Я призываю любовь [Ноэль Бейтс] (fb2) читать онлайн

Бейтс Ноэль Я призываю любовь

1

Уже потом, в новой счастливой жизни, Розалин, оглядываясь назад, частенько задумывалась: как она жила тогда, до того, как все восхитительно переменилось? Чувствовала ли себя несчастной? Нет, отвечала Розалин самой себе, не чувствовала.

Сделав работу смыслом жизни, Розалин Паркер постепенно вытеснила из жизни все, что для этой работы было не нужно. И все, на что не хватало времени. А времени не хватало практически ни на что. Выходные, отпуск, личная жизнь были излишней роскошью, недопустимой для врача. Нет, она никогда не жаловалась, просто знала, что так и должно быть.

Она не была несчастной… но и счастливой никогда не была. Теперь Розалин понимала это. В новом ярком и красочном мире, исполненном радостей и невзгод, в живом мире, куда она вошла с открытой душой, все было по-иному. И смотреть отсюда на прожитые дни было все равно что разглядывать странную мозаику из дней и фактов и пытаться угадать, где в ней ты. Поэтому Розалин никогда не предавалась долго воспоминаниям. Хорошо, что ее жизнь была такой, какой была. И какое счастье, что теперь она стала другой! Хотя события, знаменовавшие наступление перемен, не предвещали, казалось бы, ничего доброго.

В тот день, как помнится, она вернулась домой непривычно рано, где-то около половины одиннадцатого.

На ковре в прихожей лежали три конверта. Розалин машинально подняла их, сняла пальто и, пройдя в кухню, налила себе стакан соку.

Затем включила автоответчик. Итак, двое друзей хотели знать, жива ли она. Из химчистки сообщали, что костюм готов и спрашивали, когда его можно привезти. Еще звонил Роджер и интересовался, остается ли в силе договоренность об ужине в субботу. Роджер, милый Роджер… Она вздохнула… и поперхнулась соком. Затем вытерла заслезившиеся глаза и подумала, как бы это было замечательно — проспать сорок дней и сорок ночей без перерыва!

Розалин исполнилось тридцать четыре. Она была не замужем и иногда с завистью размышляла о том, что женщины ее возраста, не связанные семейными узами, могут наслаждаться жизнью, забывая о работе по окончании дня и имея достаточно времени и сил для общения.

Не бывает роз без шипов, напомнила себе Розалин, глядя из темной кухни на красиво обставленную гостиную. У меня интересная, пускай и нелегкая, работа, и еще у меня есть свобода. Свобода ни от кого и ни от чего не зависеть. И я не одинока, благодаря моему дорогому Роджеру.

Она прошла в ванную и открыла оба крана. Потом вынула шпильки и светлые прямые волосы упали ей почти до талии. Распущенные волосы молодили ее, вот почему Розалин всегда зачесывала их наверх и стягивала в узел. Конечно, всякой женщине хочется выглядеть моложе, но в ее профессии это было нежелательно. Пациенты с подозрением относятся к врачам, которые не выглядят достаточно пожилыми. Возраст, по их разумению, свидетельствует об опыте, и невозможно объяснить им, что это бывает далеко не всегда.

Только сняв туфли и выключив краны в ванной, Розалин вспомнила о почте. Два первых конверта пропустила. Это были счета, которые можно было отложить до выходных. Третье письмо, в плотном конверте кремового цвета, задержало ее внимание. Розалин с любопытством повертела его, потом разделась и вошла в ванну, пытаясь угадать, от кого оно. Детская игра, которая после напряженного дня в больнице немного расслабляла.

С некоторым нежеланием она наконец вскрыла конверт. Там лежала короткая записка, которую Розалин прочла сначала быстро, потом медленнее, с нарастающим недоверием и тревогой.

Понадобилось несколько секунд, чтобы переварить информацию. Ее отец серьезно заболел. Состояние удовлетворительное, но присутствие Розалин, как саркастически замечал человек, написавший записку, было бы весьма желательно.

Она взглянула на подпись и постепенно восстановила в памяти образ Скотта Барфилда.

Его отец владел огромным поместьем по соседству с куда более скромными земельными угодьями отца Розалин. Она вспомнила темноволосого молодого человека, которого изредка встречала во время школьных каникул, когда приезжала из интерната, и который ничего не делал, только читал и прогуливался и иногда ездил верхом. Не слишком дружелюбный молодой человек. Отец Скотта был приятелем и пациентом ее отца, как и большинство людей, живущих в городке, поскольку доктор Паркер был единственным врачом в округе…

Наскоро вытершись и пройдя в спальню, Розалин набрала номер телефона по записной книжке.

Было уже около одиннадцати, но ее это не волновало. Ответили после первого же сигнала, и Розалин с отработанной вежливостью попросила:

— Извините, что звоню так поздно, но не могли бы вы позвать к телефону мистера Барфилда?

Она откинулась на спинку кровати и посмотрела на себя в зеркало, висящее на противоположной стене. В полумраке спальни отражение было нечетким, но Розалин легко заполнила пробелы. Зеленые глаза, обрамленные густыми темными ресницами, маленький прямой нос, красиво очерченный рот. Лицо, которое можно было бы назвать сексуальным, если бы не выражение сдержанности и самоконтроля, которые стали неотъемлемой частью ее натуры.

По мере того как Розалин Паркер поднималась к вершинам медицинской карьеры, ее профессионализм и преданность делу сначала заставили замолчать смешки коллег-мужчин, а потом и их скептицизм. Но и она утратила ту долю женского тщеславия, которая превращает милое личико в неотразимое оружие.

— В чем дело? — Голос на другом конце провода звучал гораздо раздраженнее, чем Розалин ожидала. — Я спрашиваю, в чем дело? Во-первых, кто это, а во-вторых, что вам надо?

Растерявшаяся было Розалин взяла себя в руки и сдержанно ответила:

— Мне, пожалуйста, Скотта Барфилда. Срочно.

На линии воцарилась тишина, а потом снова послышался низкий, властный голос:

— Мисс Паркер? Узнаю голос деловой женщины. Мисс Паркер, это Скотт Барфилд. Полагаю, вы получили мое письмо.

Розалин набросила халатик, испытывая неловкое ощущение, словно обладатель этого голоса мог ее увидеть.

— Верно, — подтвердила она. — Как там мой отец? Я могу поговорить с ним?

— Ваш отец чувствует так, как обычно чувствуют себя люди в подобном состоянии. А поговорить с ним вы не можете, потому что он спит. Надеюсь, вы знаете, который час?

— Что точно случилось и почему меня не известили?

— У вашего отца был удар месяц назад, и…

— Месяц назад! И я только сейчас узнаю об этом!

В ее голосе прозвучали удивление и злость, а также некоторый оттенок вины, что, как Розалин надеялась, не было замечено собеседником. Отношения с отцом и в лучшие времена были напряженными, а в последние несколько месяцев — или лет? — они свелись к обмену почтовыми открытками по соответствующим случаям, редким телефонным звонкам или визитам. Хотя, задумавшись, она не могла бы точно сказать, когда в последний раз видела отца.

Розалин прикусила губу и почувствовала угрызения совести, которые вытеснили воспоминания о том, почему она избегала родительского дома. Нервотрепка, начинающаяся с первой минуты ее приезда и не прекращающаяся до самого отъезда, чувство одиночества, горькое осознание того, что она, единственное дитя, принесла отцу лишь разочарование.

— Роналд настаивал на том, что все в порядке и нет нужды сообщать вам.

— Понятно, — сухо произнесла Розалин. — И никто, включая вас, не удосужился принять во внимание, что я его дочь и меня может беспокоить его здоровье?

— Откровенно говоря, нет. — Возникла коротая пауза, которую нарушил Скотт Барфилд: — Он был тверд как кремень, мисс Паркер, и я не видел причины поступать против его воли. Вы, кажется, нечасто бывали в наших местах. По-моему, в последний раз навещали отца два с половиной года назад.

Он осуждает меня, подумала Розалин и покраснела. Как бы ей ни хотелось защитить себя, для подобного поведения не было оправдания.

— А отец знает, что сейчас вы связались со мной? — спросила она, меняя тему и стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Нет. — Снова возникла пауза, и Розалин показалось, что человек на другом конце провода обдумывает то, что собирается сказать дальше. — Я почувствовал, что должен это сделать. Состояние вашего отца подняло некоторые вопросы, которыми необходимо заняться.

— Вопросы? Что вы имеете в виду?

— Лучше обсудить это с глазу на глаз, я думаю, — равнодушно ответил Барфилд. — Когда вы сможете приехать?

Мозг Розалин лихорадочно заработал, перебирая то, что необходимо сделать в ближайшие две недели, какие из пациентов нуждаются в тщательном личном наблюдении, какие курсы следует посетить.

— Значит, вы сможете приехать сюда в обозримом будущем?

Голос Барфилда стал еще прохладнее, и Розалин легко представила, что он о ней думает. Деловая мисс Паркер, кипящая гневом оттого, что ее не известили о болезни отца, но неожиданно проявляющая нерешительность, когда речь заходит о том, чтобы навестить его. Скотт Барфилд просто был не в состоянии понять, что это связано с улаживанием кучи дел, и потому невозможно решить все в одно мгновение по телефону.

— Конечно же я приеду, мистер Барфидд, — холодно сказала она.

— Рад это слышать. — Похоже, ответ не произвел на него никакого впечатления. — В таком случае, как насчет этой субботы?

Розалин заметила, что у собеседника была привычка задавать вопросы, которые не предусматривали никаких возражений. Откуда у него это? Она попыталась вспомнить, чем Барфилд занимался, но не смогла. Ее участие в жизни родного городка было минимальным, а отец не любил писать содержательные письма. Он вообще был немногословным. Во всяком случае, с ней.

— Я боюсь…

— Послушайте, мисс Паркер, — заявил Барфилд низким, строгим голосом, — вы нужны вашему отцу. Полагаю, что вам придется изыскать возможность приехать сюда в субботу. Если вы выедете достаточно рано, то сможете добраться после полудня. Я пошлю за вами машину в аэропорт.

— До субботы осталось только два дня! Мне нужно время, чтобы заново спланировать свои дела…

Он наверняка сверялся с расписанием, пока Розалин говорила, потому что следующими его словами была информация о том, во сколько она должна вылететь в субботу и в какое время прибыть в аэропорт.

— Вас будут ждать, — сказал Барфилд и повесил трубку.

Именно так — повесил трубку! Она не могла поверить в это. Розалин была очень уважаема в своей области, к ее советам прислушивались. Давно прошло то время, когда ей приходилось защищаться от кого-то или отчитываться перед кем-то. Возникшая ситуация смущала и злила ее.

Неужели она настолько привыкла командовать, что теперь ей трудно стерпеть подобное отношение от кого-то другого? Розалин включила бра и нахмурилась. Она не любила копаться в своих эмоциях. Ее жизненное расписание не оставляло места для такой роскоши, как самоанализ.

Теперь давно забытое вторглось в реальность, возвращая образы прошлого, заставляя вспомнить далекие дни. Ее отношения с отцом основывались на гордости, упрямстве и молчании, которые в конечном счете не поддавались объяснению.

Даже сейчас Розалин ощущала боль и растерянность, преследовавшие ее в детстве. Недостаток привязанности, постепенное понимание того, что, что бы она ни сделала для отца, этого недостаточно и никогда не будет достаточно. А потом тот ужасный разговор, подслушанный под дверью кухни, когда ей было восемь или девять лет, и страх, что ее накажут, если поймают за этим делом. Служанка и кухарка болтали о бедной малютке Рози. Если бы ее мать не умерла при родах, оставив доктора Паркера с наследством… Если бы не родила, точно назло, девочку, когда все знали, что он хотел сына… Сына, чтобы сохранить фамилию…

Ей тридцать четыре года, она взрослая женщина, а воспоминания все равно ранят.

Однако к вечеру четверга эти воспоминания были снова задвинуты в самый дальний угол сознания, где им и надлежало быть. Розалин была слишком занята: за то малое время, что у нее оставалось, она лихорадочно улаживала свои дела, чтобы иметь возможность уехать в субботу.

Она понятия не имела, сколько времени будет отсутствовать, но не думала, что это займет больше недели. Тем более было сказано, что отец вне опасности и поправляется.

Самым трудным звонком, который теоретически должен был быть самым легким, оказался звонок Роджеру. Возможно, она предчувствовала это, потому что позвонила ему вечером в пятницу, незадолго до того, как лечь спать…

* * *

Роджер не был склонен принимать мою ситуацию близко к сердцу, вспоминала Розалин, глядя в иллюминатор самолета. На словах он был исполнен сочувствия, но в голосе сквозили недовольство и обида.

— Я не видел тебя две недели, — сказал он. — Это была бы наша первая суббота Бог знает с какого времени!

Словно она могла изменить обстоятельства по своему желанию. В который раз Розалин подумала, насколько же мало Роджер вникает в ее заботы. Он тоже был врачом, но частнопрактикующим, и время распределял по своему усмотрению, не боясь, что планы сорвутся из-за какой-то неожиданности. Розалин часто удивляло, что Роджер, который, как врач, должен был бы понимать ее положение, всякий раз дулся, когда время, отведенное им для свидания, совпадало с ее рабочими часами…

Странно было сидеть здесь, в салоне самолета, размышляя обо всем этом. Но постепенно мысли Розалин приняли иной оборот. Что ждет ее по прибытии домой? Вдруг отец будет еще более неприветливым и ворчливым, потому что ему теперь может потребоваться ее помощь? Эта мысль испугала Розалин до дрожи, и она почувствовала себя еще более виноватой в недостатке дочерних чувств.

Выход из самолета и дорога к зданию аэровокзала напоминали путешествие назад во времени, и Розалин ощутила горько-сладкий аромат воспоминаний. Воспоминаний о том, как она приезжала сюда из интерната, год за годом, пока постепенно, с возрастом, не начала проводить каникулы в других местах. Она отдыхала с друзьями в разных частях страны. Позже, уже учась в университете в Оксфорде, оставалась там, большую часть времени занимаясь, а в остальное — общаясь со студентами-медиками.

А на улице было замечательно. Чудесный весенний день обещал такие же прекрасные дни впереди.

Розалин остановилась, разглядывая машины, в поисках такси, присланного за ней, когда сзади послышался голос, который так действовал ей на нервы по телефону.

— Мисс Паркер?

Она повернулась, и послеполуденное солнце ослепило ее, так что пришлось прикрыть лицо рукой, чтобы взглянуть на говорившего.

Скотт Барфилд. Сначала смутное воспоминание увиденного детскими глазами. Теперь увиденное глазами взрослой женщины. Высокий, стройный мужчина. Лицо с волевыми, жесткими чертами, серые глаза и очень темные, почти черные волосы. Розалин поразила не столько внешность, сколько ощущение силы, исходящей от него.

— Верно, — вежливо ответила она, с усилием отводя взгляд. — А вы, должно быть, мистер Барфилд.

Розалин подумала, что Скотт Барфилд может счесть ее разглядывание навязчивым, хотя он, видимо, привык к тому, что женщины с интересом смотрят на него. Это, несомненно, добавляло ему самоуверенности.

— Да, это я. — Он кивнул влево. — Моя машина там. Давайте ваш чемодан.

— Все в порядке, я справлюсь сама.

Барфилд равнодушно пожал плечами и направился к темно-серому джипу. Розалин поспешила за ним, одновременно отвечая на вежливые расспросы о своем путешествии.

— Я положу ваш чемодан в багажник, вы не против? — спросил он, глядя, как Розалин забирается на сиденье для пассажира. — Или вы тоже предпочитаете сделать это сами?

— Благодарю вас.

Она посмотрела на склоненную темную голову с неожиданной неприязнью. Но она не хотела тратить свои душевные силы на этого, в сущности, незнакомого человека, который наверняка уже составил о ней мнение, причем явно нелестное.

— Как там мой отец? Только честно, — спросила Розалин, когда джип тронулся с места.

Она посмотрела на жесткий, точеный профиль Скотта Барфилда и неожиданно подумала, что долго отрабатываемая бесстрастность, похоже, покидает ее.

— Гораздо лучше… Честно. — Скотт бросил на нее быстрый взгляд. — У него затруднена речь, и он плохо владеет левыми рукой и ногой. Правда, говорят, что со временем это придет в норму. Но сейчас он с трудом переносит эти физические неудобства.

— Представляю, — сказала Розалин, глядя в окно.

Ее отец никогда не болел. Сейчас, думала она, он ощущает себя преданным собственным телом.

— Я нанял женщину присматривать за ним, — сообщил Скотт. — Опытная медсестра, с богатой практикой в этой области.

— Вы наняли?

— Естественно, я. А кто же еще это мог сделать?

Камень явно в мой огород, подумала Розалин и осведомилась:

— С каких пор вы сблизились с моим отцом?

— Я слышу в вашем голосе нотки неодобрения? — спросил Скотт, не отвечая на вопрос.

— Ничего подобного, мистер Барфилд…

Так оно и есть, неохотно признала Розалин. Что это — обида на то, что отец противился ее присутствию в доме, в то время как соседу была доверена честь заботиться о восстановлении его здоровья? Розалин потрясла головой, прогоняя нелепую мысль.

— Можете называть меня Скотт. В конце концов, мы были соседями.

— Ладно, Скотт.

На самом деле она предпочла бы «мистер Барфилд». Это сохраняло бы между ними определенную дистанцию, которую Розалин не хотела сокращать. Пускай они соседи, но что с того? Она больше знала о почтальоне, приносящем ей в Лондоне газеты, чем о человеке, сидящем рядом.

— Для полной ясности, Розалин…

— Да, — машинально отозвалась она.

— Ваш отец нуждался в уходе, когда вышел из больницы, и помощь со стороны была единственно возможным решением.

— Благодарю вас, но я не могу бросить работу, — произнесла Розалин.

Она сознавала, что забота о больном отце должна была лечь на ее плечи, поэтому уловила извиняющиеся интонации в своем голосе и возненавидела себя за это.

— Я и не подразумевал ничего подобного. Просто сказал, что Роналду требовалась помощь.

— Тогда почему он не дома? Почему у вас?

— Потому, — терпеливо объяснил Скотт, — что сиделка уходит в шесть вечера. А я полагал, что не следует оставлять вашего отца одного до восьми утра. Во всяком случае, не сейчас.

— Понятно. — Розалин некоторое время смотрела в окно, потом спросила: — Вы так и не сказали мне, каким образом вдруг стали с отцом такими близкими друзьями. Он не упоминал о вас ни в одном из писем.

Она умолчала, что в письмах отца отсутствовало все мало-мальски значимое для нее. Розалин знала мнение отца о правительстве, экономике, падающих уровнях обучения, медицинского обслуживания и ничего о людях, окружающих его.

— Мой отец был близким другом Роналда. Когда я возвратился, чтобы управлять поместьем после смерти моего отца, я продолжил эту дружбу. Это, — добавил Скотт, скосив на нее взгляд, — было почти четыре года назад.

— Вы намекаете…

— Ни на что я не намекаю. Просто отвечаю на ваш вопрос.

— Тогда почему у меня такое ощущение, будто вы меня осуждаете?

— Понятия не имею, — спокойно ответил Скотт. — Возможно, ваша совесть работает сверхурочно.

Розалин почувствовала, как кровь прихлынула к щекам. Кто дал этому человеку право делать о ней столь возмутительные выводы? Тихий голосок, нашептывающий, что у него есть на то основания, не мог успокоить ее гнева.

— Кажется, я не подхожу под ваше определение хорошей дочери…

— Под определение хорошей дочери большинство людей…

— …что достойно сожаления, но не думаю, что мы придем к чему-нибудь хорошему, если позволим этой теме стать предметом спора. Я абсолютно ничего не знаю о вас и узнавать не собираюсь. Буду очень признательна, если вы оставите свои мнения при себе. Я не рассчитываю на ваше понимание того, что двигало мной в те или иные моменты моей жизни, и не прошу о нем.

Теперь Розалин считала, что в их отношениях не осталось недомолвок. Но не тут-то было.

— А что двигало вами? — с любопытством спросил Скотт. — Мне это интересно.

Черт бы тебя подрал с твоим интересом! — рассердилась она.

— Стремление хорошо делать свою работу.

— Кардиология, — проявил осведомленность Скотт.

— Правильно. Из-за чего, собственно, я с трудом находила возможность навещать отца. У меня едва остается время присесть, чтобы выпить чашку кофе.

— И вам нравится постоянное ощущение того, что вы валитесь с ног?

— Это часть моей работы.

Розалин скептически посмотрела на своего спутника, сомневаясь, понял ли он. Почти наверняка Скотт Барфилд считает, что женщины должны выходить замуж, рожать детей и сидеть дома. Все эти красивые, утонченные жизнелюбы оставляют за собой право делать карьеру, но, когда речь заходит о женщинах, считают, что для тех лучше всего фартук и место возле кухонной раковины.

Розалин вспомнила время, когда была молодой и глупой, девятнадцати лет от роду и стояла на пороге будущего. Вспомнила быстротечный, окончившийся катастрофой роман с Джеймсом Личем — замечательным, обаятельным Джеймсом Личем, с чудесными золотыми кудрями и острым умом. И его твердой убежденностью в том, что она свихнулась на своей медицине.

О, это, возможно, было бы прекрасно для других женщин, заявлял Джеймс, но только не для нее, потому что он распланировал свое будущее. А по его мнению, любая женщина, которая могла стать частью этого будущего, не должна была заниматься тем, что требовало самоотдачи. Разве может иметь значение карьера, если ты собираешься создать семью? Мало того, разве может женщина считать себя полезной мужу, если не полностью посвящает себя его нуждам?

Розалин старалась не думать о Джеймсе. Но что-то в Скотте Барфидде, видимо, дало толчок этим воспоминаниям.

— Когда в последний раз вы брали отпуск? — услышала она вопрос, вернувший ее в настоящее.

— Это что — допрос? — с вызовом спросила Розалин.

Как бы то ни было, но Скотт Барфилд ухитрился настроить ее на оборонительный лад. Она чувствовала себя так, словно своими вопросами он загоняет ее в угол.

— Почему вы так обидчивы? — удивился Скотт и бросил на нее тяжелый изучающий взгляд, от которого Розалин стало не по себе.

— Я не обидчива. И кстати, в последний раз отпуск у меня был… — она задумалась, пытаясь вспомнить, — год или около того назад. Я летала в Венецию.

— Очаровательный город. И сколько времени вы там пробыли?

— Целый уик-энд! Скотт громко рассмеялся.

— Уик-энд! Что же вы смогли увидеть за уик-энд? Вы, должно быть, все время метались между достопримечательностями.

Честно говоря, так оно и было. Розалин поехала туда с Роджером, и это был вовсе не отдых.

— Я хорошо провела время, если вы это имеете в виду, — солгала она.

Они уже свернули со скоростной трассы и теперь ехали гораздо медленнее по проселкам. Вскоре должна была показаться развилка. Налево — к дому ее отца.

— Вы говорили по телефону, что болезнь моего отца породила некоторые вопросы, Которые надо обсудить. Вы не против того, чтобы напомнить мне, в чем суть дела?

— Всему свое время, — сообщил Скотт. — Полагаю, что лучше вам сначала увидеться с отцом. Я сообщил ему, что вы приезжаете.

Достигнув развилки, они повернули направо и минут через двадцать въехали в открытые деревянные ворота, от которых длинная аллея вела к дому.

— Боже мой! — воскликнула Розалин. — Ваше поместье… оно в тысячу раз больше, чем я помню!

— Мне казалось, что вещи кажутся меньше, когда человек взрослеет.

Она заметила его легкую усмешку и едва подавила в себе неожиданную вспышку эмоций. За этой бьющей через край энергией, которая так раздражала ее, скрывалось нечто опасное и притягательное одновременно. Розалин быстро отвела взгляд и посмотрела в сторону дома, который приближался с каждой минутой.

Это было старинное здание, содержащееся в идеальном порядке благодаря значительному состоянию семьи Барфилд. Стены светло-желтого цвета местами были скрыты плющом, а окружающие столетние деревья впечатляли так же, как и сам дом. В тех редких случаях, когда они с отцом навещали старого мистера Барфидда, они срезали угол, подъезжая к боковому входу, так что детские воспоминания о фасаде здания были утрачены.

Дорожка вела на покрытый гравием двор. И по мере того как приближался момент встречи с отцом, Розалин ощущала знакомую нервозность.

Наконец они вошли внутрь.

— Теперь дом кажется меньше, да? — прошептал Скотт ей на ухо.

Розалин оглядела огромный холл с черными и белыми изразцовыми плитами на полу и большим количеством дверей, ведущих в комнаты, которые она даже не могла представить, и медленно покачала головой.

— Напротив. Думаю, нужна карта, чтобы не заблудиться. — Она неуверенно посмотрела на Скотта. — Но мне ведь нет необходимости оставаться здесь, вы же знаете. Я могу забрать отца домой, раз уж приехала сюда.

— Это бессмысленно. Во всяком случае, в настоящее время.

В настоящее время… Почему ей не понравилось, как это прозвучало?

Скотт повернулся и пошел по длинному коридору, стены которого были увешаны картинами с изображениями лошадей.

— Ваш отец ожидает в гостиной, — бросил он через плечо. — Я не спросил вас, не желаете ли вы передохнуть после перелета, потому что полагал, что не желаете.

— Вы любите решать за других, верно, мистер Барфилд! Я хотела сказать… Скотт…

Он резко остановился и повернулся к ней.

— У вас слишком властная манера разговаривать. Вам это известно? — Выражение его лица смягчилось, и Розалин почувствовала, как у нее участилось сердцебиение. — Как у учительницы. Я почти чувствую, что должен стать по стойке «смирно». Это тоже часть вашей работы?

Розалин посмотрела на него снизу вверх, задетая его замечанием. Дело было не в том, что он сказал, а как он это сказал. Время укрепило ее защитные реакции, сделав неуязвимой для словесных уколов. Но сейчас Розалин была разозлена и обижена, реагируя на этого человека так, словно то, что он говорит и думает, имело для нее значение.

— Вы проводите меня к отцу? — ответила она вопросом на вопрос, складывая руки на груди. — Или же мы будем попусту тратить время на ваши колкости в мой адрес?

— Идемте же, миледи, — усмехнулся он, направляясь дальше. — Или мне следует обращаться к вам «сэр»?

— Очень смешно, — пробормотала Розалин чуть слышно.

Ей неожиданно захотелось, чтобы волосы у нее были распущены, а не собраны в пучок, как обычно. Тогда он бы заметил, что перед ним женщина, а не врач с вереницей букв после имени, обозначающих научные степени и почетные звания. Хотя, конечно, это не имело значения. Во всяком случае, для таких, как Скотт Барфилд…

Розалин увидела отца раньше, чем он ее, потому что Роналд смотрел в окно. Руки лежат на коленях, губы поджаты — олицетворение человека, страдающего от своей физической неполноценности.

Непроизвольно она взяла Скотта за локоть, задержав его на мгновение в дверях, чтобы иметь возможность еще чуть-чуть понаблюдать за отцом, не будучи им замеченной.

Тот выглядел еще более слабым, чем она думала. Но Розалин все еще не могла представить его в рядах тех, кого можно назвать беспомощными. Хотя в комнате было тепло, на нем была надета рубашка с длинными рукавами, шерстяная безрукавка и галстук-бабочка. Отец всегда придерживался строгого стиля в одежде. Но как же он исхудал!

Розалин ощутила знакомую тревогу от близости кого-то, с кем предстоит вступить в бой хотя никаких открытых столкновений с отцом у нее никогда не происходило. Просто бездна разделяла родных по крови людей, давным-давно ставших чужими.

Розалин перевела дыхание, убрала руку и тихо сказала:

— Все в порядке, я готова.

Эти слова вроде бы были обращены к Скотту, но предназначались для самой Розалин. Она почувствовала, что ее лоб покрылся испариной и провела по нему ладонью.

— Здравствуй, папа.

Отец медленно повернул голову и посмотрел на нее. После долгого разглядывания он угрюмо кивнул.

— Здравствуй, Рози. Я говорил Скотту, что нет нужды беспокоить тебя.

Розалин вздохнула и прошла в комнату. Подойдя к креслу, она заставила себя поцеловать отца в лоб.

— Я очень волнуюсь из-за этого удара, папа. — Она села в кресло напротив, заметив, что Скотт тактично покинул комнату. — Тебе нужно было позвонить мне. Я приехала бы раньше.

— Ерунда, детка. — Роналд внимательно посмотрел на дочь. — Скоро я встану на ноги. В самом деле не было необходимости мчаться сюда. Чертовски неудобно для тебя, я уверен.

— Вовсе нет, — улыбнулась Розалин и почувствовала, как дрогнуло сердце.

Почему у них всегда так? Вежливые, но чужие друг другу люди, ведущие разговор, который им никак не удается направить в нужное русло. Разве когда-нибудь получалось по-другому? Нет, не получалось — те же дежурные вопросы и ответы, та же скрытая подозрительность в изучающих отцовских глазах. И всякий раз, когда Розалин говорила себе, что должна смириться с этим, ее при очередной встрече с отцом вновь переполняла обида.

— Ладно. В любом случае, я рад тебя видеть. Расскажи, как дела в Лондоне. Читал в газетах, что больница ваша вот-вот прикроется. В чем там дело, детка?

— У них неверная информация, папа. Розалин вздохнула и посмотрела в окно на огромный сад, залитый весенним солнцем. Она подумала, сможет ли когда-либо по-настоящему узнать человека, сидящего напротив нее, и сможет ли он когда-нибудь узнать ее.

2

— Он ужасно выглядит.

Розалин поставила на кухонный стол пустую чашку и поглядела на Скотта, пьющего свой кофе. На самом деле, подумал он, смотрит она вовсе не на меня, а куда-то в бесконечность, и мысли ее сейчас за тысячи миль отсюда.

