Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах [Валерий Михайлович Воскобойников] (fb2) читать онлайн

- Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах 1.3 Мб, 198с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Валерий Михайлович Воскобойников

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах Древнегерманский эпос в пересказе Валерия Воскобойникова

ГЛАВА ПЕРВАЯ в которой любезные читатели успеют лишь на мгновение увидеть красавицу королевну Кримхильду, трех ее братьев-королей, а потом узнают о юношеских подвигах великого витязя Зигфрида и о его страстном желании сделать Кримхильду своей женой

Вечером Кримхильда подошла к узкому окну, у которого любила заниматься рукоделием, и неожиданно услышала смешной разговор. Внизу беседовали четверо запылившихся в дороге рыцарей. Они только что подъехали ко дворцу, спешились и ждали, чтобы их отвели в покои для гостей. По-видимому, они собирались переодеться и предстать перед королями.

А что, верно, у королей сестрица — красавица, какой свет не видал? — спросил один.

Именно о ней я и рассказывал вам в дороге, друг мой! — удивился другой.

А третий подтвердил:

Помните, музыканты пели о ней при дворе датского короля? Вы тогда подсели поближе, чтобы слушать их.

Когда о твоей красе постоянно говорят слуги, этого не замечаешь. Дороже слово, сказанное незнакомыми витязями в беседе между собой. И при этом они не догадывались, что она их слышит. Кримхильда стояла у окна, с улыбкой вслушиваясь в беседу.

Жаль, приезжих тут же позвали и она не дослушала их разговора.

А позже, почти на том же самом месте, при свете факелов, Хаген зарубил их своим мечом. Всех четверых. Так и похоронили их, толком не узнав ни имен, ни страны, откуда они прибыли.

* * *
Быть может, кого-то постоянный гвалт в королевском дворце, пиры, веселые песнопения, лязг оружия и утомляли. Но только не Кримхильду, юную королевну Бургундии. К веселью на мужской половине она привыкла с детства.

— Вырастешь, дочка, — говорила ей Ута, королева-мать, — и у тебя будет свой дворец и свое королевство, если Господь даст достойного супруга. Быть королевой — большая наука. Король управляет государством, своими вассалами. А королева должна управлять королем, да так искусно, чтобы он никогда о том не догадывался.

— Мне и с вами хорошо, матушка, — отвечала Кримхильда, — и замуж я никогда не пойду.

В Бургундском королевстве было сразу три короля. Считалось, что они так и правят страной втроем, три брата. Правда, больше других правил старший, Гунтер. Братья были молоды и не успели отыскать себе жен. Вот почему их родственник, могучий богатырь Хаген, во всем направлял их. Да так искусно, что они тоже об этом не догадывались.

Хагена узнавали издалека по росту, по мощной груди, по суровому, неулыбчивому лицу. Раннюю юность он провел в плену, заложником у гуннов, и, говорят, с тех пор разучился улыбаться. Но трех королей обожал всей душою и в любое мгновение был готов защитить их честь. Всех, кто хотел с ним поспорить, помериться силой, он перебил на турнирах. Последнее время он часто жаловался, что никто не хочет вступать с ним в единоборство.

— Надо было беречь противников! — со смехом советовала Кримхильда.

— Я берегу честь королевского рода, и этого мне достаточно, — серьезно отвечал Хаген. Шуток он не любил.

* * *
Под утро Кримхильде приснился печальный сон. Она проснулась в слезах и, словно случилось несчастье, уже не могла заснуть.

А ведь ничего не произошло. Как обычно, поднялось солнце, как обычно, осветило сначала ковер на стене, потом душистые травы на полу в дальнем углу, наконец подобралось к постели. Только ей хотелось плакать от тоски и сердечных страданий. Ей снилось — в жизни о подобном она не думала, — что в окно залетел вольный сокол. И она разговаривала с ним, а он понимал ее речь и ходил за нею повсюду. И был он для нее самым дорогим существом в мире. Но внезапно в то же окно ворвались два орла. Не обращая на нее внимания, огромными когтями они впились в сокола. Беспомощная, одинокая, несчастная, она прижалась к стене, они же злобно клевали ее сокола, и некому было их остановить.

Вот и все, что ей снилось. Орлы улетели, хищно озираясь, а истерзанный мертвый сокол лежал на полу.

* * *
— Матушка, что за сон мне сегодня ужасный привиделся! — пожаловалась она, когда пришла в материнские покои. — Никак мне его не забыть!

Пожилая королева-мать ведала тайны снов и могла объяснить многое. Она расспросила дочь, а потом скорбно вздохнула:

— Лишь бы не стал этот сон для тебя вещим. Твой сокол — славный витязь, и пусть хранит его Бог, чтобы у тебя не отняли супруга два озлобившихся врага. Ты уж побереги его, когда станешь женою.

— Матушка, да я в который раз повторяю, что не собираюсь замуж. Мне и здесь хорошо, с вами и с братьями. Не пойду я ни за кого.

Внизу, во дворе, перед королевским дворцом слуги посыпали песком запекшуюся на камнях кровь.

— Ой лютый! — говорил один слуга другому. — Троих вчера напополам разделал, а четвертому отсек голову. Уже в темноте дрались, при факелах. Молодые были, красавцы.

— Сгрубили они ему или что?

— Да ему разве сгрубишь! За стенами города все кладбище полно теми, кто грубить пробовал. Нет, он потешный бой предложил, чтобы перед сном размяться. И первого развалил нечаянно. А когда остальные трое стали драться всерьез, он и их не пожалел.

А в это время через леса, холмы, пашни мчался в Бургундию ее сокол, ее будущий возлюбленный, будущий муж, знаменитый воитель Зигфрид.

Если бы Кримхильда не была так хороша! И если бы доблесть Зигфрида — королевича из далекой Нидерландской земли — не была столь велика! Не случилось бы многих несчастий, не пресеклись бы жизни отважных воинов, которые пока еще не догадывались о беде, предназначенной им судьбою.

Те, что рассказывали истории про Зигфрида, могли говорить о нем не умолкая от зари до зари. И еще немало осталось бы другим, пожелавшим рассказать о его подвигах. И что там было правдой, а что насочиняли придворные музыканты-шпильманы, бродячие певцы, — теперь, после гибели славных героев, уже никогда не узнать.

Зигфрид родился в королевской семье, известной добродетелью и могуществом. С детства отличался он ростом и силою.

Молодые, играя, бросали камни — его камень был тяжелее, летел дальше. Его игрушечное копье было не легче боевого, взрослого.

Однажды на заре он пришел к полю, где пасся королевский табун необъезженных лошадей. Среди них красотой и диким нравом отличался скакун белой масти. Ни один человек не смел приблизиться к нему — так силен и необуздан был конь. Все уже решили, что судьба его — прожить без всадника до тех пор, пока годы не укротят бешеный конский нрав.

Юный Зигфрид вскочил на коня к ужасу пастухов, и конь сразу встал на дыбы, долго и безуспешно пытался сбросить и растоптать королевича, а потом умчал его в поля. Лишь к закату вернулся присмиревший конь, и царственный отрок, осунувшийся за один день, сидел на нем прямо, гордо. С тех пор стал белый конь Зигфриду верным другом. Лишь его слову и жесту был он послушен, и не было у него иного всадника среди людей.

Зигфрид дал ему имя. Он назвал коня Грани.

* * *
В дальних глухих лесах, куда давно уже не ступал человек, на берегу озера стоял дом, и жил в нем искуснейший из людей, могучий карлик по имени Регин. Говорили, он был волшебником и жил там то ли сто, то ли двести, лет. Еще прошлые короли отправляли к нему боевые отряды. Но отряды, заплутавшие в диких лесах, теряли людей, и не многим счастливцам удавалось вернуться домой. Совсем уж редкие путники становились его гостями — только те, кого хотел видеть он сам. Они-то и доносили рассказы до остальных. Говорили, что рядом с домом стоит кузница и Регин постоянно поддерживает в ней огонь, ежедневно грохочет огромным молотом, кует для кого-то широкий тяжелый меч. Говорили, ему доступны все знания мира, а тот, кого он ждет, будет научен таким воинским приемам, которых не знает никто.

Об этом спели в отцовском дворце бродячие музыканты, и Зигфрид поверил в песню.

Рано, еще до восхода солнца, вскакивал он на коня, мчался по спящему городу без провожатых, в простой одежде, и верный Грани уносил его в далекие леса.

Король наконец встревожился: мальчик пропадал один неизвестно где и всякое могло с ним случиться.

Он собрал на совет вассалов, и те, проспорив полдня, съев теленка, поджаренного на вертеле, выпив бочонок вина, постановили: «Если королевича во дворце не удержать, то пусть он скачет на своем диком коне где хочет. Не сложит голову — образумится. А уж не образумится — сложит голову».

* * *
В непроходимых лесах, где давно не ступала нога человека, Зигфрид спешивался, и конь, словно послушный пес, следовал за ним, переступая через вывороченные с корнем деревья. А когда казалось, что путь назад навсегда утерян, Зигфрид доверялся своему другу, и всякий раз Грани выводил его из леса.

Грани и привел его в вечерних сумерках к дому на берегу озера, когда Зигфрид в очередной раз потерял дорогу. Возможно, дом, сложенный из тяжелых камней, был когда-то высок, но от древности врос в землю и смотрелся ниже обыкновенного. Рядом стояла кузница, остывал горн, дотлевали угли.

— Привет тебе, Зигфрид, королевский сын! Долго же ты меня искал! — Двери дома закрыл собою широченный в плечах карлик, седая борода доставала ему до пояса. — Оставляй коня, он будет накормлен, и входи в дом, ты ведь тоже проголодался.

— Привет тебе, Регин! Как ты узнал меня? — удивился Зигфрид.

— В этом нет большой тайны, — усмехнулся карлик. — Ты настойчиво искал, а я поджидал терпеливо. Проходи, здесь тебе готов ужин и ночлег. А с утра я испытаю, так ли уж ты силен и ловок, как мне хотелось бы.

* * *
Утром карлик Регин привел Зигфрида в кузницу.

— Знаю, ты хочешь перенять у меня кое-какое умение. Поделиться секретами я готов. Но сначала попробуй поднять этот молот и ударить им по наковальне. Мне говорили, трое взрослых мужей нужны, чтоб поднять его.

Боясь позора, Зигфрид двумя руками взялся за толстую деревянную рукоять, с силой оторвал молот от земли, поднял его над головой и ударил по наковальне.

Наковальня до половины ушла в землю.

Седобородый карлик довольно улыбнулся, левой рукой взял молот, отставил его в сторону, потом двумя руками вывернул из земли наковальню, а Зигфрид подложил под нее огромный плоский валун.

— Для начала неплохо, королевский сын. Начнем первый урок. Смотри же!

Карлик взял готовый наполовину меч, прислоненный к стене; мечей такого размера Зигфрид прежде не видел. Словно сам по себе, меч из левой перелетел в правую руку карлика, и рука эта с такою скоростью принялась вращать боевое оружие, что волна воздуха ударила Зигфриду в лицо. Меч со свистом рассекал воздух, превратившись в полупрозрачное колесо, — он был одновременно повсюду и нигде.

— Смотри же! — снова воскликнул карлик и, перебросив меч в левую руку, проделал с ним то же, что и правой. — Этому станешь учиться прямо сегодня. — Карлик опустил меч. — И еще — напомни мне, королевич, пробовал ли ты, подпрыгнув, коснуться вершины хотя бы невзрослого дерева или, нырнув с берега озера, проплыть под водой до другого и, не подняв головы, вернуться назад? Или вот еще… — Тут карлик свистнул, и на свист из леса вышел крупный медведь. Регин подошел к нему, что-то шепнул на ухо, и Зигфриду показалось, что медведь согласно кивнул. — Сможешь ли с успехом побороться с медведем, опередишь ли взрослого волка в беге вокруг озера? А есть еще метанье копья, прыжки через ров, драка на кулаках и тайные приемы борьбы, когда против тебя выходит сразу дюжина бойцов. Согласен ли ты на такую науку, Зигфрид, королевский сын?

— Я искал тебя лишь для этого.

— Тогда сразу и приступим. Я же, когда ты будешь отсутствовать, стану доделывать твой меч. У него уже есть имя. Это имя — Бальмунг. Ко дню, когда ты постигнешь мою науку, Бальмунг будет готов.

* * *
День за днем в утренних сумерках Грани уносил юношу из дворца и возвращал его стареющим родителям лишь затемно. Эти дни добавили немало волнений королю с королевой. Но однажды в праздники Зигфрид остался во дворце и участвовал в состязаниях наравне со взрослыми бойцами. Король-отец увидел упражнения сына с камнем, мечом и копьем и понял, что у него есть особый учитель. А еще он подумал, что скоро в Нидерландах не найдется такого рыцаря, который смог бы превзойти королевича в рыцарском умении. Прошло немного времени, и король решил собрать сверстников Зигфрида, достойных рыцарского звания, на праздник, каждому подарить коня и ратные доспехи, каждого наградить мечом.

В кузницах ковали мечи, шлемы, мастера шили нарядные одежды, во все концы страны помчались гонцы — они приглашали будущих рыцарей на праздник в королевский дворец.

А когда юноши собрались и заполнили город, счастливый король устроил пир, которого прежде не знала страна, и каждого посвятил в рыцари. Первым среди посвященных был сам королевский сын.

Наутро после праздника и Регин закончил отделку Бальмунга. Меч был широк, длинен и тяжел. Старый карлик в последний раз с удовольствием рассмотрел его и сказал:

— Пожалуй, и я острее не знал оружия.

Он протянул его Зигфриду, золоченой рукоятью вперед, и принес ножны, отделанные парчовой каймой.

