Вокруг света за 80... свиданий [Дженнифер Кокс] (fb2) читать онлайн

- Вокруг света за 80... свиданий (пер. Татьяна Алексеевна Перцева) 1.13 Мб, 341с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Дженнифер Кокс

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Дженнифер Кокс Вокруг света за 80… свиданий

Глава 1 В ПРОШЛОМ ГОДУ В ЭТО ВРЕМЯ


Войдя в устойчивый ритм: выпить — поплакать, выпить — поплакать, я вдруг впервые по-настоящему услышала музыку.


Помоги любимому, протяни руки, чтобы поддержать…


Я злобно уставилась на радиоприемник. Всегда ненавидела эту песню. Лично мне кажется, если мужчина способен оставаться на ногах только навалившись на тебя всем своим весом, лучше отойти и дать ему упасть. Но поскольку именно сегодня я обнаружила, что Келли изменял мне почти все пять лет, что мы прожили вместе, оставалось только длинно прерывисто вздохнуть. Устала так, что даже слез не осталось.

Кроме того, именно сегодня мне пришлось смириться с тем, что, возможно, в каждом из нас есть немного от Тамми.

Я действительно любила Келли, что довольно странно, поскольку при ближайшем общении человек он не слишком приятный. Да, сексуален, один из тех смуглых мрачных типов с пронизывающими зелеными глазами и спутанной гривой курчавых черных волос. Высокий, сильный, с нежными губами и грудью, достаточно широкой, чтобы использовать ее вместо гладильной доски. Но кроме вышеперечисленных достоинств, он эгоцентричен, скрытен и угрюм. Из тех типов, что часами торчат в баре, сосредоточенно размышляя над кружкой пива и стопочкой спиртного.

По какой-то причине меня всегда влекло к «сложным натурам», а сложнее Келли сыскать невозможно. Словом, мужчина, который скорее готов сгрызть битое стекло, чем объяснить, где был, что делал, или признаться в любви.

До сих пор понятия не имею, почему я терпела, когда он уходил на вечеринки, не позаботившись пригласить и меня, и торчал там едва не до рассвета, когда хранил в памяти телефона номера, обозначенные всего одной буквой… Но это меня не останавливало. Мало того, по каким-то причинам заставляло стараться еще сильнее. За наши совместно прожитые пять лет, по мере того как Келли медленно трансформировался в Клинта Иствуда, я с таким же постоянством превращалась в клоуна Коко — из кожи вон лезла, чтобы развлечь, обратить на себя внимание, заставить его чувствовать сопричастность к нашей совместной жизни. Я служила своеобразным эмоциональным эквивалентом маленького красного педального автомобильчика, объезжающего арену наших отношений и подающего сигнал крошечным клаксоном, по мере того как из моей яркой рубашки вылетали букеты цветов, а лилипуты в оранжевых париках опрокидывали ведра с горчицей на мои брюки и дергали меня за накладной красный нос. Словом, никакого достоинства.

И, в конце концов, все это оказалось бесполезно. В глубине души я знала, что мы можем разделить только «сейчас». Но будущее? Никогда. Поэтому я позвонила по телефону с одиноким инициалом после цифр, и наше «сейчас» завершилось.

Расставшись с Келли, я немедленно отправилась в аэропорт и села в самолет до Нью-Йорка. Опыт пребывания в Нью-Йорке сравним лишь с попытками гладить тигра-людоеда: страшно до полусмерти, но в те минуты, когда зверь позволяет коснуться его, ты чувствуешь себя бессмертным и счастливым.

Как и во время других моих приездов, Нью-Йорк поразил и увлек меня. Я затерялась на рынках, в бутиках и кафетериях, рассыпанных по всему Гринвич-Виллиджу и Гарлему, и до отупения играла в софтбол на Кони-Айленде. Жизнь в этом городе не облегчила мою сердечную боль, но отвлекла и не дала болезни зайти дальше, за что я очень благодарна.

Я и так должна была лететь в Нью-Йорк по делам. Можно сказать, время выбрано самое подходящее (если таковым приходится считать разрыв с бойфрендом). Но я работаю в индустрии путешествий, и мне не привыкать куда-то, мчаться. Люблю путешествовать, и была полна решимости получить работу в этой области, с того момента как обнаружила ее безошибочную способность поднимать мне настроение.

И это оказалось особенно, кстати, после уродливого разрыва отношений с Келли. Многие считают, что время — великий целитель, но лично я много лет назад обнаружила, что именно путешествия помогают оставить прошлое позади. Нет ничего хуже, чем оставаться на месте преступления, то есть кошмарного развала пятилетних отношений — слишком много болезненных воспоминаний и напоминаний. Я записалась на курсы восстановления отношений под девизом «покончить со своими бедами», и должна сказать, это сработало. Я почти случайно обнаружила, что путешествие способно излечить разбитое сердце. Тогда мне только исполнилось восемнадцать, а Уильям был первой большой любовью моей жизни. Мы вместе учились в школе и наслаждались чистой и верной любовью вплоть до минуты, когда я пережила первую глубокую рану. Когда Уильям ни с того ни с сего бросил меня ради Мелани, которая одевалась в «Мисс Селфридж»[1] и ни разу не бывала в Гластонбери, я оказалась неготовой к потрясению. Все лето я провела в тоске и скорби. Рыдала на плече у лучшей подруги Белинды, выманивала ее из дома на долгие прогулки, с тем чтобы поделиться (снова и снова), как ужасно все это было и как мне никогда не пережить такого удара. Но в конце лета я уехала поступать в университет Лидса и, к собственному изумлению, обнаружила действенность поговорки «с глаз долой — из сердца вон». Здесь, на новом месте, тяжелые воспоминания постепенно выветрились. Никакой опасности наткнуться в Лидсе на Уилла и Мел. Не приходится гулять по нашим местам одной или слушать сплетни окружающих о том, где они были вместе вчерашним вечером. Свободная от постоянных напоминаний о моем Уилле и его новой подружке, я вскоре оправилась от потрясения и начала новую жизнь.

И все благодаря автостраде М-1 Лондон — Йоркшир и вагонам «Нэшнл экспресс».

Но мои уроки исцеляющей силы путешествий на этом не кончаются. Именно следующий бойфренд научил меня, что путешествия так же облегчают существование бросившему, как и брошенному. Питер был гитаристом группы, с которой я пела в Лидсе, и мы жили вместе почти до конца моей учебы в университете. Он был мягким, добрым и очень милым. Но к сожалению, по мере того как шло время, становилось все яснее, что «мягкий и добрый» — не совсем то, что мне нужно. Нет, честно, я не хотела его обижать — Питер этого не заслуживал, — и кроме того, я еще достаточно живо помнила, как плохо мне пришлось. Но как бы я его ни любила, все же отчего-то не находила себе места: постоянно хотелось чего-то нового. Однако я не находила сил порвать с ним. Я пыталась-уговаривала себя, настраивала, твердила, что на этот раз не отступлюсь… но в последнюю минуту представляла, как огорчится Питер, и шла на попятный. Раза два мне вроде бы удавалось довести дело до конца, но Питер уговаривал не торопиться и дать нам еще один шанс. Я просто не могла видеть его отчаяния и сделать решительный шаг. Пока не отправилась в Австралию.

Это смахивало на авантюру, но… Порой то, что видится как эксцентричность, на деле оказывается мудрым шагом, после того как его предпримешь. Совершенно самостоятельная поездка в Австралию на три месяца внезапно показалась идеальной возможностью пережить настоящее приключение и получить время как следует все обдумать.

Поэтому я полетела в Перт. Западная Австралия. И первое, что сделала по прибытии, — позвонила Питеру и порвала с ним. Как бы дико ни звучало, потребовалось отправиться на другой конец света, чтобы это сделать: мне не пришлось видеть, как он страдает, сознавать, что я всему виной и по-прежнему не могу относиться безразлично к его чувствам. И поскольку здесь угрызения совести не терзали меня с такой силой, как дома, я пережила разрыв достаточно легко, как, впрочем, и он. Я вдруг безумно влюбилась в Австралию и поэтому осталась там, на целых шесть лет.

Думаю, в этом месте моего повествования следует быть честной и признаться, что я безумно влюбилась не только в Австралию. Улетая туда, я еще была подружкой Питера, но уже через полгода стала женой Филипа.

С Филипом мы познакомились через две недели после моего приезда. В театре, где я получила работу. Это была любовь с первого взгляда. Обаятельный, харизматичный, рисковый Ромео австралийской глубинки — словом, именно тот, в ком я мгновенно распознала одну из Родственных Душ. (Видите ли, если у кошки, как говорят, девять жизней, кто сказал, что мы обязаны ограничиться одной-единственной Родственной Душой?)

Он не боялся никого и ничего, и в его обществе жизнь была волнующей и полной возможностей. Мы влюбились друг в друга страстно и глубоко. И поженились очень быстро лишь потому, что мгновенно притерлись друг к другу, и брак казался вполне естественным и правильным выходом из ситуации. Никто из нас до сих пор всерьез не интересовался путешествиями, поэтому мы сразу пустились в путь — исследовать, открывать и переживать вдвоем. Провели полгода, скитаясь в старом грузовом автофургоне по австралийской глуши, питаясь дикими фруктами, плавали с дельфинами и сражались с пауками. Бродили по забытым Богом окраинам Индии и Непала, проводили уик-энды с аквалангами в заросших кораллами водах вокруг Вануату и Соломоновых островов, срывались в безумные поездки на Бали и плавали на рыбачьих лодках по мутному Меконгу во Вьетнаме. Впечатления поразительные. И может, в этом и была вся проблема: человек не может жить на одном адреналине. После шести лет чудес и открытий способность изумляться истощилась. За это время я всего лишь однажды ненадолго приезжала домой. Скучала по семье и друзьям. Мне не хватало доброй старой Англии. Не хватало хрустящего картофеля от «Маркс энд Спенсер». Я жаждала посидеть в пабе в сырой осенний день (в Австралии, как правило, нет времен года) и притвориться, будто меня интересует футбол. Мне отчаянно не хватало жарких споров о политике и возможности пролистать приличные воскресные газеты. «МУЖЧИНА ОСТАВЛЯЕТ СДАЧУ НА ПРИЛАВКЕ МОЛОЧНОГО БАРА» — вот примерный уровень новостных репортажей в Австралии.

Настала пора возвращаться домой, и как бы я ни любила Филипа, он был созданием и духом австралийской глубинки. Красивый, страстный, необузданный, он не имел, да и не желал иметь, ничего общего с Британией, с ее толпами, уличным движением, горами мусора и противной моросью. Я отправилась в Австралию одна. Шесть лет спустя я вернулась домой в том же количестве.

После разрыва с Келли прошел год, и, к счастью, стадия «я больше никогда не влюблюсь» благополучно миновала. Я провела немало времени, размышляя, почему мы оставались вместе так долго, и, пытаясь найти рецепты от рецидива прошлых ошибок. Как бы постараться больше не наступать на те же грабли?

И после целого года раздумий над прошлыми альтернативами и будущими возможностями я пришла к двум выводам. Первый: тот, кто хочет узнать побольше о Шер или «Деф Леппард», должен настроиться на «Ви-эйч-1» в три часа утра. Второй: пытаться найти в Лондоне более-менее приличного бойфренда — дело безнадежное. Если вы знали последнее, возможно, успели самостоятельно обнаружить первое. У лондонцев самый длинный рабочий день в Европе, и доказательством служит самый высокий процент вызванных стрессом болезней. Вряд ли в такой обстановке можно надеяться на романтическую встречу в стиле Барри Уайта: «Ты моя первая, моя последняя, ты моя папка для исходящих бумаг».

И все же именно потому, что большую часть времени мы проводим в офисе, невольно получается, что это самое подходящее место для романа, служебного, разумеется. Мы надеемся найти здесь того самого и неизбежно терпим неудачу. Может, воспитание и создает из мужчины мужчину, но работа в два счета проделывает обратную процедуру, то есть низводит до положения ничтожества. Вероятно, в прошлом было волнительно встретить кого-то в офисе, но в наше время перебирать кучу безжизненных муляжей, настолько измотанных стрессом и депрессией, что единственные отношения, на которые они способны, — общение с ноутбуками и сплетни в мужском обществе, дело гиблое. И мы, ОСЖРВС (Одинокие самостоятельные женщины с девизом «работа вместо свиданий»), купились на миф «не стоит слишком стараться», что в переводе на язык нормальных людей означает: успехи на работе и развлечения с друзьями делают нас независимыми и, следовательно, непривлекательными для мужчин. Но честно признаться, дело не в этом. Просто офис — сплошные дискеты и компьютерные программы — не то место, где можно завести серьезные отношения. Десять лет назад, когда я перебралась из Австралии обратно в Англию, пришлось смириться с тем печальным фактом, что мой брак не собирается перебираться вместе со мной. Зато я была уверена, что мой роман с путешествиями будет процветать везде, где бы я ни поселилась. Поэтому я, не теряя времени, нашла работу в индустрии путешествий. Я стала главой пиар-отдела «Лоунли плэнит пабликейшнз», компании, издающей путеводители, а также автором многочисленных статей о путешествиях и представителем Би-би-си.

Путешествуя в лондонский офис и из оного, а также за море и обратно, я неожиданно обнаружила, насколько больше, чем на родине, интересуются женщинами тамошние мужчины. Временами мне казалось, что найти в Лондоне приличного представителя сильного пола невозможно, даже ради спасения собственной жизни. Мужчины, умеющие пользоваться вилкой и подбирающие туфли в тон костюма, ныне редки, как алмазы на лондонских мостовых, хотя в любой другой столице мира от них приходится буквально отбиваться палкой.

Не хочу выглядеть этаким пугалом, способным довести мужчину до нервного обморока, и даже близко не могу сравнить себя с Божьим даром — ни попки Кайли Миноуг, ни губ Мелани Гриффите… хотя, по справедливости, последнюю тоже трудно назвать идеалом.

Но за границей встретить мужчину куда проще. Пройдитесь по улице в любой другой стране, и на вас немедленно западет кто-то из прохожих — попытается подойти, завести разговор, познакомиться. А в Лондоне кто из представителей противоположного пола пытается встретиться с вами взглядом? Правильно — сидящие напротив пассажиры метро. Я не говорю, что во всем виноваты исключительно английские мужчины, мы, женщины, тоже несем свою долю ответственности. В сутках ограниченное количество часов, и если хочешь иметь успешную карьеру, работа занимает большую их часть. И если экономика процветает, не означает ли это, что все мы находимся в тисках эмоционального спада? Не сами ли мы сделали рабочие отношения главными в своей жизни, довольствуясь средненьким бойфрендом, потому что время остается только на то, чтобы найти и поддерживать средненький романчик?..

Я говорю «мы», но, конечно, подразумеваю себя. Любила ли я работу больше, чем бойфренда? Делая карьеру и поднимаясь все выше по служебной лестнице, много ли я могла дать Келли? И как много на самом деле хотела получить от него? Нуждайся я в Келли больше, может, была бы вынуждена понять, что наши отношения потерпят крах гораздо раньше, и избавила бы себя от никчемных душевных терзаний. Знаю, звучит ужасно, но неужели действительно возможно одновременно иметь и достойные отношения, и достойную работу? А если нет, что бы вы выбрали? И опять возвращаясь к моей персоне… Если я права и все «достойные отношения» бродят по главным улицам каждой столицы каждой страны, кроме той, где я живу, что мне делать?

Прежде чем мы пойдем дальше, думаю, нужно слегка отвлечься. Очень важно прояснить, что я подразумеваю под достойными отношениями. Я не имею в виду чистый секс. Случайные связи — это эмоциональные кебабы мира отношений. Легко завести их после закрытия пабов, но следующие три дня чувствуешь себя последней швалью. Нет, я говорю о том, кто мне действительно нравится и кого я хотела бы узнать получше. О том, кто способен меня рассмешить, читает мне выдержки из газет, при случае вытащит из меня тампон, позволит себя подстричь (плохо и только один раз), принимает ванну, пока я восседаю на закрытом унитазе, обрезая свои (его) ногти на ногах. О том, кого я готова познакомить со своими друзьями. Я имею в виду Родственную Душу. И я утверждаю, что не верю в его существование здесь, в Лондоне.

Если считаете, что я чересчур резко сужу о здешних парнях, не давая им никаких шансов, или сами недавно живете в Лондоне и собираетесь лично взойти на гибельно крутую гору истинной любви, готова пояснить свои слова. Существует несколько хорошо и старательно протоптанных тропинок к новому в вашей жизни мужчине. Ваши друзья невольно выдадут все, что думают о вас, судя по типу (кое-кто симпатичный, думаю, он тебе понравится) мужчины, которого пригласят на званый ужин. И вместо того чтобы разгрести гору накопившихся бумаг, можно попробовать флиртовать по пути на работу и потерпеть горькое разочарование, когда ваш объект, который, в общем, не очень-то вам и нравился с самого начала, напивается вдрызг.

Может, вы решили знакомиться по Интернету или посещать места, где по идее должен был бы попасться кто-то подходящий, но этого не происходит. И поскольку за прошлый год я использовала все возможные способы, то поделюсь с вами тем, что узнала. Я болтала с бельгийскими адвокатами в «Старбаксе», мысленно умоляя их быть хоть немного поинтереснее. Пыталась назначать свидание в Интернете, где все парни закончили курсы Ника Хорнби «Познай женщину» и являются одинокими родителями с ангельскими, но неблагополучными детьми или управляют маленьким, странноватым, но неизменно чахнущим бизнесом. Я и думать больше не могу о походе на очередное культурное мероприятие знакомиться с выпускниками курсов Тони Парсонса «Познай женщину»: неприязнь к бывшей жене частично скрыта маской остроумного презрения к себе, что, в свою очередь, моментально затуманивается энциклопедическим знанием первых панк-роковых групп.

Может, вы сумеете рассказать мне о вечерних занятиях? Не могу сказать, будут ли там подходящие парни или в аудиторию набьются женщины вроде меня. Я не записывалась на двухнедельные религиозные или духовные курсы и близко не подхожу к психотерапии, в программу которой включены садовые шланги, ведра или спортивные маты. Я вовсе не жажду искать смысл жизни. И кармические социальные службы тоже обойдутся без меня, потому что меня на самом деле не интересует ребенок, который, по их мнению, все еще живет во мне. Я всего лишь хочу иметь приличного бойфренда. И ради Бога, можете делиться опытом с подружками, но я совершенно серьезно заявляю, что реальная задача поисков вашей Родственной Души вполне сопоставима с удалением волос по линии бикини — эгоистичное, частное занятие, в котором не имеют права участвовать другие одинокие подружки. Когда слишком много нас, пребывающих в поисках истинно достойных отношений, собирается вместе, разговор идет о чем угодно, только не о новых бойфрендах. Вместо этого мы всячески увековечиваем и мифологизируем наши страдания, сооружая гробницы для наших экс-бойфрендов из пустых винных бутылок и пакетов из-под чипсов «Кеттл».

Я не желаю говорить о старых отношениях. Не хочу проводить месяцы и месяцы, пытаясь понять, с какой минуты все пошло наперекосяк. Если ваш автомобиль проломил ограждение шоссе, не будете же вы после этого целый год рыдать, показывая друзьям фотографии тех счастливых времен, когда машина была благополучно припаркована у ворот вашего дома. Вы просто идете в магазин и покупаете новую. И сразу же возвращаетесь на скоростную магистраль. Двигаетесь дальше.

Но мы так заняты работой, что просто не находим времени отыскать человека, с которым хотим двигаться дальше. Поэтому обращаемся к трудосберегающим устройствам на рынке, предназначенным для того, чтобы привести нас к Нему за тот небольшой период времени, что мы отвели на решение проблемы.

Идеальным примером является сайт знакомств в Интернете. Знакомства в Интернете кажутся наиболее подходящим выходом, потому что этим можно заниматься, сидя за письменным столом, во время рабочих совещаний или с кокетливым пьяным самозабвением, когда приходишь домой на рассвете субботнего дня. На этом преимущества заканчиваются, потому что, каким бы лестным ни был профиль, то есть краткое описание персонажа, каким бы красочным ни был снимок, все же необходимо побольше узнать о человеке, прежде чем решить, стоит ли с ним встретиться. Поэтому вы чатитесь или переписываетесь по е-мейлу. Может, посылаете парочку текстовых сообщений и, наконец, готовы поговорить по телефону.

Первый физический контакт (ухо к уху) — самый критический момент, когда, судя по голосу и общему тону беседы, можно заключить, хотите ли вы встретиться с этим человеком. К сожалению, вывод обычно не в пользу собеседника, но к этому времени между вами уже возникло нечто вроде отношений и найти причину порвать их, хотя этого человека вы почти не знаете, чрезвычайно сложно.

Совет: специально для таких случаев следует держать «в рукаве» бывшего мужа или бойфренда, с которым еще не все решено. Надежда сменяется угрызениями совести, по мере того как вы оказываетесь вовлеченной в бесконечный и утомительный процесс оценки кандидатов, словно проводите собеседования с людьми, добивающимися работы, которую они никогда не получат. Ну а пока приходится проводить за компьютером лишних два часа в день. Что-то должно измениться. Довольно этих "клочков отношений», которые, как никотиновые пластыри, заглушают потребность, но не удовлетворяют желание. Я хотела фантастических, потрясающих, великолепных отношений, а иначе какой смысл?

Но чтобы это произошло, нужно всеми силами стараться встретить Его. Я считала, что в Лондоне сделала все возможное. Может, настала пора для более радикального и далеко идущего решения?

Что, если вместо путешествия с целью оправиться от встречи с мистером Не Тем я предприму путешествие с целью найти мистера Того Самого? Я была уверена, что судьба хранит его для меня в какой-то точке земного шара. Так зачем тратить время, предаваясь отчаянию в Лондоне, когда передо мной весь мир? Я отдала сердце и душу работе. Может, настала пора вложить столько же усилий в сферу любовных отношений?

Итак, после долгих размышлений я уволилась из «Лоунли плэнит». Теперь у меня другая работа: поиски Родственной Души.

Опыт, как деловой, так и менеджмента, пришедший с годами, теперь пригодится. Создание программ для Би-би-си отточило мое искусство проводить расследования и интервью. Организация и управление европейским отделом по связям с общественностью «Лоунли плэнит» означало проведение кампаний, бесконечные перелеты, устройство ленчей, обучение штата, сотни интервью и публичных выступлений. Как всякий человек, сделавший неплохую карьеру, я знаю: для того чтобы хорошо сделать свою работу, нужно тесно сотрудничать с телевидением и радио, собирать материал, уговаривать людей на то, в чем они не слишком разбираются, планировать время и бюджет, выполнять задания в самые нереальные сроки.

Итак, ответом на лондонский дефицит подходящих мужчин может стать путешествие, и, будем надеяться, мои профессиональные возможности позволят отобрать достойнейших кандидатов, исключив неподходящих, нежелательных и ненадежных. Но с чего начать поиски? Не могу же я сойти с самолета в другой стране, высоко поднимая плакат: «Родственная Душа, я уже здесь. Приди и возьми меня!»

Я была уверена, что Судьба приготовила мне достаточное количество прекрасных кандидатов (я уже говорила, что твердо уверена в существовании более чем одной Родственной Души), но где и, главное, кто они?

Я решила, что первым шагом к ответу на этот вопрос будет попытка вычислить, кем они были. Если мое теперешнее занятие — поиски Родственной Души, значит, как для всякой другой работы, мне необходимо резюме с самыми последними данными. «Резюме отношений»: документ, в котором отражена история моих романов и позволяющий точно определить, какие типы мужчин привлекали меня в прошлом. Короче говоря, с кем я встречалась и когда; роль, которую я играла в наших отношениях, и причины разрыва. Основываясь на сделанных выводах, я затем составлю описание работы по обнаружению Родственной Души, коротко обрисовав положение, которое желаю занять. Задача была чересчур сложной для одного человека, но я надеялась на помощь глобальной сети своих друзей. Если отправлю «Описание» электронной почтой, они смогут выступить в роли «охотников за кандидатами», рассылая описание по глобальным сетям своих друзей и загоняя в конюшни по всему миру подходящих для меня кандидатов.

Чем больше я размышляла, тем больше удивлялась, почему не сделала этого раньше.

О'кей, значит, «резюме отношений».


Резюме отношений


Дата: 1984–1985.

Должность: первая любовь.

Компания: Уильям.

Основные обязанности: походы на фестивали, поездки на заднем сиденье мотоцикла, протесты у ворот Гринэм-Коммон, обретение политических взглядов, потеря девственности.

Причины ухода: сокращение. Замещена особой, увлекающейся коктейлями «баккарди бризерс».


Дата: 1985–1989.

Должность: первые отношения, основанные на совместном проживании.

Компания: Питер.

Основные обязанности: обучение стряпне, регулярное устройство званых ужинов, покупка вещей для квартиры, воскресные обеды с его семьей, помолвка.

Причины ухода: устройство на работу в другой части света.


Дата: 1989–1995.

Должность: жена.

Компания: Филип.

Основные обязанности: быть спонтанной, не слишком волноваться о завтрашнем дне, делить приключения, сочувствовать мечтам друг друга, вовремя говорить: «Нет, Филип, это безумство».

Причины ухода: переезд в Соединенное Королевство.


Дата: январь 1996 года.

Должность: временные отношения.

Компания: Дэн.

Основные обязанности: пить «Джек Дэниеле», ложиться спать на рассвете, смотреть кучу фильмов Тарантино, слушать хеви-метал, время от времени разражаться слезами.

Причины ухода: краткосрочный контракт.


Дата: февраль — июнь 1996 года.

Должность: консультант по вопросам карьеры.

Компания: Эдмунд.

Основные обязанности: Эдмунд писал книгу. Моя роль заключалась в том, чтобы приходить к нему или сидеть каждый вечер на телефоне и прослушивать все, что он сочинил за день. Критика не приветствовалась, только восторг и похвалы.

Причины ухода: обрыв связи.


Дата: август 1996 года.

Должность: соратник в поисках приключений.

Компания: Джейсон.

Основные обязанности: обмениваться историями о приключениях, беседовать обо всех безумных местечках, где мы уже были (хотим побывать).

Причины ухода: я встретила Джейсона за неделю до того, как он отправлялся работать на четыре года по контракту с турфимой «Педал зе плэнит».

NB: на Рождество выполняла разовую работу для этой компании.


Дата; 1997–1998.

Должность: доверенное лицо компании.

Компания; Грант.

Основные обязанности: выслушивать жалобы Гранта на бывшую жену и уверения, как он рад, что они разошлись.

Причины ухода: они не разошлись.


Дата: 1999–2004.

Должность: клоун Коко.

Компания: Келли.

Основные обязанности: сознавать, что во всем виновата я, поскольку слишком требовательна, занудна и невротична; верить, что положение улучшится, если только пойму, в чем проблема.

Причины ухода: нежелание делить обязанности.


Хм-м… Составление «резюме отношений» много дало в плане понимания общей обстановки, но особого духовного подъема не вызвало.

Полагалось, у меня вот уже много лет как не было нормальных отношений. На какой-то момент подумалось: уж не лучше ли забыть о романах и продолжать развлекаться с миллионом одиноких подруг?

Но это уж совсем глупо. Мои одинокие подруги не меньше меня хотели изменить свой статус незамужних женщин: даже если я откажусь от своего плана и останусь одна, нет гарантий, что они последуют моему примеру. А я надеялась, что не последуют, ради них же самих, поскольку искренне желала, чтобы они встретили Его.

Нет, я жаждала найти достойного мужчину. Мне не хватало тесной связи с одним человеком. Хотелось почувствовать себя в центре чего-то, а не болтаться по краям. Но я хотела что-то вроде давних счастливых отношений, не тех жестких, бессмысленных, которые выпадали на мою долю в последние годы. Ясно, что, если я хочу избежать разочарования и несчастья, «Описание работы по обнаружению Родственной Души» следовало серьезно обдумать.

Сначала нужно решить, какой именно тип мужчины мне необходим. Ну… поскольку во мне пять футов одиннадцать дюймов, рост очень важен. Мне нужен кто-то достаточно высокий, чтобы обнять меня, — я абсолютно не способна встречаться с коротышкой. Хотелось бы кого-то заботливого, но при этом не навязчивого… Почти невозможно найти. Кого-то неглупого, веселого, остроумного, любящего приключения, имеющего друзей. Поскольку образ жизни разведенного мужчины, как правило, предполагает «брачную» нишу, которую он стремится заполнить побыстрее, а образ жизни одинокой женщины обычно предполагает нишу «несчастья», которую она стремится оставить пустой как можно дольше, я не хочу кого-то, кто бы полностью и целиком меня захватил.

Что еще? Любовь к музыке — неплохо, слишком большая любовь к ТВ — ужасно. Я вегетарианка, и хотя ничего не имею против любителей мяса, всякий питающий пристрастие к требухе для меня — табу. Не люблю курящих (прощай, Жан Пьер), но не доверяю тем, кто совсем не пьет. Не обязательно иметь библиотечный абонемент, но несколько книг на полках не помешает. Научная фантастика и руководства по самопомощи не считаются.

Не морщусь брезгливо при виде раскормленных парней, но мужские груди — абсолютно неприемлемы. Тощие тоже вылетают из списка: если талия у них тоньше моих бедер — ничего не выйдет. Мне нравятся спокойные выдержанные парни, но при этом никаких бездельников, лодырей, наркоманов или будущих поэтов — если я хочу видеть «красоту» во всем, спасибо большое, немедленно подойду к прилавку с косметикой. Спортсмены тоже неплохи, но не ожидайте, что я решусь наблюдать очередные рекорды, если на улице дождь.

Высказав все это, хочу подчеркнуть, что я, как человек непредубежденный и широких взглядов, готова пересмотреть свои заявления относительно типа мужчины, который мне необходим. За исключением мужских грудей и требухи — это не обсуждается.

Следующим этапом был сбор моей глобальной сети «охотников за кандидатами» (ОК), включающей Белинду, Шарлотту, Саймона, Кэт, Йена, Элинор, Сару-Джейн, Гектора, Жанетт, Джо, Шикарную Эмму, Полу, Софи, Мэдхева, Джилл, Мэтта, Лиззи, Грейни… Все старые друзья, работающие либо в индустрии путешествий, либо журналисты, много лет трудившиеся за океаном. Эти ОК первого поколения имеют широчайшие связи и друзей по всему свету, которые смогут стать либо кандидатами, либо ОК второго и третьего поколений. Я уже переговорила со всеми о своих планах, так что пора выслать е-мейл с полным инструктажем и запрячь команду в работу.


Дорогие «охотники за кандидатами»!

Некоторые из вас спрашивали, какой тип мужчины мне наиболее подходит и что я хочу делать на первом свидании (спасибо, Софи: Хозе, чилийский фермер-овцевод, звучит прекрасно. И, Джо, да, Джейсон, адвокат-буддист из Новой Шотландии, просто идеален). Ниже приводится «Описание работы по обнаружению Родственной Души». Пожалуйста, внимательно его прочитайте. Если вам покажется, что оно смахивает на кого-то из ваших знакомых и эти знакомые готовы встретиться со мной, пожалуйста, дайте знать. Потом я составлю список потенциальных кандидатов, выберу наиболее многообещающих и легко проложу маршрут кругосветного путешествия. Двенадцатого ужинаем у меня дома, где проясняем все вопросы и проводим мозговой штурм.

С любовью, Дж.


Описание работы по обнаружению Родственной Души


Я — тридцативосьмилетняя писательница, живущая в Лондоне. За эти годы много путешествовала и планирую новое большое путешествие. Когда я не скитаюсь по индийским поездам, не предъявляю кредитку в «Мейси», не лакомлюсь мороженым в Италии, люблю лондонскую жизнь. Воскресные газеты и кофе с друзьями плюс шоу, развлечения и кино. Немного занимаюсь спортом (особенно бегом), хотя не на большие расстояния и не слишком быстро, а также катанием на велосипеде (см. бег).

Слаба в орфографии, но хорошо готовлю. Пою под музыку и обычно до последней минуты забываю посылать рождественские открытки. В основном спокойно воспринимаю многие вещи, хотя при игре в покер во мне пробуждается трогательный дух соперничества.

Далее: что я ищу в мужчине?

Я довольно высока, пять футов одиннадцать дюймов, но достаточно старомодна, чтобы выглядеть слабой женщиной, поэтому неплохо бы познакомиться с кем-то выше шести футов. Что еще? Ну… хотелось бы встретить человека, который заставит меня улыбаться, позволит читать ему газетные статьи. Желательно, чтобы он был готов драться за свои принципы и рассказывать мне много интересного. Того, чего я до сих пор не знала. Подобно мне вы верите, что жизнь коротка и, следовательно, нужно пользоваться каждым ее мгновением. В отличие от меня вы, вероятно, понимаете, что ТВ не реальная жизнь, и остаетесь спокойными, когда Лэсси не возвращается домой. Неплох также интерес к музыке и книгам, чувство юмора и любовь к приключениям обязательны.


Реакция была немедленной, ошеломляющей и очень ободряющей — все бурлили идеями и предложениями. Вероятно, друзья, подогреваемые духом состязания, просто хотели доказать, что именно у него (у нее) самые лучшие связи, но лично я считаю, что все искренне хотели помочь и каждый верил, что только у него (у нее) самая подходящая для меня кандидатура. Вопросы сыпались дождем.

Софи откровенно интересовалась:

Ты хочешь спать с ним или просто ужинать, беседовать о жизни и т. д.?.. Дай мне знать. Это повлияет на выбор моего кандидата. С любовью, С.

Честно говоря, я немного запаниковала. Очевидно, большинство друзей уже прозвали мое путешествие «Вокруг света за восемьдесят перепихов». Я автоматически ответила мантрой «речь не о сексе, а о романтике», но втайне тревожилась, что каждое свидание вполне может закончиться боксерским матчем.

Позвонила Эмма из «Лучшего пиара» и спросила хрустальным голоском, не хочу ли я встретиться с графом. Ее безупречный акцент позволял полностью опускать звук «о». Сообразив, как это звучит, она продолжала повторять вопрос, что привлекало внимание к невнятному произношению, так что понять ее становилось почти невозможно. Меня так и подмывало ответить: «Эм, я уже встречалась с кучей графьев».

Как только мои ОК приступили к работе и весть о том, что я задумала, распространилась по всему свету, стали появляться и потенциальные кандидаты. Каждое утро, включая компьютер, я находила сотни е-мейлов от людей, жаждущих принять участие в проекте.

ОК первого поколения представляли меня ОК второго поколения.

Дженнифер, познакомься с Эбигейл, в Нью-Йорке она летает выше всех — главный босс, великая тусовщица, моя преданная многолетняя партнерша по путешествиям и дорогая, дорогая подруга… И я уверена, что у нее есть идеальный кандидат для тебя… она сама расскажет подробнее… не терпится узнать, чем все закончится…


С. Дж.

Вскоре в работу включилось третье поколение ОК и запросило уточнений: «Должен ли он знать английский? Готова ли ты на «сожительство втроем» вместе с переводчиком? Ханна» (е-мейл из Будапешта).


Новое сообщение несколько встряхнуло меня и вернуло с небес на землю: «Ты говоришь, что не хочешь встречаться с мужчинами моложе тридцати. У меня для тебя два слова: подвижность сперматозоидов. Если ты все еще участвуешь в скачках тех, кто решил родить, скажем, до сорока пяти, тебе нужны энергичные шустрики, а не такие, кому давно пора на покой. Лесли» (е-мейл из Москвы).

А еще одно вынудило меня взглянуть в лицо фактам: «Это описание английской леди, которое я тебе посылаю; надеюсь, она покажется тебе интересной. Очень милая дама, тридцать восемь лет, но это нормально для Англии — в таком возрасте и не замужем…» (переписка по электронной почте между Алексом и его другом Вивером из Литвы).

Пока меня осаждали ОК и их кандидаты, я успевала позаботиться о себе. Часами просиживала в Интернете, выискивая места или события, где могла бы обнаружиться моя Родственная Душа. Все, что угодно, лишь бы имело отношение к любви вообще или к моей в частности. Я обыскивала сайты, как неустрашимый детектив в поисках улик, которые могли бы помочь мне обнаружить и определить моего запропастившегося мужчину. В некоторых случаях это приводило к ужасным разочарованиям. Например, я большая любительница «Мармайта»[3] и думала, что это сроднит меня с человеком, имеющим целый сайт «Мармайт» в Америке.

Я открыл сайт «Мармайт», потому что по пятницам беру «Мармайт» на работу (компания, где я работаю, предоставляет бесплатный завтрак, в основном бейгелы[4], хотя иногда бывают тосты и даже йогурт). Хотя я не ем «Мармайт» с йогуртом. Только с бейгелами. И тостами, если заканчиваются бейгелы. Но я не только ем «Мармайт». Я еще служу в отделе информации и распространяю программное обеспечение для Интернета…

К счастью, другие попытки оказались более продуктивными — как, например, «Косткосоулмейттрейдинг атлет», один из лагерей, принимающий участие в ежегодном фестивале «Пылающий человек», проводимом в пустыне Невада. Я не совсем понимала их цели, но сумела установить, что «Костко» — нечто вроде неформального агентства свиданий на фестивале. Руководитель Рико Тандер согласился принять меня на время фестиваля и позволить работать в приемной в обмен на некие обязанности, связанные с легким флиртом. К тому времени как я пересекла Европу и Западное побережье Америки и добралась до Невады, я уже считала, что накопила достаточно опыта, чтобы справиться с заданием, и, кроме того, окончательно решила найти для себя любую хоть сколько-нибудь подходящую Родственную Душу. Рико также вывел меня на звукооператора телевизионного спортивного канала Сиэтла, принадлежащего «Костко». Он идеально соответствовал моему представлению о подходящем кандидате и прислал е-мейл:


Все, что содержится в вашем описании, могло быть написано мной! Как вам такое?

Пристрастия: стряпня, сборка, ремонт автомобилей (только что закончил «альфа-ромео»), музыка, путешествия.

Терпеть не могу: тренажеры (хотя все еще занимаюсь), зануд, затяжные холода, плохие дороги.

* * *
Наконец цунами, именуемое результатами поиска, обрушилось на меня. Единственным способом справиться с гигантским объемом корреспонденции было безжалостное деление на категории. В процессе установления робкого взаимопонимания с подходящими кандидатами и деликатной отбраковки неподходящих Европе давалось преимущество перед Америкой, которая, в свою очередь, имела преимущество над Австралазией.

Какая широкая панорама развернулась передо мной, когда маршрут стал постепенно претворяться в реальность: Европа, Америка, Австралазия! С географической точки зрения это вряд ли подчинялось логике, зато позволяло иногда посещать определенные мероприятия плюс — и это важно — гарантировало мое путешествие вместе с солнцем. Это означало, что я могу постоянно пребывать в тепле, путешествовать налегке и видеть людей с их (моей) самой выгодной стороны. Существуют веские причины, по которым все задушевные песни: «Летний ветер», «Летняя любовь», «Лето-69» — написаны о лете, а не об отвратительных зимних месяцах. Кому удается хорошо выглядеть с обветренными губами и в теплом шарфе?

Связь необходимо было держать через электронную почту — единственный способ проследить, что и кому я сказала, и отвечать в своем, а не в реальном времени. Большинство людей были на это согласны, но иногда кто-нибудь настаивал на телефонном разговоре.


Я не хотел давить на вас, но предпочитаю говорить, а не печатать. Не стесняйтесь позвонить мне по 877-722-****, США, звонок бесплатный. В Канаде или любой другой стране — 561-178-****.

Кристофер, Флорида


Это повергало в замешательство. Дело в том, что из-за дефицита времени я планировала не более одного разговора с любым человеком. Но никто не желал ограничиться этим, собеседники обязательно хотели знать обо мне все, в частности, когда я приеду, сколько времени пробуду, а также остальные детали моего путешествия. Но у меня пока не было ответов на эти вопросы, а организация такого грандиозного предприятия постепенно превращалась в столь же гигантский стресс, заставляющий меня то и дело хлопать дверцей холодильника, чтобы утешиться едой. И это в тот момент, когда мне действительно требовалось выглядеть на все сто.

Я уже с меньшим энтузиазмом продолжала работать над маршрутом, которому предстояло начаться в Нидерландах, продолжиться в Скандинавии, потом в Средиземноморье, Центральной Европе и Штатах. Пока это были наметки. Ведь, скажем, пока Хэнк из Амстердама не вернулся с лыжного похода, мне не узнать, окажется ли он свободен двадцать седьмого. Если да, значит, успею увидеться с Фрэнком на бельгийской границе и, следовательно, вовремя появиться в Барселоне на встрече с Карлосом, прежде чем тот уедет на конференцию в Россию.


…впрочем, я сейчас в Санкт-Петербурге, с друзьями, и, может, вы захотите присоединиться к нам, если соберетесь посетить это местечко?


Для начала требовалось, чтобы кто-то оставался на одном месте достаточно долго — от этого зависело, останется он в моем списке или нет. Только тогда я могла определить, кого увижу следующим. И это самая главная трудность в координации свиданий. Моя подруга Карин, работающая в нидерландском совете по туризму, оказала мне неоценимую помощь, пытаясь составить расписание трех свиданий на протяжении двухсот пятидесяти миль.

Я изучала расписание общественного транспорта от Шипхола до Эфтелинга и от Эфтелинга до Кейкенхофа и должна сказать, что ничего хорошего не выходит… Потребуется два с половиной часа, чтобы добраться от Шипхола до Эфтелинга, и три часа, чтобы добраться от Эфтелинга до Кейкенхофа. Все это ужасно, поскольку придется пользоваться и поездами, и автобусами, но я и не представляла, что будет настолько паршиво. С такси тоже не выходит, слишком дорого. Я подумала, может, стоит взять машину напрокат на два-три дня? У тебя ведь есть права? Идея может оказаться неплохой. У меня есть информационный бюллетень компаний по прокату машин в Шипхоле и Амстердаме. Если мое предложение тебе понравится, позвони им и спроси о ценах. Если предпочитаешь воспользоваться общественным транспортом, я могу точно сказать, какие поезда и автобусы тебе понадобятся. Дай мне знать.

Мне стало совестно. Карин явно хотела, чтобы я принялакакое-то решение, а мне оставалось только мямлить и тянуть время. Беда в том, что она спрашивала о деталях одного аспекта, состоящего из трех свиданий, тогда как я пыталась представить сразу всю картину, по всем аспектам всех восьмидесяти свиданий. Такое впечатление, что пожарные вытаскивают тебя из горящего здания только для того, чтобы ты потребовала их вернуться и принести забытую тобой библиотечную книгу.

При таком количестве вариантов полной неопределенности я вдруг ужаснулась гигантскому масштабу своих планов. Мне все больше становилось не по себе, пока я пыталась сосредоточиться и одновременно остаться энергичной и жизнерадостной, справляясь с лавиной потенциальных кандидатов. Я понимала, что сочувствия вряд ли дождусь («Помогите, меня осаждают бесчисленные орды достойных, завидных кандидатов со всех концов света, желающих встретиться со мной…»), но даже будь я настолько глупа, чтобы просить сочувствия, вряд ли привлекла бы чье-то внимание на этом этапе. ОК, горя энтузиазмом, погрузились в выполнение собственной миссии.

Я четко объяснила, что добиваюсь свидания с Родственной Душой, и детально описала этого человека. Но внезапно оказалось, что подруги не столько заинтересованы в том, чтобы помочь найти мой идеал, сколько пытаются осуществить собственные заветные мечты. Они нашли способ встретиться с тем, кто мог оказаться…

«Мог оказаться» — это те трогательные, нежные отношения, которые по каким-то причинам так и не претворились в жизнь. Но, несмотря на это, а может, благодаря этому людей преследует фантазия об идеале и совершенстве, которая с годами становится все отчетливее. Большинство моих в основном женатых и замужних ОК только сейчас сообразили, что я смогу пойти на свидание, о котором они всегда мечтали. Никаких угрызений совести с их стороны, и кроме того, я всегда смогу потом рассказать, было ли свидание таким счастливым, как они всегда воображали.


Джен, я всегда сходила с ума от Пола, но так получалось, что мы никогда не бывали свободными одновременно. Тебе повезло, сейчас он холост. Я хочу знать ВСЕ.

Люсинда.

P.S. Пусть он поведет тебя в «Голубку». Мы всегда встречались там выпить после работы.

Это романтично. Садитесь за столик у окна. Шардонне там потрясающее. Закажите рыбу.


В некоторых случаях они принимались размышлять, какой должна быть оптимальная Родственная Душа, вместо того чтобы работать над моим идеалом.

— О, тебе следовало бы встретиться с циркачом, — убежденно заявила Деа с отсутствующим видом.

— О Боже, ты могла бы познакомиться с бродягой! — взорвалась Джо, погруженная в свои мысли.

Очевидно, мне необходимо заставить их сосредоточиться на моей проблеме, и единственный способ — здоровая конкуренция. Пусть уж соревнуются, кто сможет раздобыть мне лучших кандидатов.

Я послала группе очередной е-мейл.


Ужасно благодарна вам за то, что сумели обеспечить такие классные связи. Кстати, наиболее перспективные номинанты на Букеровскую премию в области отлова кандидатов — Пол Мэнсфилд и Белинда Роудс. Элинор Гарланд отстала от стаи в конце прошлой недели, но сейчас быстро набирает очки.

Могу сообщить, что у меня полный набор кандидатов из Северной Америки и Австралии. Голландия тоже смотрится неплохо. Не может кто-нибудь помочь мне с Францией, Германией, Испанией и Италией? Как насчет Азии: Гонконг, Таиланд и Сингапур?


Это привело к новому потоку перспективных кандидатов, но также вызвало к жизни явление, называемое «Тревоги «охотников за кандидатами»». Гектор, мой друг-журналист в «Чайна дейли», прислал е-мейл из Пекина, сокрушаясь, что не может разыскать достойных кандидатур. Он искренне считал, что подвел меня и поэтому не вправе считаться настоящим другом.

— Напиши об этом статью, — предложила я. — Сделай со мной интервью на тему, почему я взялась за это. Включи туда «Описание работы по обнаружению кандидатов», и все, кто посчитают себя таковыми, смогут написать мне на специальный электронный адрес.

Но вскоре я, с головой погрузившись в свою грандиозную задачу и переведя более скромную проблему в рубрику «позабочусь об этом, когда буду в Австралазии», совершенно забыла о разговоре. Однако Гектор прислал распечатку последнего номера газеты, где мое огромное изображение тупо улыбалось с первой страницы. Подпись под снимком гласила:


НАЙДЕТСЯ ЛИ В КИТАЕ МУЖЧИНА, СПОСОБНЫЙ УДОВЛЕТВОРИТЬ ЭТУ ЖЕНЩИНУ?


Планируя «международное турне позора», как я любовно именовала про себя это предприятие, я по большей части была так погружена в дела, что просто не находила времени думать о чем-то еще. Но иногда, в ледяные моменты просветления, становилось отчаянно ясно, как все должно выглядеть для посторонних.

Поводом к такому моменту стала первая страница «Чайна дейли». Я села за компьютер, шокированная и пристыженная, гадая, с какой радости затеяла столь безумную авантюру. Но когда меня засыпали ответами на статью, я снова, забыв обо всех сомнениях и возможных последствиях, принялась за дело.

Один ответ пришел из Гонконга, от некоего Тома:


Сейчас я встречаюсь кое с кем, но, честно говоря, мы не слишком хорошо ладим. Возможно, к тому времени как вы доберетесь сюда, мы скорее всего уже распрощаемся. Не могли бы вы оставаться на связи?


Второе послание я получила от пилота Ларри:


Я видел ваше фото. Вы не такая уж красавица и не желаете ничего делать со своими волосами. Мне нравится такая уверенность в женщине, и я определенно хотел бы встретиться с вами. Но не ожидайте, что буду водить вас по дорогим ресторанам, и не стоит выспрашивать у меня подробности моей жизни, а потом делиться ими со своими подругами.


Третий е-мейл принадлежал бизнесмену Тану:


Мне не терпится познакомиться с западной женщиной, так не похожей на азиатских своим более «полным» телом и роскошной грудью. В стране с миллиардным населением вы, несомненно, будете выделяться.


Честно признаться, мои постоянные визиты к холодильнику приняли беспорядочный характер. Я толстею не по дням, а по часам и начинаю подумывать, как бы обходиться без посредников, присобачив бисквиты степлером прямо к бедрам. Однако, несмотря на стабильно увеличивающийся вес, я уверена, что лишена столь высоко ценимой пышности, которая сделала бы меня достойной посланницей Запада в исстрадавшуюся без фигуристых женщин Азию. А мысль о том, что миллиард людей непременно разочаруется в размерах моего лифчика, слишком сильно давила на мозги, чтобы рассматривать ее прямо сейчас.

К счастью, я была временно спасена от тлетворного влияния этой идеи, поскольку сочетание грубой силы и униженной мольбы наконец возымело свое действие и расписание моего пребывания в Европе стало приобретать необходимые очертания. По крайней мере, в первом приближении. Однако дел еще оставалось воз и маленькая тележка. Я знала, с кем и когда встречаюсь, но понятия не имела, где остановлюсь по прибытии, и в большинстве случаев оставалось неясным, каким транспортом прибуду вообще. Пришлось смириться с тем, что остальные детали придется вырабатывать по мере их возникновения.

Настало время первого свидания.

Глава 2 НИДЕРЛАНДЫ

Он сделал заказ на двоих:

— Два тоста с маслом и… хочешь кофе, Дебс?

Она, продолжая увлеченно шарить в сумке, кивнула.

— И два кофе, черный и латте.

Северный терминал аэропорта Гэтуик не слишком отдавал романтикой, но положительно вибрировал атмосферой людских отношений и повседневной близости. Каждый день он наполнялся людьми, делящими бесчисленное количество завтраков и без лишних размышлений проводящими вместе отпуска. Я сидела в одиночестве, дожидаясь посадки на рейс в семь тридцать до Амстердама и чувствуя себя немного не в своей тарелке. Я еще не начала свою «Одиссею свиданий», но все же никак не могла заглушить упрямый шепоток в голове: «Еще не слишком поздно отказаться: ты не обязана через это проходить».

Я чувствовала, что, если начну это путешествие, дороги назад не будет. Я изменюсь навсегда. Необратимо. Все равно что сделать тату или податься в исполнительницы «морриса»[5]. Вот только есть проблема — я понятия не имею, будут эти перемены хорошие или приведут к беде. Такая неопределенность выводила из себя.

Слева от меня сидели Дебс и ее «чернокофейный» муж. Справа — одинокий тип, примерно моего возраста, читал «Кью», мой любимый музыкальный журнал. Я украдкой взглянула на его тарелку — судя по остаткам еды, он, как и я, вегетарианец. Стоит ли скитаться по свету, чтобы встретить кого-то? А если тот тип справа и окажется Родственной Душой?

На секунду я просто возненавидела себя! Нетерпеливо вздохнув, натянула жакет и попросила официантку принести счет. Терпеть не могу людей, которые полагаются на гадание по руке, на кофейной гуще и чайных листьях, чтобы узнать, какие козыри держит в рукаве для них судьба. И все же вот она я, предсказываю будущее по кляксам кетчупа и жирным огрызкам вегетарианской сосиски Линды Маккартни… Или я действительно настолько отчаялась?

«Отчаялась достаточно, чтобы объехать мир за восемьдесят свиданий», — деловито сообщила я себе и, подложив чаевые под тарелку, подняла сумки и начала длинный путь на рейс БА8111 к кандидату № 1.


Свидание № 1: Хэнк. Амстердам, Голландия


Я остановилась в «Амстердам-хаус», удобном, хотя и несколько причудливом отельчике в тихой части реки Амстел, в старом районе огранщиков алмазов. Можно часами сидеть в вестибюле, перелистывая груды журналов, пить чудесный кофе и наблюдать, как на улице бурлит жизнь. То есть кто-то мог. Я — нет, потому что в эту минуту сидела в крохотном чердачном номере, ожидая звонка от портье с сообщением о прибытии Хэнка, моего первого кандидата.

С Хэнком меня познакомила Сандрин, ОК третьего поколения, которую я, в свою очередь, приобрела с помощью Белинды. Мы с Хэнком пару раз переписывались по электронной почте, но я знала о нем совсем немного — лысеющий, увлекается спортом, уверен в своих силах.

Я открыла лэптоп, чтобы еще раз взглянуть на фото, сохраненное в региональном файле вместе с остальными, относящимися к этой местности. Выглядит неплохо. Интересно, почему до сих пор холост? И волнуется ли по этому поводу? На неврастеника не похож.

Меня также занимала одна мысль (и я знаю, как ужасно она звучит): смогу ли я встречаться с лысым мужчиной?

Термин «занимала» примерно отражал уровень моей заинтересованности и беспокойства по поводу того, что мне сейчас предстоит. Я ничуть не нервничала, скорее, испытывала легкое любопытство, желание покончить с этим как можно быстрее, чтобы еще осталось время пройтись по магазинчикам, которые приметила по пути в отель. Короче говоря, ушла в отказ.

Хотя сознание того, что завтра у меня встреча с волшебным принцем, а послезавтра с Уиллемом, значительно облегчало положение — если свидание пройдет не на должном уровне, впереди ждут другие. То, что я затеяла, есть некая форма скоростных встреч, возможно, чреватых серьезными последствиями: «Сегодня понедельник, мы в Риме, вы, должно быть, кандидат номер двенадцать».

Я не имела представления о том, чем мы займемся, и, если не считать мер предосторожности (одна из причин, почему я устраивала свидания через друзей и не расставалась с мобильником), мне было абсолютно все равно. Я покончила с теми временами, когда считала своей обязанностью придумывать и устраивать трогательные сюрпризы и развлечения для мужчин. И теперь была счастлива доверить эту работу другому.

Прошло полчаса. Хэнк явно опаздывал. Я по-прежнему не собиралась нервничать. Просто неплохо бы ему поторопиться. Сейчас уже без десяти двенадцать. Я отточила свою приветственную улыбку типа «Хэнк, как приятно наконец встретиться с вами» и ухитрилась выбрать вполне симпатичные вещички из своего ограниченного гардероба. Спрятала блеск для губ из «дьюти-фри» на самое дно сумки, поскольку освежала им губы целый час, чтобы скоротать время. Если Хэнк попытается поцеловать меня, его губы соскользнут с моих так быстро, что он вывихнет себе шею.

Я выглянула в окно. Никаких признаков хоть кого-то, похожего на Хэнка. Может, еще раз сбегать в туалет? Я была голодна, но не могла решить, стоит поесть перед свиданием или нет. Все же плохо — не знать, чем мы займемся. Если не перекушу, значит, точно гарантирован десятимильный поход пешком. Если же поесть, он немедленно поведет меня в ресторан.

Продолжая обдумывать ситуацию, я развернула еще один роскошный маленький бисквит с пряностями, втайне надеясь, что мы пойдем пить пиво.

Ммм… да, именно пиво.

Неожиданно мне ужасно захотелось выпить. Господи, если перед каждым свиданием со мной будет твориться нечто подобное, к концу путешествия я стану стопроцентным алкоголиком — от первой встречи прямиком в наркологическую клинику всего за восемьдесят легких уроков.

Звякнул телефон. Портье. Хэнк прибыл. Я исполнилась решимости не нервничать, не запинаться, не мямлить, поэтому, прежде чем успела разволноваться, торопливо схватила сумочку и жакет, захлопнула дверь и помчалась в вестибюль.

Хэнк ждал у стойки и, похоже, сам немного волновался.

«Не думай об этом, не думай об этом», — твердила я себе и, напрочь проигнорировав веселую ухмылку портье, пожала протянутую руку Хэнка. Тем самым официально обозначила начало первого свидания.

Ростом Хэнк оказался примерно шесть футов три дюйма, атлетически сложен, светловолосый и с приятной улыбкой. Первой мыслью было: не настолько лыс, как я представляла, симпатичный, высокий, длинноногий, несколько застенчив, довольно чувствителен.

— У меня тут лодка, — пробормотал он, смущенно улыбаясь.

Послушно просияв в ответ, я мысленно застонала: при одном лишь взгляде на лодку меня так и тянет блевать.

Помогая мне взойти на тридцатипятифутовую баржу, Хэнк добавил:

— Я подумал, будет неплохо покрутиться по каналам, а заодно и пообедать на барже.

Из корзинки, стоящей у его ног, Хэнк извлек сашими, клубнику и шампанское. Плавание началось.

Я была тронута. Он, очевидно, приложил много усилий, чтобы свидание прошло как можно романтичнее. К сожалению (правда, этого я ему не сказала), его представление о романтике не совсем совпадало с моим. Я всегда хотела быть одной из тех достаточно утонченных женщин, функционирующих на диете из протеина и алкоголя, но, как не выносящая лактозы, сбившаяся с праведного пути католичка-вегетарианка, я, к своей величайшей скорби, предпочитаю картофель и хлеб, а сырую рыбу-в крайне ограниченных количествах. Но все это относилось к прежней Дженнифер. Сейчас же, проплывая по Принценграхт, я подставила лицо солнышку. И улыбнулась Хэнку, протянувшему мне бокал с шампанским, ледяным, как музыка «Министры оф саунд», льющаяся из mp3-плейера баржи. Мы выпили за здоровье друг друга, и я, молча, поздравила элегантную новую себя. Водяная Хепберн.

Проплывая мимо цветочного рынка, утопающего в розах и подсолнухах, очередей перед домом Анны Франк, района красных фонарей, битком набитого пьяными британцами (надписи на майках возвещали о том, что они веселятся на «Мальчишнике Стива»), я стала расспрашивать Хэнка об истории его отношений с женщинами. Люди на мостах приветливо улыбались, очевидно, считая нас идеальной парой, а Хэнк тем временем описывал, как был счастлив в университете, где впервые встретил любимую девушку. Они довольно долго жили вместе, но он не был готов к оседлой жизни. Следующая связь не получилась столь же удачной: девушка хоть и оказалась славной и чувствительной натурой, все же не смогла удержать его надолго. Правда, они расстались друзьями. Следующая подружка была настоящей стервой, но он сходил по ней с ума («Она была очень страстной, — беспомощно признался Хэнк и тут же с тревогой добавил: — Вы чем-то ее напоминаете».)

Пока Хэнк умело управлял баржей, я вспоминала свой прошлый приезд в Амстердам. Тогда мы с Келли еще были вместе, ни с того ни с сего яростно поскандалили, бог знает по какой причине, и я вылетела из гостиничного номера в темноту и ливень. Почему Келли никогда не делал для меня ничего подобного? И если уж на то пошло, почему я до сих пор скучаю по нему?

Плавание продолжалось. Один канал сменялся другим, а Хэнк все продолжал исповедоваться в бесчисленных романах. Уже успело стемнеть и похолодать. Мы пробыли на воде почти семь часов. И хотя мне вовсе не было так плохо, как предполагалось раньше, все же неудачная смесь сашими и шампанского зловеще плескалась в моем желудке. Я с растущим нетерпением ждала, когда Хэнк закончит монолог. До меня вдруг дошло, что любовная жизнь посторонних людей, как и их мечты, интересны вам только если они светлы и если вы каким-то боком к ним причастны. Мне все больше становилось не по себе. Подумать только, впереди семьдесят девять подобных бесед…

Я вовсе не хочу злобствовать. Мне действительно понравилась прогулка по воде. Но я не увлечена Хэнком. Становится все холоднее, и мне придется вставать очень рано, чтобы завтра утром ехать на свидание № 2. К счастью, в этот момент Хэнк сообщил, что зарезервировал диван в Вечернем клубе, что дало мне предлог объявить:

— Мы прекрасно провели время, но теперь пора прощаться.

Судя по виду, он расстроился, но оказался достаточно хорошим парнем, поскольку послушно развернул баржу и мы поплыли обратно к отелю.

До места добрались около девяти вечера, и Хэнк помог мне (меня трясло от холода) сойти на землю. Поблагодарив его в пространных выражениях, рожденных угрызениями совести, за чудесный день, я вдруг сообразила, что мы вошли в фазу «долгого прощания» — неловкой паузы в конце неудачного свидания, когда тебя хотят поцеловать, а ты не желаешь. Я всегда была безнадежна в искусстве ловко отделываться от мужчины, и поскольку мне предстояло повторить это восемьдесят раз, пришлось учиться. Я всегда считала, что лучше наскоро обнять мужчину, чмокнуть в щечку и улизнуть. Сей маневр сокращенно именовался «ОЧУ», то есть обнять, чмокнуть, улизнуть. Это когда вы бормочете: «О'кей, спасибо за приятный вечер», — целуете его в щеку и порывисто обнимаете, прежде чем он успевает завладеть вашими губами. Конечно, метод абсолютно ерундовый, но может действовать неделями, поскольку мужчина позволяет себя обнимать, но при этом продолжает говорить с вами. Так что приходится начинать снова и снова.

Но Хэнк ловко нейтрализовал мой ОЧУ. Я признала поражение и согласилась на новую встречу через два дня, прекрасно зная, что в это время уже буду в самолете. Было очень совестно, но я так замерзла, что достойные отговорки просто в голову не лезли.


Свидание № 2: Эфтелинг, Голландия


Наутро, почти на рассвете, я забрала прокатную машину из аэропорта Шипхола и поехала на юг, к бельгийской границе, на свидание номер 2.

Я слышала о местечке, называемом Эфтелинг, — увеселительный парк и отель с номерами на темы национальных и зарубежных волшебных сказок. Я сняла номер Спящей красавицы, а моя терпеливая подруга Кэрин устроила мне свидание с парнем, игравшим в парке Сказочного Принца.

Мне до сих пор было неловко из-за Хэнка — следовало сразу сказать «нет», вместо того чтобы соглашаться на второе свидание. Впредь нужно быть тверже. Но стояло прекрасное весеннее утро, и я была счастлива снова оказаться в пути.

Ощущение длилось не более десяти минут, поскольку восхищение полями, церквами и коровками сменилось неприятным открытием. Оказалось, что голландцы, в основном спокойный либеральный народ с широкими взглядами, очевидно, считают шоссе местом утверждения собственной личности и поэтому ведут себя за рулем как стадо маньяков. Машины бешено лавировали, едва не вылетая на встречные полосы, чтобы вклиниться в крошечные пространства между несущимся без всякого почтения к безопасности и правилам уличного движения транспортом. Караваны гигантских фур ни с того ни с сего (или мне так казалось) принимались реветь клаксонами, так что у меня едва не начинались приступы паранойи: то ли багажник открыт и оттуда вылетают мои вещи, то ли я нарушаю некое жизненно важное правило голландского уличного движения. А может, они, таким образом, выражают дружеские чувства? Я никак не могла сообразить и от этого терялась еще больше. Потому прибыла в Эфтелинг поздно, расстроенная и несколько растерянная.

И как всегда, постаралась с избытком компенсировать собственные ощущения крайне деловитым видом и поведением. Величественно вплыла в отель «Золотой тюльпан» и шагнула к стойке портье.

— Меня зовут Дженнифер Кокс, — коротко информировала я аккуратно причесанную девушку за стойкой. — Я здесь, чтобы встретиться со Сказочным Принцем.

Понимаю, как идиотски это, должно быть, звучало, но нынешнее утро стало для меня тяжким испытанием и я окинула ее взглядом, говорившим яснее всяких слов: «Скажи только: «Ооо, заветное желание всех женщин», — и я обезглавлю тебя на месте».

Но она, как ни странно, лишь сочувственно улыбнулась и прощебетала:

— Да, мы вас ожидали, мисс Кокс. Очень жаль, что у меня для вас дурные новости: Сказочный Принц неожиданно заболел. Но пожалуйста, не волнуйтесь, он попросил своего друга Фрэнка, владельца местного велосипедного магазина, заменить его. Фрэнк ждет там.

Она показала куда-то поверх моего плеча. Я прислонилась к стойке и с неприкрытым изумлением уставилась на девушку. Дело плохо. Совсем плохо. Я не хиппи, но верю в карму: если Сказочный Принц не потрудился появиться и в последнюю минуту его сменил местный веломеханик, значит, звезды не сулят мне море романтики.

«Успокойся, — сказала я себе бесстрастно и неубедительно. — Судьба просто испытывает тебя, чтобы убедиться в серьезности твоих намерений».

Набрав в грудь воздуха, я повернулась к Фрэнку, который все это время терпеливо выжидал момента, чтобы представиться.

Я нацепила на физиономию слабую нерешительную улыбку и подошла к нему. Судя по первому впечатлению, он сильно нервничал. У кого хватит совести его винить? Парень выглядел чересчур тощим, но когда встал, впечатление оказалось в его пользу: примерно шесть футов два дюйма, волнистые рыжеватые волосы и синие глаза. Немного смущен, но не кажется занудой и тряпкой (ненавижу зануд), и удивил меня, взяв за руку и твердо сказав:

— Пойдем со мной, Дженнифер. Я собираюсь устроить тебе настоящее свидание.

Именно это он и сделал.


Тематический развлекательный парк Эфтелинга, основанный в 1952 году, был полон не только обычных фей, Красных Шапочек и Золушек, но и странных уродливых горгулий, называемых лаафы — нечто вроде чтимых в Голландии гоблинов. В парке царила атмосфера «Диснейленда» в стиле Брейгеля, только семидесятых годов: несколько старомодная и тревожащая, но в хорошем смысле — повсюду полно ярких цветов и радостных школьников.

Фрэнк решительно повел меня мимо горгулий и нарциссов. Он уже продумал маршрут, незаметно взял бразды правления в свои руки (что мне понравилось). Но я была в дороге пять часов, ничего не ела целый день (все тот же вопрос: есть или не есть перед свиданием — неумолимо возник снова), и последствия уже начинали сказываться. Заметив, что я несколько рассеянна, Фрэнк повел меня в кафетерий рядом с огромным вольером для птиц.

Европейская еда всегда оборачивается для меня кошмаром: либо слишком много молочных продуктов (Франция), либо изобилие мяса (Германия), либо перебор жира (повсюду к востоку от Цюриха). Поэтому мне ничего особенно не хотелось. Но стоило ли протестовать по поводу сандвичей с копченой семгой? Чувствуя небольшую слабость, я поднесла сандвич ко рту, но он выскользнул из пальцев. Прекрасные рефлексы, отточенные семилетним пребыванием в школьной команде игроков в английскую лапту, помогли и на этот раз — я поймала сандвич по его восходящей траектории, выхватив буквально из воздуха. Ломтик семги, однако, продолжал свой полет, после чего лениво перевернулся и влажно шлепнулся на тыльную сторону моей ладони, накрыв ее как дурно пахнувшая перчатка. Я беспомощно уставилась на свою руку. Кто будет есть продукты, побывавшие на полу? Да никто. А что делать с поношенной едой?

Фрэнк, который до этого стоял спокойно, наблюдая за моими клоунскими трюками, отлепил рыбу от моей ладони и снова положил на хлеб.

— Может, будем есть и гулять? — вежливо спросил он.

Я покорно кивнула, и мы отправились в путь.

Немного подкрепившись, я расслабилась и стала получать удовольствие. Парк был потрясающим. Мы совершили волшебную поездку по Сказочному королевству, полному страшных порнофей с открытыми ртами; прекрасный стереофильм «Сон панды», в котором душа Мартина Лютера Кинга реинкарнировалась в панду, озабоченного состоянием окружающей среды… Но больше всего мне понравилось путешествие на «арабском» корабле по закрытой реке, мимо сцен из сказок «Тысячи и одной ночи».

Мы заплывали в тупики, благоухающие яблочной эссенцией, оказываясь на рынках, где в витринах лавчонок смешные манекены с вращающимися глазами механически дергались на волшебных коврах. Как-то мы проплыли между ногами огромного джинна, чьи устрашающие челюсти нависали над нами подобно гигантским гениталиям.

Мы только и могли, что беспомощно, заговорщически хихикать. И вдруг мне стало безразлично то, что Сказочный Принц отверг меня, потому что Фрэнк превращался в мужской эквивалент Золушки. Вместо неуклюжего застенчивого незнакомца передо мной предстал остроумный и веселый парень. Раньше, когда он несколько раз касался моего плеча, чтобы подчеркнуть сказанное, мне становилось неловко. Теперь же этот жест не вызывал у меня ничего, кроме симпатии.

Часам к шести сильно похолодало, а мы стали уставать, так что Фрэнк предложил вернуться в бар отеля и выпить. Найдя столик у окна и заказав вино, мы принялись болтать и пересмеиваться. Хотя мы сидели совеем близко, Фрэнк вдруг сказал что-то, чего я не расслышала. Я повернулась и подалась к нему, и тут он неожиданно крепко поцеловал меня в губы. Я действительно не ожидала ничего подобного и громко, хотя не слишком протестующе, охнула.

— Не можем же мы целоваться в баре, — пробормотала я, отстраняясь и смеясь.

— А где бы ты хотела целоваться? — с вызывающей улыбкой ответил Фрэнк.

Понимаю, это может показаться донельзя наивным, но я даже не думала о том, что сделаю, если кто-то меня поцелует. Не то чтобы мне не нравился Фрэнк, наоборот, но через двенадцать часов у меня еще одно свидание. Я уже начала эмоционально отстраняться и с нетерпением предвкушала тишину и покой своего номера. Мне нужно время, чтобы устроиться в постели с пивом, чипсами и телевизором, и немного отдохнуть от разговоров.

Хотя я знала, что остановилась в номере Спящей красавицы (миленьком и дурацком, с прялкой в одном углу и фигурой храпящего рыцаря в человеческий рост-в другом), у меня даже не было времени подняться туда. И пока мы с Фрэнком вели переговоры о поцелуях, управляющий отелем выбрал именно этот момент, чтобы притащить мои вещи и представиться.

— Добрый вечер, мисс Кокс! — жизнерадостно воскликнул он. — Надеюсь, вы хорошо проводите время?

Я виновато покраснела, но управляющий как ни в чем не бывало продолжал:

— Я только хотел сообщить, что мы перевели вас из номера Спящей красавицы в номер для новобрачных. Уверены, вам понравится.

И он удалился, широко улыбаясь.

Номер для новобрачных отличался гигантской вращающейся кроватью и джакузи посреди комнаты. Я даже не успела отреагировать: Фрэнк уже был на ногах.

— Пойдем, — торопил он.

Мне вдруг показалось, что свидание получило неожиданное ускорение и мчится мимо меня, а я изо всех сил стараюсь не отстать.

— Фрэнк, я тебя не приглашала, — твердо объявила я, изнемогая от непривычного раздражения.

Но Фрэнк словно не слышал.

— Пойдем, — повторил он. — Я хочу целовать тебя.

Его непоколебимая самоуверенность и невозмутимость совершенно сбили меня с толку.

— Фрэнк! — квакнула я, пытаясь оставаться спокойной и высказываться как можно убедительнее. — Я вовсе не собираюсь спать с тобой.

И я ничуть не кривила душой: Фрэнк — парень симпатичный, с ним весело, но он не Тот Самый.

Однако, не успев договорить, я осознала, что Фрэнк необычайно сексуален. Господи, я так и не продумала, что делать с этой чертовой притягательностью.

— Почему нет? — Он безошибочно уловил мое смущение и улыбнулся подобно коту, который не только слопал сливки, но еще и держит под прицелом всю корову.

Я тяжело дышала, схватившись за край стола, чтобы сохранить равновесие.

— Потому что я встречалась с парнем вчера, встречусь завтра, и у меня еще остается семьдесят семь человек. Не могу же я спать со всеми. Иначе кем меня можно считать?

Но Фрэнк был безжалостен.

— Я же не прошу тебя спать со всеми, — рассудительно ответил он, почти сочувственно гладя меня по руке. — Только с одним.

Боже, как он хорош! Все равно что повернуть время вспять и оказаться на школьной дискотеке, где симпатичный, но коварный плохиш пытается забраться к тебе в трусики, действуя эгоистичной логикой: «Слушай, все равно потом ты сама их снимешь…»

Нужно действовать быстро.

Я вскочила, схватила сумочку и побежала к лифту. Но Фрэнк успел туда первым. Мы оба раскраснелись и громко хохотали. Между нами то и дело проскакивали опасные искры, и их с каждой секундой становилось все больше.

— Фрэнк, не смей садиться со мной в лифт, — потребовала я, когда двери лифта открылись. Мы с Фрэнком вошли. Двери закрылись. Фрэнк, не говоря ни слова, повернулся, прижал меня к стене и стал целовать — с медленной, твердой уверенностью, от которой кружилась голова.

По мере того как лифт поднимался выше, мы с Фрэнком покачивались, ударяясь о стены, захваченные глубокой, влажной страстью, которая длилась восемь этажей.

Я выпала из дверей, едва они открылись на моем этаже, — расцарапанное щетиной Фрэнка лицо, возбужденные дикие глаза. Я с трудом возвращалась в действительность. Какая-то унция самообладания у меня еще оставалась: пора привести ее в действие.

— Фрэнк, оставайся в лифте, — хрипло скомандовала я, с трудом сглотнув.

Он не сводил с меня глаз: волосы растрепаны, губы влажны от поцелуев, нога удерживает на месте дверь лифта.

Потом, по-прежнему глядя мне в глаза, Фрэнк вышел из лифта. Двери сразу закрылись. Он шагнул ко мне, и я окончательно растерялась. Как же теперь устоять перед ним? И если быть до конца честной, к чему вообще пытаться?

Я беспомощно застыла на месте, наблюдая, как он идет ко мне.

Но напряжение неожиданно разрядилось шумной болтовней семейки голландцев, вывернувших из-за угла, — славная молодая парочка с двумя детьми лет восьми-девяти. Завидев нас, они мгновенно замолчали и нерешительно переглянулись. Должно быть, почувствовав натянутую атмосферу, замялись перед закрытыми дверями лифта и что-то спросили у Фрэнка по-голландски. Возможно, хотели знать, не он ли только сейчас взасос целовался с этой женщиной. Впрочем, скорее всего, интересовались, собирается ли он садиться в лифт.

Двери лифта снова открылись, но Фрэнк, взяв меня за руку, уступил семейству дорогу. Я поняла, что еще секунда — и возврата не будет, и потому, собрав остатки воли, с силой толкнула Фрэнка и буквально впихнула в лифт. Пока двери медленно закрывались, я еще успела увидеть изумленные взгляды Фрэнка и голландцев, после чего схватила сумки, вбежала в номер, заперлась и, задыхаясь, плюхнулась на кровать. Но, случайно увидев свое отражение в зеркале, вновь разразилась хохотом. Я выглядела так, словно только что носилась по школьной игровой площадке и остановилась отдохнуть в самый разгар пятнашек с поцелуями. И поцелуи мне понравились. Но для первого свидания этого казалось достаточно. Нет, я не против зайти дальше, просто воображала, что это будет происходить нежно, романтично, с Тем Самым, Единственным. Пока что я побывала только на двух свиданиях, и оба закончились едва ли не схваткой, поскольку мужчины стремились идти дальше, а я думала только о том, как бы ускользнуть. Может, друзья были правы, называя мое путешествие «Вокруг света за восемьдесят перепихов»? Впрочем, ничего страшного. Подумаешь, большое дело — я просто слишком давно не встречалась с мужчинами. На будущее нужно просто получше подготовиться. Опыт во многом оказался утешительным. Может, мир немного изменился с тех пор, как я была подростком, но принцип свиданий остался прежним.

На следующий день, перед отъездом, я проверила электронную почту. Среди писем нашлось одно чудесное, от Фрэнка, который на ломаном английском излагал, сколько наслаждения доставило ему наше свидание и как он надеется, «…што мы фстретимся снова».

Я ему поверила.


Свидание № 3: Уиллем. Кейкенхоф, Голландия


Снова ранний подъем и курс на северо-запад, в Кейкенхоф, с его знаменитыми полями тюльпанов, украсившими тысячи открыток.

Поездка состоялась благодаря глупому недоразумению между мной и моей голландской подругой Бриджит. Я вкратце рассказала ей по телефону о том, что задумала, но она, не расслышав одной половины и не поняв другой и зная, как я люблю свой крохотный задний дворик, предположила, что я ищу советов по садоводству, и устроила мне свидание с садовником Уиллемом.

Но как только я перестала возмущенно закатывать глаза и хорошенько поразмыслила, каким может оказаться этот самый Уиллем, идея мне неожиданно понравилась. Я представила иссушенного солнцем антигероя Лоренса: грязь под ногтями, засученные рукава рубашки, едва не лопающиеся на мускулистых предплечьях, и встреча взглядов, одновременно страстных и насмешливых…

Все еще не придя в себя от почти капитуляции перед Фрэнком, я предавалась счастливым мечтам и одновременно жевала сладкие, усыпанные миндалем булочки с коричным кремом. Не стоит начинать свидание, если твоя пищеварительная система настолько уязвима. Нужно быть во всеоружии.

Наступил еще один прекрасный день, и словно стая саранчи, перелетевшая на другое поле, психованные водители и вой клаксонов неожиданно куда-то исчезли. Залитые солнцем поля с коровами и ветряными мельницами, живописные церкви с гордыми куполами и каналы, пестрящие красивыми баржами, — все говорило о другой жизни, где мирская суета заметна куда меньше.

Я была в прекрасном настроении, но немного устала, в основном от усилий забыться и отвлечься от мыслей о выбывших из игры кандидатах. Свидания тоже длились слишком долго, почти целый день и часть вечера. Это недопустимо. Придется найти другой способ проводить встречи. Прежде всего, ограничить время пребывания в обществе друг друга и, кроме того, не позволять им чересчур долго распространяться о бывших подружках. Иначе это окажется слишком утомительным и, прямо скажем, скучноватым. Хотя не мешает дать возможность кандидатам облегчить душу и изложить собственное «резюме отношений». Быть брошенным означает самую суть ухода в себя. А тут появляюсь я, абсолютно незнакомый человек, свалившийся с неба буквально на денек и подначивающий бедняг в который раз открыть душу и потолковать о вещах, возможно, до смерти надоевших друзьям, которые принуждены в сотый раз слушать одно и то же.

Но не окажется ли огромным разочарованием, если единственным результатом моих восьмидесяти свиданий будет неизменно повторяющаяся сцена — я, разодетая и в полной боевой раскраске, встречаюсь с очередным кандидатом, только чтобы выслушать его проблемы. Знаете, смешно признаться, сколько усилий я потратила на то, чтобы устроить эти свидания, но до меня только сейчас стало доходить, какая огромная работа предстоит. Я искренне надеялась, что это будет забавнее, чем обычные задушевные беседы со всеми восьмьюдесятью кандидатами. Мне уже хотелось сжать время каждого свидания до десяти минут, после чего провести настоящие встречи с лучшей десяткой кандидатов. Но это означало бы, что я обманываю судьбу и обсчитываю себя. Нет, я встречу Родственную Душу, только полностью проникнувшись духом своей «Одиссеи свиданий», без всяких уловок и ограничений.

Тем временем все эти размышления помешали мне правильно определиться с маршрутом. В результате я заблудилась на кольцевой дороге вокруг Роттердама и прибыла в Кейкенхоф на час позже, опоздав на встречу с Уиллемом.

Визжа тормозами, мое авто остановилось на парковке, и я ринулась к воротам. Мне едва хватало времени проверить на ходу прическу и макияж. Милый, едва ковыляющий старичок, опираясь на трость, проводил меня в сад, где ждал Уиллем. По пути он жизнерадостно трещал о семи миллионах луковиц, высаженных в этом году в Кейкенхофе.

Уиллем оказался не таким, как я представляла. Не герой Лоренса, скорее, мелкопоместный дворянин. Рыжеватые волосы, зеленые глаза и очень белая кожа. Одет в твидовый пиджак поверх свежей белой сорочки и тщательно отглаженные брюки. К сожалению, выражение лица ясно говорило о том, что он предпочел бы находиться в любой другой точке земного шара.

