вот против воинов эта магия не слишком полезна — рассыпать «фаербёрда» можно и заурядной ледяной стрелой, и просто удачным выстрелом из лука или арбалета. Да и латнику достаточно нанести удар мечом — и успеть прикрыть лицо от вспышки.

Вслед лопнувшей огненной птице взлетела вторая, запущенная Диланой. Таша плела заклинание для третьей — в ярком свете дня увидеть вспышки издалека довольно сложно, но сейчас, когда небо уже основательно затянуто быстро темнеющими тучами, это становилось весьма реальным… если где-то там, среди волн, действительно движется корабль.

Ещё одна огненная вспышка. И ещё.

Насколько хватит сил? Огненная магия не изматывает так, как формулы Школы Крови, но для измученного голодом, жаждой и усталостью тела и такие усилия могут стать чрезмерными.

Лети, огненная птица… лети неторопливо и не спеши умирать. Пока ты горишь, можно поберечь силы. Поднимись повыше, дай неведомым морякам увидеть тебя. И, светлый Эмиал, сделай так, чтобы эти моряки не были иллюзией, порождённой безжалостным морем, или просто самообманом. Пусть это и в самом деле будет корабль, и пусть его экипаж будет внимателен и зорок. Лети, фаербёрд, боевое заклинание, способное подарить жизнь.

Таша не знала, сколько прошло времени. Слабость охватывала её всё сильнее и сильнее, уже плохо слушались пальцы, уже заплетался язык — и пару раз срывалось почти готовое заклинание, отбирая остатки сил, но не вызывая хотя бы слабого свечения воздуха. Выдохлась и Дилана — последняя запущенная ею птица лопнула, поднявшись над водой на жалких полдесятка локтей, так что женщинам пришлось торопливо скатиться с мачты в воду, дабы не попасть под удар собственной магии.

А затем Дилана прошептала:

— Корабль…

Таша открыла глаза — невысоко над головой, рукой достать можно, темнели плотно пригнанные доски, тёмные от времени и постоянной сырости. И они плавно покачивались… или, что вернее, она сама покачивалась вместе с этими досками, вместе с койкой, на которой лежала, стенами, полом из таких же старого, но пока что достаточно надёжного дерева. Корабль… Она попыталась вспомнить, как оказалась здесь — и вообще, где находится это «здесь»? Это уж точно не орденское судно, там потолки куда выше, рыцари, привыкшие к открытым пространствам или, на худой конец, к залам и переходам замков и крепостей, не слишком любили тесноту. Поэтому каюты орденских кораблей — те, что предназначались самим рыцарям — были достаточно просторными. Может, её засунули в трюм? Вряд ли, как бы ни пострадала её одежда во время схватки с морским чудовищем, как бы ни попортили её волны, всё равно видно сразу — та, кому принадлежат эти вещи, дама не из простых и, следовательно, требует особого к себе отношения.

Хотя, если разобраться, не её это вещи.

«Я в плену?» — вопросы, задаваемые самой себе, хороши тем, что на них не так уж нужно срочно искать ответы.

Странно, но потолок кажется каким-то… знакомым, словно бы ей уже приходилось видеть его, но давно, очень давно.

Она попыталась приподнять голову с подушки, но сил не хватило, и Таша, не сумев сдержать короткий стон, рухнула обратно на постель. Перед глазами замелькали чёрные круги, почти полностью лишив волшебницу зрения. И в то же мгновение чьи-то руки легли ей на плечи, а очень знакомый голос, дрожащий от смеси волнения, радости и искреннего беспокойства, попросил:

— Госпожа, прошу, самой вам нельзя двигаться! Лежите, умоляю!

— Альта? — прошептала леди Рейвен, чувствуя, как плохо повинуются спекшиеся пересохшие губы. — Где я?

— Всё хорошо, не волнуйтесь, — затараторила Альта. — Главное, лежите и ни о чём не беспокойтесь, всё теперь будет хорошо, слава Эмиалу. Я приготовила вам отвар, чтобы восстановить силы, вы ведь очень много сил потеряли, но там половина трав с сонным эффектом. А ещё вам надо пить побольше, я сейчас принесу. Вы на борту «Урагана», помните, мы плыли на нем три года назад. Капитан…

— Да, Ублар Хай… — с трудом выдавила Таша, искренне надеясь прервать этот поток слов, большая часть которых не оставляла следов в воспалённом разуме. — Пить…

— Да, госпожа, да, сейчас, — Альта подхватила наставницу, словно сама только что не говорила о необходимости лежать, подоткнула подушку. Затем у губ Таши оказалась широкая чаша, наполненная чем-то пахучим и на вид не слишком аппетитным. Леди сделала глоток, поморщилась — напиток сильно горчил, а уж пах… просто отвратительно. Глоток, ещё один — и тут же всё выпитое стало активно рваться обратно.

— Воды! — прохрипела Таша, стараясь сдержать рвотные позывы. — Или вина, ради всего светлого. Альта, ты смерти моей хочешь?

— Пейте, пейте, — в голосе воспитанницы прорезались упрямые нотки. — Это очень хороший отвар, он поставит вас на ноги буквально за пару часов. А потом можно будет и вина, и воды… да хоть и грога у нашего капитана спрошу, хотя как он такую гадость пьёт, мне не понять.

В другое время и в другом месте Таша могла бы устроить скандал или, скажем, просто покапризничать, но спорить не было сил. Да и Альта, стоило отдать ей должное, травы знала и использовать их умела. По большому счёту, в этом деле главное — хорошая память и некоторый запас навыков. В Школе Ордена, где далеко не всех учениц ждала блистательная столичная карьера, уделялось немало внимания использованию немагических методов лечения, да и Зельда-травница в своё время кое-чему девчонку научила.

Она глотнула ещё раз, уже с меньшим отвращением. У магии есть много достоинств, но в части врачевания некоторых недугов простые травки, обращаться с которыми умеет каждая сельская знахарка, способны справиться и быстрее, и надёжнее. Вот, скажем, Метиус — дело другое, он лучший целитель Ордена, он бы, пожалуй, и одной магией сумел бы… а Альта — помогает, чем может. Поблагодарить бы её…

— Спасибо.

Улыбнувшись девушке, Таша снова отпила целительного настоя. Шум в ушах постепенно становился тише, чёрные пятна уже не так мельтешили перед глазами, но слабость пока что никуда не делась — даже рукой шевельнуть казалось невозможным, не то, что встать.

— Как я здесь оказалась?

— Вас долго искали, госпожа. Эскадру разметало штормом, несколько кораблей пропали без вести, и ваш в том числе. Позавчера нашли какие-то обломки, капитан Хай говорит — от индарского судна, хотя я понятия не имею, с чего он так решил, доски — они доски и есть, на вид одинаковые. А вчера марсовый ваш огонь увидел. Это вы здорово придумали. Когда вас поднимали на борт, вы уже без сознания были.

Альта не замолкала ни на мгновение, и Таша, прикрыв глаза, слушала, половину сказанного пропуская мимо ушей, но в целом начиная понимать общую картину бесславного конца эскадры. Шторм и в самом деле разогнал корабли столь далеко, что потребуется немало времени на воссоединение флота. Но не это было самым печальным — очевидно, что многие корабли уже никогда не увидят берега. Пока что было доподлинно известно лишь о нескольких судах — орденские «Хранитель» и «Светозарный», индарский «Стальной волк» и гуранские «Каратель» и «Шестопёр» сейчас бороздили океан, пытаясь найти уцелевших товарищей. Какой-то из индарских кораблей не выдержал шторма — не доверять опыту капитана Хая оснований не было, и если уж он говорит, что доски — от корабля северян, значит, так оно и есть. Погиб «Коршун»… получается, что из восемнадцати кораблей, первоначально составлявших объединенную эскадру, к настоящему моменту семь уже выбыли из строя. И нельзя исключать, что потери на этом не закончатся. Таша плохо разбиралась в кораблестроении, но, вспоминая свои разговоры с капитаном «Светозарного», полагала, что шторм оказался последним испытанием не только для одного из индарских судов, но и для огромной «Фортуны». А может, и ещё кому-то не повезёт.

Но куда более её волновал вопрос — что делать дальше? Чудовище, обнаруженное «Коршуном», без особого труда расправилось с боевым судном Империи. И столь же легко расправилось бы с другими кораблями, окажись они в пределах досягаемости. Да ещё из головы не выходили слова покойного Родана-Текарда, который, очевидно, опасался морского чудовища куда сильнее, чем объединённых флотов Эммера. Что если чёрная тварь и в самом деле перестанет охотиться за одинокими кораблями и направится к материку?

— А как ты-то здесь оказалась? — Таша попыталась вклиниться в монолог воспитанницы. — Мы же, вроде бы, договорились, что этот поход пройдёт без твоего участия?

Альта замолчала, отведя взгляд. Затем вздохнула.

— Сны, леди. Всё мои сны. После одного из них я нарисовала… не знаю, что именно. Словно какие-то тонкие нити опутывают корабль. Господин арГеммит явно начал волноваться, вот я и… договорилась с капитаном Хаем.

После того разговора, после рисунка, вызывавшего дрожь и страх, сидеть в четырёх стенах Альте было невмоготу. АрГеммит отправился куда-то по делам, наказав девушке не покидать гостиницы, но Альта решила, что его слова были больше похожи на рекомендацию, чем на прямое повеление, а рекомендации тем и хороши, что следовать им можно по собственному желанию, да и в результате вызвать на свою голову не столько кару, сколько неудовольствие Вершителя. А это можно и пережить. Альта являлась воспитанницей не кого-нибудь, а леди Рейвен, следовательно, не могла не перенять кое-каких черт характера наставницы — уж арГеммит должен был бы это понимать.

Хотя, будь приказ однозначен, всё равно это не удержало бы Альту в «Тихой пристани». Картина оплетённого тонкими нитями корабля стояла перед глазами, и необходимо было срочно что-то сделать, хотя девушка и не имела ни малейшего представления, что именно. Отправиться на поиски госпожи? Не вспоминая о том, что найти одинокий корабль… ладно, пусть эскадру на безграничных морских просторах невозможно, то если встреча и состоится — к чему это приведёт? И сама леди Рейвен, и этот её Кайл арШан наверняка не будут слишком рады появлению Альты, нарушившей все договорённости.

Не лучшей ли политикой будет оставаться здесь, в полной безопасности, на берегу — тем самым, не давая леди повода переживать ещё и за жизнь воспитанницы? Это было бы, безусловно, самым верным решением, но…

Но ноги упрямо несли Альту в порт, где в многочисленных тавернах можно было, при сказочном везении, найти какого-нибудь сумасшедшего капитана. Сумасшедшего в достаточной мере, чтобы принять на борт пассажирку, толком не знающую, куда и зачем она направляется.

Порт встретил девушку тяжёлыми запахами гниющих водорослей, рыбы и смолы. Сейчас кораблей здесь было немного — два тяжёлых орденских фрегата буквально только что подошли к пристани и выгружали на берег команду — вряд ли её уговоры заставят капитанов отправиться обратно в море. Не говоря уж о том, что орденский флот подчиняется только Ордену и никому более. Куда больше надежд следовало возлагать на торговые суда — таковых было с полдесятка… Но ведь торговцы не пойдут в рейс просто так, без выгоды. А заплатить… Альта не была уверена, что денег, оставленных ей Ташей, хватит на оплату фрахта, да ещё когда речь идёт не об относительно безопасном пути вдоль берега, а о походе в грозящие неведомой опасностью южные воды. Рассказать капитану о своих видениях? Ха, тогда вообще не стоит и разговор заводить.

Один из кораблей, стоящий у самого дальнего причала, показался Альте знакомым. Учитывая, что за всю жизнь ей доводилось покидать сушу лишь раз, нетрудно было догадаться, кому принадлежит эта шхуна — и в душе девушки вновь начала просыпаться надежда на успех. Только бы это и в самом деле оказался «Ураган»!

Память не подвела. Она окликнула стоящего на вахте матроса и потребовала встречи с капитаном. Оценив достаточно дорогую одежду юной гостьи, матрос счёл возможным сообщить ей, что капитан Ублар Хай находится в таверне «Ржавый якорь». И любезно объяснил, как это местечко побыстрее отыскать.

К огромному облегчению Альты, капитан оказался именно там — она сразу увидела Хая, в одиночестве поглощавшего вино за дальним столиком, у самой двери в кухню. Заметив решительно направляющуюся к нему девушку, капитан помрачнел, словно почувствовав, что отдыху на берегу пришёл конец.

— Доброго дня вам, капитан! — Альта бесцеремонно придвинула к столу грубый табурет и села.

— И тебе того же, — без особого радушия буркнул Хай, хмуро оглядев гостью. — А ты, я смотрю, уже настоящая леди. При шпаге, якорь мне в печёнку. Только не говори мне, девочка, что просто зашла поглядеть, как проводят время старые моряки.

— Мне нужен корабль, капитан!

— Мало ли кому нужен корабль, — зевнул Хай, наполняя свою кружку из тяжёлого глиняного кувшина. — Тебе нужен. Ордену нужен. Местным торговцам нужен до зарезу. Из Тимрета намедни караван пришел, им тоже нужен. Хм… а тебе-то корабль зачем? Опять леди Рейвен что-то задумала?

Альта принялась рассказывать. Из её слов следовало, что «Урагану», ежели его капитан согласится доставить пассажирку до не совсем определённого места, предстоит чуть ли не прогулочный рейс. О своих страхах она умолчала, зато с гордостью — как будто имела к этому непосредственное отношение — поведала, что пиратов с Южного Креста сейчас можно не опасаться. Рассказ получился долгим, но полезной информации содержал немного — в основном, Альта говорила о том, что ей необходимо доставить леди Рейвен «одно очень важное послание», содержание которого было совершенно тайным. Капитан слушал,временами кивал, пару раз что-то хмыкнул — мол, да, понимаю, понимаю, дело ж важное, как не понять-то. И не забывал прикладываться к кружке.

Наконец, девушка закончила свои объяснения и уставилась на капитана в ожидании его решения.

— Вот оно значит как, — протянул Хай. — Ну, то, что ты врешь через слово, ясно, как светлый день.

— Я…

— Врешь. Знаю, форштевень мне в… Если бы и в самом деле требовалось доставить леди Рейвен это твоё очень важное послание, то уж какой-нибудь из орденских кораблей для этого дела сгодился, так ведь? Или это дело не касается Ордена? Ты помолчи лучше, а то наговоришь сейчас всякого… потому как, если дело Ордена не касается, то и срочности такой, чтобы в южные воды идти, нет и быть не может.

Он замолчал, затем одним могучим глотком допил вино и уставился на Альту тяжёлым взглядом.

— Когда я с твоей леди связался в первый раз, я потерял первого помощника — хороший, скажу тебе, моряк был — и чуть было не потерял корабль. Да ещё приобрёл врагов из числа имперцев. Оно конечно, контрабанда и всё такое — бывало и раньше, но контрабанда это одно, а утопленная имперская галера — другое, сама понимаешь. Такое если и забудут, то нескоро, нескоро. Затем я взял на борт этого дружка твоего, Блайта. Убили мужика, жаль, я к нему зла не питаю, но дык, опять-таки чуть корабль не потерял.

— Не из-за него же! — историю своего пути в Инталию Блайт рассказывал, в том числе, и о бое с пиратским кораблем.

— Так-то оно так, но ведь пока я с вашей компанией не связывался, у меня и проблем-то не было, — хмыкнул Хай. — Ну, гонялись за мной и имперцы, и пираты, не без того. А чтобы в бой вступать… так «Ураган» не боевой корабль, мы по торговлишке больше. Парни у меня неплохие, арбалетом или тесаком владеют, но ежели каждый торговец в драку лезть будет — так и торговцев не останется.

— Я ж говорила, пиратский флот…

— Да, говорила. И верю, не только от тебя слышал, уже почитай весь город гудит о разгроме Родана, чтоб крысы его сожрали. Только вот мыслится мне, что вы, да Блайт этот, несчастье приносите. Ну, может, и не такое уж несчастье, платили что леди Рейвен, что Блайт, исправно, да только хлопот при этом столько, что и золото не в радость.