Скотт неожиданно ощутил потребность узнать, о чем она думает. И ощущение это было не из приятных. Обычно Скотта Барфилда ни в малейшей степени не волновало мнение женщин. Он пережил одну связь, окончившуюся весьма плачевно, и этого оказалось достаточно, чтобы свести интерес к женщинам до минимума. Его вполне устраивало в отношениях с ними руководствоваться природными инстинктами.

Он поглядел на холодную, сдержанную блондинку, сидящую напротив него, и ободряюще сказал:

— Роналд выглядит гораздо лучше, чем пару недель назад. К нему, например, вернулся здоровый цвет лица. — Розалин прищурившись посмотрела на Скотта, и он был признателен ей, когда она наконец отвела взгляд. — Почему вы так нервничали при встрече с ним?

— Что вы имеете в виду?

Розалин снова устремила на него проницательный взгляд. Но несмотря на содержащееся в нем предупреждение, Скотт почувствовал безумное желание разгадать эту женщину, выяснить, что скрывается за внешней ледяной оболочкой.

Наверное, мне тоскливо, подумал он. Заинтересоваться женщиной, которая оживляется только тогда, когда говорит о работе, можно только от скуки. Еще минута — я допью кофе, и пусть дьявол поищет себе развлечений в другом месте.

— Вы заставили меня остановиться у дверей, а потом так вздохнули, словно ожидали вынесения приговора, — пояснил Скотт.

— У вас очень богатое воображение. Просто мне нужно было время оценить, насколько сказались на отце последствия удара.

— Понятно. С чисто медицинской точки зрения, да?

— Что-то вроде этого, — пробормотала Розалин.

Скотт допил кофе и решил, что теперь самое время исчезнуть. Розалин Паркер начинала раздражать его своими сухими, краткими ответами. Однако вместо того чтобы осуществить задуманное, он поудобнее уселся на стуле.

— До чего живой, непосредственный ответ!

Он уловил в своем голосе ненужный сарказм и знал, что Розалин тоже заметила его, потому что покраснела и бросила на него холодный взгляд.

— Не могли бы вы найти способ избавить меня от ваших суждений?

— Зачем? Не любите, когда вам делают замечания?

Когда Розалин покраснела, это сделало ее моложе и ранимее, и Скотт попытался представить ее смеющейся, с распущенными волосами. Его взгляд скользнул ниже, на гладкую стройную шею, и далее, на очертания грудей, выступающих под свитером.

— А кому нравится? Особенно, если это звучит оскорбительно?

— Большинство людей приветствуют некую толику здоровой критики, — заметил он.

— Ну что ж, тогда почему бы вам не поискать таких людей? И не расточать перлы своей мудрости перед ними?

Скотт поджал губы, сдерживая порыв нагрубить по-настоящему. Что она, черт возьми, о себе воображает? Любой нормальный человек ему бы в ножки поклонился за то, что он сделал. Любой, но только, Боже упаси, не Розалин Паркер! Она настолько занята своей важной, трудной работой, что даже ее отец не смеет обратиться к ней в тяжелую минуту.

До сего момента Скотт не собирался говорить Розалин, зачем вызвал ее. Он хотел дать ей по крайней мере сутки, чтобы прийти в себя, освоиться в его доме. Но ее явная неприязнь к нему заставила улетучиться благие намерения быть вежливым и сдержанным.

Скотт встал и отодвинул свой стул.

— Не хотите выпить чего-нибудь покрепче? Нам нужно кое-что обсудить, и будет лучше, если мы займемся этим в более подходящих условиях.

— Ах да, эти таинственные вопросы! — Розалин тоже встала. И несмотря на то что Скотт старался смотреть только на лицо, от него не укрылись формы ее тела под облегающими брючками и тонким свитером. Стройного, почти мальчишеского тела. Небольшая грудь. Ничего особо сексуального, но вместе с тем весьма вызывающе. Возможно, подумал он саркастически, это намек на то, что под видом бездушного робота скрывается женщина.

Скотт напомнил себе, что она совсем не в его вкусе. Ни внешностью, ни телосложением.

Ему нравились крупные, полногрудые женщины. Так сказать, бывалые женщины, которые не боятся флиртовать и громко смеяться. Женщины, не предъявлявшие высоких требований к интеллекту партнера и любящие те же легкие бездумные игры, что и он.

Розалин вышла вслед за ним из кухни и последовала в гостиную. Скотт направился к изящному, украшенному резьбой бару.

— Составите мне компанию? — вежливо спросил он, не удивившись, когда Розалин отрицательно покачала головой. — Только не говорите мне, что не притрагиваетесь к выпивке, хорошо?

Обернувшись, Скотт заметил, что она постаралась сесть в кресло, стоящее подальше от дивана. Что, по ее мнению, я собирался делать? — подумал Скотт. Наброситься на нее, что ли? Без каких-либо причин?

— Ну так как? — еще раз спросил он. — Разве случайная выпивка не внесена в перечень развлечений, которыми заполнен ваш ежедневник?

Розалин посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

— Дело в том, что мой ежедневник в основном заполнен записями служебного характера. К тому же выпивка в больничных палатах, как ни странно, не одобряется.

— Сейчас вы не в больничной палате, — заметил Скотт, и она недовольно вздохнула.

— Вы всегда так навязчивы? Ну ладно. Мне, пожалуйста… то же самое, что и вам.

Он налил ей джина с тоником, подумав при этом, а случалось ли ей когда-либо пить что-нибудь крепче. Нет, конечно нет, ответил он самому себе с усмешкой. Это заставило бы ее ослабить защиту. Хотя Скотт тут же засомневался, способна ли она позволить себе полностью расслабиться, стать хотя бы на мгновение открытой…

По крайней мере сейчас Розалин этого делать точно не собиралась. Стоило только взглянуть, как она сидит в кресле, выпрямив спину, скрестив ноги и сложив руки на коленях, — и все становилось понятно.

— Вы что, никогда не шутите? — спросил Скотт.

— Вопросы! — Розалин отпила глоток из своего бокала, и краска прилила к ее щекам. — Вы помните? Это то, о чем мы собирались поговорить.

— Предпочитаю подбираться к серьезным темам окольными путями, — сказал Скотт, заставляя себя обворожительно улыбнуться.

Он сел напротив и посмотрел на Розалин взглядом, который, по его мнению, выражал сдержанный интерес с оттенком скепсиса. Интерес вроде того, который проявляет ученый к результатам на редкость нелепого исследования.

— В конце концов, я не знаю о вас ничего, кроме того, что рассказывал ваш отец.

— И что же это?

Скотт пожал плечами и отпил глоток джина.

— Только то, чем вы зарабатываете на жизнь.

Он наблюдал, как Розалин осмысливает услышанное, и ему показалось, что в глазах ее промелькнуло легкое разочарование. Впрочем, вероятно, и впрямь показалось: в следующее мгновение она уже смотрела на Скотта с вежливым ожиданием, но не более того.

— Странно, что мы никогда не сталкивались, хотя и жили по соседству, правда? — заметил он.

— Между нашими домами весьма изрядное расстояние, — ответила Розалин. — И мы оба учились далеко отсюда. Так что, если подумать, ничего странного в этом нет. К тому же, поступив в университет, я почти не приезжала сюда на каникулы. — Она покраснела и добавила: — Я имею в виду, что медицина требует большой преданности. Все еще требует.

— Знаете, так всегда говорят те, кто только работает и совсем не развлекается.

— Да что вы? — Глаза Розалин блеснули, и почему-то это его взволновало. — А как развлекаетесь вы? Управление поместьем не может занимать все ваше время. Чем вы занимались до того, как приехали сюда?

Люстра на потолке не была включена, горели только бра на стенах, и их рассеянный свет бросал на лицо Розалин интригующие тени. Волосы, зачесанные наверх, удлиняли линии шеи и придавали Розалин впечатление хрупкости. Она была нисколько не похожа на врача — во всяком случае, ни на кого из тех, с кем Скотту приходилось иметь дело.

Розалин с любопытством смотрела на него, и Скотт залпом осушил свой бокал, неожиданно почувствовав, что ему стало жарко.

— У меня было все так же, как у вас. Университет — хотя и не медицина, спешу добавить. Я никогда не мог выдержать вида крови. Я изучал экономику, затем сделал прекрасную карьеру в Лондоне. — Он посмотрел на Розалин, прикидывая, что ей вообще известно о нем? Немного, судя по выражению лица. — Ах да, был еще короткий эпизод с женитьбой.

— Что?

Кажется, ему удалось вывести ее из состояния безразличия. Розалин явно удивилась. И как бы Скотту ни было неприятно обсуждать это тем более с человеком, которого едва знает, он неожиданно для себя продолжил тему.

— Женитьба, — повторил он. Когда в последний раз это слово срывалось с его губ, Скотт не помнил. Что толку вспоминать о своих ошибках, когда гораздо полезнее извлекать из них уроки! — Я думаю, вы слышали…

— Мой отец никогда не упоминал об этом, — покачала головой Розалин.

— К сожалению, ничего из этого не вышло, — криво усмехнулся он.

— А что было не так?

— Мы поженились бездумно, фактически ничего не зная друг о друге. Сейчас я прекрасно понимаю это. Мы оба были на вершине карьеры, вращались в одних и тех же кругах, наслаждаясь всем, что только могут позволить себе люди, не стесненные в средствах. Что могло еще прийти на ум, кроме свадьбы?

— Очевидно, немногое, — сухо согласилась Розалин.

— А когда поженились, выяснилось, что мы по-разному смотрим на жизнь. Ситуация осложнилась до предела, когда умер мой отец. Я решил вернуться сюда и заняться поместьем. Ребекка же терпеть не могла сельской жизни.

Скотт чувствовал, что не может остановиться. Он видел красивое, недовольное лицо своей бывшей жены так ясно, словно она стояла перед ним в этой комнате. Слышал ее злой, резкий голос, сообщающий, что она не намерена похоронить себя в глухомани. Помнил, словно это было вчера, ссоры, заканчивающиеся хлопаньем дверью раньше, чем они успевали прийти к какому-либо соглашению.

— Вскоре после того, как мы приехали сюда, Ребекка сообщила, что ждет ребенка. Однако несмотря на то что беременность протекала трудно, она выискивала любой предлог, чтобы вырваться в Лондон хоть на пару дней. И в итоге ребенка она потеряла…

— Жаль.

— Правда? — с сомнением отозвался Скотт. Он встал, подошел к бару, налил себе еще джину и вдруг понял, что ему хочется затеять ссору. Не то чтобы эта спокойная, холодная женщина дала к этому повод, просто каким-то неведомым образом ей удалось заставить его поделиться той частью своей жизни, которую он привык держать при себе.

Скотт снова сел, но прежде чем успел придумать что-нибудь провокационное, Розалин спросила:

— А что сейчас? Неужели поместье занимает все ваше время?

— Это что, ваша манера поведения у постели больного? — раздраженно спросил он. — Выслушивать все жалобы и бредни пациента, но ни в коем случае не поощрять их?

— Не надо было рассказывать мне о вашем неудачном браке, если вы не хотели.

— А что в этом такого постыдного? Развод в наше время — это не то, что принято скрывать. Разве я не прав? — Молчание Розалин неизвестно почему заставило Скотта продолжить исповедь: — Мне нечего жаловаться на жизнь. Я управляю коммерческим банком в Глазго частично отсюда, частично из моего офиса в городе. Еще у меня есть парочка компаний в Лондоне. Инвестиции, так сказать. Никогда не знаешь, когда настанет черный день.

— Думаю, вы правы, — сказала она наконец, опуская взгляд.

Ему стало интересно, о чем она действительно думает. Увидев встречу Розалин с отцом, Скотт понял, что та доставляет обоим мало удовольствия. Впервые тогда он подумал о Розалин с некоторой долей сочувствия. Неудивительно, что она избегала посещать отчий кров, если отец был для нее совершенно чужим.

— Еще вопросы? — спросил он, продолжая разглядывать Розалин поверх бокала, и она посмотрела на него в упор.

— Так что же вы хотели со мной обсудить?

— Ах да, вернемся к нашим баранам. — Скотт осторожно поставил бокал на журнальный столик, потом сложил руки и начал: — Ваш отец. Ему стало значительно лучше за последние две недели, и весьма вероятно, что в ближайшие месяцы он сможет вернуться к работе, но только если уменьшит нагрузку. Роналд может оставить себе некоторых старых пациентов, однако основной объем работы, связанный с практикой…

Он замолчал, понимая, что пауза скажет Розалин больше, чем слова.

— Это расстроит его, — спокойно произнесла она. — Практика была смыслом его жизни… Что он думает о том, что вы только что сообщили мне? О том, чтобы уйти на покой?

— А он сам вам об этом не говорил?

— Нет. Мы мало времени провели вместе, — рассеянно ответила Розалин.

— Мне кажется, — сказал Скотт, когда понял, что она не собирается продолжать, — ваш отец может примириться с этой мыслью… при определенных обстоятельствах.

— Не думаю, что у него есть выбор. Кто заменяет его во время болезни?

— Молодой парень, доктор Конолли. Вы вряд ли о нем слышали. Он не местный, и я думаю, не слишком популярен среди постоянных пациентов.

— Откуда вам известны подробности? — спросила Розалин.

Он улыбнулся, наслаждаясь выражением удивления на ее лице. Конечно, подумал Скотт, она невыглядит потрясающе сексуальной, но когда не думает о самозащите, как сейчас, то вполне… привлекательна.

— Это маленький городок, если вы помните. Новости здесь распространяются со скоростью лесного пожара. Конолли согласился на эту работу, рассчитывая, что впоследствии место останется за ним, но ему здесь не понравилось. Я виделся с ним две недели назад, и он признался, что планирует уехать за границу. Он молод, честолюбив, горит желанием спасать человечество.

— И намерен делать это по большому счету?

— Похоже на то, — кивнул Скотт.

— Когда он собирается уехать?

— Как можно скорее. Конолли получил подтверждение о назначении в Кению, за которым обратился совсем недавно. Он не думал, что ответ придет так быстро.

Скотт посмотрел на Розалин, гадая, понимает ли она, куда он клонит. Ее глаза оставались ясными и немигающими. Неужели эта женщина настолько глупа? — с беспокойством подумал он.

— Ну что ж, — наконец сказала Розалин, — я конечно же поспрашиваю, но, как вы догадываетесь, живя в Лондоне, мне нечасто доводилось встречать врачей, которые хотели бы переехать в Шотландию.

— Ммм… Представьте, что мы ищем кого-нибудь, кто привык жить в глуши.

— В глуши…Ну, не знаю. До Глазго ведь не миллион миль.

Розалин, к удивлению Скотта, встала. Уж не считает ли она, что разговор окончен?

— Куда вы собрались? — спросил он, вскидывая бровь.

— Спать. У меня выдался долгий, трудный день.

Она слегка смутилась, и на лице ее появилось выражение, которое ему вовсе не хотелось увидеть. Желая узнать, что же скрывается за внешней холодностью, Скотт теперь был огорчен, увидев проблески женственности. Он вспомнил, что Ребекка тоже была властной женщиной, из тех, которые не составят счастья любому нормальному мужчине. Тогда он был дураком, но теперь стал умнее. Теперь он знал, что не стоит тратить усилия на подобных женщин.

— Мы не закончили, — бросил Скотт. — Сядьте на место!

— Прошу не командовать мной!

Так было уже лучше — защитные рефлексы включены. Теперь он мог сказать то, что собирался, не отвлекаясь на изумрудно-зеленые глаза и убеждая себя в том, что Розалин не в его вкусе.

Скотт с удовлетворением наблюдал, как она снова села в кресло. Правда, на лице ее было написано откровенное недовольство.

— Вашему отцу требуется замена, Розалин. Это должен быть кто-то, кому он доверяет, кто дал бы ему возможность оставаться полезным — настолько, насколько это будет возможно. Вы сами сказали, что в практике смысл его жизни. Как он выживет, если его обрекут на безделье, когда его ум все еще остается живым и деятельным? Чем он заполнит свободное время? Рукоделием?

Розалин густо покраснела, но, когда заговорила, голос ее не дрогнул. Скотт предполагал, что ей хочется запустить в него чем-нибудь тяжелым. И ему доставило огромное удовольствие одарить ее взглядом, полным сочувствующего понимания того затруднительного положения, в котором она оказалась.

— В таком случае отец должен быть очень строгим в подборе замены.

— А зачем? — деланно удивился Скотт.

— Что вы хотите сказать?

Розалин наклонилась вперед, словно все еще не понимая, куда он клонит. Однако, судя по напряженной позе и подозрительному прищуру глаз, ей все уже было ясно.

— Я предположил, что вы вернулись сюда, чтобы практиковать.

Возникла самая короткая из пауз.

— Вы с ума сошли! — Наверняка сошли, вторил горящий взгляд Розалин. — У меня уже есть работа, очень интересная, в Лондоне. Как вы вообще могли предположить, что я приеду сюда!

— Почему вы считаете, что невозможно сделать карьеру вне Лондона? — поинтересовался Скотт.

— Я не считаю, что невозможно сделать карьеру вне Лондона. Просто думаю, что…

— Что здесь вы будете выглядеть не на месте?

— Это слишком сильно сказано, но фактически — да, — подтвердила Розалин. — Если вам действительно интересно, я всю свою жизнь упорно трудилась, чтобы достичь того положения, которое занимаю сейчас. И я не собираюсь бросать все, чтобы провести остаток дней за столом кабинета, когда могу в больнице принести гораздо больше пользы.

— В Глазго есть прекрасные больницы. Вы можете проводить часть времени в приемном кабинете, а остальное — в больнице. На пару с вашим отцом вы справитесь.

— А мой отец просил вас предложить мне это?

— Нет, не просил. — Скотт старался сдержать раздражение. — Но он обеспокоен тем, что будет с его практикой.

— Вы говорите об этом так, словно найти подходящую замену так же трудно, как иголку в стоге сена, — проворчала Розалин.

Она встала и направилась к двери. Но прежде чем успела выйти, Скотт преградил ей путь, положив руку на дверную ручку. Если бы мог, он бы вправил ей мозги. Это было именно то, чего ему больше всего хотелось.

— А вы говорите так, словно карьера — это единственное, что имеет значение в вашей жизни, — с ледяным спокойствием сказал он.

— Ради этого я много трудилась.

— Не отрицаю. Однако вы можете сделать карьеру здесь, и ваш отец нуждается в вас.

— Он… он никогда мне об этом даже… даже не намекал.

Скотт почувствовал, что смягчился из-за неуверенности, прозвучавшей в ее голосе.

— Возможно, он не знает, как это сделать.

Скотт крепче сжал дверную ручку. Рядом с ним Розалин казалась хрупкой, как статуэтка из фарфора. Одно движение — и разобьется. Он заставил себя думать о непреклонном профессионале, скрывающемся за этой оболочкой. Это удержало его от того, чтобы протянуть руку и коснуться молодой женщины.

— Я могу помочь с подбором врача на отцовское место, — произнесла Розалин, опустив взгляд; голос ее доходил до Скотта словно бы издалека.

— А что, кроме работы, держит вас в Лондоне? Там у вас мужчина?

Этот вопрос давно вертелся у него на языке. Скотт не мог припомнить, чтобы в последнее время какая-либо женщина вызывала у него подобное любопытство.

— Вас это не касается! — вспыхнула Розалин, посмотрев на него в упор.

Какое ему дело до моей личной жизни? — возмутилась она. Однако тут же решила, что будет лучше, если между ними не останется недоговоренностей, хотя подобная откровенность была ей не по нутру.

— Что ж, если вы непременно хотите узнать, то да, есть. Так уж вышло, что у меня есть друг.

— Ну и как он?

— Какая вам разница, каков Роджер! — раздраженно воскликнула Розалин.

— Роджер? — изобразил удивление Скотт. — Так его зовут Роджер?

— Да.

— Как же вы ухитряетесь поддерживать отношения, если работаете с утра до ночи?

Скотт понимал, что ведет себя, как собака, вцепившаяся в кость, но был уже не в силах остановиться. Мысль об интимной жизни доктора Розалин Паркер была слишком интригующей, чтобы бросить ее.

— О, у нас прекрасные отношения, — парировала она. — И я не обязана перед вами отчитываться!

Глаза ее сверкали от негодования, и Скотт почувствовал себя так, словно завороженно смотрит на зеленое пламя.

— Прекрасные отношения… — Он привалился к двери, так что любая надежда открыть ее и выскользнуть наружу стала нереальной. — Довольно странное определение для бурного романа, не правда ли? — Розалин не ответила, и Скотт продолжил так же задумчиво: — А может быть, он и не бурный? Может быть, это удобная связь, вроде хорошо разношенных туфель? Роджер тоже врач?

— Не соблаговолите ли убраться от двери? Я бы хотела выйти.

Но он не обратил внимания на ее слова.

— А раз вы не можете часто встречаться — значит, и нет никакого захватывающего романа, который удерживал бы вас в Лондоне, — подвел итог своих рассуждений Скотт.

— Мне наплевать, что вы считаете! — воскликнула Розалин, вне себя от раздражения.

— Он мог бы приехать сюда с вами, — как ни в чем не бывало гнул свое Скотт.

— Нет, не мог!

Они смотрели друг на друга как непримиримые враги, и впервые на своей памяти Скотт ощутил, что ему не хватает слов. Он был не прочь продолжить допрос с пристрастием, но понимал, что рискует показаться чрезмерно любопытным. Более того, он вообще не понимал, зачем завел этот разговор. Какое ему дело до того, что представляет собой этот Роджер?

Скотт почти возненавидел Розалин за то, что она пробудила его любопытство. С трудом он заставил себя примирительно улыбнуться.

— Подумайте о своем отце.

— Ладно, — вздохнула она. — Я прикину, что можно сделать для того, чтобы остаться здесь на некоторое время.

— Прекрасно. — Скотт отошел от двери. — А теперь признайтесь: неужели вам не стало лучше от того, что вы повели себя просто по-человечески?

Розалин ничего не ответила и вышла из комнаты. Разозленный и недовольный собой Скотт посмотрел ей вслед. Ребекка тоже порой вызывала в нем злость, но это была злость иного сорта. Злость на нее — за неспособность идти на уступки, злость на себя — за то, что не заметил эту черту ее характера раньше. Но он умел справляться со своими эмоциями, подавлять их. Сейчас же все было иначе, и это выбивало Скотта из колеи.

Единственным средством спасения виделась работа. Телефонные звонки, изучение документов, поездка в Глазго для встречи с бухгалтером, у которого накопились неотложные вопросы к нему. И приятное завершение трудового дня в обществе Глории, исключительно обворожительной особы.

Скотт очень старался быть обаятельным и несколько раз напоминал себе, что это именно те отношения, которые ему нравятся. Легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Конечно, Глория глуповата, но недостаток интеллектуальных способностей у нее компенсировали замечательная фигура, роскошные темно-каштановые волосы, отливающие золотом в свете люстр, и повадки опытной соблазнительницы в сочетании с наивным взглядом широко расставленных серых глаз.

Да, очень плодотворный выдался день. Скотт вернулся домой поздно вечером весьма довольный собой и застал Розалин в гостиной, дремлющей на диване.

Хорошее настроение немедленно улетучилось. Она, должно быть, услышала его шаги, потому что открыла глаза и сказала:

— А, это вы.

— Извините, что огорчил вас, — саркастически сказал Скотт, пытаясь вызвать в памяти приятные воспоминания, связанные с Глорией, но это не удалось. Он бросил пиджак на кресло и сел напротив Розалин. — Так уж получилось, что я живу здесь. Случайные встречи со мной — это что-то вроде мелких житейских неудобств на то время, что мы находимся под одной крышей.

Каким образом, спросил он себя, смогла эта женщина испортить мне настроение всего за одну минуту?

— Вы разговаривали со своим отцом?

— Да. Я сказала ему, что останусь здесь на некоторое время, чтобы разобраться с делами и подыскать замену доктору Конолли.

— Хорошо.

Ему было любопытно, разговаривала ли она и с Роджером, но он удержался от вопроса.

— Таким образом, мы подошли к вопросу о жизни под одной крышей, — заметила Розалин. — Я очень признательна вам за то, что вы позаботились о моем отце, но поскольку я остаюсь здесь на какое-то время, то чем скорее мы вернемся домой, тем лучше.

Скотт пробормотал что-то неразборчивое, и она, нахмурившись, переспросила:

— Что вы сказали?

— Заверяю вас, что меня нисколько не стесняет ваше присутствие…

— Простите, но я другого мнения, — перебила его она.

Ага, догадался он, вот что приводит меня в дурное настроение. Розалин Паркер обращалась ни к нему. На его месте мог быть кто угодно или что угодно. Она снова заговорила, и Скотт попытался сосредоточиться на ее словах. Тщетно. Что-то о том, сколько раз придется съездить, чтобы перевезти все то, что отец взял с собой.

— У него много вещей здесь?

— Нет, немного. Одежда. Книги.

Интересно, как это он, пусть даже ненадолго, заинтересовался ею? С ее рассудочным поведением и умудренным взглядом, который давал понять, что с такими, как он, она не желает иметь дела?.. Разве она не знает, что это делает женщин не привлекательными для мужчин?

— Хорошо. Значит, это будет нетрудно. — Розалин нахмурилась, глядя в пространство. — Первым делом с утра я поеду, чтобы проветрить дом…

— Я могу отправить горничную, чтобы она помогла вам.

— В этом нет нужды, хотя спасибо за любезность. Я вполне способна сама убраться.

— Это всего лишь предложение.

Еще одна несексуальная черта, подумал Скотт. Упорный отказ от помощи. Она наверняка злится, если какой-нибудь незадачливый тип осмеливается сделать ей комплимент.

— Я просто подумал, — не сдержался он, — что вы, вероятно, не слишком любите домашние хлопоты. Эмансипированные особы, вроде вас, обычно считают себя выше этого.

Розалин не поддалась на уловку. Она поднялась, подавила зевок и вежливо спросила, как Скотт провел день.

— Спасибо, хорошо. Вы еще не собираетесь спать? — спросил он, глядя на нее. Несколько прядей волос выбились из узла и падали на лоб. — Надеюсь, мое общество вас не слишком утомило?

— Вовсе нет, — ответила Розалин, посмотрев на часы. — Хотя уже одиннадцатый час и я устала. У меня был трудный день: то одно, то другое. — Она посмотрела на Скотта, сдерживая очередной зевок. Это еще больше разозлило его: неужели он такой скучный? — С вами это никоим образом не связано.

— Хорошо, хорошо, — сказал он радушно, вытянув ноги и продолжая лениво разглядывать ее. — В таком случае, я полагаю, вы не будете возражать, если я приглашу вас пообедать со мной завтра вечером.

— Что? — Она с удивлением посмотрела на него. — Зачем?

Откровенно говоря, Скотт не мог припомнить, чтобы его приглашение пообедать воспринимали с таким недоумением.

— Чтобы отпраздновать вступление в должность нашего нового врача, — ответил он тем же сдержанно-вежливым тоном, надеясь скрыть, что уже начинает сожалеть о своих словах.

Мы можем не находить общего языка, словно намекал он, но, черт возьми, я достаточно великодушен, чтобы быть выше этого.

— Почему бы и нет? — ответила Розалин после некоторого размышления.

— Тогда я заеду за вами в половине восьмого.

Что это на меня нашло? — изумился Скотт, слушая свои же собственные слова. Временное помешательство?

— Хорошо.

Розалин помедлила некоторое время, словно ожидая разрешения уйти. Потом встала и вышла, плотно притворив за собой дверь.

Неожиданно ощутив острую потребность выпить, Скотт налил себе виски, посмотрел на содержимое стакана на свет и подумал, что имеет полное право ощущать себя благородным человеком, совершившим добрый поступок в отношении того, кто не в состоянии его оценить. На душе стало хорошо, и Скотт даже пожалел незнакомого ему Роджера. Бедняга. Возможно, он славный человек, только с головой у него не в порядке.

3

Розалин захватила с собой всего лишь одно платье. Простое, светло-голубое, ценное только тем, что не мялось, как ни складывай. И вот теперь платье, надетое с простыми коричневыми босоножками, придавало ей вид, словно она собралась за покупками, а не на обед в ресторан с человеком, которому все сильнее хотела что-то доказать. Что именно, Розалин понятия не имела.

Правда, прическа и макияж несколько изменили ее внешность. Впервые с момента приезда Розалин распустила волосы. Длинные, светло-русые, они чуть завивались книзу и, по мнению Розалин, совершенно не подходили к серьезному, интеллигентному лицу. Такие прически носят женщины, которые много смеются, напропалую флиртуют и вообще ведут развеселую жизнь. Ей следовало постричься давным-давно. Но что-то все время останавливало.

Розалин осторожно наложила немного косметики: губную помаду, румяна, тени для век. Ну вот, подумала она, оглядывая себя в зеркале, теперь платье не кажется таким уж невзрачным.

Когда Розалин спустилась в кухню, где сидел отец, он ничего не сказал. Увы, такова была его обычная реакция на ее существование. Интересно, как они собираются налаживать отношения?

— Я ненадолго, папа, — сказала Розалин, накладывая салат ему на тарелку.

Когда-то, будучи подростком, она потратила несколько часов на стряпню, стараясь угодить отцу. В ответ на все старания он сказал лишь, что ее мать была замечательной поварихой. Потом посмотрел на приготовленные Розалин блюда точно так же, как смотрел на все, что бы она ни сделала, — сравнивающим, оценивающим взглядом. Отцу всегда удавалось выражать свое недовольство намеками, а не напрямик.

— Не стоит спешить из-за меня. Я не беспомощен.

— Я попрошу Скотта оставить номер телефона ресторана, прежде чем мы уедем. На всякий случай.

— На какой еще случай? — сварливым голосом спросил отец. — Еще немного, и ты предложишь мне сиделку. — И он посмотрел на еду так, словно та была отравлена, потом начал есть, вытирая губы салфеткой после каждой ложки.