Когда я подошла, он вежливо встал и скованно протянул правую руку. В левой держал изумительный тюльпан на длинном стебле. Роскошный, желтый, с изрезанными как бахрома лепестками, закрытыми, будто створки причудливой раковины. Я улыбнулась, любуясь изысканным цветком, и он это заметил.

— Обычно мы, голландцы, приносим это на свидание вслепую, — смущенно объяснил садовник. Я отметила звучный голос с правильным выговором. Понятия не имела, шутит он или нет, но, отметив его неловкость и сочувствуя ей (не будем кривить душой: ситуация, мягко говоря, действительно странная), я ободряюще улыбнулась в ожидании, когда мне протянут цветок.

Но он и не подумал отдать мне тюльпан — вместо этого уселся, разглаживая складки на безупречных брюках и поправляя манжеты. Окончательно растерявшись, я последовала его примеру и устроилась рядом. Вместе мы молча рассматривали качающиеся на ветру ряды тюльпанов. Цветы трогательно тянулись к неяркому весеннему солнышку. Грядка за грядкой махровых головок: сиреневых, черных, желтых, белых с алыми полосками, плотно закрытых и уже распустившихся, поблекших и увядающих. Потерявших краски и жизнь. Зрелище великолепное и по-своему интимное и эмоциональное.

Однако атмосфера между Уиллемом и мной была далека от интимной. Скорее чрезвычайно напряженной. Я ждала, пока он что-то предпримет, но бедолага, по-видимому, не собирался трогаться с места и вообще делал вид, будто меня нет.

— Вы знаете, почему я здесь? — жизнерадостно осведомилась я, пытаясь скрыть обиду и исполненная решимости переломить ход свидания.

— Не совсем, — сухо обронил он с величественным смирением обремененного наградами военного, оказавшегося в неподвластных его контролю обстоятельствах и внезапно осознавшего, что по воле этих самых обстоятельств ему отныне приходится продавать сексуальные игрушки в Сохо.

— Видите ли…

Я глубоко вздохнула и пустилась в объяснения, надеясь, что они не только ободряющие, но и интригующие.

— Понимаете, мы так много работаем, и времени на любовь не остается… Поэтому я путешествую по свету, встречаясь с мужчинами, чтобы узнать, смогу ли найти своего Единственного. Так сказать, Родственную Душу.

На этой оптимистичной ноте я повернулась в надежде увидеть Уиллема улыбающимся, расслабившимся и готовым к нормальному общению. Но затея не удалась. Уиллем по-прежнему рассматривал цветы, только угрюмое выражение сменилось чем-то вроде брезгливости, смешанной с недоверием. Очевидно, подобные затеи ему в голову не приходили. Можно подумать, я предложила снять брюки, чтобы хорошенько полюбоваться задницами друг друга!

Прошла минута. Вторая. В полном молчании. Я сидела, окаменев от надвигающейся паники, чувствуя, как волны жгучего стыда накатывают одна за другой. Такого унижения мне еще не приходилось испытывать. А ведь это всего лишь третье свидание!

Уиллем, возможно, поняв мое состояние, а может, желая поскорее покончить со всем, поднялся.

— Может, пообедаем вместе? — вежливо предложил он.

Я благодарно кивнула. От пережитого позора у меня словно язык отнялся. Мы пошли по дорожке мимо клубничного цвета розеток, украшающих рододендроны, и мятых, словно мягкая бумага, оранжевых цветов азалии. Я вдруг увидела, как Уиллем методично складывает стебель так и не подаренного мне цветка, снова и снова, пока от тюльпана не остался только бесформенный, сочящийся влагой комок. Я притворилась, что не заметила, как Уиллем спокойно уронил его в урну на обочине тропинки и продолжал маршировать, не замедлив шага.

Правда, он немного расслабился за ленчем и оказался человеком довольно дружелюбным, обладающим сдержанным чувством юмора. Но после неторопливой прогулки по прекрасным садам, где можно было полюбоваться на роскошные клумбы душистых лилий, я с радостью вернулась к машине и отправилась к аэропорту Шипхола, оставшись наедине со своими мыслями по поводу предстоящего путешествия. Что, если моя «Одиссея» закончится неудачей и я не смогу найти бойфренда, а в результате проникнусь презрением и брезгливостью к себе?

Пока я то и дело сворачивала не туда и пыталась лавировать в потоке автомобилей в час «пик», боясь, что опоздаю на рейс, зазвонил лежащий на сиденье телефон. Амстердамский номер. Должно быть, Хэнк решил договориться о втором свидании.

Я нахмурилась и крепче вцепилась в руль, решительно игнорируя телефон. У меня просто не хватало сил и энергии общаться сейчас с Хэнком. И не сочтите это полным бесстыдством, но мне не хотелось возвращаться к старым свиданиям. Я с нетерпением ждала новых. Через несколько часов полечу в Швецию в надежде, что следующий кандидат даст мне столь необходимое вдохновение и позволит увидеть свое путешествие в истинном свете. Профессор Ларс Герст Далеф из Гетеборгского университета считался одним из мировых авторитетов в области психологии и сексологии-науках о любви и влечении.

Этому свиданию я с удовольствием посвящу целый день.

Глава 3 ГЕТЕБОРГ, ШВЕЦИЯ


По-моему, Гетеборгу только повредило открытие Музея «вольво». Преспокойно привлекать внимание к тому факту, что именно в этом городе появился на свет самый унылый, самый серенький в мире автомобиль, вряд ли может служить блестящей рекламой городу, столь же хипповому, как Стокгольм, и не менее тусовочному, чем Мальмё.

Но Швеция, похоже, последнее время несколько страдает от личностного кризиса, и вряд ли я выиграю награду за проницательность, предположив, что, возможно, во всем виновата погода. Почти шестая часть Швеции расположена к северу от Полярного круга, и зимние ночи длятся по восемнадцать часов, вынуждая жителей сидеть по домам и смотреть в стену. Однако смая по август высота подъема солнца и наклон земной оси достигают другой крайности, порождая белые ночи, когда солнце не заходит по двадцать три часа в сутки.

И когда в Швеции сияет полуночное солнце, шведы тоже преображаются. Все вертится и сверкает, как заводная балерина в музыкальной шкатулке. Используется каждая светлая секунда, прежде чем крышка зимы захлопывается, отсекая жителей от остального мира.

Но может, в темноте легче думается, потому что последние сорок лет Гетеборг был передним краем самых блестящих исследований в области сексологии — науки о человеческой сексуальности и ее влиянии на нас морально, социально и физически. И сегодня мне предстоит встреча с одним из ведущих сексологов мира. Я приехала, чтобы встретиться с профессором Любви.


Свидание № 4: профессор Ларе Герст Далеф.

Гетеборг, Швеция


Впервые я узнала о профессоре Далефе из Интернета, где была помещена статья о конференции, посвященной Науке о Любви и Страсти, которую он проводил. В то время это вызвало только обычное любопытство. Я подумала, будет неплохо больше узнать о его теориях и идеях. Но теперь, оказавшись здесь, осознала, что мои вопросы не столько теоретические, сколько личные. Я и без того была немного расстроена тем, как оборачивается мое путешествие, и надеялась, что у него окажутся подходящие теории, которые помогут установить, имеется ли хоть какой-то шанс на успех или хотя бы возможность сохранить остатки достоинства по окончании всего предприятия. Воспоминания об откровенном пренебрежении Уиллема до сих пор больно жалили…

Мы решили встретиться у стойки портье моего отеля в деловом центре, после чего поехать в японский сад, погулять и поговорить. Сейчас уже половина двенадцатого, и я едва успела обосноваться в номере, как позвонил портье, сказать, что профессор Любви уже внизу и ждет меня. Черт, на сорок минут раньше условленного времени! А я-то надеялась наскоро принять душ и собраться с мыслями перед встречей!

Я бросила дорожную сумку на кровать. На самом верху должны лежать водонепроницаемая ветровка и свитер — я знала, что времени будет немного. Вытащив ветровку, я заметила на рукаве лужицу липкой белой жидкости и растерянно застыла. Осторожно проверила сумку. Ничего не разбилось. Нюхать странное пятно не хотелось, но предчувствия были самыми мрачными. Что это такое, черт возьми?

Я устала и боялась, что схожу с ума, но… неужели носильщик открыл мою сумку и… Нет! Не желаю даже думать ни о чем подобном. С чего вдруг?

Задержав дыхание и морщась, я осторожно вынула из сумки ветровку и отнесла в ванную, чтобы смыть жидкость, все это время болезненно ощущая, что профессор Любви уже внизу и ждет меня. Держа рукав ветровки как можно дальше от себя, я отступила и открыла кран на всю мощность. Как только вода ударила в липкую гадость, она начала пениться и подниматься шапкой. Пена? Такого я не ожидала.

Я ошеломленно уставилась на рукав, покачала головой, закрыла кран, повесила мокрую ветровку на край раковины и вернулась в спальню. Теперь в сумке было больше места, и, следовательно, легче проверить, в чем дело.

Я осторожно подняла сложенную одежду и заглянула на дно сумки.

Бутылка шампуня, которой я не досчиталась вчера, закатилась в угол. Крышечка каким-то образом отвинтилась, и из пузырька медленно сочилось белое мыло.

Я зажмурилась и в отчаянии застонала. Очевидно, развинтилась не только крышечка бутылки, но и моя тоже. Неужели тот факт, что я встречаюсь с профессором Любви, заставляет меня повсюду видеть секс? Или я сама сотворила с собой все это, предприняв подобное путешествие? Только представить, как он истолкует мою затею!

«Ах-х, Дженнифер, значит, вы считаете свою вечно путешествующую персону объектом всеобщего сексуального внимания и все же предпочли предпринять эту поездку? Возможно, вы полны желания «отдать свой багаж» под надзор незнакомых людей и пытаетесь воплотить свои фантазии в жизнь?»


Когда я, наконец, спустилась вниз, к стойке портье, профессор Любви смотрел в окно на торговый центр Нордстан. Добродушный мужчина лет пятидесяти, с внешностью Вуди Аллена, решившего податься в академики, в поношенном твидовом пиджаке и с редкими каштановыми волосами, обрамляющими худое задумчивое лицо. Мое появление казалось несколько суматошным, в полный противовес его спокойной безмятежной позе у окна. При виде его, меня охватил неконтролируемый порыв броситься на диван в вестибюле и единым духом выложить все, что случилось со мной до сих пор. Но я со стальной решимостью взяла себя в руки и, дождавшись, пока профессор Любви переместит огромную стопку бумаг из правой руки в левую, тепло улыбнулась, пожала его протянутую руку и ответила:

— Да, я добралась сюда вполне благополучно, никаких проблем. Все прошло очень спокойно. Простите, что заставила вас ждать.

Он отвез меня в японский сад, мирное убежище на самом верху крутой тропы, в городском саду, за университетом, где он работал. Когда мы устроились в деревянной беседке рядом с дорожкой, выходящей на посадки бамбука, я объяснила свою теорию и миссию профессору Любви и спросила, как распознать при встрече Родственную Душу. Как узнать, что он и есть Тот Самый? Имеются ли признаки и сигналы, которые нельзя упустить?

— Видите ли, в нас происходит физическая реакция, которую мы определяем как сексуальную… — осторожно начал он, словно впервые поняв, что мой интерес вполне обоснован. — Необходимо понять также, хотя мы все влюбляемся, очень немногие понимают, что с ними происходит, руководствуясь исключительно чувствами. Это сродни электронике — я могу послать вам е-мейл, не имея представления, как он попадает из моего компьютера в ваш.

Похоже, профессор настроился объяснить принципы любви с точки зрения действия брандмауэров, беспроводных коммуникаций и струйного принтера.

— …но она начинается в более ранних отношениях, между матерью и ребенком. Это невероятное сочетание доверия и благополучия, когда чувствуешь, что в твоем мире все прекрасно. Влюбиться и стать близким к другому человеческому существу на любом этапе вашей жизни…

О Господи, только не старая тягомотина с Эдиповым комплексом!

— Итак, когда вы влюбляетесь, — нетерпеливо перебила я, — то стремитесь возродить эти связи комфорта и благополучия?

— Да, именно возродить то, что сознательно вы не помните. Но помнит ваше тело, — кивнул он.

Я понимала, что профессор рассуждает логично, но время дорого и я не собиралась в этой поездке навещать родителей, поэтому перешла прямо к делу.

— Оставим потребности моего подсознания. Как насчет физической стороны? Каким образом я узнаю, что меня к кому-то влечет?

Очевидный вопрос с еще более очевидным ответом, но профессор Любви, похоже, не посчитал меня странной за желание это знать. Очевидно, процесс влюбленности можно разделить на три стадии — похоть, влечение и привязанность. Каждая стадия имеет определенные характеристики, сопровождаемые набором поведенческих моделей и определенными гормональными выбросами. Очевидно, это сложнее, чем мысль о том, что кому-то идет кожаная куртка.

Профессор Любви привел пример:

— Существует ряд факторов, работающих в подсознании, и один из них — запах. Чужой запах воздействует на вас, а ваш собственный несет информацию о характере ваших генов.

Сведения показались мне интригующими.

— Выходит, я зря трачу время на поцелуи, когда следовало принюхиваться? — допытывалась я.

Профессор Любви на мгновение смешался, но все же ответил:

— Нет. Потому что поцелуи — прекрасная возможность хорошенько принюхаться.

Мы рассмеялись.

— Я заинтригована и немного озабочена техникой ваших поцелуев, — пошутила я.

Забавно, но то обстоятельство, что нам пришлось заниматься романтическими изысканиями ради практических целей, показалось мне достаточно ободряющим. Словно не только я буду виновата, если все пойдет наперекосяк, часть вины лежит и на природе.

— Да это просто фантастика! — расплылась я в улыбке. Наконец-то что-то проясняется. — Есть ли другие способы определить при первой встрече, совместимая с потенциальным возлюбленным или нет? У меня только по одному свиданию с каждым из этих людей, так что мне придется переработать кучу информации и принять кучу решений, причем очень быстро.

Тема явно пришлась по душе профессору.

— Когда люди нравятся друг другу, они незаметно для себя посылают сигналы, что хотят лучше познакомиться, часто повторяя при этом действия друг друга. Если женщина приглаживает волосы, несколько секунд спустя мужчина делает то же самое. Потом, если все сработало и интерес взаимен, значит, существует идеальная синхронность. Людям обычно нравятся партнеры, являющиеся отражением их самих. Очень легко влюбиться в человека, который отражает тебя таким положительным образом.

— Вероятно, то же самое верно с негативной точки зрения: если чувствуешь, что ты шваль, скорее всего, подберешь партнера, который заставляет чувствовать себя швалью?

Профессор опять согласился.

— Если у вас сложился собственный надежный, позитивный имидж, если вы себе нравитесь, значит, вероятнее всего, выберете человека, который укрепит вас в этом мнении. Однако если ваша самооценка отсутствует или очень низка, вам сложнее поверить, что на свете есть кто-то похожий на вас и что вы способны ему понравиться.

Я посчитала, что он совершенно прав.

— Вы говорите: надо работать над собой и своим имиджем, прежде чем вступить с кем-то в отношения, потому что эти отношения будут хороши исключительно в том случае, если вы себя высоко цените. Но что это значит для меня? Я в основном человек положительный — оптимистка, вполне самодостаточна и живу в мире с собой. И все же мои отношения с мужчинами нельзя назвать идеальными. Возможно ли, что существуют другие важные факторы, которые играют роль в выборе партнера?

По этому поводу у меня была своя теория, и я решила спросить профессора Любви, что он о ней думает.

— Вернемся к идее выбора. У меня имеется теория, надеюсь, неверная, насчет работы и отношений. В основном мы встречаем своих партнеров на работе. Но условия труда становятся все более тяжелыми, а мужчины справляются с ежедневным давлением куда хуже женщин. В результате женщины обнаруживают, что их работа наиболее эмоционально удовлетворяет потребность в отношениях. Поэтому они либо довольствуются средненькими романами, либо так и остаются одинокими. Есть ли в этом хоть крупица правды?

Профессор Любви ненадолго задумался.

— Ранее поводом к таким отношениям было стремление к воспроизводству. Сначала брак, потом дети. Мужчина содержал семью, женщина вела хозяйство. Большинство женщин в наши дни не ищут партнеров только для того, чтобы иметь детей. А если хотят иметь, то не сразу. Эти изменения произошли за очень короткий период времени. И хотя мы признаем их, все же не до конца осознали, что в результате и женщины, и мужчины ожидают от новых отношений чего-то совершенно иного.

Я искренне посчитала это грустным и тревожным. Неужели мужчин привлекают исключительно женщины, желающие иметь детей? Я попыталась разложить по полочкам полученные сведения.

— Вы говорите о том, как мы передаем информацию невербальными способами, через запах и тому подобное… Если женщина хочет сделать карьеру, не может быть так, что она подсознательно передает нежелание иметь детей и становится менее привлекательной и интересной для потенциальных партнеров?

Профессор Любви покачал головой:

— Об этом я не знаю, но сильный стресс определенно влияет на запахи тела. Слишком много работы, слишком много проблем… Нет времени для отдыха итак далее — это же можно на подсознательном уровне распознать по запаху.

— Значит, проблема не в желании или нежелании иметь детей, а в том, что деловые женщины могут пахнуть тяжелой работой? Но я уволилась, не подвержена стрессам и создала положительный имидж. Значит, от меня должно пахнуть покоем и уверенностью, так?

Профессор кивнул, явно не понимая, к чему я клоню, но, очевидно, решив дать мне выговориться. Я и выговорилась:

— Как, по-вашему, я встречу Его?

Вынужденный столкнуться со столь эмоционально заряженным вопросом, профессор Любви отступил в безопасную сферу науки:

— Исследования показали, что когда вы ждете или нуждаетесь в отношениях, вам необходимы любые стимулы, которые подскажут вам, действительно ли вы нашли того, кто вам нужен. Это означает, что вы, вероятно, будете крайне некритичны…

Научный эквивалент термина «отчаявшаяся».

— С научной точки зрения, — спокойно продолжал профессор, — когда люди встречаются и становятся близки, каждый приносит с собой собственную историю. И от того, насколько вы сумеете соединить эти истории, зависит будущее ваших отношений. Человек, который непрерывно вспоминает прошлое, показывает свою неспособность выбрать или установить приоритеты отношений.

Это напомнило мне о Гранте, с которым я когда-то встречалась: «Мы разошлись, просто я забыл сказать об этом своей жене…»

Он был совершенно не способен отправиться куда-то один, без компании приятелей, а его мобильник непрерывно звонил. Его раздражало, что я считала это проблемой.

— С другой стороны, не слишком приятно, если тот, с кем вы хотите разделить свою жизнь, не жаждет делить свою жизнь с вами. Человек, скрывающий свое прошлое, вряд ли захочет остаться с вами в будущем.

А вот это Келли. Капитан Скрытность, не желавший, чтобы я общалась с его друзьями и родными.

Все это очень интересно, но, взглянув на часы, я поняла, что нужно бежать. В шесть мы договорились с моей подругой Анной-Шарлоттой зайти в бар выпить и потолковать о предстоящем свидании с ее коварным приятелем Андерсом.

Но все же я хотела узнать, верит ли сам профессор в существование любви, после всех расчетов, теорий и объяснений.

Он ответил немедленно, убежденно и искренне:

— Думаю, она существует. Слишком много данных это подтверждают. Прикосновения и ласки партнера стимулируют в мозгу выделение таких веществ, как окситоцин и вазопрессин. Оба связаны с нашей способностью создавать сильные и продолжительные эмоциональные связи. Когда вы встречаете кого-то, к кому вас влечет, уже через несколько секунд частота вашего пульса значительно повышается, вместе с артериальным давлением. Мышечное напряжение усиливается, и создается ощущение биения крыльев бабочек в желудке. Мозг воспринимает это как положительный сигнал.

— Но я всегда очень волнуюсь и начинаю болтать сама не знаю что, — призналась я. — Говорю слишком много и яростно жестикулирую. И при этом не перестаю твердить себе: «Заткнись, заткнись, ты выглядишь полной идиоткой», но ничего не могу с собой поделать. — Последние слова я пробормотала едва слышно и с жалким видом добавила: — Скажите, парни и это находят привлекательным?

Профессор Любви сочувственно оглядел меня, явно думая: «Эта женщина умрет от нервного истощения уже к концу восьмого свидания, не говоря уже о восьмидесяти».

Но вслух свои мысли не высказал. Только глубоко вздохнул, помедлил, словно подбирая нужные слова, и изрек:

— Думаю, таким способом вы пытаетесь подавить боязнь потери самообладания. Конечно, это не лучший метод — непрерывно говорить, говорить, говорить, но для вас единственный.

Он произнес это очень мягко, и я, закрыв лицо руками, заерзала от стыда. Удивленные родители, гуляющие с детьми, вопросительно поглядывали на меня. Но перед моим мысленным взором всплывали ужасы былых свиданий, даже тех, что казались навеки стертыми из памяти…

Я случайно глянула на часы. Мне действительно пора. Информации я получила гору, но не может ли профессор подсказать, как вести себя на завтрашнем свидании? Вдруг имеется нечто, самое главное, что необходимо сделать, прежде всего?

Он уставился на меня с добродушным видом человека, знающего, что советы уже не помогут.

— По-моему, вы не должны строить грандиозные планы. Пусть все идет как идет. Принимайте как должное то, что будет. Не стоит чересчур заботиться о том, какие сигналы вы посылаете. Потом можно спокойно сесть и проанализировать события, но во время свидания этого делать не стоит. Человека, с которым вы встречаетесь, привлекает в основном ваше присутствие во всех трех аспектах — тело, душа и разум. Это очень хорошее начало.

Мы посмотрели друг на друга, немного усталые после содержательной беседы, и я вдруг поняла, что еще более уязвима и не уверена в исходе путешествия, чем до встречи с ним. Но я крепко обнял а профессора Любви и поблагодарила.

Возвращаясь к машине, мы болтали о самых обычных вещах — родственниках, работе, местах, где побывали. Мы медленно шли под раскидистыми ветвями лип и дубов. Здесь было так хорошо, что мне захотелось когда-нибудь вернуться сюда и еще раз пройтись по этим дорожкам. Профессор Любви дал мне пищу для размышлений, причем не слишком радостных, но я смогу потолковать об этом вечером с Анной-Шарлоттой за грандиозной выпивкой.


Я знала Анну-Шарлотту еще с тех времен, когда она работала в лондонском отделении шведского совета по туризму. Мне было жаль расставаться с подругой, когда та год назад вернулась в свой родной Гетеборг, но теперь оказалось, что в этом есть немало преимуществ. Она не только обещала показать мне укромные уголки города, известные только местным, но и прекрасно справлялась с обязанностями главного «охотника за кандидатами».

Готовясь к вечеру, я пришла в прекрасное настроение и с нетерпением ждала незатейливых развлечений. Я только начала понимать, как важно чередовать мои восемьдесят свиданий с нормальным общением, предпочтительнее с подругами. Свидания — дело нелегкое, не говоря уже о стрессе подготовки и предвкушения. А потом приходится следить за языком тела и удерживаться, чтобы не выпалить: «Поверить не могу, что он способен ляпнуть такое!»

Международная «Хартия женской дружбы» обязывала нас делиться наиболее интересными моментами свидания, чтобы развлечь подруг, но, кроме того, сейчас мне было необходимо расслабиться, повеселиться с приятельницей, чтобы немного снять напряжение от встреч с мужчинами и хотя бы несколько часов не вспоминать о том, что я могла ляпнуть во время этих встреч.

Тщательно избегая авеню (главная туристическая приманка), Анна-Шарлотта повела меня в Линнегатан, многонациональный квартал с модными барами и шикарными ресторанами. Район находился между Слоттскоген, еще одним большим парком, и Хага, старым городом с высокими деревянными домами, будто из сказок братьев Гримм, вдоль извилистых, вымощенных булыжниками улочек.

Сначала мы обменялись новостями, а потом Анна-Шарлотта долго зачарованно слушала мой пересказ теорий профессора о любви и совместимости. Вино текло рекой, и мы пытались определить, насколько верны эти теории.

Она спросила, готова ли я проверить все сказанное профессором Любви на ее приятеле Андерсе, с которым я встречаюсь завтра. Но поскольку Андерс настаивал на том, что все касающееся и его, и свидания должно остаться тайной (кстати, я считала, что, таким образом, кандидаты воображают, будто могут сохранить контроль над ситуацией. Может, это позволяет им чувствовать себя кем-то особенным, а не одним из восьмидесяти?), невозможно понять, как я должна себя вести. Но теоретически я все расписала: буду принюхиваться, повторять его движения, расскажу кое-что о своем прошлом, но не все, постараюсь не болтать слишком много, и главное: будь что будет. Но, подчеркнула я, только если он симпатичный. Не хватало мне еще одного бесполезного флирта — привлечь очередного парня, который не слишком меня интересует, в то время как необходимо сосредоточить все усилия на поисках Того Самого.

Когда мы в половине пятого утра разбрелись по домам, на улицах было полно народу и народ был до краев полон алкоголем. Мы с Анной-Шарлоттой не стали исключением. Было светло как днем, на улицах царила праздничная атмосфера. Теплый воздух, казалось, бурлил возможностями. Когда ночной портье моего отеля открыл дверцу такси для Анны-Шарлотты, она крепко обняла меня и пожелала удачи.

— По-моему, то, на что ты решилась, — чистое безумие! — горячо выпалила она на прощание. — Но ты достаточно храбра, чтобы действовать, когда мы осмеливаемся только мечтать. Иди и покори мир за всех нас, женщин!

С этим ободряющим напутствием подруга плюхнулась на сиденье и помахала мне. Я осталась на месте, провожая взглядом машину. Едва она свернула за угол, я услышала пронзительный визг:

— И не забудь взять бикини на свидание с Андерсом!


Свидание № 5: Андерс. Гетеборг, Швеция


Проснувшись в одиннадцать утра, я, хоть и с трудом, осознала два жизненно важных факта: во-первых, на мне сказались следствия жестокого похмелья и теперь мои глаза распухли так, что напоминали набитые арахисом щеки хомяка, и, во-вторых, через шесть часов мне придется надеть бикини.

Бикини я привезла с собой. До моего отъезда из Лондона Анна-Шарлотта постоянно твердила, что оно мне понадобится, но я так же упорно старалась не думать об этом до вчерашнего вечера, когда мне напомнили о необходимости надеть бикини на свидание.

О сегодняшнем свидании Анна-Шарлотта сообщила только, что Андерс заедет за мной в отель в пять вечера. Мне следует захватить с собой бикини и быть готовой к прогулке на лодке.

Как я уже объяснила, быть готовой к прогулке на лодке невозможно, по крайней мере для меня.

Мое сокрушительное похмелье не позволяло ни на чем сосредоточиться, но я все же волновалась насколько хватало сил, разумеется. Люди, не страдающие морской болезнью, вообще отказываются признавать ее существование. Они считают это своего рода ленью, от которой можно избавиться небольшим усилием воли и позитивным настроем на нормальное состояние. Мои друзья-яхтсмены часто повторяли мне: «О, если бы ты только посидела на палубе (съела сухарик), всматриваясь в линию горизонта, ничего бы не случилось».

Неужели они воображают, будто я не перепробовала все это? Можно подумать, я страдаю от невиданного рода водяной булимии и жду не дождусь, когда меня начнет тошнить.

Я многократно предупреждала всех, кто знал о моем путешествии, что не желаю иметь ничего общего с водным транспортом. Но мои кандидаты в Родственные Души почему-то считали, что им лучше знать, и упорно следовали клише из любовных романов: мужчине легче ухаживать за женщиной в открытом море.

Однако моя боязнь морской болезни чепуха по сравнению с тем, что творилось со мной при мысли о необходимости появиться в бикини перед совершенно незнакомым человеком. У меня грандиозные бедра… не подумайте, что речь идет о чем-то вроде стройности или изящества. Грандиозные — в самом прямом смысле, так что бикини и я плохо совместимы.

Впервые услышав обо всем этом бикини-кошмаре, я немедленно отправилась в тренажерный зал и попросила своего шведского тренера Эмму нагрузить меня по полной программе, дающей возможно быстрые результаты. Потея и изнемогая на тренажерах, я объяснила причины такой спешки. Эмма немедленно наморщила свой идеальный носик, поджала розовые губки, изогнутые, как лук Купидона, и объявила:

— Да, но шведские мужчины так скучны!

— Правда? — ахнула я, поворачиваясь к ней и выпуская ручку тренажера. — А я думала, все они высокие и совершенно потрясающие!

— Именно, — кивнула она с поистине Соломоновой справедливостью. — И поэтому им незачем развивать характер или обладать хоть какой-то индивидуальностью. Вам следовало попробовать австралийцев.

Неужели, правда? Неужели шведский генофонд дал возможность появиться на свет столь прекрасной расе, что эволюция посчитала индивидуальность излишней, как соски на мужской груди? Или это просто обычное презрение соотечественницы к «нашим местным мальчикам»?

Выбросив из головы бесплодные размышления, я включила лэптоп. Пора за работу. Мне необходимо не меньше трех часов в день, чтобы позаботиться о практических деталях и материальном обеспечении своего путешествия, а также об остальных мелочах «нормальной жизни». И хотя все шло, как намечено, еще многое предстояло сделать.

В электронной почте скопилась обычная гора е-мейлов. Италия требовала решения. Я встречалась с Умберто, парнем, который вел сайт «Графика свиданий на дорогах». Для этого необходимо застрять в пробке и строить глазки водителю, стоящему через полосу от тебя. После чего записать номер его машины, поискать ее на сайте Умберто и послать парню е-мейл с предложением свидания. Умберто желал знать, встречаемся мы в Сиене или Риме.

Я собиралась в Верону, воскресить сцену на балконе с Ромео. Люди, которые приглядывали за домом Джульетты, хотели знать размер моего средневекового платья.

В Париже у меня намечалось свидание на коньках, и парень, с которым я собиралась кататься, спрашивал мой размер обуви.

Там же оказался е-мейл от Андерса двухдневной давности.


Я слышал, в пятницу погода будит солнечной, так что теплая одежда не понадобится. Рекомендую джинсы, мож быть ветровку, и, конечно, бикини (отдых).


Хм-м…

Я прочитала все е-мейлы, после чего обшарила Интернет, желая узнать, возможно, ли попасть поездом из Парижа в Берлин, а если нет, имеются ли прямые авиарейсы или придется лететь через Лондон. Забыла оплатить счет кредиткой, но оставила пароль дома, в наладоннике (в неудавшейся попытке путешествовать налегке) так что пришлось звонить в банк и все улаживать. Я также проверила свой лондонский автоответчик. Звонила моя сестра Тоз: когда я приеду к ней на банковский выходной[6]? Из Уэльса звонил Гарет — узнать, собираюсь ли я на праздник с ним в поход. Кэт прислала эсэмэску на мобильник с вопросом, едем ли мы на праздник в Норфолк. Очевидно, скрупулезно составляя расписание свиданий, я совершенно забыла уделить хоть какое-то внимание родным и друзьям и пообещала быть сразу в трех местах.

Не в силах слышать раздраженные голоса друзей и родных, я решила позвонить им позднее.

А пока что взглянула на часы. Четыре. Даже подремать некогда. Пора готовиться. Час спустя, надеясь, что выгляжу не такой сонной и страдающей от похмелья, как чувствую себя, я схватила сумку с ненавистным бикини и спустилась вниз.

Я понятия не имела, как выглядит Андерс, но была уверена, что узнаю его с первого взгляда. Пока я украдкой оглядывала вестибюль, двери с треском распахнулись, и в отель ворвалась великанша в приталенном черном жакете.

— Вы Дженнифер? — прогремела она, ткнув в меня пальцем и словно подначивая возразить.

Я нерешительно кивнула. Где же Андерс?

— Тогда идите за мной, — скомандовала она и, повернувшись, устремилась вперед. При этом даже не оглянулась.

Такого я не ожидала. Не понимая, что происходит, медленно побрела следом. Она уже сидела за рулем такси с включенным мотором и нетерпеливо махала рукой, очевидно, призывая садиться. Я знала, что Анна-Шарлотта в курсе и, кроме того, сама, составляя программы путешествий, вытворяла вещи сумасброднее (на одном национальном радиошоу слушателям предложили выступить в качестве гидов и рассказать мне про их родные города). В Стамбуле, садясь в машину совершенно незнакомого человека, я лихорадочно гадала, выйду ли из этой авантюры если не здоровой, то хотя бы живой?

Мы направились на юг через оживленный портовый район. На судоверфях кипела работа. Гигантские круизные лайнеры были пришвартованы рядом с флотилиями рыбачьих лодок-доказательство того, что обитатели Гетеборга достаточно мудры или предусмотрительны, чтобы не класть все яйца в одну корзину, и в городе успешно развивается не одна промышленность. Здешние склады выглядели достаточно процветающими, чтобы конкурировать с новыми постройками в самых оживленных портах мира от Окленда и Сиднея до Ванкувера и Лондона.

Дама-водитель оживленно болтала по пути, но я не очень прислушивалась, думая о том, что меня разыгрывают. Андерс намеренно держал меня в неведении — очевидно, ему нравилось править бал и заказывать музыку. Ну и пусть!

Я снисходительно усмехнулась. С этим у меня проблем нет. Так даже забавнее.

Через пятнадцать минут езды по прибрежной дороге мы остановились у живописной верфи. И хотя маленькие суденышки мирно качались на волнах, натягивая свои швартовы, воздух был спокоен, а солнце жарко пригревало.

Машина остановилась, и мы с незнакомкой зашагали к деревянному причалу, где нас ждал жизнерадостный мужчина лет шестидесяти. Выглядел он как реклама «Круинг мантли»[7] — водолазка, кепи и трубка. Голубые глаза лукаво поблескивали на загорелом лице. Но я думала, что Андерс моложе, ближе к моему возрасту. Хотя выглядел он неплохо, я была разочарована, но постаралась не показать этого. Ничего страшного, главное, ожидание закончилось и я уверена, что в игре участвует еще несколько игроков.

Водитель познакомила нас. Это оказался не Андерс, а один из местных капитанов. Еще один зигзаг — значит, нам с Андерсом только предстоит встретиться.

Женщина извинилась и на секунду исчезла, позволив нам с капитаном немного поболтать. Капитан спросил, поднимусь ли я на борт. Воспоминания о встрече с Уиллемом заставили меня поколебаться. Можно ли вразумительно объяснить, почему я не только понятия не имею, что здесь делаю, но и собираюсь повторить это восемьдесят раз, с незнакомыми мужчинами, по всему миру. Весьма рискованная вещь — небрежно упомянуть об этом кому-то, кто не знаком с моим планом (и, как показало свидание с Уиллемом, даже тому, кто в курсе происходящего).

Возвращение водителя избавило меня от необходимости объяснять цель моего присутствия. Женщину сопровождал мужчина лет двадцати пяти, классического шведского типа — приятное свежее лицо, светлые волосы, невероятно чистая кожа и голубые-голубые глаза. Может, это Андерс?

И меня снова кольнуло разочарование. Славный малый, но слишком молод и выглядит серьезным незатейливым мальчиком, совершенно неспособным вести хитрую игру, затеянную Андерсом.

Он подошел ближе и протянул руку:

— Здравствуйте. Я Мартин!

Ах, вот как?! 'Значит, игра продолжается? Я уже не скрывала улыбки.

— Пожалуйста, пойдемте со мной. Я отведу вас на свою лодку. Андерс ждет.

Я рассмеялась и, подхватив сумку, последовала за Мартином на маленький, невероятно изящный быстроходный катер. Уселась на переднее сиденье рядом с ним, натянула спасательный жилет и приготовилась к испытанию. Мартин медленно вывел катер в открытую воду. Вода, о которой шла речь, принадлежала южной части Скандинавского полуострова, в том месте, где Северное море образует Каттегат, широкий пролив между Швецией и Данией. Я тем временем сосредоточилась на своей отупляющей мантре: «Меня не тошнит, не тошнит, не тошнит…» И все же я смогла заметить невероятную красоту здешних мест. Катер разрезал чистую воду. Остроконечные волны превращались в легкую рябь, к тому времени как достигали берегов крошечных островков, мимо которых мы проплывали. До меня доносился смех ребятишек, резвящихся в естественных бассейнах между скалами и ныряющих с плотов в прохладную воду. Позади, на усыпанном камнями берегу, красовались молоденькие сосны. Они походили на детей, собравшихся вокруг фургончика с мороженым.

Иногда между деревьями застенчиво проглядывал крохотный красный домик. Белоснежные крыши сверкали на фоне темной зелени сосновых лап. Мы летели по прозрачной голубой воде, вдыхая чистый свежий воздух. Я одновременно нервничала и волновалась, в полной уверенности, что это последний этап путешествия перед встречей с Андерсом.

Должно быть, напряжение отразилось на моем лице: Мартин, ошибочно приняв мое замешательство за первые признаки морской болезни, отнял одну руку от штурвала.

— Не тревожьтесь! — прокричал он, перекрывая шум двигателя и осторожно касаясь моего плеча. — Нас предупредили, что вы очень-очень плохо переносите качку, и я должен приглядеть за вами, если вдруг начнется рвота.

Он сочувственно поморщился. Я слабо улыбнулась, вытерла с лица соленые капли, чтобы скрыть смущение. Катер прибавил ходу.

Прошло не меньше получаса. Я наблюдала за парусными яхтами, где дети в оранжевых спасательных жилетах учились ставить паруса. Как, должно быть, чудесно плавать, скакать на лошади и подниматься в горы, едва научившись ходить! В Англии, похоже, все торчат перед телевизорами или сидят за рулем с той минуты, как способны самостоятельно сидеть.

Но тут мне пришлось вернуться к действительности — рев мотора превратился в тихое мурлыканье. Катер замедлил ход.

— Мы заблудились?

Мне вдруг стало не по себе при мысли о встрече с таинственным Андерсом. Может, лучше вернуться в отель, хорошенько отмокнуть в ванне и наконец, выспаться? Не такая уж плохая идея!

— Нет, — вежливо, но рассеянно ответил Мартин, направляя катер в скалистый пролив и продолжая смотреть вдаль. — Они где-то здесь.

Куда, черт побери, меня занесло? И почему Мартин не знает, где они? (ОНИ?!) Что же дальше? Сейчас всплывет подводная лодка? Кто этот чертов тип, капитан Немо?

Я начинала терять терпение. С меня довольно! Либо подавайте мне свидание, либо везите обратно в отель, где я в тишине и покое включу кабельное ТВ и сольюсь в экстазе с мини-баром.

Но в этот момент Мартин выжал газ до отказа, и катер рванулся вперед. Значит, они где-то здесь.

Еще немного, и я встречусь с Андерсом.

Мы двигались к плавучему понтону, пришвартованному к скалистому островку, возникшему посреди моря. Понтон был достаточно большим, приблизительно восемнадцать на тридцать футов, с вместительной каютой в центре палубы. На палубе стояли двое мужчин: один бледный, нагруженный канатами, второй — высокий и загорелый. Загорелый помахал мне рукой.

О Боже, это Андерс. Наконец…

Только вот почему-то казалось, что «наконец» случилось, слишком, рано. Я не чувствовала, что готова встретиться с ним. Судорожно прижав сумку к груди, я огляделась. Нервы окончательно сдали, и я вдруг пожалела, что встречаюсь не с милым славным Мартином.

Но все же помахала в ответ Андерсу с уверенностью, какой не испытывала. Солнце ослепляло. Волосы безобразно растрепал ветер, глаза покраснели и слезились после часового пребывания на соленом ветру. По мере приближения к понтону фигура Андерса вырисовывалась все отчетливее. Я сокрушенно застонала — он неотразим. Абсолютно и абсурдно прекрасен. Я утратила способность что-либо понимать.

Катер прошел вдоль понтона, и Андерс, облокотившийся о поручень, выпрямился и выступил вперед, чтобы помочь мне подняться на борт. Ноги у меня подкашивались, из носа текло, голова кружилась. Я изо всех сил уговаривала себя не грохнуться на палубу, не ляпнуть глупость, не выглядеть полной идиоткой. Он нагнулся, взял меня за руку и подтянул наверх.

Теперь мы оба стояли на палубе и обменивались долгими оценивающими взглядами.

Андерсу на вид было лет сорок, не больше. Высокий, с золотистым загаром, густыми волнистыми волосами каштанового цвета он производил впечатление человека себе на уме, привыкшего добиваться своего. Такие красавцы редко встречаются в жизни — зеленые глаза, квадратный подбородок, полные губы. И фигура настоящего атлета. Одет небрежно — белый жилет и расстегнутая почти до талии рубашка хаки.

Ну, просто копия Мела Гибсона!

Откуда, черт возьми, у Анны-Шарлотты такой приятель?! Она, как и я, просто не зналась с такими мужчинами. Наши знакомые обычные люди. Они играют в настольный футбол и с ходу врезаются в высокие зеркала в баре, вообразив, что это другая комната. Наши знакомые мужчины выглядят как «соседский парень», потому что они обычно и живут по соседству. Этот красавчик явно принадлежал к другой лиге.

— Что же, Дженнифер, мне пора. Рад был познакомиться.

На мгновение забыв об Андерсе, я обернулась. Мартин и бледный, увешанный канатами тип садились в катер и, кажется, готовились отплыть обратно.

Я заплатила бы любую сумму, чтобы немедленно вернуться вместе с ним. Увы, этому не суждено случиться.

«Кроме того, — мысленно одернула я себя, пытаясь остановить беспорядочное кружение мыслей, — именно в этом цель моего путешествия: определить мужчину моего типа и учитывать возможность того, что «новый тип», пусть и на незнакомой территории, действительно может сделать меня счастливее».

Мартин, дружески помахав на прощание, развернул катер. Ничего не поделать, я обречена на свидание с Андерсом, и спасти меня может только гениально разыгранный спектакль вроде внезапного приступа аппендицита.

Андерс, возможно, ощутив мои опасения, сделал наиболее уместный ход — нырнул в каюту, тут же появился с бутылкой ледяного шампанского и двумя бокалами и показал мне на один из стульев у длинной деревянной скамьи.

— Дженнифер, — начал он звучным низким голосом с легким скандинавским акцентом, — я очень рад познакомиться с вами. Думаю, вы потрясающе храбрая, если решились на такое путешествие, и я хочу услышать подробности. Надеюсь, вы немного проголодались, потому что я приготовил легкий ужин. Мне придется ненадолго вернуться на камбуз, а вы пока отдохните и полюбуйтесь видами.

Но я продолжала, стоять. Мне все еще было не по себе и неловко от сознания, что кто-то будет за мной ухаживать.

— О, Андерс, позвольте мне помочь, — запротестовала я, но он только улыбнулся, вручил мне бокал, бурливший пузырьками, и подвинул стул.

Сообразив, что гостеприимство Андерса не имеет пределов и спорить неприлично, я опустилась на стул. Он легонько погладил меня по плечу, повернулся и ушел в каюту, вернее, как я теперь поняла, на камбуз.

Минутой спустя из динамиков, укрепленных на стене каюты, с шипением полился голос Фрэнка Синатры, поющего «Молод сердцем».

Когда я была маленькой, родители часто слушали его песни. Я всегда любила Фрэнка и сейчас мгновенно расслабилась и радостно улыбнулась. Значит, совершенно не обязательно сопротивляться или попусту тревожиться. Просто мне посчастливилось встретиться с очень славным человеком. Я вспомнила профессора Любви и поняла, что это одна из моих задач — учиться жертвовать какой-то частью контроля над ситуацией и верить, что мои чувства будут приняты в расчет.

Сейчас, в половине восьмого, солнце все еще ярко светило. Над водой поднялась легкая дымка тумана. От этого скалы казались головами и плечами небольшой группы людей, одетых в кашемировые свитера.

Я наслаждалась Фрэнком и шампанским, но все же мне не терпелось побольше узнать об Андерсе. Меня так и разбирало любопытство. Я не хотела вмешиваться в кулинарное действо, но, может, он потерпит мою болтовню, пока готовится ужин (одна из тех деталей в безмятежно дружеских отношениях, которой мне так не хватало).

Я взяла бокал и подошла к двери каюты.

— Найдется ли место для пассажира с кучей вопросов? — осведомилась я.

Андерс оторвал взгляд от кухонной доски, заваленной копченой рыбой и лимонами. В руке он держал бутылочку чего-то вроде салатной укропно-горчичной приправы.

— Разумеется, — приветливо улыбнулся он. — Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Хотите осмотреться?

Камбуз оказался на диво хорошо оборудованным: большая плита и холодильник, вдоль стен буфеты с хрустальными бокалами и тонким фарфором. На окнах белые с голубым льняные занавески, а в углу на тумбе стопка белых отглаженных льняных скатертей и салфеток. Вызвавшись накрыть стол на палубе, я принялась возиться с приборами.

Все, начиная от кухни и заканчивая живописной палубой, окруженной прозрачной голубовато-зеленой водой, казалось мне совершенством.

— Андерс, у вас необыкновенная лодка! Я так счастлива, что вы пригласили меня сюда! Большое вам спасибо!

Андерс, выносящий на палубу подносы с сыром, овощными салатами и рыбой, рассмеялся.

— Хотел бы я иметь такую лодку, — честно признался он, — но я позаимствовал ее на вечер. Кроме того, — продолжал Андерс, возвращаясь в каюту и рассматривая вина, прежде чем выбрать бутылку, — неужели вы не заметили, что это не лодка, а плавучая сауна?

Я тоже рассмеялась, но не потому, что оценила шутку — просто она показалась мне чересчур натянутой, чтобы быть правдой.

Он тоже улыбнулся:

— Нет, я серьезно. Идем, покажу.

Он повел меня в глубь камбуза. Все еще смеясь, я откинула занавеску и ступила в узкий коридор. Слева еще одна занавеска отгораживала крохотный туалет и раковину. В конце коридора виднелась стеклянная дверь, за которой струился пар. Я осторожно повернула ручку, и в лицо ударила волна жара, отчего глаза сразу заслезились. Андерс не шутил — это была настоящая большая сауна. Две длинные деревянные скамьи, на конце одной сложены белые полотенца и халаты, в середине жаровня с тлеющими углями. В конце комнаты — еще одна стеклянная дверь, выходящая на скалы, к которым мы были пришвартованы. Невероятное зрелище, я никогда не видела ничего подобного.

Андерс все еще был занят ужином и, подозреваю, специально держался на почтительном расстоянии.

— Ну? — игриво спросил он, когда я вернулась. — Нашли сауну?

Я закрыла глаза, не в силах выразить свои чувства при виде столь безумной роскоши.

— Андерс, это сумасшествие, — недоверчиво констатировала я.

— Почему? — ухмыльнулся он.

Я вдруг забеспокоилась, что выгляжу в его глазах настоящей деревенщиной.

— Все это кажется таким экстравагантным, — медленно выговорила я, пытаясь облечь в слова свой «культурный шок». — В Англии поход в сауну — редкое удовольствие, а такое путешествие, как сегодня, — нечто вроде знаменательного события. Пребывание же на плавучей сауне показалось мне эквивалентом подводной охоты на шоколадки «Ферреророше» в бочонке с шампанским «Моэ и Шандон».

Андерс рассмеялся, словно представив сцену из «Пигмалиона», но тут же успокоил меня:

— Не забывайте, сауна в Швеции — дело обычное. Что же до плавания — это портовый город, и вода — неотъемлемая часть нашей жизни.

Моя реакция, казалось, его очаровала, и я, в свою очередь, немного расслабилась. Хорошо, что мы сумели безмолвно признать наши различия и посчитали их не слишком большим препятствием. В первую минуту Андерс испугал меня. В нем было слишком много всего — красив, богат, силен…

Но теперь, узнав его получше и по достоинству оценив не просто человека, а личность, я была куда меньше обескуражена увиденным. Но меня все еще беспокоила одна деталь.

— В таком случае зачем от меня потребовалось привезти бикини? — Я постаралась с корнем выкорчевать из голоса предательские нотки «я-скорее-брошусь-за-борт-чем-позволю-увидеть-себя-в-бикини».

Неожиданно Андерс тоже смутился.

— Понимаете… я думал, это может оказаться романтичным, но…

При этом «но» у меня сердце подскочило.

— Но… может, я слишком поторопился? И лучше уж просто расслабиться и наслаждаться обществом друг друга?

Я готова была расцеловать его. Да и Андерс, возможно, разделяющий мои тревоги, тоже вздохнул с облегчением. Подняв последний поднос с едой, он перекинул через руку полотенце и шутливо поклонился.

— Если мадам готова, ужин подан, — торжественно объявил Андерс.

Мы уселись на противоположных концах стола, и Андерс принялся открывать одно изысканное блюдо за другим. Клубника, нанизанная на шпажки и присыпанная сахаром, горячие нежные сандвичи с рыбой, сбрызнутые пикантным соусом и истекающие теплым оливковым маслом, запеченный в хрустящих травах сыр с острой горчицей, ароматный хлеб и миски с овощными салатами… Настоящий праздник.

Мы ели руками, забывая вытирать их о салфетки, так что немного погодя наши бокалы покрылись жирными отпечатками губ и пальцев.

И еще мы говорили. О моем путешествии, о наших друзьях, о том, каким представляем будущее.

Андерс оказался организатором местных мероприятий и только сейчас закончил работу над двумя главными событиями года — большим фестивалем музыки и искусств и вручением Гран-при Гетеборга. Он признался, что ужасно устал. Ему не терпится оттянуться с друзьями и провести несколько недель в своей деревянной хижине, укрытой в соседнем лесу.

— Правда? — удивилась я.

Должно быть, мое удивление чем-то задело его, потому что Андерс насмешливо покосился на меня.

— Простите, — поспешно извинилась я. — Не хотела вас обидеть, просто… — я лихорадочно искала нужные слова, — …просто вы кажетесь человеком, любящим городскую жизнь. Не могу представить, что вы способны таскать воду из колодца и собирать хворост для очага.

Он польщено улыбнулся.

— Мне необходимо уединение. Хижина — это место, куда я прячусь, чтобы «перезарядить батареи» и отключиться от всего, что действует на нервы и требует расхода энергии.

Нужно сказать, я вполне его понимала.

— Со мной тоже такое бывает, — согласилась я. — Но мне всегда совестно. Я и без того слишком много путешествую, вдали от друзей, и поэтому, когда возвращаюсь, считаю себя обязанной проводить с ними время. Иначе чувствую себя последней дрянью. И честно говоря, мне хочется бывать с ними почаще — когда путешествуешь ради работы, это прекрасно, но уж очень одиноко.

Андерс грустно усмехнулся:

— Видите ли, мои друзья не всегда понимают, что хотя я люблю свою работу, она все же отнимает много времени и очень тяжела. Но с возрастом меня все меньше волнуют требования окружающих и все больше радует собственное общество.

Он объяснил, что порвал с последней подружкой, поскольку оба много путешествовали по работе и надолго разлучались. И хотя это, похоже, его ранило, я чувствовала, что Андерс счастлив в своем одиночестве и действительно наслаждается им так, как я, например, вряд ли сумела бы. Он рано развелся, и его единственный сын уже взрослый. Что ж, если ты мужчина и имеешь детей, возможно, именно эта потребность уже удовлетворена и ты начинаешь ценить покой и одиночество.

Наша беседа длилась целую вечность. Мы говорили за ужином, за сочным десертом из кусочков тропических фруктов и горького шоколада. Мы болтали за кофе, а потом и за коньяком. Не закрывали рты все время, пока пели Фрэнк Синатра, «У-2», Брюс Спрингстин, Мэтт Монро. Говорили о Гетеборге и Лондоне, о людях, которых мы любили, и тех, что разбили наши сердца, о любимой работе…

Я четко сознавала, что это не моя Родственная Душа. Не Тот, Единственный. Но мне нравилось быть с Андерсом. Я находила его очень привлекательным, но мы искали разных отношений. Образованный, страстный, истинный ценитель изящного, он при этом был настоящим одиноким волком. Я же до смерти боялась одиночества. И хотела встретить человека, который был бы открыт для любви, не страшился получить сердечную рану и верил, что рано или поздно обретет счастье с той, которая создана для него. Я не хотела прожить жизнь одна. Мне было необходимо разделить ее с Родственной Душой, и я готова была объездить весь мир, чтобы отыскать свою половину.

Мы говорили до трех часов утра. Но настоящая ночь так и не настала — с неба лился слабый прозрачно-серебристый свет, больше похожий на лунный, чем на солнечный. Нам обоим нужно было встать пораньше: Андерсу — чтобы помочь другу переехать; мне — чтобы успеть на поезд до Стокгольма.

Он позвонил одному из недремлющих капитанов и попросил отбуксировать лодку-сауну к берегу.

У причала нас ожидало такси. На обратном пути мы сидели на заднем сиденье, почти прижавшись друг к другу. Я ощущала, что мы действительно в каком-то смысле близки, и не сомневалась, что он испытывает то же самое. Мы словно разделили что-то драгоценное, только я не совсем понимала, что именно.

Машина остановилась у отеля. Андерс вышел и проводил меня до двери. Мы молча стояли, глядя друг на друга, совсем как несколько часов назад, на палубе понтона. Но с тех пор, кажется, столько всего случилось!

Он держал меня за руку и, загадочно улыбаясь, смотрел в глаза. Потом неожиданно обнял и крепко прижал к себе.

— Ты необыкновенная женщина, Дженнифер, и это был удивительный вечер, — тихо, но с поразительным эмоциональным накалом произнес он.

Я ощущала то же самое и поэтому едва не плакала.

— Ты успеешь на поезд? — продолжал он. — Тебе ведь рано уезжать?

Я поморщилась.

— В половине девятого.

Немного ослабив хватку, он глянул на часы. Четыре утра.

— Впрочем, не важно. И думаю, этот поезд в Стокгольм не единственный, — отмахнулась я. — Если очень устану, поеду позже.

Похоже, он знал, что сегодняшний вечер у меня свободен, и не собирался делать ход первым. Я подумала, что неплохо бы позавтракать вместе, но не хотела предлагать это сама.

— Может, тогда нам позавтракать вместе? — предложил он.

Я просияла:

— Прекрасная мысль! Но ведь вам нужно помочь другу переехать!

Андерс хмуро кивнул:

— Ах да, мой друг… Нужно позвонить ему и узнать, что можно сделать. А пока…

Он снова прижал меня к себе и на этот раз коснулся губами моего уха.

— Я хочу поблагодарить тебя за этот вечер. Он очень меня тронул.

Прижав ладони к моим щекам, он опять заглянул мне в глаза и бесконечно нежно поцеловал в губы, после чего осторожно обвел их кончиком пальца. Сложные эмоции промелькнули на его лице: печаль, нерешительность, желание? Трудно сказать… но он не сводил с меня глаз.

Я, словно завороженная, затаила дыхание. Продолжая гладить лицо и волосы, он снова легонько поцеловал меня, повернулся и пошел к такси. Дверь закрылась, и машина отъехала.

Нужно признать, к этому времени я так устала, что почти с облегчением распрощалась с ним. Мне отчаянно хотелось спать. Но заметив, как пристально Андерс смотрит на меня в окно автомобиля, я разволновалась и одновременно заколебалась. Происходящее было романтическим, напряженным, усложненным, запутанным и… и неразрешенным. Позвонит ли он завтра? Хочу ли я, чтобы он позвонил?

Слишком измученная, чтобы искать ответы, я поднялась к себе, не раздеваясь бросилась в постель и заснула каменным сном, пока три часа спустя не зазвонил будильник.

К девяти тридцати поезд уже уносил меня на восток от Гетеборга.

Проснувшись, я наскоро приняла душ и сложила вещи. Все это время я напряженно прислушивалась. Телефон молчал. Даже когда я стояла в очереди за билетами.

Я садилась в поезд как во сне. Что будет с моим расписанием, если он позвонит и мне придется ехать позже? Впрочем, если я не смогу справиться с изменениями в плане, нет смысла вообще предпринимать это путешествие.

Но если говорить серьезно, подходим ли мы друг другу? Он выглядит как человек, привыкший к женщинам, чьи комоды набиты прозрачным модным бельем. К дамочкам, которым не приходится принимать причудливые позы, чтобы лучше выглядеть на телевизионном экране. В моем же комоде полно «любимых» (то есть застиранных, но удобных) лифчиков, разрозненных носков и брусочков мыла, о существовании которых я неизменно забываю. Наверное, я слишком стара, чтобы стать другой? Тот самый старый пес, которого не научишь новым трюкам? Трудно сказать.

Я начинала подозревать, что для успешных поисков Родственной Души мне необходимо воспринять новые идеи. Но если для этого нужно решительно переломить себя, втиснуться в слишком тесные границы или, наоборот, долго тянуться, чтобы вписаться в них, — я никогда не буду счастлива.

Знал ли это Андерс? Или от меня очень уж явственно исходили флюиды незаинтересованности? Или он настолько одинок по натуре, что не ощущает потребности в моем обществе? А может, у него целый мешок проблем, о которых я ничего не знаю?

Да, между нами ничего еще не решено, но, как ни странно, я ничуть не волновалась. Хотя желала ощутить удовлетворение и завершенность наших отношений, которые мог дать только его звонок, меня вовсе не тревожило отсутствие этого звонка. Моя уверенность в себе не поколебалась, и я не чувствовала себя отвергнутой.

Но тут телефон ожил, и я едва не свалилась с сиденья. Неужели это Андерс, чтобы все начать сначала, и в тот момент, когда я проходила через рассудочный ритуал конца отношений?

Но это оказалась Анна-Шарлотта, сгорающая от любопытства. Бедняжке не терпелось узнать, как прошел вечер. Мой рассказ то и дело прерывался охами, ахами и упоминанием имени Господа всуе.

— Ну? Он позвонил? — взорвалась она, наконец.

— Конечно, нет, дурочка ты этакая, иначе я не сидела бы в этом поезде, — раздраженно буркнула я.

— Ну, Дженнифер, умоляю, позвони ему. Ты просто обязана позвонить! Чего ты ждешь?!

Но звонить я не собиралась. Мы с Андерсом провели один волшебный вечер, и я наслаждалась каждым моментом. Но я также отчетливо сознавала, что продолжения не будет, и — в отличие от прошлых лет-твердо намеревалась доверять своим инстинктам. Нам было хорошо вдвоем, но мы не созданы друг для друга и сколько бы времени ни провели вместе, это ничего не изменит.

И тут меня вдруг осенило. Черт возьми, на этой плавучей сауне меня не укачало! Я совершенно забыла о морской болезни!

Довольная своим внезапно проявившимся утонченным вкусом и уверенная, что подводная охота за «Ферреро роше» — это лишь вопрос времени, я свернулась калачиком и впала в глубокий сон, ни разу не прерывавшийся все пять часов, до той минуты, когда поезд остановился на стокгольмском вокзале.

Глава 4 СТОКГОЛЬМ, ШВЕЦИЯ; КОПЕНГАГЕН, ДАНИЯ


Можно только восхищаться отвагой шведов. В то время когда весь остальной мир стыдливо отрицал существование топов-безрукавок на бретельках, не говоря уже о бежевых слаксах, туго облегавших (до существования стрингов) девичьи попки, Швеция, а в особенности Стокгольм, мгновенно приняла и усовершенствовала все модные каталоги семидесятых.

Мужской трикотаж не осуждался, а носился, и все, от причесок до столовых приборов, имело самый дерзкий дизайн и выпускалось во всех оттенках коричневого.

А потом, когда весь остальной мир осенила идея, что стиль семидесятых вовсе не был такой дешевкой, как казалось, а имел немало своих изюминок, Стокгольм был провозглашен самым продвинутым городом планеты. Если бы города были людьми, Стокгольм, погруженный в модную интроспективу, был Энди Уорхолом[8].

Меня всегда занимал вопрос: что, если вся эта история — сплошной блеф? Действительно ли Стокгольм настолько крут или шведы просто не смогли устоять перед юбками клеш и яркими тканями? Не может ли быть так, что им просто повезло: остальной мир оказался чересчур неуверенным в себе, чтобы бросить вызов ханжам и очертя голову ринуться в водоворот моды?

Причина моих размышлений на тему дизайна была заодно и объяснением, почему я не слишком стремилась пропустить утренний поезд. В Стокгольме у меня было назначено свидание с дизайнером.


Свидание № 6: Томас Санделл, дизайнер. Стокгольм,

Швеция


Томас Санделл, шведский дизайнер, оказался лауреатом всех мыслимых премий. Его интерьеры и мебель пользовались спросом — от шведского правительства до «Эрикссон текнолоджиз». Его изделия были даже представлены в магазинах, которые (что, впрочем, весьма спорно) могут считаться наиболее эффективным культурным посланником Швеции — «Икеа».

Я упомянула, что свидание было с Томасом, но на самом деле речь шла об одном из его творений. Оставайтесь со мной, я объясню.

Я остановилась в отеле «Биргер ярл» — модном современном сооружении, где все номера были созданы ведущими шведскими дизайнерами. Меня поселили в одном из двух номеров, дизайнером которых был Томас.

Я хотела проверить свою теорию о том, что если работа — самое важное в жизни, то не становится ли она, в конце концов, похожей на нас? То есть всем известно, что собаки с годами начинают походить на своих владельцев, но, может, то же верно и для работы? Насколько отражается ваша индивидуальность в том, что вы делаете?

А именно, сумею ли я как следует понять Томаса, остановившись в номере с его дизайном? Сначала обживусь в комнате, а потом сделаю выводы и, встретившись с ним через пару дней, опишу свои впечатления и посмотрю, насколько оказалась права.

Еще не окончательно проснувшись, потирая ноющие руки (пришлось волочить багаж по вымощенным брусчаткой улицам, повторяя привычную мантру всех введенных в заблуждение путешественников: «Господи, сколько же еще идти?»), я прибыла в минималистский вестибюль «Биргер ярл». Пока вселялась в отель, портье, скромно-шикарный в своем черном костюме и очках в проволочной оправе а-ля бяка Бонд, вручил мне кипу телефонограмм.

Мне немедленно захотелось узнать, есть ли среди них хоть одна от Андерса. Правда, он вряд ли знает, где я остановилась, так что последнее сомнительно, но упрямая надежда никак не хотела гаснуть. Вот тебе и доверие к собственным инстинктам, а заодно и убежденность в том, что он не для меня.

Захватив листочки бумаги и ключ от номера 705, я поднялась в крохотном лифте к первому этапу моего свидания с дизайнером.

Табличка на двери гласила, что номер называется «Мистер Радость».

«Наконец-то хоть один жизнерадостный бойфренд», — подумала я, сунув карточку в щель.

И первое, что я сделала, переступив порог, — разразилась смехом. Комната была длинной, светлой и какой-то дурацкой. Ряд окон на противоположной стене был украшен ящиками для растений, из которых торчал ярко-зеленый астротерф[9]. Ничего естественного или хотя бы пасторального. Такое впечатление, будто кому-то пришло в голову выращивать зеленые пластиковые метлы.

Посреди комнаты висела белая газовая занавеска, играющая роль прозрачного экрана между комнатой и гигантской кроватью, словно скопированной из сказки «Три медведя». Белая стена за изголовьем, заваленным подушками, была испещрена черными закорючками, похожими на коровьи рога. Стулья перед кроватью тоже напоминали об исторической фразе: «Кто сидел на моем стуле?!»

Поставив сумки на пол, я взобралась на постель. Отсюда комната казалась дружелюбной и забавной, уютной и нескрываемо приветливой.

«Слава Богу!» — вздохнула я, устраиваясь на подушках и выуживая записки из кармана пальто. Могло быть куда хуже, и я оказалась бы в зловещей конуре с черной кроватью и стенами в черно-белую клетку, вызывающими приступ клаустрофобии.

Номера отеля-все равно что отношения между людьми. Они бывают близкими и неприязненными. В хороших номерах вы счастливы и можете расслабиться. В плохих — нервничаете, терзаясь бессильной яростью.

А мне довелось попасть в номер «Мистер Радость», так что пока мое свидание с дизайнером шло лучше некуда.

Я стала читать записки. Первая была от Лоры и подтверждала встречу через два дня, в десять тридцать у Нобелевского музея. Вторая — от моей сестры Мэнди, которая звонила узнать, все ли у меня в порядке. Третья — от Мэрайи, ОК, завербовавшей дизайнера.

Я мигом села, предчувствуя дурные новости.


Привет, Дженнифер, надеюсь, ты прибыла благополучно и отель тебе понравился. Я хотела сообщить, что Томас, к сожалению, улетает по делам в Москву на несколько дней и может опоздать на свидание с тобой. Он оставил номер телефона, если захочешь ему позвонить.


Не желая думать о том, сколько стоит звонок по мобильнику, чтобы спутник перенес мой голос из Швеции в Англию, Россию, обратно в Англию и только потом в Швецию, я решила позвонить завтра.

Вечер выдался прекрасным. Мне захотелось погулять, поесть и лечь спать пораньше. Завтра я встречаюсь с викингом, и следовало немного прийти в себя.

Отель находился недалеко от старомодного Оденгатана и запущенного, грязного Кунгсгатана. Вскоре я обнаружила, что моя поездка в Стокгольм совпала с грандиозным концертом «Металлики» и в эту ночь городом завладели фанаты.

Хеви-метал — король музыки в Скандинавии, а «Металлика» — возможно, старейшая правящая династия. Улицы кишели бандами подростков самого странного вида, похожих на молодых дикобразов: спины их джинсовых курток были усажены крошечными металлическими шипами. В барах было невозможно протолкнуться от длинноволосых байкеров. Подогретые возбуждением и «Джеком Дэниелсом», они мчались по мостовым, как армии северных воинов, идущих на битву.

Я питаю некоторое пристрастие к хеви-метал и в обычных обстоятельствах наслаждалась бы происходящим. Возможно, даже посчитала бы его чем-то вроде разогрева перед завтрашним свиданием с викингом, но атмосфера, казалось, вибрировала от напряжения и мне было не по себе. Я забежала в супермаркет купить чипсов и сухариков (только потому, что путешествую, не стоит отказываться от диеты) и засела в гостиничном баре с книгой и в вечно бодрствующей компании «Министри оф саунд».


Свидание № 7: Ни Бьорн Гестерссен, викинг и археолог. Бирка, Швеция


Назавтра, в десять утра, я села на паром с причала у ратуши и поплыла в Бирку.

Бирка — это остров, расположенный в полутора часах плавания к западу от Стокгольма. Хотя особых достопримечательностей там нет, все же этот остров, взятый под охрану ЮНЕСКО, считается важной частью наследия викингов. Основанный в VIII веке, Бирка стал первым шведским городом и оживленным центром торговли между Северной Европой и странами Балтийского моря. Здесь также находится самое большое кладбище эпохи викингов — свыше трех тысяч могил, разбросанных по всему острову. Археологи, ведущие раскопки по всему острову, до сих пор находят немало ценных экспонатов.

С одним из археологов я и собиралась сегодня встретиться. Каждое лето те из них, кто специализируется на изучении эпохи викингов, прибывают на остров, чтобы стать частью живой экспозиции и больше узнать о викингах, имитируя все, что известно об их быте и обычаях.

Для меня это были хорошие новости, и я пожелала встретиться с викингом.

Я знаю, звучит ужасно и крайне неполиткорректно, но я всегда считала имидж викинга безумно сексуальным. Безжалостные грубые воины, покорявшие всех, кто вставал на их пути, длинноволосые великаны с дурным характером и жарким мускулистым телом… Конечно, как мирная вегетарианка, я должна была находить подобный образ скорее отталкивающим, чем привлекательным. Но что поделаешь, игра гормонов! Викинги были предметом грез, и как хотите, но это был шанс обнаружить, насколько мои фантазии близки к реальности.

* * *
Когда я садилась на паром, в Стокгольме было довольно тепло, но, спускаясь на берег по металлическим сходням, в морось, окутывающую Бирку, я поняла, насколько неправильно оделась. Хотя додумалась натянуть непромокаемую ветровку, все же ноги в босоножках и брюках капри посинели от холода и покрылись волдырями от комариных укусов. Дождь и комары? Похоже, жизнь викингов не по мне!

Я направилась по гравийной дорожке к негустой рощице. Энергичный перестук топоров, отскакивающий эхом от скал, распугивал темные облака сварливых ворон, посылая их вверх, в еще более темные дождевые тучи, низко нависшие над Биркой.

Я знала, что Ни Бьорн, археолог и по совместительству викинг, вместе с коллегами воссоздавал кухню времени викингов. И если только «Икеа» не насчитывала куда больше веков, чем я предполагала, этот стук означал, что они рубят деревья и строят кухню с первого бревна.

Я пересекла поляну и увидела группу людей, окруженных очищенными от коры древесными стволами и горами свежих опилок. Прямо на земле были разложены бревна, образуя очертания маленького однокомнатного домика. Явно замерзшая женщина в длинном шерстяном платье примостилась на краю поляны, согнувшись над кипящим над огнем котелком. Остальные строители, все до одного мужчины, собрались в центре поляны. Двое были облачены в длинные шерстяные, похожие на монашеские одеяния, подпоясанные длинными тонкими веревками. На остальных были толстые кожаные штаны, сапоги, грубые шерстяные рубашки и твидовые безрукавки. Они, подбоченясь, с замешательством рассматривали план будущего дома. Может, это все-таки что-то вроде первой «Икеа»?

Завидев меня, мужчины захлопотали, стали передвигать бревна, очевидно, пытаясь произвести впечатление людей крайне занятых и знающих, что делать. Меня тронуло, что они пытались понравиться женщине, одетой так, словно она собралась в кафе на юге Франции, а попала на пропитанный дождем остров, который месяцами не видит солнца. Но полагаю, никто из нас не попал бы на остров, не будь у каждого требующих решения проблем.

Один из группы, в кожаных штанах и дурацкой плоской шапчонке, улыбнулся и направился ко мне.

— А, Дженнифер, при-и-ивет, добро пожаловать на Бирку! — воскликнул он с сильным шотландским акцентом.

Я даже растерялась. Вообще-то мне казалось, что мой викинг-швед. Разве Ни Бьорн — шотландское имя?

Он энергично потряс мою руку, которая и так тряслась от холода.

— Привет. Вы шотландец?

— О-о не-ет, — ухмыльнулся он. — Но я много раз был на раскопках в Шотландском нагорье, там и приобрел местный выговор.

«Выговор» был таким сильным, что только последнее слово растянулось не менее чем на пятнадцать минут.

— Но вы викинг? — уточнила я. — По крайней мере, одеты вы в костюм викинга.

— Да, — кивнул Ни Бьорн. — Во всяком случае, мы так полагаем, судя по остаткам костюмов, найденных в Дании, Йорке и Северной Германии.

По-моему, Ни Бьорн выглядел не столько жестоким воином, сколько странствующим менестрелем. Высокий худой обаятельный мужчина, явно наслаждающийся жизнью на холодном сыром острове. Длинные рыжеватые волосы, заплетенные в косичку, лукавое лицо с длинной эспаньолкой, виляющей как собачий хвост, когда он смеялся… Я сразу поняла, что это не мой тип мужчины. Он выглядел как сообразительный, способный парнишка, с которым можно весело поболтать, но не больше. Однако я не расстроилась. Мне все же хотелось побольше узнать о нем и о том, что он тут делает.

Мы ушли к большому холодному камню, чтобы поговорить спокойно. Он объяснил, что следующие две недели, пока они не закончат строительство дома, придется ночевать под открытым небом.

Мне вдруг подумалось… Может быть, викинги были людьми суровыми, потому что жизнь заставляла, а сексуальность и обаяние тут ни при чем? И я, со своей патологической ненавистью к холоду, не говоря уже о комарах, вряд ли вписалась бы в их общество. Я попросила Ни Бьорна объяснить, кто были викинги на самом деле.

— Слово «викинг» употребляется для обозначения всех северных народов. Но на самом деле викинги были крохотной частью общества того времени. В основном те, кто совершал набеги и силой отбирал у побежденных их собственность.

— Нечто вроде союза грабителей? — спросила я.

— Именно. Местные жители считали их героями, потому что они возвращались, нагруженные богатой добычей. Но к концу их эры назвать кого-то викингом уже считалось оскорблением.

— Хм… значит, викинги весьма процветали.

По-видимому, с точки зрения комфорта все было в порядке, но как насчет любви?

Ключевой вопрос, насколько горячими в смысле секса считались викинги, мне было ужасно стыдно задать.

Я постаралась подобрать нужные слова.

— В обществе создался образ викингов как людей грубых, распутных. И вот вы сидите здесь, в кожаных штанах, ставших униформой рок-звезд. Может, викинги были вроде сексуальных рок-звезд своего времени?

Вот это фраза: где моя Пулитцеровская премия?!

К счастью, Ни Бьорн, кажется, не посчитал мой вопрос чересчур идиотским.

— Да, особенно знаменитые. Взять хотя бы исландские саги — Гретти Сильный…

— О-о-о, мне нравится, как это звучит, — проворковала я, мгновенно забыв о приличиях и достоинстве. — Совсем как ведущий солист в группе хеви-метал.

— О да, — закивал Ни Бьорн с энтузиазмом. — Он жил в начале XI века, и хотя в конце концов его убили, восемнадцать лет он был изгоем и считался суперзвездой своего времени.

— Правда?

У меня ноги подкосились. И хотя еще минуту назад я ничего не знала о Гретти Сильном, немедленно влюбилась в него по уши.

— Что же он совершил великого?

— Ну… — взволнованно начал Ни Бьорн, намекая, что, не будь он мужчиной и викингом и не опоздай на тысячу лет, возможно, тоже увлекся бы Гретти, — он много чего совершил. Гретти был великим воином, очень сильным и могучим борцом.

Мысль о борьбе несколько охладила мой пыл. Перед глазами мгновенно встали напыщенные идиоты на ринге, вымазанные детским маслом. Я вдруг представила, как огромные кожаные жилеты летят с широких потных торсов, а грязные воины рычат и катаются по земле. Я едва сдерживалась. Потрясающе: викинги поистине сексуальны. Такими я их и представляла.

— Однажды он даже убил призрака… — хвастался Ни Бьорн, как ребенок перед сверстниками на площадке для игр, которому не терпится объявить, что его папа сильнее всех на свете и побьет кого угодно.

— Да?

Я быстренько вернулась к действительности и успела уловить последние слова насчет призраков. Призраков? Это меня не интересует. Призраки не могут быть сексуальными.

— О да, для людей своего времени он был настоящим идолом, — как ни в чем не бывало продолжал Ни Бьорн. Теперь он был в своей стихии, довольный, что заполучил слушателя по предмету, которым жил и дышал. — Люди, которых можно считать викингами, оказались весьма близки к ролевой модели внешности и поведения тогдашнего человека. Например, многие ненавидели викингов, поселившихся вблизи Йорка или Йорвика, потому что они похитили у тамошних англичан всех женщин. Кроме того, викинги каждую субботу мылись, расчесывали волосы и так далее. По стандартам того времени они были весьма ухоженными.

Оказавшись на более безопасной почве и посчитав, что мы, хотя и по разным причинам, одинаково интересуемся викингами, я подвела итог:

— Итак, можно точно сказать, что викинги носили кожу и регулярно мылись?

— Разумеется, — заверил Ни Бьорн.

Я счастливо вздохнула.

— Все лучше и лучше.

Мы оба рассмеялись.

Я знала, почему увлеклась викингами, но как насчет Ни Бьорна? Что притягивает его? Кожа? Мужское начало? Борода?

— Нет-нет, — пробормотал он. — Дело в том…

— Так объясните же, — настаивала я, полная решимости не спускать его с крючка.

— Ну… в общем, все, вместе взятое, — покорно признал он. — Но главное для меня — артефакты. Я просто помешан на предметах быта. Мне интересно знать, как они сделаны. Для меня это прекрасный способ понять, как жили викинги.

Я отчего-то насторожилась, но, полагаю, вряд ли кто-то станет проводить целое лето на холодном сыром острове, если только причиной всему не является искреннее увлечение. Да и кто я такая, чтобы судить? Я страстно увлеклась викингами. Ни Бьорн страстно увлекся предметами быта, вот и все.

— Я имею в виду, например, приготовление рыбы в обливном горшке над открытым огнем, — продолжал он, затерянный в собственном романтическом разгуле. — Тогда это получалось. Если получится сейчас, значит, мы сможем вынести из этого определенный опыт. Одна из основных причин, почему я это делаю.

Оказывается, я поверхностная, ограниченная натура! Мне хотелось слушать о сильных мужчинах, сходившихся врукопашную, а не о том, как готовить рыбу над огнем. Но, наверное, парни, которые обожали кожу и мужское начало, собрались на концерте «Металлики» прошлой ночью. Здесь, на острове, пытались разглядеть истинную жизнь, скрытую за героическими мифами. Я опоздала на тысячу лет.

Промерзшая до костей, я принялась растирать руки и ноги. Паром, которому предстояло отвезти меня на материк, только что причалил. Пора идти. Мне понравилась встреча с археологом, хотя он и не оказался викингом моей мечты. Мне было интересно узнать, насколько он погружен в работу. Даже если мое свидание с дизайнером не доказало теорию схожести работника с работой, Ни Бьорн уж точно служил живым доказательством.

Я пожелала ему удачи в строительстве кухни, а также на все лето и на негнущихся ногах вернулась в тепло парома и к трудностям оставшихся семидесяти трех свиданий.

Обратный путь оказался таким холодным и дождливым, что я носа не высовывала на палубу. За кофейным столиком, где о чем-то тихо беседовали две женщины, имелось свободное место. Они любезно пригласили меня присоединиться к ним, и хотя я тут же раскрыла книгу, оказалось невозможным игнорировать их разговор.

Саре было чуть больше тридцати. Уроженка Лондона, она работала на Евросоюз в Брюсселе. Катя была постарше лет на пятнадцать, жила и работала в Стокгольме, невропатологом на полставки. Остальное время торговала диетами по Интернету. Но сейчас они делились подробностями интимной жизни.

Сара разрывалась между умным блестящим закоренелым холостяком и ненавистником брачных уз в Брюсселе и «верняком» — предсказуемым, унылым, как стоячая вода в болоте, лондонцем. Однако в реальности она пыталась побороть собственную теорию о том, «что мы рождаемся одинокими и умираем одинокими».

У Кати был только один роман, но и этого, по ее словам, оказалось более чем достаточно. Она любила бывшего советского генерала и никак не могла решить, стоит ли ей смириться или восстать против его яростного антисемитизма.

Места, лица и детали менялись, но за годы путешествий я миллион раз слышала подобные беседы. Куда бы ни ехала, всегда найдутся женщины, стремящиеся смириться или решить огромные эмоциональные проблемы в своей жизни. Хотелось бы думать, что я — человек, менее отчаявшийся и более закаленный, но, честно говоря, много лет назад и я была такой женщиной. Кто знает, может, я и сейчас одна из них?

Наблюдая, как Катя берет со столика свой экземпляр руководства «Ответ в вас самих; учитесь любить себя» и вместе с Сарой идет к сходням, я пожала плечами, сознавая, что так и не узнаю, чем закончатся их истории. Но может, дело не в этом? Главное-иметь возможность подумать и обсудить свои проблемы. Кто знает, наверное, из этого и родилась моя «Одиссея» свиданий. Да только вот я не хотела говорить о прошлом. Уж лучше найти того, с кем можно потолковать о будущем.

Вернувшись в отель, я позвонила Том асу в Россию. Мы договорились, что я пошлю е-мейл, в котором изложу свое впечатление о нем, а он пришлет ответ, и в некотором роде наше свидание все же состоится, хотя и виртуально. Я немедленно принялась за работу:


О'кей. Итак, мое впечатление от дизайна вашего номера.

Заботливый — вы хотите, чтобы я была счастлива, и для вас кажется важным попытаться сделать меня таковой.

Спокойный — номер, хоть и светлый, все же носит отпечаток необычайного покоя: мягкие тона, никаких острых углов, ощущение простора и больших незахламленных поверхностей.

