Дело лохотронщиков [Алексей Борисович Биргер] (fb2) читать онлайн

Алексей Биргер Кадеты ФСБ-2 Дело лохотронщиков

Кто мы такие

Нас вообще-то много, восемнадцать человек. Но дружим мы вчетвером. Я — Андрей Карсавин, и мои ближайшие друзья: Лешка Конев, этакий спокойный математик, Илья Угланов, по прозвищу Илья Муромец. Можно догадаться, что основным его достоинством является недюжинная физическая сила (впрочем, эта сила очень здорово сочетается в нем с жаждой порядка и справедливости). И Егорка (Жорик) Шлитцер, тот еще ловчила. Это и понятно, ведь он в наше училище попал из детдома, причем откуда-то с казахской границы, и детдомовские навыки борьбы за жизнь в нем крепко сидят.

Мы — это очередной набор, очередной, класс школы контрразведчиков. Школа расположена недалеко от Москвы, в красивом лесистом местечке на берегу озера. В этой школе мы проводим всю неделю, кроме выходных, когда можно уехать к родным — конечно, у кого они есть и у кого они живут не слишком далеко. У Жорика, понятное дело, родных вообще нет, а у некоторых они живут в других городах, как, например, у Ильи Угланова, в Ростове-на-Дону.

Сложилось так, что Жорик и Илья, если не остаются в школе, проводят выходные либо у меня, в Москве, неподалеку от Царицыно, либо у Лешки Конева — в подмосковном Подольске. В школе мы ночуем в общих спальнях — у нашего класса четыре спальни, две пятиместные и две четырехместные, и встаем по подъему, как и положено кадетам, на пробежку перед завтраком в любую погоду и на гимнастику.

Нам по тринадцать лет, и набирали нас по всей стране. Конкурс был большой — ведь образование у нас дают классное, да и профессия — увлекательней некуда! Тут тебе и языки, и компьютеры, и логика (или «формальный анализ», как еще этот предмет называют), и отличная физическая подготовка, а уж об обязательной школьной программе я и не говорю.

Нас очень интересовало, почему именно мы, а не другие, преодолели все этапы. Сперва были экзамены и собеседования, которые прошли тридцать человек из почти трехсот поступавших, а потом двухнедельный сбор «в полевых условиях», после которого отсеяли еще двенадцать человек. И почему, например, отсеяли Левку Капельникова, спортсмена-перворазрядника, и оставили Илюху Угланова, который, хотя и силен как бык, но реакцию и координацию движений ему еще шлифовать и шлифовать, чтобы научиться пользоваться своей силой; почему отсеяли Ваську Смеянова, отец которого служит в Генштабе, и взяли Жорика с его странной биографией, странной фамилией и, главное с его «оттяжками», как он сам это называет?.. Жорик, может, и прошел-то благодаря «разнарядке» отвели в наборе одно или два места для детдомовцев, вроде помощи сиротам, что ли… Вот и приняли его.

Мы все это, конечно, обсуждали. Иногда после отбоя, ведь мы вчетвером как раз и занимаем одну спальню. Может, поэтому мы так и сдружились. Хотя мне-то кажется, что мы бы сдружились все равно.

В общем, мы пришли к выводу, что при окончательном отсеве отобрали тех, кто готов был землю грызть, если что-то трудно давалось. А тех, кто привык к тому, что он может и умеет почти все, и если что-то свыше его сил, то значит — не по плечу, и не будет стыдно, если отступился — вот таких и отмели. Смотрели, как человек реагирует на неудачные попытки и на проваленные задания, и из этого исходили.

Но это наши догадки. Так ли было на самом деле, мы, я думаю, не узнаем никогда.

Но к единому мнению мы все-таки пришли, хоть каждый и выразил его по-разному.

— Я так думаю, — проговорил Лешка, высовывая голову из-под одеяла, — что все наши проверки были наподобие библейской истории, когда израильский царь отбирал лучших воинов на битву. Помните эту историю?

Мы, разумеется, не помнили и что-то невнятно промычали в ответ. А Лешка терпеливо объяснил:

— Когда на Израиль в очередной раз напали враги, царь призвал народ на защиту родины. Явилось очень много народу, никто не за хотел оставаться дома. Но царь понимал, что с таким войском, многочисленным, малоподвижным и плохо обученным, у него будет больше проблем, чем успехов. Ему нужно было небольшое мобильное войско, в котором все бойцы были бы на подбор и которое было бы настоящей ударной силой, способной вмазать по врагу так, что только пух и перья полетели бы. И вот что он сделал. В жаркий день он отправил всех своих воинов напиться из ручья, а сам сидел в укрытии и смотрел, кто как пьет. Большинство пили, положив оружие рядом. И только очень немногие пили, не выпуская оружия из рук. Вот тех, кто пил, не выпуская оружия из рук, царь и отобрал в войско, а всех остальных отослал по домам. И с этим войском он разгромил всех врагов. Вот я и говорю, что нам устраивали проверки подобного рода, и, образно говоря, смотрели украдкой, «кто будет пить, не выпуская оружия из рук». Видно, мы проявили себя как надо, раз остались здесь.

Жорик вдруг засмеялся.

— Ты чего? — спросили мы.

— Да анекдот вспомнил, — ответил он. — Старый анекдот, я его в каком-то сборнике прочитал, типа «Анекдоты из прошлого»: в общем, идет набор курсантов в Высшую школу КГБ. Одному поступающему говорят: «Вот, возьмите этот запечатанный конверт и отнесите в такую-то комнату, нигде не останавливаясь». Он уходит. Второго, третьего также отсылают. И вот один все-таки забегает быстро в туалет, вскрывает конверт, достает записку и читает: «Вы нам подходите. Возвращайтесь». Вот, приблизительно об этом я и говорю, когда хочу сказать, что нас проверяли, поступим мы наоборот или нет. И я все делал наоборот — и видите, сработало, раз я здесь.

— А я бы ни за что не вскрыл конверт! — прогудел Илюха. — Я никогда в жизни не стану читать письмо, которое не для меня. И меня бы, значит, не приняли.

— Но сюда-то тебя приняли, — возразил Жорик. — А это главное! Больше ничего не считается!

И действительно, это было главное — то, что мы поступили. А о том, как каждый из нас надумал поступать и как поступали мы все могли бы рассказать немало интересного.

А пока, я думаю, вы поняли про нас основное. И мне остается только список класса привести, чтобы вы были знакомы со всеми, хотя бы по именам.

1. Абраменко Петр

2. Астафьев Михаил

3. Боков Дмитрий

4. Вартанян Гурген

5. Вельяминов Олег

6. Валиков Александр

7. Гущин Михаил

8. Дегтярев Владимир

9. Егупкин Николай

10. Ипатьев Александр

11. Карсавин Андрей

12. Конев Алексей

13. Стасов Михаил

14. Саврасов Алексей

15. Сухарев Николай

16. Угланов Илья

17. Шлитцер Георгий

18. Юденич Александр

Вот так. Теперь можно переходить к основному рассказу.

Для служебного пользования

Характеристика на кадета

Георгия Шлитцера по итогам первого года обучения

…Шлитцер Георгий. В целом, можно говорить о заметном прогрессе. Сохраняется главный недостаток: слишком легко поддается на любые провокации. Но стоит отметить, что этот недостаток является продолжением одного из его главных достоинств: способности реагировать на многие трудные ситуации с той непосредственностью, которая часто подсказывает самые верные решения. В умении «чувствовать» ситуацию ему отказать нельзя. Поэтому самым важным представляется не задавить это ценное качество и устранить его вспыльчивость…

Глава первая Испорченный вечер

Пятница, вечер, мы сидим у меня. Мы — в данном случае, мы втроем: я, Лешка и Илюха. Жорик намылился по важному делу — свиданка, видите ли, у него проклюнулась. То есть это он так решил, что свиданка состоится. Жорка уверен в своей неотразимости и за девчонками бегает так, что, можно сказать, за весь наш класс с лихвой отрабатывает. Он с четырех вечера, как нас отпустили собираться, взялся за дело: утюг раздобыл у сестры-хозяйки, свою рубаху белую погладил, ботинки начистил до блеска, пылинки посдувал со своего кадетского мундира. Мундиры у нас классные, что есть, то есть. Очень красивые. Мы все готовились, но поскольку общее построение только в пять, то время имеется, и чтобы собраться не спеша, и потрепаться. Но Жорик, он просто с ума сходил.

Вообще-то, насколько мы поняли, девчонка и не подозревала о том, что Жорик назначил ей свидание. Первый раз он увидел ее на «Динамо», куда ездил недели три назад на стадион поглядеть. Ну! Такие песни он об этой девчонке слагал! Выходило, что это вообще не девчонка, а фея какая-то. Он за ней как пришпиленный потащился увидеть дом и подъезд, в который она зашла. Одета она была, по его словам «нормально», никак не празднично, была с рюкзачком, и явно усталая шла. По этим и по другим признакам Жорик сделал вывод, что она идет домой, после занятий, а не в гости. Чтобы убедиться в этом, он в следующую пятницу — или через пятницу, точно не помню — продежурил во дворе ее дома. И опять видел, как она в тот же подъезд входила, приблизительно в семь вечера, в начале восьмого. Еще две недели он промаялся, витая в мечтах, — просто удивительно, до чего этот ловчила, который любого мог вокруг пальца обвести, умеет иногда в поднебесье витать и такие фантазии выдает, которые с жизнью ну ничегошеньки общего не имеют — и вот решил наконец набраться духу и подойти познакомиться.

Так что можно представить, как он ждал этой встречи.

И вот привел он форму в полный порядок, надел на плечики, повесил, любуясь, чтобы влезть в нее перед общим построением. Тут и заглянул в нашу спальню начальник училища (потому что официально наша школа училищем называется, хоть все мы и зовем ее школой, для простоты, а ее руководителя Осетрова Валентина Макаровича — начальником, а не директором). Заглянул он к нам, прищурился ехидно и говорит:

— Это хорошо, Шлитцер, что ты решил впрок о форме позаботиться.

— Как это — впрок? — не понял Жорик.

— А ты разве забыл, что на эти выходные ты лишен права надевать форму для выхода в город?

— Ой… — Жорик так и сел на кровать. — Забыл…

Жорик еще во вторник разозлился на Кольку Сухарева… Почему они сцепились, я уж и забыл. По-моему, из-за того, что тот опять вздумал дразнить Жорика. Есть у Жорика, при всей его непрошибаемости, одно слабое место — он к своей фамилии относится очень трепетно и терпеть не может, когда ее хоть как-то искажают. Даже по-дружески, в шутку, назвать его, скажем, «Штирлицем» или «Шмицером» (знаменитый чешский футболист, кто не помнит) и то не стоит. Хотя вроде бы в этом ничего оскорбительного нет, и звучат они даже почетно. А уж назвать его «Швондером», например, или «Шильцером» — это вообще вызвать бурю. Вот Сухарев и брякнул ему что-то вроде: «Ну ты, Шилькенгрубер, куда прешь!» А Жорик поставил свой поднос с обедом — дело за обедом было, в столовой — взял на ложку рисовую тефтелю и, используя ложку как катапульту, метнул тефтелю Кольке Сухареву в лоб. Ну, дежурный педагог — а дежурил тогда на обеде наш физкультурник — тут же и представил доклад. После разбирательства Жорику вынесли наказание, правда, достаточно мягкое: лишить права выходить из школы в форме в выходные дни. Может, такое наказание выбрали, учитывая, какой он пижон — вроде ничего особо страшного и обидного, а для него чувствительно.

— Забыл, — повторил Жорик. — Ведь уже несколько дней прошло… А может…

— Никаких может, — сурово отрезал Осетров. — Если наказания отменять по желанию провинившегося, то это будет не школа разведчиков, а… — и он, хмыкнув, закончил неожиданным, — бурная парижская жизнь!

Он вообще мужик невредный, и незлой, и справедливый, наш начальник, и всегда может сказать что-то с юморком, вот как сейчас. Но на то он и начальник такой школы, чтобы не допускать никаких послаблений дисциплины. Спорить с ним бессмысленно.

— И все-таки, — попробовал заикнуться Жорик. — Понимаете, сегодня день особенный…

— У вас все дни всегда будут особенными, кадет Шлитцер, — ответил Осетров. — Если увижу вас на построении в форме, то решу, что в выходные дни вы решили остаться в училище и никуда не выходить.

И он пошел дальше.

— Вот те на, — Жорик сразу скис как капуста. — Ребята, что же мне теперь делать…

— Да, хреново… — протянул Илюха. — Вот не повезло.

— Ступай в город не в форме, а в обычном прикиде, — предложил я. — Что еще остается?

— Да у меня и прикида пристойного нет, — горестно вздохнул Жорка, — чтобы к девчонке подойти не стыдно было, факт.

Сейчас он был в спортивном костюме, как и мы все (обсуждался вопрос, чтобы и повседневную форму у нас ввести, кроме парадной, но от этой идеи отказались: поскольку нам, когда мы станем взрослыми, больше предстоит ходить в гражданском, то решили к форме нас не приучать особо, а ввести одинаковые костюмы спортивного типа). Еще у Жорки имелась сумка с вещами, в которых его отправили из детдома — понятно, что там ничего шикового и быть не могло.

— Возьми мои джинсы и куртку, — предложил я. — Мы ведь с тобой приблизительно одного роста и комплекции.

— Да и мои вещи надеть можешь, — сказал Алешка. — Я-то собирался их надеть, а не форму, потому что форма мне вроде как ни к чему, только запачкать можно, мотаясь по городу. Но действительно мы с Андрюхой можем пойти в форме, а из наших вещей соберем тебе полный комплект. И все нормально будет.

— Да что вы понимаете! — возмутился Жорик. — В джинсах подойти к девчонке, даже дорогих и фирменных, всякий дурак может! А вот подойти в полной форме, в нашей форме, по которой сразу видно, что ты соплей не возишь, это ж совсем другое!

— По-моему, ты не совсем прав, — сказал рассудительный Лешка. — Разве тебе так важно, чтобы ее покорила твоя форма, а не ты сам? Вспомни всякие сказки о принцах, которые переодевались свинопасами, или истории про миллионеров, которые переодевались бедняками. Мне кажется, если ты привлечешь ее внимание в самом обычном виде, а потом вдруг предстанешь перед ней в форме, будет только лучше.

— Спиши слова, — сказал Жорик. — Ты так красиво загнул, что это наизусть знать надо. Ты только об одном забыл. Есть старая пословица: «По одежке встречают, по уму провожают». Вот я и хочу, чтобы меня встретили по одежке. А уж чтобы меня проводили по уму — этого я добьюсь!.. Ладно, парни, делать нечего, снаряжайте меня!

Вот мы его и «снарядили», и на построении Жорка был в Алешкиных джинсах и ботинках и в моей вельветовой куртке и белой водолазке, и выглядел он очень даже ничего. Так, что фея вполне могла дрогнуть.

День стоял прекрасный, солнечный и теплый. Трудно было поверить, что еще не май, что до мая далеко. И с трудом верилось, что мы почти год отучились. Ранняя и хорошая весна наступила в этом году.

Мы все вместе добрались до города, а там разбежались. Жорик отправился караулить свою принцессу, а мы, выйдя по пути в Коломенском и погуляв там, двинулись ко мне домой. Всю дорогу на нас бросали удивленные, а порой и восхищенные взгляды. Ведь мы были в отличной, красивой, с иголочки форме. Илюха Угланов тоже надел форму, чтобы нам с Лешкой соответствовать. Но нам эти взгляды были до лампочки, а порой и досадны: мы думали о том, что Жорику, которому форма была бы сейчас нужнее всего, приходится обходиться без нее.

Впрочем, добравшись до моего дома, мы обо всем забыли и развеселились.

Родители, которые уже привыкли к тому, что иногда мы приезжаем ко мне домой всей компанией, приготовили нам четыре спальных места в моей комнате.

Вот мы сидели и болтали о том о сем, Лешка взял с полки две или три книги моего брата — толстенный том «Работа с Windows для начинающих», старое издание книги «Как это произошло? Популярное изложение теории относительности», и еще что-то — и внимательно их проглядывал, а мы с Илюхой складывали паззл и решали, включить какой-нибудь фильм на видео или нет. Дело уже после ужина было и та часть гуляша с картошкой, что была оставлена для Жорика, совсем остыла.

— Интересно, куда он запропастился? — сказал Илюха. — Уже начало одиннадцатого.

— Да, странно, — согласился я. — Вряд ли незнакомая девочка согласилась бы отправиться с ним гулять допоздна.

— Сделайте поправку на Жоркино обаяние, — сказал Лешка, не отрывая взгляда от страницы, которую в тот момент изучал. — Он вполне мог заболтать девчонку. Может, она его и чай пить пригласила.

— Сомневаюсь, — отозвался я.

— Сомнительно, — согласился Лешка. — Но я бы отпустил на эту вероятность процентов тридцать из ста. А тридцать процентов — это вполне значительная величина, чтобы с ней не считаться.

— А мне все равно тревожно, — сказал Илюха. — Мы ведь знаем Жорика. Как бы он не отмочил что-нибудь такое, за что можно из школы вылететь. Его ж заносит на поворотах. Иногда он сам не может с собой справиться. А если что-нибудь случилось, то во всем эта тефтеля будет виновата! — сделал он неожиданный вывод.

— Почему? — удивясь малость, спросили мы.

— Да потому что если б он в форме был, то ходил бы на цыпочках, пылинки с себя сдувая, и уж точно ни во что бы не вляпался! — объяснил Илюха. — В нем бы такая тормозная система сидела, которая любые попытки разогнаться заклинивала бы! А так собственных сил ему может и не хватить, чтобы затормозить, если у него вдруг неожиданный поворот возникнет.

Очень дельное было объяснение. Впрочем, Илюха Муромец только казался тугодумом и порой выдавал такие хорошие мысли, что закачаешься. Хотя себя он особо умным не считал, говоря, что больше берет старательностью. «У меня башка — как старинный мельничный жернов, — как-то объяснил он. — Огромный такой и каменный. Если его долго и старательно вращать, то в конце концов мука посыплется. Вот я его и вращаю, и иногда что-то получается».

— Да, — задумчиво согласился Лешка. — Надо отучить его обижаться на всякую ерунду, потому что иначе он вечно будет влипать в истории. Наверно, он как в детском доме огрызаться привык, так до сих пор не может от этой привычки избавиться.

— Да ладно вам! — сказал я. — Чего о плохом-то думать. Жорик — парень верткий, он выкрутится! А скорее всего, он ходит по Москве и мечтает, и переваривает каждое слово: что он ей сказал, что она ему ответила, и можно ли будет после всего этого к ней еще раз подойти. Только бы под машину не угодил, пока витает в облаках.

И тут зазвонил телефон. Я выскочил из комнаты, торопясь, чтобы первым взять трубку. Мне пришло в голову, что если это Жорик, то звонить он может по одной-единственной причине: влип в неприятности. И конечно, лучше, чтобы я перехватил этот звонок, чем чтобы родители всполошились.

Ну точно, это был Жорик, и голос у него звучал странно, будто он орех за щеку засунул.

— Привет, Андрюха…

— Жорик? Где ты?..

— Это кто? — окликнула мама из комнаты, где они с отцом смотрели телевизор.

— Это меня!.. — отозвался я. И повторил, потому что Жорик примолк. — Жорик, где ты? Что с тобой?

— Я, понимаешь, не смогу сегодня приехать, — ответил он. — То есть ничего страшного, но вы меня не ждите. Не хочу твоих родителей своим видом пугать.

Тут уж я испугался:

— Да что произошло?

— Ничего особенного. Просто я «красивый» очень, понимаешь? И еще ну, твою куртку и Лехины джинсы я ну, нет, не совсем испортил, но все равно, они сейчас в плохом виде. Но ничего, я их в порядок приведу, все нормально будет. А с вами мы встретимся завтра, лады?

— Слушай, да что стряслось? — чем больше я выслушивал его путаные и жеваные объяснения, тем больше у меня мурашки бегали. Да и голос у него был странный.

— Да говорю ж, ничего такого. Ну, подрался я, в общем. И на рожу стал красивый, и одежду малость извозил. Но к завтрему пройдет. Я нашел, где заземлиться, чтобы в порядок привестись. Так что нам лучше встретиться завтра… Вот, мне подсказывают, что вы можете прямо на квартиру подъехать. Адрес запишите: Петровско-Разумовский проезд, дом двадцать восемь, квартира…

Я, схватив ручку, лежавшую рядом с телефоном, записал на отрывном листочке все, что он мне продиктовал.

— Так что со мной все в порядке, — закончил он. — За мной тут и уход, и забота, спасибо всем. Но вы лучше приезжайте завтра пораньше, как сможете. Да, вот еще… Лучше вам не в форме быть, а в чем-нибудь обычном. А своим предкам объясни, что я у других друзей задержался и они предложили мне переночевать, чтобы я не уходил на ночь глядя. Понял?

— Чего тут не понять? — ответил я. — Но, может, хоть в двух словах объяснишь?..

— Говорю тебе, все объяснения — завтра! Пока! — и он бухнул трубку.

Я тоже положил трубку, в недоумении и растерянности.

— Это не Жорик твой звонил? — окликнула мама.

— Он самый! — ответил я. — Он задержался у других друзей. Может, завтра к нам переберется. А может, на все выходные у них останется.

— Его право! — отозвалась мама.

И с этим я вернулся в комнату.

— Ну что? — накинулись на меня Лешка и Илюха.

Я вздохнул:

— С Жориком что-то стряслось, но не очень страшное. По тому, что он мне сообщил, в районе «Динамо» он успел крепко подраться, ему и физиономию здорово разукрасили, и наши шмотки пострадали, в которые он был одет. Он сумел где-то заземлиться, где и переночует, и одежду ему в порядок приведут, и физиономию, чтобы он не очень пугал своим видом. Просит завтра с самого утра быть вот поэтому адресу. И чтобы не в форме.

— Очень интересно! — сказал Лешка. Лешка и Илюха так внимательно разглядывали листочек с адресом, как будто он был зашифрованным посланием, которое они надеются разгадать и узнать нечто очень важное. — Из всего этого можно сделать несколько выводов. Во-первых, раз он подрался в районе «Динамо», то скорее всего, он подрался из-за этой девчонки, из-за «феи» своей. Из-за чего еще ему в драку ввязываться было, верно, если его только эта девчонка и интересовала? Во-вторых, кто еще мог пригреть его на ночь, кроме этой девчонки и ее родителей? Никто. А раз они не только оставили его на ночь, но и взялись привести в порядок его и его одежду — значит, он выручил девчонку, и теперь они считают себя ему обязанными. Сходится?

— Все сходится, — согласился я. — Я и сам об этом думал, потому что логичней некуда.

Илюха почесал в затылке.

— Это нормально, — сказал он. — Ведь по всему этому выходит, что он дрался правильно и по делу. То есть неприятностей в школе у него не будет. А то ведь за драку на улице и исключить могли бы…

— Или, наоборот, похвалить, если человек дрался за справедливость, — сказал Лешка. — Мне кажется, тут ближе второй вариант.

— Угу, — согласился я — Потому что без веских причин никто бы не оставил на ночь в своем доме незнакомого пацана, неизвестно откуда взявшегося. Если бы он подрался перед носом у девчонки только для того, чтобы показать ей свою удаль, она бы фыркнула и ушла. Он как-то очень здорово ее выручил, факт. Но как — мы все равно до завтра не узнаем. Поэтому предлагаю ложиться спать, утро вечера мудренее.

Друзья согласились со мной, и мы легли. Но какое-то время нам не спалось.

— И почему не в форме приезжать? — проворчал Илюха. — Драку он, что ли, хочет продолжить, взяв нас в подмогу? А предупредил для того, чтобы форма не пострадала? Если за хорошее дело подраться, то всегда пожалуйста..

— Мне кажется, тут другое, — отозвался Лешка.

— А что еще может быть? — спросил Илюха.

— Вполне возможно, он попросил быть не в форме, потому что форма может кого-то спугнуть, — ответил Лешка.

— То есть, — я приподнялся на локте, — он хочет, по-твоему, чтобы мы подобрались поближе к тем, с кем он сцепился, и выяснили, кто они такие?