— Я заплачу, — пустила в ход последний и не слишком убедительный аргумент Альта.

— А, так ты нынче и при деньгах, девочка? — ухмыльнулся капитан. — И во сколько же ты оценишь мою помощь?

На стол лег тяжелый кошель. К величайшему сожалению Альты, большую часть кожаного мешочка занимало серебро, лишь четыре увесистые золотые монеты имели шанс убедить капитана выполнить просьбу девушки. Очень маленький шанс.

Ублар Хай подкинул кошель на ладони, затем распустил завязки и заглянул внутрь. Судя по выражению его лица, увиденное капитана не обрадовало.

— Я бы отвез тебя в Шиммель или какой другой инталийский порт и за пару-тройку таких вот монеток, — он повертел в руках серебряный луч. — По старой памяти, хотя с кого другого взял бы втрое больше. Доставка в Гуран обошлась бы дороже, там меня не любят — благодаря твоей госпоже, как я говорил — и «Урагану», хоть бы и сменив доску с названием, кое-куда лучше не соваться. Но и окажись здесь все монеты золотыми, это не заставило бы меня пойти на юг, девочка. Золото, лежащее на морском дне, не слишком греет душу.

— У меня больше нет, — опустила голову Альта.

— К тому же, — продолжил он, — дело не только во мне. Как знаешь, любой моряк страшится южных вод.

— И вы? — Альта попыталась вложить в короткий вопрос максимум насмешки, словно рассчитывая, что капитан тут же ударить себя в грудь, рявкнет, что «Ублар Хай не боится ничего и никого», после чего она в мгновение ока окажется на борту шхуны, идущей на юг. Но надежда эта оказалась напрасной.

— И я, — кивнул Хай. — Я ж не дурак, это только дураки ничего не боятся. Как сейчас помню, рассказывал этот Блайт про эскадру гуранскую, что на юг ушла, да так и не вернулась. А гуранцы корабли строить умеют, мой «Ураган» когда-то с их верфей сошёл. Да и моряки они… ну, не в обиду будет сказано, но получше, чем ваши белые плащи, получше. Правда, всё больше галеры предпочитают, ну для каботажа^[21] это самое оно, а на юг и они не суются.

— Скажите, капитан, — вздохнула Альта, чувствуя, что её планам приходит конец, — дело всё-таки в деньгах или в опасениях?

Ублар Хай в этот раз молчал долго, вертя в руках опустевшую кружку и не торопясь вновь её наполнять. Рисковать ему и в самом деле не хотелось — сам по себе риск, когда он оправдан, вполне допустим — но риск ради одной лишь славы, или вообще просто так, в угоду взбалмошной девчонке, неведомо чего себе придумавшей… «А ведь она не боится, — вдруг подумал капитан, глядя на Альту, ожидавшую его решения, — ни капли не боится. Хотя и не говорит многого, но раз так торопится — стало быть, считает, что торопиться необходимо.» О том, что леди Рейвен является подопечной самого Вершителя арГеммита знали все, кому это было хоть сколько-нибудь интересно. Знал и Ублар Хай — и не сомневался, что если дело и в самом деле столь важное и срочное, арГеммит нашел бы и корабль, и команду. Следовательно, Вершитель не в курсе дела. А почему? А потому, что узнав — не одобрит, это как в воду глядеть. Девчонка на свой страх и риск действует…

— Дело и в том, и в другом, — наконец, буркнул он. — Вся наша морская работа, это как доска, на борту лежащая. С одной стороны — деньги, с другой — опасения. Что перевесит, тому и быть. Скажем, за… полсотни вот таких золотых кругляшек я бы оставил свои опасения при себе. И ещё хотя бы по одной монетке надо моим парням дать, а их у меня сейчас три десятка. Вот и считай… ты же орденская ученица, счёту обучена?

Альта бросила тоскливый взгляд на кошель, сейчас показавшийся ей жалким и тощим. Да и на что она могла рассчитывать?

— А ты высоко ценишь свои услуги, капитан, — раздался у ней за спиной знакомый голос.

Словно ужаленная, она вскочила с табурета и изобразила свой традиционно не слишком изящный поклон.

— Господин арГеммит…

— Сядь, девочка, сядь. Да и я присяду, вы ведь не станете возражать, капитан? Встречаться нам не приходилось, но слышал я о вас многое. Не только хорошее, признаю, но ваши дела с контрабандой хоть и вызывают закономерное раздражение в Ордене, пока не рассматриваются как прямая угроза Инталии.

— Вот оно как, — хмыкнул Ублар Хай, явно не испытывая желания склониться в глубоком поклоне, — сам Вершитель… надо же, честь какая. Уж не по вашему ли наущению эта юная красотка хочет выйти в море?

— Эта юная красотка, — вздохнул арГеммит, — явно желает отведать розог. К сожалению, её нежный зад находится во власти небезызвестной вам Таши Рейвен, хотя, видит Эмиал, небольшая порка здесь не помешала бы. Но увы, капитан, не всё, что мы полагаем правильным, обязательно реализуется. Кстати, здесь подают приличное вино, или одну лишь кислятину, запах которой идет из этого кувшина?

— Хозяин уверял, что это — лучшее из того, что нашлось в его погребе.

— Весьма печально. Ладно, давайте вернемся к разговору, начатому этой несносной особой. Мне не удалось услышать вашей беседы полностью…

— Вы… вы подслушивали? — Альта уставилась на Вершителя с таким изумлением, словно тот совершил нечто совершенно недопустимое.

— Подслушивал, — ухмыльнулся Метиус. — Хочу отдать должное уважаемому капитану, не поверившему твоему рассказу. И я бы не поверил. Искусство достоверной лжи, девочка моя, требует, как минимум, постоянной практики. Со временем ты научишься… большинство женщины успешно осваивают это дело, кто-то становится мастером, кто-то не продвигается дальше адепта. Правда, бывают и исключения — скажем, леди Рейвен, при всём моём к ней уважении, так и осталась ученицей. Прямой, как её шпага…

Он повернулся к капитану, снова принюхался к запахам, идущим от наполовину пустого кувшина, поморщился.

— Так вот, капитан, я тут поразмыслил и решил, что ваши условия меня устраивают. Более того, я склонен округлить запрошенную вами сумму до сотни золотых солнц, правда, и количество пассажиров на борту «Урагана» при этом существенно вырастет.

— Э… я, конечно, польщен, лорд Вершитель, что вы обо мне слышали и строите в отношении меня какие-то… — Хай явно собирался вставить что-то из своих излюбленных нелицеприятных эпитетов, но воздержался, — …планы, но я ведь ещё не дал согласия.

— А оно не требуется, — сообщил ему арГеммит, как обычно, мягко и негромко, но теперь в голосе чувствовался лёд. — Простите за некоторое многословие, но я хотел бы, чтобы все, здесь присутствующие, до конца уяснили ситуацию. Во-первых, капитан, вы назвали цену, а я её принял. Насколько мне известно, что в Инталии, что в любой другой стране это принято именовать заключённой сделкой. Иначе не стоило погружать девушку в таинство счёта. Во-вторых… видите ли, капитан Хай, несмотря на разного рода мелкие недоразумения с контрабандой, вы всё ещё желанный гость в портах Инталии. Ваш «Ураган» не подвергают пристальному досмотру, как поступают, скажем, с имперскими торговыми кораблями. Но такое благоприятное для вас положение может измениться, надеюсь, вы это понимаете?

Он дождался вымученного кивка Хая, затем продолжил:

— Очевидно, я мог бы послать орденский корабль. Но инталийские фрегаты хоть и сильны, но не столь быстры, как «Ураган». А сила сейчас — не главное, куда важнее, чтобы это самое «очень важное письмо» было доставлено как можно быстрее.

— Всё-таки, малышка действовала по вашему наущению… — мрачно заметил капитан.

— Представьте себе, нет. Её появление здесь — случайность, которую я не предусмотрел, хотя и мог. Но предложение, которое сделала вам эта юная особа, намеревался сделать я. Она шла к вам с надеждой, капитан, а я — с уверенностью. В отличие от Альты, я не сомневался в том, что вы примете правильное решение. Единственно правильное.

— Вы не оставляете мне выбора.

Ни в голосе, ни во взгляде капитана не было ненависти. Тоска — возможно, горечь — пожалуй. Но это были эмоции человека, проигравшего заведомо более сильному противнику, пусть, по каким-то своим соображениям, и решившему воспользоваться мечеными костями. Ублар Хай понимал, что если Орден пожелает, то «Ураган» будет попросту конфискован, под соответствующим благовидным предлогом. Как бы там ни было, его действия в последние пару десятков лет нельзя было назвать ни абсолютно богоугодными, ни полностью законными. Пожелай он оказать сопротивление — кто знает, какие бумаги могут ему продемонстрировать, какие обвинения предъявить. Контрабанда в Инталии не каралась ни петлёй, ни очищающим костром, но вот имущество… В конце концов, арГеммит поступил в некотором смысле порядочно, согласившись заплатить за опасный рейс сумму, которую на честной торговле капитану не выручить и за полгода.

— У вас есть выбор, капитан. Вы можете просто выполнить поручение и взять деньги. А можете проявить особое старание, получив и золото, и моё уважение. Третьего, извините, не дано.

Хай выплеснул остатки вина из кувшина в кружку, выхлебал всё, не переводя дыхания, и поинтересовался:

— Когда ваши люди прибудут на корабль?

— Они уже на борту, капитан. И команда в сборе. Ждут только вас, — Метиус поймал умоляющий взгляд Альты и, тяжело вздохнув, нехотя добавил: — И эту очень непослушную девицу.

Выбраться на палубу Таше удалось лишь к утру. Напиток, приготовленный Альтой, неплохо восстанавливал силы, но тело нуждалось не только в лечении, но и в самом обыкновенном отдыхе — а потому девушка, не посвящая наставницу в излишние, по своему мнению, подробности, добавила в отвар травы, навевающие сон. Может, Таша и поняла, что намешано в кружке, но спорить не стала.

Проснулась она от скрипа двери — в каюту влетела её воспитанница.

— Леди Рейвен, подходит эскадра. Вы попробуете подняться? Я постаралась привести в порядок вашу одежду… но не уверена, что хорошо получилось.

Таша осторожно села на койке, прислушиваясь к ощущениям. Голова немного кружилась, ощущалась слабость, но в целом она чувствовала себя куда лучше. Или Альта в самом деле оказалась отличной травницей, или просто молодой организм преодолел перенесённые тяготы и снова был готов служить хозяйке. А вот одежда и в самом деле выглядела весьма непрезентабельно — прорехи были аккуратно зашиты, но краски под воздействием соли поблекли, ткань утратила мягкость и шелковистость… удивляться не приходилось — пресная вода в морском путешествии слишком большая ценность, чтобы расходовать её на стирку.

Кое-как одевшись — Альте пришлось всё-таки оказать помощь ещё не вполне оправившейся наставнице — волшебница вышла на знакомую палубу шхуны. Как оказалось, людей на «Урагане» было куда больше, чем обычно принимал на борт корабль — по меньшей мере, три рыцаря в неизменных белых доспехах и плащах, отделанных золотистым мехом, не меньше двух десятков простых воинов. Рядом с капитаном Хаем, стоящим на квартердеке и незамедлительно отвесившим пассажирке короткий поклон, стояла высокая, чуть полная женщина в белой хламиде. Ещё одна женщина, с тонким обручем адепта Ордена, о чём-то беседовала с леди Танжери. Судя по долетавшим звукам и отдельным словам, разговор шёл на повышенных тонах. Таша усмехнулась — да уж, Дилану нельзя назвать желанной гостьей на орденском судне… ну, пусть «Ураган» не может в полном смысле слова считаться принадлежащим к Ордену, но кто платит — тот и распоряжается. Только вот стычка сейчас совершенно нежелательна. Нельзя сказать, что Таша испытывала к Дилане какое-то особое чувство благодарности — да, та спасла леди Рейвен жизнь, но в бою случается всякое. Теперь же бой остался позади и они снова враги. Или, скажем, не друзья, что зачастую означает то же самое.

— Я вижу, вы пришли в себя, Таша, — Дилана изобразила изысканно-вежливый поклон. — Это радует.

— Чем? — невинно поинтересовалась Таша.

— Тем, что в вашем плохом самочувствии перестанут обвинять меня, — объяснила Дилана. — Признаться, я не против побыстрее вернуться на имперское судно, здесь мне не рады.

— Вы немало постарались, чтобы число ваших поклонников в Ордене свелось к нулю, — буркнула Таша.

Леди Танжери откровенно раздражала её — и своей самоуверенностью, и насмешливым тоном… и тем, что выглядела она по-прежнему великолепно. Гораздо лучше, чем сама Таша. В каюте, где леди Рейвен провела ночь, отсутствовала такая совершенно ненужная в море роскошь, как зеркало, но Таша не сомневалась, что и окажись оно там — отражение вряд ли добавило бы ей оптимизма.

— Вы, помнится, во время посещений Брона тоже не цветы разводили, — беззлобно рассмеялась Дилана.

Таша пожала плечами, давая понять, что эта беседа не представляет для неё интереса, и подошла к борту. К «Урагану» полным ходом шли кильватерным строем четыре корабля — два под флагом с золотым диском Эмиала, имперская галера и индарский бриг. Корабль северян выглядел изрядно поврежденным. От грот-мачты остался лишь короткий обрубок, видимая часть фальшборта была изуродована, бушприт укоротился наполовину, оставив корабль без половины кливеров^[22]. Остальные суда, на первый взгляд, выглядели относительно целыми.

— Только четыре… — то ли вздохнула, то ли простонала Таша.

— Это «Светозарный», «Вестник», гуранский «Шестопёр» и индарский «Буревестник», — тут же отозвалась Альта. — Лила сказала, что к завтрашнему утру подойдут ещё «Хищник» и «Стальной волк».

— Лила?

— Вон та, что стоит рядом с капитаном, — Альта стрельнула глазами в сторону квартердека. Голос её при этом чуть заметно дрогнул, и это не осталось незамеченным.

— Знакомы?

— Да… — неохотно ответила девушка. — Она училась в Школе. Лила Фемис, баронская дочь.

Последние слова прозвучали то ли насмешкой, то ли оскорблением.

— Не сложилось у тебя с ней? — понимающе хмыкнула Таша.

Альта помрачнела.

— Это в прошлом, леди. А вот у неё действительно… мне господин арГеммит рассказал. Лила попалась в руки имперцам. Сперва они с ней… развлекались. Потом отрубили кисть правой руки и изрезали ножами лицо. Не знаю, почему не убили, и господин арГеммит не знает, а Лила молчит. Она вообще почти всё время молчит, только если что-то важное сказать надо.

Таша понимающе кивнула. Нет ничего страшнее для волшебника, чем лишиться рук — и, вместе с ними, подавляющей части своих умений. Волшебник без правой руки практически пустое место, есть лишь несколько простейших заклинаний, которые можно сплести без использования движений пальцев. Убить — значит избавить от мучений, а вот так искалечить — это обречь на мучения куда большие. Так что не снисхождение это было, а издевательство, продуманное и жестокое.

— А остальные корабли?

— Лила говорит, что «Рассвет» лишился двух мачт, и штормом его отогнало далеко, она их мага почти не слышит.

Значит, семь. По меньшей мере семь кораблей из восемнадцати… это можно назвать полным провалом экспедиции. Правда, есть ещё шансы, что какие-то из гуранских и индарских кораблей уцелели, а то — бывают же чудеса — и кинтарийская «Фортуна» осталась на плаву. Но «длинный язык», хоть и весьма полезное заклинание, пригодно лишь тогда, когда ты знаешь, кого именно хочешь вызвать на разговор. Знаешь в лицо, никак иначе. Если в последние годы Лила Фемис служит Ордену на флоте, то со всеми магами, находящимися на орденских судах, она знакома — без этого невозможно работать. А вот тех, кто входит в экипажи судов других стран, она не знает.

