Щит судьбы [Эрик Флинт] (fb2) читать постранично, страница - 3

глазницы были повернуты к нему, словно у Юстиниана еще оставались глаза, которыми он мог видеть юного императора. Лицо было слепым, жестким и злым.

«Это несправедливо! — думал император, мысленно жалея себя. — Я хочу, чтобы у меня был папа. Мой настоящий папа».

Посол уже пятился. Римский император вздохнул с облегчением, но не успел им насладиться, заметив неодобрение во взгляде Феодоры. Тогда он напрягся, всем своим видом пытаясь продемонстрировать императорское достоинство.

«Может, он все-таки и не сделает мне никакой подлости».

Теперь посол находился на расстоянии пятнадцати футов.

«Это несправедливо. Династия Сасанидов ведь тоже из Фарса, так почему же мы не можем называть их персами?»

Теперь он все-таки вздохнул. Легко. Тут же почувствовал неодобрение императрицы-регентши, но не обратил на него внимания.

«Мне требуется запомнить слишком многое. И все сразу».

Он снова вздохнул. Императрица-регентша зашипела на него.

«Я — император. Я могу делать то, что захочется».

Это было не так, и мальчик знал об этом.

«Это несправедливо. Мне всего восемь лет!»

Теперь посол отступил на тридцать футов и оказался вне пределов слышимости. Феодора склонилась к императору.

Он приготовился выслушать ее упреки.

«Отвратительная тетка. Где моя настоящая мама?!»

— Ты все сделал очень хорошо, Фотий, — сказала Феодора. — Твоя мама будет гордиться тобой. — Потом добавила с легкой улыбой: — Твоя настоящая мама.

— Я горжусь тобой, Фотий, — объявила Антонина. — Ты все сделал прекрасно.

Она склонилась к нему и поцеловала в щеку.

Сын покраснел, частично от удовольствия и частично от чувства вины. Он не думал, что публичное проявление чувств матерью соответствует имиджу императора, который, как ожидалось, он должен создавать. Но быстро обведя глазами тронный зал, понял: за ними наблюдает всего несколько человек. После того как императрица-регентша покинула тронный зал в сопровождении его отца (вернее, обоих его отцов), чтобы провести совещание с персидским послом, в зале воцарилась более непринужденная атмосфера. Основная часть собравшихся ели, пили или болтали друг с другом. Они не обращали никакого внимания на восседающего на троне императора. Конечно, никто из находившихся поблизости не позволял себе наглости повернуться спиной к маленькому человечку, занимающему трон. Но также никто и не демонстрировал особого желания снискать его расположение. Все знали: реальная власть сосредоточена в руках Феодоры, а не нового императора.

Фотия безразличие толпы не расстраивало. Как раз наоборот — он почувствовал облегчение. Впервые после начала приема он смог расслабиться. Он даже подумывал о том, может ли позволить себе почесать за ухом.

Затем он распрямил плечи и все-таки почесал. Сильно почесал.

«Я — римский император. Я могу делать все, что пожелаю».

— Хватит чесаться! — прошипела мама. — Ты же римский император! Это неподобающе!

Император вздохнул, но подчинился.

«Это несправедливо. Я никогда не просил их сделать меня императором».

Глава 1

Константинополь.

Весна 531 года н. э.

Уложив Фотия спать, Антонина тут же направилась в зал, где принимали посла. К моменту ее появления персидский посол уже заканчивал речь. По всей вероятности, выступал он долго.

Антонина заняла место рядом с Велисарием и быстро оглядела помещение. За исключением стражи, выставленной вдоль стен, огромный зал был почти пустым. Толпа советников, обычно собирающихся здесь по приказу Феодоры, на этот раз отсутствовала. Из римлян персидского посла принимали Феодора, Юстиниан и Велисарий.

От персов был только сам Баресманас. Антонина знала, что именно персы попросили провести встречу в очень узком кругу. Только одно это свидетельствовало о серьезности их подхода к обсуждаемому вопросу. Антонина сконцентрировалась на последних словах посла.

— И таким образом я должен предупредить вас еще раз, — с самым серьезным видом заявил Баресманас. — Не думайте, что вмешательство Рима в текущие внутренние дела Персии пройдет бесследно. Ваши шпионы должны были уже доложить вам, что наше государство находится на грани гражданской войны. Я, кстати, считаю, что нет. Но если это и так, арии объединятся при угрозе римского вторжения.

Мышцы лица посла расслабились, суровость сменилась улыбкой, которая, несмотря на сложившуюся ситуацию, оказалась теплой. Антонина поразилась такой перемене в Баресманасе. С другой стороны, как подозревала Антонина, это дружелюбное лицо — и есть истинное лицо человека, который надевал маску суровости, произнося речь.

— Конечно, нельзя исключать, что мои суровые слова излишни. Я не хотел показаться грубым. В конце концов, Рим известен своей мудростью не меньше, чем военной мощью. Вполне может статься — даже вероятно, — что мысль о вторжении в Персию никогда не приходила вам в головы.

Посол произвел на Антонину