— По-моему, да, — сказал Лешка. — Я исхожу из того, что, раз родители девочки предложили ему остаться на ночь и отнеслись к нему душевней некуда, то значит, их дочке действительно угрожала серьезная опасность. А против серьезной опасности, против такой опасности, к которой взрослые относятся, на полном серьезе, даже сила четырех ребят — все равно не сила. Поэтому, мне кажется, у Жорки какая-то хитрость на уме… Ладно, чего гадать? Завтра все узнаем.

— И Жорку в обиду не дадим… — буркнул Илюха, поворачиваясь на другой бок, носом к стенке.

Разбор «полетов»

(Из расшифровки аудиозаписи беседы Осетрова Валентина Макаровича с кадетами первого года обучения Карсавиным Андреем, Коневым Алексеем, Углановым Ильей, Шлитцером Георгием.)

Осетров. …Стоп! Здесь напрашивается первый вопрос. Вам сразу стало ясно, что произошло ЧП. О любом ЧП надо немедленно докладывать начальству школы, то есть мне лично. Почему не доложили? (Пауза.) Карсавин?..

Карсавин. Мы не знали… ну, не знали масштабы этого ЧП. Нам надо было узнать их, эти масштабы, прежде чем докладывать. А вдруг все оказалось бы мелочью какой-нибудь…

Осетров. В работе контрразведчика мелочей не бывает. Иногда постесняешься доложить о какой-нибудь «мелочи» — и сгоришь. Кроме того, вы сами пришли к выводу, что дело, скорее всего, серьезное и опасное, поэтому ссылки на «может быть, мелочь» звучат странно… Конев?

Конев. Честно говоря, не подумали…

Осетров. Не подумали, вот как? А что в уставе сказано? (Пауза.) Завтра буду гонять вас по уставу, и, если хоть слово кто-то из вас не так ответит, будете учить и учить, пока от зубов не начнет отскакивать. Есть правила, от соблюдения которых в будущем может зависеть ваша жизнь, и этими правилами пренебрегать нельзя. …Угланов?

Угланов. Так вдруг Жорику опять нагорело бы? Не хотели друга закладывать.

Осетров (после паузы). Не буду комментировать. Возможно, Угланов сказал то, что всеми тремя вами двигало, честно сказал. Допустим, так. Но ты, Шлитцер, почему ты сам сразу не доложил? Ведь ты бы никого не закладывал… кроме самого себя?

Шлитцер. Не хотел раскрываться.

Осетров. То есть?

Шлитцер. Ну, я не мог позвонить и доложить так, чтобы меня никто не услышал. А ситуация… В общем, я подумал, что нельзя, о этой самой ситуации, засвечиваться перед посторонними.

Осетров. Но ведь друзьям ты позвонил?

Шлитцер. Друзьям — это не начальству с рапортом. Друзьям — это нормально, это кто угодно звякнул бы.

Осетров. Хитер ты, Шлитцер, хитер… Только хитрость твоя, она… Ладно, продолжайте. Думаю, и так вам все ясно, можно не договаривать.

Глава вторая Трубите сбор!

Встали мы довольно рано — хотя, естественно, не в семь утра, как в школе, по будням. Но где-то к половине девятого были на ногах. И к десяти уже топали от станции метро «Динамо» к Петровско-Разумовскому проезду.

Вопрос с одеждой мы решили быстро. Мы с Лешкой были приблизительно одного роста и сложения, поэтому ему подобрали полный комплект из моих вещей. А на Илюху нашлось кое-что среди вещей Сашки, моего старшего брата.

— Вы куда так рано? — удивились мои родители.

— Так день вон какой классный, — ответил я. — Хотим побольше погулять. Чего дома-то торчать?

День и вправду начинался на загляденье, такой же солнечный и теплый, как вчера. Все деревья уже опушились молодой зеленью. Ранняя в этом году выдалась весна в Москве.

— Что ж, погуляйте, — одобрили мои родители.

Мы уже ехали в лифте, когда Алешка хлопнул себя по лбу.

— Вот идиот! Ведь пришла мне вчера в голову мысль, когда я уже засыпал… А сегодня утром забыл напрочь!

— Что такое? — спросили мы с Илюхой.

— Фотоаппарат! Я подумал о том, что если Жорик попросит нас проследить за какими-то типами, то хороший фотоаппарат нам не, помешает.

— Ты прав, — сказал я. Двери лифта открылись, мы прибыли на первый этаж. — Подождите меня у подъезда, а я сгоняю за фотоаппаратом!

Мои друзья вышли из лифта, а я опять поднялся наверх. Мое желание взять фотоаппарат родителей не удивило: еще бы, в такой день ребята конечно захотят пофотографировать и друг друга, и праздничную Москву.

— Вот, порядок! — сообщил я ждавшим у подъезда друзьям. — Пленка на двадцать четыре кадра, из них только пять отснято, светочувствительность двести. Значит, при таком солнце можно спокойно снимать без вспышки. И срабатывает фотоаппарат, кстати, тихо, щелчка и жужжания почти не слышно.

— А не понадобится для дела — друг друга пощелкаем! — предложил Илюха. — Жаль вот, не в форме мы будем, но все равно…

Итак, мы пустились в путь.

Дом мы нашли довольно быстро, и подъезд тоже. Нужная квартира находилась на четвертом этаже.

Мы позвонили в дверь — и почти сразу услышали шаги.

— Кто там? — спросил мужской голос.

— Мы… — Мы переглянулись, потом я сказал: — Это друзья Жорки Шлитцера, которым он вчера звонил.

Дверь распахнулась.

— А, друзья Георга!.. — Перед нами был мужчина лет сорока, среднего роста, с округлым лицом, в поношенном спортивном костюме и в тапочках. Словом, самый что ни на есть среднеарифметический папа, который может быть у прекрасной феи. — Проходите, проходите, — сказал он. — Давайте знакомиться.

Мы представились по очереди:

— Алексей.

— Андрей.

— Илья.

— А меня зовут Юрий Владиленович. И я, как вы можете догадаться…

О чем мы «могли догадаться», мы так и не узнали, потому что из кухни послышался женский голос:

— Юра! Отпусти ребят! Не заговаривай гостей прямо в дверях, по вечной своей привычке!

— Ладно, ладно! — отозвался Юрий Владиленович. — Никого я не заговариваю, мы просто знакомились. Проходите, мушкетеры!

Кстати, не он первый нас так назвал. Нас часто называли мушкетерами, потому что нас было четверо. И роли у нас распределялись соответственно: Алешка — явный Атос, Жорик — хитрый и влюбчивый Арамис, Илюха — могучий Портос, конечно… А про меня говорят, что я вылитый д'Артаньян — такой же порывистый и заводной, но умеющий, когда надо сдерживать свой нрав. Тут не мне судить. Со стороны, наверно, виднее.

В общем, прошли мы на кухню. Жорик сидел в углу, на табурете. Все его лицо было обложено примочками, и он боялся даже губами пошевелить, чтобы примочки не поползли. Так и сидел, запрокинув голову и застыв как статуя. Облачен он был в цветастый свитер и явно девчоночьи джинсы, а его собственная (то есть наша с Лехой) одежда в это время приводилась в порядок.

Куртка, почти высохшая, висела на плечиках, прицепленных к верхней ручке оконной рамы, а на большой гладильной доске, разложенной посреди кухни, доглаживали рубашку и джинсы. Доглаживала их мама его «феи», как мы поняли. Рядом стояли две девчонки приблизительно нашего возраста, темненькая и светленькая. Которая из них была «феей», сразу разобраться было сложно, потому что обе они были вполне симпатичные.

— Оля, — представилась нам светленькая девочка. — А это — моя подруга Аня.

Аня кивнула нам, немного застенчиво. Дочкой хозяев — и сказочной «феей» Жорика — была светловолосая Ольга.

Хотя, честно сказать, темненькая Аня мне понравилась даже больше. Но ведь у каждого свой вкус — и это хорошо. Если бы всем людям всегда нравилось одно и то же, то все бы давно передрались друг с другом.

— Так что у вас стряслось-то? — напрямую спросил Илюха.

Жорик промычал что-то, шевельнул уголком губы и стал делать жесты, которые вроде бы означали вопрос: можно ли, мол, снять с лица все эти примочки?

— Посиди так еще немного, — сказала Олина мама. — Только лучше будет… Кстати, — повернулась она к нам, — меня зовут Елена Владимировна. А ваш друг просто героически пришел на помощь нашей дочке и ее подруге. Их чуть не обобрали. Мы вчера весь вечер составляли заявление в милицию, сегодня с самого утра Юра это заявление отнес.

— Отнес! — кивнул Юрий Владиленович. — В милиции не хотели принимать его всерьез и долго отказывались регистрировать, но я настоял, — гордо добавил он. — А заявление мы составили основательное, я сам его отредактировал.

Мы так поняли, что для него это было настоящим подвигом. А вот когда насчет «основательности» заявления, им «отредактированного», он говорил, в его голосе самодовольство прозвучало, факт. То есть, составление всяких заявлений и прочих «писулек», как назвала бы все бумажные дела моя бабушка, он считал своей сильной стороной.

И он стал рыться на полках кухонного буфета.

— Вот! — Юрий Владимирович вытянул несколько листков. — Вот копия, которая у нас осталась. Милиция расписалась на копии, что первый экземпляр принят. Ознакомьтесь, прошу!

Мы устроились с длинной стороны кухонного «уголка» и стали читать.

Заявление было отпечатано не на компьютере, а по-старомодному, на машинке, под копирку.

«Начальнику милиции города Москвы…» — читали мы…

Впрочем, лучше я воспроизведу заявление целиком.

Начальнику милиции города Москвы

от гр. Семидумова Юрия Владиленовича

Заявление:

Вчера, в пятницу, 15 апреля, моя дочь, Семидумова Ольга, тринадцати лет, вместе со своей подругой, Кочергиной Анной, того же возраста, отправились на вещевой рынок. Их целью было приобретение легкой (демисезоной)куртки и легких (на теплую погоду) ботинок для моей дочери, на что семьей были выделены соответствующие деньги. Возле метро «Динамо» их (девочек) остановил молодой человек, очень нервный. Он обратился к ним с просьбой вскрыть билетик лотереи. Молодой человек мотивировал эту просьбу тем, что уже проигрался в пух и прах и боится вскрывать билетик, купленный на последние деньги, а у девочек, может быть, рука окажется счастливая. Девочки согласились выполнить его просьбу и вскрыли билетик прямо перед столиком уличной лотереи. Столик был установлен перед раскладной палаткой, а в палатке, на полках, выставлены для демонстрации призы, которые можно выиграть, с примечанием, что вместо любого приза можно взять его денежный эквивалент.

Билетик молодого человека оказался выигрышным, и он (молодой человек) чуть не запрыгал от радости. «Лотерейщик» (либо, правильнее сказать, ведущий лотереи, но я, для простоты, буду пользоваться этим словом) выплатил молодому человеку его выигрыш, двести рублей, и молодой человек тут же взял еще несколько билетиков, попросив при этом вышеозначенных Семидумову Ольгу и Кочергину Анну задержаться еще буквально на пять минут, поскольку они стали его «счастливым талисманом». Девочки согласились, стали вскрывать приобретенные им билетики, один за другим, и по одному из них молодой человек выиграл еще триста рублей. «Кажется, свое отыграл», — сказал он. И решил, что больше играть не будет. Последний билетик он нераспечатанным сунул в руки девочек. «Это ваш. Может, и вам повезет, это только справедливо будет», — сказал он. И быстро ушел. Девочки вскрыли билетик и обнаружили, что выиграли или электроростер, или семьсот рублей, по желанию. Решив, что они не имеют права на такой крупный выигрыш, они кинулись искать молодого человека, но того уже и след простыл. Тогда они решили, что им все-таки стоит получить выигрыш, чтобы билетик не пропадал, и обратились к лотерейщику. Тот сперва поздравил их с выигрышем, но потом обратил их внимание на то, что этот билет помечен специальным значком, означающим, что выигрыш выдается не напрямую, а если обладатель билета сделает еще одну ставку. Девочки сначала не поняли, и лотерейщик им объяснил, что такой билет означает, что их шансы пятьдесят на пятьдесят. Им надо поставить на маленькую рулетку любую сумму — какую хотят, хоть всего пять рублей — и правильно угадать «красное» или «черное». При первом же угадывании выигрыш достается им. А если они не угадают, то могут либо уйти без выигрыша, либо продолжать делать ставки, но каждая последующая ставка должна быть вдвое больше предыдущей. Девочки решили рискнуть и поставили пять рублей на красное, проиграли, поставили десять, потом двадцать. Так общая сумма поставленного ими перевалила в итоге за сто рублей. Вероятно, они бы продолжали ставить и дальше, потому что увлеклись, но тут вмешался мальчик их возраста, которого, как выяснилось позднее, зовут Георгий Шлитцер. Он подскочил к ним и стал кричать, чтобы они немедленно прекратили игру, потому что они ничего не выиграют, все это мошенничество. Молодой человек, который якобы выигрывал и вовлек их в это дело, в сговоре с лотерейщиком. Он, Георгий Шлитцер, давно наблюдает и видел, что «выигрышные билетики» молодой человек очень быстро и незаметно извлекал из рукава, лишь касаясь лотерейного столика. При этом у окружающих возникало полное впечатление, что он берет их со столика. Георгий Шлитцер потребовал, чтобы девочкам немедленно вернули их деньги, потому что эти деньги выманили у них жульническим путем, и вообще, нельзя вовлекать несовершеннолетних в азартные игры. Лотерейщик велел Георгию Шлитцеру «проваливать и не нести всякую чушь», а возле лотерейного столика тут же возникли два дюжих молодых человека. Девочки испугались и потребовали свои деньги назад, но лотерейщик отказался вернуть деньги, ссылаясь на то, что это не допускается правилами игры. Тогда Георгий Шлитцер кинулся к находящимся неподалеку милиционерам, требуя, чтобы они вмешались. Но милиционеры, к моему глубокому удивлению, отказались вмешиваться, и тоже сказали Георгию Шлитцеру, чтобы он проваливал. Тогда Георгий Шлитцер кинулся назад, к лотерейному столику, и перевернул его, крича, что тут творится прямой обман и что кто-то обязан вмешаться. Милиционеры не отреагировали ни на это, ни тогда, когда два дюжих молодых человека (по всей видимости, «охранники» при лотерее) схватили Георгия Шлитцера и куда-то поволокли. Как девочки ни были испуганы, они, после небольшого замешательства, кинулись следом, крича и требуя, чтобы мальчика отпустили. На некоторое время они потеряли из виду Георгия Шлитцера и схвативших его людей. Потом они увидели, что Георгий Шлитцер, весь в крови, бежит о одной из аллей, и, перехватив его, повели а собой, подальше от места событий. Как позднее объяснил Георгий Шлитцер, двое схватили его и стали зверски избивать, затащив в безлюдное место, и он даже испугался, что его забьют до смерти. Ему, однако, удалось вырваться и убежать. Втроем, девочки и Георгий Шлитцер, добрались до нашего дома, выбирая самые тихие переулки и проходные дворы.

В свете всего вышеизложенного я категорически требую:

1. Прекратить деятельность жульнических лотерей и привлечь к ответственности их организаторов и участников;

2. Найти и сурово наказать по закону негодяев, избивших тринадцатилетнего Георгия Шлитцера;

3. Рассмотреть вопрос о поведении милицейского патруля, находившегося совсем рядом с местом происшествия и никак не отреагировавшего на возмутительный эпизод, который заслуживал не только немедленного пресечения, но и возбуждения уголовного дела по его поводу.

Семидумов Юрий Владиленович

16 апреля 2002 года

— Вот так! — гордо сказал Юрий Владиленович, когда мы закончили чтение. — Теперь они попляшут!

Мы переглянулись. Насчет того, что лохотронщики — мы сразу просекли, что девочки и Жорка столкнулись именно с лохотроном — сильно попляшут, у нас имелись сомнения. Мы не раз слышали, насколько серьезно у подобных мошенников «все схвачено, за все заплачено», чтобы им не мешали «работать». Одно поведение милицейского патруля говорило о многом. Организаторы лохотронов могли заручиться поддержкой кого-то из районных чиновников, а может, и кого-нибудь повыше…

Кажется, наше мнение разделяла и Олина мама.

— Попляшут они, как же! — фыркнула она. — Хорошо, если милиция хоть что-то сделает по твоему заявлению, а не отделается отпиской, что, мол, так-то и так-то, хулиганы, избившие мальчика, не найдены, с лотереей все в порядке, лицензия есть…

— Не может там быть все в порядке! — подал голос Жорик, снявший свои примочки и получивший возможность разговаривать. — Я вам говорю, нельзя несовершеннолетних вовлекать в азартные игры, это уже нарушение. И потом, есть какое-то правило, даже в законе прописанное, что выигрышных билетов должно быть не меньше сколько-то там от общего количества. То ли десять процентов, то ли семь, я не помню, да это и неважно. Я на что угодно поспорю, если взять и вскрыть все билетики, то не будет там нужного процента выигрышных билетов! Может, вообще выигрышных билетов не будет! И тогда их лотерею можно разгонять, а то и арестовывать! Только надо это делать с самого утра, едва они приехали и разложили свое хозяйство, чтобы они не могли отговориться, будто все выигрышные билеты разобрали те, кто играл с самого утра! И еще можно найти всякие законы и правила, которые они нарушили!

— И откуда ты все это знаешь? — удивилась Ольга.

— Жизнь научила! — весело и несколько туманно ответил Жорик. Он встал, подошел к небольшому зеркальцу и поглядел на свои побледневшие синяки и заживающие ссадины.

— Нормально! — сказал он. — К завтрашнему вечеру синяки, конечно, не пройдут, но уже никого не напугают. Надеюсь, без разбора полетов обойдется.

— Да при чем тут разбор полетов! — прогудел Илюха. — Ведь ты был прав!

— Прав, не прав… — Жорка махнул рукой и с восхищением поглядел на свою одежду, чистую и выглаженную. — Класс! Прямо сейчас и переоденусь! Ребята, пойдем со мной в комнату, пока я переодеваться буду!

Мы проследовали за ним в комнату, Жорик закрыл дверь и перевел дух.

— Уф!.. Значит так, братва, у нас есть две минуты, пока я переодеваюсь. Потому что, как вы понимаете, я этого дела так не оставлю, но вы представляете, какой бы шухер подняли взрослые, да и девчонки тоже, если бы я вздумал обсуждать это при них? Вопль был бы — закачаешься, и никуда бы нас не пустили, ни на какую разборку. Но отомстить мы должны! Да и прикрыть эту лохотронную лавочку тоже!

— Так что ты предлагаешь? — спросил Алешка.

— А предлагаю я вот что… — Жорик хитро подмигнул нам и помедлил, прежде чем ответить.

«Разбор «полетов»

Осетров. …Итак, самостоятельно решили действовать?

Шлитцер. Так точно!

Осетров. Ты мне тут не ерничай… Партизан!

Конев. Но вы ведь сами говорили, что в неожиданных и критических условиях очень важно проявлять самостоятельность, а не ждать инструкций от начальства.

Осетров. А разве вас никто не учил, что самостоятельность и самодеятельность — это вещи разные и что надо отличать их друг от друга?

Угланов. Так мы все продумали. Вон, и насчет фотоаппарата даже, и насчет всего плана действий…

Осетров. Насчет фотоаппарата, это вы молодцы. Допускаю, что и любые другие сообразительные мальчишки, без всяких азов профессионального образования, догадались бы прихватить его, в подобных обстоятельствах. Но я рад, что такие вещи у вас начинают в подкорке застревать… Но я о другом говорю.

Карсавин. Так мы бы обязательно доложили в один момент, если б что, но мы считали, что не стоит беспокоить вас по пустякам, пока сами все не проверим. Надо ж представлять, о чем докладываешь.

Осетров. Только не надо мне, как вы говорите, «лапшу на уши вешать». Я вам уже объяснял, что пустяков не бывает, а кто эту прописную истину усвоить не в состоянии — тот может собирать вещички и выметаться из школы… Ладно, продолжайте.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ МЫ НАЧИНАЕМ ДЕЙСТВОВАТЬ

— Прежде всего, — заговорил Жорик, натягивая Алешкины джинсы,которые выглядели теперь так, будто только из магазина, — надо проследить за этими лохотронщиками. Потому что если приедет милиция и заберет их, то нам, конечно, делать нечего. С ними и так разберутся. Но я сильно сомневаюсь, что милиция приедет. Вот и получается, что вам надо осторожненько за ними понаблюдать, часа два или три, кто к ним подходит, с кем они общаются. Я ведь не могу пойти с вами. Они ж меня узнают… То есть прогуляться с вами я могу, показать их, хотя вы и без меня их определите. Это у того выхода из метро, который дальше от центра. Сам лохотронщик ржавый такой, как гвоздь, и гнутый, а эти мочилы при нем с такими скошенными лбами, какие редко увидишь. В зоопарке их показывать, честное слово. Они и правда чуть меня не убили, но я таких обезьян знаю. И все сделал так, как нас на занятиях по рукопашному бою учат. И выскользнул, пока они там соображали. Ух, и драпал же я! Но теперь мы их накроем, факт. Значит, вы отправляйтесь, а я вас чуть-чуть провожу.

Вот так, болтая без остановки, чтобы успеть посвятить нас во все самое-самое, как он считал — главное, он облачился в отстиранную, вычищенную и выглаженную одежду и завертелся на месте, словно волчок, любуясь, как на нем все ладно сидит.

— Класс! — сказал он. — И девчонка классная, правда? В конце концов, все к лучшему получилось, ведь я с Ольгой познакомился. Хотя, конечно, если бы я был в форме, все бы получилось по-другому. С кадетом в форме с нашивками нашего ведомства никакая шпана не стала бы связываться. Вернули бы деньги, и баста. Но так даже романтичней вышло. И потом, кто их знает… Увидев, какие на мне нашивки, они могли бы сначала деньги вернуть, а потом пойти за мной и шлепнуть втихую: мол, вдруг я о них докладывать побегу таким людям, которых уже не купишь? В общем, ребята, сейчас на вас основная нагрузка ляжет, а я уж подключусь на самом ответственном этапе!

— А что ты считаешь самым ответственным этапом? — поинтересовался Лешка, улучив момент, когда Жорик малость выдохся и можно было вставить словечко.

— Когда мы выясним, куда и как они деньги от своего лохотрона сдают! — охотно ответил Жорик. — Хотя бы номер машины знать, которая за выручкой приедет, и то хлеб!

— Погоди… — Илюха недопонял. — Ты что, хочешь их черную кассу грабануть?

— Все может быть! — задорно отозвался Жорик. — Я же говорю, у меня в башке разные варианты действий! Но то что наказать я их хочу, это факт!.. Да, пока не забыл. Раз уж так сложилось, не проговоритесь пока, что мы кадеты, и в какой школе мы учимся. Я это чуть попозже преподнесу, как сюрприз, на закуску. Пока что я просто сказал, что мы из одной из этих новомодных школ со всякими прибабахами, где языки, компьютеры и полный пансион и домой отпускают только на выходные. То есть в следующие выходные я просто приеду к ним в форме — и все отпадут. Ловите?

Мы «словили» и пообещали молчать. На том мы и вышли из комнаты, и вернулись на кухню.

— Вот, — Жорик вручил Олиной маме одежду, в которую был облачен перед этим. — Спасибо вам огромное. И как здорово вы мои вещи в порядок привели — просто страшно надевать их было, такие они новенькие и свеженькие.

— Не я одна их в порядок приводила, девочки тоже старались, — улыбнулась Олина мама. — И мы рады всячески тебе помочь. Что вы теперь собираетесь делать?

— Мы вообще-то думали погулять сегодня по Москве, — ответил Жорик. — Но я не знаю, стоит ли мне высовываться с такой физиономией на Красную площадь и в другие людные места. Неохота народ пугать. Поэтому, может, мы просто в районе погуляем, тут тоже есть много интересного. А потом домой поедем, когда смеркаться начнет.

— До сумерек еще далеко, — покачала головой Олина мама. — А если вы собираетесь гулять поблизости, то мы будем ждать вас к обеду. Часа в три, годится?

— Спасибо огромное, — откликнулись мы.