— Зигфрид, сын Зигмунда, — торжественно проговорил карлик, — я научил тебя многому из того, что умею и знаю сам. Теперь учителями твоими станут враги. Этот меч дан тебе, чтобы ты поражал их без устали. Он прославит твое имя во многих землях. Ты совершишь подвиги, о которых люди прежде не смели и мечтать. Но при одном условии: если ты немедля отправишься на бой с первым страшным врагом.

— Назови мне имя врага, и я сражусь с ним! — проговорил Зигфрид.

— Ты должен поразить Фафнира.

— Дракона?! — Старому карлику показалось, что в голосе юноши соединились удивление и ужас. Но только на мгновение. — Я готов! — проговорил Зигфрид.

* * *
— Слушай последнее мое слово, Зигфрид, сын Зигмунда, перед тем как я уйду из твоей жизни, — продолжил Регин. — На дальнем северном море есть остров. Он дик и угрюм, потому что и зверь, и птица, и человек, однажды попав туда, становятся земною пылью. И если хочешь вернуться назад, ты не должен ни есть, ни пить, пока вновь не сядешь в свою ладью. Последний из племени земных драконов, страшное чудовище, построил на острове себе логово. Дважды за время человеческой жизни он покидает остров и устремляется к одному из народов. Страшна судьба той земли, которую он выбирает. Дракон изрыгает яд, и яд убивает посевы, животных, птиц. И король, и простой землепашец — все перед ним беззащитны. При его приближении люди бегут в ужасе, побросав дома и дворцы, и пустые жилища достаются огню. Фафнир собирает золото и уносит к себе на остров. Этого золота ты не касайся. Проклятье лежит на сокровищах, добытых через убийство, и каждого нового владельца ждет гибель. Сегодня ты должен поторопиться. Лишь несколько дней и ночей пробудет Фафнир на острове, отправляясь временами по одной и той же тропе к единственному ручью на водопой. Возможно, он выберет в жертву себе и твою страну.

— Я готов, Регин, — снова проговорил Зигфрид.

— И еще. Пока дракон невредим, в открытый бой с ним не вступай. Я научил тебя многим хитростям битвы, но здесь, быть может, понадобится другое — осмотришь остров и догадаешься сам. Сумеешь сразить дракона, попробуй омыть свое тело его кровью — я слышал, это сделает победителя неуязвимым для любого удара.

Они простились — карлик и юный Зигфрид. Зигфрид сел на коня и помчался к морю, а деревья, где стояли дом и кузница, глухо шумели, раскачиваясь, и уходили под землю. Скоро скрылись уже и верхушки самых высоких сосен, озеро разлилось по долине, и с тех пор никто не встречал искуснейшего из людей.

* * *
У моря, в ближнем селении Зигфрид выбрал ладью и вместе с конем взошел на нее. Белая пена волн ударяла в борта ладьи. Зигфрид поставил парус; он спешил, был и рулевым, и гребцом, правя к острову. Наступила ночь, но и при свете луны, под звездами, можно было мчаться вперед.

Дни сменялись ночами, ночи — днями, и наконец в рассветной дымке показался остров. Зигфрид осторожно причалил к нему, вывел Грани на берег и оставил его у самой воды, чтобы конь не ел ядовитой травы.

Смрадный воздух висел над островом, и Зигфрид, стараясь не вдыхать его глубоко, пошел на разведку. Он увидел двух птиц, пролетавших над островом, а потом увидел, как они, замерев на мгновение, беспомощно кувыркаясь, стали падать на землю где-то в центре острова. Видимо, там и было логово Фафнира. А в логове находился хозяин.

Идя дальше, Зигфрид обнаружил глубокий ручей. От ручья к середине острова вел след, широкий, словно по нему много раз волокли тяжелые стволы деревьев. Это был путь дракона. По этой дороге дракон мог скоро отправиться из логова к водопою.

«Осмотришь остров и догадаешься сам» — вспомнил Зигфрид слова Регина.

И еще он вспомнил другие слова: у дракона спина и бока словно покрыты латами, их не пробить мечом. А свой мягкий живот он прижимает всегда к земле.

«Есть способ, которым можно сразить его, — подумал Зигфрид. — Нужно ударить снизу, из-под земли».

Широким своим Бальмунгом он стал копать яму рядом со следом. Он работал так быстро, что и десятку землекопов было бы за ним не угнаться. Яма, вырытая в песчаной земле, стала глубока и просторна. Зигфрид накрыл себя сухими ветками, которые и прежде лежали на том месте. Теперь оставалось ждать.

Скоро он почувствовал, как волнами надвигается на него удушающий смрад и жуткий, звериный страх. Даже он, храбрец Зигфрид, с трудом побеждал этот страх и, сжав Бальмунг, удерживал себя, чтобы не выскочить из ямы и не бежать без оглядки прочь.

Чудище, изрыгая яд, ползло к водопою, и деревья на его пути стонали от ужаса.

Лишь один взмах руки, один удар мечом был у Зигфрида. Другого Фафнир бы ему не дал.

Из ямы, снизу, Зигфрид ударил мечом в тело дракона и пронзил его сердце.

Дракон затрясся, забил головой и хвостом, так что задрожала земля и в яму посыпались ее комья.

Зигфрид выпрыгнул наверх, и враги увидели друг друга.

— Погибнуть от такого юнца! — застонал задыхающийся дракон.

Он уже не мог навести страх на Зигфрида.

— Я знал, что ты когда-нибудь явишься, но не думал, что ты так молод! Слушай, еще не поздно, бери половину мира, мы будем владеть всем, что есть на земле, бери все, только заткни мою рану. Я мало жил, я жил мало! Я хочу жить еще! — Так стонал дракон, и кровь била фонтаном из пронзенного тела чудища.

— Нет, уже поздно, — хрипел дракон. — Как я тебя ненавижу, юнец! Я тебя ненавижу больше всех людей мира! Как я ненавижу всех вас, людей! — Дракон в последний раз дернулся и затих.

Его дымящаяся кровь разлилась небольшим озерцом. Зигфрид омылся той кровью и почувствовал, как затвердело его тело. Лишь узкий участок спины между лопатками накрыл кленовый лист в тот миг, когда он нагнулся. Зигфрид попробовал дотянуться до листа, но не смог.

— Не страшно, — сказал он самому себе, — вряд ли я когда-нибудь покажу врагу спину. Как он ошибался!..

* * *
Зигфрид отвел коня в ладью, оттолкнулся от берега и поставил парус, чтобы скорей возвратиться домой. Но поднялся шторм. Волны и ветер бросали судно то высоко к небу, то в бурлящую водяную бездну. Через несколько дней и ночей его ладья прибилась к неизвестной земле.

— Скажи, уважаемый, как называется ваша страна и как зовут короля, который правит ею? — спросил Зигфрид первого встречного человека, когда высадился на берег.

Человек тот был стар и носил одежду священника.

— Наша страна зовется Исландией. И правит ею не король, а правительница — дева Брюнхильда.

— Неужели ваши мужчины так слабы, что доверили править какой-то деве? — удивился Зигфрид.

— Ты ошибаешься, чужеземец. Но удивление твое простительно и понятно. Так удивляются все, кто ступает на нашу землю. Но больше не произноси таких слов. Наш народ благороден, суров и воинствен. Он не прощает ни обид, ни сомнений в своей силе. И горе тому, кто хоть взглядом, хоть словом заденет Брюнхильду. Но и те, кто желал стать ее женихом, кончали позорной смертью. Таких смельчаков к нам приплывает немало. Брюнхильда сама состязается с ними. Думаю, что в мире никогда не родится тот витязь, который опередит ее в беге, в метании копья и в любом другом деле, где нужна сила и ловкость. Она же поклялась, и ты согласишься в справедливости ее клятвы, что станет женой и отдаст королевство лишь витязю, который победит ее в состязаниях. Скажи, уж не один ли ты из тех, кто приплыл испытать неверное счастье и назваться ее женихом? Не это ли пустое желание привело тебя в наши края? Если так, то прими совет старого человека — немедленно возвращайся назад, в свою страну, потому что Брюнхильде в мужья сгодится разве что сам сатана.

— Меня привели волны и ветер, — ответил Зигфрид. — И стать чьим-то мужем я пока не спешу. Хотя посостязаться в воинском умении, если предложат, не откажусь никогда. И мне, и коню моему не мешало бы размяться после долгого плавания.

— Тогда поезжай прямо к замку. Видишь, он громоздится над морем, на скалах. Там, с другой стороны его, на поле собрались наши витязи на потешный бой, и я уверен, они с удовольствием примут тебя в состязание.

* * *
Еще недавно он проходил науку у Регина и забрасывал неподъемный для обычного смертного молот так далеко, что потом долго приходилось его отыскивать. А копье, которое он метал, рассекало тончайший прутик. И самый быстрый из стаи молодой волк, когда Зигфрид состязался с ним в беге вокруг озера, отставал на полкруга и прибегал, пошатываясь от слабости.

Поэтому здешнее состязание, на которое сошлись молодые рыцари и опытные бойцы, было для Зигфрида легким.

Он почтительно поприветствовал всех, и его приняли в круг.

Камень, который бросали они, показался Зигфриду невесомым. Он выбрал потяжелей, и его камень улетел за границы поля. Так же было и с копьем. И конь его, Грани, не посрамил хозяина. Один из молодых воинов хотел было подойти к белому красавцу, похлопать его по спине, но отпрянул в испуге — так дик и яростен оказался конь.

А потом рыцари начали бой. Не смертельный, потому что здесь были не враги и никто не хотел ничьей гибели. Важно было, сшибившись с соперником, усидеть в седле, не свалиться на землю под копыта других лошадей. Но даже и упавших оберегали, старались их не задеть. Многое в этой схватке зависело от быстроты и силы коня. Раз за разом Грани бросался навстречу противникам, и вместе с Зигфридом они посбивали с лошадей всех, кто нацеливался на них.

После потешного боя Зигфрида пригласили на пир, и здесь он услышал песню, которую пели бродячие музыканты.

Шпильманы пели о нем. О нидерландском королевиче Зигфриде, о том, как он победил страшного дракона Фафнира. Они пели о том, что ветер и волны скоро приведут Зигфрида в Исландию, где он станет первым среди бойцов.

— Должно быть, вы знакомы с тем витязем, о котором поете, если так уверенно рассказываете о его делах? — спросил Зигфрид после того, как музыканты допели и им поднесли угощение.

— О нет, благородный рыцарь, мы не встречали Зигфрида. Но людская молва быстрее ветра, и ни один из подвигов не остается сокрытым от людей.

Несколько раз Зигфрида спрашивали, кто он, из какой страны. Он не хотел выдавать знатное свое происхождение и отшучивался:

— Зовите меня Принесенный Штормом.

Теперь, после песни, исполненной музыкантами, ему еще труднее стало раскрыть свое имя.

* * *
— Там, за небольшими горами, на скалах над морем громоздится другой замок. Имя его — Изенштайн. По сравнению с нашим он словно взрослый рядом с ребенком. То родовой замок исландских королей. И проживает в нем наша королева — сама дева Брюнхильда. Возможно, ты, Принесенный Штормом, задумал посостязаться с нею в воинском искусстве? Возможно, возмечтал, победив ее, сделаться королем Исландии? Как добрые друзья, мы советуем тебе, отдохнув ночью в нашем замке, наутро повернуть своего неистового белого коня назад. Потому что не было и не будет на свете мужа, способного одолеть нашу королеву. Лишь наивные чужеземцы не знают об этом — так говорили Зигфриду.

Коня своего, Грани, он накормил добрым овсом, оставил в стойле под крышей, а сам растянулся на жестком соломенном тюфяке, положенном на каменный пол в гостевых покоях. Утром же, оседлав Грани, он направил его в сторону невысоких гор.

Чужое королевство было ему ни к чему. Жениться на незнакомой деве он не стремился. Но взглянуть на нее, на родовой королевский замок был не прочь.

Горы оказались не так близки, как виделось это сначала. К полудню он достиг их. На каменистых осыпях росла жесткая белесая трава, редкие кусты вцеплялись корнями в землю.

Неожиданно на покатой вершине, под крепким, но искривленным ветрами дубом, он увидел лежащего юного витязя.

Сначала Зигфрид заметил двух хищных птиц. Одна сидела на дубе, другая, слетев с ветки, приземлилась под деревом. Когда Зигфрид приблизился, птица, забравшись на грудь лежащего юноши, прицелилась, чтобы клюнуть его в лицо. Он слышал, что птицы эти у павших в бою первым делом выклевывают глаза.

Зигфрид отогнал птицу копьем, и она, злобно крича, взлетела на дерево.

Он сошел с коня, еще не зная, что сделает дальше — или предаст погибшего молодого воина земле, или по каким-нибудь приметам станет искать его родственников, чтобы передать им тело.

Странно, но ни крови, ни следов боя Зигфрид не заметил. Доспехи юноши были целы. Он так и лежал — в шлеме, в латах, в боевых рукавицах. Рядом, ближе к дубу, был воткнут в землю меч с рукоятью, красиво отделанной драгоценными изумрудами. Здесь же валялось копье с длинным и толстым древком, которое могло принадлежать лишь человеку богатырской силы.

Зигфрид нагнулся над мертвым, и показалось ему, что юноша не убит, жив. Он дотронулся до его щеки. Щека была теплой.

— Проснись! Тебя едва не склевали птицы! — радостно воскликнул Зигфрид и рассмеялся.

Но юноша не шевелился.

Точным движением Бальмунга Зигфрид вскрыл на груди лежащего доспехи, снял с него шлем и замер в изумлении. Перед ним лежал вовсе не юный воин-муж, а дева. Длинные белые волосы спадали с ее головы.

«Да тут вся страна полна девами-воительницами!» — то ли подумал, то ли проговорил вслух Зигфрид.

