Снаряд-неудачник [Уильям Тенн] (fb2) читать онлайн

Уильям Тенн Снаряд-неудачник

Ну наконец-то. Я принял твердое решение. Война закончена, и, как только «Солнечный удар» осуществит посадку на Земле, я сдам своих пленников какому-нибудь чиновнику трибунала по военным преступлениям и снова стану абсолютно гражданским лицом. Я буду свободен делать что хочу — пить вино, петь песни и... ну, вы понимаете, что я имею в виду, — в общем, весь набор.

Коммуникатор, установленный на потолке приятного, нежного цвета, показывал оставшееся расстояние — два миллиона миль. В общем, пара пустяков! Это путешествие вообще оказалось очень приятным. «Солнечный удар» — роскошная частная космическая яхта, реквизированная для нужд земного Космического флота — для доставки моих необычных подопечных в руки правосудия. Я надеялся, что когда-нибудь я смогу позволить себе такую яхту. После того как много лет пробуду сугубо гражданским человеком...

Глаза буквально слипались. Джимми Троки должен разбудить меня через четыре часа, чтобы я сменил его на вахте по охране пленных. И к этому времени мне надо быть совершенно свежим. Я задремал.

— Мистер Батлер! — Я рывком сел. Огромная физиономия капитана Скотта смотрела на меня с экрана коммуникатора. — Немедленно явиться на мостик! Немедленно, мистер Батлер! — Изображение потускнело и исчезло.

Чуть наклонив койку, я выбрался из нее и оделся. За пять лет службы неизбежно вырабатываются определенные рефлексы на приказания. Только когда дверной люк остался позади, я вспомнил, что следует остановиться и хотя бы выругаться.

Интересно, с какой стати этот дряхлый космический пес считает, что имеет право мне приказывать? Я служу в армии, а не во флоте. Более того, я уволился перед тем, как мы взлетели. И единственное, за что я сейчас отвечаю, — это пленные.

Похоже, надо кое-что разъяснить старику. Тем не менее я отправился на мостик. Правда, не раньше чем наведался в конец коридора — проверить, как дела у марсиан.

Джимми Троки, мой подчиненный, прислонился к люку, ведущему в офицерскую каюту, которая в этом полете служила тюрьмой. Он быстро бросил сигарету и затоптал ее.

— Извини, Хэнк. Но все под контролем, честно. Рафферти и Голдфарб оторвались от шахмат и отпустили меня перекурить. Уж они-то ничего не пропустят.

— Все в порядке, — ответил я. — Мне случалось поступать так же. Просто чтобы легкие не пересохли без курева. Как там себя чувствуют наши друзья? Все еще принимают ванны?

Он усмехнулся.

— Дидангул умудрился пять раз искупаться за мою вахту. Оба дружка сменяли его в бассейне. Только марсианин способен нежиться в водичке, когда над его чешуйчатой башкой висит вполне вероятный смертельный приговор! — Его лицо напряглось. — Но все оставшееся от купания время наши друзья возятся с преобразователем и пересвистываются.

— Знаю. Мне это тоже не нравится. Но седоволосые парни в штабе решили предоставить им этот прибор. Сказали, что преобразователь такого размера не представляет опасности и пусть, мол, потешатся перед смертью. Приговоренным марсианам полагается плотный ужин.

— Да. Я этого не понимаю. Когда я думаю о том, что Дидангул сделал с парнями из Пятнадцатой армии... Конечно, им не удастся вытащить из преобразователя оружие. Все, что они получали, это крошки нейтрониума, которые не смогут поднять даже их троих. И все-таки...

— Мистер Батлер, — раздался из коммуникатора пронзительный голос. — Капитан Скотт говорит, что, если вы не появитесь на мостике через две минуты, он пришлет наряд и вас притащат за волосы.

Джимми разозлился.

— Кого это он из себя корчит? Ты вовсе не обязан подчиняться приказам этого парня. Он — флотский!

— Он — капитан корабля, — напомнил я. — Ты же знаешь, в открытом космосе он может распоряжаться даже жизнью и смертью. Придется мне идти.

— Ну, во всяком случае, не позволяй ему нести разную чушь, — крикнул Джимми мне вслед и, махнув рукой, полез в дверной люк.

Прежде чем открыть тяжелую дверь, ведущую на мостик, я поправил китель так, чтобы эмблема «Орел-на-Сатурне» ровно сидела на груди. В первом военторге, который наши оккупационные войска открыли на Марсе, не продавали штатские шмотки, поэтому мне приходилось по-прежнему постоянно носить форму. А Скотт не выносил небрежности в одежде.

Погладив ладонью панель, я шагнул вперед. Бац! Я тер нос и на чем свет стоит проклинал весь земной Космический флот. Угораздило же их заменить удобные привычные люки старомодными откидными дверями на шарнирах — флотские традиции, видите ли...

Я вцепился в дверную ручку и вошел, все еще ощущая боль в носу. Никто даже не подмигнул мне в знак сочувствия. Все, кроме Каммингса, рулевого, столпились вокруг одного из пяти больших видеоэкранов, имевшихся на мостике. Я вздохнул.

— Мистер Батлер, — крикнул через плечо капитан Скотт. — Если ваши разнообразные светские обязанности позволяют вам согласиться с моим предложением, не будете ли вы столь любезны, чтобы подойти на минутку к экрану?

Я взглянул на его косматый затылок и перевел глаза на светло-синюю форму. Затем, разумеется, пришлось подойти к экрану и встать рядом с лейтенантом Висновски, астронавтом, — тот послал мне мимолетную улыбку. Скотт скрежетал зубами.

На экране не было ничего, на мой взгляд, достойного внимания. Большой диск Земли, Луна приблизительно того же размера, множество мелких огоньков — звезд, метеоров или, возможно, светлячков.

— Что я должен здесь...

— В этой части, — перебил меня Висновски, поворачивая рукоятку какого-то маленького приспособления. Часть экрана словно растянулась, и маленькие белые огоньки стали крупнее.