А я добавил:

— Но, может, это не совсем удобно? Нас все-таки четверо…

— Ничего, как-нибудь справимся, — рассмеялась Олина мама. — И опять-таки девочки помогут. Мы будем только рады!

— А еще мы можем прогуляться вместе с вами, — предложила Оля. — Мы ведь неплохо знаем всю округу, и где что можно интересного поглядеть. Вы ж, наверно, не очень хорошо знаете наш район?

— Ну мы… — я, Лешка и Илюха опять переглянулись. Если девчонки пойдут с нами, то, конечно, возмутятся и испугаются, увидев нашу попытку проследить за лохотронщиками, и, конечно, не дадут нам повертеться возле них, чтобы мы не подвергали себя опасности.

Я, кстати, задумался сейчас вот о чем. Если б я просто рассказывал вам эту историю, я бы сказал примерно так: «Мы сразу врубились, что девчонки визг поднимут и фига с два мы лохотронщиков «сделаем». Но на бумаге все хочется изложить правильно и прилично, вот я и начинаю писать, что «они, конечно, возмутятся и испугаются…» — ну, и дальше еще много слов там, где в обычной жизни я обошелся бы двумя-тремя, и всем все стало бы ясно. Но когда я вижу лист бумаги или экран компьютера, где надо слова писать, я не то чтоб цепенею, из меня сразу начинает правильная речь лезть, как солома из Страшилы, потому что боишься, что неправильную речь не все поймут.

В общем, мы на секунду замялись, но тут опять Жорик вмешался.

— Конечно! — сказал он. — Куда же без вас?

Я сам хотел это предложить, но стеснялся.

При этом он успел подмигнуть нам: мол, не волнуйтесь, девчонок я возьму на себя, и вы спокойно займетесь лохотронщиками.

Ну, Жорик, он обаятельный, ему, как говорится, все по плечу.

И мы отправились в путь.

— У нас очень хорошая зеленая зона за метро и Стадионом, — стала объяснять Ольга. — Там можно погулять. А можно пойти в другую сторону, вон туда, по направлению к метро «Аэропорт», или вон туда, к Масловкам и Бутырской улице. А можно до Савеловского рынка дойти… — Оля вдруг вздохнула. — Надо же! Если бы вчера мы пошли не на «Динамо», а на Савеловский рынок, то ничего бы не случилось!..

— Зато мы бы не познакомились… — начал Жорик. И вдруг остановился. — Погоди! Рынок на Савеловской, точно!

— Что — точно? — не поняли мы.

— Я хочу сказать, что эти лохотронщики — явно не одиночки, что те, на кого мы нарвались — это один из узелков целой сети, ловите? А такая сеть должна все крупные рынки охватывать! То есть и на Савеловском должна быть их лавочка. Значит, если мы походим вокруг рынка и увидим столик с такими же лотерейными билетами…

— Ой, ребята! — вступила в разговор Аня. — неужели вы все-таки хотите связаться с этими типами? Ведь… ведь…

— Мы не собираемся связываться, — сказал я. — Но выяснить, широко ли раскинута их сеть, не мешает. И вдруг мы спасем какого-нибудь простофилю, которого они возьмут и заарканят, как заарканили вас?

— Но прежде всего, — спокойно заметил Алешка, — не мешало бы на тех, вчерашних лохотронщиков поглядеть. Врага надо знать в лицо.

— Выходит, вы все-таки считаете их врагами, с которыми нужно воевать? — нахмурилась Ольга.

— Воевать с ними нужно, факт, — пробурчал Илюха. — Только не силой, а хитростью. Правда, насчет хитрости я не особо, тут пусть другие думают…

— Я бы просто взглянул на них издали и на всякий случай сфотографировал, — сказал я. — Их фотография в любом случае может пригодиться милиции, если милиция все-таки решит их тряхнуть.

— Точно! — Жорик согласился с таким восторгом, как будто эта мысль ему и в голову не приходила. — И нам, кстати, будет спокойней! Если мы отдадим милиции фотографии, нам не надо будет лично являться, чтобы их опознать! А сами знаете, что бывает при опознании — и в тысяче фильмов небось видели, и вообще… Братки задержанных дежурят неподалеку от милиции и предупреждают всех задержанных: «Опознаешь — убьем!» Вряд ли, конечно, дойдет, до такого, но на хрена нам лишний раз подставляться, верно?!

Девчонок эта мысль — сфотографировать, чтобы потом не связываться с опознанием самим, — здорово вдохновила, да и успокоила. Ведь по всему выходило, что мы будем действовать осторожно и предусмотрительно, страхуясь от возможных неприятностей в будущем.

— Да, конечно! — согласилась Ольга. — Сфотографировать их стоит. Только осторожно и издалека… А возьмет их фотоаппарат на большом расстоянии?

— Еще как возьмет! — заверил я. — Давайте прошвырнемся до их палатки. Вы и Жорик подходить не будете, а мы втроем прогуляемся неподалеку и с беспечненьким таким видом сделаем несколько снимков, будто красивые окрестности фотографируем.

На том и порешили, и мы вернулись к метро «Динамо» по широкой красивой аллее.

— Вон их палатка, — показал Жорик. — Видите, где эти качки толкутся… Ух ты, их стало больше, чем вчера! То ли из-за выходного дня, то ли после вчерашнего решили усилить бдительность. Чтобы любому, вроде меня, заткнуть рот до того, как шум поднимется. Ведь вчера они могли здорово погореть: например, проезжал бы мимо патруль с «чужими» ментами — тогда они бы не отвертелись!

— Хорошо, — сказал я. — Ждите нас здесь. Пошли, ребята.

И вот Жорик с девчонками остались наблюдать за нами из-за угла, а мы с Алешкой и Илюхой неспешненько потопали на самую площадь, где кипела жизнь. Прошлись, глазея на лотки и киоски, я разок щелкнул ребят на фоне огромного плюшевого мишки в одной из витрин павильона. Потом мы Повернули в сторону палатки лохотронщиков.

За первый год обучения в школе нас кое-чему научили, и определить, кто имеет отношение к лохотрону, нам не составило труда. Некоторые и не прятались особо. Все эти качки, небрежно бродившие возле палатки и готовые сомкнуть кольцо своих здоровенных плечей вокруг любого скандалиста. А вот двое или трое молодых людей, с физиономиями, вполне способными внушить доверие, стояли несколько в стороне от палатки и активно изображали, будто они никакого отношения к лохотрону не имеют. Кто пивко попивал, кто газеты и журналы на лотке рассматривал, кто просто стоял и поглядывал на часы: якобы ждал кого-то. Но все они время от времени обменивались взглядами с лохотронщиками. То же самое делали несколько девушек. Двух из них, предлагавших билетики прохожим: «попробуйте удачу», — сразу можно было отнести к членам шайки. Но еще две — три, болтавшиеся неподалеку, явно старались не засвечивать свою причастность к лотерее. Надо полагать, они были или дополнительными наблюдающими, или подсадными утками. Это означало, что их могли в любой момент подманить, чтобы «дожать» потенциального клиента. Например, взять билетик и выиграть у него на глазах, или сделать контрставку, если клиенту выпадал билетик «пятьдесят на пятьдесят», и его выигрыш мог перебить тот, кто поставит больше. А вообще, действовали они довольно грубо. То ли не боялись и не стеснялись никого, то ли не умели действовать тонко. В любом случае, удивительно было, что народ попадается в такую грубую и заметную «сеть». Но ведь все люди разные. И потом то, что казалось очевидным нам, вполне могло не быть очевидным для многих других. Ведь в школе нас учили таким тонкостям и хитростям, с помощью которых можно и вести наблюдение, и уходить от него.

В описании лохотронщика Жорик был абсолютно точен. Тщедушный, невзрачный, с жиденькими рыжеватыми волосами, он и впрямь напоминал старый ржавый гвоздь. Но глаза у него были как шильца: острые и пронзительные. Правда, он старался особо не стрелять глазами. Глянет по сторонам — и опять будто маслицем свой взгляд зальет. Но раза два мы заметили, как он бросил такой быстрый и острый взгляд на пожилую женщину, которая, стоя перед столиком лотереи, доставала очередную сумму денег. Видно, прикидывал, не является ли и она, в свою очередь, подсадной уткой — со стороны милиции, и, во-вторых, насколько громкого скандала можно от нее ждать, когда деньги у нее кончатся, а тут влезет другой «игрок» и перешибет ее выигрыш…

— Надо бы как-нибудь предупредить ее, — озабоченно сказал Илюха. — Ведь обдерут старушку до нитки.

— Что, вмешаться и оттолкнуть ее от лохотрона? — возразил Алешка. — Нам этого качки не позволят. Я думаю, после вчерашнего они настроены подавлять весь шум на дальних подступах. А больше ей никак не помочь. Сделаем снимки — и сваливаем.

— Ну не знаю… — Илюха думал о чем-то своем, покачивая головой.

А я, не теряя времени, стал щелкать фотоаппаратом в разные стороны. Мне удалось заснять и лохотронщика, и почти всех его подручных, включая девушек «на подставе», не привлекая ничьего внимания. Подумаешь, мальчишка фотографирует!

Я еще к тому же малость перемещался вокруг палатки лохотронщиков, чтобы выглядело так, будто я красивые виды и своих друзей фотографирую, а если где и попадал в кадр кто-нибудь из этой лотерейной гоп-компании, то чисто случайно. Словом, конспирацию соблюдал на все сто… И вдруг…

— Смотри! — толкнул меня под локоть Лешка, тоже увлекшийся и подсказывавший мне самые выгодные места для съемок. — Где Илюха?

Я посмотрел — и обалдел. Илюха был у столика лохотронщиков — и как раз рядом с пожилой женщиной. Он достаточно ловко засунул руку в сумку тетки, а в другой руке у него был открытый перочинный ножик…

— Хочет денег ее лишить, чтобы больше проигрывать было нечего… — прошептал Алешка.

Я сумел только молча кивнуть. Ясно было: Илюха, со своей врожденной тягой к справедливости, решил действовать сам, услышав от нас, что «старушке» помочь нельзя. И все вроде у него получалось, как ни странно…

Но тут пожилая женщина оглянулась, схватилась за сумку, увидела Илюху, и площадь пронзил жуткий вопль:

— Караул! Сумку режут!

Реакция у Илюхи оказалась хорошая: он тут же кинулся бежать со всех ног, вырвав сумку у старушки. А качки, охранявшие лохотрон, рванули за ним. Секунды не прошло, как все исчезли с глаз.

Мы с Лешкой поглядели друг на друга. Ой, что-то теперь будет…

Разбор «полетов»

Осетров(после долгой паузы). Да-а… А тебя, Угланов, из школы исключать надо.

Карсавин(поспешно). Погодите, вы еще не знаете, что из этого вышло! Такой поворот в нашу пользу, что закачаешься! То есть никто не ждал, что все так сложится, но оказалось, что Илюха в самую точку попал, и все пошло как по маслу!

Осетров. Что ж, рассказывайте дальше. Давай я «закачаюсь», как ты выразился.

Глава четвертая «Адъютант его Превосходительства»

Тем временем на торговой площади все вернулись к своим делам, будто ничего и не произошло. Вдали еще слышался топот ног, да несчастная ограбленная старушка стояла, открыв рот. Но лохотронщик, надо сказать, воспользовался случаем, чтобы привлечь внимание зевак.

— Для пострадавшего не по нашей вине игрока! — завопил он. — Возвращаются все поставленные деньги и вручается специальный утешительный выигрыш!

И он пихнул в руки обалдевшей старушке набор, состоящий из кухонных ножниц и ножей.

— Китайского производства, конечно, — шепнул мне в ухо Лешка. — Ножами немецкого производства он бы так не расшвыривался.

— Ладно! — сказал я. — Давай выбираться отсюда.

И мы, в обход площади, пошли туда, где нас ждали Жорик с девчонками. Они, конечно, были в шоке.

— Слушай, чего там на Илью Муромца нашло? — опережая девчонок, спросил Жорик.

— Он за старушку очень волновался, — объяснил я, — И, видно, решил, что если он ее обворует, то много она не проиграет. А потом, когда она отойдет подальше от лохотронщиков, он, мол, отдаст ей сумочку.

— Вот кретин! — воскликнул Жорик. — Ты представляешь, что будет, если он влипнет?

Мы с Алешкой кивнули. Еще бы не представлять! Исключить из школы могут запросто, если поймают.

— Но, ребята… — сказала Аня. — Ведь мы все можем быть свидетелями, что он только старался помочь…

— Так нам и поверят! — возразил я. — Меня больше интересует, куда девался этот хваленый милицейский патруль, который здесь вечно торчит.

— По мне, так только к лучшему, что патруль куда-то отвалил, — заметил Алешка. — Ведь если бы к погоне за Илюхой еще и менты подключились, ему вообще был бы каюк!

— Но нам-то что теперь делать? — спросила Ольга.

— Илюха знает, что мы должны стоять на этом месте, — сказал Жорик. — Выходит, так или иначе, мы должны болтаться где-то здесь. А если он через полчаса не вернется — тогда уж пойдем в милицию вытаскивать его… У меня есть идеи… Но, мне кажется, они не понадобятся.

— Почему? — спросила Оля.

— Потому что… — и Жорик вдруг захохотал, — Потому что Портос и есть Портос! Ох, задразню я его!

Алешка тоже хмыкнул — как будто догадался, что Жорик имеет в виду. Мне-то это было понятно. А девчонкам — нет.

— При чем тут Портос? — спросила Аня.

— Да при том, что… — Жорик ехидно ухмыльнулся и, может, выложил бы все, что у него на уме, но тут Оля завопила (конечно, это был тихий вопль взбудораженным шепотом, но все равно он прозвучал как вопль):

— Смотрите!.. Смотрите!..

И мы посмотрели — туда, куда она указывала.

По аллее шел Илюха. Жорик коротко свистнул, и обрадованный Илюха заспешил к нам.

— Ну, ребята!.. — выпалил он. — Ну, дела!..

Тут мы заметили, что с одной стороны куртка у него слегка оттопыривается.

— Что у тебя там? — спросил Алешка. — Старушкина сумка?

— Она самая… Запрятал, чтоб внимания не привлекать. А то, сами понимаете, парень с женской сумкой, да еще после того, что все вокруг видели и слышали… Надо будет побыстрее закинуть сумку хозяйке, а то ее еще кондрашка хватит, ведь тут и деньги, и документы…

— Ну, ты удумал! — сказала Оля. — И как тебе такое в голову пришло?

— Да ладно! — махнул рукой Илюха. — Все будет в порядке. И вообще, все к лучшему. Я ведь с лохотронщиками законтачил, и теперь они меня к себе на работу взяли…

— Как это?.. — ахнули девочки. Жорик с Алешкой переглянулись: мол, какая-то их догадка подтверждается. А я, признаться, не въехал до сих пор и был удивлен почти так же, как девчонки.

— А вот так, — стал объяснять Илюха. — Гнались за мной двое этих качков, гнались, и я бы все-таки ушел от них, но я ведь местности не знаю, вот и заскочил во двор, который оказался тупиковым. Ну там, у стенки с помойкой, они меня и накрыли. А я, значит, стою с этой сумочкой и прикидываю, удастся мне проскользнуть между ними или нет, что бы дальше драпануть, а они вдруг ржать начали. Ну, ты даешь, мол, ловкий парень, только все равно в конце концов попадешься, при всей своей ловкости! Где, мол, одежду-то стибрил?

А я ж говорил, что Илюха был одет в одежду моего брата. И хотя прикид был вполне нормальный, но было заметно, что где-то что-то чуть-чуть не соответствует — словом, что на Илюхе одежда с чужого плеча. А ведь известно, что в Москве можно так приодеться на мусорных свалках возле «новорусских» домов, что, скажем, в другом городе тебя самого за богача примут.

Поглядеть на московских бомжей — так не один и не два топают в джинсах «Вранглер», в кожаных куртках на меху и в мощных ботинках фирм «Кэмел» или «Глобтроттер». И хотя видно, что все это поношенное и подобрано неизвестно где, но поношенный «Кэмел» останется «Кэмелом», никуда не денешься.

Вот и получается, что, по московским понятиям, Илюха получался беспризорником, приодевшимся от щедрот всяких свалок: ну, понятно, вроде и хорошо одет парень, но при этом сумочки ворует, и одежда на нем не по размеру… Вот эти узколобые и сделали свои выводы. Выводы, соответствующие, так сказать, тому миру, в котором они сами живут.

— И они завербовать тебя решили? — спросил Лешка. — Признаться, и нам эта мысль пришла, что наглого воришку они не для того загонять будут, чтобы в милицию сдать, а чтобы завербовать к себе… Но давай двинемся к этой старушке, а ты нам по пути все доскажешь. Чем быстрее мы вернем ей сумочку, тем лучше. Ты поглядел, где она живет?

— Поглядел, — сказал Илюха. — На Башиловке. Знаете, где это?

— Совсем недалеко, — сказала Оля. — Буквально в двух шагах. Мы вас отведем, пошли.

— Только нам надо в обход людных мест двигаться, — предупредил Жорик. — А то еще опознают Илюху. Да и нам не в кайф случайно попасть на кого-нибудь из этих лохотронщиков.

— Да, конечно, — согласилась Аня. — Мы вас так и поведем.

И они повели нас тихими улицами и переулками, стороной от Ленинградского проспекта и других оживленных мест. А Илюха продолжил свой рассказ:

— Ну вот, насчет одежды спросили, и я так, обтекаемо, ответил, что, мол, в Москве хорошими вещами всегда разжиться можно. Они тогда поинтересовались, откуда я сам, тут я правду ответил, что из Ростова-на-Дону. Подумал, что так лучше всего будет. И если насчет города пытать начнут, где там что, я завсегда им все опишу и объясню, и слава у Ростова такая имелась, давняя слава, что оттуда полным-полно бандитов вышло. То есть сейчас эту славу другие города малость затмили, но, все равно, память существует, так? Ну и они, как услышали, так еще пуще развеселились. «Как же, — говорят, — Ростов-папа! Знаменитое дело!..» И дальше поинтересовались, сколько мне лет. Я вообще-то и на пятнадцать выгляжу, но тут сказал, что мне четырнадцать. «Что ж, — говорят, — хороший возраст, самое оно, чтобы к делу пристроиться. А ты один в столице или как?» Ну я и ответил, что вообще-то ехал не один, но ребят по пути потерял, поэтому сейчас в одиночку промышляю. Тут они и говорят, что в одиночку я долго не продержусь, или мне морду начистят так, что на всю жизнь инвалидом сделаюсь, или в ментовку загремлю. А уж после ментовки надолго с Москвой попрощаюсь, потому что возраст у меня уже уголовно ответственный, а вытащить меня некому будет, и окажусь я среди тех, кого милиции легче всего укатать, чтобы статистику раскрытых преступлений улучшить, еще и чужие преступления ко мне прицепят, и огребу я не меньшее пяти лет. И вообще, говорят, такому ловкому парню незачем по сумочкам и кошелькам «бомбить». Я и спросил, а чего еще делать-то. Они и говорят, что я им пригожусь, только не здесь, потому что здесь я уже засветился. Но, говорят, можем, например, на ВДНХ тебя отправить, там у нас народу не хватает. Прямо сейчас и поезжай, если хочешь. Я вроде как подумал, и сказал, что лучше бы завтра, потому что сегодня я хотел бы еще своих ребят, с которыми вместе из Ростова-папы сорвался, по вокзалам поискать. Может, где и найду, а то обидно вот так друзей терять-то, да и в этой сумочке мне на сегодня хватит на жизнь, ведь сумочку-то вы у меня не отнимете? Они веселятся, говорят, что, мол, нет, не отнимем, а завтра с утра подчаливай к ВДНХ, там смотри влево от главного входа, куда аллея отходит, увидишь такую же палатку лотереи. Подойдешь, тихонько Князя спросишь, он будет о тебе знать. А если друганов своих найдешь, их тоже приводи, всем дело найдется. И кусок хлеба на каждый день будет с гарантией, и не будешь вошью залетной, которую кто захочет, тот и придавит, под хорошей «крышей» жить будешь. И, может, высоко поднимешься, потому что о таком старте, как мы тебе даем, многие мечтают. Конечно, следовало бы, говорит один из них, и поучить тебя малость, за то, что работу с клиентом сорвал, но клиент был так себе, не очень денежный, так что можно простить. Но на будущее учти, не лезь туда, где посерьезнее тебя люди работают, потому что наказание за это может такое выйти, что пожалеешь, что не менты тебя сцапали. Усек? Ну, я сказал, что усек, и на этом мы разошлись. Я еще попетлял чуток, убедиться хотел, что они за мной не следят, а потом вас искать отправился. Вот такая история.

— Здорово! — хмыкнул Жорик. — Князь, говоришь? Его превосходительство, понимаешь… А ты получаешься вроде адъютанта его превосходительства.

— Точно! — кивнул Илюха. — Я о том же самом подумал. Здорово будет, конечно, в самое их логово проникнуть и узнать о них по больше! Но это мы еще решим, двигать мне завтра на ВДНХ или нет. Посмотрим, как сегодня дела пойдут. Мы ж еще на «Савеловскую» сгонять хотели… Но сперва надо сумку вернуть.

— И еще решить надо, как мы будем ее возвращать, — сказал я. — То, что тебе нельзя самому с этой сумкой в квартиру старушки топать, факт.

— А чего тут думать? — сказал Илюха. — Прицепить сумку на ручку входной двери, позвонить в дверной звонок — и убежать.

— А если ее дома сейчас нет? — сказала Аня. — Мы оставим сумку висеть на двери, а кто-нибудь возьмет и украдет ее по-настоящему!

— Вообще-то можно было бы проследить, откроют дверь или нет, — сказал Алешка. С соседнего этажа, например… Но я согласен. Нам лучше избежать любых неожиданностей. С сумкой должен пойти кто-то из нас и не убегать, а спокойно объяснить: вот, мол, нашли сумку, а там паспорт с вашим адресом… Кстати, как старушку зовут? — повернулся он к Илюхе.

— Здорово зовут! — отозвался тот. — Представляете, Аглая Бертольдовна! Аглая Бертольдовна Верецкая, вот так!

— Надо же! — сказала Оля. — Да, трудно не запомнить. Если только не спутаешь вдруг. У родителей есть приятельница, ее зовут Элеонора Эльмировна. Так я в детстве все время путала и называла ее то Эльмирой Леоноровной, то еще как-нибудь… Послушайте, наверно, лучше будет, если мы с Аней к ней пойдем. К девочкам доверия больше, да и воспримет она нас спокойней.

— Да, пожалуй, так будет лучше всего, — согласились мы.

А Жорик добавил:

— А Илюхе, может, и близко к ее дому не подходить. Мы не знаем, во двор у нее окна или на улицу, но если она случайно выглянет в окно и увидит Илюху вместе с нами, то будет облом. Тем более, если она живет на одном из нижних этажей, а не на верхних, и вид из окна для нее как на ладони. Ведь мы и этажа ее не знаем.

— Разумная мысль, — сказал я.

Аня хихикнула:

— Вы, ребята, так основательно просчитываете любые варианты — ну, прямо как настоящие шпионы!

Что ж, подумал я, вполне возможно, сказываются навыки обучения, которые мы приобрели в нашей школе.

— Мне-то что? — пожал плечами Илюха. — Я посижу, спокойно подожду на лавочке. Заодно будет? время поразмыслить, как вести себя с лохотронщиками… если, конечно, мы решим, что завтра мне стоит отправляться на ВДНХ. Я вот думаю, может, мне рассказать им, что я сбежал в Москву, потому что у меня родителей посадили? За наркоту или за что-нибудь совсем крутое — за ограбление с убийством, например?

— Ты погоди, — остановил его Жорик. — Легенду мы тебе все вместе придумаем, потому что тут главное будет — не переборщить. Если ты лишнего нагромоздишь, то они тебя быстро расколют. Они ведь тоже не совсем дураки! А пока — ступайте, девчонки! А может, кому-нибудь из нас проводить вас?

— Я могу, — сказал я.

— Да как будто мы сами не справимся… — начала Оля.

— Дело не в том, справитесь вы или нет, — объяснил Алешка. — Дело в том, что если вас кто-то будет сопровождать, то получится надежней… и солидней.

