Тайны древних руин [Тихон Антонович Пантюшенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

спину. «Неужели оружие?» — мелькнула у меня мысль. В подобной ситуации, как я считал, поведение людей определяется психологическим состоянием их. Важно удержать инициативу.

—Руки! — приказал я строго.

Человек медленно вытянул вперед руки, в одной из которых оказался фонарик с механическим приводом.

—Что это? — задал я нелепый вопрос.

До сих пор я внимательно следил только за руками человека, полагая, что именно в них могла таиться для меня опасность. Убедившись, что задержанный безоружен, я перевел свой взгляд на его лицо. Какое же разочарование постигло меня, когда пришлось увидеть жалкую на вид девчонку, исцарапанную и всю измазанную глиной. «Скотница, наверное, из соседнего совхоза,— подумал.— И какого только черта шляется здесь?» Стало как-то даже обидно: готовился помериться силами с достойным противником, а встретил невзрачную грязнуху. Чулок на левой ноге съехал почти до уровня щиколоток, на коленной чашечке багровела ссадина со следами выступившей и уже успевшей высохнуть крови. Все это производило на меня крайне неприятное впечатление, и я, чтобы не испытывать отвращения, перевел взгляд на ее лицо. Но и оно было не лучше: клочья волос мокрые, вымазаны какой-то серой замазкообразной массой. Платье из дешевого ситца в нескольких местах было порвано. Кажется, что перед этим девчонка заблудилась в зарослях боярышника и едва оттуда выбралась.

—Телят, что ли, искала? — задал я вопрос, уже не глядя на ее лицо.

—Бычков таких, как ты.

—Ну-ну! Здесь тебе не совхозный двор,— пытался пригрозить ей.— А в руках что все-таки?

—Параболоид,— последовал иронический ответ, рассчитанный на мое невежество.

—Инженера Гарина? — решил поставить ее на место.

—Простой фонарик.

—А для чего он?

—Освещать себе дорогу.

—Какую дорогу? Сейчас день да такой, что в пору надевать солнцезащитные очки.

—Я всегда гуляю здесь допоздна. А ночи теперь безлунные.

—А где так испачкалась?

—На совхозном дворе поскользнулась и упала.

—А ну давай в расположение гарнизона,— приказал я.— Там разберемся.

—Какой гарнизон?

—Тут недалеко, метров сто. Прямо на макушке горы.

—Но здесь никакого гарнизона не было.

—Не было, а теперь есть.

—Ну ладно, показывайте свой гарнизон.

«От чертова девка,— подумал я.— Задержана как подозрительная личность, а держит себя, как принцесса, которую нужно сопровождать».

—А когда вы сюда пришли?

—Сегодня, то есть,— спохватился я,— это вас не касается.

Девушка засмеялась и уточнила мое «то есть».

—Военная тайна, да?

—Какая теперь это военная тайна,— ответил ей, досадуя на свою болтливость.

Возле каземата я встретил Демидченко и доложил ему:

—Товарищ старшина второй статьи, в районе расположения гарнизона задержана гражданка, которая пыталась бежать,— а на ухо шепотом добавил: — Я, может, и не связывался бы с ней, да вижу, сильно испачкана, и фонарик. Это показалось мне подозрительным.

—Фамилия? — спросил командир.

—Хрусталева.

—Имя?

—Марина.

—Где проживаете?

—В Балаклаве.

—Почему оказались здесь?

—А это мои любимые места прогулок.

—Так,— многозначительно произнес Демидченко.

Последовала пауза. До этого Марина, казалось, держалась просто, независимо. Ей задавали вопросы, она отвечала. Как в школе. Но стоило паузе немного затянуться, как девушка заволновалась: то отведет тыльной стороной руки прядь волос, то переступит с ноги на ногу, то поправит под платьем тесемку лифчика. Любопытная психологическая ситуация. Пока человек занимает хотя бы относительно активную позицию, до тех пор в нем сохраняется какая-то уверенность в себе. В состоянии же неопределенности эта уверенность постепенно утрачивается. Особенно угнетающе действует на человека внезапный переход от лучшего к худшему. Я где-то слышал, что такая резкая перемена состояний способна вызвать настоящий психологический шок. Демидченко, кажется, понимал, что в душе девушки творится неладное, и поэтому намеренно затягивал молчание. А пауза становилась все более невыносимой. И еще эти сверлящие взгляды молодых парней. Пять пар глаз. Впечатление такое, что человека раздевают и ему становится мучительно стыдно. Демидченко улыбался, а Марина, глядя на его улыбку, кусала губы и ждала, как избавления от пытки, следующего вопроса. Я только сейчас обратил внимание, что улыбка у Васьки была не такая, как у других, не настоящая, в ней едва улавливался оттенок какой-то дьявольской, злой воли. Почему же не проявлялась у него эта черта раньше, скажем, на курсах радистов? Чертополох, оказывается, тоже не везде растет. И ему нужна своя, особая почва.

—А почему у вас вид такой? — спросил наконец Демидченко.

—Какой такой? Я уже говорила вашему краснофлотцу,— и она кивнула головой в мою сторону,— что поскользнулась на совхозном дворе и упала.

—Прямо лицом в лужу?

—Нет, руками. А потом уже испачкала ими и лицо.

—А фонарик?

—И про фонарик я