Пояс, расшитый жемчугом и драгоценными каменьями, крепко охватывал ее тело. Зигфрид собрался было расслабить пояс, чтобы та, что лежала без чувств, могла вздохнуть свободно, но дева неожиданно встрепенулась и воскликнула грозно:

— Остановись! Если тебе дорога жизнь, не прикасайся ко мне и к моему поясу!

— Уже остановился. — Зигфриду были смешны ее угрозы. — Сначала я отгоняю от тебя птиц, которые собирались выклевать твои глаза, потом привожу тебя в чувство, — сказал он, улыбаясь, — ты же кричишь на меня, словно я презреннейший из рабов, а ты — королева здешней земли.

— Так это ты снял с меня шлем и латы? — удивилась дева. — Что со мной было? Давно ли я здесь лежу? — Дева уже сидела и удивленно оглядывалась.

— Если птицы приняли тебя за убитую, значит, давно.

— Кто же ты? Я не встречала тебя среди витязей Исландии. Или ты чужеземец? Тогда назови свое имя, страну.

Зигфрид хотел было вновь скрыть свое имя, но постыдился обманывать деву.



— Я — Зигфрид из Нидерландов.

— Зигфрид… — задумалась дева. — Уж не тот ли ты Зигфрид, который недавно убил Фафнира? Да, тот тоже был Зигфрид из Нидерландов. Я слышала о нем недавно. Он в одиночку вступил в бой с этим чудовищем и поразил его своим мечом. И еще, я помню, говорили, что скоро ветер и волны принесут его к нашему берегу.

— Считай, что уже принесли. — Зигфрид продолжал улыбаться. — Теперь, когда я назвал свое имя, назови и ты мне свое. По-видимому, ты одна из тех дев, которые сопровождают вашу королеву?

Дева удивленно посмотрела на него и согласно кивнула:

— Ты угадал, Зигфрид из Нидерландов. Я — одна из тех дев. Но что же случилось со мной? Рассказывают, где-то здесь растет ядовитый куст, и возможно, меня отравили его ароматы. Тебе же, витязь, я благодарна: ты оберегал мой покой, пока я лежала, не способная шевельнуться. Теперь ты свободен, отправляйся к замку. Видишь, вдали, внизу, скачут всадники. Это разыскивают меня. Ты же исполни то, что задумал.

— Я ничего не задумывал и здесь лишь для того, чтобы взглянуть мимоходом на замок, на королеву Брюнхильду и отплыть к своему дому.

— Разве ты не желаешь сравниться с королевою силой? Разве не для этого ты прибыл на нашу землю?

— Повторяю, дева: я на вашей земле случайно. Меня принес шторм, и сегодня я собираюсь отплыть домой.

— Ты, который победил чудовищного Фафнира, неужели испугался состязания с девой?! Да из всех женихов, приплывавших в нашу страну, ты, пожалуй, единственный, кто был бы достоин стать мужем Брюнхильды. Ты первый рыцарь из встреченных мною, который не мечтает стать королем.

— Зачем? — Зигфрид вновь улыбнулся. — У меня уже есть свое королевство. Что мне толку в чужом?

— И все же послушай совета, Зигфрид из Нидерландов. Отправляйся к королевскому замку и испытай свое счастье.

— Каждый, кого я встречал прежде, давал мне другой совет — скорей отправляться домой. Меня уверяли, что нет на земле мужа, способного одолеть вашу королеву. У меня нет желания жениться немедленно, к тому же с девами я не привык сражаться.

— Королева несчастна, витязь. Я раскрою тебе одну из ее тайн. Древние боги одарили ее силой, и потому никто не победит ее в открытом бою. Но ведь и копье можно бросить не в полную силу, так же как и метальный камень. И если нашелся бы честный витязь, которому она смогла бы доверить свою судьбу, свое королевство, не сомневайся, он выиграл бы состязание с нею.

— А потом он сделался бы беспомощной игрушкой в руках богатырши. Возможно, есть мужчины, готовые и на это, лишь бы заполучить королевство, но я с такими незнаком.

— Ты хорошо сказал, Зигфрид из Нидерландов. Я раскрою тебе и вторую тайну моей королевы, о которой не знает никто. Вся ее сила, та, что дали древние боги, — в таком вот поясе. И дева коснулась того самого пояса, который хотел расслабить Зигфрид, когда она лежала на земле. Сделавшись женою и сняв с себя этот пояс, королева навсегда лишится могучей своей силы, станет самой обычной женщиной. Еще и поэтому необходимо, чтобы мужем ее и королем Исландии стал лишь достойный. В последний раз советую тебе: отправляйся к королевскому замку, испытай свое счастье. Быть может, ты — единственный, кому королева захочет отдать свою любовь. Прощай же, витязь, и не стой здесь около меня, к нам уже приближаются. А вечером не удивляйся ничему из того, что увидишь.

Зигфрид вскочил на своего Грани и направил его по узкой тропе туда, где вдали, у края моря, виднелся силуэт королевского замка.

По другой тропе к деве поднимались всадники. Отчего-то она не хотела, чтобы Зигфрид встретился с ними.

Горные тропы так причудливо вьются, что порой виденный далеко сбоку неожиданно оказывается на твоем пути. Спускаясь, Зигфрид встретился с группой всадников, которых поджидала дева. Всадники были при полном боевом снаряжении, словно шли на войну.

— Откуда ты, витязь? И если с вершины, то скажи нам, не встречал ли ты там королеву? — спросили они озабоченно. — Ее лошадь вернулась к замку одна, королева же исчезла.

— Я Зигфрид из Нидерландов и королевы наверху не встречал. Но там была дева из ее окружения. Она лежала без чувств, я даже принял ее за мертвого воина. Когда же она пришла в себя, то решила, что надышалась запахов ядовитых трав или кустов. Она видела вас и поджидает там, на вершине.

— Это она! — воскликнул старший, и все заспешили наверх по тропе, не обращая больше внимания на Зигфрида.

«Что ж, бывает, что и королевы прикидываются просто девами, — подумал Зигфрид, — я ведь тоже вчера не назвал свое имя».

Скоро он приблизился к замку. Замок возвышался над морем, а ближе была бухта, и в ней слегка покачивались на волнах ладьи, большие и маленькие, с мачтами высокими и покороче, челны-долбленки.

На берегу перед королевским замком, на морской гальке, он встретил того же старика, которого увидел первым, сойдя на эту землю.

— Привет тебе, Принесенный Штормом! Ты бросил свою ладью, а сам отправился повидать королеву. Я решил перегнать твой корабль поближе. А здесь все в большой тревоге: королева исчезла с утра, конь же ее вернулся один.

— Я встретил ее на вершине, и скоро она будет здесь. Тебе же я благодарен за ладью и сейчас отплываю домой.

— Скажи, юный чужеземец, под каким именем мне тебя вспоминать?

— Зови меня Зигфрид из Нидерландов.

— Я уже догадался, — радостно ответил старик.

— Там, на вершине, я раскрыл свое имя и королеве. Если она спросит тебя обо мне, передай ей сердечный поклон. Тебе же скажу, что мне пока рано думать о семейном уюте и потому я отплываю к другим берегам.

С этими словами Зигфрид ввел верного Грани на корабль и столкнул судно с прибрежной гальки.

* * *
Море стало спокойным. Зигфрид направил ладью в сторону полуденного солнца и скоро достиг нового берега. Берег обрывался высокой скалистой стеной. Закинув голову, Зигфрид видел ее вершину и прямые гибкие сосны, устремленные к голубому небу.

Он вел ладью вдоль берега, пока не увидел крутую тропу, которую проделали то ли люди, то ли животные. По этой тропе он и поднялся, ведя коня за собой, и отправился по незнакомой суше вдоль моря, надеясь узнать дорогу в сторону своего королевства.

Несколько раз Зигфрид ночевал у добрых хозяев, у которых находилась крыша и для него, и для коня. Иные ночи заставали его вдали от жилья, и вместе с конем они чутко спали в лесу. Дважды на него нападали бродяги, но, сраженные им, просили пощады. Чаще на тропу выходили разъяренные звери. Это были то медведь, то вепрь. Чтобы не забыть региновскую науку, он вступал с ними в единоборство безоружным, а поборов, подвешивал к толстым ветвям деревьев.

Он проехал немало лесов и полей, пересек несколько стран и однажды, когда выехал на широкие чистые луга, увидел впереди гору. Справа гора обрывалась в море. На вершине ее стоял большой замок, а под горой толпились, спорили, размахивая руками, воины. Все они были высокого роста, при полном боевом вооружении.

Воины тоже заметили Зигфрида и стали радостно звать его. Двое из них отличались осанкой и дорогими одеждами.

— Приветствуем вас, благородный витязь! Уж не вы ли — тот самый Зигфрид, сын короля Нидерландской страны, о которой никто из нас не знает, где она находится, но все знают, что далеко? Не вы ли — победитель чудовищного дракона, и не вы ли развешиваете в наших лесах медведей и вепрей?

— Да, Зигфрид из Нидерландов — это я. Буду рад услужить доблестным рыцарям, если нужна моя помощь.

— Помощь ваша нам необходима, благородный Зигфрид, — обрадовались бойцы в роскошных одеждах. Мы — короли нибелунгов, Шильбунг и Нибелунг. Вы находитесь на нашей земле. Да будет вам известно, витязь, что нибелунги отличаются от других людей своим мужеством, ростом и силой. Но теперь речь не о том. Здесь, в горе, под замком, мы прятали клад, равного которому нет на земле. Видите эти россыпи драгоценных камней, груды золотой утвари? Говорят, что на сокровищах этих лежит страшное проклятье, и всякого, кто завладеет ими, ждет погибель. Но мы не верим преданиям. Помогите нам разделить клад поровну, и мы вознаградим вас. Мы доверяем вам, потому что рассказы о вашем благородстве и мужестве сегодня известны всякому.

* * *
Знал бы Зигфрид, сколько несчастий принесут эти сокровища, сколько прервут они рыцарских жизней, ни за что бы к ним не приблизился.

До заката Зигфрид делил драгоценности. Ночью воины жгли костры, стерегли золото и следили друг за другом. С утра они снова принялись делить богатство. Лишь к середине третьего дня клад был разделен. Нибелунги казались довольными.

— Примите в благодарность от нас этот меч, — предложили оба брата, — он сделан из чистого золота.

Но в тот момент, когда Зигфрид уже сел на коня, одному из королей снова показалось, что его доля меньше.

— Вы сговорились с Зигфридом ночью и обманули меня! — вскричал он, хватаясь за меч.

— Нет, это вы сговорились с Зигфридом, и вы меня обманули! — рассвирепел второй и тоже выхватил меч.

— Одумайтесь, короли, надо ли мне обманывать кого-то из вас!

Если бы короли не обнажили свои мечи, они остались бы живы и продолжали бы владеть своим богатством. Но обида объединила их, и оба они бросились на Зигфрида. А впереди них — королевская стража, двенадцать богатырей, которые прежде держались поодаль.

— Защищайтесь, вероломный путник! Мы проверим, тот ли вы, за кого себя выдаете. Сдается, вы не Зигфрид, а обманщик и трус!

Зигфрид выхватил свой широкий Бальмунг и увидел, как с вершины горы уже скачет войско на помощь своим королям. Впереди с копьем на изготовку мчался воинственный карлик.

* * *
Прежде Зигфрид никогда не убивал людей. Но ему говорили и его учил Регин, что убить врага в открытом бою — доблесть для витязя.

Однако в его королевстве не было воина, замыслившего в учебном турнире всерьез сразиться с королевским сыном. Недавно в дороге он сбил несколько бродяг на землю, но сохранил им жизнь.

Здесь же двенадцать великанов-богатырей, двенадцать испытанных бойцов хотели лишь одного — убить поскорее его, Зигфрида. И он оборонялся как мог, как учил его Регин. А Регин учил сразу переходить в атаку. Только гибель этих двенадцати могла спасти Зигфрида. И он рубил им головы одному за другим.

— Да от него удары отлетают, как от железного! — закричали бойцы, когда их осталось лишь двое. Но и они скоро упали замертво.

Войско, мчащееся с горы, было уже близко, когда с обеих сторон на него набросились сами короли. Ведь Зигфрид, словно муравьев, поубивал их лучших воинов, и теперь они сами жаждали расправиться с героем.

Но тяжелый Бальмунг опустился на голову старшего и раскроил ему шлем. Тем временем Зигфрид повернулся к младшему королю, ударил его и бросил взгляд на спешащее войско.

Войско уже не спешило. Оно замерло, словно одеревенело. Еще никогда на их глазах одиночка не добивался такой победы.

Не давая воинам и мгновения поразмыслить, Зигфрид помчался навстречу воинственному карлику. Но тот отчего-то повернул коня и бросился назад, к вершине.

Опередить Грани было невозможно. Белой молнией вознес он на гору Зигфрида и сшиб с лошади карлика. Карлик схватился было за меч, но Зигфрид обрушился на него сверху, подмял под себя, как подминал медведей. Карлик был могуч, сопротивлялся, не желая сдаться, но Зигфриду удалось связать его.

Войско нибелунгских королей стояло не двигаясь. Потом воины посовещались, и трое рослых пожилых бойцов, вложив мечи в ножны, подъехали к Зигфриду. Приблизившись, они соскочили с коней и глубоко поклонились ему.

— Открой нам, могущественный витязь, свое имя. Мы готовы верно служить тебе. Владей нашими замками и землями, владей всем, что принадлежит нам. Потому что не было на земле воителя, победившего в открытом бою королей нибелунгов.

— Я — Зигфрид из Нидерландов. И у меня не было мысли убивать ваших королей, если бы они первыми не обнажили мечи. А теперь осталось лишь с честью захоронить их.

— Зигфрид из Нидерландов, победитель Фафнира! — вскричал пораженный карлик. — Уступить такому витязю — не позор. И я тоже клянусь до конца жизни быть твоим верным слугой. Повелевай нами, наш господин! Теперь ты будешь прозываться нибелунгом.