Что он этим хотел сказать, девчонки не очень поняли — но как-то прониклись.

И я отправился к неизвестной Аглае Бертольдовне вместе с ними, а мои друзья остались ждать нас неподалеку.

— Скажите, — спросила Аня, — с вами всегда случаются такие истории?

— Какие? — решил уточнить я.

— Ну, вот такие, в которые вы сами специально попадаете.

— Как сказать… — я задумался: а в самом деле, что тут ответить? — Не сказать, чтобы мы специально в них попадали. За справедливость мы боремся, это да.

— Наверно, Аня хочет сказать, всегда ли вы боретесь такими методами, — пояснила Оля.

— Да мы вообще-то стараемся избегать неприятностей, — ответил я. — Но иногда бывают случаи, что без крутых методов не обойдешься. Вот, скажем, Жорик резко вмешался, когда вы чуть не влипли. Но ведь он не хотел действовать так уж круто. Наоборот, он хотел добиться, чтобы вас сразу прекратили дурить и вернули вам деньги, без всяких лишних разборок. Но что ему было делать, когда его слушать не стали, и даже милиция не отреагировала? Пришлось ему сделать то, что он сделал. И Илюха тоже. Он-то хотел тихо свинтить сумочку, чтобы помешать старушке проиграть все деньги, а потом так же тихо эту сумочку вернуть…

— Но ведь почти наверняка было ясно, что он попадется, — сказала Аня. — Вот ты, как бы ты поступил?

— Понятия не имею… — задумался я. — В конце концов, я ведь никак не успел поступить. И даже не знаю, поступил бы как-нибудь… В смысле, стал бы вмешиваться, пока старушка проигрывала все до копейки, или нет. Может, потом догнал бы ее, уговорил бы пойти в милицию, приглядевшись сначала, что она за человек. Ведь чем больше бы накопилось заявлений, тем труднее было бы от них отмахиваться. То есть я бы, наверно, думал о том, как прихлопнуть всю лавочку разом, а не как помочь отдельной жертве мошенников. Я и сейчас об этом думаю. Только ничего не придумывается.

Я ответил честно и подробно, насколько мог.

— Но неужели нельзя действовать как-то поосторожней? — спросила Аня.

— Так в конечном итоге, — возразил я, — все обернулось к лучшему. Ну да, Жорка «красивым» проходит несколько дней, но зато вы благополучно смылись от этих жуликов. Ведь иначе они вас не отпустили бы, точно. Заставили бы играть до тех пор, пока вы все деньги не просадили бы. Ну, вы порядка ста рублей потеряли. А старушка вообще ни чего не потеряла. К ней не только вернется ее сумочка, но и лохотронщики вернули ей все деньги, которые она успела проиграть. Конечно, таким громким возвращением денег «пострадавшему игроку» они, надо думать, других простофиль привлекли, но, что от нас зависело, мы сделали… То есть я говорю «от нас», хотя в этом не участвовал, сделали-то все мои друзья, но я имею в виду, что все их действия оказались правильными, если судить по результату. Да, и еще Илюха неожиданно вошел в доверие к лохотронщикам, и надо будет думать, как этим воспользоваться.

— Да, — сказала Оля, — здорово выходит!

— Первый порыв всегда самый правильный, — заметила Аня. — Но ведь случается и иначе…

— Случается, — согласился я. — Но… вот и подъезд, который нам нужен. Давайте смотреть, на каком этаже квартира семьдесят один.

Квартира семьдесят один оказалась на четвертом этаже. Мы еще раз сверили номер с паспортом — и позвонили в дверь, не без внутреннего трепета, надо сказать.

Послышались тяжелые, слегка шаркающие шаги, потом дверь открылась.

Да, это была та самая старушка. Хотя сейчас, когда мы видели ее вблизи, назвать ее «старушкой» язык не повернулся бы. Она оказалась довольно крупной пожилой дамой. Крупнее, чем нам запомнилась: видно, открытое пространство и площадь несколько скрадывали ее размеры. Да к тому же там, на площади, она стояла в окружении увесистых качков. Лицо у нее было вполне добродушное. И в руке она держала сигарету.

— Аглая Бертольдовна? — спросил я так, как будто видел ее впервые.

— Она самая!.. — отозвалась она. — Батюшки, мой паспорт нашелся! И моя сумочка! Где вы это подобрали?

— Вот здесь, на подоконнике стояла, — я указал на подоконник лестничной клетки между этажами. — Извините, что мы заглянули к вам в сумочку, но мы подумали, что… Что, если ее кто-то забыл, то лучше вернуть. Там оказался вот этот паспорт, в котором мы увидели номер вашей квартиры и ваше имя. И решили, что лучше позвонить вам в дверь, а то мало ли что может с вашей сумочкой стрястись.

— Да, это верно, мало ли что, — сказала она. — С ней уже стряслось такое… Такое… Да вы проходите, проходите! — она взяла у меня сумочку, открыла ее, стала быстро проверять ее содержимое. — Надо же, все на месте! И деньги все целы, до копеечки… Это что ж такое происходит? — она внимательно поглядела на нас и пыхнула сигаретой.

А потом вдруг расхохоталась. И, хохоча, указала на меня:

— Ну ты, тимуровец, или как тебя там выкладывай, в чем тут дело? И где твой дружок, который сумку у меня вырвал?

Глава пятая Военный совет

У меня ноги подкосились и в глазах потемнело. Можете представить, какой у меня был шок — вырубился так, как будто схлопотал прямой в челюсть от какого-нибудь тяжеловеса. Да и девчонки тоже поплыли. Аня тоненько пискнула:

— Какой… дружок?

— Ладно, бросьте прикидываться! — сказала Аглая Бертольдовна, продолжая смеяться или, если быть более точным, хохотать и грохотать, с этакими пиратскими хриплыми нотками.

Девчонки стояли бледные-бледные, прислонясь к стене, и я понял, что пора прийти к ним а выручку, а то они, того и гляди, в обморок грохнутся.

— А почему… а почему вы решили, что сумку уволок наш друг? — спросил я.

— Очень просто, — ответила она, перестав смеяться и прищурившись. — Из сумки ничего не пропало. Если б ее стащили, чтобы меня обокрасть, то уж деньги и вот это дорогое лекарство — оно стоит восемьсот рублей упаковка, и на упаковке даже ценник остался — уж точно забрали бы. Выходит, сумку у меня выхватили не для того, чтобы обворовать, а из-за чего-то другого… из мальчишеского хулиганства, скажем. А скорее всего, на пари. «На слабо», точно? Поддели его: «Мол, слабо тебе сумку выхватить?» А он, по мальчишечьей дури, взял и выхватил, чтобы доказать, что он не размазня. Ну а поскольку вы ребята честные, то сами испугались того, что натворили, и решили сумку вернуть. И потом… — Она указала на мою футболку. — Если вы хотели сделать вид, что вы не вместе, то разве можно было одинаковые футболки надевать?

Я поглядел на свою футболку… И ахнул про себя, и проклял все на свете! Вот уж прокол так прокол! Узнали бы в нашей школе, как мы лопухнулись!

Я ж говорил, что Илюха был одет в одежду моего брата. Совсем недавно мама привезла мне и моему брату две одинаковые футболки из Италии. Она купила их в сувенирном магазинчике при Помпее, и на них было написано простенько, но со вкусом: «Я был в Помпее» (по-итальянски, конечно, но ведь слово «Помпея» на всех языках понятно). Мама решила, что это будет достаточно оригинально.

Вот Илюха и напялил вторую футболку, очень она ему понравилась. И, конечно, мы все должны были сообразить, что на мне и Илюхе одинаковые — и довольно редкие — футболки!.. Но как-то забыли об этом… И потом, кто мог ожидать, что эта Аглая Бертольдовна окажется такой наблюдательной? Ведь она видела Илюху ровно одну секунду, когда сама была в смятении, и к тому же на Илюхе была легкая куртка, поэтому футболка была видна только спереди, как и на мне… Я сделал глубокий вдох и сказал:

— Все почти так… Но не совсем.

— То есть? — Она продолжала щуриться, а уголки ее рта подрагивали. Казалось, она опять вот-вот захохочет. — Что не так?

— Он не «на слабо» свистнул вашу сумочку, — проговорил я. — Понимаете, мы увидели, что вы попали в сети к лохотронщикам, испугались, что они вас обдерут как липку, и стали обсуждать, как вам помочь. А Илюха… Он и придумал такое! Что если, похитить у вас сумку, а потом вернуть, то все ваши деньги останутся в целости. Он так к вам рванул — мы и остановить его не успели, честное слово!

— Ну и ну! — сказала она. — Ну и ну! А ведь правда!..

И она расхохоталась так оглушительно, что мне показалось, что у нас сейчас перепонки лопнут. Смех у нее был громовой, соответствующий ее размерам. Мы не знали, кто она по профессии, но я подумал, что приблизительно так должна смеяться атаманша пиратов или лесных разбойников.

— Представляю, как я выглядела со стороны! — Она мотала головой. — Когда я визг и крик подняла!.. А ведь и правда, я при своих осталась! Они мне еще и все мои ставки вернули… Вот наглецы…

Отсмеявшись, она на некоторое время застыла, тяжело дыша, держась одной рукой за стену.

— Нет, мне вредно так смеяться, решительно вредно… Но, в любом случае, с меня причитается. Зовите сюда ваших друзей!

— Но… — заикнулся я. Девчонки так и не могли проронить ни слова.

— Никаких «но»! — сурово заявила она. — Беги! Девочки помогут мне на стол накрыть и чай заварить, а ты заодно забеги в магазин — увидишь его сразу, как выйдешь на улицу — возьми там торт в кондитерском отделе. Выбери, какой получше, понял? Вот тебе деньги, — она вручила мне сотенную бумажку. — Давай, дуй, как у вас, ребят, говорят. Девочки, за работу!

Я и опомниться не успел, как оказался на лестнице, с сотенной в руке. Девчонки, ошарашенные, пошли вслед за Аглаей Бертольдовной на кухню, а я побежал вниз.

— Что такое? — кинулись ко мне встревоженные друзья, увидев, что я иду один. — Где девчонки?

— Все в порядке! — ответил я. — Пошли купим торт. Вот мне и деньги выделены. Нас ждут пить чай, в благодарность за спасенные деньги…

— Но как же я пойду?.. — оторопел Илюха.

— Нормально пойдешь, — весело ответил я. — Она все знает… Но давайте торт выберем, а я вам по пути расскажу.

И вот, пока мы шли до магазина и обратно и выбирали торт, я рассказал моим друзьям обо всем, что произошло.

— Да-а… — сказал Алешка. — С этими футболками мы такого маху дали, что страшно подумать!

— Козлы мы! — заявил Жорик. — Настоящие козлы. Хорошо, только она заметила… А если бы кто-нибудь на площади обратил внимание, что поодаль стоит пацан в точно такой же футболке, как у воришки? Схватили бы Андрюху, ни за что ни про что схватили бы, и мы бы сейчас пытались вытащить его из милиции, доказывая, что он не сообщник, а нам бы никто не верил… Еще и нас могли бы загрести… А шуму было бы, потому что до школы звон точно дошел бы, если бы Андрюху, а с ним и кого-нибудь из нас в милицию забрали. Нам повезло, что в большинстве своем люди слепые как кроты и часто не видят то, что у них под самым носом… Как представлю, что в будущем нам всем предстоит работать с такими свидетелями, которые ни черта заметить не могут… это ж спятить можно! А в общем, это наш позор, о котором мы все должны молчать.

— Ох! — тяжело вздохнул Илюха. — Вот на таких мелочах все всегда и прокалываются… Я ж, получается, вас так мог подставить…

На том мы и поднялись к Аглае Бертольдовне. Дверь нам открыла Аня.

Оля с Аглаей Бертольдовной последний лоск наводят и только вас ждут, — сообщила она.

— Не с Аглаей Бертольдовной, а с тетей Аглаей! — послышался из комнаты голос хозяйки. — С тетей Аглаей! Идите сюда! И покажите мне этого чубрика, который так меня ошарашил!

Мы прошли в комнату и замерли у двери. Илюха тот вообще переминался с ноги на ногу и, наверно, мечтал стать маленьким-маленьким. Хоть он и знал, что Аглая Бертольдовна нисколько на него не сердится, но все равно чувствовал себя очень неловко.

Стол был накрыт красивой белой скатертью, на нем стояли красивые чашки и красивая сахарница, и лимончик порезанный. И даже салфетки лежали возле каждой из семи чашек, и на каждой салфетке — по специальной вилочке для торта, кроме ложки для чая.

— Вот торт, — неуверенно сказал я. — А вот сдача.

— Очень хорошо, — отозвалась Аглая Бертольдовна. — Торт дай девочкам, они его переложат на блюдо, а сдачу положи вон туда, на сервант.

Она сидела в огромном кресле перед накрытым столом. Слева от кресла был низкий журнальный столик, и на нем — пепельница, в которую она стряхивала пепел: видно, на большой стол пепельницу ставить не стала, чтобы случайно не запорошить пеплом белоснежную скатерть.

— Так вот ты какой! — продолжила она, разглядывая Илюху. — Богатырь! Как тебя зовут?

— Илья, — ответил он.

— А вас всех? Ведь я ни с кем толком не познакомилась, кроме девочек.

Мы представились по очереди, причем Жорик гордо отчеканил, чуть ли каблуками не щелкнув:

— Георг Шлитцер.

— Вот это да! — Она опять рассмеялась. — Торжественно! Погоди-ка… Ты все-таки Георг или Георгий?

— По документам Георгий, — ответил Жорик. — Но думаю, что при рождении я был именно Георг. Иначе откуда у меня такая фамилия?

— Так ты детдомовец? — нахмурилась она.

— Детдомовец, — кивнул Жорик. — Обучение в Москве стало для меня, так сказать, почетным призом.

И при этом слегка покосился на Ольгу: произвело это его сообщение дополнительное впечатление или нет.

— Почетным призом, говоришь? Что ж, тогда беритесь за следующий приз — за этот торт. К столу, к столу, рассаживайтесь поудобней.

Мы расселись, и все взяли себе по куску торта — все, кроме Аглаи Бертольдовны.

— А вы как же? — спросила Аня.

— Не могу, детка. Диабет. — Она взяла пластмассовый флакончик и из него стряхнула себе в чай несколько белых горошинок, заменяющих диабетикам сахар. — Впрочем… — она подмигнула нам. — Двум смертям не бывать, одной не миновать! — и тоже положила себе на блюдце кусок торта, выбрав такой, который был чуть поменьше остальных. — А теперь рассказывайте, — потребовала она, — с чего вы взялись наблюдать за лохотронщиками и спасать их жертвы?

— Значит, так, — взялся объяснять Жорик. — Вчера я гулял в районе «Динамо»; мне ведь всегда интересно Москву посмотреть, поскольку я ее почти не знаю, и…

Дальше он стал рассказывать в подробностях все как было. Аглая Бертольдовна внимательно слушала. А мы иногда вставляли свои замечания и уточнения.

— Надо же, какие негодяи! — дослушав наш рассказ заговорила Аглая Бертольдовна с еще большей энергией, чем прежде. — А я ведь… Нет, вы знаете, вы меня и вправду спасли! Я бы все деньги просадила. Меня к азартным играм допускать нельзя. Главное, знаю это, и любых розыгрышей сторонюсь, и любых лотерей, потому что, дай мне волю, я возле любого наперсточника застряну, пока совсем не разорюсь, хоть и понимаю умом, что выиграть у них нельзя… Да, миленький, ты ближе всего к серванту, так не достанешь из него бутылку коньяка и рюмочку с морозными узорами на стекле. Да, вот ее самую… — Алешка передал ей бутылку и рюмку, она аккуратно налила себе половину рюмки коньяку, и так же аккуратно выпила. — Вот, со всем справляюсь. Коньяк люблю — умею держать себя в руках. Сладкое люблю— тоже отлично себя сдерживаю, хотя иногда подумаешь, что, может, купить хороший торт, съесть его в одиночку… — Она опять захохотала. — Представляете, как это будет выглядеть? Словом, со всеми своими страстями и пристрастиями разобраться могу… Ну, правда, с куревом никак не разделаюсь… А вот с азартом иногда не справляюсь. Редко, да заносит меня. И это, знаете, тоже, видимо, наследственное. У нас в роду ни алкоголиков, ни каких других хроников никогда не водилось, а вот игроков можно много насчитать… Мой прапрадед, если верить слухам, мельницу проиграл, а брат моей бабки, тот профессиональным игроком был, так и сгинул. Бабка рассказывала, что он мог появиться раз в полгода, нищий, в обносках, три дня не евший, еле-еле до родных добравшийся. Откормится немного, отоспится, костюмчик какой-никакой приобретет — и, подзарядившись деньгами, опять исчезает. А через полгода может явиться на извозчике, а то и на автомобиле с шофером, в костюме, сшитом у лучшего парижского портного; всем привезет бриллианты и прочие драгоценности, деньгами одарит, по ресторанам поводит, в «Яр» да в «Прагу». Вот так неделю у родных погостит, рассчитается с долгами, всех как из золотой чаши осыплет — и опять поминай как звали. Чтобы спустя какое-то время опять объявиться невесть в каком виде: то ли нищим, то ли богачом. Бабка вспоминала, он и после революции еще раза два или три приезжал, то из Парижа, то из Берлина, до двадцать девятого года, когда еще въезд-выезд был более-менее свободным. Потом о нем никогда больше небыло ни слуху ни духу. Да и другие примеры в нашем роду имеются… Вот, надо понимать, гены во мне и сказываются. А тут, сами видите, такой чудесный день, я еду, крупные деньги получив, как раз сдала диссертацию, расслабилась, на солнышко любуюсь… Они и взяли меня тепленькой… А уж как я включилась в игру — так оторваться не смогла бы! Вы представляете, старая дура, а туда же — играть! — Она опять захохотала, потом посерьезнела: — Но тогда мне было совсем не смешно.

— А вы написали диссертацию? — поинтересовалась Оля.

— Написала, но не свою, — живо ответила Аглая Бертольдовна. — Видишь ли, детка, я редактор, всю жизнь проработала редактором, причем главным моим профилем как раз и было редактирование диссертаций, приведение их в должный порядок, оформление по всем правилам. А попросту, я их писала. Не всегда, конечно, но если надо было диссертацию переписать или практически написать, то обращались и обращаются ко мне, я давно считаюсь самым квалифицированным из доступных специалистов по этому делу. А вы что, — сменила тему Аглая Бертольдовна, — даже не заглянули, сколько денег у меня в сумочке?

— Нет, — ответили мы. — Мы просто нашли ваш паспорт, а больше не копались. Видели там бумажки какие-то, конверт, кошелек, но не заглядывали.

— Это ж надо! — Она покачала головой. — Но вы ешьте, ешьте торт. И что я все о себе да о себе. Давайте о вас поговорим. Вы, насколько я поняла, всерьез настроены эту лотерейную мафию разоблачить?

— Всерьез, — подтвердили мы почти хором.

— И как вы собираетесь это сделать? Ну зашлете вы Илюшку «адъютантом его превосходительства», много ли он сумеет выяснить? И потом, завтра, насколько понимаю, вам всем все равно возвращаться в вашу школу-пансионат. Как Илья потом объяснит этому Князю или как его там, почему исчез до пятницы?

— Это проблема, — согласился Алешка. — Но мы ее решим. И потом, за один день можно сделать немало.

— А еще мы думали покрутиться в других точках, на Савеловской, например, — добавил Жорик. — Выяснить, где еще у них стоят палатки, а еще — кто осуществляет общее руководство. Ну, кто между этими палатками катается. И потом, ведь должны они сдавать деньги куда-то в одно, в центральное место. Вот нам бы и выявить этот центр!

— Даже если вы проследите, куда и как они сдают деньги, то что дальше? — осведомилась Аглая Бертольдовна. — Грабить, их будете?

— Зачем грабить? — чуть покраснев, сказал Илья. — Если будут доказательства, что они — натуральные мошенники, то можно напустить на них серьезную милицию. Ну не какой-нибудь мелкий патруль, с которым у них понятно какие отношения, а к солидным людям обратиться, хоть до генералов дойти.

— Ну, для этого надо еще найти те самые доказательства, — сказала Аглая Бертольдовна. — А потом и к генералам попасть. Предположим, прорветесь вы к какому-нибудь генералу, с вашим-то напором и хитроумием… И дальше что?!. Пока ваши идеи звучат очень туманно. Нет, надо действовать по-другому. Надо постараться определить, где и в чем слабое, уязвимое место лохотронщиков — и по этому месту прицельно выстрелить. Ясная и четкая конструкция нужна — как в диссертации. Какие-нибудь мысли на этот счет имеются?

Она обвела нас взглядом. Нам показалось, она сама завелась.

— Ну… — рискнула предположить Оля. — То, что Жора говорил: что они вовлекают в азартные игры несовершеннолетних. Если б удалось их поймать на этом…

— Тогда нужно заинтересовать серьезные милицейские чины, чтобы они взялись ловить на этом лохотронщиков, — сказал Алешка. — Конечно, у нас есть кое-какие фотографии, но… Если б на этих фотографиях удалось опознать кого-нибудь ранее судимого, тогда бы сработало. Но если на них не будет никого из тех, кто способен привлечь внимание милиции… Да, у нас ведь другая зацепка имеется — заявление Ольгиного отца! Конечно, в отделении милиции это заявление так и будет лежать, потому что у милиционеров других забот хватает. Но если продвинуть это заявление куда-нибудь повыше, например в общегородской отдел по борьбе с экономическими преступлениями, то там могли бы заинтересоваться.

— Но как это сделать? — спросил я.

— По-моему, самым простым образом, — сказал Илюха. — Взять и позвонить им.

— Так они нас и послушают! — хмыкнул Жорик.

— А если… — это Аня подала голос. — А если найти способ взять их и обыграть? Найти какой-то прокол в их системе?

Алешка покачал головой:

— Такого прокола не найдется. Там у них все схвачено. Это все равно, что пытаться обыграть наперсточника, точно.

— Ну? — ободряющим тоном сказала Аглая Бертольдовна. — Какие еще будут мысли? У нас настоящий военный совет получается!

И тут новая мысль пришла мне в голову.

— Насчет прокола в системе… — проговорил я. — Мне кажется, один прокол есть…

Глава шестая Направление главного удара

За столом наступила короткая пауза. Потом Илюха сказал:

— Ты что, хочешь сказать, что у них все-таки можно выиграть? Да ежику понятно, что это невозможно!

— Я не говорю, что у них можно выиграть. — поспешил объяснить я. — Я говорю совсем о другом проколе!

— Ну-ка, давай! — Лешка подался вперед. — Это интересно.

— Я говорю о том, куда они девают выигранные деньги!

— Понятно куда, — с недоумением ответил Жорик. — Сдают в общую кассу. По-моему, мы это уже выяснили.

— А потом? — спросил я.

— Что — потом? — откликнулись мои друзья.

— Ну я хочу сказать, неужели эти деньги так там и остаются? Лежат без движения? Ведь куда-то они должны их пристраивать!

— С этим тоже проблем нет, — возразил Илюха. — Поделили — и разбежались.

— Ты представляешь, сколько они гребут денег на своем лохотроне, особенно если у них много точек по всей Москве? — сказал я. — Понятно, что и исполнители — все эти охранники, кидалы и подсадные утки — получают очень здорово, но, по большому счету, им достаются только крохи с барского стола. А основные суммы уходят к организаторам лохотрона — к крупным воротилам. И эти суммы им надо как-то отмывать, прятать на счетах в банках, вывозить за границу… Словом, так или иначе делать легальными.

— Вообще-то да, — призадумался Жорик. — Хотя, с другой стороны, чего проще: обменял на доллары, чтобы инфляция деньги не съела, и живи спокойно хоть двести лет.