Шедший первым «Светозарный» подал сигнал «лечь в дрейф» и матросы тут же принялись спускать паруса. Почти сразу вслед за этим в воду плюхнулась шлюпка и в неё по штормтрапу торопливо, не дожидаясь гребцов, спустился человек в белом плаще. С такого расстояния невозможно было увидеть, кто именно решил незамедлительно почтить «Ураган» своим посещением, но у Таши на этот счёт ни малейших сомнений не было.

— Приветствую вас, леди Рейвен, — послышался за спиной знакомый голос.

— И я рада видеть вас, капитан Хай, — она обернулась и отвесила старому знакомому короткий поклон.

— Я ж сказал, что приветствую. Про радость этой встречи я не говорил, — мрачно уточнил капитан, хотя выражение его глаз свидетельствовало, что раздражение морского волка носит несколько наигранный характер. — Каждый раз, когда я встречаюсь с вами или кем-то из ваших друзей, мой корабль оказывается на грани гибели.

— Шторм и вас задел?

— Задел? — капитан пожал плечами. — Задел, леди, это когда ты стоишь в безопасной бухте и думаешь о тех дураках, кто не сумел вовремя спрятаться. Так вот, благодаря вашей… гм… воспитаннице и Вершителю арГеммиту, да продлятся дни его жизни и да не придётся нам с ним больше встречаться, мы как раз были теми самыми дураками.

— Вы, помнится, говорили, что «Ураган» способен выдержать любой шторм.

— Ну дык… — лицо капитана прояснилось, комплименты своему судну он принимал столь же охотно, сколь и в свой собственный адрес, — Выдержать-то оно дело не хитрое… для такого корабля, если кто понимает. Да только и шторм-то этот был не из лёгких, да. Не то чтобы он был не по плечу моим парням и моей шхуне, да только по уму бы такое дело стороной обойти бы. Или в тихой гавани переждать.

— Я хочу поблагодарить вас, капитан. За спасение.

— К вашим услугам, леди, — осклабился Хай. — Хотя, говоря по правде, это девчонку вашу благодарить надо.

Из его последующей речи, временами сдабриваемой выражениями, не вполне приемлемыми в обществе леди, следовало, что если бы не Альта, то эти воды, не видевшие капитана и его шхуну ранее, не увидели бы их и впредь, о чём сам капитан ни в малейшей степени не жалел бы. И что господа из Торнгарта, равно как и им подобные из Брона, Кинта, Индара и вообще откуда угодно, ни хрена не понимают в морском деле, зато скоры на отдачу приказов типа «иди туда не знаю куда». И что если этих господ собрать в кучку, погрузить на корабль и вывезти в море во время доброго шторма, то в следующий раз они и поумнеть могут. В ходе этого монолога Альте перепала ещё пара-трока неуклюжих комплиментов — настойчивость и упрямство девушки понравились капитану, который подобных качеств и сам был не чужд.

Затем он повернулся к ближайшему матросу.

— Штормтрап спустить, живо! Не видишь, гости пожаловали.

Блайт стремительно взлетел по штормтрапу. В какой-то момент Таше показалось, что вот сейчас старый знакомый с молодым и чужим лицом бросится к ней, обнимет так, что захрустят кости и перехватит дыхание… и пусть это будет жестом совершенно неуместным и — учитывая, что Дилана прекратила пикировку с орденской волшебницей и внимательно наблюдает за встречей — опасным, но… но она не стала бы возражать. И потому была капельку огорчена тем, что Блайт удержал себя в руках и лишь преклонил колено, на мгновение прижавшись губами к руке леди Рейвен.

— Слава Эмиалу, вы живы!

— Я… — голос Таши чуть заметно дрогнул, — я беспокоилась о тебе…

Их глаза встретились, и Таше вдруг остро захотелось, чтобы все, от капитана и Диланы до последнего матроса, вдруг оказались запертыми где-нибудь в трюме. И чтобы они с Ангером остались вдвоём… только сейчас — хотя следовало бы гораздо раньше — она поняла, что нити, связывающие её с бывшим имперским консулом намного прочнее, чем ей представлялось. Потому что когда он оказался рядом, она в полной мере ощутила спокойствие и защищённость. Прежде она рассчитывала лишь на себя. На магию, шпагу… и покровительство арГеммита воспринималось ею лишь как инструмент, которым можно при случае воспользоваться, но не как повод для чувства безопасности. И потому никогда не стремилась к мужскому обществу. А теперь всё изменилось…

И Блайт смотрел на женщину совсем не так, как должен был смотреть обычный телохранитель. Позади — несколько дней и бессонных ночей, наполненных тревогой и страхом. Блуждание по морю, мороз, пробегающий по коже при виде каждого плывущего обломка, злость на себя — за то, что отпустил, не сумел остановить, сохранить. И всепоглощающая радость при получении известия, что Таша жива и находится на борту «Урагана». Он не был уверен, что Таша ответит на его чувства — в конце концов, до сих пор они были вместе больше по воле судьбы и богов, чем по собственному желанию. Хотя… Метиус рассказывал, как прореагировала Таша на мнимую его, Блайта, смерть. Может, это было проявлением чего-то большего, чем сожаление о потере старого знакомого и, чего уж там, противника? Сейчас ему потребовалась вся сила воли, чтобы не выйти из возложенного на себя образа — а хотелось схватить эту женщину в охапку, прижать к груди и объявить своей, отныне и навечно.

Альта, наблюдавшая этот обмен взглядами и ничего не значащими словами, лишь вздохнула. Что бы там она ни планировала, похоже, что её наставница уже всё для себя решила, пусть и сама ещё не вполне понимает и суть, и последствия этого решения.

С некоторым трудом оторвав взгляд от леди Рейвен, Ангер повернулся к капитану, напомнив себе, что в ипостаси молодого орденского рыцаря он с владельцем «Урагана» не знаком.

— Капитан Хай, если не ошибаюсь?

Дождавшись утвердительного кивка, Блайт представился:

— Кайл арШан. В настоящий момент, в силу сложившихся обстоятельств, командир «Светозарного». Я получил информацию о том, что миссия, ради которой вас наняли, успешно выполнена. Поверьте, капитан, я ваш должник и готов отплатить всем, чем располагаю. Но…

— Но это не значит, что я могу передать вам своих пассажиров и отправиться куда-нибудь подальше от этих сволочных вод, так?

Никакого пиетета к светоносцу Ублар Хай не испытывал. Напротив, сейчас капитана снедало чувство раздражения… правда, смешанного с изрядной толикой азарта. Слова, сказанные Метиусом арГеммитом не выходили из головы. «Вы можете выполнить… а можете и выполнить со старанием», — так сказал Вершитель, а он, если правду говорят о главе Ордена, в любую фразу вкладывает пару смыслов. Да третий ещё — для особо проницательных. Никому из сухопутных крыс не осознать истинной значимости «наибольшего благоприятствования» в морском деле — состояния, которое можно будет достичь при хороших отношениях с Вершителем. От перспектив не иметь никаких проблем с таможенными службами Ордена у капитана слегка перехватывало дух. Нарочито поверхностный осмотр груза, первоочередное получение выгодных фрахтов, в том числе напрямую от Ордена — да мало ли что ещё. Быть может, арГеммит и не имел в виду откровенного попустительства по отношению к не вполне законным делам угодившего ему капитана, но Хай и сам не собирался выходить за некие, самим для себя определённые рамки. Только и в этих рамках можно суметь многое…

Только вот чтобы претворить эти планы в жизнь, следовало уцелеть в той каше, что заварили орденцы, имперцы и остальная компания. Совсем с ума посходили — сунуться в южные воды, куда и самые отъявленные пираты носа не кажут. И что — получили по голове, не так? Шторм можно не считать, шторм — дело обычное, никакой проклятой магии в нём нет. А вот та дрянь, что имперский корабль в клочья порвала, поневоле требует не забывать об осторожности.

Вот только если сбежать, поджав хвост, то не стоит рассчитывать на уважение Вершителя и сопутствующие этому уважению блага. Этот юнец в белом плаще не преминет доложить, что де капитан Хай оказать помощь не пожелал и отправился куда-то по своим делам.

Вот и злился Хай… не столько на молодого рыцаря (он-то тут при чём, если разобраться?), сколько на самого себя. За то что влез в эту авантюру и за то, что рачительность не позволит ему сейчас отойти от дел. Хоть и риск велик.

— Именно так, капитан, — молодой рыцарь не улыбнулся. — Дело в том, что в сложившихся обстоятельствах ни один корабль не будет лишним. Кроме того, именно ваш «Ураган», как судно нейтральное, идеально подойдёт для встречи капитанов уцелевших кораблей. Нам необходимо выработать стратегию дальнейших действий.

— Мне кажется, что ваш фрегат тоже сгодился бы, — недовольно заметил Хай, хотя идея сделать его корабль, пусть и на время, как бы флагманом эскадры, немало ему польстила.

— Ну вы ведь не согласились бы отправиться на «Светозарный»?

— Да ни за какие деньги, якорь мне в зад! Капитан «Урагана» своего судна не покинет! — рыкнул Хай с таким видом, словно его попросили уступить кому-то на ночь-другую одну из его портовых жен, коих капитан насчитывал с десяток… тех, кого помнил. Ясное дело, что пока он в море, бабы, что на берегу остались, верность ему хранить вряд ли станут, но чего не знаешь — о том и не беспокоишься. Но отдать — нет уж. И вообще, Ублар Хай считал, что единственный по-настоящему уважительный повод капитану покинуть свой корабль в море (если не считать случаев, когда корабль очень быстро намерен уйти под воду) это перебраться на другое судно вместе с абордажной командой. Сам-то он давно подобными делами не занимался, но в молодости всякое бывало. Правда, тогда он капитаном не был.

— Вот поэтому я и распорядился, чтобы капитаны собрались на вашем судне. И маги — им необходимо увидеть друг друга, чтобы координировать действия эскадры. Я так понимаю, — Блайт повернулся к девушке в белом плаще, укрывающей лицо под просторным капюшоном, — вы Лила Фемис?

— Да, — ответ прозвучал сухо и равнодушно.

— Я хочу поблагодарить вас, леди. Во многом именно благодаря вам нашим кораблям удалось найти друг друга.

Капюшон изуродованной волшебницы дрогнул, что можно было расценить как кивок.

— Шлюпки уже в пути, капитан, — Ангер снова повернулся к Хаю. — Думаю, обсуждение не займет много времени.

На «Урагане» не нашлось каюты, достаточно просторной, чтобы вместить всех, кому по статусу положено было принимать решения и отдавать приказы. Шесть капитанов кораблей, включая Блайта и Ублара Хая, около полутора десятков магов и волшебниц, три рыцаря-светоносца. Помимо Диланы и Таши, присутствовали ещё три мага достаточно высокого ранга. Двое носили маски из бронзы с серебряной вязью — служители Второго круга. Ещё один, в дорогом, с претензией на изысканность, камзоле из багрово-красной кожи явно принадлежал к Альянсу — а Алый Путь весьма дорожит своим авторитетом и, как правило, не слишком благосклонно относится к тем, кто покидает стены Академии до получения статуса, как минимум, мастера. Остальные же прибывшие на «Ураган» маги не поднялись выше звания адепта или, применительно к Триумвирату, служителя Третьего круга.

Вообще говоря, после смерти Юрая Бороха вся власть в эскадре должна была бы перейти в руки Диланы, как «Клинку Императора». Знатностью кое-кто из присутствующих ей не уступал, в части магических способностей безликие в бронзово-серебряных личинах тоже вполне могли померяться с ней силами, но ореол особы, приближенной к Его Величеству, делал своё дело. Однако, вопреки ожиданиям Таши, леди Танжери предпочла занять бочонок у грот-мачты и теперь сидела, закинув ногу на ногу и с преувеличенным вниманием разглядывая свои ногти. Имперские моряки не решались высказать претензии на главенство в присутствии грозной леди — воспоминания о том, как Дилана решает возникающие проблемы, ещё были достаточно свежи. Маскам было всё равно — всю жизнь их учили подчиняться и, несмотря на высокий ранг, немолодые (судя по седине в волосах) мужчины предпочитали больше слушать, чем говорить. Ну а в глазах орденцев человек, пусть и в силу сложившихся обстоятельств, исполняющий обязанности капитана флагмана, имеет безусловное право на лидерство. Пока не передаст этот пост более достойному.

Вряд ли Блайт был в восторге от свалившейся на его плечи обузы, но виду он не подал. Ему не впервой было руководить… правда, этот опыт имел Ангер Блайт, а не юный Кайл арШан… но сейчас это было не так уж важно.

— Эскадра потеряла большую часть судов, — он обвел взглядом присутствующих и на мгновение запнулся на Таше, словно рассчитывая на поддержку. Обманчивое впечатление, поскольку Ташу здесь знали и её слова, высказанные в пользу любого предложения, скорее будут способствовать принятию противоположного решения. Блайт не мог этого не понимать. — Но та цель, которая была перед нами поставлена, выполнена. Угроза, обитающая в южных водах, выявлена и оценена. Мы не в силах противостоять ей — думаю, сведения о гибели «Коршуна» не оставили вас равнодушными.

— Было бы неплохо услышать всё из первых уст, — сухо заметил немолодой воин в тонкой дорогой кольчуге, пояс которого украшали скрещённые мечи Индара.

— Если леди не затруднит…

— Не затруднит.

Блайт ожидал, что рассказ поведет Таша и заранее был готов к тому, что воспринят он будет довольно скептически. Но — и это стало приятной неожиданностью — голос подала Дилана.

— Это чудовище. У «Коршуна» не было ни единого шанса…

Рассказ имперской волшебницы длился недолго. Она не стала расписывать атаку морской твари в леденящих душу подробностях, ограничившись изложением сухих фактов и некоторого количества практических соображений.

— Сталь бесполезна. Существо можно ранить магическим стеклом, но пара или даже десяток рассеченных щупалец не влияют на угрозу в целом. Доспехи и щиты дают некоторую защиту, но удары щупалец очень сильны. Огненные заклинания неэффективны, как и ледяные. Тварь прореагировала на попадание «стрелы мрака», но это её скорее взбесило, чем ранило.

— Прошу прощения, леди, — капитан «Шестопёра» поклонился, демонстрируя глубокое почтение, — позволено ли мне будет узнать, по какой причине на борту «Коршуна» использовалось столь опасное заклинание?

Над собравшимися нависло тяжёлое молчание. И совершеннейшему глупцу было ясно, что раз одно из наиболее смертоносных заклинаний Крови было применено на борту имперского корабля, то целью его явно были не обнаглевшие чайки или какой-нибудь морской обитатель. Вне всяких сомнений, от леди Танжери ждали обвинения.

— Позволено, — выдержав долгую паузу, чуть высокомерно кивнула Дилана. — Юрай Борох несколько не сошёлся во мнениях с Дейном арБавером, бывшим капитаном «Светозарного». Вынуждена признать, что, хотя арБавер был несколько… излишне резок в суждениях, всё можно было решить миром, но Верховный жрец нанес удар. Первым.

При этом её глаза на долю мгновения стрельнули в сторону Таши. Этот взгляд остался почти незамеченным. Только Блайт, не выпускавший из поля зрения ни имперскую убийцу, ни свою «подопечную», успел уловить не только сам взгляд, но и ответный блеск в глазах леди Рейвен. Странный блеск…

— В обычное время такой удар неотвратим и смертелен. Но Юрай Борох, как и все мы, весьма страдал от последствий шторма, и арБаверу удалось уклониться. «Стрела тьмы» попала прямо в тело этой чёрной твари и она, я бы сказала, пробудилась.