Там виднелось нечто странное, неправильной формы, с какими-то выпирающими частями. Темно-коричневое, оно, казалось, передвигалось рывками. Я никогда раньше не встречал ничего подобного.

— Малый астероид? Метеорит?

— Ни то ни другое, — ответил Скотт. — Его нет ни на одной карте, а уж этот район исследован до мельчайших подробностей. Скорость и движение — резкими толчками, как видите, — не позволяют считать его телом из Солнечной системы. Кроме того, оно следует за нами.

Мои мысли сразу обратились к марсианам в недрах нашего корабля.

— Спасательная экспедиция?

— Вряд ли, — капитан прошел в центр помещения, где Каммингс напряженно пялился на сотню переключателей. — Сорок, пять-девять, сорок. У объекта как будто отсутствуют двигатели.

— Сорок, пять-девять, сорок, — пропыхтел Каммингс, перекатывая во рту табачную жвачку. Он потянул три рукоятки к себе, две другие отодвинул в обратную сторону. Затем взглянул на медленно вращавшийся на потолке прибор. — Сорок, пять-девять, сорок. По дуге.

— Но как он может следовать за нами без двигателей? — рассудительно спросил я. — Не знаю, каково расстояние, но...

— Более трехсот тысяч миль, — капитан Скотт вернулся к экрану и теперь пристально вглядывался в него. Меня поразило выражение беспокойства, исказившее его немолодое лицо с бледной, как у всякого космонавта, кожей. — Слишком далеко для того, чтобы говорить о гравитации, — если вы это имеете в виду, мистер Батлер. «Солнечный удар», возможно, большая яхта, но по космическим меркам это очень маленький корабль, а та штуковина вообще слишком крошечная, чтобы могло существовать какое-то притяжение. И тем не менее она движется приблизительно с нашей скоростью и — вон, посмотрите-ка! — меняет курс вслед за нами.

Не было сомнений, что именно это она и сделала. Когда «Солнечный удар» пошел по новой дуге, небесные тела на экране, казалось, отклонились в сторону. Все, кроме нашего нового маленького дружка. Один из его выпуклых боков стал медленно поворачиваться, и постепенно он занял ту же позицию относительно нас, что и раньше.

— Уберите увеличение, мистер Висновски.

Астронавт щелкнул приспособлением, вернув рычажок в первоначальное положение. Они с капитаном торопливо подошли к штурманскому столу. Второй офицер, тревожно взглянув на вращавшийся на потолке прибор, направился к двери и покинул мостик, успев, однако, бросить взгляд на экран.

— Я проверю посты, сэр.

— Хорошо. И можете объявить боевую готовность номер два. Я позвал вас на мостик, мистер Батлер, потому что полагаю, что это — чем бы оно ни было — как-то связано с вашими высокопоставленными пленными. Возможно...

— В этом случае я настаиваю, чтобы вы немедленно радировали на Землю. Или на военную базу Луны. Они пришлют какую-нибудь помощь...

— Мистер Батлер! Что значит — вы настаиваете? Кто вы такой? До тех пор пока у вас не будет пяти красных нашивок, на этом корабле командую я! — Он сжал губы и сердито повернулся ко мне. Старикан озверел до последней степени. Однако я еще не закончил свою речь.

— Вы командуете во всех космических делах, — я старался подражать его командному тону. — Но именно я отвечаю перед трибуналом по военным преступлениям и через него — перед Советом Солнечной системы за благополучную доставку пленных. Дидангул — единственный из четырех опытных тетрархов, которого нам удалось захватить...

— Мне наплевать! — взорвался Скотт. — Будь он хоть главным фельдмаршалом во всей чертовой земной армии, командовать этим кораблем все равно буду я. И если возникнет необходимость, приведу вам веское доказательство правоты моих слов — посажу вас в карцер, причем в настоящий карцер, а не в благоустроенную, роскошную каюту, в какой наслаждаются жизнью ваши ящерицы.

Вы сами предпочли стать гражданским человеком, мистер Батлер, — хотя все еще ходите в форме, — и для меня вы просто государственный служащий, которого правительство уполномочило присмотреть за тремя чувствительными марсианами, дабы те не простудились и не покончили с собой. Вот почему вы обязаны подчиняться моим приказаниям и приказаниям других офицеров. Вам все понятно?

Глубоко вздохнув, я подумал о том, что мы, «государственные служащие», — это чаще всего люди, которые получили наибольшее количество ран и орденов во всем Третьем корпусе, решили выйти в отставку на Марсе, а затем добровольно вызвались охранять на пути домой самых опасных преступников космической войны, потому что ни одного солдата оккупационных войск нельзя отвлекать от несения службы. Но... вслух свои мысли я не высказал.

— Хорошо. — Побагровевшие было морщины на лице Скотта стали розовыми, и он взял со штурманского стола книгу. — Я не буду никому радировать, как вы это называете на вашем армейском жаргоне, из-за инцидента с «Джетсэмом». Вы слышали об этом? «Джетсэм», маленький разведывательный корабль, действовавший в окрестностях Деймоса примерно за неделю до заключения мира, сообщил через радарную связь, что его преследует странной формы объект, который идет на той же скорости, но сохраняет дистанцию. Минутой позже он объявил, что с момента начала передачи объект увеличил скорость и теперь очень быстро приближается. А еще через секунду весь военный береговой плацдарм Деймоса сотряс невероятной силы космический взрыв. От «Джетсэма» и его команды не осталось ни клочка.

— М-м-м. Однако взрыв в космосе... Атомные каналы недостаточно сильны. Итак, вы не будете пользоваться радио — о-о, пардон, радаром, — так как опасаетесь, что эта мина активизируется и увеличит скорость. Однако предположение о том, что это именно мина, на мой взгляд, не имеет под собой никаких оснований. А если допустить, что мы имеем дело с чем-то новеньким, то у марсиан не было времени на создание и запуск такого рода штуковины. Они убрались из этого района задолго до битвы в Южном полушарии.

