По соседству с герцогом [Селеста Брэдли] (fb2) читать онлайн

Селеста Брэдли По соседству с герцогом

Эта книга для девчонок Брэдли — пусть впереди вас ждет много счастливых приключений!

Пролог

Однажды, давным-давно, богатый сварливый старик взял перо и бумагу и навсегда изменил жизни своих потомков, принадлежащих к женскому полу…

Я, сэр Хэмиш Пикеринг, будучи в здравом уме, но немощный телом, объявляю свою последнюю волю.

Я поднялся настолько высоко, как только может взобраться простой человек, несмотря на то, что у меня было вдвое больше ума, мудрости и силы духа, чем у аристократических бездельников. Но женщине дано с помощью замужества достичь такой высоты, какую только позволит ее внешность, вплоть до герцогини, если хорошо постараться.

В этом отношении мои дочери сильно подвели меня. Мораг и Финелла, я тратил свои деньги, чтобы каждая из вас смогла возвыситься через замужество, но вы не вели себя на должном уровне. Вы просто ожидали, что вам вручат весь мир. Но если кто-либо из женщин этой семьи хочет получить еще хотя бы фартинг из моих денег, то ей лучше постараться заработать его.

Поэтому я заявляю, что все мое состояние будет удержано от моих бесполезных дочерей и сохранено в трасте^[1] для внучки или правнучки, которая выйдет замуж за герцога Англии или за человека, который в будущем станет герцогом, унаследовав титул, после чего доверительная собственность будет передана ей и только ей.

Если у нее будут сестры или кузины, которые потерпят неудачу, то каждая из них сможет получить пожизненный доход в пятнадцать фунтов в год. Если у нее будут братья или кузены, хотя семья и тяготеет к рождению дочерей, то тем хуже — каждый из них получит по пять фунтов, потому что именно такая сумма была у меня в кармане, когда я приехал в Лондон. Каждый шотландец, достойный своего хаггиса, сможет обратить пять фунтов в пятьсот через несколько лет.

Определенная сумма будет выдана каждой девушке для ее дебютного сезона на платья и все прочее.

Если три поколения девушек из рода Пикерингов потерпят неудачу, то я умываю руки. Вся сумма в пятнадцать тысяч фунтов пойдет на оплату штрафов и облегчение жизни тех, кто, бросая вызов акцизным чиновникам, производит шотландское виски, которое было моим единственным утешением в этой семье болванов. Если бы только ваша бедная святая матушка могла видеть вас сейчас.

Подписано,

Сэр Хэмиш Пикеринг

Засвидетельствовали

Б.Р. Стикли, А.М. Вульф,

Поверенные фирмы «Стикли & Вульф»

Так гласит завещание сэра Пикеринга. Теперь его правнучки Феба, Дейдре и Софи приехали в Лондон, чтобы попытать удачи в завоевании этого приза.

Феба, добросердечная дочь викария со скандалом в прошлом, уже проиграла — и выиграла. Выбрав нищего единокровного незаконнорожденного брата человека, который мог бы стать ее герцогом, она с улыбкой отказалась от состояния Пикеринга. Рейф, ее когда-то распутный, а теперь преданный супруг, увез Фебу в свадебное путешествие — подарок от брошенного у алтаря брата Рейфа, маркиза Брукхейвена. Будущее этой пары освещалось любовью, если не золотом.

Сейчас в игре остались только воспитанная для того, чтобы главенствовать в обществе красавица Дейдре и непривлекательная, увлеченная книгами Софи. Маркиз Брукхейвен, который скоро станет герцогом Брукмуром, все еще свободен… но ненадолго, если только это будет зависеть от мисс Дейдре Кантор.

Глава 1

— Чудовище Брукхейвенов спугнуло еще одну невесту! Она оставила его у алтаря как раз этим утром!

Колдер Марбрук, маркиз Брукхейвен, застыл как вкопанный, услышав выкрик мальчишки, продающего газеты. Так как из-за этого он остановился в центре оживленной лондонской улицы, где прямо на него неслась повозка с пивом, то, безусловно, это был не самый лучший момент, чтобы услышать историю своей жизни, рассказываемую для широкой публики.

Кучер повозки выкрикнул предупреждение, заставившее если не мысли, то хотя бы тело Колдера отреагировать. Решительно бросившись в безопасное место на другой стороне улицы, маркиз проигнорировал проклятия извозчика, доносившиеся до него, и поискал в толпе обладателя голоса, который он только что слышал.

— Читайте все о Чудовище! «Голос Общества» утверждает, что оно не может удержать своих женщин, чтобы те не сбегали от него!

Разносчик газет, который на самом деле оказался довольно-таки сморщенным парнишкой, чей голос слегка дрожал на верхних нотах, взял у Колдера монету и передал ему газетный листок, даже не сделав паузы в своем красноречии.

— Чудовище Брукхейвенов снова вселяет страх!

Затем взгляд разносчика скользнул вверх к лицу Колдера, а потом опустился вниз на набросок погруженного в раздумья лица на первой странице газеты, которую он держал в руке.

— Ой! — Он снова уставился на лицо Колдера. — Это вы, не так ли? — Мгновенное возбуждение разносчика исчезло под мрачным пристальным взглядом Колдера. Парень торопливо стащил с головы кепку. — Э-э… доброго дня, милорд!

Колдер не обратил внимания на бегство разносчика, вместо этого развернув газету. Он начал читать, стоя на месте, напоминая основательную, одетую в черное глыбу, позволяя потоку лондонцев незамеченным кружиться вокруг него.

«Чудовище Брукхейвенов… нужно ли отрицать, что всего его богатства и положения никогда не было достаточно?.. Следует задуматься о таинственной причине того трагического инцидента, который сделал его вдовцом пять лет назад… о несвоевременной кончине прелестной леди Брукхейвен… неужели это случилось снова? Неужели еще одна юная английская роза решила сбежать от чего-то темного и неестественного, несмотря на вполне очевидную привлекательность Чудовища?»

Остальные слова были утрачены, смятые рукой Колдера, сжавшейся в кулак. Старая боль вспыхнула вновь, обжигая свежие, только что образовавшиеся шрамы. Невероятно, как сильно ранили эти инсинуации. Но ведь это всего лишь сплетни, тонко приправленные полуправдами.

Совершенно верно, что этим утром он отдал Рейфу женщину, которую выбрал для себя на немного нетрадиционной церемонии, где сам неохотно играл роль жениха. Кажется, Общество собирается вдоволь посплетничать о том, как он и его брат не оправдали ожиданий, устроив женитьбу по доверенности.

Колдер ошибочно полагал, что, когда Рейф и Феба, оспариваемая невеста, благополучно отправятся в свадебное путешествие, которое он первоначально запланировал для себя, то маркиз сможет просто спрятаться за пугающе величественными дверями Брук-Хауса и не слышать ничего, кроме того, что пожелает услышать.

Очевидно, нет.

Бумага была дешевая, а все еще свежие чернила испачкали его руки. Это всего лишь дешевый корм для народных масс, незначительная новость для неразвитых умов… но все же его сердце ныло, а дыхание обжигало грудь.

Тридцать четыре года безупречного существования, жизни по самым высоким стандартам чести и благопристойности — если бы не одна ошибка, один момент в основном идеальной жизни, и разве он не сделал все в пределах возможного, чтобы исправить эту ошибку? — все это сведено на нет блаженной рукой самозваного «Голоса Общества»!

Маркиз начал осознавать, что мимо проходят люди, и что их глаза скользят по нему с задумчивостью… или это было подозрение? Неужели они уже прочитали эти предполагаемые новости? Разве свадьба, состоявшаяся этим утром, уже обсуждается и разбирается по косточкам? Действительно ли смерть его покойной жены пережевывается обществом, словно хрящ, а затем правда снова выплевывается, искореженная, искривленная и неузнаваемая?

Везде вокруг него были взгляды, каждый смотрел, взвешивал, сомневался, насмехался…

Нет, это неправда, захотелось ему крикнуть всем им. Все было не так. Ни тогда, ни сегодня.

За исключением того, что, к сожалению, все так и было.

Он изменился с тех пор. Колдер принял решение никогда не упускать контроля над собой, потому что именно утрата этого отточенного до совершенства контроля стала провоцирующим фактором, который привел к смерти его первой жены, Мелинды, пять лет назад.

Он помнил это ошеломляющее ощущение предательства и разъяренного собственничества, которое овладело им в те мрачные дни, но только как память о воспоминании, как второй акт пьесы, которую он видел много лет назад.

Потеря нынешнего утра, с другой стороны, все еще горела внутри Колдера, как китайская ракета. Много лет назад Мелинда отвернулась от него в поисках кого-то более возбуждающего, более романтичного. Сегодня то же самое сделала Феба.

В то время как Общество не знало правды о том, что произошло с Мелиндой, было достаточно неприятно выглядеть в его глазах стойким и достойным жалости вдовцом, который не смог удержать интерес своей жены. Мир не знал ничего о том, какой ущерб Колдер причинил самому себе и тем, о ком он заботился больше всего на свете.

Конечно же, такое благословенное состояние не могло продолжаться после стремительной атаки новейшего восхитительного скандала. Итак, скоро волна общественного мнения обратится в другую сторону. «Чудовище Брукхейвенов спугнуло еще одну невесту, отправившуюся в объятия другого мужчины…»

Фасад Брук-Хауса замаячил перед маркизом. Неужели он прошел такое большое расстояние, глубоко погрузившись в свои мысли? Его дворецкий, Фортескью, появился в дверном проеме.

— Добрый день, милорд. — Затем, когда взял шляпу и перчатки Колдера, он добавил: — Мисс Кантор желает поговорить с вами. Она ожидает в передней гостиной.

Колдер заморгал. Он забыл — кузины Фебы и тетя все еще находились в Брук-Хаусе. Первоначально их пригласили остаться только до свадьбы, но леди Тесса и две ее другие подопечные без сомнения намеревались умолять его о том, чтобы остаться в гостях на неопределенный срок.

Нет, если он, черт побери, сможет с этим что-то сделать! О, мисс Софи Блейк едва ли производила какую-то рябь на поверхности сознания Колдера, потому что была застенчивым, склонным к уединению созданием.

Другая кузина Фебы, мисс Дейдре Кантор, была весьма декоративна и сносно остроумна — но, к сожалению, к ней прилагалась эта гарпия, ее мачеха. Колдер стремился навсегда избавиться от леди Тессы со смутным желанием человека, который попал в ад и тоскует по стакану прохладной воды.

Итак, мисс Кантор желает поговорить с ним…

Представив себе белокурую красавицу с сапфировыми глазами, Колдер решил, что его раненая гордость не пострадает от небольшого проявления женского внимания — даже если это будет всего лишь просьба о гостеприимстве. Дейдре на самом деле заслуживала того, чтобы на нее посмотреть: восхитительная фигура и классическое изящество, которое напоминало Колдеру о греческой статуе.

Во всяком случае, это лучше, чем стоять здесь, когда у тебя в голове продолжают звенеть слова «Чудовище Брукхейвенов»!

Мисс Дейдре Кантор ожидала маркиза в гостиной, пристально вглядываясь в портрет над камином. Это был отец лорда Брукхейвена — и это было хорошо, потому что разве нормальный человек повесит свой собственный портрет, чтобы день за днем смотреть на него! — но сходства было достаточно, чтобы можно было уловить проблеск будущего.

Как и его отец, лорд Брукхейвен был красивым мужчиной. Широкие плечи, темные волосы и глаза — ожившее изображение мрачного хозяина поместья из тех романов, которые она читала тайком от мачехи.

Если бы только он время от времени улыбался, то был бы безумно привлекательным — если кто-то предпочитает смуглых мужчин с таким суровым подбородком и пылкими глазами, которые заставляют волноваться.

Дейдре нравились как раз такие мужчины, и, в частности, именно этот экземпляр. Большинство женщин предпочитало вялых, с лоском разряженных молодых людей, вращающихся в Обществе — вроде тех, которые до сих пор толпой собирались вокруг Дейдре, хотела она этого или нет, — но Брукхейвен привлек ее внимание много лет назад.

Поверх человека, изображенного на портрете, девушка представила Брукхейвена, каким она увидела его в первый раз, когда Тесса взяла ее с собой, чтобы понаблюдать за дознанием по поводу смерти леди Брукхейвен, как будто это было развлечением для общества. Дейдре никогда не смогла забыть гордую, надменную, с широкими плечами фигуру лорда Брукхейвена и его несчастные глаза и его…

О, не надо обращать внимания на его плоский, твердый живот или на его мускулистые от верховой езды ягодицы! Не давай своим мыслям разбегаться, Ди!..

Она была немедленно очарована. Тогда, опустошенный смертью своей жены, отказавшийся от приторной жалости Общества, маркиз исчез с ее глаз так же быстро, как она обнаружила его.

Дейдре читала каждую статью в каждой газете, которую небрежная Тесса оставляла без присмотра. Она зачарованно вглядывалась в задумчивый профиль, снова и снова изображаемый художниками, которые были достаточно отважными и терпеливыми, чтобы поджидать возле Брук-Хауса свой шанс бросить взгляд на лорда, внезапно ставшего затворником.

У нее до сих пор сохранились все эти наброски, вложенные в книгу. Конечно же, ей тогда было всего лишь шестнадцать лет — шестнадцать по сравнению с его тридцатью, огромная пропасть. Однако девушка не позволяла этому обстоятельству обескуражить себя. Большинство людей не видели в ней ничего, кроме лица и тела, которые были даны ей от рождения, так что они не осознавали, что Дейдре обладает бездонным колодцем терпения и решимости.

Ей отлично подходило это. В ее положении пленной падчерицы Тессы, сидящей в клетке и готовой при случае оказаться полезной, было очень выгодно считаться недооцененной.

Дейдре ждала, пока вырастет. Ждала, чтобы выйти в Общество к тому времени, когда он появится там снова. Ждала, когда он снова решит жениться. Эти бесконечные, невыносимые несколько недель она ждала, полагая, что Феба пойдет до конца в своей решимости выйти замуж за маркиза…

Но Феба не сделала этого. И сейчас мисс Дейдре Кантор не намерена ждать ни минутой дольше.

Логика и эффективность — вот на что ей следовало опереться, в то же время, стараясь выглядеть настолько безупречно скромно, насколько это возможно. Девушка потянулась к вырезу своего дневного платья и, глубоко вдохнув, быстро дернула его вниз. Это движение Дейдре могла сделать в мгновение ока, и оно никогда не подводило ее, помогая вызвать оценивающий блеск в глазах мужчин всех возрастов.

Она мрачно улыбнулась тому, что в подобный момент использует уроки Тессы, но ей было нужно, чтобы Брукхейвен прислушался к ней, а каждый знал, что мужчина лучше всего прислушивается к привлекательному декольте.

Дверь позади нее открылась. Что ж, начнем…

Девушка грациозно повернулась и сделала неприметный вдох, изобразив на лице скромную, но приятную улыбку.

— Милорд, я…

Брукхейвен вырисовывался в дверном проеме, застыв в тени, в то время как она стояла на свету — что она и запланировала, чтобы выгоднее продемонстрировать свои золотистые волосы — и на один пугающий момент Дейдре ощутила укол настоящего дурного предчувствия.

Это не тот тип мужчины, который одобрит заигрывания с ним. Этот мужчина может быть опасен, если его рассердить.

Дейдре заколебалась. Пять лет назад на дороге под Лондоном покойная маркиза Брухейвен умерла отвратительной смертью, разбившись, как отброшенная кукла, в ужасном дорожном происшествии. В то время никто не выдохнул ни одного слова подозрения в адрес человека, стоящего перед ней — но, возможно, никто просто не осмелился.

У этого мужчины была власть, способная заставить мир повернуться вокруг своей оси.

Или, как в ее случае, заставить его остановиться.

В сознании девушки промелькнуло воспоминание об этом самом утре, когда она, сидя в церкви, наблюдала за тем, как Брукхейвен стоит у алтаря с Фебой, произнося клятвы таким тихим голосом, что Дейдре не могла ничего расслышать, хотя и напрягала слух. Боль была неистовой, она обжигала глаза и угрожала лишить твердости позвоночник.

Затем, когда лорд Марбрук, ковыляя, появился в церкви, грязный, голодный, с ввалившимися глазами, умоляя Фебу остановить церемонию — выяснилось, что Брукхейвен вовсе не собирался жениться на Фебе…

Бездыханное, головокружительное облегчение Дейдре в этот момент сделало одну вещь совершенно ясной: такую возможность нельзя было упустить.

Она должна сделать этого мужчину своим.

Глава 2

Господи, она прекрасна. Колдер каким-то образом умудрился выкинуть этот факт из своего сознания, как только объявил о помолвке с Фебой — которая сама была очаровательна, хотя это и не было в ней главной привлекательной чертой.

Мисс Дейдре Кантор, с другой стороны, вовсе не являлась хорошенькой. Она была ошеломляющим, роскошным, вопиюще прекрасным творением, состоящим из золотистых волос, сапфировых глаз, молочно-белой кожи и симметричных черт лица — не говоря уже о фигуре, которая ни одного мужчину не оставила бы равнодушным.

Красив тот, чьи поступки красивы. К примеру, ее собственная мачеха, леди Тесса, несмотря на всю свою красоту — безжалостная гадюка.

Тем не менее, хотя он никогда не рассматривал Дейдре в ином качестве, кроме полуформального положения своей гостьи, Колдер не мог не ощущать, что в ней есть какие-то неизведанные глубины.

О, черт. Что за неудачная метафора. Теперь он начнет думать о теплых влажных глубинах. И, более определенно, об интимных глубинах совершенно респектабельной женщины, которая стоит перед ним.

Это было очень, очень давно.

Она приблизилась к нему и остановилась на расстоянии вытянутой руки, совершенно в правилах приличия и все же чуточку… осторожничая? Черт бы все это побрал, неужели она уже прочитала эту отвратительный вздор в газете?

— Вы боитесь меня, мисс Кантор?

Девушка долго смотрела на него.

— Нет, не боюсь.

— Но вы хотели что-то попросить у меня, не так ли?

Ее глаза с такой проницательностью впились в его лицо, что Колдер почти вскрикнул. Затем это выражение ушло из ее глаз, и Дейдре сделалась такой же безмятежной, как и всегда. Затем она сделала вдох.

— Я пришла попросить вашей руки, милорд.

Маркиз отпрянул назад в ответ на эти слова, панели двери впились в его лопатки.

— Ах. — Она была не первой, кто хотел этого, но Дейдре стала первой, заявившей о своей просьбе так дерзко. Как освежающе. Однако на сегодня сила духа покинула Колдера. Он провел рукой по лицу. — Ах, мисс Кантор, брак — это совершенно не та тема, которая нравится мне в настоящий момент.

— Почему, из-за того, что они называют вас Чудовищем?

Вот опять это слово, даже внутри безопасных стен Брук-Хауса. Маркиз выпрямился, рывком одернул свой жилет.

— Я уверен, что это очень лестное предложение, но, возможно, сейчас не лучшее время…

Она быстро сделала шаг вперед.

— Сейчас в точности самое лучшее время, милорд. Вы не можете позволить им свободно распространять подобный вздор.

Колдер на самом деле ощутил себя немного ошеломленным. Женщину, которая может отбросить такие восхитительно скандальные слухи, найти не так просто, по крайней мере, не в Обществе. Нормой для любой леди было либо задыхаться от желания повторить сплетни, либо изо всех сил пытаться избегать их.

— Откуда вы это знаете?

Это было не то, что он намеревался спросить у нее, но сейчас маркиз обнаружил, что по-настоящему желает знать ответ на свой вопрос.

Дейдре сложила руки на груди — ей богу, какая впечатляющая грудь — и уставилась на него, приподняв одну бровь.

— Едва ли возможно, что тот же самый человек, который так любезно устроил свадьбу своей невесты с другим мужчиной, окажется принадлежащим к типу людей, которые замышляют убийство или мстят врагам.

И все же в этом случае ты совершенно неправа.

С другой стороны, было очень забавно, когда его представляли в героическом свете. О, его жалели и уважали, а сейчас он переживал новую волну дурной славы, но никогда в своей жизни его не считали отважным. Только не Колдера, мрачного старшего брата, с его иногда резковатой прямотой и неумением вести добродушную беседу. Маркиз был богат и значителен, но совершенно очевидно, что эти качества не делали из него героя.

Дейдре продолжала смотреть на него с абсолютной уверенностью.

— Вы не чудовище.

О, но как раз им я и являюсь.

Но все же, кажется, что он смотрит на единственную женщину в Лондоне, которая так не думает. Колдер склонил набок голову, чтобы задумчиво изучить ее.

— Вы желаете стать моей маркизой.

— О да, — легко согласилась она. — Кто бы не пожелал?

Мелинда, во-первых. Феба, во-вторых.

«Можно ли отрицать, что всего его богатства и положения никогда не было достаточно?..»

— Мисс Кантор, я…

Дейдре посмотрела ему в глаза, не дрогнув и не умоляя.

— Я не Мелинда. Я не избалованное, защищаемое от трудностей дитя. И я не Феба, покорная своему долгу, но неуверенная. Я точно знаю, кто я и что — и я знаю, что я стану вам замечательной женой. — Ее лицо слегка исказилось. — Едва ли вы сможете попасть в худшее положение, чем то, в котором уже находитесь.

Что ж, это было достаточно верно.

— Слухи могут быть справедливыми.

В ее глазах сверкнуло что-то, что можно было принять за ярость.

— Некоторым людям нечем заняться, кроме того, как рассказывать небылицы.

— Как вы можете быть уверены? — Он был Чудовищем, разве не так? Ужасом Общества, Осквернителем Дрожащих Невест? Под воздействием какого-то импульса, который он не смог объяснить, Колдер двинулся к ней, из всех сил стараясь проникнуть в нее взглядом. — Вы легко пугаетесь, мисс Кантор?

Дейдре не опустила своих глаз и не отступила назад.

— Я не знаю.

Маркиз шагнул ближе, слишком близко, но ради Бога, она была так прекрасна, а у него был такой утомительный день.

— Как вы можете не знать? — Он наклонял голову до тех пор, пока его слова не оказались всего лишь в одном дыхании от ее уха. — У каждого есть страхи.

Она повернула голову, встретив его взгляд бездонными голубыми глазами.

— Я не пугаюсь, — заявила девушка, ее голос был совершенно спокоен. — Я начинаю мстить.

Колдер был так поражен, что почти рассмеялся. А она вовсе не робкого десятка. Он остался там, где стоял, бросая ей вызов. Посмотри на меня. Не стоит недооценивать меня.

— Вы уклоняетесь от ответа, — тихо проговорила Дейдре, ее дыхание было теплым на его лице. — Я хочу знать… женитесь ли вы на мне? Да или нет?

Хватит этой игры. Довольно с него всего этого. Маркиз открыл рот, приготовившись послать ее подальше, прогнать вместе с ее беспокойной мачехой, и чтобы они никогда больше не появлялись на его пороге. Все, что ему было нужно — это чтобы его оставили одного, навсегда, навечно одного в этом огромном, пустом, грохочущем доме…

— Да.

Что? Он произнес это вслух? Удивление в ее глазах подтвердило то, что так он и сделал.

Черт побери!

— Я… — Колдер не мог произносить слова своим внезапно пересохшим ртом. — Мне жаль, я…

— Вы сказали «да». — Триумф светился на ее лице. — Я слышала вас.

Проклятие.

— Мисс Кантор, я…

Она наклонилась ближе, ее губы приблизились к его рту.

— Вы сказали «да», — прошептала девушка. — И я намерена в полной мере настаивать на том, чтобы вы держались за свое обещание.

Подержаться за нее. Какая блестящая идея. Маркиз качнулся ближе к девушке. Объятие вовсе не будет выходить за рамки, особенно сейчас, когда они помолвлены…

О Боже. Что он наделал?

В этот момент Дейдре скользнула прочь, ее лицо победно светилось, и она практически протанцевала весь путь до двери.

— Я немедленно сообщу Тессе. Полагаю, мы должны устроить церемонию так быстро, как только сможем, если хотим, чтобы затихли все эти сплетни!

Сплетни. О, дьявол, как они выпутаются из этой ситуации? Жениться на кузине той девушки, которая оставила его у алтаря?

После представления этим утром? Это едва ли вызовет всеобщий интерес.

Она совершенно не подходит.

Она полностью подходит. Ее связи безупречны, ее репутация незапятнанна, а ее красота — бесспорна, и ради Бога, тебе будет завидовать каждый мужчина в Лондоне!

Она слишком молода.

Она молода, но не наивна — и совершенно права по поводу Мелинды. Дейдре проницательна и интеллектуальна.

Колдер заморгал, удивленный таким поворотом своих мыслей. Неужели он на самом деле рассматривает возможность того, что пройдет через это?

Почему бы и нет? Настало время снова жениться. Это был логичный, эффективный поступок, потому что у него не было времени проходить через еще одну охоту на жену.

Ободрившись и удобно убедив себя в том, что он просто вел себя решительно, а не импульсивно, Колдер быстро отослал подальше уже исчезающее воспоминание о вспышке одиночества.

Да, Дейдре подойдет просто великолепно. Кроме того, в ней было что-то еще. Самый тайный секрет, в который он никогда никого не посвятит, заключался в том, что Колдеру нравилось, как она смотрела на него — как будто он вовсе не был Чудовищем.

Глава 3

Две недели спустя, в день своей свадьбы, Дейдре мечтала о прежней уверенности, когда шла по проходу. Она остановилась перед алтарем и присела в реверансе перед мощной фигурой, ожидавшей там — ее новобрачным, маркизом Брукхейвеном.

Прощай, Тесса. Прощай, мучительное прошлое.

Привет, маркиз Брукхейвен. Здравствуй, неопределенное будущее.

Она едва понимала те клятвы, которые говорила, или те, что низким голосом произносил Брукхейвен. Наконец-то она здесь, стоит рядом с ним, его невеста, его жена.

И скоро она станет его возлюбленной…

Это было все, о чем она мечтала все эти годы, в одиночестве, под гнетом Тессы. Этот мужчина был ее судьбой. Этот человек, хотя он и не знал об этом, был предназначен для нее.

Когда настал момент поднять вуаль, Дейдре с дрожью повернулась к нему, готовая, наконец-то, разделить свои чувства. Когда прозрачный занавес поднялся, не оставив между ними никаких преград, она улыбнулась, нарушив формальность, и закрыла глаза, когда маркиз нагнулся, чтобы поцеловать ее.

Девушка думала, что это будет чудесно. Она мечтала о том, что этот поцелуй станет удивительным.

Она и понятия не имела.

Его теплый рот прикоснулся к ее рту, его губы прижались крепко, даже — осмелится ли она предположить? — ревниво. Мощный толчок немедленно проделал весь путь от ее чувствительных губ к ее животу, затем разослал блестящие круги во все стороны, как камень, брошенный в сверкающий пруд.

Дейдре почти выронила свой букет. О милосердные небеса. И все это из-за простого, целомудренного поцелуя у алтаря?

Тогда брачная ночь просто убьет ее!

Их поцелуй закончился, и девушка позволила себе непроизвольный тихий выдох. Наконец, приободрившись, она с тихим испуганным смешком открыла глаза, ожидая увидеть ответный блеск в его глазах. В конце концов, невозможно, чтобы он не почувствовал этого тоже …

Однако его темный взгляд был совершенно отстраненным. На самом же деле маркиз смотрел на нее с такими чувствами, словно нанял ее для того, чтобы носить за ним ботинки. Холодный страх затопил ее, полностью смывая ледяной волной этот горячий порыв. Он ничего не почувствовал, совершенно ничего.

В первый раз, и, безусловно, слишком поздно, Дейдре пришла в голову мысль о том, что маркиз может так никогда и не привязаться к ней. В первый раз она уловила отблеск будущего, которое слепо отказывалась рассматривать — она заключила холодный, безответный для нее союз с человеком, прославившегося тем, что заставил сбежать от себя ту единственную женщину, которая когда-либо попадала в такое же положение.

Внезапно красивая церемония показалась суровой, элегантность сейчас выглядела бессердечной: это событие предназначалось для того, чтобы производить впечатление, а не для того, чтобы праздновать.

Дейдре, леди Брукхейвен, посмотрела вверх на своего супруга, пока тот под руку вел ее обратно по проходу со всеми должными формальностями. Высокий и импозантный, гордый и несгибаемый, он шел рядом с ней и ни разу не бросил на нее даже взгляда.

Если это все, чего я когда-либо хотела, тогда почему это внезапно показалось мне таким пустым?

Среди гостей на половине невесты на задних скамьях сидели двое мужчин. Они имели невысокое положение в обществе — один был привлекательным, слегка распутным парнем, который при малейшей возможности цеплялся за окраину Общества, а другой выглядел совершенно неизвестным, низеньким и оторванным от жизни.

— Что ж, она сделала это, — заявил привлекательный тип чуть более громко, или, возможно, чуть более пьяно, хотя день еще не минул и полудня, но никто этого не заметил.

Лицо невысокого мужчины расцвело от улыбки, даже его очки немного затуманились от удовольствия.

— Она никогда не коснется ни пенни, только ни с таким мужем, как Брукхейвен, который обеспечит ее!

Вульф, казалось, почти ослабел от эмоций при мысли о том, что все это замечательное золото Пикеринга будет все время безопасно находиться в их руках. Стикли успокаивающе пробормотал что-то и передал ему свой носовой платок.

— Такой замечательный день, — вздохнул он. — Замечательный, волшебный день!

Вульф был не настолько удовлетворен подобным соглашением. Зачем успокаиваться на хранении, когда можно заполучить все целиком? Или, по крайней мере, половину нынешней суммы — за вычетом пятнадцати тысяч фунтов для контрабандистов — благодаря внимательным инвестициям Стикли.

К несчастью, он не слышал о свадьбе до тех пор, пока не стало слишком поздно.

— Если бы ты не ушел в запой на три недели после того, как мы удачно уберегли мисс Фебу от свадьбы с маркизом, то возможно, успел бы вовремя предложить свое решение проблемы, — холодно сообщил ему Стикли, когда Вульф, наконец-то, забрел в офис этим утром. — Я со своей стороны очень рад нашим достижениям. Леди Брукхейвен согласилась оставить свое наследство в наших руках на много лет вперед. В конце концов, это именно то, что мы намеревались добиться в первую очередь, не так ли?

Но это было не то, чего желал Вульф. Он задолжал, очень много, и таким людям, которые не хотят получать постепенную оплату, только если эта плата не включает его плоть и кости. Дело было не просто в жадности и роскошной жизни, на кону была его жизнь! Он умрет, если не заплатит свои долги. Вульф уставился на Стикли с неприкрытой ненавистью. Ему в голову пришла мысль о том, что если бы у него больше не было партнера, то ему бы не пришлось делить гонорар.

Тем не менее, старина Стик приносил свою пользу. Вульф определенно не хотел быть тем, кто пересчитывает пенни и складывает цифры. Сначала нужно взять верх над своим врагом. После всегда будет время, чтобы разобраться с друзьями.

Когда Колдер вел свою невесту по проходу, он едва прислушивался к поздравлениям, которые раздавались со всех сторон. Он сделал это. Теперь он снова женатый человек.

Если быть более точным, теперь у него снова есть очень красивая жена.

Возможно, слишком красивая. Вспомни, что случилось в прошлый раз?

Самое дьявольское обстоятельство заключалось в том, что с каждым моментом она казалась все более прекрасной. Ради Бога, чего стоила улыбка, которую невеста подарила ему, когда он приподнял вуаль — казалось, она влюблена в него!

Увы, Колдер знал слишком хорошо, что означает улыбка красивой женщины. Очень мало значит. Очевидно, Дейдре была счастлива выйти замуж за маркиза. Она не делала секрета из того, что ценит его богатство — или, по крайней мере, она свободно использовала его деньги, чтобы организовать эту, по всеобщему признанию, подходящую для его статуса свадебную церемонию. Хорошо, что Дейдре была довольна их соглашением, но, тем не менее, все это не объясняло подобный поцелуй.

Он был поражен до глубины души силой этого краткого контакта между ними. Никогда прежде дыхание так быстро не покидало его тело. Его пульс утроился относительно обычного, а пальцы задвигались от потребности прикоснуться к ней. Удивительно.

Что было в этом поцелуе такого, чтобы так подействовать на него? Это был всего лишь момент прикосновения мягких губ и податливой женщины. В конце концов, он ведь не неопытный юнец. Он целовал нескольких женщин — возможно, не так много, как Рейф, но более чем достаточно, чтобы знать, что подобная реакция совершенно необычна.

Затем она рассмеялась, когда их губы разъединились, моментально приведя его в чувство. Этот момент ничего не значил для нее, возможно, кроме облегчения от того, что дело, наконец-то, сделано и что все ее тщательные приготовления оказались успешными.

Колдер должен помнить о том, что его невеста практичного склада. Ее предложение было неэмоциональным и прямым. Дейдре была совершенно права в том, что эта свадьба будет выгодной для них обоих. У него теперь есть породистая жена, готовая к тому, чтобы однажды занять место герцогини, которая станет матерью его детей и хозяйкой Брукмура. У нее теперь есть все богатство и положение, о которых может мечтать любая женщина, а в придачу еще и свобода от отвратительной мачехи.

Да, она подойдет. Тот факт, что она ошеломляет его до такой степени, что у него учащается пульс, должен быть всего лишь восхитительным побочным эффектом.

Сейчас, после этого поцелуя, Колдер пожалел, что не подождал перед тем, как обрушить на нее свой маленький сюрприз. Было бы очень приятно провести больше времени наедине с ней…

Дейдре вышла на солнечный свет, где кучер ожидал их с самым величественным экипажем из конюшни Брукхейвенов. Замысловатый герб Брукхейвенов отливал золотом на черной лакированной дверце.

Ее экипаж. Ее герб.

Сзади донеслись голоса знакомых Тессы.

— Какая красивая свадьба, — неохотно призналась одна женщина. — Этого почти достаточно, чтобы захотеть самой выйти замуж за Чудовище.

Ее подруга, стоящая рядом, захихикала.

— Почти.

Чудовище. Дейдре до смерти устала слышать это слово, всегда произносимое слишком громкими голосами, чтобы быть настоящим секретом. Человек, которого Общество однажды пожалело, сейчас очевидно больше развлекал их в роли злодея.

— Мое Чудовище, — прошептала она. Ее муж поклонился, когда она приблизилась, затем выпрямился, его голова и гордые плечи вознеслись выше, чем у других мужчин.

Ее Брукхейвен, ее собственный, навечно.

Боже, она так надеялась, что не совершила ужасной ошибки.

Глава 4

Путь обратно в Брук-Хаус занимал всего несколько коротких миль, но для Дейдре, сидевшей рядом со своим мужем в неловком молчании, он растянулся на невыносимо долгое время.

Муж.

И все же он не сделал ни одного движения, чтобы стать таковым. Ох, почему Колдер не прикоснется к ней? Они почти приехали обратно к дому. Возможно, это будет их последний миг, проведенный наедине, в течение следующих нескольких часов! Но, конечно же, ей вовсе не хотелось бы совокупляться в карете, словно она его любовница.

О, небеса, что за мысль! Что за чудесная, восхитительная, грешная, скандальная, божественная мысль!

Возможно, он ждет какого-то сигнала с ее стороны, какого-то едва уловимого разрешения? Дейдре слегка придвинулась ближе на сидении, а затем повернулась к нему с нежной улыбкой, готовая…

Рядом с ней Брукхейвен откашлялся.

— Мисс… э-э, моя дорогая…

Перестав улыбаться, она слегка нахмурилась. Неужели ему неловко? Это необычно. Маркиз мог быть чуточку холодным и даже строгим, но обычно он двигался по миру с таким видом, словно мог завладеть им в два счета. Эта уверенность в себе была весьма привлекательна.

Он снова передвинулся рядом с ней, его брови определенно нахмурились. Он на самом деле о чем-то беспокоился, не так ли?

Дейдре без труда видела это, хотя большинство людей подумали бы, что у маркиза просто неопределенно-раздраженное настроение. Необходимо было понять, насколько, на самом деле, его сиятельство в высшей степени бесстрастный человек для того, чтобы видеть, что каждое движение лица для него равносильно громкому крику.

Так как она сама годами вырабатывала бесстрастность, то увидеть разницу для Дейдре было очень просто. Ей пришлось задействовать весь свой ум и все свое самообладание, чтобы прожить эти тринадцать лет с порочной мачехой и не стать жертвой своей собственной неосторожности и неуверенности.

Другие могли считать ее несгибаемой и бесчувственной — хотя Дейдре ни на йоту не заботило их мнение — или даже эгоистичной, но Дейдре давным-давно решила, что лучшей местью леди Тессе будет завоевать место в обществе, находящееся так высоко над мачехой, что она сможет провести остаток своих дней, удостоверяясь в том, что Тессу будет избегать даже жена самого захудалого сквайра.

Конечно же, это не было основной целью ее жизни, но подобная фантазия поддерживала ее в течение нескольких ужасных лет. Сейчас постановка социального падения Тессы превратилось в своего рода… хобби. Легкое развлечение.

Нет, о чем Дейдре беспокоилась больше всего в настоящий момент — это о том, как узнать все, что она сможет, о мужчине, который прячется за стенами — а потом сделать так, чтобы этот мужчина осознал, что никогда не сможет жить без нее.

Самая лучшая часть, та часть, о которой Дейдре пока не сообщила Брукхейвену, заключалась в том, что как только он станет герцогом Брукмуром, то Дейдре выиграет потрясающее наследство в почти тридцать тысяч фунтов из траста своего прадедушки. С таким неслыханным собственным богатством никто не сможет контролировать ее, даже в самой малой степени, ни силой, ни привязанностью, ни даже шантажом, потому что она вела безупречную жизнь.

Она была во всех отношениях именно той девушкой, какой ее считал Брукхейвен, за исключением того, что скоро сделается богатой как принцесса. С двенадцати лет ее растили для того, чтобы она стала герцогиней, и, хотя методы Тессы были жестокими и непривычными, Дейдре узнала все, что необходимо о том, как управлять огромным поместьем и сложной социальной жизнью такой великолепной пары, как она и ее супруг. Ей определенно не хотелось, чтобы в голове Брукхейвена задерживались мысли о том, что «он заполучил не ту девушку». Новости относительно наследства должны стереть любые подобные идеи из его сознания.

Колдер снова откашлялся.

— Моя дорогая, я должен признаться, что в Брук-Хаусе тебя ждет небольшой сюрприз.

Девушка спокойно улыбнулась ему.

— У меня тоже есть чем удивить вас, милорд.

Он нахмурился и снова открыл рот, надеясь уточнить — но экипаж с толчком остановился перед Брук-Хаусом.

Затем дверь экипажа открылась, и лакей в ливрее оказался рядом, чтобы предложить ей руку и помочь спуститься по изящной железной лесенке.

— Добро пожаловать домой, миледи, — серьезно произнес слуга.

Весь штат прислуги ждал перед домом, выстроившись в линию, от Фортескью до самой последней судомойки. Фортескью низко поклонился.

— Миледи. — Затем он выпрямился, гордый и благородный мужчина с посеребренными висками, выше шести футов ростом. Дворецкий пристально смотрел на нее, хладнокровно оценивая.

Дейдре знала, что первые мгновения в качестве леди Брукхейвен зададут тон всей остальной ее жизни. Она сделала вдох, чтобы произнести правильное, любезное-но-не-забывай-кто-здесь-главный, приветствие.

— Папа!

Так как девушка в этот самый момент смотрела на Брукхейвена, то она не столько услышала этот крик, сколько увидела краткое выражение безобразного ужаса на строгом лице его сиятельства. Он отвернулся от нее, чтобы столкнуться с существом, топающим к нему вниз по ступенькам.

Дейдре тоже повернулась и увидела ужасное зрелище. Это была особа — очень маленькая, очень грязная, чрезвычайно неопрятная особа. Она налетела на Брукхейвена со шквалом порванных чулок, острых локтей и спутанных волос. Удивительно, но Брукхейвен не отодвинулся, а просто стоял неподвижно, принимая пылкое объятие маленького монстра.

— Этого достаточно, леди Маргарет, — наконец произнес он. — Фортескью, мне кажется, вы могли бы поставить меня в известность, что ее сиятельство прибыла на день раньше, чем ожидалось?

Затем существо повернулось, чтобы посмотреть на Дейдре. Огромные темно-карие глаза уставились на нее сквозь спутанные пряди темных волос.

— Ты! — Оно приблизилось к ней. Дейдре оставалась на месте, не отводя взгляда. — Ты слишком хорошо одета, чтобы быть гувернанткой, — произнесло существо. — Ты выглядишь так, словно думаешь, что выходишь замуж. — Голос источал презрение ко всему настолько глупому.

У Брукхейвена есть дочь. Ребенок.

Ребенок, который знает о ней не больше, чем она знает о нем.

Время повернулось вспять. Старая боль вспыхнула вновь.

Нет, папа! Забери ее обратно! Мне не нужна новая мать! Я не хочу ее здесь.

Это был вовсе не детский голос, а ее собственный, эхом доносящийся из прошедших лет. Потрясение и тревога внутри нее резко оживили ярость.

— Вы ничего не сказали, — резко произнесла девушка, не глядя на своего мужа. — Как вы могли сделать это?

— Я не ожидал ее приезда до завтра. — Брукхейвен старался придать голосу беспечность. — Я полагал, что это не станет для вас проблемой.

— Не станет проблемой? — Дейдре попятилась от взъерошенного маленького чудовища и слишком знакомого чувства предательства в глазах ребенка. Как он мог сделать это? Маркиз превратил ее в Тессу! Она повернулась к нему. — Нет. Это… это не было частью нашего соглашения.

Брукхейвен смотрел на нее почти с тем же выражением, что и его дочь.

— Моя дорогая, это не соглашение. Это брак. Вы — моя жена. Вы будете делать то, что я велю.

Дейдре уставилась на него. На ком, по мнению этого большого увальня, он женился? Она сложила руки на груди.

— Я никогда не делаю то, что мне велят.

Девчонка повернулась и с некоторым удивлением посмотрела на Дейдре.

— Так же, как и я. — Затем повторила свое движение, взглянув на Брукхейвена. — Уволь ее прямо сейчас, папа. Я отказываюсь иметь какое-либо отношение к этому. — Потом тощие маленькие ручки скользнули в стороны. — Жена? Папа, ты женился на гувернантке?

Колдер сделал глубокий вдох, затем еще один, сражаясь с импульсом закричать и сбежать к себе в кабинет, а потом забить гвоздями дверь.

— Леди Маргарет, могу я представить вам новую маркизу Брукхейвен — и вашу новую маму.

Он не рассказал ни Фебе, ни Дейдре о своей дочери. На самом деле ребенок не был секретом. Просто она не слишком часто навещала его. Публика сочла уместным игнорировать ее существование в давнем скандале, и Колдер предположил, что онпросто привык держать рот закрытым относительно Мэгги.

Но он также не хотел, чтобы ему отказали из-за нее. Мэгги не сумела удержать подле себя ни одну няню или гувернантку дольше, чем на несколько дней. Глубоко в душе Колдер начал бояться, что его дочь окажется всем, чем в конечном итоге оказалась Мелинда — своевольной, взрывной и склонной к беспокоящим приступам бешенства.

Нисколько не похожей на него.

Нельзя было просить скромную и спокойную молодую леди, подобную мисс Дейдре Кантор, взять на себя материнскую заботу о таком непослушном ребенке. Однако можно было обманом заманить ее в такую ловушку. А пока молчание все длилось, Колдер осознал, что сожалеет о подобном решении.

Мэгги уставилась на него широко раскрытыми от предательства и ярости глазами. Мисс — э-э, Дейдре, — стояла, впиваясь в него взглядом, в котором не было прежнего сбалансированного шарма и приятности. Колдер напомнил себе, что это была женщина, выращенная и воспитанная одной из самых злобных ведьм, с которыми он имел неудовольствие когда-либо сталкиваться. Не стоит позволять ей обнаруживать в нем хотя бы момент слабости.

На самом деле, явно не помешает продемонстрировать силу — что имеет вполне определенное преимущество, а именно положит конец этой мучительной сцене. Да, он должен был подготовить Дейдре. И он должен был, по крайней мере, намекнуть на что-то близкое к правде о Мэгги.

Но, черт возьми, что-то должно быть сделано, и он сделает это! Дела налаживались. У девочки без матери появилась новая мама. У Брукхейвена есть новая хозяйка. А у него…

Ему лучше действовать быстро, или две накаляющиеся женщины перед ним дойдут до точки кипения. Колдер авторитетно откашлялся.

— Миледи, вы возьмете леди Маргарет в свои руки и превратите ее в достойную молодую леди… — Но пока маркиз продолжал, у него появилось едва ощутимое чувство, что он сделал ошибку. — Вы будете делать, как я приказываю, или не будет никаких вечеринок, никаких балов, никаких выходов и ни единого нового платья до тех пор, пока вы не подчинитесь!

Воздух словно исчез из легких Дейдре. Он позволяет себе так разговаривать с ней — перед всем штатом прислуги? Каждый слуга Брукхейвена, от полного достоинства Фортескью до последней судомойки, стояли позади нее, наблюдая за каждым моментом разворачивающейся драмы.

Кем, по его мнению, она в точности является? Что за образ составил маркиз о ней в своем сознании, который побудил его думать, что она проглотит такое оскорбление и склонится перед его волей?

Ее можно было бы убедить принять какую-то ответственность за ребенка, наняв подходящих учителей и все такое, найти правильную школу, но после такого Дейдре испытывала не больше желания застегивать туфли маленького чудовища, чем хотела прыгнуть в грязную Темзу!

Нет. Она избежала тирании Тессы вовсе не для того, чтобы обнаружить себя в другой клетке. Девушка ощутила, как ее позвоночник превращается в сталь, косточка за косточкой сковывается острыми, как меч и, вероятнее всего, презрительными взглядами прислуги Брукхейвена на своей спине.

Дейдре стянула перчатки точными, резкими движениями и с высоко поднятым подбородком уставилась на своего мужа.

— Милорд, если вы желаете именно так вести сражение, то можете взять свои вечеринки и свои балы и свои выходы и свои новые платья и засунуть их в вашу… — Она обнажила зубы. — В вашу заднюю комнату.

Девушка с большим достоинством повернулась к Фортескью.

— Я немедленно удаляюсь в свои апартаменты.

Взгляд Фортескью с минуту перебегал взад и вперед с нее на Чудовище Брукхейвена, а затем он решительно кивнул.

— Конечно, миледи. Пожалуйте сюда.

Дейдре отлично знала дорогу, потому что прожила в этом доме несколько недель, но хваталась за любую возможность заново выстроить отношения с прислугой. Господи Боже, сейчас ей очень повезет, если она получит от них хотя бы холодную воду для ванной, оставшуюся с прошлой недели!

Глава 5

Колдер стоял в холле и долго смотрел вслед своему дворецкому и своей новобрачной. Все пошло не так, как он планировал.

— Черт, теперь ты все испортил, папа. Она остается.

Колдер закрыл глаза, не заботясь о том, чтобы бросить взгляд вниз на головку со спутанными волосами рядом с ним.

— Нет необходимости быть грубой, леди Маргарет. Это не те выражения, которые используют приличные молодые леди.

Затем он пошел прочь от своей невесты и от своей дочери и от своих слуг — и от еще одного исковерканного свадебного дня.

Это уже становится привычкой.

Оказавшись в кабинете, маркиз закрыл дверь с таким ощущением, словно отгораживается от жуткого воющего шторма. В благословенной тишине он зашагал вдоль комнаты. Детали новой фабрики по производству бумаги, которую он строил, лежали развернутыми на столе, но Колдер обнаружил, что не в состоянии сосредоточиться на них. Вперед и назад, от камина к окну, его взгляд отсутствующе изучал прекрасный синий с золотом ковер.

Наконец Фортескью дважды постучал в дверь и вошел. Только Фортескью было позволено входить в кабинет, когда Колдер работал, и только из-за того, что чрезвычайно уравновешенный дворецкий обладал определенными манерами, которые не позволяли концентрации Колдера рассеиваться.

Не сказав ни слова, Фортескью вытащил тряпку из кармана и начал полировать рамку буколического деревенского пейзажа, висящего над камином. Это было ценное произведение искусства, но не поэтому картина висела в кабинете Колдера. Подобно Фортескью, она не делала ничего, что мешало бы концентрации маркиза.

Колдер провел рукой по своему лицу.

— Женщины.

Фортескью ничего не ответил. Он просто продолжил полировать рамку небольшими, точными, круговыми движениями.

Колдер нахмурился.

— Ты думаешь, что я плохо справился с этим, не так ли?

Фортескью проигнорировал его. Рамка начинала сиять.

Колдер шумно выдохнул.

— Что ж, что я должен был делать, когда она так открыто бросила мне вызов? Я боюсь, что она может оказаться такой же пустой и неуправляемой, как и ее мачеха. Возможно, опыт материнства мог бы пойти ей на пользу.

Полировка продолжалась, не прекращаясь ни на миг.

Колдер позволил руками опуститься вдоль тела.

— Наверное, я должен был сначала поговорить с ней об этом.

Тишина, за исключением трения тряпки о дерево.

— И я должен был также предупредить Мэгги. Я просто не хотел… — Он пожал плечами. — Просто казалось более эффективным сказать им обеим одновременно!

Фортескью схватил тряпку и перешел к резному орнаменту в виде завитков на камине. Он ничего не сказал. Ему и не нужно было этого делать.

Колдер вздохнул.

— Но, конечно же, ты прав. Было несправедливо обрушивать на них это подобным образом, только для того, чтобы избавить себя от неудобства двух объяснений.

Фортескью засунул тряпку себе в карман.

— Если вы так полагаете, милорд. — Он выпрямился, сложив руки за спиной. — Будут еще какие-то указания, милорд?

— Нет, благодарю тебя, Фортескью.

Дворецкий плавно вышел, его ботинки бесшумно ступали по ковру, дверь закрылась за ним без малейшего стука.

Колдер почувствовал себя немного лучше. Проблема состояла в том, что проблема не собиралась уходить. Он женился на непокорной, своевольной женщине, тогда как хотел взять в жены послушную и покорную.

Хотя выглядела она просто замечательно, стоя там с румянцем на щеках и яростью, пылающей в сапфировых глазах…

Дело было в том, что он заметил ее сразу же той давно минувшей ночью на балу у Рочестеров — хотя впоследствии, на следующее утро, сделал предложение ее кузине. Мисс Дейдре Кантор затмевала любую другую из присутствующих леди. Казалось, что, куда бы он ни поворачивался, Колдер везде натыкался на ее мерцающие золотистые волосы и сияющие голубые глаза… и ее восхитительную, элегантную, но ни в коем случае не тощую, фигуру.

Когда она переехала в Брук-Хаус вместе с кузинами и треклятой мачехой, то выглядела любезной и скромной, но не особенно смелой. Колдер привык к ее присутствию, и через некоторое время обнаружил, что меньше смущается перед идеальными чертами ее лица, и больше интересуется тонкой игрой эмоций за ее хладнокровным фасадом.

Хотя, конечно же, он никогда не думал о ней как-то по-другому, кроме как о будущей родственнице.

Планы на столе Колдера отказывались иметь какой-то смысл для его глаз. Он закрыл их и откинулся назад в кресле. Он должен был учесть, когда женился на настоящей красавице — снова! — что красивые женщины имеют обыкновение мешать чьей-то драгоценной концентрации.

Комнаты леди Брукхейвен были просторным, женственным капризом из пышного золотого бархата и роскошного кремового шелка. Спальня с огромной кроватью с пологом из золотого бархата на четырех столбиках, таким же образом отделанная гостиная с величественным камином и гардеробная, где, очевидно, не будут висеть новые платья.

Дейдре прижала ладони к щекам, чтобы избавиться от румянца, все еще пылавшего там. Глупая, глупая девчонка! Конечно же, она сама навлекла все это на себя. Как она могла потерять самообладание в такой решающий момент? Она же выносила Тессу в течение всех этих долгих лет, она должна была суметь справиться с собой на протяжении четверти часа, которые она провела в качестве новой леди Брукхейвен!

Я думала, что эти дни прошли. По крайней мере, я надеялась…

Знакомое притеснение прошлых лет навалилось на Дейдре, как будто она никогда и не сбегала от Тессы. Она мечтала иметь перед глазами именно эту комнату, но сейчас девушка зажмурила глаза. Как она могла вести себя так по-идиотски? Она могла бы выйти замуж за одного из многочисленных молодых людей, некоторые из них были почти достаточно богаты, которые позволили бы ей управлять как ее, так и его жизнью! Она могла бы выйти за кого-то, похожего на Баскина, чья щенячья преданность была бы раздражающей, но полезной, или даже за какого-нибудь педантичного поверенного, как мистер Стикли, который был бы весьма счастлив тем, что она будет тратить его деньги до конца своей жизни.

Никаких новых платьев. Он считает ее настоящей пустышкой, если думает, что она испугается этой угрозы! Чего никто еще не осознавал, так это того, что элегантная мисс Дейдре Кантор никогда не покупала дорогостоящих модных платьев для того, чтобы надеть их всего раз.

Она обходилась одной и той же полудюжиной платьев на весь сезон, умело отделывая их и добавляя отвлекающие аксессуары, и единственная причина, по которой у нее было даже это количество, заключалась в том, что даже Тесса понимала логичность наличия хорошо одетой приманки.

Как она могла не предвидеть, что такой человек может быть требовательным и резким? Его первая жена сбежала от него — и сейчас Дейдре начала догадываться почему! Как она умудрилась связать себя с еще одним тираном?

Из-за наследства, конечно же — только на самом деле она не заботилась о нем. Никогда. Это была навязчивая идея Тессы с тех пор, как мачеха узнала об этом от папы. Тесса воображала, что таким образом она заработает вечную преданность Дейдре, не говоря уже о ценности столь высоких связей.

Однако сейчас это наследство может означать разницу между продолжающимся притеснением и настоящей свободой. Муж не сможет отобрать у нее то, о чем он не знает — а Дейдре решительно намеревалась вечно хранить секрет о своем будущем личном богатстве. Ей больше никогда не нужно будет беспокоиться о том, что властный муж-чудовище сможет каким-то образом повлиять на ее свободу.

— Нехорошо желать кому-то смерти, — проворчала девушка самой себе, — но если герцог Брукмур ощутит необходимость сделать свой последний вдох где-то на этой неделе, то я буду в высшей степени признательна ему.

Несколько хрустальных бутылочек стояли в аккуратном ряду на отделанном золотыми листьями туалетном столике. Дейдре мягко отодвинула их в сторону, чтобы изучить свое собственное отражение в зеркале с позолоченной рамой. Как он мог сделать это? Почему в этом безумном мире мужчины считают нормальным устраивать жизни окружающих женщин без какой-либо мысли об их согласии, или хотя бы порядочного, чертового предупреждения?

Девушка закрыла глаза.

Я ненавижу ее, папа! Она жестокая и злобная, и я ненавижу ее!

Утомленное и немного пристыженное лицо ее отца всколыхнулось в памяти Дейдре. Она не жестокая. Она просто хочет научить тебя быть настоящей леди, как она сама. Ты сможешь сделать это, Ди. Просто… попытайся не сердить ее.

Узнал ли он к тому времени, что представляет собой Тесса? Осознал ли ее отец, кого он привел в их мирный, любящий дом?

Какое это сейчас имеет значение? Нет смысла раздумывать о прошлом. Ее отец давно умер, оставив ее с Тессой, и Дейдре не была уверена, что сможет когда-нибудь полностью простить его за это.

Она вздохнула. Папа думал, что делает для нее как лучше. Он хотел, чтобы его дочь осуществила то, что ей суждено судьбой и выиграла траст Пикеринга, поэтому он сделал все, что было в его силах, выбрав для нее новую мать, которая сможет научить девушку всему, что ей нужно знать. Он был ослеплен молодостью и красотой Тессы и каким-то невероятным образом не услышал ни одного слова о ее ядовитом, как у змеи, характере — хотя, несомненно, именно поэтому молодая леди такого высокого происхождения так долго оставалась незамужней.

Тесса убила ее отца. Этот факт был вырезан на холодном камне в сердце Дейдре. Ее мачеха не вонзила нож в папу и не подсыпала яд в его портвейн, но с таким же успехом она могла бы сделать и это. Именно Тесса и ее роскошные потребности иссушили папино богатство, как прекрасный, черноволосый, зеленоглазый паразит.

Папа был сбит с толку декольте Тессы или еще чем-то подобным, потому что к тому времени, когда он понял, в каком направлении уходят его финансы, было уже слишком поздно. Он состарился за одну ночь, став сморщенным стариком, досуха высосанным злобным червем жадности леди Тессы.

А затем он умер, его разбитое сердце остановилось посреди ссоры с нераскаявшейся женой, его силы были подорваны разорением и отчаянием, чтобы пережить это.

В отсутствие своего добросердечного супруга, который сдерживал ее, Тесса спустила с поводка всю свою злобную натуру, направив ее на маленькую Дейдре и прислугу Вултона.

Прощай, Тесса.

Здравствуй, Брукхейвен.

Дейдре открыла глаза и скользнула взглядом через комнату туда, где еще одна дверь была осмотрительно расположена в раскрашенной панели. Комната ее сиятельства находилась рядом с комнатой его сиятельства.

Она встала и быстро пересекла комнату, повернув ключ в замке с мгновенным решением. Никакой свободы? Тогда не будет и никакой брачной ночи. Пока она стояла, размышляя, послышался стук в дверь. Девушка вытащила большой ключ из замка и спрятала его себе за лиф платья.

— Да?

Вошла Патриция. Дейдре завидовала своей кузине Фебе по поводу хорошенькой горничной, потому что у Патриции был несомненный талант укладывать волосы, и она совершенно гениально отделывала шляпки.

Оказалось, что ко всему прочему она обладает еще и доброжелательным характером, потому что всего лишь опустила поднос на стол с робкой улыбкой.

— Вам понадобится что-то еще, миледи?

Ах да, она же забыла. Теперь она маркиза Брукхейвен — обладающая всем, чем угодно, кроме возможности распоряжаться собственным существованием.

— Не нужно сейчас чая, Патриция. — Запах еды или питья только заставит ее желудок переворачиваться, когда она так расстроена. — Возможно… возможно, горячую ванну чуть позже? — Дейдре просто жаждала смыть с себя этот день… и снять это проклятое красивое свадебное платье, но сейчас ей нужно было время подумать.

Патриция просто присела в реверансе, подняла поднос и вышла из комнаты, оставив Дейдре в покое на несколько секунд, до тех пор, пока ярость снова не начала жалить ее.

Если случится самое худшее — если Брукхейвен продолжит вести себя как тиран — если окажется, что она совершила главную ошибку всей своей жизни…

Она может просто оставить его.

Нет.

На самом деле, да.

Ты не хочешь оставлять маркиза. Ты просто разозлилась.

О, «разозлилась» даже близко не описывает ее состояние.

Если ты оставишь его, то как же он сможет полюбить тебя в ответ?

Ее спина напряглась. Она не останется, если ее не любят, и никого не станет умолять об этой любви.

Если ты останешься, то сможешь заставить его полюбить тебя.

А еще лучше — если она останется, то сможет заставить его поплатиться. Он взял на себя смелость объявить сражение. Будет всего лишь вежливым шагом вернуть ему первый удар.

Дейдре сложила руки на груди и глубоко вдохнула. Она останется.

Так или иначе, но она выиграет.

Глава 6

Джон Герберт Фортескью, исключительный слуга, принадлежащий к избранному обществу дворецких Британии, состоял на службе в Брук-Хаусе уже десять лет. Он прибыл сюда как помощник дворецкого из другого огромного дома — хотя и не такого величественного, как этот — и когда седоволосый джентльмен ушел на покой, Фортескью заступил на место своего наставника так же плавно, как ключ вставляется в замок, для которого он был сделан.

Все эти годы он ни разу не раздувал счетов, не превысил своего бюджета и не присвоил даже серебряной ложки для сахара. В действительности, все эти годы он никогда не ставил свои собственные желания выше нужд домашнего хозяйства и самого хозяина…

За исключением одного.

Сейчас он стоял в полуденной тени верхнего холла и наблюдал за тем, как она идет к нему с чайным подносом, предназначенным для ее светлости. Патриция, огневолосая ирландская колдунья, которая настолько глубоко волновала его, что Фортескью был вынужден проигнорировать надлежащий порядок вещей.

Англичане не ценили ирландских слуг, за исключением, возможно, их почти магических возможностей при обращении с лошадьми. Ирландская девушка не могла занять в большом доме никакого места, кроме посудомойки. Большинство работали на фабриках, или, в случае чрезвычайной терпимости, занимали самое низкое положение в магазинах.

Для Патриции обязанность прислуживать хозяйке дома было неслыханным делом в этом слое общества — факт, который Фортескью растоптал с нетипичным для него недостатком уважения. Никто из прислуги не осмелился противоречить решению дворецкого, его светлость, вероятно, ничего не заметил, а ее светлость пока ничем не выказала своего мнения о том, что это была ужасная идея.

Если она это сделает — если его светлость потребует, чтобы Фортескью положил конец этому невероятному отступлению от традиций — если весь штат Брук-Хауса поднимет мятеж…

Фортескью просто не мог заставить себя беспокоиться об этом. Посмотрите на нее, на эти пламенные волосы, изумрудные глаза и гордый наклон головы. Патриция О’Малли не считала, что стоит ниже всех. Так же, как и он, если говорить искренне.

Дворецкий издал неопределенный звук, когда она приблизилась. Патриция слегка вздрогнула, а затем с улыбкой присела в бойком реверансе.

— Хороший денек для свадьбы, не так ли, мистер Фортескью?

У Фортескью все еще были сомнения по этому поводу, но он только серьезно кивнул.

— Ее светлость хорошо устроилась?

Тень пробежала по лицу горничной.

— Она немного… — Девушка наморщила нос, потому что никто до сих пор не сказал ей, что слуги в доме такого уровня не кривляются. Фортескью должен был, но так как он находил любые выражения ее лица восхитительными, то не сделал этого.

— Может быть, это нервы взяли над ней верх, сэр. Моя ма обычно заваривала чай из чертополоха, который замечательно действовал на нервных невест. Следует ли мне поговорить с кухаркой, как вы думаете?

Дворецкий откашлялся.

— Чай — это… ах… восхитительно, но полагаю, что у кухарки уже есть очень хорошее средство от нервов.

Патриция кивнула.

— Ага. Я сомневаюсь, что чертополох можно так легко достать в Мэйфере, а? — Она усмехнулась ему на мгновение, но затем вспомнила о своем положении. Легкая улыбка потускнела, и девушка присела еще в одном реверансе. — Извините, сэр. Ма говорит, что я слишком дерзкая.

Это было похоже на то, как если бы солнце спряталось за облаком. Он хотел, чтобы ему удалось вызвать на ее лице еще одну свободную улыбку, или даже легкий смех — но он слишком долго был Фортескью, чтобы снова стать просто Джоном…

— Что ж… гм… поставь ее светлость в известность, что мы уже слышали кое-что от леди Тессы. Кажется, что после церемонии наш кучер по ошибке доставил ее к неправильному дому, а затем с огромной скоростью уехал прочь, когда она попыталась забраться обратно в карету.

Патриция закусила губу так сильно, что он смог увидеть, как та побелела. Фортескью официально сложил руки перед собой и строго уставился на девушку.

— Кажется, в доме на Примроуз-стрит произошла какая-то путаница. Так как за ними никто не следил, то вся прислуга леди Тессы просто закрыла дом и разбежалась — все, кроме кухарки, которая, очевидно, выпила все спиртное, что оставалось в домашних запасах.

Он думал, что Патриция теперь наверняка рассмеется, но ее глаза расширились.

— О, бедная мисс Софи! Мы не можем спасти ее?

Дворецкий откинул голову назад и приподнял бровь.

— Это не наше дело спасать кого-то, Патриция. У его светлости нет обязательств перед мисс Блейк, если только ее светлость не попросит об этом. — Фортескью поднял руку, чтобы остановить те слова, которые, как он знал, последуют за этим. — И нам не следует надоедать нашим нанимателям по поводу того, как они исполняют свой долг перед семьей.

Патриция выглядела расстроенной, но затем просияла.

— Горничная леди Тессы, Нэн, моя подруга, сэр. Могу ли я попросить кухарку собрать корзинку для подруги, у которой неприятности?

Фортескью задумчиво вдохнул.

— Почему же, конечно, я полагаю, что это будет совершенно уместно послать горничной леди Тессы очень большую корзинку тогда, когда она нуждается в этом. В конце концов, она ведь была, пусть и на короткое время, одной из наших служащих.

Патриция даже не потрудилась подавить солнечную улыбку, которая расцвела на ее лице в ответ на эти слова.

— Слушаюсь, сэр! Я займусь этим прямо сейчас, сэр! — Она еще раз торопливо присела, а затем поспешила по коридору, неся тяжелый поднос с такой легкостью, словно это было всего лишь пустое блюдо.

Фортескью долго оставался там, где стоял. Затем, поскольку был совершенно уверен в том, что один, дворецкий потер ладонью свою грудь, прямо в том месте, где она болела больше всего. Он вел себя просто смехотворно. Она ведь даже улыбнулась на самом деле не ему.

Вскоре он обнаружил, что снова может нормально дышать.

Почти.

Решение устроить Брукхейвену Ватерлоо было одним делом — но разработать осуществимый план оказалось чем-то совершенно другим. Дейдре смотрела в окно своей спальни уже довольно долго, не замечая почти ничего, кроме собственного беспомощного будущего, расстилающегося перед нею.

Так или иначе, но она почти не удивилась, когда от двери позади нее послышался тихий голос.

— Знаешь, он тебя не любит.

Так как более правдивые слова вряд ли когда-то произносились, то Дейдре сумела не повернуться к отпрыску Чудовища. Вместо этого девушка пожала плечами, не отрывая взгляда от вида за окном.

— Ты хочешь получить награду за такое проницательное наблюдение?

— Он любит маму, — упорно продолжала леди Маргарет. — Она была так красива, что он влюбился в нее в самый первый миг, когда увидел. Мы все жили бы долго и счастливо, если бы ее не похитили, и похититель не перевернул бы экипаж.

Дейдре закатила глаза.

— Это интересная версия… — Обернувшись, она остановилась на середине насмешки. Маленькая леди Маргарет стояла точно в центре дверного проема, ни внутри, ни снаружи, ссутулив костлявые плечи, маленькие грязные пальцы были крепко сжаты перед собой.

Несмотря на вызов в глазах маленькой девочки, она знала правду. Дейдре могла видеть это в каждом дюйме ее напрягшегося тела.

Это была знакомая картина. Она видела себя в зеркале достаточно часто, когда была ребенком. Она также знала эту историю — о том, как принц вечно любил бы принцессу, если бы его трагичным образом не разлучили с ней. Обычная женщина стала совершенной любящей матерью, идеальной женой, идеальной доброй леди, без раздражающей действительности, которая крадет золотистый блеск у мечты.