Вдумчивый — в комнате есть «свободное пространство», словно вы поощряете меня найти время, чтобы обдумать свои планы.

Умный — вы знаете, как использовать материалы и средства выражения, чтобы достичь желаемого эффекта. Однако тут есть некий вызов, словно вы проверяете, пойму ли я ваш замысел.

Чувство юмора — мне понравились пластиковая трава, черные завитушки на стене и гигантская кровать.

Чувствительный — тонкое ощущение текстур и не бросающихся в глаза форм.

Потребность в определении границ, делении на отсеки: занавесь посреди комнаты; зоны, созданные сопоставлением с яркими цветами в ванной.

Короче говоря, из пребывания в вашей комнате я вывела, что вы добрый человек и бескорыстный друг. Тот, кто может вас выслушать, откликнуться на звонок друга, как бы поздно ни было, и думает сначала о других, а потом о себе. Вы надежны и заботливы. Люди знают, что именно вы принесете чудесный десерт на дружескую вечеринку и воздержитесь от спиртного, чтобы развезти всех по домам.

Однако есть и темная сторона, которую многие не замечают (ванная навевает совершенно иное настроение, чем спальня): вы чувствуете необходимость держать это в секрете и выделяете себе укромный уголок, куда предпочитаете иногда удаляться. Но в основном стараетесь делать для людей как можно больше.

Вы также страстный перфекционист с точным, безжалостным внутренним зрением. Вы просто не можете отдыхать, пока проект не будет соответствовать вашим высоким стандартам (вы неизменно на это надеетесь, но не обязательно ожидаете того же от других).

Впрочем, я могу жестоко ошибаться.

Томас, я надеюсь, что не сказала ничего чересчур опрометчивого или резкого. Судя по вашей комнате, человек вы прекрасный, и надеюсь, мое послание отразило это в полной мере. Мне очень любопытно узнать, насколько я права.

Берегите себя. Дженнифер.


Свидание № 8: Уильям. Нобелевский музей, Стокгольм, Швеция


Наутро я отправилась на станцию «Редмансгатан» и добралась на метро в Гамла-Стан, средневековый центр Стокгольма. Расположенный на острове, он очень привлекателен для ленивых туристов, поскольку очаровательный замок, собор, здания парламента и музеи находятся в нескольких шагах друг от друга.

Кроме того, это означает, что здесь самая высокая концентрация туристов, дорогих кафе-мороженых и туалетов «только для клиентов». Я обошла стороной все соблазны и зашагала прямо к Нобелевскому музею и своему свиданию в одиннадцать тридцать с Уильямом.

Уильям был здешним студентом и по совместительству братом моей австралийской подруги Лорны. Сама я считала, что с меня больше чем достаточно свиданий в Швеции, но Дорна умоляла встретиться с ним.


Считай это личным одолжением, Джен. У него здесь мало знакомых, поскольку он застенчив и не так-то легко сходится с людьми. Я буду у тебя в огромном долгу.


Последняя фраза означает, что следует ожидать худшего, но по исключительно благородным причинам. Мне требовалось не свидание у музея, а просто кофе, твердо заявила я себе, поднимаясь по ступенькам здания.

«Это всего лишь одно утро твоей жизни. Ну же, заходи, потолкуй с ним, и р-раз — можно покидать эту страну и через четыре часа встретиться с кандидатом номер девять».

Когда я вошла в вестибюль, часы показывали десять, но мне хотелось сначала хорошенько оглядеться. Нобелевский музей был основан в честь семисот сорока трех лауреатов, внесших огромный вклад в развитие физики, химии, медицины, экономики и, разумеется, в деятельность во имя мира на планете.

Музей был великолепен. По всему потолку шла гигантская оруэлловская дорожка, с которой свисали превосходно исполненные заламинированные биографии лауреатов. В нескольких местах дорожка опускалась, чтобы можно было прочитать жизнеописания этих знаменитостей.

Музей был разделен на секторы специальными цельными экранами, которые выглядели как мелкая проволочная сетка, запаянная в плексиглас. Внутри мерцали белые оптоволоконные огоньки. Я наткнулась на администратора Анну, которая показала, как добраться до Нобелевского электронного музея, где можно было отыскать в Интернете речи лауреатов Нобелевской премии.

Мартин Лютер Кинг, Мария Кюри, Сэмюэл Беккет, Кофи Аннан, мать Тереза… Читая речи, я была потрясена тем, сколько страсти вкладывали эти люди в идеи, проводниками которых были столько лет. Исключительно из любопытства я ввела слово «любовь» и поискала его в ссылках после каждой речи.

Экран заполнился, и я прокрутила текст вниз. Любовь к идеям, любовь к человечеству, свободе, Богу, науке и открытиям, дому и даже к машинам. Меня вдруг осенило, что этот вид любви был скорее преданностью, ревностным служением, абстрактным, не межличностным. Ни одного упоминания о романтической любви. Никакого праздника, никакой радости, кроме теорий или идеалов.

Понятно, что лауреаты были людьми необыкновенными, можно сказать, гениальными. Но можно ли быть необыкновенным и гениальным за счет чего-то более повседневного и жизненно важного для нашего счастья? Короче говоря, для того чтобы быть великим идеалистом, необходимо прежде всего стать великим эгоцентристом, не поддающимся эмоциям. Вероятно, они всего лишь более умный, более благородный вариант и предпочитают работу партнеру. Но поскольку они делают мир лучше, а не просто пишут о том, куда следует поехать на отдых, может, так и надо?

Меня поразило еще одно — среди лауреатов совсем мало женщин. Только тридцать одна из общего количества. Что там сказано о роли полов и следовании идеалу? Неужели женщин больше интересуют люди, а мужчин — идеи? Или вся система присуждения премий попахивает шовинизмом?

Но мне пора было встретиться с Уильямом. Возвращаясь в вестибюль, я опять столкнулась с Анной и спросила, правда ли, что лауреаты не ценят романтической любви. Анна сухо усмехнулась: — Знаете, когда я начала работать в Нобелевском музее, мне говорили: «Здесь любят не за красоту или остроумие, здесь любят за идеи». Большинство людей, связанных с Нобелевскими премиями — и лауреаты, и комитет, — оставили свои семьи и хорошо оплачиваемые должности, чтобы проверить и доказать правильность своих идей. Чтобы до конца быть преданным этим идеям, необходим эгоизм.

Значит, как для лауреатов Нобелевской премии, так и для авторов путеводителей верно одно — слишком много работы вредит личной жизни.

Мы с Уильямом договорились встретиться в кафе «Сатир». Скопированное с кафе «Музей», где часами просиживали венские интеллектуалы в начале XX века, оно было тем местом, где Нобелевский музей давал посетителям возможность поговорить и подумать. Я решила, что если Уильям не слишком разговорчив, здесь по крайней мере столько красочных персонажей, что будет кому нас отвлечь.

Кафе маленькое, следовательно, я без труда смогу найти Уильяма. Каштановые волосы до плеч, серьезный и выглядит нормально, если верить Дорне.

Но когда я пришла, в кафе находился единственный посетитель, сползший по спинке стула на сиденье и водрузивший на стол гигантские ноги в ботинках, — молодой человек с длинными жирными волосами, закрытыми глазами и широко открытым ртом. Официанты сгрудились за стойкой, рассматривая его с неприкрытой неприязнью, возмущенные дурными манерами, развязностью и непростительно грязными волосами.

Это не может быть Уильям!

Не знаю, почему такая мысль вообще пришла мне в голову, поскольку я немедленно сообразила, что это он и есть. Несчастье в стиле хеви-метал и есть застенчивый нормальный Уильям! И судя по виду и запаху его майки, он не был дома со дня концерта «Металлики».

Но вместо того чтобы встревожиться и расстроиться, я почувствовала себя эдакой мамашей, которая неожиданно появилась в самую неподходящую минуту и обнаружила, что сын пропустил уроки и добрался до запрятанной в укромном углу порнобиблиотечки собственного папочки!

Подойдя к тому месту, где сидел совершенно равнодушный к моему строгому виду Уильям, я окинула официантов взглядом, обещающим разобраться с обстановкой. Бросив сумку и пальто на столик у ног Уильяма, я громко постучала по его ботинку. Веки слабо дрогнули, но парень не проснулся. Застежки куртки мерно поднимались и опускались в ритм дыханию.

— Уильям! — резко бросила я.

На этот раз он встрепенулся и растерянно огляделся, не понимая, где находится.

— Уильям, — повторила я на этот раз мягче, хотя в голосе по-прежнему звучало знакомое предупреждение типа: «Погоди, вот доберусь я до тебя, молодой человек!»

Он дважды моргнул и наконец, уставился на меня. Мне на миг показалось, что я еду за неопытным водителем и жду, пока он выберется на оживленный перекресток. Иногда приходится подталкивать его, иначе останешься торчать на месте.

— Уильям! — завопила я, хорошенько стукнув его по плечу.

Немного помедлив, наверное, для того, чтобы включить в работу мозги, Уильям наконец пошевелился, с грохотом уронил ноги со стола и встал. Стул немедленно полетел на пол, и официанты за стойкой дружно поморщились. Уильям нерешительно поежился. Он знал, что от него ожидают приветствия, но, очевидно, не совсем понимал, где находится и что говорят в подобных случаях.

Я «включила двигатель» на полную мощность и втолкнула его в общий поток движения.

— Уильям, я Дженнифер, — деловито начала я, неожиданно для себя впав в образ Мэри Поппинс.

— Да? — тупо пробормотал он. Похоже, ему нужно немного больше времени, чтобы опомниться.

— Я подруга вашей сестры Лорны. Она договорилась о нашей встрече.

Уильям внезапно ожил и окончательно проснулся.

— Эй, — медленно протянул он, внимательно изучая меня, словно видел впервые. — Вы та цыпочка, что шляется по всему свету и трахает любого, кто под руку попадется!

Я ощутила, как всякое движение за стойкой мгновенно замерло. Официанты оставили в покое Уильяма и, как зрители на Уимблдонском турнире, всем коллективом воззрились на меня. Несколько пар глаз горели откровенным недоверием и изумлением.

Хотя кафе было предназначено для оживленного обмена идеями, я очень сомневалась, что присутствующие имели в виду идеи подобного рода.

— Уильям, — уничтожающе прошипела я со всем достоинством, которое только могла изобразить, — я вовсе не «трахаю», как вы выражаетесь, «каждого, кто под руку попадется». Я просто путешествую по миру в поисках Родственной Души.

Для большей убедительности я презрительно фыркнула, словно поражаясь абсурду его заявления и одновременно надеясь убедить в этом штат кафе.

— Но вы ведь трахаетесь хотя бы с некоторыми, верно? — с надеждой спросил он.

Я вздохнула. У меня не было ни времени, ни энергии объяснять детали моей «Одиссеи» сексуально озабоченному юнцу, изнемогающему под натиском гормонов.

Пренебрежительно скривив губы, я молча подняла сумку и пальто и искоса посмотрела в сторону служащих, которые к этому времени окончательно бросили притворяться, будто перекладывают в вазы шоколадное печенье, и бессовестно подслушивали наш разговор. Я холоднопоблагодарила Уильяма за встречу.

— Я скажу Дорне, что вы выглядите… э-э… — блеяла я, пытаясь найти подходящее описание, — …хорошо.

Уильям молча смотрел на меня. Немытое лицо исказилось раздраженной гримасой. Похоже, он сообразил, что я ухожу и оставляю его здесь.

— Ну и ну! — тоскливо протянул он. — Я и пришел сюда только потому, что думал перепихнуться. Но на этом все! Больше никаких одолжений сестрице!

Одолжений сестрице?!

О чем он? Это я заявилась сюда с миссией милосердия! Неужели Дорна дала ему понять, что именно я нуждаюсь в помощи? Ее отчаявшейся подруге суждено остаться навеки одинокой, но для ровного счета и он сгодится, да еще, возможно, получит некий бонус в виде секса? Неужели она действительно способна на такое?!

Но хорошенько расспросить Уильяма так и не удалось, потому что он, как ребенок, которому сказали: «Никаких «Войн Роботов», пока не приведешь в порядок комнату», — уже потопал из кафе и зашагал по улице, даже не оглядываясь.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Вот что происходит, когда встречаешься с викингом!

Одарив служащих прощальным взглядом «хотя бы погодите, пока отойду на достаточное расстояние», я возвратилась в отель, сложила вещи и отправилась в Данию.

* * *
Мужчина, сидящий передо мной в самолете на Копенгаген, безумно нервничал всю дорогу. Такого я еще не видела. Он пыхтел и скрипел зубами словно в припадке. В какой-то момент меня разбудил вопль «О Господи!», за которым последовало уже знакомое пыхтение.

Никто не смотрел фильм. Все смотрели на него.

Мне не стоило принимать это за дурной знак, но я ничего не могла с собой поделать. Настроение было хуже некуда. Я по-прежнему злилась: чуть меньше на Уильяма, чуть больше на Дорну. Что она наговорила брату?!

И хотя в Копенгагене у меня было только два свидания, боюсь, я и думать о них не желала.


Свидание № 9: Ларс. Свободная зона Христиания,

Копенгаген, Дания


Дождь, хлеставший над Копенгагеном, не улучшил моего настроения. К тому времени как свидание с Дарсом было окончено, Христиания утопала в воде.

Христиания возникла на месте снесенных военных казарм, на самой границе с центром Копенгагена. Захваченная скваттерами[10] в 1971 году, она была объявлена свободной зоной и стала приютом для восьмисот человек. Еще семьсот работали в этом районе.

Христиания была самоуправляющейся общиной, где запрещалось пользоваться автомобилями и которая функционировала как коллектив. Здесь имелись своя школа, программы по переработке вторичного сырья и малые предприятия, которые обслуживали и местных жителей, и туристов, толпящихся тут в основном, чтобы купить марихуану, открыто продающуюся на Пушер-стрит.

Само существование Христиании было откровенным выражением гражданских свобод. Я любила это состояние общности, испытанное еще в студенческие годы, когда жила в кооперативном доме в Лидсе. Но смогу ли я найти свою Родственную Душу в этой общине?

Очередной кандидат, Ларс, только что порвал со своей подружкой. Его друг Весси, который был другом моего друга Керка, решил, что встреча со мной немного поднимет дух Ларса. Сама я понятия не имела, подняло ли это дух Ларса, но лично я впала в ужасную депрессию.

— Я здесь только потому, чтобы не сидеть одному дома, — заявил он, не успев поздороваться.

Наше свидание заключалось в трехчасовой прогулке по грязным тротуарам Христиании под проливным дождем. Все это время Ларс изливал мне душу. Подружка бросила его ради другого; он хороший парень, который трудится с утра до вечера; она никогда не ценила его; он слишком хорош для нее; что такого потрясающего в этих мачо?..

Несмотря на то обстоятельство, что Ларса недавно бросили, мне он казался одним из тех людей, которые ко всему относятся ужасно, все отрицают и всех ненавидят.

Когда мы прощались, мне захотелось спросить номер телефона его бывшей подружки. Может, удастся посидеть вместе за выпивкой и хорошенько перемыть ему кости?


Свидание № 10: Пол. Сады Тиволи, Копенгаген, Дания


После свидания с Ларсом я плохо спала ночью. Его пессимизм тяжелым туманом висел надо мной и заставлял терять веру в собственный успех. Но не потому, что Ларсу не повезло в любви. Просто я опасалась, что остальные кандидаты окажутся такими же, как этот.

Назавтра я должна была встретиться с Полом, шеф-поваром одного из копенгагенских ресторанов. Мы оба были слишком заняты, чтобы созвониться или списаться по электронной почте, но моя подруга Джорджия условилась о встрече на скамье Поцелуев в садах Тиволи, викторианском увеселительном парке с аллеями для верховой езды, уличными оркестрами и великолепными цветниками. Сады Тиволи были одним из моих любимых мест, и там я надеялась немного развеяться.

Но четыре часа спустя, сидя в одиночестве на скамье Поцелуев под нестихающим дождем, я поняла, что меня кинули. Пол и не подумал прийти. Мне не следовало так расстраиваться, но я приняла это как оскорбление на свой счет — он не только не захотел меня видеть, но даже не позаботился дать мне знать, что не явится.

Слишком пристыженная, чтобы связаться с Джорджией, и слишком несчастная, чтобы заняться чем-то еще, я вернулась в отель, где долго отмокала в горячей воде и плакала.

Глава 5 ФРАНЦИЯ


Я люблю Скандинавию. Не народ, как и голландцы, кажется либеральным и неглупым, ничуть не кичась по этому поводу. По контрасту французы, например, надменно элегантны, как «старые деньги» в Ас-коте. Но после двух нес частных свиданий в Копенгагене, не говоря уже о стокгольмском Уильяме, я была искренне рада очутиться в утонченном космополитизме Парижа. Полная смена сцены и атмосферы мне не повредит.

В последний раз я была в Париже с Келли. Мы праздновали нашу четвертую годовщину. После долгих пререканий и нытья он согласился отправиться в бар «Будда». Очевидно, пиво оказалось, чересчур, дорогим, официанты, чересчур, задирали нос — словом, поход обернулся полной неудачей.

Если бы я не путешествовала ради свиданий, думаю, тихо возненавидела бы большинство городов, содержащих крохотные злобные капканы, расставленные Келли, — болезненные или раздражающие воспоминания, возникающие из ниоткуда. Но я была полна решимости стать одной из тех, в ком горечь жива только до тех пор, пока они общаются с людьми, ставшими причиной этой горечи.

И если я сойду с пьедестала мученицы и хотя бы на секунду стану честной сама с собой, окажется, что Келли не единственный, о ком я думала, прилетая в Париж. Есть еще один — необузданный, сексуальный и… мертвый. Мой роман с солистом «Дорз» Джимом Моррисоном длится довольно давно. Последние пять лет я раз шесть посетила его могилу либо как часть программы, либо с друзьями.

Меня всегда занимало, что Джим Моррисон, параллель Элвиса, сексуальный бунтарь, опустившийся и погрязший в пороках, закончил свои дни в Париже. Столь же эротичный и игривый, как Джим, Париж также пропитан культурой и не выставлял себя напоказ. И когда Король Ящериц стал Королем Жира и устал от самого себя, может, именно это и привлекло его сюда?

Подозреваю, что как любовник Джим Моррисон был бы абсолютным кошмаром: неверный, эгоистичный, себялюбивый и зачастую жестокий. Но он был также стройным сексуальным богом, создавшим саундтрек моего отрочества, и моя любовь к нему укоренилась глубоко. Я решила провести день у его могилы, на знаменитом кладбище Пер-Лашез, чтобы понять причины влечения к нему.


Свидание № 11: Джим Моррисон, «Дорз». Кладбище Пер-Лашез, Париж, Франция


Пер-Лашез считается наиболее посещаемым кладбищем в мире, а также самым престижным адресом в загробной жизни с самого его основания в 1804 году. Именно Наполеон превратил район трущоб в огромное кладбище и приказал перезахоронить здесь Мольера. Репутация кладбища как единственно достойного места для последнего упокоения была установлена с тех самых пор. Среди миллиона усопших здесь лежат Гертруда Стайн, Эдит Пиаф, Оскар Уайльд, Писарро и Пруст. Но выйдя из метро, вы замечаете множество табличек, стрелок и знаков, указывающих на то, что Джим Моррисон — главная здешняя знаменитость. Однако найти его могилу не так-то просто. На Пер-Лашез до сих пор сохранились десятки извилистых тропинок и обсаженных деревьями бульваров, еще с тех времен, когда здесь жили люди. Но заблудиться здесь не так уж плохо — это прекрасное и трогательное место, а могилы отличаются великим разнообразием, от египетских фараонов в стиле ар-деко и гигантских мускулистых бронзовых ангелов до строгих обелисков из черного гранита, старательно натираемых до блеска каждый день сгорбленными пожилыми женщинами.

Как и кладбище «номер один» в Новом Орлеане, это место, где живые общаются с мертвыми. Что особенно заметно на могиле Джима Моррисона.

Я бродила по кладбищу в поисках могилы Моррисона, втайне радуясь, что деревья, под которыми прохожу, отбрасывают хоть и короткие, но все же тени. Было всего десять утра, но солнце с яростью зубоврачебного сверла набросилось на мою несчастную голову. Воздух был жарким и неподвижным. Ворона, примостившаяся на мраморной голове плачущей мадонны, злобно следила, как я решительно марширую по тропинке. Моя сумка была набита бутылками с водой, историей «Дорз», купленной моей сестрой Мэнди, когда мне было пятнадцать, кремом от загара и другими мелочами, облегчающими сегодняшнее испытание. Сумка то и дело задирала вверх подол моей ситцевой юбки, но пот приклеивал ее к ногам, оберегая мою скромность в месте последнего упокоения.

Завернув за угол широкого бульвара, скрытого среди могильных камней, и подойдя к большому дереву, я обнаружила могилу Джима. Или, вернее, толпу, собравшуюся вокруг могилы Джима.

Тройка парнишек девятнадцати лет на соседней могильной плите устроила небольшой банкет из французского хлеба и оранжины. Тут же громоздились компакт-диски в прозрачных коробочках и «уокмены». Двое круглолицые, явно американцы в бейсболках, третий — длинноволосый француз в мешковатом джемпере. Единственную пару наушников они по очереди передавали друг другу, как косячок.

— «Женщина из Лос-Анджелеса»… моя любимая песня. Че-ерт, просто потрясающе, — протянул первый молодой американец.

Второй энергично закивал:

— Да, здорово, ничего не скажешь. Мой брат, тот, что в оркестре, играет это соло.

— Вот это да-а-а, — выдохнул первый. — Должно быть, он крут.

Француз, очевидно, имеющий кое-какие технические наклонности, принялся распинаться насчет методов звукозаписи и преимуществ обитания в комнате, обитой упаковками из-под яиц. Однако чувствуя, что его не слушают, неожиданно спросил:

— А «Битлз» знаете?

— Да, здорово! — хором заверили американцы и, увидев на его сумке эмблему «Ху», так же дружно осведомились: — А «Томми»[11] у тебя есть?

— Нет, но я собирался посмотреть фильм, — ответил француз, словно оправдываясь.

Все грустно закивали. Так много музыки, так мало времени…

Приятный разговор неожиданно был прерван взбешенным французом, вырвавшимся из-за деревьев.

— Вы что вытворяете? — прогремел он по-французски. — Что на вас нашло?! Сидите на могиле и спокойно обедаете? Никакого уважения к мертвым!

Парни неловко переглянулись. Француз, слишком взволнованный, чтобы стоять на месте, рассерженно метался по дорожке. Американцы, хмурясь, обратились к молодому французу:

— Слушай, о чем это он? Что говорит?

Молодой человек мрачно пожал плечами, разделяя их недоумение, но немного расстроившись, поскольку понял тираду.

— А, — с притворным равнодушием отмахнулся он, — ругается, что мы сидим на могиле.

Американцы потрясенно переглянулись, словно ни о чем не подозревали раньше.

— Так может, нам лучше уйти?

— Э-э… Да, пожалуй, — кивнул парень, откинув с глаз прядь длинных каштановых волос, но не пытаясь пошевелиться.

Все трое нерешительно переглянулись и снова принялись изучать разложенные перед ними компакт-диски.

Нервный француз задыхался от ярости.

— А! — с отвращением выпалил он по-английски. — Туристы! Что вы понимаете?!

С этими словами он умчался, поднимая за собой облако пыли. Примерно через тридцать минут ушли и парни.

За пять часов, проведенных мной у могилы, сюда пришло не меньше сотни людей. Француз, верно, заметил: туристы — народ бесчувственный, но насчет отсутствия уважения… тут он ошибся. Именно по этой причине все они пришли сюда: из любви и уважения.

Могила Джима Моррисона ничем не выделялась. Простая квадратная стела, на которой выбито: «Джеймс Дуглас Моррисон. 1943–1971». Сама могила представляла собой невысокую гранитную рамку вокруг песчаного углубления размером три на шесть футов.

Каждый скорбящий подходил к могиле с видом актера, играющего в собственной одноактной драме. Группа латиноамериканских подростков в майках с эмблемами «Дорз» молча взирала на последнее пристанище кумира с почтительно склоненными головами. Их печаль была так свежа, словно Джим умер только вчера, а не тридцать лет назад. Самый высокий достал из сумки бутылку бурбона, и каждый сделал по глотку. Главный выпил лишний глоток, перед тем как вылить остальное на могилу и осторожно поставить бутылку на стелу. Выпрямившись, он коснулся двумя пальцами сердца, губ и стелы. Подростки, один за другим, повторили ритуал и молча ушли.

Родители-американцы лет сорока, судя по выговору, откуда-то со Среднего Запада, показали могилу троим детям-подросткам и, трогательно изложив историю Джима Моррисона, добавили:

— Когда мы были в вашем возрасте, он означал для нас все на свете. Жаль, что вам не довелось его увидеть.

Девица лет двадцати, обезображенная дредами и почти сплошной татуировкой на лице и теле, с рассерженным видом стояла в тени, затягиваясь косячком. С каждой глубокой затяжкой она угрюмо посматривала на могилу Джима. Лицо, искаженное гневом, напоминало африканскую маску злобной богини. Очевидно, ее обуревали невеселые мысли. Презрительно посмотрев вслед туристам, она тяжело вздохнула и устремилась к покинутой могиле. В последний раз затянулась и бросила все еще тлеющий окурок.

Он упал на одинокую красную розу, мгновенно прожег пластиковую обертку и лег на хрупкие лепестки. Еще несколько секунд оранжево светился, один среди россыпи сигарет и недокуренных косячков, из-за которых могила и без того напоминала пепельницу в пивной за полчаса до закрытия. Девица подождала, пока он погаснет, и, что-то бормоча, затерялась среди лабиринта могил.

Теперь, когда у могилы никого не осталось, я положила сумку на землю и подошла ближе. Тут были не только бутылки из-под виски и сигареты. Песчаное углубление было наполнено стихотворениями и посвящениями — одни на фиолетовых билетиках метро («Спасибо за музыку и воспоминания. Дженни, Кейптаун»), другие — на сигаретных коробках («Джим, спасибо за то, что разделил свой талант с миром! Семья Молина, Сан-Антонио, Техас»).

Среди посланий встречались короткие и милые: «Джим, я счастлива увидеться с тобой. Спасибо за счастливые времена. Ты был вдохновением моей жизни. Покойся с миром. С любовью, Николас». Были и очень-очень длинные:


«Среди термитов

Сижу и размышляю,

Слова льются сами

Из головы.

Рядом с могилой

Сижу и пишу.

И ничуть не спешу:

Деревья дают тень.

Ты покоишься в мире,

И мне спокойно.

Ибо мои глаза

Видели твою могилу.

Покойся с миром.

Йон».


Читая незатейливые излияния, я гадала, почему все эти люди, включая меня, питают такую глубокую, искреннюю любовь к Джиму Моррисону? Профессор Любви описывал крепкие, устойчивые отношения как те, когда наши позитивные черты отражаются в избранном нами партнере. Но, выбирая Джима Моррисона, не претендуем ли мы на некую часть его созидательной, сексуальной жизненной энергии? Любя Джима, утверждаем ли мы, что похожи на него?

Или просто не хотим забыть, как хорошо быть молодым, страстным, непонятым и живым? Музыка лучше всего способна пробуждать воспоминания и настроения, и Джим Моррисон был Дверью[12], которая возвращала нас в то время и состояние.

Имелся тут и элемент фантазии. Профессор Любви сказал, что для истинного счастья необходимо познать себя истинную. Но я любила фантазировать насчет себя воображаемой — человека, которым мне никогда не стать. Если не считать путешествий, лучшим временем для этого было начало отношений, не омраченное рутиной или обилием информации о партнере. Так приятно воображать, что вы оба делаете все, о чем ты всегда мечтала! Видишь себя как личность, которая каждый уик-энд катается на лошадях (ты в жизни не садилась в седло), посещает вечерние курсы испанского языка (никак не удосужишься записаться), реже носишь тренировочные брюки и чаще — чулки (м-м-м). Ладно, лучше скажите, так ли уж плохо смаковать мысль о том, что когда-нибудь получишь шанс сделать все это, и не важно, осуществится твоя мечта или нет?!

И если бы судьба свела меня с кем-то столь же безумным и необузданным, как Джим Моррисон, разговор наверняка бы шел не о том, чья очередь ставить кастрюлю на огонь и до чего же паршивыми стали воскресные телепрограммы в наши дни. Его энергия вдохновила и одушевила бы меня.

Да-да, я тоже феминистка и знаю, что для всех вышеперечисленных подвигов совсем не обязательно жить с мужчиной. Но так гораздо легче.

Так какая же часть моей любви относилась к Джиму Моррисону и какая — ко мне самой? И неужели я действительно воображаю, что отношения с душой Джима позволят моему еще не раскрытому потенциалу полностью реализоваться, сделав меня самой хладнокровной, остроумной, сексуальной женщиной на свете?

Из размышлений меня вывели две австралийки, подобравшиеся к тому месту, где я сидела.

— Э-э-э… простите, что беспокою, — смущенно начала одна, — но не согласились бы вы сделать снимок? Мы хотим видеть, как выглядим после Джима.

Улыбнувшись, я взяла камеру. Какими бы проблемами своего эго я ни мучилась, очевидно, в этом я не одинока. Девушки встали по обе стороны могилы и улыбнулись в камеру. Я нажала спуск.

И Аманде, и Лусиане было уже под тридцать. Они проводили лето, разъезжая по Франции и Англии. Когда я сказала им, что пришла на свидание с Джимом, обе восторженно завизжали.

— О, я знаю, почему вам этого захотелось! — выпалила Аманда, для пущего эффекта сжимая мне руку. — Он был потрясный! И дикий! Сексуальный и сумасбродный!

Она мечтательно облизнула губы, на секунду затерявшись в мыслях.

Лусиана казалась настроенной куда пессимистичнее.

— Таких мужчин больше нет, — грустно заметила она.

Они засыпали меня вопросами о моем путешествии. Собираюсь ли я в Сидней?

Я подтвердила, что там у меня несколько свиданий.

— Удачи, — с горечью пожелала Лусиана, — и поверьте: вам она понадобится, если хотите отыскать мужчину в тех краях.

Меня это удивило, потому что Лусиана выглядела абсолютно неотразимой: роскошная, рельефная «итальянская» фигура, блестящее облако кудрявых каштановых волос и фантастически аляповатые серьги. Заметив, как я ее разглядываю, она удивленно уставилась на меня.

— Я оделась ради Джима, — пояснила она с лукавой улыбкой.

Аманда рассмеялась и сказала, что согласна с моей теорией: «Вдали от дома ты пользуешься большим успехом».

— Знаете, вы так правы, — согласилась она. — Просто невероятно, сколько парней обращают на вас внимание! И при этом ничего грязного, все очень пристойно и даже забавно!

— Как те парни прошлой ночью, — добавила Лусиана, подталкивая Аманду. — Представляете, мы шли мимо какого-то здания. А те парни просто сидели на ступенях. Но…

Обе дружно захихикали.

— Увидев нас, они закричали: «Эй, красотки, идите сюда и поцелуйте нас!» Это было так мило, дерзко и лестно! Дома такого не дождешься.

Мы хором вздохнули, думая о том, как здорово было бы пообщаться с дерзкими парнями.

И это заставило меня осознать, что, как я ни наслаждалась мечтами о Джиме и жизни, которая у нас могла быть (если… ну, вы понимаете… если бы он не умер), все же была вполне довольна той, что веду сейчас. Мне нравится быть собой. Я не хотела меняться или неузнаваемо преображаться. Мне всего лишь необходимо найти кого-то, похожего на меня. Родственную Душу, на которую можно положиться.

И мне хотелось хорошенько повеселиться с дерзкими парнями, посмеяться и почувствовать себя сексуальной. Настало время похоронить мертвых и мчаться на свидания с живыми.


Свидание № 12: Оливье. Париж, Франция


Мой отель находился в Марё, моем любимом французском квартале. Правда, туристы забирались и сюда, но район был элегантный и ухоженный. К счастью, чрезмерный шик смягчался живописными площадями, окаймленными уютными ресторанчиками и кафе, где подавали фантастическую выпечку.

Я поспешила в отель и наскоро переоделась. До следующего свидания оставался ровно час.

Выйдя из душа, я натянула новый голубой топ (я приметила роскошный бутик на углу своей улицы и забежала туда по дороге из метро). От моего отеля до площади Вогезов было совсем близко. Этот элегантный квадрат был окружен домами, относящимися к 1612 году, и среди их обитателей были Ришелье и Виктор Гюго. Парк в самом центре когда-то служил местом дуэлей. Сегодня я иду туда на свидание с Оливье, кандидатом номер двенадцать.

Меня так и разбирало любопытство насчет Оливье. Мне говорили, что он француз до мозга костей — чрезвычайно образован и опасно высокомерен. Он работал во французской киноиндустрии и делал большие перерывы между е-мейлами, поскольку (он описывал это с ненавистью человека, которому приходится в очередной раз посещать стоматолога) Оливье то и дело летал на бесчисленные встречи то в Брюссель, то в Канны, то куда-нибудь еще… Его фото, пересланные по электронной почте, были сделаны с пятисот ярдов, и единственное, что мне удалось различить, — буйную гриву темных волос и строгие очки в роговой оправе.

Да, меня разбирало любопытство, но мне казалось, что мы так и не пришли к взаимопониманию. В одном е-мейле он признал, что мог «часами оставаться немым и неподвижным, не замечая даже того, кто сидит рядом… все зависит от настроения…».

Все это должно было выбить меня из колеи, если бы не то обстоятельство, что свидание устраивала моя подруга Мюриел, умная, энергичная, жизнерадостная француженка, живущая в Лондоне. Я знала, что с любым ее другом стоит встретиться.

Стоял теплый летний вечер, и уличные кафе были уже полны весело болтающих парижан, наслаждающихся теплом и неторопливо опустошающих бокалы с красным вином (потребности французов достаточно скромны в отличие от невоздержанных британцев, которым заказывать вино бокалами кажется столь же логичным, как покупать дом по одной комнате).

Войдя в парк, я сразу увидела Оливье, но спряталась за статуей, чтобы рассмотреть его, прежде чем он меня заметит. Первое впечатление: высокий, стройный, но не тощий; как и на снимках, доминирующими чертами являются волосы и очки. Окажется ли вечер с Оливье тяжким трудом?

Я вдохнула поглубже и вышла из-за статуи, чтобы представиться.

Когда он повернулся поздороваться, я пережила потрясение, к которому не была готова.

Он был красив!

Помимо гривы темно-каштановых курчавых волос и очков в роговой оправе, у Оливье оказались изумительные зеленые глаза, чистая веснушчатая кожа и прямой нос. Я инстинктивно улыбнулась. Ожидая интересного собеседника, с которым можно и поспорить, я поспешно изменила мнение и быстренько сделала кокетливое лицо.

— Привет, я Дженнифер, — неизвестно для чего назвалась я (мы оба видели фото друг друга), протягивая ему руку. Его пожатие было твердым и теплым.

В нескольких футах от нас мужчина средних лет терпеливо ждал, пока его пес добавит очередную кучку дерьма к уже имевшемуся в парке. Мужчина коротал время, безразлично наблюдая за нами. Мы явно пришли на свидание вслепую. Может, он радовался, что выше этого? Или грустил, что в такой прекрасный вечер его единственным спутником был какающий пес?

Я старалась не слишком нервничать из-за свиданий (если не считать Андерса, разумеется), поскольку знала, что кандидатам приходится труднее, чем мне. До того как встретиться со мной, они рассматривали это событие как нечто вроде брошенного им вызова, поскольку они, их ОК и постепенно большинство их друзей включались в организацию идеального свидания. Мой марафон встреч был чем-то вроде уличного карнавала, где каждый кандидат и его группа стремились изготовить и показать шикарнее всего оформленную платформу.

Кроме того, этот марафон показал, насколько велик дух соперничества в мужчинах. Они были невероятно озабочены тем, что могут организовать остальные семьдесят девять кандидатов и что кто-то непременно окажется лучшим, и поэтому совершенно забывали одно обстоятельство: в свое время им придется встретиться с реальной живой женщиной (со мной). В результате первые полчаса свидания бедняги страдали от ШРС (шока реальности свидания) и вся моя энергия уходила на то, чтобы помочь им благополучно пережить переходный период пока они не начинали чувствовать себя достаточно нормально, чтобы быть нормальными.

Однако поскольку я не ожидала, что Оливье окажется таким красивым, — кроме того, ему, как французу, было совершенно безразлично, о чем я думаю, — меня застали врасплох и я сама в полной мере ощутила пресловутый ШРС. Язык немедленно перестал меня слушаться, и я пустилась в маниакальную болтовню о том, как моя мать и сестра когда-то жили в Париже, и, не правда ли, погода потрясающая, и насколько Париж лучше Лондона, потому что гораздо меньше размерами, и о, как я люблю Марё, там так много милых магазинчиков…

Я с ужасом слушала, как анекдоты и бесчисленные истории буквально вылетают из меня со сверхзвуковой скоростью. Оливье с удивленно-насмешливым выражением лица молча слушал. Большего, очевидно, он сделать не мог, потому что моя непрестанная болтовня не давала ему возможности вставить хоть слово.

Но вдруг, как раз в тот момент, когда я пустилась в изложение на редкость бессмысленной истории о пчелах, в памяти неожиданно всплыли мудрые слова профессора Любви: «Дженнифер… Дженнифер… пусть все идет как идет… Слушайтесь своих чувств… Принимайте как должное все, что будет дальше…»

И я мгновенно замолчала.

Оливье терпеливо ждал, начну ли я все опять. Но я плотно сжала губы.

Поэтому он улыбнулся и спросил:

— Хотите выпить?

Я благодарно кивнула. Мы покинули парк и начали общаться.

Это был чудесный вечер. Мы с Оливье гуляли по набережной Сены. Зашли сначала в маленькое бистро, где поужинали и выпили по бокалу вина, а потом — кофе в кафе, освещенном лунным светом, и виски в битком набитом полуночном баре… Мы бродили по романтическим улочкам Маре. Перебрались по мосту через Сену, оказались в запутанных лабиринтах дорожек Латинского квартала, потом на загроможденной зданиями клубов улице Лап и площади Бастилии. И говорили, говорили, говорили…

Оливье оправдал все мои ожидания, оказавшись умным и интересным собеседником. Он жил и работал едва ли не во всех европейских странах и был страстно увлечен искусством и кино. Его характер был подобен средневековому городу с узкими извилистыми улочками и изумительными внутренними двориками, непостижимыми и волшебными.

Шло время, Оливье становился все более открытым и откровенным. Отчуждение исчезало, он то и дело прикасался к моей руке или старался встать совсем близко за спиной и дотрагивался до плеча, чтобы показать интересную деталь здания.

После Дании я решила: пусть свидание продлится допоздна, а встретиться с мужчиной еще раз я соглашусь, только если он мне понравится. Сейчас, в начале четвертого утра, я по-прежнему была заинтригована и очарована Оливье. Я также считала его привлекательным, была вполне довольна темпами развития наших отношений и с удовольствием предвкушала французский поцелуй, которым, как была уверена, закончится наше свидание.

К половине четвертого утра мы окончательно выговорились, и я обрадовалась, когда Оливье предложил проводить меня до отеля. Я прекрасно провела время и не отказалась бы увидеться с ним завтра… если он попросит. Ну а сейчас самое время закончить свидание.

Полчаса спустя мы стояли у дверей моего отеля. Меркнущие уличные фонари и наступающий рассвет освещали наши лица.

— Знаете, Дженнифер, я на самом деле не знал, чего ожидать от этого вечера, — признался Оливье, — но он оказался на редкость приятным. Я не привык так много говорить о себе, но вы просто очаровательны и великолепная собеседница.

Его глаза за линзами очков казались темными, а взгляд — пристальным. Он был дюйма на четыре выше меня, поэтому я заверила, что тоже прекрасно провела время, и тепло улыбнулась.

Он что-то говорил, и я наблюдала, как шевелятся его губы. Сейчас меня поцелуют, и поэтому на душе удивительно легко…

— Если у вас осталось время, я бы очень хотел завтра увидеться с вами еще раз, — попросил Оливье.

— Мне бы тоже этого хотелось, — просто ответила я.

— Значит, договорились, — улыбнулся Оливье.

Я расслабилась. Он улыбался мне, я улыбалась ему. И счастливо ожидала поцелуя. Никакой спешки.

— Гм-м, ладно, увидимся завтра, — неожиданно выпалил Оливье и, неловко пожав плечами, повернулся и пошел по улице.

Что это значит?

Я в полном изумлении следила, как мой дерзкий парень, мой остроумный собеседник исчезает за углом. Что произошло? Почему он не поцеловал меня?

Я энергично тряхнула головой, словно пытаясь вбить в нее хоть немного здравого смысла. Но по-прежнему отказывалась понимать, почему осталась без поцелуя. Мы понравились друг другу. Он снова пригласил меня на свидание. Почему не целовал меня? Почему?

Я неожиданно пришла в бешенство. Провела с ним чуть не всю ночь и теперь до утра не засну, пытаясь сообразить, чем ему не угодила. Да, он не обязан целовать меня, но я была так уверена, что он этого хотел. Что я сделала или сказала такого ужасного, что он вдруг передумал? И могла бы я выделить и устранить тот фактор, который сделал меня недостойной поцелуя?

Одно было точно — я больше не собиралась видеться с ним. Знаю, это звучит жестоко, но все свое время я посвящала свиданиям с мужчинами, что само по себе нелегкая работа и требует бездны понимания. Я приехала сюда, выполняя миссию поисков Родственной Души, а в эту миссию не входили повторные свидания с мужчинами, которые поколебали мою уверенность в себе и душевное спокойствие, обращаясь со мной как с недостойной поцелуя.


Все это я высказала наутро за завтраком своим друзьям Джилли и Стиви, приехавшим из Лондона на уикэнд.

— О, Джен, это несправедливо, — ахнула Джилли, когда мы честно разделили последние пропитанные маслом хлопья круассана, пытаясь привлечь внимание официантки, чтобы заказать еще. — Но судя по всему, он очень хорош, и ты должна увидеться с ним еще раз.

— Черта с два! Никому я ничего не должна! — негодующе запротестовала я. Смысл моего путешествия в том, чтобы найти того, кто сделает меня счастливой, а не тратить время на парней, от которых одни неприятности.

— Может, он просто медленно раскачивается? — рассудительно заметил Стиви, не оставляя попыток обратить на нас внимание официантки.

Друзья искренне мне сочувствовали. Я знала, что они желают мне добра. Хотят снова видеть счастливой. Искренне желают, чтобы у меня появился настоящий друг. Но если я буду игнорировать свои инстинкты и делать исключения для тех, кто меня оскорбил, с таким же успехом можно не тратить силы и удовлетвориться первым попавшимся мужчиной. По собственному, не слишком приятному, опыту я знала: дать ему еще один шанс — означает призвать на свою голову неприятности и разочарования.

— Стиви, — твердо заявила я, слизывая с пальцев восхитительный грушевый конфитюр и наливая себе еще кофе. — Я ценю твое участие, и, может, ты прав, но пойми: я ведь расстроена не из-за того, что он не сделал предложения. Мы говорим всего лишь о поцелуе. Это было первое свидание, мы понравились друг другу, так что это не так уж бы его и затруднило.

Нам почти не пришлось спать этой ночью. Мы все говорили и говорили… И даже то, что заставить официантку обслужить нас оказалось миссией почти невыполнимой, нас не очень расстроило. Скоро вопрос о том, стоит ли видеться с Оливье, был забыт всеми.

Кроме меня…

Когда зазвонил телефон, я засунула его поглубже в сумочку, а сумочку подвинула ногой под стол. Скоро звонки прекратились.


Свидание № 13: Макс. Париж, Франция


Я бы с радостью отправилась сегодня по магазинам или вернулась в отель и немного подремала, но через несколько часов у меня свидание с Максом, старым другом Клер, моей соседки в родном городе.

Макс читал лекции по истории искусства в одной из тамошних школ, и Клер несколько месяцев пыталась организовать нам встречу. Он проводил короткие каникулы в середине семестра, знакомя свой класс с парижскими достопримечательностями. Когда Клер узнала, что я в это время тоже буду во Франции, едва не поломала пальцы, пытаясь набрать его номер и устроить нам свидание, прежде чем я придумаю вескую причину для отказа.

Не то чтобы мне не нравилась мысль о свидании с Максом, просто мне показалось, что он не в моем стиле — слишком серьезный и чопорный. Но Клер настаивала на необходимости нашей встречи, и у меня не хватило энергии убедить ее в обратном.

Сегодня у Макса был свободный день, поэтому мы договорились встретиться у станции метро «Варенн» в половине третьего дня. Узнать его было легко — рост шесть футов пять дюймов («Не можешь же ты сказать, что он слишком мал для тебя», — торжествующе заявила Клер), чрезвычайно худой, с длинным бледным, но мальчишески воодушевленным лицом, увенчанным львиной гривой курчавых рыжих волос. Шею он туго обернул шарфом цветов Кембриджского университета (хотя температура была не менее двадцати пяти градусов по Цельсию, Макс то и дело шмыгал носом). Увидев меня, просиял и широким шагом направился к тому месту, где я стояла.

— А, Дженнифер, как я счастлив, абсолютно счастлив видеть вас!

Он улыбнулся и шмыгнул носом, нервничая. В эту минуту он напомнил мне гигантского богомола. Возвышаясь надо мной, Макс перегнулся, чтобы поцеловать меня в щеку. Я не сообразила, в чем дело, и только в последнюю минуту приподнялась на носки, чтобы подставить ему лицо. Все получилось на редкость глупо: я чмокнула его воротник, он тоже промахнулся, и его губы втянули воздух в двух дюймах от моей щеки. Макс шмыгнул носом и засмеялся, но, смущенно отворачиваясь, случайно зацепился за мою большую серебряную обруч-сережку.

Я пронзительно взвизгнула от боли и растерянности. Макс недоуменно нахмурился, так и не поняв, почему я кричу, тем более что не заметил серьги, свисающей с его тугих рыжих завитков.

Следуя направлению моего пораженного взгляда, он неуклюже пошарил у себя в волосах, нашел сережку, сконфуженно ухмыльнулся и яростно шмыгнул носом, словно нашкодивший школьник.

— Э… ну да… — пробормотал он. — Я… то есть… э… это, должно быть, ваша…

Он схватил серьгу и снова согнулся, производя руками какие-то действия. Я с ужасом поняла, что он хочет вдеть ее в ухо!

— Нет! — инстинктивно завопила я, отпрыгивая и прикрывая рукой ноющее ухо. — Я хотела… пожалуйста, не волнуйтесь. Я сама вдену. Потом. Ничего страшного.

Я выхватила у него сережку и поспешила запрятать в сумочку.

Никакими словами не описать ненависть, которая поднялась во мне. Да-да. Настоящая, неподдельная ненависть. Вины бедняги Макса тут не было, и следовало постараться, чтобы он не чувствовал себя виноватым. Нельзя винить кого-то в том, что он не в вашем вкусе. Плохо, что я поддалась на уговоры Клер: она, как все замужние женщины, обожает сводить одиноких людей и устраивать браки. Совсем как те, кто в автобусах засовывает за воротники незнакомых людей вылезшие лейблы — стремление к аккуратности перевешивает чувство такта.

Но это явно не срабатывало. В ту минуту мне вообще казалось, что идея, на которой основана моя «Одиссея», неверна и неподходящих мужчин в этом мире куда больше, чем подходящих. Может, я действительно зря трачу время? Не лучше ли вернуться в Лондон и попытаться там найти свою судьбу или смириться с одинокой жизнью? И имеет ли моя миссия хотя бы малейший шанс на успех?

Пятилетней девчонкой я по ошибке взяла в школьной раздевалке чужой джемпер. Учительница заметила это и попросила меня отдать его. Но я упорно настаивала, что он мой, и прежде чем джемпер попытались отобрать, стала его натягивать. Однако оказалось, что он принадлежал девочке, вполовину меньше меня ростом, и моя голова застряла в воротнике. Пристыженная тем, что меня разоблачили, обозленная собственным неудачным враньем и взволнованная невозможностью освободить голову, я, словно крохотный вертящийся дервиш, топала ногами, вопила во все горло — словом, еще немного, и вошла бы в любой учебник по школьному воспитанию как пример трудного ребенка.

И сейчас такая же бессильная ярость поднималась во мне опасной волной. Я словно Родственные Души примеряла и застревала в них. А сейчас едва не лишилась уха! Ситуация начинала серьезно действовать мне на нервы!

Но пока в моей голове бушевал настоящий ураган, внешне все было спокойно. Я по-прежнему стояла, прижав ладонь к уху, и полосовала Макса убийственным взглядом. Он перестал шмыгать носом и онемел от волнения и стыда. Господи, я веду себя как настоящая стерва!

— Макс, мне очень жаль, что я была так груба, — промямлила я. — Мне просто немного не по себе.

Сердце у меня сжалось при виде его робкой улыбки. Совсем как маленький ребенок, чье мороженое упало в песок, и он храбро старается не заплакать.

Макс осторожно шмыгнул, словно пробовал почву… раз… другой…

— Э… пожалуйста, не… то есть… э-э… я надеюсь, вам нравится скульптура, Дженнифер? — спросил он, постепенно обретая уверенность и энтузиазм. — Я собираюсь показать вам свою любимую. Это в Музее Родена. Уверен, вы знаете… — Его лицо осветилось счастьем. — Это «Поцелуй».

Я была готова убить его.

Но оказалось, все не так плохо. Впечатляющее здание восемнадцатого века, дом Родена, теперь превращено в музей, и я с удовольствием слушала рассказ Макса о скульпторе, пока мы обходили залы и великолепные ландшафтные сады, где купили столь же великолепное мороженое.

Роден, по словам Макса, был чрезвычайно сложным человеком, и его муза и возлюбленная Камилла Клодель в результате провела последние тридцать лет своей жизни в сумасшедшем доме. Вокруг «Поцелуя» толпилось так много туристов, что подступиться было невозможно и нам с Максом пришлось рассматривать глиняную «рабочую модель» скульптуры. Хотя любовники застыли в страстных объятиях, оказалось, что расстояние между их губами не меньше дюйма. Самый знаменитый в мире поцелуй оказался вовсе не поцелуем. Может, Оливье не одинок в своем стремлении довести девушку до крайности? Неудивительно, что несчастная Камилла, в конце концов, спятила.


Свидание № 14 (на коньках): Ник. Париж, Франция


Когда мы распрощались с Максом у метро, совсем некстати пошел дождь! Мне требовалась хорошая погода для следующей встречи на коньках.

Каждый вечер по пятницам примерно двадцать восемь тысяч человек принимают участие в «Роллер Париж» — три часа со свистом рассекают воздух на перекрытых для этой цели улицах, общей протяженностью двадцать пять километров. Пару лет назад я делала об этом передачу и еще тогда по достоинству оценила невероятную атмосферу праздника — пенсионеры, ожесточенно дующие в свистки, малыши, шныряющие между ног родителей… мне ужасно хотелось самой поучаствовать. Я также решила, что из этого выйдет идеальное свидание.

Шесть недель я потратила, ковыляя вокруг развлекательного Центра в западном Лондоне, где члены «Ситискейт», которые организовали в Лондоне нечто подобное парижскому мероприятию, показывали мне не столько приемы, сколько механизм действия роликовых коньков.

В моей группе подобрались чудесные, хотя совершенно не умеющие кататься люди. Но мы честно помогали друг Другу пройти через позорные мучительные этапы ученичества. Человек двенадцать поклялись достичь такого мастерства, чтобы набраться храбрости у вместе появиться на «Роллер Париж». Ник, один из этой группы, застенчиво спросил, нельзя ли назначить мне свидание, хотя до сих пор наши беседы не выходили за рамки «Ой, как же больно» или «Смооотри, куда еееедешь!», когда кто-то в очередной раз врезался в стену или сбивал ничего не подозревавшего соседа.

Сегодня была именно такая ночь. Под проливным дождем я вернулась в отель. Следовало проверить электронную почту и захватить конькобежное снаряжение (любезно доставленное Джилли и Стиви, которые также пообещали привезти его в Лондон). Побросав сумки на кровать, я заметила мигающий огонек голосовой почты. Оказалось, это сообщение от Ника:


«Эй, Дженнифер, надеюсь, у тебя все хорошо? Чертов дождь, до чего же он некстати! Я только что говорил с Марианной, и она сказала, возможно, сегодня все отменят. Мы все равно встречаемся на площади Бастилии. Увидимся там, и советую надеть коньки, иначе опоздаешь».


Конечно, если сегодняшнее катание отменят, будет ужасно обидно. Но ничего удивительного — в такой дождь! Возможно, это даже к лучшему — мое умение кататься было триумфом энтузиазма над способностями. Лихие гонки по мокрым, вымощенным булыжником, неровным улицам наверняка закончатся тем, что остаток путешествия придется продолжать на костылях.

Я застряла за компьютером, пытаясь договориться о футбольном свидании в Барселоне и написать очередное умоляющее послание «охотникам за кандидатами» с просьбой помочь спланировать мне американский этап путешествия, который уже сейчас казался настоящим кошмаром.

Когда я, в старых джинсах, прижимая к себе сумку с коньками, шлемом и наколенниками, появилась на площади Бастилии, там почти никого не было, если не считать десятка энтузиастов. Очевидно, вездесущая паутина распространила весть о том, что на сегодня мероприятие отменено.

Ника я не увидела, зато заметила других членов нашей группы: Марианну, Энн, Рассела, Лизу и еще человек пять. Они ютились под маркизой кафе и, похоже, промокли насквозь. Завидев меня, Марианна весело помахала.

— Дженнифер, до чего же проклятая погода! — крикнула она, перекрывая шум дождя. — Столько трудов, и теперь даже покататься не удастся!

Я сочувственно улыбнулась. Марианна каталась лучше всех в группе и с самого начала занятий мечтала только ободном — проехать по улицам Парижа.

— Что происходит? — спросила я, обнимая ее и остальных. — Ник уже здесь?

— Был, только что ушел, — пожала она плечами. — Он не знал, придешь ли ты, поэтому отправился с приятелями в какой-то ирландский паб.

Мы дружно закатили глаза. Ирландские пабы — «Макдоналдсы» нового тысячелетия.

Я пожала плечами. Тоже неплохо. Ни катания, ни свидания. В этом есть своя, хоть и странноватая, логика.

Но тут из-за угла показался Ник с компанией. Перебегая от маркизы к маркизе, они дико вопили, когда за ворот попадали холодные капли. Ник направился прямо к нам и крепко меня обнял.

— Эй, знаменитая путешественница, я думал, ты не придешь!

Я рассмеялась, когда он брызнул на меня водой со своей куртки.

— Прости, меня задержали. А я думала, вы, ребята, соскучились по Ирландии!

— Это точно, — кивнул он. — Но сначала решили вернуться за вами, «зелеными роллерами»!

Мы засмеялись, после чего дружно ввалились в кафе и нашли в глубине столики, достаточно большие, чтобы вместить всю группу. Мы побросали мокрые рюкзаки под стол и уселись. Ник примостился рядом со мной, и минут двадцать мы весело болтали о моем марафоне свиданий и жизни в целом. Но вскоре к нам присоединились остальные и принялись сплетничать, перешучиваться и обмениваться историями.

И это было не просто хорошо, а замечательно! Я вдруг сообразила, что каким-то образом ухитрилась устроить свидание со всей группой. Мы трудились достаточно усердно и дошли до того этапа, когда смогли попытаться участвовать в «Роллер Париж». И вот после такой нечеловеческой работы все оказались здесь, но не можем кататься из-за погоды. Зато все же добрались сюда, не так ли? А это уже стоит отпраздновать!

Когда нас вышибли на улицу, мы дружно обнялись, перед тём как попрощаться. Я воодушевилась и была полна энтузиазма продолжать путешествие. Мне здорово помогла дружеская атмосфера вечера. Наша общая неудача неожиданно превратилась в нечто прекрасное и ободряющее, дающее мне мужество и надежду на счастливый исход миссии. Очевидно, нужно иногда и отдыхать, находить время отпраздновать маленькие триумфы и достижения. Гордиться тем, сколько я всего успела сделать, вместо того чтобы впадать в депрессию из-за одного-двух неудачных дней или свиданий, считая, что именно они задают тон всей жизни.

Глава 6 ОСТАЛЬНАЯ ЕВРОПА


Свидания №№ 15–27: Барселона, Лиссабон, Афины, Верона, Сиена, Берлин


Когда я говорю, что следующие тринадцать свиданий были стремительными романами, то имею в виду скорее сами поездки, чем характеристику встреч. Я врывалась в столицы и упархивала так быстро, что почти не находила времени открыть сумки, прежде чем снова сесть в самолет.

В те времена, когда Филеас Фогг заключил пари, что сможет объехать вокруг света за восемьдесят дней, задача казалась почти невыполнимой. На месте аэропорта Хитроу было поле для крикета. Но теперь путешествия становятся невероятно легкими и дешевыми (недаром мы спрашиваем «когда», а не «как»!). Я вошла в Интернет и без лишних размышлений заказала билеты на рейсы между Парижем, Барселоной, Лиссабоном, Афинами, Вероной и Берлином.

Может, именно размышлений я и старалась избежать?

Париж преподал мне важный урок: следует быть менее эмоциональной. Свидание — прощание, свидание — прощание, придерживайся расписания, не теряй сосредоточенности. Если я хочу выдержать все восемьдесят встреч без краха самооценки и ощущения полного провала, следует установить некие границы. Необходимо точно определить количество времени и энергии, которое я вкладываю в каждое свидание, иначе буду непрерывно мучиться мыслями о том, что кто-то сказал (не сказал), сделал (не сделал). Нельзя принимать все так близко к сердцу.

Я никогда не умела просчитывать ходы заранее, но теперь стало очевидно, что научиться этому придется, и, причем срочно. Нет, я не намеревалась стать холодной и бесчувственной. Я действительно стремилась найти в этом путешествии свою Родственную Душу, а не просто выполнить положенную квоту свиданий. И прежде всего мне необходимо внести в это предприятие толику здравого смысла. Это всего лишь свидания, встречи с новыми людьми. Я просто обязана забыть о сверхчувствительности и вспомнить, о логике.

Я была так занята свиданиями, поездками и — в редкие свободные моменты — организацией следующего пакета свиданий и путешествий, что забыла об отдыхе. И потому неизбежно утомлялась и теряла ясность мысли. Просыпалась среди ночи, чтобы пописать, но начинала искать туалет только после того, как вспоминала, на каком свидании была или буду и, следовательно, в какой стране, городе и отеле сейчас нахожусь.

Мне также приходилось покупать трусики и майки, поскольку чистой одежды не осталось, а стирать было некогда. Я понимала, что нужно выкроить немного свободного времени, но предстояло еще получить китайскую визу, узнать расписание поездов между Вероной и Флоренцией и проверить, есть ли свободные номера в дешевом отеле Лос-Анджелеса.

И каждый день оказывался новым днем для организации новых свиданий. Предстояло немного поболтать с каждым кандидатом, чтобы получить хотя бы первое впечатление. Очень хотелось послать е-мейл: «Ради всего святого, вы один из восьмидесяти, хотите встретиться или нет, у меня нет времени вас уговаривать», — но я знала, что это невозможно.

Похоже, нельзя было терять ни минуты. И тратить время на стирку представлялось просто невозможным. Но еще существовала проблема ухода за собой.

Мое решение «путешествовать за солнцем» создало дилемму удаления волос. Волосы на ногах выросли настолько, чтобы быть заметными, но недостаточно длинными для немедленного удаления. Суждено мне свариться заживо в брюках или ограничиться свиданиями за ужином, чтобы прятать ноги под стол?

То же касалось линии бикини. Оставить ее, как я обычно делала, пока не появятся «уши коалы»? Это когда, кажется, что в твои трусики залез коала, чьи уши высовываются с обеих сторон… или рисковать, что тебя в прямом смысле слова уличат в неряшливости во время непредвиденного интимного свидания?

Все это может показаться такими незначительными деталями, но именно они занимали мои мысли, когда я врезалась в стол в поисках туалета в предрассветные часы.

Я металась из страны в страну, от свидания к свиданию.

Стив (свидание № 15, в Барселоне) был приятелем Хилари, моей университетской подруги. Мы договорились встретиться в баре и посмотреть по телевизору футбол — Англия против испанцев. Я люблю смотреть передачи с крупных чемпионатов и посчитала, что знаю о футболе достаточно, чтобы иметь свое мнение. Но Стив скоро поставил меня на место.

— На англичанах форма в белую полоску? — спросила я после введения мяча в игру.

Сгорая от стыда, он огляделся, чтобы проверить, не слышал ли кто, прежде чем прошипеть:

— Говори потише!

Я оказалась всего лишь очередной девицей, вообразившей, что если она может назвать имена трех игроков из «Манчестер юнайтед», значит, разбирается в футболе.

Англичане проиграли. Свидание не продолжилось ни минутой дольше.

Рей (свидание № 16).

Я узнала о нем очень мало, и то от моей подруги Терезы.

Много лет он был дилером в моем родном городе, прежде чем перегореть, бросить все и перебраться в Барселону. Подобно мне Рей полностью отдавался работе и предпринимал радикальные меры, чтобы обрести душевное равновесие. Интересно, добился он своего и считает ли, что принял верное решение?

Тереза не сочла нужным упомянуть, что теперь Рей трудится уличным мимом на бульваре Ла Рамблас и в баре появится в рабочем костюме — серебряном комбинезоне и полной раскраске. Оказалось, он вел местные боевые действия с конкурентом — Бронзовым Роботом, и не смог задержаться.

Без всякого преувеличения скажу — мы были предметом всеобщего внимания. Я сгорала от стыда. Рей молчал: достойное восхищения качество в миме, но не в человеке, с которым надеешься приятно провести время.

Наутро я успела на первый рейс в Лиссабон.

* * *
Паоло (свидание № 17) и Хосе (свидание № 18) были друзьями Джейн, южноафриканки, которую я встретила много лет назад, путешествуя по Европе. Я знала, что Паоло играет фламенко на гитаре и собирается повести меня в знаменитое кафе «Паштейш де Белем».

Мы пили черный горький кофе, чтобы перебить излишнюю сладость местных пирожных, жирных хрустящих чашечек из слоеного теста, наполненных сливочным кремом и посыпанных сахарной пудрой, изготовленных по тщательно охраняемому тайному рецепту. Паоло оказался разговорчивым и остроумным, но между нами не проскочила искра.

Зато было очень приятно сжечь лишние калории, танцуя с Хосе в клубе в модном районе города. Он оказался на редкость обаятельным и успел обзавестись симпатичными друзьями, но мои дни «танцев до рассвета» давно прошли. Хосе славный малый, но не Тот Единственный.

Из клуба я прямиком отправилась в отель за вещами, чтобы успеть в аэропорт на рейс до Афин.

Драколис (свидание № 19) был кузеном Эффи, моей подруги-гречанки, с которой мы вместе ходили в тренажерный зал. Может, я и смогла бы примириться с его непрерывным курением — в конце концов, это Европа, но когда мы вошли в ресторан, окружающие дымили как фабричные трубы и я чуть не потеряла сознание.

Поверьте, я ничего из себя не строю, но это было отвратительно. В воздухе висела густая едкая пелена. Все равно что ужинать на горящем мебельном складе. Драколис повел меня в потрясающий клуб «Рембетика», где играли традиционную греческую народную музыку, но голова болела, а глаза щипало. Мне было совестно сбегать во время первого антракта, но сил держаться просто не осталось.

* * *
Эффи также договорилась о встрече с ДБ (Дружелюбным Бывшим). Джозеф (свидание № 20) был гидом, и его первая группа прибывала в десять утра, поэтому мы договорились встретиться на рыбном рынке в восемь и позавтракать вместе. Если все получится и он не будет возражать, я подумывала потом пойти с ним на экскурсию.

Но за два дня мне удалось поспать всего пять часов, поэтому я проснулась только в половине девятого. В ужасе я принялась звонить ему на мобильник и одновременно пыталась одеться и умыться. Кое-как натянув платье, помчалась на рынок в надежде, что он еще там. Но на мои звонки никто не отвечал, а на рынке его и след простыл. Эффи на мой е-мейл с извинениями ответила довольно жизнерадостно:


Забудь! Он, скорее всего, довел бы тебя до безумия, как раньше — меня. Хотя было бы интересно услышать, почему он порвал с Клодией.


Ах, негодяйка! Джозеф, очевидно, вовсе не ДБ! Наоборот, скорее НП (Неразрешенная Проблема), и Эффи просто использовала меня, чтобы узнать нынешнее положение дел. Улетая в Италию, я молча поздравила себя с тем, что случайно избежала двусмысленной ситуации.

Верона — родной город Ромео и Джульетты, считающихся самыми известными в мире любовниками. Кое-кто может не согласиться, заявив, что любовь парочки, чьи способы общения были настолько несовершенны, что привели к двойному самоубийству, нельзя назвать лучшей ролевой моделью отношений. Но очень многие думают иначе. Недаром примерно пять тысяч человек в год пишут письма на адрес Джульетты и на ее могилу и просят совета в любви.

С тридцатых годов прошлого века местные поэты и писатели честно отвечали на письма, а в 1975 году веронский интеллектуал Джулио Тамассиа основал Клуб Джульетты и уговорил десять секретарей-полиглотов, владеющих несколькими языками, писать поклонникам ответы бесплатно. Кроме того, он утвердил премию «Дорогая Джульетта», которой каждый год награждается автор самого романтичного послания.

Я переписывалась по электронной почте с Элинор, секретарем, отвечающим за итальянскую, испанскую и английскую корреспонденцию. А в связи с широким распространением Интернета и свиданий в Паутине я спрашивала, часто ли люди посылают е-мейлы шекспировской героине.

Ну… мы иногда получаем е-мейлы, но в основном идут письма, написанные от руки, — это куда интимнее, особенно если вы говорите о любви, чувствах и эмоциях… ответы мы тоже пишем от руки.

Элинор очень помогла мне, не только договорившись о свидании с лауреатом премии «Дорогая Джульетта» этого года, но и устроив так, чтобы на втором свидании в этом городе я стояла на балконе Джульетты и беседовала с «Ромео».

Я рассудила, что, каким бы ни был исход интересно почти воочию представить свидание самых главных романтиков Италии. Как ни ужасно это звучит, подозреваю, что нашла бы встречи с безумно романтичным мужчиной несколько стесняющими и раздражающими. Все эти дифирамбы, ужимки, суета и страстные признания ужасно действуют мне на нервы. Ну, или заставляют предположить, что мой романтик сотворил нечто дурное и теперь пытается загладить вину.

Вот почему мое одиночество — тайна даже для меня.

* * *

Лауреата премии «Дорогая Джульетта» этого года звали Давид. Уроженец Вероны, за тридцать. Ожидая его в Клубе Джульетты, мы наблюдали за группой женщин, дружелюбно болтающих за гигантским столом и одновременно занятых сортировкой сотен писем, которые раскладывались на отдельные стопки. Элинор сказала, что определить, из какой страны пришло письмо, легко.

— Французы очень страстные и романтичные. Итальянцы и испанцы любят пышные фразы, как, впрочем, и латиноамериканцы. Они ужасно многословны. Им требуется десять фраз, чтобы высказать одну мысль.

Мне показалось, что совета в любви просят в основном южане. Может, действительно есть какая-то истина в стереотипном имидже людей с горячей кровью?

— Нет-нет, — энергично покачала головой Элинор. — Мы получаем письма из Китая, Японии, России… со всего света. Просто южане куда откровеннее в выражении чувств. А вот американцы — другая крайность. Они обычно пишут пару-тройку строк: «Она блондинка, очень мне нравится. Что теперь делать?» Все это очень раздражает. Хочется попросить, чтобы писали подробнее: знает ли он ее, любит она кого-то другого? Очень сложно давать советы, когда почти ничего не известно.

Британцы уже привыкли тащиться в хвосте там, где речь идет о выражениях чувств и эмоциях, но я все же набралась храбрости и спросила Элинор, какого она мнения о моих соотечественниках. Немного подумав, та осторожно ответила:

— Сначала очень сдержанны, а потом — поскольку они пишут, а не ведут беседы с глазу на глаз — пускаются в самоанализ, причем, крайне глубокий. Они не сразу открываются, но затем бывают очень искренними. Очевидно, многие считают, что Джульетта — святая или богиня любви. Поэтому люди и не пишут подробно, в полной уверенности, что она уже знает их проблемы. А если эта проблема решается, они приезжают и благодарят Джульетту за помощь. В прошлом месяце одна итальянка оставила на могиле Джульетты письмо, в котором говорилось, что еще три года назад она была одинокой, а сейчас приехала сюда с мужем. Она верит, что это чудо, и хочет поблагодарить Джульетту за то, что помогла ей найти любовь.

Италия имеет репутацию одной из самых романтических стран мира, однако найти порядочного мужчину считается чудом? Звучит не слишком обнадеживающе.

И тут появился Давид (свидание № 21). Ростом всего около шести футов, с короткими черными волосами и большими карими глазами, как огромные шоколадные печенья, которые так приятно окунуть в кофе. Давид не говорил по-английски, но Элинор вызвалась нам переводить.

Я не успела прочесть письмо Давида Джульетте. Интересно, что в нем такого более романтичного, чем в остальных?

Давид принялся рассказывать:

— Непросто рассказывать посторонним мою историю, так что мне пришлось потрудиться, чтобы написать Джульетте. Я должен был точно знать, что пишу тому, кто меня поймет.

Все началось одиннадцать лет назад, в период моей жизни, когда я был очень одинок и печален. Я шел по кладбищу и увидел заброшенную могилу, за которой много лет никто не ухаживал. Я стал приводить ее в порядок и обнаружил на плите портрет молодой женщины. Судя по надписи, она умерла в 1927-м, в двадцать три года. Мне было столько же. Я всегда верил в иную жизнь, но тогда у меня возникло сильное и странное ощущение, что Елена — молодая женщина, лежащая в той могиле, — просит меня позаботиться о ней. Я так и сделал. И постепенно, мало-помалу, кроме чувства сострадания, побудившего меня присматривать за могилой, во мне родилось другое чувство — истинной любви.

Давид замолчал и застенчиво посмотрел на меня. Я вдруг сообразила, что все это время сдерживала дыхание. И сейчас шумно втянула в себя воздух и заморгала. Невозможно поверить в услышанное, но нужно что-то сказать, или он замкнется.

— Значит, вы влюбились в Елену после того, как наткнулись на ее могилу? — уточнила я нейтральным тоном. — Но почему вы вообще оказались на кладбище?

Давид объяснил, что был безответно влюблен в живую девушку, продававшую цветы у ворот кладбища.

Пока он что-то говорил Элинор, я быстро прочла перевод его письма и, дождавшись конца беседы, спросила:

— В вашем письме, поистине прекрасном, вы пишете: «Ее ангельское лицо было покрыто многолетней пылью. Я был тронут и опечален ее образом, поэтому вымыл надгробную плиту и положил на нее цветы». Может, вы купили цветы у продавщицы, чтобы иметь предлог заговорить с ней?

Давид ответил, что сначала так и было, но потом, когда он влюбился в Елену, совсем забыл о цветочнице и перестал покупать ее товар.

Но откуда он узнал биографию Елены?

Давид объяснил, что пришлось пойти в архив ратуши и прочесть все сведения о ее семье для того, чтобы сообщить о заброшенной могиле. Он узнал, что она родилась на той же улице, что и Джульетта, в самом центре Вероны. Ее отец торговец. У нее были два брата и сестра, но к этому времени все уже умерли.

Я внимательно наблюдала за ним: последние одиннадцать лет он любил женщину, которая умерла почти восемьдесят лет назад. Может, он не в себе? Давид выглядел вполне нормальным и очень милым, но признак ли это одиночества или чего-то более зловещего?

Как бы ни был велик соблазн отмахнуться от его чувств и посмеяться над излияниями, мне не хотелось это делать. Казалось очень важным доброжелательно отнестись к тому, что он рассказывает. А если Давид действительно любил Елену? И вдруг эта любовь не признак безумия, а свидетельство истинной храбрости человека, посмевшего открыто признать свои чувства?

И вместо того чтобы делать нелестные выводы и осуждать его, я хотела услышать, что еще он скажет. И поэтому спросила, что думают об этой ситуации его друзья и родные. И не обидно ли ему, когда остальные приходят на вечеринки и праздники с девушками, а он — всегда один?

Давид покачал головой:

— Хотя родные знают обо всем, я не откровенничаю с друзьями. Потому что очень немногие меня поймут. Я просто говорю им, что когда-нибудь обязательно встречу свою любовь. И… кроме того, когда я хожу на вечеринки, мне все равно, если рядом нет никого «настоящего»: я вполне счастлив.

Я спросила, что в этой любви делает его счастливым. Давид, немного подумав, ответил:

— Я ощущаю глубочайшую радость и покой. И хотя она не может говорить, все же общается со мной. Я чувствую ее присутствие, иначе все это не продолжалось бы столько лет. — И, помолчав, добавил: — Я верю, что у каждого есть Родственная Душа, всего одна, либо в этой жизни, либо в следующей. Рано или поздно вы встретитесь. Вот что я чувствую к Елене.

Я была тронута преданностью Давида, хотя не соглашалась с его теорией Родственной Души. Насколько я понимаю, в молодости вы проходите через множество быстро сменяющихся стадий. По мере того как становитесь старше, стадии меняются уже медленнее и вы пребываете в каждой значительно дольше. Я считаю, что для каждой стадии есть своя Родственная Душа. Если вам повезет, вы их найдете. При особенном везении их стадии совпадают с вашими, вы не разлучаетесь и стареете вместе. Полагаю, именно поэтому я должна быть оптимисткой и верить, что и для меня найдется Родственная Душа. Если повезет…

А если вы верите, что Родственная Душа может быть только одна, и найдете ее лишь после того, как она умерла? Каким невероятно сильным или одиноким придется вам быть, чтобы оставаться ей верной! Пройдете ли вы, подобно Давиду, через это испытание или сдадитесь и удовольствуетесь более легким вариантом «живого партнера»?

Я спросила Давида, как он почувствовал, что это Она?

Давид пояснил, что хотя ощутил духовную связь с Еленой с той минуты, как впервые увидел могилу, но только с годами постепенно понял, как глубоко его чувство.

— Она ведет меня, — просто ответил он. — Подает мне знаки.

— Какие именно?

— Ну… это она побудила меня написать Джульетте. Я убежден, что Елена хотела моими устами рассказать миру всю правду о нас. Я написал Джульетте и получил премию. После того как письмо было опубликовано, многие мои друзья и коллеги прочли и поздравили меня. Я поступил правильно.

— Но как вы считаете, легко любить Елену? — не выдержала я.

— Нет, — мрачно ответил Давид. — Нужно быть готовым к такой жизни, иначе не выдержишь. Но если вы были одиноки и страдали от этого, обязательно найдете любовь там, где и не думали.

Я не хотела осуждать Давида или оскорблять своей жалостью, но, так или иначе, ему приходилось трудно, и я не могла не жалеть его. Вспомнила, как профессор Любви утверждал, что после долгих лет одиночества вы готовы удовлетвориться кем попало. Поэтому я захотела узнать, можно ли, испытав столь глубокую любовь к Елене, в конце концов, стать более восприимчивым к любви живой девушки?

Он пожал плечами. Возможно, но эта особа должна принять его огромную любовь к Елене, иначе ничего не получится. Часть его сердца всегда будет отдана Елене.

Одна из вещей, которую я так любила в отношениях с мужчинами, — возможность прийти домой, расслабиться вместе, поболтать о том, как прошел день. Хорошо иметь кого-то, с кем можно поделиться мыслями и переживаниями. Я поинтересовалась, как развиваются отношения Давида и Елены в повседневной жизни.

Давид объяснил, что ведет обычное существование. Довольно часто, но не каждый день, кладет цветы на ее могилу. Но, так или иначе, всегда чувствует близость с ней.

— Я человек не слишком общительный, и друзей у меня немного. Каждый раз, когда мне грустно, я иду к ней, и она дает мне утешение и любовь.

Я вдруг заметила кольцо на левой руке Давида.

— Разве это не обручальное? — выпалила я.

Давид с гордой улыбкой нежно коснулся кольца пальцами правой руки.

— Да, с именем внутри.

К этому я не была готова и испытала глубочайшее потрясение. С губ сорвался непроизвольный стон. Я попыталась превратить его в более пристойный звук.

— О-о, вы и для нее сделали кольцо?! Давид кивнул и сообщил, что в Италии принято, через определенный период времени, выкапывать гробы родственников и перекладывать останки в другие, поменьше. Давид перезахоронил Елену в прошлом году и положил в гроб обручальное кольцо с выгравированным внутри своим именем.

— Да, я не сразу сообразила… Значит, это было не только перезахоронение, но и ваша свадьба?

— Конечно. К тому времени наши отношения продолжались десять лет. Я был уверен в своих чувствах и хотел подарить ей символ моей любви.

— Давид, а вы пригласили кого-то на свадьбу или вас было только двое? — допытывалась я.

— Пришла моя мать. Она все знает о Елене и любит ее.

Оказалось, его мать сначала очень страдала из-за увлечения сына, но, увидев, каким счастливым Елена сделала Давида, смирилась и воспылала к ней родственными чувствами. Сначала они очень мучились из-за того, что потревожили ее сон, но сейчас поняли, что теперь о ней есть кому заботиться и больше она никогда не будет одинокой и покинутой.

Пока Элинор переводила, Давид вынул бумажник и осторожно вытащил маленькую черно-белую фотографию. Елена. Он с любовью посмотрел на нее, прежде чем с гордым видом протянуть мне. Копия могильного снимка. Молодая девушка застенчиво смотрела на меня. Она выглядела очень милой и чистенькой — короткая стрижка, хорошенькое личико сердечком.

Я была ужасно тронута откровенностью Давида, но в то же время испытывала невероятную неловкость. Хорошо понимая необходимость сказать нечто лестное, я, тем не менее, отчетливо ощущала, что мне показывают не столько снимок любимой жены, сколько изображение чьей-то бабушки в молодости.

— Она выглядит такой жизнелюбивой и открытой, — промямлила я, чуть помедлив.

Я не хотела ляпнуть что-то неуместное и оскорбить Давида, но он, похоже, даже обрадовался оттого, что мы говорим о его возлюбленной.

— Ее милые глаза смотрят за пределы жизни и времен. Я влюбился именно в этот взгляд.

— Спасибо, она действительно прелестна, — заметила я, отдавая ему снимок и украдкой посмотрев на часы. Пора уходить. — Каковы ваши планы на будущее? — спросила я напоследок, когда мы встали.

Давид ответил, что надеется на спокойную жизнь и хочет найти хорошую работу.

— Но если вы имеете в виду мое сердце, сейчас я счастлив и доволен. Большего мне не нужно. Пусть люди этого не понимают, но если я даже встречу кого-то еще, Елена всегда будет занимать огромное место в моей жизни.

Я пожелала удачи Давиду и Елене, и мы распрощались. Элинор довезла меня до отеля. По дороге мы, погруженные каждая в свои мысли, почти не разговаривали.

В переулках неподалеку от улицы Капелло, в тени дома Джульетты Капулетти, встречались и влюблялись итальянские тинейджеры. Сблизив головы, они тихо смеялись и болтали, замкнутые в тесном мирке взаимного желания, в восторге от общества друг друга. Время от времени беседа уступала место страстным поцелуям.

Тем временем на главных улицах надоедливые стайки японских и американских туристов равнодушно проходили мимо подростков. Они стремились к сооружению, символизирующему единственный вид итальянской подростковой любви, которая их интересовала и трогала, — балкону Джульетты.