— В холодильнике пудинг, — сказала Розалин. — И еще я сделала яблочный мусс.

— Еда для инвалидов.

Это был традиционный настрой их беседы. Но на этот раз Розалин нервничала меньше обычного.

— Это полезная еда, папа.

— Любое блюдо, которое не надо жевать, — это еда для инвалидов, — сообщил он.

Отец, Розалин давно это заметила, любил делать провокационные замечания, чтобы вызвать то, что она считала бесплодным спором, а он — полезной дискуссией. Сейчас Розалин не хотелось этого, как бы оно ни называлось.

— Жареная и жирная пища для тебя вредна, — сказала она, теряя терпение. — Ты знаешь это не хуже меня!

— Не нужно раздражаться из-за простого замечания, — проворчал он. — Ох уж эти женщины!

В любом другом случае Розалин никогда не накричала бы на отца. Она ходила бы вокруг него на цыпочках, стараясь погасить любую вспышку недовольства. Но теперь обстоятельства изменились. Она находилась здесь не с мимолетным визитом и не знала, удастся ли ей выдержать неопределенный период натужной вежливости.

— Не стоит спорить по любому поводу, — ответила она столь же недовольно. — Ох уж эти мужчины!

Они посмотрели друг на друга в упор, и Розалин внезапно ощутила себя ребенком.

— Прости, папа, я не хотела тебя обидеть.

— Все очень вкусно, — сухо ответил он.

Раздался звонок, и Розалин с облегченным вздохом бросилась открывать дверь.

— Боже мой! — воскликнул Скотт с наигранным удивлением. — Вы готовы! Большинство женщин имеют привычку заставлять себя ждать. Вы, должно быть, исключение из правила, что, как вы понимаете, самого правила не отменяет. А где ваш отец?

— В кухне, — ответила Розалин, впуская Скотта.

Она подождала в холле, пока мужчины минут пять поговорили. А когда они уже сидели в машине, сказала довольно резко:

— Я бы не хотела сегодня слишком задерживаться. Это первый вечер, который отец проводит дома после болезни, и он может разволноваться, если надолго останется один.

Говоря это, Розалин смотрела прямо перед собой, но чувствовала на себе проницательный взгляд Скотта.

— Мне не показалось, что он нервничает. Как ваш отец перенес переезд?

— Хорошо, спасибо.

Почему-то она злилась на Скотта и уже корила себя за то, что приложила такие усилия, чтобы выглядеть привлекательной. Розалин гораздо лучше чувствовала бы себя дома, с волосами, собранными в пучок, и не накрашенным лицом.

— Вы уже заходили в приемную?

— Да. Доктор Конолли был очень любезен и все мне там показал.

— Еще бы, — усмехнулся Скотт. — Парень смотрит на вас как на своего спасителя. Держу пари, он ждет не дождется того момента, когда сможет швырнуть вам папки с историями болезней. Он сообщил вам, когда уезжает?

— В пятницу, — ответила Розалин.

— Так скоро?

— Но ведь у него нет причин торчать здесь, верно? Я могу и сама справиться с подбором кандидатов на замену.

Розалин знала, что ведет себя едва ли не грубо. Но после непредвиденной стычки с отцом ее нервы были на взводе, а теперь, в машине, разыгрались еще сильнее.

— Не можете дождаться, когда вернетесь к своей насыщенной лондонской жизни? — понимающе улыбнулся Скотт.

— Я привыкла к ней.

— Откуда вы можете знать, что не привыкнете к чему-нибудь более мирному, если никогда не пробовали?

— Я человек далеко не мирный, — резко возразила Розалин, тут же пожалев о сказанном.

— Что это означает? Поясните, — попросил Скотт, адресуя ей еще один быстрый, понимающий взгляд.

— Это означает, что я люблю командовать людьми и могу порой сорваться.

Неужели? — удивился он. Тогда у нее явный талант скрывать до поры до времени неуправляемые эмоции под безупречно-сдержанным внешним видом.

— К сорока годам у вас определенно повысится кровяное давление, — заметил Скотт.

— То же самое можно сказать и о вас. Или мужчины переносят стресс без побочного эффекта в виде повышенного давления?

Розалин подумала, что не стоило вступать в этот медицинский спор, но слово, как говорится, не воробей.

— А вы любите припираться, — заметил Скотт.

Но у Розалин не осталось времени возразить, потому что они уже подъехали к ресторану — небольшому по размерам, но явно дорогому.

Едва войдя внутрь, Розалин сразу поняла, что это заведение славится блестящей кухней, хорошей репутацией и богатой клиентурой. Их лично приветствовал хозяин. И по его веселым замечаниям, Розалин стало ясно, что Скотт является здесь частым гостем.

Их провели к удобному столику в углу.

— Я бы рекомендовал форель с миндалем, — сказал Скотт, когда она уставилась в меню размером со стол, да еще и написанное по-французски.

Французский Розалин знала плохо и, чтобы не заказать то, что ей не понравилось бы, с готовностью приняла помощь своего спутника. Тот, казалось, забыл их недавнюю перепалку, что выглядело довольно странно. Любящий провоцировать, делать обобщения, Скотт Барфилд вряд ли был способен на такое. Милый Роджер, вспомнила Розалин, никогда не спорил. И слава Богу! Иначе она давно бы дала ему отставку.

Несколько лет назад, когда она познакомилась с Роджером, ее все еще мучили воспоминания о неудачной связи с Джеймсом Личем. Роджер стал для нее тогда глотком родниковой воды после долгого перехода через пустыню. А теперь другой мужчина, со своей заносчивостью, безграничной самоуверенностью и любопытством к тем сторонам жизни, которые его не касались, заставил Розалин снова с нежностью подумать о своем возлюбленном.

— Итак, — спросил Скотт, когда им принесли напитки, — что еще вам нужно сделать до того, как вы обоснуетесь здесь?

Розалин нахмурилась, но решила не обращать внимания на его резкий тон.

— Мне необходимо слетать в Лондон, по возможности, в ближайшие дни, — ответила она. — Зайти в больницу, уладить там дела. Забрать кое-какие вещи. Я привезла с собой только самое необходимое.

— Вы беспокоитесь об одежде? А разве врачи не носят поверх всего белые халаты?

— Да, — ответила она высокомерно, — мы носим белые халаты. Но это не означает, что под них надеваем разное тряпье, только потому что пациенты этого не видят.

— А почему бы и нет?

Официант принес им закуски — маленькие, искусно украшенные салаты на крошечных тарелочках с золотыми ободками.

— Это потому, — снисходительно объяснила Розалин, — что мне не все равно, как я выгляжу.

— Как?

— Что — «как»? — удивленно спросила она, с некоторым сожалением приступая к салату: ей было жалко разрушать такую красоту.

— Как вы любите выглядеть?

Его быстрый взгляд на мгновение встретился с ее взглядом, прежде чем она успела отвести глаза.

— Я люблю выглядеть строго и элегантно, — поспешила ответить Розалин.

— А какой вас любит видеть Роджер?

— Прошу вас, оставьте Роджера в покое!

— Почему? Я считал, что женщины любят поговорить о своих любимых.

Его лицо оставалось серьезным, но Розалин подозревала, что в душе он насмехается над ней. Снова насмехается. Вероятно, так он относился ко всем женщинам, увлеченным своей профессией.

Была еще одна причина, по которой ей не хотелось говорить о Роджере. Розалин пока не сообщила ему о своем решении покинуть на время Лондон. Она собиралась сказать это лично, а не по телефону.

— А как отреагировал ваш отец, когда вы сказали, что остаетесь?

— Как я и предполагала, — вздохнула Розалин, — без особого восторга.

— А чего вы ждали? Хотя вообще-то я думал, что он обрадуется.

— Отец терпеть не может принимать чью-то помощь, — пояснила Розалин. — Он возражал и отметал любой мой довод до тех пор, пока я не сказала, что останусь, нравится ему это или нет.

Это было, могла бы добавить Розалин, еще одно сражение из числа тех, что велись между ними с незапамятных времен. Без взаимных оскорблений, без крика, но с упрямством и непримиримостью, которые отвергали любой компромисс.

— Отец сказал, что я просто дура, что в моем переезде сюда нет никакой необходимости, что доктор Конолли сам подыщет себе замену.

— Совсем не то, что он говорил мне недавно, — заметил Скотт.

— Возможно, с вами отец откровеннее, чем со мной. — Она не собиралась этого говорить, и потому густо покраснела. — Я имею в виду…

— Я знаю, что вы имеете в виду. Вы, наверное, подсознательно надеялись, что ваше появление здесь принесет больше пользы.

— Возможно, — пожала плечами Розалин, не соглашаясь, но и не возражая.

Все разговоры с отцом и об отце неизменно приводили к тому, что она несмотря ни на что, начинала считать себя неудачницей, поэтому просто сменила тему. Розалин настолько привыкла уходить от подобных бесед, что порой сама не замечала, как это у нее получается…

— Когда же, — спросил Скотт после того, как завязалась и иссякла короткая вежливая застольная беседа, — вы собираетесь отправиться в Лондон?

Розалин снова пожала плечами. Несколько бокалов вина и превосходная еда заставили ее расслабиться. Она даже поймала себя на том, что смеется некоторым шуткам своего собеседника.

— Как-нибудь на этой неделе, я полагаю, — ответила она. — Сначала мне хотелось бы прибраться в доме отца.

— Никогда бы не подумал, что там слишком уж большой беспорядок? — удивился Скотт.

— Нет. Просто нужно кое-что поправить, переставить…

Розалин поначалу забыла, что в доме ничего не менялось в течение многих лет. Отец совершенно не заботился о месте своего обитания, лишь бы было чисто. Если она собирается остаться здесь даже на короткий срок, нужно все привести в надлежащий вид. К тому же, занимаясь хоть чем-нибудь, она забудет о напряженных отношениях с отцом.

— И вы планируете успеть до конца недели? По-моему, это нереально.

— Шутите? — Розалин снова была готова дать достойный отпор. — Завтра я подберу какие-нибудь обои, после этого сделаю что смогу, а потом уеду. Если понадобится, приглашу мастеров, чтобы они закончили.

— Мне кажется, что у столь занятой женщины, как вы, не будет достаточно времени заниматься ремонтом.

— Вы абсолютно правы, Скотт, — спокойно сказала Розалин. — У такой занятой женщины, как я, времени всегда в обрез. — Она допила вино и с удивлением посмотрела на пустой бокал. — Но это не значит, что ремонт мне не по силам. Я многое умею делать своими руками.

Скотт долго и внимательно разглядывал ее, словно желая добавить что-то к ее словам.

— Я собираюсь в Лондон в четверг, — наконец сказал он. — Мы могли бы полететь вместе на моем самолете.

— Спасибо, но в этом нет необходимости.

Розалин понимала, что не хочет оставаться в тесном замкнутом пространстве со Скоттом Барфилдом. Два часа за обедом, когда вокруг множество людей, пережить можно. Но это же время в воздухе, когда рядом никого нет и не нужно отвлекаться на еду, — об этом не может быть и речи!

— Почему нет? — резко спросил Скотт. Он откинулся на спинку стула и сделал знак официанту подавать кофе. Потом сложил руки на груди, не отрывая взгляда от ее лица.

Если бы Скотт наклонился к ней в развязной или, напротив, доверительной манере, она могла бы со смехом найти какой-нибудь предлог отказаться. Сейчас вопрос был задан так, что любые уклончивые объяснения исключались.

— Ну как? — не отступал Скотт. — Вы ведь не боитесь меня, не правда ли?

— Конечно нет! Почему это я должна вас бояться?

Розалин постаралась передать интонацией должное удивление. Но тут же поняла, что ее голос звучит неубедительно — слишком уж обеспокоенно.

— Ну, скажем, потому что я — мужчина.

— Не говорите глупостей. Я не столь неопытна.

Она чувствовала, что с каждой минутой все больше теряет контроль над ситуацией, поэтому сделала вид, что занята кофе.

— Возможно, на профессиональном уровне. Но мне кажется, что на уровне личном вы предпочитаете соблюдать дистанцию.

— Мне приходилось иметь дело с мужчинами! — с вызовом произнесла Розалин.

Скотт, казалось, не слышал ее.

— Это могло бы спасти вас от некоторых неудобств. Но, — продолжил он, когда не получил ответа, — вам нечего меня бояться.

— Я уже сказала, что не боюсь вас. Я признательна вам за то, что вы позаботились о моем отце, как он вышел из больницы, и конечно же, как ваша соседка, надеюсь, что мы будем поддерживать дружественные отношения. Однако они никогда не станут близкими. Так чего же мне бояться?

— Ну, например, того, что я начну к вам приставать. У меня такое ощущение, что вы видите во мне угрозу и реагируете соответственно.

Ей стало жарко, и она почувствовала, что покрывается испариной. Если бы сейчас Розалин могла говорить связно, то заявила бы, как можно холоднее, что у него явно преувеличенное самомнение, раз он полагает, что оказывает на нее такое воздействие. Но она молчала.

— Знаете ли, вы не в моем вкусе, — обронил Скотт небрежно. — Я уже был женат на карьеристке, вроде вас. Так что у меня есть опыт общения с женщинами вашего типа.

— Моего типа? — Розалин наконец обрела дар речи. — Вы говорите так, словно все женщины, которые думают о работе, достойны презрения. Сейчас двадцатый век, если вы этого еще не заметили!

— Я говорю не о женщинах, которые заняты работой, — спокойно объяснил Скотт. — Я говорю о тех, кто делает карьеру. Это две противоположные вещи.

— Нет ничего плохого в том, что женщина хочет достичь чего-то в жизни!

— Совершенно нет.

— Кстати, — услышала она свой голос словно со стороны, — вам не приходило в голову, что и вы не мой тип мужчины? Я встречалась с человеком, похожим на вас своим умонастроением, и предпочитаю не вспоминать о нем. Он оставлял желать много лучшего.

— Правда? — заинтересованно спросил Скотт, подавшись вперед, и она тут же пожалела о сказанном.

— Обед был прекрасный, — строго сказала Розалин и бросила на него суровый взгляд.

— Расслабьтесь, — улыбнулся Скотт в ответ. — Я не собираюсь расспрашивать вас о прошлом. Меня не волнует, что вы делали или, наоборот, не делали, а также, если уж об этом зашла речь, что вы делаете или не делаете сейчас. Но меня беспокоит ваш отец, и я хочу быть уверен, что вы выполните ваш долг и дождетесь, пока ему найдется замена. А потом возвращайтесь в Лондон, к своему ненаглядному Роджеру и своей ответственной работе.

— Вы, должно быть, сошли с ума, если считаете возможным советовать мне, как поступать!

Скотт снова улыбнулся, но в этой улыбке не было и тени юмора. Только решимость, которая еще больше встревожила Розалин.

— Я останусь до тех пор, пока это будет необходимо отцу. Но учтите, у меня есть своя жизнь, к которой я намерена вернуться!

— Вы смотрите на отца, как на предмет неодушевленный. Здесь я ничего поделать не могу, но я не позволю вам улизнуть, пока здесь все не уладится ему во благо.

— Вы мне не позволите? Да кто вы такой?!

— Некто, кому известно чувство сострадания.

От подобных слов Розалин бросило в жар. Да как он смеет?!

— А вы считаете, что я не знаю сострадания? И это при моей-то профессии?

— Профессия здесь не при чем. Я считаю, что сострадание, так же, как и благотворительность, начинаются дома.

Они уставились друг на друга, и Розалин поняла бессмысленность этого спора. Скотт Барфилд сам себе закон, и пытаться убедить его в чем-либо пустое занятие. Она опустила взгляд и сложила руки на коленях. Пусть думает, что выиграл этот раунд. А она очень постарается справиться с ситуацией. Но если Скотт всерьез полагает, что она намерена закончить свою жизнь здесь, то зря тратит силы. В свое время он в этом убедится.

— Уверяю вас, — попыталась она улыбнуться, — что благополучие отца мне не безразлично.

— Прекрасно. Значит, я вылетаю утром в четверг. Около семи. Хотите, чтобы я заехал за вами?

— Да, хорошо, — заставила себя сказать Розалин. — Я буду готова.

— Я останусь в Лондоне до пятницы. Вы можете вернуться сами или договориться с сиделкой, чтобы одну ночь она побыла с вашим отцом.

— Я вернусь сама, — быстро ответила Розалин и, извинившись, направилась в дамскую комнату.

Она с тревогой заметила, что ноги ее дрожат. Вообще все в ней сейчас выдавало неуверенность.

Это не дело, подумала Розалин, глядя в зеркало и поправляя макияж. Я профессионал и собираюсь поработать здесь месяц или около того, так что нельзя так странно реагировать на Барфилда. Нельзя позволять ему действовать мне на нервы.

Жизнь Розалин была всегда целенаправленна и упорядочена. Такой она и должна оставаться. Ее отец, немногословный и властный, не был подвержен эмоциональным взрывам и приучил дочь сдерживать свои порывы. Девочку отправили в интернат в семилетнем возрасте. И она научилась с младых ногтей быть независимой и самостоятельной, потому что без посторонней подсказки пришла к заключению: единственное, что ожидает от нее отец, — это успех.

Тогда почему же Скотт Барфилд и его рассуждения так смутили ее? Почему ей, с легкостью ставящей на место любого мужчину, так трудно держать с ним дистанцию? Потому ли, что она оказалась в незнакомой обстановке, или все дело в разладе с самой собой? Или может быть, все намного проще — их характеры совершенно несовместимы, а Скотт при этом настолько прямолинеен, что даже не пытается скрыть своей неприязни хотя бы ради приличия.

Последнее объяснение удовлетворило ее, и Розалин почувствовала себя куда увереннее. Она вышла из туалетной комнаты, и тут ее ждало небольшое потрясение. Скотт по-прежнему сидел за столиком, а вот ее стул оказался занятым.

Никем не замеченная Розалин остановилась и посмотрела на женщину. Прямые, темно-каштановые волосы до плеч, широко раскрытые глаза, чувственный рот. Незнакомка наклонилась к Скотту, положив локти на стол, и в вырезе золотого платья можно было увидеть более чем достаточно.

Да, вполне достаточно, сказала самой себе Розалин и быстро подошла к столу. Женщина посмотрела на нее и со смехом извинилась за то, что заняла ее место.

— Но я высмотрела Скотта через весь зал и не могла не сказать ему: «Привет!»

— Скотта? — удивленно вскинула брови Розалин.

— Так я зову его, когда мы бываем вместе, — нимало не смущаясь, сказала незнакомка.

— А, понятно. Очень мило, — отозвалась Розалин.

— Розалин, это Глория, — вступил в беседу Скотт. — Глория, это Розалин Паркер, она приехала сюда, чтобы на время заменить Роналда.

— Я так расстроилась, когда узнала про вашего папу, — сказала Глория, поднимаясь и протягивая холеную руку.

Золотое платье, едва прикрывавшее грудь, к тому же, как выяснилось, плотно облегало высокую, изящную фигуру, доходя лишь до середины бедер.

— Благодарю вас, — машинально произнесла Розалин, пожимая протянутую руку.

— Ну, мне пора идти. Мои друзья уже минут пятнадцать рвутся уйти. — Глория одарила сидящих за столом ослепительной улыбкой. — Собираемся посмотреть, что предлагает ночная жизнь. Почему бы вам не присоединиться к нам?

— Скотт, вы можете идти, — предложила Розалин. — Единственное, что мне нужно сегодняшней ночью, — это моя подушка.

— Везучая девочка, — с грудным смехом ответила темноволосая красавица, глядя на них обоих. — Не сомневаюсь, что Скотт хорошо позаботится о тебе.

Она удалилась с видом королевы, уверенной в том, что все взгляды прикованы к ней. Розалин с каменным лицом обратилась к Скотту:

— Могли бы прямо сказать ей о наших отношениях.

— Чего ради? Разве вам не все равно, что подумает о вас совершенно незнакомый человек? — спросил он.

— Нет, не все равно. Я привыкла иметь репутацию, которую заслужила, а не ту, которой меня наградят сплетники.

— Ваша репутация имеет мало значения, учитывая то короткое время, что вы намерены провести здесь, не так ли? — Скотт усмехнулся, явно не понимая ее замешательства. — Кстати, — сказал он, вставая из-за стола, — похоже, вы собрались уходить.

— Нет никакой необходимости провожать меня, — поспешно произнесла Розалин. — Я сама доберусь до дома.

— Не беспокойтесь. Я несколько староват для ночных клубов.

— Но не для одной особы, которая туда направилась, насколько я могла заметить.

В какой-то момент, находясь рядом с этой цветущей, обворожительно красивой женщиной, Розалин почувствовала себя матроной, чья молодость улетучилась незаметно для нее самой. Она живо представила себя лет через десять, деловито снующей из палаты в палату, в то время как юные интерны уважительно следуют за ней, делая заметки. Детей нет, семьи, где тебя ждут, нет. Роджера, видимо, тоже нет. Да, не слишком радостная картина…

— Глории, — лениво протянул Скотт, пока они шли к машине, припаркованной через дорогу, — двадцать пять лет. Она уже большая девочка.

— Достаточно большая, чтобы позаботиться о себе самой, когда вы решите, что она злоупотребляет вашим расположением, да?

Он открыл дверцу машины, и, едва они уселись, повернулся к Розалин и сказал:

— Глория вам чем-то неприятна?

— Нет, однако…

Но Скотт не дал ей договорить.

— Однако ваша жизнь настолько ограничена тесными рамками привычного мирка, что вы даже представить не можете связь между мужчиной и женщиной, если она не ведет к алтарю.

— Неправда! — возмутилась Розалин.

— Нет, правда, — возразил Скотт, включая двигатель и выезжая со стоянки. — Держу пари, что вы не совершили ни одного опрометчивого поступка за всю жизнь!

— Мы говорим не обо мне.

Однако Скотт не намерен был отступать.

— Ну, так совершили или нет? Заставил ли вас тот загадочный мужчина, о котором вы упоминали, потерять голову?

— Это не ваше дело! И я не считаю, что стремление разделить постель с кем ни попадя достойно похвалы!

Скотт рассмеялся, но в его смехе послышалось что-то недоброе.

— Вы говорите так, словно я сексуальный маньяк! Мы с Глорией нравимся друг другу, мы хорошо проводим время, в том числе, чего скрывать, и в постели.

— Но ее можно и заменить, так я понимаю? — ехидно поинтересовалась Розалин.

Скотт переключил скорость, чтобы обогнать впереди идущую машину, и спокойно ответил:

— Видите ли, у меня нет желания надолго связывать себя с какой-либо женщиной.

— А женщины, с которыми вы встречаетесь, согласны с этим?

— В противном случае я бы с ними не встречался, — сказал Скотт, пожимая плечами. — Я однажды совершил ошибку, женившись. Не намерен делать этого впредь.

— А чем Глория занимается? — спросила Розалин. — Представляет ли она собой идеальную женщину, которая только тем и занята, что холит и лелеет себя в ожидании той великой минуты, когда вы или кто-то другой придет, чтобы взять ее?

— Вас не обидело, когда я назвал вас карьеристкой?

— Нет, меня не волнует, кто и как меня называет. Я знаю себе цену, — с вызовом ответила она.

— Глория работает. Она тренер по художественной гимнастике.

— Замечательно, — пробормотала Розалин, чувствуя, как ревность обжигает ее.

Каково это — ощущать, что весь мир у твоих ног? Быть дерзкой, зная, что в ответ все только улыбнутся? Никогда не вести войну за место под солнцем в мире мужчин, имея на вооружении только ум? Быть способной, тут Розалин слегка покраснела, привлечь мужчину, вроде Скотта Барфилда.

— О чем вы задумались? — спросил Скотт. — Считаете себя существом высшего порядка, нежели Глория, только потому, что имеете степень по медицине и важную работу в лондонской больнице?

— Я не хочу продолжать этот разговор, — сказала она и отвернулась к окну.

— Почему же? Потому что вам неловко говорить о чем-то, кроме совершенно безличных тем?

Розалин закусила губу и старалась изо всех сил не моргать. Потому что чувствовала: если сморгнет, то тут же расплачется — не потому что Скотт разозлил или расстроил ее, а потому что каким-то образом заставил пожалеть саму себя.

И то, что она вернулась сюда, усугубляло ее состояние. В Лондоне Розалин окружала плотная масса домов и людей, она передвигалась по определенному маршруту, там у нее не было времени посмотреть вокруг.

Здесь же она прислушивается к звукам, идущим изнутри, — голосам снов и надежд, которым никогда не суждено сбыться…

Когда машина остановилась у ее дома, Розалин открыла дверцу и начала вежливо благодарить за обед.

— Я провожу вас, — сказал Скотт, — так что можете пока поберечь прекрасные слова.

Он повел ее по дорожке. У входной двери Розалин стала рыться в сумочке в поисках ключей. Скотт стоял рядом, не вынимая рук из карманов.

— Ну что ж, еще раз большое спасибо. В четверг утром я буду готова. Я вам очень благодарна. Это на самом деле сэкономит мне массу времени…

Розалин запнулась, не зная, что еще сказать, и посмотрела на Скотта. Прохладный ночной воздух и поездка прояснили голову, но сейчас тишина и темнота творили с ней странные вещи — она вдруг почувствовала, что не может отвести взгляд от его лица.

— Значит, вы рады, что приняли мое приглашение на обед, несмотря на вашу неприязнь ко мне?

Скотт сказал это так, словно его ни в малейшей степени не интересовало отношение Розалин к нему. Самое большее, что оно вызывало у него, — это удивление.

— Еда была превосходной, — ответила Розалин, потупившись. Она физически ощущала исходившую от него энергию, заставляющую ее трепетать. Почему это происходит, если Скотт совершенно не нравится ей? — Спасибо еще раз. Спокойной ночи.

Скотт не ответил. Точнее, ответил, но без слов. Просто приподнял ей подбородок так, чтобы Розалин снова посмотрела на него. И когда его голова склонилась, ее губы приоткрылись — то ли она хотела протестовать, то ли…

Не это ли было у нее на уме с самой первой минуты их встречи? Пока разум Розалин пребывал в растерянности, тело как бы само собой прижалось к нему, едва губы их соприкоснулись. Груди напряглись под тонким платьем. Никогда в жизни Розалин не испытывала такого томительного ощущения. Очень опасного ощущения…

Розалин неожиданно пришла в себя и с силой оттолкнула Скотта. Ее била дрожь. Она не знала, что предпочесть: возмутиться или же свести все к шутке? Выбрала последнее.

— Это ваш обычный способ желать спокойной ночи?

— Нет, необычный, — ответил Скотт. — Обычно я захожу в дом.

— Понятно. Что ж, на этот раз будет иначе.

Голос ее звучал высокопарно и сухо. Розалин почему-то подумала оГлории, с ее низким грудным смехом и вызывающе коротким платьем. Не теряет ли она, Розалин Паркер, в жизни что-то? Что-то очень важное?

— До встречи в четверг.

Скотт слегка кивнул ей, и она, стоя у дверей, смотрела, как он идет по дорожке, садится в машину и уезжает.

Дом был полностью погружен в темноту. Розалин не хотелось включать свет. В темноте было легче убедить себя в том, что поцелуй, длившийся меньше минуты, не затронул ее чувств.

Ей потребовалось огромное усилие, чтобы представить себя доктором Розалин Паркер, восходящим светилом в области кардиологии. Розалин Паркер, обходящей палаты, занимающейся с пациентами, — волосы стянуты в пучок, строгий костюм под белым халатом. Розалин Паркер, обедающей с Роджером — уютная, мирная трапеза, где нет места конфликтам, способным омрачить их связь.

Неужели Скотт Барфилд поцеловал меня? — подумала она. Меня, женщину со всеми моими чувствами, переживаниями, странностями, о существовании которых я и не подозревала? Или же просто удовлетворял свое любопытство, чтобы выяснить, как я на это среагирую?

Скорее всего последнее.

А эта реакция оказалась подобна бушующей реке, пытающейся прорвать плотину… Ей захотелось улететь в Лондон хоть на один день. Было крайне необходимо снова вжиться в роль, которую она играла многие годы. Розалин чувствовала, как опасность подбирается к ней, но, осмотревшись, ничего не увидела. Опасность была внутри нее.

Лондон и Роджер — вот все, что ей было сейчас нужно. Очень нужно!

4

Конечно же Скотт знал, что приглашать Розалин лететь вместе с собой в Лондон было ошибкой. То, что начиналось как стремление вытащить Розалин Паркер из Лондона туда, где ей место, хотя бы на время, сменилось легким любопытством, желанием узнать побольше об этой сдержанной, деловой особе, некогда бывшей его соседкой.

Теперь Скотт был настроен не менее решительно. Откровенно говоря, он не видел ничего, что могло бы изменить его мнение о Розалин, но почему-то любопытство все больше охватывало его…

Скотт приехал домой, обеспокоенный тем, что не может не думать об этой женщине. Хуже всего было то, что он действительно не понимал, почему она не выходит у него из ума. Он вовсе не лгал, когда говорил, что его не привлекают особы, подобные ей. Он уже обжегся один раз и с тех пор старался держаться подальше от женщин, делающих карьеру. Это не означало, что его отныне привлекали лишь пустоголовые вертихвостки. Однако Скотт вынужден был признать, что его последние подружки, как бы ни были они приятны в общении, к труду умственному никакого отношения не имели.

Не включая света, Скотт поднялся по ступеням. По прежнему опыту он знал, что женщины никогда не занимали много места в его мыслях. Всегда главенствовала работа. Это не так волновало воображение, но было достаточно увлекательно.

Странно, что сейчас он уделял столько времени размышлениям о Розалин Паркер, поскольку ее общество не сулило обычного отдохновения. Всегдашняя непринужденность начала оставлять Скотта с той минуты, когда он увидел ее. А все его старания выглядеть обаятельным были встречены с неприятием.

Он разделся на ходу, бросая вещи как попало. Эту привычку искореняла его бывшая жена, но он вернулся к ней, едва за Ребеккой захлопнулась дверь. Приняв душ, он в одних трусах забрался под одеяло.