И все же история леди Маргарет была безобразной, запятнанной предательством и тайнами, которые так хорошо знал весь мир. То, что маленький монстр смог удержать свою фантазию против этой волны сплетен было доказательством ее очевидной силы воли.

— Ты грязная. — Дейдре махнула рукой на деревянный стул, который стоял рядом с изящным секретером. — Можешь сесть там. В следующий раз сможешь посидеть на диване… если примешь ванну.

Леди Маргарет обдумала предложение, очевидно, не обнаружила в нем намека на снисходительность взрослых, и двинулась к стулу с таким видом, словно в любом случае собиралась сесть там. Поерзав на сиденье, чтобы сесть как можно основательнее, девочка позволила своим тощим, обтянутым чулками ножкам болтаться в воздухе, постукивая маленькими ботинками по витым перекладинам.

— Знаешь, ты не должна быть здесь. Это комната моей мамы. — Девочка произнесла это слово на французский манер: мамà. — Я помню, как она расчесывала волосы перед этим зеркалом.

Так как леди Маргарет было всего лишь два года, когда ее светлость погибла, это было невероятным, но Дейдре была бы последним человеком, кто заявил бы об этом. У нее было множество таких обрывочных воспоминаний о матери, кусочков и моментов — улыбка, то, как она берет ее за руку, запах, поцелуй в лоб. Каждое из них было бесценное, как драгоценный камень, который в сознании ребенка вынимается из оправы и полируется снова и снова.

— Твоя мама была очень красивая, — нейтральным тоном ответила девушка. — Знаешь, я видела ее однажды.

Нетерпеливые глаза впились в нее.

— В самом деле? — В них было настоящее изумление, словно до этого момента Маргарет не могла в действительности поверить, что ее мать была настоящей.

Или, возможно, это сама Дейдре была не слишком реальной.

Дейдре небрежно подошла ближе, лениво перебирая серебряные щетки на туалетном столике.

— Мне исполнилось всего шестнадцать лет. Это было в Гайд-парке. Стоял прекрасный день и все вышли на улицу. Леди Тесса позволила мне приехать в Лондон на несколько дней, и я и моя гувернанткой не хотели оставаться в четырех стенах.

— Мы прогуливались в парке вдоль дорожки для верховой езды, и я увидела леди Брукхейвен, которая ехала в открытом экипаже с… — Со своим любовником, с тем человеком, с которым она сбежит от Брукхейвена всего через несколько дней. — С другом. Она улыбнулась мне, когда проезжала мимо. Она кивнула головой так, словно была королевой. Помню, что я подумала о том, что леди Брукхейвен — самая красивая леди во всем Обществе. Такая молодая и прекрасная, у которой есть все, что женщина может пожелать… замечательный муж, великолепное поместье…

— И я.

— … и очаровательная маленькая дочь, хотя учти, что в то время я не знала о тебе. — Все, о чем может мечтать каждая женщина, и это глупое создание бросило все, что имело, ради актера. Тот факт, что она оставила своего единственного ребенка — хотя, в конечном счете, это оказалось удачей для Маргарет — только заставил Дейдре еще больше презирать Мелинду. Даже Тесса воздержалась бы от такого абсолютного отречения.

Дейдре на мгновение скользнула взглядом по грязным локонам маленького чудовища, а затем снова занялась щетками.

— А какие волосы! Что ж, мне не нужно рассказывать тебе об этом, потому что ты помнишь это очень хорошо. Такие же черные, как полночь, они отливали синим цветом на ярком солнце в тот день.

Дейдре вздохнула с искренним восхищением.

— Помню, как я подумала, что, если бы Господь благословил меня таким красивыми волосами, я должна была бы очень благодарно заботиться о них.

Леди Маргарет долго молчала, разглядывая ободранные ботинки, пока они постукивали по перекладинам.

— Твои волосы в порядке.

Дейдре слабо улыбнулась.

— Очень любезно с твоей стороны говорить так. Тебе самой очень повезет в этом отношении… когда-нибудь.

— Хм. — Стук. Стук. Стук. Затем девочка соскользнула со стула и пошла к выходу из комнаты. У двери она обернулась. — Полагаю, что будет нормально, если ты останешься в комнате мамы… так как ты знала ее.

Сочувствие пробилось у Дейдре сквозь злость. Брукхейвену нужно за многое ответить. Он вел себя почти так же скверно, как Мелинда, оставив свою дочь в Брукхейвене на все эти годы. Он и в самом деле должен поплатиться за это.

Важным шагом в этом процессе станет написание письма поверенным в конторе «Стикли & Вульф» о том, что ей, в конце концов, понадобится ее наследство.

Но сначала…

— Леди Маргарет?

Грязный ребенок обернулся.

— Что?

Дейдре улыбнулась. Манеры девочки были отвратительными. Как замечательно.

— Ты ведь на самом деле не хочешь, чтобы я стала твоей мамой, не так ли?

Леди Маргарет сложила свои тонкие маленькие руки.

— Ты не захочешь даже предпринять чертову попытку.

Дейдре кивнула.

— У меня нет намерения делать это. Однако я хочу получить свои балы, свои вечеринки и свои новые платья.

Девушка уселась на чистые кремовые подушки дивана и похлопала рукой по месту рядом с собой.

— Посидите со мной минутку, миледи. У меня есть к вам предложение.

Глава 7

В спальне Колдера его камердинер Аргайл устроил все, чтобы приготовить своего хозяина к его брачной ночи. Рядом с лучшим шелковым халатом стояли миски с горячей водой, от которой шел пар, и единственный одеколон, который нравился маркизу, легкий лесной аромат, сделанный специально для него вполовину той силы запаха, которую другие мужчины сочли бы необходимой.

— Могу ли я снова поздравить вас, милорд? Какой захватывающий день для всех нас. — Камердинер широко улыбнулся маркизу. Неужели этот человек не присутствовал на катастрофическом представлении сегодня днем?

Колдер уставился на блестящие бритвенные инструменты и задумался, не лучше ли хранить их подальше от рук его новобрачной. Она вовсе не выглядела довольной ситуацией — да сам он тоже не был доволен сложившимся положением — и казалось просто неправильным приступать к… гм, брачным отношениям в такой деликатный момент.

Он откашлялся.

— Ее светлость — она не ожидает меня этим вечером. — Или ожидает? Может быть, сейчас она холодно пройдет через все эти движения? В конце концов, произнеся свои клятвы, она согласилась именно на это. Он обладает всеми правами, чтобы вторгнуться в этот ароматный оплот женственности и потребовать, ну, в общем, все, что ему угодно.

Обнаженная Дейдре, золотистые волосы которой струятся вниз по ее полной груди, покорно встает на колени у его ног…

Что, конечно же, будет отвратительно. Ни один здравомыслящий мужчина никогда не станет принуждать женщину, даже — или тем более — собственную благородную жену.

Ей может это понравиться.

Колдер беспомощно смотрел на дверь, ведущую в смежную спальню. На самом деле он не знал. Он женился на незнакомке — снова — и пока ничто не пошло так, как он запланировал.

Снова.

Мелинда, хотя и очевидно податливая, тихо плакала, когда Колдер осуществлял их союз. Он был нежным и аккуратным, и поэтому знал, что на самом деле не причинил ей боли. Маркиз подумал, что это был просто девичий страх и молча проклинал ее мать за то, что она так плохо подготовила его невесту. Хотя Мелинда, кажется, никогда по-настоящему не получала удовольствия от этого занятия, она в действительности никогда не отказывала ему — до той ночи, когда сбежала от него. Вплоть до того момента Колдер понятия не имел, что жена настолько презирает его. Она казалась довольно бледной в течение нескольких месяцев после рождения Мэгги, но он списал это на женские эмоции и уехал по своим делам.

Затем, встретившись с ним лицом к лицу в своем шелковом будуаре с покрасневшим лицом и сжатыми кулаками, Мелинда выплеснула всю свою ненависть и презрение с яростью прорванной плотины из горечи и восторженной несдержанности. Она уезжает со любовником, заявила ему жена, уезжает, чтобы сесть на первый же корабль, который увезет их подальше от Колдера и Брукхейвена, который, очевидно, она ненавидела так же сильно, как и своего мужа.

Затем появился ее любовник, откуда-то, где его спрятала верная горничная Мелинды, и тогда завязалась драка. Колдер очнулся, обнаружив, что лежит на ковре кремового цвета с шишкой на голове — от лампы, которой, очевидно, орудовала сама Мелинда — а затем выбежал из спальни, преследуя свою прекрасную, неверную жену.

С тех пор он не заходил в эту комнату. Сумели ли слуги отчистить кровь с ковра? Или восстановить расколовшуюся каминную доску после того, как Мелинда запустила вазой в его голову и промахнулась? На этой отвратительной сцене в его памяти появился налет времени, и она не была такой четкой или яркой, какой, возможно, должна была быть.

Что ярко всплыло в его сознании сейчас, так это то, как Дейдре, одетая в великолепное платье после их свадебной церемонии, стоит на ступенях Брук-Хауса и открыто бросает ему вызов, гнев ярко пылает в ее сапфировых глазах.

Возможно… возможно, он все-таки был прав в отношении мисс Дейдре Кантор. Он был грозным мужчиной, Колдер сознавал это. Большинство людей едва осмеливались говорить с ним, но прекрасная Дейдре приподняла свой подбородок и бросила ему вызов, на его собственной территории и к тому же перед всем штатом его слуг.

Колдер не позволил движению своих губ превратиться в улыбку, но посмотрел на закрытую дверь с немного большей надеждой. Она великолепно выглядела в тот момент, не так ли? Энергичная, разъяренная и возбуждающая, если мужчина готов честно признаться в этом самому себе…

Почти не осознавая этого, маркиз потянулся, чтобы повернуть ручку двери. Он просто вспоминал ее глаза, яростные и как он сейчас понял, немного обиженные. Колдер может пойти к ней прямо сейчас и — ну, ему определенно не за что извиняться. Тем не менее, возможно, ему не повредит, если… если он закончит день на доброжелательной ноте…

Дверь не двигалась. Колдер с удивлением посмотрел вниз на первый замок, который был закрыт для него в этом доме. Он с недоверием толкнул сильнее. Дверь не двинулась с места.

Если бы он имел привычку ругаться, то с удовольствием выругался бы сейчас.

Маркиз резко повернулся и вышел из комнаты, решительно повернул налево и преодолел расстояние между дверьми несколькими большими, нетерпеливыми шагами. В этот раз дверь признала его собственность. Колдер распахнул ее, чтобы впиться взглядом в женщину в комнате…

Которая с удивлением вскинула голову и прикрыла свои влажные, обнаженные груди мыльными руками.

О, черт. Его воображение не подобралось даже близко к действительности. Вот она, его новобрачная, погруженная в воду в большой медной ванне перед огнем — обнаженная, влажная, сияющая, покрытая душистой пеной и сочной плотью…

И еще более разъяренная, чем прежде.

— Как вы смеете…! — Она запнулась. Это был его дом, в конце концов. Каждый чертов его камень, включая те счастливые кирпичи перед камином, которые поддерживали самую везучую медную ванну во всей Англии.

Дейдре приподняла подбородок, хотя и густо покраснела — ее щеки были почти такого же цвета, как и розовые соски, которые он увидел на краткий, но запоминающийся миг — и прищурила глаза, глядя на него.

— Что вы хотите… милорд?

Тебя. Сейчас. Горячую, с каплями воды, стекающими с тела на вот эти простыни и, может быть, все еще немного скользкую, так, чтобы мои руки могли скользить быстрее по твоей прекрасной коже.

Если Колдер считал, что она прекрасна, когда одета, то он и понятия не имел, что скрывается под этим идеальным, элегантным гардеробом. Зачем он разозлил это крайне желанное создание в день их свадьбы? Неужели он полностью сошел с ума?

Если бы он был более льстивым человеком — как его убедительный брат, например, — то он сказал бы что-то очаровательное, ласкательное, чуточку непристойное, что, несомненно, предоставило бы ему возможность пройти дальше, чем просто стоять у двери.

Увы, Колдер был всего лишь самим собой, человеком, у которого не было склонности произносить красивые слова. Как бы ему хотелось побольше попрактиковаться в этом.

— Ты заперлась от меня.

Нет, это было не то.

Он попытался еще раз.

— Это — мой дом, и ты — моя жена.

Совершенно справедливо, старик, но едва ли лестно.

— Я могу входить и выходить, когда пожелаю. — Подожди, нет. Это вышло не совсем верно…

Оставалось надеяться, что она достаточно невинна, чтобы догадаться о двусмысленности этой фразы.

Ее глаза расширились, и она заморгала, глядя на него, сейчас уже искренне шокированная.

Тебе не повезло. Слишком плохо. Это могла быть лучшая ночь в твоей жизни.

Идиот.

Так и быть. Колдер аккуратно увернулся от летящей в него губки и стряхнул пену с рукава.

— Я больше ни слова не скажу об этом. Умоляю вас позаботиться о том, чтобы не запирать мои двери в будущем.

И он быстро сбежал, закрыв дверь как раз вовремя, чтобы та приняла на себя удар бутылкой с ароматическими солями для ванной.

Глава 8

Когда дверь за ее мужем — ее мужем! — захлопнулась, Дейдре закрыла лицо трясущимися руками и погрузилась под воду. Он видел ее обнаженной. Как унизительно!

О, в самом деле? Так вот почему твои соски затвердели, пока он смотрел на тебя?

Обнаженная! Полностью! Были клятвы или нет, но она оказалась не совсем готова к этому. Как и к выражению ошеломленного животного вожделения, появившегося на его лице. Как ужасно!

Ужасно? Так вот почему твои руки дрожат, а колени подгибаются? Вот почему ты оставалась там, где он мог видеть тебя, вместо того, чтобы нырнуть под воду или схватить полотенце?

Было что-то опасное в его взгляде — что-то собственническое и голодное и такое же древнее, как и сам мир. Кажется, что под этой высококачественной, строгой одеждой и хладнокровным самообладанием, маркиз Брукхейвен, в конце концов, все-таки был мужчиной.

И каким мужчиной! Если бы он зашел в комнату и вытащил ее из ванны, то Дейдре боялась, что подчинилась бы ему из-за откровенного женского ответа на его внезапную темную сексуальность. Вздрогнув, она встала. Позволив воде стекать с ее тела, девушка потянулась за полотенцем, которое оставила для нее Патриция.

Даже после того, как она натянула на свою наготу сорочку и надела поверх халат, Дейдре все еще могла ощущать жар его взгляда на своей коже. Как теперь она будет смотреть на него, делая вид, будто ничего не случилось? Как она сможет входить в комнату, где находится Колдер и не вспоминать черное, порочное вожделение в его глазах?

Не говоря уже об ответном желании у нее самой.

Внезапно девушка ощутила, что не может дышать в наполненной паром комнате, поэтому, торопливо повозившись с защелкой окна, распахнула его настежь. Опираясь обеими руками о подоконник, она высунулась далеко в ночь, вдыхая холодный весенний воздух. Мир за окном пропах сажей и городом, а также резким запахом масляных фонарей, расположенных вокруг площади.

— Я не могу сделать это, — прошептала Дейдре. — Почему бы тебе не превратить меня в холодную и непробиваемую?

Ее глаза были закрыты, пока она говорила, желая, чтобы эта просьба донеслась в ночи до кого-то, кого она касалась. Ожидать реального ответа было сумасшествием, но все же девушка медлила, выжидая.

— Мяу.

Дейдре с удивлением распахнула глаза.

— Что?

— Мяу!

Никого не было видно, хотя огромное дерево, которое росло перед окном, могло скрывать многие вещи. Она отступила в сторону, разглядывая дерево. Свет из комнаты позади нее высветил что-то и отразился в широко раскрытых зрачках.

Маленький котенок съежился на самой большой ветке, чьи кончики почти задевали дом. Это было ужасное маленькое создание, потрепанное и мокрое, его грязная черная шерстка и тут и там была измазана Бог знает чем. Огромные, как у летучей мыши, уши располагались по обеим сторонам его черепа, нелепые на такой крошечной, изящной головке.

Котенок был очарователен.

— О небеса! — Дейдре вытянула вперед обе руки. — Не упади, киска. Я… я…

Что? Вызвать лакея, чтобы тот рискнул своей жизнью и спас беспризорника? Дейдре наклонилась через подоконник и уставилась вниз. Это было бы падение с высоты, по крайней мере, трех этажей с приземлением на твердую землю. Там не было даже располагавшегося поблизости кустарника, который мог бы внушить падающему вниз ложную надежду. Разве она сможет заслужить любовь слуг в Брук-Хаусе, если убьет одно из них всего лишь через несколько часов после того, как стала их хозяйкой?

— Мяу. — Котенок двинулся вперед в ответ на ее движение, уверенно шагая к Дейдре по уменьшающимся ветвям.

— Нет! Остановись прямо сейчас! — Дейдре энергично погрозила пальцем. — Плохая киска! Э-э… стой? — Или это слово только для собак? Она не имела и самого туманного понятия.

Тесса не позволяла иметь животных в доме. Она заявляла, что они портят мебель, но Дейдре подозревала, что в первую очередь так происходило потому, что ни одно создание на земле никогда не испытывало теплых чувств к Тессе. Даже ее собственная мать, вероятно, захотела бы уложить Тессу спать в конюшне.

Котенок продолжал легко прыгать по ветке, которая сейчас была не намного толще, чем запястье Дейдре. Она замахала руками на зверюшку.

— Нет! Иди обратно! Слезай. Вниз, — говорила она, указывая на землю. Девушка произносила слова с преувеличенной четкостью, как будто бы это могло заставить идиотское создание что-то понять. Котенок остановился и уселся на свой крошечный зад прямо на ветке, наклонив головку, чтобы уставиться с любопытством на нее смущенными, детскими глазами.

Дейдре удивленно выпрямилась.

— Что ж, ты, кажется, чувствуешь себя на дереве совершенно как дома. Полагаю, что, в конце концов, тебе на самом деле ничего не грозит…

Котенок поднял свою заднюю лапку, чтобы почесать ухо — и сразу же соскользнул с ветки!

— Ой! — Дейдре зажмурила глаза от ужаса и отскочила от окна. Бедное маленькое существо! Ее желудок похолодел от мысли, что мягкая, пушистая зверюшка теперь, вне всякого сомнения, лежит мертвой на земле.

— Мяу!

Дейдре метнулась обратно к открытому окну. Котенок все еще был здесь, толькосейчас свисал на одной лапе с ветки, уцепившись за нее одним крошечным когтем. Он мяукал от страха, пока его пухленькое тельце корчилось от усилий получше ухватиться за ветку.

До того, как девушка осознала, что она делает — или ухватилась за возможность отговорить себя от такого безумия! — Дейдре вскарабкалась на подоконник. Она вытянула руку, но ветка была слишком далеко.

Шепотом пробормотав бессмысленную молитву, она закрыла глаза и перекатилась на животе через подоконник, босые пальцы ног нащупывали опору на холодном каменном фасаде дома. Наконец ее ноги нашли приподнятую часть больших украшений, которые располагались под окном. Дейдре вслепую опробовала закопченный и загаженный голубями выступ, обнаружив, что его ширина всего лишь несколько дюймов, но этого было достаточно, чтобы удержать ее вес, если она не станет отпускать подоконник.

Позади себя она могла слышать котенка, все еще мяукающего. Времени было не слишком много. «Я могу погибнуть, я могу погибнуть», отчаянно предупреждала себя девушка, но не могла заставить себя остановиться. Сделав глубокий вдох в легкие, напрягшиеся от страха, она открыла глаза и наклонилась вперед в пространство, ее рука потянулась к мокрому миниатюрному клубочку меха, который сейчас устало поеживался, собираясь сдаться.

Однако в тот момент, когда рука Дейре обхватила круглый маленький животик, котенок вернул себе достаточно храбрости, чтобы вонзить похожие на иголки зубы и коготки в новую угрозу… в ее руку!

— Ой!

Этого испуга было достаточно, чтобы превратить довольно устойчивый выступ, на котором стояла Дейдре, в скользкую ловушку. Один тревожный визг — вот все, что она смогла издать до того, как ее тело ударилось о камень, и девушка повисла на одной руке, цепляющейся за подоконник, грязные ноги скребли по стене, которая внезапно превратилась в голую и гладкую.

Две руки! Ей нужно спастись! Пальцы Дейдре автоматически начали разжиматься, чтобы выронить котенка, но вместо этого она прижала его ближе к себе. Котенок издал яростное тихое рычание и начал вырываться, самоубийственный маленький монстр.

Девушка стиснула зубы от боли в руке, на которой она висела, и от боли в другой руке, которую жевали, и высоко подняла котенка. «Кошки всегда приземляются на четыре лапы», проворчала она, бросив зверюшку через открытое окно к себе в спальню.

Ее рука опасно скользнула по каменному подоконнику. Дейдре внезапно застыла, ужас крепким холодом сковал ее горло.

В конце концов, она все же может умереть.

В свою брачную ночь.

Спасая котенка.

Сама мысль о заголовках в завтрашних газетах была почти хуже, чем надвигающаяся гибель. Кажется, ничего нельзя было сделать. Ей придется закричать. Что ж, можно было попробовать сделать и это.

— Помогите! Помогите мнееее!

Он был здесь через мгновение.

— Мой Бог!

Дейдре уставилась на темный силуэт, замаячивший в окне. Ее скользкая ладонь полностью разжалась. Вопль страха вырвался из горла.

Затем большие теплые руки сомкнулись на ее запястьях и легко подняли ее обратно в комнату. Как только это случилось, Колдер крепко прижал ее к себе. Девушка прислонилась к нему, дрожа от переживаний.

Глава 9

Колдер держал свою дрожащую новобрачную в объятиях, его собственный страх оказался пугающим и реальным. Затем он нетерпеливо подавил это ощущение. В конце концов, в этом не было необходимости. С ней все было в полном порядке… по крайней мере, физически. И все же, какое отчаяние заставило ее броситься в окно? Такие театральные выходки, несомненно, не могло вызвать небольшое разногласие относительно того, что она заперла свою дверь?

Маркиз отстранил Дейдре от себя, взяв ее обеими руками за плечи, и нахмурился.

— Ты пыталась покончить с собой? — Он не собирался орать, однако ситуация располагала к тому, чтобы немного покричать.

Дейдре попыталась прижаться к нему, словно в поисках его тепла, но он продолжал держать ее на расстоянии. Девушка провела дрожащей рукой по глазам.

— Нет! Нет, там была… — Она огляделась, наклонившись и разглядывая пол вокруг него.

— Ты увидела мышь? — Он также огляделся. — Сейчас тут никого нет, Дейдре. — Колдер слегка встряхнул ее. — Но даже если бы кто-то и был, о чем ты думала, свешиваясь из окна на высоте третьего этажа над булыжниками? Если ты так боишься мышей, то просто прикажи Фортескью поставить ловушки.

Она поджала губы и уставилась на него.

— Я не боюсь мышей. — Девушка отвернулась, побормотав что-то похожее на «проклятый кот»!

Только через его труп!

— Никаких кошек, — твердо заявил он. — Я не хочу жить вместе с животными. Ловушки вполне подойдут.

В дверном проеме сейчас было полно слуг, судя по звукам испуганных перешептываний. Но Колдер не потрудился повернуть голову, чтобы проверить это.

— Фортескью, немедленно поставь ловушки на грызунов.

— Конечно, милорд, — спокойно ответил Фортескью. И продолжил: — Отлично, вы все — марш отсюда. Его сиятельство держит ситуацию в своих руках.

В самом деле, Колдер весьма крепко держал в руках свою очаровательную невесту. Внезапно, резко он осознал то, что Дейдре почти обнажена. Ее халат соскользнул с одного плеча во время приключения. Под ним не было ничего, кроме влажной сорочки из самого тонкого батиста. Он позволил своему взгляду собственнически бродить по ее телу, его руки все еще крепко удерживали ее на расстоянии.

Притяни ее ближе.

Голая кожа женского плеча под его пальцами походила на прохладный шелк. Почти как что-то, к чему он не имел права прикасаться, за исключением того, что он имел все права. Его пальцы слегка сжались. Под тонкой кожей Дейдре скрывалась твердая, решительная женщина — хотя и решительная до безумия! — а не какое-то вялое праздное существо.

Прикоснись к ней.

Колдер затвердел от этой мысли. Ее изгибы были округлыми и податливыми. Она извивалась бы в его руках. Он мог заставить ее кричать от наслаждения. Он может сделать так, что ей это понравится.

Возьми ее.

Его пах запульсировал, оставив слишком мало крови в мозгу, чтобы разумно рассуждать. Обычно он избегал такого бессмысленного состояния, но в этот момент не мог вспомнить почему. Колдеру хотелось быть бессмысленным, он жаждал потеряться в ней, покрыть ее, завладеть ею…

Воспоминание… Обнаженная Дейдре. Влажная. Покрытая пеной.

Эта удивительная ванна все еще находится в комнате?

Дейдре отстранилась от его внезапно ставших неподвижными рук и запахнула халат под взглядом мужа.

— Так как я ни лежу мертвой на булыжниках, ни свисаю с подоконника, то полагаю, что должна поблагодарить вас. — Ее взгляд противоречил словам, полным благодарности.

— Пожалуйста, — произнес маркиз до того, как осознал, что на самом деле она вовсе не благодарит его. Он прищурил глаза, глядя на нее. — Я не одобряю мелодраматических поступков.

Дейдре показала зубы в улыбке.

— Как мило с вашей стороны. — Отвернувшись, она завязала халат быстрыми, яростными рывками. Затем пробормотала что-то, что он не расслышал.

— Моя дорогая, — твердо произнес Колдер, — я также не одобряю раздражительность.

Девушка обернулась к нему, ее влажные волосы взметнулись и прилипли к пылающим щекам.

— Я уже сказала «я не сумасшедшая»! Я не стану рисковать своей жизнью, чтобы убежать от чертовой мышки!

Он с раздражением махнул рукой.

— Ерунда. В Брук-Хаусе нет крыс. У тебя слишком большое воображение.

По какой-то причине эти слова, кажется, разозлили ее еще больше. Дейдре указала трясущимся пальцем на дверь.

— Уходите!

Колдер застыл.

— Я здесь хозяин.

В этот раз она прищурила глаза.

— Я чувствую подступающие обильные слезы. Целые реки. Вы готовы осушать их?

Слезы? Ей-богу. Он отпрянул.

— Э-э… я пришлю вашу горничную, хорошо? — Маркиз заторопился к двери.

Девушка наблюдала за ним, и в ее взгляде ироничное веселье смешалось с яростью — или это было разочарование? — в ее глазах.

— Ее зовут Патриция, — выкрикнула она, когда Колдер сбежал.

Конечно, так звали горничную. Как глупо с ее стороны думать, что он не знает имени одного из своих собственных слуг. За исключением того, что рыжеволосая девушка, которая присела в нервном реверансе перед тем, как присоединиться к своей хозяйке, вовсе не выглядела знакомой. Неужели он недавно нанял кого-то в штат прислуги? Он должен спросить у Фортескью.

Еще одно дело, которым нужно заняться — после того, как он быстрым шагом прогуляется по холодному ночному воздуху, чтобы очистить ноздри от аромата своей восхитительно соблазнительной, но, вполне вероятно, сумасшедшей невесты. Да, короткая прогулка принесет ему огромную пользу.

Или длинная прогулка. Все, что потребуется.

В тот момент, когда дверь за Брукхейвеном закрылась, Дейдре упала на четвереньки, обыскивая комнату в поисках противного монстра, крошечного котенка. Когда Патриция вошла, то обнаружила свою хозяйку, сидящей скрестив ноги на полу и с озадаченным выражением на лице.

— Патти, ты не видела… — Дейдре нахмурилась. Колдер не позволял заводить животных.

— Мне жаль, миледи. Я не видела мышки… если вы только не хотите, чтобы я сказала его светлости, что я ее видела?

Дейдре с изумлением подняла голову.

— Ты сделаешь это?

Патриция выглядела неловко, но все же вызывающе.

— Конечно, миледи. Мужчина не имеет понятия о том, что приходится выносить женщине. Если леди хочет время от времени видеть мышь, то я думаю, что у нее в самом деле есть на это такое же право, как и у любого другого.

Дейдре рассмеялась, несмотря на утомительный вечер.

— Патриция, я не отношусь к истеричным людям. На самом деле это ничего не решает.

Патриция с улыбкой пожала плечами.

— Я думаю, все зависит от того, что леди хочет решить. Несколько слез очень быстро позволили избавиться от Него, не так ли?

Дейдре протянула руку и позволила Патриции поднять ее на ноги.

— У всех мужчин есть слабые места.

Патриция цокнула языком и покачала головой.

— Его сиятельство замечательный парень, миледи. Не его вина, что он не знает, что делать с плаксами.

Горничная повернулась, чтобы приготовить постель, пока Дейдре продолжала потихоньку обыскивать комнату. Нигде не было киски, хотя около двери виднелось несколько противных пятен. Завтра она собирается обыскать весь дом, потому что сегодня не сможет блуждать в темном особняке в этот час, не вызвав толков.

А когда Дейдре найдет котенка, что она собирается с ним делать?

Медленная улыбка появилась на ее лице. Брукхейвену это не понравится. С другой стороны, ей ясно дали понять, что Брук-Хаус — это не ее забота. Кроме того, Мэгги так одинока. И Мэгги имеет больше практики в сражениях с его сиятельством.

Дейдре подавила укол совести от этой расчетливой мысли. В конце концов, эта война была его идеей, не так ли?

Глава 10

Следующим утром Колдер уселся за стол завтракать все в тот же ранний час, в какой он обычно это делал. Его тарелка, на которой лежали обычные яйца и ветчина, стояла по центру у его места за столом, чашка с кофе находилась справа под рукой, а слева наготове — утренняя газета. Фортескью стоял на обычном почтительном расстоянии позади маркиза, готовый наливать или обслуживать или унести прочь, не дожидаясь, пока его попросят.

Все было точно так же, как и на протяжении многих лет. Длинных, мирных, непрерывных лет, в течение которых он завтракал в одиночестве…

Колдер опустил свою чашку немного сильнее, чем следовало, а затем отмахнулся от движения вперед Фортескью почти до того, как дворецкий начал его. Черт побери, сейчас он женатый человек! Он не должен есть в одиночестве до конца своей жизни!

Он уставился на свою тарелку. Ветчина и яйца этим утром. Ветчина и яйца каждое утро. Он ел ветчину и яйца на завтрак в двадцать лет. И в десять лет — тоже ветчину и яйца.

Его отец, предыдущий маркиз, был энергичным человеком — человеком действия, у которого было много дел… и он очень рано вставал.

«Ни один мужчина не займется значимым делом в своей жизни, если проведет весь день в постели!» Маркиз имел привычку махать пальцем в воздухе. «Заставь кровь бурлить с утра пораньше и всему остальному миру придется догонять тебя».

Слова «значимое дело» были лозунгом старого маркиза. Колдер проводил свои дни в значимых делах с тех пор, как начал ходить — его контролировали, обучали, планировали каждый момент его жизни.

Никто не ел вместе с ним. Пища была топливом, которое было предназначено для того, чтобы как можно производительнее проводить свое время. Рейф также подпадал под это определенное, накрывающее всех правило, но каким-то образом он всегда умудрялся спать до роскошно позднего времени. Он очаровывал няню или гувернантку или кухарку — ни одна женщина, казалось, не могла устоять перед ним, даже в том возрасте — и завтрак тайно приносили на подносе в его комнату.

Колдер никогда не протестовал и не говорил своему отцу о том, что Рейфа не было за завтраком. Он принимал участие в массовом заговоре, чтобы предоставить Рейфу свободу, которой он сам никогда не знал.

И по большей части, он утешался таким порядком вещей. Он был именно таким мальчиком, серьезным и интеллектуальным, единственным ребенком среди взрослых — потому что его отец был снобом настолько, чтобы, несмотря на то, что сам он спал с деревенской швеей и прижил от нее еще одного сына, не позволять своему законному отпрыску играть с детьми простолюдинов, даже с сыновьями местного поверенного, или с многочисленными детьми мистера Биксби, своего собственного управляющего.

Нет, только высшее общество годилось для Колдера, за исключением того, что поблизости не было высокородных детей, и никто не высказывал желания привезти их ближе. Ни одна семья не навещала их на каникулах, не было ни одного местного джентри^[2], который подходил бы под требовательные стандарты его отца. Рядом с Колдером были только его гувернантка и его учитель, и девушка, которая убирала его комнату, да еще грум, который чистил копыта у его лошади.

На Рейфа, когда он появился, никто не накладывал таких ограничений. Ему было позволено плавать голым в реке с сыновьями кузнеца, лазить по деревьям с кучей сорванцов Биксби. Обычно Рейф просил Колдера присоединиться к ним, но Колдер был слишком горд и слишком ревнив, чтобы признать, что ему не позволяют пойти, поэтому он лишь усмехался и заявлял, что у него есть более интересные способы проводить время.

Однако, Рейф должно быть что-то знал, потому что всегда приносил ему какие-то сокровища — птичье гнездо с одном голубым яйцом, камень, гладкий, как стекло, отполированный водой, ленточку, стянутую с головы у одной из девочек Биксби. Конечно же, к каждому предмету прилагалась целая история, которую Колдер выслушивал с выражением скучающей толерантности, но именно этого он ждал каждый день, весь день.

Конечно же, во всем присутствовало и определенное количество злорадства. Ничто, что касалось Рейфа, никогда не было таким простым. Его подарки были отчасти трофеями, отчасти предметами совместного использования. Истории были хвастливыми и насмешливыми даже тогда, когда развлекали. Любовь и зависть переплелись в каждой их мысли, в каждой их реакции. Братство, но не равенство. Связи, которые держались так долго, сколько это позволяла запутанная система наследования. Рейф дрался бы за него, Колдер знал это. Но он также знал, что Рейф так же искренне дрался бы и с ним. Стена неравноправности между ними подразумевала, что они никогда по-настоящему не смогут быть друзьями, но она не могла полностью разрубить узы крови и детства.

Рейф был на другой стороне его самого, на той стороне, к которой, кажется, он не сможет ни дотянуться, ни увидеть. Как лица на монетах, которые нельзя увидеть одновременно. У Рейфа была вся непринужденность, дружелюбность и шарм.

Все любили лорда Рейфа, как только узнавали его.

Пекарь приберегал для него свои лучшие пироги, дочь лавочника флиртовала с ним и взъерошивала его темные волосы, плотник вырезал ему пару похожих лошадок — одну из которых он попытался отдать Колдеру, но тот отказался.

Для Рейфа это было легко. Колдер наблюдал за этим с завистью, прикрытой презрением. Он знал всю последовательность королей и королев Англии по порядку, мог продекламировать целые столетия литературы и с легкостью складывать суммы из девятизначных чисел, но он был не в состоянии ни заставить горничную улыбнуться, ни вызвать рокочущий смех отца историей о том, как он упал в реку, запуская бумажного змея.

То, что он превзошел Рейфа в их занятиях, не было причиной для торжества, а только тем, что его отец ожидал от него. Рейф быстро учился, но так же быстро терял интерес. Колдер был тем, кто упорно продолжал заниматься, и после того момента, когда они узнали о том, что эффектные сражения были выиграны за счет политической подоплеки.

Была только одна область обучения, где Рейф превзошел его — когда дело касалось самого Брукхейвена. Рейф впитывал фамильную историю так, как будто всегда знал ее и нуждался только в напоминании. Для Колдера было нетрудно передать управление поместьем заботе Рейфа в день его свадьбы. Рейф никогда не подведет Брукхейвен. Он будет хорошим хозяином.

И все же, несмотря на все свое легкое очарование и способность быстро нравиться, Рейф никогда не изображал из себя что-то большее, чем он есть. Без наигранности или притворства, он не пытался скрыть то, откуда он появился. Вплоть до серебряных пуговиц на его сюртуке — когда большинство тех, кто не мог позволить себе золотые, пытались обмануть мир более дешевыми медными — Рейф без всякой унции стыда признавал свое низкое происхождение.

Каково это — быть довольным самим собой?

Колдер с каменным выражением лица смотрел на свой остывший завтрак и холодное кофе. Он не его брат. Он не привлекает людей, как мотыльков на свет. Ему приходится хорошо платить им, как Фортескью, или, как в случае с его новобрачной, жениться на ней, чтобы заставить подчиняться.

Маркиз встал и бросил салфетку на остывающие яйца.

— Меня ждет работа. Принеси еще кофе в мой кабинет. — Он с гордым видом прошел мимо поклонившегося Фортескью. Последнее, что ему нужно было прямо сейчас — это увидеть молчаливое сочувствие во взгляде своего дворецкого.

Глава 11

Со своей стороны, Дейдре провела утро так, как всегда об этом мечтала. Она, не спеша, поднялась, надела шелковый халат и откинулась на бархатный диванчик в своей роскошной спальне, потягивая отборный чай, принесенный ей энергичной горничной.

Она попросила принести на подносе свой обычный завтрак, и вскоре он появился. Тост и маленькое блюдо с ягодами. Никаких сливок, никакого масла, никакого джема.

После предыдущего дня у Дейдре подгибались колени от недостатка пищи, но сухой тост с трудом прошел по ее горлу, зажатый затем в животе узлом беспокойства. Она рассеянно поковыряла его, тишина прекрасной спальни угнетала ее нервы.

Она ненавидела есть в одиночестве.

Вултон был недружелюбным местом, когда там правила Тесса. Все квалифицированные слуги сбежали из-за непомерных требований ее мачехи и нечастой выплаты заработка. Даже судомойке нравится, когда ей платят.

В доме остались только некомпетентные и бесчестные слуги, которые открыто презирали Тессу — и поместили Дейдре в тот же класс. Оставшись со злобной Тессой после смерти отца, она должна была стать милой, сострадательной девушкой, которая стойко переносит любые трудности, похожей на Фебу. Что ж, она не испытывала неуважения к своей кузине, но Дейдре давным-давно пришла к другому решению.

Она выстроила вокруг себя раковину из самообладания и хороших светских манер, а также твердой, неумолимой решимости убраться настолько далеко от Тессы, как только позволят границы Англии.

Вчера она сделала именно это.

Дейдре закрыла глаза от мощного прилива тоски по папе. Как бы ему понравилось быть там вчера, отдать свою дочь мужчине ее мечты, увидеть ее в этом прекрасном платье. Если бы только он мог передать ее жениху вместо викария. Она выбрала отца Фебы, потому что это был, по крайней мере, чей-то отец, и его высокая фигура с поседевшей головой оттеняла ее собственную золотистую красоту, но это было не одно и то же.

Затем она с силой захлопнула эту дверь воспоминаний. Папа мог частично вовлечь ее во всю эту неразбериху, но никто не сможет помочь ей выбраться, кроме нее самой.

Письмо к поверенным было уже отправлено. Дейдре просто нужно подождать несколько месяцев или, вероятно, даже несколько дней, до тех пор, пока она из маркизы Брукхейвен превратится в герцогиню Брукмур.

Двадцать семь тысяч фунтов будут иметь большое значение при решении различных вопросов, не так ли?

Стикли и Вульф, партнеры по имущественному праву, сыновья более удачливых отцов, единственные кураторы значительного состояния Пикеринга, которое даже сейчас было предназначено для того, чтобы быть переданным Дейдре, леди Брукхейвен — как только старый герцог Брукмур протянет ноги и передаст титул своему племяннику — сидели в своем тихом и немного величественном офисе, лицом к лицу за двумя столами, которые их отцы поставили таким образом четыре десятка лет назад.

Хотел бы я, чтобы этот подлец упился перед первой же повозкой с элем, которая окажется поблизости.

Стикли сидел совершенно прямо, именно так, как точная модель истинного поверенного, вплоть до скромной золотой цепочки для часов и очков. Увы, неприятный факт заключался в том, что было не важно, как он расправлял плечи и высоко держал подбородок, ему все равно не удавалось приблизиться к легко демонстрируемой мужественности своего партнера. В отличие от Вульфа ему никогда не удавалось вяло растягиваться на противоположном кресле, словно его спинной хребет расплавился и приклеился к качественной коже и никогда уже не оторвется от нее. Стикли в этой позе выглядел бы женственным и жалким, как заброшенная кукла.

Все это только делало позвоночник Стикли тверже, а его возмущенное сопение еще более сердитым.

— Стик, — пробормотал Вульф не поднимая своих сонных век, и даже не до конца открывая рот. — Если ты не прекратишь это проклятое фырканье, то я откручу тебе нос с лица и раздавлю его своим каблуком.

— Ничего не могу поделать с этим. От тебя воняет, — ответил Стикли. — От тебя несет дешевой парфюмерией и еще более дешевым джином.

Напоминание об этом только заставило красивые губы Вульфа скривиться от воспоминаний.

— На самом деле, я совершенно уверен, что парфюмерия была дешевле джина. — Он хитро ухмыльнулся, погрузившись в воспоминания, слишком очевидно отвратительные.

Стикли оторвал свой пристальный взгляд от партнера, чтобы изучить гораздо менее раздражающие книжные шкафы, выстроившиеся вдоль стены. Корешки книг блестели, несмотря на тот факт, что на его памяти никто не открывал эти тома.

— Не говори ничего. Я не желаю составлять отчет о твоих декадентских развлечениях!

К несчастью, в этот раз Вульф поймал его на слове и погрузился обратно в свое похмельное оцепенение без еще одного слова о шокирующем, но интригующем источнике дешевой парфюмерии.

Что было едва ли справедливо, потому что именно сам Стикли, непосредственно, профинансировал это дело — образно говоря, конечно. Он и Вульф могли быть равными партнерами, но не было никаких иллюзий относительно того, кто выполнял настоящую работу. В самом деле, без усилий Стикли состояние Пикеринга не стало бы таким огромным за последние два десятилетия — это означало, что доля Вульфа как поверенного также выросла, позволив этому типу проживать свои дни в погоне за удовольствиями, вместо того, чтобы вкладывать усилия в их партнерство.

Самое меньшее, что этот ублюдок способен сделать — после того, как он настоял на том, чтобы омрачить собой офис — это развеять скуку Стикли какими-нибудь возмутительными рассказами, которые могут быть по-настоящему шокирующими.

— Почему ты снова здесь?

Вульф утомленно выдохнул и задрал свои ноги на стол, положив пятки ботинок на промокашку с таким видом, словно у него едва нашлись силы сделать это.

— Проклятый владелец дома снова выгнал меня.

Стикли приподнял бровь с превосходством человека, который владеет собственным приличным маленьким домом в респектабельном районе.

— Опять поскупился на арендную плату, не так ли? Я выплатил тебе твою долю вчера. Неужели ты спустил ее целиком?

Вульф пожал плечами.

— Спустил? — Он улыбнулся и стал похож на злобную собаку. — Я бы не сказал, что просто спустил…

Стикли навострил уши, но Вульф снова откатился в сонное молчание.

В этот момент послышался стук в дверь офиса.

— Это должно быть почта. — Конечно, это не было огромным скачком дедукции, так как никто другой не трудился приходить в их офис. Стикли поднялся и порылся в кармане жилета в поисках пенни, чтобы заплатить за пересылку, одновременно пересекая комнату. Конечно же, Вульф не сделал ни одного движения, чтобы заплатить за что-либо.

Пришло только одно письмо, в хрустящем дорогом конверте с гербом Брукхейвена, вытисненном на клапане.

— Ах, ее сиятельство!

Когда мисс Дейдре Кантор поймала маркиза в результате мастерской игры, как раз после того, как его сиятельство отдал предыдущую невесту своему ублюдочному единокровному брату во время церемонии, о которой все еще говорили в городе, Стикли умыл руки, объявив, что покончил с вмешательством в чужие дела, и успокоился на том, что теперь ему предстоит управлять огромным состоянием, которое новая леди Брукхейвен обещала оставить в его — их — способных руках.

В конце концов, с какой стати она станет испытывать в нем потребность, когда собственное состояние Брукхейвена затмевает даже богатство старого Пикеринга? План сработал просто замечательно, даже, несмотря на то, что это была идея Вульфа. Вместе они сделали все возможное для того, чтобы первая помолвка Брукхейвена потерпела неудачу.

Конечно, совершенно справедливо то, что информация Вульфа была неверной и состояние Брукхейвена было солидным — и верно так же то, что похищение Брукхейвена оказалось откровенно плохой идеей, особенно когда они узнали, что похитили не маркиза, а его брата — и истинно также то, что мисс Феба Милбери, вероятно, тоже не испытывала бы большей потребности в использовании своего наследства, чем мисс Дейдре — э-э, новая леди Брукхейвен.

Что ж, однако, они добрались до необходимой точки, и было очень приятно находиться здесь. Стикли не для того холил и лелеял тысячи фунтов Пикеринга все эти годы, чтобы обрадоваться тому, как их растратят на сомнительные женские «штучки». Теперь ему не придется проходить через это.

С удовольствием он открыл клапан конверта и вытащил оттуда толстый, тяжелый лист бумаги. Стикли начал читать вслух, хотя Вульф не казался заинтересованным.

В фирму «Стикли & Вульф»,

Уважаемые господа, я надеюсь, что это письмо застанет вас в добром здравии.

Стикли улыбнулся, нервная улыбка искривила его губы.

— Леди Брукхейвен самая воспитанная молодая женщина, не так ли?

Вульф заворчал. По крайней мере, Стикли предпочел расслышать это как ворчание, а не как что-то другое, менее приятное выступление. Проигнорировав своего партнера, он продолжил:

«Я решила не ставить в известность своего супруга о своем назревающем наследстве…»

— Что ж, это ее право, я полагаю, — произнес Стикли с осуждающим фырканьем. — Хотя я не должен был бы позволять своей жене скрывать такое от меня.

Он проигнорировал невнятное бормотание Вульфа о малой вероятности того, что Стикли когда-либо окажется в таком же положении, — и в самом деле, только потому, что парень не слишком заботится о своей внешности, не означает…

Он читал молча до тех пор, пока не дошел до предложения, которое заставило его руку стиснуть прекрасную бумагу так, что на ней появились неизгладимые складки.

— О нет. О… о… — Ничего нельзя было сделать. Только ругательство подойдет в такой момент, как этот. — О, черт!

Это вывело Вульфа из его ступора с таким же эффектом, как если бы опущенная серебряная волчья голова на его трости приподнялась и укусила Вульфа. Его ботинки ударились о пол, и он поднялся на ноги далеко не таким плавным, как обычно, движением.

— Что? Что такое?

Стикли не мог дышать.

— П… п… — Он отчаянно махнул письмом в сторону Вульфа. — П…

Вульф поднял свою трость.

— Выкладывай, Стикли!

— Полное изъятие! — задохнулся его партнер. — Немедленно после того, как она станет герцогиней Брукмур!

Вульф побледнел под своим зеленоватым цветом лица и медленно опустился обратно в кресло.

— О. — Он сделал глубокий вдох. — О, дьявол!

Стикли истерично кивнул.

— Точно! Верно! О, Вульф, что мы собираемся делать?

Вульф долго смотрела в блестящие серебряные глаза на своей трости. Затем он медленно поднял голову.

— Бедняжка, — произнес он ласковым голосом. Затем покачал головой. — Итак, она осознала, что значить выйти замуж за Чудовище.

Стикли уставился на короткую записку, пытаясь разгадать ее источник.

— Ты думаешь, что она хочет оставить его? — Он быстро заморгал. — Так скоро? — Холодок пробежал по его телу. — Думаешь, она боится его?

Вуьф тяжело вздохнул.

— Может ли быть что-то еще? Она сразу же должна была обнаружить его истинную сущность. Теперь она в отчаянии, и готов поспорить, боится, что закончит так же, как и первая маркиза Брукхейвен.

Стикли заерзал, испытывая неудобство от таких мрачных предположений.

— Тогда, если она по-настоящему в опасности, — медленно предположил он, — возможно, мы должны просто отдать ей деньги. Они по праву принадлежат ей, в конце концов — или, по крайней мере, скоро будут принадлежать.

Вульф глубокомысленно кивнул.

— Это могло бы быть подходящим решением — если только он не доберется до денег. Тогда она будет беспомощна. — Он развел руками. — И кто сможет остановить его? Ему уже сошло с рук одно убийство.

В точности в это всегда верил и сам Стикли.

— Что ты предлагаешь?

Вульф размышлял над головой у своей трости.

— Я думаю… что, если мы сделаем для нее нечто большее? Что, если мы поможем ей освободиться от этого ужасного брака… навсегда?

Стикли вздрогнул от твердости, блеснувшей в глазах его партнера. Внезапно он вспомнил о тех тревожащих моментах во время их последнего приключения, когда он был почти уверен, что Вульф замышляет… хм, насилие.

— Ты же не имеешь в виду…

Вульф сфокусировал свой рассеянный взгляд на бледном лице Стикли. Стальной блеск исчез, и на его месте появилась зарождающаяся ухмылка.

— Не беспокойся, Стик. Я в точности знаю, что делать.

Стикли покачал головой, обеспокоенный больше, чем когда бы то ни было.

— Я боялся, что ты собираешься сказать именно это.

Глава 12

Как только Дейдре позавтракала и оделась, она обнаружила, что у нее нет никаких дел. Ей нечем было заняться в Брук-Хаусе. Домашнее хозяйство и так работало гладко. Кроме того, чтобы разыскать пропавшего котенка, у нее не было никаких планов ни на этот день, ни на какие-либо следующие дни, так как не нужно будет ни выбирать платья, ни делать прически ближе к вечеру.

Девушка решительно отказалась от побуждения найти партнера по преступлению в лице Мэгги, потому что этот поступок слишком сильно смахивал на повиновение приказу его сиятельства о том, что она станет воспитывать его дочь. Кроме того, ее сиятельство имеет все права на то, чтобы проинспектировать свои новые владения, в конце концов. Она проделает весь путь от подвала до чердака, решила Дейдре.

К несчастью, подвал оказался чрезвычайно скучным, состоящим из строго организованного помещения для хранения корнеплодов и еще более безукоризненных кухонь, куда она не осмелилась сделать и шагу.

С общими помещениями дома, гостиными, приемными и музыкальной комнатой она уже знакома. Кабинет его сиятельства оставался тайной, но Дейдре не нашла в себе храбрости войти в самое логово Чудовища — особенно, когда она вспомнила, как пристально он смотрел на нее прошлой ночью.

Когда-нибудь ей все таки придется столкнуться с ним, если она хочет вести свое сражение, но, возможно, не сейчас.

В конце она забрела в галерею, заглядывая под прикрытые тканью столы и шепотом произнося звуки, которые, по ее предположению, должны были привлечь котенка. Коридор с встроенными окнами, выходящими на самые лучшие дома в Лондоне, устроившиеся внизу вдоль улицы, проходил по фасаду здания.

Остановившись в амбразуре одного из окон, Дейдре уставилась на город, которым она мечтала к этому времени уже полностью завладеть. И вот она здесь, маркиза Брукхейвен, хватается за прутья своей клетки и выглядывает из окна, как самый заброшенный обитатель Бедлама.

Движение на улице привлекло ее внимание. Трое мужчин приближались к двери Брук-Хауса. Они двигались легкими шагами, с гибкостью, свойственной молодежи. Через мгновение, девушка узнала некий кричаще-полосатый жилет.

Ах, прибыла боготворящая ее группировка. Тот, что носит жилет, должно быть Коттер, серый пиджак — это Сондерс, а темно-синий… это Баскин.

Тот факт, что она вышла замуж всего лишь день назад, кажется, даже не заставил ни одного из этой троицы призадуматься — с чего бы это? Всему миру было очевидно, что это брак по расчету. Почему жизнь не должна продолжаться как обычно, с изобилием джентльменов, наносящих ей визиты?

В любом случае, они были всего лишь кучкой скучающих юнцов, без реальных перспектив унаследовать что-то, заслуживающее внимания, и без настоящей цели в жизни, чтобы занять их. Флирт был их любимым времяпровождением, и, в действительности, их единственным навыком. Почему небольшая свадебная церемония должна была хоть на чуть-чуть задержать их?

Коттер и Сондерс получали свое удовольствие от ее компании, но Дейдре догадывалась, что именно Баскин не мог держаться вдали.

Баскин был неудачливым сыном известного поэта. Дейдре уделила ему момент сочувствия, потому что понимала, как тяжело расти в тени великих ожиданий — и к тому же среди артистической элиты Хэмпстеда — но эта жалость испарилась как роса поутру, когда она вспомнила долгие часы утомительных стихов, пытке которыми он подверг ее в прошлом.

Помоги ей небеса, она почти пожелала, чтобы Фортескью впустил их. Даже ужасно утомительная писанина Баскина о страстной преданности стала бы облегчением от напряженности и скуки, которые, как она боялась, будут составлять остаток ее жизни.

Или все-таки нет? Баскин станет настаивать на том, чтобы читать стихи ей вслух, до тех пор, пока глаза Дейдре не остекленеют, а зад не онемеет. С сожалением, смешанным с облегчением, она наблюдала за тем, как молодые люди легким шагом пошли прочь, и в каждом их шаге читалось уныние.

Девушка отвернулась от окна. Отлично. В действительности, она вовсе и не хотела видеть ни одного из них. В конце концов, эти дни внимательного флирта и искрящихся бесед прошли.

На противоположной стене галереи висели огромные, в натуральную величину портреты каждого члена семьи Марбрук — очевидно, создававшиеся вплоть до тех дней, пока мужчины считали, что выглядят особенно щегольско, надевая разрезные дублеты^[3]и трико.

У мужчин из рода Марбруков имеется тенденция к обладанию привлекательными мускулистыми бедрами, не так ли?

Интересно, а у его сиятельства бедра тоже так же замечательно подтянуты? Колдер высокий и длинноногий, и его брюки хорошо сидят на нем — хотя и не так сильно облегают, как у этого фата Коттера, — так что Дейдре знала, что его ягодицы крепкие, а живот — плоский, и было похоже на то, что он тоже мог бы с успехом продолжать фамильную историю в отношении по-настоящему привлекательных бедер…

Она подошла к более современным картинам и, наконец, увидела двух молодых людей. Лорд Рафаэль и лорд Колдер Марбрук, гласили гравированные пластинки.

С тех пор Колдер не позировал для своего портрета, но, очевидно, что это он заказал портрет Мелинды. Женщина по-королевски расположилась в элегантном кресле, одетая в кружевное платье, которое было настолько современным и элегантным, что Дейдре не постыдилась бы надеть его хоть завтра. Безусловно, молодая, красивая маркиза Брукхейвен вдохновляла моду, а не следовала ей, не так ли?

Дейдре, конечно, знала, что она сама красива дерзкой, золотистой красотой, но Мелинда была чем-то одновременно редкостным и прекрасным. Стройная настолько, что она приближалась к хрупкости — за исключением того, что эта черта у нее казалась лишь изящной и загадочной — Мелинда с ее темными волосами и бледным, как туман, цветом лица производила впечатление леди из другого времени.

Ее огромные, с густыми ресницами глаза были нарисованы почти фиолетовым цветом — что было почти смехотворным и, вероятно, являлось какой-то причудой художника, потому что, у кого бывают фиолетовые глаза? — за исключением того, что каким-то неимоверным образом все выглядело достоверным.

Дейдре прищурила глаза, ей совсем не нравилось чувство, поднимающееся внутри нее. Маленькая грудь, длинные конечности, прекрасная до боли — что ж, первая жена его сиятельства имела такую внешность, что и у Венеры была бы задета гордость!

— Она красивее тебя.

Дейдре выдохнула, но не обернулась.

— Леди Маргарет, мы и в самом деле должны обратить внимание на ваше стремление констатировать очевидное.

Мэгги вплотную подошла к Дейдре и невыразительно уставилась на лицо своей матери.

— Она к тому же красивее, чем я.

Дейдре с нетерпеливым звуком взглянула на девочку.

— Мыло и вода творят чудеса. — Затем что-то внутри нее смягчилось. — Возможно, пока это так — но ты похожа на нее больше, чем ты думаешь.

— Здесь нет моего портрета.

Его не было. Словно величественная линия Марбруков закончилась с женитьбой Брукхейвена на Мелинде — словно она стерла все будущее этой семьи. Дейдре вздрогнула, но изобразила на лице улыбку для ребенка.

— Что ж, ты же еще не закончила расти, не так ли? Вероятно, когда ты станешь постарше…

— Это потому, что он не хочет смотреть на меня. — Мэгги с неподвижными глазами повернулась, чтобы встретить взгляд Дейдре. — Если он не может смотреть на меня, когда я здесь, разве он захочет видеть меня, когда я уйду?

Дейдре не стала трудиться опровергать это. Она еще не провела здесь достаточно времени, чтобы узнать, правда это или нет — и в любом случае девушка была не в настроении защищать Брукхейвена.

— Я расположена к тому, чтобы выпить чаю, — проговорила она. Повернувшись, Дейдре прошла несколько шагов прежде, чем оглянуться назад. — Ты тоже можешь пойти со мной.

Мэгги приподняла подбородок и решительно уставилась на таинственные глаза своей матери.

— Я могу… а могу и нет.

Дейдре почти ушла, но, бросив еще один взгляд на крошечную, потрепанную фигурку, стоящую напряженно и одиноко в огромной галерее, вздохнула.

— Мне кажется, что когда-то я сохраняла какие-то светские статьи о твоей матери… если ты, конечно, хочешь увидеть их.

Четверть часа спустя они сидели бок о бок в семейной гостиной, детально изучая пожелтевшие вырезки многолетней давности.

В своем подростковом рвении, Дейдре неукоснительно просматривала любые источники, чтобы найти все, что возможно, о молодом лорде и его обреченной леди.

Здесь также были и ее наброски, потому что казалось, что ни один художник не мог устоять против возможности нарисовать Мелинду. Даже самый посредственный талант достигал новых высот с такой моделью, так что здесь было огромное количество того, из чего можно было выбрать.

Мэгги поглощала все это, трудолюбиво читая каждое слово о наиболее знаменитой молодой паре Общества, от первой вырезки, сообщающей об их помолвке, периоде до свадьбы и обо всех их появлениях в свете. Ее грязные пальчики, кажется, не могли устоять против того, чтобы не провести по каждой линии, очерчивающей лицо ее матери.

Мелинда не заслуживала такой преданности, но Дейдре была осторожна, чтобы не позволить этому ожесточенному суждению запятнать знаменательный момент для девочки.

В конце концов, Мэгги вовсе не была такой плохой, если узнать ее получше. В действительности, она напоминала Дейдре о самой себе. Она знала, как маленькая девочка может мечтать о том, чтобы иметь кого-то, кто по-настоящему примет ее интересы близко к сердцу.

Девушка протянула руку, чтобы взять книгу до того, как на следующей странице откроются скандальные листки.

— Вот и все, что есть. Боюсь, что потом я уехала из Лондона в Вултон.

Пальцы Мэгги потянулись к книге, но, к удивлению Дейдре, она не протестовала. Дейдре напомнила себе, что маленькая леди Маргарет сама научилась не задавать вопросов, на которые не хочет слышать ответов.

В любом случае, времени на спор не было, потому что Фортескью объявил посетителя.

Глава 13

— Лорд Грэм Кавендиш, миледи.

До того, как дворецкий закончил произносить эти слова, пара сильных рук схватила Дейдре в крепкие объятия.

— Ууф! Грэм, поставь меня на пол, или я прикажу тебя выпороть! У меня теперь есть слуги и лакеи, не забывай об этом!

Ее небрежно поставили обратно на ноги, но тут же одарили нераскаявшимся звонким поцелуем. Ее кузен — на самом деле кузен Тессы, но так как Дейдре выросла вместе с ним, то принимала его за кузена, или даже скорее за бесполезного, но забавного брата — лорд Грэм Кавендиш удерживал ее на расстоянии вытянутой руки и широко усмехался.

— Прелестная Ди. Красивая Ди. Богатая Ди. Могу ли я одолжить несколько фунтов? Как насчет сотни? — Он счастливо вздохнул. — Когда, как ты думаешь, я смогу выудить кое-что взаймы у этого верзилы? Сегодня еще слишком рано? Может быть, будет хорошо поймать его пораньше, ты не думаешь, после брачной ночи и все такое? — Грэм подмигнул. — Несомненно, прямо сейчас он в хорошем настроении.

— Хм. — Дейдре ударила негодяя локтем в твердый живот и кивком указала на присутствующую маленькую леди Маргарет.

Грэм повернулся и заметил ребенка.

— Привет, милая, — проговорил он с восхищенной улыбкой. — Кто ты, и как мне попасть в очередь тех, кто желает однажды жениться на тебе?

Вот так просто Грэм приобрел еще одного раба на всю жизнь. Свирепая и щетинистая маленькая Мэгги растаяла и растеклась вязкой лужицей женского обожания. Грэм, мерзавец, впитывал все это.

Он был всего лишь самым младшим из четырех сыновей герцога Иденкорта. И кнесчастью, не имел ни малейших шансов унаследовать что-то, потому что все три его брата были энергичными, здоровыми и в расцвете своих лет. Без перспектив или амбиций, которые побуждали бы его использовать свой замечательный ум и другие таланты, Грэм тяготел к лени и безответственности.

Это и, в самом деле, было печально, потому что он был достаточно привлекателен, чтобы стать выдающейся фигурой в Обществе — если только кто-то предпочитает джентльменов с поджарой фигурой.

— Я рада, что ты смог посетить мою свадьбу, — сухо произнесла Дейдре. — Для меня было так важно, чтобы вся семья была там.

Грэм пожал плечами, его улыбка была слегка виноватой.

— Слышал, что ты обвела великого Брукхейвена вокруг своего маленького пальчика. Я предположил, что шикарной публики будет достаточно для тебя.

— Значит, все еще избегаешь Тессу?

Грэм вздрогнул.

— На самом деле я избегаю всех. Я несколько недель прятался в доме некой леди, но ее му… — Он бросил взгляд в сторону Мэгги. — Ее семья приехала этим утром, и для меня просто не осталось больше места.

— А почему там? Ты снова сжег дотла свой дом?

— Я никогда не сжигал его дотла. Это был просто небольшой пожар на кухне. Кухарки не было, а я захотел сосисок и пюре.

— Кухарка ушла от тебя потому, что ты не ешь ничего, кроме сосисок и пюре. И пожар был не на кухне, а в кабинете.

Молодой человек развел руками.

— Где я и пытался жарить сосиски и готовить пюре!

— Так почему ты не можешь остаться там? Тот дом такой же большой, как и этот.

В первый раз что-то темное промелькнуло по незапятнанной зелени его глаз.

— Отец снова в резиденции… вместе с гориллами.

Дейдре не смогла спрятать гримасу. Братья Грэма были тремя самыми громадными, самыми волосатыми и самыми грубыми мужчинами среди аристократии, превзойти которых мог только сам герцог Иденкорт.

— Все четверо из них сразу?

— О Боже. — Грэм провел рукой по лицу. — Спаси меня, Ди.

— Они привезли еще больше охотничьих трофеев?

Он вздохнул, все еще пряча свои глаза.

— Смерть висит на каждой стене. Остекленевшие глаза преследуют везде.

Фортескью принес еще чаю и кексов. Дейдре снова устроилась на софе, подобрав под себя ноги, с чашкой в руке, готовая позволить Грэму развлечь ее и прогнать дурное настроение. Скоро он заставил Мэгги возбужденно рассказывать о ее жизни в Брукхейвене и в ответ потчевал девочку историями о мальчишеских безрассудствах, которые производил в отцовском поместье в Иденкорте. Грэм был бесполезным нахлебником, но он мог сделать жизнь более яркой.

Фортескью вошел в гостиную и поклонился Дейдре.

— Добрый день, миледи. — Затем он повернулся туда, где Мэгги сидела на сиденье у окна. — Добрый день, леди Маргарет.

Мэгги с удивлением подняла лицо вверх.

— Что в нем такого доброго? — спросила она с неподдельным любопытством.

Грэм издал сдавленный звук.

Фортескью откашлялся.

— Миледи, кажется, что-то из ваших вещей потерялось. Одна из горничных по-настоящему испугалась, когда обнаружила это в шкафу с бельем. — Дворецкий сунул руку в карман и вытащил оттуда нечто, что Дейдре уже и не надеялась увидеть снова.

Котенок, как выяснилось, оказался черно-белой окраски. Его глянцевитая маленькая мордочка была совершенно черной, кроме уголков рта, где начиналось белое горло, придавая ему вид денди, который несмотря ни на что надел воротничок и аскотский галстук. Две передние лапки тоже были белые, как крошечные меховые перчатки. Котенок сидел на ладони Фортескью, мигая широко раскрытыми глазами.

Мэгги замерла.

— Он мой?

— Возможно, — ответил Фортескью, — в этом доме есть еще одна молодая леди, которой не хватает котенка?

Очевидно, Мэгги нашла эту точку зрения неопровержимой и потянулась, чтобы взять котенка. Прижав его к себе высоко под шеей, она уставилась на Фортескью обеспокоенными карими глазами.

— А папа знает?

Дейдре поставила свою чашку, готовая встать на защиту котенка, но Фортескью только выпрямился.

— Я уверен, что животное такого маленького размера не заслуживает внимания его сиятельства… в настоящий момент.

Мэгги проигнорировала предупреждение и счастливо улыбнулась дворецкому.

— Фортескью, — объявила Мэгги, — я собираюсь назвать его в честь тебя. В конце концов, ты точно так же одет.

Девочка подняла котенка за его пухленькое маленькое тельце, лапки и хвост болтались в воздухе. Дейдре пришлось прикусить губу, потому что черно-белая раскраска котенка на самом деле замечательным образом напоминала элегантную ливрею и перчатки дворецкого.

— Фортескью, познакомься с Фортескью.

Фортескью не рассмеялся, и, что примечательно, едва вздрогнул.

— Вы оказали мне честь, миледи, — серьезно ответил он, — но, несмотря на то, что это не проблема для меня, разве это не вызовет некоторое замешательство среди штата слуг?

Мэгги моргнула и повернула котенка в руках, чтобы, нахмурившись, изучить его.

— Но это единственное имя, которое я могу придумать.

Фортескью кивнул.

— Давать имя — это важное дело. Может быть, способность носить вечерний костюм с таким изяществом дает намек на скрытое достоинство… — Котенок скосил глаза и замахал маленькими белыми лапками в воздухе просто в пустоту. Фортескью склонил голову: — …которое когда-нибудь проявится. Кошачий джентльмен с такими достоинствами и в самом деле заслуживает особенного имени.

Мэгги решительно и кратко кивнула.

— Ты прав, Фортескью. Это не тот случай, где я должна спешить. — Она налила в блюдце сливки с чайного подноса и поместила щеголеватого будущего джентльмена на стол наслаждаться ими.