В Вероне всякий кажется погруженным в собственное желание. Но может, это уместно в городе знаменитых любовников, которые предпочли умереть, но не предать свои чувства. Однако история Давида расстроила меня и сбила с толку. Даже если он считает, что счастлив, я невольно тревожилась за него.

Не в силах отвлечься шопингом (вся одежда была либо чересчур мала, либо чересчур дорога, либо чересчур бела), я не находила себе места. И вовсе не хотела проводить свободное время в одной из трех морожениц рядом с отелем (БРИТАНСКАЯ ТУРИСТКА ПОГИБАЕТ ОТ ПЕРЕДОЗА ФРУКТОВОГО МОРОЖЕНОГО), а потому позвонила Элинор. Мы пошли в бар и классно надрались. Вот это кайф!

Прекрасный дом Джульетты постройки XIV века окружен двором. Его ограда за долгие годы покрылась таким количеством граффити, что теперь люди пишут любовные стихотворения на комочках жвачки, залепившей каждый дюйм стены словно вязкие многоцветные изразцы.

Под балконом стоит бронзовая статуя Джульетты. Молва провозгласила, что прикосновение к ее правой груди приносит счастье (хотя отнюдь не самой Джульетте). И теперь статуя четырнадцатилетней девушки с тускло-оранжевой грудью, изъеденной потом миллионов потенциальных Ромео, стоически взирала на толкотню назойливых туристов, тискающих ее правую грудь да еще желающих сфотографироваться именно в этой позе. Совсем как зрители «Свидания вслепую», перенесенного назад во времени: с каждым новым сдавливанием толпа одобрительно ревела.

Терзаемая неописуемым похмельем, я тупо наблюдала за ними, зная, что минут через десять мне придется надеть бархатное платье и изображать Джульетту.

Несмотря на все мои дурные предчувствия, Элинор повела меня в дом и убедила идти в гардеробную и переодеться. Платье из тяжелого красного бархата доходило до пола и было подхвачено на талии пояском, усыпанным цветными камешками. На голову водрузили красный головной убор из чего-то вроде губки.

Не успела я выйти, как толпа тут же меня заметила. Люди обгоняли друг друга, спеша войти внутрь, чтобы лучше меня разглядеть. Рев сменился тихим восторженным ожиданием.

«Первый же, кто попытается прикоснуться к моей груди, обнаружит, что ему крупно не повезло», — мрачно думала я.

Но, ощущая, как шлейф платья волочится по полу, я почувствовала, что настроение улучшается, а похмелье потихоньку улетучивается. Я немедленно поняла причину волшебства: платье такое объемное и красное, что я могла бы провести остаток жизни, поедая круассаны с джемом, мороженое и пиццу, и никто бы не заметил последствий.

Настал час появления «Ромео» (свидание № 22), в темно-красной бархатной тунике, зеленых шоссах с гульфиком, от которого я немедленно и инстинктивно отвела взгляд. «Ромео» оказался гиперактивным тридцатипятилетним итальянцем по имени Солимано, и хотя выглядел слегка предрасположенным к туберкулезу и был примерно на фут ниже меня, зато светился лукавой улыбкой. Солимано промаршировал по двору через расступавшуюся толпу и по коридору, как Моисей, исполненный значимости собственной миссии. Остановившись передо мной, он упал на одно колено, схватил мою руку и страстно поцеловал, после чего, к моему изумлению и восторгу толпы, объявил:

— Я здесь, твой Ромео! Теперь мы будем вместе навсегда!

С этими словами он вскочил и вылез из окна на балкон.

— Пойдем, Джульетта! — скомандовал он. — Выйдем на балкон, чтобы я смог говорить тебе о своей любви.

— О Иисусе сладчайший, — вздохнула я. Голова опять разболелась и немилосердно чесалась под губчатым головным убором. Зато толпа во дворе не испытывала никаких сомнений. Руки, поднятые для тисканья, словно застыли в воздухе, глаза горят. Перед ними разворачивался именно тот роман, которого они жаждали, — представление прямо среди публики вот-вот начнется!

К счастью, Элинор вовремя заметила выражение моего лица и ловко пробралась к тому месту под балконом, где ждал Солимано.

— Пойдем со мной, Ромео, — коротко велела она. — Дженнифер уже знает эту сцену. Давай найдем что-нибудь более уединенное для вашего свидания.

Солимано мгновенно сник, но послушно потащился за ней. Толпа, злая и разочарованная, глазела им вслед, словно дети, которым решительно запретили вышвырнуть кошку из окна, чтобы проверить, умеет ли она летать.

Элинор нашла нам пару стульев с резными спинками на первом этаже, и свидание началось.

Солимано оказался остроумным, чувствительным, славным человеком, не слишком принимающим всерьез самого себя. Мы болтали о жизни в дороге. Он путешествовал по всей Италии с актерской труппой, но дома играл только Ромео.

— И вы никогда от этого не устаете? — допытывалась я. Неожиданно для меня Солимано смутился, а в глазах промелькнуло раздражение. Он поспешно отвел взгляд, очевидно, чтобы взять себя в руки, и, обернувшись, запротестовал:

— Я люблю Ромео, но проблема в том, что он молод и его эмоции… — Солимано махнул рукой, пытаясь подобрать нужное слово, — …еще незрелы. — Он подался вперед и заговорщически понизил голос. — Я пока еще никому не говорил, но думаю, что теперь мне больше нравится Меркуцио.

Он пристально посмотрел мне в глаза, ожидая реакции на свою исповедь, какого-то знака… я понятия не имела, чего именно. Возмущения? Насмешки? Он явно переживал кризис своего персонажа, и мой вопрос ненамеренно открыл шлюзы откровенности.

Собственно говоря, большинство моих «Ромео» находились на распутье, переживая тот или иной вид кризиса (эй, а кто не переживает?), но мне и во сне не снилось, что к ним принадлежит даже сам Ромео.

Слишком хорошо помня необычное свидание с Давидом, я знала, как сохранять бесстрастную физиономию. Я также знала, какой реакции от меня ожидают.

— Почему именно Меркуцио? — спокойно поинтересовалась я.

Солимано встревоженно огляделся, снова наклонился ко мне и, явно подбирая слова, объяснил:

— Меркуцио… как бы лучше выразиться… центральная опора всей пьесы.

Вокруг нас непрестанно мерцали огоньки фотовспышек. Туристы старались попасть в фокус вместе с нами. Я то и дело отталкивала руки, нерешительно трогающие мое плечо (это было первое свидание, где меня больше волновали прикосновения прохожих, чем партнера). Конечно, откуда догадаться толпе, что перед ними не идеальная любовная сцена? Джульетту вот-вот отвергнут: Ромео не желает быть с ней, мало того — не желает даже оставаться самим собой.

Но Солимано то ли не замечал, то ли был совершенно невосприимчив к толпе и продолжал облегчать душу:

— Видите ли, прежде всего это пьеса о жизни. Но потом Меркуцио умирает, и действие становится мрачной, темной пьесой о смерти. — Солимано выпрямился. Его речь становилась все громче и энергичнее. — Меркуцио — поворотный пункт пьесы: он настолько силен, что может превратить день в ночь, а свет — во тьму… — продолжал он с лихорадочной страстью, сжимая кулаки и выгибаясь на стуле. — Он — самая значительная личность в «Ромео и Джульетте», и я хочу стать именно им. Я устал быть Ромео. Хочу быть Меркуцио.

Последнюю фразу он почти выкрикнул, погруженный в напряженность собственных реализованных чувств. Лицо осветилось широкой улыбкой, и он с глубоким вздохом обмяк на стуле словно сдавшийся шарик.

Но я была занята собственным, снизошедшим на меня откровением. Я прошла весь этот путь, только чтобы обнаружить его никчемность. Ромео отрекается от Джульетты и собирается начать вторую жизнь, но уже как Меркуцио. Любовь прошла. Воцарилась смерть.

Неудивительно, что Давид получил эту проклятую премию «Дорогая Джульетта», с горечью подумала я. Когда речь идет о самых серьезных отношениях, никто не может победить смерть.

— Спасибо, Дженнифер, — выдохнул Солимано. — Я никогда не говорил об этом ни единой живой душе, кроме вас. Вы посланы мне Богом: теперь я знаю, что должен делать. Больше никаких Ромео, мне предстоит стать Меркуцио.

Огоньки фотокамер продолжали вспыхивать, и Солимано откинулся на спинку стула, опустошенный и измученный откровенностями. Я сидела с приоткрытым ртом, пытаясь сообразить, какого черта только сейчас произошло.

Я попрощалась с Элинор (без которой вряд ли выбралась бы живой из дома Джульетты) и отправилась в долгое путешествие на поезде через Болонью во Флоренцию. После двухчасовой автобусной поездки мимо зеленых холмов и виноградников Тосканы я прибыла в Сиену, где у меня была назначена встреча с Умберто (свидание № 23).

Он организовал сайт дорожных свиданий www.moto-ristmail.com. Из нашей электронной переписки я знала, что идея возникла у Умберто, раздраженного многочасовым торчанием в пробках и непорядочными водителями.


Однажды ночью, когда я ехал сквозь тоннель, какая-то машина подрезала меня на большой скорости. Я, естественно, не мог высказать все, что о нем думаю, но тут меня осенило адресоваться в сайте номеру его машины.


Умберто оказался настоящим бизнесменом и вскоре понял, что сайт можно использовать гораздо продуктивнее, как трудосберегающий инструмент для занятых одиноких людей. Теперь это был сайт свиданий, специально созданный для итальянцев, которые большую часть своей жизни проводят в пробках. И вместо того чтобы вывешивать на сайте номера недобросовестных водителей, он позволил вносить в список любые номера при условии, что вы одиноки и хотите с кем-то познакомиться. Итак, если вы присмотрели кого-то, сидя в уличной пробке, но не монете заговорить с ним из окна машины, заходите на сайт Умберто и при условии, что номера машины вашего потенциального партнера зарегистрированы на сайте, шлите ему е-мейл и приглашайте на свидание.

Идея прижилась, и теперь сайт Умберто получает приблизительно шесть тысяч посланий в день.

Этот бизнес и целая куча других не оставляют Умберто ни минуты свободного времени, и он смог встретиться со мной только за ленчем. Мы уселись за столиком перед крохотной пиццерией и дружески поболтали на ярком тосканском солнышке. Я с искренним интересом выслушала подробности истории о сайте и нашла Умберто несколько застенчивым, но обаятельным. В общем и целом он показался мне славным парнем, но абсолютным трудоголиком. Мне было грустно услышать, что подружки у него нет. Впрочем, неудивительно — при таком-то режиме!

— Я найду себе кого-нибудь, когда у меня будет больше времени и куча денег, — деловито пояснил он, прежде чем вновь мчаться на работу.

После нашего свидания в пиццерии я села на поезд до Пизы, а потом вылетела в Берлин. Пока самолет рулил по взлетной дорожке, я в последний раз взглянула в окно на Италию. Еще одна страна отработана. Я прекрасно провела время, познакомилась с прекрасными людьми и успела побывать более чем на двадцати свиданиях. Четверть от общего количества Единственных я уже встретила, но ни на шаг не приблизилась к своей цели.

Может, я делаю что-то не так или еще не достигла критической массы, статистически содержащей моего нового мужчину? Каковы мои шансы обрести Родственную Душу? Сколько еще свиданий, прежде чем я встречу ЕГО? Или я уже совсем близко? Что еще можно сделать, чтобы ускорить процесс или хотя бы увериться, что я на правильном пути?

Я задержала дыхание, пока мы не взлетели. Если мой сосед закончит читать главу, прежде чем стюардесса разрешит отстегнуть ремни, встречу ли я Родственную Душу в Германии? Может ли наша встреча зависеть от чистого суеверия или улыбки судьбы?

Следует ли мне упорнее работать над поисками Родственной Души или лучше довериться судьбе? Нельзя сказать, что я теряю надежду, но удивительно, что после стольких встреч результат незначительный. А пока я собиралась загрузить мой романтический туристский автобус огромным количеством людей, которые, что вполне понятно, ожидали моего внимания и энергии. Грозит ли мне опасность так увлечься, выбирая пассажиров, что, когда придет время, в автобусе не окажется места для Единственного, кого я хотела видеть?

Вполне реальная возможность…


Хотя Берлин вернул себе статус немецкой столицы, большинство авиалиний еще не отразили этот факт в расписаниях и летят мимо. В результате пассажиры все-таки умудряются прибыть по назначению, но вот сумки их не столь удачливы — потеря багажа постепенно стала нормой.

Вот и я добралась до Берлина в отличие от моих сумок. И к тому же сделала ошибку, согласившись встретиться с Эде (свидание № 24) у выхода из терминала. Даже в обычные дни я не люблю встречающих. Сегодня же, сообразив, что косметика и приличная одежда остались в потерявшихся сумках, я была совершенно выбита из колеи.

Эде ждал меня с единственной желтой розой в руках (которую в отличие от Уиллема из Голландии сразу же мне отдал) и ничуть не обеспокоился тем обстоятельством, что мы не можем уйти, пока я не сообщу куда следует о пропавшем багаже. Перед дверями нужного офиса тянулась огромная очередь, поэтому мы пошли выпить кофе.

Стоя в очереди, я попыталась рассмотреть его. Лет тридцать пять, высокий и стройный, с длинными ногами и слегка таинственным видом. Очень славный и хороший собеседник. Но я мучительно старалась сосредоточиться на разговоре, поскольку думала только о сумках и о том, увижу ли их снова.

Прошло четыре часа, прежде чем мы смогли попасть в офис. Клерк заверил, что сумки будут доставлены в мой отель к пяти часам вечера, хотя «возможна задержка, поскольку улицы перекрываются для Парада Любви».

Да, о Параде Любви я знала. Именно поэтому прилетела сюда.

С 1989 года берлинский Парад Любви стал самым большим в мире уличным праздником техно. Для того чтобы танцевать танго, требуются двое, а на концерт техно собирается два миллиона, особенно когда знаменитые диджеи на ярко разукрашенных карнавальных платформах дают звук на полную громкость в Тиргартен-парке, окруженные гигантскими толпами рейверов. Интересно, ждет ли меня здесь удача в любви?

Эде чудесный малый, но он не привлекал меня. И тут никто не виноват. В другой ситуации он вполне мог мне понравиться и, может, мы нашли бы общий язык, но не на этот раз. Когда Эде, проводив меня до отеля, распрощался, на душе было тяжело. Я неохотно пообещала, что, возможно, увижусь с ним позже, но втайне надеялась, что он не будет слишком разочарован, если продолжения не последует.

Я остановилась в Пренцлауэр-Берг. Эта часть старого Восточного Берлина выступала против восхождения Гитлера к власти. Место обитания радикалов, интеллектуалов и студентов, Пренцлауэр-Берг казался уголком, о котором знаешь только ты. Как замечательно бродить по улочкам, натыкаясь на причудливые галереи, здания с велика лепной лепниной, шумные бары и кафе…

Да, я сюда добралась. А вот мои сумки…

Я отправилась посмотреть художественную инсталляцию в огромном и пугающем подвале водокачки, чуть выше по дороге, а когда вернулась, оказалось, что о сумках по-прежнему ни слуху, ни духу. Тогда я решилась на долгую прогулку по Бергу. Заглядывала в лавчонки, нашла потрясающий бар и засела там с книгой до одиннадцати часов ночи. Когда вернулась, сумки все еще не привезли.

— Может, к полуночи. Может, завтра, — ответил портье, не глядя на меня.

Злиться и скандалить не было смысла. Только голова разболится, а парацетамол остался в пропавших сумках.


Наутро я снова подошла к портье.

— Что с моими сумками? — монотонно повторила я навязший в зубах вопрос.

— Мы понятия не имеем, где они, — жизнерадостно отрапортовал портье.

Иногда мне кажется, что на свете нет ничего более иностранного, чем Европа.

Я вернулась к себе, выпила кофе, вывернула трусики наизнанку, натянула несвежую одежду и обошлась без макияжа, хотя предстояло присоединиться к самым прекрасным в мире людям, танцующим во имя радости.

Какой позор, что я выгляжу не лучшим образом, тем более что сегодня напряженный день — сразу три свидания. Мне предстояло идти на Парад Любви с Полом (свидание № 25), фанатом, с которым я познакомилась на сайтах Парада Любви, потом встретиться с диджеем Фрэнком из Голландии (свидание № 26) на платформе и с Францем Филиппом (свидание № 27) тоже на платформе. По работе на «Радио-1» я знала, как упорно противятся творческие люди всякому твердому расписанию. Так что неизвестно, сколько времени это займет.

В школе я всегда была человеком спортивным и активным членом команды. Парад Любви дал возможность понять, каково это, когда никто не желает видеть тебя в своей команде.

Я накрасилась в универмаге, воспользовавшись пробником на прилавке с косметикой. И только потом встретилась с Полом, который оказался очень молодым и буквально бурлил энергией. Уже через десять минут он приметил фонарный столб, мигом взлетел наверх, только я его и видела (на мне были юбка и трусики двухсуточной давности; я не присоединилась бы к нему, даже если бы могла). Платформ у диджея Фрэнка задержали на голландскойгранице, а вышибалы на платформе Франца Филиппа, только взглянув на меня, отказались даже передавать, что я приехала.

Зато все это время психиатр по имени Вольфганг следовал за мной как привязанный, приглашая зайти в бар и выпить по стаканчику. Меня одолевала тревога: если сорвались два свидания подряд, судьба может подумать, что я не выполняю условий договора встретиться с восьмьюдесятью мужчинами. И чтобы ублажить Бога Чисел, я пошла пить кофе с Вольфгангом. Оказалось, он только недавно переехал сюда из Брюсселя и никого не знал. И пришел на Парад Любви, поскольку подумал, что сможет кого-нибудь встретить.

Мне стало немного жаль его, и беспокоила мысль, что и он, возможно, меня жалеет. Неужели я тоже кажусь ему растерявшейся чужачкой, пытающейся влиться в общее веселье в надежде забыться?

Я старалась изо всех сил, но чувствовала, что это бесполезно и здесь мне не найти Родственную Душу. Что бы я ни делала, ничего не получится. Пора возвращаться домой, чтобы направить свою энергию и усилия моих ОК на следующий этап путешествия — Америку.

Поблескивая смазанными маслом и автозагаром мышцами, одетые в кожаные бикини, пластиковые платьица и розовые меховые сапожки, танцоры дули в свистки и самовлюбленно наслаждались танцем и всеобщим вниманием.

Я протиснулась сквозь толпу фанатов, добралась до метро и доехала до отеля.

— О, мисс Кокс! Хорошие новости: ваши сумки доставлены, — объявил портье, расплывшись в улыбке, стоило мне показаться в вестибюле.

— Вот и прекрасно, — равнодушно пробормотала я. — Пожалуйста, счет. Я уезжаю.

Я вылетела в Лондон. А когда проходила паспортный контроль в Хитроу, один из офицеров спросил, какой рейс только сейчас прибыл.

— Дания, — тупо буркнула я.

Мужчина, стоящий за мной, рассмеялся.

— Вы что-то путаете, дорогая, не Дания, а Германия. Похоже, вы сами не знаете, куда едете.

Все дружно расхохотались. Кроме меня. Я слишком устала. Устала, чтобы смеяться, говорить, объяснять, почему я понятия не имею, где была. Однако он прав — я не знала, куда иду, не видела цели, только слепо пробиралась вперед и вперед. И при мысли о том, что еще ждет впереди, в который раз задалась вопросом, стоит ли оно того.

Глава 7 ЛОНДОН


Но, оказавшись дома, я почувствовала себя лучше — то, что нужно для поднятия духа. Какое счастье — закрыть за собой дверь и почувствовать, как тишина и покой медленно впитываются в кожу, словно молоко, медленно окрашивающее черный кофе в цвет карамели, капля за каплей…

Пока не отправлюсь в США, у меня есть две недели свободного времени — ни поездок, ни свиданий. Невообразимая роскошь! Значит, могу повидаться с друзьями, поспать в любимой кровати, выбрать любое платье из своего гардероба — словом, делать все, чего мне так не хватало в чужих странах. Я свободна и могу расслабиться.

Но все это лишь мечты.

Жестокий график «свидание — прощание, свидание — прощание» так въелся в душу, и предстояло столько всего организовать перед новым путешествием! Я оказалась совершенно неспособной переключиться на отдых.

Кроме того, за время моего отсутствия накопилась задолженность по лондонским свиданиям. Я не упоминала об этом раньше, но, несмотря на решение отправиться на поиски Родственной Души, поскольку Лондон казался в этом отношении настоящей пустыней, непонятно почему я не смогла проигнорировать родной город. До этого я общалась по электронной почте с полудюжиной лондонцев (и с шестью-семью сотнями людей по всему миру), ничего серьезного, просто намеки на то, что «мы, быть может, сумеем поладить».

Я в весьма неопределенных выражениях согласилась увидеться с другом друга, ответила кое-кому на сайте свиданий, получила приглашение на встречу с прежними поклонниками, до того как отправилась в первый этап своего путешествия.

Я была абсолютно честна со всеми и объяснила причины своего отсутствия. По молчаливому согласию было очевидно, что, если я буду еще свободна, когда вернусь в Лондон, мы встретимся. Сама того не желая, я обрекла себя на довольно значительное количество свиданий.

И вот теперь я вернулась, чувствуя себя выбитой из колеи и немного отставшей от жизни.


Привет, ты вернулась? Может, встретимся, выпьем кофе и поболтаем?

Патрик.


До чего же хорошо было бы увидеться с тобой либо в Гринвиче, либо в Уэст-Энде, если ты свободна (в этой стране!).

Любящий Джеймс.


Не могу вспомнить, когда ты вернешься. Позвони обязательно. Жду не дождусь встречи. Привет,

Крис.


Карл был швейцарцем, которого я нашла на итальянском сайте свиданий, когда договаривалась о встречах в Риме. Теперь он жил в Египте, но мы постоянно общались, отчасти потому, что я не видела причин лететь туда ради свидания (такой маршрут не был разработан), а также потому, что мы оба работали вдали от дома и были знакомы только по переписке.

Но Карл неожиданно собрался прилететь в Лондон.


Я буду, скорее всего, числа третьего. Останусь на пару дней, прежде чем вернуться в Каир. Ты к тому времени вернешься? Кроме того, я снова приеду в Лондон четырнадцатого, на три дня, как насчет свидания? И как проходят твои поиски идеальной пары? Еще не нашла кого-то необыкновенного?

Карл.


Я отчаянно нуждалась в отдыхе от кандидатов. Но… вдруг один из этих мужчин окажется тем, о ком я мечтаю? Мое путешествие будет закончено, и я смогу остаться в Лондоне. Я просто не могла и не имела права игнорировать эту возможность.

И все же мне необходима передышка. Поистине жонглерская задача — удерживать в воздухе все мои «шары» сразу — потребовала немало профессионального умения. Раньше я справлялась с работой в одиночку, теперь же мне помогали родные и друзья, и возник соблазн, непроизвольно, поверьте, относиться к ним как к служащим.

Мать по телефону намекнула, что я становлюсь немного властной. Мне стало ужасно стыдно, но что тут возразить? Она права: я стала более жесткой. Ничего не поделаешь, иначе я не смогу организовать как надо все детали моего путешествия. Однако сейчас я вернулась и тосковала по моим «охотникам за кандидатами», верным моим друзьям, и хотела услышать, чем они занимались, пока меня не было.

Но все вышло не так, как замышлялось, именно потому, что я просила всех своих друзей о помощи. Теперь я дома, и они, естественно, ожидали — согласно Международной Хартии Подруг, — что я в подробностях поведаю о всех двадцати семи свиданиях, которые они помогали устроить.

Я разрывалась между дружбой и жесточайшей необходимостью, во имя самосохранения, немного отдохнуть перед следующим большим рывком.

И все же я постаралась встретиться с родными и друзьями. Белинда слушала мой рассказ, пока мы ползали по полу с ее младшей дочерью Майей. С Полой мы смотрели фильмы Джона Кьюзака и разговаривали о музыке. Эдди задал мне кучу вопросов и был при этом таким же сдержанным и остроумным, как всегда. Мы болтали с Элинор, дружно толкая коляску с Алексом по набережной Темзы. С родителями мы встретились в деревенском пабе, где дружно разгадывали кроссворд.

Ничего не скажешь, повидаться со всеми было приятно, но временами беседа становилась удручающе однообразной. Я пыталась не зацикливаться на путешествии, но, похоже, оно было единственной желанной темой. И как бы эгоистично это ни выглядело с моей стороны, мне действительно было необходимо выговориться.

Но в ответ я слышала не только охи и ахи. Друзья, искренне заинтересованные и желающие помочь, иногда делали замечания, которые мне было не слишком приятно слышать.

Шарлотта, еще одна моя лучшая подруга, помимо Белинды и Тоз, много лет наблюдала взлеты и падения империи моих отношений с мужчинами. Скармливая Поппи кашу и одновременно приглядывая за Дейзи, Шарлотта слушала причины, по которым ни одно свидание не оказалось удачным.

— О, Дженнифер, — сочувственно вздохнула она и с характерной для нее откровенностью добавила: — Проблема в том, что ты стала чересчур разборчивой.

Шарлотта вовсе не хотела ранить мои чувства, и думаю, что ее реакция вполне понятна. Подумать только, перед ней женщина, которая может встретиться фактически с любым в мире холостяком и при этом жалуется, что не нашла подходящего!

Однако укол получился чувствительным. Значит, я не только люблю командовать, но еще и чересчур разборчива? Но нашла бы я подходящего человека на каком-то из свиданий, будь я при этом менее критична и дала бы больше шансов кандидатам? (Буквально все считали, что я проявила неоправданную жестокость к Оливье). Но если это правда, возможно ли, что моя Родственная Душа все это время пребывал в Лондоне и только моя предубежденность воздвигла между нами барьер?

Я долго думала над этим и решила — нет, дело не в этом. Когда речь идет о поисках Единственного, такой вещи, как разборчивость, просто не существует. Я хотела иметь бойфренда, который сделает меня счастливой и которого, в свою очередь, сумею сделать счастливым я. Вряд ли я захочу детей (или захочу? Трудно сказать). У меня есть деньги, дом, друзья и приключения. И мне не нужно от мужчины ничего, кроме любви. Если мужчина не нравится, если его общество мне неприятно, какие еще могут быть причины для того, чтобы жить с ним?!

Вынужденная рассматривать все эти проблемы, хотя и сложные, я не смогла не признать, что это очень полезно. По крайней мере, еще раз подтверждает, как важно путешествие для меня и моей веры в необходимость поисков. И один из моих старых друзей, Йен, неожиданно помог укрепить веру в то, что я делаю.

Я говорила с ним о том, как трудно все организовать, и как будет ужасно, если мне так никто и не встретится, и что мое стремление командовать выходит из-под контроля, и, Господи, я выгляжу усталой и измученной…

Но Йен просто обнял меня и спокойно сказал:

— Джен, это дело всей твоей жизни. И не успеешь оглянуться, как все будет закончено. Перестань изводить себя и наслаждайся тем, что происходит, пока путешествие продолжается.

Я поняла, что он прав, совсем как профессор Любви, утверждавший, что, прежде чем добиваться чьей-то любви, нужно сначала полюбить себя. Если я хочу получить что-то от моего оригинального круиза, нужно научиться им наслаждаться.

Поэтому я перестала стенать и приступила к организации американского этапа путешествия.

Оказалось, именно в Америке труднее всего договориться о свидании. Американцы, которые были в курсе дела, не горели энтузиазмом мне помочь. Я не говорю, что они отказывались, просто это редко к чему-то приводило. Особенно катастрофичной ситуация была в Лос-Анджелесе, и мой друг Олаф объяснил, почему именно:

— Как тебе известно, здесь крайне напряженная жизнь. Мужчины и без того испытывают немалое давление. Думаю, они просто опасаются дополнительного стресса — состязания с другими мужчинами, которые встречаются с тобой.

Я встревожилась. Интересно, боятся ли мужчины Лос-Анджелеса свиданий вообще или только со мной?

Просмотрев маленькие объявления в интернетовских газетах, я начала понимать, с какой непривычной культурой придется иметь дело.


ВЕСЕЛЫЕ ГЕТЕРОСЕКСУАЛЬНЫЕ ДЕВЧОНКИ ИЩУТ ПОДРУГ.


Требования: быть стройной и хорошенькой, зажигать во всех шикарных новых клубах, шопинг, фильмы, ленчи в модных (дорогих) ресторанах и, конечно, охота за богатыми мужчинами. Пожалуйста, будьте искренними и остроумными. (Л-А). Обращайтесь в абонентный ящик №…


Я полагала, что подобные объявления дают проститутки, но еще одна подруга, Элли, просветила меня:

— Милая, в Л-А главное — что ты делаешь и как выглядишь. Подружиться с кем-то суперсложно, поэтому у нас в основном только приятели, с которыми проводишь время — ходишь в клубы, в кино, тренажерный зал… Главное — что ты делаешь, а не с кем.

Ну и ну!

Но может, потому, что в Америке так сложно вступить в отношения, романтические или приятельские, американские сайты забиты снимками неотразимых мужчин — клетчатые рубашки, сильные руки и дерзкие улыбки прямо в камеру… Они описывали себя как умных, активных, любознательных. От них исходила невероятная энергия. Всех окружала атмосфера неподдельной мужественности.

Какой контраст с британскими сайтами, где на картинках преобладали редеющие волосы, пристойные сорочки и улыбки — такие вымученные, словно их обладателей фотографировали под дулом пистолета. Да и характеристики обескураживали…


Не знаю, откуда начать… друзья говорят, что я заботливый и внимательный (последнее всегда сопровождалось самоуничижительным: «но чего и ожидать от друзей?»). Через семь тяжких лет…


Однажды после веселого вечера с подругой Кэт я села за компьютер, вошла в Интернет и увидела, что мне прислали пару е-мейлов с сайта свиданий. Первый мужчина выглядел вполне нормально (хотя дважды использовал фразу «человек широких взглядов»), но на снимке он, затянутый в кожаные брюки и распахнутую до пояса рубашку, опирался о капот красного спортивного автомобиля.

Второй сообщал, что любит путешествовать, но «это было в те дни, когда оба колена работали одновременно…».

К этой минуте я со спокойной совестью решила отказаться от лондонских свиданий — не было времени.

Правда, я честно решила попробовать встретиться с Карлом. Но он потерял терпение, когда я пыталась найти время.

Я старательно объясняла:

— Не то чтобы я не хотела вас видеть или считала кем-то незначительным, просто до конца недели не узнаю, смогу ли освободиться…

Кто знает, может, я попросту оттягивала решение, потому что хотела увидеться с ним в другой стране, а не дома. Так или иначе, но Карла это расстроило. Вот как он отреагировал:


Для человека, путешествующего по миру ради свиданий с мужчинами, вы, как ни странно, опасаетесь реальных встреч. Может, у вас действительно имеются критерии, о которых я не знаю? Поэтому, полагаю, нам пора расстаться.


Я не винила его за негодующее послание. Но он связался со мной через несколько дней и извинился, уверяя, что зря расстроился. Просто я ему понравилась и он досадовал, что мы никак не увидимся. Мы помирились, хотя обоим было ужасно неловко — еще один пример того, каким безумством могут оказаться знакомства по Интернету. Мы ни разу не встречались, но уже успели поссориться.

Ну а тем временем я изо всех сил пыталась организовать американские свидания. Понятно, что нужно подходить к ситуации избирательно. Вместо череды коротких встреч «один мужчина — одна ночевка в отеле — переезд» я решила, что, возможно, лучше остаться на месте и несколько раз встретиться с одними и теми же кандидатами. Это даст время получше их узнать.

Я на несколько дней собиралась в Миссоулу, чтобы встретиться с лесным пожарным, родео-ковбоем и каким-то другом Джо. Крошечный городок был затерян в Скалистых горах, и я считала, что впишусь в жизнь его общины. Второй возможностью встретиться с американцами был фестиваль «Пылающего человека»[13] и «Костко соул мейт трейдинг атлет» — лагерь, специально созданный для поисков Родственных Душ.

«Костко» имеет собственный сайт, через который постоянно общаются все, кто побывал в лагерной общине. Хотя получать от них по девяносто е-мейлов в день затруднительно, порой даже голова идет кругом, все же они казались действительно веселыми и интересными людьми.

«Обязательно привези гамак для поцелуев», — попросил Рико человека по имени Гамбо.

Я много переписывалась с Рико по электронной почте. Мы говорили о Родственных Душах, работе и жизни. Он показался мне прекрасным человеком, хотя мы иногда спорили. Рико признался, что страстно влюблен в свою партнершу, Риту Эйд Энни, и надеялся, что я встречу кого-то, кто сделает меня столь же счастливой.


Я хочу видеть, как любовь хорошенько пнет тебя в зад.


Вот это выраженьице!


Кто я такая? По-твоему, трусиха, как огня избегающая любви? Рико, я тоже хочу влюбиться и предпринимала самые решительные шаги, чтобы это случилось. Но одного желания недостаточно, ты сам знаешь. Необходимы еще судьба и взаимное влечение, без которых ничего не сбудется.


Тем временем в Лондоне обнаружился странный новый феномен. Когда известие о моем приезде распространилось по городу, прежние бойфренды и те, кто мог бы ими стать, принялись донимать меня просьбами о встрече. Попытаться переписать историю заново?


Было чудесно видеть тебя. Веснушки потрясающие. С нетерпением жду горячего свидания. Абсолютно не возражаю быть одним из восьмидесяти.


А потенциальные кандидаты (ПК) пытались использовать меня, чтобы свести профессиональные счеты.


Как проходят твои кругосветные свидания? Дай знать, когда настанет моя очередь! Кстати, а X тоже напрашивается на свидание? Он написал гнусную рецензию о моей книге. Вычеркни его из списка!..


«Охотники за кандидатами» тоже не оставляли меня в покое. Из Будапешта позвонила Ханна — спросить, точно ли я поеду на свидание, которое она устроила мне в Бангкоке. Я понимала ее сомнения, но что могла сказать? Г Что никогда не встречала его, но она знает нас обоих и поэтому единственная, кто может судить, сможем ли мы поладить.

Эмма из «Лучшего пиара» договорилась о свидании с Джейком, своим другом, фотографом в Вегасе. Только что разведенный, он с головой погрузился в мир шоу-бизнеса — золотые краны в ванной и имплантаты двух экс-жен в холодильнике (холодные маски для глаз, чтобы снять красноту и опухлость перед съемками). Мне он казался человеком необыкновенным. Но пока что его е-мейлы были неутешительными и пустыми.

Я упомянула об этом Джо, и она завизжала: — О, Джен, это любимый проект Эммы! Она и меня с ним знакомила, и он ТУПОЙ, ТУПОЙ, ТУПОЙ! Думаешь, он кладезь всяких интересных историй? Ничего подобного, он до ужаса скучный!

Не хочу показаться жестокой, но я не добрая самаритянка, которая из чистого сострадания колесит по свету, чтобы утешать одиноких мужчин. Знаю, звучит подло, но у меня просто не хватит на всех энергии. Именно на эту тему я и получила жестокий урок, когда Пол пригласил меня в паб.

День выдался на редкость тяжелым: я пыталась снять номер в Вегасе, определить, стоит ли тратить время на татуировщика, живущего в двух часах езды от Сан-Франциско, а заодно пыталась заставить нью-йоркское пожарное управление принять меня всерьез. («Я же просил: все леди, которые собираются встречаться с нашими мальчиками, должны подать письменную просьбу».)

Сайт свиданий, который в подборе кандидатур основывался на том, какие книги вы читаете, лишний раз выявил, что мужчины и женщины читают разные книги. К счастью, сайт, который руководствовался подбором на основе того, что вы любите смотреть по телевизору, выглядел более перспективным.

Пол звонил сказать, что идет в паб с друзьями, и предложил присоединиться. Я едва держалась на ногах, но решила, что неплохо бы отдохнуть, и согласилась. Когда часом позже я приехала в паб, там оказался один Пол.

— О, мы пришли слишком рано? — спросила я, плюхаясь на стул.

— Нет! — жизнерадостно ответил он. Я немного растерялась, но подумала, что не расслышала. Пока Пол у стойки бара покупал выпивку, мой телефон зачирикал. Это оказалось сообщение от Джо.

«Дай знать, как идут дела».

Что именно идет?!

Пол вернулся из бара, и мы немного поболтали. Он был необычайно внимателен, но как-то странно напряжен.

— Все в порядке? — участливо спросила я, решив, что у друга неприятности и нужно его поддержать.

— Да, — взволнованно пробормотал он. — Я просто рад тебя видеть.

И тут до меня дошло.

— Пол, у нас что, свидание? — Я старалась говорить спокойно.

Он кивнул и сжал мою руку.

Я была готова его убить!

Нет, он славный малый, но я ни за что не согласилась бы встречаться с ним, особенно в тот момент, когда меня ждало еще столько свиданий. И он заманил меня в паб, солгав, что здесь будет вся компания. Вероятно, понимал, что это единственный способ заставить меня согласиться.

В конце вечера мы добрели до вокзала» и мне пришлось выполнить знакомый маневр: наскоро чмокнуть его в щеку, чтобы избежать более настойчивых знаков внимания.

* * *
Оказавшись, наконец, в своей квартирке, я подумала: до чего же хорошо быть дома! Но беда в том, что, включив всех своих друзей в поиски Родственной Души, я превратила домашнюю жизнь в хаос. И если останусь здесь подольше, ситуация только усложнится и выйдет из-под контроля. Правда, вторая неделя подходит к концу. И в моем перевернутом с ног на голову волшебном мире это были неплохие две недели — работать спокойно, питаться тостами и не вылезать из выцветших старых футболок и потертых джинсов. Теперь же часы пробили полночь. Пора надевать «хрустальные башмачки» и лететь в Америку на поиски своего принца.

Глава 8 США, ЛОС-АНДЖЕЛЕС


Неприятно вздутый живот, бледное лицо, нерешительность и усталость… расстройство биоритмов после пересечения часовых поясов — вот что представляет собой система физиологического контроля несчастных путешественников. Одна радость — точно знаешь, что ты не беременна.

Зато я приземлилась в Лос-Анджелесе, столице всех диет мира, где молятся на еду с низким содержанием жиров и углеводов и всякое нарушение этого закона считается святотатством. Поэтому я была исполнена решимости отныне вести здоровый образ жизни. Я обрету прежнюю форму. Буду питаться правильно и снова начну посещать тренажерный зал. Буду лучше выглядеть и чувствовать себя, наберусь новой энергии для поисков.

Я остановилась в одном из отелей сети «Бест Вестерн», на Сансет-стрип, средней части бульвара Сансет, достаточно красивой и, главное, находящейся в самом центре города, что немаловажно, особенно потому, что мое первое свидание назначено в «Комеди стор», как раз через дорогу. Я встречалась с комиком по имени Лоуэлл. Моя подруга Лиззи дала мне номер телефона, но предложила посмотреть его шоу сегодня и, если он мне понравится, позвонить завтра с утра. К этому времени я достаточно узнала своих «охотников за кандидатами», чтобы понять: не последовав их советам, я могу очень пожалеть.


Свидание № 28: Лоуэлл. Сансет-стрип,

Лос-Анджелес, США


Сегодня в «Комеди стор» было устроено нечто вроде турнира — состязались двадцать четыре комика. Каждому давалось три минуты на выступление. Такое быстрое мелькание лиц означало, что публика совершенно безразлична к актерам, все пришли на шоу посмеяться и через минуту забыть и о комиках, и об их шутках. Естественно, что в условиях такого жесткого прессинга большинство комиков теряли сначала самообладание, а потом и внимание зрителей, которые, не стесняясь, громко переговаривались, ерзали и кашляли.

По моему разумению, зрелище не для слабонервных: наблюдать, как публика чует кровь умирающего комика и приканчивает его своим безжалостным равнодушием, словно гладиатора, сражающегося за свою жизнь перед пресыщенной толпой, было выше моих сил.

Я пропустила появление Лоуэлла на сцене: австралийский имитатор (он имитировал, что глотает микрофон, поднося его к широко раскрытому рту) хотел знать, почему не смеялась публика. Неужели потому, что не поняла его акцента?

Вместо того чтобы ответить, я во все глаза смотрела на Лоуэлла, который уже начал свой номер. Совершенно необычная внешность — высокий, с сильным мускулистым телом и короткими светло-русыми волосами. Говорил он лениво-тягуче, как истинный южанин, но в нем не было ничего вялого или медлительного. Наоборот, его номер можно было назвать оскорбительным. Играл он с яростной воинственностью пьяницы, которого в полночь заталкивают в полицейский фургон.

Именно ему удалось то, чего не добился ни один комик, — привлечь внимание собравшихся. Выпалив один из самых омерзительных анекдотов, он вылетел со сцены, сопровождаемый такими возмущенными и злобными воплями, что на секунду мне показалось — его сейчас попросту побьют.

Несмотря на это, я все же посчитала, что комик он неплохой, но встречаться с ним не буду ни за какие блага мира! (Подозреваю, Лиззи это знала.)

Поэтому я выпила пива и посмотрела еще несколько выступлений, прежде чем решила удалиться на покой.

По автостоянке уже бродила толпа усталых комиков, как банда уличных хулиганов, зализывающих раны после яростной стычки. Среди них был и Лоуэлл. Он не знал, что я подруга Лиззи.

— Спасибо, что пришли! — воскликнул Лоуэлл.

— Меня восхитил ваш номер, — бросила я через плечо, проходя мимо.

— Правда? — Он догнал меня. Забежал впереди повернулся ко мне. — Я играю вот этим! — продолжал Лоуэлл, ударив кулаком в грудь, по-прежнему высокомерный, но явно уязвленный реакцией публики.

— Мне было весело, — честно высказалась я.

— Правда? А мне показалось, это провал.

Лоуэлл выглядел потрясенным — уж не знаю, то ли своим номером, то ли публикой.

— Вы оригинальны, — спокойно констатировала я. — И не похожи на других. Не пытались угодить. Этим и выделяетесь.

За моей спиной продолжали метаться расстроенные комики, постепенно сникая, по мере того как прилив адреналина потихоньку сходил на нет.

— Вы еще вернетесь? — спросил Лоуэлл.

— Может быть, — пожала я плечами, зная одно: то, что делали эти люди, было не смешно и не забавно.


Свидание № 29: Брайан, Си-би-эс — ТВ — студия. Фэрфакс, Лос-Анджелес, США


Брайан тоже был не тем, кем казался.

Когда я рассказала Элли, как трудно назначить свидание в Лос-Анджелесе, она пообещала кого-нибудь отыскать и, верная слову, договорилась о телевизионном свидании со своим приятелем Брайаном.

Я давно хотела пойти на телевизионное свидание, чтобы проверить мою теорию, по которой, как только вы минуете начальную, взаимно-одержимую и интроспективную стадию нового романа, он переходит в нечто более спокойное, как правило, включающее совместное сидение перед телевизором долгими вечерами. Поскольку именно в Лос-Анджелесе снимается большинство комедий положений, я подумала, что смотреть телевизор во время свидания, вернее, сидеть на записи телепрограммы во время свидания, — хороший способ проверить, совместимы ли мы.

К сожалению, проверить теорию так и не удалось, поскольку оказалось, что в Лос-Анджелесе две студии Си-би-эс и мы, разумеется, попали не туда.

Брайан заехал за мной в отель на своей машине, и мы отправились в Фэрфакс. Высокий, безусловно, красивый, с коротко стриженными темными волосами, огромными голубыми глазами и безупречной фигурой атлета, он произвел на меня впечатление… гея.

Не стоит и говорить, что я держала свои мысли при себе.

Узнав, что мы ошиблись студией, Брайан принялся многословно извиняться:

— О, Дженнифер, какой же я идиот! Подумать только, ведь я тоже хотел посмотреть!

Он выглядел искренне расстроенным, но вскоре пришел в себя, схватил меня за руку, и мы побежали в самый устрашающий и сказочный магазинчик «секонд-хенд». Никаких вежливых манер, никакой помощи престарелым: люди толкали набитые тряпьем тележки мимо вешалок — очевидно, на что-то более дорогое не хватало денег.

Именно в этом магазинчике я обнаружила, что Брайан — не Брайан и что он действительно гей.

В комиссионке не было примерочных. Вместо этого на длинной задней стене было укреплено штук двадцать высоких зеркал. Я скромно разделась за стопками магнитофонных кассет и романов Гарольда Роббинса. Брайан оказался не настолько стыдлив: нагромоздив гору одежды у ног, он как ни в чем не бывало разделся перед зеркалами (и толпой восхищенных молодых людей). Его живот был таким плоским, а мускулы — такими твердыми, что Брайана вполне можно было использовать для транспортировки на берег при кораблекрушении. Достаточно было перевернуть его на спину, схватиться за соски — и можно спокойно плыть в нужном направлении.

Оглядев его накачанное тело, я неожиданно для себя выпалила:

— Брайан, у вас такое тело, за которое любой гей отдал бы все!

К огромному разочарованию зрителей, он перестал работать мышцами живота и сконфуженно уставился на меня.

— Значит, вы знали? — тихо пробормотал он.

— Ну… — протянула я, неловко пожимая плечами (учитывая, что стояла на одной ноге, поскольку другую едва успела сунуть в оранжево-розоватый атласный комбинезон, это само по себе уже было достижением).

Мы оставили одежду валяться на полу и пошли пить кофе. Брайан был другом Элли, а также другом Марка, с кем я сейчас пила кофе.

— Дженнифер, — начал он, мучительно морщась, — я, конечно, должен был все рассказать. Просто дожидался нужного момента. Вы, должно быть, очень злитесь на меня, верно?

Он объяснил, что Брайану пришлось задержаться на работе, но Марк, его сосед по квартире, был фанатом занятых в программе актеров и вызвался поехать вместо него.

— Мы решили, что, таким образом, у вас будет с кем сегодня провести вечер, — упавшим голосом заключил Марк (бывший Брайан).

Я пропустила запись программы, мой спутник оказался голубым, но отчего-то ощущала себя счастливой. Шопинг — всегда неплохое развлечение. Но шопинг с милым человеком, который знает, где найти платья лучших модельеров по самым низким ценам… в этом отношении Марк действительно Родственная Душа!

Он заплатил за кофе, и мы вернулись в магазин. Свидание прошло как нельзя лучше!


Свидания №№ 30–50 (скоростные). Редондо-Бич,

Лос-Анджелес, США


Как-то, листая в самолете журнал, я прочла, что свыше семидесяти четырех процентов мужчин после первых пятнадцати минут свидания понимают, нравится им женщина или нет.

Пятнадцать минут? Так долго?

Женщина немедленно определяет, нравится мужчина или нет. Совсем как в игорном автомате: в эти первые напряженные моменты свидания все факторы, включая тембр голоса, содержание беседы, внешность, язык тела, манеру одеваться, рост и исходящие от мужчины флюиды, мгновенно перекручиваются в голове женщины, пока картинки не замирают в одном положении. Либо это в основном вишенки (брось еще монетку и продолжай играть), либо — лимоны (прекращай игру и немедленно уходи).

Поэтому теория скоростных свиданий (двадцать свиданий по три минуты каждое) имеет глубокий смысл. Конечно, мужчинам это тяжело, будь то комик или очередной кандидат в Родственные Души. Но женщина многое может понять всего за три лос-анджелесские минуты.

Мой друг Йен цинично обвинил меня в том, что, стремясь к скоростным свиданиям, я просто хочу набрать побольше свиданий и достичь рекордных цифр, но мне было по-настоящему любопытно. Конечно, менее удобно, чем свидания в Интернете: нужно договариваться о времени и ехать в назначенное место, но есть и преимущества. Встреча вживую, лицом к лицу, означает, что вы немедленно обнаружите, нравится вам мужчина или нет, есть ли между вами так называемая «химия». И при этом никаких обязательств и обещаний. Вы также сразу обнаружите, насколько точны их биографии. Когда-то я провела в Интернете две прекрасные недели с неким Мартином, прежде чем встретиться и, к собственному разочарованию, увидеть своими глазами, что он едва не на голову ниже меня.

Поэтому я согласилась на скоростные свидания.


Увидев меня, входящую в оживленный бар в Редондо-Бич, распорядитель Стив (это Лос-Анджелес) облегченно улыбнулся:

— Слава Богу, еще одна женщина! А то скоро мужчины останутся без дела! Женщин у вас явная нехватка.

Я огляделась. И точно, всего пять маленьких столиков. За каждым изнуренная женщина, а вокруг толпился рой нетерпеливых мужчин, следящих за тем, чтобы никто не превысил трех минут положенного времени, и ожидающих, когда настанет их очередь.

Каким-то уголком сознания я подумала, что должна чувствовать себя запуганной таким невероятным прессингом и атмосферой конкуренции, царящей в комнате, но вместо этого пришла в восторг. Лос-Анджелес — социальный барометр для остального мира. Может, это и есть настоящее будущее всех свиданий? Соотношение одиноких женщин и холостых мужчин — одна к пяти?

Стив дал мне бейдж с именем и номером, сунул в руку дощечку и велел записывать на нее номер каждого мужчины, который мне понравится. Результаты пришлют через пару дней электронной почтой (словно некий вид странного теста на беременность свиданием: «Поздравляем, Дженнифер, у вас будет бойфренд»).

Господи, я только сейчас сообразила, что не придумала историю, как я объясню кандидатам, почему оказалась здесь. Не хотела рассказывать о поисках-это займет все три минуты. Но если скажу правду-я здесь на два дня и хочу кого-то встретить, — даже в истосковавшемся по психотерапии Лос-Анджелесе это прозвучит так, словно у меня проблемы с противоположным полом.

Как, оказалось, волноваться было не о чем. Поскольку женщин и времени мало, говорили исключительно мужчины.

Кандидат № 30 заявил, что Иисус не возражает против того, что мы это делаем, и спросил, к какой церкви я принадлежу. Кандидат № 31 оказался аналитиком… я не разобрала, что именно он анализирует, потому что он не говорил, а бессвязно бормотал. Кандидат № 32 работал на оборону: «Подробнее я не могу сказать, пока не пройдете проверку». Я спросила кандидата № 33, бывал ли он раньше на подобных мероприятиях.

— Вчера вечером, — ответил тот. — Я готов иметь детей и хочу найти себе невесту.

Кандидату № 34, немцу, отчаянно хотелось поговорить с кем-то из Европы. Кандидатом № 35 оказался милый одинокий вьетнамец.

— Я решил немного оттаять и с кем-нибудь познакомиться. Свидания совершенно не обязательны, мне просто необходимы друзья.

Кандидат № 36 был консультантом по менеджменту, которому не терпелось выразить восхищение Непалом.

— Почему? — удивилась я.

— Они чистят зубы ниткой прямо на улице, — ответил он.

Мне понравился кандидат № 37, хотя на третьей минуте он проорал: «У меня двое детей!» — после чего кандидат № 38 силком оттащил его от моего стола.

К тому времени, когда свидание № 50 благополучно закончилось, у меня голова шла кругом и не терпелось поскорее убраться отсюда. Все равно что участвовать в викторине под одобрительный свист публики. Я подумала, что для получения приза имеются куда менее стрессовые способы.

Не успела я вернуться в отель, как из Лондона позвонила Лиззи, которой не терпелось узнать, получилось ли что-то с Лоуэллом. Я сказала, что для меня он слишком энергичен, хотя по сравнению с некоторыми из тех, кого я только что встретила, казался сущим ягненком.

Мы посмеялись, и Лиззи заметила:

— Джен, я давно уже не слышала, чтобы ты так счастливо смеялась. Я боялась, что вся эта история начинает действовать тебе на нервы.

Об этом я не думала, но Лиззи права. В Европе я никогда не испытывала такой жажды жизни, такого невероятного возбуждения.

— По какой-то причине мне, оказалось, трудно найти общий язык с европейскими мужчинами, — призналась я, впервые осознав, что это правда. — Всегда ощущала себя чужачкой. Может, потому, что американская культура больше похожа на нашу, всем нравится мой акцент, и никто не стесняется говорить со мной, я чувствую себя частью общества, а не просто наблюдателем.

Возможно и то, что, немного отдохнув дома от пережитого напряжения и уже успев встретиться с десятком мужчин в Америке, я приобрела больше опыта, позволившего легче справляться с «грузом работы». Начиная путешествие, я была крайне угнетена, но теперь события, казалось, приобрели естественный порядок и ритм.

— Видишь ли, мне действительно нравится здесь, и я с нетерпением жду новых свиданий. Не понимаю, что я вообще делала в Европе: здесь ведь гораздо больше возможностей.

Прежде чем распрощаться, мы поболтали о более повседневных вещах: как поживает ее малышка Конни, какие шикарные сапожки я купила на Родео-драйв…

Хотя было уже поздно, я прекрасно себя чувствовала и так и бурлила энергией, поэтому отправилась в расположенный по соседству «Дом блюза», успеть на «Артура Ли энд Любовь»[14]— славное, простое, громогласное развлечение: говорить оказалось невозможно, поэтому я улыбалась и пожимала плечами, когда мужчины пытались вовлечь меня в разговор.

Исполнив на «бис» зажигательную импровизацию «Молнии в дымовой трубе», Ли снял темные очки и прохрипел зрителям:

— Эй, все вы, сделайте мне одолжение: любите друг друга.

Какой контраст с чванливой публикой «Комеди стор»! Здесь присутствующие разразились воплями «ура» и пустились в буйный танец.

Это показалось мне добрым знаком, и я кричала и плясала вместе с остальными. Лиззи оказалась права: я была счастлива, готова флиртовать и в результате болтала как заведенная. Не могу объяснить почему, но по какой-то причине я чувствовала, что нахожусь на верном пути. Все делаю правильно. Моя Родственная Душа все ближе и ближе. Я нюхом чую, скоро все переменится.

— Так, где ты сегодня раздеваешься?

Потребовалась каждая унция моей воли, чтобы не повернуться и не посмотреть, какая из дам в очереди на регистрацию у стойки «Саутвест эйлайнз» задала этот вопрос.

Зато теперь мне стало ясно, почему столько длинноволосых большегрудых блондинок в молодежном прикиде толпится в аэропорту Лос-Анджелеса. На одной женщине была маленькая (вернее, крошечная) красная майка и красные пластиковые шорты, закрывающие ровно половину попки. Наконец она нагнулась, пытаясь поднять тяжелые сумки на весы, и при этом вытекла из шортов, как арахисовое масло из сандвича. Очередь, застыв на месте, зачарованно наблюдала, не понимая, кого позвать на помощь — носильщика или гинеколога.

Очевидно, четверг тот день, когда все стрипушки собирались на работу, — самое время лететь в Вегас.


— Хотите увидеть завтра шоу, мэм?

Продавец билетов в цилиндре энергично размахивал пачкой флаеров перед женщиной лет пятидесяти и ее мужем, нырнувшими в прохладу кондиционированного воздуха, подальше от изнурительной жары Стрипа[15].

— Завтра мы едем на свадьбу, — пролаяла она с густым бруклинским акцентом. — Лучшего шоу не продумаешь.

Лас-Вегас — почти официальная американская столица свадеб и азартных игр. Вы спросите, какая связь между первым и вторым? Если отбросить отсутствие формальностей (быстро и легко), вопрос остается прежним: почему так много людей женятся в Вегасе? Может, потому, что тематический парк посреди пустыни и чувство оторванности от остального мира вселяют в вас некую импульсивность под девизом «Да пропади все пропадом!..»? Или выигрывая и проигрывая в казино люди ощущают себя более готовыми к последней, самой рисковой партии?

А если отношения с мужчинами — игра вслепую, не смогу ли я научиться чему-то полезному от профессионального игрока? Какую роль играет удача и какую — опыт и знание системы?

Я договорилась о встрече с Честером через «охотника за кандидатами» третьего поколения. Понимая, что ситуация может быть неловкой, мы решили выпить в баре моего отеля, чтобы я чувствовала себя более надежно — все-таки на «своей территории».

Проблема заключалась в том, что в моем обычном отеле «Алексис-парк» (дешевом, но очень уютном, с тремя бассейнами и огромными удобными номерами), не оказалось свободных комнат и пришлось остановиться в «Дейз инн», недалеко от Стрипа.

Отель выглядел неплохо, и к тому времени, когда пришла пора уезжать, я невероятно к нему привыкла. Но он был очень убогим, да и расположен в довольно сомнительном районе. Через весь вестибюль тянулась темная стойка бара, за которой теснились игорные автоматы. Арочный вход вел направо, в большой подвальный обеденный зал. Все охранялось одноруким смотрителем лет семидесяти по имени Невилл.

Здесь было полно стариков — либо сидящих перед автоматами, либо ожидающих, пока принесут макароны с сыром. Улица же была куда более оживленной. В первый вечер за мной гналась банда на велосипедах, на второй мне едва не досталось цепью в драке между соперничавшими бандами велосипедистов. На третий потасовка кончилась тем, что одна из банд ворвалась на крыльцо отеля, где мирно восседала я. «Дейз инн» напоминал дом престарелых в двух шагах от Армагеддона.

Именно сюда пришел на свидание Честер.


Свидание № 51: Честер, профессиональный игрок. Вегас, США


Честер, громоздкий мужчина лет пятидесяти, с темными волосами и модной щетиной, подвел меня к стойке бара и немедленно увлекся игрой в покер на ТВ, в которую и оставался погруженным почти до конца свидания.

Покер безумно популярен в Америке. Игры не только показывают по телевизору (включая длинные серии с самыми прославленными игроками) — были сконструированы даже специальные наручные камеры, чтобы вы могли видеть руки звезд покера и наблюдать каждый ход игры.

Честер не хотел пропускать проходящий сейчас большой турнир, и после нескольких безуспешных попыток вовлечь его в беседу я смирилась и довольствовалась тем, что молча сидела и наблюдала за ним. Но при этом установила лимит в две кружки пива. Если к тому времени программа закончится и мы сможем поговорить — прекрасно; если же нет — иду к себе и просматриваю электронную почту.

Игра оказалась не особенно интересной, но я поразилась увлеченности игроков. Честер тоже это заметил.

— Взгляните на его руки, — он кивнул в сторону экрана, — они трясутся. Значит, у него хорошая взятка.

— Правда? — ахнула я, немедленно забыв о нетерпении. — Откуда вы знаете?

— Вы можете много сказать об игроке и его картах по языку тела, — ответил он, не отрывая взгляда от экрана. — Смотрите, как он разглядывает карты! Это означает, что у него хорошая взятка. Разглядывая фишки, они оценивают, сколько могут позволить себе потерять.

Именно за этим я и пришла.

— А если человек аккуратно складывает фишки в стопку, это тоже что-то означает?

Честер не ответил, опять увлекшись игрой, и только через несколько минут с рассеянным нетерпением фыркнул:

— Каждый жест и взгляд что-то означают. Если собираетесь играть, необходимо изучать своего оппонента. Можете быть уверены — вас он изучит досконально. Мужчина, который складывает свои фишки? Возможно, просто осторожный игрок, любит все обдумывать у никогда не рискует. Мужчина, который оставляет фишки разбросанными, агрессивен и его сложнее разгадать. И видите, как они сидят: вон тот парень только что откинулся на спинку стула-значит, решил выйти из игры…

И точно, мужчина положил карты на стол, и крупье смел его фишки в центр.

Поразительно увлекательное зрелище! Я наблюдала такой же язык тела во время скоростных свиданий. Бормочущий аналитик как раз развалился на стуле, тогда как консультант по менеджменту (тот, что чистил зубы ниткой на улице), вероятно, более уверенный в своей взятке, подался вперед, едва не касаясь моего носа.

Внезапно поток откровенийиссяк: Честер снова замолчал, занятый игрой, и вел себя так, будто мы — незнакомцы, случайно столкнувшиеся в баре (на самом деле так оно и было). Я мелкими глотками пила теплое пиво, одним глазом наблюдая за игрой, а другим — за Невиллом, медленно чистившим потертый ковер. Честер вдруг громко вздохнул. Я взглянула на телевизор. Игра закончилась, и Честер сразу обмяк, словно напряжение, державшее в тисках тело, разом отпустило.

Многие считают, что игра или комедия — занятия легкие, но и комик, и игрок напоминают сжатые пружины. Интересно, я тоже так выгляжу со стороны, когда работаю?

— Суть игры в том, — объяснил Честер, впервые поворачиваясь ко мне, — что это вовсе не игра, а работа. Нужно трудиться всерьез. Нельзя полагаться на удачу и садиться за стол неподготовленным.

Очевидно, он не шутил, как и все мои знакомые, когда речь шла об их профессии. Но тогда где же тут место любви? Была ли я права, относясь к поискам Родственной Души как к работе, или вам просто должно повезти в любви?

— А как насчет удачи новичка? — спросила я.

— Чепуха! — нетерпеливо отмахнулся он. — Она ничего не означает и не длится долго.

— Так что необходимо для хорошей игры? — спросила я. — Какого игрока можно назвать профессионалом?

— Ну… — начал он, явно освобождаясь от остаточного напряжения, прежде чем запить виски кока-колой. — Хороший игрок делает половину работы, прежде чем подойдет к столу. И если у вас должный настрой, если вы знаете свой предел и своих противников — это действительно полдела.

Хотя я достаточно ясно видела параллели, все же понимала, что игра — это необходимость победить любой ценой. Я не желала получить мужчину любой ценой. Я хотела Единственного. Но если видишь партнера насквозь, легче решить, на верной ли ты дороге.

— Знаю, это звучит глупо, но действительно ли важнее всего непременно выигрывать?

Честер был явно заинтригован вопросом: словно я прошла начальный курс и передвинулась на другой, но все еще начальный, уровень.

— Вам следует хорошенько подумать о том, чего вы хотите. То есть вы, очевидно, хотите победы. Но необходимо твердо определить, сколько вы хотите выиграть и сколько можете позволить себе проиграть. Говорю же, нужно установить строгий лимит, и когда достигнете его, поднимайтесь из-за стола и уходите. Незачем выбрасывать деньги на ветер.

Его слова имели смысл-я никогда не ставила себе пределов с Келли. Всегда считала, что слишком глубоко завязла, чтобы поворачивать назад, и если постараюсь, начнется долгожданная идиллия.

— Но здесь нужно железное самообладание, — смиренно пробормотала я.

— Игра-это и есть самоконтроль и самообладание! — отрезал Честер. — Никогда не садитесь играть, если вы злы или пьяны. Вы играете не только с картами, но и с людьми. И они, в свою очередь, играют с вами. Необходима ясная голова, чтобы все просчитать. Ну а потом представляйте, как выигрываете.

— Представить, как я выигрываю? — озадаченно повторила я. — Не слишком ли это самонадеянно?

— Вовсе нет, — покачал головой Честер. — Это называется «позитивное видение». Все равно что быть бегуном. Если хорошо представить, как пересекаешь финишную прямую, сможешь и быстрее бежать. Если видишь, как выигрываешь в покер, — чаще объявляешь козырную масть. Если заранее считаешь себя неудачником, не имеешь веры в себя и решимости играть хорошо, обязательно продуешь, сколько бы денег при тебе ни было.

Я потрясенно слушала, как Честер повторяет слова профессора Любви.

— Поэтому те, кто приезжает поиграть в Вегас на уик-энд, чаще всего оказываются с пустыми карманами, — продолжал Честер, впервые проявляя некое подобие эмоций. — Игра требует терпения. Прежде чем сесть за стол, необходимо наблюдать, изучать и готовиться. Сначала следует мысленно проделать все ходы, нельзя очертя голову кидаться в игру.

Хотя я была согласна насчет подготовки, все же считала, что Честер несправедлив к туристам. Они не профессиональные игроки. Просто приехали на уик-энд немного развлечься. Разве это плохо? Как человек, одержимый карьерой, Честер полагал, что все должны относиться к игре так же серьезно, как он.

— Но ведь большинство людей, приезжающих в Вегас, играют для забавы, — возразила я.

— Совершенно верно, мэм. И в этом нет ничего дурного.

С этими словами он вдруг наклонился и поцеловал меня.

А вот этого я не ожидала. То есть абсолютно. Когда Фрэнк, в Голландии, поцеловал меня, я растерялась намного меньше, потому что провела с ним весь день и мы прекрасно поладили. С Честером же почти не разговаривали.

Боясь, что Невилл подсматривает за нами, я схватилась за край стойки, чтобы не соскользнуть с табурета. Тот добродушно улыбнулся.

— Иногда необходимо и рискнуть, — заметил он.

Я суетливо вскочила и поблагодарила за то, что он потратил на меня время. И даже не высказалась насчет «значит, вы вдруг поверили в удачу?!».

Похоже, когда речь идет о романтике, даже профессионалы забывают теории и следуют зову сердца (ну… или одного из своих органов, что тоже немаловажно).


Назавтра я хорошенько обдумала слова Честера. Подсказки языка тела могут быть полезны, как и те, что насчет лимита (хотя это я успела усвоить в Париже). И поистине бесценны его замечания о положительном видении. Еще один шаг вперед от философии профессора Любви, призывающего любить себя: предполагается, если ты любишь себя, то можешь легко представить все новое и прекрасное, что ты хочешь получить.

Я включила лэптоп и перечитала «Описание работы по поиску Родственной Души»:


…достаточно старомодна, чтобы выглядеть слабой женщиной… того, кто заставлял бы меня улыбаться, позволял читать ему газетные статьи…

…рассказывал мне интересные вещи… которых я до сих пор не знала… вы верите, что жизнь коротка и нужно пользоваться каждым ее моментом… чувство юмора и любовь к приключениям обязательны…


Боже, кем бы он ни был, в моем описании все выглядит лучше некуда.

Я сосредоточилась на тексте и представила нас вместе. Вот мы смешим друг друга, спорим о политике, ухитряемся затеряться в экзотических странах, сворачиваемся клубочком перед телевизором.

Я грустновато улыбнулась, гадая, встречу ли его когда-нибудь… но тут же вспомнила, что люблю себя и должна пустить в ход позитивное видение. Он где-то рядом, и я его встречу. Обязательно.

И тут я вдруг сообразила, что действительно в это верю. Не потому, что так надо. Просто верю в это всем сердцем.


Наутро я спустилась вниз как раз в тот момент, когда пара других постояльцев, Эрл и Pea, вместе с друзьями отъезжали от отеля в экипаже с намерением повторить свои брачные обеты. Они направлялись в знаменитую маленькую «Белую брачную часовню» и, увидев «эту симпатичную англичаночку», спросили, не хочу ли я к ним присоединиться. Они были женаты уже пятьдесят лет и явно наслаждались обществом друг друга {при этом то и дело перешучиваясь, подкалывая друг друга и картинно закатывая глаза к небу). Pea выглядела прелестно в шелковом костюме цвета персика, Эрл был неотразим в майке с надписью: «Если у этого имеются титьки или шины, значит, вам грозят крупные неприятности».

Чаролетт Ричарде, владелица маленькой «Белой брачной часовни», известная последние сорок лет как «брачная королева Запада», венчала всех: от Джуди Гарланд, Фрэнка Синатры и Джоан Коллинз до Бритни Спирс и… э-э… Блу Ойстер Калта. Среди служащих числились бывшие стриптизерши и огромное количество пародистов, от «Сэмми Дэвиса-младщего» до «Дина Мартина». И разумеется, «Элвиса». Я отстала от компании, когда они решили нанять большой лимузин и проехаться по улицам Вегаса. Пытаясь уберечься от жары, я осталась поболтать с Розанной, заместительницей Чаролетг.

Мы ретировались в прохладу конторы и разделили кусочек свадебного торта, который успела сунуть мне в руку невеста. Розанна рассказала, что двадцать пять процентов церемоний-повтор уже состоявшихся свадеб. Я нашла и ее рассказ, и это место поистине вдохновляющими. В комнате царила атмосфера старого доброго мюзикла: «Сэмми Дэвис-младший», смеясь и делая пируэты, показывал другому «Сэмми Дэвису-младшему», как делать сложное па. Составители букетов приплясывали у гигантских холодильников, где при определенной температуре хранились цветы, а бархатный голос «Элвиса» распевал, умоляя их не быть жестокими.

— Он упражняется? — спросила я Розан ну.

— О нет, — жизнерадостно ответила Розанна. — Просто любит петь. Начнет — не остановишь.

Счастливых новобрачных, исходивших слезами и сердечными благодарностями, встречала радостная и добрая атмосфера. Не успела я оглянуться, как уже рассказывала им о своих поисках и мы обменивались историями и советами о любви и браке.

У меня давно уже не было такого прекрасного дня. Все обнимали и целовали меня на прощание. «Дин Мартин» решил отвезти меня в лимузине к «Белладжио». Костюмерша — крошечная итальянка, хореограф Майкла Круфорда в «Барнуме», обладающая безусловной властностью сицилийской «крестной матери», — проводила меня до машины.

— Хочешь знать секрет счастливого брака? — строго спросила она, тыча мне пальцем в грудь.

Она собственноручно шила поразительно красивые подвенечные платья и была замужем вот уже пятьдесят три года, поэтому я не колеблясь кивнула.

— Вся семья должна быть рядом, — непререкаемо изрекла женщина. — Потому что, когда секс кончается, семья все равно остается.

Вернувшись в отель, я прочла е-мейл из Голландии от Фрэнка.


Я все гадал, где ты сейчас находишься, на скольких свиданиях уже успела побывать… сколько парней успела поцеловать… или я пока один такой счастливчик?


Хотя после Фрэнка я поцеловалась с несколькими парнями, все же он оставался лучшим, и я немедленно отправила ответ, заверив, что по-прежнему считаю его номером первым. Пока.

Я влюбилась в Вегас. Влюбилась в свой неприглядный отель, палящую жару, аляповатую роскошь, непрестанное звяканье игорных автоматов. Все это должно было действовать на нервы, но почему-то производило обратный эффект. Если не считать банд велосипедистов, остальные были очень дружелюбны, и дешевая роскошь совсем не мешала. А бродить по прохладным позолоченным интерьерам отелей и казино было истинным удовольствием.


Следующие два дня я встречалась с «Элвисом» (свидание № 52, настоящее имя Дин Зет), обладателем завораживающих бирюзовых глаз и кока, такого же высокого и твердого, как зачерствевший зерновой хлеб. К сожалению, он был слишком молод, не больше двадцати, — зато неотразим, умен и чрезвычайно интересен. Он был «Элвисом» с трех лет; в пятидесятых его дед служил барабанщиком у известного британского певца.

— Может, вы слышали о Максе Байгрейвсе? — вежливо спросил он.

Роб (свидание № 53) был почти так же хорош, как Андерс, но не настолько устрашающ. И преисполнен решимости доказать, что можно объехать весь мир, не покидая Вегаса. Поэтому он повел меня выпить в Венеции, поужинать в Париже, погулять вокруг пирамид и по боковым улочкам Нью-Йорка, посмотреть на акул у рифа Мандалая и снова выпить, на этот раз в Марокко. Роб не мог посидеть спокойно и двух минут, и при более длительных отношениях это, вероятно, раздражало бы меня. Но сейчас мы смеялись, поддевали друг друга, и к концу ночи он похитил титул у Фрэнка.

«Возмутительные приключения Бетти» был модным лесбийским клубом, который я нашла не так давно в Интернете и с тех пор постоянно переписывалась по электронной почте с его президентом, Нэнк. Она показалась мне чудесным человеком, и я с нетерпением ждала встречи с ней и остальными «Бетти» (свидание № 54) на одном из их постоянных пикников за городом.


Обычно мы сидим и болтаем, но часто затеваем пешие походы, потому что местность невероятно красива и не так жарко, как в Вегасе. Будем рады видеть тебя на пикнике. Я хотела бы послушать о твоих путешествиях…


Наутро Нэнк вместе с еще одной «Бетти», которую звали Элизабет, заехала за мной в отель. На ее полноприводном автомобиле мы отправились в горы за сорок километров от Вегаса.

Тридцатипятилетняя Нэнк, миниатюрная блондинка, могла считаться настоящей красавицей, но кроме того, была невероятно мягкой и доброй. Мы все испытывали неловкость, и Нэнк делала все возможное, чтобы я чувствовала себя как дома. Элизабет, сорокалетняя дама, худощавая и подтянутая, источала едкое остроумие. Известная и преуспевающая журналистка, она неустанно донимала меня, пока мы ехали в горы под нестихающим проливным дождем.

Поездка оказалась выдающейся. Не только потому, что все мы одиноки и женщины принимали близко к сердцу цель моего путешествия, но еще и потому, что Нэнк и Элизабет, естественно, смотрели на происходящее с точки зрения лесбиянок. Для меня это было совершенно новое мировоззрение.

— Откуда ты узнаешь, что это Он, если вы встретитесь всего один раз? — допытывалась Элизабет.

— О, брось! — отмахнулась я, в душе наслаждаясь перепалкой. — Где твой романтизм? Неужели не бывало — стоит бросить взгляд на кого-то, и ты уже знаешь, что это Та самая?

Она неохотно согласилась. В ответ я призналась, что всегда теряюсь и не знаю, что сказать, когда мужчина считает себя вправе переспать со мной после первого же свидания.

— Мужчины, что с них взять! — фыркнула Элизабет. — Разве не поэтому они с тобой встречаются? А если ты заявляешь, что ограничишься только свиданием, что же им, по-твоему, делать?

— У лесбиянок другие приоритеты по сравнению с гетеросексуальными парами, — мягко заметила Нэнк, не сводя глаз с дороги, освещенной вспышками молний.

По крыше машины барабанил град. Крупные льдинки плясали на бетонном покрытии шоссе.

— Прежде всего, нам нужна дружба, — продолжала она. — Если это есть, значит, далее мы мечтаем о долгосрочном партнере. Только у очень немногих лесбиянок секс стоит на первом месте.

И женщины принялись рассказывать об одной из своих соклубниц, для которой секс-главное в жизни, и о том, в какой переплет она попала из-за этого. Я поразмыслила над словами Нэнк. Приоритеты не просто лесбийские. Такие же исповедовали большинство женщин, я в том числе. Но я не лесбиянка. Куда меня завело, если я пытаюсь встретить Родственную Душу в ситуации, где наши приоритеты полярны?

Но сейчас не время для самоанализа. Мы приехали на место. У подножия холма, под гигантскими мохнатыми соснами, стояла палатка на пять человек, где скрывались от грозы двадцать три лесбиянки.

Мы схватили кое-какие припасы — наш вклад в общий стол — и, разбрызгивая грязь, рванули в палатку. Внутри оказалась широкая деревянная скамья и островок поверхности, не занятый гигантскими мисками с салатом из тунца, белым вином и шоколадными пирожными, который служил приютом очередной промокшей «Бетти». Пробраться в палатку было нелегко — там и без того яблоку негде упасть.

В подобных обстоятельствах заводить друзей легче легкого, и совсем как вчера, в «Белой брачной часовне», мы смеялись и наперебой рассказывали истории о своих похождениях. Услышав о причине моих поисков, Хетти и Джун, которым было уже далеко за шестьдесят, пожелали мне удачи. Джун сказала, что они с Хетти — Родственные Души. Я заметила это: как предсказал профессор Любви, у них был совершенно одинаковый язык тела и, кроме того, они то и дело договаривали фразы друг за друга.

Обнявшись, в своих мокрых куртках, они выглядели так, словно созданы одна для другой.

— Мы вместе всего три года, — призналась Джун.

— Но всю нашу жизнь шли к этой встрече, — убежденно добавила Хетти.

Джун улыбнулась. Я тоже улыбнулась и рассказала им о теории позитивного видения Честера.

— Да, — задумчиво кивнула Хетти, — нужно верить, что это случится. Но еще важнее другое: когда настанет время, нужно быть готовой принять подарок судьбы.

Я обняла обеих, тронутая их историей, и полностью согласилась с советом Хетти.

Глава 9 США, БЛЭК-РОК-СИТИ, НЕВАДА


Женщина знаком велела заглушить двигатель авто и, выйдя из будки контрольно-пропускного пункта, медленно побрела по палящей жаре к моей машине. Глаза прикрыты темными очками в оправе, усаженной стразами, но… она была совершенно голой, если не считать парика из седеющих волос и золотых звезд шерифа, нарисованных на сосках.

Подойдя со стороны водительского сиденья, привратница молча сунула голову в окно и поцеловала меня в губы, крепко и долго, после чего выпрямилась и оценивающе оглядела. Не отрывая от нее взгляда, я потянулась к сумке-холодильнику на заднем сиденье, вытащила упаковку из шести банок пива и так же молча протянула ей.

Только тогда она улыбнулась, прижала ледяные банки к голому животу и испустила радостный вопль.

— Ты девочка что надо, — рассмеялась она, снимая очки и широко улыбаясь. — Большое удовольствие принимать тебя в Блэк-Рок-Сити. Добро пожаловать на фестиваль «Пылающего человека»!

В конце каждого лета участники фестиваля «Пылающего человека» раскидывают лагерь на Плайе, обожженной солнцем бесплодной части пустыни Невада, в двух часах езды к северо-востоку от Рино.

Организованный Ларри Харви в 1986 году в Сан-Франциско и перенесенный в пустыню в 1992-м, он был не столько фестивалем, сколько весьма радикальным упражнением в самовыражении и общественной взаимозависимости. На Плайе ничего не росло, здесь не было домов и запрещалось что-либо покупать и продавать (за исключением льда и кофе).

Посетителям фестиваля вменялось в обязанность привозить все, что необходимо на неделю, и делиться привезенным с общиной, насчитывающей до тридцати тысяч человек.

Результатом стал Блэк-Рок-Сити (БРС), хорошо организованный палаточный городок, вернее, скопление лагерей, расположенных большими концентрическими кругами, где вам предложат испытать все виды теоретической и практической деятельности: от духовной и политической до физической, артистической или просто дурацкой. Считаете, что плохо одеты? Зайдите вон в ту палатку и снимите с вешалки бальное платье. Больше не можете выносить своего пропыленною насквозь тела? Шагайте в лагерь, где вам вымоют голову и ноги, или просто забудьте о пыли и идите в лагерь «Живописи Пикассо», где специализируются в области боди-арта!

Я приехала поработать в «Костко соул мейт трейдинг атлет», лагерь свиданий Плайи. Медленно проезжая по пыльным дорожкам между скоплениями палаток, храмов и гигантских сооружений и пытаясь по возможности избегать голых велосипедистов, я искала взглядом флаг «Костко».

— Эй, придержи коня! — неожиданно крикнул кто-то.

Хотя я тащилась со скоростью пять миль в час, все же с размаху нажала на тормоз и с тревогой воззрилась на рейнджеров (добровольную полицию БРС), стоящих около своих велосипедов: площадь всех лагерей занимает двадцать пять километров, так что приходится повсюду ездить на велосипеде. Сама я, выросшая в сельской местности Эссекса и посещавшая хипповую среднюю школу, побывала на множестве абсолютно безумных фестивалей, где считалось нормальным разгуливать голым или торчать на дереве в четыре утра, играя на саксофоне. Но это был американский фестиваль, непохожий на фестивали у меня на родине. Смущенная этим обстоятельством, я боялась совершить непростительную ошибку и сделать что-то постыдно-неприличное.

— Мне ужасно жаль, — извинилась я перед рейнджерами, хотя понятия не имела, в чем моя вина. — Я ехала слишком быстро?

— Нет, — ухмыльнулся один из группы. — Но вы сидите в машине, так что нам сложновато выманить вас сюда.

Я редко краснею, но тут залилась румянцем. Густо-густо-багровым.

Однако они ничего не заметили, потому что чересчур оживленно переговаривались между собой.

— О, мать твою, так она англичанка? Такая горячая штучка — и англичанка?

Все пораженно закивали, широко раскрытыми глазами глядя на рейнджера, который заговорил со мной.

— Эй, хорошенькая британская цыпочка! — окликнул он, вручая велосипед приятелю и направляясь к моей машине.

Хотя я продолжала краснеть, все же не смогла удержаться от смеха.

