Детские шалости [Генри Саттон] (fb2) читать постранично

Генри Саттон Детские шалости

Апрель

Глава 1

Когда Марк в состоянии нервного потрясения, слова даются ему тяжело. Он вообще не сильно ладит со словами. Умеет читать, но не читает. Его больше занимают материальные вещи. Он делает всякие штуки и чинит всякие штуки, а временами еще и разбирает их на составляющие — и в его мире детали не всегда ставятся на место в том же порядке. Спасение вещей — важная часть его занятий, а слова — определенно нет. Так что когда Николь говорит ему, что звонила Ким, он не в состоянии ответить. Ни одного слова. Марк думает, что так он выглядит еще и виноватым, потому что когда молчит — ему так говорили — у него виноватый вид, безотносительно того, натворил он что-нибудь или нет. У него начинается паника, он выходит из комнаты, не сказав своей жене ни слова, оставив ее думать незнамо что. И вот он идет, оставляет дом, не побеспокоившись захлопнуть за собой дверь, зная, что, сделав это, будет выглядеть еще более глупо, еще более неправым, но он просто не может сидеть там, неспособный выдавить из себя ни слова, когда совершенно точно нужно что-то сказать. Через столько лет. И его сознание кружится в водовороте мыслей и эмоций, и он не может ни остановить этого водоворота, ни связать все воедино. Абсолютно не может связать одно с другим. Марк чувствует себя так, будто его разобрали на составные части. Его дом с небольшой террасой стоит на одном из холмов города, на полпути к вершине, и когда Марк разозлен, или разочарован, или одинок, или его не поняли — он никогда не объясняется, не делится своими мыслями с другими людьми, как бы ни были они ему близки — он быстро шагает наверх, на вершину холма, надеясь, что физическое напряжение отключит все эти назойливые мысли и поможет ему успокоиться. Но когда в этот самый вечер он добирается до вершины холма, до того места, где его улица переходит в соседнюю, точно такую же, и похожие как две капли воды домики с террасами удаляются в другом направлении, и если повернуть налево, то можно добраться до центра города, а если направо — перед тобой предстанет тот же самый пейзаж, и он все еще в глубоком потрясении, он даже немного дрожит. Он напуган. Смертельно напуган.

Это прохладная, душная, ранняя апрельская ночь, ночь пятницы — Марк так ждал уикенда, и он столь поспешно выскочил из дому, что не подумал о том, чтобы надеть пальто, и единственная одежда на нем — это майка и тонкий хлопковый свитер с V-образным вырезом, и ему уже холодно, несмотря на физическое напряжение, которое потребовалось, чтобы взобраться на холм. Но Марк, тем не менее, какое-то время стоит на вершине, оглядывается на свою улицу, а там через колонны занавешенных и крытых эркеров струится теплый домашний свет. Почти бессознательно он пытается вычислить среди этих огней свой дом и свой эркер, за которым, он знает, сидит Николь, и их новый газовый угольный камин, шипя, испускает жар, и она раздражена и расстроена его поведением. Но Николь привыкла к перепадам его настроения, и это не похоже на то, как он убегал из дома раньше, и стоять становится холоднее, все более влажно, и теперь он сознательно пытается разглядеть свой фонарь и темно-красную входную дверь, на которой отсутствует одна цифра — 9 — и осталось только 3, и ищет глазами, стоя на вершине холма, свой дом, и с внезапной, почти обжигающей ясностью — электрическим зарядом бьет вспышка прозрения — к нему приходит мысль — это моя жизнь. Мое место там. Рядом с Николь и Джеммой. И хотя Марк знает, что временами с ним трудно сладить, что у него случаются депрессии, что у него довольно вспыльчивый нрав, он достаточно хорошо знает самого себя, чтобы понять, что не хочет ничего менять. Он счастлив. Он счастлив там, со своей женой и дочерью, на своей уютной террасе, на полпути к вершине холма.

Марк осознает, что у него нет с собой ни пальто, ни бумажника, но несмотря на это, несмотря на то, что он знает свое место в мире и не хочет ничего менять, он решает повернуть налево и отправиться в центр города. Не хочет сталкиваться ни с друзьями, ни с коллегами, но ему нужно оказаться среди людей, на какое-то время потеряться в беспорядочной толпе пятничного вечера. Ему нравится находиться в центре событий, но не быть к ним причастным. Кроме того, у него не так много приятелей. Ни один из них не является близким ему человеком. Может, он даже тихо плачет, от шока, от гнева, от бессилия, все эти вещи круговоротом проносятся в его голове так бессвязно, замысловато и беспомощно, он, наверное, плачет, потому что путь в центр города — мимо таких же, как и у него самого, террас, а затем по улицам с домами большего размера, которые появляются ближе к центру, вместе с карманами стиснутых вместе современных жилых строений, колонн неряшливых, варварских магазинчиков и странных гаражей — кажется ему абсолютно расплывшимся пятном. В нормальном состоянии он обратил бы внимание на каждую деталь, он оглядел бы все, что только можно, окинул