— А на другой стороне Луны? — возразил капитан. — Партизанские банды марсиан все еще существуют и до сих пор удерживают забытые горные укрепления на Луне. Это может быть бродячая мина или новый тип самонаводящегося снаряда. Это может быть что угодно, вплоть до неразорвавшегося снаряда. В любом случае объект представляет серьезную угрозу. Вполне возможно, что он был неудачно выпущен одним из наших собственных орудий. Марсиане по сути своей всего лишь подражатели — сами они не открыли ни одного научного принципа.

Я улыбнулся и покачал головой.

— Не поддавайтесь на нашу пропаганду, капитан. Любой марсианин умнее пяти тысяч земных ученых. Просто они не интересовались техникой до тех пор, пока мы не погладили их по чешуйчатым головам из всех видов оружия. В конце концов, гироскоростная передача, используемая в вашем корабле, была скопирована с марсианского судна, брошенного командой еще на первых этапах войны.

— Даже не предполагал, что это уже известно широкой общественности, мистер Батлер, — сказал капитан, гордо выпрямляясь всем своим тощим телом, облаченным в синюю форму. — Мистер Висновски, на скольких гиро мы поворачивали?

— Я думаю, на пяти.

— Вы думаете?!

— Точно на пяти, — поправился Висновски, бросив поспешный взгляд сперва на прибор, потом на свои карты.

— Увеличьте до девяти. Я знаю, что мы превышаем лимит, но передайте в машинное отделение, что мы сохраним такое ускорение только до момента активизации неразорвавшегося снаряда, если это, конечно, именно он.

Капитан Скотт быстро прошел мимо меня к видеоэкрану и раскрыл книгу, которую держал в руках. Он медленно поворачивал металлические страницы, то и дело переводя напряженный взгляд с иллюстраций на странный коричневый объект в увеличенной части экрана.

Висновски связался с машинным отделением по коммуникатору и отдал приказ на девять гиро. В ответ на их удивленные вопли он молча щелкнул переключателем.

— Не спорь со старым ловцом комет, — прошептал мне лейтенант. — Он не потерпит никаких возражений даже от отставного армейца. Вообще, это просто позор, что у нас две раздельные службы. Во время войны начинаются какие-то идиотские юридические разборки по поводу того, идет ли битва в глубоком космосе или на планете. Это просто глупо и положительно отдает двадцатым веком.

Я был с ним полностью согласен.

— Но капитан в корне ошибается, заявляя, что в мои обязанности входит помешать марсианам покончить жизнь самоубийством. Уберечь от простуды, — да, но от самоубийства... ничего подобного! Да если бы хоть один марсианин мог когда-либо заставить себя добровольно сползти в эту необъятную сырость, мы могли проиграть войну через месяц после уничтожения Антарктики.

Их цивилизация возникла слишком давно, и они чересчур долго наслаждались жизнью, чтобы решиться на такой шаг. Марсиане так и оставались бы цивилизованной расой, не помешай мы им мирно дремать в своих ваннах и не заставь мы их на собственной шкуре почувствовать всю прелесть боевого задора — а попросту говоря, драчливости. И до чего же нас, бывало, раздражала их безмятежность!

Висновски кивнул.

— Большинство солдат, с которыми я разговаривал, чувствуют то же самое. Я помню, как все были заинтригованы, когда двух первых марсиан уговорили посмотреть на старомодный бой тяжеловесов в «Мэдисон-Сквер-Гарден».

— Конечно. Мы ответственны за то, что изменили мировоззрение, насчитывавшее миллион лет. А кроме того, вспомнить только, каких людей мы отправили колонизировать Марс! Философов из Германии и Японии, исповедующих теорию сверхчеловека, которых у нас не хватало духу прикончить после второй атомной войны.

— Убавьте до шести гиро, — подал голос капитан Скотт. — Эта штуковина тоже увеличила ускорение, чтобы соответствовать нашему. Я надеюсь, вы аккуратно фиксируете все это в бортовом журнале, мистер Висновски.

— Да, сэр, разумеется. Так точно. — Висновски покраснел, быстро передал приказ в машинное отделение и начал торопливо писать. Я порадовался, что мне не довелось служить под началом такого командира.

— Просто совершенно вылетело из головы, — прошептал он через некоторое время, не отрывая глаз от журнала.

— Мой отец рассказывал мне, как правительство тогда подало эту идею: «Позволим блестящим, но заблуждавшимся людям начать новую жизнь в новом мире. В борьбе с трудностями на враждебной планете они исправятся и помогут человечеству расширить границы своей империи в космосе». Империя — тьфу!

— Ну, единственные, кому помогли их силовые методы и блестящие идеи, это марсиане-пириты, которые просто модифицировали идею, превратив сверхчеловека в сверхмарсианина. За тридцать лет пириты выросли из противной маленькой секты в крупную политическую партию. Когда марсианские ученые принялись играть с оружием, вместо того чтобы исследовать новые способы орошения водой собственных черепушек, человечество просто...

— Девять гиро! — завопил Скотт. — Немедленно вернуться на девять гиро!

— Снова поднять до девяти! — молниеносно передал Висновски в коммуникатор. — И не спорить! Что случилось, сэр?

Он бросился к капитану, я поспешил следом. Скотт дрожащим пальцем показывал на экран. Коричневая масса увеличивалась. Теперь странный, изломанной формы объект можно было разглядеть во всех подробностях.

— Только посмотрите! Оно увеличило ускорение до нашего верхнего предела, но, когда мы снизили его до шести, у них оно осталось на девяти. Теперь я уверен, что это неразорвавшийся снаряд — какой-то вид самонаводящейся торпеды.