— Несомненно, миледи. — Фортескью отвернулся с поклоном. Затем он поймал изумленный взгляд Дейдре. — Да, леди Брукхейвен?

Дейдре стиснула руки на коленях и наклонила голову.

— Фортескью, есть ли во всей Англии более замечательный слуга, чем ты?

— Не то чтобы я знал об этом миледи, но я не слишком часто путешествую. — Он поклонился, но до этого Дейдре успела увидеть вспышку веселого уважения, которая появилась в его глазах.

Нет. Невозможно. Фортескью никогда не ошибется, приняв ее за ту, кого можно уважать, не сейчас, когда Брукхейвен понизил ее статус в доме до уровня непослушного ребенка. Но с другой стороны, Фортескью, кажется, испытывает очень большое уважение к Мэгги.

— Фортескью, ты не сообщил мне, что у нас гости.

Глава 14

Все в комнате застыли, за исключением Фортескью, который плавно опустил куполообразную серебряную крышку от подноса для кексов, накрыв ею котенка, перед тем, как обернуться.

— Мои извинения, милорд. Я не предполагал, что будет неправильным приветствовать ближайшего члена семьи ее сиятельства.

— Хм. — Брукхейвен, смирившись, уставился на Грэма. — Теперь я вижу в этом систему. Ты избавляешься от одного повесы в своем доме, как другой просто выскакивает и занимает его место.

Дейдре скорее умерла бы, чем засмеялась в ответ на что-то, что мог бы сказать ее муж в настоящий момент, но тихое фырканье все же вырвалось из ее рта. Она прикрыла его скромным откашливанием.

— Милорд, разве не будет весело, если мой кузен присоединится к нам за ужином?

Грэм, который очень внимательно наблюдал за ними обоими с тех пор, как вошел Брукхейвен, встал и с очаровательной улыбкой покачал головой.

— Это грандиозное предложение, милая, но я должен лететь. Боюсь, что меня ожидает игра в карты.

Брукхейвен сложил руки на груди.

— Тогда не позволяйте нам задерживать вас.

Грэм склонился над рукой Дейдре.

— Предатель, — пробормотала она.

Его лицо осветилось улыбкой.

— Дай ему шанс, дорогая. Он вполне сносен.

— Много ты знаешь об этом. — У нее не было времени, чтобы рассказать Грэму о своей ситуации — к тому же, Дейдре и не была уверена, что хочет это сделать. Она так много трудилась, чтобы завоевать этого мужчину. Девушка не была готова признать, что ее план оказался не слишком хорошим.

Грэм легко поцеловал ее в щеку.

— Желаю тебе счастья, Ди, — прошептал он.

Дейдре оттолкнула его.

— Убирайся. Ты мне не брат, Грэм.

Молодой человек усмехнулся, когда выпрямился.

— Я не мог бы любить тебя больше, если бы ты была моей родной сестрой, прелестная Ди. Я буду часто навещать тебя, обещаю.

Сестрой. Как будто она согласилась бы на это. Дейдре с непроизвольно теплой улыбкой на губах наблюдала за тем, как Грэм неторопливо прошел мимо Брукхейвена. Будет приятно иметь рядом хотя бы одного человека, который не испытывает к ней желания и не считает ее сумасшедшей.

Брукхейвен в упор смотрел на нее. Дейдре вздохнула.

— Вы хотите о чем-то поговорить со мной, милорд?

Маркиз вытащил конверт из своего кармана.

— Вам пришло письмо. Оно от Фебы.

Девушка разозлилась.

— Вы прочитали его? Неужели у меня нет никаких прав в этом доме?

Он вспыхнул.

— Конечно же, я не читал его. Я узнал ее почерк. Я ведь не людоед, знаете ли.

Рядом с ней Мэгги произвела какой-то пренебрежительный звук. Ободренная такой солидарностью, Дейдре уставилась в ответ на своего однодневного мужа с полным презрением.

— Ну, и что я должна сделать, чтобы получить это письмо — помыть окна? Или вы хотите, чтобы я повторила вчерашнюю демонстрацию?

Маркиз помрачнел, но не просто гнев вспыхнул в его глазах.

Колдер смотрел на женщину, которую он выбрал среди всех остальных и удивлялся, как, черт побери, он мог совершить такую радикальную ошибку? Она была невозможна!

О, она была способна на шарм и смех. Он стоял в дверях, наблюдая за тем, как она ведет себя с этим якобы кузеном — этот щеголь не был ей кровным родственником, он хорошо это знал! — сплошные улыбки и изящная непринужденность.

И ничего из этого не было предназначено для него.

Грэм был в точности как Рейф — красивые слова и развлекающие манеры, но где его характер? У него нет ничего, кроме имени, так чьи же деньги он будет спускать сегодня вечером за карточным столом?

И все же Дейдре, которая была привязана к нему, в чем Колдер как-то сумел убедить себя и, наконец, поверил, растрачивала все свое приятное внимание на бесполезных юнцов, подобных лорду Грэму Кавендишу!

Ревность и старые сомнения переплелись внутри него. Он шагнул вперед и сунул трижды проклятое письмо ей в руки.

— Постарайтесь дать мне знать, если мой брат тоже прислал мне пару слов.

Затем он ушел прочь от своей новобрачной… еще раз.

Дейдре надолго зажала письмо между ладонями и позволила сердцебиению замедлиться. У нее возникло внезапное, дикое впечатление, что он подходит к ней, чтобы именно в этот момент схватить в объятия. Вполне в духе ее противоречивого сердца испытать разочарование.

Письмо от Фебы было в точности таким, какое и ожидала Дейдре, изумленная и восхищенная реакция на объявление, которое произошло вслед за тем, как ее кузина отправилась в свадебное путешествие в Испанию.

Когда Феба получила предложение от Брукхейвена просто стоя напротив него в переполненной комнате, Дейдре было трудно испытывать симпатию к своей кузине, которую она не видела много лет. На самом деле в то время она вела себя вовсе не так хорошо, с каждым днем все больше напоминая собой Тессу, пока приближалась дата свадьбы.

Сейчас она была в состоянии очень нежно думать о Фебе и улыбаться, пока читала письмо.

«Теперь ты сделала это, Ди. Рейф уверен, что его брат никогда не простит его — и, с какой стати, он должен думать по-другому, когда Колдер решил устроить свою свадьбу именно тогда, когда мы уехали?»

Упс. Говоря по правде, Дейдре мало задумывалась о присутствии своей кузины и вообще не думала о незаконнорожденном брате лорда Брукхейвена. Вывернутое на другую сторону, это дело выглядело еще хуже, чем было на самом деле.

Но так ли это? Девушка не имела понятия, что ощущает Брукхейвен по поводу поступков своего брата — поступков, которые в любой книге были бы названы предательством. Конечно, он принял свое участие в том, чтобы закрепить Фебу за Рейфом, и разве в конце это не стало выглядеть романтично?

Колдер преследовал Фебу, когда та сбежала с Рейфом, и привез ее обратно в середине ночи, ее платье было изорвано и испачкано, девушка выглядела бледной и молчаливой после того, как Рейф оставил ее одну в гостинице. И все же Колдер впоследствии проявил доброту, защитив Фебу от гнева Тессы.

Дейдре вздохнула. Лорд Брукхейвен оказался сложным человеком, это безусловно.

Она снова обратила внимание на письмо своей руке.

«Я счастлива за тебя, Ди, и уверена, что ты будешь лучшей маркизой Брукхейвен, чем я когда-либо стала бы…»

Хм. Феба тоже не знала о леди Маргарет, Дейдре готова была поспорить. Было некоторое утешение в том, что и ее Колдер держал в неведении, и что этот ужасно бесцеремонный план не был каким-то видом персонального наказания именно для Дейдре.

Нет, этот мужчина просто становился идиотом, когда это касалось чувств других. Дейдре жила кое с кем похожим на него большую часть своей сознательной жизни. Она узнавала самую высшую степень увлеченности собой, когда видела ее, но с Колдером это было чем-то иным. Девушка знала, что у него нет недостатка в чувствах, как у леди Тессы. Кажется, что он почти боится заботиться о ком-то.

Однако, бросив взгляд на грязное маленькое личико Мэгги, Дейдре только укрепилась в своем решении достучаться до этого человека. У него, может быть, и есть сердце, которого нет у Тессы, но если он не пользуется им, то в конце результат получается тот же самый.

Визит Грэма и письмо от Фебы помогли. Она больше не ощущала себя настолько одинокой, как этим утром. По крайней мере, Брукхейвен не намерен разлучить ее с семьей…

Дразнящая улыбка приподнял уголок ее губ. Она должна немедленно попросить Софи приехать погостить. И если Софи приедет, то, возможно, кто-то еще сможет прибыть за ней вслед… и разве Брукхейвен не посчитает это в высшей степени раздражающим?

Глава 15

Колдер провел этот день в изоляции в своем кабинете, уставившись на бухгалтерские книги, которые отказывались подытоживаться. Записи были правильными. Просто его внимание не подчинялось ему. После достаточного количества бесполезных часов маркиз поднялся, чтобы одеться к ужину. Если он хотел, чтобы Дейдре и Мэгги повиновались тонкостям этикета, то едва ли мог сам пренебрегать ими.

Ужин как всегда был идеален. Он не согласился бы на меньшее — но для Колдера все блюда на вкус напоминали опилки.

Она выглядела такой красивой, сидя напротив него, купаясь в свете свечей. Ее волосы казались другими, более мягкими. Спереди она убрала их наверх, но остальная часть спускалась вниз на спину, как водопад солнечного света. В ее глазах также было смягченное выражение — как если бы Дейдре более приветливо думала о нем этим вечером.

Жар затопил его тело при мысли о том, что мужчина мог ожидать от более приветливых мыслей. Колдер провел так много времени, подавляя это внезапное беспокойное вожделение и пытаясь не смотреть на Дейдре, что уже успели подать мясное блюдо перед тем, как он осознал, что его жена одета в то же платье, которое было на ней прежде — простое муслиновое, подходящее для того, чтобы принимать кузину в гостиной, но недостаточно изящное для ужина.

— Вы не сочли необходимым переодеться к ужину?

Его внезапный вопрос слишком резко пронзил тишину. Девушка заметно вздрогнула, заставив его почувствовать себя тем самым людоедом, сходство с которым он отрицал ранее.

Она проглотила кусочек говядины, который деликатно пережевывала.

— Я не знала, хотите ли вы этого.

Колдер был удивлен. Такой простой ответ? Где же пламенный вызов? Где ощетинившаяся гордость?

Дейдре наклонилась вперед и сделала глубокий вдох, собираясь что-то сказать, но шум в его ушах заглушил все слова. Длинный светлый локон волос упал через ее плечо и уютно расположился между ее полными грудями. Разве она не почувствовала этого? Разве она не знает, что его руки трясутся от желания потянуться через стол и вытащить этот локон оттуда?

Дейдре улыбнулась про себя. Это сработало. Он не мог оторвать от нее глаз. К несчастью, когда его глаза потемнели от голода и застыли на ее груди, девушка должна была ощущать удовлетворение от своей победы — но удовлетворения просто невозможно было достичь, когда его горячий взгляд так воспламенял новый жар внутри нее. Ее бедра повлажнели, а соски напряглись. Это должно было быть унизительным.

Но не было.

Мужчины и раньше испытывали к ней желание, как очевидное, так и скрытое, и это никогда не производило на нее никакого эффекта. Этот мужчина с пылающим взглядом и молчаливым накапливающимся гневом мог превратить ее в костер, даже не прикасаясь к ней!

Она что-то сказала, не так ли? Дейдре не могла вспомнить. Колдер в любом случае не ответил. И в любом случае не было смысла пытаться завести разговор, только не тогда, когда у нее во рту все пересохло от желания, а горло сжалось от болезненного предвкушения. Он может прийти к ней сегодня ночью, если она отопрет дверь…

— Ди!

Внезапно Дейдре осознала, что Мэгги пытается привлечь ее внимание уже в течение нескольких минут очевидным театральным шепотом — и, конечно же, маленькая вульгарная девчонка подхватила смехотворное прозвище, которое Грэм придумал для нее.

— Ди!

Девушка оторвала свой взгляд от Брукхейвена.

— Ради Бога, что случилось?

— Мой котенок пропал!

Брукхейвен откашлялся.

— Я приказал Фортескью отдать его кухарке.

Дейдре повернулась, чтобы с беспокойством посмотреть на него. Если Колдер пытался избавиться от единственного друга бедной Мэгги, то она была готова…

— Киску на ужин?

Громкость была оглушительной, а пронзительная высота звука вызывала желание забраться под стол. Становящиеся все громче вопли Мэгги заглушали любую попытку Брукхейвена исправить впечатление от того, что он приготовил для девочки ее любимца под соусом и подал с жареным картофелем.

Поначалу Дейдре была обеспокоена этой истерикой — до тех пор, пока Мэгги не одарила ее злорадной усмешкой из-за своей салфетки. Они планировали сделать что-то выводящее из равновесия за ужином сегодня вечером, но это намного превзошло их обсуждаемую схему «тарелка на его коленях». Дейдре была вынуждена молча поаплодировать. Такая основательность и преданность долгу в столь юном возрасте! Небеса, эта девочка была почти профессионалом!

Затем, схватив свою собственную салфетку, Дейдре притворилась, что давится в нее.

— О, как вы могли? — вскричала она, глядя на хмурого сконфуженного мужа.

Наконец этот мужчина достиг своего предела. Он запрокинул голову назад.

— Довольно!

Несмотря на свои самые худшие намерения, Дейдре обнаружила, что замолчала, повинуясь мужскому авторитету в его реве. Однако она никогда прежде не слышала, чтобы Колдер повышал голос, так что, возможно, она должна была рассматривать этот факт как некоторый успех.

Мэгги остановилась с последним хлюпающим воплем и приглушенным иканием. Дейдре бросила на нее сочувственный взгляд. Девочка довела себя до крайнего состояния, к тому же преднамеренно.

Маркиз положил обе ладони на стол и очень медленно и демонстративно поднялся.

— Так как ни одна из вас, кажется, не ценит замечательные блюда, приготовленные кухаркой, то вы обе отправляетесь в постель без всякого ужина, — прорычал он.

Дейдре могла бы рассердиться на такое детское наказание, но, в конце концов, она во многом заслужила его. В целом, она получила огромное удовольствие. Девушка поднялась со спокойным достоинством.

— Пойдемте отсюда, леди Маргарет.

Мэгги фыркнула и подчинилась. У двери она обернулась.

— Я хочу спать с моим котенком.

Никто бы не сказал, что у ребенка недостает мужества. Оставшись в меньшинстве, Брукхейвен скользнул обратно на свой стул и уронил голову на руки.

— Мы обсудим будущее котенка завтра, леди Маргарет. Кухарка хорошо позаботится о нем до этого времени.

В этот момент они мудро отступили с поля сражения, считая себя победителями дня.

— Ты когда-нибудь пробовала конфеты?

Дейдре и Мэгги отступили в спальню ее сиятельства, чтобы перегруппироваться. Они лениво развалились возле камина, их желудки теперь урчали по-настоящему. Последнее, о чем Дейдре хотелось думать, так это о еде.

— Конечно.

Должно быть, ее тон оказался немного пренебрежительным, потому что Мэгги затихла, устремив взгляд на угли. Дейдре отложила книгу, которую читала вслух.

— Ты никогда не пробовала конфет, не так ли?

Мэгги покачала головой, не отводя взгляда от огня.

— Папа приказал, что бы мне их не давали.

— Никогда? — Разве это не было на него похоже — полностью запретить конфеты, даже не подумав о простом смягчении? — Можно подумать, что мы узницы в Тауэре, — проворчала она.

Мэгги повернулась к ней.

— Что ты сказала?

Дейдре спустила ноги с диванчика и наклонилась вперед.

— Я сказала «У меня есть особый дар». — Она усмехнулась. — Я знаю, как делать ириски!

Глаза Мэгги расширились.

— Правда?

Дейдре прошагала к звонку и решительно потянула за него.

— Мой отец научил меня. Мы обычно делали их в снежные дни.

Фортескью со своей обычной скоростью, то есть незамедлительно, постучался в дверь и вошел.

— Миледи?

Дейдре величественно махнула рукой, разыгрывая важную леди для развлечения Мэгги.

— Фортескью, мне нужны два горшочка, масло, сахар, шоколад и грецкие орехи — немедленно!

Фортескью бросил взгляд на Мэг.

— Его сиятельство приказал, чтобы леди Маргарет не давали конфет.

Дейдре скрестила руки на груди и приподняла бровь.

— А его сиятельство приказал также лишить их и меня?

Губы Фортескью дернулись.

— Конечно же, нет, миледи. Я сейчас же пошлю поднос наверх.

Когда дворецкий ушел, Мэг села и выпрямилась.

— Мы собираемся есть конфеты?

Дейдре со смехом упала на диванчик.

— Леди Маргарет, мы собираемся объедаться конфетами до тошноты!

Прибыл поднос, на котором лежали уже расколотые орехи и шоколад, наструганный точными крошечными кусочками, идеальными для растапливания. Здесь был даже кувшин молока и два стакана. Очевидно, Дейдре была не единственной, кто полагал, что его сиятельству пора ослабить поводья.

Они растянулись на животах перед огнем, и Дейдре показала Мэг, как растапливать масло и перемешивать его с сахаром до тех пор, пока смесь не станет идеального коричневого цвета. Затем, пока она охлаждалась на подоконнике, заговорщицы растопили шоколад и подсластили его до однородного совершенства.

— Мы уже можем это есть?

Дейдре рассмеялась над нетерпеливостью Мэг.

— Я спрашивала то же самое. А мой отец отвечал мне: «Терпение, милое сердечко. Оно будет вознаграждено».

Она полила шоколадом охлажденную смесь масла и сахара, посыпала сверху орехами и поставила горшочек обратно на подоконник снова остывать.

— На самом деле необходим снег, чтобы быстро остудить это… — Девушка повернулась к Мэг и увидела, что ее лицо печально, а взгляд опять потерялся среди углей. — Леди Маргарет?

— Папа вовсе не любит меня. — Ее глаза казались огромными и блестящими на маленьком лице.

Дейдре не могла отрицать этого, потому что не видела ни одного признака такой привязанности.

— Откуда ты это знаешь?

— Твой папа называл тебя «милое сердечко». Мой никогда… Папа обычно называл меня «Мэгги» и гладил по голове, когда приезжал в Брукхейвен. А сейчас он зовет меня «леди Маргарет», и он никогда… он никогда не обнимает меня.

Дейдре ненадолго прикрыла глаза. Черт бы тебя побрал, Брукхейвен. Затем она опустилась на колени рядом с девочкой и неуклюже обняла ее за костлявые плечи.

— Твой отец любит тебя. Он… он отправился и нашел меня, как раз для тебя, разве не так? — Это было чем-то, в чем Дейдре не хотелось признаваться самой себе, но боль Мэгги была больше и длилась дольше, чем ее.

Мэгги нерешительно склонила голову на плечо Дейдре, и уже вместе они уставились на угли, но там не было ответа на тайны сердца лорда Брукхейвена.

Затем ириски оказались готовы. Выражение лица Мэгги после первого кусочка было просто бесценным. Ненадолго воцарилась удовлетворенная тишина. Дейдре заметила, что Мэгги тайком припрятала большой кусок в кармашек своего неряшливого передника, но ничего не сказала. Маленькие дети время от времени заслуживают глупых удовольствий.

Глава 16

Снаружи, из темной гостиной, Колдер наблюдал за ними, лежащими друг возле друга на животах, болтающими ногами в воздухе. Он мог бы сказать себе, что был расстроен недостатками их манер чуть ранее…

Это из-за манер или из-за того, что они там, а ты здесь, снаружи?

Затем Дейдре улыбнулась, и хотя было совершенно ясно, что улыбка предназначалась не ему, сердце Колдера глухо застучало. Она была так красива в этой позе, простой и расслабленной. Маска уравновешенной леди была сброшена, приоткрыв скрывавшегося под ней игривого бесенка.

С чем это можно сравнить? Быть способным легко общаться с другими — это всегда было для него тайной.

В частности, он никогда не понимал женщин, потому что они имели для него слишком мало смысла. Мужчины во многом близки к машинам. У них есть ограниченное количество реакций — агрессивность, трусость и агрессивность, чтобы замаскировать трусость — и нужно просто перебрать в уме все возможности, чтобы вычислить, какой ответ он должен дать. Колдер обнаружил, что надменная отстраненность прикрывает любое количество возможных ожиданий при общении с мужчинами.

Но не с Дейдре. Она отметала прочь любую его угрожающую позу, чтобы раскрыть пустоту за ней. Она принудила его заглядывать в себя глубже, чем кому-либо когда-либо это удавалось — даже Рейфу.

Он заставил себя поднять руку, чтобы постучать, зная, что его появление убьет искреннее веселье. Обычно так и происходило. Колдер вошел в ответ на приглашение Дейдре и обнаружил, что Мэгги спряталась. Это не имеет значения. В конце концов, он же хотел, чтобы эти двое стали компанией друг для друга.

Дейдре поднялась из своей ленивой позы, плавно шагнув и закрыв какое-то разрезанное на части и вероятно запрещенное блюдо. Колдер намеревался вежливо попросить ее присоединиться к нему за завтраком.

— Завтра вы подниметесь рано. Невозможно провести день в значимых делах, если лежать весь день в кровати. — Он резко замолчал. Неужели он на самом деле только что произнес эти слова?

Конечно же, ее подбородок поднялся и в глазах блеснул вызов.

— В самом деле? И почему же это?

— Вы появитесь за завтраком, — грубо заявил маркиз.

О, как мило, ты глупец.

Черт, он не мог связно думать, когда она стояла рядом, представляя собой золотоволосую богиню презрения, воцаряясь над ним, таким грубым увальнем, с недосягаемой насмешливостью.

— Я сделаю в точности то, что пожелаю, — ответила она, — потому что вас все равно здесь не будет, чтобы увидеть это. Разве вы не слишком запоздали на одну из своих фабрик?

Фактически так и было. Просьбы о его присутствии становились все более настоятельными с каждым днем.

— Я буду завтракать дома. Вы и леди Маргарет присоединитесь ко мне.

Дейдре приподняла золотистую бровь.

— Я не повинуюсь приказам, милорд.

Колдер смотрел на нее, ни на йоту не ослабляя интенсивности взгляда.

— Вы подниметесь рано и спуститесь завтра к завтраку, после чего вы проведете каждый момент завтрашнего дня с леди Маргарет. Я прикажу Фортескью убедиться в этом.

Девушка сложила руки на груди.

— Бедный Фортескью. Вы всегда заставляете его играть роль лица, принуждающего кого-то исполнять вашу волю? Более храбрый человек сделал бы это сам. — Она усмехнулась. — Или, по крайней мере, попытался бы.

Он не поддался на уловку.

— Вы подниметесь рано и спуститесь вниз, чтобы позавтракать со мной и леди Маргарет. Вы будете ужинать со мной каждый вечер, и вы будете переодеваться к нему. — Маркиз прищурил глаза, глядя на нее, останавливая ее возражения. — Вы будете делать все это, миледи, или обнаружите, что можете потерять гораздо больше вещей, чем несколько платьев и вечеринок. Мне вовсе нет нужды позволять вам вообще приезжать в Лондон.

После этих слов она побледнела. Его не удовлетворило то, что он увидел, но так как Дейдре была воспитана Обществом, то это была самая худшая угроза, какую Колдер смог подобрать. Колдер никогда не поднимет на нее руку и не собирается лгать об этом, чтобы напугать ее. Он не хотел, чтобы она боялась, он желал, чтобы Дейдре повзрослела. Маркиз хотел разделить свою жизнь с взрослой женщиной, а не с раздражительным ребенком. У него уже была одна такая жена.

— Вы не кажетесь жестоким человеком, милорд, — спокойно произнесла девушка, хотя ее глаза искрились от гнева. — Так что, должно быть, вы просто по-настоящему не осознаете то, что говорите. Отправить жену в деревню — означает лишь вызвать бесчисленные слухи. Меня объявят сумасшедшей или смертельно больной. Вас будут обвинять в том, что вы довели меня до такого состояния, или даже убили — вы знаете, как длинные языки болтают об этом.

Черт возьми, она была совершенно права. Колдер не продумал эту угрозу. Она производит на него такой эффект, который заставляет его извергать импульсивные ультиматумы.

Дейдре стиснула руки за спиной, чтобы скрыть тот факт, что они трясутся. Она сбежала от Тессы, чтобы освободиться от притеснения и тирании. Проклятый Брукхейвен.

— К несчастью, милорд, я знаю, что вы являетесь хозяином своего слова. Даже сейчас, когда я указала вам на вашу ошибку, вы будете ощущать себя вынужденным сделать в точности то, чем вы угрожали мне, если я ослушаюсь вас. Так как я не являюсь жестокой женщиной, то я не стану заставлять вас претворять в жизнь такое жестокое ошибочное решение. — Ее легкая улыбка сделалась холодной как лед. — Увидимся за завтраком, милорд.

Он коротко поклонился, затем повернулся на пятках и вышел, не говоря ни слова. Только когда дверь закрылась за ним, Дейдре смогла разжать свои ноющие пальцы.

Мэгги вылезла из-под кровати.

— Если он думает, что я приду на этот чертов завтрак, то он на самом деле сумасшедший, — яростно провозгласила она.

— Возможно… — О Небеса, сейчас все стало для Дейдре совершенно ясно. Он не хотел есть в одиночестве. Эта догадка совсем чуть-чуть разбила ей сердце, но она не могла позволить Колдеру так рано сорваться с крючка. Девушка изобразила улыбку, похожую на ту, которой улыбалась Мэгги за ужином. — Это будет слишком плохо, — произнесла она, — потому что там будет весьма забавно.

Снаружи апартаментов ее сиятельства, Колдер остановился, чтобы провести рукой по лицу. Как он говорил себе множество раз за последние два дня…

Все пошло не слишком хорошо.

Конечно же, за исключением того факта, что он выиграл. Так ли это? Она согласилась делать то, что ей было сказано, в этот раз, во всяком случае. Так почему же комок стыда застыл в его животе? Это была достаточно простая просьба — завтракать и ужинать как одна семья.

Но ты не просил.

Колдер расстроено выдохнул. У него не было времени или намерения заворачивать каждое проклятое предложение в красивые слова. Он был очень занятым человеком. К этому моменту он провел уже много лет, привыкнув…

Рычать.

Колдер ощутил, как рычание поднимается в его горле. Он привык отдавать приказы и видеть их незамедлительно выполняемыми. Не было причины менять свое поведение только потому, что какая-то женщина решила, что оно уязвляет ее нежные чувства.

Маркиз отступил в мужской приют своего кабинета. У него были дела, важные дела, ожидающие, когда он приведет их в порядок. Он больше не мог позволить сумасшедшей женщине отвлекать от них свое внимание.

Вскоре Колдер поднял взгляд от своих бумаг, когда услышал, как что-то проскользнуло под дверь его кабинета. Он увидел тень, быстро движущуюся на фоне света из коридора, и услышал легкие убегающие шаги. Маркиз пересек комнату и опустился на колени, чтобы поднять маленький бумажный пакетик с пола.

Сверху были нацарапаны слова «Для папы». Он подавил вздох при виде плачевного почерка и развернул клочок бумаги. Внутри оказался кусок чего-то коричневого с… чем-то похожим на орехи? К тому же к нему прилипли нитки. Кусок был похож на что-то такое, что его грум мог бы соскрести с копыта лошади, но запах от него исходил… великолепный.

Колдер обдумал возможность отравления, но затем решил, что Мэгги, будучи Мэгги, никогда не будет настолько очевидной. Затем ему в голову пришло, что Мэгги, будучи Мэгги, могла бы осознать, что он подумает об этом, и, следовательно…

Он покачал головой от каскада подозрений и решил принять этот подарок как подарок. Если бы Мэгги захотела причинить ему вред, то все, что ей нужно было делать — это продолжать свое нынешнее восстание.

Колдер откусил крошечный, осторожный — в конце концов, он ведь не дурак — кусочек стряпни. Масляный вкус шоколадного удовольствия наполнил его чувства. Это была самая лучшая ириска из всех, что он когда-либо пробовал, хотя Колдер и не часто баловал себя ими. У нее был такой вкус, словно она была сделана самыми лучшими кондитерами Лондона — и все же маркиз знал, что никто из прислуги не станет бросать вызов его правилам и покупать подобные вещи для Мэгги.

Но Дейдре станет.

Колдер бросил пакетик на стол и прошагал обратно к своему креслу. Эти вредные женщины в его доме собираются довести его до смерти, не важно, отравят они его или нет! Он заставил себя снова обратить внимание на дела под рукой, отказываясь тратить впустую еще хотя бы один момент на тех, кто разжигает восстание прямо у него под носом.

После долгого времени и нескольких непрочитанных страниц, он позволил своему взгляду скользнуть обратно туда, где так невинно лежала ириска в грубой обертке. Его пальцы зачесались. Нет. Его не удастся уговорить с помощью сладостей! Колдер не даст собой манипулировать. Очевидно, она подбила Мэгги на такой располагающий к себе поступок в надежде выпросить что-то у него. Он не мог поощрять такое поведение.

Запах от декадентского удовольствия дразнил его. Внезапно он схватил ириску, сдул с нее нитки и бросил в рот. Откинувшись назад в своем кресле с вздохом восторга, Колдер позволил деликатесу медленно таять на своем языке.

В конце концов, он ведь был человеком, который ненавидел, когда что-либо пропадало впустую.

Глава 17

Колдер уселся завтракать точно в то же время, когда он всегда это делал. И, как всегда, несмотря на определенные инструкции, которые он отдал своей новобрачной прошлым вечером, за стол маркиз сел в одиночестве.

Он глубоко вдохнул.

— Фортескью, где ее сиятельство?

— Я полагаю, что ее сиятельство все еще…

— Ее сиятельство прямо перед вами, милорд.

Колдер вздернул голову при звуке этого хриплого мурлыканья и увидел, что Дейдре на самом деле стоит в проеме двери — или, скорее, сонно опирается о дверной косяк, словно не до конца проснулась, чтобы стоять прямо.

Она провела тыльной стороной руки по своим глазам, затем с трудом поморгала.

— Господи, Брукхейвен, кто же, черт побери, ест так рано? Я едва могу вынести даже один взгляд на еду.

Его дыхание застряло у него в горле.

— Что на вас надето, миледи?

Девушка взглянула на него с широко распахнутыми глазами.

— Вы приказали «одеваться к ужину». Но ничего не сказали насчет «одеваться к завтраку».

Одетая только в поспешно завязанный халат и что-то кружевное и просвечивающее под ним, Дейдре представляла собой беспорядок — роскошно полуодетый, эротически взъерошенный беспорядок из самых темных фантазий Колдера о влажных и спутанных простынях. Она зевнула с деликатностью кошки, ее кружевной рукав наполовину соскользнул с ее руки, которой Дейдре прикрыла рот, затем девушка сонно заморгала, глядя на него.

— Думаю, что было бы неплохо поесть, раз уж я здесь.

Вот и все. Ни приветствия, ни хриплого «доброе утро, дорогой», ни теплых со сна рук, обвившихся вокруг его шеи, чтобы притянуть его вниз для нежного, сонного поцелуя…

В том, что всего этого не случилось, не было никакой странности — но странной была его внезапная, болезненная тоска по таким вещам. Она — его жена. Она должна просыпаться в его объятиях, ее гладкие руки и ноги должны переплетаться с его конечностями, тяжесть ее нежных грудей он должен ощущать в своих ладонях, ее сонные голубые глаза должны видеть только его…

Дейдре шлепнулась на стул, который Фортескью выдвинул для нее. Проклятому дворецкому, конечно же, досталась улыбка и хриплая благодарность. Перед ней появилась тарелка — тост и нарезанное яблоко. Она пила только чай без молока.

Колдер нахмурился. Она должна есть больше. Ее фигура была прекрасна, но у него не будет возражений, если ее будет немного больше. Он открыл свой рот, чтобы запротестовать — но затем остановился. Неуступчивое создание только сделает все наоборот и заморит себя голодом. Так что вместо этого, маркиз изучил тарелку жены с притворным одобрением.

— Вижу, что вы очень дисциплинированны насчет своей фигуры. Хорошо, что вы не хотите растолстеть.

От этих слов в ее сонном взгляде появились искры.

— Фортескью, яйца и ветчину, — отрывисто приказала Дейдре.

Колдер спрятал улыбку за своей салфеткой.

В этот момент в комнату забрела Мэгги. Тот факт, что его дочь подчинилась ему, ошеломил маркиза, но то, что девочка была более или менее чистой, одетой и причесанной — в манере «лето в деревне» — полностью лишило его дара речи.

Ее темные волосы сияли, расчесанные, и были заплетены в косу, хотя и несколько кривовато. На ее платье не было ни пятнышка грязи или пищи, или сажи, и ее личико было розовым и только что умытым.

Мэгги была красивым ребенком, это было как раз то, что каждый ожидал бы от дочери Мелинды. Лицо ее матери, смягченное детским отсутствием углов, волосы ее матери, отливающие почти иссиня-черным цветом, застенчивая улыбка ее матери, которая так долго скрывала такую большую ненависть…

Боль скрутила его изнутри. Не из-за потери Мелинды — по крайней мере, не из-за своей потери — но из-за того, что он сделал и не сделал, и что могло стоить ему ребенка, стоящего перед ним. Маркиз, нахмурившись, отвел взгляд и пропустил то, как медленно исчезла задумчивая улыбка Мэгги из-за того, что он не поздоровался с ней.

Дейдре ничего не пропустила. Этот мужчина — идиот.

— Вы выглядите сегодня так, словно собираетесь выйти в свет, леди Маргарет. Какие у вас планы?

Мэгги, настроение которой, очевидно, стало таким же плохим, как и у ее отца, только бросила на нее презрительный взгляд из-под длинных ресниц.

— Не смеши меня. Я должна остаться на весь день с тобой.

Дейдре вздохнула. Они были парой, эти двое. Мэгги даже произносила слова, как ее отец. Девушка с возобновленной яростью взглянула на Брукхейвена.

— Вы совсем не помогаете, знаете ли!

Фортескью в этот момент ставил перед ней новую тарелку.

— Маленькие победы все равно остаются победами, миледи, — прошептал дворецкий, под прикрытием подготовки для нее свежей салфетки.

Дейдре вздохнула. Это было правдой. В битве за завтраком, подумала девушка, она на много очков опередила своего мужа. И тот, по крайней мере, ненадолго, хотя и один раз, прямо посмотрел на свою дочь. Это уже было кое-что.

Она подняла взгляд и увидела, что взгляд Брукхейвена прикован к ее лифу. Ночная рубашка, которая все еще была на ней, не особенно скрывала что-либо, да и ее тонкий пеньюар не оказывал большой помощи.

Отлично. Пусть он видит то, что упускает со своей идиотской тиранией. Дейдре положила вилку и глубоко вдохнула, опустив одно плечо так, что ее декольте опасно приблизилось к тому, чтобы сползти вниз. Конечно же, этого не произойдет, но она пофлиртовала достаточно в своей жизни и знала, что предвкушения даже малейшей возможности такого события было достаточно, чтобы удерживать внимание мужчин часами.

Его глаза потемнели, а его скульптурно вылепленная челюсть напряглась. Дейдре могла ощущать то, как его усилившееся вожделение горячей волной распространяется от его кожи, словно жар от горящего в камине черного угля.

К несчастью, когда Колдер смотрел на нее подобным образом — словно его жесткий самоконтроль являлся единственным, что останавливало мужчину от того, чтобы смести все со стола и овладеть ею на нем, — тогда у нее у самой слегка подгибались колени.

У нее во рту пересохло от ее собственных фантазий, а ее дыхание становилось все более затрудненным. Чтобы отвлечь себя, Дейдре вслепую отрезала кусочек еды и заставила дрожащую руку поднести вилку ко рту.

Затем первый кусочек солено-сладкой ветчины начал таять на ее языке, отвлекая девушку от вожделения к своему мужу к чему-то более достижимому.

О, блаженство. Девушка закрыла глаза, чтобы самым полным образом насладиться вкусом, затем торопливо отрезала другой кусочек, побольше. Она не пробовала ветчину уже много лет — и почему так происходило?

Теперь, когда Дейдре думала об этом, то вспомнила, что строгая диета была идеей Тессы. Дейдре было запрещено баловать себя чем-либо, что могло вызывать нормальный аппетит, с пятнадцати лет.

По правде говоря, это не было полностью делом рук Тессы, потому что ничто не остановило бы Дейдре, если бы она решилась взбунтоваться. Такая строгая защита своей фигуры имела смысл, когда она охотилась на герцога. А сейчас она уже замужняя женщина. Она может стать такой же толстой, как кухарка, и Брукхейвен не сможет ничего с этим поделать.

Дейдре поудобнее устроилась на стуле и приготовилась есть до тех пор, пока не сможет дышать.

Колдер наблюдал за тем, как его благородная жена с такой жадностью принялась за свой завтрак, словно работала в поле. Это зрелище было странно удовлетворительным. В своем увлечении она отбросила свою защиту хотя бы на один момент, и маркиз наслаждался неподдельным удовольствием на ее лице.

Если бы только он был причиной этого удовольствия, а не прекрасная кулинария его прислуги. Все, что Колдер мог делать — это не смотреть в упор на ее грудь в этой свободной и кружевной ночной рубашке. Он не ощущал даже вкуса еды, которую пережевывал!

Тем не менее, прогресс есть прогресс. Его жена начала прибирать его дочь к рукам, несмотря на возникшие ранее признаки восстания, и теперь у него был полный стол за завтраком.

Не так плохо для третьего дня в роли мужа. Возможно, он был немного грубоват, но скоро он сумеет сделать так, чтобы все шло гладко, и тогда сможет вернуться кпосещению своих любимых фабрик…

Господи Боже, прошло уже несколько дней с тех пор, как Колдер уделял им больше, чем поспешно проходящую мысль.

Он должен немедленно уйти. Ему нужно объехать свою собственность, занять себя чем-то настоящим и конкретным, и совершенно лишенным грудей. Да, абсолютно лишенным. Настало время покинуть этот сумасшедший дом и снова затеряться в комфортно сухом и однородном мире производства.

Нежелание затягивало его, и маркиз затруднялся объяснить почему. Было слишком рано. Дейдре еще слишком непредсказуема. Мэгги все еще не привыкла к ней. Прислуга не узнала, как держать ее в узде.

Да, все так. Он не осмелится уехать. Для него не осталось незамеченным то, что она соблазняла Мэгги перейти на темную сторону. Даже Фортескью, чье сердце было сделано из совершенно надежного льда, оказался явно сраженным ею. При такой скорости, с которой она передвигалась, Дейдре завоюет весь мир к тому времени, когда он вернется!

Нет. Лучше остаться — отстаивать свои позиции. Его жена должна узнать, что он не отклонится со своего курса.

Кроме того, хотя он не признался бы в этом даже под самой ужасной пыткой, Колдеру было даже любопытно увидеть, что она сделает в следующий раз.

Глава 18

Напряжение в комнате для завтраков не ослабло до тех пор, пока его сиятельство угрюмо не извинился и не бросил салфетку на свою тарелку. Дейдре весело улыбнулась своему мужу.

— Вы покидаете нас сегодня?

Тот недовольно посмотрел на нее.

— Нет необходимости говорить это с такой надеждой.

В ответ она захлопала ресницами.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, милорд.

— Хм. — Маркиз отвернулся, затем повернулся обратно. — Кстати, моя дорогая, завтра вы оденетесь к завтраку.

Дейдре сладко улыбнулась.

— Как пожелаете, милорд.

Это озадачило его.

— Э-э… хорошо. Тогда доброго вам утра. — Колдер широкими шагами вышел из комнаты, чуть менее раздраженный, чем прежде.

Как только он ушел, улыбка Дейдре померкла. Хотя дразнить этого мужчину было забавно, «раздражение» было не той эмоцией, которую она вечно хотела бы наблюдать.

— Было не так уж плохо, — глубокомысленно заявила Мэгги. — Думаю, что папе отчасти понравилось то, что мы были здесь.

Дейдре вздохнула.

— Я определенно надеюсь на это. — Она оттолкнула свою тарелку. — Фортескью, можем ли мы выпить чаю в моей гостиной? — Девушка улыбнулась Мэгги. — Нам нужно составить заговор.

Вскоре они устроились в уединенном комфорте красивой комнаты. Горячий, ароматный чай в прекрасном фарфоре рядом с приятным огнем влажным весенним днем — и никакой Тессы. Несомненно, большего покоя и удобства она никогда не испытывала.

— Фортескью…

Дворецкий поднял взгляд от чайного подноса.

— Миледи?

Дейдре изучала свои руки.

— Я хотела поблагодарить тебя. Несмотря на эту… эту ребяческую войну между мной и его сиятельством, ты обращаешься со мной с огромным уважением.

— Конечно же, миледи. — Фортескью сделал движение, чтобы двинуться дальше, но Дейдре подняла вверх руку.

— Подожди. Я не позволю тебе отмахнуться от этого, Фортескью. После того, как я жила в доме моей мачехи, я отлично знаю, как прислуга может сделать жизнь хозяйки несчастной, если пожелает этого… и этот тон обычно задается дворецким. — Девушка бросила взгляд туда, где Мэгги играла со своим котенком у огня, затем внимательно взглянула на дворецкого.

— Весьма глупым может показаться отказ выполнять желание его светлости, заключающееся в том, чтобы я воспитывала леди Маргарет, особенно потому, что она, очевидно, нуждается в этом. Мне просто хочется, чтобы ты понял — я нахожу невозможным вовсе не то, что попросил у меня лорд Брукхейвен… — Дейдре беспомощно пожала плечами, затем развела руками. — Это все из-за того, как он попросил — или, скорее, вовсе не просил. Ты тоже считаешь, что я выгляжу смешной?

Фортескью очень внимательно смотрел на какую-то точку над ее головой.

— Миледи, я часто замечал во время внедрения новой прислуги в домашнее хозяйство, что как они начинают проявлять себя с самого начала, так они и продолжают работать — только если их немедленно не поправить.

Дейдре коротко рассмеялась.

— Этот спор может пойти в любом из двух направлений, Фортескью.

Фортескью поклонился, его глаза оказались в тени из-за того, что он стоял под определенным углом к свету.

— Я такого же мнения, миледи.

Дейдре долго изучал стоящего перед ней мужчину.

— Ты на моей стороне, не так ли, Фортескью?

Фортескью на краткий момент встретился с ней взглядом.

— Я надеюсь, что все мы сможем выиграть, миледи. — Затем он снова поклонился. — Если вам ничего больше не нужно, миледи?

Дейдре засмеялась и махнула дворецкому рукой.

— Ступай, вселяй страх в какого-нибудь несчастного угольщика. Тебе больше не испугать меня.

— О Боже, — тихо ответил он. — А я получал от этого такое удовольствие.

Дейдре все еще смеялась, когда дверь за дворецким закрылась, но ее веселье померкло, когда она посмотрела на одинокую маленькую девочку перед камином. Счастье Мэгги зависело от того, чтобы завоевать как можно больше колеблющегося внимания ее отца — а счастье Мэгги каким-то образом стало очень важным для Дейдре.

Затем девушка опустилась на колени рядом с ребенком и заворковала над котенком. Озорной заговор мог подождать до тех пор, пока они не закончат пить чай.

— Мы может намазать черную ваксу на его расческу.

Дейдре вежливо обдумала это предложение.

— Я бы хотела увидеть это — хотя такой план мог бы быть более эффективным, если бы он был светловолосым, ты не думаешь?

У Мэгги вытянулась лицо.

— Ох. — Она вздохнула. — Тогда чернила в его зубном порошке?

Дейдре состроила гримасу.

— Что, если они потом никогда не отмоются?

— О, когда-нибудь они сотрутся, — весело заверила ее Мэгги.

Дейдре с осторожностью оглядела девочку.

— Напомни мне никогда не злить тебя.

Фортескью внес свежий чайник с чаем. Дейдре улыбнулась с благодарностью и вернулась обратно к своему злодейскому генеральному плану.

Дворецкий медлил. Через мгновение он откашлялся.

— Миледи, могу ли я рассчитывать на минуту вашего внимания?

Дейдре подняла взгляд и увидела, что Фортескью стоит еще прямее, чем обычно. Господи, если бы она не знала его лучше, то подумала бы, что он нервничает! Девушка наклонилась, чтобы шепнуть на ухо Мэгги:

— Леди Маргарет, сбегайте в классную комнату и принесите мне еще бумаги, пока я помогаю Фортескью вытащить стальной прут из его задницы.

Мэгги хихикнула и быстро повиновалась. Фортескью выглядел удивленным такой готовностью, когда Мэгги пронеслась мимо него с широкой улыбкой.

— Вы творите чудеса с этой молодой леди, миледи.

Дейдре нахмурилась. Ей бы не хотелось, чтобы что-то подобное дошло до Брукхейвена.

— Я ничего не сделала. Леди Маргарет принимает свои собственные решения.

Фортескью поклонился.

— Совершенно точно, миледи.

Дейдре одарила дворецкого полуулыбкой.

— Что я могу сделать для тебя, Фортескью?

Тот откашлялся.

— Я подумал, что возможно сейчас, когда вы устроились в Брук-Хаусе… до некоторой степени… — Его слова деликатно затихли, потому что это совершенно точно не было правдой. — Возможно, что вы могли бы подумать над тем, чтобы сделать постоянным назначение Патриции в качестве вашей горничной — то есть, если вы находите ее работу удовлетворительной?

Дейдре удивилась.

— Я даже не осознавала, что это еще не произошло.

— Нет, миледи. Его сиятельство просил, чтобы я нашел кого-то в штате прислуги, кто мог бы занять это место до тех пор, пока вы не выберете свою горничную.

Патриция была прекрасной девушкой и очень умелой, намного превосходящей тот уровень, который можно было предположить, учитывая недостаток у нее образования…

Дейдре выпрямилась.

— Она очень разумная девушка, но ее речь? — Дейдре махнула рукой. — Я беспокоюсь, что она никогда не сможет чего-то добиться за пределами этого дома. Мне бы также весьма помогло, если бы девушка умела читать и считать.

Мэгги вошла обратно в комнату со стопкой бумаги, пятном на щеке и быстро расплетающейся косой. Не задумываясь, Дейдре притянула девочку к себе на колени и начала переплетать ей волосы. Казалось, что Мэгги не имела ничего против, но глаза Фортескью расширились от удивления. Дейдре продолжала:

— Если Патриция не возражает, то я хотела бы немедленно нанять для нее преподавателя.

Напряжение моментально исчезло с красивого лица Фортескью, и он быстро кивнул.

— Я сразу же позабочусь об этом. Я точно знаю, кого нужно нанять. — Он вышел шагом, который можно было бы описать как «бойкий» — если, конечно, речь шла бы не о Фортескью.

— Как дела с задницей Фортескью? — с любопытством спросила Мэгги.

Дейдре улыбнулась, пока рассеянно вытирала лицо Мэгги своим носовым платком. Дворецкий и горничная леди? Она обнаружила, что даже завидует им.

— Весьма странно, но я думаю, что теперь дела обстоят гораздо лучше.

Глава 19

Мисс Софи Блейк удалось, несмотря на свою обычную неуклюжесть и неспособность сливаться со стенными панелями из-за своего роста, сбежать из дома своей тети незамеченной и без компаньонки. Не то чтобы Тесса была слишком исполнительной, но у нее была сверхъестественная способность замечать, когда кто-то собирался повеселиться, как раз вовремя для того, чтобы испортить это веселье.

Было странно прогуливаться по улицам Лондона одной. Возможно, это должно было быть тревожащим фактом, но казалось, что ее немодный наряд и очевидное отсутствие богатства помещали Софи куда-то в середину огромного класса прислуги и, следовательно, делали ее почти невидимой. На самом деле это скорее освобождало девушку, и она старательно наслаждалась длинной прогулкой до Брук-Хауса.

Она даже улыбнулась Фортескью, когда вошла, но пропустила его удивленное моргание, потому что оглядывалась в поисках Дейдре.

— Ее сиятельство в своей гостиной, мисс Блейк. Если вы изволите подождать в приемной, я поставлю ее в известность, что вы здесь.

Слегка улыбнувшись напоминанию, что сейчас она просто гость, а не член семьи, Софи передала дворецкому свою шляпку и перчатки и пошла дальше по коридору. Как только она приблизилась к двери приемной, девушка обернулась в ответ на тревожное ощущение того, что за ней наблюдают.

Фортескью остался стоять там, где она оставила его, и он смотрел на нее с ошеломленным выражением на лице. В ответ на вопросительный взгляд Софи, дворецкий пришел в себя и склонился в почтительном поклоне, прежде чем зашагал прочь в поисках Дейдре.

На что же этот человек мог так засмотреться?

Затем Софи поймала свое отражение в маленьком зеркале в холле, пока проходила мимо него. Ее красноватые волосы выбились из-под чепчика, а свет падал на переносицу как раз в нужном месте, и ее длинная шея выглядела как шея ощипанного цыпленка, выглядывающая из оборчатого выреза нелепого платья.

О, все правильно. Я некрасива.

Как уже бывало не раз, сознание девушки немедленно отогнало эту мысль прочь, вместо этого обратившись к ее проекту. Всякий раз, когда Софи получала возможность сбежать от социальных обязательств Тессы, она работала над ним. Полностью переведя первую из сказок немецкого фольклора, к своему удовлетворению и полному удовольствию своих кузин, сейчас девушка была на середине второго перевода, волшебной истории, которая обещала стать еще более захватывающей, чем первая.

Сосредоточившись на восхитительных перспективах будущего открытия, Софи прошла в музыкальную комнату по пути в приемную, не проявив своей обычной осторожности при входе куда-нибудь. Однако залитое солнечным светом помещение не было пустым.

Софи резко остановилась, как только зашла в дверь. За маленьким фортепиано сидел мужчина, рассеянно пробегавший по клавишам одной опытной рукой. Ноты ритмично взлетали вверх и опускались вниз, это была приятная мелодия для таких простых гамм.

Девушка задумалась о том, как будет звучать музыка, если он попытается заиграть по-настоящему. Она обожала музыку, хотя в Актоне ее было бесценно мало, но сейчас Софи пришла сюда, чтобы увидеть Дейдре, а не для того, чтобы сталкиваться со странными мужчинами.

Она не могла пройти через комнату так, чтобы незнакомец не увидел ее — а если он увидит ее, то заговорит с ней — а затем ей придется разговаривать с ним…

Паника поднялась внутри нее. Нет, она сейчас же вернется и найдет Фортескью — который уже исчез, чтобы сообщить Дейдре, черт побери! Возможно, если Софи торопливо пройдет мимо этого типа, то он примет ее за служанку и просто продолжит играть. Она может быть даже сумеет выдавить из себя реверанс так, чтобы это не превратилось в катастрофу…

— Вы подожжете мне волосы на затылке, если продолжите смотреть на меня таким взглядом.

Задохнувшись, Софи подняла взгляд и увидела, что мужчина смотрит прямо на нее с помощью зеркала над камином. Судя по тому, что его расслабленная поза не изменилась с тех пор, как она вошла в комнату, то он наблюдал за ней все это время.

— Вы всегда находитесь в такой нерешительности? Это очень напоминает то, как кошка выбирает между собакой и купанием.

Софи открыла рот, чтобы ответить, но не смогла ничего произнести. Незнакомец был привлекательным — безусловно, слишком привлекательным. Его узкое лицо с морщинками от сардонического юмора и зеленые глаза, со знанием дела подмигивающие ей — о да, он совершенно точно знал, что является восхитительным дьяволом.

Ладони Софи повлажнели, и паника затопила ее, и хотя она стояла на расстоянии нескольких футов от чего-то бьющегося, девушка знала, что это всего лишь вопрос времени. Она разобьет что-то ценное, или сбросит вниз что-то громкое и грохочущее, или прольет что-то — о, Боже, только не это, — а затем он посмотрит на нее с сочувствующим замешательством, а после отвернется — навсегда — потому что смотреть на кого-то столь жалкого будет грубо…

— Вы собираетесь воспламениться или что-то в этом духе? — Его взгляд был любопытным и веселым, а не жалостливым. — Не думаю, что я когда-либо видел кого-то, кто бы так быстро перешел от бледности к румянцу и обратно к бледности за одно дыхание. — Незнакомец плавно повернулся и вытянул свои длинные ноги, беззаботно облокотившись одной рукой на фортепиано.

Если Софи полагала, что это было плохо, когда он наблюдал за ней в зеркало, то прежнее ощущение было ерундой по сравнению с полной силой внимания этого привлекательного мужчины. Она стояла на месте, застыв и ощущая себя полностью обнаженной, пока его веселый взгляд спускался от макушки ее головы до пальцев ног и поднимался обратно.

— Несомненно, ваш рост составляет целое платье и еще половину. Неужели ваши родители решили покупать вас по ярдам? — Он встал и подошел ближе. — Но, тем не менее, я выше, так что выигрыш за мной.

Незнакомец и в самом деле был на несколько дюймов выше, чем Софи, от чего у нее возникло необыкновенно странное ощущение, будто она почти не была вздымающимся деревом. Ей пришлось немного запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и для этого девушке понадобилось выпрямиться из ее обычного положения. Как… необычно.

О, он и в самом деле был прекрасен! Незнакомец не был по-героически привлекателен, как какой-нибудь рыцарь давно прошедших времен со стальными челюстями и железной мускулатурой. Он был стройнее, с длинным, чеканным лицом и глазами, напоминающими морскую воду, пронизанную солнцем…

Его глаза снова начали мерцать, а улыбка стала шире.

— Я почти красавец, не так ли?

— Что? — О, Боже, Софи почти уставилась на него, глазея, как томящаяся от любви девица! Ужас — в любой момент он может сказать что-то такое, что легко может смутить ее. Нет, как это невыносимо! Девушка судорожно отступила назад, почти споткнулась, не заботясь об этом, просто желая сбежать подальше от взгляда, который в любое мгновение может появиться в его глазах…

Рука с длинными пальцами взлетела в воздух, чтобы обхватить ее за предплечье. Незнакомец быстро потянул ее назад, всего лишь на мгновение прижав ее к себе.

Но оно оказалось достаточно долгим, чтобы узнать, что эта вялая непринужденность скрывала подтянутое тело, твердое, как гранит, по сравнению с ее телом. Что ее маленькая грудь ударилась о мускулистый торс, на который этот удар не произвел никакого эффекта. Софи задохнулась от этого неожиданного открытия — и от неожиданного воздействия, которое оно оказало на нее — как и от удивления из-за его движения.

Незнакомец отпустил ее тотчас же, как только она обрела равновесие, и легко отступил назад.

— Дверь, — произнес он с усмешкой. — Она стоит денег, знаете ли.

Софи бросила взгляд себе за спину и увидела, что, в самом деле, собиралась повернуться и бежать прямо в закрытую дверь. Не поворачиваясь, она закрыла глаза. Идиотка! Что же с ней не так?

Мужчина обошел ее, его голова склонилась, чтобы заглянуть в лицо девушки.

— Думаю, что вы, должно быть, мисс Софи Блейк. Дейдре говорила, что вы высокая и некрасивая.

Он считал ее некрасивой — в этом не было ничего необычного. Но тот факт, что незнакомец произнес эти слова так естественно, было чем-то новым. Большинство людей избегали говорить об этом с такой решимостью, но их молчание только еще больше подчеркивало их мнение, или они ощущали необходимость предложить ей своего рода ободряющую поддержку.

«Не волнуйся, милая. Где-то есть мужчина, который ищет серьезную, костляв… э-э стройную девушку».

Этот человек вовсе не жалел ее. Софи немного приподняла голову, чтобы с любопытством посмотреть на него в ответ.

— Ну? — Усмехнулся незнакомец. — Вы и есть неуловимая Софи или нет?

— Вы видите здесь каких-то других высоких и некрасивых леди? — Господи Боже, это ее голос, такой язвительный и бодрый?

Он рассмеялся, затем отвесил беззаботный символический поклон.

— Привет, Софи. Я — лорд Грэм Кавендиш. Леди Тесса — моя кузина.

Софи слегка расслабилась. Он родственник — или, по крайней мере, родственник Тессы, что почти считается, не так ли? Тем не менее, то, как он смотрел на нее — прямо на нее, не меньше! — заставляло ее нервничать. Почти семья или нет, но этот мужчина был невероятно привлекателен.

— Я очень рада познакомиться с вами, лорд Грэм Кавендиш, кузен Тессы. — Неужели это прозвучало как-то по-детски? Софи намеревалась произнести фразу легко и непринужденно.

Абсолютно не похоже, чтобы она ощущала себя непринужденно.

Лорд Кавендиш, казалось, думал то же самое.

— Где вы были все эти годы? Жили на дне колодца? Предполагаю, что это и объясняет ваш рост. Вы провели всю жизнь, пытаясь вырасти настолько, чтобы выбраться оттуда.

Он смеялся над ней, но совершенно беззлобно, без малейшей жестокости. Софи обнаружила, что ее губы начинают складывать в улыбку.

— В самом деле. И каждый год они давали бы мне ложку и просили копать еще глубже.

Его улыбка стала шире. Лорд Грэм наклонился ближе.

— Вот это моя девочка, — с одобрением произнес он.

Его дыхание коснулось теплом ее щеки. Софи в удивлении отшатнулась. Он снова поймал ее за руку и оттащил в сторону от столкновения и получения синяков от какого-то архитектурного сооружения.

В этот раз Грэм не так быстро отпустил ее руку.

— Вы немного не в себе? — Его тон был небрежным. — Или у вас какое-то физическое увечье?

Черт! Софи печально закрыла глаза.

— Это… Я… — Она ссутулилась. — Я всего лишь становлюсь такой рядом… с мужчинами.

— Хмм. — Он положил одну руку себе на грудь, а пальцами другой постучал по своему чеканному подбородку. — Рядом со всеми мужчинами? Неужели и из-за дворецкого вы, кружась, натыкаетесь на твердые объекты?

Софи скривилась.

— Нет… — О, какое это имеет значение. Она открыла глаза и с несчастным видом уставилась на лорда Грэма. — Чаще всего это происходит рядом с привлекательными, подходящими для брака мужчинами.

Он глубокомысленно кивнул.

— Ну что ж, тогда вам нет необходимости зарабатывать синяки из-за моей пригодности.

— Что вы имеете в виду?

Грэм улыбнулся, выражение его лица было почти нежным.

— Я имею в виду то, что не собираюсь искать себе жену — никогда! — и, следовательно, хотя я и привлекательный парень, но нахожусь совершенно вне пределов вашей досягаемости. Так что видите, мы можем с таким же успехом быть друзьями, потому что нет ни одного чертова шанса на то, что мы когда-нибудь станем чем-то иным друг для друга.

Эта мысль каким-то странным, искаженным способом на самом деле помогла. Софи посмотрела на него — Господи, как он красив! — а затем оглядела себя. Он был прав. Они даже не принадлежат к одной и той же разновидности. Идея о том, что они могут быть вместе, была такой же странной, как и мысль спарить тигра и жирафу.

Облегчение затопило ее, расправив сутулые плечи и облегчив сознание. Девушка легко улыбнулась лорду Грэму Кавендишу.

— Как приятно встретиться с вами, милорд.

Глава 20

Колдер, который только притворялся, что читает, отбросил в сторону гроссбух и откинул голову на спинку кресла. Глубоко вдохнув, он издал короткий, экспериментальный стон. Помогло это мало.

Дейдре сводила его с ума, а ее даже не было в комнате! Он только что провел полчаса, уставившись на колонки цифр, которые не имели никакого смысла, в то время, как его сознание было заполнено ее волосами, грудью, глазами… но, если уж быть честным с собой, главным образом, ее грудью.

Что она делает прямо сейчас? Может быть, ей скучно или даже немного одиноко? Колдер мог бы разыскать жену и слегка подразнить ее необъятную гордость, достаточно для того, чтобы ее щеки порозовели, и голубые глаза надменно вспыхнули…

Этот план казался изумительным. Будучи человеком дела, а не слов, маркиз вскочил, чтобы немедленно приступить к его выполнению.

К несчастью, когда он вошел в передний холл, то услышал звуки, означающие, что в доме присутствует компания — компания, которая слишком хорошо проводит время!

— Фортескью!

Как обычно, его дворецкий тут же материализовался, словно маркиз потер проклятую лампу. Он нахмурился, глядя на слугу.

— Что это означает? — Колдер махнул рукой в сторону приемной. — Я был весьма подробен в своих распоряжениях!

Фортескью наклонил голову.

— В самом деле, милорд. Вы были очень подробны. Однако, насколько я понимаю, вы не давали мне разрешения опрокинуть миледи на пол, чтобы не дать ей подойти к двери?

Колдер отпрянул.

— Конечно же, нет!

Фортескью сложил перед собой руки в перчатках и пристально посмотрел на Колдера.

— Тогда, может быть, ваше сиятельство предположит, какими способами я могу выполнить вышеназванную задачу? Кроме того, чтобы сцепиться с миледи на полу в фойе, конечно же.

Колдер в ярости уставился на своего высокооплачиваемого, когда-то по-рабски преданного, но сейчас открыто предающего его дворецкого, но Фортескью нисколько не смутился. Колдер широко развел руками.

— Развращенные! Она вас всех развратила! — Он развернулся и уставился вглубь коридора, туда, где звуки звонкого женского смеха и мужского хохота пропитали его когда-то мирный дом.

Мирный? Или унылый?

— Я должен был выбрать другую кузину, — пробормотал Колдер. — Мисс Софи Блейк никогда не стала бы себя так вести.

— Нет, милорд. Хотя…

— Что?

— Полагаю, что мисс Блейк также находится в приемной, милорд.

Невероятно. Его прекрасная новобрачная заражает всех, кто встречается на ее пути!

— Я должен был жениться на самой Тессе, — прорычал Колдер. — По крайней мере, тогда я бы знал, чего ожидать.

Фортескью приподнял бровь.

— Со всем уважением, милорд, если бы вы женились на леди Тессе, вам пришлось бы нанимать совершенно новый штат прислуги. Включая и замену для меня.

Так как он сам скорее пробежал бы голым через Вестминстерское Аббатство, чем провел десять минут с дьявольским порождением по имени Тесса, то маркиз едва ли мог обвинять своего дворецкого за такое непочтительное утверждение.

— Подобное порождает подобное, — пробормотал он.

Фортескью откашлялся.

— Милорд, если я могу осмелиться сказать — миледи совершенно не похожа на свою мачеху.

Странный акцент на этих словах не укрылся от Колдера.

— Но я похож, вот что ты имеешь в виду?

Фортескью только глубоко поклонился.

— Если вы ничего больше не желаете, милорд, то там находятся гости, которых нужно обслуживать.

Колдер сделал резкий жест.

— О, убирайся отсюда, ты, перебежчик. Я никогда бы не подумал, что головка со светлыми волосами и красивая грудь смогут сбить с пути такого человека как ты, Фортескью.

Фортескью поклонился.

— Конечно же, нет, милорд. Думаю, что, должно быть, все дело в разуме и сердце, которые скрываются под ними.

Колдер отвел взгляд, потому что он не был близко знаком ни с тем, ни с другим, а человеку его положения не подобает завидовать дворецкому!

— Фортескью, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Умоляю, спросите у миледи, сможет ли она извиниться перед гостями, чтобы мы могли минуту побеседовать с ней.

Фортескью вошел в приемную, а затем вышел, и через мгновение за ним появилась Дейдре. Она прошла мимо Колдера, заставив его следовать за ней. Он и не возражал — вид, открывшийся ему сзади, был почти таким же привлекательным, как и вид спереди. Как только они повернули за угол в коридоре, девушка повернулась к маркизу в шелесте шелка и негодования.

— Милорд, я поражена! Как вы могли сделать это с бедной Софи?

Колдер с удивлением заморгал.

— Я совершенно уверен, что ничего не делал с Софи. Вам же, со своей стороны, безусловно, нужно за многое ответить.

Дейдре прищурила глаза.

— Что ж, это лишь доказывает, что вы ничего не знаете. Скажите мне, неужели вы воображаете, что сейчас, когда мы с Фебой уехали из дома, у Софи бывает много посетителей?

Его лицо прояснилось.

— Ах. Итак, вот как вы намереваетесь поддерживать Софи в социальных кругах? Очаровывая каждого мужчину в радиусе мили вокруг и добиваясь того, чтобы они не бросили на нее ни одного взгляда?

Дейдре сложила руки на груди, ее подбородок приподнялся.

— Я пытаюсь учить ее на своем примере.

— Хмм. Полагаю, что в действительности, эта идея имеет некоторые достоинства. — Черт бы ее побрал. — Софи определенно не научится вести беседу с мужчиной, если никогда не будет оставлять свои занятия.

Ее лоб разгладился от удивления.

— Да, именно так. Я не думала, что вы…

Колдер вздохнул.

— Миледи, я не полный чурбан, знаете ли. — Он бросил взгляд на дверь в приемную. — Бедняжка, жить совсем одной с леди Тессой. — Маркиз повернулся обратно к Дейдре. — Вы должны как можно чаще приглашать ее.

Девушка склонила голову, крошечная морщинка появилась между ее бровей.

— Брукхейвен, вы на самом деле пытаетесь быть приятным?

Ей не нужно было выглядеть такой изумленной.

— Конечно же, нет. Все, что беспокоит леди Тессу — это хорошие и своевременные инвестиции, вот и все.

Ответный блеск появился в красивых голубых глазах его жены.

— В самом деле.

Маркиз приподнял уголок рта.

— В самом деле.

Они не торопились менять положение, каждый из них не желал совершить что-то, что могло бы завершить этот редкий момент согласия между ними.

Колдер мог чувствовать ее рядом с собой, словно воздух между ними был насыщен зарождающимися молниями. Ее полуулыбка медленно тускнела, в то время как глаза смягчались до оттенка летнего неба. С каждой проходящей секундой она становилась все нежнее, милее, теплее.

Дейдре свисала, такая спелая и приглашающая, на его собственной лозе для того, чтобы он мог сорвать ее — так почему же она не в его объятиях? Он не мог вспомнить об этом в данный момент. Она должна быть там.

Колдер мог прямо сейчас протянуть руку и погладить этот локон волос, которому она позволила виться как раз над ухом, или, возможно, позволить своим пальцам нежно провести дорожку по ее щеке к этим розовым, полным губам…

Он качнулся в ее направлении. Дейдре подалась к нему, ее веки опустились от готовности капитулировать…

Сверху раздался грохот и яростный вскрик Мэгги, а затем вереница слов, которых не положено знать семилетней девочке.

Колдер разочарованно посмотрел наверх.

— Что за катастрофа. Я должен был отправить ее обратно в Брукхейвен… — Он снова посмотрел на Дейдре и заметил, как она отступила назад с разочарованным гневом в глазах.