Зигфрид распорядился вернуть клад в пещеру, засыпать вход землей, а карлику, которого звали Альбрих, неусыпно его стеречь.

— А ты не боишься, витязь, той дурной славы, которая ходит за этим кладом? — спросил осторожно карлик. — Хотя, возможно, пока он заперт в пещере, злые силы не столь опасны для владельца сокровищ.

— Я тоже так думаю, — рассмеялся Зигфрид.

* * *
Альбрих вовсе не походил на старого Регина, хотя тоже был богатырского сложения, но лет ему было намного меньше.

— Поднимемся на гору, войдем в замок, и я передам тебе еще одну тайну, — сказал Альбрих, когда они остались вдвоем. — Я поклялся верно тебе служить и потому открою ее. Быть может, ты решил, что я с перепугу бросился от тебя на гору? Тогда ты ошибся, отважный Зигфрид. Если бы твой конь не был так скор, я опередил бы тебя, и неизвестно, кто стал бы победителем в нашем бою. Тайна, которую я тебе раскрою, — плащ-невидимка. С виду его трудно назвать роскошным. Однако надевший его становится невидимым для врага и для друга, для отца и для жены. Сила же такого воина удесятеряется. Только тебе, столь доблестному и столь юному, может быть передан этот плащ. С обычным, земным человеком ты справишься и без него. Но если ты вступишь в состязание с силами неземными — надень его, и победа будет твоей. Я же теперь буду стеречь клад и ждать новых вестей о твоих подвигах.

* * *
В Ксантене, столице Нидерландов, горевали королева-мать Зиглинда и король-отец Зигмунд. Они остались одни без любимого, единственного сына, и некому было успокоить их старость, некому было передать королевство.

Иногда к ним приходили странные вести из далеких земель. Какой-то знаменитый витязь назвал себя Зигфридом Нидерландским и совершал подвиг за подвигом. Но что это был за рыцарь и был ли это их сын — никто сказать не мог.

Иные вассалы убеждали их оставить наивные мечты. Они твердили, что королевич так и не образумился, что давно уже сложил он голову на чужой стороне, стал добычей лихих людей или дикого зверя. Они советовали подумать о новом наследнике.

— Но шпильманы пели на прошлой неделе о Зигфриде, — отвечал им отец-король. — Ему, сразившему самого Фафнира, королева ледяной земли Исландии предложила свою любовь. Жаль, они не знают конца этой истории.

— Эти бродяги готовы спеть что угодно, лишь бы получить доброе угощение, — возражали некоторые из вассалов.

— Пока не увижу тело родного сына, принесенное на щите, буду думать, что он жив! — говорила королю королева. — Он вернется, наш Зигфрид. Я верю!

И Зигфрид вернулся.

Он промчался по улицам столицы на белом своем коне. Платье его обветшало и было истерзано, но слава, которой он был окутан, сияла ярче самых дорогих одежд.



Пир, устроенный королем в честь возвращения сына, длился семь дней. Король и королева награждали гостей подарками, и каждый был счастлив полюбоваться на знаменитого витязя.

— Не пора ли теперь подумать о судьбе королевства, — заговорили важнейшие из вассалов после пира, — Не всякой стране выпадает удача, когда отец может передать трон столь доблестному сыну, чаще трон достается безвестным юнцам.

— Покаживы отец и мать, мне не нужна корона! — воскликнул Зигфрид. — Довольно того, что я охотно заменю родителя, если у страны объявится враг.

— Тогда королевичу надо подумать о невесте, — не успокаивались вассалы. — Довольно искать славу на чужой стороне. Пора заняться государственными делами. И для королевской семьи нет важнее занятия, чем женитьба, воспитание сына. Мы готовы представить во дворец сотню юных невест из лучших родов.

Так говорили вассалы. И они были правы. Но не догадывались, чем кончится этот разговор.

— Я уже выбрал ту, на которой мечтаю жениться, — ответил Зигфрид.

— Назови ее имя, и завтра мы отправимся за нею.

— Прекрасная Кримхильда, бургундская королевна. В какой бы стране я ни был, всюду славили ее красоту и нрав. Только Кримхильду хочу я видеть своею женой.

— Но это невозможно! — заволновались вассалы. — Бургунды — опасные воины. Они горды и спесивы. Мы готовы сосватать любую невесту, но только не молодую бургундку.

— Сын, наши друзья правы, — сказал печально отец, — знание жизни говорит их устами. Три юных воинственных короля правят Бургундией. А могучий Хаген, ревнивый хранитель их чести, стоит сотни вассалов, вместе взятых. Или ты не слышал об этом? И если не хочешь осиротить своих подданных, одумайся. Выбери другую невесту. Я, твой отец, прошу тебя. Прекрасных девиц много в любой стране, ты же у нас — один.

— Да что мне за дело до их Хагена! — И Зигфрид рассмеялся. — Не захотят отдать невесту добром, возьму ее силой. А в придачу к невесте и все их королевство!

— Опасные слова! — проговорил отец, нахмурясь. — Надеюсь, они не долетят до бургундов. Иначе тебе вовек не видать Кримхильды. Ты не знаешь их силы. А наше королевство не готово к войне. Выбери другую невесту! И потом, лишь в дикие времена захватывали невест силой.

— Нет, дорогой отец! Уж лучше я вовсе не женюсь, чем возьму кого-то другого. Только с Кримхильдой я буду счастлив, я чувствую это. Только ее я мечтаю видеть женой.

* * *
Король-отец сдался. Он хотел набрать по стране лучших воинов для надежной охраны сыну. Но сын ответил, что идет он не в военный поход и большой отряд ему ни к чему. Достаточно и двенадцати витязей.

В тот же час об опасном сватовстве узнала мать. Ей стало страшно. Но сын утешил ее как мог и просил лишь об одном — одеть его будущих спутников в лучшие одежды, чтобы им завидовали знатнейшие рыцари, чтобы без стыда все они предстали перед бургундским королевским двором.

Королева-мать призвала лучших мастериц, снабдила их лучшими тканями и дорогими украшениями. Король-отец заказал новые ратные доспехи: кольчуги, шлемы, щиты. Их отделывали золотом. А королевскому сыну готовили отдельный щит — с золотой короной.

Наконец отряд был собран и предстал перед королем. Даже вьючные лошади, на которых крепили дорожную кладь, отличались особой статью. Солнце отражалось в щитах, убранных драгоценными камнями, и в звонких шлемах. Лихие скакуны нетерпеливо косились на своих седоков, ждали команды, чтобы устремиться в путь.

Двенадцать воинов, двенадцать молодых рослых красавцев смотрели влюбленными глазами на Зигфрида и тоже с нетерпением ждали команды.

На проводы собрался весь двор. Матери печально вздыхали, стараясь удержать слезы. Даже сама королева была невесела и улыбалась через силу.

— Не печальтесь! — сказал им Зигфрид. — Не тревожьтесь за нас понапрасну, в обиду мы себя не дадим! Готовьтесь встречать невесту.

ГЛАВА ВТОРАЯ из которой любезные читатели узнают о том, как Зигфрид сначала попытался отнять у Бургундских королей королевство вместе с сестрой, но потом сделался их лучшим другом

Что же это — спала она или только на мгновение прикрыла глаза, а уже снова лежит без сна и думает ни о чем и обо всем сразу?.. И смотрит с постели в окно на небо. А небо теряет ночную черноту, сереет…

Кримхильда любила смотреть в открытые окна на город, по звукам узнавала, чем он живет. Только и было у нее занятие теперь, что в окна смотреть, — такое она придумала развлечение.

Ночные стражи пошли в последний обход. Всю ночь тяжело и громко вышагивали они вокруг дворца, перекликались, пели одну и ту же протяжную ночную песню, призывая горожан к покою и сну, а дурных людей — забыть о злых замыслах. Теперь, в последнем обходе, они запели утреннюю песню, повеселее, и эта песня будила оружейников, поваров, сапожников, портных, всех горожан.

Во дворце еще тихо, только она не спит — незаметно выглядывает в окно. На сторожевых башнях протрубили в рог и ударили в утренний колокол.

Медленно открылись городские ворота, и поднялась кованая решетка.

С другой стороны ворот уже столпилась вереница повозок. Сельские жители просыпаются раньше городских, чтобы везти съестные припасы для города. И если посмотреть из окна в боковой стене, можно их увидеть. Девушек с молоком в кувшинах, парней с корзинами, а в корзинах — еще живые, вытащенные вечером из Рейна, трепыхающиеся рыбины, в других корзинах — виноград, яблоки. А на повозках — мясо, коровьи, бараньи, козьи туши, прикрытые зелеными травами, крапивой, или горячий, только что испеченный хлеб. И весь этот товар люди торопятся завезти в город, а там у разных домов их ждут уже слуги, быстро все разберут, и следующим утром новая вереница селян будет собираться в туманных сумерках у городских ворот.

Она была девочкой и жила свободно, вольно. Каждый день ее вывозили за город — побегать по просторным лугам, поплескаться у песчаного берега в Рейне. И подружки играли с ней вместе. Сколько они смеялись тогда, веселились! А теперь все ушло. Она, королевна, принцесса, — словно пленница в своей стране. Все ей теперь нельзя. Каждый шаг нужно делать по правилам. А лучше всего — сидеть в покоях и заниматься рукоделием с придворными дамами. Дожидаться, пока какой-нибудь принц не пожелает на ней жениться. Вот тогда, если братья сочтут принца достойным, она станет хозяйкой, но уже не в своей, а в чужой стране. Пока же лишь несколько еще незамужних подруг остались в ее окружении. Вместе день за днем занимаются они рукоделием, поют песни о героях, девах и женихах. А потом она смотрит в окно, как город живет, — вот и весь ее день.

* * *
Недавно у нее появилась тайна. Здоровенный рыжий веселый парень, пекарь, проходя мимо, вдруг забросил прямо ей в окно горячую круглую пахучую булочку. И как он догадался, что она стояла в тот миг у окна! Она поймала ту булочку, и душа ее повеселела. И на другое утро парень снова забросил в ее окно булочку, и на третье.

Кримхильда уже подумывала, не бросить ли ему в ответ золотое колечко.

Вот и теперь, после того как горожане по узким улицам прогнали к воротам свой скот — коров, свиней, коз, — чтобы они паслись до вечера на лугах за крепостными стенами, должен был появиться веселый булочник. Но вдруг главная улица, от ворот к королевскому дворцу, заполнилась топотом конских копыт, людскими окриками, и во двор перед дворцом стремительно въехали молодые витязи.

Их было больше десятка. Красавцы кони вынесли их на середину двора и резко замерли. Их шлемы, щиты отражали солнце и слепили глаза. Их одежды были богато расшиты — такие братья ее надевали только по торжественным дням. Впереди на белом коне гордо сидел красивый могучий юноша, и конь танцевал под ним. Юноша тихо скомандовал, и все его рыцари спрыгнули на землю. А гордый витязь, словно догадываясь, словно видя сквозь каменные стены, заглянул прямо в ее окно, в ее глаза, в ее душу, и Кримхильда почувствовала, что сердце ее сладостно дрогнуло.

* * *
«Так вот он каков, дворец, где проводит свои дни красавица принцесса, — не беднее моего», — подумал Зигфрид и сошел на ровные розоватые камни, которыми был вымощен королевский двор.

Сразу его обступили незнакомые юные рыцари, оруженосцы, прислуга. Одни учтиво кланялись, другие хотели узнать о цели приезда, третьи пытались взять под уздцы лошадей, чтобы отвести их в стойла.

Грани резко мотнул головой и сделал шаг в сторону. Еще ни одной руке, кроме хозяйской, не подчинился он.

— Где ваш король, ваш Гунтер? Я хочу его видеть, — проговорил Зигфрид, ответив на учтивые поклоны. — Лошадей не уводите. Они могут нам пригодиться сразу.

— Король во дворце. Он недавно поднялся и беседует со своими вассалами в большом зале, — ответили Зигфриду.

И тут же несколько человек поспешно бросились во дворец, чтобы доложить о знатных гостях.

* * *
— Посольство? Это интересно! — обрадовался король Гунтер. — От какого короля?

В большом зале вместе с братьями и несколькими приближенными он советовался, не начать ли объезд вассальных земель.

— Нам неизвестно, ваше величество, откуда они, однако по их богатым уборам можно судить об их знатности.

Гунтер подошел к окну. Приезжие были ему незнакомы.

— Какой прекрасный белый конь у их предводителя. Видимо, это посольство. Жаль, что Хаген с утра в своих палатах. Пошлите за ним, пусть скорее явится во дворец. Надеюсь, он подскажет нам, кто они, эти люди, так нарядившиеся, чтобы предстать перед нами. И объявите гостям, что король их скоро примет. А Хагена попросите подъехать с другого, непарадного входа.

* * *
Хаген, окруженный своими людьми, прибыл немедленно.

— Мой король, что за срочные дела?

— Взгляните, Хаген, в окно. Знакомы ли вам наши гости? Кто они и откуда?

Хаген всматривался недолго.

— Все они мне незнакомы, это я вам скажу твердо. И не могу предположить, откуда они. По их одеждам, доспехам можно заключить, что они — или посланцы королей, или сами короли. Но главный у них — тот, что на белом коне. Взгляните на него, мой король, это — Зигфрид, и больше никто.

— Сам Зигфрид? Вы уверены в этом? — удивился Гунтер.

— Да, я уверен, мой король. Я не встречал его никогда, но узнал бы сразу. Да и вам знакомы истории о нем и его белом коне. Шпильманы только и поют о подвигах, которые он совершил в разных концах земли.

— В таком случае я сам выйду во двор встречать его и окажу почести, достойные короля.