Вообще-то Скотт собирался перед сном заняться счетами, которые Майк, управляющий имением, оставил для него на столе. Но понял, что не сможет сосредоточиться ни на чем, пока начисто не выкинет из памяти Розалин Паркер.

Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Возможно, если бы Скотт подумал о бывшей жене, то смог бы найти несколько полезных сравнений с Розалин, чтобы избавиться от нежеланных образов.

Одной мысли о Ребекке было достаточно, чтобы прийти в отвратительное настроение. Скотт не мог вспомнить, что же хорошего было в их жизни, хотя знал, что что-то должно было быть, иначе о женитьбе и речь бы не зашла. Дело заключалось в том, что плохое случалось значительно чаще. И в основном это было связано с тем, что Ребекка была всецело поглощена своей карьерой, словно у нее отсутствовал своеобразный выключатель — устройство, позволяющее большинству людей забывать о работе, едва за ними закроется дверь их конторы.

— А ты, Розалин Паркер, — громко сказал Скотт в потолок, — точно такая же!

Нет, еще хуже, пожалуй, подумал он. Врачи особенно славятся тем, что никогда не могут отключаться. Вероятно, лишь крохотная часть ее сознания занята тем, что не имеет отношения к работе. Он со злорадным смешком представил Розалин и Роджера, занятых обсуждением симптомов болезней. О чем же еще разговаривают врачи перед сном, лежа каждый на своей половине кровати!

Розалин, вероятно, уже забыла — если и знала когда-то, — об искусстве получать удовольствие. Удовольствие ради самого удовольствия. В общем, скучная личность. Не столь беспросветно скучная, как Ребекка, потому что медицина, по меньшей мере, предполагает сочувствие, но все равно скучная.

Скучная и эгоистичная. Скотта удивило, почему старый доктор Паркер так не хотел, чтобы его единственная дочь приехала, когда его хватил удар. Он предполагал, что их отношениям недоставало тепла, но это нисколько не оправдывало в его глазах Розалин, пренебрегающую дочерним долгом все последние годы. Скотт с неудовольствием припомнил, что заставил ее остаться едва ли не под дулом пистолета. И даже сейчас, согласившись пробыть здесь какое-то время, она торопится хоть на день уехать. Какой бы ни была внешняя упаковка, все деловые женщины по сути одинаковы — они свихнулись на своей работе.

И тем не менее несколько последующих дней мысли о Розалин Паркер посещали его в самые неподходящие моменты.

Когда один из его сотрудников после обычной встречи с клиентом спросил: «С тобой все в порядке, Скотт? Ты выглядишь странно», — он неожиданно сорвался. Ему всегда удавалось сдерживать свои эмоции — зачем кричать, если того же самого можно добиться тихим голосом?

— Наверное, это из-за погоды, Дилан, — пробормотал он в свое оправдание. — Может быть, я простудился.

Дилан посмотрел на него с облегчением.

— Слава Богу! А то в какой-то момент мне показалось, что ты утратил интерес к сделке.

— Ни в коем случае! — с преувеличенной живостью возразил Скотт.

Они вышли из комнаты для совещаний, и он постарался припомнить, как шли переговоры. Скотт знал, что убедил клиента, но не помнил как. Возможно, действовал автоматически.

— Может, тебе лучше полежать в постели пару дней? — посоветовал Дилан, задерживаясь возле выхода из офиса. — Пусть эта зараза пройдет. А Лондон подождет.

Лондон? Подождет? Скотт с огорчением вспомнил, что ему предстоит этот чертов полет с этой чертовой бабой, и от этого настроение у него испортилось еще больше. Он заставил себя улыбнуться.

— Ты излишне беспокоишься, Дилан. А это признак старости.

Дилан был всего на четыре года старше Скотта, но небольшая разница в возрасте служила поводом для добродушного подшучивания друг над другом.

— Но раз уж ты летишь, — ответил тот, усмехнувшись, — то не перенапрягайся. Никакого вина, никаких женщин, никаких развлечений.

— Ну не знаю, — покачал головой Скотт, вспомнив длинные, светлые волосы и удивительно правильные черты лица. — Вино, женщины и развлечения — это лучшее лекарство против надвигающейся болезни.

Дилан был счастливо женат, имел троих детей. Но тем не менее с тоской узнавал об очередных успехах Скотта у представительниц прекрасного пола, словно судьба его чем-то обделила.

Позже, в тот же вечер, Скотт понял, что тоже завидует своему помощнику. Например, постоянству его супружеских отношений. Скотт считал, что избавился от иллюзий относительно брака. Однако теперь задумался, каково это — быть счастливо женатым, защищенным от множества мелких домашних забот, досаждавших ему порой.

Пора взять себя в руки, решил Скотт. Избавиться от эмоциональных терзаний подростка. Когда утром он увидит Розалин, то поймет, что любопытство его удовлетворено. Она для него полностью прочитанная книга. Тем более что у нее есть кто-то другой, весьма ей подходящий.

Скотт позволил себе усмехнуться собственной глупости. Возможно, его женское окружение в последнее время было слишком однообразно. Избыток внешнего блеска привел к тому, что появление женщины, отличной от остальных, вызвало у него такой же интерес, как у ученого — открытие новой формы жизни…

Но едва ли он сам заинтересовал ее. Эта мысль пришла утром, когда Скотт одевался. Он перестал завязывать галстук и посмотрел в зеркало. Что ж, подумал он, в конце концов, выигрыш невелик, проигрыш — тоже. Эта женщина не имеет для меня никакого значения, так что нет смысла бороться за то, чтобы внести ее имя в список моих побед.

Это верно, он поцеловал ее после обеда, но только вроде как на прощание. Скотт вспомнил свои ощущения после прикосновения своих губ к ее и поспешил поскорее одеться…

Когда незадолго до семи он заехал за Розалин, она была готова и ждала его. Волосы туго стянуты сзади. Ни одной свободной пряди. Костюм темно-серый, с длинным жакетом и юбкой такой длины, которая не казалась ни провоцирующей, ни старомодной. Единственное, чего не хватало, — это очков и стетоскопа… да, и белого халата.

— Мы можем идти? — вежливо спросила Розалин.

Но Скотт посмотрел на часы и поинтересовался, где ее отец.

— Я бы хотел повидаться с ним до отъезда. У нас еще много времени.

— Он в кухне, пытается уговорить себя съесть омлет.

Роналд выглядел лучше, чем в первое время после удара. Его щеки порозовели, он был заметно бодрее. Но Розалин, похоже, этого не замечала.

— Терпеть не могу омлет, — пожаловался отец, ковыряя вилкой в тарелке.

— Это тебе полезно, — сказала Розалин из-за плеча Скотта.

— Как и большинство того в этой жизни, чего не стоит иметь, есть или делать.

— Тебе видней, папа, — кротко отозвалась дочь.

— Ты должна обзавестись какими-нибудь недостатками, девочка моя. Это пойдет тебе только на пользу.

Розалин густо покраснела.

— Я и так слишком скучная, ты знаешь об этом.

Ответ был вроде бы простым и искренним, но Скотт почувствовал в нем какой-то подтекст. Отец — тоже, потому что прекратил есть и пристально посмотрел на дочь.

— Я так понимаю, это была шутка, Рози, — серьезно сказал он.

Розалин, покраснев еще больше, отвернулась и кивнула.

Скотт подумал, что позднее задаст ей несколько вопросов, чтобы разобраться в сути этих странных разногласий между отцом и дочерью. Но потом он спросил себя: «А зачем мне все это нужно?» И решил, что незачем…

Едва они оказались в самолете, Розалин с беспокойством оглянулась и сказала:

— Эта штука безопасна?

— Вы нервничаете? — удивился Скотт. Сидя так близко к ней, он мог разглядеть маленькие морщинки возле глаз, но, если не считать этого, Розалин выглядела моложе своих лет. Странно, подумал Скотт, учитывая стрессы, связанные с ее работой.

— Надеюсь, ваш пилот знает что делает.

— Я тоже надеюсь, — рассмеялся Скотт, решив, что может расслабиться, но потом заметил на ее лице крайнее беспокойство и добавил серьезно: — Я летал с ним уже тысячу раз.

— А что, если ему станет плохо?

Известно ли ей, что когда она, подняв брови, задает подобные вопросы, то становится похожей на пятнадцатилетнюю девочку?

— В таком случае, я думаю, вы — единственная, на кого он может рассчитывать.

— А что тем временем случится с самолетом? — спросила Розалин, поворачиваясь к нему. — Пока я буду заниматься пилотом? Только не говорите, что самолет будет лететь сам по себе!

— Не беспокойтесь. Я могу управлять им.

— Вы сказали это только для того, чтобы успокоить меня? — спросила Розалин, с подозрением глядя на него.

— Ну, если вам угодно, то да.

Она слегка улыбнулась. И Скотт быстро отвернулся, опасаясь, что его взгляд обязательно скользнет с ее лица ниже, туда, где в вырезе строго костюма угадывались очертания груди.

— Не ожидал, — пробормотал он, — что вы боитесь летать.

— Я не боюсь летать, — поправила она. — Просто немного нервничаю из-за того, что нахожусь в таком маленьком самолетике. Большие выглядят более…

— Просторными?

Скотт не смотрел на нее, он положил голову на спинку сиденья и прикрыл глаза. Ему очень хотелось испытать ее реакцию, пощипать ей нервы. Но уступить искушению означало снова поддаться любопытству, а ведь всем известно, что бывает расплатой за излишнее любопытство.

— Очень смешно!

— Не нужно вас видеть, чтобы догадаться, что вы сейчас поджали губы, — усмехнулся Скотт. — Но вы так и не рассказали мне, как чувствуете себя в приемной практикующего врача.

— Это кажется отдыхом после больничной суеты.

Сейчас, подумал Скотт, она смотрит в окно, возможно, молится о хорошей погоде, безветрии, чтобы на пути не попалась крупная птица и чтобы горючее не потекло из баков.

— И это не требует такой самоотдачи, — продолжила она все так же задумчиво. — Когда каждый день общаешься с больными, это…

— Страшно?

— Пожалуй. Но награда за труд несравнима с этим. — Они повернулись лицом друг к другу одновременно, и их взгляды встретились. — Я начала искать замену. Надеюсь, очень скоро найду то, что нужно.

— Деловой подход.

— Я вообще деловой человек.

Однако выглядела она слегка смущенной, и Скотт ощутил странное удовлетворение от этого.

— А как ваш отец? Он сказал, что пару раз был в приемной.

— Да, был.

Скотт почувствовал в голосе Розалин напряженность и понял: она прикидывает, что рассказывать, а чего не рассказывать ему. Это обеспокоило его сильнее, чем следовало. «В чем дело?» — хотелось ему спросить. Не считает ли она, что он способен использовать эту информацию против нее? Или скрытность стала такой неотъемлемой частью ее натуры, что она об этом даже не задумывается?

— Просто у отца все валится из рук, и я была вынуждена сказать ему, чтобы он не спешил действовать самостоятельно. Терпеть не могу, когда думают, будто я придираюсь.

— Но ваш отец, кажется, достаточно оправился, так что ваши замечания не должны сильно раздражать его.

Розалин одарила его ледяным взглядом. Боже, до чего ему не нравился такой взгляд! Избавиться от него можно было двумя способами: убив ее или поцеловав.

— Откуда вам известно, что мой отец достаточно оправился? Я с ним живу, а не вы. Уверяю вас, он… он такой же, как всегда…

— Вам виднее. Во всяком случае, он уже не безразличен к окружающему. А это, как мне кажется, хороший признак, — сказал Скотт, глядя ей в лицо.

— Наверное. — Розалин пожала плечами и уставилась в пространство перед собой. — Самое ужасное, что может сделать человек, выздоравливающий после инсульта, — это неожиданно сломаться. Вы бы удивились, узнав, до чего можно дойти.

Она продолжала рассуждать на эту тему, а Скотт тайком разглядывал ее. Несколько прядей выбилось из тугого узла, и ему безумно хотелось поправить их, вернуть на место. Сдержавшись, он выждал и спросил:

— Угадайте, что случилось?

— Что?

— Мы не разбились.

Розалин посмотрела на него и неожиданно широко улыбнулась.

— Разве я не говорил вам, что летать на самолете безопаснее, чем сидеть дома на диване?

— Нет, не говорили. Но оказались совершенно правы.

Наступила тишина, которая длилась до тех пор, пока самолет не приземлился и не вырулил на стоянку. Они спустились по трапу и направились к ожидавшему их «бентли».

Скотту пришлось уговаривать Розалин, чтобы она позволила высадить ее из машины непосредственно перед домом. У нее привычка, заметил он, спорить по любому поводу, но ему почему-то доставляло удовольствие настоять на своем. Женщины, с которыми он встречался, никогда не спорили с ним. Неужели это так ему нужно?

— Итак, — спросил Скотт, когда машина остановилась, — каковы ваши планы на сегодня?

Она даже не посмотрела на него. Но когда наклонилась, чтобы взять с сиденья сумку, он заметил ложбинку между ее грудей и снова ощутил себя подростком с головой, забитой непристойными мыслями.

— Больница, больница и еще раз больница, — сказала Розалин, выпрямляясь. — Большое спасибо, что подвезли. Это было весьма кстати.

— Как насчет раннего ужина сегодня вечером? До вашего отъезда? — спросил Скотт и удивился своим словам.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответила Розалин, порозовев, — однако, боюсь, ничего не получится.

Скотт и не надеялся, что она примет его приглашение. Она должна была непременно придумать какой-нибудь предлог, даже вымышленный, чтобы избавиться от него. Тогда какого черта он навязывается? Наверное, я мазохист, подумал Скотт со злостью.

— Жаль.

— Я ужинаю с Роджером.

Показалось ли ему или в ее голосе действительно прозвучала нежность, когда она сказала это? Неожиданно Скотта охватила ярость. Он еле смог пробормотать что-то вроде: «Желаю приятно провести время» — и изобразить жалкое подобие улыбки.

Когда «бентли» отъехал, Скотт сделал огромное усилие над собой, чтобы заставить себя открыть кейс и вытащить документы, из-за которых прилетел в Лондон. При этом он заметил, что шофер с удивлением смотрит на него в зеркало заднего вида, и еле сдержался, чтобы не посоветовать ему заниматься своим делом.

Розалин вежливо отказала ему. Скотт решил, что именно вежливость, с которой она отвергла приглашение, больше всего разозлила его.

К шести часам у Скотта уже не было никакого настроения работать. Он сидел в своей фешенебельной квартире с видом на парк и лениво перелистывал записную книжку. И хотя в этой книжке были телефонные номера очаровательных женщин, старых его приятельниц, некоторые из которых были замужем, но тем не менее не возражали бы встретиться с ним, он все еще не решил, что будет делать вечером.

Его мысли занимала женщина, которая относилась к нему, как к ядовитой рептилии. Роджер наверняка жертва. Или сумасшедший.

Скотт встал, прошелся по квартире, потом выглянул в окно.

Было бы забавно, неожиданно подумал он, нагрянуть к ней домой, чтобы только взглянуть на этого замечательного Роджера. Заскочить, так сказать, мимоходом. Задержаться всего минут на пять. В конце концов, какой толк от любопытства, если его нельзя удовлетворить? К тому же будет небесполезно узнать, насколько серьезно у нее с этим самым Роджером. Предлогом может быть все тот же вопрос о работе в приемной отца.

Я вторгаюсь в ее частную жизнь, подумал Скотт, но пусть она с этим смирится, а Роджер сдержит свои собственнические инстинкты, если они у него есть. Да, неожиданный визит будет определенно кстати.

Скотт принял душ и оделся попроще — бежевые брюки, бежевая рубашка и светло-коричневый джемпер. Из дому он вышел, чувствуя себя бодрым, воодушевленным и готовым к бою. Только уже стоя возле дома Розалин и держа руку на кнопке звонка, подумал, что его идею вряд ли можно было назвать удачной. Однако отступать слишком поздно, решил Скотт. Да и такси уже уехало.

Скотт позвонил, отступил на шаг и засунул руки в карманы. За опущенными шторами горел свет, так что кто-то в доме был. Дверь открылась, и Розалин появилась на пороге. Ее лицо выразило удивление, потом тревогу.

— Что вы здесь делаете?

Скотт не знал этого и не нашел, что ответить.

— Не смотрите на меня так испуганно, — пробормотал он, и Розалин неохотно посторонилась, пропуская его в дом.

— Я вас не ждала, — сказала она и посмотрела на него, а потом через плечо — в сторону кухни.

— Я проезжал мимо… — У него не было причин находиться в этом районе, поэтому приходилось сочинять на ходу. — Был у клиента, который живет неподалеку.

— Правда? И где же?

Скотт заметил, что она постоянно посматривает то на него, то на дверь кухни, и ему стало ясно, что от него не прочь избавиться.

— На Керзон-стрит, — коротко ответил Скотт. — Я бы не отказался выпить чего-нибудь.

Явное желание Розалин как можно быстрее выпроводить его оказало на Скотта противоположное действие. Вместо того чтобы развернуться и уйти, он решил остаться во что бы то ни стало.

На лице Розалин появилось выражение покорности судьбе, и она кивнула в сторону кухни.

— Роджер и я как раз собирались перекусить. Можете присоединиться к нам, хотя у нас не так уж много всего…

— Роджер здесь? — изобразил удивление Скотт.

— Да. — Розалин нахмурилась. — Мне кажется, я утром говорила вам об этом.

— Возможно. Не помню. — И он пошел за ней в кухню. — Я бы не хотел мешать… никому.

Она не ответила, просто открыла дверь, и Скотт увидел высокого, стройного, очень симпатичного парня с каштановыми волосами, который стоял у плиты и помешивал что-то в сковородке. Его лицо раскраснелось от жара, и, когда он поднял голову и увидел Скотта, то улыбнулся и сказал:

— Чертовски трудная работа, вся эта стряпня…

Розалин сбивчиво представила мужчин, и они пожали руки друг другу.

Обстановка семейная, подумал Скотт. Не хватает только одинаковых фартуков. Он уже жалел о том, что пришел.

— Садись, старина, — сказал Роджер, обернувшись через плечо.

— Спасибо, — ответил Скотт, — старина.

Это вызвало пристальный взгляд Розалин, но никакой реакции у Роджера, занятого сервировкой стола.

— Розалин говорила мне, что ты врач.

Скотт сел, наблюдая, как Роджер проглотил приманку и пустился рассказывать о своей профессии. Достаточно мил, подумал он спустя десять минут, но скучен.

За едой Скотт пытался перехватить взгляд хозяйки дома, но она упорно не смотрела в его сторону. Интересно, что за отношения связывают их? — гадал он. Неужели Розалин сама не видит, что этот парень совершенно неинтересен?

В конце концов, подумал Скотт, она тоже не самое возбуждающее создание на свете. Он улыбнулся этой мысли, ощутив собственное превосходство.

Да, они стоили друг друга. Возможно, оставшись наедине, они обсуждают медицинские проблемы, читают профессиональные журналы. Скотт не мог представить Роджера, сердящимся на свою подружку за то, что та решила на время уехать из Лондона.

Когда с едой было покончено, Розалин стала убирать на кухне, а мужчины прошли в маленькую гостиную в ожидании кофе.

Лицо Роджера раскраснелось.

— Обычно я не пью так много, — сказал он. — Но сегодня особый случай.

Они сели. И Скотт подумал, что, возможно, сейчас ему сообщат что-то очень важное.

— Правда?

Вошла Розалин с подносом, подала кофе и села на диван рядом с Роджером. Ее волосы были собраны в хвост, который она перебросила через плечо, играя пальцами с кончиками красивых светлых прядей. Скотт оторвал взгляд от этого зрелища и откинулся в кресле.

— И что за особенный случай сегодня, Роджер? А… старина?

Розалин нахмурилась, как он и ожидал. Улыбнувшись ей, Скотт отпил кофе.

— Сказать ему все, Рози? — спросил Роджер, глядя на Розалин; та смутилась.

Скотт положил ногу на ногу и с любопытством приподнял брови. Определенно они подходят друг другу, подумал он. Возможно, у них даже одинаковые ночные рубашки и купальные халаты. Скотт представил Розалин в ночной рубашке, потом поймал себя на том, что его воображение рисует куда более фривольные картины.

Он быстро прогнал видения, от которых ему неожиданно стало жарко, и сказал, заставив себя улыбнуться:

— Вы не можете держать меня в неведении.

— Роджер и я, — начала Розалин, слегка волнуясь. — Мы тут подумали…

— Успокойся, Рози, — слишком громко произнес Роджер. — Позволь сказать мне. — Он посмотрел на Скотта. — Ты будешь первым, кто узнает об этом, старина: Рози и я обручились.

Молчание длилось слишком долго. Скотт продолжал улыбаться, понимая, что должен произнести что-то приличествующее случаю, но не мог.

— Поздравляю, — сказал он наконец, поднимая чашку с кофе. — Однако по такому поводу принято пить шампанское!

Как неожиданно изменилась ситуация, подумал он.

— Но для этого… — сказал Роджер, глядя на Розалин, как теперь понял Скотт, не совсем трезвым взглядом, — для этого прежде всего нужно время.

— Ах да, — вспомнил Скотт, оборачиваясь к Розалин. — Во сколько ваш самолет?

— Я не смогла взять билет на сегодня, — виновато призналась она. — Слишком замоталась с делами. Но я договорилась с миссис Брустер, чтобы она побыла сегодня с отцом.

— Тогда, — весело воскликнул Роджер, — давайте праздновать!

Розалин нервничала, что, как подозревал Скотт, было непривычно для нее.

— Да, в самом деле, почему бы нам не отметить это событие? — сказал он, чувствуя необходимость проявить мужскую солидарность.

— Потому, — сказала Розалин, вставая, — что я устала и собиралась сегодня пораньше лечь спать. Полагаю, вам обоим пора уйти… Кстати, Роджер, — она посмотрела на жениха и вздохнула, — сколько ты сегодня выпил?

— Да оставьте вы его в покое! — вмешался Скотт, и Розалин бросила на него испепеляющий взгляд.

— Вы никуда не торопитесь? — многозначительно поинтересовалась она. — На какую-нибудь встречу? Или свидание?

Я оказался прав, подумал Скотт. Бедняга Роджер! Шаг в сторону от обычного, предсказуемого поведения, и она возьмет его за горло. Неужели он не понимает, что единственно возможный брак для Розалин Паркер — это тот, который будет способствовать ее карьере?

— Ничего такого на горизонте, — заверил он ее с улыбкой, однако поднялся и направился к двери.

— Роджер, ты уверен, что тебе не нужно вызвать такси? — спросила Розалин с тревогой, и Скотт подавил в себе желание зевнуть.

Ну почему этот парень не видит, что его ждет в недалеком будущем? Роджер энергично затряс головой, отчего лицо покраснело еще больше.

— Прогулка до метро меня взбодрит, дорогая.

Он наклонился и слегка коснулся губ Розалин. Скотт заметил, как у нее порозовели щеки. Вечная проблема с такими женщинами, подумал он. Они краснеют, ты воображаешь, что они ранимы. Но каждый дурак должен знать, что на самом деле они страшнее барракуды.

Как только Роджер вышел, Розалин повернулась к Скотту, посмотрела на него, потом — на дверь.

Намек был ясен, но Скотт как ни в чем не бывало направился обратно в гостиную. Теперь ему стало ясно, что он должен сделать — тактично, но серьезно поговорить с ней об этом браке, напомнить, что в настоящий момент она отвечает не только за себя.

Да и не подходят они с Роджером друг другу. Конечно, это его не касается, но каково будет им понять через пару лет, что их жизнь превратилась в кошмар?

Скотт сел, не говоря ни слова. Розалин в молчании застыла у двери. Наконец он сказал:

— Я могу рассчитывать еще на одну чашечку кофе?

5

— Еще одну чашечку кофе… — отозвалась она. — Еще одну чашечку кофе?!

— Да, пожалуйста.

Скотт поудобнее устроился на диване, сложил руки на груди и бесстрастно уставился на нее.

Розалин смотрела на него, не желая этого, но не в силах отвести взгляд. Она чувствовала, как бешено бьется сердце, а тело оставалось как бы неживым. Действовал ли на нее так же Джеймс Лич? Возникало ли это ощущение удушья? И откуда вдруг взялось подозрение, что, возможно, они с Роджером не пара? Что физическая привлекательность не обязательно сопутствует нормальным семейным отношениям?

Она тряхнула головой, прогоняя наваждение. И взгляд ее случайно упал на кольцо. Вид сверкающего бриллианта на пальце принес ей облегчение. Это было нечто единственно определенное в ее жизни, когда вокруг все рушилось. Роджер — надежда и опора!

Розалин подняла взгляд и встретила вежливую улыбку Скотта.

— Только побыстрее, ладно?

Почему, подумала она, я уверена в себе, когда дело касается работы, и становлюсь на редкость беспомощной, едва что-то затрагивает мои чувства?

Вернувшись в гостиную, Розалин протянула ему чашку, села и деланно зевнула.

— Трудный выдался день, да? — посочувствовал Скотт. — Как дела в больнице?

— Вы остались только затем, чтобы спросить об этом?

Скотт пожал плечами. Но поскольку было видно, что он ждет ответа, Розалин кратко перечислила, что делала в больнице, а потом спросила, чем занимался он.

— Встречами, — поморщился он. — Проклятие всей жизни бизнесмена.

— Особенно такого, который берется за несколько дел одновременно, — съехидничала Розалин.

— И при этом справляется с ними со всеми. — Скотт отпил кофе. — Рад был познакомиться с Роджером, лично посмотреть на него.

Розалин не ответила. К чему он клонит? — гадала она. Вопросы Скотта, как ей уже было известно, всегда имели двойной смысл.

— Роджер — славный парень, — продолжил он.

— О, я так рада, что вам он понравился, — ядовито улыбнулась Розалин. — Сегодня я буду спать спокойнее, чем всегда.

— Говорят, сарказм служит средством держать собеседника на должном расстоянии.

— Правда? — удивленно подняла она брови.

— Да, именно так. Вы не хотите, чтобы я расспрашивал вас о Роджере?

— Быстрее допивайте кофе.

Розалин изобразила еще один зевок, но на этот раз неудачно. Возможно, подумала она, его присутствие держит меня в напряжении.

Глядя на Скотта, Розалин ощущала смущение и возбуждение одновременно. И дело было не в его внешности. Разве мало она встречала привлекательных мужчин? И не в его богатстве и могуществе. Болезни уравнивают всех, и в больнице она убедилась, что социальное положение не самое главное в жизни.

Скотт, конечно, был умен, но умных тоже на свете немало. Так в чем же дело? В сочетании всех этих качеств? Ей хотелось понять это, решить сложную головоломку, чтобы не перехватывало дыхание всякий раз, когда она видела его.

Вместо этого Розалин почувствовала, что в ее защитной броне образовалась брешь.

— Вы давно с ним знакомы?

— Ах, вот в чем дело! Вы решили устроить мне допрос по поводу Роджера, хотя я не понимаю, какое отношение все это имеет к вам.

Скотт бесцеремонно разглядывал ее.

— Значит, я попал в точку. По-моему, вы поторопились с помолвкой. Не понимаю, что у вас общего с этим парнем?

Розалин раскрыла рот от удивления. Уж не ослышалась ли она?

— Не хотите ли вы сказать, что я должна была спросить вашего совета, прежде чем обручиться? — усмехнулась она, а Скотт недовольно нахмурился.

— Повторяю: ваш отец сейчас нуждается в вас. Могу только предположить, что Роджер специально нацепил вам это кольцо на палец, чтобы удержать в Лондоне.

— Роджер не нацеплял мне кольцо на палец! Вы считаете, что у меня своего ума нет?

— Женщины имеют привычку терять всякую связь с реальностью, едва зазвонят свадебные колокола…

— Что? — Розалин зло уставилась на него. — Пару дней назад я была образчиком тупоголовой карьеристки. Теперь внезапно становлюсь безмозглой дурой, теряющей разум из-за кольца на пальце. Что это значит?

— Вы преувеличиваете, — сдержанно отозвался Скотт.

— Я преувеличиваю? Вы пришли в мой дом без приглашения и пытаетесь читать мне лекцию о том, как мне устроить свою жизнь! И вы удивлены, что мне это не нравится?

Разве он не был мужчиной того типа, который она ненавидела? Мужчиной, который раздает приказания и высказывает свое мнение даже тогда, когда его не просят об этом? Она попыталась подумать о Роджере, представить его спокойное, славное лицо, но не смогла. Все ее воображение занимал Скотт Барфилд.

— Кроме того, я считаю вас и Роджера совершенно неподходящими друг другу в качестве супругов, — невозмутимо добавил Скотт.

Розалин чувствовала, что ее лицо горит огнем. Как он смеет? Мне тридцать четыре года. Я высококвалифицированный врач, а не полная идиотка! — возмутилась Розалин и сердито произнесла:

— Мне очень нравится Роджер. Нам хорошо вместе. Возможно, это не соответствует вашим представлениям о том, зачем люди женятся, но наши отношения — это наше дело. Доверие и дружба — вот качества, являющиеся основой брака.

Розалин хотелось повторять последние слова снова и снова, поскольку это успокаивало ее. Она не понимала, до чего ей нужны были постоянство и определенность в жизни, пока в нее не вошел Скотт Барфилд.

Прочные браки не зиждутся на диких взлетах и падениях, на агонии и экстазе. Спокойствие не может опираться на непредсказуемость. А она не знала покоя с тех пор, как вернулась в Шотландию. Все перевернулось вверх дном, все ее представления о доме, об отце, о своей лондонской жизни. Ей хотелось крикнуть Скотту, что она хочет вернуть то, что было, и Роджер поможет ей в этом.

— Вы говорите о браке как о деловом соглашении, — заметил Скотт. — Вы любите Роджера?

Розалин долго не отвечала. Затем тихо произнесла:

— А вы любили свою жену?