— Вы бы сделали это, не так ли? — Она сложила руки на груди. — Почему бы вам просто не завернуть дочь в коричневую бумагу и не отправить ее по почте? Или меня, если на то пошло — куда меня отошлют, если я не буду хорошо себя вести? — Сейчас Дейдре по-настоящему пришла в ярость. И ей это очень шло.

Черт. Колдер устало вздохнул, зная, что это разозлит ее больше, чем что-то другое.

— У меня нет времени на эту ерунду. Я буду в своем кабинете.

Она прищурила глаза.

— Давайте. Прячьтесь. Это именно то, что у вас лучше всего получается, в конце концов.

Маркиз покачал головой и отвернулся от жены, с ее пылающими щеками, светящимися глазами и всем прочим. Нельзя забывать, зачем он здесь. Он ничего не достигнет, если позволит ей раздразнить себя и как-то отреагировать.

Когда Брукхейвен повернулся к ней широкой спиной и пошел прочь, Дейдре почти набросилась на него, настолько она расстроилась. О, как ей хотелось бы вбить немного смысла в эту непробиваемую голову!

Так как рядом не оказалось никаких доступных снарядов, то ей пришлось удовольствоваться шумным звуком, выражающим разочарование и страдание.

Итого: Брукхейвен — один, Заключенная Невеста — ноль. Она не заработала ничего, кроме самого жгучего желания, которое она когда-либо испытывала, смешанного с потерей и болью, и простым, обыкновенным, глубоким сумасшествием. Дейдре топнула ногой, и хотя она вела себя по-детски, это не имело значения, так как в этот момент никто не мог ее видеть.

— Брукхейвен, однажды ты будешь стоять на коленях у моих ног, и умолять меня любить тебя вечно, — поклялась она. — И тогда я собираюсь…

Что? Отвергнуть его? Бросить его?

Любить его в ответ до конца жизни?

Жажда борьбы покинула ее тело и девушка вздохнула. Да, вероятно, так она и сделает.

Черт побери.

Глава 21

После столкновения с Брукхейвеном в холле, было облегчением вернуться в приемную к примитивному восхищению, ожидавшему ее там. Возможно, Дейдре казалась легкомысленной, но что плохого в кратком невинном флирте? В конце концов, кажется, что его сиятельство этот флирт вовсе не обеспокоил — по крайней мере, его не беспокоит это до тех пор, пока она не станет развлекаться слишком уж много.

Что ж, черт с ним, она собирается получить больше удовольствия, чем сможет вынести, и начнет прямо сейчас.

Она вплыла в комнату со своей самой очаровательной улыбкой, адресованной ее обожателям. Софи подняла голову с несколько утомленным взглядом, очевидно изнывая от нетерпения снова исчезнуть среди своих пыльных книг. Дейдре ощутила приступ вины за то, что использует свою кузину подобным образом.

Девушка уселась на софу рядом с Софи, осторожно повернувшись так, чтобы трем молодым людям на противоположном диване был как можно лучше виден ее профиль. Грэм, который растянулся в кресле у камина, послал ей иронический, оценивающий взгляд. Дейдре с предупреждением приподняла бровь и повернулась к Софи.

— Кузина, расскажи нам о своем последнем переводе. Я просто умираю от желания услышать о нем. — В самом деле, эти истории были весьма интригующими, но даже если бы они и не были таковыми, преображение Софи стоило того, чтобы их выслушать.

Моментально ее незаметная, сдержанная кузина просияла.

— О да — эта история называется «Летний и зимний сад». Знаете ли, все дело в колдовстве, из-за которого снег падает на одну половину сада летом, а розы цветут на другой половине зимой. Однажды человек, который проезжал мимо, увидел розы, цветущие в снегу и остановился, чтобы сорвать одну для своей младшей дочери…

— Надеюсь, что эта история не про садоводство, — протянул один из молодых людей, этот тоскливый Баскин, который сам себя считал поэтом.

Подавленная Софи опустила свой взгляд.

— Я еще не рассказала вам о чудовище…

Грэм наклонился вперед, поспешно выпрямившись из своей вялой позы.

— Я хочу послушать, Софи.

Дейдре бросила на Баскина строгий взгляд. Таким поведением он не внушал симпатии к себе.

— И я тоже.

Но застенчивая Софи уже утратила остатки своей смелости. Будет разумнее остановить ее, прежде чем она в расстройстве натолкнется на Фортескью с чайным подносом или уничтожит одно их художественных сокровищ Брукхейвена.

Баскин, должно быть, осознал свою ошибку. В очевидной попытке сменить тему, он обратил свой обожающий взгляд на Дейдре.

— Почему бы вам не рассказать о первом бале, который вы собираетесь дать здесь, в Брук-Хаусе?

О Боже. Дейдре должна была догадаться, что если она пустит людей внутрь дома, то ее унизительный секрет может раскрыться. Оттягивая время, она махнула рукой.

— О, я еще не готова о чем-либо объявлять.

Баскин наклонился вперед.

— Но вы уже должны были выбрать тему? Вы с таким нетерпением говорили об этом в последний раз.

Дейдре с удивлением посмотрела на него, тронутая тем, что он на самом деле запомнил то, что она говорила больше недели назад. Девушка вознаградила молодого человека своей самой ослепительной улыбкой.

— Когда я буду готова объявить о своих планах, вы первым узнаете об этом. — Она наклонилась вперед и потрепала Баскина по руке. — В конце концов, я приглашу только самых дорогих мне друзей.

Глупый парень по-настоящему вспыхнул. Честно говоря, это было равносильно тому, чтобы иметь верную гончую, если бы только гончая писала мучительно плохие стихи. Дейдре добавила еще больше интимного тепла в свою улыбку. Милый, преданный Баскин — гарантированное средство против плохого настроения, вызванного мужем.

Теперь, когда она превратила одного обожателя в лужицу томления, девушка обратила свое внимание на остальных гостей. Она собирается наслаждаться этой передышкой от Брукхейвена, нравится ей это или нет!

Фортескью стоял за столом в своем маленьком, но очень опрятном офисе. Он занял для личной работы эту комнату, которая когда-то предназначалась в качестве утренней комнаты для хозяйки дома, когда только-только заступил на место своего наставника. Так как ее сиятельство, кажется, не собиралась требовать комнату обратно, то это помещение отлично подойдет в качестве классной комнаты для Патриции.

Тот факт, что это была очаровательная комната с восхитительным видом на сад, не имел ничего общего с его решением — важным было только то, что большое окно обеспечивало хорошее освещение.

Кроме того, Фортескью планировал проводить занятия по вечерам, так что единственное, что тогда можно будет увидеть — это розы в лунном свете…

Ты плохой парень, Джон.

Совершенно верно. Он, честно говоря, и сам раньше не подозревал, что у него есть расчетливая жилка, но он отказывался позволять стыду или приличиям становиться на его пути. Фортескью не мог вынести ни одного дня, если не видел в этот день Патрицию.

Сейчас он стоял, не показывая ни унции своего дрожащего беспокойства, ожидая ответа на его предложение — то есть на предложение ее сиятельства.

— Меня, мистер Фортескью? Учить читать?

Фортескью держал свои руки сложенными перед собой, а его взгляд должным образом сосредоточился на лице Патриции О’Малли. Ее глаза были должным образом опущены вниз — Патриция могла быть дерзкой, но она знала правила приличия — до тех пор, пока ее испуганный зеленый взгляд не поднялся, чтобы встретиться с его взглядом.

Такой же зеленый, как и сами холмы Ирландии…

Дворецкий откашлялся и кивнул.

— В самом деле, тебя. Ее сиятельство полагает, что ты более чем способна к обучению — и я думаю так же.

Она заморгала.

— И вы, сэр? — Ее щеки слегка порозовели.

Неужели она покраснела от его комплимента — словно он придумал рифмы о ее волосах, подобных огню, и глазах, похожих на изумруды, и прочитал их вслух?

Не то чтобы он когда-либо сделает что-то подобное. Никогда. Особенно не дерзкой горничной, которая работает под ним… э-э, ниже его… э-э, о, проклятие. Фортескью снова откашлялся.

— У меня есть свободный час каждый вечер после ужина. — На самом деле у него ушел целый день на то, чтобы перестроить свое строгое расписание управления хозяйством. — У ее сиятельства нет запланированных мероприятий… в данный момент. Мы будем заниматься здесь.

Девушка резко уставилась на него.

— Здесь, сэр? По вечерам? Наедине?

— Неужели ты ожидаешь, что ее сиятельство отошлет тебя в школу? — Дворецкий приподнял бровь. — Я ценю твои колебания, Патриция. Это показывает, что у тебя скромный нрав. Однако я достаточно стар, чтобы быть твоим отцом…

— В действительности, немного старше, сэр. Моему па еще не исполнилось и сорока.

Ее чертов па должно быть очень рано начал производить детей. Что ж, ему полезно будет вспоминать об этом, не так ли, когда он слишком сильно задумается об изгибе ее талии, скрывающейся под черным габардином, и явно вырисовывающемся, когда Патриция двигается?

— Тогда не о чем беспокоиться, так ведь?

Девушка все еще с сомнением смотрела на него, крошечная морщинка появилась между ее темно-рыжих бровей.

— Тогда в чем же дело? — Он не хотел говорить резко, но все же она даже не вздрогнула от его отрывистого тона. У этой девушки, несомненно, был сильный характер.

— Мне жаль, сэр. Я не хочу разочаровывать ее сиятельство, но не думаю, что смогу сделать это. Будет нехорошо, если вы отнимете столько времени от своих обязанностей, тогда как я, такая большая деревенская корова, вероятно, не смогу ничему научиться.

Фортескью был не согласен с ней.

— Патриция, я проработал в домах знати всю свою жизнь. Если ты поклянешься никогда не ссылаться на меня, то я поклянусь в том, что многие дети, гораздо глупее тебя справились с чтением и арифметикой и продолжали изводить нас своим идиотизмом.

Патриция пыталась поджать губы, но улыбка выиграла сражение.

— Да, сэр. Я поняла, что вы имеете в виду, сэр. — Она сделала вдох и кивнула. — Хорошо, сэр. Если вы думаете, что я смогу сделать это.

— Тогда хорошо. Мы начнем сегодня, сразу после того, как семья закончит ужинать.

Девушка быстро присела в реверансе и убежала, ее лицо пылало, а глаза ярко блестели.

Умная девушка. Нет, больше, чем умная. Храбрая. У нее сердце львицы, раз она не побоялась шагнуть из своей крошечной ирландской долины в такой незнакомый мир, как Лондон, и попыталась усовершенствовать себя.

— У тебя все получится замечательно, моя Патриция, — прошептал он в пустоту комнаты, с нежностью в голосе. — Просто замечательно.

Глава 22

Когда гости спустились по ступеням Брук-Хауса, кузина, мисс Блейк, уселась в экипаж Брукхейвена вместе с этим лордом Кавендишем, который был каким-то дальним родственником, и затем они уехали, оставив позади себя трех молодых людей самостоятельно добираться домой.

С того места, откуда он наблюдал за домом, от двери чуть дальше по улице, Вульф ясно видел, как двое из них, денди в пестрой одежде и тот, который слишком много улыбался, неторопливо пошли прочь, выражение их лиц снова становилось скучающим.

Только один молодой человек медлил. Это был мрачного вида парень — не столько из-за вытянутого лица, сколько из-за потерянного выражения в глазах. Он принадлежал к тому типу людей, которые ищут артистического вдохновения в выпивке и опиуме, но никогда не находят его там.

Молодой человек тоскливым взглядом смотрел на Брук-Хаус, немного дольше, чем было положено «другу». Вульф улыбнулся. Этот должен подойти. Он выглядит неплохо в своем меланхоличном стиле, и его любовь чиста — это написано на лице этого жалкого глупца.

Вульфу потребовалось некоторое время, чтобы протрезветь достаточно для того, чтобы придумать этот исключительный план. Сейчас уловка заключалась в том, чтобы довести этот план до конца перед тем, как старый герцог Брукмур сделает свой последний вдох. Аннулирование брака могло бы решить проблему, если бы маркиза можно было на него спровоцировать. Но как? Такого мужчину женщине нужно смутить почти до смерти…

Сбежавшая жена. Сбежавшая невеста. А теперь, возможно, сбежавшая новобрачная?

— Что ж, — проворчал Вульф с хриплым смешком, — говорят, что Бог любит троицу.

Наконец, страдающий от безнадежной любви молодой человек повернулся, чтобы неохотно двинуться прочь от Брук-Хауса. Вульф последовал за ним. Слишком много времени понадобилось этому типу, чтобы достигнуть того места, куда он направлялся, из-за слишком частых драматических пауз и глубоких вздохов. Господи Боже, да этот парень так сильно переживает!

В конце концов, молодой человек свернул, чтобы зайти в приличный, хотя и не элитный клуб для джентльменов. Вульф ускорил шаги, чтобы догнать преследуемого, как раз в тот момент, когда он поравнялся с привратником, который поклонился.

— Добрый вечер, мистер Баскин.

Отлично.

— Баскин! — окликнул его Вульф. — Могу я отнять у вас минуту времени?

Баскин повернулся и с удивлением посмотрел на него.

— Я знаю вас, сэр?

Вульф придал своему лицу выражение безнадежной озабоченности.

— Я подумал, что она могла упомянуть обо мне — вы видели ее? С ней все в порядке? Я так беспокоился, когда меня не впустили…

Лоб Баскина разгладился при упоминании его любимой темы.

— Ах, вы знакомы с мисс… с маркизой Брукхейвен?

О, у кого-то возникли проблемы с принятием этого брака, не так ли? Вульф кивнул, позволив небольшому количеству ужаса просочиться в свой голос.

— Мы большие друзья… или, по крайней мере, мы были ими. Скажите мне, что с ней все в порядке! Я не могу выносить мысли, что она одна в том доме с этим…

Баскин бросил обеспокоенный взгляд на привратника, затем схватил Вульфа за руку, чтобы втянуть его в клуб.

— Осторожнее!

Вульф подавил усмешку и позволил затащить себя в уединенный угол главной комнаты клуба. Как только они уселись, поверенный наклонился вперед.

— Умоляю, не продляйте мое беспокойство! Скажите мне, что вы видели ее!

Баскин кивнул.

— Я видел ее. Она приняла меня как раз сегодня днем. Маркиза держалась сносно, но она не выглядела счастливой.

Вульф покачал головой.

— О, горе! Она не должна была уступать принуждению этого демона… но все же, как она могла сопротивляться такому влиятельному мужчине? — Он покачал головой. — Я предупреждал ее, но что она могла сделать?

Баскин заморгал.

— Принуждению? Что вы имеете в виду?

Вульф отпрянул с притворной тревогой.

— О Боже. Я сказал слишком много. Все это было секретом…

Баскин прищурил глаза.

— Я льщу себя надеждой, что мне можно доверить секреты мисс… ее сиятельства.

Вульф беспомощно пожал плечами.

— Я уверен, я уверен. Это просто мои долгие связи с семьей, знаете ли. Мой отец был очень близок с ее дедушкой. Я был связан с ней почти всю мою жизнь.

Баскин почти позеленел от ревности.

— И вы хотите ее для себя.

Вульф быстро заморгал, стараясь как можно лучше изобразить Стикли. В следующий раз ему нужно будет приобрести очки, чтобы протирать их.

— Что? Я? Небеса, нет. Я вовсе недостоин. Если бы я был таковым, то никогда не позволил бы ей выйти замуж за этого монстра! Я бы увез ее прочь, но слишком сильно боялся его… — Он некоторое время бормотал об этом, пока подозрение не исчезло из глаз Баскина.

Баскин наклонился вперед.

— Вы должны рассказать мне об этом принуждении. Как мог Брукхейвен заставить ее выйти за него? Ведь у нее есть друзья.

Вульф печально покачал головой.

— Боюсь, что он не прислушивается к разуму, когда дело доходит до его навязчивой идеи. — Во многом, как и ты, мой полезный друг. — Как только маркиз потерял мисс Милбери из-за брата, которого он ненавидит, то он стал одержимым мисс Кантор. По какой еще причине свадьба состоялась так быстро? Мужчина, который обладает достаточным влиянием, чтобы вынудить епископа провести быструю церемонию — разве он позволит незначительным женским возражениям остановить себя?

Баскин нахмурился.

— Она возражала? Я думал…

Вульф махнул рукой, стараясь изобразить такое же вялое запястье, как и у Стикли.

— Она такая отважная. Она не смогла бы вынести, если бы ее семейное имя появилось еще в одном скандале, так как он угрожал… — Он захлопнул рот рукой. — Ох, в своем беспокойстве я заболтался! — Вульф задумчиво подмигнул Баскину. — И все же вы тоже кажетесь таким заинтересованным в ней. Возможно… возможно, я наконец нашел защитника, достойного… — Он нервно рассмеялся и откинулся назад, с видимым усилием обрывая водопад слов. — Осмелюсь сказать, что вы наверняка считаете меня сумасшедшим…

Как он и рассчитывал, Баскин крепко и быстро попался на крючок.

— Нет! — Баскин огляделся, а затем понизил голос. — Пожалуйста, сэр, вы должны рассказать мне все. Я хочу помочь ей… мне нужно быть… быть ближе к ней… — Голос поэта затих, заглушенный эмоциями.

О, вот незадача, да этот кретин почти ударился в слезы! Вульф подавил мощное желание отвесить пощечину молодому человеку. Женщины предназначались для одного и только для одного занятия в жизни — и эта высокомерная сука Брукхейвена, вероятно, не годилась даже для этого!

Вульфу, которому все это надоело, не терпелось уйти. Баскин был конченым человеком. Лучше было позволить информации впитаться, так, чтобы этот тип обдумал его ложь позже, так она покажется ему еще более правдивой.

Кроме того, ему нужно выпить. Всего это сладкого дерьма было достаточно, чтобы нормальный человек подавился.

— Я… Я не могу разглашать ее секреты… мне жаль… — Закрыв рукой глаза, Вульф выскочил из-за стола и скрылся до того, как Баскин осознал, что он не вернется.

Нужно дать жалкому придурку один день, чтобы преисполниться справедливой злости из-за миледи. Затем нацелить его на Брукхейвена. Если Вульфу по-настоящему повезет, то он сможет устроить дуэль между ничтожеством и маркизом. Конечно же, Баскин умрет, но Брукхейвена повесят за это — до того, как он поднимется до положения герцога Брукмура.

Вульф сверился со своими золотыми часами и ухмыльнулся. Он неплохо поработал за один час, ей-богу. Совсем неплохо.

Глава 23

Колдер убедился, что в доме стало тихо перед тем, как наконец-то покинуть свой кабинет. Но его терпеливое ожидание оказалось напрасным. Она притаилась с другой стороны его двери, как охотник в засаде.

— Милорд, вы — дронт^[4].

— Какое это несчастье для меня. — Колдер заставил себя быстро кивнуть и продолжал двигаться. — Доброго дня, моя дорогая. — Это был удобный маленький маневр, который он случайно открыл в обращении со своей матерью, а затем усовершенствовал в общении с Мелиндой. Обычно этот прием позволял оставлять надоедливую женщину позади себя, пока сам маркиз беспрепятственно сбегал.

Как оказалось, Дейдре была сделана из более прочного материала. Она слегка переместилась, чтобы снова встать перед ним, блокируя его продвижение. Колдер автоматически повторил кивок.

— Увидимся за ужином. — Он плавно сделал шаг вправо, намереваясь проскользнуть мимо жены.

Та немедленно повторила его движение, снова появившись перед ним. Он остановился, на мгновение растерявшись. Маркиз едва ли мог еще раз наклонить голову, пробормотать еще одно бессмысленное приветствие, а затем бросится мимо нее, как убегающая антилопа!

Дейдре сложила руки на груди и криво улыбнулась ему.

— Я поймала вас.

Колдер попытался отделаться высокомерием.

— Понятия не имею, о чем вы говорите. — Ее улыбка стала шире. Он мог бы поклясться, что в коридоре мгновенно потеплело.

Девушка наклонилась вперед.

— Я сделаю вам намек. Один и тот же трюк редко срабатывает на мне.

Он уловил ее запах. Пахло сладким жасмином и теплой, чистой женщиной. Она снова принимала ванну. Я пропустил это? Я пропустил пузырьки пены, мерцающую кремовую кожу и розовые соски?

— Я… ах… — Какого дьявола? Он намеревался ответить ей чем-то достойным и внушительным. А она заставила его заикаться, как юношу, которому больше нечего было делать, как мечтать о ней, сидящей в ванне!

Ванна. Мыло. Груди.

Возьми себя в руки, дружище! Дейдре смотрела на него с веселым терпением, приподняв одну идеальную бровь.

— Я забыл, что хотел сказать. — За исключением того, что он не собирался произносить этих слов! — Что я имею в виду… Я…

Сейчас ее брови придвинулись друг к другу, когда она нахмурилась.

— Милорд, вам нехорошо?

Да, мне нехорошо! Мои брюки почти разрываются от одного только запаха твоей кожи!

Пожалуйста, господи, не позволяй ей опускать глаз!

Она не сделала этого, а продолжала смотреть своими сапфировыми глазами прямо ему в глаза. И этот взгляд был прекрасным. Колдер видел и более голубые глаза, хотя и не так много. Он даже встречал более завораживающий оттенок аквамарина — но он никогда не видел таких идеально чистых и откровенных глаз. Правдивых глаз.

Смехотворное замечание. Глаза — это просто глаза. Голубые, карие или зеленые, глаза показывают не больше и не меньше того, что человек хочет видеть в них. Маркиз предпочитал видеть чистоту и привязанность в глазах Мелинды, простоту и пристойность в глазах Фебы. Он ошибся в обоих случаях, не так ли?

— Милорд, со мной что-то не так?

Он резко вернулся в настоящий момент.

— Конечно. Я имею в виду, нет. Конечно же, нет. — Сейчас она искренне хмурилась, глядя на него. Кто мог бы винить ее? Он вел себя как сумасшедший.

— Иногда вы кажетесь весьма странным человеком.

Ты даже не подозреваешь, прелестная Дейдре. И у него не было намерения позволить ей узнать об этом. Выдохнув воздух из легких, Колдер заставил свои мысли прийти в некоторое подобие логического порядка.

— Вы хотели сказать что-то, касающееся птицы дронт?

Дейдре заморгала.

— О! Да.

Он мог почти видеть, как в ее голове часовой механизм раскручивается в обратную сторону, готовясь набрать скорость.

— Вы откладываете свои яйца в гнезда других птиц и ожидаете, что они будут выращивать ваших птенцов, — с триумфом заявила девушка.

— Кукушка.

Она опять замигала.

— Прошу прощения?

Колдер вздохнул, потому что не был в настроении выслушивать лекцию о своих отцовских недостатках.

— Кукушка — это та птица, которая откладывает яйца в гнезда других птиц.

— О. — Дейдре небрежно махнула рукой. — Это незначительная деталь. Смысл в том…

— Я уловил ваш смысл. — Он поднял руку, чтобы предупредить ее дальнейшую речь. — Вы полагаете, что дурное поведение леди Маргарет — это попытка завладеть моим вниманием. Вы думаете, что она немедленно успокоится, если я возьму ее покататься на своей лошади, и буду читать ей сказки перед сном.

После этих слов она остановилась как вкопанная.

А маркиз продолжил.

— Ваше блестящее, меняющее всю жизнь предположение заключается в том, что я должен отбросить все свои обязанности и быть готовым действовать по малейшему знаку маленького, своевольного создания, которое распугало больше дюжины нянек и с полдюжины гувернанток — имейте в виду, что это были взрослые женщины и опытные профессионалки с потрясающим образованием и безупречными рекомендациями, никто из которых не продержался дольше недели, а большинство — и меньше этого.

Колдер сложил руки на груди и посмотрел сверху вниз на свою ошеломляюще прекрасную, потрясенную жену.

— Почему, ради всего святого, вы подумали, что я — мужчина, полностью лишенный опыта и способностей в обращении с детьми, смогу лучше справиться с леди Маргарет, чем это множество интеллигентных и опытных женщин?

Это был блестящий аргумент, изложенный в его самой лучшей высокомерной манере, той, что выбивала почву из-под ног у многих, позволяющих себе высказывать собственное мнение гувернанток и заставляла нескольких вышеупомянутых закаленных нянек жалобно сопеть в его присутствии.

Прекрасная Дейдре, леди Брукхейвен, благородного происхождения и бесспорно воспитанная как леди, подняла на маркиза свои прозрачные голубые глаза…

И издала губами невероятно грубый звук.

— Что за воз лошадиного дерьма, — заявила она, и закатила глаза.

Затем она шагнула вперед, пока не оказалась достаточно близко для того, чтобы он мог обхватить ее руками и крепко обнимать до тех пор, пока она не почувствует, как его желание прижимается к ней, чтобы целовать этот влажный рот до того мгновения, пока она не утратит способности говорить. Колдер ощутил тупую боль и опустил глаза, чтобы увидеть, как жена тычет указательным пальцем ему в грудь.

— Лорд Брукхейвен, вы трус. К тому же вы еще и лгун, что еще хуже.

В нем вспыхнул гнев, смешавшись с вожделением.

— Вы ступили на опасную территорию, миледи.

Дейдре еще раз закатила глаза.

— И что вы сделаете, запрете меня в моей комнате и забудете о том, что жену надо кормить? Я уже переживала это, благодарю покорно. Вам придется постараться, чтобы переплюнуть наказания леди Тессы, а я не думаю, что вы относитесь к людям такого типа.

Колдер нахмурился. Может ли это быть правдой? Он на самом деле должен повнимательнее приглядеться к леди Тессе. Решив сделать это, он отложил эту задачу на потом и сосредоточился на проблеме, стоящей перед ним — на вызывающем поведении его новобрачной.

— Будьте осторожны, миледи. — Маркиз впился в нее своим самым мрачным взглядом. — Вы на самом деле готовы отказаться от всех до единого светских мероприятий до следующего Сезона?

Он думал, что Дейдре испугается или, по крайней мере, заколеблется. Вместо этого она скопировала его пристальный угрожающий взгляд и еще раз подняла руку, чтобы ткнуть его пальцем в грудь.

— Брукхейвен, вы можете приковать меня к зубчатой стене замка, но я все равно буду кричать каждую ночь о Мэгги, пока вы не уснете. Вы заявляете о том, что у вас есть ответственность? Что же в мире может значить больше, чем ваша ответственность перед своим собственным ребенком?

— Мой отец тоже был маркизом Брукхейвеном. Он был слишком занят и солиден, чтобы проводить время, растянувшись на полу и играя с маленькими мальчиками в игрушечных солдатиков. И все же я каким-то образом умудрился вырасти и стать взрослым, не попытавшись съехать вниз по ступенькам в корыте для стирки, и не поджигая драпировки, или что еще там недавно натворила леди Маргарет.

Дейдре выглядела озадаченной. Это выражение восхитительно смотрелось на ее лице.

— Это сработало?

Она не следила за тем, что он говорил.

— Что сработало?

— Поездка в корыте вниз по ступеням. Мне кажется, что дно корыта имеет самую неподходящую форму для того, чтобы справляться с неровностью ступенек. — Девушка задумалась. — Медная ванна — вот что должно подойти.

Колдер с удивлением заморгал. На самом деле, ванна действительно может подойти…

— Ах! — Он прижал кулак ко лбу, тщетно пытаясь предохранить свой мозг от взрыва. — Довольно о корытах, ваннах или прочем! Смысл в том…

Девушка пренебрежительно взмахнула рукой.

— Я уловила смысл вашей речи. Вы думаете, если ваш отец не хотел ничем заниматься с вами, то все настоящие отцы ведут себя в такой же манере. — Она сложила руки на груди. — Мой отец был занятым человеком, и все же он не только катал меня на своей лошади и читал мне сказки, но он и в самом деле растягивался на полу рядом с моими игрушками. Кроме того, я по-настоящему верю в то, что ему это нравилось. — Дейдре склонила голову и прищурила глаза. — Примите вызов и попробуйте сделать это.

— О, будьте серьезны.

Она безмятежно взглянула на потолок.

— Трус, — тихо пропела девушка.

Колдер выпрямился, чувствуя себя глубоко оскорбленным.

— Не будьте смешной.

Она пожала плечами.

— Боюсь, что ничем не могу помочь. Вы — желтобрюхая кукушка, милорд. Вас поставила на колени мысль о том, что вы будете читать маленькой девочке. — Она вздохнула. — Что за глупая растрата времени такого огромного, мужественного, привлекательного мужчины, как вы.

Пока Колдер брызгал слюной, пытаясь подыскать какой-то рациональный ответ, Дейдре повернулась и пошла прочь, ее юбки самодовольно раскачивались.

Однако по-настоящему раздражающая часть всего происходящего заключалась в том, что маркиз смотрел ей вслед до тех пор, пока она не завернула за угол коридора. Черт, если он не может не терять головы в споре со своей собственной женой, то тогда ясно, что пришло время убраться к дьяволу из Брук-Хауса!

Глава 24

Дейдре на самом деле не ожидала, что Брукхейвен покорно подчинится и появится в гостиной с книжкой в руке — но она определенно не предвидела, что он прикажет оседлать лошадь ревом, который отлично слышал весь дом. Девушка наблюдала из окна, как этот проклятый человек взлетел на своего жеребца и поскакал по дорожке, а затем и по улицам города так, словно за ним по пятам гнались адские псы.

Нахмурившись, она поспешила в передний холл.

— Фортескью, куда отправился его сиятельство?

Дворецкий сложил руки за спиной.

— Его сиятельство велел поставить вас в известность, что он вернется к ужину, миледи.

— Фортескью, это не ответ на мой вопрос.

— Конечно, миледи, но это единственный ответ, которым меня снабдили.

Дейдре долго смотрела на дворецкого.

— Он не сказал тебе, куда поехал, но ты знаешь, не так ли?

Фортескью уставился на что-то поверх ее левого плеча.

— Я бы не осмелился предполагать, миледи.

Девушка прищурила глаза.

— Фортескью, ты мне нравишься. — Она сложила руки на груди и склонила голову. — С другой стороны, ты ни в коем случае не защищен от моего гнева. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Конечно, миледи, — спокойно ответил дворецкий. — Вы намекаете, что если я утаю от вас информацию, то обнаружу мед на своих простынях и мыло в своих ботинках.

Дейдре неискренно улыбнулась.

— Если тебе повезет.

Фортескью кивнул.

— Однако если его сиятельство предположит, что я — единственный из всего штата прислуги в этом доме — окажусь ненадежным, то я останусь без работы. — Он не казался таким уж обеспокоенным. — Какая досада!

Из всего штата прислуги в этом доме.

Ах. Дейдре улыбнулась более искренно.

— Тогда, во что бы то ни стало, держите свое мнение при себе, Фортескью. У меня больше нет времени на дискуссию. Я собираюсь поговорить с… — Она подождала.

Фортескью на мгновение поджал губы. Затем в первый раз позволил своему взгляду встретиться с ее глазами.

— Полагаю, кухарка ожидает ваших инструкций относительно меню, миледи.

Кухарка, конечно же. Брукхейвен мог заказать полдник, чтобы взять его с собой. Кроме того, кухарка обожала здоровый аппетит миледи. «В первый раз вижу леди, которая не воротит нос от простой, доброй еды», — решительно заявила она.

Прелестная, верная кухарка. Изумительный Фортескью. Дейдре ласково улыбнулась своему самому любимому дворецкому во всем мире.

— Фортескью, ты — чудо дипломатии и осмотрительности. Как нам повезло, что ты служишь у нас.

Тот поклонился. Затем выпрямился и одарил ее тенью улыбки.

— Это уважение взаимно, миледи.

В кухне Дейдре нашла кухарку, деловито обрабатывающую что-то большое, розовое и мертвое. Большой нож, которым можно было бы обезглавить короля, опускался вниз с такой силой, что различные отрезанные части животного на крышке стола подпрыгивали, как послушные фавориты. Сглотнув, Дейдре отвела взгляд, но сумела улыбнуться.

— Милая кухарка, как восхитительно выглядит ужин! Надеюсь, что его сиятельство не слишком опоздает сегодня вечером, чтобы насладиться им. Я уверена, что ему предстоит весьма долгая поездка на пути к…

Кухарка подняла голову, ее вспыхнувшее круглое лицо выглядело озадаченным.

— Его шелкопрядильной фабрике в Саутуорке, миледи? Отчего же, поездка туда верхом занимает не более часа. Он вернется домой задолго до того, как будет готово мое специальное жаркое, не беспокойтесь, миледи.

— Интересно, почему он не взял экипаж? — Дейдре лениво поиграла с кучкой зелени в чаше.

Кухарка улыбнулась.

— Ну, милорд не из тех, кто станет ожидать транспорт, не так ли, миледи? Говорит, что экипаж неэффективен, вот как. Так что он берет с собой грума и скачет через мост вполовину быстрее. — Она указала окровавленным ножом в направлении реки. — Со всеми этими сумасшедшими возницами, которые ездят по Уэстон-стрит так, словно за ними дьявол гонится, я думаю, что милорду просто нравится иметь возможность увертываться с их пути!

Дейдре улыбнулась, стараясь не смотреть на алое лезвие.

— Уэстон-стрит, да. Конечно. — Она неопределенно махнула рукой на ужасное поле битвы, усеянное частями туши животного. — Что ж, тогда продолжай. Все это выглядит так… аппетитно.

Она не сможет проглотить ни кусочка сегодня вечером, но, по крайней мере, она узнала, куда сбежал Брукхейвен. Дейдре улыбалась, когда покидала кухни.

— Вы не отделаетесь от нас так легко, милорд, — прошептала она.

Как только Мэгги была поставлена в известность о цели их путешествия, она не потратила ни одного лишнего момента, чтобы одеться для выхода. Экипаж ждал у парадного входа, хотя Дейдре на самом деле и не приказывала этого.

Фортескью поклонился, помогая ей одеть спенсер.

— Будьте осторожны в Саутуорке, миледи. Производственный район может быть довольно неприветливым местом. Я назначил молодого Трентона вашим персональным лакеем, просто чтобы вы были в безопасности.

Дейдре подняла взгляд вверх… и еще выше… на молодого Трентона. Парень оказался дородным гигантом с круглым лицом и добрыми глазами, на котором ливрея Брукхейвенов смотрелась никак иначе как военная форма.

— Господи Боже, — выдохнула она. — Мы ожидаем столкновения с армией?

Фортескью кивнул.

— Может именно так и показаться, когда вы прибудете на место, миледи. Будет неразумно расставаться с Трентоном. — Он бросил взгляд на Мэгги. — Вы слушаете, леди Маргарет?

Мэгги усмехнулась дворецкому.

— Не будь лопухом, Форти. — Она потянулась, чтобы взять гиганта за огромную руку. — Трентон — мой друг.

Дейдре тоже показалось, что Фортескью чрезмерно паникует.

— Мы только собираемся посетить фабрику, — напомнила она ему.

Дворецкий посмотрел на нее с легкой складкой между бровей.

— Фабрика достаточно безопасна, миледи. Поездка туда и обратно — вот что беспокоит меня.

Полчаса спустя Дейдре шумно вздохнула, разглядывая неизменную сцену за окном экипажа. Транспорт остановился рядом с городской стороной Лондонского моста, и казалось, что половина всех повозок в Англии съехалась на одну дорогу, чтобы пересечь Темзу на пути к фабрикам, расположенным на многочисленных акрах земли в Саутуорке.

Экипажи и телеги выстроились в неровные очереди, которые, казалось, растянулись на целую вечность впереди и позади них. Как это разочаровывало, особенно когда другой берег реки был совершенно четко виден с этого места.

Мэгги уже ворчала.

— Я скорее переплыла бы реку.

Дейдре посмотрела вниз на грязную воду и вздрогнула.

— Я бы скорее умерла. Ты несколько лет вымывала бы вонючую грязь из своих волос.

Однако после еще тридцати минут, в течение которых Мэгги скулила и стонала, Дейдре серьезно обдумывала, стоит ли ей бросить девочку в реку и позволить ей попытаться переплыть ее. Наконец, экипаж покатился, вызвав радостное восклицание у Мэгги и огромное облегчение у Дейдре, которая едва избежала виселицы за убийство. Это дело, связанное с материнством, оказалось даже более раздражающим… э-э, утомительным, чем она прежде полагала.

Как только они пересекли реку, Дейдре начала понимать причину беспокойства Фортескью. Фабрики представляли собой огромные уродливые здания, некоторые из которых были высотой более чем в четыре этажа! Ее глаза привыкли к витиеватым и изящным фасадам Мейфэра, и поэтому эти мрачные неприкрашенные строения выглядели еще более пугающими.

Не только здания казались дурным предзнаменованием, но и сами улицы были не подметенными и грязными. Темные переулки пронизывали ряды каменных стен, темные туннели были наполнены скрытым движением и случайным тревожащим шумом. Однако жители были еще хуже. Почти каждый из тех, кто входил или покидал здания, казался голодным и оборванным — почти все, за исключением случайного относительно хорошо одетого типа с преуспевающим видом и экваториальными размерами, который подозрительно разглядывал прекрасный экипаж, прогоняя и отталкивая менее значительных граждан со своего пути.

— Надзиратель, — подумала Дейдре.

— Хулиган, — пробормотала Мэгги.

Дейдре запоздало оттащила любопытную Мэгги от окна экипажа и задернула шторку. Похищение и требование выкупа не было так распространено, как двадцать лет назад, но совершенно не к чему рекламировать присутствие здесь богатых и беззащитных леди Брукхейвен.

Наконец они прибыли к воротам фабрики, которая заставляла другие выглядеть еще более грязными и убогими по сравнению с ней. Герб Брукхейвена был нарисован на вывеске над воротами, но не было никаких других указаний на то, что расположено за высокими стенами. Когда Трентон помог ей выйти из экипажа на чистый, пустынный двор, Дейдре заколебалась. То, что казалось дерзким и забавным способом досадить Брукхейвену, сейчас выглядело скорее ребяческим и опасным.

Однако Мэгги не ощущала ни малейшего раскаяния, потянув Дейдре прямо к двери и широко распахнув ее. Они вошли внутрь и обнаружили себя на маленькой платформе перед большой открытой комнатой, полной машин.

Глава 25

Шум, который ворвался в их уши, был потрясающим. Оглушительный лязг и бряцание железа о железо от огромных ткацких станков, рев какой-то невидимой печи, крики людей, привыкших общаться друг с другом в таком шуме, все это смешалось в огромную горячую ударную волну, которая заставила Дейдре мечтать о грязной улице снаружи.

Затем она увидела Брукхейвена, стоящего на середине лестницы, которая вела высоко вверх вдоль одной из стен. Здесь были и другие комнаты, конечно же. Кто-то же должен был вести учетные книги и записи и… на самом же деле у Дейдре не было ни малейшего понятия об этом. Она носила сотканную кем-то ткань каждый день своей жизни и ни разу не задумалась над тем, как эта ткань производится. Кто-то, должно быть, прокричал что-то Колдеру, потому что тот отвернулся от человека, с которым разговаривал и увидел их там, где они стояли. Он долго смотрел на нее. Дейдре уже начала задаваться вопросом, собирался ли маркиз проигнорировать их присутствие, но он вдруг начал спускаться по перекрещивающимся ступенькам, привычно легко сбегая по ним.

Когда он приблизился, Дейдре глубоко вдохнула и приподняла подбородок. Она ведь тоже хозяйка этой фабрики, черт побери, и может посещать ее в любое время, когда пожелает!

К ее удивлению, Колдер вовсе не казался недовольным тем, что увидел ее.

— Добрый день, моя дорогая. Хотите совершить экскурсию?

Настроившись на спор, она не смогла сделать ничего, кроме как пробормотать согласие и кивнуть в ответ на такое спокойное приветствие. Скоро Дейдре обнаружила себя на самой вершине этой лестницы, близко к потолку, пытаясь игнорировать слишком тонкие перила, пока Колдер объяснял то, что происходило внизу под ними. Мэгги, которая категорически отказалась подниматься, сидела далеко внизу на нижней ступеньке и зачарованно наблюдала за ближайшим станком.

— Итак, вы видите, — говорил Колдер, — что, объединив все процессы под одной крышей, мы имеем возможность работать с намного большей эффективностью.

Дейдре посмотрела на него с ласковым раздражением, подозревая, как много раз еще ей придется услышать это слово сегодня днем. Он продолжил, не заметив выражения ее лица.

— До этого прядение, а затем и плетение производилось рабочими в их домах. Из-за этого судить о качестве их работы было очень трудно — не говоря уже о том, что некоторые рабочие не так надежны, как другие.

В самом деле, все, казалось, работали очень усердно. Дейдре была рада видеть, что рабочие выглядели веселыми и более преуспевающими, чем многие из тех, кого она заметила на пути по Уэстон-роуд. Конечно же, Брукхейвен хорошо им платит. Но он также требует от них самого лучшего, и они, очевидно, рады давать ему это.

Так почему же ты должна чем-то отличаться?

Дейдре на мгновение почувствовала стыд к себе при этой мысли — и все же ей не хотелось быть просто еще одним наемным работником. Она могла показаться дурочкой, затеяв это смехотворное сражение, но если она выиграет эту войну, дело будет того стоить.

Девушка с затаенной тоской бросила взгляд на стоящего рядом великолепного мужчину. Очень много стоить.

— А сейчас, если изволите посмотреть вверх, вы увидите то, из-за чего эта фабрика настолько превосходит все остальные.

Яростная гордость в выражении его лица на какой-то момент заворожила ее, но затем девушка послушно подняла свою голову вверх.

Над ними пробегали пересекающиеся линии, нарисованные по плану, который Дейдре не могла понять. Ее глаза привыкли к сумраку, и она поняла, что линии — нет, это были ремни! — двигались. Напоминая странную репродукцию основы и утка^[5] на станках внизу, эти ремни натягивались между и в середине друг друга. Затем Дейдре осознала, что все линии, кажется, встречаются выше, там, где разместилась огромная пыхтящая паровая машина. Единственный стальной стержень толщиной с ее бедро поднимался из большого корпуса, вращая и поднимая все ремни, на который они были намотаны на разной высоте.

Все это напоминало нечто, сооруженное сумасшедшим, но Брукхейвен смотрел вверх с глубоким удовлетворением в глазах.

— Смотрите, присоединив все индивидуальные машины к основному приводу парового двигателя системой ремней и шкивов^[6], мы добились того, чтобы вся фабрика работает как единое целое. — Колдер почти улыбнулся. — Как будто бы она живая.

Дейдре увидела, как стиснутые челюсти расслабились, а его почти постоянно хмурый взгляд просветлел. В этот момент она поняла кое-что очень важное о своем муже. Колдер был человеком, потерявшим веру во все, кроме механизмов, которые он мог понимать и ремонтировать, и которые никогда не бросят его. Все это — огромный, хрипящий, жужжащий, щелкающий организм фабрики — это стало настоящим домом для Колдера, для человека, не для маркиза… хотя, возможно, также и для умного одинокого мальчика, скрывающегося внутри него.

Заключенный в странные механические объятия, он был таким беспечным и счастливым, каким она его никогда прежде не видела.

Дейдре устремила взгляд вниз на фабричный пол и — всего лишь на мгновение — уловила гармонию кажущегося беспорядочным движения под ней. Подобно огромной, кошмарной поездке на карусели все помещение целиком поднималось и опадало, как одна грудь, словно оно вдыхало нити и энергию, а выдыхало готовую текстильную ткань. Затем девушка заморгала, и все вернулось обратно к хаосу вне ее понимания.

— Это очень… — Ничем нельзя было помочь. Ей придется сказать это. — Эффективно.

Наивысший комплимент по оценке Брукхейвена, потому что он оживленно и удовлетворенно кивнул.

— Благодарю вас.

Все это было очень весело — по крайней мере, она была рядом с ним — но у Дейдре была причина, по которой она приехала сюда сегодня. Она не просто сражалась за Мэгги, она боролась за себя. В конце концов, если его собственный ребенок не смог пробиться к нему, то какие шансы могут быть у далеко не совершенной жены?

Зная, что ее слова расстроят перемирие между ними, девушка приподняла подбородок и изобразила лукавое выражение на лице.

— Так эти машины занимают место людей?

Колдер заморгал от удивления, но он все еще находился в роли доброго учителя.

— Я предполагаю, что в некотором смысле, да. Требуется меньше рабочей силы, чтобы управлять моей фабрикой, чем для того, чтобы соединять части между собой.

Меньше рабочей силы — или меньше эмоций? Он даже свел число работников к минимуму для того, чтобы как можно меньше взаимодействовать с людьми. Дейдре наклонилась над перилами и притворилась, что обозревает работающих.

— Итак, вы покупаете их…

— Их строят специально для меня.

Девушка почти всхлипнула от привязанности и рвения, прозвучавших в его голосе.

— Итак, их строят специально для вас, и вы привозите их сюда и… — она неопределенно махнула рукой в сторону потолка, — и вы расставляете их, как оловянных солдатиков, а они выбрасывают ткань?

— Ткань высшего качества.

Конечно же, высшего качества — разве кто-то захочет иметь несовершенную, с недостатками… такую, как человек? Дейдре выпрямилась, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Что с ними станет, если вы перестанете о них заботиться?

Ах, теперь он начал что-то подозревать.

— Что вы имеете в виду?

Она сложила руки на груди.

— Что случится, если вы оставите их под дождем? Что случится, если вы никогда не станете смазывать их? Или проверять эти штуки с ремнями? — Горький смех вырвался у нее. — Что произойдет с ними, если вы оставите их в Брукхейвене до тех пор, пока им не исполнится семь лет? Что произойдет, если вы запрете их в доме и откажете им в общественной жизни?

Сейчас Колдер уже сердито смотрел на нее, но девушка продолжала, ее голос стал громче.

— Что будет, если вы откажетесь говорить с ними в течение нескольких дней подряд или скажете — когда-нибудь! — только одно доброе слово, и они начнут обвинять себя в том, что они никогда, никогда не будут достаточно…

— Довольно! — Острый клинок его командного голоса оборвал ее тираду. Колдер впился в нее глазами, похожими на горящие угли. — Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите! Это вовсе не похоже на меня.

— О! Вы — самый упрямый, самый высокомерный, неисправимый… — Господи, у нее просто не хватало слов, чтобы описать маркизу его самого. Дейдре сдалась. — Вы… вы негодяй!

Затем она обернулась вокруг своей оси в вихре юбок и побежала от него, полетела вниз по узкой деревянной лестнице, не думая о падении, до тех пор, пока сильная рука не схватила ее за локоть и не рванула обратно к железной груди.

Глава 26

— Маленькая дурочка. — Голос Колдера резко прозвучал над ее ухом. — Вы убьетесь.

Дейдре не соизволила бороться для того, чтобы развлечь его.

— Отпустите меня, — отрезала она. Хотя девушка все еще пошатывалась и одна нога не имела опоры, она не станет цепляться за него.

— Если я отпущу вас, вы упадете с этой лестницы и разобьетесь. — Его голос напоминал рычание. Он эхом отозвался внутри Дейдре, убедив девушку в том, что дрожь в ее теле происходила вовсе не от страха.

— Какое это будет иметь для вас значение? — Черт бы его побрал, за то, что он заставил ее голос прерываться!

Рука Колдера сжалась крепче, полностью притянув Дейдре к его телу. Он наклонял голову до тех пор, пока она не ощутила его дыхание на своем ухе.

— Если у меня окажется мертвой еще одна жена, то боюсь, что моя репутация уже никогда не восстановится.

Как он мог быть таким холодным в тот момент, когда ее тело прижималось к его телу, а ее отчаянная дрожь была очевидна для его органов чувств — думал ли маркиз о том, что она боится или возбуждена, но так или иначе внутри него не было ничего, кроме прочного льда!

В таком случае Дейдре отказывалась позволять ему заморозить и себя тоже! Она медленно подняла свой взгляд, чтобы встретиться с его холодными глазами. Затем девушка вытянула свободную руку, чтобы нежно, кончиками пальцев провести по его лицу ото лба до твердой челюсти. Она прикоснулась к уголку его рта одним, легким как перышко, прикосновением.

— Тогда вы должны прекратить провоцировать нас на то, чтобы убегать от вас, милорд, — прошептала она.

Выражение его лица не изменилось, но Дейдре ощутила, как мужское тело твердеет рядом с ее животом. Его взгляд опустился туда, где ее грудь, кремовая и полная, высоко вздымаясь, прижималась к его груди. Она сделала глубокий вдох, просто для того, чтобы помочь ему.

Взгляд Колдера снова впился в ее глаза и его челюсти медленно задвигались.

— Значит, я должен запереть вас в башне, чтобы удержать?

О, да. Девушка вжималась в него, глазам устремиться на его губы.

— А вы пообещаете навещать меня каждую ночь?

Маркиз с трудом сглотнул. Она проигнорировала этот маленький триумф, потому что возбудить мужчину было легко. То, чего Дейдре хотела от него, добиться было гораздо труднее. О, быть любимой, по-настоящему любимой, таким мужчиной, как он — сможет ли смертная женщина пережить одну ночь в его объятиях? А как насчет целой жизни?

Она умирала от желания узнать это.

— Ты осмелилась играть со мной, — прорычал Колдер.

Девушка подняла на него взгляд, позволив внутренней страсти и томлению вспыхнуть в ее глазах.

— Я не даю обещаний, которые не выполняю.

Его глаза стали почти черными. Одним движением маркиз повернул их обоих так, что перила лестницы прижались к ее пояснице, а его твердое тело прижалось к низу ее живота. Дейдре попала в ловушку, пригвожденная его возбуждением. Она вдруг осознала, что его резкое движение заставило ее скользнуть свободной рукой под его сюртук и ухватиться за жилет. Девушка оставила там свою руку, распластав пальцы по мускулам его груди, ощущая, как большое сердце бьется в ее ладонь.

Несомненно, это был прогресс… но это сердце пока еще не принадлежало ей.

И будет ли когда-нибудь? Достаточно ли она женщина, чтобы завоевать его?

Дейдре едва знала, что это означало, не говоря уже о том, чтобы доказать это самой себе. Ее характер еще не подвергался испытаниям… или подвергался? Неужели все эти годы под влиянием Тессы причинили ей больше вреда, чем она осознавала? Узнала ли бы она когда-нибудь, что стоит перед выбором, определяющим ее характер, или бы снова и снова встречалась с этим выбором… и уже потерпела неудачу?

— Я хочу быть хорошей женщиной, хорошей женой тебе, — неразборчиво зашептала она ему.

Горячий взгляд Колдера не изменился. Он не слышал ее. Он уже потерялся в вожделении, тогда как она хотела, чтобы он потерялся в любви.

Его взгляд снова упал на ее груди, и одна большая рука поднялась, чтобы обхватить одну из них.

— Ты так прекрасна. — Его голос был хриплым и напряженным. Тесса однажды бросила замечание о том, что когда кровь наполняет член мужчины, то его мозг страдает от этой потери. И все же его прикосновение было тем, чего она хотела — фактически, она жаждала этого. Мужчина, у которого голова кружится от вожделения, был не такой плохой вещью, когда ее собственное тело пульсировало в ответ!

Так что Дейдре сделалась податливой в его руках, отключив ту часть своего сердца, которая кричала «слишком рано!», и позволила собственному нетерпению и желанию кипеть в крови. Она закрыла глаза и отдала ему свое тело, потому что это было хоть что-то, не так ли? Нечто лучшее, чем долгая, холодная жизнь в одиночестве?

Рука Колдера была горячей, когда он обхватил ее грудь. Он провел большим пальцем по обнаженной верхней части в неистовой ласке, которая заставила ее колени подогнуться. Вырез ее платья скользнул в сторону, когда маркиз потянул грудь Дейдре вверх, вытянув затвердевший сосок на холодный воздух.

Они были на виду у всей фабрики, хотя здесь, на такой высоте, было слишком тусклое освещение, а те, кто находился внизу, были сосредоточены на своей работе. Дейдре вздрогнула рядом с ним, слишком уязвимая и крайне нетерпеливая, чтобы беспокоиться о том, что их могут увидеть. Пусть он разденет ее догола на этой лестнице, если пожелает, лишь бы не прекращал прикасаться к ней!

Наконец Колдер выпустил ее руку, чтобы обнять за талию, поддерживая до тех пор, пока склонял свою голову к ее груди. Теперь, когда ее руки, наконец-то, освободились, Дейдре запустила их в его темные густые волосы, пока он сильно потянул за ее сосок горячим ртом.

Какая сладкая боль! Это ощущение пронзило ее тело — о, небеса, она ничего не знала об этом — да и как она могла узнать? Вспышка ответного жара зародилась между бедер, увлажнив ее в этом месте, заставив стиснуть колени от удовольствия. Дейдре сжала руки в кулаки в его волосах и застонала.

Колдер зарычал в ответ и рванул ее рукав вниз по плечу, чтобы высвободить другую грудь для своего горящего рта. Первый сосок, затвердевший и воспламененный его сосанием, попал в силки жаждущих пальцев маркиза. Дейдре выгнулась над пустым пространством, ее обнаженные груди приподнимались и опадали с каждым вздохом, пока муж завладевал ими. Его сильные пальцы сжимали и медленно крутили, как раз настолько, чтобы заставить ее мяукать от удовольствия и боли, пока его губы, язык и зубы одновременно посасывали и покусывали и перекатывали другой сосок.

Затем его рука опустилась, оставив в покое бедный сосок, чтобы скользнуть вниз по ее телу и нырнуть между бедрами. Колдер нажал в этом месте, его рука находилась поверх платья и нижних юбок, потирая круговыми движениями кончиками пальцев самую горячую и самую влажную ее часть. Первый слой ткани немедленно намок, и Дейдре знала, что он должен был ощутить там ее повлажневший жар.

Маркиз прижался ртом к ее щеке.

— Ты влажная для меня? — прохрипел он в ее кожу.

Девушка отчаянно кивнула, обнимая его за шею и крепко прижимаясь к нему, пока удовольствие волной поднималось внутри нее.

— Да, о да, я так тебя хочу!

Его руки упали, заставив ее хвататься за перила от внезапного страха упасть. Колдер отступил на шаг и уставился на нее, цепляющуюся за перила, трясущуюся и задыхающуюся от возбуждения и замешательства.

— Что…? — Дейдре торопливо потянула вверх платье.

Колдер сотрясался от вожделения, у него кружилась голова, перед его глазами висела серая пелена от пульсирующей боли в паху. О, святые небеса! Такая сладкая, такая мягкая, такая пылкая…

Ты дурак. Настоящий мужчина унес бы это нетерпеливое, исключительное создание в огромную, холодную, пустую постель и совокуплялся бы с ней, пока они оба не умрут!

Он заставил свое дыхание успокоиться.

Ее страсть к нему была ошеломляющей, возмутительной и, возможно, немного… невероятной? Однажды Колдер уже сделал печальную ошибку, женившись на вероломной красавице. Неужели он снова сделал из себя классического дурака и позволил своему члену управлять его мнением?

Отлично. Твой член выиграл. Теперь вознагради его соответственно! Она все еще дрожит из-за тебя. Попроси у нее прощения, а затем нагни ее над этими проклятыми перилами!

Маркиз провел дрожащей рукой по лицу — и ощутил, что ее запах все еще остался на пальцах. Внезапно время повернуло вспять к тому моменту, когда в его объятиях была влажная, горячая, податливая женщина. Она отдавалась так легко, но все же он не мог заставить себя поверить, что она была настолько фальшива.

Но вести себя так, словно от малейшего его прикосновения она лишалась чувств от желания — как будто всю свою жизнь она ждала его легчайшей ласки? Это было так невероятно, что казалось даже смехотворным.

Его член пульсировал, одобряя эту идею, и предлагал провести дальнейшие испытания. Немедленно. И подольше. Даже до изнеможения.

Сурово и безжалостно Колдер начал глушить этот голос и прятать его глубоко, глубоко внутрь себя, до тех пор, пока не перестал слышать его. Наконец, только холодное, логическое молчание управляло его мыслями.

Превосходно. Сейчас он уже мог ясно размышлять.

А затем Дейдре подняла на него взгляд, ее голубые глаза были полны слез и гнева и… любви? Из его горла вырвался низкий, яростный звук, который он не узнал, и его рука потянулась к ней безо всякой мысли…

В этот момент фабрика под ними превратилась в хаос.

Глава 27

Мэгги с тревогой уставилась на гигантский дрожащий станок. Она не хотела уничтожать его. Ей просто захотелось увидеть, что заставляет вертеться колеса внутри — и если засунуть длинный деревянный челнок в прядущий, плетущий механизм, то сможет ли он раздробить дерево. Механизм засосал челнок из ее руки с такой легкостью, словно девочка и не держала его, и заглотнул его далеко внутрь. Ей даже пришлось отскочить назад, потому что челнок почти ударил ее по голове, когда начал яростно раскачиваться назад и вперед.

Сейчас челнок дрожал, как копье в кишках умирающего животного.

Мужчина, который работал на станке, с недоумением смотрел на него, по крайней мере, до тех пор, пока не заметил Мэгги. С диким испуганным воплем он бросился на нее. Девочка повернулась и убежала. Нырнув под машину, которая наматывала нить, она посмотрела назад. Мужчина не преследовал ее, он отчаянно пытался вытащить челнок из механизма. Его крики привлекли внимание других людей, которые собрались, чтобы помочь. Затем некоторые вернулись к другим станкам, беспрерывно с опасениемпоглядывая наверх.

На что они смотрят? Мэгги наклонилась вперед, чтобы увидеть это за огромной, мотающей нить машиной. Девочка разглядела высоко вверху своего отца и Ди-Ди, спускающихся вниз, маркиз что-то кричал. Видела ли она когда-либо, чтобы папа бегал так быстро? Мэгги почти забралась обратно на то место, где пряталась, но что-то принялось издавать ужасающий скулеж, словно раненая собака — нет, это больше походило на гнездо разозленных ос, в ярости взлетающих в воздух. Шум доносился от погибшего станка, который, очевидно, испускал свой последний вдох. Длинная ось, которая спускалась с потолка, чтобы управлять механизмом, прекратила вращаться — но ремень, который двигал ее, не остановился. Сначала дымок поднимался с того места, где лента натягивалась на стержень… а затем дымок превратился в облако… а затем лента разорвалась с таким звуком, какой бывает у китайских ракет.

Шум и крики послышались со стороны встревоженных рабочих, когда дымящиеся, обуглившиеся концы ремня упали на пол — и осиных гнезд стало еще больше. Мэгги выползла из-под машины, потрясенное очарование победило страх. Сидя на пятках, откинув голову назад, чтобы видеть, что творится вверху, она наблюдала, как ремни один за другим начинали дымиться и лопались, когда стержни застывали — или еще хуже, сгибались под неравномерным давлением нескольких разорванных ремней. Словно рябь в пруду, разрушение распространялось от станка, который Мэгги погубила, такое же заразное, как инфекция. Рабочие сбились в испуганную кучку, сжавшись под взбешенным небом, когда искры начали сыпаться сверху от воспламеняющихся ремней и наклонившиеся стержни угрожающе нависли над ними. Стоны и лязг все усиливались, смешиваясь с все нарастающим гневом ос, до тех пор, пока Мэгги не закрыла руками уши.

Затем раздался один мощный стон, который заглушил все. Послышался болезненный звук ломающейся стали, которая не должна была сгибаться, когда мощный стержень центрального парового двигателя поддался под намотанными на него ремнями с последним смертельным скрежетом, после чего вся модель современной фабрики погибла — убитая в течение нескольких мгновений любопытством ребенка.

Испуганная Мэгги поднялась на ноги и уставилась на то, что натворила.

— Черт побери, — пробормотала она.

— Это была она!

Мэгги обернулась, чтобы увидеть толпу сердитых лиц — и, прежде всего, ее отца! — сердито впившихся в нее взглядами. Она нервно облизала губы.

— Ах… Думаю, что это был несчастный случай, папа.

Мужчина, который управлял станком, протолкнулся вперед через толпу.

— Она сделала это намеренно, милорд!

На лице папы застыл тот взгляд, который Мэгги так ненавидела — тот, который заставлял ее думать, будто бы он хотел, чтобы ее не существовало.

— Папа, я не хотела этого. — Ее голос прозвучал так тихо в облаке обвинений.

Затем Ди-Ди протолкалась через толпу. Мэгги увидела, как ее мачеха побледнела, когда заглянула в каменное лицо папы.

— Колдер, не надо, — произнесла Ди-Ди. Затем она с отчаянием посмотрела на Мэгги. — Это был несчастный случай. — Но даже ее слова звучали так, словно она не верила в них.

— Леди Маргарет, что вы сделали? — Голос папы был таким же холодным, как застывшее озеро в Брукхейвене зимой.

Девочка сглотнула.

— Папа, ты сможешь купить побольше машин. Я могу продать своего пони.

— Что вы сделали? — раздельно, по словам произнес отец.

— Я… я открыла маленькую дверцу сбоку машины.

— И?

Она скривилась.

— И я заглянула внутрь.

— И?

Мэгги почувствовала, что ей может понадобиться тазик, потому что ей вот-вот станет плохо.

— И там все перемалывалось, и перемалывалось… там были маленькие металлические зубы, как у моего пони, когда он грызет морковку.

И? Он не произнес этого вслух. Его глаза достаточно ясно говорили за него.

Мэгги закусила губу.

— Поэтому я скормила ему кое-что. — У папы был такой застывший взгляд. От этого у нее цепенели ноги.

Он ждал.

Ей не хотелось разговаривать об этом. Все, чего ей сейчас хотелось больше всего — это отправиться домой к своему котенку и делать ириски вместе с Ди-Ди. Девочка быстро взглянула вверх. Папины глаза были такими же черными, как угли.

И сам он был похож на большой кусок угля! Увы, в точности как камень, он мог бы ждать вечно, она знала это. Наконец Мэгги подняла руку и указала на длинную, гладкую, похожую на палку вещь, которую все еще держал в руках мужчина, отвечавший за станок.

— Я скормила ему это.

— Точно, милорд! — Мужчина помахал обгрызенным и расщепленным челноком в сторону Мэгги так, словно это был факел, отгоняющий ночного хищника. — Ткнула в него челноком, так и есть, прямо в механизм!

У Колдера упало сердце. Он так надеялся, что это был просто несчастный случай. Что он мог сделать сейчас, кроме как наказать ребенка?

Почему? Почему она сделала это? Он никогда не совершал таких откровенно неправильных поступков, когда был ребенком! Он был спокойным, прилежным мальчиком — ребенком, который точно знал, чего от него всегда ожидают. Это Рейф был диким мальчишкой. Рейф был тем, кто осмеливался делать дерзкие, безумные вещи…

Интересные вещи.

То, что ты никогда не отваживался делать.

К несчастью, точно так же, как он был лишен необходимого простора воображения для совершения подобных проступков, у Колдера не было необходимых средств, чтобы придумать подходящее наказание за такое огромное, вопиющее преступление. Как девочка сумеет хотя бы постичь весь урон, который она причинила? Даже его собственная голова шла кругом!

Налицо были крушение оборудования, заказы, которые теперь не будут выполнены, отлично выученные и ценные люди, полностью заслуживающие того, чтобы им платили, которые оставят его в поисках более срочной работы — и этих работников он может не суметь переманить обратно!

Растущее разочарование, очевидно, отразилось на его лице, потому что Дейдре бросилась вперед, встав между ними и умиротворяющее вытянув руки. Она отбросила дипломатию, вместо этого физически поместив себя на пути его ярости.

— Милорд, это моя вина. Я привезла Мэгги сюда. Я должна была лучше присматривать за ней.

Отлично. Дейдре в любом случае представляла собой менее беспокоящую мишень.

— В самом деле, — холодно ответил маркиз.

Она вздохнула с облегчением.

— Да. Я не знаю, о чем я думала, — продолжила девушка успокаивающим тоном, от которого его зубы заскрипели, как у механизма. — Я уверена, что вы в ярости из-за меня.

Через ее плечо Колдер наблюдал, как Трентон подхватил Мэгги и быстро вынес девочку из здания, предположительно, обратно в карету, в которой она приехала.

Неужели они все считают его монстром? Он сосредоточился на красивом лице Дейдре. Даже его жена?

Маркиз долго смотрел на нее, замечая напряженность в ее плечах и то, что глаза девушки скользнули в сторону, чтобы проследить за уходом Мэгги, и как она затем взглянула на него, словно он был животным, склонным бить маленьких детей и женщин.

Да, так и было.

И почему она не должна была так думать? Каждый в Лондоне считал, что это так.

Дейдре должна была знать больше, чем другие. Она должна была заглядывать глубже сплетен и слухов. Маркиз протянул к ней руку, не осознавая этого. Он думал…

Девушка вздрогнула, хотя и не слишком заметно.

Вот как.

Внутри него все заледенело, и он выпрямился.

— Вы не должны винить себя, — медленно произнес Колдер. — Это моя вина, что я снова обнаружил себя разочарованным в браке.

Голова Дейдре отдернулась назад при этих словах. Словно он дал ей пощечину. Нет, хуже, потому что слова не оставили следа, который мир мог бы поставить ему в вину, но нанесли кровоточащую рану внутри. Девушка сглотнула возглас боли, который рвался из ее горла. Вместо этого она подняла свой подбородок и фыркнула.

— Взаимно, — прорычала она.

Это удивило Колдера.

— Вы объявляете себя разочарованной? Во мне? — С отсутствующим видом он взял чистую тряпку у одного из рабочих и начал вытирать руки.

Дейдре сложила руки на груди, сопротивляясь боли и задержавшемуся жару от эпизода, произошедшего чуть раньше на лестнице, и еще выше задрала подбородок.

— Я не собираюсь отвозить Мэгги обратно в Брук-Хаус, пока не узнаю, каковы ваши намерения.

Его челюсти напряглись.

— В мои намерения входит отослать ее паковать вещи. Утром она отправиться в Брукхейвен и там и останется. — Затем Колдер отвел взгляд, уставившись на свои руки, которые уже были настолько чистыми, насколько это было вообще возможно без мыла и воды. Он еще и еще раз вытер их тряпкой. — Думаю, что вы должны сопровождать ее, — медленно добавил он.

От этих слов Дейдре пронзило мучительное страдание, но она заставила себя отбросить беспокойство за себя.

— Вы осознаете, что если отошлете Мэгги именно сейчас, то она проведет остаток своей жизни в убеждении, что вы любите свои фабрики больше, чем ее.

Маркиз поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Не смешите меня. Мои фабрики поддерживают процветание Брукхейвена, вот и все.

Девушка еще чуть-чуть приподняла подбородок.

— Ваши фабрики — это ваша жизнь. Вы обожаете их. Они ваши друзья, ваша семья, они — это вы. Мэгги знает это, но до сегодняшнего дня, думаю, девочка питала небольшую надежду, что и она что-то значит для вас. — Так же, как и я.

— Не говорите глупостей! Я — джентльмен. Я никогда не стану пренебрегать теми, кто от меня зависит!