— Так-то оно так, — сказал Алешка, — но есть суммы, которые «черным налом» хранить невыгодно, да и не получится. Сам понимаешь, миллион долларов у тебя могут украсть, а вот, скажем, счет в банке, квартиру или загородный дом с участком, гектаров на пять, никто не украдет. И главное, они выгоду приносить начнут, а не просто так лежать. Ведь любая валюта дешевеет, даже доллары. И потом, выгода будет вполне легальная и законная, от легального и законного бизнеса. Словом, как ни крути, а при крупной афере всегда приходится прятать концы в воду. Вернее сказать, находить такие каналы перекачивания денег, чтобы в конце концов они становились чистенькими, не пахнущими криминалом. И если найти такой канал, и навести на него отдел по борьбе с экономическими преступлениями или налоговую инспекцию…

— Хорошо сказать, но трудно сделать! — вмешался Илюха. — Где такой канал найдешь при нашем-то беспределе?

— При чем тут «нашем»? — сказал Жорик. — Такой канал найти было бы трудно в любой стране. Но можно. Вот, смотрите. Что ни говори, а сейчас отмывать «черный нал» становится сложнее, чем раньше. Есть несколько вариантов. Первый — иметь «свой» банк, где банкир сделает для лохотронщиков все что надо. Второй — покупать землю, причем проплачивать основную часть сделки «черным налом». Скажем, большой участок неподалеку от Москвы, со всякими «правительственными» дачами, где гектар стоит чуть не миллион долларов, взять и купить за тысячу рублей, по документам, а остальное выплатить продавцу под столом: мол, понравились продавец и покупатель друг другу или, к примеру, дружат давно. Или можно в какое-нибудь производство деньги засунуть — такое, в котором легко показать и лишний доход, и лишний расход. Автомобили, там, или водка, если верить газетам. Какие еще варианты есть?

— На самом деле вариантов тысяча, — сказал Алешка. — Но нам они не очень интересны. Нам бы найти хоть один банковский счет, через который они отмывают деньги — хоть один номер, понимаете? А что там оплачивается с этого счета: автомобили, участки земли или перевод денег за границу, это нас меньше всего должно волновать. Как только у нас будет в руках номер счета — мы выиграли, потому что этот счет станет доказательством существования незаконных денег.

— А кто вам сказал, что со своих доходов они не могут платить налоги в казну, чин чином и по закону? — осведомилась Аглая Бертольдовна. — Тогда ничего незаконного в их прибылях нет.

— Не могут они платить налоги по закону! — уверенно сказал я. — Такие лотереи приносят прибыль в тысячу процентов, и никто настоящую прибыль заявлять не будет. Во-первых, потому что налоги почти всю прибыль съедят, а во-вторых, потому что по их доходам сразу станет видно, что с их лотереей дело нечисто: что практически нет выигрышных билетов, а это уже нарушение закона, и очень серьезное.

— Что ж, разумно, — сказала Аглая Бертольдовна. — Тогда другой вопрос: как вы собираетесь искать этот банковский счет? По-моему, легче найти иголку в стоге сена.

— А по-моему, можно найти, — вдруг сказала Аня. — Смотрите, мы говорим про то, что хоть какая-то лицензия у них есть, иначе бы их давно шуганули, и что какие-то налоги они со своей лотереи платят. А где налоги — там и официальный, ни от кого не скрываемый счет, с которого можно эти налоги списывать. И такой счет вполне может быть связан с другими, скрытыми счетами. То есть связан косвенно, через тысячу других счетов. Но когда есть один конец ниточки, то можно добраться и до другого конца, даже если ниточка запутанная!

Я поглядел на Аню с уважением. Самое дело она сказала, и в самую точку. Здорово ухватила! Если бы в нашу школу принимали девчонок — она вполне могла бы там учиться.

— Точно! — подскочил Жорик. — Ребята, кажется, мы начинаем что-то нащупывать!

— Да, найти такой официальный счет — не проблема, — сказал Алешка. — Он должен существовать, даже если на нем ноль рублей ноль копеек. И его данные должны быть в ведомстве, которое лицензии на проведение лотерей выдает, и в налоговой инспекции. На компьютере с доступом к открытым базам данных разных организаций — это на полчаса работы. Вот потом придется повозиться. Но сперва надо такой компьютер найти, а там посмотрим.

— Компьютер есть у меня, к тому же он подключен к Интернету, — сказала Аглая Бертольдовна. — Пришлось, понимаете, осваивать на старости лет, потому что без него никуда не денешься. Так что можете взглянуть. Вдруг у него есть выход и на те базы данных, которые вам нужны.

— Если можно, то я с удовольствием! — живо откликнулся Алешка.

В компьютерах мы все научились разбираться неплохо, но он был дока.

— Что ж, пойдем, — Аглая Бертольдовна встала с кресла и пошла в соседнюю комнату, ведя за собой ребят.

Справочников в соседней комнате и впрямь оказалось видимо-невидимо. Книжные полки тянулись от пола до потолка, и все были переполнены книгами. Большой стол у окна был завален бумагами, а посреди стола стоял хороший современный компьютер.

— Классная машина! — восхитился Алешка.

— Да, все говорят, что очень хорошая, — согласилась Аглая Бертольдовна (язык так и не поворачивался назвать ее «тетей Аглаей»). — Я-то в компьютерах не очень разбираюсь, но этот пока работает безупречно.

Она включила компьютер, а мы тем временем с интересом разглядывали комнату.

— А это что? — спросила Оля, указывая на карточки рядом с компьютером, покрытые странными надписями, вроде «красивый волшебный» и «береза-тополь».

— А… это?!. — Аглая Бертольдовна засмеялась. — Это работа для души. Когда-то за нее и платили что-то, но теперь ничего не платят, хотя мы продолжаем работать. Совместный российско-белорусский проект, называется «Фонд образов славянского фольклора». Мы составляем словари и справочники, в которых указываем, где в сказках и песнях разных народов совпадают образы, а где они отличаются, ведем обширную картотеку. Вот эту картотеку я и перегоняю в компьютер. Например вот эта карточка. У нас красивая девушка сравнивается с березой, а в некоторых западных культурах — немецкой, например — с тополем. Или, точнее, с «тополью», потому что в этих языках «тополь» — женского рода. Например, Пушкин упоминая в одном стихотворении о немецкой красавице, назвал ее «тополью», поставив слово «тополь» в женском роде. Оно замечательно заиграло в русском языке. А мы делаем примечание, что Пушкин доказал: слово «тополь» в женском роде иногда можно очень эффектно использовать в русском языке, если надо передать особый, «североевропейский» колорит. Ну как? — обратилась она к Алешке. — Получается что-нибудь?

— Пока ничего не могу сказать, — ответил Алешка. — Мне нужно поработать с полчаса, покрутиться по разным перекрестным справкам. Тогда станет ясно, возможно ли найти следы этой лотереи или нет. Вам это может быть совсем не интересно, хотя…

— Да мы пока пойдем, чайку попьем! — сказала Аглая Бертольдовна. — Я понимаю, неприятно, когда дышат тебе в затылок в ожидании результата.

Мне показалось, что Алешка с облегчением перевел дух. Ему были известны такие приемы работы с компьютером, которые он не хотел бы демонстрировать при всех. Нет, не то, чтобы в школе нас учили «взламывать» чужие компьютеры и проникать в секретные базы данных, но нас учили мгновенно ориентироваться в любой компьютерной ситуации, никогда не теряясь. Мы обучались прокладывать точный курс в том бурном море информации, которым является Интернет. И те, кого называют «прирожденными технарями», заодно быстро схватывали, как можно проникнуть в закрытые для посторонних базы данных. Алешка это быстро освоил. Как-то он позвал нас и, посмеиваясь, показал на экран. Ему удалось добраться до списка лиц, которым запрещен выезд за границу, из-за того, что против них возбуждено уголовное дело или по другим причинам, — который есть в компьютерах всех пограничных служб.

— Можно сделать кого-нибудь навеки невыездным, — сказал Алешка. — Но это была бы слишком жестокая шутка. — Он щелкнул по кнопке «эскейп» — «выход» — и список исчез с экрана.

Так что умел Алешка многое.

— Как там эта лотерея называется? — спросил он, то ли нас, то ли самого себя.

— На билетиках написано «Миг удачи», — сказал Жорик. — И на палатке тоже, и на их маленькой рулетке. Наверно, и зарегистрированы они под таким названием, если зарегистрированы вообще.

— Что ж, попробуем, — кивнул Алешка.

И мы тихо вышли из комнаты, а Алешка взялся за дело.

— Скажите, а вы одна живете? — полюбопытствовала Аня у Аглаи Бертольдовны, когда та опять погрузилась в свое кресло.

— Сейчас, да, — ответила Аглая Бертольдовна. — Сын у меня есть, Ромка, и внучка, Наташка, но они все живут в другом городе. В Астрахани они живут; так уж получилось, что сын теперь там служит.

— Служит?.. — эхом откликнулся я.

— Да, служит. Будь добр, детка, открой вон то, нижнее отделение серванта и достань фотоальбом. Я вам покажу. Я, знаете, не люблю увешивать стены семейными фотографиями, — энергично сообщила она. — Мне кажется, что любимые люди всегда должны быть в сердце и в памяти, а постоянное присутствие перед глазами их застывших лиц только раздражает. Ну вот так я устроена. Хотя перелистывать время от времени семейные альбомы я люблю, чтобы и память освежить, и повздыхать. Ага, спасибо, дружок. Вот, смотрите. Пожалуй, с этого начнем.

Она перелистала альбом и показала нам фотографию молодого человека в милицейской парадной форме с худенькой симпатичной девушкой в свадебном платье.

— Свадьба Ромки и Любы, — объяснила она. — Он тогда, как вы видите, лейтенантом был. Сейчас — майор. Мог бы, наверно, до полковника дослужиться, а то и до генерала, но уж больно характером независим. Весь в меня пошел. Вон там, рядом, видите? Это я, с Владькой моим, царствие ему небесное. Вот такими мы были пятнадцать лет назад…

— Так он в милиции работает? — изумилась Оля.

— Да, в милиции, — ответила Аглая Бертольдовна. — А что тут странного?

— Ну, — Оля чуть замялась. — Мне казалось, что у вас и сын должен быть научным работником или кем-то подобным.

— А… вот ты о чем! — Аглая Бертольдовна хмыкнула. — Знаешь, в жизни всякое бывает. Раз он нашел в милиции свое призвание, то и дай ему бог.

Мы стали смотреть дальше, а Аглая Бертольдовна поясняла:

— Это Ромка с Любой на отдыхе в Крыму. Вот мы все вместе на подмосковной даче. Несколько лет подряд снимали дачу в «Заветах Ильича». Это, кстати, оказалась последняя фотография моего Владьки. Ромкиного отца то есть. Буквально через неделю третий инфаркт его добил. Жизнь у него была сложная. Он был старше меня на девятнадцать лет и многое успел повидать, о чем я только по рассказам знаю. Вот Ромка и Люба с маленькой Наташкой возятся. А вот они с подросшей Наташкой гуляют, здесь Наташке лет пять. А вот Ромка с нашим приятелем, генералом милиции. Я ему еще помогала диссертацию сооружать.

— Послушайте! — вдруг выпалил Илья, до этого долгое время напряженно думавший и молчавший. — Ведь у вас и сын в милиции, и среди генералов знакомства есть… Неужели вы просто у одного из этих генералов не можете спросить, что это за лохотрон такой, «Миг удачи», и кто его покрывает? Ведь кто-то наверняка будет знать, и без всяких компьютеров!

Аглая Бертольдовна поглядела на Илюху — и вновь мы услышали ее громовой, от души, смех.

— А ведь ты прав! — сказала она. — Хотя придется предстать перед ним большой дурой, ведь сознаться надо будет, что эти мошенники чуть меня не надули, как глупенького Буратино с золотыми! Ну и ладно! В конце концов, им к моим закидонам не привыкать. И чего стесняться, верно? Лучше народ повеселить. Как сказал один великий писатель: «Я не обижаюсь, когда надо мной смеются. Ведь быть смешным — это великое благо, это значит дарить людям хорошее настроение». Знаете, кто это сказал? Нет? Ладно, Бог даст, до «Белого Бушлата» и «Моби Дика» еще дойдете и прочтете эти книги. Будь добра, детка, передай мне телефон, — это она к Ане обратилась.

Аня сняла с базы трубку радиотелефона и передала Аглае Бертольдовне. Та быстро, на память, набрала номер.

— Привет, Кирилл! — сказала она. — Дома?.. Очень рада. Да, дело есть. А именно, не слышал ли ты чего-нибудь о такой сомнительной лотерее, а проще, лохотроне, называемой «Миг удачи»? Да, вопрос шкурный. Да, сама попалась. Ну ты ведь знаешь меня, старую дуру. Нет, представь себе, не пострадала. Ребятки тут оказались хорошие, они, можно сказать, на аркане меня оттащили, поняв, что я влипла. Ну я тебе потом опишу, в красках и масках. А сейчас меня вот что интересует: то, что лотерея мошенническая, всем понятно. Но наверняка можно найти законы, которые она нарушает. Так почему ей позволяют свободно функционировать? И более того, когда пострадавшие к милицейскому патрулю обращаются, то милиция делает вид, будто ничего не происходит, и отказывается помогать! Вчера одного из пареньков, который меня выручил, зверски избили — и никто из милиционеров не почесался! Как избили? А вот так…

И она пересказала незнакомому нам Кириллу, как Жорик вмешался, увидев, что облапошивают несовершеннолетних девочек, как его избили и как папа одной из девочек отнес заявление в милицию…

— Да только воз и ныне там! — сурово заявила Аглая Бертольдовна. — Что у вас там происходит? Совсем разучились работать, да?

И опять она что-то выслушивала.

— Как твоего отца зовут, полностью, и в какое отделение милиции он заявление подавал? — обратилась она к Оле. — Ага, записывай, — она стала диктовать в трубку то, что говорила ей Оля. — Семидумов Юрий Владиленович, девочка номера отделения не помнит, но тебе ничего не стоит его установить. А паренька зовут, — она хитро подмигнула Жорику. — Зовут его Георгий Шлитцер. Что? Тебе это имя что-то напоминает? Что ж, сообщи, если вспомнишь. До скорого!

И она нажала кнопку, отключающую разговор.

— Вот так! — сказала она нам. — Посмотрим, кто быстрее управится: ваш друг со своим компьютером или Кирилл со своими связями. Он перезвонит минут через пятнадцать — двадцать, как только справки наведет. Рискну-ка я пока набрать номер моего знакомого банкира. Это, знаете, интересно становится, почище любой азартной игры.

Мы с Жориком и Илюхой переглядывались. Генерал милиции сказал, что имя Георгий Шлитцер ему смутно знакомо. Знать это имя он мог только из-за того шороха, который мы навели зимой, когда раскрыли банду, гонявшую автомобили, и по милиции пошли рассказы о кадетах, которые на многое способны. То есть, если он вспомнит, откуда до его долетело имя, то расскажет Аглае Бертольдовне, кто мы такие. И мы не знали, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, тогда полетит задумка Жорика появиться в форме и, что называется, Ольгу наповал сразить. А с другой — если Аглая Бертольдовна провозгласит, повесив трубку: «Так вы, оказывается, не ребята, а легенда!..» — это может оказаться получше любого появления в форме.

Тем временем Аглая Бертольдовна набрала номер.

— Будьте добры Александра Васильевича, — сказала она. — Кто спрашивает? Верецкая. Да, конечно. Алло, Александр Васильевич? Да, я. Тут вот какой вопрос. Не знаете ли вы, дорогой мой, на чем можно подловить лохотрон, который людям жизнь портит? А конкретно — лотерейка такая, под названием «Миг удачи». Угу, понятно. То есть в общем, в принципе. Ага. Понятно. Понятно, да. Нет, но этот вариант исключен, — она рассмеялась. — Да, спасибо вам.

— Ну что? — спросил Жорик, когда Аглая Бертольдовна закончила разговор.

Она, продолжая смеяться, пожала плечами:

— Говорит, единственный способ их крутануть — это выяснить, куда стекаются их денежки и эти денежки изъять, либо с помощью финансовой махинации, либо с помощью простецкого бандитского наезда. Потому что, говорит, в нашем законодательстве, касающемся азартных игр, столько дырок, что поймать лохотронщиков за руку практически невозможно. Так что, если их официально преследовать, то единственный способ доказать, что деньги, полученные с лохотрона, идут на что-то незаконное, или что их с помощью незаконных банковских операций гоняют со счета на счет, чтобы укрыть от налоговых органов. Ну, скажем, если деньги с лохотрона вкладываются в подпольную торговлю оружием или наркотиками, то можно их прижать. Но никак иначе. Собственно, он подтвердил то, до чего мы своим умом доехали, вот так.

И тут зазвонил телефон.

— Да, слушаю, — сказала Аглая Бертольдовна, сняв трубку. — Да, Кирилл?.. Что-о?.. Ну, вы, ребята, даете! Погоди, так ведь это совсем гнусное дело получается. Тут во все колокола бить надо, а вы и не чешетесь! Как это — «доказательств нет»? А вы все на что — чтобы искать эти доказательства или чтобы штаны в мягких креслах просиживать? Или ты хочешь меня убедить, что все вы — то ли дураки, то ли подонки? Нет, ты мне не объясняй, объяснения всегда найдутся, это мы знаем, ты мне скажи, что предпринимать собираешься? Ну знаешь. Если б я тебя не знала столько лет, то сказала бы тебе пару ласковых! Но считай, что я тебе и так сказала! Ладно, ладно, не уговаривай меня. Так ты пошевелишься сам или нет? Ну, молодец, вот и хорошо, другого я от тебя не ждала! Ладно, жду звонка. Будь здоров. Целую тебя и Таньку.

И она, закончив разговор, положила трубку на стол.

— Дела!.. — проговорила она. — Дела!..

— Что такое? — спросил я.

— Совсем занятная история получается, — она потянулась за очередной сигаретой. — Ну, паршивцы!.. В общем, у нас, так сказать, определилось направление главного удара. Но не знаю, порадует вас это или нет.

— Да главное, чтобы направление было, а уж ударить мы сможем! — высказался Илюха.

— Что ж, — она выпустила дым к потолку.

Прежде чем она успела сказать что-то еще, в комнате возник Алешка.

— Кое-что я нарыл, — сообщил он. — Но кое на чем споткнулся. Так что могу изложить лишь предварительные выводы.

— Излагай, — кивнула Аглая Бертольдовна. — И сравним с тем, что нам удалось узнать.

— А вам что-то удалось узнать? — напрягся Алешка.

— Это потом! — она махнула рукой. — Сперва скажи, что ты там «нарыл», как ты выразился!

Алешка нахмурился, собираясь с мыслями.

Разбор «полетов»

Осетров. Вот теперь — стоп, прервемся! Вы столько всего наворотили, что я, действительно, «закачался», пока вас слушал. Чуть морская болезнь не началась. Теперь по порядку. Насчет вашего идиотского прокола с футболками ничего вам говорить не буду. Вы и сами все поняли. И хорошо, что подобный прокол случился с вами в достаточно безобидной ситуации — это как прививка на будущее, чтобы всерьез не заболеть. А вообще, вам повезло, крупно повезло. Ведь в обычных обстоятельствах авантюрная выходка Угланова могла бы закончиться совсем иначе.

Карсавин. Я не считаю, что нам просто, повезло. Вы сами говорили, что везет тому, кто этого достоин. Кто столько наработал, и таким правильным путем двигался, что не может буквально не врезаться в свою удачу. Вот мы и врезались.

Осетров. Хорошо… Допустим, что Угланову удалось втереться в доверие к лохотронщикам, и теперь он может выведать кое-какие их секреты. Считать это удачей или нет? Во-первых, Угланову могут поручать всякие неприятные дела, простаков заманивать, и так да ее. Илье вряд ли поручат кого-то убить или сделать что-то совсем мерзкое. А ведь бывают такие ситуации, когда так просто не отделаешься и не выйдешь из игры. Ну, скажем… Есть предел, через который ни один человек переступить не в состоянии. Если хочет, конечно, остаться человеком. Подумайте об этом. А пока, пошли дальше. В каком-то смысле, вас вовлекло в водоворот, и не вы управляли событиями, а события управляли вами…

Карсавин. Но ведь если бы мы попробовали влиять на события, то могли бы и дров наломать.

Осетров. Правильно. Иногда стоит отдаться на волю волн. Слиться с фоном, так сказать. А иногда… Из водоворота могут выплыть только хорошие пловцы. И знаете, как они выплывают? Когда они чувствуют, что их засасывает в воронку, они ныряют совсем глубоко, к самому дну. У самого дна сила водоворота сходит на нет. И они спокойно отплывают метров на десять, а потом выныривают на поверхность ниже течения, чтобы их несло прочь от водоворота. Вот это умение вовремя нырнуть и проплыть под водой очень важно для контрразведчика. Тем более что Угланову оно в самый неожиданный момент могло бы понадобиться.

Угланов. Как это?

Осетров. Тебя мог подстерегать неожиданный водоворот. Очень часто подобные мошеннические организации привлекают беспризорников, бомжей или просто олухов, чтобы использовать их и выбросить. Естественно, им обещают, что при хорошей работе они смогут подниматься ступенька за ступенькой, пока не достигнут самого верха. А на самом деле, их используют там, где велика вероятность засыпаться. Чтобы постоянных членов организации не подставлять. И даже сами могут подставить их, сдать милиции, чтобы и у милиции была галочка о борьбе с мошенниками, и главные мошенники оказывались как бы ни при чем. Угланова вполне могли наметить в те пешки, которыми выгодно жертвовать.

Угланов. Но ведь так оно и произошло!..

Осетров (резко). Ты побывал в милиции?

Конев(быстро). Наоборот! Мы как раз вовремя их раскусили и… ну, именно нырнули на дно и уплыли прочь от водоворота, можно так сказать.

Осетров. Гм… Выходит, чему-то вы научились.

Шлитцер. Научились, факт! Но эта проблема только позже возникла. А пока у нас другая проблема всплыла, довольно неожиданная.

Осетров. Вот как?

Карсавин. Ага. Мы как раз к этой проблеме и подходим.

Осетров. Что ж, слушаю дальше. О других наших огрехах, помельче, мы еще поговорим.

Глава седьмая Аглая Бертольдовна любит и ненавидит

— Значит, так, — сказал Алешка. — Я нашел банк, в котором открыт официальный счет этой лотереи. Нашел и номер счета. Но дальше этого я не продвинулся. А это все равно, что ничего…

— И что за банк? — поинтересовалась Аглая Бертольдовна.

— Банк «Верный Друг». Если хотите, и номер счета назову, но с этим счетом все в порядке, он официально зарегистрирован и в налоговой инспекции, и всюду. Сколько на нем денег, я выяснять не стал. Можно было бы попробовать влезть, но там есть свои тонкости и сложности. Все равно, я думаю, денег там или вовсе нет, или почти нет. А что вы узнали?

— Ты не попробовал выяснить, кому принадлежит этот банк? — осведомилась Аглая Бертольдовна.

— Ну, состав совета директоров, то да се, можно было бы узнать, — ответил Алешка. — А разве это так важно?

— Важно, — кивнула Аглая Бертольдовна. — Но не мучайся, не ищи. Я сама тебе — и всем остальным — скажу. Председателем банка является такая Звягина Надежда Ильинична. Она замужем, хотя в браке не стала менять девичью фамилию на фамилию мужа. Ее муж — Теплынин Виктор Анатольевич.

— Что-то знакомое, — Оля и Аня наморщили лбы, вспоминая. Да и нам показалось, что мы где-то слышали это имя. Мы мучительно размышляли, где же оно нам попадалось, а потом я сообразил — и подскочил, хлопнув себя по лбу.

Конечно!.. Ведь всюду по этому району висят плакаты: «Голосуйте за Теплынина!» И физиономия у него такая, опрятная!..

— Совершенно верно, — сказала Аглая Бертольдовна. — Он взял и выдвинулся кандидатом в депутаты на местные выборы в Думу вместо депутата, ушедшего на другую работу.

Говорят, у него самые большие шансы на успех, потому что он и обещает много, и всякие акции устраивает, вроде бесплатных столовых для бедных и подарков школьникам. Он является реальным владельцем банка. Но с официальных постов в банке ушел. И весь лохотрон, по сведениям милиции, запущен, чтобы побольше денег собрать на избирательную компанию, потому что расходы он несет огромные…

— Но ведь это же незаконно! — вскинулся Илюха. — Что же они ему по башке не дадут?

— Сам слышал, — скривилась Аглая Бертольдовна, — доказательств у них нет!