Во флотском бюллетене ничего толком не разъяснили. Промелькнули лишь весьма туманные сообщения типа «полагают, что марсиане пытались разработать усовершенствованный самонаводящийся взрыватель, использующий космические боеголовки, который сможет координировать свою скорость в соответствии со скоростью преследуемого объекта, делая невозможным снижение скорости и приземление последнего». Конечно, даже думать нечего об уменьшении ускорения, если этот богом проклятый булыжник будет гнаться за нами как сумасшедший. Но ученый болван, который писал бюллетень, даже не упомянул о мерах защиты!

— Возможно, он понятия о них не имел, — Висновски скорчил гримасу, глядя на экран. — Просто пожелал сообщить командирам кораблей, что эта штуковина может когда-нибудь объявиться. А там пусть делают что хотят.

Даже Каммингс оторвал взгляд от сотен рычажков и переключателей и, продолжая с мрачным видом жевать свою табачную жвачку, покосился на смертельный снаряд. Я не мог понять, с чего это они все заволновались, и решил честно в этом признаться.

— «Солнечный удар» ведь оснащен атомными каналами, верно? Почему бы не воспользоваться одним из них?

— Мистер Батлер, — произнес капитан с нескрываемым раздражением. — Вы явно не выходили в глубокий космос со времен битвы при Деймосе, если думаете, что можно взорвать самонаводящийся снаряд последней модели. Все они способны поглощать значительную часть взрывной энергии, с тем чтобы, совершив поистине фантастический рывок, достичь корабля и только затем взорваться. Нет, подорвать его невозможно. В то же время мы не в состоянии поддерживать ускорение в девять гиро! Ситуация безвыходная.

Я пытался припомнить все, что приходилось слышать о недавно разработанном принципе — временный иммунитет и полное поглощение, — на основе которого созданы новейшие самонаводящиеся снаряды. Но в то время меня гораздо больше занимали подземные операции около города Гринда, а потому я даже не позаботился собрать информацию.

— Минутку, капитан! Это ведь так называемый снаряд-неудачник, верно? То есть снаряд, который не разорвался. Так как он может...

— Снаряд-неудачник — это снаряд, который не разорвался... пока. А самонаводящаяся космическая ракета — это штуковина, которую не притянуло ни к одной мишени. Возможно, потому, что она ее просто не встретила... пока. Мистер Висновски, ваше мнение?

Висновски прикусил нижнюю губу и поскреб подбородок. Я ждал, уже сам немало встревоженный. Эта теория полного поглощения... Она в определенной мере объясняла, почему мы не можем использовать радио или уйти на спасательных катерах.

Любой дополнительный расход энергии будет способствовать увеличению скорости ракеты, а она и так уже сравнялась с максимальной скоростью корабля. Это также означало, что, поскольку любой сделанный руками человека объект, мчащийся в космическом вакууме, излучает определенное количество энергии, эти отвратительные игрушки в конце концов непременно настигнут свою цель. Но что у них вместо двигателей?

— С вашего разрешения, сэр, — тем временем предложил Висновски, — я бы хотел произвести отвлекающий маневр.

— Я надеялся, что вы это скажете, мистер Висновски. Нам уже давно пора принимать отчаянные меры. Но я никогда бы не отдал такой приказ своим подчиненным. Не вызовись вы добровольно, я сам...

— Держитесь покрепче за свои бинокли, — сказал я им обоим. — В армии мы довольно часто пользовались тем, что вы назвали отвлекающим маневром. Я лишь балласт на этом корабле, лакей при марсианах, так почему бы мне и не взять это на себя? Я совершенно не рвусь в добровольцы, но у Висновски три жены, тогда как у меня...

— Нет ни одной. Но будут, как только вы начнете жить по земным законам для гражданских лиц. Ведь сколько отличных парней погибло в этой войне, так откуда, вы думаете, возьмется новое поколение, если такие люди, как вы, будут медлить и цепляться за свою свободу? В любом случае, Батлер, вы уже практически демобилизовались, а капитан захочет, чтобы задача была выполнена представителем флота. — Висновски вышел, прежде чем я успел набрать воздуха и что-либо возразить.

— Пришлите второго офицера заменить вас, — крикнул ему вслед Скотт. — И пусть наряд приведет сюда этого марсианского парня — Динг... данг... как там его?..

Я резко повернулся к капитану.

— Мне были даны строгие инструкции содержать Дидангула в каюте под непрерывным наблюдением!

— В чрезвычайной ситуации я облечен полномочиями, — рявкнул капитан, — которые лишают силы все ваши инструкции. Я положительно уверен, что тут не обошлось без этой змеи, и, если что-нибудь случится с мистером Висновски, я намерен выжечь из него эту тайну каленым железом! Плевать мне на весь земной Юридический кодекс!

— Пустые надежды. Эти малютки, а в особенности такая личность, как Дидангул, могут вытерпеть больше, чем вы успеете придумать, прежде чем расколются. И они могут сообразить, что если вы причините им слишком большой вред, то вам уже ни к чему пытаться уходить от снаряда, поскольку тогда вас привлекут по указу двадцать два — тридцать четыре трибунала по военным преступлениям, как только вы приземлитесь.

Вошел второй офицер и занял свое место перед экраном; его угольно-черное лицо подергивалось от волнения. Я понимал, что он чувствует. При обычных обстоятельствах выполнение отвлекающего маневра было всего лишь утонченным способом совершения самоубийства — с той только разницей, что близким обязательно вручат твою посмертную медаль.

Ты берешь открытый одноместный катер и крутишься вокруг снаряда до тех пор, пока не притянешь его. Как только снаряд меняет курс и устремляется за спасательным катером, ты катапультируешься и просто плаваешь в скафандре в открытом космосе, пока корабль не подберет тебя. Естественно, если тебе посчастливится выжить. Взрыв в космосе охватывает огромное пространство, атомные каналы — почти такое же.