— Нет. Или, пожалуй, следует сказать: недостаточно любил. Сейчас она живет на другом конце света, и я счастлив от этого.

— Роджер и я прекрасно подходим друг другу, — сказала Розалин почему-то чувствуя потребность оправдываться. — Иметь жену-врача нелегко. Роджер это понимает. Он не жалуется, когда звонит телефон, и я мчусь в три часа ночи по срочному вызову в больницу. Не ноет, когда я в последний момент отменяю свидание.

— Чувство долга.

Розалин почувствовала сарказм в его голосе и немедленно отреагировала на него.

— Да. Именно так!

Она волновалась все больше и больше. Несколько недель назад Скотт Барфилд был всего лишь одним из имен в ее памяти, смутным воспоминанием о ком-то, живущем в той же части планеты, что и она. Сейчас он стал реальностью, от которой никак не удавалось избавиться.

— А как насчет страсти?

Она покраснела и отвела взгляд.

— Страсть тоже есть.

Розалин надеялась, что выдержанная ею пауза заставит Скотта поверить, что она говорит правду и только скромность не позволяет ей вдаваться в подробности. Что делать, если Роджер не самый темпераментный мужчина на свете! И она, кстати, тоже далеко не самая страстная женщина. Необузданное влечение она пережила много лет назад, когда встречалась с Джеймсом Ничем, и не была от этого в восторге.

— Кроме того, Роджер очень славный, надежный, верный… — Розалин подумала, какими бы качествами еще наградить его. — Он будет прекрасным мужем для любой женщины. — Она посмотрела на решительное, бескомпромиссное лицо Скотта. — Я вижу, что вы не согласны ни с одним моим словом. Тогда какого же мужчину вы бы выбрали для меня? Невежу? Хама? Того, кто все время делает замечания и требует, чтобы ему скорее подавали на стол?

Скотт скривил губы, сдерживая усмешку, и это разозлило ее еще больше. В конце концов, он начал этот дурацкий спор. Мог бы, по меньшей мере, серьезно выслушать ее. Если бы он ни был таким большим и сильным, она просто схватила бы его за шиворот и выставила за дверь.

— Это уже слишком, — заметил Скотт. — Я просто хотел сказать, что для Роджера вы очень сильная женщина. Признавался он вам в этом или нет, но ему нужна жена, которая родит ему детей и будет оставаться в тени, поддерживая его морально и эмоционально.

Слышать это почему-то было обидно. Значит, Скотт считает меня мегерой, решила Розалин. Уж не думает ли он, что я храню в сундуке кандалы и цепи, чтобы доставать их при каждом удобном случае?

— Я очень надежна. Роджер знает, что всегда может положиться на меня.

Скотт покачал головой и встал. Розалин наблюдала, как он прошелся по комнате, держа руки в карманах.

— Вы кончите тем, что подавите его волю. Если уже этого не сделали. Разве не так?

Он остановился напротив нее, наклонился и положил руки на подлокотники ее кресла. Розалин отпрянула, ей неожиданно стало душно. Все тело напряглось, и, когда он выпрямился, она вздохнула с облегчением.

— Сколько у вас было мужчин?

— Вы переходите всякие границы, Скотт Барфилд! — возмутилась Розалин. — Вы уже все сказали, что думаете о моем женихе. Продолжения не требуется!

— Меня не интересует, со сколькими мужчинами вы спали… Я хочу знать, со сколькими вы встречались. И со сколькими женщинами встречался Роджер? Вы знакомы с медицинского колледжа?

— Совсем необязательно долго выбирать, — пробормотала Розалин.

Ей было неприятно, что Скотт словно заставляет ее смотреть на себя со стороны, выставляя в неприглядном свете.

— О Боже! Да вам нужен такой же сильный человек, как вы сами!

Опять то же самое, вздохнула Розалин. Я вовсе не сильная! Но никто не знал об этом, кроме нее самой.

— Нет, — возразила она, — мне не нужен сильный мужчина, тут вы не правы. Мне нужен тот, с кем мне будет легко. Я возвращаюсь домой поздно вечером, без сил. И я не хочу, чтобы муж ворчал, что я не могу плясать перед ним.

Все неверно, подумала Розалин со страхом. Почему же выражение этого волевого лица, взгляд этих серых глаз заставляют меня усложнять положение, казавшееся таким простым?

— Вы говорили, что ваша жена была деловой женщиной, а вы предпочитаете уступчивых, склонных к компромиссу. Вот и мне нужен муж выдержанный, мягкий — словом, такой, как Роджер. Я считаю, что мне с ним повезло.

Скотт резко встал и провел ладонью по волосам. Сейчас, когда неприятный разговор, судя по всему, подошел к концу, Розалин не знала, радоваться ей или огорчаться.

— В таком случае примите мои самые искренние поздравления. — Скотт направился к двери, она последовала за ним. — Но, — спросил он, оборачиваясь возле выхода, — возбуждает ли вас Роджер?

Вопрос был задан настолько прямо и неожиданно, что Розалин даже не успела покраснеть. Голос Скотта звучал тихо, словно обволакивая ее, проникая сквозь кожу, превращая кровь в кипящую лаву.

— Думаю, вы скажете, что это не мое дело, — продолжил он, не дожидаясь ответа. — Или вы просто не станете отвечать, потому что устали и вам пора спать…

— Д-да… да, конечно, он возбуждает меня, — заикаясь, вымолвила Розалин.

Ее взгляд остановился на его лице, словно притягиваемый магнитом.

— Рад это слышать.

Скотт тоже смотрел на нее, и вся атмосфера вокруг них была словно заряжена энергией невысказанных слов. Каких слов? Розалин ничего не понимала, просто хотела как-то избавиться от этого наваждения.

— Значит, — сказала она, отступая, — я увижу вас, когда вы вернетесь в Шотландию.

— Надеюсь.

— Какие планы у вас на завтра?

— Обычные встречи, — неопределенно пожал плечами Скотт и вышел.

Наваждение рассеялось. Она посмотрела ему вслед и заперла дверь — на случай, если ему вздумается вернуться.

* * *

Проблема со Скоттом Барфилдом, думала она, укладывая в чемоданы одежду и медицинскую литературу, заключается в том, что он загадочен и непредсказуем. Подобен неуправляемой силе, оказавшись рядом с которой превращаешься в нечто подобное. А Розалин не хотелось выпускать свою жизнь из-под контроля. Ей нравилось видеть четко очерченные, легко обозримые горизонты, потому что это означало безопасность.

В Роджере не было скрытых глубин, неизвестных ей темных углов. Роджер был символом покоя. Возбуждение и страсть хороши, но не на каждый день. Надо было использовать этот аргумент, когда Скотт Барфилд делал свои едкие замечания. Следовало вести себя активнее, наступать…

Гораздо больше ей повезло на следующий день, когда она после обеда сообщила отцу о своей помолвке.

— Замуж выходишь, да? — Он бросил на нее обычный равнодушный взгляд. — Интересно, когда это ты все успеваешь!

— А ты полагал, что я закончу свои дни старой девой?

— Я полагал, что работа для тебя важнее всего.

Здорово, подумала Розалин. Опять я его разочаровала!

— Я не собираюсь бросать работу, папа.

— Нет? — Он сделал паузу и с любопытством посмотрел на нее. — Не могу представить тебя в фартуке, за который цепляются несколько малышей.

Розалин задышала чаще. Черт побери, снова начинается! У нее защипало глаза. Все время, находясь здесь, она была готова расплакаться.

— Ты всегда вела себя агрессивно, даже когда была маленькой.

Ну и что, подумала Розалин. А разве не этого ты хотел? Ты хотел сына, и лучшее, что я могла сделать, это походить на мальчика.

— Вечно сидела с книжками. Никаких кукол, никаких сладостей.

— Ты никогда не дарил мне кукол, папа, — грустно напомнила она. — Как я могла играть с ними?

Он был поражен ее ответом. Розалин и сама удивилась ему. Неужели они разговаривают? Она не помнила, когда они в последний раз по-настоящему разговаривали.

— Я хотел подарить тебе одну на день рождения, — ответил отец. — На пять лет. Пошел в магазин игрушек, но вместо этого накупил книжек. Твоя мать…

— Ее там не было, папа. Тебе нужно было купить мне куклу.

Теперь Розалин казалось, что все ее будущее зависело от тогдашней покупки куклы. Вместо книжек, книжек и еще раз книжек — только образовательных. К шестнадцати годам Розалин ничего не знала о домоводстве и прочем, что может пригодиться будущей женщине, но зато прекрасно разбиралась в климатических зонах, строении земли и физиологии человека.

Она встала и принялась убирать тарелки.

— И кто этот счастливчик?

Ей не хотелось говорить о Роджере. Лучше было беседовать об этой несуществующей кукле, которая могла изменить ее жизнь.

— Тоже врач. Терапевт. Его зовут Роджер. — Розалин старательно вымыла тарелки, потом села за кухонный стол с двумя чашками кофе. — Он очень добрый и умный. Папа, скажи мне что-нибудь. Как у вас было с мамой, когда вы поженились? Вас влекло друг к другу?

Будет в порядке вещей, подумала она, если отец откажется обсуждать эту тему. Но Розалин не собиралась отступать, ей хотелось переступить разделяющий их барьер.

— Странный вопрос, детка, — сказал он наконец, и по его голосу Розалин поняла, что их мысли совпадают. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что мне интересно, — вздохнула она. — Мне тридцать четыре года, и ты никогда не говорил со мною о маме.

Теперь Розалин чувствовала, что ей нельзя останавливаться. Но это было подобно прыжку через огонь, когда не знаешь, уцелеешь ли.

— Я почти не помню ее. У меня сохранилось мало ее фотографий. Пожалуйста, расскажи мне. Вы были счастливы вместе?

Розалин судорожно сжала в руках чашку, с горечью понимая, что уже настроилась на недовольство отца. Это было бедой всей ее жизни — она никогда не ожидала от него ничего хорошего. Но если Скотту Барфилду удалось сблизиться с отцом, то почему не удастся ей? Она, конечно, не мужчина, но ведь она его дочь. Его собственная плоть и кровь!

— Не знаю, что на тебя нашло, — ответил отец, внимательно глядя на нее, но Розалин не отвела взгляда.

— Желание знать, папа. Это волновало меня всегда, но я никогда не говорила об этом.

— Да, конечно, мы были счастливы, — сказал он негромко. Розалин молчала, ожидая продолжения, и оно последовало. — Я помню, что очень волновался, когда собирался жениться. Я знал, что поступаю правильно. Мы оба это знали.

— Правда?

Она коснулась кольца на пальце и подумала, что, решая, выходить за Роджера илинет, словно держала перед собой лист бумаги, разделенный на две колонки: за и против. Розалин приняла кольцо, как утопающий — спасательный круг, потому что все ее чувства были в смятении, а оно сулило спокойствие. Но время делало свое дело — заставляло задуматься.

— Не сомневайся. Она была очень хорошей женщиной, твоя мать. Славной, доброй, веселой. И разбила мне сердце, когда умерла. Никто не смог бы ее заменить, потому что больше таких, как она, нет. — Отец встал, его глаза увлажнились. — А теперь, Рози, достаточно, я пойду посижу в гостиной.

Позже Розалин принесла ему какао, и они молча смотрели телевизор.

— Когда твой молодой человек собирается познакомиться со мной? — спросил отец уже перед сном. — Как насчет следующего уикэнда? Не думаю, — продолжил он с неожиданным для него юмором, — что мне придется вносить поправки в свои напряженные планы, потому что мне нечего планировать.

— Хорошо, значит, в следующий уик-энд, — согласилась Розалин.

Итак, теперь все приобретало еще более конкретные очертания. Роджер приедет, чтобы получить благословение ее отца. Она немедленно позвонила ему, и они обо всем договорились.

* * *

В тот день Розалин носилась по магазинам и притащила домой две полные хозяйственные сумки с продуктами, из которых начала готовить ужин.

Роналд, за неимением других занятий, занялся нарезкой овощей для салата. Выполнял он это с особой тщательностью, поэтому у него всегда уходило в десять раз больше времени, чем у любого другого.

— Нам следовало бы пригласить Скотта Барфидда, нашего соседа, — заметил отец как бы между прочим.

Розалин посмотрела куда-то в сторону и равнодушно пожала плечами. Зачем? Она не видела его с момента возвращения из Лондона и уже начала думать, что Скотт оставил ее в покое. К тому же Розалин совершенно не нуждалась в его обществе, тем более в присутствии Роджера. Скотт ясно высказался о нем, и она не хотела больше слушать его рассуждения на эту тему.

Пускай отец посмотрит на ее жениха без предубеждения. И он наверняка ему понравится, просто не может не понравиться…

Так и вышло. Для начала Роджер привез с собой бутылку любимого отцом портвейна. А принадлежность к одной профессии позволила им легко найти общий язык.

Розалин успокоилась, слушая жениха и мысленно продолжая ставить крестики за и против. Главным образом — за. Да, он действительно очень приятный в общении мужчина, и да, они действительно подходят друг другу. А то, что думает об этом Скотт Барфидд, его личное дело!..

— Мне понравился твой отец, — сказал Роджер позже, когда они остались вдвоем.

На следующее утро отец то же самое сказал о Роджере.

Бомба взорвалась только днем, когда они втроем сидели в гостиной, разгадывая кроссворды и обсуждая последние публикации в медицинских журналах.

— Думаю, что вам, молодые люди, следует сегодня вечером немного повеселиться, — сказал отец, и Розалин удивленно посмотрела на него. — В конце концов, — продолжал он, завладев их вниманием, — вам скучно проводить вечер со мной, стариком. Покажи Роджеру Глазго, дорогая.

— Но я плохо его знаю, папа, — возразила Розалин. — Может быть, мы вместе съездим туда поужинать?

Она напрягла, память, припоминая какой-нибудь ресторан, но на ум шел только тот, куда ее водил Скотт. Но это исключалось, потому что он был там завсегдатаем, а Розалин не хотелось повстречать его.

— Что вы делаете обычно по вечерам в Лондоне? — спросил отец, откладывая в сторону газету.

Розалин подумала, что раньше он никогда не задал бы ей такого вопроса. Присутствие Роджера, несомненно, взбодрило отца, и она начала подозревать, что отсутствие нормального человеческого общения между ними все эти годы было, возможно, ее виной.

Роджер посмотрел на Розалин, а она — на него. Наконец она сказала:

— Ну, когда у нас обоих выпадает свободное время, мы обычно проводим его дома или ходим куда-нибудь поесть.

— В ваши годы, — мечтательно произнес отец, — мы с твоей матерью любили погулять так, чтоб дым стоял столбом. Вот, о чем я договорился для вас на сегодня.

— Вы гуляли так, чтоб дым столбом? Нашел время для признаний! — фыркнула Розалин.

Ее отец кивнул.

— Я позвонил Скотту, и он заедет за вами около половины десятого — покажет вам ночную жизнь Глазго.

— О Боже! — потрясенно выдохнула Розалин.

— Правда? — Роджер, похоже, заинтересовался. — Я не бывал в ночных клубах целую вечность. Это будет интересно.

— Я знал, что эта мысль придется вам по душе. — Отец с удовлетворением посмотрел на них. — Мы можем чудесно поужинать все вместе, а потом вы поедете развлекаться.

Сказав это, он снова уткнулся в газету, поставив их перед свершившимся фактом.

Это ужасно, подумала Розалин. Она не хотела никуда ехать со Скоттом Барфилдом, и менее всего — в ночной клуб. Что это вдруг нашло на отца? Он никогда не вмешивался в ее жизнь. А теперь, что — решил наверстать упущенное?

Розалин могла бы отказаться, если бы ее поддержал Роджер. Но тот снова занялся кроссвордом, и с его губ не сходила довольная улыбка.

Остаток дня прошел для нее как в тумане. Розалин готовила ранний ужин и пыталась сохранить присутствие духа, но сердце ее было не на месте. Она со страхом ждала половины десятого, когда должен был приехать Скотт.

— А ты не спросил у Скотта, может быть, у него есть другие планы? — с надеждой спросила Розалин отца.

— Не знаю, но он явно обрадовался возможности показать вам город, — ответил тот, пожимая плечами.

— А может быть, — не сдавалась Розалин, — мне стоит позвонить ему и отменить поездку?

— Ерунда, — ответил отец, ставя точку в разговоре.

Итак, в начале десятого Розалин удалилась в свою комнату и начала рыться в шкафу.

— Сойдет что угодно, — бормотала она себе под нос, но тем не менее выбрала одну красивую вещицу в серебристо-серых тонах.

Платье было коротким, без рукавов. Обычно Розалин носила его с черным бархатным пиджаком — получалось строго и даже элегантно. Сегодня она решила ограничиться одним платьем и дополнила наряд клипсами и колье из черного блестящего стекляруса. В туфлях на высоких каблуках и с распущенными волосами она выглядела необычно и весьма экстравагантно.

Это потрясет Роджера, подумала Розалин с усмешкой, и тут же поймала себя на мысли, что больше ее заботит реакция Скотта.

Когда она вошла, ее отец, Роджер и уже приехавший Скотт замолкли. Вот так, решила Розалин, выглядит появление на сцене примадонны. Она видела, как это получается у других женщин, но считала, что ей не дано играть в подобные игры. И сейчас, когда на нее уставились три пары мужских глаз, усомнилась, правильно ли поступила, одевшись таким образом. Розалин смотрела на Роджера, но чувствовала на себе взгляд серых глаз Скотта, скользящий по ее телу. Интересно, находит ли он ее привлекательной или же считает нелепой?

Роджер первым нарушил тишину, с восторженным восклицанием бросившись к ней. Потом, одобрительно хмыкнув, подал голос отец. Скотт последним высказал свое мнение — по пути к машине прошептал ей на ухо:

— Очень сексуально. Лучше не говорите никому, что собираетесь работать здесь врачом. А то все сбегутся к вам на прием.

— Ха-ха, — пробормотала Розалин в ответ, но комплимент ей понравился.

Ночной клуб оказался скорее джаз-клубом. В нем было темновато, но уютно. Столики окружали танцплощадку и оркестр, игравший на небольшом возвышении с краю.

Место, вне сомнений, пользовалось чрезвычайной популярностью. Бар был переполнен, хотя за столиками обслуживали официанты, и на танцплощадке было не протолкнуться.

Множество хорошо одетых мужчин и женщин, и никакого буйства, которое у Розалин ассоциировалось с ночными клубами. Когда они усаживались за столик, она решила, что как-нибудь переживет этот вечер, тем более что благодаря присутствию Роджера ей не придется общаться со Скоттом один на один. К тому же музыка играла достаточно громко, чтобы исключить возможность интимной беседы.

Розалин вздохнула почти спокойно, когда к ним подошла группа людей. Двое мужчин и пять женщин, все веселые, смеющиеся, но не пьяные. И конечно же они оказались знакомыми Скотта. Женщины все, как на подбор, были стройными, длинноногими, в коротких платьях и с распущенными волосами. Интересно, подумала Розалин, именно такие ему нравятся?

Одна из них, с длинными темными волосами и в очень узком красном платье, явно заинтересовалась Роджером. К тому времени, когда группка распалась, Розалин обнаружила, что жениха нет рядом — тот танцевал с длинноногой брюнеткой.

— Вы не предупредили меня, что будете не один, — сказала Розалин Скотту, оставшемуся с ней за столиком.

Чтобы лучше ее слышать, он пересел поближе, положив локоть на стол и опершись на руку подбородком.

— Вообще-то, — сказал он, — я договорился пообедать кое с кем из этой компании, но, увы…

— Другими словами, вы отменили обед, чтобы развлекать нас с Роджером, да?

— Я слышу в вашем голосе праведный гаев, — удивленно поднял бровь Скотт.

— Это мой отец заставил вас так поступить?

— Нет.

Скотт посмотрел ей в глаза, и на какое-то время слова стали не нужны. Все вокруг словно смолкло, кроме звука бешено стучащего сердца Розалин.

Потом он оглянулся в сторону танцплощадки, и все вернулось на свои места.

— Разве вам не нравится здесь? — спросил Скотт. — А вот Роджеру определенно по душе это заведение.

Розалин посмотрела на жениха, который, похоже, и в самом деле наслаждался жизнью, танцуя весьма раскованно.

— Он чувствует себя здесь как рыба в воде, — вкрадчиво сообщил Скотт, и она пристально посмотрела на него, скорее уловив, чем расслышав тайный смысл его слов.

— Впервые вижу его таким… оживленным, — сказала Розалин, не найдя лучшего определения.

— У каждого есть свои скрытые стороны, вам не кажется? — произнес он, беря ее руку в свою.

Розалин задумалась над его словами. Уж не ее ли он имеет в виду?

— Не хотите потанцевать? — Скотт поднялся и, видя ее замешательство, добавил, наклонившись к ней: — В конце концов, я ведь обещал вашему отцу, что вы не будете скучать.

6

— Если бы Бетси не вернулась одна в конюшню, мне и в голову не пришло бы искать тебя, Скотт! О чем ты думал, садясь на эту кобылу?

Скотт не ответил. Он осторожно освободился от рук своего управляющего и попытался самостоятельно добраться до кровати.

Зачем Майк нашел меня, позорно лежащего в канаве, промокшего до нитки, с болью во всем теле, раздраженно думал Скотт. Лучше бы я оставался там и дальше, ожидая, пока боль пройдет.

— Строптивая кобыла. Самая строптивая в конюшне, — приговаривал Майк, снимая со Скотта мокрую одежды и поднося ему стакан воды и две таблетки обезболивающего.

— Ты мне еще будешь рассказывать, — проворчал он, морщась от боли.

— Если ты хоть немного смыслишь в лошадях, то должен был бы знать, что это безумие — выезжать на Бетси, особенно ночью да еще в такую погоду!

Скотт лежал, закрыв глаза и прикидывая, получил ли он серьезные увечья. Вряд ли ему захочется сесть на лошадь в ближайшее время. И если сейчас не сменить тему, то Майк будет говорить о лошадях до бесконечности.

— Когда выезжал, дождя не было, — пробормотал он, оправдываясь.

— Ты слышал прогноз? — спросил Майк, останавливаясь возле кровати.

— На что он мне сдался, — ответил Скотт. — Я что, метеоролог!

— Ладно, дружище, давай без сарказма.

Отношение Майка заставляло его чувствовать себя мальчишкой. И дело было в том, что управляющий говорил чистую правду. На кой черт его понесло ездить верхом, вечером, да еще перед дождем?

Конечно же Скотт знал ответ, и это заставило его громко стонать.

— Надо вызвать врача, — тут же откликнулся Майк.

— Нет! — Скотт открыл глаза и посмотрел на управляющего, который суетился вокруг него, как наседка возле цыплят, и сказал спокойнее: — Не стоит беспокоиться. Просто немного ушибся.

Невозможно было представить ничего хуже, чем появление доктора Розалин Паркер, с чемоданчиком в руке, у его бесчувственного тела. А ведь все произошло по ее вине! Мелькнула дурацкая мысль, что можно избавиться от размышлений о ней, если проскакать несколько миль верхом по окрестным полям.

— А если что-нибудь сломано?

— Если бы я что-то сломал, то понял бы это, не сомневаюсь.

— Может быть, вывих.

— Все будет в порядке, когда я высплюсь, — сказал Скотт. — Самое лучшее, что ты можешь сделать, это оставить таблетки и воду возле кровати, а потом отправляйся домой.

Тем более что до дома недалеко, подумал Скотт. Майк был типичным холостяком, его жизнь и любовь принадлежали лошадям, которых он разводил.

— Ты уверен, что обойдешься без врача? — спросил еще раз управляющий, и Скотт утвердительно махнул рукой.

Дверь тихо закрылась, и он остался один, погруженный в свои невеселые мысли. Было глупо скрывать от себя, что доктор Розалин Паркер волновала его. Каким-то образом ей удалось проникнуть сквозь его защитную оболочку, и это сводило Скотта с ума.

Он поехал в ночной клуб с благими намерениями познакомить Розалин и Роджера с той жизнью, которой они были лишены из-за бесконечных ночных дежурств, капельниц и прочего. И весь вечер страдал от ревности.

Скотт начал злиться с той минуты, когда Розалин сказала ему, что Роджер понравился отцу. Потом это ее платье и распущенные волосы — она постаралась выглядеть посексуальнее для своего жениха. Внутренний голос нашептывал ему, что Розалин ждет не дождется дня, когда сможет вернуться в Лондон, чтобы начать строить планы совместной жизни с Роджером, бросив отца, бросив приемную, бросив его…

Эта мысль неделю не оставляла Скотта. И он попытался убедить себя, что ему не нужна такая правильная и безупречная женщина, как Розалин.

Пускай себе живет своей жизнью. Всегда можно найти врача на ее место. Разве необходимость не является матерью изобретательности? И если замужество станет для нее кошмаром, то это ее вина. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Скотт старался рассуждать здраво, но образ Розалин стоял перед глазами, мешая думать о чем-либо другом. Я хочу ее, думал он с досадой. Я хочу ее, и неважно, в чем причина: в любопытстве или в чем-то еще.

Казалось бы он должен был извлечь уроки из своего прошлого брака. Кем-кем, а дураком он не был, так почему же его так интересовала эта женщина?..

Скотт прикрыл глаза рукой, стараясь заснуть. Но тут раздался стук в дверь.

— Что такое? — спросил он раздраженно.

Майк надоел ему своей заботливостью и своими рассказами о лошадях еще тогда, когда Скотт был маленьким.

Дверь отворилась, и на пороге появилась Розалин Паркер.

— Меня вызвал ваш управляющий, — сказала она, глядя в темноту и часто моргая.

— Я же ему сказал, что не надо никакого врача! — воскликнул Скотт, включая ночник.

— Все равно здесь слишком темно, — сказала она и зажгла верхний свет.

За это предательство Майк заплатит позже, решил Скотт. Но заплатит обязательно. А Розалин тем временем поставила чемоданчик на кресло и подошла к нему.

— Вам не нужно было приходить, — пробормотал Скотт. — Майк сказал, что случилось?

— Да, вас сбросила лошадь. — Розалин присела на край кровати. — Я должна осмотреть вас и убедиться, что ничего не сломано.

— Никаких переломов нет!

Он представил, как лежит перед ней полуобнаженный, и покачал головой. То, что происходило, не вписывалось в его сценарий. Скотт чувствовал себя на редкость глупо.

— Думаю, — сказала она, глядя ему прямо в лицо, — что я лучше разбираюсь в этом.

Розалин отвернулась, снимая пиджак. И Скотт мог рассматривать ее открытую шею, изгиб плеч. Тонкий шерстяной джемпер подчеркивал формы тела.

— Ладно.

Он смотрел в потолок, пока она, откинув одеяло, ощупывала опытными пальцами его ноги. Почувствовав эти пальцы на своих бедрах, Скотт стиснул зубы и попытался думать о чем-нибудь постороннем. Но не удержался и бросил быстрый взгляд на ее грудь, обтянутую джемпером, затем тут же снова отвел глаза.

— Как это произошло? — спросила она.

— Было скользко.

— Но ведь дождь лил несильно, не так ли?

— К тому же было темно, — напомнил Скотт. — Кобыла словно взбесилась.

— Да, ваш управляющий сказал мне, что вы взяли одну из самых непослушных лошадей… Так, ничего серьезного, только ушибы. — Она укрыла его одеялом. — А теперь снимайте майку. Вы могли сломать ребро, даже не заметив этого.

— Вы считаете, что чувствительность у меня равна нулю?

Скотт ощущал себя полным идиотом. Владелец конюшни, не знающий, какая лошадь не годится для ночной прогулки под дождем!

— Разве я так сказала? — удивленно подняла брови Розалин.

Да, джемпер обтягивал ее тело, совершенно не скрадывая замечательных форм. Прекрасная грудь, подумал Скотт.

С немалым трудом стянув майку, он откинулся на подушках и представил, как она в свою очередь снимает джемпер. Но тут же прервал себя, подумав, что Роджер, возможно, проделывал это много раз — медленно раздевал ее, бесстыдно разглядывая.

— Удивляюсь, — сказала она, ощупывая его торс, — как вы упали. Вы же не новичок, должны были предполагать, как поведет себя лошадь. Что же случилось?

Зубы заговаривает, решил он. Врачи любят это дело. Вроде того, как болтают, прежде чем загнать в задницу шестидюймовый шприц. Что ж, может, действительно будет лучше, если она станет вести себя как врач. А может, пусть лучше покраснеет? Пусть хоть как-то реагирует на него, даже в столь необычных обстоятельствах. Скотт покачал головой, злясь на самого себя.

— Ну, — поторопила его с ответом Розалин.

— Что — «ну»?

— Лошадь, она вела себя спокойно?

— Поначалу да. А потом, должно быть, чего-то испугалась. Когда она промчалась мимо окон Майка без седока, тот забеспокоился. Да нет, лучшей лошади быть не может! — Скотт заметил, как она подавила улыбку. — Просто я не такой уж опытный наездник, несмотря на все усилия сделать из меня такового, причем с самого раннего возраста.

Теперь Розалин улыбалась в открытую. Насмехается, подумал он.

— Вы были правы, ничего не сломано. Только ушибы. Боль пройдет через пару дней. Принимайте обычные обезболивающие таблетки.

— Я привык к ушибам.

— Не сомневаюсь, Скотт.

Она встала и принялась укладывать свой чемоданчик. Глупо, конечно, но неожиданно он попросил ее остаться.

— Да, но мне…

— Пожалуйста, — выговорил Скотт и обрадовался, когда Розалин снова села рядом с ним.

Надо вынудить ее остаться, умолить — неужели она откажет? Но зачем? Ведь ни одна женщина в мире еще не доставляла ему такого беспокойства.

— Ладно, но только на минутку.

— Почему у меня такое ощущение, что вы терпеть меня не можете? Почему вы ведете себя так, словно общаетесь с прокаженным? — спросил Скотт.