— То есть как это нет, когда все как на ладони? — возмутился Жорик.

— Ну это с какой стороны посмотреть, — сказала Аглая Бертольдовна. — То, что официальный счет лотереи открыт в его банке, говорит о том, что этот лохотрон запустил он. Может, не один, а на паях с еще какими-то бандитами, но то, что он большую выгоду с этого лохотрона имеет, очевидно. Вообще, за ним немало темных дел водится, но ни разу не удалось его прижать. Потому что… Вот тут-то и начинаются бесчисленные «потому что» и «но». Открыть счет в любом банке имеет право любая организация, и это совсем не означает, будто организация как-то связана с руководством банка. В этом же банке открыт и официальный счет его предвыборной компании, на который принимаются пожертвования избирателей и поступают другие, разрешенные законом, деньги. Но никакой связи между счетом лотереи «Миг удачи» и счетом предвыборной компании Теплынина обнаружить не удалось, хотя многие искали. Можно сказать, землю носом рыли. И его конкуренты в предвыборной борьбе, и правоохранительные органы. С какой стороны ни копнут — все чисто, чище некуда.

— Выходит, это тот случай, когда все всё знают, но ничего поделать не могут? — спросил я.

— Вот именно. И это, кстати, объясняет, почему местная милиция предпочитает не вмешиваться. Ей тоже отлично известно, что лохотрон принадлежит Теплынину, хотя и доказать это нельзя, а связываться с Теплыниным — себе дороже.

— Не знаю, — Алешка задумчиво покачал головой. — Если все настолько на виду, то какие-то зацепки должны существовать и найти их можно. И не только милиция должна этим заниматься. Пропускать такого человека в депутаты нельзя. Это, если хотите, дело государственной безопасности. А всем, что касается государственной безопасности, должны заниматься спецслужбы. Может, туда обратиться?

— Вот уж нет! — Аглая Бертольдовна вдруг фыркнула так негодующе, что мы подскочили. — Никаких спецслужб!

— Но почему?.. — спросил Илюха. — Ведь они…

— Рассказывайте мне, какие они! — грозно ответила Аглая Бертольдовна.

Мы, может, и могли бы кое-что рассказать, но предпочли этого не делать. После паузы Жорик высказался за всех — по-моему, в нем еще и взыграло желание защитить честь мундира, того мундира, которым он только собирался всех ошарашить, в будущие выходные:

— Но ведь это действительно так — спецслужбы занимаются самыми важными и серьезными делами. Они и шпионов ловят, и крупных взяточников, которые полстраны продать могут, и контрабандистов они тоже вылавливают. И, конечно, это они должны бороться с тем, чтобы преступники к власти не попадали!

— С чем они всегда боролись, известно! — горячо возразила Аглая Бертольдовна. — Со своим народом они боролись, а уж как шпионские дела выдумывались, человеку моего поколения рассказывать не надо! Обращаться к ним — это себя ни в грош не ставить! Так что уж, будьте добры, не рассказывайте мне!

И она так негодующе устремила на нас палец, как будто с трибуны обличала.

Ощущение было, что мы вдруг оказались под ураганным огнем. Илюха, однако, решился сказать:

— Ну… там у них было всякое, но ведь они и с коррупцией боролись, и разведчиков сколько среди них талантливых и в тылу врага они сражались!.. Сколько книг про это написано…

— Книг? — кажется, Аглая Бертольдовна завелась совсем серьезно. — Когда? Кем? Знаете, как мой сын пошел служить в милицию? — вопрос был несколько неожиданный. — Не знаете, конечно! Так я вам расскажу! Его дед, отец Владьки, был одним из арестованных по «делу врачей». Знаете, что такое «дело врачей»? Тоже не знаете? Ну, это уж стыдно не знать!.. Незадолго до смерти Сталин решил, что у него плохое здоровье и его никто не может вылечить не из-за ограниченных возможностей медицины, а из-за того, что врачи сговорились его убить. И началось расследование «заговора врачей», врачей арестовывали во множестве, выбивали из них признания, что они действительно хотели убить Сталина и других руководителей государства. Возникали судебные процессы. Для осуждения старались подбирать в основном врачей с нерусскими фамилиями, чтобы ко всему «нерусскому» ненависть в народе вызывать. Вообще-то это уже фашизм называется, это то, чем Гитлер занимался. Ну ладно. Об этом в другой раз поговорим. Суть в том, что известный хирург Верецкий тоже сумел попасть в эти жернова. Но он категорически отказался разговаривать со следователем и давать ложные показания на коллег. Из стойких был. И тогда его после допроса отвели не в его камеру, а в другую, «особую», где сидели самые жуткие уголовники. Самые «отморозки», как сейчас сказали бы. А утром из камеры вытащили его труп. Мы это узнали много позже, через несколько лет после того, как Верецкого посмертно реабилитировали, когда нам позволили ознакомиться с его делом. Да и живые свидетели сыскались. Узнав эту историю, Ромка и воспылал ненавистью к уголовникам. И выбрал такую профессию, чтобы бороться с этой нежитью. С нежитью, которая способна по поручению следователя взять и с радостью убить соседа по нарам. Вот они: «блатная этика» и «блатная романтика». А может, стоило бы Ромке выбрать профессию, которая позволила бы с подобными следователями бороться? Неважно. О чем я? Да, о том, что один из самых гнусных и подлых фельетонов о «врачах-убийцах» написал автор, строчивший романы о «доблестных чекистах». И этот же автор «прославился» доносами на братьев-писателей. На его счету не одна покалеченная судьба! И я вас спрашиваю, мог ли подонок и доносчик написать хорошую, правдивую книгу? Нет, он мог написать только насквозь лживую книгу!

Аглая Бертольдовна выдержала паузу.

— У-ух!.. — Это «у-ух!» она выдохнула так, как будто с американских горок катила. — Ненавижу!

Мы молчали, потрясенные, лишившиеся дара речи. Ну и ну! Вот нарвались!

Молчание прервала Аня.

— Но ведь, — робко проговорила она, — были и «Семнадцать мгновений весны», и «Мертвый сезон»…

— А вот это — хорошие фильмы! — с не меньшей энергией чем прежде провозгласила Аглая Бертольдовна. — Там настоящее мужество не только наших разведчиков, но и простых людей, профессора Плейшнера, пастора Шлага. Но вы ведь понимаете, что Штирлица по возвращении на родину скорее всего расстреляли, да и с героем Баниониса непонятно, что произошло?

— Штирлица посадили, — сказал Алешка. — Об этом написано в другом романе Юлиана Семенова, о его дальнейшей судьбе. Посадили, но он все-таки выжил в лагерях.

— Вот видите, — Аглая Бертольдовна развела руками.

— Но я бы пошел в такие разведчики, — сказал я, — даже зная, что меня потом посадят. Потому что надо сражаться за правое дело!

Аглая Бертольдовна окаменела на миг — а потом мы опять услышали ее громовой хохот.

— Вот молодец! — провозгласила она. — Молодец! Люблю! Люблю! Мой Ромка — он из таких же!

Она перевела дух и сказала более спокойным голосом:

— Оставим это. Сейчас у нас более насущная проблема — как нам сражаться за наше правое дело, так? — Она налила себе еще с полрюмки коньяку и выпила. — Ф-фу… Мне надо успокоиться. Всегда, как заговорю о тех временах да о судьбе близких, сама не своя становлюсь. Ничего, это пройдет. Так есть у вас какие-нибудь идеи?

— Первая идея — как-то связать счет предвыборной компании с лохотронными деньгами, — сказал Алешка. — Но если даже самым компетентным следователям это не удалось, то не представляю, как это у нас может получиться!

— Значит, эту идею пока оставим, — сказал Жорик. — Еще соображения имеются?

— Эх, если бы мне завтра поручили отвезти деньги Теплынину! — вздохнул Илюха.

— Смеешься? — сказал я. — Чтобы они доверили отвезти выручку с лохотрона мальчишке, да еще работающему на них первый день?.. В жизни такого не будет!

— Можно проследить, на какой машине они повезут деньги, узнать ее номера и прочее, — сказала Оля. — Кому принадлежит, там…

— Можно, — согласился Жорик. — Но вряд ли это что-нибудь даст. Спорить готов: деньги они возят не напрямую Теплынину, а каким-нибудь посредникам. И машина не будет иметь к Теплынину никакого отношения, факт.

— Но ведь где-то должно быть у них узкое место! — сказал Илюха.

— И не одно, — кивнул Алешка. — Мне думается, они не особенно осторожничают, считая, что в любом случае останутся безнаказанными. Нам надо еще раз приглядеться к их механике. Разобрать, так сказать, всю систему работы лохотрона по колесикам, винтикам и пружинкам. Давайте начнем с самого начала. Вот они ободрали простаков и везут деньги куда-то в одно место. Так?

— Так, — согласились мы.

— Как эти деньги будут распределяться? Что-то идет непосредственным исполнителям, что-то нужно положить на официальный счет — как сегодняшний доход с лотереи. Положить не слишком много, чтобы выглядело, будто игра ведется по-честному и люди тоже выигрывают.

— А если совсем ничего не класть? — спросила Аня.

— Не получится, — покачал головой Алешка. — Тогда налоговая инспекция придерется; ведь всем понятно, что любая лотерея приносит хоть какой-то доход. Они, конечно, отбоярятся, но зачем им лишние сложности? Будем считать, они официально «засвечивают» необходимый минимум, не более того. А остальное — «черным налом» уходит в руки Теплынина. И из этого «черного нала» он оплачивает обеды для бедных, подарки пенсионерам и школьникам, рекламные плакаты и что там еще?.. Да и выступления по телевизору и радио стоят ему таких деньжищ, что только раскошеливайся!

— Я вот чего не понимаю, — сказал я. — Зачем ему еще и лохотрон, если у него есть свой банк? Брал бы деньги оттуда, и дело с концом!

— По-моему, это как раз понятно, — заметил Жорик. — В банке все деньги подконтрольные, под надзором. А ведь есть закон, что на избирательную компанию нельзя тратить больше определенной суммы. Ну чтобы у всех кандидатов были равные возможности. Выходит, если он попадется на том, что потратил больше определенного предела, избирательная комиссия просто снимет его кандидатуру, и плакало его депутатство. Вот и получается, что ему нужен неподконтрольный и нелегальный источник денег. А дальше механика простая. Скажем, с работниками столовой, где раздаются бесплатные обеды, он договаривается, что по документам они укажут стоимость одного обеда по десять рублей, а он заплатит по тридцать или по пятьдесят, с телевизионщиками — что они возьмут с него за эфирное время по самому низкому тарифу, а он им огромные суммы отвалит прямо в руки, ну, и так далее.

— Погоди! — встрепенулся Илюха. — Хочешь сказать, если мы докажем, что он тратит на выборы больше положенного, то мы его завалим?

— Завалим, — подтвердил Алешка. — Только как это доказать?

— Что-то очень простое должно быть, — сказал я. — Настолько простое, что мы смотрим и не видим, я чувствую…

Аглая Бертольдовна, внимательно слушавшая, кивнула:

— Да, что-то простое, верно. Как в той книжке, где мальчишки сумели провалить продажного негодяя, баллотировавшегося в сенаторы…

— Это как? — живо спросил Жорик.

— Проще некуда. Они подстроили так, чтобы во время встречи с избирателями к этому кандидату подбежали несколько песиков и написали ему на штаны. За описанного кандидата не было подано ни единого голоса простых избирателей, хотя все местные тузы и были за него! Он анекдотом стал, посмешищем, понимаете? Знаменитая книжка, когда-нибудь прочтете…

— Здорово! — Мы все были в восхищении.

— Выходит, — проговорила Аня, — если мы из него сделаем анекдот и посмешище, то он сам провалится?

— Это вариант! — сказал Жорик. — А еще лучше — из его лохотрона сделать посмешище!

— Но так мы не добьемся главного, — возразил я. — Не прихлопнем лохотрон, и он будет продолжать обдирать людей!

— Значит, надо придумать такую хохму, которая ударила бы и по Теплынину, и по лохотрону! — сказал Илюха. — Может, его самого лохом представить?

Алешка сидел, прикидывая что-то в уме.

— У меня есть одна идея, но очень смутная, — сказал он. — Мне бы сесть и додумать ее. Вдруг что-то получится?

— Ребята! — вдруг спохватилась Оля. — Ведь мы к обеду опаздываем! Мама будет волноваться!.. Правда, я не знаю, как буду обедать, после торта…

— Уж я-то пообедать всегда смогу, — проворчал Илюха.

Мы стали подниматься.

— Спасибо вам огромное, — сказал я. — А можно, мы после обеда вернемся, и все додумаем? Так сказать, у вас будет наша штаб-квартира?

— Не только можно, но и нужно! — ответила Аглая Бертольдовна. — Жду вас, ребятки, жду с нетерпением! А я пока и сама мозгами попробую поворочать.

Мы быстро простились,выбежали на улицу и направились к Ольгиному дому. Хорошо, что идти было совсем недалеко.

По пути нам попалась фотомастерская с вывеской «Кодак-сервис».

— Ой! — спохватился я. — Надо бы сдать пленку, чтобы ее побыстрее проявили. Ведь фотографии этих типов нам в любой момент могут понадобиться… Давайте зайдем!

— Давай, — согласился Алешка. — А пленка кончилась?

— Два кадра осталось, — сообщил я, проверяя. — Давайте я сниму вас, всей компанией.

И я сперва щелкнул всех друзей, вместе с девчонками, а потом Жорик взял фотоаппарат и щелкнул меня вместе со всеми. После этого мы достали пленку и зашли в фотомастерскую.

Проявка пленки и печать за один час были слишком дорогим удовольствием, и мы решили сдать ее на сутки, чтобы забрать завтра утром.

— Завтра утром не получится, — предупредила приемщица. — Завтра воскресенье, выходной. Получить фотографии вы сможете только в понедельник.

Нас это совсем не устраивало, и мы, вывернув все карманы, выгребли все, что у нас было, и оплатили срочную работу.

Сделав это, с легкой душой мы двинулись дальше.

— Смотрите! — вдруг остановился Илюха, уже на подходе к Ольгиному дому.

С уличного стенда на нас смотрел предвыборный плакат с «опрятной», по определению Жорика, физиономией Теплынина.

И мы дружно остановились, вглядываясь в лицо этого негодяя.

Разбор «полетов»

Осетров. Что ж, вы начали мыслить сколько-то профессионально, когда пытались нащупать возможные уязвимые места этого Теплынина. Действительно, главное уязвимое место в таких случаях — финансирование предвыборной компании. Но, я вижу, вас другие вопросы больше волнуют…

Шлитцер. Ну да! Когда Аглая Бертольдовна взорвалась…

Осетров. То есть когда она, мягко говоря, выразила недоверие нашим спецслужбам?

Угланов. Да какое там недоверие! Я как под огнем сидел!

Осетров. И вы ждете от меня совета, как быть в подобных ситуациях?!.

Конев. Не совсем так, но…

Осетров …Но все-таки ждете. Что вам сказать? Готовых рецептов тут нет и быть не может. В истории наших спецслужб были такие страницы, что доверие между нами и обществом разрушено довольно сильно, факт. И восстанавливать его придется довольно долго и трудно. Это будет задача не только для вас, но, возможно, и для следующего поколения. Для вас-то рецепт один — быть умными и профессионально подготовленными. Быть честными и помнить, что мы защищаем безопасность и права каждого конкретного гражданина. В этом и есть смысл нашей деятельности. Не думать, что, мол, с кем-то можно и расправиться, потому что так выгодно государству. Государство, оно не что-то абстрактное, оно состоит из людей, из всех своих граждан, и без любого гражданина будет неполным. Будьте хорошими людьми, вот и все… Вам надо усвоить одно: мы все вместе нашу жизнь строим, и какой мы ее построим, такой она и будет. А если допустим в свою жизнь беззаконие, то потом это же беззаконие по нам ударит. Ну да ладно. Поговорим о дальнейших ваших приключениях.

Глава восьмая Безумная затея?

Оно, это лицо, и вправду было «опрятным» — гладеньким и улыбчивым. Теплынин улыбался так, как будто весь мир рад был приветствовать и как будто все люди были ему как родные братья и сестры. Под портретом крупными буквами было написано: «Я ДЕРЖУ ОБЕЩАНИЯ!», а пониже и помельче: «Хотите жить хорошо — голосуйте за меня!»

— Во тип! — почти с восхищением сказал Жорик. — Врет и не краснеет.

— У него тут еще и встреча с избирателями назначена, — сообщила Оля, вглядываясь в текст листовок, со всех сторон облепивших плакат.

— Когда? — поинтересовался Лешка.

— Завтра в одиннадцать утра, в ДК «Красная вязь». Это неподалеку.

Алешка кивнул, запоминая.

— Ты думаешь, это может пригодиться? — спросил я.

— Пригодиться может все, — ответил он.

— Вот бы пойти на эту встречу и ввернуть ему пару трудных вопросиков! — сказал Илюха.

— Ага, так он тебе и ответит, — ехидно ухмыльнулся Жорик.

Возможно, именно тогда у меня и мелькнула смутная мысль. Возможно, уже тогда я додумал бы эту мысль до конца, но тут Оля нас заторопила:

— Ладно, полюбовались на этого гада и хватит! Пошли, мы и так опаздываем!

«Врага надо знать в лицо!..» — подумал я, догоняя остальных.

Олины родители уже ждали нас. В гостиной был раздвинут большой стол, на нем стояло восемь приборов, в центре стола красовались миски с салатами и блюда со всякими закусками, вроде селедки, ветчины и баклажанной икры домашнего приготовления.

— Замечательно! — сказала Олина мама, увидев нас. — Мойте руки, садитесь за стол, берите закуски, а я сейчас борщ подам.

В общем, обед получился на славу. После закусок и борща были еще голубцы и чай с печеньем. И если кто думает, что торт отбил у нас аппетит, тот жестоко ошибается. Навернули мы дай боже!..

— Куда думаете пойти погулять после обеда? — спросил Юрий Владиленович.

— Да просто прошвырнемся, — ответила Оля. — Вот, ребята думали на Савеловский рынок сходить, поглядеть, что там и как. А может, и до «Новослободской» дойдем.

— Что ж, это хорошо, — благодушно одобрил Юрий Владиленович. — Москву надо знать. Если хотите, возьмите какую-нибудь из книжек на той полке, где путеводители по Москве и очерки по истории города. «По улицам Москвы» или «Москва от центра до окраин» или какую-нибудь еще.

На том мы и распростились с Олиными родителями.

Естественно, направились мы назад, к Аглае Бертольдовне, а не на Савеловский или куда-то там еще.

— Подождите минутку, — попросил Алешка, когда нам попалась на пути очередная листовка Теплынина. — Интересно, можно ее отклеить так, чтобы весь текст сохранился, или она наглухо к стене припечатана?

Он попробовал ее отодрать, листовка порвалась.

— Дай сюда! — сказал Жорик. — Вот, смотрите, как это надо делать!

И он довольно благополучно снял листовку со стены. Если она где и пострадала, то текст все равно оставался читаемым.

— Зачем тебе это? — спросил я у Алешки.

— Сейчас узнаете, — ответил он. — Я думал за обедом насчет этих листовок, и мне пришла в голову одна мысль… Посмотрим, дельная она или нет!

И Алешка устремился вперед.

— Да объясни ты, что у тебя за идея! — кинулись вслед за ним Илюха и Жорик.

— Послушай, — обратилась ко мне Аня, — а чему вы учитесь? Вы в какой-то особой школе, да?

От неожиданности я подскочил — и огляделся. Оказывается, только мы вдвоем и отстали. Оля вместе с Илюхой и Жориком наседала на Алешку, хранившего суровое молчание.

— То есть? — я растерялся. — Что ты хочешь сказать?

— Ну вы так здорово ориентируетесь во всяких трудных ситуациях, — объяснила она. — И неплохо знаете, как всякое жулье действует. И с компьютером, если по Алешке судить, вы умеете обращаться так, как никто из нашего класса. Хотя у нас многие ребята сходят с ума по Интернету, компьютерным играм и прочего и могут даже программы составлять…

— Ну? — Я все еще был напряжен. — И что из этого? По-моему, мы знаем не больше, чем все. Просто так получилось, что мы свои знания умеем использовать лучше. Ну компания у нас такая.

Аня глядела на меня своими ясными большими глазами. Ее каштановые волосы, слегка растрепанные ветром, рассыпались у нее по плечам.

— Вы знаете больше, чем другие. Скажем, с самого начала… Жора не заметил бы, как лохотронщик подменяет билетики, если бы он не знал, куда надо глядеть и какие движения его пальцев высматривать. И то, как вы строите свои выводы… И потом, обучение в школах-пансионатах сейчас стоит безумно дорого. Про тебя и Алешку еще можно поверить, хотя и с напрягом, что вы — из богатых семей, а вот Илья — он точно из простой семьи. Жора вообще из детского дома. Он уверяет, что учится по специальной стипендии для талантливых детей, но в это не очень верится. Больше похоже на то, что…

— На что? — спросил я, когда она сделала паузу. — Только пойдем скорее за остальными. Мы уже здорово отстали.

— Больше похоже на то, — проговорила она, когда мы пошли следом за нашими друзьями, — что вы учитесь в какой-то специальной школе, в которой образование бесплатное, но в которой отбор очень строгий. А по тому, что вы знаете и умеете, я бы предположила, что ваша школа нечто вроде «школы выживания», про которую я в одной газете недавно читала. Там была рекламная статья. Вроде эта школа создана Министерством Чрезвычайных Ситуаций, чтобы готовить новых профессиональных спасателей, и, кроме обычных предметов, там учат и тому, как оказывать первую помощь пострадавшим, и как проникать в труднодоступные места, и как вовремя распознать опасность, которая угрожает кому-то в городе или на природе… И потом, Илья упомянул, что у вас очень основательная физподготовка. По часу утром перед уроками каждый день и еще после уроков разные спортивные занятия и секции. Зачем вам такая крепкая спортивная подготовка, если не известно заранее, что она вам будет нужна в вашей будущей профессии?

— Так ты считаешь, мы — будущие спасатели? — осторожно спросил я.

Она кивнула.

— Да, считаю. И еще… Из ваших разговоров выходит, что у вас в классе, и вообще в школе — одни мальчики. Что ж это за школа без девочек? Выходит, в ней готовят к какой-то очень мужской профессии. И потом… Почему вы скрываете, в какой школе учитесь?

Я вздохнул. Таких девчонок, как Аня, стоило бы брать в нашу школу. Больше молчит, реплики подает почти всегда по делу. А уж раскусить всякие тайны может почище любого сыщика.

— Почему мы скрываем, в какой мы школе, можно объяснить, — сказал я, стараясь обойти вопрос, что именно это за школа. — Понимаешь, по выходным, когда нас отпускают в город, у нас нечто вроде производственной практики. Мы должны найти людей, которым плохо, которые влипли во что-нибудь, и помочь им выпутаться из неприятностей. И если мы сознаемся, что мы, так сказать, подготовки в профессионалы, или если мы обратимся за помощью к руководству школы, то наши дела нам засчитываться не будут: мы должны вести себя как обычные ребята. Так что ты никому, даже Ольге, понимаешь, и моим друзьям не говори, о чем я тебе рассказал.

Я старался — хоть, может, и глупо это было — не испортить все-таки Жоркину игру. Меня очень тянуло рассказать Аньке всю правду, но я боялся Жорку подвести. Да, по Аньке было видно, что она не болтушка, но одна близкая подруга другой близкой подруге всегда может проговориться, даже если даст обещание молчать… И потом, у меня зрело желание, сходное с Жоркиным. Если Жорик собирался шикануть мундиром перед Ольгой и потрясти ее, то мне хотелось произвести такое же впечатление на Аньку…

— А ты не врешь? — спросила она.

— Нет, — ответил я. — Может быть, я не договариваю тебе всю правду, но всю правду я лучше после расскажу, ладно? Есть вещи, касающиеся нашей школы, о которых нельзя особо трезвонить…

— Эй! — окликнули нас друзья, уже дошедшие до подъезда. — Прибавьте там, чего вы плететесь!

Мы поспешили догнать их, и разговор оборвался.

Вот так мы опять добрались до Аглаи Бертольдовны.