— И не ошибетесь, мой государь, ведь кроме подвигов за ним несметные сокровища нибелунгов и все Нидерландское королевство. Для нас было бы полезно с ним подружиться.

* * *
Зигфрид продолжал терпеливо стоять посреди двора, придерживая Грани. За спиной у него переговаривались спутники.

— Не слишком ли долго нас заставляют ждать? — проворчал кто-то из них.

Зигфрид не ответил ему, даже не повернул головы. Молчание его и было ответом.

Наконец из парадных дверей вышли три брата-короля, за ними — Хаген, его племянник Ортвин Мецский, другие прославленные воины Бургундского королевства.

— Счастлив видеть у нас в гостях доблестного Зигфрида, — приветствовал посольство король Гунтер, спустившись с высокого крыльца. — Я немало наслышан о ваших великих подвигах. Некоторые считают рассказы о них небылицами, но я-то знаю, что для истинной доблести нет преград. Надеюсь, я узнаю, что привело в наше королевство столь знаменитого витязя?

— И я рад видеть вас, король, и ваших храбрых рыцарей. У меня нет от вас тайн, и я скажу, почему предстал перед вами. Говорят, при вашем дворе служат самые благородные и отважные мужи. Но никто из них не может сравниться благородством, умом и отвагою с вами. Потому именно вам, король, я предлагаю честный поединок. Сразимся здесь же, на глазах у ваших рыцарей. И если вы победите меня — мое королевство у ваших ног. Но если побеждаю я — ваше королевство переходит ко мне и ваши вассалы становятся моими вассалами. Надеюсь, вас устроят такие условия, король?

Зигфрид еще не договорил, а юный Ортвин, племянник Хагена, уже схватился за рукоять меча:

— Что за дерзость! Если каждый приезжий невежа!..

Следом за ним и другие рыцари схватились было за мечи.

Но Хаген, который не прощал даже мелкой обиды, сейчас был удивительно спокоен и лишь поморщился.

— Остановитесь! — тихо скомандовал он. И еще тише добавил: — Не здесь и не сегодня.

А король Гунтер даже не понял сначала предложения Зигфрида, так неожиданно оно было.

И тогда Гернот, средний из братьев, выступил немного вперед и миролюбиво проговорил:

— Но послушайте, Зигфрид, наше королевство досталось нам по праву от наших родителей, и мы не хотим его терять…

Этого Ортвин стерпеть уже не мог.

— Да что я слышу от своих королей! — воскликнул он возмущенно. — Если мои короли не могут или не хотят постоять за свою честь, то я один постою за честь Бургундского королевства! И при вас накажу этого наглеца!

Был он почти так же высок и могуч, как Хаген.

Но Зигфрид лишь презрительно глянул на него:

— Здесь разговаривают короли, а ты — всего лишь простой вассал.

Услышав это, и Данкварт, юный отважный боец, младший брат Хагена, схватился за меч.

— Рыцари Бургундии! Станем ли мы терпеть поношение нашей чести!

И снова Хаген, сжав зубы, тихо скомандовал:

— Уймитесь! Зигфрид — не тот, с кем можно испытывать судьбу в открытом бою! — И уже громче, для Зигфрида и королей, проговорил: — Да будет вам, Зигфрид! Я так давно мечтал увидеть вас вместе с вашим скакуном! И нет больше счастья для нас, чем быть вашими друзьями!

— И то правда! — повторил его слова Гунтер. — Станьте лучше нашим другом. Зачем эти распри? Для друга я готов сделать все, чего бы он ни пожелал. Все, что есть в моем королевстве, я готов поднести вам в знак дружбы. Эй! — скомандовал он слугам. — Скорее вина для наших гостей!

Слуги словно только и дожидались этой команды, а быть может, и в самом деле дожидались: они высыпали во двор с кубками, стали обносить гостей и хозяев вином.

Затем знатных гостей отвели в покои, чтобы они привели себя в порядок с дороги, и тут же пригласили их за роскошно накрытый стол, усадили на почетные места. И пир продолжался весь день.

* * *
А вечером при факелах предложил Хаген устроить дружеский показательный бой. Уж сколько благородных мужей полегло от меча его в этих боях! Но Зигфрид не знал об этом и согласился.

Витязи во дворе встали в широкий круг, и Хаген вынул свой меч. Меч был длинен, тяжел. Его знали все в королевстве. Но когда блеснул в свете факелов Бальмунг, показался меч Хагена детской игрушкой. И зрители удивленно вздохнули.

Бойцы только сошлись, не успев даже скрестить мечи, как вдруг откуда-то сверху, словно с неба, послышался окрик-предупреждение:

— Берегись!

И в тот же миг ударила в спину Зигфрида неизвестно откуда и кем в темноте пущенная стрела. Другого такая стрела успокоила бы навсегда. Но, ударившись о спину Зигфрида, она, будто спина та была из камня, отлетела под ноги зрителям и упала бессильно, как тростинка. А Зигфрид вышел на бой без кольчуги.

И зрители вновь удивленно вздохнули.

Зигфрид даже не заметил этой стрелы. Он был увлечен боем. Только бой длился недолго. Его меч с огромной скоростью, распарывая воздух, нарисовал несколько невозможных фигур, ударил по мечу Хагена. Меч Хагена отлетел в сторону, прогремел по камням. И Хаген положил щит на землю. Впервые, сколько помнили воины Бургундии, он признал себя побежденным.

Лишь когда-то, в ранней юности, уйдя вместе с Вальтером Испанским от гуннов и встретившись с воинами, он отказался от боя, не стал защищать спутника и, сев на щит, наблюдал за сражением. Но то было в ранней юности, а встреченные воины были его родственниками. С тех пор никто никогда не побеждал его ни в одном бою.

Другой бы не стерпел позора, полученного на виду у всех. Но Хаген был спокоен, засмеялся весело, дружелюбно.

Не спеша, с достоинством он поднял с камней свой меч и проговорил:

— От такого воина, как Зигфрид, даже потерпеть поражение — великая честь! И я рад приобрести столь отважного друга.

Все снова вернулись в зал, куда слуги успели внести новые вина и перемену блюд.

К концу ночи, когда все расходились спать, Хаген сказал негромко племяннику своему Ортвину:

— Сам дьявол не мог бы научить лучше боевым приемам этого нидерландца. Ты уж не задирайся, сожми зубы и стерпи, улыбаясь. А еще мудрее — с ним подружиться. Ты пойми, иметь его другом полезнее, чем врагом. Я это и королям советовал, и Данкварту объясню.

— Не стану, никогда не буду терпеть унижение! — ответствовал Ортвин. — Лучше гибель, чем бесчестье!

— Я тоже так думал, пока не оказался заложником у короля гуннов. Не всякую победу берут в открытом бою.

Рано утром наглый рыжий булочник взял из корзины булку и метнул в окно королевне.

Кримхильда не стала ловить ее — что еще за глупости!

Она думала о Зигфриде.

Булка провалялась на полу. Потом явилась прислуга и вымела ее прочь.

Если бы знать, что могучий рыцарь на прекрасном белом коне примчался из своей страны за нею!..

Она смотрела в окно и не могла понять, что за дело привело к ним этого рыцаря с его роскошно одетой свитой.

Сверху ей было хорошо видно, как вышли братья в окружении бойцов. Братья были почтительны, приезжий витязь — тоже.

Однако Ортвин сразу схватился за меч. И другие воины мгновенно встали вокруг ее братьев, словно братьям грозила смерть. Только Хаген, зарубивший у нее под окном не один десяток гостей, был непривычно миролюбив.

А потом вдруг все повеселели и отправились в зал пировать.

Вечером же при факелах она раньше всех увидела летящую в спину гостю стрелу и вскрикнула, хотя и знала, что не успеет предупредить. Но чудо: стрела отскочила от спины и упала бессильная.

* * *
— Матушка, что за гость к нам странный приехал? — спросила Кримхильда королеву Уту, когда они днем сели за рукоделие.

— И то думаю, что странный, — ответила королева-мать. — Я Хагена о нем расспросила.

— И что же? Кто он, откуда?

— Говорит, из Нидерландов, тамошний королевич. Но дело не в этом: ведь он — сам Зигфрид. Хаген сразу его узнал, хотя никогда и не видел. Хаген сказал: удача тому королевству, которое приобретет в друзья Зигфрида, потому что другого такого воина мир не знает.

— Сам Хаген это сказал? — удивилась Кримхильда.

— Так и сказал. И на нашего медведя нашелся лев. Только не знаю, к добру ли на самом деле его приезд. Душа моя чувствует: будут у нас несчастья.

— Да от чего же, матушка?

— Слишком он странный, этот Зигфрид, мало ли что ему на ум взбредет.

— Знаменитые люди часто кажутся странными, и незнакомые — тоже.

— Едва приехал, сразу стал вызывать на бой. Никто его не задел, не обидел, ему почет оказывают, а он — драться. Гунтеру говорит: «Сразимся, а не то отниму у вас королевство». Это ему что же — игра веселая королевствами?!

— Да как он посмел! Это же наше королевство! А Хаген почему смолчал? Я сама в окно видела, как он сначала молчал, а потом и других останавливал! Так унизить всех нас! Если этот Зигфрид появится под моими окнами, я прикажу вылить на него кувшин кипятка.

— Не торопись, дочь! Есть у меня о нем одна догадка. Но пока помолчу.

— Неужели это не Зигфрид, а разбойник? Ограбил Зигфрида, надел на себя его одежды, явился со своей шайкой во дворец и выдает себя за королевича! И еще наше королевство задумал у нас отнять! Я слышала про такие дела.

— Дочь моя, ты меня рассмешила! — Старая королева рассмеялась. — Предположения мои совсем иного рода. А в том, что он — настоящий Зигфрид, Хаген уже убедился. Настоящего Зигфрида, — королева проговорила это шепотом, — ничто — ни меч, ни стрела — не берет. Он как омылся кровью этого дракона, Фафнира, так стал неуязвим. Хаген испытал сам.

— Не взяли? — прошептала Кримхильда.

— Нет. Ни меч, ни стрела.

— Так и хорошо. Я же видела: они потом помирились и пошли пировать. Я видела это в окошко. Если он станет, как Хаген говорил, нашим другом, это хорошо.

— А если не станет? Или сначала станет, а потом разобидится? Мужчину любая глупость может обидеть. Сколько голов он поотрубает? А ему все равно, чьи головы снимать — что вассальские, что королевские. Вот чего я теперь боюсь и молю Господа, чтобы он поскорее миром покинул наш двор. Или чтоб подозрение мое оправдалось…

— Что же за подозрение, матушка?

— Об этом мы с тобой скоро узнаем, а пока мне лучше молчать.

* * *
А днем вот какую забаву придумали молодые воины.

Поднимали по очереди двумя руками тяжелый камень, становились у лежащего на земле копья и бросали, кто дальше.

Кримхильде эти забавы были неинтересны. Их часто устраивали во дворе. Она бы и отошла от окна, если бы к молодым рыцарям не приблизился Зигфрид. А рыцари, едва увидев его, расступились, и кто-то подтащил ему камень. Зигфрид взглянул на этот камень с сомнением, покачал головой, улыбнулся.

Некоторые разочарованно отвернулись. Они-то надеялись, что гость покажет им ту силу, о которой пели шпильманы.

Зигфрид огляделся и увидел другой камень. Его привезли на повозке, чтобы положить в основу, под угол новой стены. С повозки его с трудом сгрузили четверо и оставили на краю двора.

Зигфрид подошел к этому камню и велел всем расступиться.

— Поднимет? — спросил под окном Кримхильды один молодой воин другого.

— Где ему! — ответил тот. — Человеческой силой такое не поднимают.

Однако все расступились. А кто-то успел позвать братьев-королей, и те вышли на крыльцо.

Зигфрид нагнулся к огромному камню, крепко обхватил его обеими руками, оторвал от земли и поднял над головой.

Все, кто был во дворе, радостно вскрикнули.

А Зигфрид с маху бросил камень через двор, и когда глыба грохнулась в другом его конце, у стены, дрогнула земля.

— Это — нечеловеческая сила! — сказал под окном Кримхильды тот же молодой воин своему приятелю.

А Зигфрид уже стоял, улыбаясь, среди юных рыцарей, возвышаясь над ними. И каждый хотел приблизиться к нему, чтобы улыбнуться тоже, или воскликнуть что-нибудь радостное, или, как бы невзначай, слегка дотронуться до его руки.

И был он так красив, этот огромный нидерландский королевич!

С этого дня, едва начинали состязаться молодые рыцари, Кримхильда забрасывала рукоделие и подходила к окну. Хорошо, окна были устроены так, что никто во дворе об этом не догадывался, она же — смотрела, почти не таясь. И всюду ее Зигфрид был первым. Она уже знала, едва начинались забавы, что он обязательно победит, но не могла отойти от окна, смотрела на него и счастливо улыбалась.



А он и не догадывался о том. Он мечтал увидеть ее хотя бы на миг. Но нет — красавица принцесса не показывалась ни на молодецких забавах, ни на мужских пирах. Хотя о ее добром прекрасном лице говорили в городе все.

Вот если бы старший из братьев, король Гунтер, подошел к нему сам и сказал бы:

— От близких друзей у меня нет тайны. Я хочу познакомить тебя со своей прекрасной сестрой, Кримхильдой.

Но об этом Зигфрид мог лишь пока мечтать.

А потом дворец опустел…

В объезде королевства участвовал весь цвет двора. По узким лесным дорогам они переезжали от замка к замку. Владельцы замков давали пиры. Гунтер вершил суд с помощью Хагена. В лесах устраивали охоту. Леса стояли древние, и диких зверей, так же как и разбойников, водилось в них множество.

Лишь вокруг замков были поля и небольшие селения.

Младший из королевских братьев, юный Гизельхер, чаще других оказывался рядом с Зигфридом.