А с этим приспособлением, несущимся у нас на хвосте, все будет слегка по-иному. Во-первых, снаряд уже двигается с почти такой же скоростью, какую может развить одноместный катер, а это означает, что временной промежуток между притяжением и взрывом окажется минимальным. А если еще учесть все новомодные штучки, которыми оснащен этот снаряд, становится очевидным, что у Висновски чуть-чуть больше шансов попасть обратно на корабль, чем у меня получить на руки только пики во время следующей игры в покер.

Я неуклюже похлопал по спине второго офицера. Висновски явно был одним из самых популярных людей на «Солнечном ударе».

Кто-то врезался в дверь — послышалась цветистая ругань на афгани. Я хмыкнул. Джимми Троки явно тоже не пришлась по душе флотская предубежденность против нормальных люков при выходе на мостик.

Затем дверь открылась, и задом, держа свой «стиффлиц» в полной боевой готовности, вошел Джимми, а за ним — девятнадцатифутовая мокрая, злая и высокомерно наглая ящерица. Вслед за дергающимся хвостом медленно вошел Рафферти, тоже вооруженный «стиффлицем».

— Голдфарб присматривает за его двумя приятелями, — сообщил мне Джимми через плечо. — Хочешь, чтобы я его связал?

— Да, пожалуй.

Джимми нажал на нужное приспособление на своем оружии и, установив минимальное напряжение, накрыл марсианина паутиной тонких нитей «стиффлица». Когда бывший тетрарх превратился в нечто вроде кокона, из которого торчала только голова с выступающими челюстями, Троки вручил мне оружие, и они с Рафферти отправились к выходу.

— Теперь он в ваших руках, шеф, — с поклоном сообщил мне Джимми.

Дидангул произнес нечто совершенно непереводимое. Впрочем, если бы его фразу и удалось перевести, она все равно оказалась бы абсолютно непечатной.

— Что он говорит? — спросил капитан.

Дидангул продолжал свистеть, глядя куда-то в потолок.

Я подождал, пока он повторил, и тогда мне стало почти страшно переводить его слова.

— Он говорит, что его в высшей степени бесцеремонно вытащили из ванны, что он совершенно продрог. Он говорит, что весьма подвержен простудам и теперь наверняка заболеет. Он хочет знать, входит ли такое обращение с пленным в хваленую систему земного правосудия.

— И это говорит чудовище, которое подвергло медленному обезвоживанию пятнадцать тысяч человек в своем собственном дворце за неделю до того, как потрудилось официально объявить войну! Это гнусное... Подумать только! Сколько воды пришлось выделить штабу из собственных запасов, чтобы этим поганцам было, видите ли, удобно по дороге на суд. Спросите его, знает ли он что-нибудь об этой куче кое-чего, которая преследует нас.

Просвистев вопрос Скотта марсианину, я напряженно вслушивался в ответ, ибо достаточно хорошо знал только сугубо разговорный язык, точнее даже жаргон, а Дидангул упорно говорил на литературном марсианском языке со всеми присущими ему тройными образами и распространенными группами существительных.

— Говорит, что знает. Вероятно, его запустил один из его друзей на Луне. Говорит, что бы мы ни предпринимали, нет никакой возможности уклониться от него. Говорит, что готов сообщить информацию о единственной эффективной форме защиты только в обмен на твердую гарантию побега отсюда. Под твердой гарантией он подразумевает, что двум его сотоварищам дадут спасательный катер и двух заложников. Как только он разъяснит нам, какие меры безопасности можно предпринять, марсиане сядут в спасательный катер и отпустят заложников. Они не опасаются погони, так как наш корабль сможет только ползти словно черепаха, ведь ему так долго пришлось идти с ускорением девять гиро.

— Вот, значит, как? Скажите ему, чтобы шел прямо в... Сахару! Интересно, как эта змея запоет, если поднять напряжение нитей «стиффлица» до средней отметки? Или пощекотать его нервные клетки, — кстати, марсиане так же трусливы, как Ионийские скелники?

— И даже еще трусливее, — пожал я плечами. — Но только в том случае, когда это каким-то образом касается добровольного самоуничтожения. Они весьма стойко — особенно пириты — ведут себя под пыткой. А эта личность достаточно много знает о правительстве Земли, чтобы понимать, что в случае убийства важного пленника мы рискуем не меньше, чем в случае поцелуя с этим самонаводящимся снарядом. Вот почему я отнюдь не уверен, что он расколется, даже если я санкционирую подобные меры убеждения.

— А как насчет психологического прощупывания? Всем известно, что потребность в воде так называемых цивилизованных марсиан фантастически высока. Может быть, жажда заставит его?..

Я обдумал этот вариант.

— Во-первых, трудность в том, что Дидангул был доставлен сюда непосредственно из ванны, где он еще и пил в свое удовольствие. У нас не хватит времени ждать, пока у него возникнет существенная жажда.

Со стороны носа корабля послышались два глухих удара.

— Мистер Висновски только что отбыл, — доложил второй офицер.

Капитан Скотт и я поспешили к голубому экрану, на котором крошечная оранжевая точка двинулась по выпрямляющейся дуге к неправильной формы снаряду. Через некоторое время оранжевая точка пошла по другой кривой и резко двинулась в направлении, противоположном направлению полета «Солнечного удара».

— Снаряд не последовал за ним, — вздохнул Скотт. — Уму непостижимо, но спасательный катер не смог притянуть его! Разве такое возможно?

Однако именно это и произошло. Висновски, явно заметив неудачу своего маневра, развернулся и по сужающейся спирали вновь начал приближаться к снаряду. Изломанная коричневая масса полностью игнорировала его крошечное суденышко. Она упрямо продолжала преследовать нас.

— Безумный идиот! Он намеревается... он пытается... Где переключатели в этом коммуникаторе?!

Скотт обхватил закругленную панель обеими руками и почти сунул внутрь свою крупную голову.

— Мистер Висновски! Вы что, хотите взорвать снаряд прямым столкновением? Отвечайте мне, мистер Висновски! Говорит ваш командир!

Лицо астронавта возникло в диске прибора.

