Маска майя [Хуан Марторель] (fb2) читать постранично, страница - 3

возле трупа своей матери, и казался совсем беззащитным в своей наготе: на нем была белая набедренная повязка и больше ничего. С его раненой щеки тонким ручейком до самой земли стекала кровь.

Ребенок подполз к матери и попытался, толкая тело женщины слабыми ручками, привлечь ее внимание. Ему не исполнилось еще и двух лет, но он не плакал, а заметив приближающегося зверя, просто повернулся в его сторону и принялся рассматривать большими черными глазами, в которых отражалось любопытство.

Ягуар медленно приближался, опустив голову к земле, чтобы не испугать детеныша, и тихо рыча при этом. Подойдя к ребенку, он протянул к нему переднюю лапу крайне осторожным движением, а ребенок правой ручкой мягко сжал ее. Тогда ягуар склонил голову к лицу малютки, и его шершавый язык лизнул рану, пересекавшую щеку.

Ребенок встал на ножки, находясь теперь под телом животного, и капли крови, текущей из раны ягуара, падали прямо на порез на щеке малыша. Кровь смешалась с кровью, и на мгновение показалось, что рана ребенка начала затягиваться, словно для того, чтобы сохранить внутри эту жизненно необходимую жидкость, пусть инородную.

Зверь поднял уши и внимательно прислушался. По тропе, как по руслу реки, снова приближался шум, со стороны, противоположной той, откуда появился детеныш вместе с родителями. Этот шум тоже издавали человеческие существа. Ягуар не встревожился, поскольку люди и не пытались скрыть свое присутствие: звук их шагов был четким, а их голоса — громкими, несмотря на расстояние.

Он снова повернулся к ребенку, продолжавшему внимательно рассматривать его, и их взгляды встретились на несколько секунд. Во взгляде ягуара можно было прочесть глубокую мудрость, унаследованную от предков, передаваемую из поколения в поколение. Во взгляде ребенка была зрелость, не свойственная его нежному возрасту. Кошка прикрыла веки, как бы желая сохранить навсегда такой образ в его памяти.

Наконец зверь понял, что больше ждать нельзя, и изящным прыжком переместился в сторону от тропы, затерявшись затем в лесу.

2

Париж, 2001 год

Николь Паскаль схватила на ходу сумку и вышла из своего кабинета, с недовольством глядя на часы. В последнее время ей казалось, что времени не хватает ни на что. Она по-прежнему занимала ту же должность хранителя в отделе античного искусства Лувра, в секции египтологии, но ответственность, возложенная на нее, все возрастала в геометрической прогрессии с того самого дня, когда, полтора года назад, счастливая и наивная, она стала хозяйкой кабинета, который сейчас поспешно покидала.^[2]

Тогда директором департамента был Пьер де Ленэ, уволившийся чуть больше года назад — внезапно и, как утверждали, по собственному желанию. Николь больше не слышала никаких разговоров о нем. Его пост теперь занимал Поль Жакэ, человек пожилой, профессор истории искусств.

Николь находила его приветливым и сдержанным, хотя и скучала по суровой личности его предшественника. Воспоминания о Пьере де Ленэ были все еще очень живыми — до такой степени, что временами, когда повседневные заботы не довлели над ней, перед ее мысленным взором внезапно появлялся образ директора, и у девушки возникало чувство, что стоит ей только захотеть, и он предстанет перед ней со своей фирменной улыбкой, а затем станет наблюдать за ней взглядом, полным высокомерия и пренебрежительной иронии. Бывший директор имел репутацию человека недоступного и заносчивого, но Николь вспоминала о нем как о человеке, поверившем в нее, новичка, и поручившем ей составлять каталог наследства Гарнье.

Ее воспоминания, впрочем, омрачал тот день, когда Пьер де Ленэ привез ее в кафедральный собор Лаона,^[3] чтобы помочь возвращению Сатаны…

Сейчас она была перегружена работой еще и по той причине, что должность главного хранителя, которую в те дни, когда она только пришла работать в Лувр, занимал Рене Мартэн, еще оставалась свободной, несмотря на то что с момента его странной смерти прошло довольно много времени. И хотя департамент заключил контракт с новым стипендиатом, добрая половина обязанностей Мартэна перешла теперь к Николь.

Помимо этого была еще и телевизионная программа, в которой она регулярно принимала участие. С тех пор как во внутренней части одной из колонн усыпальницы фараона Сети I была найдена статуэтка, она прославилась на весь мир как бесстрашный и прозорливый археолог, став знаменитой, разумеется, и в своей стране.

Все началось с одного рисунка и нескольких иероглифов, начертанных на керамическом черепке, являвшемся частью наследства Гарнье. Николь пришла к выводу, что солнечный диск, обрамлявший голову бога Ра, изображенного на гробнице в Долине Царей, заключал в себе секрет, насчитывающий более трех тысяч лет.

Это была еженедельная программа, и Николь появлялась на экране не более чем на десять минут, но затрагиваемые темы были всегда разными, и подготовка