Блайт пребывал в глубочайшей задумчивости. Дилана солгала, это очевидно — пусть лишь для него одного. И Таша явно намерена эту ложь поддержать, хотя причины этого сокрыты в тумане. Что же должно было случиться, если орденская волшебница пошла на поводу у этой суки, почти обвинившей светоносца в совершённой провокации? Хотя… слова о том, что Юрай применил боевую магию против союзника, пусть и временного, пусть и явно не питающего к жрецу ни грана добрых чувств, в известной степени снимают обвинения с Ордена и выставляют имперцев не в самом лучшем свете. Понять бы, в чём игра Диланы — ведь смешно предполагать, что эта женщина лжёт из любви к искусству.

Ладно, с этим можно будет разобраться и позже.

— Я считаю, — твёрдо сказал он, — что эскадре надлежит возвратиться в…

Фразу прервал пронзительный, отчаянный свист матроса, несущего вахту в небольшой корзине на верхушке грот-мачты. Блайт осекся, непонимающе уставившись на Ублара Хая. А тот вскинул голову вверх, проследил за вытянутой рукой матроса и бросился к борту. И остальные рванулись вслед за ним — в какой-то момент Таше показалось, что корабль вздрогнул и накренился.

Совсем недалеко, в половине лиги от «Урагана» море вздымалось огромным тёмным холмом. Вспенилась вода, стекающая с гладкой, глянцево-чёрной поверхности, и уже вздымались вверх тонкие нити щупалец. Пока немного — с десяток, не более… Но Таша знала — их будет больше. Намного, намного больше…

— Тревога! — рявкнул Хай, решительно присвоив себе права адмирала просто потому, что успел сделать это первым. — Передать по эскадре «поднять паруса», полный ход фордевинд^[23]!

Матрос на мачте лихорадочно замахал длинными шестами с ярко-алыми шарами на концах. Морские сигналы были едиными для кораблей любой страны — другое дело, что принять команду от какого-то торговца в обычное время экипаж боевого корабля счёл бы ниже своего достоинства… Но и на других судах эскадры заметили опасность, и теперь торопливо поднимали паруса.

Как говорят опытные моряки, «в море всё происходит медленно, только шквал налетает внезапно». Таша была уверена, что корабли не успеют набрать ход до того момента, когда стремительные чёрные щупальца врежутся в их борта и мачты, рассекая паруса, взламывая доски и уродуя такелаж. Но томительно тянулись минуты, уже вспенилась у форштевней вода, а чёрная гора не двигалась, словно разглядывая новых противников и прикидывая, в какой последовательности их уничтожать.

— Не уйти, — вдруг прошептала Альта.

Она вцепилась в планшир с такой силой, что ногти глубоко врезались в дерево, а пальцы побелели. Губы девушки дрожали, взгляд был устремлен в одну точку — туда, где глубоко в воде сидело «нечто», представлявшееся всем угольно-чёрным. И лишь она, единственная из собравшихся здесь магов и рыцарей, видела ореол, окружающий поднявшийся из волн остров. Ореол, пронизанный слепящими алыми искрами.

Имперская галера, подгоняемая пока что не слишком синхронными ударами вёсел, рванулась вперёд, разом обогнав орденские фрегаты. «Ураган» снова продемонстрировал, что в этих водах по скорости с ним мало кто сравнится — прошло не более десятка минут, как он уже на половину корпуса опережал «Шестопёра» и явно намеревался в ближайшем будущем увеличить отрыв.

Наконец, морское чудовище сочло, что убегающая добыча — это вызов. И скользнуло вперёд, в считанные мгновения чуть ли не вдвое сократив расстояние до шедшего последним индарского брига, и в лучшие свои времена не отличавшегося особой быстроходностью, а уж сейчас, с учётом полученных повреждений, безнадёжно отстающего от своих более резвых собратьев. С палубы индарца ударили катапульты, отправив в полет тяжёлые стрелы с зазубренными стальными наконечниками, одновременно захлопали штурмовые арбалеты. Демон (теперь Альта в этом не сомневалась), которому метательные снаряды не причинили не только вреда, но и сколько-нибудь заметного беспокойства, ещё больше ускорился и уже через несколько мгновений его щупальца дотянулись до квартердека «Буревестника».

Расправа была недолгой — вихрем взметнулись в воздух обломки и человеческие тела. Утратив управление, корабль рыскнул в сторону, сразу потеряв половину своей и без того невеликой скорости, а к нему уже тянулись новые и новые чёрные нити. Рухнула последняя уцелевшая мачта, вспучились и раскрылись, словно лепестки цветка, толстые доски борта, впуская в трюм воду. Кто-то из матросов попытался спастись, покинув обречённый корабль — но торопливо спускаемая шлюпка была разбита в щепу ещё до того, как коснулась воды. Несколько минут — и всё было кончено, от индарского брига остался лишь быстро уходящий под воду изуродованный корпус, да несколько голов на воде, напрасно молящих богов о помощи. Вскоре исчезли и они.

А чёрный холм, вобрав часть щупалец, замер, словно старательно пережёвывая собранную добычу, а затем двинулся вперед, всё быстрее и быстрее, уверенно сокращая расстояние до пытающейся улизнуть эскадры.

— Нам не уйти, — сухо заметила Дилана, повторив сказанные не так давно слова Альты. — Эта тварь слишком быстра.

— Есть предложения, леди? — чуть насмешливо поинтересовался стоящий рядом юноша в белом плаще, и Дилана бросила на него заинтересованный взгляд. По её мнению, рядовой, по сути, рыцарь, каким и являлся Кайл арШан, пусть стечение обстоятельств и вознесло его на мостик орденского фрегата, не должен был таким тоном говорить с всесильной имперской волшебницей. Снова нахлынули подозрения, так до сих пор и не нашедшие подтверждения, но до конца и не опровергнутые. Борох умел видеть сокрытую суть вещей, и если уж высказал некоторые предположения об истинном лице арШана, то имел для этого основания. Или предчувствие, к которому следовало бы относиться с должным вниманием.

— Если ничего не изменится, чудовище сожрёт нас по одному, — пробормотала она, отгоняя неуместные сейчас мысли. — Я предлагаю дать бой.

— Снаряды катапульт не особо повредили твари, — заметил высокий, болезненно худой мужчина в бронзовой с серебром маске.

— Магия сильнее какого-то там бревна, пусть и со стальным наконечником, — отрезала леди Танжери. — Или кто-то видит иной выход?

— Мы можем разделить эскадру, — предложил капитан с «Карателя», имя которого Таша не расслышала, да и не очень им интересовалась. — Кому-то удастся спастись.

— Чушь! — фыркнула Дилана. — Или страх застил вам глаза? Эта тварь явно может двигаться куда быстрее, она играет с нами, развлекается. Ей не составит труда догнать одну часть эскадры, разнести её в щепки, а потом продолжить охоту за уцелевшими. Будь она медлительной, вряд ли южные воды нагоняли бы на моряков, вроде вас, столько страха.

— Вы говорили о магии, леди Танжери, — снова вмешался Блайт, понимая, что реплика Диланы граничит с прямым оскорблением. Сейчас, когда напряжение людей практически достигло пика, хватило бы одной искры, чтобы вызвать пожар. — Можете что-то предложить?

— Огонь здесь бесполезен, — протянула волшебница, не столько отвечая на вопрос, сколько просто размышляя вслух. — На суше можно было бы воспользоваться «пламенем недр», но в море это бессмысленно. Фаербол, сколь угодно сильный, лишь обожжет чудовище… да и волны перекатываются по его телу, они многократно ослабят удар. «Молот» вряд ли окажется намного действеннее удара баллисты. Я бы рекомендовала молнию. Или «стрелу тьмы» — раз уж на это заклинание у твари была хоть какая-то реакция.

— «Стрела» эффективна, не спорю, — пожал плечами Ангер. — Но слишком уж велика цель.

— Здесь много магов. Мы создадим круг.

— И усилим заклинание в десятки раз, — Блайт с сомнением покачал головой. — Мысль неплохая, но… леди Танжери, хочу заметить, что работать в круге надо уметь. Гуранцы имеют такой опыт… я надеюсь, но будет ли помощь от других?

— Мне приходилось действовать в круге, — впервые с момента появления на борту «Урагана» подал голос алый. — Не скажу, чтобы это были приятные воспоминания, но предложение леди стоит как следует обдумать.

— Я знаю лишь теорию, — вздохнула Таша. — Часто удар того, кто стоит на острие, приводит к смерти кого-то из круга, не так ли? Неудивительно, что в Ордене этот метод не пользуется популярностью. Но, кажется, особого выбора у нас нет?

— Я готов замкнуть круг, — бросил худой в маске. Второй безликий коротко кивнул, поддерживая товарища.

Адепты и посвященные Третьего круга молчали — их мнение сейчас никого не интересовало. В обычном сражении маги ведут индивидуальный бой, выбирая средства защиты и нападения по собственному вкусу или, что больше принято у Альянса, подчиняясь командам — но рассчитывая лишь на свои силы. Сейчас же положение было критическим и с каждым мгновением становилось всё хуже и хуже. В такие моменты настоящий воин не станет спрашивать у командира, почему тот отдал тот или иной приказ. Просто выполнит его… или умрёт, пытаясь выполнить. Если он настоящий воин.

Школа Ордена по праву гордилась тем, что выпускает из своих стен лишь полностью заслуживающих чести носить белый плащ. Триумвират тоже не раздавал чеканные маски направо и налево.

— Это будет интересным опытом, — хмыкнула Таша. — Леди, тут полтора десятка магов разного уровня… вы способны удержать их в круге? Если мне не изменяет память, опыт тут играет не последнюю роль. Одно дело замыкать круг… к слову, я участвую в этой бредовой затее, вы же не сомневались, так? Замкнуть круг проще, совсем другое дело — стоять на острие.

— Мне приходилось работать с пятеркой ведомых, — Дилана помолчала, затем тряхнула головой. — Пожалуй, да.

— Хорошо, — вдруг широко улыбнулся капитан «Хранителя», старик, для которого этот поход, судя по возрасту, должен был стать последним или почти последним. — Я не против драки. Бывает, что Орден отступает, но лишь тогда, когда утрачены дажесамые маловероятные шансы на победу.

— А моего сраного мнения никто не хочет спросить? — сварливо поинтересовался Ублар Хай. И, дождавшись, пока все лица повернутся к нему, сплюнул на палубу. — Я торговец, если кто-то ещё об этом не знает. Я не люблю, когда кто-то попытается запустить руку в мой карман, могу и глотку за это порвать. И ещё я не очень-то люблю, когда кто-то распоряжается на борту моего корабля. Я много чего не люблю, якорь мне в задницу, таков уж капитан Хай, нравится кому это или нет. Да и драка ради драки — это не для меня.

Он помолчал, затем с силой стукнул кулаком по планширу.

— Но я ещё знаю, что самая дерьмовая мышь, если её загнать в угол, вполне может порвать задницу кошке. И более всего я не люблю, когда меня загоняют в угол. Леди Танжери, «Ураган» готов вступить в бой.

— Браво, капитан Хай, браво! — леди Рейвен изобразила поклон. — Нисколько в вас не сомневалась, и рада, что не ошиблась.

— Обмен любезностями — это очень неплохо, — прервала её Дилана, — но тварь нагоняет нас. Пора действовать. И ещё…

Леди Танжери вздохнула и повернулась к офицерам. Странно, но если раньше подобный приказ она отдала бы не задумываясь, да ещё и растёрла бы в порошок всякого, кто осмелился бы перечить, то сейчас испытывала некоторые сомнения. Не так трудно отправить воинов в бой, в том числе и заведомо безнадёжный — их, в конце концов, к этому и готовили. Но сейчас требовалось нечто большее, чем просто мужество. Требовалась отвага, граничащая с безрассудством… или выходящая за эту грань.

— Господа, чтобы круг набрал силу, нужно время.

Её поняли. Судя по выражению лиц капитанов, сейчас они предпочли бы оказаться на своих кораблях, среди команд, которым предстояло стать жертвами. Легче умирать самому, чем отправлять на верную смерть тех, кто ещё недавно служил рядом с тобой.

— Приказывайте, леди, — тихо сказал кто-то.

— Капитан Хай, прикажите сигнальщику передать эскадре — «Хранителю» и «Шестоперу» вступить в бой… — он вздохнула и твёрдо продолжила: — «Светозарному» следовать прежним курсом. И приготовьтесь к повороту… как только корабли начнут атаку.

Неизвестно, о чём думали матросы на двух обречённых кораблях. Но как только перестали мельтешить сигнальные шесты, оба корабля начали поворот — словно экипажи лишь того и ждали. А может, так и было — орденцы кичатся своим мужеством и стойкостью, но, положа руку на сердце, кто скажет, что на гуранских галерах служат лишь трусы? Вёсла «Шестопера» вспенили воду, заставив тяжёлую галеру развернуться практически на месте. «Хранителю» для выхода на боевой курс понадобилось несколько больше времени — но вот уже оба судна развернулись бушпритами к неторопливо нагоняющему их морскому чудовищу. Взвились в воздух рои стрел, камней, горшков с горящей смолой. Всё это обрушилось на цель или рядом с ней, расстояние было ещё довольно велико, но оно неуклонно сокращалось. «Шестопёр» шёл чуть впереди — сейчас, двигаясь против ветра, он имел некоторое преимущество за счёт весел, и явно нацелился на таранный удар. «Хранитель» старался не отставать — он шёл левым галсом, чуть огибая огромного противника и, благодаря этому, все его баллисты и катапульты (коих хватило бы на оснащение трёх галер) имели возможность поражать цель.

— Капитан Хай, начинайте манёвр. И постарайтесь подойти к твари как можно ближе. Замыкаем круг!

Маги и волшебницы шагнули навстречу друг другу… Таша стиснула кисть Блайта, чуть вздрогнув, когда её ладонь накрыли сухие пальцы одного из Безликих. Цепь сплетённых рук становилась всё длиннее, к ней присоединялись новые и новые звенья. Наконец Дилана подошла к борту и замерла, закрыв глаза и сосредоточившись. На одно её плечо легла рука Блайта, на другое — левая, уцелевшая ладонь всё так же прячущейся под капюшоном Лилы Фемис. Теперь требовалось лишь время… Собрать силу от трёх-пяти ведомых можно было за пару минут, но чем длиннее цепь — тем больше требуется времени, тем труднее «острию» удержать контроль над потоками магической энергии — и тем эффективнее будет созданное заклинание. И тем выше вероятность того, что слабые звенья исчерпают свои резервы до того, как «остриё» будет готово к нанесению удара. Таша лучше многих знала, что чувствует маг, когда его запас сил падает ниже критического уровня — она до сих пор не забыла ту чудовищную слабость, то бессилие, что ощущала в лесу, вычерпав себя почти до дна и, попутно, ослабев от потери крови. Сейчас она надеялась, что сумеет выдержать. Уверена была и в Блайте — признавала, пусть и нехотя, что как маг он значительно сильнее неё. А вот другие… Многие ли останутся в живых после того, как удар будет нанесен и потоки силы, соединяющие звенья цепи в одно целое, иссякнут?

Альта, порывавшаяся занять место в круге рядом со всеми и буквально обожженная взглядом наставницы, стояла навалившись грудью на планшир и молча глотала слёзы. Она прекрасно понимала, как они рискуют — и Таша, и арШан… особенно этот молодой рыцарь. О его магических способностях Альта была далеко не самого высокого мнения, тем более, что рыцарь ни разу и не дал повода считать себя опытным магом. Да что там говорить, она вообще была удивлена, увидев, как сомкнулись руки леди Рейвен и Кайла… О чём думала наставница? Если он слаб — ему не выдержать… Что ощутит леди Рейвен, осознав, что сжимает ладонь уже мёртвого человека?

Она снова уставилась на чудовище, уже взметнувшее веер щупалец навстречу гуранской галере. Алые сполохи участились, заливая зеленоватую воду видимым одной лишь Альте светом, отчего волны становились похожими на кровь. Демон… чудовище иного мира… мысли девушки закружились неуправляемым водоворотом, вновь — уже почти наяву — промелькнули перед глазами фрагменты снов. Теперь она не сомневалась, что её видения, приносившие столько страха и боли, были так или иначе связаны с этим созданием. И ещё — что-то в демоне было неправильным, не таким, как следовало ожидать. Ей понадобилось немало времени, чтобы понять эту неправильность, вычленить её из бесконечной череды образов.

