Кофе в час Волка [Андрей Всеволодович Дмитрук] (fb2) читать постранично, страница - 3

горожанином...

Натягивая водолазку, джинсы, проверяя содержимое карманов пиджака и пальто - удостоверение, платок, деньги, талоны на транспорт, - он ощущал, как растет сердцебиение. Дико, невообразимо. Не упасть бы на улице, как записные инфарктники. Однако никуда не денешься - надо идти, ждут...

От порога он обернулся на слабый, вкрадчивый шум, подобный топоту крошечных человечков. Редкие капли постукивали по ягодам, скатывались по ложбинкам листьев... но через минуту стало ясно, что дождь не состоится. В последний раз кивнул ушибленный каплей колокольчик, и вновь брызнул полдень, заплясали огненные мошки.

Выйдя на темную подвальную площадку, он привычно нагнулся и сунул было ключ под резиновый коврик. (Недавно у них с Крымовым было два ключа, затем Лана посеяла один из них.) Итак, наш герой уже отогнул край коврика, но, повинуясь все тому же вещему голосу, вдруг отпустил его. И положил ключ в карман...

...Выпив в гастрономе бутылку пива, он отправился колесить по городу. Ездил целый день, и день не удался. Даже погода была под стать событиям. Промозглый ветер катился из улицы в улицу, хозяйничал как в аэродинамической трубе, залеплял водой ветровое стекло такси, и "дворники" противно взвизгивали, размазывая грязь...

...Строго говоря, наш герой вообще не любил бывать там, где уже окончил работу. Восемь лет оформительской лямки сделали его мудрым. Заказчик всегда егозит, когда договаривается с тобой, он прямо-таки излучает предупредительность. Заказчик верит, что твой стенд (витрина, рельеф, щит, набор знаков для торгового зала) сделает эпоху в рекламе. И вот - слаб человек! - ты сам начинаешь верить, что создашь н е ч т о, разорвешь будничный круг... Ах, не разорвешь ты его никогда! По мере выполнения убеждаешься, что работенка будет рядовая, и дай бог, чтобы приняли ее и свои, и чужие; и прощаешься с заказчиком скомканно, отводя глаза, а он, деликатная душа, молчит.

...Торгово-экономический институт - здесь он оформил кабинет общественных наук... Худсовет работу принял, как вполне ординарную. Декан, обидно заметив - "на твердую троечку", все же обещал подписать приемо-сдаточный акт. Что ж, и то хлеб... Следовало побывать у трех заказчиков, а также в бухгалтерии художественного комбината...

И опять надсадно трубил ветер проспектов, и сбивались под низким грязным небом автомобильные пробки, и постовые в опущенных капюшонах шествовали угрюмо, как чернецы.

Из дневной круговерти он выпал около шести вечера, вконец издерганный, голодный и преследуемый дразнящим видением, которое, безусловно, было связано с походом в расчетную часть комбината, где усталые женщины копошились в месиве бланков. Представилась ему груда лимонно-желтых, кирпичных и кровавых листьев. Когда т а м наступит осень, опавший груз невидимых, где-то за перекрытиями бормочущих крон затопит островок. Печальный и пряный запах будет в мастерской, и шелест, похожий на жалобу леса.

Почувствовав, что на глазах выступают слезы, он опрометью свернул в какой-то мокрый, зябкий палисадник и стоял там один над ноздреватыми сугробами, пока не отхлынула горечь. Вспомнились давние, наивные надежды, похороненные под цинизмом и суматохой. Как мальчишкой тщательно срисовывал эти самые осенние листья, любовно отобранные в парке; как старался не пропустить ни одной жилки, ни одного зубчика... Как, чуть повзрослев, строил натюрморты: кружка, яйцо, фарфоровый слоник... Грезилась ему тогда жизнь живописца, вольная и ясная, точно игра детей за уэллсовской "дверью в стене", и в то же время вдохновенно-аскетическая, подчиненная одному лишь пафосу творения. Дивные полотна складывались на пороге сна, поражая гармонией и смыслом. Вот цель его земных дней... Не будет суетной погони за удовольствиями, мелочных расчетов; темные порывы инстинктов не одолеют его... В четырнадцать лет он засыпал счастливым, с холстом и красками у постели, чувствуя себя посвященным в рыцари и готовым на подвиг.

...А не оборвать ли все одним ударом? Заявление на стол, и в аэропорт. Вещмешок, этюдник... Много ли ему надо?

Струсил. Сцепив зубы, втиснулся в очередной троллейбус и поехал в центр.

Наступило тягчайшее из испытаний.

Кофейня, расположенная в холодном и прокуренном подземном переходе на центральной площади, встретила дежурным набором лиц. Мальчики за тридцать и мальчики за сорок, вершившие свой крестный путь на стыке нескольких искусств, не прикасаясь ни к одному из них, заказывали "двойные" без очереди. Буфетчица была своя. Следовало только вовремя возвращать ей чашки, вынесенные из круглой стеклянной кофейни в подземный переход, туда, где можно курить. Здесь витийствовали поэты, которых не публиковали, и трясли немытыми кудрями художники, коих не выставляли. Жажда самоутверждения, густая, как табачный дым, накапливалась в переходе, метко прозванном "трубой". Все вылетало здесь в трубу - время, молодость, крохи способностей, ясный ум. Здесь проводили дни и годы, старели, повинуясь расслабляющему влиянию бесчисленных "двойных" и