— Где ты остановилась, солнышко? — спросил парень, заглядывая в открытое окно машины и позволяя мне вдоволь повосхищаться его зелеными, лукаво сверкающими глазами и дочерна загорелым лицом.

— Э… э… в «Костко», — пробормотала я, смущенная и растерянная, но по-прежнему не в состоянии успокоиться. — Только вот немного заблудилась. Не знаете, где они?

Он заверил, что знает, и вообще все знают, где «Костко», и показал на центр городка.

— Погоди, есть еще одно дельце, — строго бросил рейнджер, когда я завела мотор.

— Да? — с беспокойством пробормотала я, не сводя с него глаз.

— Запомни вот что… — Он снова просунул голову в окно, наградил меня долгим нежным поцелуем, мгновенно перенесшим всю пустынную пыль с его лица на мое. Оторвавшись от меня, он коснулся пальцем моей щеки. — Я буду приглядывать за тобой, горячая британская цыпочка.

С этими словами он присоединился к своим, и велосипедисты исчезли, предварительно объехав большую группу голых людей, кувыркающихся на жгучем песке.

Глядя ему вслед, я решила привести свои мысли в порядок. Мне с самого начала было известно, что этот фестиваль — сумасбродное предприятие, как и большинство моих свиданий, и поэтому автоматически он подпадал под мой стандарт вечной путешественницы. Правда, я не ожидала такого количества поцелуев, но знаете что? Это было чудесно. И нисколечко меня не тревожило. Даже нравилось. Это были ни к чему не обязывающие поцелуи, поцелуи ради развлечения.

Ощущая, что только сейчас провела тест на эмоциональной лакмусовой бумажке и результаты получились вполне ясными, я опять завела машину и медленно поехала к лагерю «Костко».

Мне предстояло обнаружить, что это лишь вершина поцелуйного айсберга. Я была капитаном «Титаника», мчащегося на полном ходу к безбрежному океану губ.


Свидание № 55: Гарри. Фестиваль «Пылающего человека», Невада, США


Сумерки медленно спускались на растрескавшуюся пустынную почву. Щекочущий ноздри запах древесного дыма смешивался с музыкальными ритмами и топотом сотен людей, спешащих поставить палатки, пока длинные лучи-щупальца угасающего света медленно скользили, оставляя Плайю погруженной в мягкую чернильную тьму.

Когда я, нагруженная припасами, едва вместившимися в багажник моей машины (галлоны воды, яйца, текила), направилась к лагерю «Костко», меня охватило волнение.

К этому времени я общалась с Рико уже восемь месяцев, и мне не терпелось, наконец, встретиться с ним. Наверное, то же испытывали остальные обитатели лагеря, читая ежедневный обмен е-мейлами на Списке (интрасеть «Костко»).

Особенно много е-мейлов было от Гарри, парня из Сиэтла, с которым Рико познакомил меня, поскольку он, как повар лагеря, должен был диктовать прибывающим, что привезти с собой. Я не слишком часто переписывалась с ним, но читала каждый е-мейл, который он присылал на Список. Его послания были всегда забавными, дружелюбными и энергичными. Он казался мне славным малым и к тому же немного таинственным. Меня разбирало любопытство, а заодно и странные опасения относительно этого человека. Кроме него, тут были Энни (подружка Рико) плюс Оу-Би, Дженнит, Кензи, Голова Леопарда, Хэнк, Бренда и Джеф, Эйдж, Элвис (прелестная женщина по имени Рейчел), Ванилла, Шейке, Биллнот Дейв, Преподобный Джонни, Красавчик Стив, Лелло, Принцесса, Ангел и Кирби, Эйбелишез и Игрушечный мальчик… и еще десятки других, с которыми я познакомилась, едва появившись в лагере «Костко». Просто переступила через веревку ограждения и оказалась на участке, забитом пыльными диванами. Одна из парочек, разлегшихся на диване, при виде меня дружно заулыбалась.

— Привет, — пробормотала я, глядя поверх охапки бутылок с водой. — Я Дженнифер. Собираюсь пожить у вас в лагере.

Я словно нажала кнопку тревоги. Не успели слова сорваться с губ, как парочка вскочила, помчалась за диваны, где возвышались три большие палатки, и завопила в два горла:

— Джен Восемьдесят свиданий здесь! Джен Восемьдесят свиданий здесь!

Я даже подскочила от удивления и едва не уронила все свои приношения, особенно когда из палаток стали выбегать улыбающиеся люди.

— О Господи! — кричали они. — Она, в самом деле, приехала! Джен Восемьдесят свиданий!

Я понятия не имела, почему все так счастливы видеть меня и откуда такое странное прозвище, но меня еще никогда не принимали с таким пылом, и это было ужасно смешно.

— Да, — ухмыльнулась я, принимая свой титул, — прибыла Джен Восемьдесят свиданий!

Поверх голов собравшихся я различила мужчину, стоящего у входа в палатку и словно измеряющего меня взглядом. Я понятия не имела, кто он, хотя во всей этой суете не возражала против такого внимания. Потрясающий мужчина: высокий, с выбеленными солнцем волосами, поразительными аквамариновыми глазами и широкой улыбкой на заросшем щетиной лице. Покачивая головой, он подошел ближе и окликнул меня:

— Стряпня в самом разгаре, но мне просто необходимо все увидеть своими глазами. Значит, все-таки добрались? Джен Восемьдесят свиданий, добро пожаловать в «Костко». Я Гарри.

И тут он меня поцеловал! Не долгим, страстным поцелуем… зато умелым, игривым и сексуальным.

— Ладно, пора на кухню, — с улыбкой сообщил он и исчез в палатке.

Я даже не успела отреагировать. Едва он ушел, остальные принялись представляться подобным же образом. Я чувствовала себя как ООН поцелуев — десятки губ прижимались к моим губам. Минут через двадцать кто-то крикнул:

— Эй, кто-нибудь предложил Восьмидесяти свиданиям выпить?

Мужчина с обожженным солнцем лицом, наполовину скрытым пыльной шевелюрой курчавых волос и темными очками в роговой оправе, широко улыбался мне. Я сразу поняла, что это Рико, и мы крепко обнялись.

— Пойдем, Восемьдесят свиданий, я представлю тебя… бару.

И, дружески обняв меня за плечи, Рико показал на большую палатку. Там оказался настоящий бар, и бармен Эйдж разливал из блендера коктейли. Мы с Рико стали весело болтать, слишком обрадованные встречей, чтобы стесняться или таиться друг друга. Он познакомил меня с Энни, миниатюрной красавицей, похожей на чудесную пропыленную куколку; Дженнит, великолепной в платье с леопардовым узором, которую, однако, затмил Голова Леопарда, весь с головы до ног покрытый леопардовым узором… Обитатели лагеря приходили и уходили все следующие два часа, пока я сидела в баре, слишком взволнованная, чтобы есть, знакомясь со своими сотрудниками в «Костко соул мейт трейдинг атлет». Лагерь все больше погружался во ' мрак, а Рико произнес торжественную речь в честь новой обитательницы:

— Обитатели «Костко» приехали сюда со всего мира. И хотя мы не должны удивляться тому, что она прибыла из Англии, чтобы быть здесь, с нами, поверь, мы потрясены и поражены. Добро пожаловать, Джен Восемьдесят свиданий!

Собравшиеся с криками «ура» подняли стаканы.

— Эй, а ее уже приветствовали официально, водкойчили Эйджа? — крикнул Оу-Би. Должно быть, на моем лице отразилось сомнение, поскольку Эйдж ободряюще стиснул мою руку.

— Не волнуйся. Ты можешь назначить того, кто выпьет за тебя.

Последние четверть часа Гарри стоял всего в нескольких шагах от меня и, хотя несколько раз улыбался, все же ни разу не заговорил. Я умирала от желания потолковать с ним, но меня осаждали люди, спешившие представиться и поболтать. Кроме того, честно говоря, я немного стеснялась, поэтому довольствовалась тем, что улыбалась в ответ.

И тут я поняла — мне подвернулась возможность, которую ни в коем случае нельзя упустить. Не останавливаясь, чтобы не передумать, я развернулась к Эйджу и объявила:

— Я назначаю Гарри. Пусть выпьет за меня.

Гарри, очевидно, слышавший наш разговор, со стоном закатил глаза, но тут же подошел, молча взял у Эйджа налитую до краев рюмку и, пригвоздив меня строгим взглядом, поднес к губам и осушил одним глотком. Потом притянул меня к себе, стиснул и пылко поцеловал. Чили опалил мои губы, сердце от поцелуя пустилось вскачь. Я понятия не имела, что происходит, но не хотела, чтобы это кончалось.

Но все закончилось, когда Дженнит, Лелло и Кензи неожиданно потянули меня за руки.

— Восемьдесят свиданий, пойдем с нами, мы собираемся поиграть на Плайе.

Не успела я оглянуться, как нас разлучили. Пришлось кивнуть и ответить, что я с удовольствием присоединюсь к ним. Повернувшись к Гарри, я выпалила:

— Может, ты тоже захочешь пойти?

— А может, я организую большое турне? — усмехнулся Гарри и, на минуту отойдя, вернулся с двумя велосипедами. — Едем? — спросил он.

И мы вдвоем исчезли в ночи, чтобы исследовать БРС.

Объезжать городок при свете луны было все равно что лежать ночью в постели, слушая радио. Безмолвная тьма вдруг прерывалась несвязными фразами или музыкой, обещая невероятную историю, часть которой вы успеете услышать, прежде чем темнота поглотит все и снова окутает вас тишиной.

Между нами что-то возникло… неожиданная близость… потому что мы могли только слышать, но почти не видели друг друга. Кроме того, существовала дополнительная опасность — если на минуту отвернуться, непременно собьешь кого-то или сам свалишься с велосипеда.

Мне предстояло столько всего воспринять, что сама мысль об этом ошеломляла. Но это было не единственным новым впечатлением. С того момента как мы с Гарри покинули бар и уехали в ночь, поцелуй с привкусом чили словно был забыт. Где-то продолжалась неистовая дикая ночь на Плайе. Мы мчались вперед, как прогуливающие уроки школьники, сбежавшие от родителей в Лондон.

Парадоксально, но пока остальные раздевались, обнимались, танцевали и маршировали по Плайе, мы с Гарри оказались на восхитительно старомодном свидании. Мы останавливались в оживленных местах и рассматривали очередное из сложнейших произведений искусства вроде стофутовой модели люстры, идеальной в каждой детали, словно упавшей с неба и разбившейся на осколки, которые разлетелись по всей Плайе. Или площадку для катания на роликовых коньках, где голые, обутые только в ботинки с роликовыми коньками, люди смеялись, врезаясь друг в друга. Или Громовой купол, где, как в «Безумном Максе», боксеры, подвешенные на канатах к потолку пятидесятифутового купола, избивали друг друга обернутыми ватой бейсбольными битами под рев и свист толпы. Или храм воспоминаний, где люди сидели молча, размышляя и вспоминая своих любимых.

И мы с Гарри разделили все впечатления.

Меня действительно тянуло к нему, и нравилась его заботливость. Каждый раз, когда мы натыкались на рытвину или камень или оказывались в центре толпы, он неизменно проверял, все ли со мной в порядке. Учтив и благороден, не будучи мачо. И прекрасный собеседник. Мы говорили о себе, прежних романах, родных и друзьях в Лондоне и Сиэтле, наших планах на будущее. Я впитывала каждое его слово и не чувствовала, что тону в мелочах и подробностях, как на других свиданиях.

У нас оказались одинаковые пристрастия и вкусы. Мы провели много времени с божествами, живущими у подножия сорокасемифутовой пирамиды-храма, на которой стоял тридцатидвухфутовый «Пылающий человек».

Отдыхая от поездки, мы улеглись на диван и стали смотреть довольно скучный фильм, который неожиданно обернулся ужастиком-порнушкой шестидесятых.

Мужчина буквально рылся в женщине, словно пытаясь отыскать в бардачке ключи от машины. Мы оцепенели от смущения, хотя ничего непристойного на экране не было, но мы испытывали ужасную неловкость, чтобы смехом и шутками разрядить атмосферу. Наконец Гарри удалось ослабить напряжение.

— Хочешь и дальше смотреть «Гнилую сердцевину» или поедем дальше? — сухо усмехнулся он.

Я с радостью вскочила, и мы снова отправились в путь.

Знаю, отдает банальностью, но мне было легко с Гарри. Ни малейшей неловкости, ни признака усталости. Я не чувствовала необходимости вести себя как-то особенно или следить за каждым своим словом или жестом. И не только потому, что мы любили одну и ту же музыку, места и еду. Я совершенно расслабилась, словно давно его знала.

Быть с Гарри — все равно что вернуться домой.

Понимаю, звучит патетично, и я не осуждаю вас за желание отвесить мне хорошую оплеуху, но тут уж ничего не поделать — я сражена. Полностью и окончательно. И хотя мне давно нравились его е-мейлы и было ясно, что мы подружимся, такого я не ожидала. То есть в теории он даже не был одним из кандидатов. Последние восемь месяцев я провела, убеждая и уговаривая «охотников за кандидатами» устроить мне как можно больше свиданий, и вот теперь получилось так, что я сама, без всякой помощи, встретила симпатичного мужчину.

Но об этом я не думала. Потому что мне было ужасно весело. Не вспоминала ни о Родственных Душах, ни о свиданиях, ни о том, с каким количеством мужчин уже встретилась, ни о том, сколько встреч мне осталось. Я просто была здесь, в пустыне, с человеком, которому хотелось поведать все свои секреты и молча выслушать его собственные.

Для нас обоих день был долгим и утомительным. И когда рассвет преобразил Плайю из площадки для игры в жмурки в иссушенную солнцем пустыню, вспугнувшую веселящихся полуночников, мы оба ощутили необходимость немного поспать.

Доехав до лагеря «Костко», мы оставили велосипеды на общей стоянке. — Ты успела поставить палатку? — спросил Гарри.

— О, у меня нет палатки, — беспечно ответила я. — Буду спать в машине.

Гарри уставился на меня с неподдельной тревогой.

— Джен, ты не можешь спать в машине, это безумие.

— Почему? У меня есть гостиничные полотенца, под которыми можно спать. И я припарковалась в очень спокойном месте. Так что все в порядке.

Моя философия неприхотливого путешественника была в полном действии, так что ночевка в машине ничуть меня не беспокоила. Однако Гарри по-прежнему считал это недопустимым. Он раздраженно покусывал губы, словно опасаясь сказать, о чем думает, и рассеянно приглаживал пыльные светлые волосы.

— Послушай, — неловко начал он наконец, — я не хочу указывать тебе, что делать, но не смогу спать спокойно, зная, что ты где-то там, одна, в машине. — Он мрачно нахмурился и сжал мою руку. — Джен, пожалуйста, не могла бы ты спать в моем трейлере? — Он проигнорировал мой недоуменный взгляд. — Ляжешь в постель. Я буду спать на полу. У меня полно места, и я не пытаюсь…

Он осекся, неуклюже пожал плечами, но вид у него был такой настойчивый, что я сдалась. Правда, перед этим хорошенько подумала. Я действительно не возражала против ночевок в машине и не видела в том ничего особенного. Но дело в другом…

Я вдруг вспомнила слова Хетти: «…когда настанет момент, нужно быть готовой принять подарок судьбы».

Я не собиралась спорить с этим. Гарри мне нравился, я ему доверяла. Мысль о том, чтобы делить с ним жилье… хоть и немного пугающая, казалась единственно верной. Я знала, что пора решаться.

— Спасибо, — тихо ответила я. — Очень благодарна за предложение.

Я решила спать на полу, чтобы не стеснять его. Но когда мы добрались до трейлера, обоим показалось, что самая естественная и чудесная в мире вещь-сбросить пропыленную одежду и скользнуть под простыни вместе.

Часа два спустя нас разбудили обитатели «Костко», шумно завтракающие на лоне природы. Мне вдруг стало не по себе — неужели теперь они посчитают меня настоящей потаскушкой: не успела приехать, как прыгнула в постель к Гарри!

Приподнявшись на локте, я призналась в своих опасениях:

— За все время путешествия мне и в голову не приходило переспать с кем-то (о поцелуях Фрэнка я постаралась не вспоминать). Что, если они подумают, будто я сплю со всеми подряд?

Гарри снова уложил меня, поцеловал и ободряюще качнул головой.

— Они не из таких. Все будут просто рады за нас. К чему им злорадствовать?

И точно, когда мы, наконец, вылезли из кровати и встали в дверях трейлера, щурясь на свирепое утреннее солнце, обитатели «Костко», рассевшиеся за столами, заметили нас и принялись аплодировать. Мы с Гарри смущенно улыбались, чем вызвали еще больший восторг. Пришлось шутливо раскланяться под одобрительные возгласы. Затем мы взялись за руки и пошли завтракать.

Следующие пять дней были волшебными.

Остаток самого первого дня прошел как во сне. Я должна была работать в магазине «Костко», где старые Родственные Души обменивались на новые. А Гарри пришлось вечером организовать ужин на сорок человек. Отчасти это было к лучшему, потому что дало мне время собраться с мыслями, а еще потому, что дневная пустыня разительно отличалась от ночной.

Жара стояла невыносимая. Ветер гонял по Плане пыль, забивающую рот и глаза. Пыль проникала повсюду и не давала покоя — душила, покрывала тело и волосы плотным слоем и даже вызывала носовые кровотечения. Приходилось постоянно напоминать себе о необходимости побольше пить, поскольку жара безжалостно вытягивала из организма жидкость и минералы, отчего кружилась голова и дурнота подступала к горлу. Порой у меня начинались ужасные судороги. В какой-то момент стало так плохо… я не понимала, что говорю, из горла доносился только хриплый неразборчивый клекот. Многие падали в обморок, сраженные тепловым ударом. Все постоянно следили за всеми, готовые при первых признаках обезвоживания поделиться драгоценной водой.

Дважды в день по главным дорогам ездили поливальные машины, и тогда люди выбегали из палаток, стараясь попасть под импровизированный душ.

И все пять дней я наблюдала за жизнью лагеря из магазина, где работала, чтобы помочь людям найти Родственные Души.

Вот как это происходило. Человек приводил Родственную Душу, с которой хотел расстаться, и оба отвечали на вопросы специальной анкеты, призванной помочь им найти то, что хотели. Следовало указать, в каких лагерях они живут (жизненно важно, если Родственные Души могли найти друг друга), и ответить на некоторые вопросы. Какую вашу привычку люди считают наиболее неприятной? Жалеете ли, что не изучали в школе определенный предмет, и какой именно? Вы потаскуха или когда-либо были ею?

Получив ответы, обследователи задавали претендентам еще несколько вопросов, после чего передавали заключения согласователям, которые пользовались этой информацией, чтобы определить идеальную Родственную Душу среди сотен других опрошенных претендентов.

Люди возвращались на следующий день выяснить, кто им подходит больше всего, а затем шли в лагерь Родственной Души, чтобы познакомиться.

«Костко» — один из старейших и наиболее популярных лагерей на Плайе. Каждый день сюда приходили сотни людей якобы позабавиться, но на самом деле всерьез надеясь, что мы поможем им найти Родственную Душу. И мы воспринимали их обращения так же серьезно.

Работая в две смены, с десяти утра до шести вечера, мы каждый день сидели в душной палатке и в буквальном смысле заливали потом анкеты, предлагаемые полным надежд заявителям. Подведенные тушью глаза эльфа в дредах наполнились слезами, когда она признавалась, как ждет человека, который бы любил сварку так же сильно, как она.

Француженка заявила, что в прошлом году жила со знаменитым «Любовником» Плайи и в этом хочет такого же, если не лучше. Совершенно обнаженный, если не считать шлема викинга, мужчина после двадцатиминутной дружеской болтовни расстроился и сказал, что хочет женщину, которой мог бы доверять.

Меня поразило, насколько надежды и мечты здешних жителей совпадают с теми, о которых я уже успела узнать в своих путешествиях.

Бесчисленное количество людей, одетых как сказочные персонажи или вообще голых, в современных костюмах или одних плавках (бикини), приходили к нам, садились за стол и говорили. Каждый день я выслушивала абсолютно одинаковые истории. И не важно, что вкусы или привычки были диаметрально противоположны, а характеры — совершенно различны. Цель была одна — найти кого-то похожего. Того, с кем было бы легко и хорошо. Они хотели спутника, который разделял бы их интересы, понимал и сосуществовал с ними в их мире.

И больше всего на свете люди не хотели быть одинокими.

Слушать, как они честно и открыто говорят, о какой Родственной Душе мечтают, было утомительно, но наполняло меня сочувствием. Конечно, я прекрасно понимала, что они испытывают (за исключением человека, искавшего Родственную Душу, которая будет запирать его в багажнике его же автомобиля), и хотела помочь всем, чем можно.

Иногда у меня получалось, как, например, с прекрасным художником-геем и обожающей сварку женщиной. В конце недели они пришли ко мне, в полном восторге от общества друг друга, и поблагодарили за то, что помогла им встретиться. Иногда ничего не выходило, как с нервным тридцатипятилетним учителем, который обеспокоенно признался, что ему никогда не везло в любви. Я была так уверена, что он гей, что мне даже в голову не пришло спросить, так ли это.

И когда я радостно объявила, что нашла для него идеальную пару (славного парня, ученого, приходившего накануне), его лицо трагически сморщилось, подбородок задрожал, словно в эпилептическом припадке, и я испугалась, что он вот-вот заплачет.

— Но я не гей! — возмутился учитель.

«Вы в этом уверены?» — едва не выпалила я, но его взгляд умолял меня сказать, что я ошиблась. Мне очень хотелось ему помочь найти счастье (с тем голубым ученым), но не хватило мужества подтвердить свою правоту. Погладив его по руке, я виновато пробормотала, что у нас наверняка найдется миллион подходящих женщин.

Он жалостно шмыгнул носом, все еще потрясенный и расстроенный. Быстро просмотрев анкету в надежде сменить тему, я прочла вопрос о талантах и радостно воскликнула:

— О, вот это интересно! Здесь говорится, что вы прекрасно изображаете… — Тут я осеклась. — Э-э… м-м-м… лягушку?

Может, я не так поняла?

Но он смотрел мне прямо в глаза, и хотя еще не вполне оправился от переживаний, все же откашлялся и… заквакал! Сначала тихо, потом все громче и увереннее. Несмотря на то что по-прежнему выглядел совершенно убитым, он все же не хотел упустить возможности показать свой коронный номер. Я изо всех сил старалась изобразить восторг и восхищение.

После особенно затейливого крещендо кваканье стихло. Я поблагодарила его за то, что поделился своим искусством (популярный ритуал в Америке), и пообещала сделать все возможное, чтобы найти ему Родственную Душу. Воодушевленный представлением, он искренне поблагодарил меня и вышел из палатки. Я потянулась к бутылке с водой и сделала огромный глоток. Может, жара настолько извела меня, что этот эпизод случился только в моем воображении?

Дни были наполнены эпизодами, подобными этому. Они перемежались калейдоскопом впечатлений и приключений, пережитых с другими обитателями «Костко».

Как-то Дженнит и я оказались у машины дляпорки. Я никогда не увлекалась садомазо, но когда мы с Дженнит натолкнулись на «Велосипедную госпожу», сидящую в своем седле, переднее колесо которого щетинилось отрезками металлической проволоки, то вдруг подумала: почему бы нет?

Я пошла первой и встала перед велосипедом так, что страшное колесо находилось в нескольких дюймах от моей задницы.

— Ты была очень дурной девчонкой? — строго спросила «Велосипедная госпожа».

Хотя меня даже в школе не били, я инстинктивно поняла — от моего ответа зависит то, что сейчас произойдет. И поэтому тщательно подумала, прежде чем пробормотать:

— Ну… если в целом… я была очень хорошей, только… в самом конце… может… не очень?

Надеясь, что ничего не испортила, я услышала, как «госпожа» крутит педали. Проволочные прутья легонько задевали мои плотные шорты. Однако когда педали завертелись быстрее, я почувствовала боль, сначала легкую, потом сильнее. Я охнула, но «Велосипедная госпожа» уже была в своей стихии и работала ногами в полную силу. Прутья безжалостно впивались в кожу.

Я открыла рот и оглушительно завизжала. К этому времени боль стала почти нестерпимой, и я орала так, словно меня режут.

И тут все закончилось. Я пошатнулась, сделала несколько неверных шагов и, поняв, что все кончено и меня действительно выпороли так, что я вряд ли смогу сидеть, рассмеялась. Не знаю, что я нашла забавного в этой процедуре: может, то, что для меня так и осталось тайной, как люди способны проделывать подобное ради удовольствия. А может, просто была счастлива, что попробовала нечто новое.

Обернувшись, я увидела «Велосипедную госпожу», взирающую на меня с уважением.

— Это было здорово, — кивнула она. — И держалась ты хорошо.

Ухмыльнувшись, я обернулась к Дженнит, которая в отличие от нас выглядела пришибленной.

— Пойдем, Восемьдесят свиданий, — прошептала она, хватая меня за руку. — Ты слишком шумишь.

— Но, Дженнит… — растерянно запротестовала я. — Ты следующая. Ведь ты тоже пойдешь, верно?

Притворившись, будто не слышит, Дженнит поспешно вскочила на велосипед и решительно заработала педалями. Я осторожно уселась в седло своего велосипеда и помчалась за ней, довольно неубедительно вопя:

— Не так уж это и больно! Вернись, трусиха!

Мне нравилась жизнь в «Костко», обитатели которого оказались чудесными, славными людьми. Я мгновенно почувствовала себя своей.

Особенную общность мы ощущали на совместных ежевечерних ужинах. Ужины всегда сопровождались речами: Рико благодарил нас за усердную работу; Гарри и его кухонные подсобники превозносились до небес за изумительную стряпню; Хэнк рассказывал, что происходило сегодня в «Магазине»; Элвис описывала потрясающий тематический лагерь, который только что обнаружила. Все принимали в обсуждениях самое искреннее участие, потому что чувствовали себя одной командой. Общий ужин и проникновенные речи были своеобразным способом это показать.

Мне особенно нравились те моменты, когда у нас с Гарри выдавалось свободное время. Днем мы частенько заглядывали друг к другу, но только вечерами могли провести вместе несколько спокойных часов.

Иногда мы оставались вместе со всеми обитателями, надевали бальные костюмы и шли в «Пром», где веселились на импровизированных балах или катались вместе с Оу-Би, показывая друг другу новые сооружения, появившиеся в этот день. А порой просто лежали в пыльном уюте диванов «Костко», наблюдая, как вокруг бурлит жизнь.

Но под конец мы всегда оставались вдвоем. Погруженные в разговор, часто не замечали, как остальные куда-то уходили. Бывало и так, что мы просто бродили, взявшись за руки, по неоновому лабиринту или восторженно наблюдали, как смельчаки карабкаются на высокие гранитные обелиски, неизвестно каким образом подвешенные на толстых железных цепях.

Мы успели переговорить обо всем и ни о чем. Смеялись над глупыми шутками, останавливались в пыли и целовались с жадной страстью.

И конечно, обсуждали мое путешествие. Гарри отлично понимал, почему я решила его предпринять. Сам помешанный на работе и карьере, он уже начал терять надежду, что встретит кого-то, с кем мог бы разделить свою судьбу.

— До самого последнего времени, — признался он, когда мы сидели у храма Воспоминаний, глядя на звезды.

Мы знали друг друга только четыре дня, и казалось безумием верить, что я встретила, наконец, Родственную Душу и готова влюбиться. Но именно это я чувствовала. Мы, кажется, нашли друг друга, и взаимное влечение было мощным и очень реальным.

Но я постоянно и с болью вспоминала, что скоро придется уезжать. Впереди меня ждали другие свидания.

Я никак не могла осознать, каким образом собираюсь соотнести тот факт, что я встретила Гарри, возможную Родственную Душу, с моим дальнейшим путешествием, но рано или поздно это придется сделать. У меня есть обязательства перед моими кандидатами — они не просто номера, а люди, с которыми я обещала встретиться. Не хотелось, чтобы они плохо обо мне подумали. Кроме того, уехав отсюда, я получу возможность подумать о Гарри и обо всем, что случилось между нами. Может, пойму, что будет дальше. Кто знает, вдруг я в порыве самоотречения считаю, что дело превыше всего и нужно довести его до конца, просто потому, что не знаю, как ступать по этому минному полю вновь обретенных чувств?

Гарри в отличие от меня относился ко всему куда спокойнее.

— Не волнуйся, Джен. Я знаю, ты должна это сделать, — ободряюще повторял он.

Думаю, он выказывал рассудительность еще и потому, что наши отношения были настолько глубоки и значительны, что мы лишились способности заглянуть вперед, понять, что творится за пределами этих отношений. Зато сейчас все виделось таким естественным! Казалось невозможным оставить Гарри и Плайю, словно это наш дом и остаток жизни мы проведем здесь. Уехать от Гарри, человека, ради которого я объехала весь мир, чтобы встречаться с другими мужчинами? Зачем?! Это все равно что отправиться в параллельный мир.

Но я снова подумала о парочке из Вегаса, соединившейся благодаря упорным усилиям судьбы. Недаром Хетти сказала, что они шли к этой встрече всю жизнь.

Так вот судьба свела и нас в моем путешествии и подарила мне Гарри. Похоже, у нее есть планы и на наше будущее.

Там, в Лондоне, когда я, наконец, составила маршрут по Америке, было решено ехать отсюда в Миссоулу, а потом в Сиэтл. Туда, где жил Гарри.

Покинув Плайю, я через пять дней снова увижу Гарри в Сиэтле и останусь с ним до конца своего пребывания в Америке.

День моего отъезда близился, и мы все меньше времени тратили на сон. Не столько потому, что хотели как можно дольше побыть вместе, просто чем лучше узнавали друг друга, тем сильнее не хотелось расставаться.

Ночь перед моим отъездом мы вообще не спали.

Накануне я трогательно попрощалась с обитателями лагеря. В половине шестого утра мы с Гарри шагали по пыльной дороге с моими вещами, которые постепенно перекочевали из моего авто в трейлер Гарри.

Обычно, стоило только оказаться на Плайе, мы то и дело подталкивали друг друга локтями, приглашая поглазеть на поразительную скульптуру, интересный лагерь, особенно сумасбродный костюм или полное его отсутствие. Но сегодня мы помалкивали, не замечая розовых бутонов рассвета, танцоров, мотоциклистов или произведений искусства. Оба гадали, как будем расставаться.

Всю неделю я жила в сапогах, армейских шортах и бикини и почему-то смущалась, переодеваясь в обычные джинсы и майку. Гарри, которому предстояло жить в лагере еще три дня, по-прежнему оставался в дурацких шортах и ожерелье с эмблемой «Пылающего человека», тогда как я снарядилась для жизни в реальном мире и чувствовала себя так, словно одной ногой уже ступила за порог.

Мы засунули пожитки в багажник моей пыльной машины, и Гарри, проводив меня до водительского места, предупредительно открыл дверь. Я швырнула сумку на пассажирское сиденье и повернулась к Гарри.

Мы молча смотрели друг на друга. Никто не хотел прощаться первым, поэтому не произносил ни слова. Наконец Гарри шагнул, впереди, обнял меня.

«Я не заплачу, не заплачу», — твердила я себе. Но как ни странно, на душе у меня было легко.

Я побывала на пятидесяти четырех свиданиях и не встретила Его. Каковы шансы, что я встречу человека, который понравится мне не меньше Гарри? Учитывая обстоятельства, еще крупно повезло, что жизнь столкнула меня с Гарри. Мне хотелось позвонить и разослать е-мейлы друзьям, чтобы рассказать об этом удивительном человеке, подробно описать, как он неотразим, что говорил, что делал, какие чувства во мне вызвал. Словом, нести обычную девичью чепуху. И через пять дней я увижу его.

Я уговорила себя, что все хорошо и даже замечательно.

— Знаешь, все будет прекрасно, — тихо произнесла я. — Увидимся через пять дней, и ты покажешь мне Сиэтл.

Но Гарри казался усталым и печальным. Очевидно, думал о том, что будет делать, когда я уеду. Но все же выдавил улыбку и прищурился, внимательно глядя на меня.

— Да, — тихо подтвердил он. — Да. Все будет прекрасно. — И, решив быть сильным, расправил плечи и перестал хмуриться. — Желаю благополучно добраться до места и счастливого полета.

Я послушно кивнула.

— У меня есть телефон твоего отеля в Миссоуле, — продолжал он. — Позвоню в понедельник, когда буду возвращаться в Сиэтл.

Теперь, когда все уладилось, я вдруг расстроилась и, заливаясь слезами, уткнулась ему в плечо.

Мы долго стояли обнявшись, а вокруг нас жители БРС готовились к новому жаркому дню на Плайе. Мне предстоял долгий путь до Рино, и нельзя было опоздать на самолет. Поэтому с последним поцелуем и обещанием позвонить я села в машину, но тут же вышла, опять поцеловала и обняла Гарри и только потом поехала, не переставая смотреть в зеркало заднего вида. Гарри стоял на обочине дороги и долго провожал меня взглядом. Я миновала границу БРС, контрольно-пропускной пункт и прибавила скорость. Очень хотелось сказать: «Черт с ними, со свиданиями, я остаюсь» — и повернуть назад Нельзя. Никак нельзя. И я это знала. Гарри живет в Сиэтле. Я живу в Лондоне.

И если мы действительно Родственные Души, это будет первым из бесчисленных прощаний.

Глава 10 США, МИССОУЛА, МОНТАНА


Миссоула, расположенная, образно говоря, в сердце Скалистых гор, протянувшихся на юго-восток от Аляски до самой Мексики, — место, которое трудно не полюбить. В Миссоуле находится кампус университета Монтаны, так что здесь всегда играет приличный оркестр. А с таким количеством речек и живописных дорожек каждый мог сколько угодно вертеть педали велосипеда, работать веслом и часами гулять по окрестностям.

Это одна из причин, почему я решила приехать сюда. Я всегда мечтала побывать в Миссоуле и даже до встречи с профессором Любви знала, что счастливым людям больше везет в любви. Другая причина была хотя и глупой, но не менее искренней. В книге Николаса Эванса «Лесной пожарный» главный герой был родом из Миссоулы, где боролся с лесными пожарами, бушевавшими в округе каждое лето. Он и остальные члены команды прыгали с парашютами в самое пекло, чтобы спасти лес.

Классическая бесхитростная история о любви и бесстрашных, сильных, но все же в чем-то уязвимых людях, делающих настоящее и очень опасное дело. Я читала книгу словно в романтическом тумане, особенно потому, что действие происходило в моей любимой Миссоуле, и очень хотела убедиться сама, действительно ли лесные пожарные так обаятельны, как в книге. Конечно, все это было до того, как я встретила Гарри.

Все десять часов моего путешествия я думала только о том, как нуждаюсь в горячей ванне и как тоскую по Гарри. Мысль о том, сколько свиданий ждет меня в конце путешествия (пожарный плюс профессиональный ковбой и, возможно, Кэм, американский друг Джо), была не столько неприятной, сколько невообразимой.

Спускаясь по шоссе № 90 с крутого горного перехода в Миссоулу, я была поражена, увидев странную коричневую пелену, которая заволокла не только город, но и горы. Из разговора с пожарным управлением Миссоулы я знала, что в этом году огненная стихия основательно прошлась по кругу. Уже сейчас здесь бушевали свыше трех тысяч лесных пожаров, и к ним каждый день прибавлялись новые. Только теперь я со стыдом поняла, насколько все серьезно, и выругала себя за беспечное отношение к этой катастрофе.

Припарковав автомобиль, я поднялась по ступенькам «Холидей инн» и невольно залюбовалась чудесной речкой и дорожками для велосипедистов, которые тянулись вдоль границ города. Из-за густого дыма даже солнце казалось не таким ярким. Глаза щипало, в горле першило, и все, кто в это время очутился на улице, постоянно кашляли.

Я не удивилась, обнаружив среди ожидающих меня телефонограмм послание от Тима Элдриджа, моего заочного знакомого в пожарном управлении. Между прочим, он стал прототипом героя романа Николаса Эванса. Тим хотел предупредить, что свидание, возможно, вообще не состоится, поскольку все пожарные днями и ночами сражаются со стихией. Он пригласил меня встретиться завтра в пожарном управлении, пообещав вырваться на полчасика. Я немедленно позвонила и, в свою очередь, оставила телефонограмму с просьбой не волноваться, выразила надежду, что все здоровы, и заверила, что буду рада повидаться с ним завтра.

Я открыла лэптоп. На Плайе не было ни мобильной связи, ни электронной почты, так что последние пять дней я была отрезана от окружающего мира. Но скоро стало ясно, что окружающий мир не забыл обо мне. Всего в почте было триста семьдесят восемь е-мейлов. От кандидатов, с которыми я успела встретиться, от кандидатов, встреча с которыми еще предстоит, от друзей, желающих уточнить детали свиданий, которые пока что находятся в стадии организации. Подтверждения из отелей. Накладные на зарезервированные полеты. Просьбы забрать прокатные машины. Были также и е-мейлы насчет работы: не могу ли я взять интервью, написать статью, есть ли у меня программа конференции, которую я должна проводить в следующем месяце.

Под конец у меня заболели глаза, так что я сдалась и вместо просмотра почты легла в ванну.

После пяти дней в пустыне, где я только умывалась, боясь истратить лишнюю каплю драгоценной влаги, меня поражала вода, свободно льющаяся из крана. Казалось невообразимой роскошью просто лежать в огромной ванне, полной чистой горячей воды.

Раздевшись, я подошла к зеркалу и была шокирована собственной внешностью — темно-коричневый загар, россыпь веснушек на лице и покрытое запекшейся грязью и песком тело. Жесткие, пропыленные волосы, косички стоят почти под прямыми углами. Я не сразу поняла, почему моя попка покрыта ярко-красными рубцами и черными синяками, но вспомнила, что это работа «Велосипедной госпожи».

Уставшая от волнений и недосыпа, я задремала в ванне и с трудом заставила себя выйти и вытереться. Забравшись в гигантскую кровать с невероятно чистым бельем, я мгновенно уснула и проспала четырнадцать часов.

Наутро, чувствуя себя абсолютно разбитой, словно от смены часовых поясов, я побрела в кафе. Вооруженная парой чашек крепкого черного кофе, я решила попытаться прочесть остальные е-мейлы и привести мысли в порядок.

Но с кофе возникла проблема. Я просила, чтобы чашку не наливали до краев. К сожалению, женщина за прилавком не поняла, в чем дело, и почему-то решила, что мне нужен кофе со специями, после чего долго объясняла, что у них есть только корица. Я снова объяснила, что мне нужно, после чего женщина непонимающе пожала плечами и призвала на помощь свою товарку.

— Все в порядке? — жизнерадостно спросила та.

Первая женщина, энергично жестикулируя, объяснила:

— Она хочет кофе со специями, но у нас только корица.

— Мне очень жаль, — извинилась вторая. — Какие специи вам нужны?

Я немного устала от диалога, но продолжала настаивать на своем желании получить неполную чашку черного кофе. Все мои попытки были заранее обречены на неудачу. Теперь они вдруг вообразили, что я прошу кофе с ромом, и, неодобрительно взирая на меня, хором заявили, что у них нет лицензии на продажу крепких напитков.

Это окончательно меня добило. Решительно опершись на стойку, я злобно уставилась на женщин и прошипела сквозь зубы:

— Черный кофе, пожалуйста. Американо! Никакого рома! Ч-е-р-н-ы-й, понятно?

— Она просит черный американо, неполную чашку! — крикнул подошедший мужчина.

«Но я только что повторила это сто раз!» — возмутилась я про себя. Очевидно, все дело в его американском выговоре. Мой английский акцент здесь воспринимался как иностранный язык, потому что обе женщины вдруг повеселели, все тревоги насчет незаконного алкоголя исчезли, и они немедленно принялись выполнять мой заказ.

Я повернулась поблагодарить мужчину, но он заговорил первым:

— Вы ведь Дженнифер, верно?

— Э-э… д-да, — неуверенно пробормотала я. — Но как вы…

— Я Кэм, — перебил он, заметив мою растерянность. — Друг Джо. Я заехал к вам в отель спросить, не хотите ли посмотреть город. Мне сказали, что я найду вас здесь.

Господи, так это свидание! У меня свидание, а я даже не успела выпить обжигающего кофе!


Свидание № 56: Кэм. Миссоула, Монтана, США


Кэм оказался другом Джо. Они встретились в буддийском приюте в Калифорнии, где он жил. Хотя я была благодарна, что он выручил меня в истории с кофе (кстати, оказался кошмарным), но ухитрился с самого начала до смерти меня перепугать.

С бритой головой и васильково-голубыми глазами (я чувствовала себя так, словно участвую во всеамериканском турне «Самые поразительные глаза Америки», — у всех мужчин, которых я встречала здесь, были такие глаза) он выглядел необычно. Мне стало не по себе. Но это еще не все. Сидят напротив и рассуждая о гонках на байдарках-одиночках, он не сводил с меня неподвижного взгляда, словно говоря: «Только намекни, и я сорву с тебя одежду здесь и сейчас».

Я все больше терялась, тем более что не была готова к такому натиску: мысленно я все еще находилась в Гарриленде, стране любви.

Оказалось, что Кэм каждый год приезжает в Миссоулу сплавляться на плотах по реке Лоха. Обычно такое путешествие занимало десять дней. Прошлой ночью он как раз вернулся и до сих пор бурлил волнением и энергией. Очевидно, он был уверен, что эту энергию нельзя тратить просто так. Ее нужно сохранить и пронести через повседневную жизнь, передать людям, с которыми встречаешься.

Но мне это не очень нравилось. Я была не в настроении общаться с Кэмом и служить приемником его энергии.

— Кэм, я очень рада познакомиться, — начала я, пытаясь остановить энергетический поток. — И рада, что у вас было такое удачное путешествие, но…

И я рассказала ему о «Пылающем человеке» и Гарри. И о том, как я нуждаюсь во времени, чтобы впитать и понять, что со мной произошло.

— Мне очень жаль, но хотя я с нетерпением жду нашего свидания, нельзя ли нам встретиться немного позже?

— Все это прекрасно, Дженнифер, — улыбнулся Кэм, взяв меня за руку. — И я чувствую, что Гарри глубоко на вас повлиял. Должен сказать, вы генерируете очень сильную духовную энергию.

Я облегченно кивнула.

— Знаете, — продолжал Кэм, проводя пальцем по моей ладони и запястью, — может так случиться, что мы объединим наши энергетические потоки.

И снова окинув меня многозначительным взглядом, он подвинул стул ближе, медленно скользнув своим бедром по моему.

— Это будет очень мощным впечатлением для нас обоих, — тихо добавил Кэм.

Я поспешно освободила руку, дернулась, вскочила и пошатнулась, пытаясь распутать наши ноги, после чего схватила лэптоп из-под стола и кардиган — со спинки стула.

— Итак… эээ… Кэм, спасибо за то, что нашли меня, — пробормотала я, делая вид, будто не поняла намека. — У меня ужасно много дел, так что пора бежать. Но знаете, у меня есть ваш телефон, так что, если будет время, я… э-э… обязательно позвоню.

Я вылетела из кафе. Вернувшись в отель, я оставила у портье записку с просьбой ни в коем случае меня не беспокоить.

Поднявшись в номер, я бросилась на кровать и уставилась в потолок в поисках вдохновения. Что делать? И куда теперь направиться? Конечно, я не нуждаюсь в Кэме и его энергетических потоках, но наберусь ли сил встречаться с другими мужчинами, если способна думать только о Гарри?

Все равно что садиться за ужин, предварительно плотно поев. Я не изголодалась по свиданиям, но хотела видеть Гарри, продолжить с того места, где мы остановились. Стыдно сказать, но я истосковалась по нему, хотя мы не виделись всего один день.

Но что, если все это лишь фестивальная любовь? За границей необычной, эмоционально заряженной атмосферы БРС мы, встретившись в реальном мире, ничего не ощутим? Ни искр, ни волшебства? Стоит ли отказываться от путешествия или продолжать, как наметила?

Если я остановлюсь, у нас с Гарри будет время лучше узнать друг друга и проверить, действительно ли все было настоящим. Но тогда я подведу своих «кандидатов и охотников». И если не закончу путешествие, едва слышный ' голосок будет до конца жизни повторять: «Что, если?..»

И, кроме того, разве мое путешествие не станет тестом, который докажет, что я и Гарри — действительно Родственные Души? Питаю ли я достаточно веры в себя и Гарри или в себя и судьбу, чтобы точно знать: наши отношения выдержат все испытания, — или я настолько наивна и эгоистична, что воображаю, будто отношения могут быть до такой степени гибкими? Что, если я неизбежно лишусь понимания и сочувствия Гарри и навсегда его потеряю?

Эти мысли неотступно вертелись в голове изнурительной каруселью. Я хотела все сделать правильно, но понятия не имела как. Но тут меня осенило. Я села и положила лэптоп на колени. И стала печатать вопрос для «охотников на кандидатов».


Мои очень-очень дорогие «охотники за кандидатами».

Мне ужасно жаль быть собой, собой, собой (хотя все вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы не удивляться), но как внутренний круг моих «охотников за кандидатами», только вы можете дать мне совет, в котором я так нуждаюсь…

Через пятьдесят пять свиданий я встретила свою Родственную Душу и не знаю, что теперь делать.

Я познакомилась с Гарри неделю назад на фестивале «Пылающего человека». Это оказалось любовью с первого взгляда (см. приложенное фото). С той минуты как он взял меня на романтическую и волшебную велосипедную прогулку по залитой лунным светом пустыне, мы были неразлучны.

Он мой ровесник, работает на радио, живет в Сиэтле, добрый, веселый и неотразимый мужчина. На следующую неделю я собираюсь в Сиэтл, посмотреть, как мы поладим в реальной жизни.

Ну а пока я в Миссоуле и совершенно расхотела встречаться с ковбоем или лесным пожарным, потому что очень скучаю по Гарри. У меня впереди еще куча свиданий, которые я не желаю пропустить, несмотря на ПРД (Появление Родственной Души), но в то же время он просто потрясающий и я не способна ни о ком больше думать.

Пожалуйста, скажите, что делать?

Простите, что кажусь такой эмоциональной, но я совершенно выбита из колеи. Всегда предполагала, что, когда вернусь домой, встречу кого-то в Фултоне! Надеюсь, все вы живы и здоровы. Целую, Дж.

PS: Джо! Нам нужно поговорить насчет Кэма!


Отослав е-мейл, я мгновенно ощутила облегчение. Теперь я знала, что сделала верный шаг. ОК дадут мне верный совет и помогут лучше понять обстановку. Ситуация казалась чересчур сложной, и я в миллионный раз поблагодарила Бога за хороших друзей.

Теперь, когда решение принято, можно жить дальше. Выпив чашку кофе у стойки портье, я вернулась в машину и проехала семь миль на запад от города в Управление лесных пожарных Миссоулы.

Тима еще не было, но он оставил записку с извинениями, что не смог вырваться, поскольку пришел очередной вызов. Как он и предсказывал, все его люди боролись с лесными пожарами, так что свидание № 57 оказалось невозможным.

Честно говоря, я обрадовалась, и это не имело ничего общего с Гарри. Пожары превратились в настоящее стихийное бедствие. На помощь вызывались команды со всей округи, и думать о каких-то развлечениях было просто стыдно.

Решив скоротать время на экскурсии, я заметила, что приехавшая команда готовилась к тренировкам. Лиз, наш гид из студентов-добровольцев, объяснила, что тренировки жизненно необходимы — с того времени как завоет сирена, возвещающая боевую готовность, у команды остается менее двенадцати минут, чтобы бросить все, влезть в костюмы и снаряжение, весящее сто десять фунтов, и оказаться на борту самолета. Чтобы проделать такое, лесной пожарный должен быть в форме. А еще надо сделать семь подтягиваний, сорок пять приседаний, двадцать пять отжиманий и пробежать четверть мили за одиннадцать минут…

Мы прошли через раздевалку, миновали мужчин, строчащих собственные парашюты на швейных машинках, мастерскую, где на длинных скамьях были растянуты десятки парашютов и пожарные, нагнувшись, тщательно изучали каждый шов. На полке стояла рация, окруженная бесчисленными емкостями с жидкостью для промывания глаз и коробками таблеток от несварения.

Понятно, что жизнь пожарных полна стрессов, и комната словно потрескивала от избытка тестостерона, усталости и жесточайшего напряжения. Да, ничего не скажешь, это настоящие мужчины, но Лиз отрезвила меня, нарисовав достаточно правдивую картину того, насколько «легка» будет жизнь в роли жены лесного пожарного.

Наблюдая, как члены приехавшей команды подтягиваются на турниках, женщина из нашей группы спросила Лиз, нравится ли ей кто-нибудь из пожарных.

— Н-нет, — неловко промямлила та. — Я знаю всех жен, которые целыми днями гадают, вернутся ли сегодня их мужья.

Добравшись до отеля, я открыла лэптоп и поразилась, увидев, что двадцать один ОК успели мне ответить. И у всех имелись четкие и ясные мнения по поводу того, что мне следует делать. Некоторые, подобно Поле, предваряли свои советы предисловиями вроде: «Хочу, чтобы ты понимала: все, что я знаю о парнях, может уместиться на обороте очень маленькой почтовой марки, выпущенной очень маленьким островным государством, однако…»

Просматривая предложения, я чувствовала себя участником реалити-шоу, где зрители звонят и голосуют при каждом следующем ходе. Грубо говоря, существовало два вида реакции. Первая-тех, кто был рад моей встрече с человеком, который так мне понравился:


ООООООО МОООООЙ БОООООООООГГГГ!!!!!!

Неужели все, правда? Выглядит он здорово, это уж точно!

Грейн. Целую.


Вторым позарез необходимо было узнать, кто теперь получит корону ОК, а именно — кто сумел стяжать лавры, познакомив меня с Гарри.


Интересно узнать, как произошло свидание (короче говоря, КОМУ ты этим обязана?). Любящие Хек и Эндж.

PS: позвони НЕМЕДЛЕННО, если вдруг начнешь петь совершенно незнакомым людям серенады из репертуара «Карпентерз» и признаваться, что находишься «На седьмом небе», всем, кто согласится слушать…


Однако в ответах на основной вопрос, стоит ли мне остаться в Сиэтле или продолжать путешествие, ОК также разделились на две группы.

Все, кто принадлежал к лагерю, требующему прекращения свиданий, были женщинами и романтиками в душе.


Погрузись в атмосферу истинной любви. Даже если он окажется Единственным и вы проведете остаток дней вместе, это далеко не то же самое, что первые девяносто дней вдвоем… Я счастлива за вас. Люблю, Элисон.


А также весьма изобретательными:


У тебя уже было пятьдесят пять свиданий по всему свету. Неужели не можешь провести остальные двадцать пять с Гарри? Мой совет: попробуй, вдруг получится. Забудь о поющем ковбое или кто там еще в кандидатах. Если сейчас уедешь, станешь грызть себя, но будет поздно.

Сара.


И заботливыми:


Совсем ни к чему продолжать путешествие. Это несправедливо по отношению к тебе и Гарри, не говоря уже о тех бедных парнях, что ждут встречи с тобой.

Малгоша.


Голосующие за последующие свидания, как мужчины, так и женщины, были куда практичнее:


Как бы ни был хорош Гарри, не сдавайся на полпути. Чему бывать, того не миновать, и если он создан для тебя, значит, подождет. Только и всего.

Лин. Тысяча поцелуев.


Рассудительнее:


Когда общаешься в пустыне с интересными людьми, каждый день сталкиваешься с художественными инсталляциями, новыми сооружениями и пыльными сосками (это я цитирую тебя, дорогая), большинство людей выглядят привлекательными (секси, крутыми), но когда видишь его перед стиральной машиной или в очереди за кофе… да, это испытание! Обыденность, знаешь ли…

Кэт.


И намного прямолинейнее:


Кокси, слушай меня: ваши отношения подождут, пока ты не сделаешь того, что решила. Или, в крайнем случае, делай остальное НА СЧЕТ «РАЗ»!

С любовью, С.


Послушай, оставайся со своей Родственной Душой в Сиэтле и позволь мне докончить путешествие за тебя! Понимаю, это мало чем поможет, но сдаваться нельзя: что, если через месяц он тебя даже не узнает? Удачи, солнышко.

Макб. женского рода.


Некоторые пытались подходить к проблеме с научной точки зрения:


Будучи одержимой астрологией, хочу спросить: каково его созвездие, знак, дата, время рождения? Если он Водолей, не питай слишком больших надежд: они влюбляются по уши каждые два месяца…

Глем Тен.


Другие привносили в мою проблему свои:


Сейчас не могу говорить ни о Кэме, ни о ком другом… у меня ОПЯТЬ неприятности с Райаном. Видел в пабе свою бывшую, которая, оказывается, желает «снова стать друзьями». Конечно, мы поскандалили и дело едва не дошло до драки. Интересно, почему он злится на меня, если это ОНА — настоящая сука, которая разбила ему сердце? Ах да, ЛЮБОВЬ… считается совсем неплохим чувством.

Джо.


Но только Белинда дала совет, одновременно практичный и романтичный:


…Ты так упорно работала ради этого путешествия и не будешь счастлива, пока не доведешь его до конца. Гарри придется довериться тебе. Дело не в том, что ты ищешь другого мужчину. Просто хочешь до конца насладиться своим безумным приключением. Если это сработает, ему нужно ценить тебя такой, какая ты есть, и любить за это, как и все мы.

С любовью, Б.


Мнение жюри разделилось. Впрочем, я не протестовала. Они дали мне почву для размышлений, и, в конце концов, решение остается за мной. Поэтому я закрыла компьютер, натянула шорты, пошла и взяла напрокат горный велосипед.

Я лучше мыслю, когда нахожусь в движении, и теперь, пока велосипед катился по дорожке, ведущей к университету, на восток, вдоль берега реки, я старалась рассмотреть ситуацию со всех точек зрения. И при этом едва замечала команду игроков в американский футбол, мечущихся по полю под оглушительные вопли потеющего от напряжения тренера, или пары — также на велосипедах, — весело болтавшие, пока их собаки носятся взад-вперед, и даже молодую девушку, одетую в черное и бренчащую на гитаре в тени большого дерева. И чем упорнее вертела педали, тем глубже погружалась в размышления.

Итак, рассмотрим ситуацию еще раз: я бросила судьбе вызов. Я встречаюсь с восьмьюдесятью мужчинами по всему миру (ладно-ладно, семьдесят девять свиданий с семьюдесятью пятью мужчинами и одно — с двадцатью пятью женщинами), а за это она подарит мне Родственную Душу. Я была совершенно уверена, что Гарри и есть тот самый, так что судьба исполнила свое обещание.

Но, разумеется, жизнь не так проста. И вместо того чтобы подарить мне ЕГО на первом или восьмидесятом свидании, судьба позволила мне добраться до середины путешествия. Пятьдесят пять встреч! Жестоко со стороны судьбы и сулит бесконечные проблемы, но факт есть факт: судьба свое обещание выполнила.

И может, у нее были на то причины. Вдруг я встретила Гарри на полпути, потому что у судьбы появилась дополнительная цель, которую мне еще предстоит обнаружить?

Звучит абсурдно, но инстинкты подсказывали мне придерживаться намеченных планов. Если не выполню свою часть сделки, непременно потеряю Гарри. Если отступлюсь от слова, судьба отступится от своего.

Выбора не было: если я хочу сохранить Гарри, нужно довести задуманное до конца. Но сначала надо спросить Гарри, что он думает по этому поводу. Необходимо также рассказать оставшимся двадцати пяти кандидатам, что мои обстоятельства изменились (и смириться с тем, что в результате они не захотят со мной встретиться), но я твердо решила: буду продолжать начатое.

Возвращение в отель было нелегким: теперь, когда стало ясно, что делать, очень хотелось поговорить с Гарри и попытаться объяснить ход своих мыслей. И еще я очень скучала, и теперь, когда следующий шаг был определен, хотелось услышать его голос и удостовериться, что я все это себе не навоображала (и что он не передумал).

Войдя, я заметила, что красный глаз автоответчика настойчиво мигает. Я задохнулась от счастья, Гарри еще на фестивале, но вдруг нашел способ позвонить?

Но сообщение, оказалось, от Чипа, друга Тима, тоже пожарного. В этот уик-энд он женится, слышал мою историю и приглашает прийти поужинать сегодня вечером с ним и его невестой.

Они жили довольно далеко от города. Я взглянула на часы. Ого, я рулила по дорожкам четыре часа, и теперь слишком поздно куда-то ехать. Я позвонила Чипу, чтобы объясниться.

Он оказался невероятно простым и дружелюбным. Свадьба — барбекю в парке, все пьют и танцуют под местный оркестр — показалась мне фантастическим событием, и было ужасно жаль его пропустить. Чип, в свою очередь, поразился масштабам моего путешествия и мерам, на которые я пошла, чтобы встретить Его.

— Вам надо бы последовать моему примеру, — сказал он мне по телефону.

— Да? И что же вы сделали? — заинтригованно спросила я, воображая «постройку амбара» или прогулку по лесу при лунном свете, а может, и полное драматизма спасение из всепожирающего огня.

— Зашел в Интернет, — жизнерадостно развеял он мои фантазии. — В этих местах мы встречаем Родственные Души именно таким образом.

Немного воспрянув духом после разговора с Чипом, я спустилась в бар отеля, битком набитый администраторами, приехавшими на выставку автомобилей «мустанг», из-за чего припарковаться перед отелем стало невозможно. Сознавая, до чего же не хочется никаких свиданий, я позволила одному из участников выставки купить мне пиво, в качестве жертвы Богу Чисел. Но мыслями я была далеко и к тому же терзалась угрызениями совести, поскольку думала только о Гарри.

Назавтра я ждала звонка от Гарри, и время тянулось бесконечно. Ужасно хотелось, чтобы он позвонил первым, но я боялась проявить слабость и поскорее набрать его номер (правда, как я ни любила его, ни о чем подобном не могло быть и речи). Необходимо было отвлечься: самое время возобновить свидания.

Прежде всего, я разослала е-мейлы кандидатам из Сиэтла и дала знать об изменении своего статуса свиданий. Один был адресован Джейсону, президенту Американской ассоциации укулеле[16], а другой — Теду, другу Эммы.


Тед!

Привет, приятель, как поживаешь? Сколько времени прошло с нашего последнего разговора? У меня все в порядке, даже очень!

Правда, наряду с хорошими новостями имеются и плохие. Хорошая новость: с четверга я буду в Сиэтле. Плохая — я встретила Его и он живет в Сиэтле!

Но мне все еще очень хотелось бы увидеть тебя и поговорить по душам. Дай знать, что ты об этом думаешь!

Береги себя. Дж.


Знаю-знаю, чересчур сердечное и фальшиво-жизнерадостное послание! Но позвольте спросить: как вы сообщите человеку, с которым ни разу не встречались, но общались целых два месяца, поскольку устраивали свидания с восьмьюдесятью мужчинами по всему свету, что влюблены в другого, но, черт возьми, хочет ли он все еще, чтобы это самое свидание состоялось? А затем проделать нечто подобное еще двадцать четыре раза. Кроме того, предстояло признаться Гарри, что путешествие в Австралазию непременно состоится…

Я не требую сочувствия. Только отмечаю, что для некоторых течение истинной любви никогда не бывает гладким. Для меня это течение напоминало попытку добраться неизвестно куда по горным дорогам, преодолевая все трудности и крутые повороты, а также встречное движение.

А может, мне только так казалось.

Затем я позвонила Сэнди. Она числилась моим местным ОК и должна была объяснить, где я встречаюсь с Клитом, ковбоем и неизменным участником родео (свидание № 58). Очевидно, он увлекся родео после того, как жена его бросила. Хотя любопытно узнать о его жизни, я немного нервничала.

— О, я только что собиралась тебе позвонить! — воскликнула Сэнди, услышав мой голос. — Очевидно, свидание не состоится. Клит только что перенес операцию, — пояснила она извиняющимся тоном. — Обычное несчастье тех, кто пытается удержаться верхом на быке. Рог проткнул ему легкое и разорвал спину в нескольких местах.

Я пробормотала нечто участливое. Ничего не скажешь, Клит бросился в родео в прямом смысле очертя голову.

— Он очень угнетен, — продолжала Сэнди материнским тоном, словно объясняя, почему малыш Билли не может выйти на улицу поиграть в футбол, — и ему сейчас не до свиданий.

Уверив Сэнди, что поняла (я действительно поняла, хотя не могла взять в толк, почему ему приспичило выбрать такое опасное занятие), я приняла ее предложение навестить Билла и Рамону Холт. Они открыли на своем ранчо недалеко от города музей родео.

Музей «Холтхеритидж» служил приютом огромной и удивительной коллекции фургонов, седел (поделок индейцев племени, где вывели лошадь породы аппалуза), а также ковбоям с ранчо, которые живут среди всего этого богатства. Здесь также проводились родео, такой же распространенный и фанатичный в западных штатах вид спорта, как футбол — в Англии.

Многие годы Билл Холт был одним из лучших комментаторов, а его жена Рамона — одной из ведущих наездниц в скачках без седла. Она позволила мне осмотреть фургоны, спасенные и отреставрированные в начале XX века. Жизнь ковбоя выглядит размеренной, но тяжелой: семьи живут в дикой глуши, и нужно было все делать самим (я едва в обморок не упала, услышав, как ковбои сами зашивали себе раны, а Рамона утверждала, что не раз зашивала раны своим детям!).

— Когда вы живете в сельской местности, приходится как-то обходиться, — пояснила она, пожав плечами.

Самое главное выпас скота — целые семьи показывали, как пасут скот и заарканивают бычков. Управление ранчо, родео-тоже дело семейное. И наездники не считаются командой, они в основном происходят из семей ранчеро, а родители и жены выступают в группе поддержки (перегоняют коней к месту родео, содержат в порядке снаряжение и т. п.). Родео состоит из пяти основных видов: скачки на неоседланной лошади, скачки на диком бычке, стреноживание или заарканивание бычка, езда на оседланном жеребчике и борьба с бычком. Показывая мне амбар, набитый кожаными седлами изумительной работы, Билл твердил, что родео — серьезный бизнес.

— Это профессиональный спорт, и участники тоже профессионалы, — торжественно заявил он, а также подчеркнул, что у этого спорта свои стандарты. И свое наследие. — Это единственный спорт, выросший из промышленности! Скотопромышленности. Родео олицетворяет не только разведение скота, но и Старый Запад.

Естественно, что первые участники родео были ранчеро. И, как у жены ковбоя на рубеже XIX–XX веков, жизнь с наездником родео казалась мне трудной, чрезвычайно хлопотной работой. Сомневаюсь, чтобы я вписалась в нее: мое умение наездницы ограничивается ежеутренним путешествием на велосипеде в «Стар-бакс», а борьба с животными — игрой с хомячком, который был у меня в восемь лет. Я призналась Биллу, что должна была встретиться с ковбоем, но его так покалечили, что несчастный не смог приехать.

— Говорите, рог проткнул ему легкое? — презрительно фыркнул Билл, взмахнув рукой. — Значит, не носил защитного жилета. Сразу видно, непрофессионал!

И словно отец, утешающий брошенную в день выпускного бала дочь, он ободряюще похлопал меня по руке.

— Уверен, что он прекрасный парень, но, милая, это всего лишь любитель!

И немедленно забыв о несостоявшемся свидании с дилетантом, Билл и Рамона показали мне коллекцию ковбойских сапог, удивительное собрание сапожной моды, полученное от таких знаменитостей, как Джон Уэйн, Джонни Кэш и Клинт Иствуд, не говоря уже о Пэтси Клайн, Долли Партон и Лоретте Линн. Я долго поддразнивала Билла, когда он показал мне сапоги Тома Селлека[17]. Шикарные и блестящие, они, скорее всего, были эквивалентом «порше» для любого ковбоя.

— Они удивительно маленькие, — лукаво усмехнулась я.

— Нет, мэм, — твердо ответил Билл. — Думаю, здесь вы ошибаетесь.

Я оставила ранчо, не сомневаясь, что участники родео — настоящие мужчины.

Едва я вошла в вестибюль отеля, портье окликнул меня:

— Мисс Кокс, к вам посетитель. Ждет на террасе.

Посетитель?! Господи, только бы не Кэм.

Изнемогая от тоски и дурных предчувствий, я прошла через боковой выход на террасу, с которой открывался вид на реку, и подошла поближе, но не узнала тихо сидящего на скамье мужчину с закрытыми глазами. Похоже, он спал. И на нем были ковбойская шляпа и кожаные ковбойские штаны. Кроме того, красовался чрезвычайно неудобный на вид корсет, от пояса да самой шеи.

О нет. Это, должно быть, Клит, ковбой родео!

Услышав мои шаги, Клит неуклюже повернулся, поморщился, попытался встать, снова поморщился и осторожно опустился на скамью.

— О Господи, Клит, это вы? — ахнула я, поскорее садясь рядом, чтобы он не вздумал снова вставать.

— Да, мэм, он самый, — проскрежетал Клит. По лицу лились капли пота: то ли корсет так уж грел, то ли раны болели.

— Клит, что вы здесь делаете? Сэнди сказала, что вы перенесли операцию и еще не оправились!

Клит, не сумев повернуться, слабо пошевелил пальцами левой руки, словно последние обладали даром говорить вместо него.

— Не мог допустить, чтобы английская леди посчитала, что ковбой родео способен испугаться кро-ошечной боли и пропустить свидание, — простонал он, явно из последних сил.

Безумие какое-то!

— Клит, как вы добрались сюда? Это Сэнди вас привезла?

Он пошевелил пальцами. Насколько я успела понять, это означало «да».

— Она здесь?

Он снова шевельнул пальцами.

Попросив Клита извинить меня, я ринулась в вестибюль, попросила у портье разрешения воспользоваться телефоном и позвонила Сэнди на мобильный. Та немедленно откликнулась.

— Знаю, знаю, Дженнифер! Но он не слушает меня. Настоял приехать и познакомиться, — раздраженно оправдывалась она.

— Сэнди, сейчас же забери его, — строго велела я. — Бедняге нужно ввести что-нибудь противовоспалительное и болеутоляющее! Куда емубегать по свиданиям!

— Я как раз въезжаю на парковку, — сообщила она, окончательно расстроившись, — буду с тобой через две минуты.

Уже через четыре минуты мы с Сэнди грузили Клита в ее грузовик.

— Не стоит из-за меня уезжать, мэм, — выдавил Клит, когда Сэнди осторожно застегивала ремень безопасности поверх его корсета.

— Дело не в вас, а во мне, — солгала я, желая пощадить мужскую гордость. — У меня немного разболелась голова.

Но Клит, окаменев от боли и не в состоянии сосредоточиться, тупо уставился вдаль затянутыми страдальческой пеленой глазами.

— Мэм, мне очень жаль это слышать, — вежливо промямлил он. — У меня есть таблетки, которые позволят вам в два счета избавиться от проблемы.

Но Сэнди уже завела грузовик и прокричала что-то на прощание. Я поблагодарила Клита за приезд и помахала им вслед.

Несчастный человек: если скачки на бычках помогали ему забыть боль разбитого сердца, его сердце явно не желало ничего забывать.

Я опять вернулась в отель. От Гарри по-прежнему ни слова. Моя решимость не звонить слабела с каждой секундой.

Пока ничего страшного не произошло. Он обязательно позвонит. В конце концов, еще только пять часов дня. Но для меня ждать звонка — все равно что ужасно хотеть в туалет: пока все не завершится, невозможно ни о чем думать или что-то делать.

Я включила лэптоп в надежде отвлечься маршрутом свиданий. Наверное, Тед и Джейсон уже успели ответить. Я чувствовала себя странно виноватой, словно, встретив Гарри, изменила обоим. Хотелось проверить, согласны ли они с изменениями в статусе свиданий и не обижены ли на меня.

Просматривая электронную почту, я узнавала новости о моих знакомых по всему свету. Джо и Райан вроде бы помирились (пока!). Кэт только что вернулась из Антарктики; Майя, младшая дочь Белинды, недавно начала ходить, мой таиландский кандидат счастлив, что я кого-то встретила, но все же настаивает на свидании.

Следующий е-мейл был от женщины, которую я с трудом припомнила.


Привет, Дженнифер, как поживаете? Здесь все превосходно, хотя работы по горло — мы устраиваем очередную конференцию, и я хотела просить Келли выступить. На прошлой неделе я столкнулась с ним и его подружкой на вечеринке, но забыла спросить адрес электронной почты. Нельзя ли побеспокоить вас просьбой прислать его адрес?

Всего наилучшего, Сью.


Мое сердце тревожно заколотилось. Я ощутила, как пересохло во рту, и поднесла руку к губам, словно опасаясь, что сердце возьмет да и выскочит наружу.

У Келли появилась подружка.

Никогда не узнаешь, чувствуешь ли еще что-то к своему бывшему, пока не услышишь, что он обзавелся очередной девушкой. Да, я встречалась с кучей мужчин, познакомилась с Гарри, и прошло почти полтора года с тех пор, как порвала с Келли. Но когда кто-то как ни в чем не бывало рассуждает о нем и его подружке, поверьте, испытываешь невероятное потрясение.

Я забыла выключить компьютер. Схватила со стола темные очки, сумку и вышла в дымную, тяжелую, предвечернюю жару. Словно в тумане села на велосипед и поехала через весь город к микропивоварне «Железная лошадь». Мне позарез требовалось выпить.

Я нашла столик в углу террасы. Тупо смотрела на посетителей, не различая лиц.

У Келли появилась подружка. До чего же отвратительно, что это известие до сих пор способно так больно ранить. И что оно застало меня врасплох. Он плохо относился ко мне, я рада, что мы расстались, и, кроме того, недавно встретила изумительного мужчину.

Так почему меня задело, что у Келли кто-то есть? Я думала, что отделалась от него, выбросила из души и сердца. Отчего же он по-прежнему засоряет мой эмоциональный канал?

Все эти мысли теснились в моей голове, словно борясь зато, какая доведет меня до нервного срыва. Я глотнула медового эля и нацепила на нос очки, чтобы скрыть слезы, угрожающие брызнуть из глаз.

Нежелание плакать на людях заставило меня приглядеться к сидящим за столиками. Рядом устроились две женщины лет тридцати, с гигантскими гривами выбеленных пергидролем волос, величественно колыхающихся при каждом движении, словно волны, вылепленные из сахарной ваты. Они о чем-то тихо говорили, наклоняясь друг к другу и выкуривая сигарету за сигаретой.

Очевидно, у них были проблемы с бойфрендами. Женщина слева так яростно тушила сигарету, что лопнул фильтр.

— Понимаешь, меня и в городе не было всего неделю, — с горечью бросила она. — Вот что всего обиднее.

Я, окончательно упав духом, беззастенчиво подслушивала. Сравнивая проделки неверных дружков, обе жаловались на то, как тяжело родиться женщинами, и все же не собирались рвать отношения с мужчинами.

Еще две участницы хора Тамми.

Может, именно так и развиваются отношения с мужчинами — сначала восторг первооткрывателя, нашедшего сокровище в образе Родственной Души, в конце — ненависть к себе, превратившейся в тряпку, о которую вытирают ноги. И если так оно и есть, нужны ли мне подобные отношения? Что, если Гарри окажется подобием Келли? Могу я доверять ему или всегда буду настороже, ожидая первых предательских признаков того, что все пошло наперекосяк?

Я снова глотнула эля и призадумалась. И неожиданно разозлилась на себя за излишний мелодраматизм.

«Брось ты все эти глупости, Дженни», — сурово велела я себе.

Если я прошла такой длинный путь только чтобы разочароваться, значит, не заслуживаю поддержки друзей, не говоря уже о встрече с таким чудесным человеком, как Гарри. И ведь есть же на свете пары, которые верны друг другу. Правда, я изменила бедняге Питеру с Филипом, когда была в Австралии. Но больше такого не случится.

Пусть у Келли новая подружка (несчастная женщина). Мне он безразличен. Я не хочу все время оглядываться на прошлое. Мне нужен кто-то получше. Можно, конечно, остаться здесь и предаваться мрачным размышлениям. А можно пойти и узнать, действительно ли я встретила его.

Вскочив и противясь искушению посоветовать женщинам бросить своих дружков-неудачников, я направилась к двери. Черт с ней, с женской гордостью! Немедленно еду в отель и звоню Гарри!

Я мчалась по городу как сумасшедшая, лавируя между машинами. Дважды рванула на красный свет, горевший, по моему мнению, слишком долго.

Бросив велосипед в вестибюле отеля, я нетерпеливо подпрыгивала у лифта, пока толпа новоприбывших постояльцев пыталась компактнее разместить в кабине багаж. Наконец, не выдержав, я взбежала по лестнице на третий этаж. Ворвалась в комнату, и первое, что увидела — красные вспышки на автоответчике. ВОТ ОНО!

Схватив трубку, я набрала номер службы ответов. Автоматический голос поблагодарил меня за звонок и сообщил: «Для вас имеется два сообщения. Первое оставлено сегодня в пять двадцать три. Сообщение первое: «Привет, беби! Я, наконец, убрался с Плайи. Абсолютно измотанный и грязный. Завидую тебе, небось, успела уже отмыться и спишь в настоящей постели. Мне все это грозит только через семь часов. Позвони, когда получишь сообщение. Хочу узнать твои новости»».

Услышав голос Гарри, я опустилась на кровать и расплылась в широченной улыбке. Боже, даже голосу него потрясающий: чуть хрипловатый от пустынной пыли и бессонницы, с отчетливым американским акцентом. М-м-м…

«Второе сообщение оставлено сегодня в семь часов девять минут. Сообщение второе: "Пять безумных дней на Плайе, и я способен думать только о тебе. Ты, в самом деле, что-то, британочка. Позвони мне!"»

И я позвонила. Я свернулась клубочком на кровати в отеле Миссоулы. Он лежал в своей постели, вернее, в постели дорожного трейлера где-то между Рино и Сиэтлом. Целых два часа мы проговорили о божествах у основания Пирамиды, о «будке плохих советов», где людям рекомендовали не мазаться кремом от загара и пить меньше воды, о том, что вытворяли наши друзья в «Костко» после моего отъезда…

Говорили о моем желании продолжить путешествие и о том, что это означает для нас обоих. Он утверждал, что все понимает, поддерживая во мне уверенность в правоте моего решения. Кроме того, мы успели также поболтать о Сиэтле и о том, как будем проводить время вместе.

Встреча в пустыне была волшебной и немного театральной, словно не в настоящей жизни, а на экране кино. Но теперь, пока мы говорили, смеялись и затевали шутливую перепалку по телефону, я вдруг сообразила, что мы могли встретиться на автобусной остановке, или в баре, или на свидании вслепую, и я все же посчитала бы Гарри, интригующим и интересным человеком. Вовсе не Плайя и не БРС заворожили меня. Дело в Гарри.

Знаете, пусть я и виню Гектора, вдолбившего мне в голову стихи «Карпентерз», зато теперь твердо уверена, что у нас с Гарри… все только начинается.

Глава 11 США, СИЭТЛ, ВАШИНГТОН, И САН-ФРАНЦИСКО, КАЛИФОРНИЯ


Если вам выпал один из таких дней, когда при виде счастливых людей хочется наброситься на них с кулаками, можете спокойно пропустить несколько следующих страниц.

Я была взволнована, но ужасно нервничала, когда два дня спустя прибыла в аэропорт Сиэтла. Однако при взгляде на Гарри мгновенно поняла, что он так же сильно нервничает, и втайне облегченно вздохнула: не только мне требовалось время для реакклиматизации к романтике.

Но слишком о многом нам нужно было поговорить… слишком хорошо нам было вдвоем, чтобы долго смущаться, и все последующие дни (я предупреждала, что так будет) оказались настоящим блаженством.

Я никогда не бывала в Сиэтле. И хотя ожидала увидеть много интересного, все же не думала, что город так прекрасен. Сиэтл — это россыпь островов, а город расположен на клочке земли между заливом Пьюджит и озером Вашингтон. Три четверти горизонта закрыты горами, как стоячим китайским воротником: Олимпия-на западе, гора Ренье — на юге и Каскадные горы — на востоке.

Гарри, хоть и урожденный калифорниец, прожил в Сиэтле семь лет и оказался превосходным гидом. Водил меня по всем оживленным и модным местам, покупал выпивку в самых шикарных барах, терпеливо ожидал за дверями, пока я переворачивала «вверх ногами» бутики одежды и косметические магазины в западном Сиэтле и Фримонте.

Отдыхая в «Баллард Локс», мы сочиняли дурацкие истории о каждой семге, пытающейся сообразить, как воспользоваться рыбоходом. Под жарким солнцем мы бродили по Линкольн-Бич, держась за руки и непрерывно останавливаясь, потому что безудержно смеялись или целовались.

Понимаю, звучит чересчур сентиментально и тошнотворно-сладко, но я хотела, чтобы всем было абсолютно ясно — мы не из тех романтичных до слюнявости парочек, тайно желающих привлечь всеобщее внимание. Да, мы были наэлектризованы только что начавшимся романом, словно между нами проскакивали молнии, и мы не могли насытиться обществом друг друга.

У Гарри был уютный дом в тихом зеленом районе, у залива Пьюджет. Он оказался потрясающим поваром. И с радостью создавал обеды, способные впечатлить любого гурмана, пока я, взгромоздившись на высокий табурет со стаканом вина в руке, болтала или просматривала его коллекцию компакт-дисков. Раньше мужчины для меня практически не готовили, если не считать тостов или спагетти. Но как только Гарри удалось убедить меня, что ему нравится стряпать пиццу с красным луком, грибами и овечьим сыром или запекать люциана под соусом из манго и чили без посторонней помощи, к моему величайшему удивлению, это мне очень понравилось.

Конечно, требовалось время привыкнуть. Гарри явно принадлежал к почти исчезающему классу джентльменов: он настаивал на том, чтобы платить за все, придерживал передо мной двери, отдавал свою куртку, если мне было холодно, и неизменно проявлял доброту и заботливость.

Но как бы это ни восхищало и ни изумляло (я чувствовала, что выиграла счастливый билет в «парке отношений»), я боролась со всем этим, сначала немного, а потом все больше и больше.

Особенно меня смущала его готовность платить за все. Хотя я знала, что Гарри нравится меня баловать, неизменно смущалась, не желая пользоваться и спекулировать его добротой и щедростью. Кроме того, у меня было мало опыта в подобном общении с мужчинами. Имея собственные деньги, я желала участвовать в расходах. И искренне не понимала, как себя вести. Поэтому упорно пыталась заплатить по счету, а Гарри упорно говорил «нет».

На третью ночь все встало на свои места. Мы провели чудесный вечер, гуляя по любимому месту туристов, красочному рынку Пайк-плейс, а потом пошли выпит в «Энтониз», ресторан в гавани Беллтаун. Пили мартини, любовались закатным солнцем и наблюдали, как роскошно одетая, стройная, шестидесяти-с-чем-то-летняя парочка уверенно управляла яхтой (элегантной, шикарной и размером с небольшой город), да еще и выглядела при этом как реклама чудес виагры.

Гарри взглянул на официантку, которая пришла принять у нас заказ.

— Джен, я знаю, ты не любишь устрицы, — заметил он, нерешительно ступая на минное поле моих диетических причуд, — но они здесь так хороши! Почему бы тебе не попробовать?

Я ненавижу устрицы. У них омерзительная текстура, и наесться ими практически невозможно. Для меня это занятие всегда казалось абсолютно бесполезным и морально ущербным. Но он так мило просил, что двумя коктейлями позже наша задорная официантка (Ох-ты-Божемой, вы бридданка? О Господи, до чего же я люблю ваш акцент!) принесла нам с полдюжины устриц в розовом шампанском с кусочками перца. Гарри показал, как налить пару капель шампанского в устрицу и выжать сверху кусочек лимона. Я была полна решимости не думать о том, что именно сую в рот, и принялась осторожно жевать. Густой мягкий соленый вкус обволок язык. Поразительно. До чего же мне нравится! И как я обрадовалась! Не только тому, что Гарри уговорил меня попробовать устрицы. Главное, что я хотя бы раз в жизни отступила от своих догм и поддалась на уговоры.

