Меня, писателя-натуралиста, уже давно привлекал Кавказский заповедник с его могучими горами, вековыми лесами, коврами альпийских лугов, стремительными реками и разнообразным миром животных.
Я хорошо представляю себе, по изученной мной литературе, что в заповеднике я смогу плодотворнее всего наблюдать интересующий меня целостный процесс жизни природы, в неразрывной взаимосвязи и взаимодействии всех ее сторон и в ее непрестанном внутреннем движении. Здесь до революции была Кубанская охота и бессмысленно губились ценнейшие звери. Теперь советский человек, как разумный хозяин, взял эти горы и воды, леса и зверей под свою охрану, восстанавливает и обогащает замечательную природу Западного Кавказа.
Новое отношение человека к природе неизбежно должно влечь за собой и новое «отношение» ее к человеку. Все это я хочу видеть собственными глазами… Наконец, я на пути в Кавказский заповедник. Двадцать седьмого июня, в полночь, скорый поезд Москва — Сочи доставил меня на станцию Белореченскую, и на следующее утро я выехал местным поездом на Хаджох — последнюю железнодорожную станцию на пути в заповедник.
Погода теплая, ясная, хотя на западе над синеющими вдали горами вспухли белые кучевые облака. В открытые окна вагона льется свежий воздух, пропитанный запахами цветов и трав. Зелень садов и полян вымыта недавними дождями. Вверху — веселая голубизна летнего неба.
Своеобразным, ныряющим полетам высоко проносятся щурки. Блестя на солнце золотисто-зеленым оперением, они стайками отдыхают на проволоке телеграфа, совсем близко от железнодорожного пути. С резким криком взлетают над медной сетью проводов большеголовые сорокопуты.
Проехали Майкоп, Тульскую, Шунтук, Абадзехекую. Вдоль полотна железной дороги между Абадзехской и Хаджохом встречаются десятки древних гробниц-долменов. Они тут называются «богатырскими хатками». Одни из них почти полностью сохранились, от других остались только груды камней и щебня. Их разрушали хищники-кладоискатели, привлеченные рассказами о тысячелетних сокровищах, а сейчас буквально взрывают разросшиеся здесь деревья. Корни сдвигают и перевертывают огромные плоские камни, проникают в трещины и расширяют их все больше и больше, ломают и дробят долмены, далеко в сторону разбрасывая обломки мшистых плит, видевших зарю бронзового века.
…Станция Хаджох.
Рядом раскинулась станица Каменномостская.
Все вокруг затянула сетка мелкого упорного дождя. С рюкзаком за плечами, в плаще я стою на перроне. Тут же кутаются в пледы старик-профессор из Ленинграда и его жена, худенькая маленькая старушка, похожая на белоголовую девочку. Она тонким голоском, в котором слышатся слезы, кротко укоряет мужа за склонность к рискованным путешествиям.
Несколько лет назад, как выясняется, этот неугомонный путешественник завез ее в самую глубь саянской тайги. Вместе с хозяином-хакасом профессор ловил в ледяных горных ручьях хариузов, промышлял в лесах рябчиков и даже принимал участие в охоте на медведя, нахально забравшегося в пчельник во дворе. Профессор остался безмерно доволен «дачей», но жене его до сих пор и во сне и наяву слышится медвежий рев.
Сконфуженно покашливая, профессор то потирает нос, то выжимает из намокшей седой бородки капли дождевой воды.
— Но ты же знаешь, Наточка, что только так я и умею отдыхать…
У профессора есть письмо к одному из местных жителей. Вспомнив об этом, он просит меня присмотреть за багажом и решительно шагает по лужам, под руку с женой.
К счастью, адресат живет совсем близко. Профессор вскоре возвращается вместе с молодым человеком и веселой черноглазой девушкой. Забрав профессорские чемоданы, мы поднимаемся по скользкому глинистому откосу и через несколько минут сидим на широкой веранде в доме Андрея Ивановича Речкина — члена производственно-промысловой артели «Пищепром». На столе, покрытом вышитой скатертью, сверкает никелем ведерный самовар. Приподнимая самоварную крышку, с тонким свистом бьет вверх упругая струйка прозрачного пара.
Андрей Иванович, высокий смуглый мужчина лет пятидесяти, угощает нас крупными тёмнокрасными вишнями и местным фруктовым вином. Хозяин утверждает, что вино не хуже виноградного. Пожалуй, с ним можно согласиться.
Андрей Иванович говорит, что в предгорьях, да и высоко в горах, очень много фруктовых деревьев. Часто это одичавшие сады на местах «аулищ» — бывших черкесских поселений. До сих пор еще среди деревьев-дичков встречаются настоящие садовые груши. Такие деревья с крупными сладкими плодами
Последние комментарии
2 часов 19 минут назад
2 часов 36 минут назад
2 часов 56 минут назад
5 часов 38 минут назад
13 часов 1 минута назад
18 часов 46 минут назад