Розалин с удивлением посмотрела на него.

— Вы нормально себя чувствуете? Это просто шок от падения…

— Я чувствую себя нормально, и шока у меня нет, так что не нужно этого вашего утешающего докторского голоса… И не нужно нервничать.

— Разве я нервничаю?

— Да. Посмотрите, как вы сидите. Словно в любую минуту готовы вскочить и убежать. Честное слово, я не преувеличиваю.

— Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, — рассмеялась Розалин.

Однако Скотт заметил, что она по-прежнему была напряжена. Лицо спокойное, а пальцы то судорожно сжимаются, то разжимаются. Но почему? Почему она трепещет, словно пойманная в силки птица? Ведь она не прикидывается, ей и впрямь не по себе в его присутствии. Где там наш Роджер? От воспоминания о Роджере у Скотта застучало в висках.

— Возможно, вы и правы, — выдавил он. — Может быть, у меня шок. Но мне нужно чье-то общество…

— Я могу позвать управляющего, — предложила Розалин.

— Нет-нет, не надо. Майк уже достаточно поволновался сегодня. — Скотт закрыл глаза и постарался принять позу, не настораживающую ее. Нужно, чего бы это ни стоило, удержать ее, подумал он. — И Майк не молодеет.

— Он здесь уже давно? — спросила Розалин. Почему она такая вежливая?

— С тех пор как мне исполнилось четыре года. Майк — моя правая рука. Я только подписываю чеки.

— Хорошо, надо будет на обратном пути сказать ему, что с вами все в порядке. Он беспокоился о вас.

— Снова вы за старое! — воскликнул Скотт, открывая глаза. — Пытаетесь сбежать. Неужели нельзя вас попросить о пустяке — составить компанию? Поговорите со мной, расскажите мне о вашем отце. Как он? Как дела насчет замены?

В дальнейшем, подумал он, нужно будет иметь дело исключительно с пустоголовыми вертихвостками. Может быть, интеллекта у них и не достает, зато не чувствуешь себя полным болваном, неспособным контролировать свои эмоции.

— Мы еще не нашли замену, — сказала Розалин. — А папа прекрасно себя чувствует.

— Он вместе с вами ведет прием?

Скотт старательно избегал встречаться с ней взглядом. Однако заметил, что на Розалин не было лифчика — должно быть, она покинула дом в спешке. Не по зову сердца, а, увы, следуя профессиональному долгу.

— Иногда. Но, что удивительно, он в последнее время пристрастился к готовке. Отец считает, что таким образом разрабатывает правую руку. А еще он увлекся бриджем. Его приятели, все пенсионеры, собираются дважды в неделю в местном клубе. Он там был пару раз, и ему понравилось.

Розалин заметно расслабилась. Но это пока разговор не касается ее лично, подумал Скотт. Как только он вторгнется в ее частную жизнь, она замкнется. Почему?

— А дома как он себя ведет?

Розалин смотрела куда-то в сторону.

— Можно сказать, что мы постепенно привыкаем друг к другу.

— Не было счастья, так несчастье помогло, да? Получается, что инсульт отца пошел вам обоим на пользу.

Скотту очень захотелось взять руку Розалин и положить на ту часть своего тела, которая больше всего реагировала на ее присутствие. Это наверняка прочистило бы ей мозги.

— Мы как-нибудь сами разберемся в наших взаимоотношениях. Вам уже лучше? Вы вроде бы порозовели.

— Вы остались только из-за моего самочувствия? — спросил Скотт. — Могли бы придумать другой повод, чтобы поболтать со мной немного.

Неужели он покраснел? Слава Богу, что она не может читать его мысли!

— Да нет, я не против того, чтобы поговорить с вами просто так, — смутилась Розалин.

Не против… Только и всего? Самолюбие Скотта было задето, и он задумался, каким образом расшевелить ее. Но знал, что сейчас находится не в лучшей форме.

— А как Роджер? — спросил он.

— Прекрасно.

Она настороженно посмотрела на него, и Скотт не мог осуждать ее за это. Когда он упоминал о Роджере, в его голосе неизбежно проскальзывали нотки ревности — чувство, о котором Скотт раньше и не подозревал. Да, определенно Розалин выходила за рамки его хорошо организованного мира.

— Вы думали о том, о чем я говорил с вами?

Розалин явно растерялась, не понимая, что он имеет в виду.

— Относительно того, чтобы остаться здесь, пока не решится вопрос, кто будет вести прием вместо вашего отца, — пояснил Скотт. — Не знаю, как там насчет Роджера, но полагаю, у вас есть дочерний долг перед Роналдом. И вообще… — Он понимал, что говорить этого не следует, но сказал: — Вы и так достаточно долго избегали общения с ним.

— Надеюсь, вы не пытаетесь давить на меня, — сердито заявила Розалин, наклоняясь к нему, что было совсем уж нестерпимо.

Скотт едва не застонал и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Я хочу знать, что вы считаете главным.

— Какое вам дело до этого? — возразила Розалин.

— А вам не кажется, что вы всю свою жизнь провели, убегая от себя, и ваше возвращение в Лондон сейчас, когда ваш отец нуждается в вас, означает продолжение этой традиции?

— Я никогда ни от кого не убегала!

Но по ее голосу было ясно, что она далеко не так уверена в своих словах, как хочет показать.

— Ваша жизнь дома была далека от идеала, поэтому вы сбежали. Вы спрятались за учебниками, потом за работой. У вас была неудачная связь с кем-то, когда вы были молоды, ведь так? Потом вы нашли себе замечательного Роджера… Когда ты прекратишь бежать от себя самой Розалин? Когда сможешь сама решать свои проблемы?

— Ты ничего обо мне не знаешь! — воскликнула Розалин раздраженно, но теперь она хоть смотрела на него.

— А кто знает? Ты кого-нибудь пускаешь в свою жизнь?

— В чем дело, Скотт? Неужели я не вижу, что ты пытаешься вынудить меня остаться здесь. И ты считаешь меня эгоисткой: я не навещала отца, я делала карьеру, вместо того чтобы рожать детей и ублажать мужа.

Скотт глядел на нее, не зная, что и подумать. Розалин была как огонь, как бушующее море, как природная стихия, которую невозможно усмирить.

— Когда ты возвращаешься в Лондон? — резко спросил он.

— Не знаю. Возможно, на следующей неделе. Мне нужно понаблюдать за тремя пациентами… Но не думай, что кольцо вынудит меня вернуться в Лондон раньше, чем найдется достойная замена отцу.

— Рад слышать, — проворчал он.

Напоминание о кольце так разозлило Скотта, что ему захотелось сорвать его с ее пальца и зашвырнуть куда подальше. Бегать и прятаться — вот ее сущность! Розалин занималась этим всю жизнь. Неужели она сама этого не понимает?

— Вот и хорошо. А теперь мне пора идти.

Розалин встала, но он протянул руку и рывком усадил ее. Скотт действовал инстинктивно, желая лишь одного — удержать ее. И еще ему нравилось чувствовать ее запястье своими пальцами.

— Что ты делаешь? — Розалин попыталась освободиться, но тщетно. — Отпусти немедленно! — потребовала она.

— Нет!

— Что?!

— Я сказал «нет». Я не отпущу тебя, потому что мне надо еще кое о чем поговорить с тобой.

Скотт попытался улыбнуться. Никогда прежде ему не доводилось играть в такие игры, где правил не существовало. Ни разу ему не хотелось, чтобы женщина просто поговорила с ним. Неудивительно, что Розалин изумленно уставилась на него.

— В чем дело?

Он почувствовал, как кожа под его пальцами стала слегка влажной.

— В прошлую субботу… — начал Скотт, потому что это было первое, что пришло ему на ум.

— Что — «в прошлую субботу»?

— Я хочу признаться, что затащил вас с Роджером в тот ночной клуб с определенной целью.

— Ты специально это сделал?

— Да. Твой отец позвонил просто, чтобы поболтать, потом упомянул, что на выходные приезжает Роджер. Тогда я предложил показать ему наш чудесный город. Чего ему сидеть в четырех стенах, раз есть возможность весело провести время?..

Тогда это показалось Скотту чертовски умной затеей, и он считал свой поступок во благо. Ведь все познается в сравнении, не так ли? — рассуждал он. Зачем Роджеру вступать в семейную жизнь, не изведав всех прелестей холостяцкой жизни? Во всяком случае, в тот момент ситуация виделась Скотту именно такой. Только позже он понял, что его мотивы были не столь чисты.

Розалин смотрела на него, раскрыв рот от удивления.

— Но ведь, едва познакомившись с Роджером, ты прочел мне целую лекцию о том, что он скучный и не умеет развлекаться. Так почему вдруг решил показать ему ночную жизнь?

Скотту захотелось, чтобы она замолчала. Он вспомнил предание о том, что гонца с плохими вестями раньше казнили. Однако оседлав любимого конька, уже не мог отступить.

— Роджер скучен, потому что даже не представляет, как можно весело проводить время. У него нет просто никакого опыта.

— И тогда ты решил показать ему обратную сторону жизни, так? Широкий благотворительный жест Скотта Барфилда! И с той длинноногой брюнеткой ты тоже договорился?

— Не говори глупостей!

— Знаешь что! — Глаза Розалин сверкали гневом. — Прекрати совать свой нос туда, куда тебя не просят!

— А что, Роджер изменился после той вечеринки? — Вопрос был задан шутливым тоном, но в ответ он увидел в ее глазах беспокойство. — Я прав?

Розалин проигнорировала слова Скотта, но ее щеки покрылись предательским румянцем.

— Я учила тебя жить! Я говорила тебе о том, какие женщины тебе подходят, — а ты рассматриваешь их только в качестве партнерш в постели! Нет, никто не имеет такого права! Почему тогда ты считаешь меня дурой, которая не знает, что ей нужно?

— Ты отнюдь не дура, и ты прекрасно знаешь, что делаешь, если речь идет о твоей работе. Но во всем остальном — наивное дитя.

Боже, догадывается ли она, как прекрасна в минуты гнева? С этими горящими щеками и сверкающими глазами? Скотту показалось, что он находится где-то в заоблачных высях, где сам воздух другой и окружающие предметы принимают новые очертания.

— О, ведь тебе же все известно! Ты так прекрасно разбираешься в человеческой природе, что не смог сохранить даже свою собственную семью!

Розалин с презрением посмотрела на него. Однако Скотта нисколько не задели ее слова, хотя, если бы это сказал кто-то другой, реакция была бы совсем иной…

— Ты совершенно права. На первый взгляд мы с Ребеккой вполне подходили для совместной счастливой семейной жизни. Оба образованные, оба преуспевающие, любящие свое дело. Но на самом деле мы существовали в параллельных мирах, которые не пересекаются, поэтому наш брак был обречен.

Скотт поглядел на Розалин, подозревая, что той не терпится снова перевести разговор на Роджера. Неизвестно почему, но тема брака захватила его. Сейчас он считал просто необходимым раскрыть ей глаза на то, что их ждет, если они поженятся. Она должна была это понять.

— Ты только посмотри на вас с Роджером, Розалин, — быстро сказал он. — Теоретически вы подходите друг другу, и я не сомневаюсь, что он очень удобный партнер. Но какую цену ты заплатишь за это удобство?

Скотт слегка ослабил хватку, все еще не выпуская запястья Розалин. Ей, возможно, не хочется сидеть тут и слушать его, но не может же она не замечать, насколько он искренен с ней!

— А что плохого в том, чтобы ощущать себя в безопасности? — прошептала она. — Я выросла, не зная своего отца! Независимость и умение полагаться только на себя были мне навязаны. Разве это преступление — стремиться к миру и спокойствию?

Скотту захотелось встряхнуть ее. Вместо этого он глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее:

— Безопасность может обернуться прутьями решетки. Она может загубить естественное стремление к счастью.

— Не желаю этого слушать!

Розалин высвободила руку и закрыла ладонями уши. Но видимо, сочла этот жест детским и почти тотчас же уронила руки.

— Дело в том, что я считаю Роджера вообще не видевшим жизни, — пояснил Скотт. — Вспомни, как он вел себя в ночном клубе. Он словно в первый раз позволил себе отбросить все дела и просто отдохнуть.

— Я не мешаю Роджеру отдыхать. И я не виновата в том, что моя жизнь более связана с работой, чем его. Мы оба врачи, но моя область деятельности требует больше времени.

— А ты, Розалин? Ты видела жизнь? Или же все поставила на то, чтобы стать врачом?

Равносильно тому, чтобы спрашивать у кирпичной стены, подумал Скотт. Ему все уже было ясно. Так почему она не видит очевидного? Она хочет, чтобы ее жизнь не омрачали никакие случайности, но ведь так не бывает!

— Это нечестно! — воскликнула Розалин.

— Ошибаешься, Розалин, и я прошу тебя посмотреть правде в глаза и понять, чего ты ждешь от жизни. Одно дело — принять решение рассудком. Но это решение никогда не будет удачным, если не поддержано сердцем. Ты можешь признать откровенно, что этот брак является хорошей затеей?

Неожиданно для себя Скотт понял, что его слова звучат ханжески. Был ли он когда-либо в своей жизни ханжой? Нет, насколько он себя помнил. Он вообще никогда и ни с кем не говорил на подобные темы. По его убеждению, взрослые люди имеют право ошибаться, а добрые советы редко приносят пользу.

— Мне кажется, что ты была настолько поглощена карьерой, что большая часть жизни прошла мимо тебя.

Скотту самому стало противно от этой доморощенной мудрости и захотелось отвести взгляд.

— Иными словами, ты считаешь меня скучной, — услышал он словно издалека голос Розалин. — Ты полагаешь, что я — «синий чулок», который не знает ничего, кроме своей работы. Почему бы тебе прямо так и не сказать? Зачем ходить вокруг да около?

О чем она говорит? Слова не достигали его ушей. Скотт следил за движением губ Розалин, пытаясь по ним уловить смысл сказанного.

— У тебя красивые губы, — пробормотал он.

— Что? — удивленно посмотрела на него Розалин.

— Твои губы. Они очень чувственные. — Скотт протянул руку и, волнуясь словно подросток, привлек ее к себе.

В глазах Розалин мелькнула паника, и она попыталась освободиться. Но было и что-то другое, что отразилось в ее взгляде. Розалин прошептала «нет», но зеленые глаза горели желанием. Страх, вот в чем было дело. Она страшилась своих чувств!

— Не надо ничего бояться.

Его голос прозвучал сдавленно, и ответа не последовало, потому что в этот момент их губы встретились. Скотт опасался, что она отпрянет. Но этого не произошло, и он ощутил прилив возбуждения, которого никогда не испытывал раньше.

Розалин закрыла глаза и упала на подушки. Скотт покрыл ее шею легкими, нежными поцелуями, чувствуя, как учащается ее дыхание.

— Не надо, — простонала она. — Ты сам не знаешь, что делаешь. Мы оба не знаем, что делаем.

— Я знаю.

Его голос звучал тихо и прерывисто. Впервые в жизни Скотт не владел собой. Эмоции взяли над ним верх. Такого еще не бывало никогда.

Он провел языком по ее уху, и Розалин застонала от наслаждения.

— Пожалуйста, Скотт… мы не должны…

Скотт снова услышал страх в ее голосе. Но сейчас желание пересиливало его. Оно рвалось у него изнутри, и он поцеловал Розалин сильнее, чтобы не дать опомниться.

— Хочешь, чтобы я остановился? Ну-ка, скажи это…

Он провел рукой по бедру Розалин, чувствуя дрожь ее тела.

— Нет, — прошептала она. — Я хочу тебя.

7

Вот она и всплыла, постыдная правда, которую Розалин тщетно скрывала от себя. Неожиданное открытие заставило ее почувствовать себя обнаженной, беззащитной. Разве не этого она всегда боялась? Что мужчина, нависший сейчас над ней, заставит изменить все устоявшиеся представления о жизни?

Розалин посмотрела на Скотта и отвела взгляд. Внутри нее словно разом вспорхнула тысяча колибри, трепеща крохотными крылышками.

— Я выключу свет, — хрипло сказал Скотт, но она быстро встала.

— Не надо. Я выключу сама.

Ей не терпелось погрузиться в темноту, чтобы скрыть свой страх перед тем, что должно было случиться. Она была сама не своя, но не могла бороться с неизбежным.

Скотт не заставит ее силой переспать с ним, Розалин это знала. Но бегство не спасет ее, потому что она будет все равно испытывать это бесстыдное желание и рано или поздно снова окажется в сходном положении. Скотт был прав, когда говорил, что она провела всю жизнь, прячась от самой себя.

Розалин села на кровать рядом с ним, предвкушая наслаждение и испуганная собственным безрассудством.

— Ты не передумала? — тихо спросил Скотт.

— Это… это нехорошо… Я помолвлена…

Помолвка когда-то казалась ей правильным поступком. Но сейчас Розалин видела, что это была всего лишь судорожная попытка сохранить свой привычный мирок. Она попыталась думать о Роджере, но даже не смогла представить его лица. Мужчина, находящийся рядом с ней, полностью завладел всеми ее помыслами.

— Ты совершила ошибку, почему бы не признать это? Ты не можешь цепляться за Роджера в надежде, что он удовлетворит все твои эмоциональные потребности.

— Тебя это не касается!

— Разве?

— Это сумасшествие, — прошептала Розалин.

— Почему? Почему это сумасшествие? Потому что прежде такого с тобой не случалось?

— Потому что…

Розалин прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Почему это было сумасшествием, она не могла объяснить, просто знала, что это так.

Скотт притянул ее к себе.

— Раздень меня, — прошептал он ей на ухо. Голос его звучал тихо, но властно. Или же это ее руки подчинялись собственным внутренним командам?

Розалин, дрожа и смущаясь, сняла со Скотта майку и трусы. Ей стало жарко, когда ее пальцы случайно коснулись напряженной мужской плоти.

— Розалин, — пробормотал он, — я хочу, чтобы ты видела, что делаешь.

Она послушно опустила взгляд и была потрясена тем, что предстало ее взору. Ночник был выключен, но серебристого света луны оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть совершенное тело Скотта — стройное, мускулистое. Казалось, Розалин впервые видела обнаженного мужчину.

Словно во сне она начала снимать джемпер, но он остановил ее.

— Не спеши. Я хочу, чтобы этот миг длился вечно.

Розалин замерла в нерешительности, не зная, как ей быть. Она не привыкла превращать обычный акт раздевания в своего рода спектакль. Вся ее жизнь словно пронеслась перед мысленным взором. Но тут он хрипло проговорил:

— Мы с тобой двое сумасшедших в этом сумасшедшем мире. Так давай же наслаждаться друг другом!

Розалин медленно встала и сняла джемпер, затем юбку, движениями словно лаская себя. Она не стыдилась своего тела, зная, что несмотря на возраст, выглядит совсем неплохо. Но Скотт не подросток, впервые видящий обнаженную женщину, и среди его подруг, надо полагать, были ослепительные красавицы. Она бросила на него робкий взгляд из-под ресниц, в поисках признаков недовольства на лице. Но Скотт улыбался, разглядывая ее, и Розалин ощутила небывалый прилив сил. Странно, но ей казалось, что все это происходит не с ней.

Когда Скотт увидел ее обнаженные груди, он застонал от желания.

— Я уже не юная девочка, — прошептала она, скользнув к нему в постель.

— Ты — лучшее, что я когда-либо видел, — ответил Скотт, обнимая ее. Он поцеловал ее возле уха, потом скользнул губами по шее. — Я хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну женщину.

Взгляд Скотта гипнотизировал ее, тело все сильнее реагировало на прикосновения его рук. А когда пальцы Скотта нежно касались самых сокровенных мест, судорожно переводила дыхание.

Розалин прижалась к нему, трепеща и изнемогая от желания. Он склонил голову над ее грудью, лаская языком соски, потом припал к ним губами — сначала к одному, потом к другому.

Занималась ли она когда-нибудь любовью по-настоящему? — подумал Скотт. Похоже, что нет. Во всяком случае, не так.

Тело Розалин словно жило собственной жизнью. Когда он отпустил ее соски, чтобы продолжить путь вниз, Розалин продолжала ласкать их сама, поглаживая пальцами. Она больше не была доктором Розалин Паркер. Она стала диким, необузданным созданием и не узнала бы саму себя, если бы увидела со стороны.

Когда Скотт наконец вошел в нее, она изнывала от нетерпения и страсти, и их ритмичные движения сразу совпали…

Много позже, когда до Розалин дошел смысл случившегося, она повернулась к Скотту и прошептала:

— А что будет дальше? Я имею в виду…

Ею снова овладело смятение, снова грыз червячок сомнений, не позволяющий взять себя в руки.

Скотт погладил ее по щеке.

— Полагаю, что тебе нужно разорвать помолвку с Роджером. Разве не так? — И замер, ожидая ответа.

— Да, я так думаю.

— Только думаешь? — хрипло рассмеялся он.

— Я чувствую себя такой виноватой… — пробормотала Розалин, пряча лицо на его груди. — Я просто-напросто забыла о последствиях. Это на меня не похоже. Я всегда нахожу в себе силы остановиться…

— Всегда?

— Таков уж мой характер.

Но она уже сама не знала, какой у нее характер. С той минуты, как встретила Скотта Барфилда, она вела себя непредсказуемо. Она, взрослая женщина, оказалась полностью во власти постороннего человека! Возможно, сказала себе Розалин, причиной этому стала непривычность ситуации. Она не помнила, чтобы отец ее чем-нибудь болел, никогда отношения с ним не выходили за строго обозначенные рамки. Все заранее было известно. Поэтому случившееся было исключением из правила. Эта мысль на мгновение принесла облегчение, дав возможность почувствовать себя менее уязвимой.

— Характеры меняются, — сказал Скотт.

— Правда?

Розалин чувствовала себя как-то странно: смертельно усталой и одновременно готовой преодолеть любые препятствия.

— Правда. — Скотт погладил ее по бедру. — Неожиданности случаются сплошь и рядом. Жизнь полна непредвиденного. Не думаю, что ты когда-нибудь ожидала, что твоя жизнь может сойти с раз и навсегда проложенной колеи…

— Ты считаешь меня совсем уж скучной личностью?

— Но ты ведь не будешь отрицать, что в твоей жизни не было места случаю?

Розалин задумалась. Нет, конечно, любой день не походил на предыдущий. Каждый больной требовал индивидуального подхода, но это касалось работы. А все остальное — обеды с Роджером, встречи с несколькими друзьями — было прилажено одно к другому, ничего неожиданного, что могло бы изменить ход ее жизни.

Но сейчас, кажется, положение изменилось, и Розалин чувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

— Меня все устраивало, — пробормотала она.

— Роджер вообще такой парень, что может устраивать, — ответил Скотт, прекратив ласки. — Это верно.

Чего, подумала Розалин, никак не скажешь о тебе. Но Скотт был прав в одном: она не имела права заниматься любовью с другим мужчиной, будучи помолвлена с Роджером.

— Я не хочу больше говорить об этом, — сказала она, нервно проводя рукой по волосам, и Скотт крепко ухватил ее за запястье.

— Потому что я задаю тебе вопросы, на которые ты не можешь ответить?

— Да ты отстанешь или нет? — рассмеялась она, но в этом смехе чувствовалась неуверенность.

«Да, — хотела Розалин сказать, — у меня нет ответов. Но я не могу прекратить это безумие».

Скотт ослабил захват, наклонился к ее шее и нежно поцеловал, снова заставив Розалин затрепетать. Желание вновь пробудилось. А когда он провел рукой по ее груди, Розалин застонала, закрыв глаза. Это стало освобождением от ненужных мыслей. Она подумала, что должна позвонить отцу, сказать, где находится, не уточняя при этом, что здесь происходит на самом деле, но благое намерение тут же было забыто.

Только несколько часов спустя, уже стоя одетой в холле, Розалин смогла наконец снова задать вопрос, который мучил ее с той минуты, как она очнулась в объятиях Скотта. — Что же дальше?

Скотт не был похож на человека, который любит, когда его загоняют в угол. Она много раз слышала от него, что после неудачной женитьбы он и слышать не желает о браке. Да и сама она не чувствовала себя сейчас готовой ни к какой долгой связи. Обручение с Роджером, Розалин теперь поняла это, было ошибкой, реакцией на стечение обстоятельств, желанием спрятаться от неизвестности.

— Ты скажешь Роджеру, что помолвка разорвана?

— Кажется, мы закрыли эту тему.

— Кто знает? — Скотт засунул руки в карманы наспех надетых брюк. — Как насчет того, чтобы встречатьсяздесь, пока ты не уехала?

Розалин ожидала подобного предложения, но тем не менее все равно почувствовала разочарование.

— Я не хочу связывать себя никакими обязательствами. Не хочу повторять тех же ошибок, что и с Роджером.

— Каких ошибок?

— Поддерживать связь, у которой нет будущего.

Скотт должен был понять, что она не относится к его типу женщин. Простая логика подсказывала, что это будет захватывающий, но быстротечный роман, удовлетворяющий его любопытство.

— Иными словами, никаких обязательств?

— Иными словами — да, — кивнула Розалин, потупившись.

— А что ты делаешь завтра вечером? — Скотт снова был самим собой.

— Я ничего не планировала.

— Тогда я заеду за тобой в половине восьмого. Мы можем пообедать, а после пойти в театр.

— Может, лучше в кино? — спросила она, и Скотт удивленно поднял брови.

— Я вообще-то и сам больше люблю кино, — произнес он с таким видом, словно признавался в тайном грехе. — Просто мне казалось, что посещение театра выглядит более… более респектабельно, что ли. Но в кино я отдыхаю.

— На каких-то определенных фильмах или на любых?

Розалин точно рассчитанным движением заправила выбившуюся прядь волос за ухо, что ей необычайно шло.

— Люблю веселые фильмы с хорошим концом.

Скотт не поцеловал ее, просто улыбнулся, отчего она почувствовала себя счастливой, словно ей снова было шестнадцать лет. Когда такое случалось с ней в последний раз? И было та это хоть однажды?

* * *

Розалин не хотелось анализировать свои ощущения, но весь следующий день она словно летала на крыльях. Что же произошло? Ведь она не сделала ничего особенного, просто открыла неведомую для себя прежде свободу. Проиграла войну, борясь против собственных чувств, но была счастлива.

Сделав над собой усилие Розалин в конце дня позвонила Роджеру. Волнуясь, выслушала обычные вежливые фразы, расспросы о здоровье, о том, чем она занималась, потом выслушала его отчет. Дождавшись наконец паузы, Розалин глубоко вздохнула, собираясь с духом.

— Я тут подумала, — начала она, нервно крутя телефонный шнур. — Я подумала о нас с тобой, Роджер…

— Да, и что?

— Роджер, не знаю, как сказать, но я…

— Я тоже подумал, — перебил он ее, — возможно, мы поторопились с помолвкой. Или, вернее, я поторопил тебя.

Розалин представила себя со стороны и подумала, что выглядит сейчас, наверное, глупо-преглупо.

— Я собирался позвонить тебе, — услышала она. — Дело в том, Рози, что нам обоим нужна свобода. Пожалуй, стоит отменить помолвку. Конечно, ты останешься самым лучшим моим другом и пусть кольцо всегда напоминает тебе обо мне, однако…

Розалин почувствовала, что с ее души словно камень свалился.

— Роджер, мне очень жаль, что так вышло, но мы оба…

— Совершили ошибку.

— А когда ты впервые понял это? — поинтересовалась Розалин.

Он был настолько внимателен и заботлив, когда приезжал к ней на выходные, и вдруг такая быстрая перемена! Роджер всегда был очень предсказуемым, и вот сейчас он несказанно удивил ее. Наверное, трудно понять другого человека до конца, как бы близок ты с ним ни был. Или же она просто не нашла ключика к душе Роджера.

Он начал рассказывать ей о вечере в ночном клубе, где впервые ощутил себя частичкой той жизни, которая прежде была ему неведома.

— Большинство, — объяснял Роджер виновато, — проходят это, еще учась в университете. Если только они…

— Не заняты учебой, как мы с тобой, — подсказала Розалин, усмехнувшись.

Говорили ли они об этом раньше или нет? Должны были, но она не помнила. Как сложатся теперь их отношения? И останутся ли они друзьями, как надеялся Роджер?

Положив трубку, Розалин сообщила новость отцу. Она не знала, какого ответа ждать, и потому готовилась к худшему.

— Я совершила ошибку, папа, — храбро начала она.

— Все мы иногда ошибаемся, — сказал Роналд, внимательно глядя на дочь. — Ты поэтому расспрашивала меня о своей матери? Хотела узнать, правильно ли мы сделали, поженившись?

— Да… Но сейчас я о другом. Боюсь, ты сочтешь меня легкомысленной особой… Обычно я не позволяю себе ничего подобного, папа.

— С кем не бывает.

Розалин чувствовала себя ужасно. Еще год назад невозможно было представить, чтобы отец видел ее переживания, но теперь многое изменилось. Сейчас она ощущала себя обязанной вести этот разговор.

— А ты когда-нибудь ошибался, папа? — Она посмотрела на него в упор, и отец явно смутился.

— Что ж, я не дал тебе всего, что мог бы дать.

— Нет, ты винил меня в смерти мамы?

— Что ты говоришь? — воскликнул он настолько потрясенно, что Розалин стало стыдно из-за своих подозрений.

— Но я знаю, что ты хотел сына…

— Я был счастлив и дочери.

Отец никогда не будет просить прощения, подумала Розалин, сколько бы ошибок ни совершил. Достаточно того, что в душе он признал их. Она неожиданно ощутила, как далек стал от нее Лондон, словно находился в другой ее жизни. Теперь Розалин стала другим человеком. Она не знала саму себя, но сейчас начала узнавать, и неважно, что это могло ее убить.

В тот вечер в ресторане, сидя напротив Скотта, она вела себя так, как подсказывало ей сердце.

— У тебя мечтательное выражение лица, — заметил он, и Розалин улыбнулась, объяснив это действием алкоголя.