Но когда принесли счет, события приняли иной оборот. Как обычно, завязался спор из-за того, кто будет платить. Но тут Гарри неожиданно откинулся на спинку стула, немного подумал и взял меня за руку.

— Джен, — медленно выговорил он, — понимаю, ты привыкла сама платить за себя и поэтому постоянно предлагаешь оплатить счет. Но вот в чем дело: ты здесь всего на несколько дней, и ты моя девушка. Не могла бы ты хоть на время смириться с тем, что я хочу позаботиться о тебе, и позволить мне это делать?

Он выглядел решительным и искренним, но я боялась сказать что-то из страха расплакаться. Ничего более романтического не слышала за всю свою жизнь.

Глядя, как заходящее солнце словно тонет в заливе, я чувствовала, что утопаю в нахлынувших эмоциях. Неужели это правда? Неужели он честен со мной? Может, у него есть жена, двадцать семь детей и работа в мастерской по починке газонокосилок где-то в Айове, и поэтому он не стесняется говорить такое?

Не хочу показаться сварливой, но, жаждая перемен в жизни, можно ли позволить отдавать кому-то так много и при этом не чувствовать себя глупенькой, потерявшей контроль над ситуацией дурочкой?

Я взглянула на Гарри, терпеливо дожидающегося ответа. Он выглядел невероятно красивым. А глядя в эти сводящие с ума темно-голубые глаза, обрамленные черными длиннющими ресницами, я сгорала от зависти. Я была головокружительно счастлива находиться рядом. Он такой веселый, щедрый, благородный, прекрасный рассказчик, обладающий достаточной долей сомнения в себе, чтобы казаться немного беззащитным и ужасно милым.

И он, похоже, потерял от меня голову. Ну а пока я веду себя безобразно и непростительно медлю с ответом.

По моим щекам покатились слезы. Гарри, разумеется, понятия не имел, что происходит. Просто сознавал, что бросил мне вызов и теперь я сижу, молчу и заливаюсь слезами. Вид у него был сокрушенный.

— О Боже, Дженнифер, я не хотел тебя обидеть! — встревоженно выпалил он.

Я шмыгнула носом и одной рукой порылась в сумке, пытаясь нащупать бумажную салфетку.

— Нет… нет, — промямлила я. — Ты совсем меня не обидел. Наоборот, ничего более чудесного со мной еще не бывало. Я плачу от счастья.

Похоже, Гарри я не убедила, но постепенно выражение ужаса сменилось типичным для мужчины «попробуй понять этих женщин». Я вытерла последние слезинки со щек и нерешительно улыбнулась:

— Спасибо, Гарри. Заметано — ты платишь.

Я поменяла билет, так что у нас теперь было десять дней. Я улетала в Лондон из Сан-Франциско, поэтому мы решили провести три дня на яхте его родителей (плавучая сауна Андерса настолько изменила мое мнение о пребывании на воде, что я почти перестала бояться; кто знает, возможно, не все яхты опасны).

Но время шло, и в романтику постепенно вторгалась реальность. Гарри нужно было возвращаться на работу — делать звукозапись бейсбольных матчей команды «Моряков» для ТВ. Я же теоретически должна была встретиться с Тедом и Джейсоном.

Включив лэптоп, я просмотрела почту и нашла их письма. Кроме того, я была удивлена и счастлива увидеть е-мейл от Нэнк из Вегаса и немедленно его открыла.


Что же, он кажется очень интересным человеком. Может, ты сумеешь добыть копию его водительских прав, и Элизабет немедленно составит на него досье (шучу). Я очень счастлива за тебя. Но все же считаю: нам с Элизабет следует его допросить. Сиэтл не так далеко от Вегаса. Пришли его к нам, и мы пригласим его к ужину и дадим тебе знать. Скучаю по тебе, детка.

Нэнк.


Я смеялась, читая е-мейл. Может, Нэнк и шутит насчет досье, но Элизабет в таких случаях бывает абсолютно серьезна. Меня очень тронула забота Нэнк и Элизабет. Как много необыкновенных и поразительных людей встретила я в этом путешествии!

Я написала ответ старому другу Эдди, который спрашивал мой телефонный номер в Сиэтле (еще один способ проверки, поскольку он спокойно мог позвонить мне на мобильник). Только потом я прочитала послания Джейсона и Теда, чтобы проверить, готовы ли они встретиться со мной.


Итак… вы это серьезно? Действительно встретили свою Родственную Душу и он живет здесь? Ничего не скажешь, быстро! Что стряслось? Признаю, я немного разочарован, но в то же время очень рад за вас! Конечно, мы по-прежнему можем побыть вдвоем. Я бы хотел, наконец, встретиться и услышать все о фестивале «Пылающего человека». Буду в городе на этой неделе. Какое время вам больше подходит? Счастливо.

Джейсон.


Я облегченно вздохнула. Не хватало еще расстроить кого-то. И я была довольна, что Джейсон не обиделся и хочет меня видеть. Хотя подозревала, что он не Единственный, все же мне нравилось переписываться с ним: в основном мы говорили о музыке и он казался неплохим человеком.

Я провела Джейсона через обычную сеть отношений, поддерживаемых по электронной почте. Рэнди был ОК второго поколения. Он знал мою подругу Полу с тех времен, когда работал в британском филиале «Амазон», но прежде служил в головном офисе — в Сиэтле. Там он и познакомился с Джейсоном. Теперь Рэнди жил в Нью-Йорке, но постоянно переписывался с Полой и Джейсоном (которые при этом не были знакомы друг с другом). Получив мое описание Родственной Души, Рэнди связался с Джейсоном, который, в свою очередь, написал мне, еще когда я путешествовала по Европе. Другой кандидат на свидание в Сиэтле, Тед, был другом Эммы из «Лучшего пиара». Он управлял процветающей интернет-компанией и с самого начала (почти три месяца назад) предупредил, что хотя не имеет времени для переписки, но… «Погоди, ты доберешься до Сиэтла, я найду чем тебя поразить».

Вот я и в Сиэтле, хотя при иных обстоятельствах, нежели предполагали мы с Тедом. Я открыла е-мейл — и… Вместо того чтобы поразить, Тед насмерть меня перепугал.


Дженнифер, ты ведь шутишь, верно? Я отметил все воскресенья в моем календаре на два месяца вперед. Послал на конференцию в Токио вместо себя своего заместителя, потому что мы договорились о встрече. Это неприемлемо. Приходи на свидание, и я сумею заставить тебя изменить мнение (считаю, что любой отказ равен нарушению контракта между нами, несоблюдение которого с твоей стороны может привести к потере доходов моей компании). Пожалуйста, позвони Джанель, моему секретарю, чтобы подтвердить дату. Телефон: 206…


Я читала и перечитывала письмо. Первая половина была настоящим кошмаром, а вторая казалась тем мелким текстом в контракте, где компания оставляла за собой право съесть ваших родителей, если пропустите хотя бы один срок выплаты. Неужели Тед всерьез? Но что, если так? Вдруг Америка настолько прониклась сутяжническим духом и так одержима работой, что вас могут призвать к ответу за трату чужого времени и эмоциональной энергии, особенно если вы имели наглость влюбиться в кого-то третьего?

Я долго сидела перед лэптопом, раз пять закрывая и открывая электронную почту. Очень хотелось ответить достойно, но каждый раз я беспомощно пожимала плечами, не зная, что сказать.

Наконец я решила передать дело в руки Эммы. Как бы я ни была благодарна ОК за тяжкий труд и поддержку, все же история немного напоминала званый ужин, где в последнюю минуту выяснилось, что один из приглашенных не придет. Если тип, которому вы сделали одолжение, взяв его с собой на ужин взамен недостающего парня, вздумает надраться и блевать в аквариум хозяйки, именно на вас ляжет обязанность разрулить ситуацию. Нравится Эмме или нет, но именно ей придется вытащить голову Теда из аквариума и хорошенько прочистить ему мозги.

А тем временем Гарри был наверху, в своем кабинете, возвращаясь к реальной жизни.

Я слышала щелканье клавиатуры и постоянные переговоры по непрерывно звонящему телефону. Люди звонили, чтобы потолковать о работе, узнать последние новости с фестиваля и полюбопытствовать насчет его новой британской девушки (я слышала слова «новая британская девушка» столько раз, что начала чувствовать себя чем-то вроде некой политической инициативы).

Но он был очень мил, и пока разговаривал, я не могла не слышать его счастливых и гордых интонаций. Большинство друзей, очевидно, искренне радовались за него. Но не все. Когда Гарри подробно рассказал одной женщине о нас, она была так расстроена, что ее «НЕЕЕЕЕТ» донеслось даже ко мне на кухню. («Не будь такой злой», — урезонивал Гарри, явно застигнутый врасплох.)

Но это еще цветочки. Вскоре мне предстояло встретить женщину, которую можно назвать самым большим вызовом нашим отношениям. Ее звали Хол, и она жила в том же доме, что и Гарри.

Гарри приходилось комментировать бейсбольный матч «Моряков», но боясь, что я заскучаю, он предложил довезти его до работы и забрать грузовик на весь остаток дня.

Я была тронута и слегка ошеломлена. Очень великодушно с его стороны доверить мне вести этот огромный грузовик, но зато какая ответственность!

Приятно, что он думает, будто я смогу добраться домой, не оказавшись при этом в Ванкувере, но, вероятно, слишком многого ожидал от моих способностей водителя. А уж то, что я способна вернуться к месту его работы самостоятельно — двадцать минут по извилистым и узким дорогам в темноте, — казалось настоящим безумием.

Когда мы прибыли на базу «Моряков», Оу-Би и еще несколько коллег Гарри вышли на улицу, чтобы поздороваться.

Очевидно, не только мои друзья жаждали учинить проверку на совместимость. Приятели Гарри тоже хотели убедиться, что я ему подхожу. И не забывайте, все они знали, что мы с Гарри встретились только потому, что я путешествую по миру ради свиданий с восьмьюдесятью мужчинами. Это подогревало их защитные инстинкты и одновременно любопытство. (Я вполне могла оказаться авантюристкой, на которую любопытно взглянуть любому парню: «Спешите, спешите, леди и джентльмены, увидеть патологически развратную особу…»)

Они немилосердно подкалывали Гарри, но при этом относились ко мне с искренней теплотой. Для меня было крайне важно получить их одобрение, потому что, каким бы образом мы ни встретились, Гарри мой бойфренд и я хотела понравиться его друзьям.

В конце концов, я безнадежно заблудилась, пытаясь найти дорогу к дому Гарри, но ничуть не расстроилась, обнаружив, что попала на Алки-Бич. Это нечто вроде крошечного уголка Лос-Анджелеса, каким-то образом перенесенного в Сиэтл и битком набитого лентяями, прогуливающими собак и не отрывающими от ушей мобильники.

Правда, потом мне все-таки удалось добраться домой. Я намеревалась провести спокойный вечер за чтением е-мейлов и просмотром американских комедий положений. Все шло прекрасно, пока я не начала замерзать.

Я упоминала Хол. Это «домашняя автоматизированная компьютерная система жизнеобеспечения», позволяющая Гарри дистанционно управлять освещением, обогревом и сигнализацией, когда он в дороге. Пару дней назад он показал мне, как работать с Хол. Можно было задействовать компьютер или просто поговорить с ним по микрофону, соединенному с системой.

И теперь я мучилась над программой, пытаясь включить отопление, но даже под страхом смерти не могла припомнить, что следует сделать. Позвонить Гарри и признаться во всем было выше моих сил. Я считала делом чести сообразить самостоятельно.

Я сидела, раздраженно барабаня пальцами по столу, и испуганно подпрыгнула, когда неизвестно откуда раздался женский голос:

— Да?

Микрофон на столе уловил перестук и активировал устную программу Хол.

— Да? — повторила она высокомерно и неприязненно, словно дорогая машина, слишком долго простоявшая в гараже.

Программа позволяла вам выбрать для системы женский или мужской голос, а также тембр и интонацию (вежливую или резкую). Гарри сделал из Хол сексапильную, привыкшую к роскоши женщину, которая, по моему мнению, высказывалась слишком надменно и чуть презрительно. Оставалось надеяться, что он не видит меня такой… если не считать сексуальности — с этим я вполне могла ужиться.

Подняв микрофон и пытаясь припомнить, как именно Гарри отдавал голосовые команды, я обратилась к компьютеру:

— Хол, включи отопление.

Ничего не произошло. Я немного подождала. Опять ничего. Я попыталась вновь, на этот раз чуть громче. Мой голос эхом отдавался в большом, просторном, ужасно холодном доме.

— Хол, включи отопление. Никакого толку. Хол продолжала упрямо молчать.

Не говорите Гарри, моему новому хай-тек-звукооператору и бойфренду, но я раздраженно треснула микрофоном о стол. Нет, это слишком! Почему на стене нет выключателя, который просто можно повернуть, как в любом нормальном доме?

Очевидно, микрофон был лучшим передатчиком настроения — звук удара привлек внимание Хол.

— Да? — осведомилась она скучающим голосом, призванным возбудить бессильную ярость в слушателе (а может, исключительно в ЭТОМ слушателе). Я схватила микрофон, отказываясь признать поражение. Может, проблема в том, что я говорила слишком тихо? Подступающий холод помог сосредоточиться, и я произнесла громко и отчетливо:

— Хол, включи отопление.

— Вы сказали «включи освещение»? — презрительно бросила Хол, очевидно, желая намекнуть, что подобный крик кажется ей вульгарным и невежливым.

Слава Богу, проклятая штука услышала!

— Нет, — ответила я с некоторым торжеством, — тебя просили включить отопление.

Я специально подчеркнула последнее слово в надежде, что Хол почувствует унижение, которое сама навлекла на свою голову.

— Освещение включается! — злорадно объявила Хол, игнорируя мое возражение, после чего загорелась каждая лампочка в каждой комнате дома.

Только этого не хватало.

Значит, мне открыто объявили войну.

Эта подлая компьютерная стерва ошибается, если думает, что возьмет надо мной верх. Худо ей придется, когда она узнает, что вздумала играть в компьютерные игры не с той женщиной!

Не обращая внимания на бьющий в глаза свет, я пронзила монитор строгим взглядом и столь же отчетливо, сколь и холодно (к этому времени температура в доме упала ниже нуля) скомандовала:

— Хол! Включи отопление.

— Вы сказали «отопление на полную мощность»? — нагло переспросила Хол, явно наслаждаясь моим дискомфортом.

Неужели я просила именно это? Включить отопление или поднять температуру? Или это очередной трюк и она пытается меня перехитрить? Я окончательно растерялась, но не желала попадаться на мелочах, поэтому спокойно повторила:

— Нет, я сказала «включить отопление».

— Даю полную мощность! — объявила Хол, выкладывая на стол все козырные карты.

С минуту в комнате царила абсолютная тишина. Потом из подвала донеслось слабое жужжание, становившееся все громче и громче, пока стены дома не начали сотрясаться. Я нервно огляделась, пытаясь определить источник шума. Раздался грохот, и воздух, горячий, как дыхание самого Люцифера, с ужасающим ревом вырвался из каждого вентиляционного отверстия в доме. Шум был оглушающим, и уже через несколько секунд стало невыносимо жарко. Инстинктивно помедлив, чтобы восхититься эффективностью системы, я завопила:

— Хол, выключи отопление, выключи отопление, выключи отопление!

Может, вентиляторы заглушают мой голос, одновременно превращая дом в пустыню Сахару? Или она специально меня игнорирует? Так или иначе, Хол отказывалась отвечать.

В доме становилось все жарче. Над головой сияли огни — меня заживо поджаривала обезумевшая экономка, управляемая компьютером и, очевидно, не желающая терпеть присутствие другой женщины в жизни Гарри.

Я кричала и кричала, пока в горле не пересохло. Похоже, если я хочу обойти Хол, необходима другая стратегия.

Кубарем скатившись с лестницы, чтобы выпить глоток воды, я заодно распахнула все двери и окна. Стало чуть прохладнее. И тут меня осенило. Я помчалась наверх сквозь палящую жару и снова уселась перед компьютером.

Хол, очевидно, не собиралась выполнять мои приказы, но, бьюсь об заклад, Гарри она послушает.

Задача не из легких. Как бы я ни обожала Гарри, все же вряд ли смогу подражать его голосу, тем более что нельзя забывать об акценте. Я немного послушала автоответчик с записью его голоса, глотнула воды и откашлялась.

— Хол, выключи отопление, — велела я с сильным американским акцентом.

Ничего. Значит, не получилось. Я попробовала снова.

— Хол, выключи отопление.

Ничего.

Я перебрала десятки тембров, делала ударение на всех словах поочередно, удлиняла гласные — короче говоря, погружалась в самые глубины, вслепую пробираясь по изгибам и поворотам другого пола и другой культуры.

— Ты сказал «выключить отопление»? — неожиданно приветливо спросила Хол.

О Боже, получилось! Она приняла меня за Гарри.

— Да, — коротко ответила я, опасаясь все испортить.

— Я выключаю отопление, — кокетливо сообщила Хол, и рев вентиляторов немедленно смолк.

Дом вновь наполнился тишиной.

Ощущение было такое, словно последние двадцать минут кто-то направлял фен прямо мне в лицо, и сейчас, медленно приходя в себя, я испытывала невероятное облегчение. Глубоко вздохнув, я постаралась вспомнить точный тембр и акцент. Нужно уговорить Хол выключить свет.

На это потребовалось всего три попытки.

Я сидела в темном, тихом, остывающем доме, позволяя волнам тишины омывать меня.

Пока Гарри вернется, вряд ли я могу сделать что-то без света и тепла.

Устроившись на диване со всеми возможными удобствами, я впервые спросила себя, что здесь делаю. Я увлеклась Гарри и считала, что он чувствует ко мне то же самое, но если серьезно задуматься: что с нами будет потом? И как наши оранжерейные отношения выдержат натиск реального мира?

Мы оба жили требующей полной самоотдачи жизнью. Нас разделяли континенты. Я не вынесу мысли о перманентных отношениях на расстоянии. Так что же нам делать? Соглашусь ли я перебраться в Сиэтл? Даже мысль об этом казалась безумием, тем более после недолгого знакомства (или, наоборот, безумием было не подумать об этом раньше). Но если я не собираюсь уезжать из Англии, значит, ради нас обоих нужно закончить все сейчас, пока мы не увязли глубже.

Но я не могу это сделать! Чем больше узнаю Гарри, тем больше он мне нравится. И хотя мы так недолго вместе, я знаю, что буду очень скучать.

Я долго искала ответ, пока сообразила, что хочу слишком многого и слишком скоро.

Быть с Гарри для меня означало гигантскую степень доверия. Может, я, подобно Нилу Армстронгу, сделала гигантский прыжок, который мигом вознес меня на некую орбиту, где придется пробыть некоторое время. И сейчас бессмысленно мучиться из-за этого. Я хотела быть с Гарри, и это само по себе поразительно. Вот что главное. Всему остальному придется подождать, пока я не вернусь на землю.

Чертова Хол. Это ее выходки навели меня на подобные мысли! Ничего не скажешь, грозная домоправительница. Или она специально подняла температуру в доме и поставила меня под безжалостные прожекторы? Думаю, просто проверяет, как и все остальные из круга Гарри.

— Хорошо провела ночь, солнышко? — спросил Гарри, когда я, измученная и усталая, приехала за ним в «Сейфко филдз».

— Да, спасибо, — соврала я.

События этой ночи останутся между мной и Хол. И каковы бы ни были наши разногласия, подозреваю, что в этом мы едины.


Следующее утро ознаменовалось бурной деятельностью.

Эмма ответила немедленно:


Дорогая, иногда Тед может быть ужасным деспотом, но, поверь, он только лает, а не кусается. Я сказала ему, чтобы прекратил глупить, если вообще надеется встретить приличную женщину, но ты ведь знаешь мужчин — любят поговорить, ненавидят слушать. Если считаешь, что способна его вынести, иди на свидание. На самом деле он настоящий зайчик. Кстати, мне понравился снимок, на котором ты с Гарри, — какой классный парень! Ты, старушка, и вправду счастливая. Чао-чао.

Эм.


От Теда письма не было (вероятно, слишком занят, гоняясь за почтальоном по улице). Возможно, я и соглашусь его увидеть в качестве жертвы Богу Чисел, но сначала заставлю немного подождать.

Я как раз составляла ответ Джексону, когда сидящий в своем офисе Гарри крикнул, что мне кто-то звонит.

Я подняла трубку параллельного телефона на кухне, почти ожидая услышать голос Джейсона и неловко морщась, поскольку перед этим Гарри несколько минут говорил со звонившим. Но это оказался мой старый друг Эдд и. Непонятно почему, но я отношусь именно к тем людям, которые обречены служить жилеткой для всех своих приятелей, и последние без всяких видимых причин и доводов бегут ко мне за советом. Правда, сама я обычно обращалась к Эдди — он умный и сообразительный, беспокоится обо мне и вечно старается защитить, как старший брат.

Эдд и разговаривал с Гарри, и я инстинктивно замерла в надежде, что Гарри пройдет испытание.

— Значит, нашла свою Родственную Душу? — поддразнил Эдди, когда я подняла трубку.

— Да! — радостно выпалила я. — Надеюсь, ты был вежлив с ним.

— Как мог, — сардонически хмыкнул Эди. Но, внезапно став серьезным, добавил: — Итак, помимо мечты содрать с него штаны, остальное о'кей?

Я восприняла это как замаскированный вопрос типа: «Ты никак подцепила очередного неудачника?» Но вместо того чтобы обидеться, улыбнулась, тронутая его заботой.

— Честно, Эд, он действительно прекрасный человек. А если бы тебе не понравился тембр его голоса, ты сразу бы сказал.

Эдди никогда не уступал: он не спорил, это означало согласие.

— Ну… — протянул он, наконец, — мы договорились о встрече, когда он приедет в Лондон, поэтому, я скажу тебе сейчас все, что о нем думаю.

— Приедет в Лондон? И когда же это будет? Я и не знала.

— Почему бы ему не приехать?

Ответа у меня не нашлось. Я даже не думала о возможном приезде Гарри. И тем более не говорила с ним на эту тему.

Прежде чем распрощаться, я расспросила Эдди о новостях из дома, и не успела положить трубку, как на кухне появился Гарри.

— Твой друг Эми очень забавный, — заметил он, обнимая меня.

— Да, он хороший. Ты поладил с ним? — Я немного отстранилась, чтобы видеть его реакцию.

Гарри кивнул и неожиданно выпалил:

— Он спросил, когда я приеду в Лондон.

Я неловко пожала плечами.

— Да. Он и меня спрашивал. Не обращай внимания.

— Но почему? Разве ты не хочешь пригласить меня в гости?

На этот раз настала моя очередь изумляться.

— Ну… да, конечно. Только я знаю, как ты занят, и… потом это дорого… и далеко…

Я сознавала, как жалко звучит мой голос, и прикусила губу.

Гарри рассерженно нахмурился.

— Дженни, Лондон — то место, где ты живешь. Разумеется, я собираюсь туда съездить и тебя навестить. Почему ты посчитала, что это невозможно?

Мне стало не по себе. Гарри прав: я была бы счастлива пролететь полмира, чтобы оказаться с тем, кто мне дорог, но ни на секунду не представляла, что он захочет сделать то же самое для меня. И это еще не все. Я привыкла, образно говоря, держать все нити в своих руках. Именно я оставляла за собой право появляться и исчезать из жизни кандидатов. Пусть встречи проходили на их территории, но всегда на моих условиях! И я оставила Лондон для себя — барьер, за который я пряталась, чтобы отсидеться и немного отдохнуть, расслабиться и набраться сил.

Гарри в Лондоне? Встречаться с ним на моей родной почве? Познакомить его с друзьями и своим существованием? В этом случае мой барьер рухнет!

Но ведь Гарри — нечто совершенно иное! Разве я не обязана дать ему тот же доступ во все области своей жизни, какой он предоставил мне?

Господи! Откуда сразу столько вопросов?! Хорошо бы узнать мнение «охотников за кандидатами». Но как бы ни была соблазнительна подобная мысль, я знала — это нечто такое, что мы с Гарри должны решить вдвоем. Наступает момент, когда любовники прекращают быть общественным достоянием и создают собственный мир в уединении (это особенно верно в наших отношениях, где мне приходилось выбирать одного из многих).

— Итак? — неожиданно спросил Гарри, очевидно, устав от долгого молчания, которое неизбежно сопровождало мои яростные споры с собой.

Я постаралась отрешиться от бушующей в душе бури и без колебаний ответила:

— Да, приезжай в Лондон. Я очень хочу показать тебе свой дом.

На следующие полторы недели мы установили неспешный ритм знакомства с Сиэтлом, домашних ужинов и постепенно разгорающейся любви. Совместная жизнь казалась легкой, естественной. Нам было совершенно не обязательно постоянно держать себя в рамках. И когда Гарри отправился на работу, я сделала то же самое.

Я смягчилась и разрешила Джанель внести меня в ежедневник Теда (свидание № 59). Мы условились выпить кофе в перерыве. Оказалось, что в жизни он довольно славный: высокий, с короткими черными волосами и темно-коричневой кожей, которая временами будто отливала золотом. Словом, настоящий красавец. Но он оказался совершенным трудоголиком: во время нашего свидания телефон непрерывно звонил, и хотя Тед не отвечал, все же каждый раз яростно хмурился, проверяя номер звонившего. Совсем как в моей старой жизни! Мне стало немного стыдно при воспоминании о том, сколько раз я проделывала то же самое.

Но свидание состоялось, и теперь Тед по крайней мере не мог подать на меня в суд!

Джейсон (свидание № 60) оказался, как я и думала, приятным парнем. Фанатичный любитель музыки, он рассказал мне много интересного, пока мы болтали за «Маргаритами» в маленьком мексиканском ресторане Беллтауна. Мне понравились его жизнь, посвященная музыкальной сцене Сиэтла, и более узкая деятельность, вращавшаяся вокруг любимого инструмента — укулеле. Он не был моей Родственной Душой, но оказался остроумным и веселым собеседником, и мы провели прекрасный вечер вместе.

Но по мере того как близилось время моего отъезда в Сан-Франциско, мне становилось все грустнее. Осталось всего три дня, а потом я лечу в Лондон. И хотя я скучала по родине и родным, друзьям и своей квартире, мысль о том, чтобы оставить Гарри, наполняла меня тоской.

Время пролетело незаметно, и вот уже пора лететь в Сан-Франциско.

Мы взяли прокатную машину со стоянки аэропорта и поехали в «Андроникос», модный супермаркет на Уолнат-стрит. Глядя на фрукты, блестящие и круглые, как многоцветные крикетные мячи, а также пахучие, плотные головки сыра, батоны хрустящего хлеба, нарядные, как пасхальные шляпки, торты и пушистые кисти укропа и фенхеля, я заметила, что у меня дрожат руки. И это не имело ничего общего с моим возвращением домой.

Мне предстояло познакомиться с родителями Гарри.

Я хотела им что-нибудь купить, но вместо этого стала бесцельно метаться между полками с незнакомыми марками вин и рядами ваз с экзотическими цветами. Конечно, я мечтала произвести хорошее впечатление, но поскольку никогда не встречала родителей Гарри, то, естественно, не знала, что им нравится.

От Гарри толку было мало.

— Ты вовсе не обязана что-то покупать, — пожал он плечами.

Я прищурилась и раздраженно вздохнула.

— Гарри, твои родители одолжили нам яхту на три дня. И я ни за что на свете не приду к ним с пустыми руками!

Мы вышли из супермаркета и отправились на пристань, где была пришвартована яхта. Пока выгружали покупки, я молчала, и Гарри, бросив пакеты на землю, обнял меня за талию и поцеловал.

— Джен, перестань нервничать, — прошептал он, гладя меня по голове. — Мои родители люди общительные, и с ними легко поладить. А после сегодняшнего вечера на яхте останемся только мы вдвоем. Вот увидишь, все будет хорошо.

Я знаю, он всего лишь хотел меня успокоить, но больше не было сил сдерживаться.

— Гарри, — процедила я, стараясь убрать из голоса сварливые нотки, — я действительно ценю все, что ты для меня сделал. И знаю, что ты считаешь плавание прекрасным способом расслабиться. Но я имею долгую и печальную историю жесточайших приступов морской болезни, и мысль о трехдневном пребывании на яхте путает меня до смерти. А твои родители… они твои родители, и я уверена, что они прекрасные люди… вернее, конечно, они прекрасные люди, если одолжили нам свою яхту. Но факт остается фактом — в любую минуту ты скажешь: «Ма, па, познакомьтесь с моей девушкой». И они ответят что-то вроде: «О, как мило! А где вы познакомились?» И мне придется признаться, что как забавно это ни звучит, но я бегаю по всему свету, чтобы встретиться с восьмьюдесятью совершенно незнакомыми мужчинами. «Гарри был… номером пятьдесят пятым, не так ли, дорогой? Но вам совершенно ни к чему волноваться: еще двадцать свиданий с мужчинами, которых я никогда не видела, и все будет кончено».

Может, я, как всегда, немного драматизировала, но, будем честны, говорила чистую правду и при этом выглядела не слишком хорошо. Мне действительно было страшно: что подумают его родители?

Гарри изумленно взирал на меня. О'кей, может, стоило сказать все это раньше, вместо того чтобы ждать до последнего момента, но сейчас меня трясло от страха. А ведь еще секунда — и мы окажемся на яхте.

Однако Гарри и тут не сплоховал. Он спокойно (и это было замечательно, потому что меня трясло от страха) и невозмутимо притянул меня к себе, наградив долгим, медленным поцелуем. Не знаю, какая школа менеджментастрессовых ситуаций учит подобным методам, но она явно заслужила медаль: я сразу успокоилась и взяла себя в руки.

Гарри отстранился и нежно улыбнулся.

— Дженнифер Кокс, мои родители полюбят тебя так же сильно, как и я, — заверил он.

— Правда?

— Чистая, правда.

«Держись. Разве Гарри не сказал, что любит тебя?»

Это он всерьез? Или просто хотел сказать, что я ему нравлюсь… и его родителям тоже придусь по душе? А может, это все-таки правда?!

Но его метод блестяще сработал — как плюшевая игрушка, которую сунули в руки плачущему ребенку. И когда мы спускались на пристань с охапками пакетов, цветами и вином, я была блаженно-счастлива и ничуть не нервничала.

И конечно, Гарри оказался прав — его родители чудесные. А яхта, сорок футов прекрасного дерева, изумительно отреставрированного и оборудованного отцом Гарри, само совершенство. И что важнее всего — она совершенно не качалась на волнах.

Родители Гарри принадлежали к той категории счастливых пар, которые наслаждаются обществом друг друга и весьма доброжелательны к окружающим. Они изо всех сил старались, чтобы я почувствовала себя как дома.

Между нами сразу возникла взаимная симпатия. Джерри и Джуди прекрасно дополняли друг друга. В шестьдесят лет энергичные и стройные, они сами не замечали, что с годами приобрели одинаковый язык тела, инстинктивно тянулись к полке, когда кому-то что-то требовалось, или прерывали друг друга незлобливой шуткой.

Очевидно, им выпало счастье оказаться Родственными Душами, что выглядело добрым знамением для меня и Гарри.

Гарри принялся готовить семгу для барбекю и составлять какой-то сложный маринад для грибов. Поэтому мы с Джерри и Джуди вынесли бокалы с вином на палубу, уселись на вечернем солнышке и стали весело болтать о наших семьях, о работе и жизни.

Я не знала, стоит ли рассказывать о моем путешествии, но Джуди, очевидно, почувствовав мою неловкость, попыталась помочь.

— Знаете, Дженнифер, — заметила она настолько нейтральным тоном, что швейцарец, вероятно, мог бы попросить у нее рецепт, — Гарри много рассказывал о вас. Ваше путешествие кажется очень интересным.

И тут мои шлюзы открылись. Я рассказала им о Лондоне и о том, что хотя люблю свою работу, все же с годами поняла потребность в настоящих отношениях, которые сделают меня счастливой. Путешествие было предпринято не только с целью найти Родственную Душу, но и понять, почему я выбрала дорогу, не позволившую мне встретить его раньше.

Я поведала им о профессоре Любви и его теориях, о «Бетти» Лас-Вегаса, их предсказаниях, о Давиде и его мертвой возлюбленной из Вероны и даже об Андерсе и его потрясающей плавучей сауне. И пока солнце садилось над заливом, я рассказывала о своем путешествии и о том, как оно привело меня к их сыну.

У Джуди оказалось множество вопросов. Она интересовалась мной как женщина и мать, ей было любопытно, до чего я способна дойти и каких людей встретила за это время.

— Джуди, перестань допрашивать бедную девочку! — взмолился, наконец, Джерри.

Но я была рада расспросам. Мне хотелось рассказать свою историю и, главное, дать понять, что со мной Гарри в безопасности. И как бы ни краснела от смущения, все же понимала — есть только один способ это сделать.

Я проверила бокал, чтобы убедиться, достаточно ли в нем вина. Я хотела произнести тост, но едва открыла рот, как на палубе появился Гарри: в одной руке банка с пивом, в другой — щипцы для барбекю. Раскрасневшийся от жара, он выглядел расслабившимся, счастливым и невероятно сексуальным. Присев на подлокотник моего стула, обнял меня за плечи и шутливо пожаловался:

— Эй, сколько можно разговаривать?

Джерри пожал плечами, словно говоря: «Я уже пытался им объяснить». Мы с Джуди заговорщически переглянулись.

— Как насчет ужина? Сейчас все будет готово, — объявил Гарри, прикладываясь к банке и наблюдая, как огромная яхта медленно проплывает мимо.

Я пожалела, что Гарри не задержался на камбузе еще минуты три, и, наспех глотнув из стакана, нервно пробормотала:

— Послушайте, можно, я все-таки договорю? Быстро-быстро, всего два слова.

Джуди ободряюще кивнула.

— Джуди, Джерри, мне очень приятно с вами познакомиться. Вы были так добры, что пригласили меня на яхту, и сегодняшний вечер получился просто чудесным. Огромное вам спасибо, — выпалила я. Родители Гарри, похоже, немного растерялись и вопросительно уставились на Гарри, который, как я чувствовала, слегка пожал плечами, словно желая сказать: «Что поделать? Она британка, а все британцы ужасно официальны…»

Джуди ободряюще погладила мою руку.

— Но, дорогая, мы действительно очень рады… — начала она.

— Нет-нет, — перебила я. — Простите, не хотела быть грубой, но… понимаете, Гарри очень много значит для меня, и я считаю встречу с ним огромной удачей. И счастлива, что отныне он есть в моей жизни. И хотя мне придется продолжать путешествие… — Тут я начала задыхаться. — Понимаете, я только хочу, чтобы вы знали: я люблю вашего сына и ни за что на свете не хотела бы оскорбить его, или ранить, или испортить наши отношения.

Гарри выглядел ужасно смущенным, но тронутым. Джерри просиял. А Джуди обняла меня и воскликнула:

— О, дорогая, я все понимаю! Спасибо, Дженнифер, и не волнуйся, мы знаем, каким счастливым ты сделала Гарри, и тоже счастливы.

Гарри поспешно вскочил, по-видимому, отчаянно желая сменить тему.

— Итак, если все высказались… — Он окинул меня многозначительным взглядом. — Не могли бы мы поесть?

Подхватив банку с пивом, он проследовал в каюту. Джуди и Джерри встали и потянулись следом.

У меня кружилась голова от избытка эмоций, поэтому я чуть замешкалась. Сегодня я должна отплыть в Сан-Франциско. Сегодня Гарри сказал, что любит меня. Сегодня он познакомил меня с родителями. Сегодня я призналась его родителям, что встречаюсь с восьмьюдесятью мужчинами и люблю их сына.

И все же плотный ужин и хорошая выпивка, возможно, наилучший способ справиться с такими днями, как сегодняшний.

Я поднялась и тоже зашагала в каюту.

Остаток вечера и три последующих дня пролетели как одна минута. Ужин, конечно, был превосходным, мы болтали и смеялись едва не до десяти вечера. Только тогда Джуди и Гарри распрощались с нами.

— Мы так рады познакомиться с тобой, Дженнифер, — шепнула мне Джуди, обнимая меня и целуя в щеку. — Вы оба выглядите такими счастливыми. Надеюсь, мы скоро вновь тебя увидим.

Я от всего сердца согласилась с ней.

Сан-Франциско обернулся настоящим праздником — мы не работали и ни разу не проверили электронную почту. Правда, собирались навестить кое-кого из команды «Костко» — Рико и Энни, Бренду и Джефа, которые жили в получасе езды от нас. Американский офис «Лоунлиплэнит» тоже находился в этом районе, и я дала знать своим старым друзьям из компании, что появилась в городе.

Но мы так никого и не увидели: вставали поздно, валялись на палубе под теплым солнышком, раскатывали по городу в кабриолете и во весь голос подпевали Джонни Кэшу и Дефу Леппарду, требующим «полить их са-харооооом»… И, разумеется, разговаривали.

О том, как Гарри в следующем месяце приедет ко мне в Лондон. Кроме того, он собирался в Японию со «Сверхзвуковыми», волейбольной командой Сиэтла. С Россией ничего не вышло, но Гектор организовал для меня несколько свиданий в Китае: не могла бы я попасть туда через Токио?

Мы вынули наши ежедневники: время поджимало, но все еще могло получиться.

Наши беседы не всегда были оживленными: никто из нас не знал, что будет после этого. Столь быстрое и уверенное развитие наших отношений ошеломляло. Мы словно проходили ускоренные курсы изучения друг друга.

— Мы сумели втиснуть три года отношений в три недели, — заметил Гарри, когда мы пили вино на залитой лунным светом палубе.

Он прав. Благодаря судьбу за встречу, мы порой терялись от темпа развития событий.

А я-то воображала, будто смогу встретить Родственную Душу и вместе уйти в закат по прямой и широкой дороге.

Но какие бы трудности ни ждали впереди, я ни о чем не жалела и ни за что не согласилась бы что-то изменить в своей жизни. Мало того, каждый раз, когда я пугалась и воображала, будто увязла чересчур глубоко, Гарри сразу давал мне понять, что и он чувствует то же самое.

Оставалось тонуть вместе.

Оказалось, именно отец Гарри облегчил нам день расставания. Он позвонил Гарри из ближайшей гавани. Думаю, Гарри волновался, вдруг я расстроюсь, поскольку мы собирались съездить в деловую часть Сан-Франциско. Но я обрадовалась. Джерри показался мне чудесным человеком, и возня с быстроходным судном была прекрасным средством отвлечься от мыслей о скорой разлуке.

Поэтому все утро мы провели на яхте (они чинили, я загорала), а потом сделали круг по заливу.

Распрощавшись с Джерри, мы провели прекрасный день в Сан-Франциско. Наблюдали, как здоровенного магазинного вора-транссексуала преследуют полицейские на самокатах, играли в туристов и катались на фуникулере от Юнион-сквер через Китайский квартал и модный Норт-Бич к портовому району Фишерменс. Солнце выкрасило океан оранжевым и пурпурным, и мы, стоя в очереди на фуникулер в обратную сторону, держались за руки и слушали, как уличный музыкант поет «Джорджию». Потом отправились в «Лулу», шикарный, но тихий ресторан, где ели устриц и сочиняли истории о набобах прежних лет, жадно рассматривающих голодных старлеток.

Мы вернулись на яхту поздно, спать легли и того позднее. Зная, что это наш последний вечер вместе, мы не хотели, чтобы он заканчивался.

На рассвете, невыспавшиеся и страдающие от легкого похмелья, вызванного избытком орегонского пива, мы нашли в аэропорту кафетерий и заказали гигантский завтрак. Прижавшись друг к другу в ламинированной кабинке, смотрели на выруливающие на дорожки самолеты и прихлебывали обжигающий кофе из толстых фаянсовых кружек.

Аэропорты, как известно, самые гнусные места для тех, кому приходится прощаться.

Слишком равнодушные и переполненные чужими друг другу людьми, они не имеют места для того, что было. Только для того, что будет. Огромная фабрика приветствий и прощаний, на концах конвейера которой занятые люди встречаются и расходятся.

Я всегда любила в аэропортах ощущение дорог, новых мест и открытий. Но на этот раз никуда не желала. Хотела того, что у меня уже есть, — быть с Гарри.

Расстроенные и уставшие, мы старались не думать о том, что нас ждет, поэтому ели молча. Не знаю, как Гарри, а я даже не была голодна. Но это нас не остановило. Мы уничтожили безумное количество оладий, яиц, кофе, тостов, американских и французских, картофельной соломки и снова кофе. Когда настало время прощаться, я успела объесться до дурноты.

У терминала для вылетающих мы обнялись, и я уткнулась головой в плечо Гарри, ощущая запах еды, словно застрявший в моих волосах. Мы простояли так минут десять: во-первых, были чересчур сыты, чтобы пошевелиться, и во-вторых, знали — время настало. Еще минута, и все будет кончено. Но мы провели вместе несколько дней, и приходилось мириться с разлукой до того дня, когда снова встретимся.

Мы гладили друг друга по щекам, словно старались впитать и запомнить каждую ресничку, каждую веснушку.

— Спасибо тебе за все, — прошептала я, отлично сознавая, что словно скопировала эти слова с дешевой приветственной открытки. Но я и правда была благодарна за все: за то, что встретила его; за то, что он с радостью впустил меня в свой мир, позволил разделить с ним дом, грузовик, представил друзьями и родным. Я успела не только много узнать о нем, но и уезжала в полной уверенности, что Гарри принял меня как часть своей жизни. И дело не в том, что после державшего меня на расстоянии Келли я была рада всякому, кто пожелает быть со мной. Просто мы с Гарри во многом похожи. Хотели и нуждались в одном и том же. И я искренне благодарила судьбу за человека, который к тому же не только красив, но и умен. Даже если и живет в Америке.

Гарри взглянул на монитор и с грустной улыбкой произнес:

— Джен, объявили посадку на твой рейс.

Я заплакала. Понимаю, что вела себя не слишком правильно: мы оба пытались быть храбрыми и достойно пройти через испытание. Но я просто не смогла сдержаться.

Хотелось кричать, что люблю его. Но я прикусила язык. На эту тему ничего не было сказано, кроме мимолетного объяснения на яхте, и я в душе считала, что такие объяснения преждевременны. Мы знали друг друга всего три недели.

— Скоро увидимся, — расстроенно пообещал Гарри, вытирая с моих щек слезы. — Лондон или Токио, не важно. Все равно скоро увидимся.

— Гарри, — пробормотала я, — я тебя люблю.

Прозрачные капли сорвались с ресниц, но на их месте немедленно повисли новые. Глаза Гарри подозрительно блестели, когда он притянул меня к себе.

— Я тоже люблю тебя, беби, — прошептал он.

Глава 12 37 600 ФУТОВ (ПО ПУТИ В ЛОНДОН)


Измученная от бессонницы и переизбытка эмоций, я заснула, как только самолет поднялся в воздух. Но спала некрепко, мыслями возвращаясь к событиям последних недель, срывая отдельные моменты, как розовые яблоки с дерева. Гарри пьет водку с чили в баре «Костко» на фестивале «Пылающего человека»… Прошлая ночь на яхте: я свернулась калачиком на палубе, он гладит мои волосы, из приемника льется голос Фрэнка Синатры, поющего «Я потерял свое сердце в Сан-Франциско».

Ужасно сознавать, что теперь это всего лишь воспоминания. Что приходится оглядываться назад, вместо того чтобы думать о будущем. Не успеешь оглянуться, как эти воспоминания станут подобны жвачке, которую жуешь чересчур долго, так что потерян всякий вкус. Превратятся в историю, вместо того чтобы оставаться великолепной мозаикой ощущений, эмоций и переживаний, которые я пока еще могу так живо вспоминать.

Я мечтала во сне о приезде Гарри в Лондон. О походах по закоулкам Сохо, прогулках по южному берегу, от Национального театра к галерее Тейт и рынку Боро…

Но вскоре удовольствие превратилось в страх, неожиданно меня разбудивший. Что, если в Лондоне ничего не получится? И наши отношения возможны только у него на родине, где я была счастлива, бездумна и не отвлекалась на проблемы и сложности лондонской жизни? Неужели я вновь вернусь к старым привычкам и закончу жизнь унылым трудоголиком?

Все попытки заснуть не удались. Я устало скорчилась в кресле. Глупо и жалко, но я уже тоскую по Гарри. И вместо того чтобы мы по-прежнему оставались вместе, задаваясь вопросом «что дальше?», я сидела здесь одна, со своими «что, если?».

Возвращение домой притупило мои тревоги, особенно когда меня вновь стали осаждать друзья, родные и проблемы выбора гардероба. Как ни странно, даже оставаясь в Америке, Гарри ухитрился стать частью моего здешнего существования. По утрам, включая компьютер, я неизменно находила письмо от него, а по вечерам (восемь часов разницы, между прочим) мы переписывались по электронной почте или часами болтали по телефону. Мне нравилось знать, как прошел у него день, что говорили друзья, куда он ходил выпить со своим приятелем Дугом и его подружкой Бетт. В свою очередь, я любила рассказывать, где была накануне со Сверхзвуковыми Сестрами (Лиззи и Грейн так волновались, слушая мои рассказы о Гарри, что их голоса становились тоньше и тоньше, пока, наконец, их речь удавалось расслышать исключительно летучим мышам, собакам и китам), что случилось во время моей утренней поездки в «Старбакс»…

Я тосковала по нему. Но современные технологии давали нам возможность ощущать себя ближе друг к другу.

И как всегда, у нас было полно работы. Гарри готовился к началу баскетбольного сезона и поездке в Японию, я старалась организовать последний этап моего путешествия через Австралазию и заодно договориться о свиданиях в Японии. К счастью, моя подруга Кайли работала в совете по туризму, и кроме того, я сделала радиопередачу с журналистом, посланным сейчас в Японию. Я отправила ему е-мейл сразу после интервью, и он немедленно ответил, что будет рад встретиться со мной, хотя и предупредил: «Я пробыл здесь всего месяц, так что не ожидай от меня знания местного колорита! Уилл, Токио».

Впервые с тех пор, как было решено отправиться в путешествие, я чувствовала себя спокойной и довольной. Может, потому, что встретила Родственную Душу и теперь временно оказалась дома. Да и моя теория о необходимости трудиться, чтобы найти дорогу к Родственной Душе, все-таки оказалась верной. Я ощущала необычайное удовлетворение, как всякий достигший своей цели человек, и, должна признать, так и светилась кокетством.

Следует заметить, что это один из побочных эффектов влюбленности. Я была преисполнена счастьем и добротой и потому излучала нечто вроде жизнерадостной незатейливой энергии. Не знаю, каким образом это действовало на окружающих, но совершенно незнакомые люди улыбались мне, здоровались, придерживали дверь и вообще вели себя так, словно я их любимая родственница. И я отвечала тем же.

Все, как говорил профессор Любви, — что вложишь, то и получишь.

Конечно, это все потому, что я встретила Гарри.

Очевидно, ирония ситуации заключалась в том, что любовь к нему сделала меня более заметной и, возможно, более привлекательной для других мужчин. У меня оставалось еще двадцать свиданий, но я не хотела делать ничего такого, что угрожало бы моим с Гарри отношениям.

Честно говоря, я не совсем понимала, как он все терпит. Если бы наши роли переменились и он сказал мне, что встречается с двадцатью женщинами, даю слово, я была бы вне себя. Может, он больше доверял мне? С самого начала знал, что я делаю, или предпочитал не думать об этом? Какова бы ни была причина, мне хотелось сделать происходящее как можно более безболезненным для Гарри. Я пыталась сохранять равновесие между рассказами о том, чем занимаюсь в его отсутствие (будь это несколько часов бассейна с Кэт или организация свиданий в Мельбурне), но, понимая его чувства, излагала это таким образом, чтобы он не расстраивался и не считал себя оскорбленным. Очень важно ничего не скрывать от него. Откровенность — один из основных принципов в этой непростой ситуации. Но в то же время я не хотела ревности — сильной, но совершенно бесполезной эмоции.

Я хотела, чтобы он предпочел близость со мной, потому что любит. Не потому, что я свожу его с ума и он боится меня потерять.

Поэтому я продолжала свою работу.

Встретилась с Робертом (или раздражающим Робертом, как я скоро стала его называть), одним из кандидатов, которых нашла в Интернете и который оказался наиболее настойчивым.

Каждые две недели в течение последних трех месяцев он не ленился слать мне письма вроде этого:


Привет, Джен, это снова Роб!!! Итак, где ты сейчас? Все еще путешествуешь или вернулась в старую добрую Англию? Есть шанс, что у тебя появилось время немного выпить?

Роб.


Обилие знаков препинания нервировало, но еще сильнее выводило из себя невероятное количество самых разнообразных смайликов, ухмыляющихся, кивающих, подмигивающих. Будто сидишь перед испортившимся уличным фонарем, в котором неожиданно произошло короткое замыкание.

Хотя сама я считала себя «святой» — покровительницей одиноких душ, распределяющей благотворительные свидания среди нуждающихся в добрых отношениях, все же согласие на встречу с Робертом оказалось не слишком хорошей идеей. Роберт (свидание № 61) пригласил меня на ужин в Дорчестер. И хотя подобные места не в моем стиле, я пошла, только чтобы обнаружить, что он пригласил меня в свой офис на летний бал и объявил всем, что я его подружка.

Роберт работал в головном офисе национальной компании по обслуживанию туристов, и для меня этот бал показался чем-то вроде прихода на бракосочетание между людьми, с которыми ты никогда не встречалась (включая в данном случае и моего спутника): комната, полная незнакомцев, оживленно обсуждающих вещи, которых ты не понимаешь и в которых не имеешь возможности принять участия.

Вечер тянулся бесконечно еще и потому, что за столом я случайно села рядом с чьей-то громогласной пьяной женой, пытавшейся сделать мне массаж головы во время церемонии награждения. Кроме того, на вечере играл оркестр, посвященный братству мужчин (хотя кто знает, может, подобная штука действительно существует).

Роберт повел меня танцевать и при этом делал странные телодвижения, напомнившие мне о фильме «Бриллианты вечны», где мужчине сунули за шиворот живого скорпиона. Правда, и я была не намного лучше. Понимая, что сопротивление бесполезно, как умела, подражала Траволте: подбоченилась, выбросила вперед другую руку, сильно огрев старичка, танцующего рядом, костяшками пальцев по затылку, после чего прошептала, что мне нужно в туалет, и поспешно покинула здание. Но перед этим успела увидеть Роберта, изображающего похотливого петушка, наскакивающего на чью-то громогласную пьяную жену. Я поклялась, что в будущем, каких бы жертв ни потребовал Бог Чисел, больше никогда не встречусь с мужчинами из сострадания.

Позвонил Гарри. Он заказал билеты на лондонский рейс.

Меня осаждал миллион эмоций, одна лучше другой. Вернувшись домой, я поняла, как люблю Лондон. И хотела, чтобы Гарри увидел родной город моими глазами. Увидел меня в этом городе. Ведь именно он причина моей радости: когда ты счастлива и влюблена, Лондон — чудесное место. Мой кокетливый настрой существовал не только для людей, которым я улыбалась на улицах. Я флиртовала и с самим городом. И город флиртовал со мной: от красных двухэтажных автобусов, белых бубликов на Бриклейн до «бобби» в синих мундирах. Эрос пронзил стрелой Пиккадилли-Серкус. Лондон словно подмигивал мне дерзко и радостно…

Господи, мне нужно немного успокоиться, иначе я в любую минуту способна запеть во весь голос! И вся улица присоединится ко мне, танцуя, как в сцене из «Мэри Поппинс», и распевая «Веселый праздник с Гарри».

И как же хорошо немного отдохнуть от постоянной переписки, звонков, болтовни по телефону… Хотя это стало важной частью нашей жизни, все же временами раздражало. Не только потому, что я при этом не видела лица Гарри, но и от осознания, что нас разделяет океан. Разница во времени означала, что кто-то из нас вечно засиживался до двух ночи или вставал в шесть утра.


Мне понравился наш сегодняшний разговорный марафон. Однако я чувствую себя виноватой, что ты опять сидишь допоздна. Следующий марафон — за мой счет: я встану пораньше (следует соблюдать справедливость).


Мы редко беседовали больше двух часов (после ужасного шока, вызванного первым телефонным счетом, постарались выбрать самые дешевые тарифы), поэтому постоянно недосыпали и тревожились, что вечно опаздываем на работу или на встречи с друзьями по вечерам.

Хорошо только одно: стресс и волнение действовали на меня благотворно, то есть я потихоньку худела. К тому времени как Гарри доберется в Лондон, меня можно будет считать клинически безумной, но по крайней мере буду хорошо выглядеть в шортах.

Аэропорт Хитроу, одиннадцать часов утра; я сижу в прокуренном мрачном кафе, ожидая, пока прилетит Гарри.

Правда, я почти не замечаю окружающего. В теле бушевало так много адреналина, что я боялась улететь в астрал. Пила травяной чай в надежде успокоить нервы, но и чай, и нервы вызывали поминутную потребность сбегать в туалет. Каждый раз, заскакивая туда, я беспокоилась, что пропущу момент, когда выйдет Гарри, а потом смотрелась в зеркало, видела, какой растерянной выгляжу, и снова начинала нервничать.

Но все мгновенно исчезло, как только он показался в дверях. Ни малейшей неловкости, никакого волнения. Одна только радость, оттого что он здесь.

Подумать только, какая несправедливость: после такого длительного полета он выглядит потрясающе, я же после короткой поездки похожа на чучело! Но, так или иначе, как всегда неотразимый, он прошел через барьер, безошибочно найдя самый короткий маршрут, широко улыбнулся, прошептал: «Привет, беби», — швырнул сумки на землю и крепко меня обнял.

Я уткнулась ему в шею и молча обняла в ответ. Я была так счастлива видеть его, что лишилась дара речи. Даже не смогла его поцеловать. Только стояла, прижавшись к нему, ероша его волосы, пытаясь осознать тот факт, что после переписки, телефонных звонков и ожидания он наконец-то здесь, в Лондоне.

Должно быть, мы выглядели как Пастер, рекламирующий «Любовников, воссоединившихся в аэропорту», но мне было все равно. Я не испытывала ничего, кроме облегчения. Все равно что поздно ночью вернуться из школьного похода, едва не падая от усталости, увидеть родителей, ожидающих прибытия автобуса, и понять, что в этом мире все хорошо.

Теперь настала моя очередь разыгрывать гида, и эта роль мне очень понравилась. Мы осмотрели гигантский буддийский храм рядом с Уимблдоном, наблюдали стада оленей в Ричмонд-парке. Широко раскрыв глаза, бродили по продуктовому отделу «Хэрродз» и изводили пассажиров в автобусах песней «Не хочу ехать в Челси».

Я объясняла тайну мармайта, телетекста, кроссвордов из «Телеграф», взбитых сливок и ночных автобусов. Не в силах найти паб, где подавали бы еду после двух часов ночи, я попыталась, хоть и безуспешно, создать прецедент для английских законов о лицензировании. Я также старалась объяснить, почему Гарри не может найти места, где подавали бы приличные коктейли. Британцы пьют пиво, чтобы становиться общительными, вино — чтобы казаться утонченными, и коктейли — чтобы напиться до потери сознания. Даже названия коктейлей словно определяли намерения пьющего. Американцы, довольно умеренно увлекающиеся алкоголем, назвали свои коктейли «Манхэттен» и «Космополитен». У британцев же имелись «Скользкий сосок» и «Секс на пляже».

Гарри влюбился в мою квартиру, и его присутствие заставило меня понять, как я истосковалась от одиночества. Как скучала по жизни вдвоем — совместной стряпне, музыке на кухне и даже работе в отдельных комнатах.

Только с кофе вышла неприятность. Гарри привез «Питс», свою любимую марку кофе, но моя кофеварка на второй день сломалась. Пока Гарри занимался починкой, я призналась, что купила кофеварку на распродаже подержанных вещей, тринадцать лет назад, за пятьдесят пенсов.

— Поэтому ее и продавали так дешево, — пренебрежительно бросил он.

— Хочешь сказать, имелись все шансы, что она сломается через тринадцать лет? — злорадно хмыкнула я.

В духе «доступа во все области жизни» Гарри предстояло познакомиться с моими родителями. Я нервничала, зная, что нервничает Гарри, и втайне считала, что родители, должно быть, тоже немного волнуются. И если беременная женщина ест за двоих, женщина, знакомящая родителей со своим бойфрендом, от волнения ест за четверых. Я загрузилась гигантским количеством изделий итальянской кондитерской за углом, и мы отправились в путь.

Но, как обычно случается в подобных ситуациях, стоило родителям открыть дверь, после первого неловкого момента оказалось, что все прекрасно поладили. Гарри, обаятельный и остроумный, очевидно, понравился моим родителям с первого взгляда. Отец долго работал в Штатах, и поскольку моя мать всегда интересовалась международной политикой, оба засыпали Гарри вопросами о его жизни, американской внутренней политике, НБА и: «Вы знаете тот бар в Вегасе?..»

Освобожденная от должности офицера связи между двумя высокими договаривающимися сторонами, я набросилась на пирожные, запивая их крепким черным кофе. Час спустя, разбухшая от избытка теста, зато взбодренная кофеином, я почти не могла усидеть на месте. Подпрыгивала на диване и, вместо того чтобы посильно участвовать в беседе, постоянно вмешивалась:

— Кто-нибудь хочет еще кофе?.. Это в сегодняшней газете, верно?.. Посмотрим, смогу ли я найти… Кажется, кто-то звонит в дверь… Видели ту птичку на дереве?.. О, это моя сумка, Гарри, я сейчас ее возьму…

Наконец я поднялась наверх, в свою старую комнату, легла на постель и стала читать рождественский выпуск «Джеки» за 1972 год, пока не успокоилась настолько, что смогла вернуться к остальным и прекрасно провести остаток утра.

Обняв и поцеловав родителей на прощание, мы отправились в Кембридж. Стоял прекрасный осенний день. Мы были поражены и слегка ошеломлены видом города, постепенно возникающего из дымки холодного тумана, окутавшей улицы и дома.

Мы заглядывали в прекрасные внутренние дворики XV века, принадлежавшие колледжам Тринити и Куинз, бродили рука об руку по обрамляющим берег реки Кэм тропинкам, усыпанным мокрыми желтыми листьями, и любовались, как гребцы неспешно взмахивают веслами, прокладывая путь по холодной спокойной воде.

Прежде чем вернуться домой, мы навестили мою сестру Тоз и провели шумный вечер с ней и детьми. Зак, Тэбс и Майкл замечательные ребятишки, и, как всегда, шныряли под ногами, показывая игрушки, залезая на колени к Гарри и пытаясь его пощекотать. Домой мы отправились в десять вечера, предоставив бедной Тоз укладывать в постель троих перевозбужденных детей.

Рухнув на диван со стаканом вина в руке, Гарри задумчиво взглянул на меня.

— Знаешь, встреча с твоей семьей многое для меня значит, — серьезно объявил он.

— Почему? — удивилась я. — Начинаешь понимать, что все, связанное с родителями, превращает меня в неврастеничку?

— Нет, — рассмеялся Гарри. — Просто, увидев тебя в кругу семьи, я понял, как сильно они тебя любят.

Я смущенно улыбнулась и, стараясь принять беспечный вид, пробормотала:

— Да, они, похоже, считают, что я не так уж плоха.

Но Гарри упорно не желал отвлекаться.

— Ты заставила меня понять, — продолжал он, — как важно для меня дать тебе почувствовать себя такой же любимой и необыкновенной, особенно когда приедешь и станешь жить со мной в Америке. — Он отставил стакан и сел совсем близко. — Я, правда, люблю тебя, Джен.

«Когда приедешь и станешь жить со мной в Америке…»

Я уставилась на фарфоровых кошек на камине, словно проверяя, слышат ли они. Если и слышали, то ничем не дали понять. Только взирали на меня, как крошечные сфинксы, сохраняя достойное молчание и крепко держа в узде свои чувства.

У кошек многому можно научиться. На этот раз я не собиралась плакать. И хотя вполне могла разрыдаться, все же решила, что пора найти лучший способ показать свое счастье. Поэтому поцеловала его, и мы отправились в постель.

Если не считать времени, пролетавшего слишком быстро, визит Гарри оказался абсолютно идеальным. Однако горизонт немного омрачился за день до его отъезда.

Мне пришлось председательствовать на однодневной конференции в городе. Конечно, не так мы мечтали провести этот день, но выхода не было. Мы договорились, что Гарри погуляет один, посмотрит город, а потом, в конце дня, присоединится ко мне и другим участникам, и все дружно пойдут выпить по стаканчику. Там же будут Пола, Эмма и Джо, которым не терпелось познакомиться с Гарри.

Неприятный холод забирался под одежду, но на конференции было много народу, и после чудесной, но очень напряженной недели казалось почти облегчением предвкушать обычный рабочий день.

К полудню я была на сцене, проверяя список выступлений делегатов перед перерывом на кофе, когда какой-то мужчина вошел в комнату.

Келли. Мы не виделись почти год, да и последняя встреча была короткой — он забежал забрать кое-какие вещи, оставленные в моей квартире, но шок был от этого не меньше — что-то вроде резкого удара молнии.

Он глянул в мою сторону, но был чересчур далеко, чтобы понять, заметил ли мой потрясенный взгляд.

Келли снял куртку и прислонился к стене.

Я и забыла, какой эффект он производит. Ненавижу слово «удушливый», но, к несчастью, выбора не было.

Нужно отдать мне должное: я продолжала говорить с помощницей, словно и не заметила человека, разбившего мне сердце. Громко напомнила делегатам, что перерыв длится всего четверть часа, и попросила отключить телефоны по возвращении в аудиторию.

Точно зная, сколько звонков успеют сделать и сколько шоколадного печенья проглотить за отведенные им пятнадцать минут, все триста человек посмотрели на часы и дружно вывалились из помещения. Остались только двое.

Я сошла со сцены и направилась в сторону Келли. Он с небрежным видом наблюдал за мной.

— Привет, — дружески бросил он, когда я подошла ближе. — Как семинар? Все нормально?

«Было, пока ты не показался», — едва не выпалила я, но вовремя сдержалась. Только кивнула и так же спокойно ответила:

— Привет, Келли, как ты?

Очевидно, он был в полном порядке и с работой все хорошо: Келли только что закончил дела в Алжире, а в конце месяца уезжал в Китай.

Пока он говорил, я наблюдала за ним. Как двигаются его губы, как он рассеянно дергает себя за темные локоны, словно подстегивая мысли, как слегка наклоняет голову, прислушиваясь ко мне. Очень знакомо. Настолько, что пробудило во мне почти забытые ощущения. За все наши пять лет вместе мы, образно говоря, обрели определенную форму. Я чувствовала себя частью этой общей формы: в наших отношениях мне отводилась должность подружки. Но по мере того как мы продолжали говорить, во мне зародилось и продолжало расти нетерпение. Оказалось, что наше пятилетнее сожительство и попытка узнать привычки и мир друг друга — все было зря. Келли никогда не хотел серьезных отношений. А я никогда не хотела всерьез это признать.

Зато теперь я понимала, что это правда. И отчетливо видела роль, которую сыграла в собственном обмане. Но ведь я давно это знала. Так же точно, как и то, что все в прошлом. Я больше не злилась. Мне просто стал неинтересен и Келли, и все, что было с ним связано.

Еще одна ниточка, связывающая нас, дрогнула, натянулась и лопнула, рассыпавшись на миллион мельчайших кусочков.

— Рада была повидаться, — сказала я, наконец, ни чуточки не кривя душой. — Мне пора, но спасибо, что зашел. Еще встретимся.

Произнося все это, я воображала себя стоящей посреди Колизея и бесстрастно взирающей на изломанное тело Келли, валяющееся у моих ног. Разведя окровавленные руки в стороны, я внимала восторженным воплям толпы и салютовала людям, бросающим на арену цветы и пакеты с чипсами «Кеттл». На арену ворвались мои подруги, топая ногами, хлопая в ладоши и скандируя:

— Джен-ни! Джен-ни!

Но тело каким-то образом ухитрилось ожить.

— Увидимся сегодня, — заверил Келли. — Джо пригласила меня выпить.

Толпа разом смолкла, и неестественное молчание наполнило арену. Пакеты с чипсами, носимые ветром, как перекати-поле, летали над пыльной землей.

— Э-э… ну что же… прекрасно, — промямлила я, не зная, как себя вести. — Но ты не обязан…

— Знаю, — пожал он плечами. — Но я все равно буду в городе. Так почему бы нет?

Все это было очень, очень, очень неловко…

— Келли, — нерешительно заговорила я, пытаясь найти нужные слова, — ты знаешь, что я встречаюсь с одним человеком?

— Слышал что-то, — небрежно бросил он, забирая куртку и ставя меня на место ленивой улыбкой. — Я не возражаю, если не возражает он.

С этими словами негодяй поцеловал меня в щеку, легко сжал плечо и удалился.

Я в полном изумлении провожала его взглядом. Если он не возражает? Как насчет моего мнения? И неужели Келли нарочно все это устроил? Знает, что Гарри в городе, и решил на него посмотреть? Очередная выходка в духе мачо? Но что ощутит Гарри, увидев моих подружек, а заодно и Келли?

Делегаты уже возвращались в аудиторию, дожевывая печенье и одновременно пытаясь с полным ртом произнести что-то в телефон, но при виде моего перекошенного лица виновато прятали мобильники и мямлили извинения.

Как все теперь будет? Неужели обойдется? И что станет со мной и Гарри? Одно я знала точно — Джо не поздоровится.

Я снова мысленно вернулась в Колизей, где Джо со страхом выглядывала из-за крупа разъяренного льва. Толпа затаила дыхание, когда я подбоченилась и, топча цветы и чипсы, медленно направилась к ней.

Остаток дня пролетел быстро. Работа на серьезном семинаре, где один высококлассный специалист сменял на трибуне другого, заставила меня забыть обо всем, кроме ежеминутных задач. Сейчас я была даже рада, что дела занимают все мое внимание.

Когда последнее выступление было закончено, я произнесла заключительное слово, в котором подвела итоги, поблагодарила всех собравшихся, и мы разошлись.

Стоя с администратором у сцены и отвечая на вопросы делегатов, я увидела Гарри, и хотя была рада ему, все же тревога не давала покоя. Трудно сказать, как он отреагирует на известие о Келли.

Гарри подошел к нам, бодрый и оживленный после прекрасно проведенного дня. Я представила его кое-кому из выступавших, и минут через двадцать нам удалось сбежать в паб.

Пока мы шли туда под проливным дождем, я пыталась отвести Гарри в сторону, чтобы сказать ему о Келли. Какова бы ни была его реакция, ради нас обоих лучше, чтобы он узнал заранее, а не в зале, где будет полно моих подруг и коллег, включая бывшего бойфренда. Но я так и не сумела оторваться от группы и, войдя в прокуренный бар, мгновенно увидела Келли. Стоя в дальнем конце зала, он разговаривал с Эммой из «Лучшего пиара».

Пола (устроившая свидание с Джейсоном из Сиэтла) стояла у двери и, увидев нас, прервала разговор, чтобы подойти и крепко меня обнять. Она еще не была знакома с Гарри, и когда я представила их друг другу, тепло обняла и его. Очевидно, хотела, чтобы он чувствовал себя как дома. Но даже обнимая Гарри, она смотрела на меня, отчаянно гримасничала и кивала в сторону Келли.

— Знаю, знаю, — беспомощно прошептала я одними губами. — Чертова Джо вздумала его пригласить.

Пола закатила глаза, и мы повернулись к стойке бара, где Джо лихорадочно рылась в сумке и одновременно раздраженно кричала в телефон:

— …но, Райан, ты обещал, что будешь…

В баре было полно народу, и пока Пола занимала Гарри оживленной беседой, я пробралась к Эмме. (Келли уже успел затеряться в толпе.) Мне пришлось протиснуться сквозь толпу. Многих я едва знала, но все, по-видимому, хорошо знали меня.

Пока я бормотала что-то вроде: «Простите, я только… мне нужно… я должна…», — меня безжалостно бомбардировали вопросами.

— Дженнифер, ты знаешь, что Келли здесь?

— Правда, что ты встретила Родственную Душу на одном из восьмидесяти свиданий?

— Правда, что он специально прилетел из Америки повидаться с тобой?

— Ох, ты боже мой, неужели Гарри и Келли оба здесь?

Трескотня становилась все громче, перерастала из бормотания в рокот, пока не превратилась в нечто напоминающее скандирование футбольных болельщиков, эхом отдающееся от трибун. Я почти ожидала, что присутствующие начнут размахивать шарфами, дуть на заледеневшие ладони и распевать на мелодию «Синий — вот это цвет»: «Гарри — ее бойфренд, Келли — ее экс. Они здесь вместе, и Дженнифер под стрессом…»

Я наконец вырвалась на волю из лап инквизиции и подбежала к Эмме.

— Охтыбожемой! Дженнифер, ты знала…

Я подняла руки вверх, чтобы заткнуть поток речей. Эмма сочувственно стиснула мне плечо и знаком велела бармену нас обслужить.

— Я своим глазам не поверила, когда увидела его! — выпалила она. Осколки этого неверия так и разлетались во все стороны, разбрасываемые ее хрустальным голоском.

— М-м-м, я тоже, — мрачно буркнула я.

Одновременно обернувшись, мы мрачно уставились на Джо, погруженную в разговор с Келли. Судя по языку тела, последний умолял спасти его от этой психопатки, но я не собиралась приходить на помощь.

Эмма нахмурилась и раздраженно фыркнула.

— Знаешь, дорогая, ее бредовая затея с Райаном зашла слишком далеко. И то, что она портит себе жизнь, не дает ей права портить жизнь тебе…

— У меня есть Гарри, — прошептала я, улыбаясь и обнимая Эмму. Мы посмотрели на Гарри, занятого дружеской беседой с администратором и парой делегатов. — И поэтому мою жизнь никто не способен испортить.

Эмма счастливо вздохнула, радуясь за меня. Джо и Келли заметили нас и стали подбираться ближе. Но в давке Джо наткнулась на другую подругу и мгновенно забыла обо всем. Телефон Эммы зазвонил (пиарщики никогда не бывают свободны), и она вышла наружу, чтобы спокойно поговорить. Так что Келли подошел и встал рядом со мной.

— Могу я купить тебе выпивку? — спросил он.

Я вежливо качнула головой и показала на заказанное Эммой вино.

— Хорошо выглядишь, — заметил он.

— Ты тоже, — великодушно ответила я.

Чистая правда, он всегда смотрелся изумительно. Меня так и подмывало спросить о его девушке, но я сдержалась.

— Я встречался с одной женщиной, но у нас ничего не вышло, — сообщил он, словно прочитав мои мысли.

Я осторожно кивнула. Ну нет, туда меня больше не заманишь. Я не желала иметь мнение о его любовных историях в частности и о жизни вообще. Он ушел в прошлое и пусть там остается. Но прежде нужно сделать еще одно — познакомить его с Гарри. Хотя мне было ужасно неловко, но я чувствовала себя обязанной это сделать. Хотя бы ради Гарри. Не знаю, каковы правила этикета в подобных случаях, но если Гарри узнает (а он скорее всего уже знает), что Келли был здесь и я их не познакомила, может усмотреть в этом что-то подозрительное.

Я оставила Келли и пробилась обратно к Гарри.

— Келли здесь, — прошептала я, взяв его под руку. — Хочешь познакомиться?

Гарри немного удивился, и на его лице промелькнуло выражение, которого я не смогла определить.

— Конечно. Почему бы нет? — Он пожал плечами (кажется, сегодня все мои мужчины повторяют этот жест).

Я могла бы придумать сотню причин, почему этого не стоит делать, и одна из них — мои друзья и знакомые, занявшие первые ряды на премьере трагедии «Когда Гарри встретился с Келли».

Но я упрямо выпрямилась.

— Ты точно не возражаешь?

И Гарри кивнул!

Мне отчего-то стало не по себе. Одолевали дурные предчувствия.

Мы отправились на поиски Келли, и по пути я наткнулась на Джо. Но ничего ей не высказала. Только посмотрела. Этого оказалось достаточно. Джо разразилась слезами.

— Знаю-знаю! — выпалила она. — Эм уже объяснила, какая я отвратительная и гнусная. Но я не хотела! Правда. Просто случайно встретила его, и он признался, что порвал с этой, как-ее-там, а я, не подумав, взяла и…

Джо осеклась, затравленно глядя на меня.

— Прости, Дженнифер, — жалобно прошептала она и опустила голову.

Что мне было делать? Только обнять глупышку.

— Ну и дурочка же ты, — шепнула я в ответ, пока она продолжала мямлить извинения. — Лучше познакомься с Гарри и будешь наказана по заслугам, когда я представлю его Келли.

Она тихо охнула, но я неумолимо подтолкнула ее к Гарри.

Келли по-прежнему стоял у стойки и беседовал с Полой. Я спросила, хочет ли он познакомиться с Гарри, и мы протиснулись к тому месту, где Джо оживленно бол тала с Гарри. Настал момент истины, и я заметила, что окружающие притихли и стали оборачиваться.

Но когда мы наконец добрались до парочки, случилось нечтонеожиданное — Гарри намеренно проигнорировал нас. Джо щебетала, смеялась и хлопала глазами. Гарри улыбался, задавал вопросы и уделял ей столько внимания, что Джо вертелась волчком.

Мы с Келли вежливо стояли рядом в ожидании, когда они прервутся и признают наше существование, но Гарри продолжал говорить, а Джо — флиртовать. Прождав, как идиоты, пару очень долгих минут, мы потеряли терпение.

— Похоже, твой друг занят, — с неприкрытым сарказмом заметил Келли. — Если захочешь выпить, я буду в баре. — Он повернулся и отошел.

Я сгорала от унижения и бешенства, бешенства, бешенства…

Случайно, скорее инстинктивно, посмотрела на Эмму и Полу, которые ответили ошеломленными взглядами. Все это плохо, неправильно, подло. Какого черта Джо сначала приглашает Келли сюда, а потом болтает с Гарри на виду у всех? И почему Гарри вдруг так заинтересовался Джо, да еще демонстративно ухаживает за ней в присутствии человека, который разбил своей неверностью мое сердце?

И все это происходит в нашу последнюю ночь с Гарри…

Я вдруг поняла, что с меня довольно. Схватила пальто и промаршировала туда, где стояли Эмма и Пола.

— Простите, но мне пора.

По пути к выходу я замедлила шаг и сообщила Гарри:

— Иду домой. Увидимся позже.

Не останавливаясь, не пытаясь увидеть его реакцию, я вылетела на улицу, где было холодно, мокро и противно. Однако погода идеально соответствовала моему настроению, пока я мчалась по Аппер-Риджент-стрит к метро. Но далеко уйти не успела — сзади послышались торопливые шаги, и кто-то схватил меня за плечо. Гарри.

— Какого дьявола ты вытворяешь? — яростно завопил он.

— Какого дьявола я вытворяю? Еду домой. Чтобы ты смог остаться, игнорировать моего бывшего и флиртовать с моей подругой!

— О чем ты? — удивился Гарри. Полы незастегнутого пальто громко хлопали на ветру. — Я не флиртовал с твоей подругой, просто не хотел затевать драку.

«Не хотел затевать драку»?

Что происходит?

— Гарри, я устала и не желаю говорить на эту тему. У тебя есть ключ, оставайся или иди, как знаешь, но я хочу домой.

И хотя мы были у входа в метро, я прошла дальше — следовало немного охладиться.

Гарри шагал рядом. Мы молчали. Лондонские прогулки несчастных…

Мы яростно протопали по Оксфорд-стрит, рассерженно обошли Пиккадилли-Серкус, разгоряченно промчались по Хеймаркет, с горечью миновали Национальную галерею и безмолвно пересекли Трафальгар-сквер, гневно прошлись вдоль Уайтхолла, с осознанием собственного несчастья даже не заглянули на Даунинг-стрит и с самым жалким видом поплелись через Вестминстерский мост к вокзалу Ватерлоо.

Примерно на половине моста моя ярость утихла настолько, что я смогла выслушать все, что Гарри пытался мне втолковать. Мы спустились на променад вдоль южного берега и спрятались под деревом, пока дождь мрачно хлестал по мраморным львам, стоически пережидающим непогоду.

Я понимала, что наказываю Гарри за то, что натворил Келли, но не понимала, почему Гарри, так демонстративно поглощенный Джо, проигнорировал нас.

— Джен, прости, если ранил твои чувства или опозорил перед друзьями, — начал Гарри. — Но если серьезно… Келли? Что, по-твоему, я должен был делать?

Я удивленно уставилась на него.

— Ты о чем? — невольно вырвалось у меня.

У Гарри вдруг сделался такой же рассерженный вид, как у меня несколько минут назад.

— Я знал об этом придурке только то, что он изменял тебе и обходился с тобой как последний подонок. Я люблю тебя и думаю, ты самая красивая, любящая и добрая. Он нагло пренебрегал тобой, и думаешь, после этого… я буду стоять и болтать с ним о пустяках? И как, по-твоему, это бы выглядело?

Теперь настала моя очередь изумляться. Такое мне в голову не приходило.

Но Гарри, которого вынудили шагать через весь Лондон под проливным дождем, окончательно расстроился и упрямо продолжал:

— Что же до твоей подруги Джо… она сказала, что какой-то парень, Райан, вошел, и попросила сделать вид, будто я ухаживаю за ней, чтобы заставить его ревновать. — Он сокрушенно покачал головой. — Я посчитал это странным, но она — твоя подруга, а ты чуть не целый час стояла у бара и болтала с этим подонком… Черт возьми, это наша последняя ночь. Я заказал столик в ресторане и пытался увести тебя, но не хотел разлучать с подругами…

Он раздраженно развел руками и уставился на другой берег реки, явно пытаясь взять себя в руки.

Я молча слушала. Когда Гарри замолчал, я, продолжая хмуриться, растянула губы в полуулыбке.

— Правда? — выдавила я наконец. Гарри не ответил, продолжая с непроницаемым видом всматриваться в дождь.

Вот как?!

Значит, на сцене появился Райан. Я видела его, но не придала значения. И это была именно та выходка, на которую способна Джо, — их отношения зиждились на драме и бурном сексе, венчавшем ссоры.

Я вздохнула. И хотя не желала снова стать половой тряпкой, но Гарри, похоже, не лгал. Я бросила его в весьма сложном положении — найти безопасную дорожку через сегодняшнее социальное минное поле было практически невозможно. Но он все равно попробовал.

Я придвинулась ближе к Гарри на мокрой скамье и попыталась просунуть ладонь в его крепко сжатые руки.

— Мне так жаль, Гарри. Прости, пожалуйста, — покаянно прошептала я. — Могу только представить, что тебе пришлось пережить. Поверь, я ценю, что ты столько вытерпел.

Гарри еще несколько минут продолжал смотреть на воду, после чего, медленно выдохнув, позволил мне подсунуть под его руки свои. Мы переглянулись и обменялись улыбками.

Итак, неприятный момент миновал. Было слишком поздно, и мы оба слишком промокли и проголодались, чтобы бродить по улицам. Поэтому вернулись домой и улеглись перед камином с пиццей и кофе, предпочитая телевизор выяснению отношений. Но помимо пиццы и комедий, между нами возникло странное чувство близости людей, переживших вместе суматошный, эмоционально напряженный вечер.