Аура имела серый фон. Фон неопределённости, фон, в котором не было ни праведности, ни злобы, ни доброты, ни жестокости.

И вместе с пониманием нахлынули ощущения — словно существо, вступившее в бессмысленный бой, учуяло девушку и попыталось передать ей часть своей сущности, своей души — и да простят Альту жрецы братьев-богов за предположение, что у демона может быть душа.

Демон не испытывал ненависти к тем, кого собирался уничтожить. Он вообще не испытывал почти никаких чувств, кроме голода и всепоглощающей, нереальной боли. Он умирал, явившись в этот мир, не предназначенный для таких, как он. Он умирал всё это время, и жалкие потуги людей, их стрелы, заклинания, клинки и снаряды не делали эту боль сильнее — потому, что это, похоже, было попросту невозможно. Демон пришёл из глубины веков — что может быть страшнее, чем муки, длящиеся целую вечность, чем смерть, растянутая на тысячелетия? Демон не мог убить себя, хотя и обладал достаточным сознанием, чтобы желать смерти. И сейчас он рвался к людям ради того, чтобы погибнуть. Все эти удары щупалец, уже разрывающие борта «Шестопера», уже перебившие грот-мачту слишком близко подошедшего «Хранителя» — не атака, а судороги. Рефлекторные, не подчиняющиеся слабому разуму демона конвульсии, пусть и разрушительные. Погибнут корабли — и демон отправится искать нового противника, в надежде встретить более сильного, более умелого, который даст ему долгожданный покой.

А Дилана, стоящая на острие круга, уже явственно светилась от переполнявшей её силы. Ещё мгновение, другое — и она ударит. Ударит, рассчитывая убить того, кто достаточно страдал и так. Ударит, но не убьёт — потому, что силы огня, льда, рукотворных молний или «стрелы мрака» не помогут… Альта помнила свои сны — когда-то и яростное пламя светила не сумело разорвать нить жизни этого существа.

Больше всего на свете она сейчас хотела найти правильный ответ. Сотни прочитанных книг, сотни услышанных объяснений — всё смешалось в один ком в её воспаленном, израненном чужой болью сознании, переплетаясь и объединяясь, рассыпаясь на отдельные фрагменты и выстраиваясь в новые, ранее неизвестные фигуры.

Много ли прошло времени? Несколько вздохов, несколько ударов сердца… Альта сделала шаг по направлению к Дилане, уже поднимающей руки для нанесения чудовищного по своей мощи и жалкого по эффекту удара. Ещё один шаг, ещё… И, повернувшись спиной к имперской волшебнице, она крикнула, срывая голос, чтобы пробиться к сознанию Диланы сквозь окутывающий ту кокон силы:

— Отдай. Я знаю, что делать.

Почему леди Танжери, одна из самых сильных волшебниц Империи, особа, приближенная к Его Величеству и уже лишь поэтому давно не принимавшая приказов от кого-либо, кроме лиц, стоящих на самой вершине власти, подчинилась требованию безродной девчонки, не имеющей ни достаточного таланта, ни хоть какого-то практического опыта? Дилана не могла объяснить этого — ни в тот момент, ни позже. А вопросы эти ей задавали не раз — в том числе и люди, которым она была готова, в виде исключения, ответить искренне.

Может быть, она и сама подозревала, что боевая магия не поможет против чудовища, способного в несколько ударов сокрушить корабль? В конце концов, битвы с призванными демонами — лишь позже она узнала, что морская тварь обладала характерными признаками демона — выигрывались грубой силой, применение магии, как правило, давало весьма незначительный эффект.

Возможно, ей просто захотелось переложить ответственность — в том числе, и за последствия — на чужие плечи?

Или это было просто мгновенным порывом, лишённым заранее просчитанного смысла — и потому верным? Боги часто награждают тех, кто повинуется зову сердца, а не сухим логическим выкладкам. Быть может, именно для того, чтобы люди не забывали о вере, ибо вера тоже далеко не всегда следует законам логики, обращаясь к чувствам человека, к его душе — пусть братья-противники Эмиал и Эмнаур ищут тропы к сокровенным глубинам душ разными способами.

Чаще Дилана предпочитала отвечать, что годы службы Императору научили её разбираться в людях и мгновенно принимать единственно верные решения. Этот ответ льстил её самолюбию, в немалой степени способствовал росту её авторитета — но он не был верным. Ни о какой оценке она в тот момент не думала — да и не знала она толком ничего об Альте Глас, воспитаннице Школы Ордена, кроме того, что упомянутая Альта Глас является также подопечной леди Рейвен и не обладает хоть сколько-нибудь значительными талантами.

Но осознанно или нет, решение было принято. И ладони Диланы упали на плечи юной девушки, которая — несмотря на высказанное требование — и сама толком не знала, что её ожидает.

Накопленные силы хлынули в Альту непрерывным и могучим потоком. Можно ли описать эти ощущения? Что чувствует от рождения слепой человек, вдруг прозревший и окунувшийся в буйство красок, в мир, наполненный светом и образами? Что может поведать лишённый слуха, в один миг вдруг узнавший, как свистит в ушах ветер, как поют птицы, как шелестит трава под ногами, как рокочут бьющиеся о камни волны? Именно в этот момент Альте стало кристально ясно, почему столь опасен круг магов для тех, кто не стоит на его острие. Слишком велико наслаждение, упоение силой, слишком велик соблазн взять ещё капельку, ещё чуть-чуть, и подольше не расставаться с этим не поддающимся описанию богатством — в такой момент не думаешь, что за твоей спиной умирают люди, отдавшие больше, чем могли.

И ещё она ощутила боль, острую и жестокую. Боль, которая теперь останется с ней навечно. Боль от осознания того, что она, Альта Глас, бесталанная и никчемная, никогда больше не будет обладать этой силой… да и сотой её частью. Жалкий «светляк», простейший «щиток» и бесполезная «ледяная стрела» — вот её удел на долгие годы, и никаких шансов на то, что дар на самом деле есть, только спит крепко-крепко и ждёт своего времени.

Но эти чувства были отброшены, безжалостно загнаны в самые дальние уголки сознания. Руки девушки взметнулись вверх, соединившись на мгновение, а затем резко разошлись в стороны. Началось плетение заклинания, никогда ещё не сплетавшегося ранее.

В воздухе, в паре локтей от пенных гребней волн, появилось тёмное марево, с каждым мгновением становившееся всё гуще и гуще. Чудовище, терзавшее уже наполовину погрузившегося в море «Шестопёра», замерло, отдёрнуло от обречённого корабля большую часть щупалец. А затем рванулось вперед, ко всё расширяющемуся чёрному облачку… нет, уже не облачку — туче, почти сравнявшейся по размеру с гибнущей гуранской галерой.

Поток энергии продолжал вливаться в тело Альты, тут же перетекая в её руки и устремляясь вперед, к стремительно темнеющему творению. В облаке появились завихрения, сперва небольшие, но растущие с каждым ударом сердца, сливающиеся друг с другом и ускоряющиеся, постепенно превращающиеся в бешено вращающуюся воронку. Ветер, бивший Альте в лицо, стал утихать — а затем потоки воздуха изменили направление, устремляясь к рукотворному смерчу. И волны теперь не накатывались на борт «Урагана», а рвались к воронке, стремясь заполнить её — и исчезнуть в стремительном вихре.

— Во имя Эмиала… — послышался чей-то сдавленный вопль, — что же это…

А чудовище, разом потеряв интерес к гибнущей галере и изрядно потрёпанному «Хранителю», уже подошло к смерчу вплотную. Одинокое щупальце потянулось к вихрю, к нему присоединились другие, всё больше и больше — тонкие нити плясали вокруг воронки, то ныряя вглубь чёрного провала, то оттягиваясь назад, почти сливаясь с поблескивающим телом твари. А потом — прошло лишь десяток коротких мгновений — демон рванулся вперёд, влипнув в воронку. И она послушно раскрылась, разом увеличившись в размерах чуть ли не вдесятеро, охватив струящимися полупрозрачными краями огромную — теперь-то это было хорошо видно — тушу, рядом с которой корабль казался не крупнее жука в сравнении с буйволом. И ещё спустя один-два удара сердца тугие жгуты чёрных вихрей сомкнулись позади морского чудовища.

Затем раздался грохот. Альта увидела, как взмывает к небесам стена воды, как разламывается пополам «Хранитель», как разлетается в щепки «Шестопер» — и рой обломков медленно, словно нехотя, летит прямо в неё. Она стояла неподвижно, не в силах предпринять хоть что-то, и лишь отрешённо подумала, что останься на судне маг, не включенный в круг, он сумел бы поставить «купол» и хоть немного смягчить удар разбушевавшейся стихии. Но «купол» ставить было некому — хотя круг и распался, но составлявшие его волшебники были большей частью мертвы, а уцелевшие едва стояли на ногах.

Ангер сумел оттолкнуть девушку, прикрыть её и Ташу собой — а в следующий миг поток остатков уничтоженного корабля обрушился на палубу «Урагана», сметая всё на своём пути. Он ощутил удар, услышал противный хруст — не иначе как от ломающихся костей, а затем всё затопила чернота.

Блайт медленно открыл глаза. Сквозь кровавую пелену, затягивающую глаза, проступило знакомое лицо.

— Ангер… ты жив… — прошептал голос Таши, дрожащий и испуганный. — Слава Эмиалу, Ангер…

Она прижалась к нему, обхватив руками, словно пытаясь закрыть собой от всех опасностей мира.

— Всё… — он хотел сказать, что всё нормально, но тут же осознал, что Таша обратилась к нему по имени, которое ни в коем случае не следовало произносить здесь. Блайт дёрнулся — и тут же обрушилась боль изломанного тела.

— Лежи, — торопливо зашептала она. — Лежи, не двигайся, молю. Теперь всё будет хорошо. Твой амулет раскололся, но если бы не он, ты бы погиб, обломок ударил тебя прямо в сердце, но наткнулся на амулет, и он раскололся, но это неважно, главное, ты лежи, сейчас я чуточку отойду и займусь твоими ранами, только не волнуйся и не двигайся, тебе нельзя двигаться, но всё закончилось, чудовища больше нет, и мы живы, и с тобой всё будет в порядке, только не шевелись, и не говори ничего, нельзя тебе сейчас говорить…

Она долго ещё что-то бормотала, всё более и более бессвязно, повторяя одно и то же по многу раз. А он смотрел в её заплаканные глаза и думал, что вот теперь-то уж точно всё будет хорошо. И не только потому, что так говорит Таша, а ещё и потому, что иначе было бы просто несправедливо и боги, если у них есть хотя бы капля совести, не могут не понимать этого.

А потом он скосил глаза и увидел Дилану. Бледную, с изрядно исцарапанным лицом. Леди задумчиво смотрела на него, чуть кривя кровоточащие губы в подобие улыбки, затем покачала головой.

— Интересно, а ведь ты неплохо умеешь выживать… Консул Блайт. Нам надо будет с тобой поговорить. Обязательно. Позже.

Она говорила что-то ещё, но он снова потерял сознание и уже не видел, как уходит носом в воду искорёженный «Ураган», как торопливо спускают уцелевшие шлюпки матросы, как бережно переносят в них самого Блайта, Альту с изогнутой под немыслимым углом ногой, капитана Хая с залитым кровью лицом и других — в том числе и тех, кому уже не суждено было выбраться из тьмы забытья. Он не видел, как лёг в крутой разворот «Светозарный», как вытягивали из воды немногих уцелевших из экипажей «Шестопёра» и «Хранителя». Не видел, как скрылись под водой мачты «Урагана» и как плакал, стоя на коленях, Ублар Хай, провожая свой корабль в последний путь. Не видел, как шатающаяся от потери сил Таша заливала потоками целительной магии его многочисленные раны — и как чуть позже, когда волшебница рухнула без сознания, её сменила Дилана.

Всё это ему поведали позже. Каждый рассказчик чуточку грешил против истины, излагая развитие событий в собственном понимании, но все эти рассказы объединяла одна, но очень важная мысль.

Победа!

Глава девятнадцатая Семь месяцев спустя

Дом стоял на вершине холма почти на самом берегу моря. Хороший дом — хозяин явно не особо нуждался в средствах и мог позволить себе жилище, достойное иного дворянина. Два этажа, окна затянуты настоящим стеклом, крыша под тускло-жёлтой черепицей, доставленной из Кинтары — только там делают такую черепицу, добавляя в глину мелкодроблёный песчаник, отчего плитки на солнце поблескивают, словно усыпанные крошечными алмазами. Такую плитку хорошо берут в Инталии, где золотистый цвет никогда не выходит из моды. Да и маги Альянса, хоть и помешанные на разных оттенках красного, отдают должное этому товару. Неплохой заработок — если более ценного груза не окажется под руками.

С грузом, кстати, сейчас куда проще. Кое-какие пираты в южных водах остались — вряд ли кому-то удастся вывести их под корень, но теперь осторожничают так, что каботажные маршруты можно считать практически безопасными — вот и идут караваны один за другим. Без охраны иногда — крупных пиратских эскадр, после гибели адмирала Родана, уже вроде и не существует, а с одиночным бандитом купцы справятся, не впервой.

Хорошее время для торговли. И для моряков оно хорошее, по крайней мере, для тех, кто предпочитает зарабатывать перевозкой товаров, а не грабежом. В порту от желающих наняться на судно отбоя нет, капитаны могут позволить себе выбирать лучших.

Но хозяин дома предпочитал смотреть на море с берега.

Сейчас он сидел на открытой террасе в глубоком кресле, укутавшись от холодного ветра в огромное шерстяное одеяло, и неотрывно наблюдал за белыми барашками волн, неспешно ползущими к каменистой косе у подножия холма. Сидел так уже много часов, как и вчера, и два дня назад.

Позади него послышались шаги — женщина средних лет, довольно привлекательная, с мягким, добрым лицом, подошла к укутавшемуся в одеяло мужчине и положила полные руки ему на плечи.

— Ты не изменил решения, господин мой?

Она всегда называла его именно так. И много лет назад, когда она, ещё совсем юная девочка, встретилась с ним в портовом кабаке, чтобы за горсть медных монет подарить усталому моряку несколько часов любви. И потом, когда стала хозяйкой его дома — не этого, другого, больше подходящего под определение «хибара». Она месяцами ждала, что он постучится в дверь — и не слишком беспокоилась о том, что подобных хибар и женщин, ждущих своего господина, у него немало — в каждом, почитай, порту. Моряк подолгу не бывает дома, так что ж ему — вообще без женщины обходиться? Зато когда дела приводили его в гавань Сура, женщина радовалась — а он был в меру нежен, в меру ненасытен, и суров тоже в меру, поскольку настоящий мужчина обязательно должен быть суров и строг. И, уезжая, он неизменно оставлял изрядную горсть монет — чтобы и дом содержать в порядке, и не голодать.

А однажды, вернувшись, он сказал, что остается. Навсегда.

— Господин?

Мужчина вздрогнул, словно вырываясь из плена дрёмы. Или воспоминаний — что вероятнее, хотя, говорят, дремать можно и с открытыми глазами.

— Нет, Лара. Не изменил.

— Картох пробудет в порту ещё день… — она и сама не знала, зачем говорит это, зачем в очередной раз напоминает ему о том, о чём боялась и думать. Просто ему было плохо здесь, на твёрдой земле. Женщина чувствовала это и давала ему понять, что готова смириться и ждать, хотя смертельно боялась, что когда-нибудь её господин вновь покинет дом.

— Я не пойду с ними, Лара, — он вздохнул и поплотнее закутался в тёплую шерсть. — Всё в прошлом. Да и зачем… — в его голосе промелькнули чуть насмешливые нотки, но смеялся он больше над самим собой. — Корабль принадлежит мне, доходы, стало быть, тоже. А у штурвала стоять да курс прокладывать… пусть кто помоложе этим займется. Или надоел я тебе?