— Как я мечтаю, Зигфрид, овладеть хотя бы одним из многих ваших искусств! — повторял он почти ежедневно. — Скажите, кто вас обучал, и мы пригласим его к нам, он получит большую награду.

— У меня был особый учитель, таких я больше не видел. Но вас кое-чему могу поучить. Хотите, стрельбе из лука, метанью копья?

— Однажды я попробовал натянуть ваш лук, Зигфрид, — у меня не хватило силы. Сознаюсь, я передал его Хагену. Но и Хаген натянул только раз, вы же пускаете стрелы веером!

— Я научу вас игре с мечом. Это вам не раз пригодится.

Так разговаривали они дорогой.

* * *
А через день, также в дороге, случилась неожиданная охота.

Зигфрид, Гизельхер и Хаген ехали среди леса. Часть свиты была впереди, часть где-то сзади. Высокие старинные дубы стояли плотно, вершины их сплелись, внизу было тихо, сумрачно.

Неожиданно впереди подняли какого-то зверя, закричали, затрубили в рог.

— Я так люблю охотиться, — сказал юный Гизельхер, — но чаще мне не везет, и я лишь вижу чужие трофеи.

И в этот момент в спину Зигфриду откуда-то сзади с силой ударило копье.

Гизельхер и Хаген могли бы не увидеть этого: Хаген ехал первым, за ним — Гизельхер, Зигфрид же последним. Но копье, ударив железным наконечником в спину, отскочило от нее, словно от стены, упало позади Грани и наделало много шума.

Гизельхер и Хаген оглянулись, а Зигфрид в то же мгновение метнул свой щит в густой куст, стоящий у края тропы. И в диком сплетении зеленых листьев кто-то вскрикнул от боли. Зигфрид спрыгнул с коня. Хаген спешился тоже.

Из куста выползал человек. Голова его была разлохмачена, одежда грязна и рвана.

— Разбойник! — выкрикнул Хаген, выхватив меч. Посмел напасть на нашего друга!

— Оставьте его, Хаген, — засмеялся Зигфрид. — Бедняга не знал, что я неуязвим. Ни стрелой, ни копьем меня не пробьешь. Привяжите его к лошади, и пусть он получит наказание от своего господина.

Но Хаген уже замахнулся мечом.

— Этими разбойниками кишат леса. Их надо резать как свиней!

— О мой господин! — вскричал вдруг разбойник и пополз на четвереньках к Хагену, пытаясь обнять его ноги. — Вы же сами повелели мне…

Гизельхер и Зигфрид так и не услышали, что собирался прокричать отчаявшийся бродяга. Хаген отсек ему голову и поддал ее ногой, так что она перекатилась по другую сторону тропы. Брезгливо обойдя обезглавленное тело и лужу дымящейся крови, он нагнулся за щитом Зигфрида.

Гизельхер же удивился, что гордый Хаген нагибается за чужим щитом, словно слуга, желая подать его Зигфриду, и вдруг услышал странный шум за кустами. В то же мгновение на тропу из леса яростно выломился чудовищный кабан. В его бурой клочковатой шерсти застряли ветки, колючки, листья, а в боку торчал обломок стрелы.

О том, что случилось дальше, Гизельхер вспоминал и рассказывал много раз. Хотя времени это заняло не больше, чем короткий крик, чем удар хлыста.

Лошадь Гизельхера от неожиданности отпрянула в сторону. Гизельхер успел лишь выкрикнуть:

— Хаген!

В тупом бессилии он смотрел на разъяренного вепря, на его полуоткрытую пасть, обнажавшую желтые клыки, с которых капала мутная пена. Хаген, только что вложивший меч в ножны, нагнувшийся за щитом Зигфрида, зацепился плащом за острый сук и неловко дернулся, стараясь выпрямиться. Вепрь мчался именно на Хагена, и у того уже не было ни мгновения, чтобы снова выхватить меч.

Гизельхер слышал немало историй о том, как поднятый охотниками израненный вепрь несется не разбирая пути и своими клыками вспарывает внутренности любому, на кого наткнется, — будь то человек или охотничий пес.

Зигфрид стоял к кабану и Хагену спиной. Он обернулся вослед укатившейся отрубленной голове и еще успел удивленно взглянуть на шарахнувшуюся лошадь Гизельхера. Но одного короткого мига ему хватило, чтобы круто развернуться, понять, что происходит. А дальше он — в быстром прыжке ли, полете — рванулся навстречу вепрю и левой рукой схватил грубую шерсть на загривке, а правой, сжатой в кулак, ударил между налившихся кровью глаз.

Гизельхеру даже послышался хруст кости, проломленной кулаком Зигфрида. Кабан, устремленный вперед, на Хагена, осел и грузно, неуклюже повалился набок.



Тут и Хагену удалось выпрямиться, выхватить меч, и он со всей силы рубанул зверя.

А дальше они уже весело смеялись, и Гизельхер — тоже. Хаген вновь вытер меч, вложил его в ножны и сказал, поклонившись Зигфриду:

— Вы спасли меня от неприятности, и я ваш должник навсегда!

Их уже нагнали отставшие. Все громко удивлялись чудовищным размерам вепря. Гизельхер стал рассказывать о том, как Зигфрид одним ударом кулака свалил его, хотя валявшийся на земле под деревьями кабан уже не казался Гизельхеру таким огромным. Теперь в нем не было той звериной тупой яростной силы, которая испугала даже лошадь, из-за которой и сам Гизельхер на мгновение растерялся. Теперь это была обыкновенная туша. Слуги, опутав ей ноги, привязали к свободной лошади. А в это время Хаген выговаривал своему младшему брату, Данкварту:

— Следуй за Гизельхером. Если приставлен служить ему, не отставай, оберегай от любой напасти. Хорошо, Зигфрид оказался поблизости.

Про разбойника же забыли, откинув его тело в сторону и оставив на съедение дикому зверю.

Гизельхер хотел заступиться за Данкварта. Получалось теперь, что кабан угрожал ему, а не Хагену. Но ему было неловко, что он в тот миг растерялся. Хорошо, подъехал Зигфрид и заговорил:

— Отлично, что вы успели предупредить нас окриком. Не успей вы крикнуть, я бы не обернулся, а бедняга Хаген лежал бы сейчас поперек дороги с распоротыми внутренностями. И уже никто не смог бы ему помочь. А хорошему владению мечом я вас поучу.

* * *
Пусто, тихо было в королевском дворце. Пусто было во дворе. Раньше Кримхильда любила такие времена. Сейчас же чувствовала она сердечную тоску. День за днем проходили в унынии. Братья объезжали королевство, развлекались, а ей даже в окно смотреть давно уж прискучило.

Иногда появлялся гонец от Гунтера. И она приказывала привести его в свои покои, подробно расспрашивала о братьях-королях: здоровы ли они, не случилось ли чего опасного. Гонцы же, сами о том не догадываясь, всякий раз рассказывали о том, что ей больше всего и хотелось услышать, — об очередных подвигах Зигфрида.

Но однажды наконец затрубили в рог на сторожевой башне сигнальщики, радостно ударили в колокол, и все в городе поняли: едут! едут! возвращаются!

И многие бросились встречать трех милостивых братьев-королей, отважных витязей и знаменитого друга королевства, Зигфрида.

И снова Зигфрид, словно утес, возвышался среди свиты на своем танцующем белом коне. Она даже имя его знала — Грани. И снова Кримхильда счастливо удивлялась тому, как он красив, этот нидерландский королевич!

* * *
В честь возвращения был назначен большой пир. И поговаривали, что Гунтер повелит пригласить на него придворных дам. Дамы за рукоделием жаловались, что если их и в самом деле пригласят, то на подготовку праздничного платья не останется и времени, все придется делать наспех. На самом же деле каждая из них уже приготовила платье для пира и только ждала приглашения.

Но пир отменили. По городу поползли слухи, что на королевство надвигается война.

* * *
В Вормс прибыло иноземное посольство. Двух послов сопровождала немалая свита. Хаген, едва глянул на них в окно, сразу определил:

— Оба братца, Людегер и Людегаст, послали своих людей.

И не ошибся.

Об этих королях знал и Зигфрид: Людегер был королем саксов, Людегаст — королем датчан.

Посольство отвели в покои, но послы требовали принять их немедленно. Гунтер распорядился освободить большой зал, поставить на середину трон. А сам в это время обрядился в лучшее платье, надел корону и приказал звать послов.

После обмена учтивостями послы приступили к делу. По их напряженным лицам Гунтер понял, что ничего хорошего они не сообщат.

— Наши государи повелели передать вам, король, что они не забыли обиды, которые вы чинили им прежде, что они идут с большой, хорошо подготовленной армией на ваши земли. Через две недели они вступают в ваше королевство. У вас есть еще время спасти себя и свою семью от позора. Если вы выедете к ним навстречу и подчинитесь, короли будут милостивы к вам. Они всегда милостивы к своим вассалам и слугам. Если же вы воспротивитесь, они выжгут и вытопчут ваши земли, отнимут у вас и у ваших вассалов замки и захватят ваш город. После этого вы все равно подчинитесь им, но они еще подумают, нужен ли им такой слуга. Мы должны незамедлительно доставить ответ своим королям.

— Ваше послание слишком серьезно, и я не отвечу вам сразу. Мне надо посоветоваться с братьями и приближенными. Прошу вас спокойно отдыхать. Ни вас, ни людей из вашей свиты никто не заденет в моем городе. А завтра ответ будет готов.

Послы удалились. Гунтер позвал Гернота и Хагена. Лицо его было мрачно.

— Лучше погибнуть в бою, чем подчиниться датчанам и саксам! — вскричал Гернот. — Мы выступаем завтра на рассвете. Надеюсь, вы согласны со мной?

Но Гунтер молчал. Молчал и Хаген.

— Совет ваш нехорош, — наконец заговорил он. — Не обязательно ехать на край света, если хочешь встретиться со своей смертью. Сколько нас — несколько сотен? Чтобы собрать армию, нужен месяц, не меньше. Их же — тысяч тридцать. Нельзя ли потянуть время?

— Завтра я должен дать ответ.

— Вот мой ответ! — Гернот выхватил меч.

— Надо рассказать обо всем Зигфриду. Думаю, он не откажет нам в помощи. Я, Ортвин, Данкварт и наши воины всегда с вами.

* * *
— Что за несчастье случилось, король? Отчего вы так невеселы? — спросил Зигфрид вечером, когда витязи сели за общий стол ужинать. — Что за весть вам принесли послы?

— Отойдемте к окну, Зигфрид, и я вам все расскажу.

Они отошли, отделившись от всех.

— Весть хуже некуда, Зигфрид. Короли датский и саксонский тайно собрали большую армию и готовы двинуть ее в наши земли.

— Прекрасно, король! Хороший повод проучить врагов, а вашим витязям показать свою удаль и прославить себя!

— Вы правы, Зигфрид. Но я не успею собрать войско, как они выжгут половину страны.

— Сколько их? Со мной, как вы знаете, двенадцать отчаянных храбрецов.

— Их тысяч двадцать, может быть, тридцать.

— Если вы соберете тысячу, я готов повести их. И клянусь вам, мы их разобьем, сколько бы их там ни было!

— Я благодарен вам, Зигфрид! Поверьте, мне важна даже не столько ваша помощь, сколько сама готовность помогать мне, рискуя своей головой. Вы настоящий друг, Зигфрид. Вы предлагаете поддержку в трудный для королевства миг. Завтра я отпускаю послов, а мы за неделю соберем тысячу бойцов и выступим врагу навстречу.

Едва светлело небо, едва ночная стража запевала утреннюю песню, как на улицах оружейников начинался звонкий перестук металла. Готовили щиты, панцири, шлемы, наконечники для копий и стрел, дротики. Из кузниц по городу расползались запахи тлеющего угля, жженого дерева и кожи.

Оружейники торопились. Уже солнце уходило за городские стены, но они не кончали работу.

Ортвин, Данкварт, прославленные рыцари Синдольт и Хунольт собирали своих воинов.

С утра во дворе у королевского дворца начинались учения. Теперь это были не шуточные забавы. Владеть мечом и копьем, метко стрелять из лука и бросать дротик — не простая наука, если сражаешься с равным. И намного труднее, если знаешь, что на каждого придется не один десяток врагов, а терпеть поражение — невозможно.

— Вашим королям нет нужды идти на меня войной, — сказал Гунтер, отпуская чужеземных послов. — Их земли нам не нужны. Но, придя на наши, они потеряют все. Передайте им, еще есть время. Пока мы не враги, можно остановить войска.

Король подарил обоим послам по мечу. Их рукояти были украшены драгоценными каменьями.

— Верю, что мечи эти, перейдя в ваши руки, никогда не прольют кровь бургунда.

Не так-то просто послам было принять эти подарки. У себя, в своих землях, они были именитыми рыцарями и служили своим королям. А уж если дарили кому подарок, так тот попадал в зависимость, как бы на службу поступал. На службу к чужому королю они поступать не думали. Но и гнева его убоялись, а потому приняли мечи с вежливым поклоном.

— Я дам охрану, чтобы вам не чинили обид до самых границ моего королевства, — сказал на прощание Гунтер.

И этот благородный поступок чужого для них короля заставил их склониться еще ниже.

* * *
Переправить тысячу воинов с доспехами, с лошадьми и припасами через Рейн не просто. И потому всю неделю, пока готовили вооружение, подбирали лошадей для боя и вьючных, за городом, там, где оба берега были пологи, строили наплавной мост. Работой командовал Хаген.

В плену у гуннов он несколько лет состоял при переправах и потому хорошо знал это дело. Люди его умело и быстро вязали челны, борт к борту, ставили настилы. Через неделю переправа была готова.