К утру наша первая ссора была не столько забыта, сколько стала еще одним событием, которое мы испытали и разделили. Гарри должен был вылететь в Америку после полудня. И хотя перспектива скоро увидеться в Токио несколько облегчила расставание, я все же была в такой растерянности, что потом пришлось послать ему SMS-ку и спросить, не помнит ли он, где я припарковала машину.

Итак, Гарри вернулся в Америку, а я продолжала планировать дальнейшее путешествие. Мы быстро перешли в режим общения по электронной почте, SMS и двухчасовых телефонных разговоров. Но на этот раз не только я спрашивала о друзьях Гарри в Сиэтле — он тоже интересовался моими родными, жизнью Полы и Джо.

Через три дня после отлета Гарри из «Амазон» прибыла огромная коробка. Сбитая с толку, я открыла ее и расхохоталась, вытащив новенькие кофемолку, кофеварку и записку от Гарри: «Кофе в доме!»

Я пришла в восторг. Засыпав бобы в кофемолку, отправилась в свой крохотный кабинет, чтобы поблагодарить Гарри по электронной почте. Но от растерянности плохо закрыла крышку, и пока печатала письмо, свежемолотый кофе разлетелся по всей кухне, покрыв ее тонкой коричневой пыльцой.

Ничего не скажешь, действительно кофе в доме.

Глава 13 ТОКИО, ЯПОНИЯ


Организовав финальные свидания, уточнив детали и собрав вещи, я во всех смыслах была готова отправиться в заключительный этап своего путешествия. Одна Родственная Душа и девятнадцать свиданий в девяти городах и шести странах, включая Японию, Индокитай и Австралазию.

Да, это был последний отрезок длинного пути. Я отправлялась в свою «Одиссею свиданий», ожидая встречи с новыми проблемами и впечатлениями.

Необходимо было обратиться еще раз к «охотникам за кандидатами» и попросить о помощи в окончательной договоренности насчет свиданий. Я немного нервничала, обращаясь к ним, так как подозревала, что они не слишком рвутся мне помочь, поскольку наверняка знают о моем решении завершить путешествие. Сами заядлые путешественники, они испытывали то же, что и я: закончить все сейчас — означало, как если бы Ясон и его аргонавты, с боями пробившись в Колхиду, нашли золотое руно, объявили его ручной кладью и вылетели бы рейсом «Бритиш эйруэйз» из Тбилиси.

Но я по-прежнему ожидала, что друзья устроят мне свидания. Правда, приготовилась к реакции вроде: «Дженнифер, ты встретила Его, и я счастлива за тебя, но как насчет моего друга? Он все еще ждет. Зачем ему зря надеяться и брать на себя труд встречаться с женщиной, которая уже не свободна!»

На самом деле хуже, чем не свободна. Почти наверняка влюблена, что крайне раздражает мужчин.

Но как оказалось, я жестоко ошиблась. «Охотники за кандидатами» были воодушевлены моей миссией сильнее, чем раньше. Отчасти за счет того, что все мои ОК знали подробности моего путешествия, включая встречу с Гарри. Мало того, они высылали регулярные отчеты кандидатам, и в результате, вместо того чтобы разочароваться, последние действительно хотели встретиться со мной. Похоже, они видели в этом свидании шанс узнать таинственные секреты обретения Родственной Души, с тем чтобы потом использовать знания в поисках возлюбленных.

У меня также сложилось впечатление, что стоит мне бросить на них один взгляд, как я пойму, что ошибалась и не Гарри моя Родственная Душа, а кто-то из них.


Если ты не извиняешься за то, что встретила «своего человека», не буду извиняться за попытку заставить тебя передумать, когда приедешь сюда…

Дэниел, Куала-Лумпур.


И каким-то странным образом, думаю, ОК поощряли эти амбиции. Я уловила слабые признаки недовольства в их рядах — они немного обижены, что после усилий просватать меня я нашла Его почти собственными силами.

Не то чтобы ОК не хотели моей встречи с Ним — хотели, конечно, но каждый мечтал быть тем самым, кому выпадет честь познакомить меня с Единственным. Они любили сложные задачи и были полны решимости еще раз попытаться получить корону «охотника за кандидатами». Словно супермаркеты, предлагающие покупателям выгодные сделки, ОК действовали по тому же принципу: «Если тебе понравится это… может, тебя заинтересует то…»

Пока что в списке имелись журналист из Китая, защитник окружающей среды в Куала-Лумпур, шеф сиднейской портовой полиции в Австралии и даже таинственное свидание в Новой Зеландии.


Я уже давно работаю над этим, но его не было в стране. Приметы: красив (Джулия утверждает — неотразим), холост, богат, очень волнительная (но опасная) профессия, интересный, хороший собеседник, работает со знаменитым кинопродюсером и так далее и тому подобное.

Крис из Мальборо.


Но я посчитала это в порядке вещей и ничуть не волновалась. Я любила Гарри и была уверена в наших развивающихся отношениях. Но тем не менее ожидала немало сюрпризов от путешествия. Правда, надеялась, что не все в руках «охотников за кандидатами». Все в руках Судьбы.

Однако хотя Судьба способна изменить вашу жизнь, не она заказывает билеты на самолет или выдает визы.

И как всегда, задача связать разъединенные нити путешествия сама по себе была упражнением по логической гимнастике. Мы с Гарри встречались в Токио, но я хотела лететь через Индию, поскольку имела все шансы на потрясающее свидание в Калькутте.


Как член индийского «клуба смеха» я верю в целительные свойства радости. Мы встречаемся каждую неделю, чтобы смехом привнести в нашу жизнь здоровье и счастье.

Бхаскар из Калькутты.


После Токио я летела в Бейджинг, откуда надеялась успеть ненадолго завернуть в Шанхай.


Дженнифер, помните меня? Том. Я писая вам в марте из Гонконга после статьи в «Чайна дейли». Теперь я живу в Шанхае, и, как ожидалось, мои отношения на расстоянии не пережили путешествия. Я хотел бы поводить вас по городу, если сумеете заглянуть к нам.

Всего наилучшего, Том.


И хотя требовался невероятный труд, чтобы скоординировать все составляющие плана, я преисполнилась энергии и энтузиазма относительно путешествия и свиданий. Освобожденная от ярма опасений так и не встретить Родственную Душу, я была свободна делать то, что мне удавалось лучше всего — путешествовать по свету, переживая увлекательные приключения, встречаясь с интересными, остроумными, внимательными мужчинами.

Но есть пределы того, что можно достичь за оставшееся время, и попытка втиснуть Бхаскара и Тома в поездку, которая уже включала Токио, Пекин, Бангкок, Куала-Лумпур, Перт и далее… несмотря на все мои усилия, оказалась невозможна. Я неохотно вычеркнула их имена из списка.

«Сверхзвуковые», баскетбольная команда Сиэтла, уже приехали в Токио. Предстояли две игры с лос-анджелесскими «Клшшерс» до начала спортивного сезона. Баскетбол очень популярен в Японии, хотя и не так, как бейсбол, и все билеты были давно проданы.

Да, это новость — баскетбол и Япония. Пока автобус из аэропорта два часа пробирался в постоянных пробках до отеля «Четыре времени года» в Чинзан-со, я жадно оглядывала людей, здания и улицы, вбирая по возможности больше информации. Казалось, что надземные скоростные шоссе находятся в нескольких дюймах от жилых и административных комплексов, занимающих каждый клочок земли. Можно было без проблем считывать информацию с компьютеров перед бесконечными рядами служащих. Каждый похож на соседа, как близнец, — черные волосы, белые сорочки и черные пиджаки, свисающие со спинки стула. В офисах было полно народу, несмотря на ранний час. Зная, как долог рабочий день в Японии, я вдруг задалась вопросом, как ухитряется расслабляться народ в крошечном интервале между концом рабочего дня и началом следующего. Я надеялась, что развлекаются они не в кафе-пабе, мимо которого мы проезжали. Неоновая вывеска рекламировала «Танцы для геев».

Хотя мы летели в Токио разными рейсами, все же прибыли в отель с разницей в несколько минут. Немного странным казалось жить с ним в отеле, но мы начали с того места, где расстались в Лондоне.

Но вместо того чтобы пасть жертвой разладившихся биоритмов, мы с Гарри присоединились к его коллегам: Джей Ар, Джону, Дугу, Бобу и Бобби (которых я помнила еще по Сиэтлу), чтобы отправиться к Тоши, японскому другу Джей Ар. Мы втиснулись в два такси и едва не передрались за места у окон — уж очень хотелось посмотреть на ночной Токио.

Девочки-подростки в мини-юбках, собравшись группками, весело болтали на перекрестках в ожидании, пока загорится зеленый. На их телах играли разноцветные отблески от уличных видеоэкранов и неоновых вывесок. Улыбающиеся губки были скромно прикрыты сложенными лодочкой ладонями.

В паре футов от них измученные бизнесмены — опущенные плечи, помятые костюмы, портфели, вяло свисающие с бессильных рук, — смотрели в пространство, явно ничего не замечая, кроме красного глаза светофора, стоящего между ними и остатком вечера. Позади них потоки людей вливались в ярко освещенные переулки и исчезали в барах, казавшихся слишком маленькими, чтобы вместить всех.

Мы наконец добрались до места — крошечного ресторанчика в Шибуйе, где подавали лапшу. Официантка сделала три коротких шажка от двери к стойке бара и жестами велела нам сесть на табуреты, втиснутые в узкое пространство. Я огляделась. Местные посетители, низко нагнув головы над дымящимися мисками и быстро орудуя палочками движением грациозным и несколько (на взгляд жителя Запада) жадным, поглощали соевую лапшу. Еще не успевшие опомниться от перелета и сбитые с толку, мы, неуклюже сталкиваясь локтями и коленями, вертелись на табуретах и старательно подмечали каждое их движение и каждый жест.

Наутро мы с Гарри немного побродили в окрестностях отеля, прежде чем он отправился вместе с командой на стадион, где через два дня должны были состояться игры (в баскетболе говорят не «матчи», а «игры»).

После ухода Гарри я, не теряя времени, поспешила в город — меня властно звали инстинкты путешественника, образно говоря, тащили, как собаку на поводке. Я свободна и могу целый день бродить по Токио. Первое, чего хотелось в незнакомом городе, — понять, где нахожусь. Я не смогу чувствовать себя комфортно, пока не узнаю, в каком месте очутилась. Кроме того, нужно немедленно определиться, какие достопримечательности посмотреть прежде всего. Завтра у меня свидание с журналистом Уиллом, через три дня — с Робом, другом Кайли, англичанином, работающим здесь в одной из крупных аэрокомпаний. Поэтому сегодня я решила побродить по Бункио-ку.

Я заглядывала в кондитерские, где пекут рисовое печенье. Наблюдала, как старушки ловко обертывают длинные, едко пахнущие полоски водорослей вокруг маленьких квадратиков воздушного риса или раскладывают лакированные пластины ручной работы на бамбуковые подстилки для просушки. Терпела оглушительный шум салонов пачинко[18], где бизнесмены проводили обеденный перерыв, непрерывно скармливая игровым автоматам металлические шарики: затягивающая и заразительная смесь сосредоточенности и мягкого порно.

В конце дня мы с Гарри вернулись в отель одновременно. Слишком уставшие и не оправившиеся от смены часовых поясов, мы лежали в просторной парной и рассказывали друг другу о сегодняшних событиях. Гарри с удовольствием слушал мои рассказы о мире, окружающем отель. Сам он двенадцать часов проработал на стадионе.

Закутанные в полотенца и допарившиеся до бессознательного состояния, мы лежали в сауне и дружно потели.

Наутро, как давно женатая парочка, мы позавтракали, расцеловались на прощание и отправились в разные стороны: Гарри — устанавливать звук на стадионе, я — на свидание с журналистом Уиллом.

Хотя я уже добралась до станции метро в Едогава-баши, вниз еще не спускалась.

Первая рана может быть самой глубокой, но первое препятствие для людей, путешествующих в одиночку, что бы это ни было, всегда самое высокое. Пока вы не поймете принцип действия обыденных вещей, город остается раздражающе недоступным. И сегодняшний день не стал исключением. На всех автоматах по продаже билетов были японские надписи, и хотя бесчисленное количество местных жителей оказались настолько любезными, что останавливались и спрашивали: «Чем могу помочь?» — этим и исчерпывалось их знание английского. В результате я не двигалась с места.

В конце концов я не выдержала и купила первый попавшийся билет. Пройдя через турникет, застряла перед гигантской настенной картой метро, пытаясь выяснить, каким маршрутом попасть в Шибуйя-ку. И хотя разноцветные линии означали, что я легко могу сообразить, куда ехать, все же пришлось провести несколько минут, выискивая кратчайший маршрут. Но тут какая-то студентка задала уже навязший в зубах вопрос:

— Чем я могу помочь?

Решив, что это еще одно вежливое, но совершенно бесполезное предложение, я что-то буркнула и не только удивилась, но и восхитилась, когда она ответила:

— А, Шибуйя-ку! Это мне по пути. Пойдемте, я вам покажу.

Я так и не узнала ее имени, но юная японка оказалась прекрасным гидом. И мы всю дорогу весело болтали. Она много работала и была уже на пятом курсе медицинского факультета. Чтобы платить за обучение, приходилось подрабатывать в баре. Я спросила, где она так хорошо выучила английский.

— Я провела прошлое лето в Нью-Йорке.

— Вот как? По программе студенческого обмена?

— Нет, — торжественно ответила девушка. — Я училась работать в команде поддержки спортсменов.

Очевидно, мое удивление было так велико, что девушка тревожно охнула, инстинктивно прикрыв рукой рот.

— Вот ваша остановка, — пробормотала она, показывая на закрывающуюся дверь. — Надеюсь, вы хорошо проведете время в Токио.

Я поблагодарила ее, выпрыгнула на платформу и вместе с толпой поспешила к выходу.

Сейчас я находилась в районе Харадзуки, где должна была встретиться с Уиллом (свидание № 62) у входа в парк Йойоги. Парк находился рядом с площадью, куда японские поклонники подростковой моды приезжали на автобусах из соседних городов, чтобы продемонстрировать свой стиль, раскрывая весь диапазон молодежной субкультуры, от ниндзя до готов и панков-роллеров. Хотя меня давно разбирало любопытство увидеть этот феномен, мы договорились встретиться здесь по другой причине — Уилл хотел показать мне храм Мэйдзи Дзингу.

Уилл оказался типичным мальчишкой из соседнего дома — высокий, со взъерошенными светло-каштановыми волосами. По-моему, ему было немного жарко в брюках из толстого синего вельвета и рубашке с длинными рукавами. Но он проявил себя хорошим собеседником, веселым, разговорчивым и радующимся встрече с соотечественницей. Едва заметив меня, он тут же подбежал, неловко обнял и стал бомбардировать вопросами о новых альбомах, назначении премьер-министра и продвижении ремонта центральной линии лондонского метро.

Когда приходится долго жить в другой стране, поворотным является момент, когда новизна и волнение немного притупляются, а привычное чувство комфорта и знакомства с новым домом еще не успевает появиться. Тогда и возникает ностальгия, и Уилл явно находился в этой стадии. Я пыталась ответить на все его вопросы, пока мы шагали по тихой, обсаженной деревьями дорожке к храму.

Это здание — скрупулезная реконструкция прежнего синтоистского склепа, уничтоженного бомбардировкой во время Второй мировой войны. Я посчитала его простым, но впечатляющим. Во внутреннем дворике сидели монахи в темно-зеленых одеяниях и высоких черных головных уборах. Никто не шевелился, только глаза строго следили за послушниками в белом, смиренно подметающими пространство между ними и алтарем.

Хотя Уилл не в моем вкусе, он чудесный человек, и свидание вышло очаровательное. Мы провели много времени у лотков с амулетами, которые следовало приносить к склепу. Амулеты были чрезвычайно разнообразны и предназначались на все случаи жизни: от болезней, на счастье, в помощь при сдаче экзаменов на права, для благополучного визита к дантисту и получения университетской стипендии… В качестве маленького пожертвования судьбе я купила амулет, помогающий встретить Родственную Душу, и с удивлением узнала, что он дороже остальных. Похоже, и в более возвышенном мире влюбиться не так уж легко.

Я уже спала, когда вернулся Гарри, но наутро, за завтраком, мы смогли поговорить.

— Как прошло вчера? — спросил он тоном, предполагающим скорее тревогу за мое благополучие, чем сомнение в верности. — Все в порядке?

Я подробно изложила ход событий: как тяжело было ориентироваться в метро, как будущий доктор из команды поддержки спасла меня от бесцельных скитаний, каким интересным оказался склеп и насколько Уилл похож на сотни мужчин, которых я знала дома.

Не зацикливаясь на свидании, мы говорили о том, что предстоит сегодня Гарри и как идут дела на стадионе.

— Знаешь, — он схватил бутылку воды и сунул ее в сумку, — похоже, завтра у нас выходной. Какие у тебя планы? Если хочешь, можем побродить по городу.

Моя улыбка, не успев расцвести, умерла. Завтра у меня свидание с Робом.

Беда в том, что после этой недели в Токио неизвестно, когда мы с Гарри увидимся. Если у него свободный день, я хотела бы провести это время с ним. Но я здесь для того, чтобы ходить на свидания…

Необходимо принять в расчет и чувства Роба. Пусть мы ни разу не встречались, я все же ощущала определенную ответственность по отношению к нему. Нельзя отказаться от встречи только потому, что есть лучшее предложение от бойфренда (уже не первый раз я гадала, знает ли хоть кто-то правила для подобных ситуаций). Я решила рассказать все Гарри, хотя заранее знала ответ: «Беби, тебе нужно идти, ведь ради этого ты сюда и приехала».

И наш единственный день вдвоем пропадет. Задачка! Что же делать?

Гарри дал мне билет на сегодняшнюю баскетбольную игру, после чего уехал на работу. Я пошла к себе в номер. В вестибюле втиснулась в уже закрывающийся лифт и запоздало поняла, что там полно народу. И не просто народу, потребовалась пара секунд чтобы узнать игроков баскетбольной команды Сиэтла, к которым я так бесцеремонно ворвалась.

Хотя я успела увидеть в бассейне кое-кого из жен, но впервые встретилась с игроками. Тут было на что посмотреть — сплошные упругие мышцы и бесконечные ноги.

Я не знала, как следует поступать в подобных случаях, поэтому не представилась и тихо стояла, пока они обсуждали очередную тренировку. Поверьте: оказаться втиснутой в лифт с группой семифутовых великанов — зрелище сюрреалистическое. Я инстинктивно запрокинула голову, наблюдая, как они беседуют где-то над моей макушкой. Все равно что уставиться в мускулистые ветви могучей дубовой рощи. И пока они объяснялись замысловатыми жестами и совершенно непонятным сленгом, я чувствовала, как становлюсь все ниже и ниже.

«Кажется, я превратилась в Алису в стране чудес», — мрачно подумала я.

Добравшись наконец до своего номера, я рассеянно уселась на унитаз и стала размышлять о дальнейших планах. Мне не слишком хотелось в туалет, но унитаз снабжен сиденьем с подогревом на пять позиций, и после вчерашней ходьбы по городу тепло под моими ноющими бедрами — настоящее блаженство.

Эти ванные — своеобразные «роллс-ройсы» мира отправления естественных надобностей. Если бы отель брал с постояльцев за удобства, предлагаемые туалетом, как, скажем, за мини-бар или просмотр кабельного ТВ, владельцы сколотили бы целое состояние. Кроме сиденья с подогревом, унитаз мог «похвастаться» двумя насадками типа биде, обе — с регулировкой давления воды и температуры. Кроме того, имелись вентилятор горячего воздуха (для сушки), вытяжка, освежитель воздуха и панель со встроенными звуковыми эффектами, включая имитацию звуков смыва унитаза и волн, разбивающихся о берег (возможно, с целью заглушить звук того, ради чего вскоре вам понадобится освежитель воздуха).

Но к сожалению, все эти освежения, смывы и подогрев не помогали решить задачу. Поэтому я набрала номер Роба, решив начать сначала. Он был на совещании. Я оставила на голосовой почте сообщение, в котором объяснила ситуацию.

Едва отошла, зазвонил телефон. Схватив трубку, я обнаружила, что это не Роб, а Гарри.

— Слушай, — деловито начал он, — так ты сможешь приехать на сегодняшнюю игру?

— Э-э-э… да, отсюда идет автобус, — рассеянно пробормотала я.

— Здорово. Если хочешь, после игры пойдем повеселиться с парнями. Завтра я точно не работаю, поэтому сможем погулять допоздна.

Ну вот, теперь мне просто необходимо все выяснить.

Едва я положила трубку, замигал индикатор голосовой почты. Я набрала код. Звонил Роб. Стоит ли позвонить ему через несколько минут или послать е-мейл, поскольку он весь день пробудет на встречах и совещаниях?

— Я подумал насчет завтрашнего свидания, — объяснял Роб. — Здесь есть потрясающий рыбный рынок, Цукидзи-сидзо, который снабжает морепродуктами большинство ресторанов в стране. Выезжать придется рано, но оно того стоит. Я подумывал, что мы сможем встретиться, скажем, в четверть шестого утра, а потом поесть суши. Дайте мне знать, если согласны.

Да что это такое с мужчинами? Почему они вечно тянут меня либо на яхту, либо поближе к рыбе?

Необходимо что-то делать. Ведь я договорилась с Гарри…

Но дело приняло неожиданный поворот.

— Кстати, что касается Гарри, — вдруг продолжил Роб. — Почему бы вам не привести и его тоже?

Я изумленно воззрилась на телефон.

Привести Гарри на свидание? Как он это себе представляет? Неужели Роб не шутит и действительно считает, что это хорошая мысль?

Я покачала головой и заморгала, словно пытаясь убрать нечто, блокирующее сети моего логического мышления. Ничего не получается.

Я сидела перед лэптопом почти полчаса, пытаясь сочинить ответ. Прежде всего я понятия не имела, захочет ли пойти Гарри. Правда, он ярый поклонник японской кухни: представляю, как станет восторгаться рыбным рынком. К тому же суши — его любимое блюдо. (Но согласится ли он?) Я тяжело вздохнула и принялась печатать.


Роб, вы удивительный! Спасибо за то, что так добры и любезны. Постараюсь узнать, сможет ли Гарри поехать завтра. Так или иначе, я обязательно приеду, поэтому не можете ли сказать, как туда попасть? Жду встречи.

Ваша Дженнифер.


Затем я отправилась в тренажерный зал отеля и как одержимая провела на беговой дорожке остаток дня.

Перед тем как отправиться на игру, я проверила электронную почту. Роб прислал письмо с деталями нашего рандеву:


Давайте встретимся в пять пятнадцать на станции «Синтоми-се» (линия Юракусе), на той платформе, где вы выйдете из поезда.


Что ж, пока все идет по плану. Я взяла пальто и билеты. После целого дня прыжков через обруч неплохо посмотреть на спортсменов, кидающих через этот самый обруч мячи.

Приехав на стадион, я не увидела ни Гарри, ни его команды — все сидели в «тонвагене» за игровым полем. Но и Джей Ар, и Бобби помахали мне из-за камер во время перерыва.

Мне нравилось смотреть игру: за передвижениями легко следить, да и энтузиазм зрителей заразителен. Мне повезло сидеть рядом с Мими и Мисси, женами докторов команды, дружелюбными и остроумными женщинами, которые много лет вместе смотрели игры. Они знали все правила и весело объясняли мне происходящее на поле.

«Сверхзвуковые» выиграли, и позже, уже в отеле, я присоединилась к Гарри и его команде. Передача прошла хорошо, все были шумными и веселыми, оживленно болтали и много пили.

Неожиданно оказалось, что уже три часа ночи и я здорово под мухой. Гарри обнял меня за плечи: — Идем спать?

Я провела прекрасный вечер и с нетерпением ожидала следующей игры, да и компания была просто восторг. Но я так и не удосужилась рассказать Гарри о свидании, до которого оставалось два часа.

Вернувшись в номер и стоя перед зеркалом с зубной щеткой в руках, я понимала, что выбора нет. Нужно сдаваться.

— Гарри… — начала я.

— М-м… — сонно ответил он с полным ртом пасты.

— Гарри, — повторила я, готовясь к худшему. — Знаю, я должна была сказать тебе раньше…

Гарри продолжал чистить зубы, но все же насторожился.

— Видишь ли, дело в том… сегодня у меня свидание. Но когда ты сказал, что будешь свободен, я захотела провести день с тобой.

Гарри замер со щеткой в руках. Я взглянула на настенные часы: три сорок пять утра. Через полтора часа я должна встретиться с Робом. Приходилось спешить. Поэтому я выпалила:

— Вот я и позвонила Робу, с которым у меня свидание. Он пригласил меня посмотреть рыбный рынок, а потом позавтракать суши…

Я так тараторила, что Гарри сосредоточенно нахмурился.

— И он сказал: почему бы тебе тоже не поехать?

Гарри немного помолчал, очевидно, пытаясь осознать сказанное, после чего неожиданно улыбнулся, а потом и засмеялся.

— Забавно, — пробормотал он, искренне развеселившись от такого предложения. — Пойти на свидание втроем? С тобой не соскучишься, верно?

Я слабо улыбнулась. Если Гарри не возражает, не стоит все портить, ляпнув что-то неуместное.

— Конечно, я с удовольствием пойду, — кивнул он, широко улыбнувшись. — Звучит неплохо. Но сейчас давай поспим, я с ног валюсь.

Ах-х-х, я забыла самое важное! А на часах уже четыре!

— Верно, — согласилась я с улыбкой типа «шоу должно продолжаться», — и я счастлива, что ты хочешь пойти. Но беда в том, что мы должны встретиться через час пятнадцать минут.

Улыбка Гарри постепенно растаяла, сдувшись, как шарик после вечеринки.

— Час с четвертью? — изумился он.

Я поморщилась и развела руками, словно хотела сказать: «Кто бы мог подумать?»

Он с подозрением уставился на меня, будто пытаясь решить, стоит ли тратить драгоценные минуты оставшегося нам времени, расспрашивая, почему я говорю это только сейчас. Очевидно, поняв, что это бесполезно, тяжело вздохнул:

— Заметано. Полчаса сна, и мы берем такси.

Я покорно кивнула, и мы легли в постель.

Через час двадцать минут я сбегала по ступенькам станции «Синтоми-се», на десять минут опоздав на встречу с Робом (свидание № 63). В своем е-мейле он уверял, что мы без проблем узнаем друг друга, и оказался прав — среди моря японцев мы были единственными европейцами и возвышались над ними, как баскетбольные игроки надо мной вчера в лифте.

Бледное лицо, ростом немного ниже меня, коротко стриженные каштановые волосы… Роб понравился мне с первого взгляда. Он выглядел спокойным и жизнерадостным и ничуть не волновался, что я могу привести соперника.

Он улыбнулся и шагнул вперед, пока я протискивалась вниз, против течения толпы, стремящейся поскорее попасть на работу. Мы встретились у подножия лестницы и крепко обнялись.

— Гарри не с вами? — спросил Роб. Я покачала головой, и Роб нахмурился.

— Нет-нет, вы не поняли, — запротестовала я. — Он наверху, ждет у входа и пытается не заснуть стоя.

Поэтому мы тоже поднялись по ступенькам. Последовали слегка неловкие представления, после чего мы втроем отправились на рыбный рынок. Все шло прекрасно: говорили в основном о Токио и обменивались мнениями о городе. Роб недавно вернулся из Пекина, а я сказала, что еду туда через два дня. Гарри распространялся о любви к японской кухне и ресторанчиках, где пробовал японские блюда.

Мы пришли на Цукидзи-сидзо и провели там пару часов, проталкиваясь сквозь толпу. Я бывала на многих продуктовых рынках Азии: должна сказать, что все они олицетворение «Апокалипсиса сегодня». Этот не был исключением. Каждый день сюда приезжали двенадцать миллионов людей купить свыше четырех тонн морепродуктов. Суматоха царила невероятная. Повсюду шныряли носильщики с тележками, доверху нагруженными ящиками, из которых капала вода, и рыбой. Гигантские склады были темными и шумными. Мы скользили по крови и тающему льду. В воздухе стоял визг пил, разделяющих огромные туши тунца. Осьминоги провожали нас грустными темными глазами из своих мелких пластиковых ванночек.

Беседа немного затормозилась. Я задавала Робу вопрос, но тот из вежливости адресовал ответ Гарри, и дело кончалось тем, что они затевали оживленный разговор. Я хотела осуществить свои планы относительно свидания с Робом, но, страдая от похмелья и бессонницы, не могла найти сил. Наконец я прошла вперед, предоставив Роба и Гарри самим себе, поскольку поняла, что, если хочу чего-то добиться от Роба, нужно дать парням выговориться.

Они так и сделали. К счастью, Роб предложил пойти позавтракать.

Мы нашли крошечный суши-бар за рынком (свежий воздух, какое счастье!) и встали у прилавка. Роб прекрасно говорил по-японски. Он один из тех полиглотов, что способны овладеть любым языком, и Гарри был счастлив подробно расспросить повара о деталях приготовления суши. Роб выступал в роли переводчика.

Едва мы заказали еду, Гарри оживленно заговорил с двумя канадками, и я наконец могла спокойно продолжать наше свидание. Говорили о жизни за рубежом и возможностях, которые она дает. Рассуждали о японской культуре, субкультуре фестиваля «Пылающего человека» и, конечно, о любви и о том, как иногда проще погрузиться в работу и забыть о ней.

Три часа спустя мы стояли на ступеньках офиса Роба и с искренней симпатией прощались навсегда. Но как только мы с Гарри собрались уходить, Роб нас окликнул.

— Пойдемте со мной, — попросил он почти виноватым шепотом. — Я хочу кое-что вам показать.

Он повел нас в вестибюль и посадил в лифт. Сорока пятью этажами выше мы стояли перед огромным панорамным окном с видом на Токио.

Утро выдалось ясным и солнечным, и мы с Гарри дружно и благоговейно охнули, глядя на расстилающийся под нами пейзаж. Насколько хватало глаз, тянулись дома. Но, вглядевшись, мы вдруг поняли, что это не совсем так. За башней, зданиями Фуджи-ТВ и лабиринтом высоких и низких строений, словно отмечающих границу города, на горизонте величественно высилась гора Фудзияма. Казалось, она пребывает в ином мире.

Я смотрела вдаль и не впервые сознавала, какие невероятные впечатления дало мне это путешествие. Снова и снова мои свидания открывались с совершенно неожиданной и трогательной стороны. Глядя на Гарри, с благодарностью пожимающего руку Робу, я радовалась, что этот день не исключение.

Следующие три дня пролетели быстро, но между баскетбольными играми, где Мисси и Мими опять просвещали меня относительно правил и игроков, мы старались как можно больше находиться вместе. Гуляли по безмятежным садам императорского дворца, наблюдали, как изящная гейша в традиционном кимоно мелкими шажками переходит деревянный мостик, закрыв рот рукой. Поздно вечером мы поели у одного из маленьких старомодных лотков якитори, под арками линии метро «Яманоте». Потом, выйдя на платформу, с изумлением увидели десятки мертвецки пьяных бизнесменов на полу.

Я радовалась каждой проведенной с Гарри минуте, его неподдельному любопытству и неиссякаемой энергии. Одной из причин, по которой мы с Келли так долго оставались вместе, была наша совместная любовь к путешествиям. Нет, если бы Гарри оказался равнодушен к путешествиям, для меня это не стало бы концом света, но я была счастлива, что он так наслаждается временем, проведенным в Токио, поскольку, как и моя лондонская жизнь, путешествия были важной частью моего мировоззрения.

Хотя иногда я и раздражалась, уставала, скучала по друзьям и опустошала банковский счет до последнего пенни, все же обожала путешествия. Моя мать в пятидесятых одна объехала всю Европу (неслыханная тогда вещь), отец работал в Китае и России, когда они были закрыты для всего мира.

Для людей поколения моих родителей путешествия считались огромным достижением. Мое поколение рассматривало их как свое право. Но я все равно дорожила каждым. Некоторым этого не понять, но я не могла жить, сидя на одном месте.

Только благодаря путешествиям я встретила Гарри. Но сейчас приходилось расставаться: я отправлялась в Китай, а Гарри возвращался в Штаты.

— Посмотрим, как все будет, но, может, после Новой Зеландии я выкрою время завернуть в Сиэтл, — сообщила я, храбро пытаясь выглядеть спокойной, когда мы стояли перед моими уложенными сумками в номере отеля.

У меня был кругосветный билет, и сейчас я летела на восток. Апофеоз моего «международного турне позора» должен был состояться в Новой Зеландии, так что по пути в Англию я смогу побывать в США Но время поджимало: я была крестной матерью Майкла, сына Тоз, и во что бы то ни стало следовало успеть к крестинам.

— Ты пришлешь е-мейл, когда доберешься до Пекина? — в который раз спросил Гарри.

Мне предстояло остановиться у Гектора и Анг, поэтому я не знала, можно ли оттуда позвонить или послать е-мейл. Кроме того, два дня назад у них родилась девочка Грейс (или Хайксин, ее китайское имя), и мне не хотелось мешать новоявленным родителям.

Неожиданно все показалось очень шатким. Каждый раз, прощаясь, мы знали, когда встретимся снова. Но только не сегодня. Поэтому я нервничала и была немного испугана.

Мы спустились вниз, и Гарри понес мои сумки к автобусу. Я обняла и перецеловала всех парней из Сиэтла. Тут в дверях появился Гарри. Мы обнялись.

— Спасибо, что пригласил меня сюда, — шепнула я.

— Спасибо, что пригласила меня на свидание с твоим парнем, — хмыкнул он в ответ.

По какой-то причине мне захотелось плакать.

— Все, прощаемся, — твердо объявила я, — иначе опять разрыдаюсь, а мне бы этого не хотелось.

Гарри улыбнулся и, обняв меня за плечи, проводил до автобуса. Мы поцеловались. Потом еще раз. Наконец я вошла в автобус и отыскала свое место.

— Позвони мне из Пекина, — проговорил он одними губами.

Я кивнула. Он снова улыбнулся и отступил, когда мотор автобуса угрожающе взревел. Гарри прижал пальцы к губам. Автобус отъехал, и вскоре Гарри исчез из виду.

Глава 14 ИНДОКИТАЙ; ПЕКИН, КИТАЙ


Гектор — мой старый друг. Я познакомилась с ним по работе — он был редактором новостей одной из газет и обычно брал у меня интервью, когда я возвращалась из очередного путешествия. Он и сам объездил весь мир и к тому же обожал музыку. Мы быстро сблизились и с тех пор дружили.

Кроме того, у нас обоих имелось твердое убеждение, что путешествия разнообразят нашу жизнь, большая часть которой проходит в тяжких трудах. Гектор в некоторых отношениях случайно достиг того, что я пыталась сделать посредством своей хитроумной затеи.

Он оставил Британию ради работы в «Чайна дейли» в Пекине. И там едва ли не в день приезда увидел прекрасную китаянку Анг. Они полюбили друг друга и поженились. В первые дни их знакомства Гектор часто присылал снимки по электронной почте. Он явно потерял голову, и с каждым новым фото мы видели, как эти двое становятся все ближе. Я инстинктивно старалась защитить его: когда видишь, как хороший друг по уши влюблен, волнуешься, вдруг его ждет разочарование. Надеешься, что не случится ничего плохого.

Но едва увидев Анг на их свадьбе, я поняла, что тревожилась напрасно, — поразительная женщина, и они идеально друг другу подходят. Настоящие Родственные Души. Анг обладала довольно едким остроумием, которое мне особенно нравилось. И, каждый раз посылая е-мейл Гектору, как моему ОК, я всегда спрашивала мнения и совета Анг.

И оба они более чем ревностно выполняли свои обязанности «охотников за кандидатами». Я приезжала в Пекин, готовая к работе.

После целительного солнышка и техноизобилия Токио Пекин стал для меня чем-то вроде потрясения. Китай оказался всем, чем не была Япония. Здесь было ужасно холодно и снежно, автомобили покрыты ржавчиной и вмятинами. По ночам они с выключенными фарами грохотали по улицам. Мимо неслись десятки велосипедов. Перейти дорогу было предприятием опасным, для этого требовались мужество и вера человека, ходящего босиком по раскаленным углям. Здесь царил сплошной хаос. Токио тоже суматошный город, но там есть некое подобие порядка и безмятежного достоинства. Пекин беднее и грязнее. И совершенно блестящ.

Я прилетела в Пекин довольно поздно, и после ужина в маленьком кафе мы с Гектором провели остаток вечера в их квартирке в северо-восточной части города. Как и большинству зарубежных журналистов, газета оплачивала Гектору жилье. Он жил в здании, где офис и столовая находились на другом конце двора.

Как хорошо вновь увидеться с ним! Мы говорили обо всем: о новорожденной девочке, Гарри, работе, друзьях, фан-клубе «Тинейдж»… Пока болтали, Гектор заметил, что я замерзла. Он извинился и поднялся, чтобы принести мне еще один свитер.

— Жизнь в коммунистическом Китае тем и хороша, что дешева, — мягко объяснил он. — Только плохо, что правительство не обещает включить центральное отопление раньше чем через три недели.

Анг и малышки Грейс не было дома. Как полагается молодым матерям, они жили в доме ее родителей, примерно в часе езды от города. Гектор тоже там жил, и мне было совестно, что он вынужден разыгрывать гостеприимного хозяина, вместо того чтобынаходиться с семьей. Но назавтра, прямо с утра, мы поехали в гости.

Родители Анг жили в экономически отсталом районе, на северо-западе города, но, шагая вместе с Гектором к метро, я быстро поняла, что весь Пекин — экономически отсталый район.

Китай много лет был загадкой для Запада, но, выиграв тендер на проведение Олимпийских игр 2008 года, подтвердил, что готов к диалогу с остальным миром. Почти пятьдесят лет коммунистического правления изолировали Китай от благ финансового и социального развития Запада. И теперь страна обеими руками хватала наконец-то доставшуюся ей свободу. Начался приток международных денег, и деревенские жители стали переселяться в города, где теоретически можно было найти работу, возможности и лучшие жизненные стандарты.

Но здесь не было нормальной инфраструктуры, не хватало домов, дорог, магазинов, ресторанов, школ. Не хватало денег на организацию Олимпийских игр. И весь Китай лихорадочно трудился, чтобы вовремя выстроить необходимые сооружения.

Поэтому весь Пекин был одной большой стройкой: глубокие рытвины тянулись по всему городу, как трамвайные линии. Шум отбойных молотков и бетономешалок, подобно индустриальной музыке, был настойчивым, раздражающим и действовал на нервы. По пути к станции мы с Гектором постоянно прикрывали ладонями глаза от клубящейся пыли и мелкого щебня. Повсюду мужчины, одетые в тапочки и пиджаки, долбили замерзшую землю лопатами.

Мать Анг не говорила по-английски и все же оказала мне радушный прием. Она немедленно удалилась на кухню готовить праздничный обед. Она никогда раньше не видела европейской женщины и, хотя очень стеснялась, сгорала от любопытства. Когда позже, в конце недели, мы встретились еще раз, она велела Анг спросить, действительно ли у меня такие длинные ресницы. Я разрешила дотронуться до них и осторожно подергать, чем вызвала приступ хихиканья. Несмотря на то что ребенок не давал Анг спать всю ночь, та, очевидно, радовалась обществу. Грейс была хорошенькая, и мы все ворковали над ней.

Было забавно слышать, сколько фраз и выражений из обоих языков супруги успели перенять друг от друга. Английский (шотландский) Гектора был пересыпан диалектом мандарин. Английский Анг был превосходным и тем более аутентичным, что она употребляла много сленга. Малышка простудилась и с трудом дышала. Гектор помчался к фармацевту и принес капли.

— Думаю, Грейс не дышит носом из-за козявок, — торжественно объявил он.

— Точно, — обрадовалась Анг, заглядывая в носик дочки. — Я тоже вижу козявки.

Любимое слово Анг — «хитрый», в том смысле, что предмет разговора считался ненадежным или подозревался во всех грехах. Она произносила его как «хитли», и я всегда при этом улыбалась.

Неожиданно меня пронзила тоска по Гарри. Ведь и мы перенимали друг от друга сленговые выражения наших стран, и я любила слушать его американский выговор с растянутыми гласными.

Пообещав завтра встретиться, я убедила Гека, что прекрасно сумею обойтись без него, а ему следует остаться с Анг. Я же буду абсолютно счастлива, бродя по городу остаток дня.

Я легко нашла дорогу к станции, что было весьма кстати, поскольку никто из окружающих не говорил по-английски, и попроси я показать направление, вряд ли добилась бы вразумительного ответа. Это был обычный район, где жили китайцы, а не излюбленное туристами местечко. Вокруг не было ни одного европейца, и все открыто глазели на меня. В Японии, правда, творилось то же самое, особенно еще и потому, что я высокая. Время от времени кто-нибудь подходил и касался моего лица или руки, словно желая убедиться, что у меня такая же кожа, как у остальных. В этом жесте не было ничего пугающего или неприязненного. По-видимому, иностранцы здесь редкость, и жителей разбирало любопытство. Впрочем, как и меня.

Я заглядывала в магазины и на продуктовые рынки, задумчиво побродила по площади Тяньаньмэнь, рассматривая красочных воздушных змеев, цветными облаками реющих перед мавзолеем Мао, побродила по подземному городу, который добровольцы, опасаясь вторжения Советского Союза, выстроили под Пекином в шестидесятых годах XX века.

Было темно, когда я шагала по холодной пыльной дорожке от станции метро к квартире Гектора. Уличные торговцы продавали картофель и яблоки — они лежали гигантскими грудами на мешковине по обочинам неровных тротуаров. Посреди тротуара за швейной машинкой сидела женщина. Стопка одежды, требующая починки и переделки, аккуратно сложенная в пластиковый пакет, лежала у ее ног.

В дверях музыкального магазина торчал владелец, погруженный в американскую программу аэробики, которую передавали по телевизору. Наблюдая, как модно подстриженные, сильно загримированные, легко одетые калифорнийки выполняют упражнения и подпрыгивают под музыку, он тоже подскакивал и вертелся вместе с ними. Поглощенный своим занятием, он резко брыкнул ногой, и тапочка, сорвавшись, улетела на дорогу, где и погибла под потоком велосипедов. Пусть его тело оставалось в Пекине, но горячее сердце было там, на Беверли-Хиллз.

Я то и дело натыкалась на бесчисленные лотки с компакт-дисками и DVD, расположившиеся по обочинам дороги, и рылась в пиратских копиях фильмов, еще не показанных на экране. Бродя между стойками, я краем уха прислушивалась к старушке, что-то говорящей молодому человеку, по-видимому, внуку, который деловито вынимал кассеты из картонных ящиков и расставлял на полках.

Тональность их беседы резко менялась, тембр хаотически повышался и понижался, как при игре на японской лютне. Я часто замечала, как певучие звуки некоторых азиатских наречий делали вполне обычную беседу похожей на спор, и подумала, что сейчас происходит то же самое, когда раздался ужасный грохот. К моему изумлению, старушка вылетела из-за прилавка, размахивая над головой длинной палкой, как самурайским мечом. С кирпично-красным от гнева лицом, что-то крича и продолжая орудовать палкой, она стала гонять внука по лавке. На беду, тот оказался слишком резвым. Пока бабка и внук, рассерженно вопя, носились по крошечному магазинчику, палка угрожающе свистела над ухом молодого человека, но, как правило, врезалась в стопки дисков, разлетающихся с полок на пол. Многие закатывались под коробки и картонные изображения Джеки Чана в полный рост. Не считая меня, в лавке находились еще трое покупателей, и все застыли, не веря собственным глазам. Но когда летающий DVD больно ударил одного из китайцев по шее, мы, обменявшись быстрыми взглядами и безмолвно согласившись, что никакой DVD, пусть даже самый дешевый, не стоит таких испытаний, ринулись к дверям и благополучно очутились на улице. Я бодро зашагала прочь не оглядываясь. Вопли людей и звон бьющихся дисков разносились по всей округе.

К счастью, оказалось, что и мобильник, и электронная почта действуют в Китае, поэтому я на ходу позвонила Гарри и рассказала о том, чему стала свидетелем.

— Что за шум? — проорал Гарри уже через несколько секунд разговора.

— Это Китай! — прокричала я в ответ, перекрывая вой дрелей, визг пил и вопли строителей.

Мы проговорили всю дорогу до квартиры Гека, а потом, опасаясь получить гигантские счета, еще час обменивались эсэмэсками. Мне нужно было столько сказать ему. Здесь столько всего происходило! Жаль, что его тут нет. Я ужасно по нему скучала. И здесь ему бы понравилось!

Наутро мы с Гектором встретились пораньше и долго бродили по раскрашенным коридорам и храмам вокруг большого озера Куньмин в окрестностях Летнего дворца, прежде чем вернуться домой. Мы обедали с группой журналистов, коллег Гектора, в «Великой Китайской стене» — известном ресторане, что неподалеку от его квартиры.

Ресторан оказался модным, уютным и безумно дешевым. Когда мы пришли, друзья Гектора — Шивон, Марта и Пол — уже сидели за столиком. Мы знакомились, пока официантка раздавала меню размером с хороший роман — свыше тридцати страниц одних блюд, каждое с соответствующим фото и описанием на китайском и английском.

Мы наспех сделали заказ, чтобы успеть поговорить. Все друзья Гектора обожали здешнюю жизнь, хотя считали ее не слишком легкой. Марта сломала руку, когда велосипед врезался в нее на дороге. Шивон вставала в пять утра для пробежки, и поскольку на улицах освещения нет, ей приходилось держать перед собой факел, чтобы не попасть в рытвину.

Тридцатидвухлетний Пол приехал из Австралии» Высокий и красивый, спокойный и застенчивый. Я поболтала с ним, допытываясь, сколько он пробыл здесь, где работал раньше, где жил в Австралии… Подобные вопросы я задавала на каждом свидании, пытаясь разговорить кандидатов, и тут Гектор, словно читая мои мысли, перегнулся через стол и объявил:

— Джен, знаешь, сегодня у тебя свидание с Полом.

— Господи, неужели? Почему ты не сказал мне раньше?

По правде сказать, я переигрывала, потому что была очень довольна: Пол казался ужасно милым, с ним было так легко, что свидание наверняка удастся. Но я уже задала все необходимые вопросы. О чем же говорить с ним завтра?!

— Пол, мне ужасно жаль, — обратилась я к нему тоном, явно походившим на тот, когда кондуктор объявляет пассажирам, что садиться в поезд запрещено, хотя двери открыты. — Не возражаете, если мы отложим беседу на завтра? Иначе я все узнаю слишком рано.

Гектор вздохнул. Пол, как истинный джентльмен, скрыл все сомнения по поводу предстоящего свидания. Он просто улыбнулся и кивнул.

Я зря переживала. Атмосфера царила дружелюбная — китайская еда располагает к общению в отличие от японской, которая предполагает либо обед для одного, в отдельной кабинке, либо требует низко наклоняться над мисками с соевой лапшой. Кроме того, все блюда оказались невероятно вкусными: соленая рыба в соусе из темной фасоли, резаный картофель с чили, баклажаны в кислом соусе. Пикантно оригинальные, приятно пахнущие пряности мне ужасно понравились, что весьма удивительно.

Я всегда считала себя человеком широких взглядов, но имелись две вещи, которые не подвергались изменениям, — меня вечно укачивает и я ненавижу китайскую кухню.

Очевидно, путешествие перевернуло мое самосознание.

После ленча мы с Геком поездили по городу на автобусах. Конечно, метро быстрее и проще, но только автобусы позволяют вам понять городскую жизнь. И сейчас мы направлялись на свидание с Лесом, что очень забавно, потому что обычно я ходила на свидания одна, как всякая современная женщина. Но Гектор вел себя как старомодная дуэнья: договаривался о свиданиях со знакомыми мужчинами и шел со мной, чтобы познакомить нас. Он всегда был заботливым и учтивым. Я улыбнулась про себя. По-моему, он заранее готовился к тому дню, когда дочь приведет в дом своего парня.

Лес (свидание № 64) был англичанином и работал в журналистской Мекке Лондона, на Флит-стрит, в самые славные ее времена. Мы встретились с ним в симпатичной чайной в районе иностранных посольств, рядом с Шелковым переулком («Старбаксом»!).

Встреча с Лесом запомнится мне надолго. Редко приходится сталкиваться с такими интересными людьми! Ему… семьдесят один год — вряд ли годится для свидания в обычном смысле слова, зато какой персонаж! Последние двадцать с чем-то лет он провел в поисках приключений в Азии и Африке, отсылая репортажи и статьи в различные журналы и газеты.

Но на вершине карьеры на Флит-стрит он из-за болезни потерял ногу, однако не дал увечью себя сломить. Правда, прежние коллеги с трудом привыкали к его новому облику, и поэтому, вместо того чтобы терпеть их жалость и смириться с потерей любимого дела, он перебрался в Азию.

— В Британии люди могут убить тебя добротой, — произнес Лес, — азиаты могут показаться бездушными, но по крайней мере не списывают со счетов человека, который хочет и может работать. Они не смотрят на одноногого как на калеку.

Вот еще одно напоминание, как путешествия вливают в тебя новые силы и позволяют если не возродиться заново, то сосредоточиться на тех сторонах вашей жизни, которые вы цените и не хотите терять.

Я могла бы слушать Леса бесконечно. Он чем-то напоминал мне дедушку со стороны матери, который в четырнадцать лет сбежал на корабль, а позже заставлял нас заслушиваться историями о своих морских приключениях.

Той ночью Гек вернулся в дом Анг, а я сидела за компьютером, пытаясь сообразить, где остановлюсь в Бангкоке. Я вылетала туда послезавтра, и мест в отелях, похоже, не было. Придя в отчаяние, я послала Гарри эсэмэску, на что он ответил: «Похоже, ты очень занята. Только скажи, где хочешь остановиться, а я все устрою».

По какой-то причине это предложение меня ошеломило. Я проделывала одно и то же много раз, и моим стандартным методом было оставлять все напоследок, потом долго сокрушаться и страдать, в процессе доведения окружающих до отчаяния все устроить в два счета и заказать номер.

То, что Гарри принял мои жалобы всерьез, говорило о невероятной доброте. Но мне показалось странным заставлять бойфренда способствовать моим свиданиям с другими мужчинами. Пора прекратить нытье и вести себя как взрослая!

Тем не менее я была тронута и поспешила поблагодарить Гарри: «Спасибо, ты ужасно добр, но со мной все в порядке. Так, излишне драматизирую. Пожалуйста, не обращай внимания».

Этой ночью я спала плохо. Видела во сне Гарри, Пола, одноногого Леса. Мы бродили по Бангкоку, пытаясь найти свободные номера. Но из всех отелей нас выгоняли, поскольку мы никак не могли решить, сколько комнат нам нужно. Спор заканчивался громким скандалом, и управляющие вышибали нас за дверь.

Утром я проснулась совершенно разбитой. Лежа в постели, расстроенная и нервная, я вдруг почувствовала себя плохо. В желудке раздался странный звук, похожий на бульканье воды, стекающей в раковину. Я недоуменно вздохнула и насторожилась.

Через тридцать секунд я влетела в ванную, где меня вывернуло наизнанку. Похоже, из меня извергся каждый обед, съеденный с восемьдесят шестого года. И тут я сообразила, что, должно быть, подхватила типичную болезнь путешественников — желудочный грипп. Черт, как раз в день моего знойного свидания с Полом!

Немного погодя я подползла к раковине и сполоснула горящее лицо холодной водой, после чего медленно выпрямилась. Случайно поймав свое отражение в зеркале, я громко застонала. Волосы повисли тусклыми влажными прядями, как у собаки, оставленной под дождем. Под правым глазом краснела опухоль от укуса комара величиной с гальку, достаточно большую, чтобы долететь до противоположного берега Ла-Манша.

Желудок опять скрутило. Плохи дела.

Я забралась в кровать и заснула как мертвая. Пробудил меня очередной позыв к рвоте.

Но когда наконец окончательно проснулась — в одиннадцать дня — и почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы сесть за кухонный стол и осторожно пригубить минеральную воду, температура уже понизилась — похоже, тот микроб, что так терзал меня, вылетел из организма (во всех смыслах этого слова).

Я не помню, сколько просидела, тупо глядя в окно. Из оцепенения меня вывел пронзительный звонок мобильника. Я пошарила в сумке и что-то пробормотала в трубку.

— Дженнифер, привет, — ответил мужской голос. — Что с вами? У вас ужасно хриплый голос.

— Спасибо, все в порядке. Просто немного не по себе. Кто это?

Я не хотела грубить, но желудочный грипп обладает необычайной способностью заставить вас забыть обо всяком подобии учтивости.

— Простите, это Уилл, — засмеялся он.

«Уилл? Кто такой Уилл?» — лихорадочно размышляла я.

— Мы с вами встречались.

Встречались. Встречались? Я успела встретиться с шестьюдесятью четырьмя мужчинами. Который из них Уилл?

— …в Токио, четыре дня назад, — договорил Уилл погасшим голосом, явно обидевшись.

А, тот самый Уилл!

— Уилл, здравствуйте и простите меня, — поспешно извинилась я. — Видите ли, я плохо спала и еще не совсем проснулась. Как поживаете? Как Токио?

— Собственно, поэтому я и звоню, — ответил он оживленнее. — Я здесь, в Пекине, освещаю в печати экономическую конференцию. Вот и хотел спросить: не согласитесь ли встретиться?

Я никого здесь не знаю и подумал, что неплохо нам побродить вместе.

Он знал, что я в Пекине и живу в квартире друга, рядом со зданием «Чайна дейли», но все же его звонок оказался таким сюрпризом! Я пыталась не показать этого: и без того уже успела нагрубить ни в чем не повинному человеку! И кроме того, он славный парень! Будь у меня время, я, возможно, встретилась бы с ним еще раз.

— Уилл, все это очень мило, и мне неприятно признаваться в том, что вряд ли у меня будет время. Сегодня я иду на свидание, а завтра лечу в Бангкок.

Он молчал. Я терпеливо ждала. Ничего. Я решила, что связь прервалась (в конце концов, он звонил из Китая, с английского мобильника, в Китай же, на английский мобильник).

— Алло, Уилл, вы еще там? — спросила я.

— Да, — тихо пробормотал он.

Я мгновенно насторожилась. Почему он так настойчив?

Но следующая фраза все прояснила. — Дженнифер, когда мы встречались в Токио, я волновался, что, вероятно, произвел на вас не слишком благоприятное впечатление.

— О, Уилл, — не колеблясь, ответила я, — все было прекрасно, и я была искренне рада познакомиться с вами. Почему вы это вообразили?

— О, знаете, я был счастлив нашей встрече: как прекрасно найти человека, с которым можно поговорить, — немного помолчав, сокрушенно ответил он.

— Вы тоже, Уилл, занимательный собеседник, — заверила я, пытаясь ободрить его и одновременно размышляя о несвоевременности звонка. Я знала, что понравилась ему и мы неплохо поладили, но не заметила признаков увлечения с его стороны.

— Именно так мне и показалось, — подтвердил Уилл. — Не хотелось бы смущать вас, но я просто подумал… Что если бы мы встретились еще раз… я бы лучше подготовился, и на этот раз между нами что-нибудь бы наверняка завязалось… Еще одно свидание? — Уилл, — я старалась говорить рассудительно и не выдавать паники, — даю слово, вы произвели на меня наилучшее впечатление. Мы провели прекрасный день вместе. Вам совершенно ни к чему так себя затруднять. И во всяком случае… поймите, я ужасно занята и у меня не будет свободной минуты до вылета.

— Я только вышел из «Чайна дейли» и сейчас сижу в кафе на другой стороне улицы, — выпалил Уилл. — Мы могли бы выпить кофе вместе. Это не займет много времени!

Я закрыла глаза и открыла рот, чтобы испустить долгий беззвучный визг.

Жить в чужой стране почти неизбежно означает одиночество, поэтому я не восприняла сказанное Уиллом как признак того, что он просто маньяк, преследующий женщин. Беда в том, что я настолько дерьмово выглядела и чувствовала себя, что мне было не до повторных свиданий.

Уилл, должно быть, ощутил мое нежелание видеть его.

— Пожалуйста, Дженнифер, — грустно попросил он. — Давайте встретимся. Я хочу доказать, что и со мной может быть весело.

«Да не нуждаюсь я в веселье! Мне нужно еще поспать и найти наконец номер в бангкокском отеле!» — едва не завопила я.

Но не завопила же! Мне стало его жаль. В конце концов, он сделал все возможное, чтобы встретиться со мной, когда это было нужно мне. Теперь моя очередь сделать то же самое для него.

Поэтому я спустилась вниз, перешла дорогу и выпила кока-колы (желудок бунтовал при мысли о любом другом напитке) с Уиллом (свидание № 65).

Он по-прежнему был самым болтливым мальчишкой из соседнего дома, делившимся воспоминаниями о Лондоне и жизни, которую вел бы там, если бы не оказался здесь. Выдержав час непрерывных разговоров о политике и наших любимых барах, я посмотрела на часы.

— Прошу меня простить, Уилл, — мягко напомнила я, — но мне пора.

Уилл счастливо улыбнулся.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, Дженнифер, — жизнерадостно заверил он, явно воодушевленный беседой, — и большое спасибо, что согласились повидаться. Так редко выпадает возможность потолковать по душам!

Я дружелюбно кивнула, хотя сердце сжималось от жалости к нему. Уилл не искал возможности доказать, что он и есть тот самый, Единственный. Ему просто хотелось поговорить с кем-то своим. И поскольку у нас было много общего и мы могли легко объясняться на любые темы, я помогла бедняге поверить, что он зря грустит и волнуется. Что впереди у него много хорошего, счастья и радости. Очевидно, Уилл отчаянно страдал от ностальгии и боролся с ощущением оторванности от дома. И он оказался прав: я была рада повидаться с ним. Никто не должен чувствовать себя одиноким и несчастным в чужой стране.

Когда я вернулась, Гектор уже был дома, готовя квартиру к завтрашнему приезду Анг и девочки. Завидев меня, он улыбнулся:

— Привет, королева свиданий! Как идут дела? Вернее, как твои мужчины? Все держишь под контролем?

Я закатила глаза и объяснила, что скорее они держат меня под контролем. Но мне не хотелось думать об этом, и я помогла ему передвинуть мебель в гостевую спальню.

Пол сказал, что позвонит, перед тем как зайти за мной, и я надеялась, что у меня есть полчаса на подготовку (двадцать девять минут из которых я проведу, замазывая комариный укус тональным кремом). К сожалению, я увлеклась уборкой квартиры и потеряла ощущение времени. Кроме того, я наконец преодолела нерешительность и бойко зарезервировала номер в отеле Бангкока.

Но Пол тоже жил в этом комплексе. Я и забыла, насколько существование в чем-то вроде студенческого кампуса может сгладить границы приличий и создать неформальные отношения между жителями. Поэтому Пол, вместо того чтобы сначала позвонить, просто явился сам. Постучал в дверь и вошел, на этот раз одетый куда более строго, чем вчера: черные брюки, рубашка, прилизанные гелем волосы. Я была абсолютно не готова к его приходу. Ни следа косметики и старые джинсы. Пока я носилась по квартире, поспешно переодеваясь, Гектор поддразнивал Пола, утверждая, что тот воспользовался афтершейвом. Я готовилась, а мужчины сидели за кухонным столом и болтали, потягивая пиво.

Квартира у Гектора маленькая, и хотя я могла переодеться в спальне, все же мне было необходимо забежать в ванную. Только стеклянная дверь отделяла крохотную кухню от ванной такого же размера, а кухонный стол находился примерно в двух футах от унитаза.

Ненавижу, когда люди слышат, как я писаю. Особенно если я должна идти с одним из них на свидание. Но ничего не поделать.

Старательно отводя глаза, я прошла перед столом, протиснулась в ванную и закрыла за собой стеклянную дверь.

Со своего наблюдательного пункта на унитазе сквозь матовое стекло я видела смутные силуэты Гектора и Пола и слышала каждое слово их разговора о футболе.

Я ничего не смогла сделать.

Прошло пять минут. Я нервно наблюдала, как призрачная рука поднимает рукав пиджака. Это Пол смотрел на часы. Очевидно, мы опаздывали.

Но я все равно ничего не могла сделать.

В конце концов я додумалась до того, что наверняка знают все женщины в подобной ситуации: положила на дно унитаза комок туалетной бумаги и писала очень медленно и тихо. На это ушла целая вечность, и мне было ужасно больно, как при остром цистите.

Простите, если выдаю слишком много интимной информации, но первое впечатление всегда самое важное и второго шанса вы не получите. Не хочу, чтобы Пол все наше свидание думал о…

Ладно, замнем.

Пол (свидание № 66) и я наконец-то вышли из квартиры и поймали такси до салона китайского ножного массажа. Я была в полном восторге. Обожаю рефлексологию (веру в то, что каждая точка на ноге связана с определенной частью тела, и поэтому массаж ног может вылечить все — от расстроенного желудка до сведенных судорогой плеч). Пол выбрал идеальное место для свидания (ни одной лодки и ни одной сырой рыбки в поле зрения).

Когда мы приехали в салон, началась легкая суматоха. Пол пытался объяснить администратору, чего мы хотим, но его явно не понимали («Мой китайский не настолько хорош», — объяснил он с самоуничижительной гримасой). Но ситуация разрешилась, когда в ход пошел «семафор путешественника» (в основном кивки и жесты). Нас повели по белому коридору в маленькую, скромно обставленную комнату — два больших мягких кресла, разделенных низким столиком в центре. Перед каждым — по табурету. На стене укреплен телевизор с включенным на полную мощь звуком, передающий китайскую «мыльную оперу». Место казалось подходящим не столько для исцеления, сколько для ухода за стариками. Я даже подумала: вдруг мы по ошибке попали в дом престарелых?

Но тут в комнату вошли китайцы, юноша и девушка лет двадцати. Каждый нес ножную ванночку и кувшин с обжигающе горячей водой. Они жестами попросили нас снять обувь и носки и опустить ноги в ванну. Полное незнание английского не помешало им пытаться вовлечь нас в разговор. Но через несколько минут они сдались и принялись оживленно болтать друг с другом. Похоже, они были в прекрасных отношениях. Наклонившись и энергично растирая наши ноги, молодые люди непрерывно шутили и смеялись. Мне показалось, у них тоже что-то вроде свидания.

— Как я слышал, у вас есть определенный набор вопросов для каждого мужчины? — добродушно поддразнил меня Пол.

Я смущенно улыбнулась и слегка покраснела.

— В мире свиданий выживают сильнейшие, — с притворной серьезностью объявила я. — Девушка должна быть готовой ко всему.

Он рассмеялся и, охотно приняв две банки пива, которые только что принес администратор, открыл их и вручил одну мне. Я улыбнулась, подняла банку и произнесла тост:

— За Гектора, Анг и Грейс!

— За Гектора, Анг и Грейс, — повторил Пол смеясь.

Мы чокнулись и выпили, после чего, откинувшись на спинки кресел, поставили банки на низкий столик и расслабились, пока молодые люди умело обрабатывали наши ноги.

И конечно, мы болтали. Пол много рассказывал о своем детстве в Перте, и мы делились впечатлениями о местах, где побывали. Втайне я удивлялась, почему он до сих пор холостой. Такой славный, симпатичный, мягкий и занимательный собеседник.

Я подумала о Гарри и почувствовала себя немного виноватой за то, что так хорошо провожу время.

Если не считать момента острой боли, когда массажист тер какое-то нежное местечко на моей ступне (бьюсь об заклад, эта точка связана с моим животом), мы были так поглощены разговором, что я почти забыла о присутствии в комнате посторонних.

Но к реальности меня неожиданно вернуло потрясенное восклицание массажиста. Пальцы больно упирались в ступню моей правой ноги. Я в ужасе застыла, точно зная, что он там нашел, и прокляла себя за то, что не вспомнила об этом раньше.

На моей правой ноге красовалась огромная кошмарная бородавка, и массажист только что ее нащупал. К моему полному унижению, он взволнованно тыкал в нее пальцем, пытаясь привлечь не только мое, но и общее внимание.

Ладно, у меня ужасная бородавка. Он об этом узнал, а я давно знала, так что не могли бы мы, ради Господа Бога, остановиться на этом?

Я ощутила, как мои щеки вспыхнули от смущения. К счастью, массажист не говорил по-английски и не мог сказать, в чем проблема. И хотя Пол немного понимал по-китайски, очевидно, пропустил занятие, где говорилось о болезнях ног, и в его словаре не было слова «бородавка». Пока мой массажист настойчиво жестикулировал, а массажистка Пола яростно его ругала, я сидела униженная и красная от стыда. Пол единственный не имел понятия о том, что происходит.

И мне отчаянно хотелось, чтобы ситуация и дальше оставалась такой же.

— Ваша нога в порядке? — спросил он озабоченно.

— Э-э… да, — жизнерадостно заверила я. — Просто… натерла ногу, когда бегала, и теперь волдырь лопнул. Я немного тренировалась с НБА в Токио (честно говоря, я болтала с помощником тренера «Сверхзвуковых» в тренажерном зале, но ведь это все равно что тренировка, не так ли?).

Я отчаянно пыталась вести себя с достоинством и ошеломить всех хорошими манерами, а также игнорировать возмущенное выражение лица моего массажиста, который продолжал воодушевленно тыкать пальцем в мою ступню.

— Дружище, должно быть, плохо вам пришлось, — заметил Пол со смесью сочувствия и благоговения.

Пантомима продолжалась. Наконец массажист оставил мою ногу и теперь энергично рубил ребром ладони воздух. Девушка, трудившаяся над ногами Пола, подняла глаза к небу и рассерженно зашипела. Похоже, она уловила мое заветное желание, чтобы он, пожалуйста, ради Господа Бога, заткнулся насчет моей ноги.

Но затыкаться он не собирался и продолжал с таким же энтузиазмом делать рубящие движения.

Я предположила, что, как бы ни отвратительна была бородавка, вряд ли массажист рекомендует ампутацию как самый верный способ действий. И решила, что он, возможно, советует легкую шлифовку пемзой. В эту минуту я согласилась бы на что угодно и поэтому, как покупатель на аукционе, желающий остаться неизвестным, слегка, но вполне определенно кивнула молодому человеку, дав тем самым разрешение на любые меры. Парень мгновенно вскочил и вылетел из двери.

Перед лицом разыгрывающейся драмы всякие претензии на то, что все в порядке, были отставлены. Разговор прервался, и мы трое молча уставились в пространство, где ожидалось появление массажиста. И он не подвел, возникнув в комнате ровно через полминуты. Театрально ворвался в дверь, опустился на колени и с величайшими церемониями достал из-под мышки длинный рулон черной ткани. После чего, почтительно положив рулон на мою табуретку, медленно его развернул. Один за другим на свет появились пятнадцать убийственно острых серебряных скальпелей. Зрелище напугало меня до полусмерти.

Значит, он действительно имел в виду ампутацию…

Мы дружно затаили дыхание.

— Иисусе, — пробормотал Пол, с неприкрытым ужасом наблюдая, как падает и умирает свет на холодных лезвиях безжалостных инструментов. — Надеюсь, он знает, что делает.

Понимаю, насколько смехотворно это звучит, но в тот момент я окончательно растерялась. Разумеется, я не хотела, чтобы массажист отхватил мне ступню, но в то же время происходящее было крайне унизительным и продолжалось целую вечность. Мне хотелось вернуться на десять минут назад, к прежней беззаботной болтовне. Чтобы все забыли, как мое уродство стало неприятным объектом внимания присутствующих в этой комнате. Если массажист, исполнив желаемое, успокоится и будет счастлив, пусть делает что хочет. Я готова терпеть.

К этому времени девушка-массажистка, окончательно потеряв терпение, занялась ногами Пола. Но мы с ним безмолвно наблюдали, как парень нежно проводит кончиками пальцев по рукояткам скальпелей. Наконец он остановился на ноже, широкое лезвие которого напоминало плоскую стамеску. Развязав ленты, крепящие его к ткани, он осторожно поднял оружие и любовно намазал маслом. Поднял повыше, помедлил, как бы восхищаясь его острым лезвием, и торжественно опустил на мою ступню: раз, другой, третий.

Я охнула, приготовившись к жуткой боли, но, к моему удивлению, ничего не ощутила.

Нож был таким острым, что без усилий и вполне безболезненно разрезал кожу (или вся эта история была жестокой шуткой и он вообще ничего не делал).

Унижение постепенно сменялось раздражением. И это называется свидание? Я и так потратила слишком много времени!

Я повернулась к Полу и неестественно визгливым голосом осведомилась:

— Итак, Пол, почему вы решили перебраться в Китай?

Как это ни странно, стандартные вопросы сотворили обычное волшебство.

Я спрашивала, Пол отвечал, и постепенно мы забыли о дурацкой истории, которая отвлекла нас. Мы болтали о возлюбленных, которых потеряли, местах, где побывали, о том, как работа может поглотить нас и заставить гордиться собой.

Мы полностью ушли в беседу, говорили легко и свободно. Как и должно быть.

Все шло гладко, до того как странный звук вернул нас в реальность: нам делают ножной массаж, и молодой человек вежливо покашливает, пытаясь привлечь наше внимание. Мы с Полом замолчали на полуслове, и я инстинктивно подалась вперед, навстречу массажисту, что-то мне протягивающему. Он уронил ЭТО мне в ладонь, и я поднесла предмет к глазам, чтобы рассмотреть поближе. Пол тоже вытянул шею.

Я разжала пальцы, и мы одновременно воззрились на то, что лежало у меня как раз посреди ладони, — большой желтоватый, запачканный кровью ком, бывший совсем недавно моей бородавкой. Значит, массажист не только срезал ее, но и отдал мне. Мы с Полом ошеломленно пораскрывали рты и, только немного опомнившись, потрясенно уставились друг на друга. Я продолжала держать бывшую бородавку.

Легко представлять задним числом, какой должна быть верная реакция в подобной ситуации. Оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, что среагировала неверно. Но положение было крайне сложным: я не знала, что делать, и, должна признаться, запаниковала.

И только поэтому сунула бородавку в карман.

И тут же поняла, что совершила ошибку — даже человек, настолько небрезгливый, чтобы срезать ее, рассматривал меня с ужасом и отвращением.

На этой пронзительной ноте свидание закончилось. Пол оказался достаточно тактичным, чтобы подождать завершения массажа и довезти меня на такси до квартиры Гектора. Однако почти сразу распрощался.

— Ну, как свидание? Нормально? — с любопытством спросил Гектор после его ухода.

Он так устал после дня беготни и хлопот, готовя квартиру к приезду Анг, ребенка и новой жизни, что сейчас устало обмяк в кресле.

— Гектор, у тебя есть что-нибудь крепче пива? — спросила я.

Мы пили всю ночь.

Наутро я дождалась приезда Анг и Грейс, после чего, обняв и расцеловав всех и поблагодарив за помощь и гостеприимство, поймала такси до аэропорта.

Пора двигаться дальше.

Глава 15 АВСТРАЛАЗИЯ


Устроившись в самолете, летящем в Таиланд, я продолжала думать о Поле. Время от времени, вспоминая очередной постыдный момент вечера, тихо стонала.

А ведь до сих пор все шло так хорошо!

Но хотя я корила себя, все же не могла не задаваться вопросом: если не считать конфуза, унижения, чересчур поспешного прощания — из тех, когда обе стороны не знают, как поскорее отделаться друг от друга, — и последующей ночной пьянки с Гектором, чем бы это могло кончиться? Да, Пол мне понравился, и я была рада познакомиться с ним, но он не Единственный. Между нами не проскочила искра, и не было того чувства мгновенной и тесной связи, как при встрече с Гарри.

Я сразу почувствовала облегчение, поскольку это означало, что отношения между мной и Полом не так уж испорчены. Но вдруг показалось, что я не слишком искренна в своих намерениях.

Неужели я езжу на оставшиеся свидания, желая удостовериться, что никто другой не может сравниться с Гарри? Неужели для меня это все равно что покупать одежду из новой коллекции, только вместо платьев я примеряю поклонников?

Я все же надеялась, что ошибаюсь. Уж слишком это цинично и несправедливо по отношению к моим кандидатам или Гарри. Но в то же время как может быть иначе? И что важнее, если по какому-то капризу судьбы я действительно встречу достойного соперника Гарри… что тогда?


БАНГКОК, ТАИЛАНД


Я немного тревожилась, пока летела на юго-восток из Пекина, через весь Китай, Северный Вьетнам и Лаос. Целью моего путешествия был Таиланд. Но в Бангкоке я всегда прекрасно проводила время, и по дороге из аэропорта в город приятное волнение вытеснило остатки беспокойства.

Отель, как оказалось, я выбрала удачно — небольшое частное владение неподалеку от Силома. Там всегда прохладно и тихо. Кроме того, он находился в нескольких минутах ходьбы от станции «Чонг нонси скай-трейн», жизненно важной монорельсовой дороги Бангкока, позволявшей избегать печально известных пробок на дорогах и ужасающего загрязнения воздуха.

На улице стояла сорокаградусная жара, сопровождаемая невыносимой влажностью; я буквально варилась в собственном поту каждый раз, когда выходила из отеля. Но Бангкок не то место, где можно оставаться в номере и смотреть MTV. Не нужно идти далеко, чтобы наткнуться на нечто поразительное. Достаточно увидеть золоченые орнаменты и изысканную резьбу Большого дворца и изумрудного Будду, а также Город потребителей на семь тысяч лотков — рынок Чатучак, где продается все, от змей до молочных коктейлей.

Таиланд сам по себе невероятно уютная, дружелюбная, всепрощающая страна, где легко путешествовать. Поверьте, ездить; там впервые куда проще, чем, скажем, по Индии или Камбодже.

Но не нужно попадать под власть стереотипов, считая эту страну живым музеем традиций и культуры. Уж очень она особенная. Бангкок, например я, считала городом людей образованных, прогрессивных, с утонченными урбанистическими вкусами.

Это стало ясно с той минуты, как я вошла в вестибюль отеля «Конрад», где было назначено следующее свидание. Бесконечные мраморные колонны вздымались из океанов сверкающих мраморных полов, миниатюрные прекрасные женщины в переливающихся прозрачных нарядах плыли по поверхности, как многоцветные стрекозы. Я встречалась со своим потенциальным поклонником в Дипломатическом баре в половине десятого вечера, и в зависимости от того, как все сложится, могла взять его с собой или идти одна в сверхмодный клуб «87», где договорилась провести время со своим другом Джо.

Эндрю (свидание № 67) был другом моей австралийской приятельницы Дорны (той, что устроила мне свидание в Стокгольме со своим братцем Уильямом). До сих пор я не общалась с Эндрю, потому что — и это шокировало меня едва ли не больше, чем инциденты с Полом, братом Дорны, встреча Гарри с Келли и все безумные истории, случившиеся со мной в этом путешествии, — он не имел электронной почты.

Только представьте!

Эндрю импортировал вина и оказался славным, но, на мой вкус, несколько пресным. Точнее сказать, между нами не было пресловутой химии. Он был просто не в моем вкусе.

Долго суетился, заказывая необходимое, по его мнению, вино, и долго рассказывал о его свойствах, сожалея, что если бы не слишком много того и слишком мало этого, оно было бы идеальным.

Прекрасные белокурые волосы он постоянно приглаживал, поправлял пробор, а когда наконец все выглядело прекрасно, откидывал челку со лба и все начинал сначала. Это завораживало — все равно что наблюдать, как вертятся вещи в сушилке.

Я не взяла его на встречу с Джо и самого Джо тоже не увидела. Забежав в туалет по пути в клуб, я дала промашку. Дело в том, что, как и в Японии, таиландцы предпочитают пользоваться в туалетах не бумагой, а водой, для чего в унитазах имеются маленькие выдвигающиеся насадки. Комбинация высокого давления воды и плохой координации означала, что в самый ответственный момент водяная струя ударила у меня между ног, промочив юбку и сказочной красоты сапожки с Родео-драйв. Выражение лиц прекрасных дам, собравшихся вокруг зеркала (они скорее всего в жизни своей не писали), при виде этакого мокрого чучела подтвердило мои худшие подозрения относительно собственной внешности, и я решила, от греха подальше, вернуться к себе.

По пути остановилась выпить в маленьком баре за углом от отеля, решив поразмыслить, что происходит, прежде чем идти спать. Пора признать то, что я пыталась игнорировать все это время, — у меня появились проблемы с целеустремленностью. Мое внимание продолжало рассеиваться, и я оказалась в тисках сомнения в поставленной задаче.

«Ты уже сделала так много, — строго сказала я себе. — Сейчас необходимо сосредоточиться. Твое дело — оставаться в зоне свиданий. Причина, по которой ты это делаешь, станет ясна, когда придет время».

По правде сказать, я все время стремилась увидеть, куда все это ведет. Мне нравилось встречаться с мужчинами, и я хотела сделать все, чтобы каждая встреча проходила как можно лучше. Но роль советника Уилла, неудача с Полом и так называемое свидание с Эндрю не давали понять, какой цели служили эти свидания в общей схеме событий. И чем меньше меня поглощала сама цель, тем больше я тосковала по Гарри (что, естественно, заставляло меня снова и снова гадать, почему я все еще продолжаю эти свидания. Как плохо, что его нет рядом!).

Но если Гарри здесь нет, есть я и мои кандидаты. Мне необходимо строго придерживаться курса, переходить от свидания к свиданию, как планировали мы с «охотниками за кандидатами».

Приходилось опять прибегнуть к вере. Утвердиться в мысли, что поиски и принятый мной курс могут привести к неожиданному открытию. И следует верить в это сейчас, как в то время, когда я «искала» Гарри.

Лекция, которую я прочла себе, должно быть, сработала, потому что следующее свидание вышло поистине блестящим.

Моя подруга Катя жила в Бангкоке, но, на беду, во время моего визита улетела в Лондон.

«Не знаю, как ты ожидаешь найти кого-то в Азии, если отказываешься встречаться с теми, кто ниже шести футов! Как тебе известно, высокие мужчины в Азии-явление нечастое», — говорила она по телефону в начале месяца. Но Катя была одной из «охотников за кандидатами», которые, похоже, считали, что моя вера во встречу Родственной Души должна подвергнуться испытаниям.


Зато у меня для тебя настоящая сенсация! Я договорилась о встрече с моим другом Тоем. Он — модель. Наполовину таец, наполовину итальянец и абсолютно неотразим. Познакомься с ним, на свою погибель… а потом расскажешь, как все было.

Кэт, Бангкок.


Это, разумеется, отдавало «тем, кто мог быть Единственным», но ничего не поделаешь: как верно заметила Катя, требования к росту почти исключали азиатских мужчин, как правило, худых и низкорослых. И Той (свидание № 68) оказался прекрасным лекарством от моих сомнений в Свиданиях.

Он действительно смотрелся настоящей моделью. Высокий и стройный, с чуть выдающимися скулами и прекрасными карими глазами, он был так же красив, как и элегантен. Когда проходил мимо, люди оборачивались. И он казался мне идеальным лекарством не потому, что неотразим и уверен в себе — это, скорее, должно было сделать его истинным кошмаром для женщин, — просто я редко встречала таких прекрасных людей. Полный энергии и энтузиазма, Той был абсолютно простым и непринужденным. Он оказался большим любителем музыки, и мы целую вечность болтали о европейской и азиатской музыкальной жизни. Его восхищало мое путешествие, и он был готов слушать о нем хоть целый день.

Но пока отвез меня на традиционный тайский праздник «Лой кратонг». Он проходит во время первого полнолуния ноября. По всему Таиланду люди собираются у рек и пускают по воде лодочки из банановой кожуры в качестве приношения речной богине. Праздник отмечается по всей стране, и в самом Бангкоке тысячи тайцев приходят к берегам реки Чао-Прайя, у отеля «Шангри-Ла», в поисках лучшего места, откуда можно отправить в плавание лодочку-кратонг.