— Больше ничего не остается, сэр. Я не могу заставить его идти за спасательным катером. Я протараню его и...

— Я вам покажу таран, Висновски! Я вас разжалую до уборщика третьего класса! Я не позволяю своим офицерам самим решать, стоит ли им выбрасывать жизнь на ветер! Вы слышите меня?! Немедленно возвращайтесь на корабль! Немедленно, Висновски! Разве вы не знаете, что такое сложное оружие не может взорваться от простого столкновения с инородным телом?

Спасательный катер продолжал двигаться по спирали. Еще два-три витка — и...

— Я знаю, что шансов взорвать его немного, сэр, но в нынешних обстоятельствах даже малейшая надежда...

— Такие вопросы уполномочен решать только я! — завопил капитан. — Вы нам нужны как астронавт, Висновски. Наш единственный шанс избежать столкновения зависит от вашего присутствия на мостике рядом со мной. Вы жизненно необходимы мне для принятия решений. Возвращайтесь на корабль, Висновски, или я клянусь всем святым, что лично сдеру с вас погоны и раздену до самых подштанников!

После этой весьма заковыристой угрозы наступила тишина. Затем оранжевая точка изменила курс и под острым углом отошла от приближающегося снаряда. Она двинулась обратно к кораблю. Все мы с облегчением вздохнули.

Через несколько минут послышался высокий звук, и мы ощутили легкий толчок — спасательный катер вернулся на «Солнечный удар».

Капитан Скотт подошел к штурманскому столу и налил в стакан воды из графина.

Услышав позади какой-то треск, я повернулся, подняв «стиффлиц». Дидангул, плотно обмотанный золотыми нитями, тянул длинный коготь к бутылке с водой.

Вот ведь жадина! Он практически только что вылез из ванны, но стоит только поместить марсианина где-нибудь рядом с водой, просто чтобы он видел что-то мокрое...

Он заметил мою ухмылку и выпрямился.

— После этого фиаско готовы ли люди согласиться на предложенную сделку? — просвистел он.

Я не потрудился ответить. Откуда он узнал, что именно происходило? Это на секунду озадачило меня. Любой марсианин, исповедующий культ пиритов или еще какой-нибудь культ, считал ниже своего достоинства изучать столь примитивный язык, как универсальный земной. И тут до меня дошло, что он видел всю операцию на экране. Да, эти ребятки были, прямо скажем, наделены интеллектом выше среднего.

— Теперь наше положение ухудшилось, — нервничал Скотт. — Излучение от спасательного катера увеличило ускорение снаряда примерно до девяти и одной десятой гиро. Времени осталось немного. Слышите треск? «Солнечный удар» не предназначен для таких суровых испытаний — нагрузка слишком велика для него.

Я прислушался: странный треск под ногами становился все громче. Чувствуя, что у меня на лбу выступил пот, я сам потянулся за водой. И внезапно застыл на месте.

— В чем дело? — шепнул мне капитан. — Есть идея?

— Ну, в некотором роде. Я как раз думал о том, что означает вода для такого высокоцивилизованного марсианина, как Дидангул. Она олицетворяет саму суть жизни. Вода — это один из тройных образов в марсианском языке, означающих жизнь. Кроме того, она служит своего рода эквивалентом высшей формы роскоши, богатейшей награды, побудительной причины для стремления к светскому успеху. Аристократический марсианский ученый интересуется любой исследовательской деятельностью, кроме вопроса ирригации их пустынных земель, как унижающего саму концепцию исследования. Я как раз подумал...

— Но вы сами сказали, что он не скоро испытает жажду!

— О, Дидангул вовсе не испытывает жажды. Но вода для него — нечто большее, чем просто физическая необходимость. Это потребность эмоциональная и интеллектуальная. Особенно вода, которая находится рядом, но при этом остается недосягаемой. Нам трудно представить силу этой потребности, но ее оказалось достаточно, чтобы из желания добраться до влаги, содержащейся в телах пятнадцати тысяч живых людей, подвергнуть их мучительному обезвоживанию. Попробую кое-что предпринять.

Я беспечно подошел к штурманскому столу и налил себе воды. Закончив пить, я причмокнул губами и счастливо вздохнул. Затем двинулся обратно к огромному марсианину, взбалтывая воду в графине. Я молча поднял перед ним графин.

Пленник содрогнулся и попытался выпрямиться. Затем мучительным, почти умоляющим жестом он попытался дотянуться когтистыми лапами до сосуда с водой, но мешали прочные нити. Ухоженные заостренные когти громко заскребли по стеклу.

— Очень славная вода, — просвистел я. — Необычайно влажная. Мокрая. Очень, очень мокрая. Чудесная вода, такая приятная для твоей кожи, Дидангул. Прохладная и мокрая вода, которая могла бы весело течь по твоей глотке. Ты можешь получить ее, Дидангул, пить ее, плескаться в ней; она доставит тебе влажное, замечательное удовольствие. Что мы должны сделать, чтобы избежать взрыва?

Марсианин попытался закинуть огромный зеленый хвост на голову. Он распахнул длинные челюсти, потом сомкнул их снова. Его глаза, не мигая, уставились на графин с водой, который я держал так, что он не мог к нему прикоснуться.

Пленник просвистел несколько тактов, и я наклонился вперед, напряженно вслушиваясь. Бессмысленный жадный лепет — слов не разобрать.

Висновски вошел и остановился у двери, поняв значение этой сцены. Он еще не успел снять скафандр.

Я опять встряхнул кувшин, вода заплескалась внутри.

— Хорошая влажная вода для тебя, очень влажная, мокрая. Как нам остановить снаряд?

Опять неразборчивый свист, содрогания, конвульсии. Казалось, Дидангул жаждал воды сильнее, чем любое живое существо, которое мне когда-либо приходилось видеть.

— Единственная проблема состоит в том, — произнес я вслух, — что его психологическая блокировка относительно разглашения любой информации, способной помешать спасению, также сильна, а может быть, даже сильнее, чем желание заполучить воду.