— Пора выступать, — сказал Зигфрид. — А вам, король, советую остаться, и юному Гизельхеру тоже. Вы будете охранять город. Меня же, Гернота и Хагена достаточно, чтобы повести войско. Мы должны опередить врагов и дать битву на их земле.

Король согласился. Гернот и Хаген тоже.

«А уж если суждено мне погибнуть, — хотел добавить Зигфрид, — считайте, что я сделал это с именем вашей прекрасной сестры на устах». Оставшись один, он не раз повторял такие слова, но не смог выговорить их перед королем.

* * *
В утренних сумерках выступили войска из городских ворот, спустились к реке. Над Рейном ползли облака тумана.

Здесь армия попрощалась с королем Гунтером.

— Еще есть надежда, что короли передумают и битвы не будет, — сказал было Гизельхер, которого оставляли с Гунтером, сколько он ни уговаривал, ни требовал, чтобы его отпустили сражаться.

— Теперь уж поздно. Даже если они передумают, сражение состоится, — ответил Хаген. — И сколько бы нас ни вернулось живых, мы вернемся только с победой.

Настил, протянутый через реку, колыхался. Под ним бурлили струи воды. Лошадей вели под уздцы. Они вступали на настил неохотно, шли настороженно. И все же постепенно армия перебралась через реку.

— Вот вам моя рука, Зигфрид, — проговорил Хаген на том берегу. — Там все привыкли слушать меня. Здесь мы будем исполнять ваши команды.

— Надо послать вперед небольшой отряд. Нельзя, чтобы нас застали врасплох, — ответил Зигфрид. — Пусть Ортвин подберет двадцать воинов на самых быстрых конях.

— Хорошее решение, — согласился Хаген.

Отряд Ортвина налегке ушел вперед.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ из которой любезные читатели узнают не только о страшном кровавом сражении, но и о том, как ради любви один доблестный воин способен одержать победу над многими тысячами врагов

По старинной дороге, через леса и холмы, они шли день за днем, и ни один враг не встретился на их пути.

— Верно ли мы идем? — беспокоился Гернот.

Зигфрид и сам часто думал об этом. А ну если разойдутся их армии, и, дойдя до Саксонии, они узнают, что враги выбрали другой путь, столица разорена, оставшиеся в живых уведены в плен?

Но вслух о своей тревоге он не сказал никому.

Иного пути я не знаю, — говорил Хаген.

— А если он есть, что ж, мы догоним врагов и ударим им в тыл, — добавлял Зигфрид.

Войско двигалось быстро. Дорога была удобной, вымощенной камнем. С тех пор как ее когда-то построили, путников стало меньше. В иных местах посреди дороги выросла не только трава — молодые деревья. И все же за один переход войско проходило намного больше, чем по бездорожью.

В тот день, когда они достигли границы Саксонии, о враге по-прежнему ничего не было слышно.

* * *
— Кого мы поставим оберегать лагерь? — спросил Зигфрид у Гернота и Хагена.

— Подойдет Данкварт, — посоветовал Гернот. — Хотя он и молод, но осторожен и смел одновременно.

— С ним пойдет Ортвин, и о лагере можешь не думать, — добавил Хаген. — Найти бы врагов…

— Я поеду в разведку, — сказал Зигфрид, — а воины пусть отдохнут.

— Эта долина словно создана Богом для отдыха. — Хаген начал расседлывать свою лошадь. — Вокруг холмы, и на каждом поставим дозоры. Нас врасплох не возьмут… Кого берете с собой, Зигфрид? Одному уходить опасно: вдруг наскочите на всю армию. Или возьмете своих молодцов?

— Я отправляюсь один. Так удобнее. — И Зигфрид принялся надевать доспехи.

* * *
Снова он был один, как когда-то, когда скитался по свету после победы над Фафниром.

«Привести бы сюда нибелунгов, — подумал он, — нагнали бы они страху на датчан и саксонцев».

Он проехал уже немало, но следов армии так и не обнаружил.

Несколько хижин, похоже пустых, покинутых, стояли среди фруктовых деревьев.

Покинутые дома — верный знак войны.

Низкие, с соломенными крышами, земляным полом, с окнами, заделанными мутным бычьим пузырем, хижины стояли близко одна к другой. Зигфрид проезжал уже мимо, когда из одной донесся неясный звук.

Зигфрид ударом ноги распахнул дверь и увидел испуганных крестьян, видимо, собравшихся вместе от общего страха. Они сидели на земляном полу — несколько женщин, молодых и старых, с детьми, и древний подслеповатый старик. Молодых мужчин не было. Мужчины или ушли на войну, или где-то в лесу прятали скот.

Они долго не могли понять, что от них нужно Зигфриду.

А Зигфрид спрашивал об одном: где проходили войска.

— Благородный витязь не станет поджигать наши дома, если мы скажем ему правду? — спросил наконец старик. — Нам сказали, что чужие витязи первым делом сожгут наши дома.

— С детьми, женщинами и стариками я не сражаюсь!

— Значит, вы за нашего короля! — обрадовался старик. — Его воины собираются в большой долине в той стороне. — И он показал рукой как бы через стену. — Поторопитесь, завтра они выступают.

Уже и этих слов Зигфриду было достаточно. Он направил Грани в сторону, указанную стариком, к холмам, поросшим редкими липами.

Недолго ехал он по пустынной долине. На ближнем холме, на фоне деревьев скоро выросли трое всадников.

Был ли то дозор вражеской армии или просто праздные рыцари — стоило разобраться. Зигфрид направил Грани прямо к ним. Воины сверху наблюдали, как он приближается. Один наконец не выдержал.

— Эй, рыцарь, не могли бы вы поторопиться! Все уже в сборе! — крикнул он слишком молодым и потому нарочито грубым голосом бывалого вояки. — Как ваше имя, откуда вы?

Зигфрид поднялся к ним по склону и остановил коня.

— Где место сбора? — спросил он, не отвечая на грубость.

— Вы не назвали нам свое имя… — И тут воины уставились на его щит, украшенный золотой короной, а затем выхватили мечи. — Что вы здесь потеряли, на наших холмах? — спросил тот же юнец недобрым голосом. — Сдайте свой меч и копье, и мы проводим вас к нашим королям.

Это были дозорные. Они обступили Зигфрида с трех сторон. Совсем еще юные, ни разу не побывавшие в боях воины.

Не медля, Зигфрид сбил ближнего копьем, выхватил меч и ударил того, кто спрашивал. Третьего он нагнал на спуске с холма. Грани заржал и ударил передними копытами его лошадь. Всадник закачался. Зигфрид сбил копьем и его. Он не собирался добивать их. Там, за холмами, была вражеская армия, и он спешил увидеть ее.

Армия была огромна. Зигфрид разглядел войска, едва поднялся на следующую гряду холмов. Пожалуй, там, в широкой долине, у костров собрались не двадцать и не тридцать тысяч рыцарей — их былоза сорок. Воины жарили над кострами мясные туши, точили мечи, чистили коней, готовили доспехи. Зигфрид еще раз глянул на этот человеческий, заполнивший всю долину муравейник и повернул коня.

Теперь он спешил поскорее вернуться в свой лагерь.

* * *
Зигфрид торопил Грани, и конь нес его по травянистым лугам, поднимался на холмы, спускался в новые долины. А когда холмы кончились, увидел он одинокого рыцаря.

Рыцарь мчался ему наперерез, и уже издали чувствовалось, как он разгневан видом Зигфрида верхом на Грани. И пожалуй, это был не юнец, недавно надевший доспехи. А на его сверкающем золотом щите была выбита корона.

Можно было не сомневаться: на Зигфрида мчался тоже разведчик, только вражеский, причем богатый и важный, кто-то из королевской семьи, а может быть, сам король.

Зигфрид направил Грани навстречу ему. Они поравнялись на полном скаку, уже обнажив мечи, но не говоря ни слова. И Зигфрид успел ударить его по отделанному золотом шлему, так что посыпались веером искры. Всадник удержался. Кони разнесли их в разные стороны, и теперь они уже сходились медленно, выставив щиты и держа мечи наготове.

Вражеский разведчик оказался опытным, бывалым рубакой. Зигфрид наносил ему удар за ударом, и каждый раз Бальмунг соскальзывал по щиту. Зигфрид и сам отразил не один удар, а несколько раз вражеский меч касался его панциря.

Кони тоже рассвирепели. Из-под копыт их летела земля. Несколько раз Грани вставал на дыбы и пытался ударить врага ногами. Но красивый, в белых яблоках вражеский конь ускользал, унося себя и всадника от удара.

«У тебя с конем тоже был особый учитель!» — хотел выкрикнуть похвалу Зигфрид.

Но Бальмунг его наконец достиг цели, и на правом плече у врага из-под панциря показалась кровь.

В это же время с ближнего холма послышались крики. Зигфрид оглянулся и увидел десятка три воинов. Не медля, гнали они лошадей на помощь его сопернику. Чтобы лучше их видеть, Зигфрид повернулся к ним лицом, а врага развернул спиной. Враг заметно слабел. И когда Зигфрид вновь рассек ему панцирь Бальмунгом, неожиданно взмолился о пощаде, опустив свой меч:

— Не убивай меня, неизвестный витязь! Я — Людегаст, король датчан. Ты получишь за меня роскошный выкуп, если сохранишь мне жизнь. Если же и сам ты — король Гунтер или брат его, Гернот, клянусь, я стану твоим вассалом.

— Бросай меч и щит свой на землю. Я сохраню твою жизнь! — скомандовал Зигфрид.

Король датчан заколебался. Помощь была уже рядом. Тридцать всадников гнали своих коней как могли.

— Король, держитесь! Мы спешим вам на помощь, мы отобьем вас! — слышались крики.

Теперь на Зигфрида налетели тридцать разъяренных противников. Но разъярился и сам Зигфрид.

Этой особой боевой ярости тоже когда-то научил его карлик Регин. Не всякий раз пробуждалась она в бою. Но уж возникнув, удесятеряла силы. И меч работал быстрее молнии, взлетая над головами врагов, рассекая их шлемы и панцири.

А когда противников тридцать и каждый из них пытается достать единственного врага, они часто сбивают и топчут друг друга.

Смоченный кровью Бальмунг рубил доспехи врагов, и могло показаться, что это не Зигфрид управляет им, а он, меч, сам ведет за собой и руку хозяина, и даже коня. Уже валявшиеся на земле враги старались отползти поскорей в разные стороны, чтобы кони своих же воинов не раздавили их в этой безумной схватке. Копошащиеся тела их валялись повсюду.

Король Людегаст, потерявший и меч, и щит, пытался спастись бегством. Он было заторопил свою лошадь, и она понесла его прочь от побоища, но тут силы оставили его, он сполз с седла, рухнул в своем панцире на траву, и лошадь, заржав, остановилась.

Наконец у Зигфрида остался последний противник. Но и у того был уже рассечен шлем.

— Я мог бы взять тебя в плен заодно с твоим королем, который валяется на земле. Но кто расскажет вашим о том, как бьются бургунды? — Зигфрид решил до поры не раскрывать своего имени. — Беги! Я отпускаю тебя. — Меч был опущен, а Зигфрид смеялся.

— Я не возьму подарка из ваших рук. Убейте меня, король! — ответил воин в окровавленном шлеме. Он попытался даже своим мечом снова дотянуться до Зигфрида.

— Я собью тебя на землю одним ударом, и ты будешь валяться, глядя, как птицы выклевывают глаза у твоих товарищей. Но ты должен выполнить долг. И я отпускаю тебя. Иди, расскажи своим о тех, с кем им придется драться. Иди!

А был тот воин, как и многие, совсем молодым, но мечтал о подвиге. Отец его был доблестным рыцарем, и его уважал король. И дед его прошел немало сражений и славился при королевском дворе. Воин с детства мечтал о боях и победах. Он слушал рассказы стариков, сказанья певцов и воображал себя на месте богатырей. Деревянным мечом рубил он растущую у дороги колючку, сражался с крапивой и знал: вырастет — будет воином. Он лучше многих скакал на коне и раньше других овладел мечом. Его посвящал в рыцари сам король. И сам подарил ему рыцарские доспехи и меч. Как он был счастлив, собираясь на эту войну! И как был рад, увидев с холма своего короля, сражавшегося с незнакомцем на белом коне.

«Мы спасем короля и в плен отведем незнакомца!» — так думал он, торопя свою лошадь.

А теперь с позором, еще до начала сражения потеряв короля и друзей, он нес свою скорбную весть. И каждый шаг лошади отдавался болью в порубленной его голове.

Лошадь донесла его до лагеря. Перед ним расступались, давали дорогу. И словно по улице, проехал он сквозь толпы воинов к королевским шатрам.

Саксонский король Людегер стоял у шатра и молча ждал его. Последним усилием рыцарь в окровавленном шлеме остановил лошадь, разжал слипшиеся губы и произнес:

— Мой король!

Он упал без чувств у ног саксонского короля.

Его вынули из доспехов, глаза его были раскрыты, но слов, обращенных к нему, он не слышал. Его отдали лекарям.

И печальная весть облетела лагерь: король датчан вместе с отрядом рыцарей изрублен врагом.

Позднее на мгновение воин пришел в себя, и известие, тягостнее первого, облетело лагерь: король не погиб — он в плену.

С тех пор брат его, Людегер, ни разу не улыбнулся. А вассалов плененного датского короля охватили уныние и растерянность. Еще не перешли они и границу, а уже узнали ужас потери.

* * *
— Получайте пленника, Хаген! И обращайтесь с ним осторожнее, чем с куриным яйцом. Перед вами сам король Людегаст.

Привязанного к лошади короля аккуратно отвязали и перенесли в палатку.

— Лихо вы отделали его, Зигфрид! — порадовался Гернот. — Он так и не раскрыл глаз. Доживет ли он до утра?