Но дело было не в выпитом вине. Ее разум и тело были свободны — или, по крайней мере, близки к этому.

— Ты счастлива? — прошептал Скотт, когда они выходили из ресторана.

— Мы с отцом впервые начали разговаривать друг с другом по-человечески.

— И ты, похоже, потрясена этим.

— Ты был прав, когда посоветовал мне прекратить бегать от самой себя. Тебя это удивляет?

— Как-нибудь переживу.

Пока они добирались до кинотеатра, Розалин болтала не переставая.

— Мне кажется, что наши отношения с отцом основаны на непонимании друг друга. Я была слишком маленькой, чтобы уразуметь: он не отталкивает меня, просто не может оправиться после смерти матери и пытается воспитать меня в силу своих представлений о том, что хорошо, а что плохо.

— И теперь, когда ты это осознала, все будет в порядке? — поинтересовался Скотт.

— Пока еще не совсем, но я решила исправиться и видеться с ним почаще. Может быть, даже взять его в Лондон. Еще не поздно навести новые мосты.

— А ты уверена, что, вернувшись в Лондон, не поймешь, что отец не укладывается в твою схему?

— Что ты имеешь в виду? — спросила Розалин.

— Что в Лондоне ты снова начнешь жить по раз и навсегда заведенному порядку.

Она видела только профиль Скотта, но представила выражение его лица.

— Успокойся, Скотт. Прекрати сверкать глазами — это тебе не идет.

К ее удивлению, он улыбнулся.

— Ты чертовски любишь командовать, Розалин Паркер.

— Большое спасибо! — улыбнулась она в ответ.

Движение на улицах было редким, не то что в Лондоне, где жизнь другая — быстрая и суматошная. Когда это было? Сможет ли она вернуться в ту жизнь?

А Скотт? Сможет ли оставить его в прошлом? Возможно, у их отношений нет будущего, но Розалин не могла мыслить о нем в категориях прошедшего времени.

До сих пор Розалин не понимала, насколько захватила ее работа практикующего врача в сельской местности. Только сейчас она поняла, как ей нравится неторопливый темп здешней жизни.

Розалин отогнала нежелательные мысли.

Когда подъехали к кинотеатру, она уже безмятежно улыбалась.

В темноте зала, глядя довольно длинный фильм со сложной шпионской интригой и множеством насилия, она не могла думать ни о чем, кроме Скотта. Его присутствие рядом ощущалось почти физически.

Когда Розалин наклонилась, чтобы выяснить, кто за кем следит и почему взорвали один маленький самолетик, а заодно и весь аэродром в придачу, Скотт не ответил. Вместо этого дотронулся до ее лица рукой и спросил, нравится ли ей.

— Что — нравится? — не поняла Розалин.

— Сидеть здесь, — пояснил он и добавил: — Но кое-что мне нравится еще больше.

— Что? — снова спросила она.

— Ты, — прошептал он ей на ухо. — Кое-чем я хотел бы заниматься с тобой всю ночь.

Розалин вздрогнула от интонации его голоса. Если бы Скотт приказал ей расстегнуть платье, она подчинилась бы.

Но он не просил ее об этом. Вместо этого они вышли из кино, словно подростки, держась за руки, быстро сели в машину и поехали к его дому.

Когда огни города оказались позади и их окружила ночная темнота, Скотт коснулся ее колена, поднимаясь с каждым движением все выше и выше.

Розалин часто задышала и зажмурилась. Он ехал медленно, держа руль одной рукой. Глаза его следили за дорогой, но пальцы ласкали ее бедро, проникая под кружевное белье.

Розалин сдавленно застонала и услышала, как он сказал:

— Это не дело. Я должен остановиться.

Они затормозили на обочине, в тени густых кустов. И Розалин вдруг почувствовала нестерпимое желание сделать то, что знакомо многим юнцам, но она не пробовала никогда — заняться любовью в машине.

8

Потом они медленно поехали домой.

Скотт насвистывал, искоса поглядывая на Розалин, но она упорно смотрела в окно, и он не видел выражения ее лица… Сам Скотт чувствовал себя словно родившимся заново. Его переполняли незнакомые чувства, которые он готов был испытывать сутки, год, всю жизнь. Он улыбнулся, забарабанил пальцами по рулю и спросил:

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем. Просто трудно поверить, что мы только что…

Лицо Розалин в темноте было неразличимо, но голос звучал проникновенно. Не это ли доставляло ему особое удовлетворение? Он смог увидеть нежную, уязвимую женщину под маской сухого, занятого одной лишь работой врача. Раньше он не догадывался о том, что общение с женщиной сулит столько открытий.

— Секс, — сказал Скотт, — вполне обычное дело между взрослыми людьми, испытывающими влечение друг к другу.

— Ты говоришь так, словно цитируешь учебник.

Он рассмеялся и одобрительно посмотрел на Розалин. Ему нравилось ее чувство юмора. Большинство женщин, с которыми он встречался раньше, понимали только шуточки из шоу Бенни Хилла, а у Ребекки чувство юмора вообще отсутствовало.

— Только не рассказывай мне, что никогда раньше не занималась этим в машине, — бросил Скотт, продолжая улыбаться.

— Разве это так необычно? — удивилась Розалин.

— Не очень. Хотя думаю, что ты и Роджер… Вы никогда?..

— Ни мне, ни ему это и в голову не приходило.

Скотт пожалел, что упомянул Роджера. Радостное чувство улетучилось, и ему стало грустно. Роджер уже стал историей, попытался он успокоить себя. Но было слишком поздно. Она все равно должна была испытывать какие-то чувства к бывшему жениху, и упоминание его имени будило нежелательные воспоминания.

— Что случилось? — спросил Скотт, злясь на самого себя.

— Ничего.

— Обычно, когда женщина говорит «ничего», это означает: «Да, случилось, но я не хочу об этом говорить».

— Тебе виднее, Скотт, с твоим опытом общения с женщинами.

Они подъехали к дому. Войдя внутрь, Скотт обернулся к Розалин и резко спросил:

— Послушай, почему ты не выбросишь все это из головы?

— Я могу сначала снять пальто?

Хотя выражение лица Розалин было недовольным, ему захотелось поцеловать ее, прижать к себе, ощутить тепло ее тела.

Интересная мысль, подумал он. Она обвиняет его в чрезмерном увлечении сексом. Какая глупость! Дело в том, что он не может взглянуть на нее, чтобы тут же не захотеть.

Скотт повесил ее пальто и предложил выпить. Розалин ответила, что предпочитает чашку кофе. Они прошли в кухню, где он начал готовить кофе, стараясь не смотреть на нее. Но надолго его не хватило.

— Ладно, — сказал Скотт, садясь напротив Розалин, — поговори со мной.

— Кажется, нашлась замена.

— Правда? — Он не ожидал этого. — И когда это случилось?

— Сегодня. — Розалин потупила взгляд, покраснев. — Я забыла сказать тебе об этом в ресторане.

— Забыла? — возмутился было Скотт, но сдержал себя, постаравшись придать голосу спокойную заинтересованность. — Ну, что он за человек?

— Молодой парень, Уильям Макги, — оживилась Розалин. — Самое главное, что он не какой-то неудачник, который согласился стать сельским врачом за неимением ничего лучшего. Он по профессии терапевт, родился в маленькой деревушке на побережье и хорошо знает жизнь в маленьких общинах. Более того, ему нравится такая жизнь. У него молодая жена, они скоро ждут прибавления семейства. По его мнению, здесь самое лучшее место, чтобы воспитывать детей.

— Правда? — еле смог выдавить Скотт.

— Да, правда.

Розалин улыбнулась ему, и он в ответ тоже изобразил улыбку.

— А как он, понравился твоему отцу?

— Похоже, они нашли общий язык. Билл заверил, что считает его опыт бесценным. Да и, честно говоря, отец уже не так переживает, как тогда, когда я приехала. Он, кажется, понял, сколько всего не замечал раньше, когда был занят работой. Он будет помогать Биллу понемножку, но теперь у него есть другое увлечение: игра в бридж. А еще он хочет заняться рыбалкой.

— Иными словами, ему теперь все равно, кто будет его замещать, когда ты уедешь, даже если тот, кто придет ему на смену, будет совершенно некомпетентен? — спросил Скотт.

— Да нет, это волнует его! Просто Уильям Макги прекрасно подходит для этой работы. Достаточно молод и энергичен, не против того, чтобы жить в деревне… Такое впечатление, что ты, не видя парня, уже настроен против него. Почему бы тебе не порадоваться вместе со мной?

— А с какой стати?

Сейчас Скотт был бы рад остаться один, чтобы переварить неожиданно разозлившее его известие. Но вместо этого Розалин встала и вежливо спросила:

— Можно я приму душ?

— Конечно.

Встав, Скотт направился к лестнице, слыша позади ее легкие шаги. В принципе, подумал он, все это было обречено на быстротечность. Меня может притягивать к ней физически, но не надо забывать, как эта женщина испытывала мое терпение.

В ванной он протянул ей полотенце и привалился к двери, наблюдая, как Розалин раздевается, не обращая на него внимания.

Этот своеобразный стриптиз выглядел вызывающе, поэтому, когда она скрылась в душевой кабинке, Скотт отдернул занавеску и посмотрел на нее.

— Можно составить тебе компанию?

Она пробормотала что-то неразборчивое, и Скотт принял это за разрешение. Он разделся и встал рядом с ней. До чего же, черт возьми, подумал он, возбуждает меня вид ее обнаженного тела под душем!

— Это для тебя тоже в новинку? — хрипло спросил он, и Розалин кивнула в ответ.

Он выключил душ, намылил руки и принялся массировать ее тело, начиная с шеи и медленно продвигаясь вниз, к груди, чувствуя, как твердеют соски под его пальцами. Не имело никакого значения, что она сейчас думает. Скотт видел, как порозовели ее щеки, как участилось дыхание. Розалин может прятаться за баррикадами слов, но ей никогда не скрыть, что она хочет его так же, как он ее.

Скотт сосредоточил внимание на ее груди. Ему нравились небольшие упругие полушария, так чутко реагирующие на его прикосновения.

— Дотронься до меня, — прошептал он ей на ухо, чувствуя, что и на нем сказывается возбуждение.

Розалин притянула к себе голову Скотта и впилась в его губы горячим влажным поцелуем. Ее обнаженное тело было скользким и шелковистым на ощупь. Они привалились к стене кабинки. Возбуждение все нарастало, оба уже не помнили себя от сжигающей их страсти…

Потом, когда все кончилось, Скотт, утомленный, смотрел, как она одевается. Сам он набросил только халат.

— Мы продолжим разговор здесь? — спросил он, но Розалин покачала головой. — Почему? Боишься снова отвлечься?

— Нет. Я боюсь, что ты будешь отвлекаться. — Скотт усмехнулся. Ему не хотелось, чтобы она сейчас ушла. Ему не хотелось даже, чтобы она одевалась.

— Знаешь, мне сейчас просто необходима чашечка кофе, — сказала Розалин, когда они спускались по лестнице.

— Мне тоже. Но учти, я никогда не умел хорошо готовить кофе, — предупредил Скотт.

— Как и ездить верхом?

— Это удар ниже пояса!

— Зато ты умеешь быстро приходить в себя после падения.

Ее голос был таким же теплым, как вода в душе, который они только что принимали вместе. Занятый приготовлением кофе, Скотт подумал, что Розалин просто оттягивает момент, когда ей нужно будет уходить, а заодно и начало неприятного, но неизбежного разговора.

— Значит, как я понял, ты намерена пригласить на работу это милого молодого человека? — спросил он, наливая кофе.

Розалин плохо вытерла волосы, и мокрые темные пряди падали ей на плечи. Ее лицо, свободное от косметики, выглядело моложе и беззащитнее. Он знавал женщин гораздо более привлекательных, но ни одна не возбуждала его так, как эта.

— Думаю, что да, — сказала Розалин, не глядя на него.

— Понятно. А ты уверена, что он справится?

— Уверена. К тому же никого лучше нам не найти.

— Верно, — задумчиво отозвался Скотт.

А Розалин почему-то принялась оправдываться:

— Пойми, я не привыкла к иной работе. Мне подходит большая больница… Хотя здесь есть свои преимущества. Например, гораздо спокойнее.

Розалин посмотрела на него, ожидая, что Скотт начнет спорить. Но что он мог сказать? Его горло словно свела судорога. Не так ли чувствуют себя человек, когда земля уходит у него из-под ног? Да и на что ему жаловаться? Она просто выполняет свой долг.

— Понимаю. Не так-то просто отказаться от карьеры, к которой стремишься всю жизнь, — наконец удалось выговорить ему.

— Наверное, да, — согласилась Розалин, пожав плечами.

Глаза ее продолжали разглядывать цветочный орнамент на чашке. Что творится в ее голове? Какие чувства она пытается скрыть? Эти вопросы не давали Скотту покоя.

— А что отец думает по поводу твоего отъезда? Или теперь это тебя больше не интересует?

— Неправда.

Много чего в этой жизни неправда, подумал с горечью Скотт. Полчаса назад ты таяла в моих объятиях, а сейчас сидишь здесь и спокойно рассуждаешь о человеке, который заменит тебя, и своем скором отъезде.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он.

— Чем скорее, тем лучше.

Розалин все еще не поднимала глаз, и он не мог видеть их выражения, но голос звучал уверенно. Она снова стала прежней Розалин Паркер, понял Скотт, и отныне их дорогам уже не пересечься.

— Через две недели в Стокгольме, — сказала Розалин, — будет проходить международная конференция по кардиологии. Я надеюсь поехать туда. — Она сделала небольшую паузу и продолжила: — Отец меня понимает. И ему, кажется, понравился Билл. К тому же он всегда знал, что я уеду рано или поздно. Я не могу здесь жить. Я не чувствую себя здесь дома.

— Твой дом в Лондоне? — с сарказмом спросил Скотт.

Он ощущал скрытое расхождение между тем, что она говорит, и тем, что хочет сказать. Но в чем именно оно заключалось? Скотт не знал, но понимал, что между ними вновь разверзлась пропасть.

— Лондон живой, шумный. — Она посмотрела на него через стол и неожиданно спросила: — Чем закончилась твоя женитьба, Скотт?

— Какое это имеет отношение к нашему разговору?

— Мне очень хочется знать.

Он напрягся. Как это все глупо! Он, бывалый мужчина, сидит с таким ощущением, словно ребенок, у которого отнимают любимую игрушку. Не только глупо, но и унизительно. Но, увы, такова расплата за мое собственное любопытство, вздохнул Скотт.

Что она испытывает к нему? Интерес? Желание? Мысль о том, что она, возможно, жаждет большего, испугала его, и он постарался выкинуть её из головы. Что он сам ждал от связи с Розалин Паркер? Или с любой другой женщиной? У него уже был опыт, который ему не хотелось повторять. Напоминание о Ребекке только укрепило его решимость.

— Я уже говорил тебе: она жила ради своей работы. И ради себя. Я ее устраивал какое-то время, потому что принадлежал к тому же кругу, что и она. Двое людей, занятых карьерой, с очень насыщенной общественной жизнью. Кто знает, возможно, мы до сих пор были вместе, если бы остались в Лондоне.

Ерунда, подумал Скотт, ничего бы не получилось. Трещина появилась еще там, и не заметить ее мог только слепой.

— Но потом я был вынужден вернуться сюда, и Ребекке это не понравилось, — продолжил он. — Она терпеть не могла сельской жизни. Я подумывал о том, чтобы вернуться в Лондон, оставив поместье на Майка…

Он посмотрел на Розалин, пытаясь увидеть ее реакцию. Но ее лицо оставалось непроницаемым.

— Зачем ты хотел это сделать? — спросила она. — Я думала, тебе здесь нравится.

— Да, здесь хорошо, — ответил Скотт. — Но прожить тут всю жизнь я не собирался.

На нее мое признание не произвело никакого впечатления, со злостью подумал он. Ее взгляд оставался отрешенным. Что, черт возьми, происходит? Почему все так изменилось? Он чувствовал себя так, словно вернулся в зрительный зал после короткого антракта и увидел, что там играют совершенно другую пьесу.

— Конечно, я не стал бы жить в центре Лондона… — Скотт внимательно посмотрел на Розалин: вдруг до нее что-то дойдет? — Может быть, где-нибудь в пригороде…

— Скотт…

Что-то в ее голосе заставило его замолчать и посмотреть ей в лицо. Розалин не повысила тона, но внутри у него почему-то все сжалось.

— Скотт, я не вижу смысла продолжать нашу связь. — Она по-прежнему разглядывала свою чашку. — Я уезжаю в Лондон…

Скотт никогда прежде не предполагал, что когда-либо услышит от женщины что-то вроде: «Дорогой, нам пора расстаться». По его телу пробежали мурашки, лицо словно окаменело.

— Твое возвращение в Лондон было неизбежным, — сказал он как можно спокойнее. — Но это вовсе не означает окончания наших отношений. — Розалин бросила на него настороженный взгляд. — Я хочу сказать, что и сам не прочь вернуться в Лондон. Я уже говорил, что могу передать здесь бразды управления Майку. Он прекрасно справится… Последний эпизод с лошадью только укрепил меня в моем намерении. Я приехал сюда после смерти отца, чтобы управлять поместьем, считая, что это не повредит бизнесу, но теперь понял, что пора возвращаться… У меня все еще болят ушибы.

Скотт улыбнулся, но она не ответила ему улыбкой.

— Не выйдет. Даже если ты вернешься в Лондон.

— Почему нет? — спросил он, ненавидя себя за то, что не в силах расстаться с ней. — Почему?

— Мы продолжим этот разговор позже.

— Нет, мы закончим его здесь и сейчас! — выкрикнул он. — Послушай, все, что я хочу знать, — это причину такой спешки. Разве нам было плохо вместе?

— Дело не в этом, — тихо сказала Розалин.

— А в чем же? — удивленно спросил он.

— Не скрою, мне хорошо с тобой. И я не хочу, чтобы мое желание порвать с тобой нанесло удар по твоей гордости. Но я много думала и решила, что не хочу продолжать связь, ведущую в никуда.

Розалин чуть ли не с мольбой посмотрела на него, словно ища поддержки. А ему захотелось удушить ее собственными руками.

— Хочешь сказать, что это было пустой тратой времени, с твоей точки зрения?

— Я так не думаю…

— Да? Весьма тактично с твоей стороны.

— Я хочу сказать, что мне нужно нечто большее, — прошептала Розалин, отводя взгляд. — Отношения, которые приведут к…

— Помнится, ты говорила мне, что не хочешь никаких обязательств, — с усмешкой заметил Скотт.

— Могла же я передумать? Я предрасположена к этому, разве ты не видишь? — Она чуть повысила голос, на ее щеках выступили пунцовые пятна. — Мы с тобой совершенно разные люди.

Скотт почувствовал себя так, словно его ударили в солнечное сплетение. Неужели она права? Неужели в нем говорит только задетая мужская гордость?

— В таком случае почему бы тебе не поспешить в Лондон, чтобы найти подходящую пару? Не забудь сначала составить анкету для кандидатов. Ведь ты не хочешь, чтобы в твои сети попался неподходящий тип?

— Очень смешно! — с вызовом сказала Розалин, но ее глаза наполнились слезами.

Это лишь прибавило Скотту злости.

— Мне жаль тебя, Розалин. Неужели ты думаешь, что сможешь спрятаться от себя самой?

— Я вправе сама решать, что мне нужно в жизни.

Вот оно, подумал Скотт. Я был дураком, что не понял этого с самого начала. Розалин Паркер, усердная студентка и усердный врач. Настолько усердный, что никогда не сможет выйти за пределы созданного ею маленького мирка. Ему стало ее искренне жаль.

Бедняжка. Из жалости заставила себя приехать к отцу в глухомань. Впервые в жизни испытала желание. Посмотрела на мир за пределами кабинета и снова укрылась за створками своей раковины. Кто упрекнет ее за желание вернуться к привычной жизни, если она пожила другой, и ей это не понравилось?

Она использовала меня, подумал Скотт, расправляя свои раны. Незнакомые эмоции переполняли его. Он даже не мог определить их. Но они оставляли горький привкус во рту, как он ни старался отвлечься от них. Что ж, я это заслужил, решил Скотт. Рано или поздно я должен был встретить такую женщину.

Волосы Розалин почти высохли. Она вновь стала блондинкой. И он больше никогда не увидит ее светлые пряди свободно падающими на плечи.

— Ну, что мне остается? Только пожелать тебе удачи. — Скотт встал, и Розалин тоже поднялась, удивленная резкостью его движения. — Рад, что был тебе полезен.

Он направился к двери, засунув руки в карманы и глядя перед собой.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она в холле.

— Ты знаешь — что, — пробормотал Скотт. — Ты получила свою порцию удовольствия, развлекаясь со мной, и теперь возвращаешься туда, где привыкла жить.

— Это жестоко! — воскликнула Розалин. — Ты говоришь так, будто я использовала тебя!

Скотт пожал плечами.

— Если что — всегда к твоим услугам.

— Но ведь ты же не будешь отрицать, что точно так же использовал меня, — сказала Розалин, глядя ему в глаза. — Ты же говорил, что наши отношения не предполагают никаких взаимных обязательств. Ты просто злишься, что не первый порвал со мной.

Я больше не буду целовать эти губы, с тоской подумал он. Никогда не проведу рукой по этому лицу…

— Ты могла бы остаться?

Скотт расслышал в своем голосе чуть ли не мольбу и был раздосадован своей слабостью.

— Но, Скотт, пойми…

В этих трех словах содержался ответ. Ей не нужно было говорить больше ничего, и он открыл входную дверь.

— Забудь об этом. Ты заслуживаешь своей судьбы, желаю успехов.

Еще предстояло отвезти ее домой. Всю дорогу они молчали. Розалин смотрела в окно, а Скотт ехал с максимальной скоростью. Когда она открыла дверцу, помедлив несколько секунд, он даже не взглянул в ее сторону, потому что знал: еще одно слово, и это будет для него последней каплей. Как только Розалин вставила ключ в замок двери, он развернулся и уехал прочь, вдавив до предела педаль газа.

Его глаза смотрели на дорогу, но видели только лицо Розалин. Я избавился от нее, говорил он самому себе. Все дело просто в оскорбленной мужской гордости.

Остановившись возле своего дома, Скотт оставил двигатель работающим. Выключив фары, он сидел, уставившись в темноту.

Жизнь без Розалин Паркер будет легче. Он сможет вернуться к своей работе, снова сосредоточится на делах. Скорее всего у него появится другая женщина, со своими недостатками… и достоинствами. Так что не следует думать об этой. Думать — опасное занятие. Если это не связано с работой…

Только заметив, что сидит в машине уже больше часа, Скотт вышел из нее, громко хлопнув дверцей.

9

Возвращение в Лондон напоминало ощущение, испытываемое при надевании старых тапочек, — тепло, привычно, удобно.

Розалин снова погрузилась в больничную жизнь, словно никуда не уезжала. Все прошедшее казалось сном. Через месяц ее квартира, которая по приезде показалась пустой и неуютной, снова стала домом. Тем местом, где можно передохнуть перед очередным рабочим днем.

Розалин старалась не думать ни о чем постороннем. Если она начинала размышлять о своей жизни, становилось тоскливо. Раньше она даже не подозревала, что ей понравится жить в тихом городке, но теперь Лондон ежедневно давал поводы для сравнений.

Воздух здесь был не таким чистым, люди слишком заняты собой и не так дружелюбны, работа не оставляет времени для отдыха, а квартира лишена индивидуальности. Даже друзья, с которыми Розалин попыталась восстановить отношения, были настолько поглощены своими проблемами, что полагали, будто их жизнь — это единственное, что может интересовать окружающих.

А еще ее донимали мысли о Скотте. Розалин старалась не думать о нем, но это было невозможно. Она вновь и вновь переживала их последнюю ночь, проведенную вместе, вспоминала, как они занимались любовью под душем. Воспоминания вызвали у нее панику. Она влюбилась! Влюбилась в Скотта Барфилда!

Пока она объясняла все происшедшее только вспышкой страсти, это было терпимо. Более или менее. Но любовь означала нечто другое. Розалин не могла позволить себе полюбить его, потому что это было бы сродни самоубийству.

Скотт Барфилд оказался самодовольным циником в отношениях с женщинами, а она уже не так молода, чтобы испытывать разочарование в любви. Граница между любовью и страстью достаточно отчетлива, но еще хуже было бы попасть в зависимость от такого человека, как Скотт.

Однако, разговаривая с отцом по телефону, Розалин всякий раз подавляла в себе желание спросить, что Скотт делает, что Скотт говорит? Когда отец упоминал его имя, она изображала безразличие, но сердце ее при этом билось учащенно.

Думает ли он о ней? Или же забросил в дальний угол памяти воспоминания о времени, что они провели вместе? Что испытал, когда она уехала, — раздражение или облегчение?

Прошло уже больше месяца с тех пор, как Розалин видела Скотта в последний раз, и все это время ей отчаянно хотелось проснуться, не думая о нем. Сейчас, открыв глаза, Розалин посмотрела на часы и увидела, что уже семь. Был день ее рождения. А назавтра Роджер пригласил ее на прощальный обед.

Забавно, как короткое пребывание в шотландской деревушке изменило характер их отношений. Роджер покидал столицу, чтобы начать собственную практику в Эксетере, откуда был родом. Так что они будут отмечать день ее рождения и его отъезд из Лондона, и Розалин знала, что ей придется улыбаться, даже если нестерпимо захочется плакать…

Она собиралась уйти с работы в четыре, чтобы купить кое-что из продуктов и испечь именинный пирог для себя самой.

Обычно Розалин относилась к своему свободному времени равнодушно, но теперь, сидя в такси, представила себя старой и седой, на вершине своей карьеры. Что она тогда вспомнит? Что много трудилась и это все?

В ее жизни всегда была цель — успех в работе. Она воздвигла вокруг себя стену, за которую не допускала никого, — это стало частью ее характера. Теперь эмоции взяли верх, стена пала, и Розалин ощутила себя беззащитной, как в детстве. Решение Роджера уехать из Лондона добавило смятения в ее душу: привычный мир рушился, и она оказалась один на один перед надвигающейся катастрофой.

Розалин пекла пирог и накрывала на стол, чувствуя себя все более несчастной. Следующий день рождения она будет встречать наедине со своими мыслями.

Сев за стол, Розалин подумала, что надо было бы пригласить кого-то из друзей, устроить вечеринку. Выпить вина, повеселиться. Однако об этом следовало позаботиться заранее.

Но раз в холодильнике есть вино, почему бы не выпить самой? Ведь сегодня ее день рождения!

Поев, Розалин убрала со стола, но не стала мыть посуду. Налив себе бокал, она прошла, прихватив бутылку, в гостиную, сбросила туфли, выключила верхний свет и забралась с ногами на диван.

После двух бокалов все вокруг перестало казаться таким уж мрачным. Розалин подумала, что если допьет бутылку, то будет совсем хорошо. Или же ощущение легкости пройдет и останется лишь тяжелое похмелье? Прежде она никогда много не пила, поэтому не стала задумываться над последствиями и потянулась к бутылке. В это время в дверь позвонили.

— Черт, — пробормотала Розалин.

Компания была ей уже не нужна. Просто хотелось хоть раз в году посидеть в темноте наедине со своими мыслями.

А еще больше хотелось, чтобы пришли не из больницы. Обычно оттуда звонили, если требовалась ее помощь. Но не исключено, что какой-нибудь коллега, живущий неподалеку, решил зайти, чтобы что-то обсудить с ней.

Менее всего Розалин была сейчас способна обсуждать что-либо. Хорошо бы притвориться, что никого нет дома. Но она пересилила себя и поплелась открывать дверь.

На пороге стоял Скотт Барфилд!

Воцарившееся молчание длилось довольно долго. Этого времени было достаточно, чтобы Розалин разглядела его высокую стройную фигуру в джинсах и свитере. Наконец она опомнилась.

— Это ты? Что ты здесь делаешь?

Все ее мышцы напряглись, нервы натянулись как струны.

— Я здесь по поручению твоего отца, — сказал Скотт.

Он не сделал попытки войти, словно был готов в любую минуту развернуться и уйти прочь.

— Отца? — Розалин недоуменно покачала головой. — Но я разговаривала с ним сегодня утром по телефону. Он поздравил меня с днем рождения. Раньше всегда присылал открытки, а сегодня позвонил. Я очень удивилась.

— Он просил меня передать тебе это. — Скотт протянул ей небольшую коробочку. Розалин взяла ее и поспешила открыть, пока руки еще слушались. Внутри лежали бриллиантовая брошь и записка, гласящая, что раньше эта вещица принадлежала ее матери. Розалин бережно взяла брошь, пытаясь вспомнить, проявлял ли отец раньше такое внимание к ней. Потом подняла взгляд на Скотта.

— Спасибо, — сказала она. — Хотя я не понимаю, почему он не предупредил меня.

Розалин отдала бы сейчас все на свете только за то, чтобы протянуть руку и дотронуться до него. Почему все так нескладно получилось? Почему она не может стать другой? Если бы они встретились раньше…

— Он хотел сделать тебе сюрприз, — ответил Скотт, делая шаг вперед, чтобы она не захлопнула дверь у него перед носом.

— Ему это удалось. Я позвоню ему утром и поблагодарю. — Она помедлила в нерешительности. — Это все?

— А что ты делаешь в твой день рождения?

— Ничего.

— И тебе не стыдно?

— Почему мне должно быть стыдно? — Розалин не хотелось продолжать этот разговор, но и дальше держать Скотта на пороге было невозможно. — Я просто развлекаю себя сама.

— И как, удачно?

— Да.

— Что-то не верится. — Скотт показал бутылку, которую она прежде не заметила. — Я тут захватил шампанского в надежде, что ты будешь одна дома.

Розалин посмотрела на него, пытаясь угадать тайный смысл его слов.