— Большинство людей можно заставить выдать информацию второстепенной важности, однако даже самые жестокие пытки не способны вырвать у них какой-либо действительно важный секрет, — внезапно вмешался в разговор Висновски. — Даже у марсианина есть подсознание. Попытайся узнать у него что-нибудь на первый взгляд не слишком существенное, спроси его, например, какого типа этот снаряд.

Я помотал бутылкой с водой около пасти Дидангула.

— Очень много влаги, — соблазнял я, — прекраснейшая влага. Только расскажи нам, как работает этот снаряд, и ты будешь купаться и пить сколько влезет. Мы не хотим знать, как уклониться от него, — только его специфику. Расскажи нам о его сути, Дидангул, ради этой воды, которую ты видишь перед собой и вполне можешь заполучить. Почему он преследует нас? Почему он не пошел за спасательным катером? Вся эта влага достанется тебе одному.

Невразумительный свист. Затем еще один, и еще... Всем своим существом он был сосредоточен на бутылке с водой.

— Снаряд... притяжение... искусственная гравитация... нет источника энергии... только искусственное, увеличенное притяжение к... к ближайшему телу большей массы... — Он замолк, содрогнулся всем телом и, извиваясь, продолжил: — Самой большой массы, которая двигается с изменяющимся ускорением как все не...бес...ные тела... масса спасательного катера меньше массы корабля... дайте мне воды... дайте... я в ней нуждаюсь... так сильно...

Я перевел.

— Это может нам помочь?

— Да! — Капитан Скотт радостно оживился. — Искусственно увеличенная гравитация! Это, должно быть, одна из их последних научных разработок — перед самым концом. Все, что мы можем сделать, это отправить с корабля какой-то груз, обладающий большей массой, чем то, что останется на борту. А на яхте можно оставить, скажем, только людей, корпус и радарную связь. Необходимо присоединить наши гиродвигатели к этой большей массе — пусть работают в автоматическом режиме — и отправить весь конгломерат по другой дуге, в то время как корабль будет следовать прежним курсом. Затем, после космического взрыва, мы запросим помощи у базы на Луне...

— Извините, сэр, — вмешался Висновски, — мы не успеем спаять все это вместе. Следовательно, наспех собранные нами в единое целое отдельные части разлетятся в космосе, едва покинув корабль. Двигатели отправят по другой кривой только тот отдельный фрагмент, к которому будут присоединены, но отнюдь не всю конструкцию.

Я вспомнил о приборе, который штабные разрешили дать марсианам для развлечения. Преобразователь! Нейтрониум!

— Они химичили с ним с начала полета, капитан! Этот прибор они собирались отдать нам в обмен на свою свободу! Но преобразователь слишком мал. Только опытный промышленный технолог способен справиться с задачей и превратить в нейтрониум значительную часть массы корабля...

— С вашего разрешения, капитан Скотт, — вступил в разговор второй офицер, — я думаю, что мне это по силам. Дело в том, что в академии я специализировался в области промышленных космических технологий и преобразователи — мой конек.

— Тогда немедленно беритесь за дело. Возьмите в помощь любых членов команды по вашему усмотрению.

Второй офицер поспешно вышел. Я наклонился к Дидангулу чуть ниже, чем следовало бы. Он вцепился в графин. Капитан Скотт подскочил и вырвал графин из его когтей.

— Нам понадобится вся масса, которую мы сможем собрать, мистер Батлер. Вода, в которой плескались эти ящерицы, пойдет в преобразователь, — он злорадно хмыкнул. — Пускай пьют суп.

Висновски скорчил гримасу, глядя на изнемогавшего в своем углу марсианина.

— Мне вроде даже становится жалко этого малого. После всей этой встряски, мне кажется, мы могли бы позволить ему хотя бы промочить свисток.

— Судовая тревога, — объявил капитан, наклонившись к панели коммуникатора. — Командирам отделений предоставить любую необходимую помощь в распоряжение второго офицера и проследить, чтобы у него было все, что потребуется для адекватного выполнения задачи.

Всему личному составу, не занятому на срочных работах, немедленно явиться на мостик. Пленников тщательно связать и тоже доставить сюда. Внимание! Нам предстоит пережить взрыв в космосе. Мы не знаем наверняка, каковы будут его последствия и достаточно ли прочен корпус нашего корабля. Исходя из этого, в целях максимального использования даже малейших шансов на спасение приказываю всем собраться на мостике, ибо это самый центр корабля, а следовательно, наиболее защищенное и безопасное для нас место.

Три часа спустя Каммингс кратко доложил:

— Капитан Скотт, эти жуки пытаются унести экран и приборную доску с сотней переключателей!

Три усталых электрика стояли рядом с рулевым.

— Мы выполняем приказ, — лаконично сообщил один из них, размахивая электронным гаечным ключом.

— Секунду! — Капитан поспешно подошел к ним. — Сначала надо установить оптимальный курс. Та-а-ак... тридцать девять, пять-восемь, тридцать.

— Тридцать девять, пять-восемь, тридцать, — повторил Каммингс. — По дуге, вы, чертовы кузнецы! — Ему пришлось поспешно отскочить от приборной доски, когда электрики принялись выдирать крепления пульта из пола и потолка.

Суета на мостике возрастала, тут столпились все члены экипажа, начиная от рядового уборщика, не успевшего даже вымыть руки, и кончая сонным ночным вахтером. Вошел Джимми Троки и прислонил двух туго связанных марсиан к стене рядом с Дидангулом.

Рафферти и Голдфарб ругались — у них отобрали шахматы. Потрескивание корпуса яхты теперь превратилось в отчетливый воющий звук, переборки вибрировали. Я молился, чтобы второму офицеру удалось собрать в преобразователь необходимую массу до того, как сам корабль развалится на кусочки.

— Мистер Висновски! — завопил капитан, перекрывая назойливый вой и раздраженное бурчание людей, тесно прижатых друг к другу. — Мистер Висновски, я надеюсь, вы записываете все в бортовой журнал?!