— Вы думаете, что быть джентльменом означает придерживаться сухих, безжизненных понятий.

— Я верю в строгий кодекс этики. Если это то, что вы имели в виду, тогда мой ответ — да.

— А как насчет сострадания? Насчет понимания… симпатии… даже жалости? Разве вы не можете признать, что иногда необходимо сделать что-то неправильно по правильной причине?

— Это просто смешно. Если что-то неправильно, то это неправильно. Причина не оправдывает одну отдельно взятую вещь.

— Тогда позвольте мне спросить вас. Сегодня Мэгги была очарована движущимися частями машины — до такой степени, что любопытство спровоцировало ее на опасный эксперимент! Это вовсе не похоже на Мелинду, по крайней мере, если судить из того, что я слышала о ней. Это даже не особенно напоминает Рейфа. От кого, как вы думаете, у нее все это?

Колдер нахмурился.

— Я не имею ни малейшего понятия, что вы имеете в виду.

— Вы же умный человек, — Дейдре впилась в него взглядом. — Вы понимаете, о чем я говорю.

Он не был глуп. Было очевидно, на что она намекала. Колдер просто не замечал этого. Он сам был упорядоченным, неэмоциональным, хладнокровным человеком. Он был спокойным человеком, черт бы все побрал! Мэгги представляла собой ходячий беспорядок и была дикой, неконтролируемой, криминальной бунтаркой в грязном переднике и с разваливающимися косичками.

— Мой ребенок вовсе не похож на меня, ни в малейшей степени!

У Дейдре слегка отвисла челюсть. Она долго с изумлением смотрела на него, а затем вскинула вверх руки и вышла из здания фабрики, бормоча что-то себе под нос.

Колдер наблюдал за тем, как она уходит, все его тело содрогалось от комбинации оставшегося вожделения и возмущенной ярости. Она была абсолютно безумна и очевидно намеревалась забрать его в Бедлам вместе с собой!

И все же, разве она не прекрасна, когда находится в замешательстве, когда обычный расчетливый блеск исчезает из ее потрясающих глаз, а ее губы смягчаются, становятся не такими решительно сжатыми? Ему бы понравилось целовать эти губы прямо сейчас.

На руках и лице Дейдре все еще оставались следы фабричной сажи. Вероятно, она захочет принять ванну, как только доберется до дома…

Мокрая, голая, скользкая кожа. Влажные пряди золотистых волос, струящиеся между полными кремовыми грудями. Розовые соски сморщились от холода…

От этого воспоминания у Колдера пересохло в горле, а брюки стали ему тесны.

Дьявол, он только что испортил еще одну брачную ночь, не так ли?

Глава 28

Вернувшись в Брук-Хаус, Мэгги, выкупанная, причесанная и до жалости подавленная, вяло забралась на кровать и позволила Дейдре уложить себя в постель, не возражая ни против раннего часа, ни против дополнительного умывания. Патриция, которая исполняла обязанности горничной и для Мэгги, стояла рядом, в ее зеленых глазах отчетливо отражалось беспокойство.

Дейдре осторожно присела на край кровати и долго смотрела на девочку, чей боевой дух, как она думала, ничто и никто не смог бы разрушить. Она вздохнула и еще раз разгладила покрывала.

— Теперь я сделала это, не так ли, Мэг?

Взгляд Мэгги скользнул прочь, безучастно остановившись на углях в камине. Дейдре отвела темный завиток волос со лба девочки, но ответа на это нежное прикосновение не последовало.

Было трудно оставаться спокойной, когда внутри она была переполнена таким ошеломляющим чувством вины. Все, что произошло сегодня, было полностью и целиком ее виной. Конечно, не она превратила Колдера в того человека, которым он является, но именно Дейдре привезла Мэгги на фабрику, где ей совершенно нечего было делать, а затем оставила семилетнюю девочку без надзора, пока сама… ах… позволила себе отвлечься.

— Боюсь, что я всего лишь несчастная отговорка, а не мать, моя маленькая.

Она зашла слишком далеко, используя сердце ребенка для своих собственных целей. Сейчас она развела этих двоих еще дальше, и у нее не было ни малейшей идеи, как все исправить.

Девушка начала выпрямляться и убирать свою руку прочь, но взгляд Мэгги метнулся обратно к ней.

— Не уходи, — прошептала маленькая девочка.

Дейдре ощутила, как что-то внутри нее тает и размягчается, полностью и безоговорочно. У нее в глазах защипало, когда она кивнула, уступая.

— Патриция, ты можешь идти.

— Вы хотите принять ванну сами, миледи?

Хотя у нее и подгибались колени при мысли о том, что можно будет смыть прочь этот ужасный день, Дейдре покачала головой.

— Позже. — Она наклонилась и сняла туфли, а затем отбросила в сторону покрывала, чтобы скользнуть в постель рядом с Мэгги. Когда маленькая девочка прижалась к ней, то сердце девушки окончательно разбилось. Как она могла вовлечь Мэгги в свою битву характеров? Что за монстр будет так использовать ребенка?

Монстр наподобие леди Тессы, очевидно. Что ж, она не станет делать этого. С этой минуты Мэгги выходит из этой небольшой игры. Отводя волосы назад с ее маленького лба, Дейдре закрыла глаза от чувства вины. Я исправлю это, моя маленькая. Обещаю, я заставлю его увидеть.

Но как? Как убедить человека, который никогда не знал любви, что она навсегда спасет его, если только он позволит этому случиться?

Больше чем когда-либо Колдер сожалел о том, что остановил свой взгляд на мисс Дейдре Кантор. Его фабрика лежала в руинах, его рабочие разозлились, его неуправляемый ребенок превратился в ни с чем не сравнимую угрозу — его новобрачная несомненно достигла очень много за несколько дней замужества!

Даже у его гнева появился новый оттенок, вызванный неудовлетворенным вожделением. Что с ним случилось? Он не был сварливым человеком, но все же обнаружил, что зарычал на грума и огрызнулся на Фортескью, когда наконец-то вошел в Брук-Хаус, грязный, истощенный и лишенный одной процветающей, прогрессивной и прибыльной фабрики!

Аргайл приготовил дымящуюся ванну в его спальне, но Колдер не смог заставить себя вымолвить ничего, кроме ворчливой благодарности. Он снял одежду и бросил ее на пол, постоянно перечисляя самому себе многочисленные нарушения его жены. Окунувшись в горячую воду сразу, не дав себе даже момента привыкнуть к ней, он взвизгнул от удивления, а затем рычанием прогнал прочь Аргайла, когда тот попытался помочь.

Ухватившись за край ванны с такой силой, что суставы его пальцев побелели, Колдер принял на себя обжигающий жар и позволил ему растопить его глубокую неудовлетворенность. Когда, наконец, вода перестала жечь его кожу, она забрала с собой самые худшие последствия его ярости. С протяжным вздохом маркиз откинулся назад в ванне и попытался обратить свой ум на более приятные вещи.

Скоро Брукмур будет принадлежать ему. Там очень красиво, хотя и совершенно нецивилизованно. Очень освежающе после стольких недель в Лондоне.

Колдер позволил своему сознанию отдохнуть на этом мирном зрелище. Холмы мягко перекатывались там, как раз в начале горной гряды, известной как Пеннинские горы^[7]. Воздух, такой же чистый, как вода, и ветер будут развевать золотистые волосы Дейдре как флаг, струящийся позади нее. Хорошо ли она ездит верхом? Ему придется найти ей спокойную кобылу, но такую, которая сможет бежать в ногу с его собственным замечательным жеребцом. Они будут скакать галопом по Брукмуру до тех пор, пока ветер не разрумянит ее щеки, и она не засмеется от радости, а ее исключительная улыбка будет предназначена только для него…

Он резко сел, выплеснув на пол волну воды из ванной.

Черт побери!

Открыв глаза, маркиз уставился через комнату на дверь в противоположной стене. Так близко, что он может добраться до нее, сделав всего несколько шагов, его Немезида^[8]скрывалась за этой дверью, несомненно, замышляя новые, более захватывающие способы разрушить его жизнь.

Глаза Колдера остановились на замке. Если он попытается, то откроется ли дверь? Или его сегодняшняя вспышка снова гарантировала ее отказ? Он же хозяин этого дома, ее хозяин, черт возьми! Зачем ей понадобилось сделать такое простое дело настолько дьявольски сложным?

Чего она хотела от него?

Что ж, он не унизится до того, чтобы проверять этот замок, упрашивать о возможности войти, как проситель перед королевой. Заперла она дверь или нет — он не станет утруждать себя выяснением в любом случае!

Маркиз закрыл глаза и погрузился в воду с головой, отгораживаясь от мира. К несчастью, Дейдре не оставляла его в покое. Ее постоянные испытание занимали его, ее красота поддерживала его на краю мучительного возбуждения, а ее быстрый ум интересовал его, несмотря на сомнения. Где-то посреди возмутительных проделок и ее безжалостной красоты у Колдера возникли проблемы с тем, чтобы сохранять ледяную дистанцию, которая так хорошо служила ему все эти годы.

Черт побери!

После собственной ванны, Дейдре избегала огромной, завешенной шелком кровати и осталась у огня, расчесывая волосы, одетая только в ночную рубашку и халат. Откровенно, это был один из самых худших дней в ее жизни — а ему пришлось посоревноваться за это право!

Девушка была истощена, но слишком расстроена, чтобы думать о сне. Стыд за свои собственные поступки снова и снова вызывал сомнения и сожаления в ее мозгу. За что она сражается? Она едва могла вспомнить. Неужели она и Колдер не могут просто остановить эту войну? Разве они не нанесли достаточно вреда друг другу?

В другом конце комнаты в свете камина поблескивал медный замок на двери, которую она никогда не открывала. Ее взгляд снова и снова скользил по нему. Он все еще был заперт, Дейдре была уверена в этом, хотя он больше не пытался войти.

Находится ли он сейчас там, бодрствующий, как и она сама, слишком упрямый в своей гордости, чтобы протянуть руку, но мечтающий о том, чтобы это безумие закончилось? Если она настолько справедлива, требуя, чтобы он изменился, то она сама тоже могла бы немного смягчиться?

До того, как Дейдре смогла отговорить себя не делать то, что ей так давно хотелось сделать, она поднялась на ноги и пересекла комнату, чтобы повернуть ключ в замке. Дверь распахнулась и открылась сцена, от которой у нее перехватило дыхание.

В комнате было темно, за исключением золотистого сияния от углей. Красивая, с темной отделкой мебель терялась в сумраке, оставляя в поле видимости только огромную кровать, похожую на блестящий остров, снежно-белые простыни четко виднелись в свете камина.

Лежа поперек широкой кровати, с вытянутыми во сне, безвольными руками, Колдер выглядел как усталый рыцарь, снявший свои доспехи. Его большое тело было нагим в отсветах углей — и открытым ее жадному взгляду. Ее пальцы задвигались от желания провести руками по всей длине этой большой, напоминающей кошачью, фигуры, начиная с его густых темных волос, затем вниз по загорелому горлу, вдоль мощной груди и дальше по грядам его живота, следуя за этой узкой дорожке темных волос, которая стремилась вниз, вниз…

Колени Дейдре ударились о кровать с тихим стуком. О небеса, она пересекла огромную комнату, даже не осознавая, что ее ноги движутся по ковру! В течение долгого времени она стояла, застыв на месте, ожидая, что шум разбудит его. Колдер откроет глаза и увидит ее здесь, нависшую над ним, уставившуюся на его толстый…

Девушка закрыла лицо руками. Теперь, если она чуть-чуть раздвинет указательные пальцы, то сможет и дальше четко видеть его мужской орган. Гораздо лучше. Если он сейчас проснется, то подумает что она или бесстыдная любительница подглядывать, или развратная потаскушка, озабоченная его телом.

Ему может и понравится проснуться сейчас. Тебе бы понравилось.

Что ж, это правда, но это же не ты так разозлилась, не так ли? Он не хотел иметь с тобой никаких дел, вспомни?

Колдер пошевелился, слегка вытянув одну ногу. Глаза Дейдре впились с двигающиеся мускулы его бедер. Все его тело было покрыто загаром… как это может быть? Неужели он плавает обнаженным где-то в поместье Брукхейвен? Сама мысль о том, что большое тело Колдера легко скользит по воде, почти заставила ее упасть на колени. Солнечный свет будет сиять на его бугрящихся мускулах, капельки воды будут пробегать по его золотистой коже, когда он выйдет из воды ей навстречу, протягивая одну сильную руку к ней с понимающей улыбкой на лице…

На этом месте фантазия резко оборвалась. Колдер никогда не улыбался.

И не будет этого делать, если она сдастся так быстро. Как бы трудно все это ни было, для происходящего есть причина. Урок, который он должен выучить. Дейдре уже выучила свои уроки… по крайней мере, она надеялась на это.

Теперь она должна держаться до тех пор, пока Колдер не выучит свои. Она решительно повернулась и немедленно вышла из комнаты — что ж, этот последний, долгий, задумчивый взгляд не считается, так как никто его не видел!

Умоляю тебя, Колдер, поторопись и влюбись в меня! Я не думаю, что смогу долго выдержать!

Глава 29

На следующий день Колдер не появился за завтраком, хотя Дейдре явилась вовремя, в этот раз должным образом одетая. Она ела в одиночестве, потому что Мэгги все еще отказывалась делать что-то, кроме как вяло смотреть на огонь или в окно своей спальни. Дейдре беспокоилась о том, что дух девочки может быть навсегда сокрушен. Девушка не имела ни малейшего понятия, как излечить его, поэтому оставила Мэгги под оживленной и веселой заботой Патриции, решительно не прислушиваясь к забавным историям горничной о ее младших братьях и сестрах. Если и это не вернет обратно старую Мэгги, то у Дейдре совершенно не было других идей.

После того, как она погоняла свою еду по тарелке достаточное время — хорошо, что она смогла запихнуть в горло хотя бы кусочек ветчины — девушка прекратила дожидаться Колдера и отправилась искать Фортескью. Она нашла его полирующим что-то, что не нуждалось в полировке, в переднем холле.

Разочарованная Дейдре сложила руки на груди.

— Он прячется от меня, тогда как нам нужно столько обсудить.

Фортескью ничего не ответил и не прекратил полировку.

Дейдре вздохнула и продолжила.

— Так много вещей, за которые нужно извиниться, и так много того, о чем я сожалею…

Дворецкий не отрывался от полировки.

— Что ж, я вовсе не собираюсь преследовать его, только не после вчерашнего дня. Я снова все сделаю только хуже. Полагаю, в этот раз я должна позволить ему прийти ко мне.

Фортескью выпрямился и свернул свою тряпку.

— Превосходная идея, миледи.

При этих словах Дейдре улыбнулась.

— Что ж, тогда, я полагаю, мне нужно одеться, на тот случай, если мне сегодня кто-то нанесет визит! — Она определенно не хотела, чтобы Брукхейвен узнал, что она тоскует по нему. Будет замечательно, если заглянет Софи. Или Грэм. Черт побери, сегодня она даже будет рада видеть этого идиота Баскина!

Разве не печально, что из всех пожеланий, которые она высказала недавно, именно появление Баскина претворилось в жизнь? Позже этим утром Дейдре пришлось выслушивать еще один пеан^[9], посвященный ее неземной красоте и бесконечной… высоте? О Боже, отвратительные рифмы сегодня были еще хуже, чем обычно!

Это конкретное произведение представляло собой оду, посвященную тому дню, когда он впервые увидел ее, едущую в открытом экипаже, похожую на «Боудикку^[10], атакующую римскую армию». Следовало отдать должное недостатку таланта у Баскина, потому что в тот день она вовсе не каталась в экипаже, и у нее не было рыжих волос, и, хотя время от времени у Дейдре возникало желание подавить Тессу, сама она была не из тех, кто атакует орды римских воинов.

А вот Софи… Ее взгляд переместился туда, где стояла Софи, глядя в окно. Солнце высвечивало красно-золотые пряди в волосах девушки, и было что-то в ее раздраженной позе — Софи считала Баскина первостатейным дураком — и в ее высоком росте, что казалось… повелевающим?

Дейдре замигала. Небеса, она должно быть сбита с толку недавним недостатком сна. Что за мысль — тихая, ученая Софи в роли воинственной королевы?

Наконец поэма была закончена — к счастью, раньше, чем за час в этот раз, — и Баскин уставился на нее с боготворящим ожиданием.

— Что вы об этом думаете?

Ах, вот в этом и заключалось первоначальное обаяние Баскина. Он на самом деле волновался о том, что она думает. Он не отдавал приказы, не управлял грубой рукой, не смотрел на нее горящими, черными глазами…

Стряхнув с себя волну жара, вызванную этим воспоминанием, Дейдре тепло улыбнулась Баскину. Чуть теплее, чем нужно, если судить по энергичному блеску, который появился в его тусклых голубых глазах. Его круглое лицо залилось темным румянцем, и поэт придвинулся ближе к ней.

— Э-э… — Дейдре сумела отодвинуться, плавно потянувшись за мелко исписанными каракулями листами, которые Баскин сжимал в кулаке, а затем поднялась на ноги.

— Я всегда буду дорожить этими стихами! — Девушка быстро отступила в сторону, вследствие чего молодой человек почти упал на то место, где она сидела. Окно было самой дальней точкой от его страсти. Дейдре сбежала — слишком плохо, что она не может просто исчезнуть! — Посмотри, Софи! Баскин подарил мне свою поэму!

Софи, все еще стоя спиной к комнате, грубым образом скосила глаза.

— Это в самом деле волнующе, — прошептала она. — Как ты должна быть счастлива.

Все еще весело улыбаясь, Дейдре обернулась, чтобы показать страницы Грэму, который растянулся в кресле с высокой спинкой и весьма крепко спал.

— Грэм, разве это не чудесно? — Она разбудила его пинком в лодыжку, проступок, который скрыли ее юбки.

Он резко проснулся.

— Ой! Какого… как превосходно!

Грэм всегда быстро соображал. Сейчас Дейдре пошевелила бровями и указала глазами в сторону Баскина.

— Ты выглядишь усталым, Грэм. Ты уверен, что не заболел? Софи, разве Грэм не кажется тебе немного больным?

— Боже мой. — Софи практически засыпала от скуки. — Грэм, сохраняй свои силы. Я сама отвезу тебя домой.

К счастью, Грэм хотел сбежать так же отчаянно, как и Дейдре, и хотя Баскин, может быть, хотел бы задержаться, когда другие уедут, было бы высшим проявлением плохих манер остаться, если тебя явно не пригласили.

Софи вылетела из парадной двери сразу же, как только Фортескью отошел в сторону. Она не понимала, как Дейдре могла выносить этого лебезящего идиота и быть вежливой с ним. Парню повезло, что она сама была застенчивой рядом с мужчинами, поэтому большую часть его бесконечной поэмы она придумывала сценарии, в которых она или душила его своим ридикюлем, или лишала его мужского достоинства парой тупых садовых ножниц!

Грэм в ту же секунду оказался позади нее, и они направились туда, где их ожидал один из экипажей Брукхейвена, чтобы доставить Софи домой.

— Ты меня подвезешь, не так ли? До моих комнат очень долго добираться, — упрашивал он. — Я хочу, чтобы меня и этого вкрадчивого маленького пискуна разделяло несколько миль. — Грэм оглянулся через плечо, туда, где Баскин в этот момент спускался по ступеням. — Мне не нравится этот тип. Он… раздражает.

Несмотря на то, что ей самой не нравился Баскин, Софи обнаружила, что защищает его.

— Полагаю, трудно любить кого-то, кто не любит тебя в ответ.

Грэм фыркнул.

— Любовь? Я не знал, что ты настолько сентиментальна. Ты же выше такой девической ерунды, не так ли?

Девушка отвела взгляд, ее румянец стал ярче. Грэм рассмеялся.

— Вот это да. Умоляю, скажи, кого ты любишь, Софи Блейк? Поведай мне его имя, чтобы я мог похитить его и заставить пойти с тобой к алтарю!

После этих слов Софи резко обернулась к нему, серые глаза потемнели от ярости.

— Благодарю тебя, но если потребуются такие усилия, чтобы кто-то женился на мне, думаю, что я не стану связывать себя с такой подневольной жертвой! А что касается идеи подвезти тебя, то прогулка пойдет тебе на пользу! Если бы ты не проиграл каждое пенни, которое у тебя было, то смог бы нанять кэб!

Оставив его ошеломленным и изумленно уставившимся на нее из-за такой внезапной страстности, Софи ловко поднялась в экипаж и тот поехал вниз по дорожке по направлению к улице.

— Черт побери! — пробормотал Грэм. — Можно подумать, что я сказал что-то особенное! — Пожав плечами, он сунул руки в карманы и неторопливо пошел прочь.

Он не заметил, что Баскин задержался позади него, с тоской глядя на дверь в Брук-Хаус.

Глава 30

После суматохи с лакеями и шляпами, Дейдре снова осталась одна. Как только парадная дверь закрылась и воцарилась тишина, Дейдре закрыла глаза и позволила неподвижности вытягивать напряжение из ее плеч.

Это не сработало.

Колдер. Она открыла глаза. Конечно же, настоящий источник ее беспокойства все еще был здесь, избегая ее, прячась за стенами своего кабинета, когда им нужно было столько уладить между собой. Трус.

А разве ты не трусиха, сидишь здесь и флиртуешь с этим щенком, обманывая его, чтобы он оставил тебя, чтобы не пришлось признаваться ему, что тебе не нравится его поэзия?

Девушка все еще держала в руке листы. Сердечные слова от кого-то, о ком она не заботилась, и холодное молчание от человека, которого она любит. Внезапно разозлившись на себя, на Колдера, на Баскина, Дейдре смяла листы и бросила их в холодный камин.

Ей не нужны поэмы и красивые слова. Ей нужен ее муж, черт побери!

Баскин колебался на ступенях Брук-Хауса. На самом деле он не имел намерения отдавать поэму мисс — э-э, леди Брукхейвен. Или, по крайней мере, до того, как он ее скопирует. Это была, как он говорил себе, одна из его лучших работ.

Снова стучаться в дверь так скоро могло показаться немного отчаянным, а затем ему пришлось бы просить его прекрасную Дейдре отдать ему поэму назад…

Возможно, ему стоит просто быстро войти и посмотреть, есть ли шанс на то, что она оставила листы в приемной? Это спасет его от значительной неловкости, а затем он сможет презентовать ей завтра копию, переписанную замечательным почерком!

Уговаривая себя, что он — желанный гость, которому позволено наносить визиты вместе с членами семьи, Баскин открыл дверь и вошел. Быстро передвигаясь, он направился по холлу в сторону двери в приемную.

Голоса впереди заставили его остановиться. Дальше приемной, как раз за углом, молодой человек мог видеть спину дворецкого. Если слуга заметит его, то потребуется слишком многое объяснять…

— Значит, дверь между комнатами его сиятельства и ее сиятельства все еще заперта?

Баскин прекратил пятиться. Вместо этого он прокрался вперед до тех пор, пока не смог видеть то, что происходит за углом.

Хорошенькая горничная, стоявшая перед дворецким, кивнула. Девушка выглядела несчастной по этому поводу, кем бы она ни была.

— Миледи и близко к ней не подходит. Она даже попросила меня поставить одно из этих кресел с крылатой спинкой перед дверью, как будто это просто часть стены!

Дворецкий покачал головой.

— Это нехорошее начало для брака. Предыдущая леди Брукхейвен сумела продержаться несколько лет, прежде чем отколола кусок мрамора от камина в своей спальне, бросив вазу в его сиятельство.

— Я… я хотела спросить вас… должна ли я сказать ей что-нибудь? Если она просто боится… отношений с мужчиной, я могу… ну, говоря по правде, я не могу, но возможно, кухарка может поговорить с ней?

Баскин ощутил, как волна надежды прокатилась по его телу. Дейдре не подпускает к себе этого огромного мужлана, своего мужа? И делает это со дня свадьбы, если он правильно понял!

Если она просто боится…

Дейдре боялась человека, которого называли «Чудовищем Брукхейвенов»! Проклятие, что такого неестественного потребовал от нее маркиз, что ей пришлось запереться и забаррикадировать дверь между их комнатами?

Или — осмелится ли он надеяться? — возможно, она хранила себя для настоящей любви? Для него?

Она здесь одна, окруженная верными подхалимами Брукхейвена, которые прямо сейчас замышляют навязать ей отвратительные «отношения» с ее внушающим страх мужем. И нет никого, кто помог бы ей.

Позвоночник Баскина напрягся от решимости.

Никого, кроме него.

Дейдре сидела в тихой приемной, сняв туфли, забравшись с ногами на диван и согнув их в коленях, ощущая себя немного вялой в отсутствие всякого плана. С первого момента, после того, как она прочитала, что Брукхейвен снова появился в Обществе, у нее была цель. Вначале привлечь его, затем выйти за него замуж, потом — преподать ему урок, а теперь — теперь она только хотела положить конец бесконечным заговорам и коварствам.

Затерявшись в своих печальных мыслях, она едва заметила, что дверь открылась. Когда никто не пришел, чтобы забрать заполненный крошками поднос, стоящий на столе перед ней, девушка взглянула вверх.

— Баскин! — Она бросила виноватый взгляд в сторону смятых листов в очаге. Быстро встав, Дейдре отвлекла его, приблизившись к нему с улыбкой. — Я думала, что вы ушли.

Молодой человек внимательно разглядывал ее.

— Но вы рады, что я не ушел, не так ли? Вы рады, что не одиноки в этом доме.

Чувствуя себя неудобно, она остановилась и повернула к двери с легким смешком.

— Я всегда рада хорошей компании, — ответила девушка. Надеясь, что открытая дверь побудит его выйти за порог, она потянулась к ручке.

Баскин вернул ее обратно, пылко схватив за руку.

Испуганная, Дейдре уставилась на него.

— Мистер Баскин!

Его хватка не ослабла.

— Миледи, вы должны знать, что я буду вашим преданным защитником… если вы нуждаетесь в таком. — Он смотрел ей в глаза. — Вам нужен защитник?

Баскин стоял так близко, что девушка была ошеломлена его навязчивым одеколоном. Она попыталась отступить назад.

— Сэр, я уверена, что не знаю, что вы имеете в виду.

— Вы можете не притворяться передо мной! Только не передо мной! — Молодой человек придвинулся ближе. — До того, как я встретил вас, моя жизнь была похожа на тот грязный туман, который часто бывает в Лондоне. Он окружал меня, я задыхался в нем, он отравлял каждый вздох — я не хотел жить. Я не мог видеть своего пути — я был потерян и одинок, и все вокруг меня причиняло мне боль — я не мог выносить сам мир — разве вы не понимаете? Это вы заставили туман уйти прочь! Вы улыбнулись мне, и я смог вздохнуть в первый раз! Когда я с вами, я словно шагаю под солнцем, даже когда идет дождь!

Это была самая прекрасная поэзия из всего, что он когда-либо написал, если бы только Баскин осознал это. И все же отчаяние в его глазах, почти невменяемость в его просьбе — Дейдре отпрянула, встревоженная.

— Баскин, я не настолько экстраординарна. Вы не должны раскрашивать меня такими красками…

Он прыгнул вперед и обхватил руками ее предплечья.

— Вы — сам свет! Разве вы не видите — без вас туман приходит обратно — опускается темнота! — Молодой человек упал на колени, охватил руками ее талию и прижался лицом к ее животу. — Вы должны спасти меня — вы должны!

Господи Боже, да он настоящий сумасшедший. Дейдре содрогнулась от страха. Она уперлась обеими руками в его плечи и со всей силы оттолкнула. Баскин качнулся назад, ухватившись за спинку дивана, и с удивлением уставился на нее.

— Дейдре, моя любовь, мой свет, моя путеводная звезда…

Девушка отступила на несколько шагов. Ее руки и внутренности тряслись.

— Я — леди Брукхейвен, мистер Баскин, — заявила она так сурово, как только могла. О небеса, ее голос тоже дрожал!

Выражение его лица прояснилось. Баскин медленно оттолкнулся от дивана, чтобы встать перед ней, очевидно, нисколько не стыдясь своей вспышки. Фактически, и достаточно безумно, он казался довольным тем, что она только что сказала.

— Да, конечно. — Поэт улыбнулся, его новое спокойствие пугало почти так же, как и предыдущее неистовство. — Безусловно. Я в точности знаю, как разобраться с этим вопросом.

Он вытянул руку. Дейдре сделала еще один шаг назад при этом его движении.

— Вы должны уйти сейчас, мистер Баскин.

Тот спокойно кивнул.

— Да, вероятно, вы правы. Мы не захотим вызывать подозрения. Продолжайте держать дверь запертой, миледи. — Он смотрел на нее, и что-то новое закипало внутри этих отрешенных голубых глаз. — Я вернусь.

С этими словами он глубоко поклонился и, энергично повернувшись, вышел из комнаты, как будто за его спиной развивался плащ.

Дейдре обхватила обеими руками свой похолодевший живот.

— Чертовски верно, я запру дверь, ты, безумец! — Баскин всегда казался таким безвредным, таким слабым — и все же его сила, когда он поймал ее, заставила девушку осознать, как она беззащитна даже против такого юноши, как он. Внезапно она почувствовала, что ей угрожает опасность в красивой приемной, где она находится совсем одна.

Дейдре покинула комнату почти бегом, высоко приподняв юбки одной рукой, пока на самой высокой скорости поднималась по лестнице. И только тогда, когда она прижалась спиной к закрытой двери своей собственной спальни, девушка смогла выдохнуть к несчастью слишком знакомый ей вздох облегчения.

В прошлом были времена, когда один или другой любовник Тессы покидал ее постель, чтобы бродить по коридорам, где им нечего было делать, и заглядывать в спальни, где их не хотели видеть.

В первый раз это случилось, когда ей было четырнадцать лет. К счастью, тот тип был слишком пьян, чтобы сделать что-то большее, чем неуклюже ухватиться за нее, придавив Дейдре к кровати, пока она быстро не ударила его коленом прямо в мужские органы. Пока пьяница беспомощно стонал на полу, девушка проворно вылезла из окна и спустилась на один этаж ниже.

Она начала спать в этой комнате каждый раз, когда Тесса проводила ночь с любовником, потому что это был кабинет ее отца, пыльный и крепко-накрепко запертый. Дейдре сворачивалась на бархатном диване, закутывалась в отцовскую прокуренную куртку, которая все еще висела на крючке позади двери, мечтая о том, чтобы он присматривал за ней с негодующей яростью в глазах.

Тогда, как и сейчас, ей не к кому было обратиться, кроме как к призраку.

Глава 31

Баскин осторожно вышел из приемной, не спуская глаз с лакеев Брукхейвена.

— Ты все еще здесь?

С удивлением обернувшись, Баскин почти наступил на маленькую фигурку, стоящую перед ним.

— Ч-что?

Темноволосая девочка уставилась на него, ее тощие ручки были сложены перед собой, выражая высокомерное презрение.

— Ты постоянно здесь, — категорично заявила она. — Ты, должно быть, очень глуп. Разве ты не знаешь, что Ди теперь замужем?

Кто же этот противный маленький звереныш? Ди. Лорд Грэм называл так мисс — э-э, леди Брукхейвен. Так же как и мисс Блейк время от времени. Баскин ненавидел это ужасное сокращение такого чудесного имени, но сейчас он льстиво улыбнулся. Любой, кому позволялось называть ее «Ди», должен быть кем-то и в самом деле близким.

— Я дорогой друг ее сиятельства, — спокойно ответил он. — Еще до замужества.

На девочку это не произвело впечатления.

— Я иногда подслушиваю под дверью. Твои поэмы скучные. — Она скривила лицо. — Любовь и так далее, сердца и прочая ерунда.

Баскин подавил ворчание и снисходительно улыбнулся.

— Нельзя ожидать от ребенка твоего нежного возраста, что он сможет оценить прекрасные аспекты великого искусства.

Девочка нахмурилась, но ничего не ответила. Баскин посчитал, что выиграл очко. Затем ужасающая мысль ударила его по голове.

— Ты подслушиваешь под дверью?

Она с безразличным видом пожала плечами.

— Если только твои поэмы не нагоняют на меня сон.

Она не призналась, что подслушала тот момент страстной просьбы Баскина несколько минут назад. Это было облегчением. Затем он прищурил глаза.

— Люди могут услышать много интересных вещей, подслушивая под дверью. Вещей о других людях… и вещей, которые они не должны знать.

Ребенок ухмыльнулся.

— Я знаю многие вещи. Я знаю больше тебя.

Баскин решил проверить ее.

— Я скажу тебе один секрет, если ты тоже расскажешь мне один секрет.

Она передернула плечами, затем почесала нос, а потом быстро кивнула.

— Хорошо. Какой у тебя секрет?

Баскин заложил руки за спину.

— Ты первая, — льстиво предложил он.

Девочка изобразила гримасу.

— Ну, я знаю, что наша соседка, леди Барстоу, спит в одной постели со своей компаньонкой. Я слышала, как ее слуги болтали об этом через стену в саду.

Баскин заморгал. Это была горячая маленькая сплетня! Леди Барстоу являлась умной вдовой, очень респектабельной, которая свободно вальсировала по артистическим кругам. Подобное знание может обеспечить талантливому малому доступ к элите! Кажется, ребенок на самом деле очень внимательно подслушивает.

Ощущая себя невероятно великодушным, поскольку ее знания совершенно ясно не распространялись на его дела, Баскин наклонился и прошептал ей:

— Я знаю, что твоя мать, — потому что он в порыве проницательности вычислил, кто она такая, — однажды бросила вазу в твоего отца и расколола камин в своей спальне.

Девочка отпрянула.

— Это ложь, — категорично заявила она, хотя в ее глазах присутствовало сомнение. — Моя мама обожала папу.

Рассердившись, Баскин выпрямился и пожал плечами.

— Как знаешь. Хотя тыдолжна проверить камин и решить, разве не так? — Все, что угодно, лишь бы избавиться от маленькой надоеды и выбраться из этого дома, чтобы он мог придумать, как спасти свою леди! Молодой человек повернулся, чтобы уйти.

— Подожди!

Он обернулся с разраженным звуком.

— Да?

Девочка нахмурилась, глядя на него.

— Если я проверю, и камин сломан… — Она заколебалась, затем стремительно заговорила. — Ты вернешься и расскажешь мне еще о моей маме? Никто не рассказывает мне ничего. Папа вовсе не хочет говорить со мной. — Малышка съежилась и отвела взгляд. — Я даже не могу найти проклятую книгу, — пробормотала она.

Ей-богу, что за вульгарное маленькое создание. Баскин махнул рукой и снова отвернулся.

— Конечно же, я расскажу тебе все, что захочешь.

Молодой человек выскочил из дома и целеустремленно зашагал по дорожке. Времени было не так много! Его дражайшая Дейдре не сможет вечно держать дверь запертой!

Было не очень трудно узнать, где Баскин снимает комнаты. Вульфу пришлось всего лишь задержаться снаружи, на достаточном расстоянии вниз по улице, небрежно поглядывая на дверь. Когда Баскин спустился вниз по ступеням своего не слишком убогого пансиона, Вульф потихоньку начал плестись впереди него вдоль дорожки, опустив голову, засунув руки в карманы, представляя собой живое изображение уныния. Долго это не продлилось.

— Ах… сэр! — Баскин легко догнал его. — Мои извинения, я не могу вспомнить вашего имени в данный момент…

Вульф печально поднял взгляд.

— Мое имя? Мое имя — трус! — Он фыркнул. Господи, как он ненавидел постоянное фырканье Стикли! — Боюсь, что я не способен заставить себя сделать то, что должно быть сделано.

Баскин напрягся.

— Вы говорите о затруднительном положении ее сиятельства.

Вульф удрученно кивнул.

— Вы видели ее. Вы должны помочь ей. Она так одинока.

Баскин кивнул, его лицо стало похожим на мрамор.

— Я знаю.

Вульф почти улыбнулся. Баскин так искренен в своих мотивах, так чист в своей одержимости. Вульф видел это и прежде, в своих более интеллектуальных, по сравнению с этим щенком, товарищах. Парень хотел леди Брукхейвен, и глубоко верил, что она на самом деле любит его, и что она исправит все, что неправильно в этом мире. Баскин был тонущим человеком, который хватался за соломинки и желал, чтобы те сделались плотами.

Вульф точно знал, как столкнуть такого человека за край его существования.

Этим вечером за ужином была угнетенная атмосфера. Колдер на самом деле появился и даже ел, но Дейдре была слишком расстроена из-за эпизода с Баскиным, чтобы обращать внимание на мрачное и пренебрежительное обращение со стороны мужа.

Даже Мэгги ела молча, устремив взгляд в тарелку. Девочка, очевидно, была все еще расстроена из-за вчерашнего разгрома на фабрике.

Сознание Дейдре, неспособное сделать что-то с этим в настоящий момент, вернулось к затруднительному положению с ее самым пылким поклонником. Что она должна делать? Она могла отказать Баскину от дома, но что он сделал такого уж плохого? Объявил о своей бессмертной любви? Разве это не просто часть юношеского драматизма?

И все же Дейдре ощущала себя виноватой и немного запачканной этим инцидентом. Ей только хотелось выяснить почему.

Настроение Колдера, сидевшего напротив нее за столом, становилось все мрачнее с каждой минутой. Весь день мужчину раздражали и сбивали с толку разные мелочи. Его свежевыглаженная рубашка носила след от утюга, его чай было невозможно пить, а его ужин был подан ледяным! Женская часть его прислуги внезапно взбунтовалась, и маркиз подозревал, что знал причину этому.

Вчера он вел себя не слишком хорошо. Колдер знал это. В конце концов, он не был законченным идиотом. Он только не знал, что с этим делать. Правильное извинение требовало некоторого размышления — и немного практики перед зеркалом, а это не было чем-то, к чему маркиз привык. Однако последнее, что ему было нужно — это выносить мелкую месть от своих высокооплачиваемых служащих, когда они защищали его новобрачную, а сам он пытался распутать это дело. Самое плохое заключалось в том, что Дейдре была так озабочена, что словно не осознавала, что он находится в комнате!

Стук привлек его внимание.

— Леди Маргарет, юные леди не стучат по своим стульям!

Стук прекратился. Колдер вернулся к своему текущему занятию, полным ходом разбирая поведение своей новобрачной. Дейдре должна быть разгневана — она должна потребовать, чтобы он извинился за свои вчерашние поступки. Она должна пытаться смутить или поддразнить его, чтобы он подчинился, а не вести себя так, будто ее муж — проклятая часть обеденной мебели!

Стук. Стук.

— Леди Маргарет, — прорычал Колдер, — прекратите эти удары!

Мэгги так яростно вздрогнула, что ее стакан с молоком наклонился над столом, выплеснувшись на большую часть нетронутой Колдером еды и пролившись ему на колени.

— Проклятие! — Он отпрыгнул назад от стола, случайно уронив стул на пол.

От его рева и последовавшего грохота Мэгги разразилась слезами. При виде ее бледного, сморщенного маленького личика, чувство вины и разочарования воспламенили в маркизе ярость. Он повернулся к Дейдре.

— Что за чертовщина творится с женщинами в этом доме!

Мэгги поникла еще больше, затем выскользнула из-за стола и бегом покинула столовую, ее затихающие вопли удалялись в направлении ее комнаты.

Дейдре поднялась.

— Весьма сожалею, милорд, но я, кажется, потеряла аппетит. — Выражение ее лица было нейтральным, но она излучала ледяное разочарование и напряжение. Девушка вышла, шелестя юбками, и ее быстро затихающие шаги тоже последовали в сторону комнаты Мэгги.

Беспорядок ликвидировали за считанные мгновения, и перед поставленным на ножки стулом Колдера появилась чистая тарелка, но где-то в последние мгновения он потерял волю к тому, чтобы втыкать вилку в еду.

— Думаю, что ужин закончен, Фортескью.

— Кажется, что это так, милорд.

Глава 32

Ранний и внезапный конец ужина для Фортескью лишь увеличил то, что сейчас было его любимым временем дня. В данный момент он уединился в своем офисе, склонившись над роскошной пламенеющей головкой, вдыхая мягко согретый воздух, который поднимался от ее бледной, северной кожи, и с помощью самой железной выдержки удерживая сознание на своей задаче.

— Это достаточно хорошо, — спокойно произнес он. Было безумием то, что его пульс ускоряется как у лошади на беговой дорожке! Затем дворецкий указал на одну ошибку в ряде чисел. — Но вот здесь, видишь?

Она низко склонилась над столом.

— О! — Девушка быстро исправила ее и откинулась назад с улыбкой.

— Уверена, я должна была догадаться, что эта цифра выглядит страннее, чем шестипалый кот!

Фортескью не рассмеялся.

— Патриция, есть кое-что, что я хотел бы сказать. — Он обогнул стол и присел на свое обычное место. — Ты очень быстро учишься, но ты поднимешься еще выше, если удалишь остатки ирландского говора из своей речи.

Она отпрянула в ответ на эти слова.

— Неужели? И что я тогда буду использовать вместо сердца, если сделаю такую трусливую вещь?

Фортескью откинулся назад в своем прекрасном кресле дворецкого, почти таком же замечательном, как и кресло в кабинете его сиятельства.

— Неужели это так трусливо — хотеть улучшить себя?

— Улучшить к чему? Чтобы стать лжецом? — Девушка покачала головой. — У меня нет возражений против того, чтобы разговаривать правильно, но нет ничего постыдного в том, чтобы быть ирландкой. — Она сглотнула, отведя взгляд, чтобы скрыть внезапный блеск в своих глазах. — Иногда только мой собственный голос — единственное, что заставляет мой дом выглядеть реальным, здесь, в этом вашем прекрасном городе. Кажется, что до дома ехать больше недели, когда ты среди всех этих каменных стен и красиво одетых людей…

Патриция сделала вдох и заставила себя успокоиться. Он не захочет, чтобы его время впустую уходило на ее слезы. Вот он сидит, с таким выражением на лице, как будто уселся на булавку в церкви. Если бы он был мужчиной из ее мира, она дразнила бы его до тех пор, пока он не рассмеялся бы громко и свободно. И разве он не выглядел бы красивым ирландцем, с этими плечами и синими, синими глазами — темный ирландский, вот как называют этот цвет здесь, с волосами цвета ночи и лукавой белозубой улыбкой…

Фортескью пошевелился, чтобы заговорить и на мгновение Патриции почти показалось, что с его языка послышится плавный низкий ирландский говор — помоги ей Мария, она поцеловала бы его прямо в губы только для того, чтобы услышать звук родного дома!

Вместо этого он заговорил на совершенном, холодном, резком английском — каждое твердое слово падало как градина на ее ухо.

— Конечно же, никто не заставляет тебя делать что-то, — чопорно произнес дворецкий. Помоги ему Небеса, этот человек не знал другой манеры произносить слова, это несомненно. — Я только хотел предложить тебе ценный совет.

Теперь он пристыдил ее, это было именно то, что она должна была ощущать после своей вспышки против его щедрости.

Патриция разгладила юбки и села так прямо, как только могла.

— Тогда я подумаю об этом, сэр, — ответила она, стараясь сохранять свой голос таким же холодным и деловым, как и у него. — Должна ли я закончить читку… я имею в виду чтение?

Фортескью кивнул, выражение его лица было ровным и спокойным — и все же она заметила, что испортила те легкие отношения, которые установились между ними во время вечеров, проведенных вместе. Девушка подавила вздох. Англичане такие раздражительные, их так легко оскорбить, и они так медленно прощают.

Тебе бы лучше приглядывать за собой, Патти-девочка, и не задирать нос слишком высоко, или этот тип скоро устроит так, что твои большие ноги снова окажутся на улице.

Ей придется хорошенько помнить о том, что только по требованию ее сиятельства ей предоставили эту возможность — а положение ее сиятельства в Брук-Хаусе в данный момент было не слишком высоким.

Бедняжка миледи.

Колдер шагал вдоль и поперек своей большой спальни и обнаружил, что она недостаточно большая, чтобы вместить его раздражительное настроение.

На краткий, причудливый момент он пожелал оказаться в компании своего брата. Рейф в точности знал бы, как очаровать женщину и избавить ее от боли в глазах, как заставить ее улыбаться, а не хмуриться…

Но при этом у Рейфа была привычка добиваться не только улыбок от женщин Колдера. Не имеет значения. Ему не нужен шарм Рейфа для этого дела. У него есть кое-что, чего нет у его брата — безграничные ресурсы. Деньги не могут купить любовь, но на них можно приобрести прекращение военных действий, по крайней мере, на достаточно долгое время, чтобы маркиз смог выяснить, когда именно все это пошло чертовски неправильно.

Что заставит такую женщину, как Дейдре, улыбаться?

Его сознание перебирало каждый момент, который Колдер провел с ней за этот прошедший месяц: ужины в Брук-Хаусе с ее кузинами и противной мачехой, то, как она сделала ему предложение с таким же спокойствием, с каким он сделал бы предложение о партнерстве, выражение ее лица, когда она шла по проходу, чтобы встать рядом с ним, ее обычная элегантная красота, еще более возвеличенная этим платьем от Лемонтёра…

Маркиз сделал вдох, а потом медленно выдохнул. Затем позволил своему сознанию задуматься над немногими улыбками с того дня, как он отдал приказ о том, что не будет ни приемов, ни балов, ни новых платьев.

О да, это должно подойти для начала.

На следующее утро Дейдре проснулась и обнаружила себя на шелковых небесах. Она заморгала и протерла глаза, а затем осмотрелась еще раз.

Платья. Платьями была завалена каждая поверхность. Оттенки всех драгоценных камней, шелковые и кружевные, с лентами и жемчугом. Даже воздух в комнате был наполнен ароматом этого особенного головокружительного запаха дорогой ткани!

Девушка медленно села и обнаружила, что платья даже были растянуты поверх ее тела, пока она спала. Она потянулась к прелестному творению из плиссированного шелка полуночно-синего цвета, как раз такого оттенка, который оттенит золото ее волос!

Ткань зашептала от ее прикосновения. Я настоящая, говорила она. Погладь меня. Пошурши мной. Носи меня.

— Хорошо, — прошептала Дейдре в ответ. — Если вы настаиваете.

Тихий смех раздался где-то в комнате.

— Кто здесь?

Ангел выскочил из-под облака органзы кремового цвета — то есть если бы ангелы были низенькими, аккуратно одетыми мужчинами с искрящимися глазами и шаловливыми чертами лица.

— Доброе утро, миледи.

Она задохнулась.

— Лемонтёр! Что вы здесь делаете? — Проснуться и обнаружить свою спальню заполненной ошеломляющими платьями было почти сказкой, но проснуться и обнаружить, что их создатель пришел сам, чтобы доставить их? Это было просто чудом!

Дейдре улыбнулась самому желанному в Лондоне модельеру. Она не ощущала неловкости из-за того, что видит его при таких интимных обстоятельствах, потому что он не раз видел ее и в меньшем количестве одежды во время всех примерок перед свадьбой.

Кроме того, Лемонтёр просто был мужчиной не того типа.

Модельер усмехнулся ей в ответ и широко развел руки.

— Пещера Али-Бабы, не так ли?

— В дюжину раз больше, чем пещера Али-бабы! — Дейдре рассмеялась и выбралась из постели, перебегая от кучи платьев к грудам шляпных картонок, а затем — к штабелю коробок с перчатками. — И туфли! И гребни! И подходящие по цвету ридикюли!

Это был рай, настоящий рай, манна, которую жаждала проглотить маленькая часть души Дейдре, изголодавшаяся по моде. Затем она остановилась, разноцветные ленты выскользнули из ее пальцев, чтобы волнами улечься на пол.

— Но… его сиятельство не позволит этого.

Девушка огляделась, стремясь к красоте, окружающей ее, а затем спокойно заложила пустые руки за спину.

— Мне жаль, Лемонтёр, — произнесла она со всем достоинством, которое могла собрать в этот унизительный момент. — Боюсь, вы принесли все это напрасно. Я полагала, что вы знаете о том, что его сиятельство отменил все мои заказы.

Лемонтёр улыбнулся, его глаза прищурились от восхищения.

— О, я знал. Конечно же, я продолжал работать над ними, потому что знал, что со временем вы заставите его передумать. Без сомнения, так и произошло, потому что он начал стучать в мою дверь в середине ночи, сам великий Брукхейвен, а затем шагал взад и вперед в моем холле, удвоив заказ и заплатив втрое, чтобы большую часть платьев доставили первым делом этим утром. — Он подмигнул ей. — Кающиеся мужья всегда создают мне хорошую месячную выручку!

— Колдер сделал это? — Дейдре оглянулась вокруг, яркие цвета и роскошные ткани теперь значили для нее больше, чем когда-либо. Ее нижняя губа начала дрожать, а блестящие тени начали затуманивать ее глаза.

Лемонтёр предложил ей свой носовой платок с привычной скоростью и подвел ее к свободному креслу.

— Вот так, милая. Присядьте. Позвольте мне налить вам чаю.

Сквозь резко нахлынувшие эмоции, Дейдре пришлось фыркнуть.

— Значит, это происходит часто?

Лемонтёр вручил ей дымящуюся чашку чая с подноса, который был почти скрыт коробками, а затем присел на ручку кресла рядом с ней. Ему пришлось это сделать, потому что в огромной, заполненной платьями комнате больше негде было сесть!

Он мягко потрепал девушку по плечу, пока она потягивала чай.

— Чем щедрее мужчина, тем больше платков я приношу. Лорд Брукхейвен потянул на полную дюжину. Это рекорд!

Дейдре рассмеялась и промокнула глаза.

— Тогда я надеюсь, что вы закажете новый запас специально для меня, потому что маркиз — непредсказуемый человек.

— Ерунда, — быстро ответил Лемонтёр. Хотя он и сидел выше нее, их глаза были почти на одном уровне. — Такого не бывает. Мужчины так же просты, как и заводные механизмы. Поверни ключ в одну сторону — и все работает гладко. Поверни ключ в другую сторону — и ты сломаешь пружину, и он уже никогда не станет правильно работать.

Девушка пристроила чашку на коленях и, затаив дыхание, уставилась на него.

— А что является ключом?

Модельер долго и загадочно улыбался ей, а затем наклонился вперед и нежно постучал пальцем по ее носу.

— Любовь, конечно же! Любовь — это всегда ответ.

— О. — Дейдре поникла, надежда покинула ее. — Я не знаю, как заставить его любить меня. Думаю, что он хотел какую-нибудь милую девушку, вроде Фебы.

Лемонтёр щелкнул языком.

— Вы не можете заставить мужчину полюбить вас. Все, что вы можете сделать — это любить его. — Он встал и подтянул до совершенства свои манжеты. — Может быть, вы не являетесь любезной или простой, миледи, но вы сильны. Вы должны быть такой. В конце концов, требуется стальная воля, чтобы выжить рядом с леди Тессой! — Он прищурил глаза, глядя на нее. — Попытайтесь. Его сиятельство — хороший человек и не глупее большинства. Он подхватит темп.

Затем модельер изобразил аккуратный маленький поклон и оставил ее в комнате, окруженную грудами щедрости Колдера, держащую чашку чая в руке и с новой надеждой, расцветающей в сердце.

Глава 33

Колдер ожидал в собственном переднем холле, словно нервный поклонник, а его беспокойство привело к тому, что даже уравновешенный Фортескью начал с раздражением вздыхать. Платья отправились наверх с Лемонтёром, его тяжело нагруженные подчиненные следовали за ним, как утята. Сейчас Колдеру не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда модельер покинет дом.

Ждать проклятого портного! И все же, маленький человечек знал женщин как ни один мужчина в Лондоне, и он настаивал, чтобы Колдер оставался внизу до тех пор, пока ему не будет дано разрешение подняться.

Как раз в тот момент, когда Колдер собирался отбросить этот совет в сторону, портной легко сбежал по лестнице, держась одной рукой за перила, с удовлетворенной улыбкой на лице. Однако сперва он обратился к дворецкому.

— Мистер Фортескью, не будете ли вы добры, послать сейчас наверх к ее сиятельству то прелестное огневолосое создание? Я уверен, что госпожа готова кое-что примерить.

Затем Лемонтёр усмехнулся Колдеру.

— Милорд, пожалуйста, подождите в точности пятнадцать минут перед тем, появиться наверху. — Он подмигнул. — Я уверен, что ожидание будет того стоить.

Модельер взял свою шляпу у Фортескью и нахлобучил ее на голову, сделав паузу, чтобы добавить едва заметный наклон привычным движением указательного пальца. Затем он поклонился.

— Доброго дня, милорд. — Он удалился энергичным шагом.

Колдер проигнорировал эти слова, его глаза были устремлены на высокие часы в холле. Четырнадцать минут и еще немного. Он не знал, почему без вопросов подчиняется приказам Лемонтёра. Возможно, потому, что методы портного и прежде срабатывали так же хорошо?

Наконец минутная стрелка щелкнула на четырнадцатой минуте. Плюс еще одна минута, чтобы подняться по лестнице — хотя он был уверен, что, торопясь, мог бы подняться гораздо быстрее — и пройти по коридору к комнатам маркизы… а затем постучать в дверь…

Патриция открыла ее, быстро присев, когда увидела Колдера.

— Да, милорд?

Голос Дейдре послышался позади горничной.

— Впусти его, Патриция.

Девушка широко распахнула дверь, и он увидел видение в полуночно-синем платье. Горло Колдера пересохло при виде прекрасной женщины, стоящей перед ним. Как случилось, что иногда он забывал, как она великолепна?

Это платье особенно нравилось Колдеру — неужели она каким-то образом узнала об этом? Оно было плиссированным, с облегающим лифом, и подчеркивало лучшие части ее тела, показывая их без той очевидной демонстрации, которую он презирал. Остальной мерцающий шелк спускался прямо до пола, не отвлекаясь ни на рюши, ни на банты. Только роскошный синий шелк, обрамляющий прелестную, соблазнительную женщину.

Потом улыбка, которую она подарила ему, еще больше ослепила Колдера. Предложенная без принуждения, восхищенная и реальная — он ощутил себя так, словно его озарил свет летнего солнца. Маркиз открыл рот, чтобы заговорить, но, кажется, он забыл, как это делается.

Дейдре с восторгом обернулась кругом.

— Разве оно не прекрасно? Я влюбилась во все платья, но думаю, что это мое самое любимое!

Слишком прекрасно. Он откашлялся, наконец, справившись со своей речью.

— Я рад, что они вам нравятся.

Девушка нежными пальцами гладила шелковые подарки, пока шла навстречу Колдеру.

— Я должна поблагодарить вас. Вы были безмерно щедры… Колдер. — Сейчас ее глаза были опущены, а голос стал застенчивым.

В первый раз она назвала его по имени. До настоящего момента он и понятия не имел, как жаждал этого. Что-то вечно напряженное, казалось, начало раскручиваться внутри него.

— Что ж. — Маркиз сглотнул. — Вы были добры к Мэгги. Она очень полюбила вас. Я… благодарю вас.

Дейдре подняла голову, чтобы встретиться глазами со своим мужем. Эти слова «благодарю вас» казались необычно открытыми и незащищенными. И вовсе не были похожи на те нудные изречения «подходящих к случаю вещей», которые она ожидала от него услышать. Это были простые слова человека, который чувствует глубже, чем может выразить.

Все, что вы можете делать — это любить его.

Несомненно, это заслуживает попытки. Дейдре потянулась к его руке и вложила свою ладошку в его ладонь.

— Кому-то может показаться, что то, что вы сегодня сделали для меня… никто никогда прежде не делал ничего подобного для меня.

Она заметила, как Патриция выскользнула из комнаты, после того, как послала ей лукавую ободряющую улыбку из-за спины Колдера.

Дейдре сделала вдох и продолжила.

— Это особенно великодушно после того, как я обращалась с вами.

Колдер заморгал.

— Того, как вы обращались со мной? — Его голос был низким и серьезным, мягким как бархат, темным, как кофе. Его рука была теплой вокруг ее ладони, кончики пальцев прикасались почти нежно. — Я думал, что это мне нужно извиняться.

Она склонила голову, не в силах устоять и не поддразнить своего мрачного лорда.

— Вам определенно много за что нужно извиниться.

Он кивнул.

— Я знаю. За то, как я прикасался к вам на фабрике…

Дейдре взмахнула свободной рукой.

— Не за это. Тогда мне понравился каждый момент. Надеюсь, что вскоре вы проделаете это снова.

Маркиз уставился на нее с открытым ртом.

— Что? Но… я…

— Думаю, что, несмотря ни на что, с вашей стороны было довольно плохо остановиться. Как будто вы нарушили обещание, не так ли?

— Мы были на виду у всей фабрики. Вы не хотели, чтобы я останавливался?

Девушка сердито вздохнула.

— Я не хотела, чтобы вы останавливались, — медленно подтвердила она, как будто объясняла идиоту.

После этих слов у него вырвался короткий смешок.

— Я совершенно уверен, что вы наполовину безумны.

Дейдре приободрившись, усмехнулась.

— На самом деле я разочарована. Не по-джентльменски позволять леди ощущать себя подобным образом.

Что-то похожее на улыбку изогнуло углы его губ. Она обрадовалась, увидев это.

— Не думаю, что вы хоть чуть-чуть похожи на ту, кем я вас считал.

Дейдре безразлично пожала плечами, но ее взгляд скользнул в сторону.

— Сожалею, что разочаровала вас. — Она попыталась уменьшить боль, заменив ее самоиронией. — Однако контора, где принимаются жалобы, находится за следующей дверью, направо.

Маркиз прислонился плечом к столбику кровати, не выпуская ее руки. Он выглядел невыносимо прекрасным в такой позе, разглядывая ее свысока своими темными глазами, с самым крошечным намеком на улыбку в уголках губ.

Я не растаю. Я не растаю.

— Как такая красивая девушка, как вы, стала такой необычной?

Она застыла. Итак, он считает ее красивой. Это было приятно, но так как большинство мужчин считали ее красивой, то это имело гораздо меньшее значение, чем то, что он находил ее необычной.

— Я едва ли соглашусь, что оскорблять меня — это правильное поведение в настоящий момент.

— О, неужели? — Его голос стал еще ниже. В ответ у нее задрожал живот. — А какое поведение будет правильным, как вы думаете? Должен ли я упасть на колени и умолять о прощении за то, что был груб с вами?

— Нет.

— Должен ли я польстить вам и заявить, что вы — самая красивая женщина из всех, что я когда-либо видел?

Дейдре вздрогнула.

— Господи, нет.

Колдер наклонил голову, изучая ее с каким-то новым выражением в глазах.

— Несмотря на все свои прихорашивания, вы нисколько не тщеславны, не так ли?

Она поморщилась.

— Прихорашивание предназначено для вас, а не для меня, — парировала она сварливым тоном. — Я мечтаю бегать по дому с непричесанными волосами, обломанными ногтями и с зеленью, застрявшей в зубах.

Он с недоверием фыркнул.

— Не может быть.

Девушка подавила усмешку.

— Ох, ну хорошо. Я люблю чистые зубы.

Маркиз уселся на высокую кровать, отчего их глаза оказались на одном уровне.

— Так же, как и я.

Он был таким большим перед ней. Иногда что-то древнее и женское отвечало только на одни его размеры. Сильный мужчина, хорошая защита. За исключением того, что ей не нужна была защита, не по-настоящему. То, чего она хотела, было более сложным и необходимым.

Дейдре любила его, все в нем — его мрачность и задумчивость, нерешительный вид, одиночество и переменчивость, и то, что он принадлежит ей — если только она уже все не разрушила.

Я хочу, чтобы ты любил меня — всю меня — а не только красивую внешность.

Колдер поднял руку, чтобы отвести назад выбившийся локон волос с ее виска.

— Мне нравится, что ты красивая, — нежно произнес он. — Мне нравятся твои глаза, как раз вот этот оттенок голубого, и твоя фигура в ее нынешней форме. — Он обхватил ладонями ее талию, распластав пальцы, как будто измеряя. — Хотя думаю, что ты могла быть иметь немного больше…

Задыхаясь от его прикосновения, девушка с удивлением уставилась на него.

— Вы сказали, что не хотите, чтобы я растолстела!

Он приподнял бровь.

— И что после этого вы стали делать?

Она открыла рот, чтобы ответить, но затем остановилась. Я съела все, что было передо мной, даже ветчину!

Ее пальцы подогнулись от воспоминания. Ей пришлось сглотнуть, прежде чем она снова смогла заговорить.

— Итак, позвольте мне предположить, правильно ли я поняла вас — вы считаете, что я слишком худая?

Колдер пожал плечами.

— Думаю, что вы очень усердно трудились, чтобы стать худой. Я бы предпочел видеть то, как вы едите и получаете удовольствие. Мне вы нравитесь такой, какая есть. И вы будете мне нравиться точно так же, если будете есть ветчину каждый день своей жизни.

Дейдре склонила голову набок и позволила своей улыбке шириться до тех пор, пока он не заморгал, словно был слегка ослеплен.

— Это, милорд, выгодная сделка.

Маркиз шумно вздохнул и опустил голову, прижавшись лбом к ее груди.

— Я не бойкий и не убедительный человек. Я не знаю, как вести приятную беседу или красиво извиняться, и не имеет значения, как сильно я хочу этого.

Она неуверенно подняла руку, чтобы положить ее на его густые темные волосы. Он издал низкий звук при ее прикосновении, словно раненое животное, наконец-то получившее передышку. Девушка позволила своей руке скользить, ощущая шелковистую свежесть его волос кончиками своих пальцев, до тех пор, пока ее ладонь не легла на его затылок. Она ощутила, как мускулы Колдера расслабляются под ее рукой, и почувствовала, как гордость и надменность покидают его широкие плечи. Его руки сжались вокруг ее талии, не от желания или, по крайней мере, не целиком от этого, но так, словно он молчаливо цеплялся за нее, неспособный рассказать ей о своей потребности.

Он так хорошо исполнял роль великого лорда Брукхейвена, что было легко забыть о том, что он всего лишь человек, и так же подвержен сомнениям и одиночеству, как и любой другой в этом мире.

Вы не можете заставить мужчину любить вас. Все, что вы можете делать — это любить его.

В этот момент Дейдре осознала, что она ни разу ничем не одарила этого мужчину. Она обвиняла его, называла его надменным и бесчувственным, и все же он первым дал ей что-то. Она требовала его внимания, сражалась за его уважение и жаждала его любви — и ни разу не предложила ему ничего из своих чувств.

Она жила своей жизнь, защищая себя и свою гордость и свою безопасность — возможно, слишком хорошо. Это была старая жизнь. Настало время отбросить эту защиту.

Прощай, Тесса.

Здравствуй, Колдер.

Глава 34

Дейдре сделала один шаг вперед. Все было так просто. Этот шаг привел к тому, что девушка оказалась стоящей между его колен, и заставил Колдера поднять голову оттуда, где она находилась. Он немедленно отпрянул, момент его капитуляции прошел.

Девушка нежно улыбнулась мужу. Сейчас настал момент для ее капитуляции. Разве он не удивится этому?

Маркиз заморгал, глядя на выражение ее лица, осторожная надежда просыпалась в нем. Дейдре сделала кое-что, что мечтала сделать уже столько лет.

Она обеими руками энергично взъерошила его идеально уложенные волосы.

Теперь на лицо Колдера появилось выражение полного замешательства. Девушка откинула голову назад и рассмеялась.

С рычанием оскорбленного достоинства, он начал отталкивать ее прочь и вставать. Дейдре положила обе руки на его широкие плечи и толкнула обратно вниз.

— Даже не думай об этом, — быстро проговорила она, все еще улыбаясь. — Я еще не закончила. — Затем она запустила руки в свои волосы и с привычной легкостью вытащила шпильки. После толчка и кивка, от которого ее длинные волосы рассыпались по плечам и груди, девушка снова посмотрела на мужа, чтобы увидеть, как его глаза потемнели, в них появилось заинтересованное выражение и его стремление уйти очень сильно уменьшилось.

Она склонила голову набок и приподняла бровь.

— Теперь останешься, не так ли?

Колдер молча кивнул, не отрывая от нее взгляда. Сейчас он ждал с неотступной напряженностью умирающей с голоду собаки, которая надеется в скором будущем получить бифштекс. Бедняжка.

Переполненная сожалениями за собственное участие в его одиночестве, Дейдре обхватила руками его подбородок и заглянула ему в глаза.

— У меня не так плохо обстоит дело со словами, — нежно произнесла она, — и все же я не могу высказать тебе, как я сожалею. — Я люблю тебя, хотелось ей сказать, но он бы не поверил в это, только не после того, как она вела себя до сих пор. Ей придется сначала доказывать это.

Единственная проблема заключалась в том, что у нее не было ни малейшего понятия, как! Громадность ее невежества затопила девушку, почти заставив упасть на колени. Она так мечтала сыграть соблазнительницу для него, но ее опыт распространялся только на флирт. Для всего, что шло после этого, Дейдре была совершенно неподготовлена!

Она заколебалась, затем прикусила губу.

— Колдер, боюсь, что на этом месте тебе придется принять командование на себя. Я не имею ни малейшего понятия, что дальше делать.

— О, — выдохнул он. — Я бы не сказал.

Девушка заморгала, затем хихикнула, несмотря на нервозность.

— Ты хочешь, чтобы я продолжала… сама?

Уголки его рта приподнялись вверх. Полуулыбка сделала его таким привлекательным, что ее сердце начало одновременно биться быстрее и размереннее. Наконец-то он был с ней, настоящий Колдер, тот, что внутри — настоящий, беззащитный, изучающий ее. Несколько прошлых взглядов, которые она хранила в памяти, казались пустяками рядом со сверкающей силой полностью присутствующего Колдера.

У Дейдре пересохло во рту, ее соски начало покалывать, и она ощутила, как у нее внутри все задрожало.

— Я… — люблю тебя. К счастью, ее горло перехватило, чтобы произнести эти слова. Собравшись с мыслями, она попыталась задуматься о том, что делать дальше. Поцеловать его, прижаться к нему, с желанием заглянуть ему в глаза, пока ее руки будут блуждать по его коленям? Все те годы, пока девушка наблюдала за привычными, хладнокровными соблазнениями Тессы, заставили ее сторониться таких манипуляций. Ей хотелось, чтобы здесь они были только вдвоем, ощущали только то, что они ощущают по-настоящему. Только правду.

Она наконец-то взъерошила его волосы. Что еще она мечтала сделать?

Дейдре медленно взяла его руки в свои и отступила назад, потянув мужа за собой, чтобы тот встал рядом с ней. Он с готовностью подчинился, заставив ее вспыхнуть от своей власти, вместе с робким желанием. Затем она широко развела руки Колдера и выпустила их. Девушка подошла к нему так, что все ее тело прижалось к его телу, и положила голову на его широкую, твердую, как железо, грудь.

— Обними меня, — прошептала девушка.