— Заходи.

В гостиной она протянула руку, чтобы включить свет, но Скотт удержал ее.

— Не нужно. Так лучше.

Розалин сомневалась, что ей будет лучше в присутствии Скотта Барфилда, да еще в темноте, но послушно убрала руку и пошла в кухню. Вернулась она с двумя бокалами.

— Ну как? — спросил Скотт. — Тебе нравится в Лондоне?

— Да, очень.

Розалин принялась перечислять причины, по которым ей хорошо в Лондоне, хотя все обстояло совершенно наоборот. Она даже отозвалась в лирическом плане о столпотворении на улицах, которое ненавидела.

К концу монолога ей удалось выпить только один бокал шампанского. С такими темпами Скотт просидит тут до ночи, подумала она.

— Отец говорил, что ты навещаешь его, — сказала Розалин, чтобы поддержать разговор. — Спасибо. Приятно знать, что за ним присматривают.

— Да, — сказал Скотт, — откидываясь на спинку дивана, — со мной и Джулией твой отец не соскучится.

— С Джулией?

— Да. Очаровательная вдовушка, слегка за шестьдесят. Член кружка любителей комнатных растений и по совпадению бридж-клуба. Она заботится о том, чтобы твой отец был накормлен и ухожен.

— Понятно, — улыбнулась Розалин; ее отец никогда не говорил с ней о Джулии.

— Удивлена?

— Скорее рада за него. Странно, что он не сделал этого раньше. Он был завидным женихом для деревенских вдовушек.

— Лучше поздно, чем никогда, верно? А как насчет именинного пирога?

Розалин медлила с ответом, и Скотт подсказал:

— Я видел его в кухне. Неси его сюда и поделись со мной. Не представляю, как можно есть именинный пирог одной.

Розалин послушно принесла пирог, а заодно тарелки, вилки, нож и поставила на столик у камина. Потом зажгла на пироге свечи.

Взяв в руки нож, она задумалась. Сначала нужно было загадать желание, потом задуть свечи. Может быть, попросить, чтобы Скотта Барфилда не было сейчас здесь?

Розалин задула свечи и с опаской посмотрела на Скотта. Тот сидел как ни в чем не бывало. Их глаза встретились. Она почувствовала, что не может отвести взгляд. Дышать тоже стало трудно. Лучше бы я устроила вечеринку с друзьями, подумала Розалин.

Скотт потянулся к ней. Зачем? Она не знала. И вдруг он вскрикнул:

— А-а-а! О Боже!

— Что случилось? — испугалась Розалин.

— Моя спина… — Его лицо исказилось от боли, и Розалин бросились к нему, но Скотт, вытянув руку, удержал ее.

— Нет!

— Но я врач.

— У меня… так уже было. — Он сделал попытку встать, но снова упал на диван. — Это пройдет.

— Дай я взгляну, — попросила Розалин. — Я не хирург, но соображу, в чем дело. Может быть, тебе даже придется обратиться в больницу.

— Нет, — запротестовал Скотт. — Просто нужно подождать, пока боль пройдет. Повторяю, такое уже случалось.

— А что говорит твой врач?

— Последствия травмы. От падения с лошади.

— Ты снова упал с лошади?

— Нет-нет. Это случилось раньше. Тогда сместился позвонок.

Розалин обеспокоенно посмотрела на Скотта. Ей менее всего хотелось видеть Скотта своим пациентом, но сейчас в ней возобладал профессиональный долг.

— Все в порядке, — не сдавался он, полулежа на диване в неудобной позе, с рукой, подложенной под спину.

— Как, — спросила Розалин, — ты собираешься добираться до дому? Если приехал на машине, то ее лучше отставить здесь и вызвать такси.

— Боюсь, я не смогу передвигаться, — ответил Скотт. — Если бы мне только полежать немного…

— Что ты имеешь в виду? — спросила Розалин, пытаясь сохранять спокойствие.

— Послушай, я чувствую себя крайне неловко, но… — Он сделал еще одну безуспешную попытку встать. — Но может быть, ты поможешь мне? Мне нужна кровать. Любая.

— У меня есть гостевая спальня. Полежи там, пока тебе не станет лучше.

Розалин приходилось поднимать множество людей, но Скотт показался ей на редкость тяжелым. С трудом она дотащила его до кровати, на которую он упал в полном изнеможении.

— Может, помассировать тебе спину? — предложила она нерешительно. — У меня есть специальный крем.

— Не нужно.

Слава Богу, подумала она и спросила:

— Тебе лучше?

— Нет, — вздохнул Скотт. — Извини, но это может продлиться не один день.

— Не один день?!

— В прошлый раз боль прошла лишь через неделю.

— Но… — начала Розалин и растерянно замолчала.

Скотт посмотрел на нее из-под ресниц.

— Разве это проблема? Я думал, что эта спальня свободна. Но если ты кого-то ждешь, я попробую добраться до дома на такси. До дома, где меня никто не ждет… Однако предпочтительнее всего сейчас полный покой. Не стоит мне ездить верхом, раз это приводит время от времени к столь плачевным результатам. Буду заниматься только тем, что у меня получается гораздо лучше, правильно? — улыбнулся он.

— Правильно, — вздохнула Розалин.

Ей не нравилось, что Скотт останется с ней под одной крышей даже на ночь. Не говоря уж о недели. И причина заключалась не в том, что она не доверяла ему.

Во-первых, Скотт был вежлив и держался слегка отстраненно — никаких намеков, никаких предложений. Во-вторых, едва ли он был в состоянии приставать к ней.

— Ты хочешь чего-нибудь выпить или съесть?

— С удовольствием, мы ведь даже не притронулись к пирогу. Да и от кофе я не откажусь.

Розалин принесла кусок пирога и чашку кофе, потом села в кресло у окна и смотрела, как он ест. Состояние здоровья никак не сказалось на его аппетите.

— Вкусно, — сказал Скотт, принимаясь за кофе. — Извини, что испортил тебе день рождения, но…

— Забудь об этом. — Розалин взяла тарелку и чашку и направилась к двери. — Крикни мне, если тебе что-то понадобится. Возле кровати есть ночник, если захочешь почитать, и несколько журналов, хотя они вряд ли в твоем вкусе. — И, выключив верхний свет, она быстро вышла из комнаты.

Розалин легла спать два часа спустя, думая о Скотте, лежащем в соседней комнате. Проснувшись утром, она первым делом тоже подумала о нем. Когда зашла проведать, Скотт лежал в постели полураздетый.

— Я вижу, тебе удалось снять рубашку.

Розалин раздвинула шторы. Не стоило разговаривать в полумраке, это давало ему преимущество.

— С трудом, — ответил Скотт, наблюдая за ней.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не лучше. Есть у тебя какое-нибудь обезболивающее?

— Думаю, мне все же надо взглянуть на твою спину. А потом мы решим, надо ли везти тебя в больницу.

Но Скотт словно не слышал ее вопроса.

— Какие у тебя планы на сегодня? — спросил он.

— Надо кое-что сделать по мелочам, — ответила Розалин. — Ты сможешь встать позавтракать?

— Боюсь, что нет, — сказал он виновато. — Тебе придется принести завтрак сюда.

Ее такая возможность отнюдь не вдохновляла. Но что оставалось делать? Если бы она не знала, что такой человек, как Скотт Барфилд, не опуститься до дешевого фарса, то решила бы, что он просто симулирует.

Через некоторое время Розалин вернулась в комнату с кофе, тостами и вареными яйцами. Поставив перед Скоттом поднос, она собралась уходить, когда он сказал:

— Чертовски больно шевелиться. Ты не, могла бы…

Розалин сердито посмотрела на него и неловко присела на край кровати.

— Это глупо, — пробормотала она. — Ты уверен, что не преувеличиваешь? Если болит не так сильно, то ты вполне можешь поесть сам. Но если совсем плохо, тогда надо обратиться в больницу. Такими вещами не шутят.

Она поднесла к его рту ложку с кусочком яйца, наклонившись вперед, чтобы не испачкать одеяло. Халат чуть распахнулся, и в вырезе показалась соблазнительная ложбинка между грудей. Розалин вспомнила, что чувствовала, когда он ласкал ее, и стянула халат у ворота. Ей понадобилось усилие, чтобы рука с ложкой не дрогнула.

Скотт не пошевелился. Он лежал на подушках, позволяя кормить себя, как малого ребенка, и Розалин с каждой минутой чувствовала себя все более неловко.

— А теперь, — сказал он, когда с завтраком было покончено, — можешь помассировать мне спину. Вчера было слишком больно, но сейчас, я думаю, уже можно.

Да оставит он меня когда-нибудь в покое! — мысленно возмутилась Розалин. Но покорно поплелась в ванную, достала крем и вернулась обратно. Теперь Скотт лежал на животе. Насколько она могла заметить, он снял не только рубашку. Ее это насторожило, а прикосновение к его обнаженной спине еще более усилило ощущение неловкости.

Розалин начала втиратькрем и через некоторое время поняла, что не нащупывает никаких припухлостей под кожей. О чем не преминула сказать Скотту.

— Все равно болит, — заявил он. — Чуточку пониже, пожалуйста.

Пока Розалин делала массаж, он не переставал задавать вопросы. Она рассеянно отвечала, но взгляд ее был прикован к его обнаженному торсу. На лбу выступила испарина, дыхание участилось. Еще немного — и она потеряет контроль над собой.

Наконец Скотт перевернулся на спину и посмотрел на нее.

— Неплохо, — лениво пробормотал он, и Розалин покраснела. — Естественно, я уйду, когда смогу это сделать. Не хочу тебе мешать. Но на случай, если задержусь до твоего прихода, не могла бы ты купить для меня свежий номер газеты? Еще я не отказался бы от…

— Эй, а не много ли ты хочешь? — изумилась Розалин. — Как насчет детектива и пижамы?

— Я никогда не сплю в пижаме, — усмехнулся Скотт. — А что касается увлекательного чтива…

Розалин не помнила, как вышла из квартиры. Она ходила по магазинам, делала покупки, но мысли ее были заняты совсем другим… Скоттом Барфилдом. Она боялась вернуться домой и застать его там. Но и мысль о том, что он ушел в ее отсутствие, огорчала. Розалин сама не знала, чего хочет.

Когда спустя несколько часов она открыла дверь своей квартиры, его пиджак все еще висел на кресле в гостиной. Розалин с облегчением перевела дыхание. Неужели ей нравится растравлять свои раны? Каждая минута, проведенная со Скоттом под одной крышей, была пыткой, так почему же она рада, что он все еще здесь?

Розалин направилась в кухню и разложила покупки по местам, потом прослушала сообщения на автоответчике, одно из которых было от Роджера. Он напоминал ей о сегодняшнем свидании. Розалин хотела, чтобы Скотт знал, что она вернулась и вовсе не ждет, когда он соизволит ее окликнуть. Но сама того не желая, прошла в спальню.

— Извини, — сказал Скотт, хотя в его голосе не угадывалось и тени сожаления. — Думаю, еще одна ночь, и я буду в полном порядке. Я решил, что лучше не спешить. — Он обворожительно улыбнулся, но Розалин проигнорировала улыбку. — А, ты принесла газеты, спасибо. — Скотт лениво потянулся. — Не хотел тебя беспокоить, но…

— Что еще?

Она не могла ответить ему столь же благодушным тоном, и эта мысль угнетала ее больше всего. Если бы Розалин вела себя по отношению к нему так же безразлично, как он по отношению к ней, все было бы по-другому. Она бы тоже улыбалась и шутила. Значит, он уже излечился от влечения ко мне, подумала Розалин с горечью, в то время как мне стало только хуже.

— Ты не принесешь мне чашку чаю?

— Знаешь, Скотт, ты самый беспокойный пациент из всех, что мне попадались, — вздохнула Розалин.

Она принесла большую кружку с чаем и три сандвича с ветчиной и салатом, которые Скотт съел с потрясающей скоростью. Во время еды он продолжал болтать так, словно лет десять ни с кем не разговаривал. Розалин неохотно отвечала. Когда начало темнеть, она вздохнула и отодвинулась.

— Что случилось? — спросил Скотт. Розалин медлила с ответом. Вот с этого все и началось. Он заговорил с ней, она ответила и не заметила, как оказалась в его власти.

— Я ухожу вечером, — решительно заявила она.

— Куда? Намечается что-нибудь интересное?

— И да, и нет.

Розалин шла к двери, чувствуя на себе его взгляд. Если она сейчас обернется, Скотт задаст ей еще какой-нибудь вопрос, и неважно, что ответ его не интересует. Он спросит просто так, чтобы удержать ее. Поэтому она вышла, не посмотрев на него ни разу.

Теперь предстояло дождаться прихода Роджера и позаботиться о том, чтобы они со Скоттом не встретились. Значит, надо увести Роджера из квартиры раньше, чем тот заговорит. Конечно, Скотт прикован к постели, но слух у него в порядке…

Темно-синее платье, туфли на высоких каблуках. Розалин была полностью готова, когда прозвенел звонок.

Она поспешно открыла дверь, но упредить Роджера не успела. Тот издал радостный возглас, увидев ее, потом протянул сверток в подарочной упаковке и, не прекращая говорить, направился в гостиную. Она шла за ним, радуясь хотя бы тому, что Скотт не в состоянии сейчас выкинуть какой-нибудь номер.

Однако ее надежды не оправдались. Едва они с Роджером вошли в гостиную, на ее пороге появился Скотт. Лицо его было темнее тучи, никаких признаков недомогания не замечалось.

10

Мужчины смотрели друг на друга. Скотт — с враждебностью, Роджер — с удивлением. Первым заговорил Скотт:

— Что ты здесь делаешь?

Это, подумал он, самый вежливый вопрос, который можно сейчас задать.

— Я хотел бы спросить у тебя то же самое.

Роджер уже не смотрел на Скотта, он перевел взгляд на Розалин, с тревогой наблюдавшую за ними обоими. Роджер был возмущен, и его можно было понять. Он ожидал спокойного вечера в приятном женском обществе. А наткнулся на Скотта Барфилда.

— Погоди, Роджер, я все объясню. — Розалин напоминала жену, застигнутую мужем в объятиях любовника. Но ведь это не так, подумала она, лихорадочно собираясь с мыслями. — Скотт заехал вчера с подарком от моего отца…

— Вчера? — повторил Роджер, и его брови взметнулись вверх.

— Потом у него что-то случилось со спиной, и с этого времени он лежит в постели. — Она бросила на Скотта уничтожающий взгляд и сложила на груди руки. — Хотя, как я вижу, ты уже выздоровел.

Скотт проигнорировал ее последние слова. Он подошел к Роджеру и обошел его кругом.

— Ты все еще не ответил на мой вопрос, — рявкнул он. — Что ты здесь делаешь?

Неужели они снова стали любовниками? Мысль об этом до сих пор не приходила Скотту в голову, но, увидев Роджера в квартире Розалин, он не смог думать ни о чем другом. Он представил, что их связь возобновилась, и в его глазах потемнело от ярости. Она моя, подумал Скотт, моя на всю жизнь!

— Ладно, старина, успокойся, — начал Роджер, встревоженный видом Скотта. — Я пришел, чтобы пригласить Розалин на обед, вот и все. — Ему даже удалось непринужденно улыбнуться. — По случаю ее дня рождения. И нам еще нужно поговорить кое о чем.

— Роджер, нам пора идти. Ты знаешь, что в этом ресторане много народу. Если опоздаем, наш заказ пропадет. — Розалин посмотрела на Скотта и с вызывающим видом взяла Роджера под руку. Незачем вести себя так, словно тебя застигли за чем-то недостойным. — А если ты совсем поправился, — обратилась она к Скотту, — то можешь позаботиться о себе сам. Надеюсь, не застать тебя здесь, когда вернусь.

— Ты никуда не пойдешь, — сказал Скотт спокойно.

Мне нужна эта женщина, черт побери, и я не позволю ей уйти! — решил он. Боже, да я влюбился в нее! От осознания этого Скотт почувствовал себя и слабее, и сильнее одновременно. Если Роджер и Розалин снова вместе, я разлучу их, вот и все! Дальше этой мысли он не пошел.

— Извини, я не понял… — начал было Роджер.

Но Скотт прервал его:

— Послушай, старина. Мне нужно поговорить с Розалин с глазу на глаз, так что будь пай-мальчиком и убирайся восвояси, ясно?

— Как ты смеешь приказывать Роджеру в моем доме? — возмутилась Розалин. — Ты не имеешь права даже находиться здесь! Я позволила тебе остаться вчера, потому что думала, что ты не можешь двигаться. Теперь ты здоров и можешь идти туда, откуда пришел.

Скотт приблизился к ним с потемневшим от ярости лицом, и Роджер поспешно отступил. Со временем, подумала Розалин, я, возможно, увижу в этом происшествии комическую сторону. Со временем…

— Мне выкинуть тебя или уйдешь своими ногами? — поинтересовался Скотт.

Розалин не верила своим ушам. Все это напоминало сцену из второразрядного латиноамериканского сериала.

Роджер, удивление которого сменилось тревогой, повернулся к ней.

— Видимо, мне лучше уйти, Рози… Я могу зайти попозже, когда вы поговорите…

— О чем? — воскликнула она. — Нам не о чем с ним разговаривать!

— Нет, черт побери, есть! — Скотт развернул ее лицом к себе. — А ты убирайся! — бросил он Роджеру, который и так уже пятился к выходу.

— Рози, если хочешь, чтобы я остался… — промямлил Роджер, в последней попытке быть галантным кавалером, но она покачала головой.

— Нет, все в порядке. Уходи. Я позвоню тебе позже, возможно, завтра.

— Хорошо, если ты считаешь нужным…

Голос Роджера звучал теперь увереннее. Значит, к бегству он был готов, подумала Розалин.

— Да, считаю. Иди же.

Роджер немедленно так и поступил, закрыв дверь и оставив ее наедине со Скоттом. Праведный гнев, который она ощущала всего несколько минут назад в присутствии Роджера, улетучился. Розалин пожалела, что отпустила его. Надо было сбежать вместе с ним. Она не представляла, что сейчас будет. Знала лишь, что полностью беззащитна, испугана и осталась лицом к лицу с человеком, который мог повести себя весьма непредсказуемо.

— Ну что ж, тебе удалось избавиться от Роджера, теперь можешь сказать все, что хотел, и уйти.

Скотт вернулся в гостиную, прошел к дивану, сел, вытянув длинные ноги, и пристально посмотрел на нее.

Розалин пребывала в растерянности. Она не знала, что ей делать. Сесть? Остаться стоять? Ходить взад-вперед? Предпочла первое — потому, что ноги вдруг стали ватными.

— А он не борец, верно? — заметил Скотт, когда она робко опустилась на краешек кресла.

— Это не делает его менее достойным уважения, — возразила Розалин. Она изо всех сил старалась не смотреть на него, чтобы не дать разгуляться воображению в поисках объяснения поведения Скотта. — Я никогда не любила грубую силу. Она до добра не доводит.

— Очень мудро с твоей стороны.

— Роджер с удовольствием остался бы, — сказала Розалин, и это прозвучало несколько фальшиво. — Но я попросила его уйти, потому что не хотела безобразных сцен.

— Правильно.

— А теперь я хотела бы узнать, о чем именно ты собирался поговорить со мной. Если у тебя есть, что сказать, почему ты не сделал этого вчера?

— Я готовился к этому, — ответил Скотт, поворачиваясь таким образом, чтобы она не видела выражения его лица.

— А как твоя спина?

— Причем здесь моя спина? — спросил он вызывающим тоном.

— Сегодня утром ты заявил, что тебе так больно, что ты даже не в силах держать ложку. А сейчас расхаживаешь по всей квартире. Что это — чудесное исцеление, да? — с сарказмом заметила она.

— Моя спина всегда была в порядке, — насмешливо ответил он, и Розалин с недоумением уставилась на него.

— Не понимаю, — проговорила она наконец, — зачем тогда весь этот спектакль? Только, пожалуйста, не говори, что просто хотел составить мне компанию и не нашел лучшего предлога.

Неожиданно ее осенило. И как она не догадалась раньше! Она порвала с ним отношения, но он не хотел ее отпускать. Это вполне можно было ожидать от Скотта Барфилда, привыкшего распоряжаться женщиной, словно своей собственностью.

Что же он сделал? Сначала под предлогом передать подарок от отца приехал к ней домой, потом сделал вид, что заболела спина, желая вызвать в ней сострадание. Поняв это, Розалин почувствовала себя дурочкой, которую с легкостью обвели вокруг пальца.

На что Скотт рассчитывал? Считал ли проявление сострадания первым шагом к капитуляции?

Розалин гневно посмотрела на него.

— Мне нужно было поговорить с тобой, — повторил Скотт. — Ничего другого я придумать не мог. Я знал, что, если просто появлюсь здесь, ты не захочешь меня слушать.

— Ты читаешь мои мысли.

— Но когда пришел этот тип…

Скотт замолчал, ожидая, что она скажет что-нибудь в защиту Роджера, но Розалин не проронила ни слова. Интересно, думала она, как он предложит возобновить отношения?

— Вы снова встречаетесь? — спросил Скотт так, словно задавал самый трудный вопрос в своей жизни.

Что, если она ответит «да»? Как он справится с этим? Мысль была настолько пугающей, что его пробрал озноб.

— Да, мы встречаемся, — ответила Розалин. — Но я удивлена, что тебя это интересует. Надеюсь только, что ты не станешь опять утверждать, что мы с Роджером не подходим друг другу.

— Вы возобновили ваши отношения? Но разве вы не разорвали помолвку? Означает ли это, что вы снова вместе?

Скотт выстреливал вопросы, как пули из ружья, требуя немедленных ответов.

— Я не собираюсь спать с тобой, Скотт, — спокойно сказала Розалин. — Полагаю, в этом кроется причина твоего появления здесь с бутылкой шампанского и маленького спектакля с больной спиной. Это не сработало. Меня не интересует короткая интрижка, так что ты понапрасну тратишь время. И тебе ни к чему знать, что значит для меня Роджер. Это не имеет никакого отношения к тебе.

— Это имеет отношение… ко всему, — пробормотал Скотт.

Обычная самоуверенность покинула его. Он чувствовал себя так, словно искал тропинку посреди топкого болота.

— Я думаю, Розалин… — начал он и замолчал, изучая ее лицо, которое оставалось на редкость бесстрастным.

Если ему есть что сказать, подумала она, пусть говорит. Я со своей стороны не собираюсь ему помогать.

— Правда? — спросила она, когда молчание затянулось.

— Я думаю о нас.

Начинается, мелькнуло в голове Розалин. Сначала чуть-чуть страдания в голосе, а после — стремительная атака. Это его привычная тактика. Страдание — выигрышный прием. Он может разоружить любую женщину, но только не ее.

— Я знаю, что у вас с Роджером ничего… не было… — сказал Скотт, скорее вопросительным тоном, чем утвердительным, словно ожидая ответа на волновавший его вопрос. — Во всяком случае, надеюсь на это, — продолжил он более уверенно. — Ты не могла бы сесть ко мне поближе, так мне было бы легче говорить?

Я готов умолять ее, если это поможет. Вот что значит быть слабым от любви, подумал он.

— Мне и тут хорошо, — заметила Розалин, но тем не менее пересела к нему на диван.

— Спасибо, — выдавил Скотт.

— Не стоит благодарности.

Розалин удостоверилась, что сидит не слишком близко к нему. Одно дело — ощущать себя смелой и решительной на расстоянии, и совсем другое — когда сидишь рядом с ним. Если Скотт дотронется до нее, то все начнется снова, как того хочет ее тело. Розалин напряженно ждала, что последует дальше.

— Так лучше, — сказал Скотт, глядя на нее. — А ты не могла бы улыбнуться?

Он протянул руку к ее лицу, и Розалин испуганно отпрянула.

— Если бы я хотела улыбаться, то выгнала бы тебя из моей квартиры и включила бы телевизор. Ты хотел что-то сказать — я слушаю тебя.

— Ты нужна мне.

Скотт погладил ее по руке, и у Розалин перехватило дыхание. В том месте, где он коснулся, осталось ощущение ожога. Вот потому она старалась держаться от него подальше. Ей не хотелось, чтобы он дотрагивался до нее.

— Ты за этим приехал в Лондон? — тихо спросила Розалин. — Сказать, что я нужна тебе?

Ее голос звучал спокойно. Он мог принадлежать кому-то другому, только не ей, потому что никакого спокойствия Розалин не испытывала.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Скотт.

— И попытаешься убедить меня в том, что я не права?

Скотт внимательно смотрел на нее, и у Розалин закружилась голова. Она не могла связно думать. Мысли путались, натыкаясь друг на друга, сплетались в клубок.

— Скажи мне, что у тебя ничего нет с Роджером, — потребовал он, и Розалин кивнула.

— Хорошо, у меня ничего нет с Роджером.

Глаза Скотта потемнели.

— Правда?

— Конечно.

— Я легко могу это проверить, — сказал он, и она равнодушно пожала плечами.

— Действительно? И каким же образом?

Не ответив, он быстро наклонился и притянул ее к себе. Это движение застало Розалин врасплох, и она оказалась в объятиях Скотта. Самые худшие предположения подтвердились — инстинкты оказались сильнее разума, хотя она и пыталась отрицать это.

Розалин попыталась сопротивляться, что было совершенно бесполезно. Его губы завладели ее губами в жадном, горячем поцелуе. Она отвернула было лицо, но Скотт схватил ее за подбородок, не давая вырваться.

— Я не позволю тебе уйти, — простонал он.

Осознание того, что Скотт больше не целует ее, побудило Розалин возобновить сопротивление. Но она прекратила эту попытку, едва начав. Искушение обнять Скотта за шею и прильнуть к его груди было нестерпимым.

— Ты нужна мне, — хрипло сказал он. — Я хочу тебя, Розалин. Я…

На мгновение у нее замерло сердце. Она подумала, что сейчас Скотт скажет, что любит ее. Наступила пауза.

— Я люблю тебя, Розалин.

Нет, подумала она, это не может быть правдой. Всего лишь слова, чтобы удержать меня.

— Я уже говорила тебе, Скотт, — сказала она. — Я не хочу минутной связи.

Розалин стремилась объяснить, что жаждет большего, чем он может ей дать.

— Ты слышишь меня? — резко спросил Скотт, и, когда их взгляды встретились, она удивилась отчаянию в его взоре. — Ты слышала, что я тебе только что сказал?

— Что ты хочешь меня… Скотт, я не считаю это достаточным поводом…

— Я говорю не о постели. А о любви. Ты понимаешь меня? Я люблю тебя.

— Что? — Розалин растерянно заморгала. — Любишь?

— Да.

Никогда в жизни Скотт не был так безоружен и так целеустремлен.

— Ты любишь меня?

— Да, я люблю тебя. Сколько раз еще повторять это?

Но произнесение этих слов вслух было облегчением для него. Впервые в жизни, подумал Скотт, все мои карты открыты. Он чувствовал радость и сомнение одновременно.

— Не может быть, — покачала головой Розалин, боясь верить своему счастью. — Ты только говоришь так.

Однако сердце билось все чаще, и свет надежды уже озарил потаенные уголки ее души. Но она знала, что разочарование от рухнувших надежд — самое горькое разочарование в жизни.

— Верь мне. — Скотт сжал ее плечи. — Я не могу жить без тебя. Это невыносимо. Я хочу просыпаться рядом с тобой и ложиться спать, обнимая тебя.

Он положил голову ей на плечо, и Розалин подумала, слышит ли Скотт биение ее сердца. Затем осторожно погладила его по волосам.

— Но ты никогда не говорил мне о любви, — прошептала она.

— Откуда мне было знать, что я чувствую именно это? — Скотт поднял голову и посмотрел на нее, и в этот миг она поняла, что спасена. Это был взгляд, полный неподдельной любви. — Откуда мне было знать, что влечение, которое я испытывал к тебе поначалу, перерастет в нечто большее? Я получил хороший урок. Только когда ты уехала, я понял, что все происшедшее с моей женой, не имеет к тебе никакого отношения.

Розалин вздохнула и закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы он говорил так часами.

— Я из другого теста, нежели Роджер, — сказал Скотт. — Но если ты дашь мне немного времени, я докажу, как много ты значишь для меня.

— Сколько времени?

— Немного. Примерно лет сто.

Розалин рассмеялась, и Скотт почувствовал, что она расслабилась.

— О, Скотт. — Продолжая улыбаться, она потянулась, чтобы поцеловать его. — Скотт, не нужно ничего доказывать. Я люблю тебя. А ушла потому, что не могла свыкнуться с мыслью, что все больше и больше влюбляюсь в тебя, в то время как тебе нужен только секс.

Скотт улыбнулся в ответ, отчего стал выглядеть намного моложе.

— Итак, — удовлетворенно произнес он, прижимая Розалин к себе, — ты меня любишь. Хотя я напуган тем, что секса недостаточно, чтобы удержать тебя.

— А что ты можешь предложить еще? — лукаво прищурившись, спросила Розалин.

— Что-нибудь придумаю. У мужчин своя гордость, и потому я сделаю нечто невозможное. Ну, по крайней мере, что-нибудь такое, чего я, по твоему мнению, не умею.

— Научишься не падать с лошади? — деланно изумилась Розалин.

— Не смей мне напоминать об этом! — грозно нахмурился Скотт, но глаза его улыбались. — Хотя нет, никому я не обязан больше, чем Бетси. Если бы меня не сбросила тогда эта строптивая кобыла, неизвестно, как сложилась бы моя судьба!

Розалин рассмеялась, она думала о том, что ее ждет. Быть рядом с любимым человеком, слышать его голос, видеть его лицо, радоваться вместе с ним жизни. У них будет дом в пригороде Лондона и много-много детей. А лето они станут проводить в поместье Скотта. Ее отец наверняка полюбит маленьких внучат и подарит им всю свою нерастраченную нежность. Разве это не счастье?

КОНЕЦ

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10