— Прошу прощения, сэр, — отозвался Висновски. — Но бортовой журнал только что отправился в преобразователь. И сейчас за ним последует штурманский стол.

Капитан Скотт увидел, как двое людей проталкиваются через толпу к выходу, и покачал головой.

— Ну, в таком случае распорядитесь оставить на месте хотя бы видеоэкраны. Если мы переживем это, только они позволят впоследствии описать, как выглядит взрыв в космосе с близкого расстояния.

А ведь он прав, подумал я, проталкиваясь между чертыхающимися космонавтами поближе к мерцающему экрану. Капитан Скотт уже был возле него, и мы вместе наблюдали, как огромная неровная масса, которая уже заполнила пол-экрана, продолжает расти.

— Если второй офицер не поторопится... — начал капитан. — Я еще не поблагодарил вас за помощь, мистер Батлер. Я отправлю полный отчет командованию земной армии, как только... если мы приземлимся. Полный отчет. — Он улыбнулся. Не могу сказать, чтобы мне понравилась его улыбка.

Непонятно откуда донесся оглушительный грохот удара. Густая, пульсирующая оранжевая клякса, бывшая недавно гироскоростным двигателем корабля, появилась на экране за крошечной светящейся точкой, которая обозначала нейтрониум. Она двинулась по дуге прочь от корабля и мимо самонаводящегося снаряда. Все затаили дыхание.

Медленно, очень медленно странно очерченный бок снаряда стал поворачиваться. Жестокое и хитрое изобретение, казалось, медленно прокручивается вокруг своей оси. И вдруг я заметил, что оно начинает уменьшаться. Последовало за нейтрониумом!

В коридоре затопали шаги, и вошел второй офицер вместе с несколькими людьми из машинного отделения.

— Жаль, что у нас недостаточно скафандров! — с тревогой воскликнул капитан. — Конечно, флот укрепил «Солнечный удар» атомными каналами так, чтобы он мог выдержать любое прямое попадание в жизненно важные точки. Однако я бы с легкостью разнес такой корабль...

В помещении воцарилась мертвая тишина. По всему экрану расползлось яркое оранжевое свечение. Следом за ним возник расширяющийся конус безобразно глубокой, подавляющей черноты, столь отвратительной, что разумчеловека с содроганием отказывался ее воспринимать.

Я почувствовал, что у меня закаменели все мышцы, и я словно превратился в некое существо, обитающее вне времени и движения, обладающее лишь способностью невероятно медленно и мучительно мыслить. Затем меня швырнуло на экран — удар был такой силы, что я отлетел в сторону.

Звук — ужасный воющий звук, как будто завизжала сама Вселенная, — пронзил голову с невероятной силой молота, обрушенного на нее безумным маньяком. Создавалось впечатление, что каждая частичка корабля отчаянно сопротивлялась в борьбе за сохранение его жизнеспособности. Я малодушно впал в беспамятство, причем последним впечатлением стала куча людских тел, откатывающихся от неожиданно сморщившегося экрана. Однако на нем по-прежнему сияло фантастически ослепительное пятно белого света — в том месте, где разорванный на части космос словно пытался вновь свернуться вокруг самого себя. Пустое космическое пространство, которое никогда не должно было открываться...

— С Батлером все в порядке! — услышал я крик Висновски, чувствуя под головой твердый изгиб его колена. На месте экранов с потолка свисали и осыпались куски пластика. Люди со стоном поднимались на ноги. Пол вздыбился огромным, неправильной формы холмом.

— Все живы, — сообщил Висновски, помогая мне встать на ноги. — Пара сломанных костей, возможно, несколько незначительных внутренних повреждений... — в общем, ничего фатального. Никто не убит. Но корабль... Наш старик просто оплакивает его. Второй офицер только что вернулся и сообщил, что не осталось ни одного квадратного дюйма корпуса. Мостик и половина центрального отсека не затронуты, но все остальное — сплошной вакуум.

— Радар?

— О, мы раскочегарили вспомогательный. Сейчас они связываются с базой на Луне. В любом случае, взрыв в космосе уже привлек всеобщее внимание. Мы выкарабкаемся из жуткой передряги. Теперь это только вопрос времени — как скоро до нас доберутся спасатели.

Я взглянул на своих подопечных. Опутанные золотыми нитями, они выглядели сухими, несчастными, а кое-где виднелись синяки. Но их состояние оставалось достаточно хорошим, чтобы, как только судебные формальности будут выполнены, казнь все же состоялась.

Со мной же все в полном порядке. Я даже выдержал испытание в глазах такого старого космического волка, как капитан Скотт.

Правда, тогда я еще не осознавал, с каким блеском мне удалось выдержать экзамен на прочность. Едва мы добрались до Земли, по рекомендации Скотта командование земной армии отменило мою отставку. Да-да, именно! Отменило мою отставку! Они сказали, что я оказался слишком ценным специалистом в области общения с марсианами, чтобы отпустить меня до окончания судебного процесса. Они заявили, что, судя по рассказу капитана Скотта, я оказался невероятно полезным — специалистом высочайшего класса. Ну прямо-таки сливки космоса!

Это было пять лет назад. Дидангулу и его чешуйчатым друзьям приговор уже, конечно, вынесен, но по пятидесяти четырем пунктам обвинения из шестидесяти одного они еще имеют право на апелляцию. Бороться за жизнь им помогают самые талантливые адвокаты — впрочем, и сами они ребята не промах. Я пытался вычислить: если на рассмотрение апелляций по семи пунктам потребовалось пять лет, то сколько же времени уйдет на следующие пятьдесят четыре?..

Следует взять себя в руки и быть умницей, говорил я себе, оплакивая приказ об отставке, полученный на Марсе и вывешенный на стене казармы. Отставка? Для тебя, братец, это просто неразорвавшийся снаряд... снаряд-неудачник.