Она услышала, как его сердце застучало в ответ на эту просьбу. В течение долгого времени ничего не происходило. Затем, так медленно, словно он боялся испугать ее, Дейдре ощутила, как его руки обнимают ее, до тех пор, пока она не оказалась окутана им, чувствуя жар его больших рук, надавливающих на ее спину, крепко прижимая ее к нему.

Удивительно, но она ощутила горячие слезы, собирающиеся за закрытыми веками. Это было так давно… Она очень, очень долго была одинока и незащищена…

Маркиз прижимал ее так близко, баюкал так нежно и вместе с тем ощутимо. Этот мужчина никогда не причинит ей вреда, и не позволит никому повредить ей. Этот мужчина будет сражаться за нее, жить ради нее, умирать за нее…

Если она только сможет заставить его полюбить ее.

И все же сейчас было не время для этой ее потребности. После того, как Дейдре позволила себе один эгоистичный момент быть крепко обнимаемой его сильными руками, она сделала вдох и подняла голову, чтобы улыбнуться ему.

— Если ты дашь мне немного времени, чтобы убрать платья с кровати…

Колдер не был человеком слов, но его никогда не обвиняли в недостатке решимости, чтобы начать действовать. Он не собирался выпускать ее из своих рук сейчас, когда она наконец оказалась там, заставляя быстрее биться его сердце. Одним движением он подхватил жену на руки и уложил на огромную кровать, и к черту весь шелк и атлас, стоимостью в пиратское состояние!

Он упал вместе с ней, оба растянулись и запутались в куче платьев. Дейдре задохнулась и отчаянно начала отталкивать его.

Маркиз замер. Неужели он ошибся в ней? Была ли это какая-то игра в поддразнивания, бессердечная манипуляция?

— Слезай! — Она была шокирована, так и есть, но не его внезапным поступком. — О, Лемонтёр убьет нас!

Тогда он рассмеялся, коротким, непривычным, отрывистым смешком. Девушка застыла от удивления, эти невероятные голубые глаза, моргая, изучали его, ее лицо так близко, что он мог бы поцеловать ее, даже не особо приближаясь.

Что за чудесная идея.

Колдер обхватил ее деликатный подбородок рукой и прижал свои губы к ее губам. Ее рот был таким нежным, таким желанным, таким неопытным и восхитительным. Он обнаружил, что мир снова сжался, как и в тот раз, когда он впервые поцеловал свою невесту, свет всего остального померк перед сиянием ее рта.

Дейдре подчинялась, отдавала, дарила все, что у нее было, этому поцелую — о Боже, не останавливайся, не дыши, никогда не отпускай меня…

Маркиз еще больше навалился на нее, и его вес прижал ее к горам бесценной модной одежды, а она с готовностью погрузилась в них, обожая ощущение его большого тела, прижатого к ней, позволяя его жару и мощи приютить ее голодное сердце.

Девушка обвила руками его шею и притянула его еще ближе. Когда мужское колено надавило между ее ног, она без раздумий раздвинула бедра. Слои ткани от ее платья и его брюк не могли скрыть его утолщенную эрекцию, которая увеличивалась сбоку, у ее живота. Его желание только подстегнуло ее собственное. Когда рука Колдера скользнула вниз по ее горлу, она охотно выгнулась навстречу этому прикосновению. Когда он накрыл ее грудь своей широкой горячей ладонью, Дейдре подпрыгнула от острого ощущения, которое отозвалось в низу ее живота и между бедер. Едва слышный звук, который она издала, кажется, только воспламенил его еще больше, потому что маркиз потянул за вырез платья с такой непримиримой решимостью, что швы медленно разошлись, выставив ее сосок навстречу его прикосновению.

Девушка застонала, последняя здравая мысль промелькнула в ее сознании.

— Платье…

— Я куплю другое, — прорычал маркиз. — Я куплю сотню. Лемонтёр уйдет на покой молодым.

— Что ж, тогда все в порядке, — вздохнула она. — Но пуговицы находятся сзади, просто на тот случай, если ты захочешь…

В ответ на это он сдернул с Дейдре платье до талии с силой, достаточной, чтобы почти поднять ее с кровати. Она задохнулась от удивления, а затем рассмеялась.

— Отдай! — Однако Колдер не позволил ей снова схватить лиф платья, вместо этого поймав ее за запястье и прижав его к кровати рядом с ее плечом.

Он устремил суровый взгляд на лицо жены.

— К дьяволу это платье. Понимаешь?

Возбуждение дрожью пробежало по ее телу. Этого мужчину — ее мужчину — нельзя недооценивать. Однако он не был полностью справедлив. Вот она лежит здесь, ее прозрачная сорочка выставлена напоказ для его взгляда, с затвердевшими сосками, высоко вздымающими ткань не плотнее паутины, а он остается полностью одетым над ней.

Дейдре облизала губы с полу-нервозной соблазнительностью.

— К дьяволу твою рубашку. Понимаешь?

Горящие глаза Колдера потеплели еще больше, на этот раз — от юмора. Нежность затопила девушку, когда она увидела, что он медленно продвигается к счастью.

— Ну?

Маркиз ничего не ответил, только перекатил ее так, чтобы она наполовину лежала на нем. После того, как Дейдре отдышалась — перестанет ли он когда-нибудь удивлять ее? — она вскарабкалась на мужа, чтобы оседлать его бедра, ее дорогостоящие платья складками собрались вокруг ног. Судя по размеру того органа, который поприветствовал ее под юбками, ей не придется долго играть в господство над ним!

Девушка подавила дрожь естественного опасения — здесь должна быть какая-то ошибка, это никогда не поместится! — и сосредоточилась на том, чтобы уравнять счет. Она попыталась придерживать порванный лиф одной рукой, пока другой сражалась с его шейным платком, но затем с нетерпеливым звуком сдалась. Стянув крошечные рукава со своих плеч, Дейдре спустила испорченный шелк вниз до бедер, что сделало ее весьма неприлично одетой только в сорочку, но зато обе ее руки были свободны.

Чертов платок отнял слишком много времени и потребовал огромного внимания — а Колдер делал все, что мог, чтобы отвлечь ее, потянув за узкую ленточку, которая удерживала вырез сорочки над ее исключительными грудями. Решительно настроенная Дейдре ничего не заметила, пока он не сумел причинить значительный ущерб. Как только маркиз развязал ленту, он начал развлекать себя наблюдением за покачиванием и колебанием ее выставленной на показ сливочно-белой плоти до тех пор, пока она не обнаружила его замысел.

Девушка задохнулась и резко села, ее руки сжали вырез сорочки. К несчастью, от этого движения ее теплый влажный центр напрямую коснулся его пульсирующего члена, который уже практически разрывал брюки. Его глаза почти выскочили из орбит.

— Нечестно, — закричала Дейдре. — Мне все еще нужно преодолеть целые слои одежды! На тебе сюртук и жилет и рубашка и… — Ее голос затих от неуверенности. — Ты носишь что-то еще под этим?

Ненадолго. Обхватив тело жены как раз под ее руками, Колдер притянул к себе эту потрясающую ложбинку для быстрого, горячего поцелуя, затем приподнял девушку с себя и бросил ее на гору шелка всех цветов радуги.

— Не двигайся! — Приказал он, а затем поднялся с кровати, снимая с себя сюртук так быстро, что послышался безошибочный звук лопающихся швов.

Дейдре зарылась под несколько платьев и сейчас выглядывала из-под них, чопорно прикрытая до самого подбородка.

— Я хотела сделать это, — мягко запротестовала она. — Разрывать швы и все такое.

Жилет упал на пол без одной или двух пуговиц, за ним последовала рубашка. Маркиз наклонился, чтобы снять сапоги, когда внезапное молчание привлекло его внимание. Он поднял взгляд вверх и увидел, что шелк вздымается вплоть до носа Дейдре и все, что можно увидеть — это пару очень больших, очень обеспокоенных сапфировых глаз.

Колдер остановился и сложил руки на коленях, заставив себя на мгновение глубоко вдохнуть, пытаясь взять свое бушующее возбуждение под контроль. Потому что, несмотря на свою дерзость и язвительность, его чувственная, прелестная Дейдре была невинной и, вероятно, испуганной. Он не хотел, чтобы она сожалела об этом моменте.

— Колдер? — Ее голос был приглушенным. — Почему ты остановился?

Он выпрямился, когда, наконец, он смог сделать это. С обнаженной грудью, все еще одетый в брюки и сапоги, он опустился на матрас, оперся на одно запястье, пока нежно отодвигал юбки, скрывающие ее лицо. Дейдре мрачно изучала его, прикусив одну губу.

Маркиз отвел локон волос с ее лица.

— Я не остановился. Я только замедлил ход. Ты согласна?

Она сглотнула и сделала вдох, а затем улыбнулась.

— Да, спасибо.

Дейдре позволила насыпи платьев медленно скользить с нее вниз, до тех пор, пока Колдер не смог увидеть, что она стянула с себя все, кроме сорочки и чулок, пока он был занят. Девушка ненавидела свою внезапную застенчивость, но, казалось, не могла преодолеть ее.

— Я нервничаю, — сообщила она мужу.

Он кивнул.

— Я ожидал этого от тебя.

Она сделала вдох, затем поднялась на колени и двигалась к нему до тех пор, пока не смогла ощутить жар, исходящий от его кожи и перетекающий в нее. Дейдре наклонилась ближе, но не поцеловала его.

— Но я не боюсь.

Она ощутила легкое дуновение воздуха, что показалось почти смешком.

— Ты не боишься, — напомнил маркиз ей. — Ты начинаешь мстить.

Хвастливые слова Дейдре вернулись обратно, чтобы преследовать ее. Ей хотелось сказать ему, что она часто боится, часто беспокоится, иногда она даже слаба и беспомощна и нуждается в защите. Колдер не хотел знать об этом, она была уверена. Он хотел идеальный портрет, который она с таким усердием нарисовала перед ним. Он хотел сильную, дерзкую, колючую Дейдре, уверенную в себе и гордую, а не одинокую девочку, которая мечтала стать рядом с ним самой собой.

Тем не менее, если она сможет заставить его влюбиться в одну сторону себя, то может быть однажды она сможет раскрыться перед ним полностью?

Поэтому Дейдре кокетливо улыбнулась и осмелилась положить руку на его обнаженную грудь, чтобы ощутить железные мускулы под шелковистой кожей. Пораженная контрастом между его упругой плотью и ее собственной, девушкапозволила своим сомнениям затихнуть перед собственным бурлящим любопытством.

Он был так красив, со всей своей гигантской силой и развитой мускулатурой. Без раздумий Дейдре позволила любопытным пальцам пробежаться по линии его ключицы до мускулистого плеча, затем покружить на его широкой груди, чтобы ощутить жесткую структуру волос, которые покрывали ее. Усевшись на пятки, она склонила голову, изучая мужа, не замечая, что ее длинные волосы прикасаются к его коже.

Его мускулистый живот резко сократился в ответ на это. Она провела по нему ладонью, только чтобы снова увидеть реакцию мужа.

— Вы боитесь щекотки, милорд?

Колдер прижал большую руку поверх ее руки, чтобы остановить движение. Удивленная, девушка подняла взгляд, чтобы увидеть, что его глаза стали темными и горящими, дикое вожделение едва удерживалось в них.

— Не надо, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

О Боже. Как бы ей не хотелось увидеть, как он потеряет контроль от страсти к ней — возможно, не в этот раз! — Дейдре отказалась от подтверждения своей теории о щекотке — как-нибудь в ближайшее время, милорд! — и широко распластала обе ладони по твердой поверхности его груди, только для того, чтобы обнаружить, что они слишком малы, чтобы закрыть большую ее часть. Она не была маленькой женщиной, но Колдер был прекрасным, большим мужским экземпляром…

Тревожный сигнал прозвучал внутри нее. Ее взгляд метнулся вверх, чтобы встретиться с его сосредоточенным взглядом.

— Что, ели это… это не подойдет?

— Тогда я немедленно убью себя, — задохнулся от смеха маркиз. — Потому что жизнь перестанет иметь смысл.

Девушка нервно рассмеялась, не слишком убежденная.

Колдер с трудом сглотнул.

— Дейдре, я не смогу ждать еще дольше…

— О! — Она снова вела себя эгоистично. Девушка потянулась к пуговицам на его брюках. — Вот, позволь мне помочь…

Он переместился так быстро, что она даже не заметила этого. Внезапно Дейдре снова оказалась на спине, в этот раз ее запястья были прижаты над ее головой.

— Не надо… — Его голос был похож на стон возле ее шеи. — Я не смогу остановиться…

Колдер не мог думать, не мог рассуждать. Его мыслям пришлось пробивать свой путь через грохочущее животное вожделение, медленно вползая в его сознание — Боже, ее запах! Ее кожа… ее любопытное прикосновение… ее милые опасения…

Он никогда так сильно не хотел никого за всю свою жизнь, даже когда был похотливым юнцом! И все же она была нетронутой и нервничающей, его новобрачная. Невозможно, чтобы она была готова для него. Дейдре должна быть испугана. Колдер боялся, что ему придется оставить жену прежде, чем он сделает что-то, о чем они оба будут вечно сожалеть.

Глава 35

— Колдер? — раздался теплый шепот Дейдре возле его уха. — Сними свои сапоги.

Сапоги взлетели в воздух до того, как Дейдре успела три раза вдохнуть. Его брюки и нижнее белье последовали за ними, снятые одним движением. Колдер стоял перед ней, обнаженный и великолепный, его мощная грудь поднималась и опускалась от желания к ней.

Она поднялась на колени и стянула сорочку через голову, отбросив ее в сторону, где та легко накрыла сверкающую кожу его сапог на полу.

На ней все еще оставались чулки, но Дейдре не думала, что сейчас время для…

Затем он оказался на ней, его горячие руки коснулись ее кожи, его обжигающий рот захватил ее губы. Никаких больше разговоров, никаких мыслей, никакого времени для опасений. Маркиз поднял ее и перекатил так, что они оба оказались на куче шелка, одна его рука лежала на ее спине, другая распласталась по обнаженным ягодицам. Он раздвинул своими длинными ногами ноги Дейдре и лег на нее.

— Откройся, — простонал он. — Откройся мне, пожалуйста, моя любимая…

Ее сердце застучало от этих слов. Спрятав свое лицо у его горла, чтобы скрыть внезапно увлажнившиеся глаза, девушка подняла свои колени таким образом, чтобы обхватить его бедра. Она погрузилась пальцами в его волосы и застыла, готовая к боли, желая сделать все для этого замечательного мужчины, который назвал ее «любимой».

Когда она ощутила, как толстая головка его пениса касается самых нежных ее частей, Дейдре пожелала самой себе не вскрикнуть от удивления. Сейчас он толкнется в нее, пронзит и заберет ее девственность. Скоро все закончится и никогда больше это не будет таким неприятным. Она не боится.

Колдер не двигался, а только сдерживал себя над ней, дрожа и с трудом дыша. Дейдре заколебалась, затем сделала то, что казалось естественным — обхватив его бедра, она круговыми движениями прикасалась своей влажной плотью к головке его члена. Он задохнулся и вздрогнул, что заставило мужчину немного глубже проникнуть в нее. Девушка замерла от тянущей боли, но эта боль показалась не сильнее, чем небольшой ожог и вскоре утихла. Ободренная, она крепче обхватила мужа ногами и принимала его все глубже в себя, дюйм за дюймом, вздыхая от боли, когда он медленно преодолевал небольшое сопротивление ее тела. Колдер позволил ей задавать темп, сдерживая себя тем, что с силой, от которой побелели суставы, стиснул две пригоршни атласа рядом с ее головой.

Наконец-то он полностью втиснулся в нее. У Дейдре, конечно, были сомнения в том, что это «наконец-то» настанет. Но, когда последняя боль утихла, она провела руками по его твердой спине.

— Вот, — прошептала она. — Сейчас ты во мне.

Затем ее пальцы впились в мускулы на его спине, когда он неожиданно раздулся внутри нее. Сейчас девушка поняла — каким-то образом он удерживал себя от того, чтобы не вырасти до максимального размера, до тех пор, пока она не будет готова! Несмотря на слезы боли, от которых повлажнели ее глаза, Дейдре прикусила губу и глубоко вдохнула. Он не узнает.

Его член все еще рос, до тех пор, пока она не начала извиваться под ним, отчаянно пытаясь приспособиться к нему, и опасаясь, что этого не произойдет. Господи, он огромен! Я не могу… это не…

Наконец, девушка ощутила, что привыкла к нему. Вздохнув с облегчением, она расслабила стиснутые пальцы и легко провела ими по спине Колдера. Все закончилось.

До тех пор, пока он не начал двигаться.

При первом медленном, тянущем движении назад, она вскрикнула от яркого ощущения. Маркиз замер, заставив ее захныкать и извиваться под ним.

— Еще… — задыхаясь попросила она.

Он двигался так медленно, создавая впечатление, что каждый момент продолжается целую вечность бездыханного удовольствия. Дейдре хныкала, стонала, цеплялась за него руками и ногами, не в силах поверить, что она могла прожить всю жизнь без прикосновения этого мужчины!

Каждое медленное движение назад, каждый слегка болезненный толчок сводил ее с ума до тех пор, пока Дейдре не превратилась в порочное, задыхающееся животное в его объятиях. Пот сделал их кожу скользкой, ее губы распухли от опустошающих поцелуев, ее соски пульсировали от его горячих, нежных кончиков пальцев; она выгибалась под ним, желая большего, еще большего…

Пока, наконец, это не обрушилось на нее, как волна на утес. Раскаленное добела удовольствие откуда-то из самой глубины женского тела пронеслось по ее венам, сжигая мысли, заставляя Дейдре уцепиться за мужа и застонать в его скользкую от пота грудь.

Потом и Колдер сдался, с оглушительным ревом вонзившись в нее сильно и глубоко — один, два, три раза — до тех пор, пока он не задрожал и не простонал имя Дейдре ей в волосы, его тело застыло на долгий, молчаливый момент. Она ощутила, как его член снова увеличивается внутри ее нежной плоти, но смогла только тихо простонать в ответ на это новое ощущение. Она потеряла себя, плавая и беспомощно кружась в обратном потоке наводнения, которое он обрушил на нее.

Спустя долгое время, Колдер вышел из нее. Хотя его член немного уменьшился, ее плоть все равно была такой чувствительной, что Дейдре охнула.

— Ш-ш. — Маркиз обнял ее и нежно притянул к себе так, что она наполовину лежала на нем. — Ш-ш, моя любимая.

Моя любимая. Ей хотелось заплакать каждый раз, когда он произносил это. Она спрятала свой ответ за тихим, задыхающимся смехом.

— Господи, — произнесла Дейдре. — Я и понятия не имела.

Колдер поцеловал ее в макушку.

— Так же, как и я.

Она прижалась лицом к его груди.

— Что ты имеешь в виду? Ты же… ты же делал это прежде.

Колдер заколебался.

— Не… не совсем так. — Он не был готов к тому, чтобы она узнала, что он сам весьма удивился, когда узнал, что заниматься любовью с Дейдре было выворачивающим душу, ошеломляющим, невероятно прекрасным и глубоко, глубоко тревожащим событием. Он ощущал себя неопытным, выставленным на показ… обновленным. Никогда он не входил в женщину для того, чтобы обнаружить, что потерял себя в ней, испытывая сомнения в том, где кончается он и начинается она. Колдер утонул в Дейдре, как потерянный корабль в море, безнадежно пытаясь найти опору, бессильный — не имея собственной воли.

Он проводил руками по ее спине, пока она дрожала в его объятиях. Маркиз не знал, что делать с таким сотрясающим землю желанием. Оно пугало его, но все же он жаждал повторить это. Колдер снова желал ее, всего лишь через несколько моментов после того, как покинул ее горячие, влажные глубины.

У тебя серьезные неприятности.

Когда она узнает, она завладеет тобой.

Возможно. Если только… если только она тоже не ощущает этого. Брукхейвен хотел спросить жену, хотел рассказать ей, хотел разделить с ней всю жизнь, каждую мечту, каждый план, каждый момент боли и радости…

Он задыхался от этого желания, унесенный штормом, уязвимый и внезапно полный надежд. Дейдре сможет понять. Она сможет чувствовать то же самое.

Если он только сможет заставить себя рассказать ей…

Дейдре лежала в теплом, сильном объятии своего мужа, в первый раз за все время ощущая себя женой. Это было…

У нее не было слов. Замечательно? Возбуждающе?

То, что скоро произойдет снова?

Она спросит у Колдера. Нет, она не сможет посмотреть ему в лицо. Только не после тех звуков, которые, как она смутно помнит, издавала. Не после того, как так цеплялась за него, задыхаясь и обливаясь потом и отвечая на его толчки…

Ее нежная плоть задрожала от таких мыслей, заново пульсируя и увлажняясь. Дейдре не собиралась получать ни одного из вышеупомянутых удовольствий, если не сможет отважиться сначала на этот предварительный разговор. Девушка облизала свои все еще ноющие губы, сделала глубокий вдох и приподнялась на локтях, глядя на мужа сверху вниз. Она ощущала себя дерзкой и непослушной с выставленным напоказ голым задом, хотя и смогла собрать немного шелка, чтобы прикрыть свои груди. Ее прекрасный, великолепно обнаженный лорд Брукхейвен лежал, прикрыв одной рукой глаза.

Но он не спал. Дейдре знала это, потому что он подпрыгнул, когда она наклонилась и укусила его за грудь.

— Ой!

Она захлопала глазами в ответ на его оскорбленный взгляд.

— Полагаю, что сейчас уместно сделать комплимент, — произнесла она.

— Ах. — Колдер долго смотрел на нее. — Ты была великолепна.

Дейдре рассмеялась.

— Я в этом не сомневаюсь! Я имела в виду, что хотела сделать комплимент тебе. — Она склонила голову набок. — Я знаю, что первый раз для женщины обычно бывает довольно неприятным.

Его голос смягчился.

— Я не хотел этого для тебя, — ответил он, в его хриплом голосе слышалась нежность.

Ее сердце перевернулось и застучало быстрее. Дейдре с дрожью выдохнула.

— Что ж, благодарю. Я не могу представить, что может быть лучше, чем было.

Его темные глаза впились в ее лицо.

— Тогда твое воображение очень ограниченно.

О Боже! Она не хотела бросать ему вызов, но должна была осознавать, что Колдер не из тех, кто почивает на своих лаврах.

Хорошо, это будет короткая жизнь, но она умрет счастливой!

Затем острое напоминание о предыдущем опыте пронзило ее, заставив поморщиться.

— Ах, — девушка заколебалась, — возможно, позже?

Маркиз провел костяшками пальцев по щеке жены.

— Это, миледи, выгодная сделка.

Дейдре сделала глубокий, дрожащий вздох. Этот мужчина мог превратить ее мечты в золотую правду… или мог разрушить их одним прикосновением. Она не привыкла быть такой уязвимой перед другим человеком, так опасно рисковать собой — и каждая осторожная, расчетливая косточка в ее теле кричала: «Берегись! Не упади!»

Слишком поздно. Она уже упала, бездыханная и дрожащая, в его объятия с сердцем нараспашку. Все годы самосохранения и настороженности пошли прахом. Она была неопытной, обнаженной… и обновленной.

И все же, о чем она беспокоится? Это Колдер, самый ответственный и прямолинейный из живущих людей. Он никогда не отвернется от нее. Дейдре сумела улыбнуться ему, хотя ее ощущения не представляли собой даже что-то столь умеренное. Однако она сумела не уцепиться за него, когда маркиз поднялся с постели.

Ей и в самом деле нужно сдерживать себя. В конце концов, она же замужняя женщина. Этот мужчина принадлежит ей до конца жизни!

Колдер быстро оделся, и естественно, эффективно. Девушка перекатилась на живот и наблюдала за тем, как он завязывает шейный платок быстрыми, отработанными движениями.

— Долг зовет?

Его взгляд в зеркале скользнул к ней.

— Да, хотя я едва слышу его за ревущим желанием забраться обратно в постель с тобой.

Дейдре на мгновение спрятала улыбку в подушку. Затем подняла голову.

— Должна ли я… остаться здесь?

Его темные глаза горячо сверкнули, но затем он покачал головой.

— Я должен уехать на некоторое время. Не забывай, что мне нужно восстанавливать фабрику.

Моргая, Дейдре осознала, что совершенно забыла о крушении, которое они оставили позади себя вчера.

— Ужас, — выдохнула она.

Колдер фыркнул.

— Вот именно. Боюсь, что во много раз больше.

Она приподнялась на локтях и, склонив голову, наблюдала за тем, как он застегивает жилет.

— Можно было бы предположить, что ты помчишься туда, как только петух закукарекает, чтобы отдавать приказы и поставить хаос на колени.

Колдер повернулся и уставился на ее обнаженную, большей частью неприкрытую фигуру на беспорядочно смятой постели.

— Можно было подумать… — Он оторвал от жены взгляд. — Что-то подсказывает мне, что теперь я не собираюсь начинать свой день так рано, как это было раньше.

Дейдре с королевским достоинством кивнула.

— О, благодарю вас, любезный сэр! — Она не могла удержаться и слегка выгнулась, наблюдая за его лицом.

Челюсти маркиза напряглись.

— Я. Сейчас. Ухожу.

— Подожди! — Она выбралась из постели, потянув за собой простыню, чтобы свободно обернуть ее вокруг своей наготы.

Он ждал, как ему было приказано, пока жена приблизилась к нему. Его взгляд пробежал от ее босых ног до взъерошенных волос, спадающих на плечи.

— Ты намерена свести меня в могилу, не так ли?

Дейдре приподняла подбородок.

— Ерунда. Я всего лишь требую прощального поцелуя от мужа.

Улыбка изогнула один уголок его рта.

— Хорошая попытка. Ты же знаешь, что я не смогу остановиться на одном поцелуе.

Колдер двинулся к звонку.

— Я вызову Патрицию.

— Господи, нет! Она умрет, когда увидит весь этот беспорядок. Лучше позволь мне посмотреть, что я смогу спасти.

Он притянул ее в объятия и поцеловал в макушку.

— Выброси все это. Я заплачу тройную цену, чтобы доставили новые до конца недели.

Дейдре оттолкнула его.

— Это не просто платья, о лорд Тяжелый Кошелек! Это произведения искусства. Они стоят того, чтобы их спасти.

Маркиз скользнул ладонями по ее плечам, затем по рукам. Ему нравилось, что у него есть право прикасаться к ней тогда, когда он пожелает.

— Тогда сохрани их, — прошептал он. — Оставь их прямо здесь, на кровати. Мне это очень понравилось.

Девушка покраснела и отвела взгляд, но хихиканье выдало ее.

— Что ж, возможно, то, голубое…

Колдер громко рассмеялся, ощущая себя свободным и жизнерадостным, как никогда прежде. Она с удивлением взглянула на него, затем медленно улыбнулась. Он ощутил себя согретым этой улыбкой, словно вышел на солнечный свет. Позже они смогут поговорить. В конце концов, у них есть время до конца их жизни!

Он не сделал и десяти шагов по холлу до того, как захотел повернуть обратно и снова обнять ее. Как он сможет сосредоточиться на своей разрушенной фабрике, когда Дейдре расчесывает эти волосы, натягивает одежду на это тело, натягивает чулки на эти ноги…

Так вот почему мой брат предал меня.

Маркиз не винил его. Если бы Рейф стоял между ним и Дейдре прямо сейчас, Колдер серьезно обдумывал бы случай проклятого убийства! Это чудо, что Рейф смог так долго сдерживать себя с Фебой. Внезапное понимание еще больше облегчило сердце Колдера, настолько, что он весело усмехнулся Фортескью в парадном холле.

Покинув дом, чтобы сесть в седло ожидающей его лошади, Колдер смеялся почти милю, думая об ошеломленном замешательстве стоического дворецкого.

Дьявол, можно подумать, что он никогда прежде не улыбался!

Глава 36

Дейдре отослала Колдера прочь с лаской и улыбкой. Ласка ушла вместе с ним, но улыбка осталась. Она закрыла дверь своей спальни с мечтательным вздохом, затем рассмеялась над собственным удивительным поведением.

Настало время прибраться. Комната лежала в руинах, и хотя Патриция, несомненно, не станет болтать, Дейдре все еще была слишком застенчива, чтобы разрешить кому-либо увидеть все это. В первую очередь она взялась за таз с водой и мокрую ткань, чтобы смыть эти предательские пятна. Затем тряпка, зашипев, отправилась в камин, тогда как воду придется вылить из окна.

Девушка открыла окно и с размахом выплеснула воду с высоты. Что это было — чье-то приглушенное ругательство, раздавшееся снаружи? Запоздало она подумала о том, что надо было проверить, не было ли кого-нибудь внизу, но, даже высунувшись из окна, Дейдре ничего не увидела у основания огромного дерева рядом с ее окном.

Оставив окно широко открытым, она обратила внимание на кучу испорченных платьев на кровати. Покраснев, девушка скомкала то, что лежало под ней. Это невозможно было спасти. Несколько других были всего лишь сильно помяты, поэтому она быстро встряхнула их и повесила в гардероб.

Великолепное голубое платье жаль было терять, хотя оно и послужило к ее выгоде. Когда Дейдре подняла его, чтобы изучить степень ущерба, то смогла насладиться роскошью этого одеяния. Лемонтёр просто гений. Это было самое дерзкое из всех платьев, какое она когда-либо носила, потому что, хотя в вырезе не было ничего неприличного, сам туалет был так идеально подогнан, что ее грудь приподнималась над лифом, словно у портовой шлюхи!

Улыбнувшись при воспоминании о потрясенной реакции Колдера, Дейдре прижала платье к себе и обернулась кругом, позволив шуршащему шелку кружиться вокруг ее простых муслиновых юбок.

Стук.

Она обернулась на шум позади нее и обнаружила, что кто-то карабкается через окно.

— Баскин?

Молодой человек с трудом поднялся на ноги, гораздо менее проворно, чем лез в окно. Он потерял пуговицу от жилета, на обоих плечах его узкого сюртука по последней моде лопнули швы, а в волосах застряла ветка с листьями, похожая на кривые оленьи рога. Поэт выглядел так нелепо, что первоначальная тревога Дейдре начала утихать и вместо нее появилась ярость.

— Что, по вашему мнению, вы делаете? — Она указала на окно. — Убирайтесь немедленно.

Баскин уставился на нее с разинутым ртом.

— Но я ждал этого шанса поговорить с вами! Когда вы открыли окно и улыбнулись мне, я понял, что вы хотите, чтобы я пришел к вам!

Затем он двинулся к ней, заблокировав путь к двери и отрезав ее от звонка. Теперь Дейдре вспомнила, почему она должна бояться его.

Баскин совершенно сошел с ума.

Вместе с грумом в нескольких шагах позади себя, Колдер уехал из Брук-Хауса на фабрику, которая в этот момент так отчаянно нуждалась в нем. Так много нужно сделать… так много проблем решить…

И все же, несмотря на всю важность его цели, он не мог сконцентрироваться на ней.

Шумящий город исчез из его сознания, пока он скакал по пути, который его лошадь знала так же хорошо, как и он сам. Утихли вопли, крики, стук колес экипажей по булыжникам, лязг и бренчание цивилизации, которое, кажется, никогда не прекращается.

Колдер любил город, ему нравились аккуратность солидных, квадратных зданий и прямолинейность улиц, которые вели туда, куда человеку нужно попасть. Однако в настоящий момент он мог бы с таким же успехом проезжать сквозь самый темный лес, настолько мало внимания он уделял своему миру.

Дейдре заполняла его сознание. Память о последних нескольких часах проплывала сквозь его мысли в случайных чувственных ощущениях, от которых у маркиза увлажнялись ладони и пересыхало во рту.

Ее элегантное тело цвета слоновой кости… теплый водопад шелковистых золотых волос, падающий на его кожу… то, как она улыбается: иногда дерзко, иногда — робко… ее руки, нерешительно, а затем настойчиво блуждающие по его телу.

Какую головокружительную смесь она представляла собой — невинность и чувственность, юмор и силу, храбрость и застенчивость.

И все же, несмотря на притяжение этих мягких, теплых, влажных мыслей, он уезжает от Дейдре в этот самый момент.

Идиот.

О да. Он на самом деле идиот.

Ты должен немедленно вернуться назад, запереться в этой спальне на следующие три недели и создать множество таких воспоминаний! К дьяволу эту проклятую фабрику!

Хорошо.

Подожди. Нет. Не хорошо. Нужно сделать много работы, решить много проблем, привести в порядок много дел…

Все из которых он легко может передать в чьи-то другие руки. У маркиза Брукхейвена имелись люди, чтобы справиться с такими вещами, компетентные, талантливые люди, которым не терпится получить больше ответственности и повысить свой статус.

Ошеломленный этой идеей и легкостью, с которой она может быть выполнена, Колдер остановил свою лошадь посреди моста. Позади него его грум тоже остановился. Человеческая волна обтекала их, уважительно держась подальше от их дорогой одежды и еще более дорогих лошадей.

Позволь мне выразить это прямо. Я могу, совершенно просто, отправиться домой?

Домой. Не в Брук-Хаус. Домой, где его ждут жена и ребенок.

Домой… к своей семье.

О да.

Когда эта мысль на кристально чистой ноте прозвенела в его создании, Колдер сделал знак своему груму и резко повернул лошадь.

Дейдре стояла в центре комнаты, попав в ловушку между Баскиным и дверью. Возможно, ей следует улыбнуться ему, умаслить его. В конце концов, Баскин — щенок, подачка ее гордости, пешка в игре, играть в которую она больше не была заинтересована. Не так ли?

К несчастью, что-то, кажется, вдохновило темную сторону мистера Баскина. Слишком встревоженная, чтобы улыбнуться, Дейдре осторожно ждала. Он приблизился к ней, его глаза загорелись, а щеки вспыхнули, когда он уставился на ее прозрачное одеяние.

— У меня есть план, дорогая, — настойчиво произнес поэт. — Он так дерзок и так возмутителен, что никто не ожидает его, и меньше всех — Чудовище Брукхейвенов!

Одним глазом продолжая смотреть на свою цель — дверь в коридор — Дейдре умиротворяющее вытянула руку. Где же слуги? Сможет ли она отсюда дотянуться до звонка?

— Я должно быть ужасно выгляжу. Вы не подождете меня внизу, мистер Баскин? — Нет, черт побери. Ей не хватало еще четырех или пяти шагов. — Я попрошу Фортескью принести нам чая… — Девушка резко рванулась к звонку.

— Нет! — Баскин прыгнул вперед, чтобы оттащить ее прочь от вышитой полоски, которая раскачивалась вне пределов ее досягаемости. Он схватил Дейдре за руку и потащил к кровати. — Вы не должны предупреждать его слуг. Они — часть его схемы!

Естественно, она попыталась вырваться.

— Какой схемы? Кто? — Его хватка не ослабла. Иногда Дейдре удавалось ускользнуть от Тессы, на мгновение притворившись, что она ослабила свое сопротивление. Мягко положив свою другую руку туда, где суставы пальцев Баскина побелели от силы, с которой он сжимал ее запястье, девушка позволила себе сесть на матрас рядом с ним. — Пожалуйста, мистер Баскин, помогите мне понять.

Молодой человек наклонился ближе.

— Я собираюсь спасти вас от Брукхейвена! — Его глаза были дикими от смешанного страха и возбуждения, а его дыхание отдавало винными парами.

Дейдре отпрянула.

— Вы пьяны, сэр!

Сумасшедший идиот!

Осторожнее. Он на грани того, чтобы потерять контроль. Она отбилась от достаточного количества щупавших ее поклонников, чтобы догадываться об этом. Если она закричит, то услышит ли ее кто-то в этом огромном доме?

— Пьян? — издал Баскин хриплый, высокий смешок. — Нет, нет, всего лишь немного выпил для храбрости, как сказал мой новый друг. Он и ваш друг тоже, знаете ли. У вас много друзей.

— В самом деле? — Черт, она хотела бы использовать кого-то из них прямо сейчас! Медленно кивнув, девушка попыталась оторвать его пальцы от своей руки. — Мистер Баскин, боюсь, что вы не осознаете своей собственной силы.

Он обхватил второй рукой ее другое запястье, и Дейдре обнаружила себя полностью обездвиженной его хваткой. Он мог казаться слабым, но, тем не менее, по силе она все равно не могла сравниться с ним. Так как девушка сидела, то у нее не было возможности ударить Баскина в какое-нибудь уязвимое место ногой, поэтому она держала этот план в резерве. Возможно, ей не грозит реальная опасность. Это же Баскин. Может быть, он просто хочет еще раз признаться ей в своей преданности.

Тогда почему же каждый инстинкт в ее теле вопил о том, что нужно спасать свою жизнь?

Дейдре сделала вдох и заговорила строгим тоном.

— Мистер Баскин! Немедленно отпустите меня! Мой муж ждет меня…

— В этом мой план! — Он радостно улыбнулся. — Ваш муж не захочет вас после того, как мы осуществим нашу любовь!

— Что?

— О, моя любовь, моя прекрасная Дейдре, я знаю, что ты хранила себя для меня! — И он навалился на нее, прижав влажный рот к ее шее, вдавив ее в постель своим весом так, что девушка едва могла дышать.

— Баскин! — Она сражалась, то он просто стиснул ее руки и сделал беспомощной. Дейдре по-настоящему пнула его, но узкая юбка ее одеяния сковала ей ноги тогда, когда поэт прижал ее к кровати. Она попыталась кричать, но крики были задушены его ртом, опустившимся на ее губы, отвратительным и мокрым.

Девушка яростно извивалась, но не могла сбросить его, она едва могла дышать…

Укусить его!

Да…

Но ее зубы сомкнулись на пустом месте, когда Баскин отлетел от нее, врезавшись в ближайшую стену с грохотом, который сотряс весь дом.

Глава 37

Колдер!

— О, слава Богу! — С отвращением вытирая рукой рот, Дейдре поднялась на ноги, чтобы увидеть, как муж колошматит ее насильника до потери сознания, на черную ярость, отражавшуюся на его лице, было страшно даже смотреть.

После нескольких первых ударов, которыми Дейдре бесстыдно наслаждалась, ее гнев превратился в страх. Колдер не выглядел так, словно планировал вскоре остановиться!

Баскин, который казался таким мощным и опасным всего лишь несколько моментов назад, сейчас, в руках Колдера выглядел жалким и слабым, как жертва слишком большого воображения и слишком маленького здравого смысла.

— Хватит! — Дейдре бросилась вперед, чтобы обхватить руками поднятый кулак Колдера. — Ты не должен убивать его!

Колдер застыл, затем медленно повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Она отпрянула от его разъяренного, обвиняющего взгляда, ее ладони безвольно соскользнули с его руки. Он же не мог подумать…

— Колдер, нет…

— Оставьте ее в покое! — Баскин изо всех сил пытался подняться с того места, где он в полубессознательном состоянии растянулся на полу. — Это все моя работа — она и понятия не имела, что я придумал для нас план для совместного побега! Она боялась, что ей придется вечно оставаться замужем за вами!

Дейдре задохнулась. Безумно влюбленные заявления Баскина вовсе не помогали ее делу!

— Заткнись, ты, идиот! — Нет, черт побери, это только представит всю ситуацию в таком виде, словно она что-то скрывает!

Девушка повернулась спиной к Баскину и обратилась к Колдеру.

— Пожалуйста, Колдер… ты совершенно неправильно истолковал это! Баскин… — Баскин пытался изнасиловать меня. Это только приведет к тому, что глупого мальчишку убьют на месте! — Баскин слишком много выпил. Я уверена, что это единственная причина, по которой он попытался сделать что-то подобное — здесь, в самом Брук-Хаусе! — Разве муж не понимает, что только пьяный идиот станет рисковать таким образом?

— В противоположность какому-то другому дому, ты имеешь в виду? В доме твоей тети, например? Разве ты не принимала его в течение многих месяцев?

Дейдре отпрянула.

— Ч… что? Нет, Колдер, не будь идиотом…

Его глаза словно покрылись льдом.

— Не буду, по крайней мере, теперь уже нет. — Маркиз взял ее за руку, его хватка была непримиримой, но не болезненной. — Фортескью, выброси любовника миледи на улицу. Мне нужно кое-что сказать ей.

Он повернулся и зашагал в свою спальню, двигаясь так быстро, что Дейдре едва могла поспевать за ним. Она попыталась вырваться или, по крайней мере, замедлить его продвижение, но это выглядело так, словно она была перышком, летящим за ним следом.

Так или иначе, почему она сражается? Ей не хотелось ничего большего, чем увести Колдера подальше от Баскина, куда-нибудь в тихое место, где она сможет должным образом объяснить всю эту отвратительную путаницу! Поэтому, когда он попытался тащить ее, Дейдре просто оставила свою руку в его руке и опередила его длинные ноги, первой подойдя к двери.

— Мне так жаль портить ваше чудовищное представление, — проговорила она, сражаясь за спокойствие. — У меня тоже есть, что сказать вам.

Маркиз проигнорировал ее ворчание и ворвался через дверь в свою спальню. Аргайл с удивлением поднял голову от каких-то мужских вещей, которые он раскладывал каким-то мужественным способом.

— Оставь нас!

Камердинер с готовностью подчинился отрывистому приказу его сиятельства и оставил Дейдре наедине с ее огромным, нависающим над ней, разъяренным супругом, который был убежден в том, что она предала его.

Колдер едва мог дышать от боли в груди, словно сжимающаяся железная лента угрожала разорвать его сердце! Его руки тряслись от эмоций, его зрение было затуманено ими — Господи, она сводила его с ума!

Старое предательство, старая боль угрожала темнотой, но была низведена до простой тени ярким и удивительно мучительным новым ощущением потери, которое охватило его.

Дейдре!

Он думал… надеялся…

Но какое, к дьяволу, это теперь имело значение? Как и Мелинда, как и Феба, он показал себя ей с неудовлетворительной стороны, и Дейдре обратилась к другому! Могло показаться, что смешно было даже думать о том, что этот хнычущий щеголь смог привлечь ее — но любовник Мелинды был не намного лучше этого! если у него настолько очевидно отсутствует понимание того, чего хочет женщина, то как он может надеяться удержать ее подле себя?

Я хочу удержать ее! Я не могу позволить ей уйти!

Она была здесь, где он мечтал видеть ее — в его комнате, в его объятиях.

Дейдре стояла, наблюдая за ним, все еще неся на себе следы их проведенного вместе утра — или это были предательские знаки пылкого прикосновения другого мужчины? Ее волосы частично выпали из прически, завиваясь по плечам, как золотой шелк, а ее губы припухли от страстных поцелуев другого человека.

Колдер хотел выбросить ее из дома и жаждал обвить руками ее колени и умолять остаться с ним. Он мечтал повернуть назад стрелки часов и смеяться в спальне вместе с ней, в блаженном неведении о ее заблудшей натуре!

И хуже всего, он все еще желал ее.

Хотя она все еще была одета, Дейдре ощущала себя перед ним обнаженной, живот слегка подрагивал от холода и переплетающихся внутри нее неловкости и желания. Сейчас она не двигалась и не говорила, ее дерзкие слова были бесполезны против мрачного вожделения в его темных глазах. Ей предстояло встретиться с Чудовищем.

Колдер протянул руку, но вместо того, чтобы обхватить рукой ее грудь, он прикоснулся к густой массе ее волос и медленно намотал их на свой кулак. Она позволила своей голове немного откинуться назад под этим весом, но он не потянул ее за волосы.

Маркиз сделал шаг вперед, приблизившись так, что Дейдре ощутила, как его эрекция прижимается к ее животу через платье. Его темный взгляд прожигал ее.

— Что ты со мной делаешь, Дейдре? — Этот вопрос был настоящим, потеря и сомнение резко прозвучали в его низком голосе.

Всего лишь люблю тебя. Только это. Видимо, она была первой, единственной, кто делал это за всю его жизнь, потому что Колдер не распознал это чувство. Мелинда хотела его титул, Феба мечтала о безопасности и благополучии.

Как случилось, что она была единственной женщиной в мире, которая по-настоящему поняла ценность этого мужчины, этого благородного, одинокого, раненого создания, который пленил ее сердце много лет назад в переполненной комнате, где велось дознание?

Опять же, несмотря на всю ее знаменитую красоту, смотрел ли на нее какой-то мужчина так же, как Колдер смотрит сейчас, с обнаженной душой и болью в глазах, без слов спрашивая ее о чем-то, что он не может назвать?

Он думал, что хочет от нее подчинения, ее тела, завоевания ее темных, мягких, влажных мест. Любая женщина могла бы дать ему это. Но Дейдре может предложить ему кое-что другое — свое сердце.

Колдер смотрел вниз на гордую, оскорбленную красавицу, которая сейчас так послушно предлагала ему себя. Такая красивая, такая нежная, и скоро — совсем обнаженная. Его член так мощно пульсировал, что он ощущал головокружение из-за недостатка крови в мозгу.

Она всего лишь пытается отвлечь тебя. Она не хочет тебя. Она любит другого.

Господи помоги ему, но он не был уверен, что его это волнует.

Не сдавайся.

Сдавайся.

Выиграть, проиграть, контроль и подчинение — все подобные мысли исчезли из его сознания. Все, что Колдер ощущал — это с ревом бегущее по его венам темное, бездонное желание.

Прямо сейчас, больше чем воздух или сама жизнь, ему нужна была эта женщина.

Он взял ее.

Глава 38

Дейдре задохнулась, когда ее спина ударилась о стену, затем забыла об этом после того, как большое твердое тело Колдера прижалось к ней от плеча до голени. Он взял ее лицо в свои широкие ладони, сильно и глубоко поцеловал, словно истомленный жаждой человек, припавший к первому источнику, который он увидел.

Девушка с отчаянием поцеловала его в ответ, желая, чтобы он ощутил любовь на ее губах, в руках, что сжимали его, в теле, которое она свободно предлагала. Его руки скользнули вниз с ее подбородка, обхватив горло, держа ее неподвижно, но не крепко. Она выгнула шею и приоткрыла губы, полностью доверяя ему. Он и в самом деле был мастером!

Эта мысль глубоко возбудила Дейдре, заставив ее дрожать, угрожая потерей устойчивости, пока руки маркиза спускались все ниже по плечам, чтобы накрыть ее полные груди. Ощущение его горячих, загрубевших от верховой езды ладоней на ее уже и так чувствительной плоти послало новую волну жара в нижнюю часть ее живота. Она ощутила, что дрожит, увлажняется, до тех пор, пока ее бедра не оказались скользкими.

Девушка запустила пальцы в густые волосы Колдера и притянула его ближе, чтобы поцеловать еще глубже, от этого движения нижняя половина ее тела еще сильнее прижалась к нему, но это только заставило боль распространиться дальше. Его руки оставили ее груди и скользнули вниз, чтобы сжать ягодицы жены и крепко прижать к твердой выпуклости в паху.

Затем потрясение прогнало оставшуюся тревогу, когда маркиз нагнулся, чтобы задрать юбки жены высоко до талии, а затем скользнул пальцами между ее ягодиц, осторожно поглаживая нежное местечко между ними. Затем он приподнял Дейдре, его руки поддерживали ее за зад, а ее бедра высоко взмыли в воздух. Она обхватила ногами его за талию и крепко держалась, пока он прижимался своей обтянутой брюками твердостью к ее нежному месту между раздвинутых ног.

Это было грубо и резко, и она вздрогнула от удовольствия, обвив руки вокруг его шеи и позволив голове откинуться назад с капитуляцией. Колдер мог освободить себя сейчас и взять ее стоя, как шлюху в переулке, если хотел — она была полностью уверена, что и пальцем не пошевелит, чтобы сопротивляться ему, если только, конечно же, ему не потребуется помощь, чтобы расстегнуть брюки. Несомненно, тогда она сможет шевельнуть пальцем.

И все же, какой бы захватывающей ни была эта игра в одежде, Дейдре умирала от желания снова увидеть мужчину под слоями шерстяной одежды. Когда он склонил голову, чтобы поцеловать верхушки ее грудей, она начала тянуть за его шейный платок. Узел был еще одним сложным изобретением Аргайла и совершенно вне ее понимания. С разочарованным рычанием она сдалась.

Аргайл должен заплатить за это.

Позже.

Тем не менее, ей удалось привлечь внимание Колдера к состоянию его одежды, потому что он обернулся кругом, чтобы легко опустить ее на матрас. Девушка опустилась на мягкое ложе, раскинула руки, подгоняя его глазами, пока маркиз жестоко расправлялся с провинившимся шейным платком. За считанные моменты он перешел к рубашке, которую вытянул из брюк, а затем стянул через голову.

Дейдре замурлыкала от удовольствия. Ее большой, красивый муж был тем объектом, который ей нравилось созерцать — широкие плечи и выступающая грудная клетка, бугрящиеся мускулы на его твердом животе сокращались, пока он уставился на нее горящим взглядом. Она позволила своему взгляду бродить по нему, не пытаясь спрятать свое желание. Когда его руки опустились на пуговицы брюк, девушка приподнялась на одном локте, чтобы лучше видеть. Она никогда не устанет от этой части.

Ее смелость возбуждала и смущала Колдера. Как она может быть такой открытой и свободной после того, как ее поймали с любовником? И все же он нуждался в этом голодном блеске ее сапфировых глаз, пока она разглядывала его. Он даже замедлил свои движения, чтобы немного продлить ее напряжение.

Если Дейдре и распутница, то тогда она его распутница, и маркиз намерен получить выгоду от каждого момента ее плохого поведения — даже если это означает, что ему придется впоследствии запереть ее в Брукхейвене!

Затем он снял с себя последнюю одежду и встал перед ней обнаженный. Ее глаза расширились, когда она увидела его твердый, подрагивающий член, в этот раз увеличившийся полностью. Он ожидал, что жена запротестует, застесняется, выкажет какой-то признак того, что является добродетельной женщиной, какой он ее когда-то считал.

Дейдре облизала губы, ее взгляд все еще был прикован к его паху.

Что ж, дьявол. Маркиз отбросил разочарование и помчался на ответной волне вожделения, отказавшись от женщины своей мечты в пользу меньшей, непристойной версии. Пусть тогда она поработает, чтобы удовлетворить его. Пусть она обслужит его еще раз перед тем, как он отошлет ее прочь.

Колдер надменно шагнул вперед, чтобы рукой приподнять ее подбородок так, что она заморгала, ее глаза, наконец-то, сфокусировались на нем.

— Возможно, ты захочешь использовать свой прекрасный рот для чего-то иного, кроме споров со мной?

Дейдре сглотнула.

— Хорошо, — тихо ответила она, но не сделала движения, чтобы обхватить его губами. Он запустил руку в ее золотистые волосы и подтолкнул вниз. Девушка нерешительно нагнулась к нему, затем остановилась. Маркиз придвинулся ближе, до тех пор, пока толстая головка его члена не оказалась почти у ее губ.

Медленно Дейдре наклонилась вперед и поцеловала ее. При его негромком ободрении, она слегка приоткрыла губы, чтобы неуверенно коснуться языком его члена, ее горячий, влажный язык был похож на огненное копье, коснувшееся его плоти. Непреднамеренно Колдер толкнулся вперед, и это движение привело к тому, что его член продвинулся между ее губ.

От стона удовольствия Колдера, Дейдре попыталась пошире открыть губы, чтобы взять разбухшую головку его члена в рот, чего, казалось, он и желал. Неуверенная, но любопытствующая, она облизала ее языком, исследуя вкус и структуру. Казалось, что его член увеличился еще больше, а рука в ее волосах начала дрожать. Смакуя такую неожиданно открытую власть, девушка осмелилась позволить его длине скользнуть и дальше в ее рот, до тех пор, пока она не смогла больше принять его.

Инстинктивно Дейдре протянула руку, чтобы коснуться оставшейся части члена, скользя пальцами по нему с нерешительным исследованием. Затем она начала двигаться назад, заставив Колдера издать резкий звук, а его рука в ее волосах сжалась в кулак. Она застыла, затем, когда он не отодвинулся, повторила это движение, взяв его в рот так глубоко, как только могла, затем выпустила обратно, поглаживая член языком, пока он скользил туда и обратно.

Теперь маркиз задыхался, его рука тяжело лежала на ее голове, когда она придвигалась ближе, а затем отодвигалась, беспомощный от удовольствия в ее руках. Это и в самом деле должна быть очень безнравственная вещь, потому что Дейдре никогда не слышала о ней. И, кроме того, все, что стоило делать, нужно было делать хорошо, не так ли?

Случайное всасывание привело к тому, что из его горла вырвался хриплый крик. Дейдре поиграла с этим новым знанием, позволив его реакциям подсказывать ей, что для него хорошо до тех пор, пока она не ощутила, что его большое тело дрожит.

Наконец Колдер оторвался от нее.

— Боже мой! — Затем он поднял девушку на руки, поставил на колени на матрас, крепко прижал к себе и ворвался языком в ее рот, имитируя движения, которые она только что совершала для него.

Ее подбородок напрягся, и она потеряла немного пылкости во время этого эксперимента, но его мощное желание вскоре снова ошеломило ее. Когда Колдер упал вместе с ней обратно на матрас, она приветствовала его теплый мускулистый вес, навалившийся на нее. Когда его колено нажало между ее бедер, Дейдре охотно раздвинула их, готовая наконец-то стать его.

До тех пор, пока его мощный восставший член грубо не вошел в нее, и боль не вырвала пронзительный, удивленный крик из ее горла.

Глава 39

Он поторопился. Колдер понял это в тот момент, когда начал входить в нее. Дейдре все еще была слишком чувствительна после нынешнего утра.

Он немедленно вышел, нежно целуя ее губы в молчаливом извинении. Затем спустился вниз по изгибам и склонам ее тела, целуя и пробуя на вкус сливочную кожу, сладкие соски, соленый привкус ее спрятанного в узкой расщелине естества. Когда девушка ахнула и попыталась в потрясении отодвинуться,маркиз в нежном захвате поймал ее запястья и раздвинул ее бедра своим телом. Неужели жена так невинна, что никогда не слышала о такой ласке? После того, что она только что добровольно сделала ему?

Колдер оттолкнул эти кружащиеся сомнения на задворки своего сознания, и скользнул языком между пухлых горячих губ, успокаивая, стимулируя, намереваясь сделать ее полностью готовой для него.

Дейдре лежала пленницей в его руках, испуганная внезапным смущением и осознавая сводящее с ума удовольствие, поднимающееся внутри нее от его занятого делом рта. Это было сумасшествие — чудесное и гораздо большее, чем она могла вынести, и — о, небеса — удовольствие! Потерявшись в экстазе, который дарил ей стремительный, извивающийся, неутомимый язык маркиза, она сдалась, полностью подчинилась, широко раздвигая и вращая бедрами, задыхаясь в безумии, когда каждое прикосновение поднимало ее все выше в то дикое, желанное место, где она никогда прежде не была!

Темнота взорвалась за закрытыми глазами Дейдре. Она смутно слышала, как кто-то издает высокие, животные звуки, но проигнорировала их, когда набегающие волны удовольствия унесли ее мысли прочь.

Когда мир принял правильное положение, и ее дыхание вернулось к ней резкими вдохами, Колдер провел своими большими горячими руками вверх по ее телу, приподнявшись с места между ее бедер, чтобы поцеловать ее груди и шею, шепча успокаивающие слова, пока последняя дрожь все еще сотрясала ее тело.

Дейдре вяло позволила своему мужу снова обвить ее руками, когда он медленно вводил в нее свой возбужденный член. В этот раз он легко скользнул внутрь, благодаря влажности и расслабляющему жару. Взволнованная, она провела руками по его предплечьям, на мгновение насладившись выступающими мускулами, затем передвинула ладони по его широкой спине, наконец, осмелившись обхватить его твердые ягодицы.

Когда она все-таки расслабилась, Колдер отвел назад волосы с ее лица, чтобы взглянуть на нее в полумраке.

— С тобой все хорошо?

Дейдре еще больше растаяла, когда кивнула, внезапно снова став застенчивой. Этот мужчина, этот властный, мрачный, задумчивый тип — которого люди называли Чудовищем — не имел ни одной жестокой косточки в своем теле. Она обвила его руками, уткнулась лицом в его шею, чтобы спрятать внезапно повлажневшие глаза, потому что он подумает, что эти слезы от боли, а не от сочувствия и сострадания и глубочайшего понимания.

Медленно Брукхейвен начал выходить из нее, а затем снова глубоко погружаться. Дейдре заставила свое тело расслабиться при этих движениях, ощущая, что напряженность немного ослабевает с каждым ударом, хотя она не думала, что когда-либо перестанет ощущать себя растянутой до предела его огромными размерами!

Затем тянущая боль начала превращаться в скользящий, нарастающий экстаз. Она уже знала это удовольствие! Став нетерпеливой — потому что пройдет вся жизнь, прежде чем она устанет от того места, где взрываются звезды — Дейдре приподняла бедра, чтобы принять мужа в себя, неспособная сопротивляться желанию снова провести руками по этим восхитительно твердым ягодицам, ощутить, как они напрягаются и толкаются под ее ладонями.

Девушка скользнула пальцами между ними, совсем немного, так же, как он проделал это с ней. Колдер с удивлением и шипением втянул воздух, но она ощутила, как его член еще больше увеличился, и появилась новая напряженность в контролируемом ритме его толчков. Она ценила, что муж так заботится о ней, но она чертовски устала от его постоянного самоконтроля! Действуя импульсивно, Дейдре крепко сжала его ягодицы и укусила твердые мускулы на его груди.

Звериный рев, который вырвался у ее мужа, завибрировал глубоко внутри девушки, разбудив ответную волну буйства, которая возникла как беззвучный крик, когда Колдер утратил свой знаменитый контроль и глубоко вошел в нее!

Потерявшись в ней сейчас, он совершал мощные точки туда и обратно, врываясь в нее, заставляя Дейдре издавать гортанные крики от сумасшедшего удовольствия, пока она наслаждалась его дикой силой.

Затем она упала, или поднялась — она не знала, и ее это не беспокоило. Все, что она понимала — это то, что этот бушующий вихрь удовольствия начисто стер воспоминания о взрывающихся звездах из ее памяти. Теперь ей хотелось еще, она желала чего-то более мрачного или жесткого, и стало ясно, что появившаяся в результате боль только подтвердит эту уверенность. Никаких барьеров мысли, никаких стен благоразумия или планирования не было сейчас между ней и ее мужчиной.

С завершающим ревом Колдер сильно толкнулся в нее, увеличился в размерах внутри ее тела, взорвался там, растягивая ее до самой последней частицы оставшегося места, поднимая ее удовольствие на новую высоту, до тех пор, пока Дейдре не завопила, не сдерживаясь, от восторга, который затопил ее.

Затем… тишина, кроме их смешанного дыхания и стучащих сердец. Полумрак окутывал их, охраняя этот момент, удерживая их неподвижными и бессловесными на долгое время после того, как их дыхание восстановилось, а пульс замедлился.

Потом Дейдре ощутила, как ее муж пошевелился и напрягся, и поняла, что стены снова возведены, хотя он все еще находился в ней наполовину твердый, хотя ее руки все еще цеплялись за него, хотя он все еще прижимал ее обнаженное тело к своему сердцу. Когда Колдер поднял голову, чтобы посмотреть на жену, она смогла увидеть в его глазах, что ее любимое Чудовище снова посажено в клетку.

— Я причинил тебе боль.

Девушка вздохнула.

— Нет, ты этого не делал. Я в порядке. Немного… утомилась, как после верховой езды… возможно, но в остальном, все просто замечательно.

Он медленно вышел из нее, но ее быстро заглушенный вздох выдал ложь, которую она сочинила. Ей было больно! Колдер слез с постели и зашагал, обнаженный, к умывальному тазу, чтобы намочить чистую тряпку. Дейдре не позволила очень привлекательному виду пройти незамеченному. Она, может быть, и испытывала боль, но ведь не умерла!

— Я не должен был позволять тебе поколебать мой самоконтроль, — сухо проговорил он, когда вернулся. — Это было более грубым, чем нужно.

Девушка не могла не рассмеяться недоверчивым смехом в ответ на эти слова.

— Это было грубым? А ты был здесь? — Она покраснела. — Думаю, что я, должно быть, потревожила даже воронов в Тауэре своим кошачьим концертом! — Затем осознание заставило ее прикусить губу. — Ты думаешь, что слуги все слышали?

Колдер фыркнул.

— Нет. Им платят чрезвычайно много за то, чтобы они не слышали подобного. — Он потянулся, чтобы обмыть ее, но, внезапно застеснявшись, Дейдре взяла у него тряпку. Однако он не отвернулся, а лег рядом с ней.

Помимо всего прочего, это была его кровать.

Дейдре быстро вымыла бедра, хотя мало что можно было сделать с пятном на покрывале. Она подняла глаза, чтобы посмотреть, заметил ли это Колдер, только чтобы обнаружить, что он уже крепко спит, обнаженный и беззаботный, напряжение прошлых недель ясно читалось на его красивом лице.

Она сводила Колдера с ума и знала об этом. По большей части это было намеренным. И часть происходящего с ним была определенно взаимна. Но это не сдерживало ее сожалений по поводу того, через что она заставила пройти своего мужа.

Забросив грязную тряпку под кровать — ребяческий поступок, но Дейдре не могла вынести того, что она останется на виду — девушка свернулась на кровати рядом с супругом, наблюдая за тем, как он спит.

Его занятия любовью носили следы горечи — или это была безнадежность? Она так крепко прижимала его к себе, но сейчас задумалась о том, ощущал ли он вообще ее руки, обнимавшие его?

Она защитит Колдера от его собственной темноты, если сможет — разорвет годы одиночества и сожалений и заменит их удовольствием и радостью.

И все же, как заставить его узнать это? Этот мужчина слышал каждую ложь, которую только может произнести женщина, и верил ей — однажды. Как Дейдре может заставить его поверить в нее сейчас, когда она не сделала ничего, а только отталкивала с тех пор, как снова вошла в этот дом в качестве его жены?

Брукхейвен нанес ущерб ее гордости. Он опрокинул ее ожидания, как будто они были всего лишь карточным домиком. Он рявкал, отдавая приказы, и ставил ультиматумы, нисколько не заботясь о ее мнении. Дейдре уже тогда поняла, что маркиз не имеет ни малейшего понятия, что за женщина живет за ее идеальным лицом, под этим элегантным платьем. Она любила его с шестнадцати лет. А он даже не знал, что она существует.

Девушка отвела назад темные волосы с его гордого лба, пока он спал.

— Ты глупый человек, — прошептала она. — Если честно, то я не знаю, почему я тебя так люблю.

Колдер не любит ее. Как можно любить незнакомку?

Кажется, ее первой ошибкой было то, что, прежде всего, она сама сделала ему предложение. Дейдре сделала все неправильно, думая, что она очень умна — ухватила его в самый уязвимым момент, предложила аргументы, наиболее подходящие для того, чтобы завоевать его.

Она поступила в точности как Тесса — только еще хуже, потому что мотивы Тессы всегда были ясны, всегда на поверхности. Тесса хотела того, что было самым лучшим для нее самой, в наиболее материальном смысле.

Она, Дейдре, вела более значительную игру. Она предложила бессердечный союз — ложь, потому что каждое слово произносилось в надежде завоевать его сердце.

Итак, что делать теперь? Она не может повернуть время вспять. Она едва ли может отправиться обратно в этот дом на Примроуз-Сквер, надеть свои девственные платья и завоевать мужа обычными способами, через древний ритуал ухаживания. Мужчине нет необходимости ухаживать за собственной женой!

Если только….

Дейдре перекатилась на спину и пристально уставилась на балдахин над головой. Тени от догорающих углей превратили огромную комнату в подобие первобытной пещеры, без углов или прямых линий.

Она потерпела поражение, подбираясь к своему мужу с фланга.

Возможно, настало время попробовать что-то более прямолинейное?

Глава 40

Несколько часов спустя Дейдре прибыла обратно в дом, снимаемый Тессой, щедрые подарки Лемонтёра была упакованы и погружены на крышу экипажа. Она не ожидала, что получит такую помощь от слуг, но Фортескью заметил синяки, которые Баскин оставил на ее обеих руках и стал совершенно мертвенно-бледным.

Она начала протестовать, но Фортескью поднял вверх руку.

— Я был здесь в тот день, когда умерла леди Брукхейвен, миледи, — загадочно заявил он. — Я знаю, что даже для такого мужчины, как его сиятельство, существует возможность зайти слишком далеко.

Когда девушка вышла из экипажа перед домом Тессы, Софи уже вышла, чтобы поприветствовать ее.

— Что это? — Первая куча картонок увеличилась до двух. Она уставилась на Дейдре. — Ты сошла с ума? Ты в опасности? Могу я переехать в Брук-Хаус и занять твое место?

Дейдре фыркнула.

— Ты даже не хочешь сначала узнать, не в опасности ли я?

Софи пожала плечами.

— Не особенно. Любое место, вероятно, лучше, чем это, хотя Тессы и нет дома в настоящий момент.

Дейдре с облегчением вздохнула. Ее мачеха была трудной в общении даже в самые лучшие времена — а этот случай был определенно не из них! Когда Тесса узнает, что Дейдре оставила своего мужа, почти-уже-герцога, то она придет в такую ярость, что, вероятно, они полностью лишатся еще одного штата слуг!

— Что ж, это, по крайней мере, милосердно. — Она взяла Софи под руку. — Почему бы тебе не проводить меня в мою старую комнату?

Софи приподняла бровь.

— Ты уже забыла, где она? Ты замужем меньше недели.

— Колдер не любит меня.

Софи заморгала.

— Это имеет значение? Я думала, что нет.

Дейдре вздохнула, позволив своим глазам закрыться на один обессиленный момент.

— Это имеет значение.

— Но ты думала, что Феба сошла с ума, потому что отказалась от маркиза!

Дейдре покачала головой, ее губы скривились в жалкой усмешке.

— Нет, я думала, что Феба сошла с ума, потому что отказалась от этого определенного маркиза. Я так ужасно хотела его… я так сильно люблю его…

Она пожала плечами.

— У меня никогда не было ни малейших проблем с тем, чтобы побудить мужчину признаться мне в вечной любви. Думаю, я считала само собой разумеющимся, что вскоре он будет так же без ума от меня, как и я от него. — Девушка подняла взгляд на Софи, пытаясь сморгнуть слезы, набежавшие на глаза. — Я полностью и целиком попалась в собственную ловушку, не так ли?

Софи склонила голову и, не вздрогнув, посмотрела на нее в ответ.

— Да, это так. — Затем она села рядом с Дейдре и, успокаивая, обняла ее за плечи одной рукой. — И, тем не менее, все это по-настоящему печально.

Такая доброта была последним, чего Дейдре ожидала. Она никогда не была особенно любезна по отношению к своей застенчивой кузине, хотя они и заключили своего рода перемирие, когда Фебе понадобилась их помощь. Сейчас это сострадание совершенно опустошило последние остатки ее самоконтроля. Девушка прижалась лицом к шее Софи и заплакала по Колдеру и Мэгги и по своему собственному несчастному концу.