— О, господин мой, как можно… — она уткнулась лицом в его седые волосы и почувствовала, как по щеке сползает тяжёлая солёная капля.

— Не надоел, ну и ладно, — он снова усмехнулся. — А насчёт того, что день пробудет… Картох, якорь ему в задницу, ещё та шельма, вчера к вечеру трюм «Вихря» под самую долбанную палубу забил. В Кинтаре большой спрос на пшеницу, эти засранцы много чего доброго делают, а пшеничка-то у них не растет. Вот и платят охотно. Да вон, сама глянь…

Из-за далеко выступающего в море мыса медленно выходил корабль. Большая трёхмачтовая шхуна, низко сидящая — немалый груз на борту. Но время спокойное, штормов особых в этих местах не ожидается, а если что и случится — экипаж опытный, не впервой им с морем спорить. А что в одиночку — зато и куш хороший впереди. Слухи о том, что зерно у южан вздорожало, пришли недавно. Пока местные торговцы соберутся, пшеничку закупят да погрузят, пока с орденцами сговорятся — по старой привычке, большой караван без хотя бы одного корабля эскорта в путь не отправлялся, пусть с пиратами и поспокойнее стало — глядишь, «Вихрь» уж в Кинте Северном разгружаться будет.

Хороший корабль. Умеют строить имперцы, не отнять. Не новый, но крепкий, не один десяток лет прослужит…

Мужчина вздрогнул и поёжился, вспоминая другой корабль с похожим названием, отслуживший ему верой и правдой много лет. Он помнил ту боль, что пронзала сердце, когда скрывались под водой мачты старой шхуны. И помнил то предвкушение, с которым шагнул на борт своей новой собственности, приняв из рук самого Вершителя — подумать только, какая честь, не каждый удостоится подобного — перевязанную тесьмой пачку документов на владение судном. Как стоял у борта и… и как торопливо сбежал по сходням обратно на берег.

Впредь он так ни разу и не ступил на палубу корабля. Ни этого, ни какого-либо другого. Зато купил себе новый дом — и мог целыми днями сидеть в кресле и наблюдать, как проплывают мимо большие и малые суда. Могучие орденские фрегаты под шатром выбеленных парусов. Крошечные одномачтовые рыбацкие катботы. Имперские галеры, коих в последнее время в этих водах попадалось немало. Тяжелогружёные торговые шхуны. Не так давно мимо его холма проследовал огромный пятимачтовый барк — красивый корабль, ничего не скажешь. И груза берёт, пожалуй, больше чем две, а то и три шхуны вроде «Вихря».

Не самая плохая жизнь. Золота он накопил достаточно, да и Картох регулярно присылает хозяйскую долю выручки. Честный парень, не зря он его из старших матросов сразу до капитана поднял, долго присматривался, подумывал сперва помощником поставить, да вон оно как всё обернулось. И с кораблем управляется неплохо, и деловой жилки не лишен, стервец. Уж не раз в его сторону в Сурском порту косились недобро — мол, капитан «Вихря» опять выгодный фрахт из-под носа у конкурентов увел. Ну да пусть работает. Глядишь, годков десять — и сам станет полноправным капитаном, владельцем судна, пусть и не столь большого, как «Вихрь».

— Господин мой, да ты, смотрю, продрог… — Лара сунула ему тяжёлую глиняную кружку, наполненную горячим грогом.

Ублар Хай сделал большой глоток и снова замер, вглядываясь в удаляющиеся паруса.

Глава двадцатая Год спустя

— В последнее время ты редко балуешь старика своими визитами…

Метиус неторопливо, явно рисуясь, выставил на небольшой столик из белого мрамора высокую бутылку из тёмно-красного стекла. Она сама по себе была произведением искусства и стоила недёшево, но напиток, в ней содержащийся, и вовсе не имел цены. И это не было иносказанием — Таша, не слишком разбирающаяся в старых винах, немало слышала об этом редчайшем сорте. «Огненный закат», единственное из красных кинтарийских вин, которое не продавалось никогда и ни за какие деньги. Его можно было получить только в подарок — и один Эмиал ведает, на какие ухищрения пришлось пойти Метиусу, чтобы начать считаться другом владельца крошечного виноградника в двух десятках лиг от Верлена. Говорят, в коллекции самого Императора, известного ценителя тонких вин, не было ни одной кроваво-красной бутылки. Императора можно уважать, можно бояться… но с ним очень трудно дружить.

— Чем я заслужила такой жест с вашей стороны, Учитель? — поинтересовалась Таша, давая понять, что оценила щедрость хозяина дома.

— Да ничем особенным, — усмехнулся он. — Что толку хранить драгоценности моих погребов, если их можно пустить в дело и порадовать себя на старости лет. Себя и гостей… которые, повторюсь, редко меня навещают.

АрГеммит несколько кривил душой. Прошедший год выдался непростым, зачастую у Вершителя попросту не хватало времени, чтобы спокойно посидеть в тишине или в компании тех, кто не пытался выслужиться, не ждал подачек и не выдвигал требований.

Волшебница приняла протянутый бокал, пригубила вино и вздохнула.

— Напиток богов…

— Воистину, — не стал спорить Метиус.

Несколько минут они смаковали вино, затем арГеммит бережно поставил опустевший бокал на столик.

— Итак, девочка, что же привело тебя в мой дом?

— А вы угадайте, — улыбнулась Таша. — Кажется, причина всё та же, что была и в прошлый, и в позапрошлый раз.

— Почему же тебя так волнует этот вопрос? Неужели во всём мире нет ничего более важного или интересного? — он покачал головой, затем развел руками: — Ну хорошо… леди Рейвен, вынужден огорчить вас. Ваша воспитанница, Альта Глас, баронесса Шедаль, не является Творцом Сущего и не получит прав на этот титул в обозримом будущем.

Откровенно признаться, Таша и ожидала подобного вердикта, хотя некоторая искорка веры в иной исход имелась. И сейчас она погасла. Правда, это не означало, что леди намерена сдаться без попытки оспорить решения старого мага.

— Но ведь…

Метиус прекрасно знал, с кем имеет дело, поэтому прервал женщину, не давая втянуть себя в пустопорожние разговоры. Раз уж пришлось рубить этот узел, то лучше сразу и окончательно всё объяснить.

— Таша, основным признаком Творения Сущего является невоспроизводимость этой магии никем, кроме самого создателя. Вкладывая в плетение заклинания часть души, Творец делает узор настолько уникальным, что любая попытка его повторить неизбежно ведет к получение другого результата… а чаще просто к отсутствию вообще какого бы то ни было результата. Клинки Судеб, Перо АльНоора, Кровавый шквал и многое другое так и не удалось воссоздать, хотя усилия были потрачены немалые, и работали над этим отнюдь не адепты.

— У меня, к примеру, не получилось вызвать эту чёрную воронку.

— У других получилось.

Он помолчал, затем, понимая, что одних этих слов упрямой волшебнице будет недостаточно, пояснил:

— Само по себе это заклинание несложное. Или вернее будет сказать, почти элементарное, построенное на самых простых линиях традиционного узора. Проблема, как выяснилось, была в другом — чтобы появилась воронка, необходимо присутствие демона.

— Получается, Альта права и это чёрное чудовище действительно демон?

Метиус покачал головой.

— Доподлинно удалось установить лишь одно — это создание пришло из иного мира. А вот называть ли его демоном… не знаю, не знаю. Мы много раз беседовали с Альтой об ощущениях, посетивших её перед тем, как существо было затянуто в воронку. Кое-какие схожие признаки есть, но однозначный вывод невозможен. И даже если вы в самом деле встретились с демоном, боюсь, мы уже никогда не узнаем, кто, зачем и когда его призвал. У меня вообще есть подозрение, что это существо явилось к нам само… если проанализировать сны твоей подопечной, то получается интересная картина. Это создание попало в ловушку, болезненную, почти смертельную. И сумело вырваться — но оказалось уже в нашем мире… и с ним стало происходить то же, что и с любым демоном. Постоянные муки, медленное умирание, непрекращающаяся боль.

— Альта говорила, что ощущала смерть, растянутую на тысячи лет.

— Да, — Метиус хитро прищурился. — А что случилось тысячи лет назад? Или, вернее, немногим более двух с половиной тысяч?

Таша зажмурилась, словно рассчитывая отогнать вспыхнувшее перед глазами видение.

— Разлом.

Несмотря на плотно сжатые веки, перед глазами стремительно разворачивалась величественная и пугающая картины — горящее небо, падающие сверху огромные камни, объятые пламенем и оставляющие за собой длинные дымные хвосты. Чудовищные волны, накатывающиеся на скалы, еще недавно располагавшиеся в глубине материка и вдруг ставшие береговой полосой. Ей даже показалось, что среди сжигающего всё на своём пути дождя промелькнуло что-то огромное, угольно-чёрное, неотвратимо рушащееся в океан.

— Это… это она виновата?

— Что есть вина? — вопросом на вопрос ответил Вершитель. — Быть может, просто случайность. Существо было огромно и, если понимать рассказы Альты как можно буквальнее, практически ничего не соображало. Вырвавшись из одной ловушки, оно тут же попало в другую… попутно чуть не уничтожив наш мир. И умерло бы со временем, как умирает любой демон, если бы вы не пришли ему на помощь. Вы показали ему путь домой… ну или в такое место, где ему будет лучше, чем здесь. Странно ли, что оно тут же воспользовалось предоставленным шансом?

Он подошел к заваленному бумагами шкафу и взял с полки небольшой лист пергамента, некогда окрашенный в ярко-красный цвет, а сейчас порядком выцветший.

— Знаешь, что это?

Таша пожала плечами.

— Нетрудно догадаться… после того, что вы сказали, наставник. Думаю, это знаменитый Алый свиток, таинственное заклинание «призыв».

— Верно. Другое дело, что теперь эта тайна, оберегаемая столько веков, уже ничего не стоит. Не так давно демон был вызван. В Пустоши — там он, при любом исходе эксперимента, не мог бы причинить особых неприятностей. Но всё завершилось именно так, как я и предполагал. «Вуаль» — так мы решили назвать магию, использованную твоей Альтой, хотя мне название не слишком-то нравится — сработала, как того и следовало ожидать. Как только сформировалась воронка, демон сам кинулся в неё. А потом, вспышка, грохот. И всё, был демон — и нету. Вот что забавно, «вуаль» ставил самый обычный маг, адепт, не сумевший своё время сдать экзамен на ранг магистра. Так что теперь смысл в применении «призыва» исчез. Что толку тратить массу жизней, сил и времени — я уж не говорю о редких компонентах, цена которых обычно выражается в золоте — если любой маг-одиночка способен изгнать демона, к нему не приближаясь?

Ташу передёрнуло при мысли о том, чего стоил вызов чудовища. Пусть формулу она и не знала, но о необходимости человеческих жертв была наслышана.

— Кажется, за применение этой магии положена смертная казнь, — не удержалась она от ехидного замечания.

— Не обязательно. Договор о каре за использование «призыва» подписан очень влиятельными людьми, но они же имеют право и дать разрешение… в зависимости от ситуации. Пожалуй, я обязательно сохраню этот экземпляр. Полюбопытствуй, какие особы оставили здесь свои росчерки… вот это — личное тавро Старшего Брата. А эта закорючка знакома? Сам Арай Ватере. И Её Императорское Величество соизволили печать приложить…

— Вы, я вижу, не в восторге от Её Величества?

Насмешливое выражение сползло с лица арГеммита.

— Да… «не в восторге» — это очень правильные слова. Как политик я признаю, что она весьма неплохо справляется и угроза безопасности Инталии в последнее время существенно снизилась. И всё-таки я предпочел бы видеть на гуранском троне кого-нибудь другого. Это личное, сама понимаешь. Каждый раз, когда Её Величество Дилана Первая садится напротив меня за стол переговоров, я начинаю думать о том, как бы мило она смотрелась в фамильной усыпальнице. А ведь была возможность… Проклятье, два-три полка инталийской армии, введенные в Империю, могли многое изменить.

— Неужели вы думаете, учитель, что Зоран позволил бы вам это сделать?

— А, ты всё ещё вспоминаешь про ту шутку с «Изумрудным жалом»? Таша, Таша… временами я вижу перед собой взрослую и в чём-то мудрую женщину, а в иные моменты ты похожа на наивного ребёнка. Да, преодолеть магию Судьбы непросто. Но необязательно пробивать тоннель в горе, можно просто обойти её. После той бойни, которую Дилана, при поддержке Ночного Братства и бывших сподвижников твоего Блайта, устроила во дворце, достаточно было объявить, что войска Инталии направляются к соседям для защиты мирных жителей от возможных беспорядков — и Зоран вынужден был бы это проглотить. Да и найти десяток дворян, которые совершенно искренне — сама понимаешь, фальши магия Клинка не примет — обратятся к западному соседу с мольбой о спасении, труда не составляло. Меморандум Зорана — по всей видимости, в точном соответствии с вашими, леди, планами — препятствует войне, а уж никак не помощи. А то, что после этой помощи от Гурана камня на камне не осталось бы — это уже детали.

— Но вы не стали вмешиваться.

— Как сказать, — хитро улыбнулся старик. — Я, собственно, кое-что сделал. Объявил Дилане условием своего невмешательства жизнь Унгарта. Да простит меня Эмиал, но он, в сущности, неплохой человек.

— Это её решение поразило меня, — задумчиво протянула Таша. — Вроде бы так неосмотрительно оставить в живых бывшего властителя, который вполне может стать знаменем реставрации, совершенно не в стиле леди Танжери.

Метиус покачал головой.

— Дилана поступила правильно… я думаю, она и сама пришла бы к такому решению, мои требования лишь подтолкнули её в нужном направлении. Лишившись гвардии и большей части магов Триумвирата, Унгарт вынужден был подписать отречение в её пользу. Таким образом, корону Дилана надела вполне законно.

— Приставив бывшему сюзерену нож к горлу? — Таша чувствовала, что начинает горячиться.

Прошедший год не прибавил теплоты в её с Диланой отношениях, хотя видеться им приходилось не раз, и встречи эти проходили достаточно мирно. Ангер, выполняя заключенное на борту «Светозарного» соглашение, приводил в порядок деятельность Тайной Стражи и почти полгода провел в Броне. А леди Рейвен выразила желание сопровождать его, дабы оградить от неподдающегося измерению коварства новоиспеченной Императрицы.

При этом, скрепя сердце, она признавала, что леди Танжери играла честно. Договорённость подразумевала помощь людей, сохранивших верность бывшему Консулу, в операции по «наведению порядка», как с лёгкой иронией называла Дилана свои планы. И некоторые профессиональные услуги в последующий период. В обмен волшебница — тогда ещё лишь предполагавшая обзавестись императорской короной — готова была дать клятву, что сила Гурана не будет направлена ни на Инталию, ни лично на Блайта и тех, кто ему дорог. Плюс — дворянство для Альты… на которое, в общем-то, девушка и так имела достаточно прав, но потребовались бы годы, чтобы доказать обоснованность притязаний. После довольно длительных размышлений Ангер решил, что такое соглашение вполне приемлемо. Таша имела на этот счёт своё мнение, но пока что действия Её Величества не расходились с данными обещаниями.

— Ты же не думаешь, что всё было столь грубо и банально? — хмыкнул Метиус, снова наполняя бокалы. — Повторюсь, Унгарт — человек разумный и вполне способный трезво оценить свои силы и последствия принятых им решений. Кстати, как доносят мои люди, за последние месяцы к нему трижды прибывали посланцы со вполне определёнными предложениями. Сейчас он мирно обитает в своём загородном дворце, а посылавшие к нему гонцов куда-то исчезли и, судя по тому, как аккуратно всё было проделано, твой Блайт неплохо поработал, восстанавливая Тайную Стражу.

— Думаете, Дилана сумеет удержаться на троне?