— Заходите, заходите, — приветствовала она нас. — Располагайтесь в своей штаб-квартире. Может, еще чайку поставить?

— Ой, нет, спасибо, — сказали мы.

— Тогда я поставлю на стол бутыль с клюквенным морсом — как раз морс сварила. Только, учтите, морс без сахара. Мне ведь сладкого почти совершенно нельзя, а я и так сегодня кусок торта слопала. Поэтому кто любит послаще, а не «кислятину», кладите сахар себе сами.

И вот мы устроились вокруг стола за бутылью морса. А Аглая Бертольдовна уселась в свое кресло.

— Итак, — сказала она, — какие новости?

— Новости вот какие, — ответил за всех Алешка. И выложил на стол листовку Теплынина.

— Хорош, голубчик! — проговорила Аглая Бертольдовна, беря листовку в руки. — Значит, «держит свои обещания»? И значит, завтра в одиннадцать с избирателями собирается встретиться? У вас есть какие-то задумки по этому поводу?

— Не совсем по этому, — ответил Алешка. — У меня есть мысли по поводу этой листовки вообще.

— Ну? — Аглая Бертольдовна потянулась за сигаретами. — Какие мысли?

— Эта листовка отпечатана в типографии, так?

— Так, — сказала Аглая Бертольдовна.

— Надо думать, с типографией он расплачивался так же, как и со всеми другими расплачивается — официально, небольшую сумму, а остальное — «черным налом», из рук в руки. Так?

— Так, — опять согласилась Аглая Бертольдовна, и мы вслед за ней.

— А вы много лет связаны с книгами, с изданиями, с разной печатной продукцией. Значит, вы лучше нас знаете, что и как делается в типографиях, и, главное, вы в любую типографию можете, наверно, найти ход, через тех или иных знакомых. А главное, эти знакомые будут из «своих», и они, например, могут попросить работников типографии провести для нас экскурсию. Возможно, мы узнаем, где и как заказ на все эти предвыборные листовки и плакаты был оформлен с нарушением правил…

— Гм… — Аглая Бертольдовна задумалась. — Но если мы что-нибудь узнаем, а потом передадим сведения дальше, в милицию или в избирательную комиссию, то получится, что я подставлю людей, которых попрошу познакомить нас с работниками типографии. Ведь больше всего пострадают они.

— Мы их не подставим, — возразил Алешка. — Пусть только они попросят кого-нибудь показать нам, как работает типография. Мол, интересно ребятам! И если мы найдем какие-нибудь «черные» расписки и тому подобное, то постараемся, чтобы люди, которые будут за нас просить, оказались никак не затронуты.

— И как вы собираетесь это провернуть? — поинтересовалась Аглая Бертольдовна.

— Разберемся на месте! — ответил Алешка. — Главное — чтобы попали мы в эту типографию! А там, может, клочка бумаги, который мы подберем на полу, окажется достаточно. Или хватит оговорки кого-нибудь из сотрудников типографии. А если мы найдем ниточку, за которую можно уцепиться, всегда можно будет потом изобразить, будто эту ниточку разматывал кто-то другой, а мы здесь совершенно ни при чем.

Так, вот, значит, в чем была Алешкина идея, которую он обдумывал!

— Ну не знаю… — вздохнула Аглая Бертольдовна. — Во-первых, я занимаюсь редакционной работой, а с делами типографскими связаны другие люди, поэтому со стороны производственной я мало кого знаю. Во-вторых, это может быть одна из тех частных минитипографий, которые берут заказы на небольшие тиражи. Сейчас таких типографий полным-полно по Москве развелось, и во многих из них мы можем просто никого не знать. Да и смотреть там особо не на что. Аппарат такой, похожий на большой цветной принтер, который может выдавать разнообразную продукцию. К тому же, такие листовки могли отпечатать в самом банке, если у них хороший полиграфический отдел. Ну-ка, посмотрим! — Она еще раз внимательно изучила все, набранное мелким шрифтом в самом низу листовки. — Так… Заказ номер 1976, печать… где же тут значок производителя? Ага, вот он! Что-то знакомое… — Она нахмурилась, вспоминая. — Указанный номер заказа говорит о том, что это довольно большая типография. Если бы они печатали листовки в банке, или в минитипографии, то, скорее всего на листовке, не было бы указано никаких данных производителя. Смотрите, и тираж здесь указан довольно большой — десять тысяч. Ну-ка, выясним.

И Аглая Бертольдовна набрала номер телефона.

— Привет, Сергей! — сказала она. — Ты у нас с полиграфистами все дела ведешь, так не знаешь ли, у какой типографии такой значок: нечто, похожее на переплетенные буквы «Н» и «П» и завитушка вроде голубка? Ах, ну да, конечно, как же я сама не догадалась! Слушай, а мы с этой типографией никаких дел не ведем? То есть, точнее говоря, ты не ведешь? А не знаешь ли кого-нибудь в ней? Ага, понятно… Хорошо, я ей перезвоню. Да так, надо. Мы тут с ребятами играем в одну игру… Да, учти, игра — строго секретная. Так что лучше будет, если ты не станешь никому рассказывать об этом звонке. Не хочется, чтобы среди знакомых слухи пошли, что я совсем из ума выжила и уже с детьми в их забавах участвую. Да, спасибо. Целую. Пока… Вот так, — сообщила она нам. — Типография «Новая печать», довольно крупная и известная. Кстати, не так далеко отсюда находится. Что думаете? Прогуляетесь туда? Учтите, по моему мнению, эта затея — безумная. Хорошо, если вы ничего не узнаете. Но если там поймут, что вы что-то вынюхиваете и пытаетесь разобраться в каких-то незаконных делишках, вас могут так взгреть, что мало не покажется!

— Надо туда двигаться! — решительно заявил Жорик. — Чем безумнее идея — тем лучше!

И мы его поддержали.

— Что ж, — сказала Аглая Бертольдовна. — Тогда нужно сделать еще один звонок, чтобы вы могли проникнуть в эту типографию.

И она опять взялась за телефон.

Глава девятая Досадный промах — и мое озарение

— Привет, дорогуша! — сказала в трубку Аглая Бертольдовна. — Почитала, наконец, твою книжку, а то все недосуг было. Сама знаешь, сколько работы. Что тебе сказать? Очень славная книжка. Я давно говорила, что тебе надо собрать твои стихи и издать сборником. Из нового хочу «Аисты» особо отметить. Очень цельная вещь, цельная и чистая. Обидно, что в наши дни хорошие поэты не только не получают гонорара, но еще и за свои деньги должны сборники печатать. Прости за нескромность, во сколько тебе это обошлось? Да ну!.. — Аглая Бертольдовна присвистнула. — Да, понимаю. Буду еще усерднее пропагандировать тебя всем знакомым, чтобы покупали книги у автора. А где еще можно купить сборник помимо тебя? А, понятно, в этих двух магазинчиках некоммерческой литературы… Да, надо сказать, типография постаралась. Очень качественно напечатали книгу. Это ж типография «Новая печать», как я поглядела, да? Кстати, раз уж разговор зашел, не осталось у тебя связей в той типографии. Нет, не для меня. Тут вообще вот какое дело. Понимаешь, сидят у меня ребятки лет по двенадцать-тринадцать, которые очень интересуются полиграфией и хотели бы попасть на экскурсию в какую-нибудь большую типографию, чтобы поглядеть, как там что работает. Ты не могла бы поспособствовать? Могла бы? Отлично! Да, записываю. Так, Зинаида Гавриловна… Телефон… Кстати, к ней можно обратиться сегодня, ведь сегодня суббота, выходной?.. Ага, поняла. Спасибо тебе огромное!

Аглая Бертольдовна выключила телефон-трубку и перевела дух.

— Вот так, — сообщила нам она. — Надо сказать, я никогда не вру, и хитрю очень редко. И ведь в главном я ни капельки не соврала! У Таньки действительно стихи очень хорошие. Хорошо, Сергей меня надоумил, что Танька Жихарева издала сборник за свой счет в той самой типографии… Но во всем остальном мне крутиться пришлось! Честное слово, я чувствовала себя прямо суперагентом, или, по меньшей мере, мисс Марпл! Но это… это здорово! — Судя по всему, она получала огромное удовольствие от этой игры и от тех невинных хитростей, к которым ей пришлось прибегнуть. — Значит, издала Танька сборник в этой типографии, и за тираж в две тысячи экземпляров с нее взяли четыре тысячи долларов!

— Ничего себе! — сказал Жорик. А мы все присвистнули.

— Вот именно! — живо подхватила Аглая Бертольдовна. — Ей объяснили, что типографии невыгодно связываться с маленькими, «элитными» тиражами. Одно, мол, дело — запускать оборудование ради пятидесяти тысяч экземпляров, а другое — ради двух или трех тысяч. В общем, она залезла в долги, но книжку издала. Теперь, чтобы хотя бы при своих деньгах остаться, ей надо продавать книжку минимум по два доллара за экземпляр. Естественно, у нее завязались отношения со многими работниками типографии. Она отправила меня к начальнику производственного отдела — Зинаиде Гавриловне. Сказала, Зинаида Гавриловна сегодня должна быть на месте, потому что типография взяла несколько срочных заказов. Вот этой Зинаиде Гавриловне мы сейчас и позвоним.

И она стала набирать номер, сверяя его по бумажке.

— Послушайте! — прошептал Илья. — Если они содрали четыре тысячи за сборник стихов, то сколько же они взяли с Теплынина за листовки, плакаты, и тому подобное? Ведь многие кандидаты и карманные календарики печатают, и эти… ну, типа лейблов, самоклеющиеся такие фиговины…

— Все верно! — кивнул я. — Но тс-с!

— Будьте добры Зинаиду Гавриловну, — сказала Аглая Бертольдовна. — А, здравствуйте, Зинаида Гавриловна. Меня зовут Аглая Бертольдовна. Верецкая, Аглая Бертольдовна. Да, очень приятно. Мне ваш телефон дала Татьяна Жихарева. Тут вот какое дело. У меня сейчас сидят ребятки, интересующиеся производством книг, и просят устроить им экскурсию в какую-нибудь хорошую типографию. Вы не могли бы их пустить, чтобы они просто походили с полчасика, ничего не трогая и ни к кому не приставая с вопросами, и поглядели, как что делается? Честное слово, они не доставят вам хлопот. О, спасибо огромное! Тогда они сегодня подойдут и спросят вас на вахте. Еще раз благодарю. …Порядок, — уведомила она нас. — Кстати, очень приятная женщина. И мое имя знает. Оказывается, я своего рода знаменитость… Вы все поняли? Подойдете, спросите ее на проходной; она спустится и проведет вас в цеха. Может, и сама побудет вашим «экскурсоводом», если время у нее найдется. Тут близко, давайте я вам нарисую… Значит, идете вверх по нашей улице, направо… — И она набросала нам на бумажке план, написав названия всех улиц и переулков, которые мы должны миновать. — Ну, за дело? Ни пуха вам, ни пера!

— К черту! — дружно ответили мы, поднимаясь.

Когда мы вышли на улицу, я сказал:

— Но прежде чем в типографию идти, давайте забежим за фотографиями. Они должны быть готовы…

Мы сделали небольшой крюк, чтобы получить фотографии.

Надо сказать, все они вышли отлично. И даже на расстоянии лица лохотронщиков и их сообщников — «подсадных уток» и прочих — были очень четко видны.

— Качество отменное, — сказал Алешка. — Будем надеяться, они нам пригодятся.

Я убрал пакет с фотографиями во внутренний карман куртки, и мы двинулись в типографию «Новая печать».

Идти и правда пришлось недолго. Весь путь занял минут пятнадцать — двадцать. На проходной мы спросили Зинаиду Гавриловну, и она почти сразу к нам спустилась. Она оказалась симпатичной полноватой женщиной, немного хлопотливой.

— А, здравствуйте, здравствуйте, ребятки! Заходите, пожалуйста! У нас тут небольшая запарка, но это ничего. Походить и посмотреть вы вполне можете — главное, не мешать! Пошли за мной, начнем осмотр с главного цеха, где мы сейчас основную продукцию делаем. Ну и еще поглядите: как бумага разделывается. И как готовятся оттиски. Сейчас ведь все на компьютерах, компьютерные линии. Это раньше наборщики делали набор на специальные доски… Сейчас в нашем деле много усовершенствований есть. Заходите. Вот сюда.

Мы зашли в цех, ожидая, что услышим адский грохот. Но грохота не было, современное оборудование, как оказалось, работает довольно тихо.

— Видите? — сказала Зинаида Гавриловна. — У нас работы вдруг оказалось невпроворот: листовки и плакаты для предвыборной агитации; к одному фестивалю нам заказали кучу буклетов и другой сувенирной продукции…

— Предвыборная агитация? — спросила Ольга. — Это, наверно, для Теплынина? Он ведь наш депутат… То есть кандидат в депутаты…

— Для него, голубчика, — усмехнулась Зинаида Гавриловна.

— А он вам не нравится? — тут же спросила Аня.

— А с чего ему мне нравиться? — осведомилась Зинаида Гавриловна. — Жук хороший… Пойдем дальше, к другим производствам.

— Но он ведь выглядит таким… таким солидным, — продолжила Оля начатый разговор, когда мы шли по переходу из одного цеха в другой.

— Так они все выглядят солидными! — сказала Зинаида Гавриловна.

— Но ведь он крупный ваш заказчик, — вступил в разговор Алешка. — Вы, наверно, его бережете…

— Ну… «бережем», — Зинаида Гавриловна усмехнулась. — Больше высшее руководство бережет, хотя и нам кое-что перепадает.

— Кое-что? — переспросил Жорик. — Но разве все работники не должны получать с тех больших тиражей, которые вы для него делаете?

— Так нет больших тиражей! — бросила Зинаида Гавриловна.

— Как это нет, когда есть? — мы растерялись.

— А вот так! — Она остановилась и поглядела на нас с усмешкой. — Они вроде и есть, но их нет… Ладно! — Она махнула рукой. — Объясню вам всю эту механику, чтобы вы не воображали, будто в типографском деле тишь да гладь да божья благодать и никаких тебе «левых» историй. Все равно все знают этот известный секрет. Просто придраться не к чему, потому что формально все выходит по правилам, по закону. В общем, представьте… Вот заказал Теплынин десять тысяч плакатов. Приезжает, забирает тысячу, оплачивает официально, а девять тысяч брать отказывается: мол, все они бракованные. Ну, и мы тут же суетимся: составляем официальный акт, что, да, девять тысяч тиража оказались с браком, и их только на помойку выкидывать. А Теплынин говорит: «Давайте, мои ребята вывезут их на помойку, зачем вам-то возиться?» А нам что — хотят сами вывозить, пусть вывозят…

— А на самом деле никакого брака нет? — догадался Илья. — И деньги за девять тысяч тиража он отдает начальству прямо в руки?

— Да, — подтвердила Зинаида Гавриловна. — И всем хорошо. Он и перед налоговой инспекцией не засвечивается, и не превышает сумму, которую может потратить на выборы, и агитационного материала у него побольше, чем у других конкурентов… И нам неплохо. Директор от полученных сумм всем отстегивает, кому больше, кому меньше. И сам внакладе не остается. И опять-таки никаких налогов.

— Но это же незаконно… — проговорила Ольга.

— По бумагам, все правильно и законно, не подкопаешься, — ответила Зинаида Гавриловна. — Мы сами признаем, что сделали брак, заказчик заявляет, что не имеет к нам претензий, что ему и тысячи тиража будет достаточно, брак считается уничтоженным по всем документам. Простая механика — но очень действенная!

— Да, действенная… — откликнулись мы, переглядываясь. В типографии нам делать нечего! И здесь Теплынин все обставил так, что комар носа не подточит! Выстрел вхолостую. И очень обидный промах — потому что, нам казалось, мы вот-вот ухватим что-то очень важное…

— А вон его парни приехали за очередным «браком», «на помойку» вывозить, — сказала Зинаида Гавриловна, выглядывая вниз, из застекленного перехода. — Пойду, встречу их, а вы пока сами здесь походите.

И она проворно унеслась.

— Да, дела… — разочарованно вздохнул Жорик. — Пошли отсюда, нам здесь больше делать нечего.

— Погоди… — сказал я, глядя во двор. — Не нравится мне что-то в этих приехавших.

Жорик и остальные тоже выглянули.

— Она сказала «парни», а на самом деле там один парень и две девушки, — сказал Илюха. — Но чего ты волнуешься? Мы их не знаем.

— Точно, не знаем, — подтвердили Алешка и Жорик.

— То, что мы не знаем их, не означает, что они не знают нас, — возразил я. — Мне просто показалось… Погодите, фотографии у меня с собой, сейчас я сверюсь.

Я вытащил фотографии и стал их внимательно перебирать.

— Точно, вот они! — воскликнул я. — Держатся чуть в стороне, не засвечиваясь. Я их на всякий случай щелкнул, потому что у меня возникло подозрение что и они — среди наблюдающих за лохотроном или среди подсадных уток. Понимаете? Для нас-то они были незаметны, но они отлично могли запомнить — и наверняка запомнили — и Жорика, и Илюху! Теперь представляете, что будет, если они увидят всех нас вместе! Катастрофа!

Ребята молчали. Потом Алешка хлопнул меня по плечу.

— Молодец, Андрюха! Вовремя сообразил — и наблюдательность у тебя классная. И еще хорошо, что мы сделали эти фотографии, и в срочную печать их отдали! Выручили они нас!

— Андрюха — молодец, — согласился Илья. — Но что получается? Поход — впустую, и вообще влипнуть могли ни за что, ни про что, если бы Андрюха вовремя не дотумкал… А к нашей цели — как зацепить лохотрон и этого Теплынина — мы так и не приблизились. По-моему, даже отодвинулись от нее — потому что, где ни копни, все у него так хитро подогнано, что не придерешься. Боюсь, он нам не по зубам!

— Отставить уныние! — сказал Жорик. — еще не вечер!

— Но у него и правда нет проколов… — заметила Оля.

— Главный его прокол — что он запустил этот лохотрон, — назидательно сказал Алешка. — Когда человек затевает мошенничество, это само по себе является проколом, потому что он нарушает закон и тем самым подставляется…

— Ну закрутил! — сказал Жорик. — А сейчас-то что нам делать?

— Как — что? — сказала Аня. — Погуляем по типографии, пока эти не уедут. Интересно, в конце концов. Пошли, например, вон туда…

И мы отправились в другой цех. А я шел и размышлял. Слова Алешки, что организация лохотрона сама по себе является проколом Теплынина, очень меня заинтересовали. Мне казалось, что-то за этими словами есть…

«Думай, Андрюха, думай!» — твердил я себе. Что-то простое. Да, совсем простое… Смутная мысль, дважды начинавшая брезжить у меня, когда мы стояли перед этими листовками и плакатами — и дважды меня перебивали и отвлекали… Что-то предельно примитивное, даже смешное, как эти собачки, которые описали брюки кандидата в сенаторы на глазах у избирателей…

Стоп! Я остановился. Вот оно! «На глазах у избирателей»! Мне показалось, я нашел простое решение.

— Что с тобой? — озабоченно спросил Илюха. — У тебя лицо так изменилось… Тебе плохо?

— Нет-нет! — ответил я. — Нет! Наоборот, мне очень хорошо! У меня есть идея, и мне нужно подумать!

Друзья поняли — и больше ко мне не приставали.

Как мы дальше бродили по типографии, как простились с Зинаидой Гавриловной и вышли на улицу, убедившись, что люди Теплынина уехали — все это я помню смутно. Меня целиком захватила идея, пришедшая мне в голову. Честное слово, это было настоящее озарение! Я сам удивлялся, как же до сих пор никто из нас не наткнулся на эту идею. Вот уж действительно — найти простое решение труднее и сложнее всего!

— Так что с тобой? — спросил Жорик, когда мы оказались на улице.

— Ребята! — произнес я. — Я понял, как мы поймаем Теплынина в ловушку и потопим его, вместе с лохотроном!

— Как? — сразу вскинулись все.

— Очень просто! Действительно, очень просто, проще некуда! Давайте я расскажу вам об этом, когда мы доберемся до Аглаи Бертольдовны — мне кое-что нужно додумать!

— Да ладно, выкладывай! — прогудел Илюха.

— Да, не томи, — сказал Алешка.

И девчонки тоже стали просить. И Жорик вертелся ужом вокруг меня, пытаясь выдавить из меня хоть словечко.

Но я молчал.

Глава десятая План действий и его исполнение

Да теперь и я вел себя, как Алешка: молчал, пока мы не вернулись к Аглае Бертольдовне. Как ни приставали ребята, я стиснул зубы и только снова и снова вертел в башке свою идею, рассматривая ее со всех сторон. И чем больше я ее рассматривал, тем больше она мне нравилась. Я не находил в ней ни одного очевидно уязвимого места.

— Ну что? — спросила Аглая Бертольдовна, открывая нам дверь. — Получилось что-нибудь?

— С типографией — облом, — сообщил Жорик. — Понимаете, они основную часть тиражей для Теплынина списывают как брак, и делают это совершенно законно. То есть, конечно, если напустить на них проверки, то, может, чего-нибудь и добьешься, но этот путь все равно получится очень долгий. Пока получишь заключение, что под брак списывали хорошую продукцию, Теплынин десять раз станет депутатом, и тогда с ним ничего не сделаешь!

Мы прошли в комнату и сели на привычные места, попивая клюквенный морс. А Жорик рассказал Аглае Бертольдовне о нашем походе, мы добавляли подробности и поясняли, перебивая друг друга.

— Вот так, — закончил Жорик. — Даже чуть не влипли — и все зря. Но зато Андрюха утверждает, что у него возникла грандиозная идея!

— В общем, слово Андрею Карсавину! — торжественно объявил Алешка.

Я прокашлялся и начал:

— Мы все время говорили о том, что надо искать что-то очень простое. Настолько простое, что мы на это просто внимания не обращали, оттого, что оно слишком лезло в глаза. И еще мы говорили о том, что надо искать такое уязвимое место, которое было бы уязвимым одновременно и у Теплынина, и у лохотрона. Надо засветить их связь, надо доказать, что реальный хозяин лохотрона — Теплынин и что лохотрон действует с нарушением закона о лотереях. А главное, что подпольные деньги с лохотрона текут к Теплынину. Правильно?

— Все правильно! — отозвался Илюха. — Дальше что?

Остальные закивали.

— А дальше, — сказал я, — надо вспомнить о том, что Теплынин «держит свои обещания». Как вы думаете, если на завтрашней встрече с избирателями кто-нибудь открыто обратится к нему с жалобой на лохотрон и спросит, нет ли у него такого влияния, чтобы пресечь это безобразие, то как поведет себя Теплынин? Тем более, если спрашивающий человек пообещает Теплынину голосовать за него, если тому удастся разогнать этих мошенников.

Наступила пауза, просто мертвая тишина повисла. А потом был такой взрыв эмоций, которого даже я не ожидал. Аглая Бертольдовна громко зааплодировала, Жорик заорал:

— Старик, ты гений!

— Качать его! — взревел Илья.

Девчонки прямо визжали от восторга, а Алешка показал мне большой палец.

В общем, шум поднялся невообразимый.

— Подождите! — Я поднял руку.. — Я еще не все сказал!

Понемногу волнение улеглось, и я продолжил:

— Конечно, лучший вариант — чтобы об этом его спросил настоящий избиратель. Очень искренне. Что называется, на голубом глазу. Лучше всего было бы, Оля, убедить твоего папу пойти на встречу с Теплыниным и задать этот вопрос. Пусть он расскажет, что лохотронщики обманным путем вовлекали в игру несовершеннолетних, что эти бандиты мальчика избили, что он, твой папа, написал заявление в милицию. И пусть он попросит Теплынина, такого достойного человека, надежду избирателей, немедленно остановить это безобразие и принять меры. Как ты думаешь, твой папа сумеет это сделать?

— Сумеет! — уверенно сказала Ольга. — Я думаю, он пойдет на эту встречу с удовольствием, стоит ему только идею подать. Он вообще бывает очень наивным. Постоянно возмущается, пишет письма. Президенту писал по поводу засилья автомобилей в Москве и особенно в нашем районе. И самое главное, ответ получил! В красивом конверте с государственным гербом и надписью: «Управление делами президента. Отдел писем». Так, по-моему. Или что-то очень похожее.