Этот момент утешения и поддержки ничего не изменил. Колдер все еще презирал ее, она все еще собиралась провести в одиночестве остаток своей жизни, и Тесса все еще проявит себя как самая отвратительная сука, когда узнает об этом деле — но утешение все равно помогло. То обстоятельство, что у нее в мире есть Софи и Феба, к которым можно обратиться, это было больше, чем она могла рассчитывать с тех пор, как потеряла папу и наверняка больше, чем она заслуживает.

Наконец, опустошенная слезами, с уменьшившейся — во всяком случае, на данный момент — болью до пульсации в голове и тошнотворного беспорядка в животе, Дейдре подняла голову и в последний раз захлюпала носом.

— Сп… спасибо тебе.

Софи вручила ей простой белый квадратик ткани, чтобы осушить глаза.

— Я подумала, что в какой-то момент мне придется построить для нас ковчег.

Это вовсе не было забавно, но Дейдре беспомощно рассмеялась в носовой платок. Чувствуя себя немного легче, хотя и все еще опустошенной, она сумела улыбнуться Софи сквозь слезы.

— Ужасно. Тебе придется ограничить свои усилия всего лишь этим платком.

Софи улыбнулась, отчего ее тонкие черты лица озарились редкой вспышкой великолепия.

— Всегда пожалуйста. — Затем она поднялась и быстро разгладила свои юбки. — Сейчас пришло время приподнять твой красивый зад. Тебе нужно составить план.

— План?

Софи сложила руки на груди.

— Ты хочешь сказать мне, что собираешься бросить это вот так? Разве ты ничему не научилась из тех сказок, что я переводила для вас? В конце никогда не бывает большой награды, если ты вначале не пройдешь какое-то серьезное испытание. Это — твое испытание. Ты должна доказать, что достойна Брукхейвена, и вернуть его обратно.

— Достойна его?

Софи протянула руку, чтобы дернуть Дейдре за ухо, как непокорного студента.

— Не веди себя, как попугай. А сейчас мы должны выяснить, где именно все пошло ужасно неправильно…

Дейдре потерла свое ухо и сделала гримасу.

— Что ж, я определенно не дергала его за уши!

Софи хмыкнула.

— Возможно, ты должна была это сделать? Мужчины могут быть такими тупоголовыми.

Дейдре прищурила глаза.

— С каких это пор ты сделалась такой сведущей в отношениях с противоположным полом?

— Я — в отличие от некоторых, кого я могу упомянуть — очень быстро учусь. Итак, ты была доступна для него?

Дейдре покраснела и отвела взгляд.

— Софи!

— О, ради Бога. — Софи махнула рукой в воздухе. — Я выросла в деревне, Ди. Я знаю, как происходит спаривание. Я всего лишь не имею понятия, как вести себя в обществе.

Дейдре откашлялась.

— Ах, ну… да, я была доступной для него.

— Он хотел тебя?

«Хотел» было слишком бледным словом, чтобы описать тот темный голод, который Колдер испытывал этим утром. «Вожделение» казалось слишком простым, а любовь — что ж, разве любовь, помимо ее собственной, вообще присутствовала?

— Это… сложно. Да, он хотел меня. — По крайней мере, на какой-то отрезок времени.

Глаза Софи сверкнули.

— Ага! Это — замечательно. Двойственность переживания, с которой мы можем работать!

Дейдре рассмеялась, несмотря на то, что хмурилась.

— О чем ты говоришь, сумасшедшая?

Хотя они и обсуждали ситуацию, кажется, в течение нескольких часов, Софи не смогла придумать лучшего плана, чем тот, что был у Дейдре, по которому Колдера можно было соблазнить на правильное ухаживание за женой — то есть начать заново, так сказать.

Беседа начала смещаться в другое русло, и потом возникла внезапная и настоятельная потребность в сладостях…

Софи покачала головой и бросила в рот еще один кусочек ириски.

— Я думала о том, как все это несправедливо, — произнесла она после того, как похрустела конфетой. — В конце концов, у меня столько же глаз и ушей и конечностей, как и у вас. У меня голубые глаза — то есть серо-голубые, во всяком случае — и светлые волосы. И все еще же общий эффект настолько отличен… — Она пожала плечами. — Я всегда полагала, что для тебя все происходит намного легче. — Девушка выпучила глаза. — За исключением Тессы, конечно же.

Дейдре захихикала.

— О да, пожалуйста, давай исключим Тессу. В любом случае, где же моя дорогая мачеха?

Софи сделала глубокий удовлетворенный вдох.

— Она покинула нас. — В ответ на испуганный взгляд Дейдре она засмеялась. — О, я не прикончила ее или что-то в этом роде, хотя это и приходило мне в голову один, два или тысячу раз. — Кузина наклонилась ближе с улыбкой заговорщика. — Тесса завела любовника.

Дейдре просто пожала плечами.

— Не могу представить, почему ей потребовалось так много времени. Она редко обходится без них.

Глаза Софи расширились.

— Она вела себя так, когда ты была маленькой?

— Она вела себя так уже через месяц после смерти моего отца. — Старая ярость зашевелилась внутри, а затем улеглась. — Это не имеет значения. Тесса — аморальная кошка. Можно только надеяться на то, что ее внешность поблекнет раньше, чем ее выносливость.

Софи перекатилась на спину и уставилась в потолок.

— Тесса так красива… почти так же красива, как и ты.

Дейдре приподняла бровь.

— Спасибо. Большинство людей сказали бы это наоборот.

— Готова поспорить, до тех пор, пока она не откроет рот.

Дейдре рассмеялась.

— Совершенно верно.

— Красивая, но такая отвратительная. А вот ты — красивая, но такая печальная. И вот я, некрасивая, но все же провожу время самым замечательным образом…

Ее голос мягко затих — слишком мягко. Дейдре резко подняла глаза.

— Ну и ну, Софи Блейк, ты встретила мужчину.

Софи сделала гримасу.

— Едва ли. Ты и Феба окрутили двух единственных сносных джентльменов в Обществе, а мне не позволяют вращаться в других, более интересных кругах.

Тем не менее, на ее щеках появился слабый румянец, который привнес что-то новое в смесь черт, составляющих «некрасивое» лицо Софи. Она выглядела… хорошенькой? Вот это да.

Кто бы этот тип ни был, он должен быть замечательным парнем, если сумел разглядеть за неловкой застенчивостью прекрасное остроумие. Кто это может быть? Насколько Дейдре знала, единственным мужчиной, рядом с которым Софи не была совершенной простушкой, это…

О нет. О, небеса.

— Софи… Софи, это не… ты не потеряла свою голову из-за Грэма, ведь нет?

— Конечно же, нет! — И все же краткий, запаниковавший взгляд, который Софи бросила на нее, рассказал девушке обо всем.

— Ох… но Софи. Грэм… — Грэм был слишком привлекательным, слишком знатного происхождения, слишком легкомысленный. Список был слишком длинный, и он вел к одному несомненному исходу — к разбитому сердцу Софи.

Румянец на лице кузины стал еще ярче.

— Тебе не нужно беспокоиться, Ди. У меня нет никаких иллюзий по поводу Грэма. Это выглядело бы, как он сказал, словно мы тигр и жирафа. — Она пожала плечами, отбрасывая в сторону невозможность быть любимой, словно это была всего лишь раздражающая мысль.

Софи была идиоткой, если думала, что заслуживает чего-то меньшего. Черт бы побрал Грэма за то, что прокрался в сердце Софи тогда, когда сам он не хотел ничего большего, кроме как умного товарища, чтобы развеять свою скуку. Теперь каждый последующий мужчина, каждый педантичный банкир или ученый, который мог бы оценить замечательные качества Софи, будет рассматриваться через туманное стекло первой любви. Кто среди них сможет пережить сравнение с красивым, очаровательным, неотразимым в его собственном бесполезном стиле лордом Грэмом Кавендишем?

— Я собираюсь извлечь его внутренности, — четко заявила Дейдре. — Очень тупой ложкой.

Софи засмеялась, в смущении прикрыв лицо.

— Ты не сделаешь ничего подобного. Кроме того, какой он нанес урон? Я ему нравлюсь и заставляю его смеяться. У меня есть новый друг и замечательные фантазии, которые я заберу с собой домой после сезона, что намного больше чем то, с чем я приехала.

Дейдре сникла перед лицом искаженного восторга Софи. Сейчас она была счастлива, но кузина и понятия не имеет о той боли, которая ждет ее, когда Грэм заскучает и отправится к другим, более интересным товарищам — что он всегда делал, рано или поздно.

— Софи, это… — Это ранит, когда тебя не любят. Это делает тебя пустой и больной, и, ох, такой холодной внутри.

Девушка не могла сказать этого вслух, только не тогда, когда глаза Софи смягчались лишь при одной мысли о Грэме, не больше, чем она могла произнести это вслух для себя.

Вместо этого Дейдре улыбнулась и протянула руку, чтобы отломить еще две пластинки ириски от всей порции. Вручив одну из них Софи, она высоко подняла собственную пластинку.

— Тогда — это за замечательные фантазии, — провозгласила она.

Софи криво улыбнулась и тоже подняла собственный кусочек ириски.

— И к тому же за новых друзей!

Дейдре сморгнула слезы, которые подступили при мысли, что она больше не полностью одинока.

— Тогда и за новых друзей.

Они торжественно чокнулись ирисками, которые немедленно раскрошились на покрывало от этого удара. Девушки посмотрели в ужасе на беспорядок, затем небесно-голубой взгляд встретился с серо-голубым.

Их смех был слышен по всем коридорам в доме… если бы там был кто-то, чтобы услышать его.

Глава 41

Не побеспокоенный своим встревоженным штатом слуг, истощенный прошедшими неделями и обретя физическую разрядку впервые за очень долгое время, Колдер проспал вечер и ночь, проснувшись рано на следующее утро в своей огромной кровати.

Конечно же, жена вернулась в собственную комнату. Так было лучше всего. Он встретится с ней снова в цивилизованной манере, с прохладным приветствием за завтраком, возможно, завяжет отрывочный разговор о погоде или об успехах Мэгги — а затем сообщит ей о своем решении.

Единственная проблема заключалась в том… что он до сих пор не принял решения.

Для большинства мужчин его положения исход дела был бы предопределен заранее. Неверные жены отправлялись в деревню, где они не могли причинять никакого вреда, пока не произведут на свет наследника. Затем, если они не навлекли на себя слишком много насмешек своими «действиями», то им позволялось приехать обратно в город и заниматься своими делами, учитывая приличия и соблюдая осторожность. Именно так решались такие вопросы в аристократической среде.

Колдеру не нравилась повседневная безнравственность, которая окружала его. Его собственный отец растил своего ублюдка вместе с ним, не обращая внимания на различия в их будущем, что причиняло братьям бесконечную боль на протяжении многих лет. Колдер никогда не спал с замужними женщинами, предпочитая получать редкое удовольствие со случайной вдовой, и он всегда принимал меры предосторожности против ублюдков. Он никогда не пожелал бы такого будущего любому из своих детей.

Итак, что делать с Дейдре? Она заявила, что невиновна в планах Баскина, но все же маркиз знал, что она принимала этого типа регулярно на протяжении некоторого времени.

По крайней мере, его жена не спала с этим негодяем. Так была ли та сцена, на которую он натолкнулся вчера, страстным эпизодом или чем-то другим? Если она не хотела, то почему не закричала о насилии? Она даже остановила мстительное избиение этого щенка Колдером — чему, оглядываясь назад, он был — по большей части — рад, потому что мог бы убить идиота.

И все же, как объяснить ее дерзость в спальне, готовность делать вещи, воспоминания о которых даже сейчас вызывали прилив жара к его паху. Дейдре делала их хорошо, но, на самом деле, без навыка.

Так кто же была Дейдре: смелая, флиртующая, но добродетельная жена, или расчетливое создание, ведущее двойную и опасную игру?

Аргайл постучал и вошел в комнату с кофейником и подносом с завтраком. Колдер нахмурился.

— Я не говорил, что не спущусь к завтраку.

Аргайл занялся подносом.

— Сожалею, милорд, но ваш обычный час завтрака уже давно прошел. Я подумал, что вы должно быть голодны сейчас.

Колдер заморгал.

— Я проспал? — Он никогда не просыпал! Ни разу в жизни! С детства он всегда вставал рано без какого-либо побуждения.

Маркиз провел рукой по лицу. Видимо, недавние события утомили его больше, чем он осознавал, предположил Колдер.

Брукхейвен ощутил вспышку вины. Неужели Дейдре ждет его за столом несколько часов? Она подумает, что он разозлился или разочаровался, когда он… что ж, он сам толком не знал, что он испытывает, не так ли?

— В какое время поднялась этим утром ее сиятельство, Аргайл?

Аргайл громко зашумел подносом.

— Уверен, что я не знаю, милорд, — промямлил он.

Колдер нахмурился. Его слуги знали, что он не любил уклончивых объяснений.

— Аргайл, когда ее сиятельство проснулась?

Узкие плечи камердинера поникли.

— Мне придется справиться об этом у прислуги леди Тессы, милорд, потому что леди Брукхейвен покинула дом вчера вечером.

Колдер прищурил глаза.

— Покинула? Для обеда с семьей?

Аргайл выглядел совершенно несчастным.

— Она упаковала вещи, милорд. Все.

Она оставила его. Дейдре!

Это была его вина. Он потерял контроль с ней, и к тому же так быстро после первого раза. Он напугал ее и причинил ей боль, и она сбежала от него! Отбросив в сторону покрывала, Колдер спрыгнул с кровати, готовый бежать к ней, умолять о прощении. Затем замер.

Баскин утверждал, что она хотела сбежать, и теперь она сделала это.

Вина и чувство потери, и коварные сомнения сплелись в клубок внутри маркиза. Он не станет преследовать еще одну сбежавшую невесту, только не после Мелинды, не после Фебы.

Они хотели красивых слов о любви, как Брукхейвен подозревал, слов, которые он никогда не использовал. Было легко просто произнести их, правда это или нет — то есть, было бы легко, если бы он не был Колдером. Он никогда не был иным, кроме как полностью правдивым. Его строгий код чести не позволял ничего меньшего. Поэтому, если он собирается вернуть свою жену назад — а он хочет это сделать, потому что она оставила пустоту позади себя, которую маркизу не хотелось слишком пристально изучать, — он должен найти способ обратиться к ее мудрой, более практической стороне.

Колдер видел, что невоздержанность и эмоции могли сделать с людьми, вызывая потери и разрушения. Он видел, куда могут завести ложь и предательство. Он не откажется от своей чести, ни для кого, и точно также он не может испытывать веру в людей, которые не так строго благородны, как он сам. Ему хотелось только знать, в какую категорию попадает его жена. Маркиз подозревал, что ответ может ему не понравиться.

И все же ответственность разрывала его.

— Она была здорова, когда уезжала? — Была ли Дейдре в хорошем настроении, счастлива от того, что избегает унылых брачных обязанностей? Или она сжималась и тряслась от страха, убегая от Чудовища?

Аргайлу потребовалось слишком много времени, чтобы ответить, пока он занимался тем, что выкладывал одежду для Колдера на этот день. Затем, с незаметным взглядом на застывшее выражение лица хозяина, он выдал:

— Она была в прекрасной форме, милорд… за исключением… синяков.

Синяки. О Боже, он был животным, в точности таким, каким считает его весь мир! Колдер едва мог вспомнить, что он делал во время этих утраченных, сверкающих моментов оргазма, когда он брал ее жестко и быстро и…

Маркиз закрыл глаза рукой.

— Оставь меня!

Аргайл быстро вышел, а затем в комнате не осталось никого, кроме Вины, Раскаяния и Отвращения к себе. Эти гости, как боялся Колдер, задержатся здесь надолго.

Дела в доме на Примроуз-Сквер перешли из расслабленного состояния в бушующее, когда, наконец-то, вновь появилась Тесса.

Хрустальное блюдо пролетело по воздуху, чтобы разбиться о противоположную стену.

— Ты глупая корова! — Тесса всегда тщательно оберегала свою красоту, но очевидно, что она никогда не смотрелась в зеркало, когда была в припадке ярости. Дейдре всегда изумлялась тому, как такая красивая женщина может выглядеть настолько похожей на горгулью^[11], когда разозлится.

Еще одна ценная вещь ударилась об обои.

— Если ты хотела получать немного удовольствия тайком, то должна была быть более осторожной! Но уехать — о чем ты только думала? Ты должна немедленно вернуться к нему! — Требовала Тесса между яростными воплями. — Соблазни и успокой его гнев, ослепи его вожделением, заставь забыть все это дело! Не должно потребоваться многого, чтобы заставить его забыть свою ревность. В конце концов, — усмехнулась она, — он ведь на самом деле не любит тебя!

Дейдре ощутила удар от правдивости этих слов, но она никогда не доставит Тессе удовлетворения, показав, что стрела попала в цель. Вместо этого, она с холодным презрением уставилась на свою мачеху.

— Это твой материнский совет? Отвлечь его акробатикой в спальне, пока я буду «получать тайком удовольствие»? — Дейдре медленно выдохнула. — В самом деле, о чем только папа думал, когда выбрал тебя на роль моей матери?

Голова Тессы дернулась назад, и злоба вспыхнула в ее глазах.

— Я никогда не должна была соглашаться на его предложение! Сначала он выставил себя идиотом в этих корабельных инвестициях, а затем, когда корабли утонули во время шторма, он имел наглость умереть и оставить меня ни с чем, кроме своего невоспитанного ребенка, о котором нужно было заботиться!

Лицо Тессы перекосилось от негодования.

— Я говорила ему, что не стоит рисковать всем, но он настаивал на том, что тебе нужно значительное приданое. Говорил, что не хочет, чтобы ты пыталась поймать герцога. Твой отец хотел, чтобы ты вышла замуж по любви! — Она зашипела, как кошка. — По любви! Что за смехотворный дурак!

Дейдре не отвечала, слишком ошеломленная, чтобы беспокоиться о том, заработала ли Тесса очко.

Твой отец хотел, чтобы ты вышла замуж по любви!

Папа не был участником заговора по превращению дочери в идеальную приманку для герцога. Папа не хотел, чтобы она выносила бесконечные часы «тренировки фигуры», полуголодное существование и наказания от злобных рук Тессы.

Все это было идеей Тессы, чтобы заработать для себя богатство и связи.

Конечно же, это так. О, папа. Мне так жаль, что я сомневалась в тебе.

Ирония заключалась в том, что Дейдре винила Тессу в потере отцовского состояния, когда все это время она сама была причиной этого.

Ничто никогда не является таким, каким кажется, не так ли?

Правда — это единственная постоянная в мире. Если и ничему иному, то хотя бы этому научили ее собственные манипуляции и расчеты. Если бы Колдер сказал правду о том, что у него есть дочь, или если бы Дейдре поведала самой себе правду о причинах, по которым она держит Баскина возле себя, или если бы Тесса рассказала правду о папиных желаниях…

Нет, эта нить не скручивается, потому что Дейдре полюбила лорда Колдера Марбрука, маркиза Брукхейвена с того самого момента, как только увидела его. С того времени она училась так старательно, как только могла требовать от нее Тесса, потому что у нее в уме была одна цель… сделать его своим.

А сейчас эта нить скрутилась?

Она все испортила, конечно же. И все же, она не могла сожалеть о том, что направила свою стрелу в сердце Колдера. Даже если она никогда больше не ощутит его прикосновения, Дейдре все равно узнала с ним больше счастья за то короткое время, что была его женой, чем когда-либо прежде. Как она может сожалеть об этом?

Тесса шагала по комнате, ее тирады становились все громче.

— Что, если он решит расторгнуть брак? Ты об этом подумала? У него есть деньги, чтобы оплатить взятки и ему не нужно оберегать благородную репутацию. Этот человек пережил уже в три раза больший скандал! Ты думаешь, что он остановится перед разводом?

Сомнения зашевелились внутри Дейдре. Колдер был хорошим человеком, но он может подумать, что у него есть право развестись с ней. В конце концов, ему нужен наследник. Что, если он не сочтет ее достаточно верной, чтобы произвести на свет настоящего Марбрука?

Это была безобразная мысль, и девушка не думала, что ее муж способен на это — и все же сомнения не рассеивались. Тесса была права в одном. Колдер не любит ее. Что если Тесса права также и в этом?

— Мы будем опозорены! — Тесса, когда была доведена до крайности, не нуждалась в том, чтобы ей отвечали. — Никто не захочет тебя после этого, и у нас не останется ничего, ни фартинга! — Она обернулась к Дейдре, ее прекрасное лицо было искажено ненавистью. — Это все твоя вина!

Дейдре спокойно кивнула.

— Конечно же, это так, но на самом деле, как ты могла ожидать, что все это дело закончится по-другому, когда у меня нет ни малейшего понятия о том, как жить долго и счастливо, как в одной из историй Софи!

Девушка покачала головой, внезапно невыносимо устав от эгоцентризма Тессы.

— Тесса, так как этот дом снят на мои и Софи средства, то думаю, что тебе лучше переехать к одному из этих твоих любовников.

Тесса заморгала от удивления, затем зарычала, приближаясь к Дейдре с поднятой рукой.

— Я не сделаю ничего подобного! Как ты смеешь? Я — твоя опекунша, ты маленькая…

Хлоп! Голова Тессы откинулась в сторону от силы удара ладони Дейдре по щеке мачехи.

— О Боже, — выдохнула Софи. — Это было замечательно.

Тесса стремительно отступила назад, ее глаза расширились, а рука прижалась к покрасневшей щеке.

— Как ты смеешь!

Дейдре провела руками по юбкам, потому что ее ладонь сильно болела.

— Убирайся, ты, противная гарпия, или я вышвырну тебя своими собственными руками. — Ее голос звучал странно спокойно, но желудок дрожал от гнева и отвращения.

— Я помогу, — прошептала Софи, но Тесса смотрела только на Дейдре.

— Я покончила с тобой, Тесса, — продолжала Дейдре. — Теперь я замужняя женщина, так что у тебя больше нет причин разговаривать со мной, или навещать меня, или махать мне рукой, когда я прохожу мимо тебя в Гайд-парке. — Она сделала шаг вперед, но не испытала настоящего удовлетворения, когда Тесса быстро попятилась. Запугивание Тессы вызывало у нее ощущение того, что она запачкалась. — Покончила, ты поняла?

Тесса бросила взгляд в направлении Софи, но возможно, какие-то остатки здравого смысла еще залежались в ее тщеславном и злобном сознании, потому что она не стала в этот момент разыгрывать карту компаньонки. Вместо этого женщина выпрямилась и высокомерно склонила голову, глядя на Дейдре, которая решила не замечать, что руки ее мачехи дрожат, вытянутые по бокам.

— У меня есть кое-какие дела в превосходящей вас компании, имей в виду, так что я ненадолго уеду. — Она повернулась с раздраженным достоинством и почти выбежала из комнаты.

Софи подошла к Дейдре и мягко положила руку ей на плечо.

— Она не сможет уехать навечно, — произнесла Софи. — Будет неприемлемо, если я останусь здесь сама по себе. — Затем она слегка сжала руку Дейдре. — Но я определенно получу удовольствие от краткого отдыха от ее «превосходящей компании»!

Дейдре была слишком измучена, внутри и снаружи, последними событиями, чтобы рассмеяться в ответ, но она положила свою руку поверх ладони Софи, без слов благодаря ее за то, что она пытается ее утешить.

Девушка вздохнула.

— Тесса на данный момент волнует меня меньше всего. Что мне делать с Колдером? Он думает, что я влюблена в Баскина!

Софи покачала головой.

— Иногда я думаю, что лучше всего вообще не знать мужчин. Я и понятия не имела, что они могут быть настолько глупы. — Она вздохнула. — На самом деле я весьма разочарована.

В этот раз Дейдре рассмеялась, тихим хлюпающим смешком, который мог бы сойти за рыдание.

Так или иначе, но черт бы побрал Баскина!

Глава 42

Баскин небрежным, разве что слегка напряженным шагом подошел к знакомой двери на Примроуз-Сквер. В первый раз за время, показавшееся ему вечностью, серые небеса, что преследовали его, пропустили луч золотистого света. Его возлюбленная оставила своего мужа!

Его новый друг — этот парень точно говорил Баскину свое имя, он был уверен в этом, но сам никак не мог вспомнить его — пришел в комнаты поэта прошлой ночью, где тот зализывал раны и плакал от беспокойства за свою Дейдре, и сообщил, что она съехала из Брук-Хауса, с картонками и всем прочим!

Это знание успокоило боль и вылечило горе, в конечном счете, дав Баскину возможность рано проснуться этим утром и добраться сюда, где она нашла убежище от этого монстра, за которого вышла замуж.

Теперь он стучал дверным молотком, отчаянно желая увидеть ее, нетерпеливо мечтая спланировать их будущее, умирая от желания прикоснуться к ее руке с правами, которые никто в мире не сможет оспорить!

Баскин насмешливо кивнул рассерженному дворецкому, который отворил дверь.

— Доброе утро. Я здесь, чтобы увидеть мисс… э-э, леди Брукхейвен.

Вместо того, чтобы открыть дверь шире и позволить ему войти, этот тип стал еще угрюмее.

— Ее сиятельство Не Принимает.

Баскин нахмурился.

— О, ради всего святого, ты даже не доложил ей, что это я!

Дверь начала закрываться.

— Ее сиятельство Не Принимает.

Что-то щелкнуло внутри Баскина, что-то долго подавляемое, слишком долго сдерживаемое, очень часто не удававшееся и с готовностью высмеиваемое. С рычанием он обеими руками толкнул дверь, отбросив назад слугу с угрюмым лицом. Прошагав мимо споткнувшегося дворецкого, Баскин вошел в дом.

— Дейдре! Дейдре!

После его крика, она появилась на вершине лестницы.

— Мистер Баскин! Вы… вы должны уйти.

Девушка нервно оглянулась. Почему? Сейчас никто не мог остановить их любовь. Молодой человек начал подниматься по ступеням, но не успел сделать и шага, как она отпрянула, ее глаза расшились… от страха?

— Дейдре? Что случилось, моя дорогая?

Вторая девушка, Софи, появилась позади Дейдре и положила руку ей на плечо, затем бросила свирепый взгляд на него.

— Убирайся, Баскин.

Ему никогда не нравилась худая Софи. Ее некрасивость была оскорблением для золотистой красоты Дейдре. Вдобавок она была ужасно надменна для настолько незнатной и непривлекательной особы. Баскин ненавидел то, как она смотрела на него, точно так же на него смотрел отец, словно он слишком глуп даже для того, чтобы самостоятельно сделать вдох.

Он проигнорировал рыжеволосую девушку, обратив внимание на свою золотую богиню. Баскин улыбнулся ей.

— Дейдре, что не так? Тебе больше не нужно бояться Чудовища. Теперь мы можем быть вместе!

Дейдре уставилась на него так, словно никогда не знала его.

— Мистер Баскин, вы не помните, что произошло вчера?

Поэт застенчиво прикоснулся к синякам на своем лице.

— Он свалил меня с ног, дорогая. В следующий раз я лучше проявлю себя, клянусь в этом.

Софи фыркнула.

— Она имеет в виду тот момент, когда ты грубо напал на нее, кретин.

Баскин заморгал.

— Нет, нет, это было волшебство, наш первый поцелуй…

— Волшебство? — Софи взяла Дейдре за руку и потянула вверх кружевной рукав. — Ты находишь это волшебным, мерзавец?

Баскин отпрянул от почерневших синяков, которые он увидел там — прямо там, где он держал ее в своих руках — где его ладони прикасалась к ней — оскорбляли ее…

— Нет! — Это слово было как вдох, как крик, как мольба. Он поднялся на две ступеньки, отчаянно желая заставить ее понять. — Я бы никогда… я никогда не смогу причинить тебе боль! Я люблю тебя, Дейдре! Ты мой ангел, мой спаситель, мой свет в темноте…

— Ты насильник, — прорычала Софи. — Не возвращайся сюда, или я сама пошлю за представителями власти!

Баскин смотрел только на свою любовь.

— Ди…

Девушка содрогнулась от этого имени.

— Не называйте меня так, — произнесла она, ее голос был низким и твердым. — Баскин, вы неправильно поняли каждое… — Она остановилась и сглотнула. — Все. Я не ваша любовь. Я не ваш свет. Я леди Брукхейвен и останусь ею до тех пор, пока мой муж ходит по земле. Я не хочу, чтобы вы возвращались, вы понимаете меня? — Она пристально смотрела на поэта, в ее потрясающих глазах не было ни света, ни юмора. — Никогда.

Сердце Баскина сжалось в груди, оставив только огромную пустоту, которая угрожала его дыханию. Он умоляюще смотрел на Дейдре, но ее взгляд не смягчался. Побежденный, сломленный и опустошенный, он, оцепенев, спустился вниз по лестнице, туда, где стоял дворецкий, и парадная дверь все еще была открыта. Когда молодой человек проходил мимо слуги, тот мстительно захихикал, потирая у себя на лбу метку от двери.

Снова оказавшись на дневном свете, хотя он и казался ему самой черной, самой бездушной ночью, Баскин пошатываясь побрел по тротуару, когда дверь громко захлопнулась позади него.

Синяки. Ненависть. Что он наделал? Как он мог совершить такое? Его глаза жгло, и он вытер их, затем вздрогнул, когда кулак соприкоснулся с больной скулой.

Синяки. Поэт заморгал. Его синяки, оставленные этим животным Брукхейвеном. Его синяки…

Он цеплялся за эту мысль, за надежду, пока она не сделалась правдой в его отчаявшемся сознании. По какой-то причине, из страха за его безопасность, вероятно, — о, прекрасная, храбрая любимая! — Дейдре решила прогнать его прочь. Конечно же, она не хочет, чтобы Брукхейвен убил его!

Баскин запрокинул голову назад и рассмеялся вслух от нахлынувшего на него облегчения. Затем он вспомнил о своей миссии, своем настоящем и праведном предназначении на этой земле. Он был защитником, избранным Дейдре. Он должен навсегда освободить ее от жестокой власти Брукхейвена!

Ночь отступила, унылость рассеялась. Жизнь снова обрела смысл.

Этим вечером за ужином Колдер сидел напротив своей дочери замолчаливым столом и изо всех сил пытался не воспринимать на свой счет то, что девочка появилась неряшливой и оборванной, ее волосы представляли собой спутанную массу, а на носу красовалась специально нанесенная полоса сажи.

И она беспрестанно стучала по ножкам своего стула во время еды.

Маркиз не делал замечаний, потому что не имел ни малейшего понятия о том, что сказать сейчас ребенку после того, как он прогнал еще одну мать.

Наконец Мэгги с грохотом бросила вилку на свою нетронутую тарелку и уставилась на него.

— Черт, ты все испортил, не так ли?

Колдер положил собственную вилку, потому что в любом случае еда на вкус напоминала опилки, и откинулся назад на своем стуле.

— Я не уверен. Может быть.

Мэгги сложила руки.

— Я слышала тебя, знаешь ли. Я знаю, что ты заставил ее кричать.

— Мм. — Ему и в самом деле нужно укрепить стены в этом доме. Но опять же, какой в этом смысл?

— Она даже не попрощалась с тобой. Она ненавидит тебя.

Еще одно уклончивое ворчание.

Мэгги приподняла подбородок.

— Ди попрощалась со мной. Она сказала, что я могу навестить ее и Софи, по крайней мере, когда вредной ведьмы не будет дома. — Затем она прищурила глаза. — Я тоже видела синяки.

Господи, неужели Дейдре разделась догола и позировала перед всем домом? Колдер не помнил, где наставил ей синяков, но совершенно определенно они должны быть где-то на более интимных частях тела.

Мэгги тем временем продолжала.

— Ее руки выглядели так, словно ты лупил по ним палкой!

Ее руки? Он не хватал Дейдре за руки, не так ли? Нет, он брал ее за плечи, наполнял ладони ее полными грудями и определенно стискивал ее ягодицы — но маркиз мог честно заявить, что не помнит о том, что прикасался к ее рукам!

Мэгги смотрела на него с новым сомнением в глазах.

— Ты бил ее палкой, папа?

Колдер оттолкнул свой стул.

— Извините меня на минуту, леди Маргарет.

Он нашел Фортескью, когда тот шел обратно в столовую.

— Фортескью, где были синяки у ее сиятельства?

Фортескью уставился куда-то поверх плеча Колдера, холодное неодобрение слабо, но четко читалось на его свободном от всякого выражения лице.

— Я видел только ее руки, милорд, когда помогал ей одевать спенсер.

Неужели это было дело рук Баскина, в конце концов? Неужели этот тип почти изнасиловал его жену в его собственном проклятом доме?

Неужели Дейдре отбивалась от него, но оказалась беспомощной против негодяя, когда никто не пришел ей на помощь? А затем он, Колдер обвинил ее, использовал ее…

Проводя рукой по лицу, Колдер вслепую вернулся в столовую на свой стул. Мэгги все еще сидела там, ее маленькое личико было сморщено от гнева. Она задала ему вопрос, не так ли? Он не мог вспомнить.

Машинально маркиз откусил кусочек еды, только для того, чтобы обнаружить, что каким-то образом та покрылась соляной коркой. Мэгги не спускала с него глаз, ожидая, что он закричит на нее, накажет ее. Это проверка? Фортескью появился возле его локтя.

— Я возьму это, милорд?

Колдер отмахнулся от него, не отрывая глаз от своей дочери.

— Нет, спасибо. Это как раз то, что я люблю. — Он заставил себя прожевать и проглотить, а затем откусить еще кусок, наблюдая за тем, как растет замешательство Мэгги. Он не знал, что сказать ей — как человек может исправить то, что он потерял женщину, которую его дочь полюбила как свою мать? — но маркиз так хотел, чтобы кто-нибудь, ради Бога, начал доверять ему!

Хотя, он заслуживал и худшего.

Глава 43

Мэгги бродила по садам, отказываясь получать удовольствие. Везде были цветы, но она не интересовалась ими. Разного рода создания шелестели и скользили вдоль этой тропинки, где редко бывал кто-то, кроме садовника, но и их девочка игнорировала.

Что-то происходило. Это был один из тех случаев, когда взрослые решили, что ей лучше ничего не знать. Даже Дейдре ничего не сказала, когда упаковывала свои вещи.

— Я должна уехать, по крайней мере, ненадолго, Мэгги. Я не могу объяснить все прямо сейчас. Это не из-за тебя, правда, это так. Я рада, что переехала сюда и встретила тебя, милая. — Она села в кресло и посмотрела Мэгги в глаза. — Думаю, что я поступаю правильно, для всех нас. Я надеюсь… — Она высказала эту мысль с первой фальшивой улыбкой из всех, что она дарила Мэгги. — Что ж, ты и мистер Лакей составите друг другу компанию, не так ли?

Имя котенка менялось каждый раз, как Дейдре произносила его. Иногда он был «Маленьким Фортескью» — когда Большого Фортескью не было в комнате, конечно же, — а иногда Фатоватый МакМастер, однажды он был Неистовым Камердинером — когда Ди обнаружила следы от его зубов на своей обуви. Мэгги пыталась придумать что-то умное, чтобы назвать маленького кота, следующего за ней по пятам, но именно Ди всегда выбирала самые лучшие имена.

Девочка отправилась к месту у садовой стены, где она иногда могла подслушивать болтающих соседских слуг. Там стояла маленькая скамья рядом со статуей человека с ногами козла, на которую она любила взбираться, чтобы лучше слышать.

Обрывок бумаги, трепыхаясь, свисал с запястья человека-козла. Мэгги потянула за него только для того, чтобы обнаружить свое имя на внешней стороне. «Леди М.»

— Ди! — Мэгги плюхнулась на скамью, чтобы прочитать записку, с трудом вчитываясь в напыщенный почерк. О! Это послание было от того человека, визиты которого нравились Ди, того, что рассказал ей о расколотой каминной доске.

«Леди Маргарет, если вы пойдете сегодня со мной кормить лебедей в Гайд-парке, то я расскажу вам о вашей дорогой матери и о том, почему ваш отец виновен в том, что случилось с ней — и с нашей дражайшей Д. Ваш тайный друг Баскин».

«Д». Ди. Мэгги подумала о черных и синих отметинах на руках Ди и о том, что ее отец не ответил ни на один ее вопрос за обедом, и о каминной доске в комнате ее матери — в комнате Ди — которая была расколота, как и сказал этот человек.

В Гайд-парке было замечательно. Патриция водила ее туда всего лишь день назад и они ели мороженое и кормили лебедей у длинного, вытянутого озера. Парк был вовсе не далеко.

Девочка сложила записку в маленький квадратик и засунула ее глубоко в карман. Никто не присматривал за ней, потому что Патриция уехала с Дейдре.

Она посмотрела вверх на покрытое облаками небо, но не смогла определить, было еще рано или уже поздно. Никогда невозможно увидеть настоящее небо в Лондоне. Мэгги уже пообедала, так что должно быть уже не слишком рано. Если она не поторопится, то мистер Баскин может не дождаться ее.

Мэгги посмотрела вниз, туда, где Глупый Кот — это лучшее, что она смогла придумать — катался брюшком вверх на чем-то влажном. Несколько мгновений спустя котенок один забрел в кухню, мяукая и выпрашивая молоко, которое, как он знал, даст ему кухарка.

К этому времени Мэгги была уже далеко, видны были только трепещущее пальто и быстро двигающиеся маленькие ножки.

— Мэгги! Мэгги, выходи немедленно! — Колдер встал на колени, чтобы заглянуть под кровать Дейдре. Никаких тощих ножек, никакой угрюмой ярости. Беспокойство начало стискивать его внутренности. Слуги переворачивали дом вверх дном, от подвала до чердака, от парадных ворот до уборной, но пока не было никаких признаков ребенка.

Мэгги была очень зла на него — в ярости, если быть точным. Она скучала по Дейдре и была просто слишком молода, чтобы понять. Не то чтобы он сам понимал это хорошо.

Она пошла бы к Дейдре. И все же это был длинный, ненадежный путь по соседним улицам, где ее подстерегало множество опасностей, как случайных, так и более зловещих. Один только транспорт был смертельно опасен для непосвященных! Маркиз не был уверен, знала ли Мэгги дорогу, потому что она никогда в своей жизни не была на Примроуз-Сквер.

Насколько Колдер знал своего упрямого ребенка, этого было недостаточно, чтобы удержать ее от попытки. Он вышел из комнаты.

— Фортескью!

Фортескью выскочил откуда-то, тяжело дыша и покрытый пылью, но как всегда стремительный.

— Да, милорд?

— Приготовьте мой экипаж. — Не будет ли быстрее просто послать грума? Нет, потому что ему нужно просматривать улицы по пути. — Я собираюсь проверить дом леди Тессы.

Фортескью приподнял брови.

— В самом деле, отличная идея, милорд.

— Между делом, пусть слуги обыщут сад.

— Они уже сделали это, милорд. Дважды.

— Тогда пусть сделают это в третий раз, Фортескью. Она должна быть где-то!

Прошло всего несколько мгновений перед тем, как подали экипаж, но Колдер все равно нервничал из-за задержки. Быстро наступала ночь и мысль о том, что его дочь бродит одна в этом городе беззакония в ночное время, довела его страх до такого уровня, о существовании которого он и не знал.

Черт бы его побрал, если бы он меньше беспокоился о собственном сердце и чести и больше заботился о своей дочери, меньше связывал бы себя собственными глупыми стандартами чести, то маркиз сделал бы все, чтобы вернуть обратно мачеху, которую девочка так полюбила.

Если он потеряет также и Мэгги…

Хотя Колдер тщательно рассматривал улицы на своем пути, он не увидел ее. Оказавшись на Примроуз-Сквер, он соскочил с сиденья фаэтона и немедленно застучал в дверь.

Некомпетентный дворецкий леди Тессы наконец-то открыл дверь.

— Ты уволен, — прорычал Колдер, проталкиваясь мимо слуги. — Мэгги! Мэгги!

— Вы не можете меня уволить, я на вас не работаю! — Мужчина стушевался перед грозным взглядом Колдера, когда тот обернулся, и отступил назад, бормоча: — Негодяи толкаются в двери, выкрикивают имена леди… О, у нас тут нет никакой Мэгги!

Колдер игнорировал его.

— Мэгги!

Дейдре вбежала, придерживая руками юбки, за ней следовала Софи.

— Колдер? Что такое? Что случилось с Мэгги?

Он мог видеть по ее лицу, что его дочь не появлялась в этом доме. От ледяного ужаса у маркиза перехватило дыхание.

— О Боже, Дейдре… она пропала!

Когда ее объятия распахнулись, Колдер упал в них, забыв об их разногласиях, пока она прижимала его дрожащее тело к себе.

Софи, как всегда практичная, разрушила момент.

— Лорд Брукхейвен, вы должны расширить периметр поисков. Если мы соберем всех в Брук-Хаусе, то сможем начать систематический поиск.

Софи говорила на его языке. Основательные, практичные слова вытянули его из ямы ужаса и побудили делать что-то существенное. Маркиз выпрямился, хотя и не отпустил Дейдре.

— Хорошо. Софи, собери всех слуг здесь и отправь их в Брук-Хаус. Дейдре, возьми теплую накидку. Мы вернемся обратно другим путем и будем искать ее, пока едем.

— О, милорд… я все еще уволен?

Колдер не удостоил смиренного дворецкого даже взглядом, когда проходил мимо него.

— Нет, если найдешь мою дочь.

Глава 44

Как только Колдер и Дейдре прибыли обратно в Брук-Хаус, они немедленно отправили слуг делать то, что Софи назвала «поиском по расширенному периметру». Колдер едва закрыл дверь за последним лакеем, когда послышался стук.

Они торопливо бросились вместе открывать дверь, потому что Фортескью уже возглавлял поиск. За дверью оказался неряшливый парень, держащий сложенный лист бумаги. По привычке Колдер бросил парню монетку из кармана своего жилета, пока разворачивал лист. Человек исчез даже прежде, чем Колдер начал читать.

«Если вы хотите, чтобы ваш ребенок вернулся к вам невредимым, то вы привезете леди Брукхейвен на перекресток в Хэмпстед-Хит к полуночи. Мы обменяем их, вместе с вашим обещанием немедленно расторгнуть ваш неосуществленный союз. Больше никого не привозите. Баскин».

Колдер уставился на бумагу. Похищена. Он даже не думал об этом. Мэгги бунтовала и злилась. Его единственной мыслью была та, что она сбежала от него так же, как и ее мать.

Так же, как и Дейдре.

Дейдре. Маркиз повернулся к ней.

— Твой любовник все еще хочет тебя. — Он бросил ей записку, ярость и страх подавляли его.

Замешательство на лице жены было очевидным, пока она читала записку.

— О, Боже мой! О, Мэгги! — Она повернулась к мужу. — Колдер, Баскин сумасшедший. Он опасен!

Колдер прищурился, глядя на нее.

— Это уловка с целью запугать меня, чтобы я подчинился? В этом нет необходимости, ты же знаешь. Я могу легко расторгнуть этот брак. Это будет дорогостоящей процедурой и ни одна из наших репутаций никогда не оправится от скандала, но у тебя будет твой любовник, а я верну себе обратно свою дочь.

Дейдре щелкнула пальцами перед его лицом.

— Колдер, послушай меня! Нет времени для ревности! Я говорю тебе, вчера Баскин напал на меня в моей спальне. Он забрался по этому проклятому дереву, умоляю тебя! Его рассудок помутился, говорю тебе! Он думает, что мы влюблены друг в друга, что я могу спасти его от темноты или еще чего-то, похожего на этот вздор… — Она потянула вверх рукава своего платья. — Посмотри, что он сделал со мной!

Колдер посмотрел. Легендарные синяки на самом деле были чем-то, на что стоило посмотреть. Очень четко контуры мужской руки вырисовывались в фиолетово-черных цветах на каждом ее предплечье. Колдер медленно протянул свою руку и нежно накрыл синяки, накладывая палец за пальцем на отпечатки.

Его руки были слишком большими, чтобы оставить их. Где-то внутри него, под несвязно бормочущим страхом за своего ребенка, разлилось облегчение от того, что он не навредил Дейдре подобным образом.

Затем жестокость этих синяков ошеломила его.

— Такая сила — ты сражалась с ним, не так ли?

— Конечно, я сражалась с ним, глупый человек! Но это было похоже на то, как если бы я лупила слона носовым платком. Он не контролирует себя, говорю тебе!

Итак, его жена вернулась к нему — но его дочь все еще отсутствовала, где-то в темноте, в руках сумасшедшего. Если бы он верил в Дейдре, то никогда не потерял бы ее. Жаль, что нечто такое же простое не может вернуть Мэгги.

Дейдре тоже осознала это.

— Ты собираешься сделать это.

Колдер взял записку и тщательно сложил ее.

— У меня нет выбора, кроме того, чтобы отправиться на встречу с ним, но ты не поедешь со мной. — Он отвернулся. — Фортескью, приготовьте фаэтон. Я сам буду править.

Девушка встала перед ним, протестуя.

— Я должна поехать! Он ждет меня — и я смогу поговорить с ним. Он послушает меня, он любит меня.

Колдер протянул руку и провел пальцами по синякам на одном из ее запястий.

— Баскин послушал тебя вчера? — Он прошел мимо нее. — Фортескью, ее сиятельство останется ждать здесь. Это ясно?

— Да, милорд.

— Колдер, что ты собираешься делать? — Она попыталась протиснуться мимо Фортескью, который одной рукой просто схватил ее за юбки. Дейдре оттолкнула его, пытаясь вырваться, но хватка дворецкого оказалась крепкой. — Колдер! Колдер!

Глава 45

Мистер Стикли проснулся в своем маленьком, но респектабельном доме в Лондоне от громкого стука в дверь.

Он резко сел, тревога пронеслась в его сознании.

— Это пожар?

Затем он узнал пьяное завывание снаружи.

— Стиииии… — Икание. — Клииии.

С неодобрением прищурив глаза, Стикли покинул свою уютную кровать и подошел к двери, чтобы впустить своего пьяного партнера, пока соседи не послали за стражей.

Вульф не был у него дома уже много лет, возможно, с тех пор, как был мальчиком.

— Чего ты добиваешься?

Вульф усмехнулся партнеру.

— Жду, чем закончится игра, старина Стик. Боюсь, что все слишком закрутилось. — Он наклонился вперед. — Не могу остановить сейчас — я посреди удачной полосы.

Стикли фыркнул.

— Тогда почему твои карманы пусты?

Вульф пожал плечами.

— Мне нужно совсем немного, чтобы продержаться до следующей удачной игры в карты.

От Вульфа воняло выпивкой и женщинами и другими грязными развлечениями. Стикли отпрянул.

— У меня здесь ничего нет! — Это было не совсем правдой. Что могло быть более близким к правде, так это: — У меня здесь нет ничего для тебя!

Неудивительно, что такой закоренелый грешник, как Вульф видел насквозь эту ничтожную ложь. Он приблизился к Стикли, его взгляд из приятного и пьяного сделался опасным в одно мгновение.

— Мне нужны эти монеты, Стик. Ты должен мне после того, что я сделал для нас на прошлой неделе.

— Что же ты сделал?

Внезапно настроение Вульфа снова переменилось.

— Я спас компанию Пикеринга для нас! — закричал он. — Леди Брукхейвен не станет герцогиней Брукмур. Не сможет стать герцогиней, если у нее не будет герцога!

Стикли, который обдумывал идею о том, чтобы вручить партнеру небольшую часть своей заначки, просто для того, чтобы отправиться обратно спать — и без того, чтобы зловонная особа Вульфа растянулась на его прекрасном ковре — в этот раз отпрянул с осторожностью.

— Ты же не убил его?

Вульф заморгал и приложил одну руку к груди с насмешливым оскорблением.

— Я? На самом деле, я никогда не смогу сделать ничего подобного! — Затем он фыркнул. — Но леди Брукхейвен должна быть более осторожна с теми, с кем флиртует. Безумно влюбленные молодые люди тяготеют к принятию драматических мер!

Стикли похолодел.

— Брукхейвен мертв?

Вульф пожал плечами.

— Не знаю. Полагаю, что мы все узнаем завтра, не так ли? — Затем он икнул, а его лицо приняло зеленоватый оттенок.

— Что ты в точности собираешься делать?

Взгляд Вульфа сделался стеклянным и отрешенным.

— Ничего, совершенно ничего. Это все работа молодого Баскина. Все, что ему было нужно — это немного руководства от кого-то с бо́льшим… жизненным опытом.

Стикли отвернулся.

— Где сейчас Баскин?

Вульф хихикнул.

— Сегодня вечеринка в Хэмпстед-Хит, — пропел он. — Сначала будет убийство, а затем — симпатичная маленькая свадьба, все под дулом пистолета! «Священное место», — усмехнулся он, декламируя пронзительным голосом, — «где мы сможем объявить о наших клятвах перед самими богами», и так далее, и тому подобное. Говорю тебе, Стик, этот мальчик может быть паршивым поэтом, но у него есть настоящее воображение для преступлений!

Больше не беспокоясь о своем ковре, Стикли поспешил к столу в аккуратном маленьком кабинете и вытащил маленький мешочек с золотом из одного из многих подобных этому потайных мест.

— Вот. — Он бросил мешочек Вульфу, который легко поймал его, даже пьяное состояние не позволило ему уронить деньги. — А теперь возвращайся к своей игре.

Стикли закрыл дверь за внезапно возликовавшим Вульфом, а затем направился к своему гардеробу вместо кровати. Он только молился, чтобы не было слишком поздно остановить эти события, пока они не стали по-настоящему опасными!

Колдер правил фаэтоном так быстро, как осмеливался, потому что быстро приближалась полночь. Город был далеко не пуст — экипажи богатых людей перевозили их с балов на музыкальные вечера, а затем на поздние ужины. За пределами Мэйфера было меньше транспорта, и он отпустил поводья, фаэтон опасно наклонялся на поворотах.

Как только маркиз достиг пустынной равнины Хэмпстед-Хит, он замедлил ход, позволив лошади осторожно выбирать свой путь. «Перекресток» был тем местом, где Баскин обещал встретиться с ним. Две дороги пересекались на пустоши, если их можно было назвать дорогами. Они были больше похожи на следы на земле, оставленные простолюдинами, приезжающими на пикники, и наведывающимися сюда пьяными хулиганами.

Затем, впереди, в бесконечной темноте, Колдер увидел стоящего у дороги человека с фонарем и небольшим свертком на земле у его ног. Баскин.

Мужчина замахал ему фонарем, как глупо, подумал Колдер, потому что невозможно было принять его за другого на этом месте. Он все еще нигде не видел Мэгги…

Когда Брукхейвен подогнал фаэтон поближе, то сверток поднял голову со спутанными волосами, приоткрыв бледное лицо. Баскин, ублюдок, засунул его маленькую дочь в мешок!

— Я убью тебя, — прошептал Колдер под скрип колес. — За синяки у Дейдре и за то, что ты обращаешься с моим ребенком как с котенком, которого хочешь утопить. Я собираюсь убить тебя голыми руками, а затем я воскрешу тебя просто для того, чтобы снова убить.

В задней части фаэтона, позади и отчасти под сиденьем, на том месте, где можно было бы поставить корзину для ленча на пикнике, куда отправляются со своим любовником, пряталась Дейдре, обхватив себя руками в этом ничем не обитом уголке.

Фортескью наблюдал за тем, как она поднималась по лестнице в свою комнату, но он не приставил охрану к ее окну. Спуск вниз по проклятому дереву был мучительным и девушка была абсолютно уверена, что шокировала нескольких белок своим платьем, задранным до талии, но она сумела добраться до ожидающего фаэтона раньше Колдера.

Сейчас ее тело ужасно болело. Дейдре весьма основательно растрясло, пока Колдер быстро ехал, и несколько раз она почти сдалась и готова была просить его остановиться.

Сейчас, когда фаэтон, в обычных условиях представлявший собой игрушку богатого человека, замедлил ход и остановился, девушка воспользовалась скрипом, чтобы выбраться из своей тюрьмы.

Когда она оказалась на земле под фаэтоном, то ее застывшие части тела с покалыванием возвратились к бодрствованию, и девушка осторожно поползла вперед, прислушиваясь.

— Немедленно освободи мою дочь!

— Ни за что. Она кусается, — неодобрительно заявил Баскин. — В самом деле, Брукхейвен, вам нужно приглядывать за своим непослушным ребенком!

Колдер сделал движение, чтобы спрыгнуть с сиденья. Баскин поднял руку, прежде спрятанную под фалдами его сюртука. Дуэльный пистолет тускло блеснул в свете фонаря.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы не делали этого, Брукхейвен.

Затем Дейдре увидела Мэгги в мешке и удивилась бесстрашию Баскина. Неужели он не осознает, что уже мертв? И она пообещала себе, что, когда покончит с ним, то предоставит Колдеру несколько мгновений, чтобы тот также посчитался с поэтом.

Однако Мэгги, кажется, воспринимала все это дело довольно неплохо. Она выглядела неряшливой и ободранной, но обычно девочка так и выглядела. К тому же она казалась смертельно скучающей.

— Привет, папа, — спокойно произнесла она. — Бастард — лжец.

Баскин в ярости повернулся к ребенку.

— Выказывай немного уважения, негодница!

Она пожала плечами в своем мешке.

— Извините, мистер Бастард.

Баскин поднял ногу, чтобы пнуть сверток и Мэгги съежилась.

Колдер не смог вынести это. Он спрыгнул вниз и направился к Баскину.

— Ты хотел Дейдре, Баскин!

Баскин поднял взгляд, забыв про пинок.

— Да! Где она? — Он уставился на экипаж. — Ее нет с вами! — В ярости он навел пистолет на Мэгги.

Кровь Колдера превратилась в лед. Он поднял вверх обе руки.

— Она находится немного ниже по дороге. Я не поверил, что ты привезешь мою дочь.

Баскин поднял вверх подбородок.

— Что ж, я джентльмен, Брукхейвен. Я держу свое слово.

Забывчивое самодовольство как ничто другое подчеркивало его безумие. Этот парень и понятия не имел о том, что делает. Он был одержим Дейдре. Ничто и никто не могли убедить его в том, что Дейдре так же сильно не хочет его в ответ.

Колдер сомневался, что если он расскажет Баскину о том, что брак был консуммирован, то достигнет этим чего-то, кроме того, что еще больше разозлит его.

Теперь он понял, что все это не может закончиться хорошо. Разумные причины были бесполезны, так же как и взятки. Лучшее, на что он мог надеяться — это спасти Мэгги. Не было большой надежды на то, что удастся спасти и этого глупого мальчика.

Так и быть. Колдер не стал тратить времени на колебания. Он шагнул вперед, его руки все еще были подняты вверх.

Баскин дернулся от этого движения.

— Стойте на месте!

Колдер медленно продолжал двигаться.

— У тебя есть пистолет, а не у меня. К тому же, держать нас на прицеле вдвоем легче, чем поодиночке.

Баскин заморгал, но не смог найти ничего неправильного в этой логике. Тогда он презрительно усмехнулся.

— Дейдре говорила, что вы весь состоите из эффективности и механических частей. Вот почему она вас не любит, знаете ли. Вы такой же холодный и жестокий, как лед.

Колдер знал, что молодой человек введен в заблуждение и позволил жалу правды пройти незамеченным. Мэгги — вот все, что имеет значение. Если ему удастся встать между ней и пистолетом, то маркиз сможет принять на себя единственную пулю, которая находится в нем. Он может даже пережить это, хотя сейчас это не имело особого значения.

Слава Богу, что он оставил Дейдре дома в безопасности.

Дейдре начала двигаться назад, от фаэтона в самую глубокую тень. Если ей удастся обойти Баскина, то она сможет отвлечь поэта, пока Колдер нападет на него. Ей очень понравился этот план.

Ее второй план, сформировавшийся в последние несколько секунд, заключался в том, чтобы добровольно сдаться Баскину. Он ощущал себя джентльменом. Может быть, ей удастся убедить его позволить Колдеру и Мэгги беспрепятственно уйти.

Этот план девушке вовсе не нравился.

А теперь, если только Колдер перестанет двигаться…

— Остановись, черт бы тебя побрал! — Крик Баскина был пронзительным, но от этого еще больше пугающим. Дейдре застыла, и сцена перед ней, освещенная фонарем, также замерла. Колдер теперь стоял лицом к пистолету, но Баскин переместился так, чтобы стоять позади Мэгги в мешке, так что ребенок все еще находился в такой же опасности, как и прежде.

В первый раз Мэгги казалась охваченной страхом. Она съежилась и уткнулась лицом в закрытые мешком руки. Только ее неукротимые кудри виднелись над грубой мешковиной. Бедняжка. Бедная, напуганная малышка…

Потом Дейдре заметила, что Мэгги держит что-то во рту. Ребенок жевал веревку изо всех сил, в то время как ее взгляд метался туда и обратно, наблюдая за происходящим.

Дейдре хотелось подать девочке сигнал, но она знала, что это только подвергнет их всех опасности. Лучше, если она останется в тени и обойдет кругом…

Девушка споткнулась о камень, отчего он загрохотал о другие камешки где-то в темноте.

— Что это? — в тревоге закричал Баскин. — Кто там идет?

Инстинктивно Дейдре упала плашмя, спрятав свое бледное лицо и волосы под руками, прикрытыми темной тканью. Она ждала, слишком напуганная, чтобы ее легкие могли расширяться, желая провалиться сквозь землю и исчезнуть.

Колдер воспользовался тем, что Баскин отвлекся, чтобы быстро подойти у нему на несколько шагов. Когда молодой человек обернулся после изучения темноты за своей спиной, Колдер был с той же стороны, где и стоял — только немного ближе. Слишком плохо, что этот идиот не выстрелил в темноту. Как только пуля вылетела бы из дула, Колдер смог бы уложить меньшего по комплекции Баскина одним ударом.

И в этот раз он был не остановился.

Поднялся ветерок, холодный воздух подул Колдеру в лицо, а Баскину в спину, но Колдер игнорировал его — до тех пор, пока не заметил что-то бледное и воздушное, трепетавшее в круге света от фонаря.

Узкий кусочек ленты, бледно-голубой и мерцающий, сейчас свисал с ветки как раз позади Баскина — ленты, которую он сам завязал вокруг косы Дейдре не больше двух дней назад!

Господи Боже, она была здесь! Отважная маленькая сумасшедшая должно быть тайно забралась в фаэтон и сейчас планировала совершить что-то невероятно глупое!

Брукхейвен должен сделать так, чтобы Баскин не увидел ленту. Этот парень был помешан на Дейдре уже много месяцев. Невозможно, чтобы он не узнал эту ленточку.

Затем лента отцепилась от ветки, за которую осторожно цеплялась, и кружась начала опускаться на землю, летя прямо к Баскину, как будто тот позвал ее!

Мэгги, должно быть, заметила растущее выражение ужаса на лице Колдера, потому что она изогнула шею, чтобы посмотреть, что происходит позади нее. Его дорогая, коварная дочь бросила один взгляд на падающую ленту, издала тихий возглас удивления, а затем решила упасть…

Прямо на бледный клочок шелка, который сейчас лежал прямо у правой ноги Баскина.

Баскин посмотрел вниз. Колдер начал быстро говорить.

— Я знаю, что ты хочешь выменять Дейдре, Баскин. Почему бы тебе не позволить мне забрать леди Маргарет сейчас? Затем мы все поедем обратно по дороге, и я отдам тебе Дейдре.

Баскин прищурил глаза.

— Она на самом деле там?

Колдер пожал плечами.

— Конечно же, она там. Я отдал бы все и всех, чтобы вернуть свою дочь. В конце концов, я встретил Дейдре всего лишь несколько недель назад. Я не настолько привязан к ней, если сказать по правде. Она красива, но мне на самом деле нужен кто-то более… — Он не мог ничего придумать, черт побери! Господи, если маркизу и нужно было когда-либо быть бойким и убедительным, так это сейчас!

— Более эффективный. — Это произнесла Мэгги, немного уклончиво, но определенно подходяще.

— Абсолютно. — Колдер энергично кивнул. — Дейдре, возможно, наименее эффективная женщина из всех, что я встречал. Нелогичная, импульсивная — в действительности, мы совсем не подходим друг другу. Я уверен, что она будет счастлива с кем-то более… поэтичным.

На мгновение показалось, что хотя бы раз в жизни маркиз сказал в точности то, что нужно. Баскин выглядел убежденным, даже спокойным.

На самом же деле, когда он в этот раз снова посмотрел на Колдера, на безучастном лице поэта была такая решимость, которую Колдер никогда прежде не замечал.

— В этом случае, — медленно проговорил Баскин, поднимая свой пистолет и заново прицеливаясь в сердце Колдеру, — полагаю, что я сейчас просто убью вас.

После этих слов сердце Колдера упало, потому что он осознал правду. Он полностью недооценил молодого человека. Баскин никогда не собирался протаскивать Дейдре через длительный и публичный скандал с аннуляцией. Что может быть более эффективным, чем просто превратить ее во вдову?

Маркиз попался прямо в ловушку, позволив своему беспокойству за Мэгги и Дейдре затуманить собственное восприятие. Он подходил все ближе и ближе, обеспечив почти точный прицел, независимо от того, насколько плохо был подготовлен стрелок!

Брукхейвен беспомощно наблюдал, как Баскин взводит курок и усиливает хватку на спусковом крючке. Его единственным утешением было то, что Дейдре лежит в темноте, где она теперь сможет помочь Мэгги, после того, как он так глупо позволил вывести себя из игры.

Ствол пистолета мрачно и зловеще мерцал в свете фонаря, темное отверстие, казалось, увеличивалось, пока Колдер наблюдал за тем, как медленно сжимались запачканные чернилами пальцы Баскина.

— Нет!

Крик, трепещущий голубой вихрь, резкий хлопок!..

И Дейдре упала на землю между ними, задыхаясь и прижимая руки к расползающемуся красному пятну на своем боку.

Глава 46

Дейдре!

Колдер бросился к упавшей фигуре, но Баскин сунул руку в свою рубашку и вытащил второй дуэльный пистолет в пару к первому.

— Отойди от нее, чудовище! — Баскин яростно взмахнул вторым пистолетом. — Это все по твоей вине! Посмотри, что ты заставил меня сделать!

Колдер проигнорировал бы дикие угрозы пистолетом, если бы они не включали Мэгги. Его дочь лежала на земле, ее глаза расширились от ужаса, когда она уставилась на кровь, вытекающую из раны Дейдре.

Баскин встал на колени рядом с Дейдре и неловко погладил ее по лицу.

— Моя любовь, мое сердце — что я наделал? Поговори со мной!

Дейдре схватила его руку одной из своих окровавленных ладоней.

— Баскин, все кончилось, — задыхаясь проговорила она. — Ты должен позволить нам уйти. Мне нужен врач. Просто положи пистолет и отпусти нас.

Баскин дернулся.

— Нет! Ты мне нужна! Я… — Он поднялся, неуклюже потянув Дейдре за собой, и поставил ее на ноги. Она вскрикнула, но когда Колдер сделал движение по направлению к ней, Баскин снова направил пистолет на Мэгги.

— Равный обмен, Брукхейвен, — дико выкрикнул Баскин, его голос срывался. — Забирай теперь свое сопливое отродье. — Он попятился к фаэтону, крепко сжимая руку Дейдре. Она пошла с ним, едва стоя на ногах, но бросила взгляд через плечо на Колдера.

Маркиз стоял на месте, не в состоянии помочь ей, не способный оставить Мэгги одну, разрываемый на агонизирующие части, наблюдая за тем, как Баскин уезжает прочь на опрометчиво высокой скорости в темноту, а рядом с ним сидит Дейдре почти в бессознательном состоянии.

Затем он подбежал к Мэгги. Всего несколько моментов потребовалось, чтобы рывком развязать узлы, которыми она была связана, а затем ребенок был свободен и в его объятиях. Колдер крепко сжимал свою маленькую девочку, его щека была прижата к ее волосам, ее худые маленькие коленки впивались в его бок. Она надолго прижалась к отцу, всхлипывая, когда ее напускная бравада исчезла.

Затем Мэгги откинула голову назад, чтобы посмотреть на маркиза.

— Папа, Ди умрет?

У него не было ответа на этот вопрос. Вместо ровного сердцебиения появилось вызывающее отвращение беспокойство. Все, что он смог сделать — это посадить Мэгги на плечи, схватить фонарь, который оставил Баскин, и пойти дальше по дороге. Баскин направился вглубь пустоши. Хотя это почти убило его, но Колдер отправился в другую сторону.

Там, на краю Хэмстед-Хит, было несколько мест, где торговали и продавали спиртное. Брукхейвену нужно было доставить Мэгги в безопасное место, и он нуждался в помощи, чтобы разыскать Дейдре.

Господи, Дейдре! Держись! Пожалуйста, держись!

Тем временем в Брук-Хаусе Софи мерила шагами пол, ее длинные ноги беспокойно разрезали воздух над одним и тем же участком ковра.

Фортескью еще не вернулся. Как и никто из преданных Брукхейвену слуг. Осталась только Патриция, потому что она по мере необходимости намеревалась ухаживать как за Софи, так и за Дейдре.

За исключением того, что Дейдре здесь не было. Она отправилась в свою комнату только для того, чтобы исчезнуть. Софи побледнела, думая о том, чего кузине это стоило — слезть вниз по дереву в темноте, но так как рядом со стволом не было переломанного тела, то кажется, Дейдре все же удалось безопасно спуститься.

Чтобы пойти куда?

Софи знала, что бы она сделала — последовала бы за лордом Брукхейвеном на Хэмпстед-Хит, чтобы найти Мэгги, но это только усиливало беспокойство внутри нее.

Патриция принесла еще один чайный поднос, но Софи только отмахнулась от нее.

— Патриция, думаю, что тебе нужно выйти и найти слуг. Они все должны отправиться в Хэмпстед-Хит на поиски.

Патриция, как и в предыдущие несколько раз на протяжении последнего часа, стояла на своем.

— Его сиятельство приказал мне оставаться здесь с вами, мисс. Я не оставлю вас в одиночестве, когда сумасшедшие бегают по округе!

— Сумасшедшие? Какие сумасшедшие?

Обе женщины обернулись на низкий голос Грэма, стоящего у двери, его вечерний костюм носил признаки того, что он хорошо провел ночь.

Он вошел в комнату, на его лице было написано беспокойство.

— Что, черт возьми, происходит? Я шел мимо, когда увидел свет во всех окнах. Я прошел прямо сюда. Где этот пугающий дворецкий? Где Брукхейвен?

Софи была так рада его видеть, что если бы не была так озабочена, то могла бы быть шокирована этим чувством. Девушка едва сдерживалась, потому что ей ничего так не хотелось, как выплакать свои заботы на его широком плече.

Вместо этого она стиснула руки, переплетая пальцы.