— Она уже сделала это. Существенно понизила налоги — и получила обожание черни. Посадила на кол некоторых особо одиозных дворян — и теперь их наследники знают, из чьих руки получили титулы и имения. Вполовину уменьшила численность армии, одновременно удвоив жалование оставшимся и не поскупившись на выплаты отпущенным по домам — и теперь первые ей верны, а вторые — не в обиде. Заодно дала понять каждому, что любая попытка строить заговоры закончится для мятежников плохо — восстание в Форте Броггерт подавила с такой жестокостью, что сам Комтур Зоран проникся и лично прибыл в Империю, дабы порекомендовать Её Величеству хоть в одном из десяти приговоров проявлять милосердие.

Он отпил глоток вина, чтобы смягчить пересохшее горло. Затем улыбнулся.

— Да, любви к Дилане я не испытываю. У неё действительно руки в крови по самые плечи, но до тех пор, пока она держит Империю за горло, я намерен с чувством удовлетворения наблюдать за этим со стороны. И время от времени делиться с ней кое-какой полезной информацией о не самых добрых её подданных — в конце концов, ещё далеко не все сторонники реставрации познакомились с кольями на Площади Правосудия.

Он встал, подошел к окну и несколько минут молча разглядывал темнеющее небо. Затем повернулся к гостье и лицо его вновь стало серьёзным.

— Ну а теперь, моя дорогая девочка, когда я полностью удовлетворил твоё любопытство, давай поговорим о деле. Ты год прохлаждалась, но теперь у нас появились некоторые проблемы, и вы с Блайтом поможете их разрешить. Итак…

Глава двадцать первая Сорок лет спустя

Чёрный, как зимняя ночь, конь ворвался на площадь перед донжоном, фыркая и стреляя вокруг лиловыми глазами, словно в поисках несчастного, достойного укуса или удара копытом. Подковы выбили искры из древней брусчатки, порядком истёртой за века сандалиями учеников, тяжёлыми сапогами рыцарей, растоптанными бахилами крестьян и изящными туфельками дам. Промчавшись к самым воротам башни, конь, повинуясь рывку поводьев, резко остановился, присев на задние ноги. Это было сильное и благородное животное, в меру злое и в меру самолюбивое, не спускавшее конюхам малейшего намека на неуважение. Но хозяйке скакун повиновался беспрекословно, признавая её превосходство и право отдавать приказы.

Молодая женщина легко соскользнула из массивного мужского седла на камни и дёрнула головой, отбрасывая за спину водопад тяжёлых волос. Дорожный камзол из дорогой, тончайшей выделки, чёрной кожи, сейчас был изрядно припорошен пылью, доходящие до середины бедра сапоги срочно нуждались в чистке. И неудивительно — уже неделю как окрестные поля изнывали без влаги, и селяне подумывали о том, чтобы скинуться — у кого сколько найдётся — и обратиться за помощью к магам. Пока что их останавливала трезвая мысль о том, что маги тоже люди и им, следовательно, потребность в хлебе, капусте, редьке и прочих дарах крестьянского труда отнюдь не чужда. То есть, покочевряжатся малость, да и призовут дождь забесплатно. Как не раз уже случалось в прошлом, как не раз произойдет впредь. И каждый серв, мысленно прикидывая запас медных и, куда реже, серебряных монеток в заветной кубышке, тоскливо поглядывал на преисполненное сиянием светлого Эмиала небо и ждал, когда же господа маги соизволят заняться тем, чем им, по мнению селян, заниматься и надлежало.

Заботы пахарей и огородников всадницу занимали мало. В общем-то, и дорожная пыль её особо не беспокоила — за долгие годы странствий она научилась со стоическим равнодушием относиться и к холоду, и к пронизывающему ветру, и к удушающей жаре. Разумеется, приятная прохлада, тонкое вино, огромный чан с горячей водой и, позже, чистая постель — это здорово, но, как показывает опыт, не всегда достижимо. Значит, нечего и беспокоиться об этом.

Тонко, мелодично звякнула изящная шпага синего стекла, вложенная, вопреки общепринятым правилам, не в ножны, а в кольцо на поясе женщины. В тон оружию, дзинькнули подковки высоких сапог. Рука, затянутая в чёрную перчатку, небрежно бросила поводья жеребца подбежавшему слуге. Коня этого здесь знали — добродушного вида увалень в потёртой, но чистой и достаточно опрятной одёжке, взглянул на чёрного красавца без капли любви и осторожно, дабы не попасть под добрый пинок копыта, потянул жеребца за собой — выгулять после скачки. Для виду поупиравшись, конь скосил взгляд на хозяйку и, не заметив на её лице признаков неудовольствия, пошёл за конюхом.

— Леди Рейвен! — миловидная девчушка лет двенадцати, явно преисполненная гордости от порученного дела, изобразила старательный, но не очень отточенный реверанс. — Госпожа Попечительница ожидает вас на верхнем ярусе.

Таша чуть заметно поморщилась, мысленно представляя себе подъём по узкой и бесконечно длинной лестнице. Что ж, следовало признать — это не было намеренным оскорблением, напротив, не каждого гостя приглашали в верхние покои, доступ туда открывался лишь тем, кто сумел заслужить не только доверие, но и симпатию Попечительницы Школы Ордена Несущих Свет. Однако же…

— Спасибо, малышка, — она кивнула юной привратнице и скользнула в услужливо распахнутую дверь.

Преодолев три четверти подъёма одним рывком, Таша остановилась и прижалась спиной к прохладному камню стены. Сердце настоятельно напоминало о том, что если на вид волшебнице всё ещё можно дать от силы тридцать, то внутреннюю сущность тела обмануть уже сложнее. Годы не проходятбесследно, оставляя неизгладимые отметины — пусть незаметные, пусть тщательно замаскированные магией. Сейчас ей было чуть больше семидесяти — для опытной волшебницы это ещё не зрелось, скорее — первый шаг за грань молодости, самый первый. Но шаг этот сделан.

Отдышавшись, Таша преодолела оставшиеся ступени неспешно, капельку вальяжно, и легонько коснулась пальцами двери, ведущей в покои Попечительницы, пребывая уже во вполне нормальном состоянии — дыхание ровное, колени не дрожат, на полных чувственных губах — привычная насмешливая улыбка. Прежде, чем постучать, она ещё раз оглядела себя, на мгновение задумалась, а не стоило бы до аудиенции привести в порядок костюм, затем мотнула головой — вот ещё, всякие условности соблюдать — и стукнула костяшками пальцев в дверь.

— Для тебя всегда открыто, — раздался из-за дубовых створок знакомый голос. — Ты же не думаешь, что я брошусь тебе навстречу?

— Я не перестаю надеяться, — фыркнула Таша, входя в святая святых Школы Ордена.

— Не надейся. И, кстати, чувствуй себя как дома. Вино на столике, бокал там же… фрукты недавно доставили из Кинтары, рекомендую. Или желаешь перекусить чем-нибудь посущественнее?

Таша подошла к столику и, не обращая внимания на резной хрустальный бокал, явно ожидавший её появления, плюхнулась в кресло, мысленно предвкушая следующую реплику хозяйки покоев.

— Пыли-то… — недовольно пробурчала та. — Леди Рейвен, как обычно, демонстрирует полное пренебрежение к труду несчастных детей, убирающих мои комнаты.

Следовало отдать должное хозяйке — её апартаменты производили впечатление благородно-сдержанной роскоши, не перешагивая ту тонкую грань, за которой изящество, богатство и продуманность обстановки становятся вычурностью и помпезностью. Многие люди, вышедшие из низов, всю жизнь стремятся доказать окружающим свою значимость. Если нет подходящего таланта, то в ход идут внешние атрибуты — мебель из редких пород дерева, безумно дорогие кинтарские ковры, многочисленные золотые побрякушки, шёлковые гобелены, драгоценные реликвии. Здесь хватало ценностей — но над всем довлел тонкий вкус хозяйки, превратившей несколько смежных комнат на верхнем этаже донжона в место, где хочется жить вечно. По сравнению с покоями нынешней Попечительницы, обиталище Лейры Лон казалось бы приютом аскета — но всё вокруг воспринималось как должное, каждая деталь была уместна и идеально вписывалась в интерьер.

— Даже самому распоследнему конюху в Школе прекрасно известно, что уборку в этих покоях ты делаешь сама, — парировала выпад молодая волшебница. — Хотя лично я этого понять не могу.

Попечительница неспешно наполнила бокалы густым рубиновым вином и опустилась в глубокое кресло напротив гостьи.

Она была уже немолода, хотя заметить это было непросто. Человек малоопытный дал бы ей лет сорок. Более внимательный или обладающий отменным зрением накинул бы ещё лет пять-шесть, а знаток магии (учитывая положение, которое эта женщина занимала в обществе), уверенно приплюсовал бы к видимым годам ещё, по меньшей мере, столетие. Но внешнее впечатление было обманчивым, сейчас Попечительнице было немногим меньше шестидесяти — а моложавость была лишь свидетельством изрядных усилий, прилагаемых к сохранению красоты. Чуточку располневшая, но по-прежнему привлекательная фигура, не отмеченная сединой копна золотых волос, всё те же пронзительно-голубые глаза. Но уже тронуто чуть заметной сеточкой морщин лицо, уже не так стремительна походка… Годы берут своё — увы, никому не суждено остаться победителем в этой извечной женской битве.

— Я так рада видеть тебя, Таша! — Попечительница пригубила вино и вздохнула. — Попробуй, это… от него.

Леди Рейвен отпила глоток, зажмурилась, чувствуя, как божественный аромат проникает в каждую частичку тела. Вздохнула.

— Видит Эмиал, как же мне его не хватает…

— Как знатока вин? — не удержалась хозяйка. Затем посерьёзнела. — Таша, ну пора бы успокоиться. Я тоже любила Метиуса, но люди смертны, пусть они и великие маги. И уходят, рано или поздно.

— Мне почему-то кажется, — тихо прошептала волшебница, — что те, кто мне дорог, уходят слишком уж рано.

— Что-то с Ангером? — на лице Попечительницы мелькнул самый настоящий испуг.

— А? Нет, с ним всё хорошо.

— Не слышу уверенности, — взгляд сделался колючим, пробирающим до самой души.

— Устала я, — пробормотала леди Рейвен, любуясь алыми бликами, танцующими на резном хрустале. — Не от Ангера, ты не подумай, хотя, видит Эмиал, сорок лет — серьёзное испытание для любого, самого счастливого брака. Устала от праздности, как ни пафосно это звучит. Уже давно ничего не происходит, годы похожи один на другой, словно снежинки…

— Не бывает одинаковых снежинок, — резонно возразила собеседница.

— Угу… все они маленькие, белые и холодные. А разница лишь в нюансах, не более того. Я знаю, что ты хочешь сказать. Мол, твоя, Таша, жизнь наполнена приключениями, сражениями, путешествиями. Напомнишь про экспедицию на Зор, про охоту за пиратами Южного Креста, про исследования Пустоши. Да, было… но Зор мы облазили вдоль и поперек, а проникнуть в затопленную библиотеку так и не удалось. Пираты… где те пираты? Гавань Дес-Лат заполнена обломками кораблей, крепость разрушена, а у южных берегов уже год как не видели ни одного пиратского судна, и моряки Ордена лишь зря потребляют солонину, патрулируя эти воды. Инталия процветает, и я вместе с ней. Плесенью зарастаю.

— А чего бы тебе хотелось? — нахмурилась Попечительница. — Войны?

Некоторое время Таша молчала, словно и в самом деле обдумывая предложение, затем покачала головой.

— Нет, но… знаешь, как мне кажется, с уходом арГеммита Орден лишился не только лидера, он лишился зубов. Мы варимся каждый в своём котле. Алые, захапавшие себе, с легкой руки Ватере, практически все артефакты, найденные в Пустоши, с головой погрузились в изучение древнего знания, делиться которым они не намерены. Его покойное экс-величество Унгарт Седьмой оказался достаточно неосмотрителен, чтобы не пережить очередного покушения, и теперь уцелевшие противники нашей старой знакомой Диланы заняты не столько плетением заговоров против трона, сколько выяснением важнейшего вопроса современности — в чьих жилах больше королевской крови и кого можно назвать новым знаменем реставрации. Как им не надоело-то? Мало их Дилана на кол пересажала, ох, мало. Ульфандер Зоран, впавший в старческий маразм, продолжает муштровать клинья Индара, которые давно уж никому не нужны. Кинтара в очередной раз лелеет мечту о всемирном господстве… и ладно бы силой клинков, так нет же, южане предпочитают действовать золотом. Я не удивлюсь, если через полвека даже Орден, принимая хоть сколько-нибудь важное решение, будет предварительно выслушивать мнение Кинта Северного.

— Я бы не сказала, что нынешние Вершители беззубы, — осторожно произнесла хозяйка. Затем улыбнулась и добавила насмешливо: — Ну или, скажем, не все из них.

— Брось… быть сильным магом ещё не означает быть достойным Главой Совета, — Таша поморщилась, словно от зубной боли. — В конце концов, ты же стала Вершительницей, значит, дело не только и не столько в магии.

Она тут же осеклась, понимая, что допустила бестактность. Уже много лет в общении между ней и хозяйкой Школы сохранялась негласная договорённость о том, каких тем в беседах лучше избегать. Нет, упреков Таша никогда не слышала, да и заметить обиду на лице Попечительницы давно никому не удавалось, та слишком хорошо научилась владеть собой. А может, это леди Рейвен сама себе придумала?

— Орден весьма привержен традициям, — пожала плечами собеседница. — Так что мой статус Вершителя лишь приложение к креслу в главном зале Школы, и ты это прекрасно знаешь, дорогая. А что касается Главы… постарайся быть объективной, во главе Ордена должны стоять сильнейшие из магов, и леди Верра занимает этот пост по праву. А что до её молодости… ну, и милый твоему сердцу арГеммит когда-то был сопляком, толком не научившимся вытирать нос.

Леди Рейвен многое могла бы сказать, но пускаться в полемику в данном случае было неразумно. И не потому, что Орден силён своим единством, и настраивать Вершительницу против Главы Совета не просто неразумно — преступно. Что бы ни было произнесено средь этих стен, оно тут и останется, в этом волшебница была более чем уверена — пусть даже сейчас она примется поливать грязью весь Орден, начиная от едва оперившихся адептов и кончая… ну той же Бетиной, к примеру. Да, неприязнь к новой Главе Совета сохранялась у Таши достаточно долго — нелепая, преждевременная смерть Метиуса, опустевшее кресло лидера Ордена, краткие дебаты, выборы, присяга, которую принесла леди Верра, несколько довольно неожиданных перемещений в Совете… Многое из перечисленного леди Рейвен воспринимала как личное оскорбление, кое-что — как личную трагедию. Но не стоит думать, что бывшая ученица арГеммита затаила злобу или, тем паче, вынашивает далеко идущие планы. Её стремление к личной славе, жгучее желание утереть всем и каждому нос, показать, что леди Рейвен способна на многое, очень многое — всё это давно утратило прежнюю остроту. Предложи ей кто-нибудь сейчас кресло в Совете…

— Сильный маг не обязательно достойный лидер, — по инерции буркнула она, уже понимая, что проигрывает этот, как и многие предыдущие, спор. Да и не было, по сути, никакого спора — так, очередной обмен мнениями, не способными изменить точку зрения оппонента. Беседа ни о чём.

— Ну да, не спорю. Лидеру нужна изобретательность, хитрость, огромный багаж знаний и изрядная удачливость. А это означает…

В воздухе повисла многозначительная пауза, сопровождаемая ехидной ухмылкой хозяйки покоев.

Таша не выдержала и рассмеялась.

— Да уж, это точно не про меня. И вообще, просиживать часы на Совете, слушая речи леди Верры, я бы не смогла. Куда лучше…

— Бешеная скачка, звон шпаг, вспышки фаерболов?

— Да! — с вызовом вскинулась леди Рейвен. — Да, лучше! Я скучаю по прежним временам, когда всё было просто и ясно, когда нетрудно было разобраться, кто враг, кто друг.

— Это и тогда было не очень-то ясно, — заметила Попечительница. — Враг может оказаться другом, и более чем другом, не так ли? У вас с Ангером правда всё в порядке?