Изготовление лодочек приносит мастерам большой доход, поскольку люди предпочитают покупать готовые изделия. У лотков вдоль обочины тротуаров шла оживленная торговля. Сами лодочки выглядели красочными тортами, но на самом делепредставляли собой гигантские цветы лотоса. Внешние зеленые лепестки были аккуратно отогнуты назад, создавая рамку из маленьких зеленых треугольничков вокруг чашечки цветка, усаженной ноготками, орхидеями и благовонными палочками. Впервые увидев такую лодочку, я воскликнула, что она слишком красивая, чтобы с ней расстаться.

— Да, но мы отпускаем их во имя любви. А что может быть прекраснее этого? — возразил Той.

Я рассмеялась, подумав, что разум у Тоя может быть и тайским, зато сердце — чисто итальянское.

Вокруг нас собралось не менее пяти тысяч празднующих. Они проталкивались к берегу реки, чтобы присоединиться к десяткам тысяч уже собравшихся. Мы выбрались из толпы, чтобы тоже купить кратонги.

— Видите ли, — объяснил Той, — кратонги — это жертвоприношение речной богине, и кроме того, они предсказывают будущее вашей любви.

Я на мгновение забыла о разложенных на лотке лодочках, каждая из которых была красивее и изящнее предыдущей, и уже внимательнее прислушалась. Но Той вновь показал на лодочки, очевидно, предлагал выбирать и слушать одновременно.

— Когда одинокие люди спускают на воду лодочки, это значит, что они избавляются от прежних отношений. Лодочка уплывает, оставляя их свободными начать сначала и найти кого-то нового, — очень серьезно описывал ритуал Той. — А если у вас появляется молодой человек, приходите к реке на следующий год и пускаете свой кратонг по воде — в знак благодарности и во имя счастливого будущего вместе.

Я еще внимательнее стала приглядываться к кратонгам, поскольку хотела от души поблагодарить богиню за Гарри.

Я открыла рот, чтобы сказать это Тою, но неожиданно подумала, что он вряд ли знает о Гарри. Доставит ли ему удовольствие узнать, что я уже кого-то встретила? Судя по всему, я ему понравилась, но исходившие от него флюиды скорее можно было назвать озабоченностью, чем истинным интересом. Пока он говорил, я наблюдала за ним, гадая, в чем причина.

— Когда вы встречаете кого-то, следует привести его сюда, — продолжал он, — и вы оба пускаете свои кратонги по воде. По тому, как далеко они уплывут, можно судить, сколько продлятся ваши отношения.

Рассказ показался мне чудесным, и его смысл был чрезвычайно для меня важен. Но я была также заинтригована Тоем. Он чем-то напоминал мне скорбного Солимано из Вероны, вынужденного вечно играть Ромео. Возможно, потому, что я знала о его итальянской крови.

Но хозяйка лотка не имела времени для нашего момента поэзии души, ей нужно было продать как можно больше кратонгов. А мы только болтали, и, снедаемая нетерпением, она схватила первую попавшуюся лодочку и сунула мне так резко, что я отшатнулась. Лоточница же протянула руку за деньгами.

Я была слишком шокирована, чтобы помнить о вежливости, и с негодованием вернула ей вещицу — ведь я выбирала кратонг, чтобы поблагодарить богиню за встречу с Гарри и в качестве залога нашего будущего.

Но хозяйка права — пора принять решение.

Мы с Тоем выбрали, на наш взгляд, самые красивые кратонги, после чего присоединились к толпе семей, влюбленных пар тинейджеров и карманных воров, теснившихся на самом краю воды.

Давка была такая, что мы едва двигались; медленно-медленно протискиваясь вперед болтали о моем путешествии и о том, где побывал Той с Домом моделей.

И тут на меня нашло.

— Той, с вами все в порядке? — нахально спросила я.

Мы были стиснуты так, что едва дышали. И все же Той, услышав вопрос, непроизвольно оглянулся.

— Почему вы спрашиваете? — пробормотал он, не сердито, скорее заинтригованно, словно я видела что-то ему недоступное.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Просто подумалось…

В этой поездке я усвоила две вещи. Первая: мои мужчины обычно стояли на перепутье. И следовательно, считали (возможно, правильно), что и я нахожусь в таком же положении. Вторая: они согласились встретиться со мной из-за моей роли: «уши сегодня, прощание завтра» — то есть все хотели поговорить с кем-то вне своего обычного круга и обсудить ситуацию, в которой оказались.

Той вздохнул и повернулся ко мне с выражением «ты сама напросилась…». Что же, все идет как обычно.

Как оказалось, он хотел на время бросить работу. Той стал моделью, потому что это оказалось самым легким выходом — в двадцать лет его нашел представитель агентства, на которое он с тех пор и работал.

— Но знаете, Дженнифер, — сказал он без иронии, — я все думаю: неужели значение имеет только моя внешность? Неужели я всего лишь лицо и хорошая фигура?!

Легче всего было посмеяться над Тоем. Но я и не подумала. Мой разговор с зарубежным корреспондентом Уиллом в Пекине был еще свеж в памяти, и я не сомневалась, что даже те, кто делает блестящую карьеру, могут быть одиноки.

Мы уже подошли к мосту, но шагали очень медленно, преодолевая сопротивление толпы. Он казался ошеломленным собственной исповедью, а я ждала продолжения. Но Той оставался молчаливым и взволнованным.

— Так что вы собираетесь делать? — допытывалась я. Он изучающе уставился на меня. Как же он красив!

Если ему повторяют это изо дня в день, нетрудно представить, как это способно подействовать на нервы.

— Что вы имеете в виду? — медленно спросил Той. Очевидно, он уже давно принял решение, но не хватало смелости сказать об этом.

Неожиданно ледяная судорога сжала мой желудок. Ужасающее предчувствие охватило меня. О нет: неужели он сейчас скажет, что желает стать священником и отказаться от этой пустой жизни?

Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза, представив несчастных женщин, вынужденных смотреть в это совершенное лицо и каждый раз при виде своего духовного наставника признаваться в нечистых мыслях. Я уверена, что каждый день в исповедальню будут тянуться длинные очереди, как в первый день распродажи в «Селфридже».

Той глубоко вздохнул. Я последовала его примеру.

— Я хочу…

Он поколебался. Я по-прежнему не дышала.

— Хочу стать работником международной миссии в Африке.

Воздух с шумом вырвался из моих легких.

— Прекрасная идея! На вашем месте я бы так и сделала! — завопила я едва ли не до того, как он закончил фразу.

Бровь идеальной формы, похожая на радугу из черных шелковых нитей, дрогнула.

— В самом деле? Вот это да! Не ожидал поддержки. Вы действительно так считаете?

Теперь, когда шок при мысли о возможной церковной карьере Тоя несколько выветрился, идея показалась мне в самом деле неплохой. Почему бы и нет? Что мешает ему последовать велению сердца и заняться добрыми делами?

Мы обсудили несколько способов попасть в Африку, а также курсы обучения, необходимые ему, и реальность жизни в лагере для беженцев. Той взял у меня блокнот и записал все мои предложения. Он впитывал каждое мое слово и то и дело задавал вопросы. Вероятно, он уже давно подумывал сменить карьеру.

А вокруг нас по-прежнему теснились и толкались люди, бережно несшие кратонги перед собой или над головами, подальше от неосторожной толпы.

Когда мы влились в общую массу, Той шепнул:

— Я очень благодарен вам, Дженнифер, за то, что восприняли меня всерьез. Как это важно, когда ты способен видеть наперед!

Я улыбнулась:

— Я очень рада, Той. Это путешествие научило меня одному: каким бы странным ни казалось вам что-то, иногда просто нужно верить.

— Как в вашу встречу с Гарри?

Значит, он с самого начала все знал!

— Да, — решительно кивнула я. — Именно так.

«А может, и не только?» — подумала я, осознав, что мои сомнения в свиданиях, пережитые ранее, всего лишь последствия ощущения оторванности и одиночества, как у Тоя и Уилла. Разговор с Тоем помог мне восстановить утраченные связи.

И с этими мыслями мы подошли к залитой лунным светом реке. Стоя на берегу, мы зажгли свечки и благовонные палочки в наших кратонгах и осторожно опустили хрупкие посудины в воду.

Я не спросила Тоя, прощается он со старыми отношениями или просит о новых. Я наблюдала, как мой кратонг едва заметно покачивается на чернильной поверхности воды. К нему вскоре присоединился еще один, потом другой, третий… десяток… пятьдесят…

Увлекаемые течением, они выплыли, как лебеди, на середину реки и постепенно исчезли из виду. Их провожали бесчисленные пожелания и мечты, подогреваемые надеждой и уносимые судьбой подлунным небом ночи.

Временами все мужчины, с которыми я встречалась, казались мне кусочками пазлов, помогающими создать картину, которая хоть и манила законченными фрагментами, все же в основном оставалась скрытой, пока не сложу ее до конца.

Той был шестьдесят восьмым. Оставалось поставить на место еще двенадцать кусочков, чтобы закончить панно.

Дэниел (свидание № 69), мистер «я заставлю вас изменить свое мнение о Гарри, когда приедете в Куала-Лумпур», не смог выполнить обещанного: ему пришлось ехать по делам на Бали, так что свидание-сюрприз отменялось. Правда, он настоял, чтобы мы встретились в кафетерии аэропорта, и после долгого обсуждения графика полетов (я собиралась в Перт сразу после встречи) мы все же сумели выкроить время.

Дэниел был явно не в своей тарелке и очень расстроен.

— Дженнифер, — виновато пробормотал он. — У меня были такие планы! Я хотел покатать вас на яхте.

Ну разумеется, что же еще, как не яхта! Яхты и рыба, яхты и рыба; мужчины могут меняться, но планы на свидания — никогда.

Вслух, однако, я свои мысли не выразила. Наоборот, сочувственно кивнула.


ПЕРТ, АВСТРАЛИЯ


Я летала в Перт в восьмидесятых, когда приехала в Австралию на три месяца, превратившиеся в шесть лет жизни с Филипом. Первый свой год я провела именно здесь и, хотя со времени отъезда на родину бывала в Австралии не менее одного раза в год (головной офис «Лоунли плэнит» находился в Мельбурне), все же не задерживалась в Перте, и теперь мне не терпелось повидаться со старой и очень близкой подругой Джад, которую я знала по работе в кукольном театре.

Я также встречалась с одним из актеров кукольного театра, с которым была немного знакома еще с тех времен. Я много лет не видела Тоби (свидание № 70) и теперь хотела возобновить старое знакомство. Но ничего хорошего из этого не вышло. Я впервые встретила Тоби почти одновременно с Филипом. Он был убежден, что я сделала ошибку, выйдя замуж за Филипа, и теперь в продолжение всего свидания допрашивал меня, почему наш брак распался.

Когда этим же вечером Джад заехала за мной в отель «Эспленейд», я все еще была раздражена и слегка озадачена его поведением.

— Нет, Джад, подумать только, мы с Филипом развелись больше десяти лет назад, — возмущалась я, когда мы сидели на волнорезе, наблюдая, как солнце исчезает в Индийском океане, в великолепии красных, оранжевых и пурпурных тонов, — но если послушать Тоби, это произошло вчера. И черт возьми, какое ему до этого дело?!

Но я была слишком счастлива видеть Джад, и ночь была слишком прекрасна… Зачем тратить время на жалобы, пусть и справедливые? Мы говорили о наших любимых. О том, с кем Джад только что порвала, и о том, кого я только что нашла. И Джад внимательно слушала, как я объясняла, почему решила предпринять путешествие, и рассказывала о приключениях, которые пришлось пережить.

— Скажи, а до этого ты задумывалась, с кем хочешь быть? — неожиданно спросила она.

Я призналась, что никогда — размышления о том, чего ты хочешь, кажутся либо чересчур расчетливыми, либо недостижимыми мечтами.

Джад тяжело вздохнула и призналась, что тоже никогда не задумывалась ни о чем подобном. А теперь жалеет.

— Но, Джад! — с чувством сказала я. — Все равно это мало бы чему помогло. Лично я просто предположила бы, что человека, который мне нужен, вообще не существует, а если и существует, значит, я недостаточно красива, умна или удачлива, чтобы его получить. Поэтому я и пустилась в эту авантюру. Мне нужно было вернуть себе достойную самооценку, прежде чем встречу человека, который создан для меня. Однако если приходится постоянно жить вдали друг от друга, не означает ли это, что остается довольствоваться тем, что есть?

Но пока мужчина моей мечты действительно был слишком от меня далеко. Гарри разъезжал по Штатам с «Суперзвуковыми», и поскольку разница во времени между нашими странами постоянно менялась, связаться друг с другом становилось все труднее. И я была вынуждена признать, что хотя вернула себе бодрость духа и желание продолжать путешествие, все же ужасно тосковала по Гарри.

Наутро я уже в семь часов сидела на кровати с чашкой обжигающего черного кофе, терзаясь жутчайшим похмельем. Кофе был чересчур горячим, но боль в обожженных руках заставляла меня сосредоточиться на том, что ждет впереди, вместо того чтобы безвольно забраться обратно в постель, чего я отчаянно желала. Но как раз этого делать было нельзя — в восемь часов свидание с серфером.

Школа серфинга Западной Австралии расположилась в сорока пяти минутах езды к северу от Фримантла. Там давали уроки желающим, но поскольку серфинг значился в расписании школ Фримантла, обучали и школьников (можете себе представить обучение серфингу в школе? Когда я была маленькой, мы считали себя счастливчиками, если удавалось подержать в руках школьную морскую свинку).

Джад знала кого-то, кто знал кого-то, у кого имелся друг, преподающий в этой школе. Он согласился встретиться со мной при условии, что свидание произойдет в море, на досках для серфинга.

Стив (свидание № 71) был экс-чемпионом и выглядел просто невероятно — мускулистое упругое тело, короткие, выбеленные солнцем волосы, блестящие синие глаза и грубовато-красивое лицо, изрезанное глубокими морщинами, оставленными ветром и солнцем. Он удивительно походил на молодого Самюэла Беккета, и я (правда, про себя) называла его «Солти[19] Беккет».

Я втиснулась в специальный мокрый костюм (представьте, что натягиваете на себя резиновые перчатки, в которых плещется вода, и при этом голова раскалывается от похмелья!). После того как были объяснены и показаны базовые правила серфинга, мы бросились в океан.

Я быстро обнаружила, что люблю серфинг. Пока волны накатывали на меня и доску, привязанную к моей щиколотке, тащили меня назад, в прибой, и ввинчивали в песок, я чувствовала прилив необычайной энергии и открыла новое средство ухода за телом плюс водный спорт. С терпеливой помощью Стива я наконец сообразила, как вовремя убирать ноги, вскакивать из положения лежа и удерживаться на доске, несущейся к берегу на гребне волны. Я была в полной эйфории.

И вдруг ощутила ужасную усталость.

Потом мы рухнули на песок и стали болтать. Стив рассказывал о своей жизни серфера и как, несмотря на выбитые зубы, разорванный мениск и сломанное плечо, чувствовал себя по-настоящему энергичным и сильным и не мог жить без своей доски.

И пока он говорил, мои носовые пазухи непрерывно и бесконтрольно извергали галлоны соленой воды, которые я успела за это время втянуть в нос. Зрелище было не слишком приятным, но, сколько бы я ни шмыгала, вода продолжала течь.

В этот момент мимо прошла молодая девушка, урок которой только что, окончился. Сзади топали три озабоченные подружки. Я в жизни не видела такого ужасного зрелища: из носа хлестала кровь и лилась ручьями сквозь пальцы, которыми она закрывала лицо. Стив проводил их взглядом.

— Попало доской, — мрачно констатировал он.

Во мне возникло подозрение, что я слишком тщеславна, чтобы стать настоящим серфером.


МЕЛЬБУРН, АВСТРАЛИЯ


Из Перта я отправилась с Мельбурн погостить у ближайших австралийских друзей, Линды и Дейла, и их детей, Грейс и Патрика. Как чудесно снова их увидеть!

Дейл вместе с Патриком отвезли меня на остров Филипа, в семидесяти пяти милях к юго-востоку от Мельбурна, где я встречалась с одним из «хранителей пингвинов».

Остров Филипа был местом обитания колонии неистово-синих, или «волшебных», пингвинов. Каждый раз на закате примерно четыре с половиной тысячи пингвинов, переваливаясь, выходили из моря и спешили в безопасность своих ямок. За ужином Джарвис (свидание № 72) признался, что в списке его обязанностей как хранителя значится вечернее бдение на наблюдательном посту, одном из многих, расположенных вдоль берега, где полагается считать выходящих из моря пингвинов. Я решила, что он шутит, но после ужина мы пошли-таки считать! К нам присоединились Дейл и Патрик, и все мы долго стояли в специальной наблюдательной башенке, глядя, как пингвины появляются из окутанного туманом моря. Они показались мне крохотными беззащитными созданиями, и, по-моему, было нечто невероятно героическое в том, как они, пьяно переваливаясь, выбирались из холодной воды и, неожиданно насторожившись, словно ожидая опасности, перепуганными группками перебегали от одного кустика травы к другому. При этом успевали передать сообщение «на побережье чисто» тем, кто прятался позади.

Джарвис оказался очень славным, и мы провели прекрасный вечер. Он, очевидно, любил свою работу и был предан пингвинам, хотя я втайне посчитала, что, как и любой из «хранителей», Джарвис находит время исключительно для четырех с половиной тысяч пингвинов, но отнюдь не для женщин, если только эта женщина не «хранитель».

Мне ужасно повезло немного побыть с Линдой. В Австралии у меня нет подруги лучше: мы обе жили в Брисбене, часто виделись и оставались близки, даже когда я перебралась в Англию, а она — в Мельбурн. Я была рада повидать и Джад.

Но меня словно тянули сразу во все стороны — нужно было увидеться с друзьями, которых я знала со времен своего брака, и с приятелями в головном офисе «Лоунли плэнит», которые забрасывали меня е-мейлами.


Попробуй только уехать, не повидавшись со мной! Столько всего случилось за время твоего отсутствия, что я умираю от желания поговорить и уууужасно скучаю!

Целую, Лайза.


Кроме того, друзья в Лондоне совершенно потеряли меня из виду и полагали, что я уже дома.


Не знаю, где ты сейчас, Джен, но Джеймс, Йен и все остальные собираются поиграть сегодня в настольный футбол. Встречаемся в семь вечера. Приедешь на машине или на метро? Увидимся.

С любовью, Глем Тэн.


Не забывали меня и оставшиеся кандидаты.


Привет, Джен, я очень рад, что вы приезжаете в Квинс-таун днем позже. У меня готовится нечто необыкновенное, и ваше опоздание даст мне больше времени позаботиться о деталях. Простите за столь интимный вопрос, но не можете ли сказать, сколько вы весите?

С любовью, Дэвид, Новая Зеландия.


Разговоры со знакомыми о моем бывшем муже, о том, что происходит в компании, на которую я больше не работала, с теми, кто занимался туризмом в стране, которую я только что покинула или куда еще не прибыла, напоминали цирковые номера, поскольку каждая группа считала или предполагала, что я на месте и полностью к их услугам, раз уж современная технология облегчила возможность встретиться со мной.

Я никогда бы и не подумала организовать это путешествие без современных технологий, начиная от «Описания работы по поискам Родственной Души» и вербовки «охотников за кандидатами» до устройства свиданий и сохранения всех подробностей и е-мейлов в лэптопе. Кроме того, с помощью этих технологий стало возможным заказывать билеты и номера в отелях и, разумеется, делать все это в пути, по электронной почте, мобильным телефонам и эсэмэсками. Только современная технология сделала путешествие возможным.

Но технология-всего лишь орудие, которое пока что отказывается работать для меня и Гарри. Хотя мы постоянно находились на связи: переписывались, оставляли сообщения дома и на мобильных и тому подобное, все технологии в мире не могли, похоже, нас соединить.

Мы жаждали быть вместе. Попытки найти короткий интервал, в котором наши часовые пояса и графики совпадали, превращались в постоянную битву. Казалось, между нами только и есть общего, что наша тоска.

«Мне так недостает тебя, Джен», — писал Гарри в своей эсэмэске. И я знала, что это правда.

Было уже поздно, когда я ее прочла. Я как раз укладывала вещи, готовясь наутро лететь в Сидней, но, прочитав текст, долго лежала без сна. Впервые я по-настоящему испугалась. Что, если Гарри меня забыл? Забыл, какая я и почему нам так хорошо вместе. Забыл, почему согласился быть бойфрендом девушки, живущей в Англии, но сейчас разъезжающей по всей Австралии ради встреч с другими мужчинами.

Что я с ним делаю? Что я делаю с нами обоими? У меня не было ответа. Только ощущение холода и пустоты.


СИДНЕЙ, АВСТРАЛИЯ


Я была счастлива оказаться в Сиднее, поскольку, как всегда, надеялась, что перемена мест если не улучшит ситуацию с Гарри, то по крайней мере немного меня отвлечет. Не то чтобы у нас действительно сложилась аховая ситуация: скорее ощущение оторванности от привычной среды и бесцельного дрейфа в пространстве. Я и сама не знала, как определить свое состояние. Теперь, когда усталость и постоянные переезды возымели свое действие, я не могла понять — переутомление это, неизбежное охлаждение, рано или поздно начинающееся между живущими в разлуке влюбленными, или нечто более серьезное. Я не знала, поэтому вернулась к тому, о чем имела понятие, — к свиданиям.

Рано утром я встретилась с Терри (свидание № 73), шефом сиднейской портовой полиции. Обаятельный, интересный человек, которого коллеги явно любили и уважали («Доброе утро, босс», — хором приветствовали они, когда мы выходили из его офиса на пристань). Он попросил одного из своих людей прокатить нас на патрульном катере от полицейского участка до Бэлморала. Небольшая задержка была вызвана тем, что полицейские пытались скрыть от моих глаз мертвое тело, которое выловили из воды несколькими минутами ранее.

Я с удовольствием села в катер и прокатилась по гавани (по крайней мере на этом свидании я ожидала морской прогулки). Солнце играло на струях, вырывающихся из-под кормы, пока мы проплывали мимо здания оперного театра и Сиднейского моста.

Высадившись в Бэлморале, мы погуляли по берегу и отправились завтракать в супер шикарный прибрежный павильон.

До чего же приятно гулять с Терри! Он потрясающе выглядел в мундире, и прохожие почтительно касались шляп или бейсболок или просто улыбались. И с ним интересно разговаривать. Чудесный человек, ничего не скажешь! Он охранял всех важных политиков, приезжавших сюда (только вчера он был с принцем Гарри!), и я с широко открытыми глазами слушала его истории. Он разведен, и объяснял, что работа полицейского разрушительно действует на семейную жизнь. Но мы все же решили, что иногда легче держаться за работу.

Терри и его сержант высадили меня в яхт-клубе недалеко от моего отеля в Дарлингхерсте. Помахав им на прощание, я включила телефон. На экранчике тут же появилось сообщение от Натана, моего следующего кандидата.

Натан (свидание № 74) преподавал бикрам-йогу, разновидность индийской йоги. Занятия проходили в комнате, нагретой до сорока градусов (идея заключалась в том, что жара расслабляет ваши мышцы, высвобождая засевшие там токсины и позволяя им выходить из организма вместе с потом).

Свидание с Натаном организовала моя подруга Кейт из Австралийской туристической комиссии Сиднея.

Свидание должно было состояться сегодня вечером, но Натан предложил прийти на урок днем, а уж потом вместе куда-нибудь отправиться.

К сожалению, мой телефон был выключен. Я предпочитала следовать строгому этикету — неприлично отвечать на звонки одного мужчины, пока ты на свидании с другим. Но время было подходящее, и я остановила такси.

Я прибыла в центр бикрам-йоги за пять минут до начала урока. Взбегая по ступенькам, мельком увидела потрясающего мужчину, уходящего в комнату, на окнах которой крупными каплями конденсировался пар. За ним следовали процессия восхищенных женщин и пара мужчин. Если это Натан, легко понять, почему его уроки так популярны… и почему в комнате так жарко (я всегда рада признать свою некоторую ограниченность ума и попытаться ее исправить).

Но в спешке я не подумала, что надеть. Лифчик сойдет, но… садиться в стрингах в позу лотоса…

Я подлетела к секретарше в приемной (пока ни о какой релаксации не могло быть и речи) и спросила, не держат ли они здесь запас шортиков, которые я могла бы позаимствовать. Оказалось, что нет, но мне посоветовали сходить в «Гауэрс», что за углом.

— Там очень дешево, — продолжала секретарша, с неодобрением поглядывая на часы, — и можно купить шорты за сущие гроши. Как только начнется урок, вы не сможете войти, так что поспешите.

Я ринулась за угол, к «Гауэрс», но все, что смогла найти дешевого, — омерзительные мужские трусы серого цвета с треугольной вставкой спереди. Да… Натан неотразим, а это… изделие — уродство, уродство, уродство! Но я надену их единственный раз в жизни… Да и стоили они всего девять долларов, так что черт с ними, тем более что я тороплюсь.

Я сунула продавцу банкноту и помчалась назад, в центр йоги. Добежала до раздевалки, выхватила трусы из пакета и, не потрудившись проверить, как в них выгляжу, содрала с себя топ, подцепила сумки и рванула к комнате для занятий йогой.

Я добралась до дверей, когда их уже закрывали. Времени представляться не было, поэтому я быстро вошла в класс, протиснулась мимо матов, загроможденных телами дам, сражающихся за свободное место в первых рядах, и села сзади.

Перед нами стоял Натан, гибкий мускулистый красавец, ослепительный до такой степени, что просто съесть хотелось! Пока он усаживал нас в первую позицию, я судорожно пыталась согнуться над широко расставленными ногами. И в эту минуту случайно взглянула на трусы. Толстая серая фланель была такой неподатливой, что треугольная вставка топорщилась совершенно непристойным образом. Смущенная, пытаясь не привлечь к себе внимания, я быстро наклонилась и расправила вставку. Но она не желала поддаваться и снова приняла прежнее положение, вызывающе торча, словно руль моторной лодки.

Настоящий кошмар!

Я попробовала другой способ — прижимать локтем вставку при наклонах. Но сосредоточиться одновременно на ней и на йоге было невозможно, и чертов кусок фланели вставал дыбом снова и снова, нервно подрагивая, как хвост счастливого пса при встрече с хозяином.

К этому времени комната раскалилась как печь, и вскоре мои трусы промокли от пота, став почти черными, если не считать вставки, которая, не соприкасаясь с телом, оставалась сухой и светлой и с редкостным бесстыдством выдавалась вперед.

Наконец урок, длившийся целую вечность, завершился. И нужно отдать мне должное — я оказалась достаточно храброй, чтобы остаться и представиться Натану. Но поскольку я не догадалась захватить полотенце для душа и смену чистой одежды, наше свидание закончилось слишком скоро. Он был безмятежен и углублен в себя, я — мокра от пота и постоянно смущалась. Мы выпили по стаканчику, после чего я вернулась в отель, легла и стала смотреть по телевизору «Когда Гарри встретил Салли». При этом я так увлеклась просмотром, что съела целую ванночку мороженого.

Глава 16 ОКЛЕНД, НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ


Новая Зеландия — последний этап моего путешествия, и именно здесь у меня был проложен сложный маршрут свиданий на обоих островах. Ожидался праздничный и грандиозный финал — последняя вспышка салюта встреч, а не спокойная ровная дорожка к финишной прямой, катить по которой было бы куда разумнее.

Я встречалась с Фрэнком в Окленде, потом летела в Бленем, на таинственное свидание, устроенное Крисом. Кроме того, предстояли еще два полета, четырехчасовая поездка на поезде и двух с половиной часовая на автобусе, чтобы добраться до Миддлмарча, где меня ждал «холостяк года». «Он так же ловко меняет пеленки, как шины своего автомобиля», — одобрительно заметила одна из членов жюри).

И наконец, имелось еще трехчасовое путешествие на автобусе в Квинстаун и встреча с Дэвидом, который так хотел узнать мой вес.

Кроме того, я ждала ответа от Джастина, еще одного кандидата из Квинстауна, который в это время сплавлялся на плотах где-то вокруг Уанаки, но обещал взять меня в Парадиз и обратно, когда приеду. Согласно моему путеводителю Парадиз был туристской тропой. От встречи с Джастином зависело, когда я вернусь в Окленд, увижу Ника, моего восьмидесятого и последнего мужчину, и оттуда вернусь в Лондон.

Я искренне надеялась, что у меня будет время навестить Гарри по дороге в Лондон. Мы уже три дня не разговаривали. И это после того, как месяцами не спали до трех часов ночи или просыпались в шесть утра, чтобы выискать крохотный отрезок времени, совпадающий в наших часовых поясах и пойманный телефонными спутниками! Очевидно, мы оба устали и теперь пытались восстановить силы.

Я доверяла Гарри (и это прекрасно — приятно сознавать, что Келли не уничтожил мою способность верить в верность) и была совершенно уверена, что он тоже мне доверяет. Никто из нас не потерял желания продолжать наши отношения, но мы пробыли в разлуке куда дольше, чем вместе, и логика развития этих отношений была неумолима.

Черт возьми, немедленно позвоню ему!

Я взглянула на часы, сделала кое-какие вычисления: сейчас там, где он находится, два часа ночи, и бедняжка только что приехал в Техас, — но все же набрала номер. Я почти слышала, как идет соединение между спутниками, прежде чем достигнуть… его голосовой почты.

Я разочарованно поникла, но постаралась, чтобы голос звучал бодро.

— Привет, любимый, это твоя девчонка-бродяжка. Я только что добралась до Окленда. Остановилась в «Хилтоне», номер у тебя есть, позвони мне, если выберешь минуту, и скажи, какая погода в Техасе. Я скучаю по тебе.

Снова взглянув на часы, я сообразила, что опаздываю на следующее свидание, и потому открыла чемодан и порылась в нем в отчаянной попытке найти что-нибудь более-менее чистое и приличное.

Фрэнк (свидание № 75) — один из несостоявшихся возлюбленных Эммы, когда они оба жили в Сиднее. Там мы не смогли встретиться, поскольку он был в Окленде по делам. Но сейчас я тоже оказалась в Окленде, и мы договорились выпить пива в баре отеля.

Из окон бара открывался поразительный вид на залив Фримена и южное побережье Тихого океана, и за разговором мы восхищались панорамой. Говорили о наших общих друзьях, о том, как «да, Эмма слишком много работает» и «да, она абсолютно достойна порядочного бойфренда». Мы также говорили о моих свиданиях. Поскольку он, очевидно, больше интересовался Эммой, чем мной, я поведала ему о ситуации с Гарри. Призналась, что хоть мы и стараемся быть вместе, все же по-прежнему далеки друг от друга.

Фрэнк сочувственно вздохнул.

— Джен, ваше путешествие мне кажется невероятно утомительным, и судя по тому, что вы сказали о Гарри, он работает и путешествует как безумный. Вам просто придется смириться с тем, что некоторое время все так и будет. Работа, связанная с поездками, требует слишком многого, поэтому отношения неизбежно страдают.

Фрэнк работал главой пиар-отдела для сети элитарных отелей. Эмма из «Лучшего пиара» сказала, что пару лет назад он развелся, потому что много времени проводил в дороге.

Я согласно кивнула. Фрэнк, очевидно, знал, о чем говорил. Но даже если и так…

— Все верно, Фрэнк, но я пытаюсь. Я все еще вкладываю много сил и энергии в наши отношения, — оправдывалась я. Фрэнк глянул на меня поверх стакана с мартини.

— Верно, Дженнифер. Вы вкладываете много энергии в отношения с Гарри. Как же получилось, что вы сидите со мной в оклендском баре? Ответить было нечем. Не хочу, чтобы показалось, будто я намеренно меняю тему (ну разве что чуть-чуть), но он явно неравнодушен к Эмме! Интересно, нельзя ли отложить на секунду мое свидание и самой заняться «охотой за кандидатами»? Он постоянно говорил о ней, старался узнать все, что происходит в ее жизни.

— Работа, Фрэнк, — откровенно ответила я. — У нее роман с работой, как и у всех, кого мы знаем.

Я была рада, что не увлеклась Фрэнком, но он мне понравился и, думаю, прекрасно подходит Эмме. Вряд ли это случай того, что могло быть. Скорее то, что вполне может случиться.


БЛЕНЕМ, НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ


Новая Зеландия состоит из двух островов. Если смотреть на карту, тот, что наверху, называется Северным островом, а нижний — Южным. Окленд находится почти на верхушке Северного острова, а я летела в Бленем — он на самом верху Южного. Это понятно? Вопросы буду задавать позже.

Местность, куда я летела, называется Мальборо и считается знаменитым винодельческим районом Новой Зеландии, откуда по миру расходятся лучшие сорта совиньон-бланш и пино-нуар. Я люблю вина Мальборо, и когда думаю о том, где могла бы найти Родственную Душу, приезд сюда кажется хорошей мыслью. Теперь от Криса зависело, кого я встречу здесь. Криса и его кандидата-таинственного, холостого, богатого, интересного, хорошего собеседника.

Крис — приятель моей подруги Сьюзи, занимающейся пиаром для новозеландского совета по туризму в Лондоне. Крис и его жена Джулия управляют отелем «Д'Юрвиль», прелестным зданием в самом центре Бленема, перестроенным из банка и ставшим моим домом на следующие два дня.

Крис встретил меня у трапа двенадцатиместного самолета в крохотном аэропорту Бленема и, не тратя времени, запечатлел крепкий влажный поцелуй на моей щеке и сжал в медвежьих объятиях. Курчавыми волосами, красноватым лицом и толстым вязаным свитером он походил на корнуолльского рыбака. Но Крис обладал острым умом и пользовался большой популярностью. По пути в отель его телефон непрерывно звонил, и он распоряжался, отдавал приказы и заключал сделки. Мы даже остановились у пары довольно известных виноделен — правда, надолго не задержались.

Сам по себе город не мог назваться впечатляющим. Полупустыми магазинами на главной улице он напоминал мне умирающие поселки в австралийской глуши или американского Среднего Запада. Зато отель оказался просто сказочным — изысканная кухня и роскошные тематические номера. Меня радовала мысль провести здесь пару дней. И честно говоря, ужасно хотелось поскорее покончить с тем, что приготовил для меня Крис, и провести оставшееся время, лежа в гигантской чугунной ванне с маской на лице, и наконец накрасить ногти на руках и ногах и расслабить усталые мышцы.

Этим вечером за ужином, пока Джулия порхала по ресторану, проверяя, все ли обедающие довольны, Крис подшучивал надо мной, уверяя, что завтра утром мое желание наконец исполнится и я встречу свою мечту.

Я давно научилась не реагировать на его шуточки, но меня забавляло, что проявляются классические черты «контролера». То есть того, кто любит держать все карты при себе, наслаждаясь ощущением власти над вами. Крис делал это виртуозно, но он был всего-навсего ОК второго поколения и даже не мой кандидат.

Пока он болтал, волна усталости неожиданно накрыла меня. Я встретилась с семьюдесятью пятью мужчинами. Осталось пятеро.

Путешествие было совершенно невероятным, и мне повезло набраться новых впечатлений, но в то же время я целую вечность не делала ничего, кроме как встречалась с мужчинами. Семьдесят пять свиданий… Это сколько же раз мне приходилось накладывать косметику? Сколько жизненных историй, поведанных за ужином и выпивкой! Сколько «о, это, должно быть, вы?».

Как я уже говорила, в жизни есть вещи похуже, но такое количество свиданий превратилось в лечение посредством выработки условно-рефлекторной реакции отвращения. Я больше в жизни не захочу пойти на «первое свидание». Если с Гарри ничего не выйдет, клянусь вернуться в Лондон, завести сто две кошки и никогда не выходить из дома.

За завтраком Крис в последний раз попытался (впрочем, безуспешно) вывести меня из себя, после чего отвез в Воздушный клуб Мальборо — частный аэродром со взлетной полосой и ангаром — на окраине города. Похоже, очередной кандидат имеет отношение к самолетам.

Мы вышли из машины и направились к крохотному домику. Судя по вывеске на двери, это была приемная. Мужчина в летном комбинезоне, выходящий из домика, вежливо придержал для меня дверь, но я старалась держать ухо востро и решила оставаться на месте, пока он не уйдет.

Мы так и стояли, уставясь друг на друга, ожидая, кто сделает первый шаг. Крис проворно протиснулся мимо нас.

— Ну что же вы, детки! — лукаво бросил он. — И что это за начало свидания? Нехорошо-нехорошо…

Он явно забавлялся, и я прикусила губу.

Крис как ни в чем не бывало промаршировал в большой ангар. Мы с пилотом продолжали смущенно глазеть друг на друга. Так это и есть таинственный незнакомец?! Выглядел он потрясающе — высокий, широкоплечий, слегка волнистые каштановые волосы и обаятельная улыбка. Приблизительно моего возраста, с манерами уверенного в себе человека — не высокомерного, а скорее самодостаточного. Однако было в нем и нечто мальчишеское — зеленые глаза озорно щурились, когда он улыбался, словно мы уже познакомились настолько, что могли обмениваться шутками.

— Вы должны извинить Криса, — произнес он с американским акцентом и так уморительно развел руками, что я сразу поняла: они друзья. — Он желает нам только добра! Кстати, меня зовут Джин. Я летчик, и, похоже, именно со мной у вас сегодня свидание. Приятно познакомиться.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Я Дженнифер. И похоже, именно со мной у вас сегодня свидание. Но боюсь, это все, что я пока о вас знаю.

Мы оба рассмеялись.

Как потом оказалось, Крис намеренно держал Джина (свидание № 76) и меня в полном неведении относительно друг друга, поэтому, вместо того чтобы быть интригующей и волнительной, встреча с Джином представлялась абсолютным белым пятном. И все бы неплохо — я немедленно прониклась к Джину симпатией, и мы легко заполнили бы все пробелы, поговорив по душам, — но у Криса имелись другие планы, недаром он крикнул, чтобы мы поскорее шли к нему.

Он стоял на взлетной дорожке рядом с маленьким винтажным самолетом («провост», на случай если вам интересно) и, протягивая мне летный костюм (ничего гламурного — бесформенный зеленый комбинезон), нетерпеливо поглядывал на часы.

— Вперед, о юные любовники, — провозгласил он, заставив меня поморщиться от неуместности подобного обращения. — Пора вам в полет, попугаи-неразлучники!

Мы с Джином поспешно забрались в самолет. Посмотрев, надежно ли пристегнут мой ремень, Джин методично проверил приборы на панели, завел двигатель, и самолет покатился, подпрыгивая на выбоинах дорожки. Я затаила дыхание, когда малыш набрал скорость и неуверенно, как старик, пытающийся встать с кресла, поднялся в воздух. Медленно прорезая облака, мы через пару минут выправились и полетели над лоскутным одеялом полей и долин Мальборо.

До сих пор мы с Джином и десяти слов не сказали друг другу, и меня смущала столь интимная близость — кабина пилота невероятно тесная. Зато вид из иллюминаторов — потрясающий. Поистине великолепный. Я выворачивала шею, разглядывая горы, виноградники и быстрые реки.

— В этот уик-энд я сплавлялся на плоту вон по той реке! — прокричал Джин в прикрепленный к наушникам микрофон, перекрывая грохот двигателей. Вид он имел при этом безмятежно-счастливый, и мне немедленно захотелось узнать побольше: каким был этот день на воде, как часто он плавает на плотах, не могла бы и я сплавиться по реке за тот короткий срок, что пробуду здесь, чем еще он занимается в свободное время…

Но когда я попыталась ответить, в моем микрофоне вместо слов раздавался только треск. Поэтому я поспешно смолкла, откинулась на спинку кресла, любуясь бухточками и островками фьордов Мальборо и переливающимися водами залива Клауди. Оказалось, что молчать даже приятнее. Я чувствовала себя так, словно трещала часами, не закрывая рта. Похоже, мне грозит опасность пострадать от впервые зарегистрированного случая РПР (рецидивного поражения речи).

Но хоть я и наслаждалась перерывом в разговорах и возможностью впитывать окружающую красоту, все же не могла не ощутить первые красноречивые признаки неожиданно скрутившей меня морской болезни. От запаха разогретых двигателей и непрерывной качки (самолет то и дело бросало из стороны в сторону и засасывало в воздушные ямы) во рту пересохло, а желудок свело (о ирония судьбы: ни одной лодки в поле зрения, и первый приступ морской болезни за долгое, долгое время).

Джин, должно быть, почувствовал неладное, и я была бесконечно благодарна, когда он решил, что сейчас самое время повернуть назад, и осторожно посадил самолет на крохотном аэродроме.

Шасси коснулись взлетной полосы. Как только рев двигателей смолк и мы смогли услышать друг друга, я принялась пространно восхвалять Джина за прекрасный пилотаж. Поблагодарила за то, что дал мне возможность наслаждаться великолепными видами с высоты. После этого я со всей возможной скоростью выбралась из самолета, счастливая от возвращения на землю.

Крис взволнованно приплясывал на бетоне в ожидании, пока мы подойдем ближе.

— Ну разве не здорово? — воскликнул он с широкой улыбкой, подпрыгивая на одной ноге, как озорной мальчишка. — Вообразила небось, что разобьешься?

Я ужасно разозлилась. Почему я должна идти на свидание с мыслями о смерти?! (Хотя одному Богу известно, подумала я мрачно, вспоминая отрезанную бородавку, серые трусы, стонущего Ларса… сколько раз мне хотелось покончить с собой.)

Я горела желанием отвести Криса в сторону и сказать: «Послушай, ты устроил свидание для парня. Не для девушки. Девушки терпеть не могут летать в самолетах, где так шумно, что невозможно поговорить, а болтанка такая, что блевать тянет!»

Вместо этого я вежливо кивнула и сообщила Крису, что все замечательно.

Но как же неудачно получилось с Джином! Судя по тому, что я успела заметить, он милый, обаятельный и определенно тот, кого я хотела бы узнать поближе. Но мое мнение было чисто интуитивным: нам не позволили вступить в разговор, самым естественным образом переходящий от одного предмета к другому, открывая первые попавшиеся окна наших характеров и впечатлений друг от друга. Если бы Крис предоставил нас самим себе и поменьше вмешивался, уверена, мы бы прекрасно поладили. Но мы не спешили, терпеливо ожидая возможности поговорить, которой нам так и не представилось.

— Класс! — объявил Крис, весело потирая ладони. — Переходим к следующей части. Мы опаздываем.

Следующей части? Опаздываем?! Значит, свидание не закончено?

Мы с Джином обменялись усталыми настороженными взглядами, но не успели оглянуться, как уже сидели в машине Криса и мчались по горной дороге в винодельню Тоху, владелец которой, принадлежащий к племени маори, управлял предприятием согласно местным обычаям.

Припарковавшись на узкой гравийной дорожке, Крис повел меня и Джина в крошечную хижину, окна которой выходили на потрясающую долину ледникового происхождения. Ветер гнал пушистые белые облака, то и дело закрывающие солнце, котороепоочередно бросало длинные тени и брызгало ослепительным светом на холмы и скалы. Крис жестом велел нам сесть за столик у окна и привел хозяина винодельни. Мы немного поболтали, после чего к нам присоединились главный винодел и помощник. Началась дегустация. Немного погодя прибыл шеф-повар с помощником, чтобы готовить нам изысканный ленч. Крис тем временем ухитрялся следить сразу за всем. К этому времени в комнату успели набиться восемь певцов-маори с гитарами и тамтамами, чтобы исполнять серенады в нашу честь. Они и исполняли, пока мы с Джином смущенно пытались что-то съесть.

Несомненно, у Криса были самые лучшие намерения, и обед под музыку с видом на прекрасную долину каждому показался бы романтичным. Но комната была битком набита людьми, и мы с Джином находились под неусыпным наблюдением, как получившие однодневный отпуск заключенные, которые, по мнению тюремщиков, способны сбежать в любой момент.

Джин — привлекательный, интересный мужчина, но после пяти часов, проведенных в его обществе, я по-прежнему ничего о нем не знала.

Наконец самое многолюдное в мире свидание подошло к концу. Мы с Джином протиснулись мимо певцов, владельца, главного винодела, шеф-повара и еще с полудюжины незнакомых людей, набившихся в хижину, терпеливо благодаря каждого за их усилия, как королева, попавшая за кулисы после представления «Кошек».

Оглушенные и контуженные непрекращающимся шумом, мы уселись в машину, и Крис повез нас обратно, в Бленем, по узким, обсаженным виноградными лозами дорогам.

Мы с Джином, освободившись от тиранического ярма свидания, развеселились, взбунтовались и стали поддразнивать Криса за чрезмерную страсть держать все под контролем. Крис, расслабившийся и исполнивший свой долг, каким он его видел, только закатывал глаза и отшучивался.

Атмосфера разительно изменилась, и «заключенные» наконец повели себя как нормальные люди. Мы с Джином, получив возможность снова стать взрослыми, разговорились по душам и, как я надеялась, попытались побольше узнать друг о друге.

Крис отвез меня в отель, и мы распрощались. Мне было жаль и немного грустно расставаться с ними, больше мы не встретимся.

С утра пораньше я приехала в аэропорт, сонная и недовольная, но полная желания продолжать путешествие. Мне предстоял долгий день полетов и путешествий на поездах и мини-автобусах. И я глазам не поверила, увидев Джина в крохотном зале ожидания с газетой в руках. Я подошла к нему и тронула за плечо:

— Эй, что вы тут делаете?

Оказалось, он собрался шестичасовым рейсом в Веллингтон, но возникла какая-то проблема с самолетом.

— Бьюсь об заклад, кто-то включил сотовый и расстроил всю навигационную систему самолета, — сухо пошутил он. — И сейчас меня включили в список ожидающих очереди на полет. — Он поднялся и вежливо спросил, не хочу ли я посидеть с ним.

Итак, после всех часов, проведенных в обществе друг друга, мы наконец остались вдвоем. Без надзирателей. Мы посмеялись над этой скандально-неприличной ситуацией: хорошо еще, что улетали через час, иначе нас просто изгнали бы из города.

Оказалось, Джин обладает довольно едким чувством юмора — я смеялась до слез над его рассказом о вчерашней встрече.

— Крис сказал, что вы всего четыре фута ростом и весите двадцать стоунов[20], — признался он. — Хорошо еще, что летные комбинезоны все одного размера: я не спал ночь, гадая, как вы поместитесь в тот, что я принес, не говоря уже о кабине пилота!

Я засмеялась и объяснила, что Крис вообще отказывался говорить о нем. И добавила, что надеялась побольше узнать за ленчем, но не осмелилась говорить в присутствии такого количества любопытных. Джин согласился. Оказывается, вечером он случайно встретил шеф-повара Криса, и тот извинился за то, что испортил нам свидание.

Я молча кивнула. Джин неожиданно вскочил.

— Позвольте представиться, — начал он деланно-официальным тоном. — Меня зовут Джин, и я был бы счастлив познакомиться с вами. А вы…

Я засмеялась, встала и сделала нечто вроде реверанса.

— Рада встрече, Джин. Я Дженнифер, и совершила долгое путешествие по «стране множества свиданий». Пожалуйста, скажите, как вы попали на этот прекрасный остров?

Мы устроились поудобнее и разговорились. Джин, которому было уже под сорок, оказался летчиком из Нью-Йорка. Был женат, развелся; в Бленеме проводил каждые полгода, придумывая каскадерские трюки и эпизоды, связанные с полетами, для блокбастеров, которые последнее время, казалось, снимаются исключительно в Новой Зеландии. Остальное время он путешествовал по свету, реставрировал старые самолеты, встречался с друзьями и тусовался в интересных местах.

По моему мнению, его жизнь была абсурдно гламурной, но сам он описывал ее весьма приземленно и без особого восторга.

— Кроме того, далеко не все любят летать, если судить по вашей вчерашней реакции, — добавил он.

Я грустно усмехнулась, вспомнив, как меня укачало, и объяснила, что, как бы ни ценила усилия Криса, все же самолет — обстановка, подходящая больше для мужской встречи.

— Если бы что-то зависело от меня, — кивнул Джин, — я бы повез вас в потрясающий старый охотничий домик на озере, над которым мы летели, на другой стороне Нельсона. Захватил бы вина и устроил ленч.

Я подтвердила, что это куда привлекательнее. Мы говорили о путешествиях, работе, друзьях…

— Знаете, — вдруг заметил Джин, глядя на меня очень серьезно, — жаль, что не я организовал свидание.

— Жаль, — вздохнула я, неожиданно вспомнив о Гарри и ощутив укол совести.

Я ничего не говорила Джину о Гарри. Вчера едва успела представиться. Вдаваться в подробности личной жизни посчитала несвоевременным.

Объявили мой рейс. Хотя, казалось, прошло всего минут пять, выяснилось, что мы проговорили больше часа. Джин поднялся и пошел к справочному окошку удостовериться, что у него тоже есть место на этом рейсе, но почти сразу вернулся и мрачно покачал головой.

— Самолет полон, — коротко объяснил он.

— О нет, — расстроилась я и инстинктивно схватилась за его плечо. Джин крепко сжал мои пальцы. Похоже, после всех фальстартов мы наконец начали наше настоящее свидание только для того, чтобы прервать его в самый неподходящий момент.

Но даже сейчас я думала о Гарри и понимала, что должна сказать Джину.

— Вы знаете, что я встретила свою Родственную Душу, верно? — мягко спросила я.

Джин на секунду отвел взгляд, но тут же проворчал: — Да, я слышал, что вы несвободны. — Он тоже американец, — попробовала утешить я, но Джин еще больше нахмурился.

— Почему вы так уверены, что встретили Родственную Душу?

— Уверена, и все, — спокойно ответила я.

Хотя многие считают подобный ответ банальным и раздражающим, но именно в нем кроется чистая правда. Следует больше доверять себе. Такие вещи просто знаешь. Они кажутся естественными и правильными. Словно ключ, без усилий входящий в замочную скважину.

— Объявление для мисс Дженнифер Кокс. Если мисс Дженнифер Кокс находится в аэропорту, просьба поспешить к выходу номер один, где заканчивается посадка на рейс 2454, вылетающий в Веллингтон.

— Джин, — пробормотала я, сообразив, что, захваченная разговором, не услышала о конце посадки, — я опоздаю на самолет! Мне пора.

Я чувствовала себя девушкой военного летчика времен Второй мировой. И знала: если я сяду в самолет, больше мы с Джином не увидимся. В этот момент реальность казалась мучительно-трагической и несла ощущение потери и печали.

Кроме того, я совершенно растерялась. Еще недавно я не могла дождаться встречи с Гарри, а тут вдруг Джин. Наверное, необходимо что-то сказать!

— Джин, если не считать Гарри, вы единственный в этом путешествии, кто не оставил меня равнодушной, — честно призналась я. — Понимаю, все это очень странно, но хочу, чтобы вы знали: я действительно рада нашей встрече.

Мы вместе поднялись, неотрывно глядя в глаза друг другу.

— Я не потеряюсь, — заверил Джин, притягивая меня к себе и крепко обнимая. — Можешь на это рассчитывать.

И тут он поцеловал меня!

Поцеловал в щеку. Что, возможно, к лучшему: напряжение между нами до такой степени возросло, что, поцелуй он меня в губы, над головами ударила бы молния, настолько мощная, что обесточила бы не только кафетерий, но и вывела из строя всю навигационную систему управления полетами.

Но, даже захваченная ураганом, я думала о Гарри. И только потому отстранилась и снова взглянула в глаза Джину. Я оказалась на перепутье. Твердо зная, что ничего не будет, одновременно чувствовала — что-то уже произошло. И мне это понравилось.

Я осторожно разомкнула объятия. Нужно идти. Сейчас.

Мы даже не попрощались. Подхватив сумки, я почти бегом выскочила из здания и помчалась по бетону к маленькому самолетику, ожидающему на взлетной полосе.

У меня голова шла кругом, словно я оказалась в фильме, где каждый момент и действие насыщены значением и определенной целью. Вручив служащей свой посадочный талон. («Ах, вот и вы наконец»), я помедлила у трапа и оглянулась на здание аэропорта. Джин стоял на том же месте, не сводя с меня глаз.

Мы продолжали упорно смотреть друг на друга, ни на секунду не отворачиваясь. И вдруг одновременно улыбнулись, безмолвно признавая, в какие глубокие стоячие воды мы окунули ноги и на чьем берегу все еще стоял Джин, протягивая мне полотенце.

Я послала ему воздушный поцелуй и стала взбираться на трап.

Пока самолет рулил по взлетной дорожке, я переживала романтическую сцену, которая только что произошла. И поражалась неожиданности случившегося. Вчера я благодарила звезды за то, что мое путешествие почти закончено, а сегодня красавец летчик провожал меня в крошечном аэропорту одного из самых глухих уголков Новой Зеландии.

Оказалось, решающими факторами моей «Одиссеи свиданий» были Судьба и Крис. Черт бы все это побрал!

Итак, я вылетела в Веллингтон, пересела на другой самолет и оказалась в Данидине, где собиралась успеть на поезд по маршруту Тейери — Годж. Он довезет меня до Пакеранджи, и уже оттуда предстоит двухчасовая поездка автобусом до Мидадмарча. Завтра у меня там свидание с «холостяком года», а сегодня я ужинаю с одним из членов жюри в кафе «Киссин гейт».

Только вот я никак не могла сосредоточиться. С утра мысленно настроилась на длинное путешествие по живописным местам. И совершенно не была готова (честно говоря, не представляю, что было бы, попытайся я просто подумать о чем-то подобном) к свиданию, которое списала со счета. И к появлению мужчины, превратившего последние минуты перед финишной прямой в нечто хаотически непонятное.

Нет, я должна, должна поделиться с кем-то, иначе просто взорвусь!

Напротив вокзала, через дорогу, я заметила интернет-кафе. И хотя почти распустила отряд «охотников за кандидатами» (поскольку намеревалась скоро вернуться домой и как последняя дура вообразила, что больше они мне не понадобятся), они по-прежнему оставались моими друзьями и у меня как раз осталось немного времени до отправления поезда, чтобы послать каждому сообщение «господибожемой». Будь то «звуковые» сестры — Лиззи и Грейни, мои настоящие сестры — Мэнди и Тоз, или Белинда, Шарлотта, Кэт и даже Джо, все равно: необходимо потолковать с кем-то о том, что произошло утром в аэропорту.

Я нашла свободный терминал и решила проверить электронную почту в надежде найти е-мейл от Гарри.

Ничего. Зато было письмо от Джина. Я уставилась на экран. Что делать? Просить совета у подруг или открыть е-мейл Джина и влипнуть еще глубже?

Немного подумав, я открыла е-мейл. Милое, ни к чему не обязывающее послание, в котором говорилось, как он рад встрече со мной и нашим странноватым приключениям. И как он жалеет, что у нас не было времени получше узнать друг друга.

«У меня целый список вопросов для вас», — писал он. Далее следовали двадцать смешных глупых вопросов вроде: «Правда ли, что нет худа без добра?»

Я улыбалась, читая их. Он сумел взять верный тон — шутливый, с некоторыми намеками на признания в чем-то очень личном.

Только последний вопрос разительно отличался от остальных: «20. Когда я снова увижу вас? Очень хотелось бы знать. Джин».

Я судорожно прижала пальцы к губам, словно пытаясь подавить эмоции, которые могли бы отразиться на лице. Своим вопросом Джин поднял ставки. Я читала и перечитывала его. Как же теперь поступить? Одно дело-открыть е-мейл Джина, и совсем другое — ответить, и ответить именно на этот вопрос. Сегодня утром я ощутила реальную связь с этим человеком, связь неожиданную и спонтанную. Но ответ предполагает некую близость, пока еще только зарождающуюся и вполне невинную, которая, однако, будет расти и расцветать. И как бы я ни пыталась притворяться и уверять в обратном, это будет начало чего-то нового между нами.

Однако я не могла не чувствовать себя польщенной, тем более что память о нашей встрече в аэропорту еще свежа и реальна. В конце концов я решилась… Ничего серьезного — дружеский тон и никакого кокетства. И при этом предпочла игнорировать двадцатый вопрос. Закончив печатать, я помедлила над клавиатурой. Насколько хороша эта мысль? Может, просто все стереть и вообще не отвечать?

Но бросив взгляд на часы и поняв, что опаздываю, я порывисто нажала на клавишу, отправляя сообщение, и, схватив сумки, помчалась к поезду.

Маршрут Тейери — Годж по праву считается одним из признанных в мире классических путешествий на поезде. Шестьдесят километров пути, с величайшим старанием проложенного по прекрасному, но отдаленному центру полуострова Отаго в конце XIX века. Этот путь соединяет с побережьем такие забытые Богом городки, как Кромвел и Александра, позволяя торговле развиваться в местах, удаленных от больших городов.

Груз, который вез паровоз, был таким же самым, как и во всех паровозах по всему миру, а именно — туристы. Летом деревянные вагоны были набиты японцами и европейцами, ахавшими и охавшими при виде красочных ущелий, уходящих вниз прямо рядом с рельсами и обрывающихся в воде быстрых речек, берега которых обрамляли щетинистые островки желтого утесника и ракитника.

И сегодня все было как обычно.

Я люблю паровозы: мой дед по матери работал на Большой Западной железной дороге, и детьми мы проводили немало счастливых деньков, путешествуя с ним в кабине машиниста или с родителями на таких линиях, как Блубелл в Суссексе или Лаппа-Вэлли в Корнуолле. Сегодняшняя поездка вернула меня в детство. Клубы едкого дыма, вырывающегося из трубы, окутывали нас, пронзительные свистки эхом отдавались в длинных темных тоннелях.

Чувствовалось нечто уютное, почти домашнее. Служащие казались настоящими энтузиастами паровых двигателей и работали добровольно, только из любви к паровозам. Кондуктор служил одновременно гидом, показывая пассажирам места, заслуживающие, по его мнению, особого внимания. При этом сосал мятную конфетку и, описывая очередную достопримечательность, перекатывал ее из одного уголка рта в другой. Конфета негромко постукивала о его зубы, отмеряя ритм слов как сахарный метроном.

Но как бы я ни наслаждалась поездкой, меня мучила совесть за содеянное. Хмельное волнение, оставшееся от утренней встречи с Джином и последующего обмена е-мейлами, слегка рассеялось, и я обрела способность размышлять более здраво о том, что произошло.

Меня влекло к Джину, это несомненно. Но почему? Я обожала Гарри, и хотя тосковала по нему и боролась со странными чарами, наведенными на меня Джином, все же не хотела изменять своей настоящей Родственной Душе. Так почему Джин произвел на меня столь сильное впечатление?!

Я могла все свалить на усталость, одиночество или даже инстинкты выживания, требующие опереться на кого-то. Недаром заложники объединяются, чтобы с честью выдержать испытание. Но хотя эти объяснения были отчасти верны, все же они не могли считаться истинной причиной. Истинная причина была менее благородной и более низменной: дело в том, что Джин, как и Гарри, оказался мужчиной моего типа, поэтому меня тянуло к нему и мы понравились друг другу мгновенно и бесповоротно.

Еще до начала моего путешествия и встречи с Гарри я пыталась сохранить веру в свои поиски и гадала, какова вероятность встречи, то есть какое свидание окажется решающим. Потом я нашла Гарри и узнала, что, согласно формуле, вероятность обнаружения Родственной Души — 1:55. Что ж, возможно, мне следовало спросить, каковы шансы встретить две Родственные Души, потому что, если верить той же формуле, ответ неизменно будет 2:76.

А я верила: Джин, свидание № 76, — моя Родственная Душа № 2.

Пока паровоз пыхтел, взбираясь на холмы, и пасущиеся на склонах овцы провожали нас испуганными глазами, я пыталась отделаться от чувства вины и понять цепь событий, которая привела к такому внутреннему конфликту.

Но сколько бы я ни старалась рассуждать здраво и объяснить случившееся, все же не смогла спорить с чувствами. Джин (свидание № 76) полностью отвечал описанию моей Родственной Души. И что же это означало? Я не слишком сильна в математике, и можете выкрикнуть ответ мне в лицо, если, конечно, он вам известен, но наверняка должна быть формула Родственной Души, по которой, при самых приблизительных вычислениях, я должна встретить Родственную Душу номер 3 на сотом свидании, если не возвращаться домой и продолжить путешествие.

Помимо происходящего, можно было сказать, что мной сделано невероятно важное и поразительное открытие: при определенном настрое и соответствующих усилиях можно рассчитать встречу с Родственной Душой. И чем дольше вы применяете формулу, тем больше ваши шансы.

Но мои вычисления долей привлекательности были неожиданно прерваны прикосновением к плечу.

— Выходите на Пакеранджи, мисс? — настойчиво спрашивал меня кондуктор.

Выглядел он слегка озабоченным, и неудивительно: четыре часа подряд я глазела в окно, борясь со своими мыслями, и даже не заметила, как поезд подкатил к вокзалу Пакеранджи. Это моя остановка, и здесь предстояло делать пересадку.

Наскоро поблагодарив кондуктора, я вскочила, сгребла сумки, но в полубессознательном состоянии едва не вывалилась из вагона на платформу. Пришлось бежать, чтобы успеть на идущий в Миддлмарч автобус.

Я легко нашла маленький микроавтобус на десять мест. Он был единственным на пустой, продуваемой ветром автостоянке.

Водитель, которого звали Ллойд, заметил, с каким паническим видом я подскочила к автобусу, и поспешил меня успокоить:

— Не волнуйтесь, мисс. Кроме вас, у меня сегодня еще два пассажира. Мы не поедем, пока не дождемся остальных.

Я благодарно улыбнулась и, сообразив, что, должно быть, проста излучаю некую маниакальную ауру, попыталась войти в автобус спокойно и с достоинством. Но, найдя свое место и сбросив сумки на пол, я вдруг осознала, что так спешила покинуть поезд, что забыла там лэптоп. Мой лэптоп, со всеми файлами, снимками, е-мейлами и списками, со всей моей жизнью! Как такое могло получиться? Считать багаж — первый урок, который усваивали все мои путешественники!

Злая на себя за рассеянность и неорганизованность, я вылетела из автобуса и пустилась бежать по гравийной дорожке к поезду, медленно отходившему от станции. Докричавшись до машиниста, я спросила, нельзя ли остановиться, чтобы я смогла забрать компьютер. К счастью, он согласился.

Я вскочила в вагон, схватила лэптоп, метнулась к выходу и с поникшим видом вернулась обратно. Похоже, за это время Ллойд успел составить обо мне определенное мнение и убеждать его в обратном не было смысла.

Едва все четверо: я, лэптоп и две сумки — благополучно оказались на борту, Ллойд выехал со стоянки. Вот так мы начали путешествие по скраблэнду — равнинам, покрытым кустарником, — и древнему обветренному граниту бесплодного пейзажа Отаго. Не найдя за окном ничего интересного, я вновь погрузилась в невеселые мысли.

Итак, я обнаружила формулу Родственной Души, и моя «Одиссея свиданий» привела сначала к Гарри, а потом — к Джину. Успех поистине оглушительный. Почему же я так смущена и растерянна?

Вопрос, разумеется, риторический, я уже знала ответ. Я подружка Гарри и не должна принимать ухаживания другого мужчины. Ради Господа Бога, ведь он — моя Родственная Душа, я, можно сказать, объехала весь мир, чтобы его найти. А если и Джин к тому же моя Родственная Душа, больше мне не требуется. Впрочем, я с самого начала не намеревалась собирать коллекцию. Я хотела своего единственного, и это Гарри. Но, ответив на е-мейл Джина, я рисковала начать что-то, чего не могла закончить с Джином. Зато Гарри, узнав обо всем, вполне может порвать со мной.

И тут меня осенило. Я наконец-то поняла, почему Судьба хотела продолжения путешествия. Наверное, пожелала, чтобы я усвоила: цель путешествия не только в том, чтобы найти Родственную Душу. Это всего лишь первый и в каком-то безумном смысле самый легкий этап.

Судьба показала мне, что формула Родственной Души действительно сработала: при соответствующем настрое, приложив достаточно усилий, вы можете и должны найти его. Но если я не хочу вечно искать и встречать Родственные Души, следует верить, что единственный уже обретен. А это означает необходимость забыть о формуле и перейти к следующему этапу моего путешествия с ним.

И если уж быть честной до конца, глубоко в душе я просто боюсь ошибиться и потерпеть неудачу, боюсь, что меня снова ранят. И потому продолжаю нечто вроде игры под названием «не опоздать на самолет». Куда безопаснее продолжать путешествие!

Но это самое путешествие привело меня не только к Родственной Душе, но и к людям, умеющим разбираться в отношениях и верящим в любовь. И встретив их, я получила оружие, способное помочь мне пройти опасное минное поле истинных отношений, при условии, что у меня хватит мужества им воспользоваться.

Это один выход. Другой-продолжать поиски и вечно путешествовать.

Как сказал Честер, профессиональный игрок из Вегаса. «Подумайте о том, сколько собираетесь проиграть… установите предел, а когда достигнете его, вставайте и уходите…»

Теперь я достигла своего предела, и мне есть что терять. Много. Слишком много. Я добралась до семьдесят шестого свидания и больше не желаю играть. Гарри и есть мой единственный, и я не хочу его ранить. Не хочу обманывать. Не хочу терять.

Пора закругляться. Пора закрыть записные книжки моих «охотников за кандидатами». Игра закончена. И не стоит искать свой шанс от страны к стране, от свидания к свиданию. Я ставлю всю веру и все свои фишки на свидание № 55.

Нет, Джин мне действительно понравился. И в других обстоятельствах — кто знает…

Но одно я теперь знала твердо: ответом на вопрос номер двадцать «Когда я увижу вас снова?» будет тактичное и недвусмысленное «никогда». Я «вешаю на гвоздик» мои сапоги-скороходы и ухожу со сцены.

Я люблю Новую Зеландию, поэтому даже в таких запутанных жизненных обстоятельствах наслаждалась ездой по пустынным дорогам, пересекающим унылые равнины и подножия одиноких холмов. Но я только что приняла решение покончить со всеми свиданиями, сознавала всю его важность и хотела, черт возьми, как можно скорее отсюда выбраться. Сидя у окна, я обдумывала маршрут отступления.

Миддлмарч даже поселком не назовешь — автозаправка да универмаг посреди Богом забытой глуши и пустыни. Но я знала, что оттуда идет автобус в Квинс-таун. Я понятия не имела, насколько часто, но если успеть на него, я смогу вылететь из Квинстауна либо в Окленд, либо в Веллингтон и благополучно покинуть страну.

Я пробралась вперед и, сев за спиной Ллойда, спросила:

— Простите, не знаете ли вы, как часто ходят автобусы из Миддлмарча в Квинстаун?

— Раз в день, в пять вечера, — ответил Ллойд, слегка встревоженный, словно я только что спросила, где в Миддлмарче можно купить «феррари» после десяти ночи.

— Ничего, все в порядке, — заверила я. — Завтра мне на нем уезжать, и я просто хотела справиться, ходит ли он чаще одного раза в день.

— Нет, — повторил Ллойд извиняющимся тоном, будто был персонально ответствен за то, что не может обеспечить более частые рейсы. — Боюсь, это все.

Я поблагодарила его и вернулась на свое место. Мрачно глазея в окно, я отметила, что автобус — единственное средство передвижения на этих дорогах на много миль вокруг.

Жеребенок цвета корицы резвился на траве, излучая незамутненную радость быть лошадью, живым и здоровым созданием, на склоне угрюмой горы. А вот я… чувствовала, что донельзя устала и попала в капкан, из которого долго предстоит выбираться.

«Господи, пожалуйста, не нужно больше свиданий», — взмолилась я совершенно искренне. Нужно найти выход Любым способом. Снова подойдя к Ллойду, я извинилась за то, что мешаю, и смущенно поинтересовалась: — Мне просто интересно — успеем ли мы в Мидлдмарч к пятичасовому автобусу на Квинс-таун?

— Мадам, — торжественно ответил Ллойд, — мы и есть пятичасовой автобус на Квинстаун. Едем прямо туда.

Мне захотелось поцеловать его. Ллойд, должно быть, это почувствовал и, словно искал защиты у руля, поспешно над ним склонился. Конечно, любви ко мне это не прибавит, но у меня сложился план побега.

— Ллойд, — продолжала я (он стал моим соратником по побегу, и я имела право называть его по имени), — мне придется кое-что объяснить, но если я захочу добраться сегодня до Квинстауна на вашем автобусе, вы не будете возражать?

— По мне, так все нормально, — серьезно заверил он.

Стыдно признаться, но когда автобус остановился, я немного посомневалась. Если бы мой мобильник работал, я бы тотчас позвонила и отменила все договоренности. Но мы были в милях от зоны приема, так что придется делать это лично. Мне вдруг захотелось просто остаться в автобусе и продолжить поездку, а объясниться только когда прибуду в Квинстаун.

Однако у Ллойда были другие идеи.

— Барри и Лорна держат пансион, там есть гараж. Вы могли бы подойти и сказать, что не останетесь, но, по-моему, Барри только что уехал.

Я почувствовала себя справедливо пристыженной Ллойдом, посчитавшим, будто я трусливо бегу в кусты. Поэтому я вышла из автобуса и побрела через дорогу в чистенькое бунгало, которое показал мне Ллойд. У входа в универмаг беседовали два старика, но, завидев меня, мгновенно прервали разговор. Деревня. Настоящем деревня. Если Ллойд знал, где я остановлюсь, значит, и он, и остальные, возможно, в курсе того, что я здесь делаю.

Но как бы там ни было, меня больше тревожило, как объяснить Барри и Лорне, почему я не остановлюсь сегодня у них.

«Похоже, я объелась романтики и теперь должна как можно скорее покинуть страну…»

Я была так ошеломлена, что с трудом понимала происходящее и как разговаривать с Барри и Лорной… А вдруг… Надежда вулканом взорвалась в моем сердце.

Вдруг мне так повезем что их не будет дома и я смогу сбежать без объяснений?

Шагая по тропинке к дверям бунгало, я сгорала от стыда, страха и угрызений совести, как неопытный взломщик, которого вот-вот схватят на месте преступления.

Подойдя к передней двери, занавешенной тюлем, я заглянула в боковое окно и увидела аккуратно застеленную узкую кровать и полотенце, тщательно сложенное на подушке. Моя комната.

— Пожалуйста, пусть никого не будет. Пусть никого не будет… — шептала я снова и снова, нажимая кнопку звонка.

Тянулись неторопливые секунды. Одна, другая, третья… Пожалуйста… Пожалуйста…

Я ждала целую бесконечность, пока часы не отмерили тридцать секунд. И все это время боялась дышать.

Точно! Никаких вопросов! Они уехали!

Ослабев от облегчения, я метнулась обратно, выскочила на улицу и захлопнула калитку, но все же для очистки совести решила заглянуть на автозаправку.

— Барри здесь? — спросила я молодого механика за прилавком, врываясь в помещение.

Он перестал вытирать серебристый гаечный ключ промасленной тряпкой и с подозрением уставился на меня.

— Нет. Он дома, — ответил молодой человек, словно опасаясь завязать со мной беседу.

Мое сердце колотилось как бешеное.

«Пожалуйста, не дай ему быть дома, когда я обернусь, пожалуйста, не дай Лорне с Барри, и члену жюри, и «холостяку» сидеть в машине перед их домом в ожидании, пока я выйду», — оглушительно трезвонил голос у меня в голове.

— Нет его дома, — ответила я с большей уверенностью, чем чувствовала, даже не повернувшись, чтобы проверить свое утверждение.

— Да ну? — тупо пробормотал механик, украдкой изучая меня сквозь полуопущенные ресницы. Он почти наверняка знал, почему я здесь, и боялся посмотреть мне в глаза из страха, что я перескочу через прилавок, вырву у него гаечный ключ и изнасилую тут же, на полу.

Но честно говоря, если он так мечтал быть изнасилованным, придется взять билет и подождать своей очереди.

— Не могли бы вы кое-что ему передать? — вежливо спросила я со своим лучшим английским акцентом в стиле «знаете ли, я ужасно респектабельна».

— Заметано, — кивнул механик, хотя по лицу было видно, что ему этого ужасно не хочется.

— Пожалуйста, передайте, что заходила Дженнифер. Я очень извиняюсь, но у меня срочные дела. Не могу остаться. Скажите, что мне очень жаль. И Лорне тоже передайте, — виновато добавила я.

— Ладно, — пробормотал он, впервые глядя мне прямо в глаза с откровенно изумленным видом.

— Надеюсь, вы все поняли? — настаивала я.

Он снова кивнул.

Воодушевленная, я выскочила из гаража и прыгнула в автобус, ожидавший во дворе с включенным двигателем.

— Все в порядке? — спросил Ллойд, когда я рухнула на сиденье.

Я кивнула, слишком взвинченная, чтобы вступать в разговор.

— Может, хотите воспользоваться дамской комнатой, перед тем как ехать? — осведомился он.

Я с нескрываемым удивлением уставилась на Ллойда. Он что, спятил?! Меня каждую минуту могут вытащить из автобуса и заставить встретиться с «холостяком года»! Разве у меня есть время на туалет?! Нужно немедленно смываться!

Я покачала головой, и двери с жужжанием сомкнулись. Мы тихо отчалили из Мидадмарча, без шума и преследования патрульными машинами с включенными сиренами. Никто не окружал автобус, требуя, чтобы я встретилась с «холостяком» или отсидела в тюрьме за напрасную трату времени полицейских и остальных заинтересованных лиц.

Уже через четверть часа мы взбирались в гору, а Миддлмарч затерялся вдалеке.

Все кончено. Поверить невозможно! Мое путешествие внезапно оборвалось. Все эти свидания, приключения, люди… Всему настал конец. Я еду домой.

Ничего не скажешь, это было нечто: роллеры, викинги, полуночная сауна, пустынный фестиваль, огни в горах, пародии на Элвиса, серфер, Ромео… все эти чертовы яхты…

Я много вынесла из путешествия, а главное — научилась доверять инстинктам настолько, что если в прошлом делала идиотские ошибки, то теперь не собираюсь их повторять.

И еще я поняла, какие замечательные у меня друзья. Я все твердила, что без современных технологий мое путешествие вряд ли было возможным, но на самом деле это мои друзья сделали все, чтобы оно состоялось. И я говорю не только об их связях: поддержка друзей и родных и осознание ценности их советов стали для меня серьезным уроком.

Как раз в этот момент звякнул мобильный в моей сумке. Теперь, когда мы спустились с гор и проезжали через роскошные зеленые долины, где фермы окаймлены широкими реками с холодной и свежей, стекающей с гор водой, мобильник наконец заработал! Вот это да! Я снова оказалась в привычном для меня мире!

Я вынула телефон из сумки и прочла эсэмэску от Гарри. Он, должно быть, вместе с Джоном, Дугом, Джей Ар, Оу-Би и остальной командой собирал вещи после очередной баскетбольной игры.

«Прости, был занят. Хочу, чтобы ты знала — ты очень важна для меня».

Я нерешительно улыбнулась сквозь слезы, часто-часто заморгала и немедленно сообщила ему новости: «Свидания закончены. Спасибо, что любил и доверял. Я так счастлива, что узнала тебя».

«Все кончено?» — немедленно написал он.

«Предпочла закончить», — осторожно ответила я.

«И как ты сейчас? Торжествуешь? Устала?»

Чувствуя себя окончательно выбитой из колеи и донельзя пристыженной, я послала ответ: «Долгая история, расскажу, когда вернусь; измучена, но счастлива. Люблю и скучаю. ЗАВТРА вылетаю в Сиэтл, согласен?»

Я просто должна видеть Гарри. И рассказать ему все, что произошло. Он заслуживает моей откровенности. Но скажу ему лично. Не по телефону. Не письмом. Не эсэмэской. Честно говоря, как бы я ни любила новые технологии, меня уже тошнит от таких отношений. Отныне я попытаюсь общаться с любимым лицом к лицу.

Понятия не имею, как все это сработает. Перееду ли я в Америку? Переберется ли он в Лондон? Или мы будем делить время между обоими городами? У меня пока не было планов. И это прекрасно: мы обдумаем их вместе.

Глядя в окно на горы цвета молочного шоколада, увенчанные пурпурными закатными облаками, я чувствовала себя окончательно измотанной. Но кроме того, меня наполняло ощущение абсолютной уверенности в будущем. Я приняла верное решение. И точно это знаю.

На экране телефона высветилось очередное сообщение: «ДА! Давно пора вернуться домой!»

Я улыбнулась и закрыла глаза. Именно так мне и казалось. Что я возвращаюсь домой.

1

«Селфридж» — крупный дорогой магазин на Оксфорд-стрит в Лондоне.

(обратно)

2

Военно-воздушная база близ Ньюбери, где в 1989 г. размещались американские крылатые ракеты; у базы постоянно дежурили демонстрантки из организации «Женщины за мир».

(обратно)

3

Питательная белковая паста, предназначенная для бутербродов и приготовления приправ.

(обратно)

4

Род бублика.

(обратно)

5

Народный танец, исполняемый в средневековых костюмах на майские праздники.

(обратно)

6

Праздник, общий день отдыха, помимо воскресенья: Рождество, Великая Пятница, первый понедельник после Пасхи и т. д.; первоначально в эти дни отдыхали только служащие банков.

(обратно)

7

Ежемесячный журнал «Гребной спорт».

(обратно)

8

Американский художник, работавший в стиле поп-арт. Любимые сюжеты — консервные банки и Мэрилин Монро.

(обратно)

9

Искусственная трава, которая используется для изготовления пластиковых покрытий стадионов.

(обратно)

10

Лица, занимающиеся самозахватом земли.

(обратно)

11

Один из альбомов известной в 70-е гг. рок-группы «Ху».

(обратно)

12

«Дорз» (Doors) — двери (англ.).

(обратно)

13

Широко известный рок-фестиваль, в финале которого сжигается гигантское чучело.

(обратно)

14

Популярный рок-исполнитель.

(обратно)

15

Бульвар в Лас-Вегасе.

(обратно)

16

Небольшой четырехструнный инструмент, по форме напоминающий гитару. Создан на Гавайях по образцу старинного инструмента, завезенного на острова португальскими мореплавателями.

(обратно)

17

Американский актер. Широкую известность получил после исполнения главной роли в фильме «Частный детектив Магнум».

(обратно)

18

Японская разновидность бильярда.

(обратно)

19

Соленый (англ.).

(обратно)

20

Приблизительно сто пятьдесят килограммов.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1 В ПРОШЛОМ ГОДУ В ЭТО ВРЕМЯ
  • Глава 2 НИДЕРЛАНДЫ
  • Глава 3 ГЕТЕБОРГ, ШВЕЦИЯ
  • Глава 4 СТОКГОЛЬМ, ШВЕЦИЯ; КОПЕНГАГЕН, ДАНИЯ
  • Глава 5 ФРАНЦИЯ
  • Глава 6 ОСТАЛЬНАЯ ЕВРОПА
  • Глава 7 ЛОНДОН
  • Глава 8 США, ЛОС-АНДЖЕЛЕС
  • Глава 9 США, БЛЭК-РОК-СИТИ, НЕВАДА
  • Глава 10 США, МИССОУЛА, МОНТАНА
  • Глава 11 США, СИЭТЛ, ВАШИНГТОН, И САН-ФРАНЦИСКО, КАЛИФОРНИЯ
  • Глава 12 37 600 ФУТОВ (ПО ПУТИ В ЛОНДОН)
  • Глава 13 ТОКИО, ЯПОНИЯ
  • Глава 14 ИНДОКИТАЙ; ПЕКИН, КИТАЙ
  • Глава 15 АВСТРАЛАЗИЯ
  • Глава 16 ОКЛЕНД, НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ
  • *** Примечания ***