— Маленькую леди Маргарет похитили. Брукхейвен и Дейдре отправились на Хэмпстед-Хит, чтобы найти ее. Остальная часть прислуги все еще прочесывает Лондон, потому что записка о выкупе пришла после того, как они отправились на поиски.

Грэм заморгал.

— Брукхейвен и Дейдре?

Софи сделала гримасу.

— Брукхейвен не знает, что она последовала за ним.

Молодой человек потер лицо.

— Надеюсь, что нет. — Он оглядел молчаливый дом. — И что теперь?

— Теперь мы найдем лорда Брукхейвена, — произнес пронзительный голос от дверей. Мистер Стикли, поверенный, стоял там, одетый в помятый сюртук и не застегнутую рубашку. — Потому что все это — смертельная ловушка.

После того, как он быстро рассказал о том, что знал, Софи пришла в еще большее замешательство.

— Священное место? На Хэмпстед-Хит? — она повернулась к Грэму. — О чем он говорит?

Грэм задвигал челюстями, размышляя.

— На Хэмпстед-Хит нет ничего. Это просто дикое место, площадка для пикников. Там нет ни церкви, ни даже часовни.

Стикли кивнул.

— Я согласен. Если бы я узнал местоположение, то я бы отправился туда вместо этого дома, но Хит — это всего лишь мили пустоши.

— Извините меня, сэр… — Патриция вмешалась в разговор. — Неужели он так и сказал «церковь»?

Стикли приподнял брови.

— Нет, не сказал. Но если он хочет жениться на ней сразу же, как только сделает ее вдовой…

Патриция подняла руку.

— Извините меня, пожалуйста. Я сейчас вернусь… — Она выбежала с шелестом темных юбок и трепещущим передником, только чтобы вернуться через несколько мгновений, тяжело дыша. Горничная сунула в руки Софи несколько листов бумаги. — Я вытащила это… вчера… из-за каминной решетки… — Девушка покраснела. — Я не думала, что они нужны кому-то, а мне нужно было что-то почитать… не хотела пачкать книги его сиятельства…

Софи разгладила смятые листы.

— Это поэма Баскина. — Она подняла глаза на Грэма. — Та, что он дал Дейдре. — Он ответил ей мрачным взглядом. Грэм, также как и Софи, ощущал, что они должны были раньше заметить безумие и отчаяние Баскина. Немного ободрившись, девушка перевела взгляд обратно на рукопись в своих руках.

— Вот кусок текста прямо здесь, — пояснила Патриция, наклонившись и указывая. — «Священные места», пишет он.

— «Я украду тебя в священные места», — вслух прочитала Софи. — «И на груди у Боудикки я буду петь о своей любви, чтобы даже луна слышала меня».

— О Боже, — выдохнул Грэм. — Холм Боудикки.

Стикли заморгал.

— О да. Конечно же. Это придает всему смысл, не так ли?

Софи заморгала.

— Переведите!

Грэм покачал головой.

— Нет времени! Я расскажу тебе все в своем экипаже. Пойдемте, быстрее! И ты тоже, Патриция! Если на Брукхейвена напали, то нам потребуется много людей для поисков.

Глава 47

Каждый толчок несущегося фаэтона вонзался в бок Дейдре, как острый нож. Она была напугана такой скоростью в темноте, ужасалась этому новому Баскину и содрогалась при мысли о том, сколько крови она теряет с каждым проходящим мгновением.

Девушка крепко прижала руку к отверстию в своем теле, молясь о том, чтобы Баскин вылетел из мчащегося экипажа и приземлился на свою голову.

— Не беспокойся, моя богиня! Я доставлю тебя туда вовремя!

Доставит ее куда?

— Баскин, мне нужен врач. У меня ужасная рана.

— Наша любовь вылечит тебя, вот увидишь! Я — доказательство этому!

Дейдре отпрянула от него, ее мысли разбегались и были бесполезными. Она даже не знала, где они находятся. Она никогда в своей жизни не была на Хэмпстед-Хит, потому что Тесса считала это место плебейским, предпочитая элитные толпы в Гайд-парке.

Темнота была настолько кромешной, что девушка не знала, как Баскин видит дорогу перед ними, потому что только трясущиеся фонари экипажа освещали им путь.

Затем колесо наткнулось на что-то твердое, и ее желание исполнилось. К несчастью, сама она также вылетела из экипажа, жестко приземлившись на покрытый травой склон.

У Дейдре перехватило дыхание, и закружилась голова, но она с трудом поднялась и побежала прочь, куда-нибудь, где сумасшедший, который выстрелил в нее, не сможет ее найти!

Затем руки выхватили ее из темноты.

— Вот ты где, моя дорогая. Пойдем, теперь уже не так далеко.

Баскин потянул ее за собой. Девушка осела на землю, не желая покидать хрупкую безопасность на дорогу в его компании.

— Я ранена, идиот! Ты выстрелил в меня, а сейчас я совершенно уверена, что сломала ногу!

Руки поэта пропутешествовали по ее телу. Дейдре оттолкнула его, но он только пытался ощупать ее лодыжку.

— Ерунда, моя милая. Всего лишь небольшое растяжение. Вот, я помогу тебе.

Он поставил сопротивляющуюся девушку на ноги. Где он взял эту неисчерпаемую силу? Неужели его подпитывало безумие, точно так же, как один из неутомимых паровых двигателей Колдера?

Баскин положил ее руку на свои плечи и почти потащил прочь, остановившись, чтобы взять один из фонарей упавшего экипажа, которые все еще тускло мерцали.

Ей нужно было попытаться, хотя Дейдре и не думала, что он прислушается.

— Баскин, мне нужно кое-что сказать тебе. Я люблю своего мужа.

Молодой человек только рассмеялся.

— Теперь нет необходимости притворяться. Ты уже далеко от него. Я не сумел убить его для тебя, но теперь он никогда не найдет нас. — Он улыбнулся ей, детской, блаженной улыбкой. — Я знаю, что ты всего лишь пыталась спасти меня от него, моя храбрая любимая.

Дейдре оттолкнула его.

— Я не люблю тебя, Баскин! И никогда не любила!

Его улыбка исчезла.

— Прекрати. Не говори больше ничего.

Его хватка ослабла и девушка воспользовалась моментом, чтобы вырваться, хотя и покачнулась от слабости. Волна головокружения нахлынула на нее. Когда это успело так похолодать? Она прижала руку к голове.

— Я… я не люблю тебя, Баскин. Ты ничто для меня. Меньше чем ничто. Ради Бога, Баскин, если бы я хотела тебя, я бы вышла за тебя замуж в любое время до того, как обручилась с Брукхейвеном!

Тот покачал головой.

— Нет. Тебя заставили выйти за него. Я видел, как твоя тетя запугивает тебя. Она заставила тебя сделать это!

Дейдре коротко рассмеялась.

— Ты кретин, это я сделала ему предложение! — Она провела тыльной стороной руки по своему лбу. — Я любила этого упрямого идиота много лет. Мое сердце разбивалось, когда я думала, что он женится на моей кузине.

Что-то в ее голосе, наконец-то, проникло в его заблудшее сознание. Поэт уставился на нее так, словно никогда раньше не видел.

— Но… ты видела, как я любил тебя. Ты видела и улыбалась мне! Что же ты за монстр, если таким образом играла со мной?

Было безумием ощущать себя виноватой в такой момент, но именно так Дейдре себя и чувствовала.

— Я думала… я не думала. Мне так жаль, что я причинила тебе боль. Я сделала это ненамеренно, но при этом и не беспокоилась о тебе. Манипулирование людьми — это все, что я умею, все, чему меня учили.

У него перехватило дыхание, в этом звуке ощущалась боль.

— Ты… ты не любишь меня, не так ли? Теперь я вижу это. Господи, что я наделал? Я погиб! Я разрушил свою жизнь ради тебя, а ты смотришь на меня с жалостью — черт побери, я не хочу жалости! Люби меня, черт побери — люби меня!

Баскин схватил девушку и стиснул в объятиях. Боль в боку заставила ее задохнуться. Мир стал белым, потом серым, а затем потускнел почти до черного. Нет. Ты должна оставаться в сознании. Ты не должна позволять ему увести себя еще дальше…

Дейдре пришла в себя и обнаружила, что лежит горизонтально, ее голова покоится на коленях у Баскина, а его рука на ее волосах, поглаживая, отводя пряди с лица. Его прикосновение было дрожащим, судорожным. Она открыла глаза, чтобы заглянуть в его побелевшее лицо.

— Я убил тебя. О Боже, я все разрушил. Я убил тебя, и теперь Брукхейвен убьет меня, и будет прав. Я заслуживаю того, чтобы умереть.

Девушка смутно разглядела, как он поднимает пистолет.

Нет. Она хотела закричать. Но она сумела только прошептать это. В любом случае эти слова ничего не сделали, чтобы остановить его.

Вспышка ослепила Дейдре. Горячий пепел осыпал ее лицо, а от взрыва в ушах зазвенело.

О Боже. Ее голова закружилась. Слабость разливалась по мышцам. Заставляя себя двигаться, она смогла только откатиться от неподвижного тела Баскина до тех пор, пока не уткнулась лицом в холодные влажные листья на земле.

Чистый запах влажного грунта, наконец-то, заменил вонь от пороха, пока девушка считала свои вдохи. При счете десять, она оттолкнулась руками, не обращая внимания на то, что холодная земля обожгла ее содранные ладони.

Она не смотрела на Баскина. Ей не хотелось видеть то, чего она добилась своими манипуляциями. Она была здесь не единственной, с кем поступили несправедливо. Дейдре была не так чиста, чтобы волноваться по этому поводу — но все же не могла избавиться от нелегкого чувства сожаления, заполнившего ее изнутри.

Баскин был возбужденным, одиноким и не слишком разумным. Она использовала его обожание как подачку своему задетому тщеславию. Он не был ни добрым, ни благородным человеком, но все же, для кого-то он значил гораздо больше.

Конечно же, существовал и тот факт, что Баскин полагал их одновременную смерть каким-то видом поэтического, романтического конца.

Он на самом деле был идиотом. Или, возможно, он просто был так погружен в свои фантазии, что ожидал того, что в последнюю очередь магическим образом его кто-нибудь спасет. Сейчас бедный, введенный в заблуждение парень был мертв, и никто никогда не узнает об этом.

Ты не можешь вернуться назад.

Ты можешь двигаться только вперед.

Да. Она должна найти путь из этого леса, обратно на дорогу, где кто-то сможет найти ее — рано или поздно.

Дейдре заставила себя встать на колени, затем поднялась на ноги, для устойчивости держась за ствол дерева. Темнота была абсолютной. Фонарь Баскина погас, когда прозвучал выстрел.

К тому же он разбился, так как девушка ощущала запах керосина. Другой ночью она могла бы позволить своим глазам привыкнуть к свету луны или звезд, но сегодня не было ничего, кроме темноты и моросящего дождя.

Ее одежда намокла. Дейдре вздрогнула, ее колени подогнулись. Господи, она надеялась, что ее одежда намокла всего лишь от воды.

Глава 48

Колдер шагал вдоль дороги, посадив Мэгги на плечи. Он пытался бежать, но тогда девочка не могла держаться за него. Лучшее, что он мог сделать — это идти как можно быстрее, его несущиеся мысли пришпоривали маркиза, как шипы.

Он потерял Дейдре, потому что судил ее слишком строго. Брукхейвен был так уверен в себе, так убежден, что всем остальным людям в мире не хватает его собственных моральных качеств, что был готов стать судьей, присяжным и палачом. Все люди порочны. Его отец порочен. Его брат порочен.

Но сам Колдер превзошел их обоих. Он счел своего брата недостойным мисс Фебы Милбери и выступил вперед, чтобы самому предъявить на нее права, несмотря на то, что прекрасно знал о чувствах брата. Он изолировал Мэгги, потому что она не соответствовала его требовательным стандартам. Он заключил в тюрьму свою новобрачную через несколько часов после свадьбы, потому что она не получила его абсолютного одобрения.

И все же именно Дейдре была тем человеком, который никогда не предавал его, который никогда не предаст его. Сейчас маркиз знал это — сейчас, когда, может быть, было уже слишком поздно!

Господи Боже, не позволяй, чтобы это было слишком поздно!

Отчаяние разлилось внутри него. Колдер жаждал переделать, повторить, перевести назад стрелки часов, стать другим человеком, который сможет выбрать другое направление развития событий…

Чудесным образом он услышал стук колес приближающегося к ним экипажа. Он опустил Мэгги вниз, а затем вышел на дорогу, чтобы помахать карете рукой.

Она, скрипя, остановилась перед ним, так близко, что он мог ощущать горячее, прерывистое дыхание лошадей.

Кучер приподнял свою шляпу.

— Заблудился, папаша?

До того, как Колдер смог ответить, изнутри экипажа донесся вопль.

— Хамберт, как ты смеешь останавливаться! Он может оказаться разбойником! Задави этого негодяя, если нужно!

Колдер развел руки в стороны и приблизился сбоку к экипажу.

— Нет, пожалуйста! Вы должны помочь нам! Мою жену похитили. Если вы позволите нам воспользоваться экипажем, мы еще сможем догнать их!

Круглое, злое лицо, обрамленное шелковым тюрбаном, показалось в окне.

— Мы не сделаем ничего подобного! — Женщина погрозила ему пальцем. — Мы не хотим иметь ничего общего с подобными делами, не так ли, Гарольд?

Колдер попытался успокоить незнакомцев.

— Пожалуйста, сэр, мадам! Они всего лишь на несколько мгновений впереди, но если мы задержимся…

— Хамберт, поехали!

Кучер поднял руки, чтобы щелкнуть поводьями, но затем остановился, его расширенные глаза остановились на Колдере. Или, скорее, на том, что Колдер сжимал в руках — черном, блестящем и смертоносном. Это был разряженный пистолет Баскина, который он засунул за рубашку и о котором почти забыл. Колдер сам изучал его с некоторым удивлением. Совершить все это оказалось слишком легко.

— О, Боже, — мягко произнес маркиз. — Кажется, я все-таки заберу этот экипаж.

Со стороны Мэгги послышался приглушенный вскрик. Колдер вздохнул. Все уроки этикета пропали в мгновение ока. Ну что ж. С этим ничего не поделаешь.

Он махнул пистолетом в сторону обитателей экипажа.

— Мадам, сэр, выходите.

Маленький жилистый мужчина помог своей огромной задыхающейся жене выбраться из кареты. Колдер посмотрел на кучера.

— Боюсь, что ты пойдешь с нами, добрый человек. Я дам тебе пятьдесят фунтов, если ты сделаешь это добровольно.

Женщина вскрикнула.

— Хамберт, негодяй, это станет твоим концом, если ты сделаешь это!

Кучер посмотрел на пару с легкой улыбкой, а затем обратно на Колдера, его усмешка стала шире, и он кивнул.

— Я бы согласился и за пять.

Маленький мужчина еще больше побледнел.

— Ты… ты не можешь оставить нас здесь одних! В самом деле, может пройти несколько дней перед тем, как кто-то еще проедет по этой дороге!

Колдер посмотрел на кучера.

— Это правда?

Хамберт пожал плечами.

— Может быть. Погода меняется. Нет особой нужды ездить здесь, если на дороге грязь.

Мэгги сложила руки на груди.

— Папа, мы можем ехать? От голоса этой леди у меня болят зубы.

Колдер бросил взгляд на пару. Они были слишком плохо приспособлены для того, чтобы протянуть больше часа самостоятельно.

— Что если они не выживут?

Мэгги пожала плечами.

— Готова держать пари, что в любом случае их никто не любит.

Гримаса Хамберта подтверждала эти слова.

Пока Колдер все еще колебался, женщина с негодованием вскрикнула.

— Ужасный человек! Ты не осмелишься! Что же ты за отец, если готов совершить подобное преступление!

Колдер сомневался, чтобы эта женщина была по-настоящему заинтересована состоянием морального облика Мэгги.

— С этим ничего нельзя сделать, — коротко ответил он.

— Тебе должно быть стыдно за себя! Ты оказываешь ужасное влияние на ребенка!

Маркиз усмехнулся дочери, в первый раз ощущая себя пылким, свободным и полным надежд. Она улыбнулась ему в ответ, в ее глазах сверкнул такой же, как и у него, огонек.

— Совсем наоборот, знаете ли.

Он приподнял шляпу в направлении пары.

— Так и быть. Вы останетесь здесь. Я пришлю помощь, как только выполню свою миссию. — Он забросил Мэгги в карету и сам забрался внутрь. — Поехали, Хамберт!

При высокой скорости не потребовалось много времени, чтобы догнать фаэтон, потому что он лежал в канаве, покинутый пассажирами. Колдер и Мэгги выпрыгнули из кареты и изучили фаэтон, но он был пуст…

За исключением большого количества крови.

Они должны быть близко, потому что Баскин не мог уйти далеко, таща на себе Дейдре, но Хэмпстед-Хит такой большой и темный, что они могут быть где угодно!

Им нужны помощники.

Погоняя лошадей, Хамберт отвез их на окраину пустоши за несколько мгновений, которые показались часами. Колдер приказал кучеру остановиться возле единственного признака жизни — мрачного трактира, где, кажется, все еще обслуживали посетителей.

У маркиза не было выбора, кроме как оставить Мэгги наблюдать за экипажем. Он не думал, что кучер исчезнет без своих пятидесяти фунтов, но не мог позволить, чтобы этот тип сбежал и напустил на них стражу. Последствия за сумасшествие этого вечера рано или поздно придут, и Брукхейвен с радостью встретит их — если только рядом с ним будет Дейдре.

Тот возмутительный факт, что он оставит маленькую девочку держать под прицелом пистолета взрослого мужчину, померкла по сравнению с мыслью о том, чтобы взять ее с собой в эту паршивую, зловонную человеческую выгребную яму. Ребенок даже не должен знать о том, что существуют подобные трактиры.

Шум, состоящий из пьяных мужских криков, пьяного женского визга и пьяной рвоты обоих полов, заставил Колдера отказаться от идеи любого цивилизованного общения. Ну что же. Семь бед — один ответ.

Он вскочил на самый занятый трехногий стол, небрежно пиная кружки с несвежим элем на колени сомнительной клиентуры. Вероятно, что это было их самое близкое свидание с ванной за несколько месяцев, поэтому маркиз посчитал эти действия услугой всему миру в целом. Он поднял одну из опрокинутых кружек, а затем бросил ее через комнату, где она разбилась о каменный очаг. Этого грохота было достаточно, чтобы привлечь внимание всех, кроме самых оцепеневших алкоголиков.

— Эй! — Хозяин трактира, узнаваемый по фартуку, который должен был быть сожжен за нарушение основных правил человеческой чистоплотности, вышел вперед. Это был здоровенный парень, почти такого же размера, как и сам Колдер. Его поддерживало достаточное количество мужчин, и их явного перевеса хватило бы для того, чтобы нанести поражение отчаянию Колдера и его бойцовским навыкам. Однако он мог быть еще тем ублюдком, когда напьется. Маркиз схватил еще одну кружку и осушил ее одним глотком. Затем поперхнулся.

Черт побери.

— Черт побери. — Какое облегчение произнести это вслух. Он попытался снова. — Черт побери, к дьяволу! — Брукхейвен вытер рот. — Эти помои не годятся даже для чертовых свиней.

Хозяин трактира побагровел.

— Джентльменский ублюдок. Давайте зададим ему взбучку, парни! — Толпа, хорошо накачавшаяся помоями-элем и испытывающая общую ненависть к высшему классу, дружно двинулась вперед, окружая стол.

Черт побери.

Колдер высоко подпрыгнул и обеими руками ухватился за балку над головой. Он ударил хозяина гостиницы каблуками сапог в грудь, а затем раскачался и забрался на балку, опираясь одной рукой о потолок. Грязные, потные, запрокинутые вверх лица раскачивались внизу. Маркиз увидел пару глаз, точно таких же, как и у него…

Мэгги.

— Черт побери!

Мэгги нахмурилась, глядя на него.

— Что ты там делаешь, наверху? — Ее звонкий голос четко прозвучал, перекрывая убийственное бормотание толпы. — Я думала, что ты пришел, чтобы найти помощь для Ди.

Неприветливая толпа единодушно повернулась, чтобы с изумлением уставиться на находящуюся среди них хорошо одетую девочку. Она уставилась на них в ответ с равной или даже превосходящей угрюмостью, но эти грубые люди едва ли заметили выражение ее лица. Они и понятия не имели, с кем имеют дело — к счастью, потому что леди Маргарет Брукхейвен, дочь богатого маркиза, стала бы лакомым кусочком для похищения — свидетельством чему является та причина, по которой Колдер, прежде всего, находился здесь!

— Мэгги, наверх!

Она не колебалась, а забралась на стол, который маркиз очистил своими плохими манерами. Девочка встала и протянула руку вверх. Он встал на колени на широкой балке и поднял ее вверх, устроив рядом с собой, прежде чем кто-то из мерзавцев сообразил, что она собирается делать.

Мэгги спокойно балансировала рядом с отцом и изучала их ситуацию без очевидного страха перед высотой.

— Теперь ты все испортил, папа.

— Да, кажется, что это так.

Она потрепала его по руке.

— Не беспокойся. — Мэгги сунула руку в оттопырившийся лиф своего маленького платья и вытащила пистолет.

Колдер протянул руку к оружию, но она убрала его за пределы его досягаемости.

— Подожди… — Девочка серьезно рассматривала его в течение нескольких мгновений. — Папа, ты доверяешь мне?

Господи, она уже не сможет сделать ситуацию еще хуже, чем сделал он. И Мэгги была права. Они испортили это дело. Колдер кивнул.

— Я доверяю тебе.

Она злорадно усмехнулась.

— Тогда просто притворись, что ты… ну, не ты. Хорошо?

— Думаю, что могу сделать это. Я практиковался, — серьезно ответил маркиз.

Дочь снова потрепала его по руке.

— Я помогу тебе. — Затем она повернулась лицом к толпе. — Эй! — крикнула девочка. Ее чистое детское сопрано снова разрезало шум, как острый нож — дерьмо в уборной. Толпа уставилась на нее с угрюмым вниманием.

Мэгги помахала пистолетом. Внимание стало еще более угрюмым, но в комнате стало немного тише.

— Нам нужны люди, чтобы обыскать Хит. Вы все только что вызвались помочь.

Хозяин гостиницы все еще лежал на полу, так что следующий после него по размерам мужчина взял на себя роль лидера толпы.

— Кто ты такая, чтобы указывать нам, что делать? Ты — ребенок.

Мэгги грубо рассмеялась.

— Я не ребенок. Я — самый злобный пигмей, которого вы когда-либо встречали.

Это было так нелепо, что было бы даже смешно — если бы малютка не размахивала гигантским пистолетом с полной непринужденностью. Было что-то весьма убедительное в холодной стали и порохе.

Мужчина, который к тому же выглядел умственным гигантом среди своей команды, выдал то, что он посчитал жизненно важным замечанием.

— Но на тебе платье маленькой девочки!

Мэгги радостно расширила глаза.

— Я украла его, вот что, — прорычала она. — Прямо с маленькой девчонки, которую я убила из этого самого пистолета!

Колдер ненадолго закрыл глаза, извиняясь перед всеми, кто когда-либо пытался научить Мэгги говорить правильно. После этих событий ей предстоит долгая дорога обратно к пристойному поведению. Затем он присоединился к дочери — собственным голосом.

— Она это сделала. Я видел. На самом деле она убила нескольких человек. Застрелила человека, с которого я снял эту одежду. Она часто убивает. Думаю, что ей это нравится. — Колдер бросил взгляд вниз на свою маленькую дочь в чулочках и крошечных ботиночках с пуговками. — Она одевается так, чтобы леди думали, что она потерялась, а затем грабит их.

Мэгги бросила на отца взгляд, полный почтительной признательности. Он почти получил удовольствие от этого, пока не вспомнил, что такой взгляд ему достался за извержение чудовищной лжи. Девочка усмехнулась людям внизу.

— Итак, кто будет моей первой жертвой?

Здоровый парень беспокойно пошевелился, пока его взгляд блуждал вокруг. Теперь, когда он принял на себя роль оратора, мужчина, кажется, осознал, что это к тому же сделало его чем-то вроде мишени.

— Что ж… в таком случае, что вы ищете на пустоши?

— Мою… мою сестру, — ответила Мэгги. — Ее украл мужчина — джентльменский ублюдок — и он прячется на пустоши.

Парень с минуту тер свой небритый подбородок.

— У меня тоже однажды была сестра. Прикидываю, что ты хочешь найти джента, который украл ее.

Человек рядом с ним захихикал.

— Ага, чтобы ты смогла обобрать этого негодяя до нитки!

Ударом гигантского кулака оратор свалил на пол остряка, стоящего рядом с ним, даже не взглянув на него. Затем он уставился на Мэгги и Колдера. Колдер мог почти слышать, как в его голове крутятся колесики.

— Скажем, мы найдем джента и твою сестру, но ты говоришь, что грабишь леди. Что у тебя есть на обмен?

Отчаяние затопило Колдера, почти задушив его. Господи, они столько времени потратили здесь впустую! Он вытащил свой кошелек из кармана и позвенел его содержимым.

— Золото. Мы украли золото у леди. Вы можете разделить все, если найдете мою… ее сестру. У меня есть еще в другом месте, и я могу отдать вам это.

Мэгги закрыла один глаз и нацелила пистолет прямо на огромного мужчину.

— Или ты можешь умереть прямо сейчас.

Проклятие, ее голос звучал совершенно серьезно. Колдер подавил легкую дрожь.

Мужчина поднял вверх обе руки.

— В этом нет нужды, мисси… э-э, мэм. В самом деле, мы рады помочь, не так ли, парни?

Смехотворная история, пистолет, золото — Колдера вовсе не беспокоило, что именно убедило большинство из стоящих внизу попытаться. Он просто взял пистолет у Мэгги, покачнулся, чтобы спрыгнуть обратно на стол, потянулся, чтобы поймать свою дочь, когда она доверчиво бросилась в его объятия. Не желая опускать ее вниз, под топчущие тяжелые ботинки, маркиз посадил девочку на плечо. Она обхватила его руками под подбородком, чтобы крепче держаться.

— Тогда вперед! Торопитесь!

Они покинули гостиницу и вышли в ночь, армия немытых тел, подгоняемая проклятиями маленькой девочки, которая являлась почти принцессой в этом королевстве.

Неудачливый хозяин гостиницы и недоумок остались лежать на полу, чтобы выспаться после своих злоключений.

Глава 49

Когда Грэм, Софи, Стикли и Патриция добрались до Хэмпстед-Хит, они обнаружили что там полно людей с факелами. Прежде чем они смогли узнать, где лорд Брукхейвен, Софи и Грэм были немедленно взяты в плен — сестра и джент, верно? — и их тут же притащили к Колдеру.

Тот оторвался от своего поиска с факелом, чтобы удивленно уставится на них обоих, а затем и на Стикли с Патрицией, которые осторожно следовали позади.

— Что…

— Холм Боудикки, — выпалила Софи, отпихивая руки, которые держали ее. Окруженная грубыми людьми, словно в самом ужасном ночном кошмаре, происходящем наяву, девушка не знала, кричать ли ей или истерически смеяться. Единственное, что имело значение — это найти Дейдре, но Софи едва могла заставить себя говорить!

Она ощутила, как Грэм берет ее за руку, это была теплая связь с кем-то безопасным. Ее сердцебиение замедлилось.

— Баскин увез ее на Холм Боудикки — на свое священное место! Это все было в его поэме!

Глаза Колдера зажглись надеждой.

— Да, конечно же! Все к Холму!

— Эй, — запротестовал один из мужчин, который держал Софи. — Я не пойду туда!

Вокруг них послышались и другие протесты.

— Это могила, не так ли? Мы не собираемся ходить по могиле в полночь!

У Колдера не было времени на всю эту ерунду. Бросив один быстрый, благодарный взгляд на Софи — прекрасную, великолепную Софи — он схватил тощую лошадь с круглой спиной у ближайшего к нему человека и запрыгнул на нее. Затем маркиз сапогом оттолкнул в сторону протестующего хозяина.

— Я краду твою лошадь. Прими мои извинения. — Кажется, преступления уже вошли у него в привычку.

Холм представлял собой насыпь в юго-восточной части пустоши. Была ли на самом деле древняя королева Боудикка похоронена здесь или нет, но легенда гласила, что ее кости лежат там уже сотни лет. Насыпь была большой, с рощей высоких деревьев на вершине. Колдер знал, что суеверные люди полагали, будто Боудикка ходит здесь по ночам, оплакивая свое предательство и предательство своих дочерей.

В данный момент ему было чертовски наплевать на это.

Ночь была совершенно темной и безлунной. Колдер наконец натянул поводья и лошадь перешла на быстрый шаг, потому что бедное создание не обладало выносливостью, а путь был не из легких.

Маркиз нашел Холм — и на его вершине он увидел слабое мерцание света, словно это был горящий фонарь, который вот-вот потухнет.

Колдер спрыгнул с лошади, ударившись о землю, и пополз на четвереньках, чтобы добраться до места. Дейдре лежала в нескольких футах от тела — от тела Баскина — но глаза Колдера видели только ее неподвижную фигуру.

Как раз в тот момент, когда он собирался грубо схватить жену в объятия, прибежал Грэм с новым фонарем в руках. При виде большого количества крови, пропитавшего ее платье, Колдер застыл с протянутыми руками.

— О, папа, она ранена!

Это краткое испуганное восклицание прозвучало во внезапной тишине среди людей, собравшихся вокруг неподвижного, бледного тела на земле.

Колдер протянул дрожащую руку, чтобы отвести упавший золотой локон с прекрасного, мраморного лица. От ее кожи у него похолодели пальцы.

Дейдре не была ранена. Дейдре была мертва.

Колдер лишился дыхания. Потеряна. Вся эта пылкая гордость и уязвимость, вся эта сияющая красота и дерзкая верность — все это ушло навсегда — из-за него.

Медленно, осторожно, словно она могла разбиться в его руках, маркиз обнял ее.

— О, моя прекрасная любимая… не покидай меня. Не оставляй меня… одного.

— Папа… ты плачешь?

Спрятав холодное лицо Дейдре у себя на шее, Колдер притянул ее к себе на колени, неловко растянувшись в грязи среди опавших листьев. Никто из тех, кто стоял вокруг в свете фонаря, ни один человек не повел и бровью, наблюдая, как большой, гордый мужчина горестно рыдает, зарывшись лицом в светло-золотистые волосы своей жены.

Глава 50

Дейдре открыла глаза и обнаружила себя на кремово-атласных небесах. То есть если бы на небесах были слегка неряшливые, темноволосые оборванцы, которые уставились на нее от изножья кровати.

— Предполагалось, что ты умерла.

Дейдре заморгала и очень осторожно положила ладонь на живот. Боль распространилась изнутри, пульсируя внутри нее до тех пор, пока девушка вяло не удивилась, почему она не кричит.

— Думаю, что я хотела бы быть мертвой, — прохрипела она.

Мэгги прищурила глаза и сложила руки. Она выглядела чертовски раздраженной. Зная, от чьих чресл произошла эта девочка, Дейдре догадалась, что ребенок на самом деле отчаянно волнуется.

Она попыталась улыбнуться.

— Со мной все хорошо. — Но она не ощущала себя хорошо. Девушка ощущала головокружение, холод и слабость — и дыра в ее теле, кажется, стала больше, чем раньше. — Они извлекли пулю?

Мэгги нахмурилась.

— Я хотела сохранить ее, но папа заставил меня выйти из комнаты.

— Это очень плохо, — еле слышно ответила Дейдре. — Как ужасно для тебя.

Мэгги оставила свою позу, и начала перебирать покрывало пальцами с хорошо обкусанными ногтями.

— Это сделал врач.

— Полагаю, лучше он, чем Фортескью.

Мэгги не поднимала глаз.

— Он сказал, что ты все равно можешь умереть.

Внезапно Дейдре больше не хотелось, чтобы ее боль поскорее прекратилась.

— Тогда я доказала ему, что он не прав.

Мэгги продолжала свое зачарованное изучение шитья на покрывале.

— Я могу стать твоей маленькой девочкой… если ты захочешь.

Дейдре попыталась улыбнуться.

— Мэгги, я счастлива это слышать, но я на самом деле очень устала…

— Так как ты теперь не можешь иметь детей.

Ах. Оказалось, что она только думала, что прежде испытывала боль. Сейчас Дейдре испытала настоящую агонию. Она закрыла глаза от этой муки, но была слишком слаба, чтобы сопротивляться тихому болезненному возгласу, сорвавшемуся с губ. Никаких собственных детей.

Она была так тщеславна и глупа, думая о том, чтобы сохранить свою фигуру и амбиции в обществе, полная решимости отложить пугающее деторождение на самый последний из возможных моментов.

Это и в самом деле было ужасным наказанием, но, возможно, не полностью незаслуженным. В конце концов, она ведь была беспечна в отношении Мэгги, не так ли? Дейдре впустила Баскина в дом, подвергнув Мэгги опасности и уничтожив своих собственных нерожденных детей просто потому, что ей хотелось впитать его щенячью преданность.

Шрам поперек ее живота будет большим и безобразным, это девушка могла сказать уже сейчас. Ее тело теперь было испорчено навсегда, совершенство, на котором она строила все свое существование, уничтожено. Но Дейдре это нисколько не заботило. Она с радостью будет носить шрамы по всему телу, если только это поможет ей снова стать невредимой изнутри.

Она едва осознала, что Мэгги тихо соскользнула с матраса. Ей нужно было остановить девочку, ободрить ее, сделать то, что способны делать матери — но слабость сделала ее слишком медлительной и Мэгги ушла к тому времени, когда девушка открыла глаза.

Постель казалась одиноким, холодным морем вокруг нее, роскошный атлас и шелк — прохладными по сравнению с ее разгоряченной кожей. У меня лихорадка, тупо осознала Дейдре. Кажется, она все же может умереть, как и предсказал доктор.

Она попыталась, всего лишь на мгновение. Девушка пыталась отпустить все, желая исчезнуть, пыталась заставить свое сердце прекратить перекачивать кровь, которая все еще сочилась из раны. Тишина все росла и росла, до тех пор, пока Дейдре не смогла услышать свое непослушное сердце, которое все еще билось для ее чувствительного слуха. Это не имело смысла. Она провела всю свою жизнь в борьбе. Она понятия не имеет, как нужно сдаваться.

Итак, если она не может сдаться, то как она должна продолжать жить?

Колдер… о Боже. Колдер уже должен знать. Врач, несомненно, позволил маркизу узнать, что его надежды на наследника разбиты. Кажется, она снова подвела его.

Бедный Колдер. На самом деле было слишком плохо, что она не умерла. Теперь он обременен раненой, покрытой шрамами, бесплодной женщиной, которая на самом деле ему не слишком нравится. Если бы ему пришлось выбирать снова, то Дейдре не была бы его вторым выбором, она стала бы последним!

Слезы потекли из внешних уголков ее глаз, сбегая по щекам и просачиваясь в уши. Дейдре предпочитала рыдать в подушку, но сейчас она была слишком больна и слаба, чтобы перевернуться. Эта патетическая мысль раздувала масштабы ее слез, пока они не превратились в поток, до тех пор, пока девушка не прижала ладони ко рту, чтобы заглушить судорожные рыдания. Казалось, что они никогда не прекратят сотрясать ее ноющее тело и иссушать ее и без того малые силы. Она даже не осознала тот момент, когда рыдания снова перешли в сон.

Колдер вошел в огромную спальню маркизы и тихо прошел по толстому ковру, чтобы взглянуть на стройное, хрупкое сокровище, которое он осторожно положил в центр гигантской кровати. Она все еще спала, но когда он провел кончиками пальцев по ее щеке, то ему очень захотелось поверить, что лихорадка спала.

Кресло ждало его рядом с кроватью. Маркиз упал в него, не глядя, потому что уже провел в нем много часов.

Его пальцы стали влажными, прикоснувшись к ее лицу. Неужели лихорадка прошла? Неужели она плакала в бессознательном состоянии?

Дейдре не знает. Она не могла знать. Он сделал все, чтобы об этом не говорилось вне его кабинета. Врач прошептал это ему, будто сообщая о позорном поступке.

— Есть повреждение, милорд. Больше от извлечения пули, хотя это должно было быть сделано. Женщины — деликатные создания. Даже сильный удар в эту область может сделать ее бесплодной… но пуля? Я боюсь, что есть лишь малая надежда на то, что она сможет когда-либо зачать.

Колдер слушал и машинально кивал в ответ на торжественную речь мужчины, но все о чем он мог думать — «она жива!».

Ему было чертовски наплевать, если она не сможет подарить ему наследника. Он был дьявольски занят тем, что старался не завыть от радости, что сейчас сидит рядом с ней, а не стоит рядом с ее могилой.

Она не должна узнать. О, может быть, Колдер расскажет ей когда-нибудь, если она будет волноваться по поводу отсутствия у них детей, но сейчас и все предстоящие годы он намеревался сделать так, чтобы его жена была слишком счастлива, чтобы излишне беспокоиться. У них есть Мэгги, и он полностью готов совершить набег на ближайший приют, чтобы наполнить дом детьми, если она захочет этого. Колдер предположил, что у него есть сноровка для совершения преступлений.

Все, что она захочет. Все, что угодно — лишь бы она только открыла свои голубые глаза и снова заговорила с ним.

Дейдре продолжала спать, ее рука была маленькой и вялой в его ладони.

Глава 51

В следующий раз, когда Дейдре проснулась, лихорадочная и беспокойная, она обнаружила Софи, сидящую рядом с ней, готовую утешить словом и практическим советом.

С все еще затуманенными мыслями в голове Дейдре попыталась восстановить в памяти что-то очень важное. В нее стреляли. Она вспомнила яростный, обжигающий удар. Это было плохо. Мэгги была в безопасности. Это уже лучше. Баскин мертв. Об этом разумнее было не думать.

Затем она вспомнила самое худшее. Задохнувшись, девушка потянулась к руке Софи.

— Доктор сказал… о, Софи! Никаких детей!

Софи разжала ее истерическую хватку, а затем успокаивающе потрепала кузину по руке.

— Я слышала от Патриции, что Мэгги подслушала разговор, когда врач рассказывал это Колдеру. — Она взяла ткань с ночного столика и вытерла лихорадочный пот со лба Дейдре. — Врачи, знаешь ли, так же склонны ошибаться, как и все остальные. — Девушка фыркнула. — Или даже больше.

Дейдре заморгала, не готовая так легко поверить.

— Разве он не видит, повредила ли я что-то или нет? Ты думаешь, что он может ошибаться?

— Почему бы и нет? — Софи пожала плечами. — Я никогда особо не доверяла врачам. Травяные отвары кухарки мне казались такими же полезными, как и все, что доктора когда-либо прописывали моей… моей матери. Они много лет давали ей лекарства, и это не принесло ей ни малейшей пользы. Ни пиявки, ни таблетки, если хорошенько подумать об этом. С другой стороны я видела фермеров, которые исцелялись от самых ужасных ран, когда все, чем они лечились, было лишь припарками и чаями. — Девушка положила ткань обратно в пахнущую лавандой воду. — Не думаю, что кто-то знает наверняка, что произойдет в будущем. Кто может точно сказать, что возможно, а что — нет?

Дейдре улеглась обратно на подушки, ее мысли крутились вокруг этого единственного утверждения.

Почему бы и нет?

Затем она отвернулась.

— Где Колдер?

Софи не ответила. Когда Дейдре перекатилась на бок лицом к ней, высокая девушка отвела взгляд.

— У лорда Брукхейвена много обязанностей.

Что ж, это едва ли стало сюрпризом… и все же, она была удивлена. Разве постель больной не требовала его присутствия, хотя бы на короткое время?

Очевидно, нет.

Софи пошевелилась.

— Дейдре, возможно, я должна сказать тебе. Колдер на…

Дейдре подняла руку, чтобы остановить ее.

— Я не хочу разговаривать о нем.

Качая головой, Софи попыталась снова.

— Дейдре…

— Я совершенно серьезна. Не говори о нем.

Вздохнув, Софи признала свое поражение.

— Ты устала. Хочешь, чтобы я ушла?

Дейдре закрыла глаза, ощущая приближение темного, неуловимого сна.

— Останься, — прошептала она, а затем заставила себя открыть свои глаза, чтобы заглянуть в глаза Софи. — Не говори ему, что я спрашивала о нем. Обещай.

Софи покачала головой.

— Обещаю.

Как раз тогда, когда Дейдре сдалась и темнота начала поглощать ее, она могла поклясться, что слышала еще одно, заключительное, слово от Софи.

— Идиотка.

Когда Колдер вернулся с испытания и представления, которым оказались похороны бедняги Баскина, Фортескью ждал его в вестибюле с сухим сюртуком и полотенцем.

— Я предположил, что вы не захотите тратить время на то, чтобы переодеться, перед тем, как навестить ее сиятельство, милорд.

Колдер прижался мокрым лицом к полотенцу и резко выдохнул.

— Это было так плохо, милорд?

Плохо? Это было ужасно. Весь мир появился там, чтобы увидеть трагедию в трех актах, которую представляла собой жизнь и смерть одного глупого, неуравновешенного, влюбленного мальчишки. Баскин сам выпустил пулю, от которой умер, но Колдер знал, что эта история рассказывается по всему городу, по крайней мере, в трех версиях: в одной он сам спустил курок, в другой это сделала Дейдре, и еще несколько слухов выдвигали в качестве убийцы Мэгги. Стоять рядом с бледными и сурово печальными членами семьи Баскина и противостоять вниманию и перешептываниям, пока бедного парня опускали в землю…

— Это был не самый лучший день, Фортескью. — Маркиз потер полотенцем свои мокрые волосы. — Почему на похоронах всегда идет дождь? — Дождь шел, когда он хоронил обоих родителей, а также Мелинду, если подумать об этом.

Одна жена похоронена, одна невеста сбежала, одна новобрачная почти убита. Единственная постоянная во всем этом — он сам. Колдер покачал головой.

— У меня нет таланта к браку.

Фортескью приподнял бровь.

— Напротив, милорд. Вы очень тщательно и решительно выбираете своих невест — и все время по неправильным причинам. С самого начала было ясно, что ваши отношения с предыдущей леди Брукхейвен сложатся не слишком хорошо. Я должен был предупредить вас, но не в моем положении делать это.

Колдер заворчал.

— Предупредить меня, что моя нежная, скромная невеста — шлюха? Не думаю, что я бы прислушался.

Фортескью с жалостью посмотрел на него.

— Леди Мелинда не была шлюхой, милорд. Она просто была молодой женщиной, которая любила одного мужчину, а ее подтолкнули к браку с другим.

Что-то внутри Колдера прояснилось, словно ил был унесен прочь, оставив сверкающий и чистый поток. Он поднял взгляд, чтобы посмотреть на дворецкого.

— Как Феба.

Фортескью кивнул.

— Это так, милорд. У вас талант выбирать женщин, чьи сердца уже заняты. Возможно, это происходит потому, что у вас самого нет желания завладеть этими сердцами?

Завладеть этими сердцами? Нет. Ни с Мелиндой. Ни даже с Фебой.

Только с Дейдре.

Его руки медленно сжались в кулаки. Не от ярости, а от тоски. Сердце Дейдре было тем, что он желал больше всего остального — гордое, упрямое, яростно независимое сердце Дейдре, которое она предложила ему, как золотое сокровище, и которое маркиз с презрением отверг, как грязную тряпку.

О моя любимая. Что же я наделал?

У Софи был ответ на этот вопрос, когда Колдер встретил ее на лестнице.

— По существу, милорд, вы воплотили в жизнь ее худший кошмар о муже. На самом деле я не думаю, что вы намеренно делали это. Вы могли беспокоиться, что она окажется похожей на Тессу — и можно даже понять почему — но задумывались ли вы по-настоящему о том, что это значит — быть воспитанной женщиной, подобной Тессе? Женщиной, которая не заботится ни о чем, кроме себя, манипулирующей людьми задирой, которая видела в девушке всего лишь средство обеспечить себе безбедный конец жизни?

— Как я, ты имеешь в виду. — Колдер обеими руками провел по своему лицу. — О, черт.

Софи неуверенно положила ладонь на его руку.

— Думаю… думаю, что на самом деле все должно было быть просто ужасно. Она не говорит об этом, но я видела синяки… — Девушка пожала плечами. — Дейдре кажется очень сильной, я знаю. Когда-то я презирала ее за это, считая холодной. На самом деле это всего лишь броня, против Тессы, против мира, который оставил ее в руках подобной женщины. Думаю, что под ней она очень уязвима и, возможно, к тому же и немного растеряна.

Колдер вздохнул и долго смотрел на Софи.

— Полагаю, что все правнучки Пикеринга скрывают сюрпризы под своей внешностью.

Софи покраснела и отвела взгляд.

— Думаю, что не смогу дать вам взятку и попросить сохранить это в тайне?

Колдер проворчал:

— С кем я смогу этим поделиться? — Единственным человеком, с которым он жаждал поговорить, была Дейдре, но что он мог сказать, чтобы искупить свои подозрения?

Софи сложила руки на груди, приподняв одну бровь от его угрюмого тона.

— Знаете, я вовсе не испытываю к вам большого сочувствия. Вы слишком умны, чтобы не осознавать, что если сами сумели навлечь это на себя, то сами и должны это исправить.

— Но как?

— Я не знаю «как», но у меня есть предположение о том, «когда». — Девушка склонила голову и криво улыбнулась. — Дейдре, наконец-то, проснулась по-настоящему, и без лихорадки. Перелом случился больше часа назад.

Кулаки Колдера сжались от прилива ошеломляющего облегчения. Слава Богу. Осаждаемый желанием быть рядом со своей женой, маркиз повернулся спиной к понимающему смешку Софи и помчался по лестнице, преодолевая по две ступеньки за раз.

Глава 52

Дейдре сидела в кровати, ее лицо было осунувшимся, не раскрасневшимся от лихорадки или бледным от потери крови. Ее волосы представляли собой спутанную, немытую массу, но его жена никогда не выглядела более ошеломляющей.

Колдер приблизился к постели медленными шагами.

— Добрый вечер, миледи. — Черт! Слишком напыщенно и формально! Он попытался снова. — Вы выглядите очень хорошо.

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

— Не насмехайся надо мной. Я чувствую себя ужасно. — Девушка попыталась поменять положение и вздрогнула. Колдер бросился вперед, чтобы помочь, но она предостерегающе вытянула руку перед собой. — Стой. Не прикасайся ко мне.

В недоумении маркиз попятился на один шаг.

— Вы хотите, чтобы я позвал Софи?

Дейдре закрыла глаза, покачав головой.

— Боже, нет. Я только что избавилась от нее. — Жена махнула рукой на стул. — Пожалуйста, сядь, Колдер. Ты нависаешь надо мной.

Когда он уселся, то наклонился вперед, чтобы умолять ее о прощении. Брукхейвен сделал вдох, но заколебался, не уверенный в том, что лучше сказать. Я люблю тебя. Ты мне нужна. Люби меня вечно. Как он может просить об этом, если не заслуживает ее? Черт, как он ненавидел быть таким неуверенным в себе! Когда происходило что-то по-настоящему важное для него, то маркиз всегда терял дар речи.

Затем стало уже слишком поздно. В тот момент, когда его охватила немота, Дейдре заговорила первой.

— Колдер, я думаю, это очевидно, что мы не слишком уживаемся в нашем браке.

Боль. Разрывающая, лишающая дыхания агония. Его не простят. Смутно Брукхейвен осознавал, что на самом деле не произнес ни звука. Только его сердце завывало безмолвно и неслышно.

— Я решила поселиться в Брукхейвене, — продолжала его жена, ее голос был невыразительным и безжизненным, но все же несгибаемым, как сталь. — Скоро там поселяться Феба с Рейфом, но я уверена, что дом достаточно велик для нас троих. Мэгги сможет приезжать к нам, когда захочет.

Мэгги! Вот выход из положения! Даже несмотря на то, что внутренний голос предупреждал его, Колдер разыграл эту карту.

— Я женился на тебе, чтобы ты стала матерью для Мэгги, а не далекой тетушкой.

— Это позорное принуждение больше не сработает, — категорично ответила Дейдре. — Мэгги нуждается в тебе больше, чем во мне.

Взгляд, которым она одарила Колдера, потряс его до глубины души. Смелая, дерзкая женщина, которую он знал, исчезла. На ее месте оказалась какая-то холодная, несгибаемая и отстраненная особа. Не говоря уже о ее презрительности.

И о том, что она покидает его.

На самом деле, это броня… против мира, который оставил ее.

Вот кем жена считала его — мужской версией Тессы. Он превратил в реальность ее самый худший ночной кошмар. Как он мог надеяться преодолеть такое неподатливое отвращение?

Дейдре ожидала ответа мужа. Не то чтобы это имело значение, напомнила она себе. Она сдалась. Она вышла замуж за человека, который не любил ее, и сейчас должна извлечь максимум пользы из этого.

Весьма вероятно, что она обязана ему спасением своей жизни, но спасение — это одно.

А вот любовь — совершенно другое.

— Понимаю, — медленно проговорил Колдер. — Я не могу попросить вас пересмотреть свое решение?

«Пересмотреть», словно он торгуется за лошадь или безделушку. Девушка рассмеялась хрипло и отрывисто.

— Почему я должна это сделать?

Маркиз кивнул.

— Конечно. — Затем он поднялся. — Я должен дать вам отдохнуть. Мы… мы обговорим все детали позже. — С поклоном он отвернулся.

Не уходи! Не кивай в знак согласия! Останься и сражайся, черт бы тебя побрал! Сражайся за меня!

Колдер, кажется, мог сражаться только за свои машины.

У двери спальни он остановился, затем обернулся, чтобы заговорить через плечо. Он не смотрел ей в глаза. На самом деле, Брукхейвен едва ли заглянул ей в лицо во время всего разговора.

Как она может знать, что он по-настоящему думает, если муж не смотрит ей в глаза?

— Я беседовал с семьей Баскина, — мрачно произнес Колдер. — Вы должны знать, что его недостаток уравновешенности — это не ваша вина. Он всегда тяготел к приступам меланхолии. Это даже не была первая его попытка самоубийства. Просто она оказалась самой удачной.

Дейдре долго размышляла над этим. Затем медленно выдохнула.

— Спасибо, Колдер. Это… помогло.

После этих слов маркиз ушел. Девушка откинулась обратно на подушки и закрыла глаза. Вот. Это было сделано. Она приняла самое практичное, самое разумное решение. Дейдре выбрала самосохранение перед несомненно разбитым сердцем. Что может быть плохого в этом решении?

Этот аргумент был убедительным, но непонятым образом не остановил слезы, текущие из-под ресниц и струящиеся по ее лицу.

Вопреки распоряжениям врача, обеспокоенным мольбам Патриции и мрачным предсказаниям Софи на следующий день Дейдре поднялась на ноги. Не в силах выносить шум их протестов, она, наконец, выдворила их всех из своей спальни, за исключением Мэгги, которая, казалось, разделяла возмущение Дейдре по поводу того, что она может встать с постели тогда, когда ей это нравится.

Сейчас, медленно и мучительно, переставляя свои дрожащие ноги всего лишь усилием воли, Дейдре упаковывала вещи для Брукхейвена. У нее не было ни малейшего реального шанса закончить работу самостоятельно, поэтому этот поступок был скорее символическим, чем каким-то иным, но ей нужно было попытаться.

Прекрасные платья от Лемонтёра девушка оставила умелым рукам Патриции. Не будет много поводов носить их в поместье, но Дейдре не могла вынести того, что такая исключительная работа пропадет впустую.

Однако испорченное синее платье она упаковала сама с большой осторожностью и несколькими тайными всхлипами.

— Я никогда не видела, чтобы папа плакал…

Дейдре обернулась, чтобы с изумлением уставиться на пустую кровать.

— С какой стати ты должна была это видеть, ради всего святого!? — Такой мужчина, как Колдер, плачет? Она вздрогнула при мысли о том, какая катастрофа могла вызвать разрушение такой мощной,обведенной каменными стенами крепости.

— … до тех пор, пока он не нашел тебя мертвой на земле.

Чистая воля, которая помогала Дейдре сгибать ноги и держать прямо спину, улетучилась с единственным резким выдохом.

— Он плакал… из-за меня? — Она упала в кресло, которое материализовалось рядом с ее постелью где-то на прошлой неделе.

Мэгги частично вылезла из-под кровати и задумчиво оперлась подбородком на руки.

— Мы думали, что он никогда не остановится. — Ее глаза расширились и наполнились страхом от воспоминаний. — Но затем ты сделала вот так… — Мэгги продемонстрировала резкий вдох. — И потом все остальное стало происходить ужасно быстро.

Дейдре уставилась на свои руки, безвольно лежащие на коленях, неуверенная, не знавшая что думать об этом ошеломляющем отрывке информации.

— Он ощущал себя виноватым, полагаю.

Мэгги почесала нос.

— За что? Он ведь не стрелял в тебя.

Дейдре переплела пальцы.

— Он всегда принимает на себя слишком много ответственности за происходящее. Он — человек чести.

Мэгги усмехнулась, на ее симпатичном детском лице промелькнула вспышка чистого злорадства.

— Не думаю, что так думала леди Тюрбан-на-голове, когда папа разыграл из себя разбойника и украл ее экипаж, чтобы иметь возможность преследовать Баскина.

Украл? Колдер? Разбойника?

Дейдре в изумлении уставилась на Мэгги. Усмешка Мэгги померкла.

— О черт, — пробормотала она. — Я не должна была болтать об этом. — Она начала заползать обратно под кровать, но Дейдре опустилась коленями на пол и мягко схватила в кулак одну из ее длинных косичек.

— Мэгги, расскажи мне все, или твой живот никогда больше не получит ни одного кусочка моих ирисок до конца твоей тягучей маленькой жизни.

Глава 53

— Ради Бога, с меня хватит! Хватит, ты слышал меня?

Пораженный, Колдер резко поднял голову от несчастного изучения некоторых фактов и цифр, о которых он не мог бы беспокоиться еще меньше. В один момент он вскочил с кресла и пересек кабинет.

— Маленькая дурочка!

Дейдре ухватилась за дверной проем, побледневшая и дрожащая. Он подхватил ее на руки, чтобы жена не упала, и понес в приемную, где был разожжен камин и стоял диван.

— Фортескью!

Дворецкий появился незамедлительно, уже вооруженный одеялом и новостями, что мисс Блейк отправилась за врачом.

Дейдре безвольно лежала в объятиях мужа, но ее глаза сверкали.

— Ваш врач может с таким же успехом держать свои руки подальше от меня, пока я не закончу то, что собираюсь сказать!

Колдер издал звук возражения, но Фортескью только поклонился.

— Как пожелаете, миледи. — Затем он вышел, закрыв за собой дверь.

Колдер опустился на колени возле дивана, чтобы очень осторожно опустить Дейдре на подушки, но она отказалась отпускать его лацканы, за которые ухватилась.

— Тебе нужно отдохнуть, — запротестовал он. — О чем, к дьяволу, ты думала, спускаясь по этим ступеням? Ты могла потерять сознание и сломать шею, а затем мне пришлось бы до конца жизни сознавать, что я убил тебя!

Дейдре попыталась встряхнуть его, но ее руки были слишком слабыми, а ее муж — слишком массивным.

— Заткнись, дорогой. Я должна кое-что сказать перед тем, как лишусь сознания в твоих руках.

Дорогой?

Колдер заткнулся. Присев на диван и устроив жену у себя на коленях, он продолжал держать ее в объятиях, в то же время неуклюже пытаясь обернуть одеяло вокруг нее. Глупое, сумасшедшее, упрямое, прекрасное создание!

Дейдре слабо отмахнулась от одеяла.

— Колдер, прекрати суетиться и слушай. С меня хватит — нет, больше чем хватит — твоей неспособности высказывать то, что у тебя на уме. У нас были разногласия с самого начала, потому что мы оба оказались чертовски скрытными!

Она осторожно изогнулась так, чтобы видеть его лицо, затем выпустила его сюртук, чтобы нежно обхватить ладонями его подбородок. Колдер испытал облегчение тот того, что эти ладони были нормальной температуры, не холодные и не горячие. Затем маркиз отбросил свою настороженность, потому что, когда она прикасалась к нему, у него ускорялся пульс!

Дейдре заглянула в его глаза.

— Ты начал скрывать свои мысли еще до того, как мы поженились. Позволь мне сказать тебе, моя любовь, мой глупый, упрямый возлюбленный, теперь утаивание не принесет тебе пользы. Я собираюсь рассказывать тебе всю полную и абсолютную правду, каждую минуту каждого дня. Ты услышишь так много правды, что будешь убегать в другую сторону, как только увидишь, что я иду.

Никогда. Снова держать ее в объятиях… ощущать изгиб ее ягодиц на своих коленях, вес ее груди возле своего бицепса…

— Колдер! Обрати внимание!

Он заморгал.

— Извини. О чем ты говорила?

Девушка нахмурилась, глядя на него.

— Я говорю, что я люблю тебя. Я хочу жить с тобой. Я хочу быть твоей женой, твоей любовницей, матерью твоего ребенка. — Она заколебалась, в первый раз в ее глазах показались отблески сомнения. — Но только если ты тоже любишь меня.

Его сердце молча поднялось к неспособному произносить слова горлу. Маркиз задыхался от поэтических и прекрасных слов, желая, чтобы он сумел бросить их ей на колени, словно тысячу золотых монет. Он сглотнул, но с чего начать? Его чувства были такими интенсивными, такими всепоглощающими — Брукхейвен не знал слов, чтобы описать подобное стремление!

Кажется, его жена увидела признаки борьбы на его лице, потому что ее глаза потеплели от юмора.

— Скажи «Я люблю тебя, Дейдре», — подсказала она.

Он прочистил свое забитое страстью горло.

— Я люблю тебя, Дейдре.

Это оказалось легче, чем Колдер полагал. Он попытался снова.

— Я очень люблю тебя. — Тем не менее, слова были слишком простыми, слишком маленькими, чтобы охватить всю глубину того, что он хотел сказать ей.

Он попытался.

— Я… ты была так больна… я думал… когда я нашел тебя на пустоши… а затем ты захотела уехать…

— Ш-ш-ш. — Дейдре нежно прижала пальцы к его губам. — Не торопи себя. Еще будет время попрактиковаться. — Она подмигнула ему, ее задор казался прежним в окруженных тенями глазах. — Возможно, многие годы.

Годы. При этом ошеломляющем осознании что-то расслабилось внутри Колдера. У них есть вся оставшаяся жизнь вместе. У них достаточно времени, чтобы сделать это правильно.

Затем, внезапно, Брукхейвен точно понял, что ему больше всего нужно сказать ей. Он снял жену со коленей, затем встал на них на полу перед ней.

— Я стою перед тобой после крушения. Ты сломала меня, моя любовь. Все стены моей жизни обрушились, и я нахожусь среди обломков.

Дейдре гордо улыбнулась.

— Ты стоишь освобожденный среди обломков.

Она обхватила руками его руки.

— Ты уже был сломлен, мой дорогой. Сломлен и плохо починен. Мне пришлось разобрать тебя на части с тем, чтобы ты снова смог стать целым.

Колдер наклонился над их сплетенными руками.

— И что теперь будет удерживать мои части вместе? Боюсь, у меня нет сил, чтобы восстанавливать себя самому.

Она обхватила мужа за талию, затем устроила голову на его плече.

— Думаю, что мы оба разобраны на части. Любовь станет тем, что нас склеит.

Маркиз шумно выдохнул, когда его руки осторожно сжались вокруг нее.

— Что ж, по крайней мере, у нас достаточно этого вещества вокруг.

Дейдре подавила рвущийся наружу смех сквозь слезы.

— Это то, что мы создаем сами, мой дорогой. То, что мы создаем сами.

Затем она бросила взгляд вниз.

— Колдер, мне не хочется сообщать тебе неприятные новости, но может пройти некоторое время, прежде чем я смогу должным образом об этом позаботиться.

Он громко рассмеялся, низким раскатистым смехом, который принес ей совершенно новое удовольствие. Девушка немедленно приняла решение заставлять его чаще смеяться.

— Я сожалею, любовь моя, — ответил Колдер, с полу-нетерпеливой, полу-смущенной улыбкой в ответ на свою очевидную эрекцию. — Но ты пробуждаешь во мне Чудовище.

Эпилог

Ей снился сон о месте, которое она никогда не видела, хотя знала, что в ее сознании так выглядел Брукмур. Дейдре шла через пустынное дикое пространство, ветер трепал ее волосы, а вереск поднимался выше колен.

— Мама! — Детский голосок был едва ли громче крика далекой морской птицы, но все же она немедленно повернулась в его направлении.

— Мэгги?

— Я здесь, мама.

По мягко стелющемуся вереску девочка подошла ближе. Она была высокой и красивой, уже почти женщиной. Темные глаза Мэгги сверкали от смеха, пока ее волосы раздувало ветром вокруг лица.

— Мама, посмотри, что я нашел!

Дейдре посмотрела на ребенка, который одной рукой цеплялся за юбки Мэгги, а другой что-то бережно прижимал к груди.

— Что это, радость моя?

Мальчик с гордостью посмотрел вверх.

— Это жук!

Дейдре уставилась на негодующе раскачивающийся скользкий хвост, который торчал из грязного кулачка мальчика.

— Это саламандра.

Ребенок гордо вытянул руку.

— Это для тебя!

— О Боже, — слабо ответила она. — Спасибо тебе большое.

Он ждал, протянув руку. Дейдре сделала вдох и сложила руки чашей. Гибкое черное создание упало в них, а затем замерло, словно оценивая новую угрозу.

Она очень гордилась тем, что не уронила саламандру.

Мэгги захохотала. Дейдре бросила на нее взгляд, который означал «Погоди у меня!», а затем улыбнулась своему маленькому сыну.

— Она — чудесная. Великолепная. Мне очень нравится.

Затем она наклонилась ближе с заговорщическим видом и прошептала ему на ушко:

— Думаю, что Мэгги завидует. Почему бы тебе не поймать еще одну для нее?

Ребенок посмотрел на нее темными глазами Колдера.

— И еще одну, для папы?

Дейдре погладила темные волосы мальчика, в то же время тайно позволив маленькому созданию вырваться на свободу у себя за спиной.

— О да. И для папы тоже. Он просто мечтает о саламандре.

Звонкий смех Мэгги раздался над вересковой пустошью, танцуя вместе с ветром….

— Ш-ш-ш, леди Маргарет. Его сиятельство и миледи все еще спят, — упрекнула Патриция с улыбкой в голосе.

Дейдре открыла глаза в полумраке интимного пространства за задернутыми занавесями кровати. Она свернулась клубочком, прижавшись к широкой, теплой спине Колдера, обнаженная рядом с ним, тоже нагим. Дрейфуя от полудремы к бодрствованию, она слышала, как Патриция вывела Мэгги из спальни маркиза и тихо закрыла дверь.

Еще не было необходимости просыпаться. Она могла проспать все утро, если ей этого хотелось. Смутно Дейдре задумалась о том, как выглядит Брукмур. Колдер не считал себя вправе ехать туда до тех пор, пока старый герцог не умрет, потому что маркиз ощущал себя каким-то хищником, шныряя вокруг, особенно потому, что никогда не был близок со стариком. Она размышляла над тем, ветрено ли там… и растет ли там вереск…

Взяв мужа за руку, Дейдре потянула Колдера, заставив перевернуться так, чтобы он обнимал ее и поглубже зарылась в его сонные, гостеприимные объятия. Еще можно спать много часов…

Внезапно ее глаза с изумлением распахнулись. Выбравшись голой из постели, она пробежала через огромную спальню в крошечную комнатку, где находился ночной горшок.

Колдер присоединился к ней через несколько секунд, все еще обнаженный, с нахмуренным лбом над сонными, обеспокоенными глазами.

— Ты заболела. Я пошлю за врачом.

Дейдре вытерла рот и уселась на пятки.

— Нет. Я думаю, что именно сейчас со мной как раз все в порядке. — Она покачала головой. — Это так странно. Можно даже подумать, что я… — Ее сердце споткнулось. Ее груди испытывали болезненные ощущения, и в последнее время она ощущала сонливость…

Она подняла голову, чтобы посмотреть на мужа, надежда зародилась внутри нее.

Что-то сверкнуло в этих дорогих, темных глазах.

— Это было бы… просто восхитительно.

Дейдре прижала ладони к своему животу, не обращая внимания на длинный выступающий шрам на нем, заживавший несколько недель. Руки Колдера обняли ее, когда он встал на колени сзади, накрыв своими ладонями ее ладони.

— Это возможно, как ты думаешь? — Его голос был осторожным, но она слышала в нем радость.

— Почему бы и нет? — Дейдре откинула голову назад на его голое плечо, ощущая, как его сила окружает и поддерживает ее. — Софи никогда особо не доверяла врачам. — Она закрыла глаза. В ее памяти возник чуть слышный зов, едва ли громче крика далекой морской птицы.

Почему бы и нет, в самом деле?

Примечания

1

Траст (доверительная собственность) — в англо-американском праве особая форма собственности, сущность которой заключается в том, что одно лицо — доверительный собственник управляет имуществом, переданным ему другим лицом — учредителем траста (сеттлором).

(обратно)

2

Джентри (gentry, англ.) — нетитулованное мелкопоместное дворянство.

(обратно)

3

Дублет — род камзола (фасон мужской одежды эпохи Возрождения)

(обратно)

4

Дронт (англ. dodo) — вымершая птица отряда голубеобразных, обитавшая на островах Индийского океана и истреблённая в 17–18 вв. завезёнными туда свиньями. В переносном смысле это слово означает «тупица».

(обратно)

5

Уток — поперечная нить в ткани, переплетающаяся с основой, состоящей из продольных нитей.

(обратно)

6

Шкив (от голл. schijf) — вращающаяся деталь ременной передачи или канатной передачи, выполненная в виде колеса, охватываемого гибкой связью.

(обратно)

7

Пеннинские горы (англ. Pennines) — небольшой (не более 900 метров) высоты горы в Великобритании, расположенные в северной Англии и южной Шотландии. Отделяют северо-западную Англию от Йоркшира и северо-востока Англии.

(обратно)

8

Богиня возмездия в греч. мифологии.

(обратно)

9

Пеан — благодарственная песнь, адресованная Аполлону.

(обратно)

10

Боудикка (лат. Boadicea, ум. 61 г.) — жена Прасутага, вождя зависимого от Рима бриттского племени иценов, проживавшего в районе современного Норфолка в Восточной Британии. По описаниям историков, у неё были рыжие прямые волосы, доходящие ей до талии, резкий голос и всепроникающий взгляд.

(обратно)

11

Горгулья — в готике: жёлоб, водосточная труба в виде уродливой фантастической фигуры.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Эпилог

*** Примечания ***