— Более чем, — опять вздохнула Таша, но на лице её мелькнуло странное выражение, которое хозяйка дома уверенно опознала как отблеск тихого счастья. — Он сейчас дома, в замке. Ингар приехал на несколько дней, и я уверена, что сейчас эти оболтусы выясняют, кто лучше владеет клинком или кто удачливей в охоте. Кстати, а когда ты соизволишь нанести нам визит? Рейвен-Кэр теперь не узнать.

— Сын приехал домой, а ты… сбежала? — недоверчиво подняла бровь Попечительница.

— Угу, — призналась Таша. — Знаешь, я… дура я, наверное. Боюсь за него. Молодой, горячий, девять дуэлей за последний год. Каждый раз, когда он уезжает, мне кажется, что это навсегда. Конечно, я его встретила, приласкала… хотя, согласись, ну зачем молодому рыцарю материнская ласка? Ему, как мне кажется, дедова коллекция оружия интереснее, чем вечер со мной у камина. Да и ласка нужна, скорее, другая. Ну, ты понимаешь.

— Это тебе кажется, — покачала головой собеседница. — Нет никого дороже матери, уж поверь мне, я знаю.

Ее губы чуть заметно поджались, чуть дрогнули пальцы, сжимающие тоненькую ножку бокала, словно реагируя на давние, подёрнутые тенью прожитых лет, но по-прежнему болезненные воспоминания.

— Прости, — выставила перед собой ладони Таша. — Я не хотела тебя огорчить.

И тут же попыталась сменить тему, хоть и несколько неуклюже — несмотря на возраст, по меркам обычных людей уже признаваемый за старость, она так и не научилась искусству легкой, непринужденной светской беседы, когда унизить собеседника можно так, что он поймет оскорбление лишь спустя несколько дней. А уж уходить от неприятных тем — это искусство в высших кругах знати осваивают в первую очередь. Таша не умела лавировать в бурных словесных течениях, предпочитая называть вещи (а, при случае, и собеседников) своими именами. Именно поэтому за последний год дуэлей у неё было лишь немногим меньше, чем у сына. О половине не знал и Ангер.

— Таша… — хозяйка чуть помедлила, собираясь с силами: — Ну скажи честно, почему ты решила меня навестить? Я безумно рада тебя видеть, я готова бросить любые дела, чтобы болтать с тобой сутками напролет. Если тебе захочется куда-нибудь поехать, клянусь Эмиалом, я с радостью составлю тебе компанию — видит Светлый, Школа не придёт в упадок, если я покину эти стены на несколько месяцев, смею заверить, я умею подбирать помощников. Я готова спрятать тебя здесь от всего мира и спрятаться вместе с тобой. Но я, уж прости, не верю, что ты проделала весь этот путь лишь для того, чтобы перекинуться несколькими словами и снова куда-то умчаться.

— Тебя не обманешь, — рассмеялась волшебница. — Или это у меня в ауре написано?

Попечительница прищурилась, внимательно вглядываясь в гостью.

— Ожидание… предвкушение… нахальство… хм… страх? Нет, скорее, ты просто опасаешься, что твои ожидания не оправдаются.

— Ты весьма продвинулась, — в голосе Таши проявились нотки искреннего уважения.

— За это меня тут и держат. Ну же, говори. Клянусь, любая просьба… кроме объявления войны Гурану. Да и то лишь потому, что последнее — не в моей власти.

— Покажи мне свои картины, — выпалила Таша и замерла, ожидая ответа.

Некоторое время хозяйка молчала, затем сокрушённо кивнула.

— Знала бы, кто проболтался — шею б свернула. Как ты не понимаешь, я ведь никогда не была художницей, и показывать кому-то ту мазню, что скрашивает мои вечера… да, представь себе, у меня бывают моменты, когда абсолютно некуда себя деть. Жизнь Школы налажена, ученики учатся, воспитатели… ну, как ты понимаешь, воспитывают. Я не так уж часто отдаю здесь приказы.

— Давай так, — примирительно улыбнулась леди Рейвен, — ты показываешь, а судить о том, мазня это или нет, буду я сама. Ладно?

— Не ладно, — сварливо заявила Попечительница. — Если понравится, я жду целую телегу комплиментов. А если нет, то свои критические замечания можешь высказать какому-нибудь кусту у дороги. Или этому демону, по недоразумению называемому конём. После каждого твоего приезда половина конюхов ходит либо с повязками на руках, либо с синяками пониже спины.

— Договорились! — неизвестно, что конкретно видела хозяйка Школы в ауре гостьи, но сейчас там наверняка доминировали тона полного удовлетворения. — Будет тебе два-три воза хвалебных речей. И никакой критики, Эмиалом клянусь!

— Пойдём.

Попечительница провела гостью в соседнюю комнату. Несколько чистых холстов на мольбертах, многочисленные баночки, склянки, коробки с красками, разбросанные тут и там кисти, палитры в засохших разноцветных разводах, кучки мелков или угольных палочек, стопки бумаги с набросками. Но в этом кажущемся беспорядке чувствовалась влияние опытной руки — Таша не сомневалась, что хозяйка способна чуть ли не с закрытыми глазами найти нужную краску или подходящую к случаю кисть. А на стене — несколько больших рам, укрытых тонким полотном.

Не говоря ни слова, хозяйка дёрнула дорогую ткань, и занавес сполз — сперва с одного полотна, затем с другого, с третьего… Таша сделала шаг вперед, уже готовая разразиться восторгом. И замерла. Всё, что она собиралась сказать, неважно, искренне или не очень, застряло в горле, так и не вырвавшись наружу.

В глубоком кресле полулежала женщина. Платье из кинтарийского белого шёлка, драгоценный мех, обвивающий плечи, огненный камень в тонкой работы золотом обруче, стягивающем светлые волосы… Нежные кисти с тонкими длинными пальцами бессильно лежат на коленях, а на лице — тоска, привычно сдерживаемая боль и бесконечная усталость, явственно проступающие сквозь холодную, идеальную красоту бледного лица, точёных алых губ и огромных, но чуть прикрытых глаз. Рядом с ней мужчина в орденском плаще. Лицо воина сурово, глаза смотрят в сторону — словно рыцарь боится случайно встретиться взглядом со своей дамой, боится увидеть в них приговор. Ей. Себе. Им обоим. Пальцы стискивают рукоять меча — кажется, ещё мгновение, и из-под нарисованных ногтей выступят крошечные капли алой краски.

Всё ещё не в силах вымолвить хотя бы слово, леди Рейвен перевела взгляд на другую картину.

Двое, мужчина и женщина, словно разделенные тонкой, едва видимой стеной. Волосы мужчины тронуты сединой, по щеке змеится старый шрам, рот сурово сжат, но в глазах — насмешка, легкая, доброжелательная. На губах женщины играет улыбка, темные волосы развевает ветер, глаза прищурены — что она хочет разглядеть? Она не смотрит на того, кто стоит за её спиной, взгляд устремлен в никуда… может, в будущее? В неведомое пока ещё «тогда», когда рухнет, растает, исчезнет без следа эта едва видимая стена, лишь чуть-чуть обозначенная кистью художницы.

Следующее полотно.

Девочка, сидящая на коленях. Потрёпанное, неоднократно чиненое платье, многочисленные пятна на подоле и рукавах, чумазое личико, растрепанные, давно не мытые волосы, некогда сиявшие золотом спелой пшеницы. В руках — миска, над которой вьется пар. Кто-то может подумать — жиденькая каша или горячий суп. Это не так, Таша лучше кого бы то ни было, кроме этой самой девчонки, знает, что содержится в медной посудине. Сейчас, по прошествии чуть ли не полувека, во рту вновь появился отвратительный привкус травяного отвара. Почему всё, что приносит исцеление телу, столь мерзостно на вкус?

Дальше…

Снова двое, снова спина к спине. Только теперь между ними нет тонкой стенки, и нет на картине мужчины со шрамом — две женщины, чем-то очень похожие и, в то же время, совершенно, абсолютно разные. Бьются в ладонях, выплескивая огненные сполохи, смертоносные фаерболы, разбрасывает синие блики стеклянная шпага, тускло сверкает в расслабленных пальцах тонкий стилет. В глазах одной — презрительная, высокомерная насмешка — давай, подходи, кто бы ты ни был. Вторая косится на первую, словно не веря, что давний и непреклонный враг сейчас защищает её спину.

— Тебя там не было… — прошептала Таша. — Ты не могла этого видеть…

— Разве это важно?

Взгляд скользит вдоль ряда простых деревянных рам, лишенных позолоты, изящных резных завитков. Ещё одно знакомое лицо — но Таша запомнила эту женщину другой. Не надменно-строгой, поджавшей губы, готовой разразиться суровой отповедью нерадивым ученицам — а израненной, окровавленной, уже не способной стоять на ногах, и всё же готовой окончить жизнь так, чтобы и в смерти своей служить Ордену. Никто не мог ожидать от не слишком талантливой, не особо ценимой воспитательницы поступка, который много позже был увековечен в ведущихся уже тысячу лет Хрониках Школы Ордена.

Лица сменяются лицами… молодой мужчина, сжимающий в руках чеканную маску… всадница, отбивающаяся тяжёлым, неудобным клинком от закованных в сталь воинов… некрасивая девушка в легкой кожаной броне, лицо которой превратилось в хищный оскал от немыслимой тяжести творимого заклинания… снова человек с помеченным шрамом лицом, спокойный и немного снисходительный взгляд…

— Это наше прошлое, — прошептали внезапно пересохшие губы.

— Прошлое — это тоже мы, не так ли? — Попечительница стояла на шаг позади гостьи и чувствовала, как крошечная слеза медленно сползает по щеке. — Прежние мы — в нас настоящих. И они же станут нами будущими, ведь верно, Таша? Главное — не забыть, не растерять эти воспоминания, не заменить их другими, сиюминутными, легковесными, малозначительными. Не поддаться на соблазн переосмыслить, придумать более удобные причины своих поступков… или подобрать не вполне истинные, но красивые и выгодные их последствия. Так легко — отказаться от нас самих. Так трудно — оставаться теми, кто мы есть.

Леди Рейвен закусила губу, сердце никак не могло успокоиться, мелко подрагивали кончики пальцев.

— А кто мы есть? Кто она — настоящая Таша Рейвен? Мать, сбежавшая от собственного сына? Любящая жена? Убийца, за спиной которой многие десятки дуэлей и схваток? Доверенное лицо Ордена? Неудачливая шпионка? Предмет насмешек и анекдотов? Героиня, вместе с горсткой друзей остановившая войну? Обленившаяся клуша, проводящая годы в старом отцовском замке? Кто я на самом деле, Альта? — она не осознавала, что почти кричит.

— Всё это, и многое другое, — Альта Глас обняла подругу и бывшую наставницу. — Да, мы разные, да, мы соединяем в себе несоединимое. Чем-то стоит гордиться, иное не достойно гордости, но главное — не забыть. Не забыть, что мы, прежде всего, люди. И ещё… мы — Несущие Свет.

Примечания

1

Глобальная катастрофа, в ходе которой большая часть единственного материка Эммера погрузилась под воду.

(обратно)

2

События начала войны Инталии и Гурана описаны в романе «Несущие свет. Противостояние».

(обратно)

3

События, произошедшие с Ташей Рейвен после того, как Торнгарт был взят в кольцо осады, описаны в романе «Несущие Свет. Высокий замок».

(обратно)

4

Император Гурана Унгарт II, вынужденный, под влиянием преломленной «Алмазной иглы» прекратить вторжение в Инталию, окончил свои дни в монастыре, пуская слюни и не расставаясь с деревянными солдатиками.

(обратно)

5

Империя время от времени практиковала финансирование пиратов и натравливание их на орденские торговые караваны. И даже снабжала их кое-какими документами, потенциально способными, в случае неудачного исхода битвы, спасти хотя бы офицеров от преждевременной встречи с Эмнауром. Но, как правило, «любовь» между Тайной Стражей и пиратскими капитанами оканчивалась быстро, после чего корсары начинали грабить кого попало, в том числе и суда бывших нанимателей. Постепенно термины «пират» и «корсар» стали расцениваться как синонимы.

(обратно)

6

Здесь: Катапульта — метательное орудие, использующее тяжелые дротики весом от 2 до 6 килограмм для стрельбы по настильной траектории. Баллиста — метательное орудие, посылающее камни или горшки с горящей смолой по навесной траектории.

(обратно)

7

Планшир — самый верхний брус на фальшборте палубных судов (фальшборт — продолжение борта выше открытой верхней палубы).

(обратно)

8

Стаксель — треугольный косой парус, поднимаемый по лееру впереди фок-мачты.

(обратно)

9

Такелаж — снасти, всё верёвочное снаряжение корабля.

(обратно)

10

Сутки делятся на шесть четырёхчасовых страж, три от полночи до полудня, три от полудня до полночи. Указанный счет времени распространён по всему Эммеру. Таким образом, середина третьей стражи — 10 часов утра.

(обратно)

11

Название единственного на Южном Кресте города переводится как «Тихая гавань». Предположительно, первая стоянка здесь была организована кораблями из Кинта Северного в период первого-второго десятилетия с момента Разлома. За прошедшие века язык Кинтары изменился до неузнаваемости, претерпев сильное влияние со стороны гуранского. Тем не менее, имя, данное гавани и, впоследствии, городу, сохранилось.

(обратно)

12

Выстрел — имеется в виду выстрел из тяжёлого арбалета, самого распространенного вооружения стрелков на море. Приблизительно — 240 метров.

(обратно)

13

Сиденье для гребцов на мелких беспалубных судах (шлюпках, лодках и пр.).

(обратно)

14

Здесь имеется в виду дом-нора.

(обратно)

15

Гуранский «локоть» — 51 см., инталийский — 48. Здесь имеется в виду гуранские меры длины.

(обратно)

16

Опускная решетка, закрывающая ворота.

(обратно)

17

Набор судна — каркас, скелет корпуса судна, состоящий из продольных и поперечных связей.

(обратно)

18

Задрайка — устройство, при помощи которого плотно закрывают (задраивают) различные отверстия (напр., иллюминаторы, крышки люков, горловин и пр.) на судне.

(обратно)

19

Леер — канат, трос, закрепленный с обеих сторон и служащий для крепления парусов, а также как ограждение, предохраняющее от падения людей за борт во время шторма.

(обратно)

20

Длинный, до колен, плащ-туника без рукавов, носимый поверх кольчуги для защиты от перегрева и воды.

(обратно)

21

Каботаж — прибрежное судоходство, без выхода в открытое море.

(обратно)

22

Кливер — косой треугольный парус, ставящийся впереди фок-мачты.

(обратно)

23

Курс корабля, совпадающий с направлением ветра.

(обратно)

Оглавление

Введение Санкрист альНоор. Высокий замок

Пролог

Глава первая Ангер Блайт, неподалёку от Кинта Северного

Глава вторая Таша Рейвен. Замок Рейвен-кэр

Глава третья Альта Глас. Замок Рейвен-кэр

Глава четвертая Ангер Блайт. Неподалёку от южного побережья

Глава пятая Дилана Танжери, Брон

Глава шестая Таша Рейвен. Село Лесное

Глава седьмая Ангер Блайт. Торнгарт

Глава восьмая Таша Рейвен. Торнгарт

Глава девятая Бетина Верра. Индар

Глава десятая Таша Рейвен. Гуран

Глава одиннадцатая Таша Рейвен. Гуран

Глава двенадцатая Унгарт Седьмой. Брон

Глава тринадцатая Дилана Танжери. Блут

Глава четырнадцатая Таша Рейвен. Южные воды

Глава пятнадцатая Альта Глас. Сур

Глава шестнадцатая Таша Рейвен. Южные воды

Глава семнадцатая Дилана Танжери. Южные воды

Глава восемнадцатая Таша Рейвен. Южные воды

Глава девятнадцатая Семь месяцев спустя

Глава двадцатая Год спустя

Глава двадцать первая Сорок лет спустя

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23