Тисту - мальчик с зелеными пальцами [Морис Дрюон] (fb2) читать постранично, страница - 2

одевался; на воротнике его пиджака никогда не видно было ни единой пылинки, и он весь благоухал одеколоном.

Мать его была воздушным белокурым созданием с нежными, бархатистыми, словно у цветка, щечками и розовыми, словно лепестки розы, ногтями, и, когда она выходила из своей комнаты, вокруг нее разливался аромат невидимого букета.

Поистине Тисту не на что было жаловаться, ибо, будучи единственным ребенком в семье, он пользовался всеми благами огромного состояния своих родителей.

Ведь отец его и мать, как вы уже сами догадались, были людьми очень богатыми.

Жили они в прекрасном многоэтажном доме с башенками, увенчанными остроконечными шпилями. В этом доме с высокими, вытянувшимися В девять рядов окнами был еще подъезд, веранда, парадная и черная лестницы, а вокруг него раскинулся великолепный сад.

В каждой комнате дома лежали такие толстые, такие пушистые ковры, что они скрадывали шорох шагов. Здесь очень удобно было играть в прятки, а также бегать по ним босиком — ведь это вещь запрещенная. Недаром мать то и дело твердила ему:

— Тисту, надень сейчас же туфли, а то простудишься!

Но Тисту благодаря толстым коврам никогда не простужался.

Были еще в доме на парадной лестнице медные, ярко начищенные перила, которые напоминали горбатую заглавную букву S. Начинались они с самого верхнего этажа и мчались, словно золотая молния, до самого низа, упираясь в медвежью шкуру.

Когда поблизости никого не было, Тисту садился на перила верхом и несся вниз с головокружительной быстротой. Перила эти были как бы личным его ковром-самолетом, его волшебной дорогой, которую каждое утро ожесточенно натирал, начищал до умопомрачительного блеска слуга Каролус.

И все потому, что родители Тисту питали необоримую слабость ко всему, что блестит, и в результате делалось все возможное и невозможное, дабы им угодить.

Парикмахеру с помощью бриллиантина, о котором мы уже упоминали, удавалось превратить шевелюру отца в такой бесподобный восьмигранный шлем, что при виде его все обмирали от восторга. Отцовские ботинки были до такой степени начищены, отлакированы, что при ходьбе, казалось, отбрасывали целый каскад искр.

Розовые ноготки матери, всегда тщательно отполированные, сверкали словно десяток застекленных окошек при восходе солнца. Вокруг ее шеи, в ушах, на запястьях, на пальцах переливались огнями бесчисленные колье, серьги, браслеты и кольца, усыпанные драгоценными камнями; и когда она отправлялась вечером в театр или на бал, казалось, будто все горевшие в ночи звезды невольно тускнеют перед нею.

Слуга Каролус, используя порошок собственного изготовления, превращал перила в неповторимое произведение искусства. К тому же порошку он прибегал и для того, чтобы начистить круглые ручки дверей, серебряные подсвечники, хрустальные подвески на люстрах, солонки, сахарницы и пряжки поясов.

Ну, а если уж говорить о девяти автомашинах, что мирно дремали в гараже, то надо было чуть ли не надевать темные очки, чтоб взглянуть на них. Когда они, отправляясь в путь всем скопом, неслись по улицам, люди невольно останавливались на тротуарах. Можно было подумать, что весь Дворец зеркал высыпал на прогулку.

— Черт возьми, да это же настоящий Версаль! — восхищались всезнайки.

Рассеянные чудаки снимали шляпу, полагая, что это мчится похоронная процессия; жеманницы же успевали рассмотреть себя в зеркальных стеклах машин и даже попудрить себе носик.

На конюшне держали девять лошадей, одна красивее другой. По воскресеньям, когда хозяева принимали гостей, лошадей выводили в сад, чтобы как-то оживить окружающий пейзаж. Жеребец Черный Верзила бродил под магнолией вместе со своей подругой, кобылой Красоткой. Пони Гимнаст располагался возле беседки. Перед самым домом на зеленой траве выстраивали в ряд остальных шесть лошадей невиданно смородинной масти, из породы чрезвычайно редких красных коней, которых от ныне разводили во владениях отца Тисту и чем господин этот несказанно гордился.

Конюхи, одетые в красивые костюмы, метались со щеткой в руке от одной лошади к другой, потому что благородным животным тоже надлежало блистать чистотой, а особенно в воскресный день.

— Мои лошади должны сверкать как жемчужины! — не разговаривал отец своим конюхам.

Этот привыкший к роскоши человек был добряком, и потому-то все спешили выполнять его приказы. И конюхи со щетками в руках вычищали, выглаживали лошадей — девять волосков в одну сторону, девять в другую — до такой степени, что крупы у лошадей походили на огромные хорошо отшлифованные рубины. В хвосты и гриву вплетали серебряные бумажки.

Тисту просто обожал всех этих лошадей. По ночам ему снилось, будто спит он вместе с ними на светло-желтой соломе в конюшне. Днем же он то и дело бегал их про ведать.

Когда его угощали шоколадом, он аккуратно откладывал в сторону серебряные бумажки, а потом отдавал их конюху, который ухаживал за пони Гимнастом. Недаром из всех лошадей он