— И что было в этом ответе? — заинтересовалась Аглая Бертольдовна.

— Что «ваше письмо принято к сведению». И чья-то закорючка вместо подписи — кого-то из секретарей, наверное, — ответила Оля. — Папа несколько дней ходил очень довольный и гордый и всем показывал это письмо.

Аглая Бертольдовна захохотала.

— Молодец! — сказала она. — Ой, молодец! Вот такие люди нам нужны!

— И к Лужкову папа не раз собирался обратиться, — сообщила Оля. — И когда у нас улицы перестали убирать, и когда затянули с ремонтом отопления, и когда у папы возникла собственная идея, как ввести новые меры безопасности в метро, чтобы там никакие террористы не могли ничего устроить… В общем, он с удовольствием обратится к Теплынину, это я ручаюсь. А мы доставим его прямо до Дома культуры, для надежности.

— Это первый шаг, — сказал я. — Далее, Теплынин окажется перед трудным выбором. С одной стороны, деньги с лохотрона текут к нему. С другой стороны, очень приятно выступить в роли защитника народа от мошенников — немало очков он на этом наберет. И он, конечно, решит выступить в роли защитника народа — временно, хотя бы. Решит, что до выборов всего ничего, основные затраты произведены, поэтому выгодней дать лохотронщикам команду немедленно остановиться. А после выборов пусть опять начинают работать. И естественно, он поторопится отдать им распоряжение, чтобы они лишней минуты людям глаза не мозолили. Я думаю, сразу после встречи с избирателями, начнет обзванивать их, чтобы они сворачивались. Я так думаю, у всех главных по палаткам есть мобильные телефоны. Наверняка у них возникают такие ситуации, что им нужна срочная связь между разными их точками, разбросанными по Москве. Перехватить и записать звонки с мобильного довольно просто. Я думаю, Теплынин будет откровенен — чего перед своими стесняться — и наговорит такого, что может стать очень вескими доказательствами его соучастия в мошенничестве. И вообще доказательствами того, что сама лотерея «Миг удачи» — лохотрон, и правоохранительное органы должны им заинтересоваться. И даже если эти записи не будут приняты в качестве юридических доказательств — мол, сделаны не совсем законно, без соблюдения необходимых формальностей, и мало ли еще почему их могут отмести — то все равно эти записи станут известны журналистам. А публикация одной такой записи в крупной газете поставит крест и на самом лохотроне, и на надеждах Теплынина стать депутатом, даже если каким-то образом ему удастся избежать суда.

Я старался говорить четко и рассудительно, и, кажется, это у меня получалось, потому что все меня внимательно слушали.

— Логично, — кивнула Аглая Бертольдовна. — Вопрос в том, кто будет делать эти записи. Тут ведь и необходимая аппаратура нужна, и многое другое…

— Ваш генерал, которого вы называете Кириллом, — ответил я. — Он ведь сказал, что если им дадут хоть какой-то шанс зацепить Теплынина, они этим шансом воспользуются. Вот и дадим ему этот шанс!

— Гм… — сказала Аглая Бертольдовна. — Ты гляди, все продумал… Что ж, позвоню Кириллу. В любом случае стоит ему позвонить, чтобы услышать его профессиональную точку зрения, имеет этот план шансы на успех или нет. Мне-то твой план кажется замечательным, и твоим друзьям, по-моему, тоже, но, вполне вероятно, в нем есть такие огрехи, которые без труда заметит любой профессионал.

И она набрала телефонный номер.

— Привет, Кирилл, — сказала она. — Звоню тебе по тому же поводу, что и утром. Тут вот какое дело… Я тебе в общих чертах описала, а теперь поподробнее расскажу.

И она стала рассказывать ему нашу историю во всех подробностях, а потом изложила наш план.

— Кто придумал? — переспросила она. — Паренек придумал. Мальчишка-школьник. Нет, не Шлитцер, другой паренек, его друг. Как зовут? Андрей зовут, фамилия Карсавин. Конечно, что-то знакомое — Карсавина знаменитой балериной была, начала века, ее имя до сих пор у всех на слуху… Ах, передать твои поздравления? Потрясен, восхищен? Немедленно действовать начинаешь? Вот так-то, знай наших! Хорошо, попозже созвонимся.

Она выключила телефон.

— План полностью одобрен, — сообщила она с широкой улыбкой. — Вы слышали, он даже опытного и бывалого генерала привел в восторг. Осталось детали доработать — и наладить взаимодействие.

— Ура! — дружно закричали мы. Так закричали, что люстра зазвенела.

— За это нужно выпить, — сказала Аглая Бертольдовна. — Наливайте себе морсу.

Себе она тоже налила морсу.

— Коньяку с меня хватит, — объяснила она. — И так сегодня из режима выбилась.

Мы чокнулись стаканами с морсом и еще раз прокричали «Ура!».

— Да, детали доработать надо, — сказал Алешка. — Например, что делать, если Олин папа вдруг не пойдет на встречу Теплынина с избирателями?

— Тогда я пойду! — решительно заявила Аглая Бертольдовна. — И уж я-то сумею задать вопрос на таком голубом глазу, на такой слезе, что все закачаются! Не бойтесь, я не подведу. Только оповестить меня надо вовремя, идет Олин папа на встречу или нет.

— Отлично! — сказал Алешка, записывая. — Этот вопрос решен. Теперь подумаем, что будем делать мы.

— Со мной все ясно! — сказал Илюха. — Я отправлюсь на ВДНХ. Интересно самому поглядеть, как быстро они будут сворачиваться, когда Теплынин скомандует им «отбой»! Да и что-нибудь ценное, может, разнюхаю.

— А мы поедем с тобой! — сказал я. — Будем вертеться поблизости и наблюдать. Если что, ты подашь нам сигнал: «выручайте», например, или «идите сюда». Да и подстраховать мы тебя сможем: вдруг мы заметим, что тебе грозят какие-нибудь неприятности, которых ты не видишь? И к тому же нам тоже интересно поглядеть, как все будет происходить.

— Все так, — сказал Алешка. — Но кто-то из нас должен остаться дома.

— Это еще почему? — спросили Илюха и Жорик.

— Потому что кто-то должен быть на телефоне и поддерживать общую связь на случай любых неожиданностей. Я предлагаю, Жорик, чтобы это был ты. Вдруг на ВДНХ окажется кто-то из тех лохотронщиков, которые вчера были на Савеловском рынке и хорошо тебя запомнили? Если они увидят, что ты опять вертишься около них, то могут решить, что это неспроста. И вот здесь-то, Жорик, человек у телефона нам очень будет нужен.

— Так что, я дома останусь? — недовольно спросил Жорик. — Но там Андрюхины родители, которые могут услышать лишнее, и вообще…

— Приезжай сюда! — предложила Аглая Бертольдовна. — Здесь никого не будет, и к месту основных действий близко. Да, кстати, запишите все мой телефон…

Вот так, шаг за шагом, мы обсуждали предстоящую операцию, а Алешка записывал. Мы постарались учесть все. И домой вечером отправились с чувством, что все очень хорошо подготовили. А завтрашний день должен был показать, правильны наши расчеты или нет. И вообще чего стоит моя идея.

Конечно, мы волновались, и перед сном, уже лежа в кроватях, долго переговаривались, получится у нас что-нибудь или нет. А потом уснули.

Проснулись мы рано, раньше восьми утра, и сразу начали собираться. Быстро позавтракали — и двинулись в путь. Мы поехали до «ВДНХ», а Жорик — до «Динамо», к Аглае Бертольдовне.

Футболку я сменил, чтобы не светиться в одинаковых футболках с Ильей. Мы так рассудили, что ему одежду менять не стоит: ведь если он — уличный мальчишка, то гардероба, конечно, у него нет, выбирать не из чего, и ночевал он, скорее всего, где-нибудь на вокзале, поэтому будет странно, если он появится в другой одежде.

— Ох, ребята! — вздыхал Илюха. — Я нервничаю так, как даже на экзаменах не нервничал!

— Да брось! — успокаивали его мы с Алешкой. — Волноваться-то не из-за чего! Повертишься там, а часам к двум они начнут сворачиваться, и сами тебя пошлют!

В общем, к половине десятого мы были у центрального входа на ВДНХ — ВВЦ, как она сейчас называется, но я привык называть ее так, как до сих пор называют родители. Илья шел впереди, а мы с Алешкой — за ним.

Палатку с лохотронщиками мы обнаружили довольно быстро. Естественно, такие лотереи и должны располагаться на бойком месте! Мы с Алешкой купили по мороженому и стали наблюдать. Мы увидели, как Илюха подошел к палатке, возле которой уже толпился народ, и тихо обратился к одному из мордоворотов. Они дежурили возле лохотрона и пытались изобразить на своих лицах такое отрешенное выражение, как будто они тут ни при чем, а так, тоже зеваки. Мордоворот ухмыльнулся, кивнул и повел Илюху запалатку.

— Интересно, какое задание ему дадут? — шепнул я Алешке.

Алешка кивнул.

Мы это узнали очень скоро. Илюха появился из-за палатки, пошел через площадь, остановился у киоска с мороженым, купил себе эскимо, как и мы. Покупая эскимо, он сделал нам незаметный знак: мол, пересечься надо, разговор есть.

Мы поняли — и пошли следом за Илюхой. Он забрел на одну из боковых аллей, не спеша доел мороженое и завернул в магазин видеокассет и компьютерных игр. Мы пошли вслед за ним. Илюха стоял у стенда с видеокассетами и внимательно его изучал. Мы пристроились, рядом.

— Значит, так, — проговорил Илюха. — Задание у меня — зашибись! Мне надо наперсточников подставить.

— Как это? — шепотом вопросили мы.

— А вот так, — тихо объяснил он. — Они, мол, давно поделили с наперсточниками территории, чтобы друг у друга клиентуру не отбивать. Ведь люди, которые клюют на «наперстки» и на лохотроны — практически одни и те же. Но уже второй день неподалеку от их палатки обосновались «дикие» наперсточники. Причем сидят так, что народ, заворачивающий к лохотрону, тормозит возле них… Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Конечно, они могли бы прогнать «наперсточников» и сами, но не хотят лишнего шума. Поэтому я должен подойти к наперсточникам, начать играть, проиграться в пух и прах — деньги мне на это выделены — и поднять скандал. Меня, конечно, пошлют, а может, и побить попытаются, я тоже на рожон полезу, с воплями, что, мол, последнее обманом выманили, и тут эти «бойцы», изображающие случайных прохожих, возьмут и «вступятся» за меня. Мол, они видеть не могли, как гады и жулики обижают мальчика! Если они намылят наперсточникам шеи под таким предлогом, то их любая милиция отпустит. И только наперсточников задержат, а получат они при этом крепко, и, в общем, больше они тут не возникнут, и это будет им наукой, как договор нарушать.

— Занятное дело, — сказал Алешка. — А они не боятся, что смоешься с деньгами?

— Они мне дали триста рублей, — ответил Илюха. — Для них — не сумма, они такие деньги выкинут и не заметят. А для мальчишки — деньги огромные, есть из-за чего скандалить. А за хорошо выполненную работу они мне обещали пятьсот, и сказали, что еще будут давать всякие денежные поручения. И чем лучше я буду справляться, тем больше мне будут платить. Они думают, для меня прямой смысл в том, чтобы не убегать с деньгами, а сделать, как они хотят. И правильно считают. Будь на моем месте настоящий беспризорник, он бы обязательно так рассудил!.. Ладно, я пошел. Они велели мне немного погулять по округе и только потом подходить к наперсточникам, чтобы кто-нибудь слишком умный и наблюдательный не просек, что я иду от лохотронщиков, а значит, по их поручению. Я думаю, что погулял достаточно. Пора за дело браться!

— Так ты не смоешься? Влезешь в эту историю? — спросил я.

— Отчего же не влезть? — сказал Илюха. — Наперсточники тоже гады хорошие, их тоже тормознуть надо, чтобы народ не грабили. А вы можете поглядеть, ребята, как это будет происходить.

Мы посмотрели туда, где бойкий и щупленький наперсточник гонял свои три наперстка под присмотром мордоворотов такого же вида, что охраняли лохотрон.

Мы еще немного постояли на другой стороне площади, наблюдая за наперсточниками, потом Илюха шагнул вперед с таким видом, как будто в ледяную воду вступал.

— Все, пора!

— Постой! — Алешка вдруг крепко схватил его за рукав. — Не ходи!

— Почему не ходить? — удивился Илья.

— Потому что тебя самого подставят!

— Как это — подставят?

— Вот так! Да отойдите вы в укрытие, не маячьте на самом виду!.. — и, когда мы отошли за киоск, за которым никто не мог нас увидеть, Алешка продолжил свои объяснения: — Вот, смотрите: никто из лохотронщиков возле наперсточников не болтается, зато довольно близко — наряд милиции, который иногда косо посматривает в сторону этого парня с наперстками и его «прикрытия»! Когда ты затеешь заварушку, вмешаются не «бойцы» лохотронщиков, а менты, тебя загребут вместе с наперсточниками, а лохотронщики будут здесь ни при чем! Улавливаете? Охота им самим устраивать разборки, зачем им лишняя головная боль, когда можно просто пожертвовать беспризорником, которого загребут вместе с наперсточниками, отправят в детский распределитель и вышлют в родной город? Они ведь знают, что ты не сознаешься, что действовал по их поручению! Может, даже в милиции появится кто-нибудь из тех, кто был вчера на Савеловском рынке, и «случайно опознает» в тебе малолетнего преступника, ограбившего старушку — чтобы совсем тебя потопить! Тут они, конечно, лопухнутся, потому что милиции даже не придется искать Аглаю Бертольдовну, чтобы доказать факт ограбления — она сама появится и даст показания в твою пользу. Но несколько часов в милиции тебе провести придется, факт. Потому что если ты раскроешься, кто ты такой, то можешь провалить всю нашу операцию. Сам подумай, что будет, если кто-то в милиции подрабатывает на лохотронщиков или на Теплынина лично, и оповестит их, что к ним заслали кадета ФСБ, и что они должны быть осторожны? Может, Теплынин приостановит лохотрон — но, зная, что за ним следят, будет вести телефонные разговоры так, чтобы ни к чему нельзя было придраться. А может, и другие накладки последуют… В общем, все может полететь под откос… А торчать несколько часов в милиции, избитым, изображая беспризорника и мелкого воришку — это, согласись, совсем не в кайф!

— Не в кайф! — согласился Илья, озабоченный и задумавшийся. — Но ты уверен в своих выводах?

— Вполне, — сказал Алешка. — Если хотите, засядем в укромном месте и проследим, что будет дальше. Спорить готов, где-то через час, когда они поймут, что ты смылся, они пошлют на наперсточников какого-нибудь другого лопуха — и увидите, что будет!

— Что ж, давайте подождем, — сказал Илья. — Ты как, Андрюха?

— Только «за»! — ответил я. — И потом, я все равно хочу подождать до тех пор, пока лохотронщики начнут — или не начнут — свертываться, чтобы понять, сработал наш план или нет.

— Тогда устраиваемся где-нибудь за киосками и магазинами — и смотрим, — сказал Алешка. — И приглядывайтесь ко всем, кто будет появляться возле лохотронщиков — не возникнет ли он потом и возле наперсточников!

Вот мы и устроились, под зонтиком одного из открытых кафе, взяв по гамбургеру и по бутылке пепси, чтобы нас оттуда не прогнали. Стоила эта еда очень недешево, но мы безмятежно и без зазрения совести пустили в дело одну из сотенных бумажек, полученных Илюхой от лохотронщиков. Ели и пили мы очень медленно — было непонятно, на сколько нам предстоит растягивать эти гамбургеры. Нас, под зонтиком, было практически не видно, зато перед нами открывался великолепный обзор.

Прошел час, потом еще сколько-то времени. Мы иногда переговаривались, но в основном смотрели во все глаза.

Я заметил первым — и возбужденно шепнул:

— Вон, смотрите!.. Вон та девушка, в потертых джинсах, она с полчаса назад была возле лохотрона, а теперь к наперсточникам подходит!

Девушка была одета довольно бедно, и волосы у нее были спутанными и тусклыми. Не сказать, что при ней может быть много денег. Но она смело сделала ставку у наперсточников, потом еще одну…

— Думаете, это то самое? — прошептал Илюха.

— Похоже на то, — шепотом ответил Алешка. Издалека нам не было слышно разговора, но мы видели, что девушка заводится все больше и больше. Потом наступил момент, когда она вдруг вышла из себя, опрокинула дощечку, на которой наперсточник гонял свои наперстки, и даже попробовала ударить сидевшего на корточках наперсточника каблуком в лицо. Тот отшатнулся — и упал спиной на землю, потеряв равновесие.

Дальше все произошло очень быстро. «Охрана» наперсточника набросилась на девушку, тут же раздались милицейские свистки, наряд побежал к месту происшествия. Из-за угла вывернул милицейский УАЗик, давно, видно, там дежуривший…

Через две минуты и наперсточников, и девушку увезли.

— Вот так, — сказал Алешка. — Лохотронщики уничтожили конкурентов руками милиции, а сами остались чистыми.

— Интересно, — задумчиво проговорил Илья, — а за девушкой тоже обнаружат какой-нибудь криминал?

— Судя по ее виду, я бы предположил, что у нее найдут дозу наркотика, — сказал я.

— Да, пожалуй, — кивнул Алешка.

— Ну и сволочи же эти лохотронщики! — в сердцах бросил Илья. — Жду не дождусь, когда их прижучат.

Алешка поглядел на часы.

— Думаю, ждать осталось недолго.

И мы дождались.

ЭПИЛОГ

Опять пятница. Семь вечера, мы выходим к метре «Динамо» — все четверо в новой красивой форме. Прохожие на нас оглядываются.

За прошедшие дни было немало событий. Начать с того, что мы дождались финала на ВДНХ — и с ликованием увидели, как лохотронщики спешно сворачивают свою деятельность. Потом, приехав на квартиру к Аглае Бертольдовне, мы узнали, что все прошло без сучка и задоринки. Ольгин папа, как рассказывают, хорошо сыграл свою роль. Теплынин проникся к нему сочувствием, заговорил хорошо поставленным, бархатным и душевным голосом: как это возмутительно, когда мошенники грабят честных граждан, и пообещал немедленно сделать все, что в его силах, чтобы покончить с безобразием.

И действительно, по телефону он наболтал много лишнего. Этого было достаточно, чтобы милиция смогла, наконец, к нему подступиться. Генерал Кирилл — или, полностью, Кирилл Константинович Левиков, заехал ненадолго к Аглае Бертольдовне, и мы с ним познакомились.

— Мы получили достаточно материала, чтобы был повод начать раскручивать его и по другим делам, — рассказывал Кирилл Константинович. — Так что, даже если за лохотрон его толком взгреть не удастся, мы его все равно дожмем.

А во вторник в одной из крупнейших газет появились распечатки разговоров Теплынина с лохотронщиками— разговоров, в которых он им приказывал приостановить «дуриловку», пока он не станет депутатом. Мы так поняли, Кирилл Константинович сознательно допустил «утечку информации» — чтобы сильные покровители Теплынина, если они у него есть, не вздумали вступаться за него.

А в среду в газетах и по телевидению прошло сообщение, что уже во вторник вечером собралось экстренное заседание избирательной комиссии. Члены избиркома изучили публикацию, рассмотрели вопрос со всех сторон — и постановили вычеркнуть Теплынина из списка кандидатов.

Так что, можно считать, одного мошенника мы во власть не пустили. А если после этого начнут покруче брать в оборот все жульнические лотереи, — так мы вообще великое дело сделали!

Ну а реакцию Осетрова на Жоркину физиономию можно представить.

Остановившись перед Жориком на утреннем построении в понедельник, он сказал:

— Шлитцер! Опять что-то натворил? В какую историю вляпался? Хочешь и в следующие выходные пойти в город не в форме?

— Он не виноват! — прогудел Илюха. — На него шпана напала. Мы свидетели.

Осетров повернулся к Илюхе и внимательно поглядел на него:

— Но вы хоть разобрались с этой шпаной, а, Угланов?

— Еще как! — заверил Илюха, ухмыляясь.

Среди наших одноклассников послышались смешки: все отлично представляли, что будет с любой шпаной, если Илюха начнет «разбираться».

— Так, — Осетров, усмехнувшись, указал пальцем на каждого из нас. — Вы, все четверо, ко мне в кабинет!

Мы покорно прошли вслед за ним в его кабинет, и там он скомандовал:

— А теперь выкладывайте, подробно и без утайки, какая история с вами произошла!

И мы стали рассказывать. Через несколько секунд Осетров поднял руку ладонью вверх:

— Если вы не против, я включу диктофон.

— Не против, конечно, — ответили мы.

Осетров рассмеялся:

— И вернуться всегда можно будет к любой детали, и память, можно сказать, останется. Может, при выпуске подарю вам по кассете, чтобы было, что вспомнить!

Итак, мы продолжили рассказ, уже при включенном диктофоне, а Осетров слушал, кивал, иногда останавливал нас и устраивал нам «разбор полётов в полевых условиях», как он, то ли в шутку, то ли всерьез, называет подобные анализы промахов и проблем.

Надо сказать, «разборы» были минимальные — по сравнению с тем, что Осетров иногда устраивал нам. Получается, в целом он был нами доволен. Что он и подтвердил под конец.

— Что ж, — сказал он. — Молодцы! Да, молодцами себя проявили, за исключением некоторых, гм, мелочей… Вот только папа этой Оли меня несколько волнует в данной ситуации. И это, кстати, к нашему разговору о том, что охраняя государство, мы должны охранять каждого конкретного человека, а не нечто абстрактное. Тут вы это правило нарушили. Сами посудите. Если Теплынин решит, что Олин папа был милицейской подсадной уткой, а к такому выводу он запросто может прийти, то наверняка отдаст приказ отомстить этому «избирателю». А месть такого человека может оказаться жестокой…

— Этого не будет! — заверил я. — Вы зря считаете, что мы об этом не подумали! Нас тоже этот вопрос волновал, и мы обсудили его с Кириллом Константиновичем. Он все выстроил так, что Олин папа получается не задетым ни с какого боку. Мол, доказательства давно собирались, и телефоны Теплынина давно прослушивались, по санкции, и в любом случае его связь с лохотроном разоблачили бы… Теплынину никогда в голову не придет, что избиратель, задавший ему вопрос, мог хоть как-то сотрудничать с милицией, вольно или невольно.

— Что ж, тогда все хорошо, — кивнул Осетров. — Совсем чисто сработали, не считая огрехов, о которых мы говорили. Но если такие огрехи не будут повторяться, то можно о них не вспоминать. Главное, чтобы память о них в ваших головах сидела. В целом, всех хвалю. Не знаю, кого хвалить больше, потому что Карсавин, конечно, замечательную идею выдал, но этой идеи не было бы, если бы вы все не работали вместе. Так держать! Ладно, ступайте. А ты, Шлитцер, учти — теперь у тебя двойной стимул соблюдать железную дисциплину и примерное поведение! Отправиться в город не в форме и в эти выходные будет обидно, а?

— Обидно, — согласился Жорик. — Но вы не волнуйтесь, я постараюсь.

И, как видите, он постарался. Мы идем к Аглае Бертольдовне, где девчонки уже нас ждут. День ясный, солнечный, теплый — весна так разыгралась, что просто петь и танцевать хочется! И настроение у всех прекрасное. Мы как на крыльях летим.

Конечно, нас немного волнует, как Аглая Бертольдовна, при ее нелюбви к спецслужбам, воспримет нашу форму. Но нам почему-то кажется, что очень нормально воспримет. Верно?

КОНЕЦ

Оглавление

Кто мы такие

Глава первая Испорченный вечер

Глава вторая Трубите сбор!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ МЫ НАЧИНАЕМ ДЕЙСТВОВАТЬ

Глава четвертая «Адъютант его Превосходительства»

Глава пятая Военный совет

Глава шестая Направление главного удара

Глава седьмая Аглая Бертольдовна любит и ненавидит

Глава восьмая Безумная затея?

Глава девятая Досадный промах — и мое озарение

Глава десятая План действий и его исполнение

ЭПИЛОГ