— Выживет, — проговорил Хаген, взглянув на королевские раны. — Приставим к нему трех молодцов, чтоб не сбежал, когда придет в себя.

Вожди удалились на военный совет. Зигфрид начертил мечом на земле холмы и луга на пути к стоянке врагов.

— Там их немного больше, тысяч за сорок, — сказал он.

— Так много? — удивился Гернот.

— Да уж сколько есть. Сделаем ночной переход, выступаем немедля. Застанем их врасплох, еще без доспехов, на переломе ночи.

Гернот и Хаген такой план одобрили.

— И еще: датчане без короля. Отнимем и короля саксов. Я прорублю к нему путь, сколько бы их там ни было. Но без вас мне не справиться. Нужен отряд, чтобы он отгонял всех, кто будет мешаться. Нужны лучшие воины. И надо, чтобы вы повели их вдвоем.

С этими словами Гернот и Хаген тоже были согласны.

* * *
При закатных лучах солнца воины приготовились к переходу. Пленного короля, палатки, утварь оставили под охраной небольшого отряда. Взяли с собой лишь малый запас еды.

Впереди на почти не отдохнувшем Грани ехал Зигфрид. За ним шла армия. И хотя враги не могли их услышать, воины старались двигаться бесшумно.

Луна взошла над холмами, и в ровном неярком ее свете рыцари походили на армию призраков.

Недалеко от последней гряды плоских холмов Зигфрид остановился.

На холмах кое-где горели костры. Дозоры охраняли подступы к своей армии.

— Они нас могут заметить и поднимут тревогу, — сказал подъехавший Ортвин.

— Пока горят их костры, они видят только самих себя. — Зигфрид сошел на траву. — До рассвета можно передохнуть. — И он с удовольствием потянулся. — И лошади пусть отдохнут, у нас и у них будет большая работа. Ортвин, надеюсь, вы поможете мне добраться до Людегера? Уж очень хочется потрогать Бальмунгом его шлем.

— Я с вами, Зигфрид. Хаген уже сказал. И Данкварт — тоже. Мы вас не подведем.

— Тогда — спать до первых рассветных проблесков.

Кто-то и в самом деле заснул, положив голову на собственные доспехи и укрывшись плащом. Кто-то тихо переговаривался.

Перед рассветом, когда тучи накрыли луну, Зигфрид тронул Хагена:

— Не пора ли заменить дозоры? Пусть самые ловкие и юркие подберутся к кострам и тихо уберут сторожей.

— Скажу Данкварту, он пошлет своих молодых воинов.

— Мы же будем готовить коней и наденем доспехи.

* * *
Людегер, король саксов, был в эту ночь беспокоен. Несколько раз он выходил из походной палатки, оглядывал спящий лагерь.

На холмах ровно горели сторожевые костры, перекликались дозорные.

И снова он представлял завтрашний бой. Как раздавит врага тысячами своих воинов. И этот Гернот, брат короля, забыв о своей бургундской заносчивости, будет ползать перед ним на коленях, прося пощады. Он заставит каждого, кто останется жив, проползти перед ним на коленях. Пусть вымаливают себе пощаду. Пора расплатиться за прежние обиды и вчерашнюю глупость. Вместо того чтобы прийти на поклон уже вчера, они посмели пленить брата, самого Людегаста! Только заносчивые глупцы могли решиться на это. И тем суровей будет расплата.

В последний раз он вышел из палатки уже на рассвете. Окликнул сигнальщика. Пора было поднимать спящую армию. Взглянул на холмы, где блекло горели костры дозорных. И увидел, как на вершины ровными рядами поднимаются с копьями на изготовку рыцари Рейна. Как выстраиваются на холмах, готовясь к атаке. Он увидел, как передний, на белом коне, обернувшись, что-то скомандовал и вражеские воины понеслись вниз, на лагерь.

— Тревога! — закричал король саксов, уже не дожидаясь сигнальщика, и бросился к собственным доспехам. — Тревога! К оружию!

Надевая доспехи, король пытался овладеть суматохой, заполнившей лагерь. Полуодетые воины выскакивали из палаток, вырывали друг у друга седла, панцири. Заспанные оруженосцы подтаскивали сопротивлявшихся коней. Выкрикивались команды, но их никто не исполнял.

А с холмов, вздымая пыль, неслась на них армия бургундов. И вел ее могучий всадник на белом коне.

«Так вот он каков, этот Гернот, — подумал про него Людегер. — Уж ты-то заплатишь мне за позор брата!»

* * *
Еще поднимаясь на холм, Зигфрид обдумывал слова, которые он скажет войску перед битвой. Воинов не прибавилось — их была тысяча. Одна тысяча на сорок тысяч врагов. И у многих могло дрогнуть в испуге сердце при виде копошащейся массы, заполнившей долину.

Но не было времени на длинную речь. Едва увидел он вышедшего из палатки саксонского короля, обернулся к своим воинам и прокричал:

— Герои Рейна, вперед! Враг перед нами, и сегодня мы разобьем его!

И сразу рядом с ним появился могучий знаменосец Фолькер, который во время застолий в дружеском кругу обожал играть на скрипке. И встали король Гернот, угрюмый, сосредоточенный Хаген, его юный брат Данкварт и племянник Хагена, такой же широкоплечий, Ортвин, а за ними десятки других воинов. И его собственные двенадцать верных нидерландцев. Все они низринулись в долину, заполненную пробуждающимися врагами.

* * *
У молодых рыцарей была такая выучка — на скорость надевать доспехи, вскакивать на коня, занимать место в строю.

Тех, что были из самых опытных, Людегер успел построить, и они приняли первый бой.

Взошло солнце. В его лучах блистали тысячи щитов, шлемов. Мечи отражались щитами, врубались в шлемы, и шлемы, омытые кровью, мгновенно теряли свой блеск.

Передовые ряды саксов, принявшие на себя удар, скоро смешались. Зигфрид пробил путь к середине лагеря, и там его рыцари крушили наспех одетых датчан и саксонцев. Людские тела, павшие лошади усеяли этот страшный путь.

Двенадцать нидерландцев едва успевали следовать за ним, поражая мечами врагов со всех сторон. Зигфрид прорубился сквозь весь лагерь, но до короля так и не добрался. Словно плотины, один за другим, вставали перед ним ряды вражеских воинов. Он рассекал их, но король за это время успевал переместиться на другой край поля.

Четверть армии король уже потерял. Но и то, что осталось, являло собой огромную силу.

Солнце поднялось выше, и Зигфрид чувствовал: воины его задохнутся от этой безумной бесконечной рубки. Победа возможна, только если он сможет быстро настичь вражеского короля.

Это поняли и Гернот и Хаген.

— Зигфрид! Едва не потерял вас! — крикнул Хаген. — Где их король? Кто покажет нам, где их король?

— Король там! — указал Ортвин. — Зигфрид, ведите нас к Людегеру.

Зигфрид и сам уже развернулся, рубя новую просеку среди вражьих воинов.

Рыцари, испытанные во многих битвах, одаренные особенной силой и ловкостью, окружали короля Людегера. А Людегер был самым мощным из них, и саксы любили слушать сказания о его богатырских подвигах. Он был непобедим, их король Людегер.

Но теперь к нему пробивался другой богатырь, на бешеном белом коне.

— Оставьте его мне, — скомандовал Людегер охране. — А сами рубитесь с теми, кто его окружает. Гернот, бургундский король, ищет смерти от моего меча.

«Я не стану сразу убивать его, — в который уже раз подумал Людегер. — Для начала просто собью его с лошади».

— Держитесь же, Гернот!

Еще несколько дней назад разведчики принесли ему весть, что бургунды, чванливые и самонадеянные, собрали лишь небольшую армию и ведет ее средний брат, Гернот. С тех пор он ежедневно повторял имя бургундского короля.

Своего коня он направил на белую лошадь Зигфрида. Это был один из любимых его приемов. Огромный, тяжелый конь его посбивал, раздавил немало всадников в разных боях.

Конь на крепких ногах всей широкой грудью налетел на Грани. И Грани, тоже привыкший ко многим битвам, пошатнулся под Зигфридом.

— Вот так-то, Гернот! — радостно проревел Людегер.

— Грани, мой милый! — окликнул друга Зигфрид. И Грани удержался в последнее мгновение, не подмял своего седока.

— Ты проползешь передо мной на коленях, Гернот! — снова прорычал Людегер, замахиваясь мечом на Зигфрида.

Гернот, который был поблизости, оглянулся на этот рык и пожал плечами под стальными оплечьями, расхохотался и ударил ближайшего врага.

Он был великолепным бойцом, этот король саксов, и пока еще ни разу меч Зигфрида не смог достать его, он лишь рубил щит Людегера, высекая вееры искр.

Однако и Людегер, к своему удивлению, не мог поразить врага.

А вокруг бурлило побоище.

Двенадцать нидерландцев, Хаген, Ортвин, Гернот, Данкварт и другие отважные рыцари Рейна отбивали натиск охраны Людегера. Послушавшись королевской команды, его люди сначала было отхлынули в сторону, чтобы их король сам срубил этого бургундского бойца на белом скакуне, разящего датчан и саксов направо и налево. Но слишком уж затянулся этот поединок! И они бросились помогать своему королю. Дротик, нацеленный в голову Зигфрида, застрял у края его щита. Метальщика тут же приметил Хаген и ударом меча сбросил его под копыта лошадей. На Хагена мгновенно навалились двое опытных бойцов, а третий с копьем подбирался к нему сзади.

— Держитесь, Хаген! — прокричал Гернот и рубанул того, третьего, своим мечом.

Вдвоем они справились с противниками Хагена и бросились выручать Ортвина, который тоже отбивался от нескольких датских всадников.

— Живем, племянник! — выкрикнул Хаген, когда они справились и с датчанами.

Но на них налетела уже новая волна воинов, которые прорывались на подмогу своему королю.

Король Людегер и Зигфрид рубились как бы в пустом пространстве. Дротики летели в Зигфрида со всех сторон. Одни пролетали мимо, другие втыкались в щит, висели на нем. Зигфрид едва успевал отражать потяжелевшим щитом удары вражеского меча.

Людегер еще раз испробовал любимый прием — поднял коня на дыбы и навалился на Грани. Редкая лошадь выдерживала эту атаку. Не удержался и Грани на этот раз. Но и громоздкий конь Людегера тоже не удержался и повалился вместе со своим хозяином на окровавленную, истоптанную, измятую землю.



Словно ужасный стон взлетел над полем. Тысячи бойцов на мгновение прервали рубку и следили за тем, как двое спешат выбраться из-под своих лошадей, и важен был каждый миг: кому повезет, кто первым успеет вскочить и встать с обнаженным мечом над поверженным противником.

Они вскочили одновременно и, заслонившись щитами, вновь скрестили мечи.

Рубка на поле продолжалась. Но теперь и бургунды, и саксы с датчанами рубились как бы вполсилы, постоянно оглядываясь на тех двоих в центре сражения. Да и приустали уже бойцы. Многие были изранены. Пересиливая боль, слабеющей рукой в который раз за этот день они поднимали меч, заслонялись щитом и ударяли такого же израненного противника. А тот, отразив неверный удар щитом, силился дотянуться до своего врага.

Лишь в центре, вокруг Людегера и Зигфрида, продолжалась неистовая битва. Здесь стоял удушливый, кисло-сладкий запах пота и земли, густо политой кровью.

Освободившись от грузного своего коня, вскочив на ноги, Людегер даже обрадовался: в пешем положении, на мечах ему не было равных во всем его королевстве. Так даже лучше. Этот сбесившийся белый конь спутал его планы, а теперь ничто уже не спасет заносчивого бургундского короля. И в который раз он прорычал:

— Ты у меня поползаешь на коленях, жалкий Гернот!

Однако и пеший, противник, отразив удар Людегера, тут же хватанул его мечом по голове так, что если бы не шлем, который ковали особые мастера, знавшие древние секреты боевых сталей, не было бы уже ни головы, ни самого короля.

Людегер устоял, проморгался, даже сумел отбить щитом следующий удар. Этот удар был тоже могуч. Таких ударов Людегер не получал во всех своих схватках. Он едва удержал щит. Удержать-то он удержал, да лопнула одна из подвязок, кожаный ремень, и щит сразу скособочился. Людегер это быстро почувствовал: левая рука со щитом потеряла нужную ловкость.

А противник снова взмахнул мечом и опять дотянулся до головы Людегера. Голова короля саксов, вместе со шлемом, мотнулась из стороны в сторону и едва удержалась на грузной шее.

Внутри же королевской головы стоял ясный звон, стало тепло и влажно в ушах, а все, что происходило вокруг, словно отдалилось от короля, даже противник его, выставивший щит, чтобы отразить королевский удар. Рука Людегера, державшая меч, еще продолжала работать сама по себе, хотя и до нее дотянулся бургунд.

И только тут, как бы издалека, Людегер вгляделся в щит, о который столько раз за этот день ударялся и отскакивал в сторону его меч. Золотую корону — королевскую эмблему — он видел на щите врага с самого начала. И только теперь подумал, что корона-то у бургундских королей выглядит иначе. А здесь, на щите врага, совсем не бургундская корона. И значит, он сражается вовсе не с Гернотом.

Доносили же ему вернувшиеся послы, что при дворе бургундов вроде бы сам Зигфрид. И что он братьям-королям лучший друг. Но Людегер тогда отмахнулся. Он и в существование самого Зигфрида не очень-то верил. В россказни о его подвигах. И только теперь все ему стало ясно.

«Да это же Зигфрид! С ним я сражаюсь, потому и нет мне победы!» — такая промелькнула мысль в гудящей голове Людегера и озарила все особенным светом.

Потому и казался противник его неуязвимым, потому и удары нанес королю такой страшной силы, каких Людегер никогда не получал. И вчера тоже — пленил брата и перебил три десятка воинов не Гернот вовсе, а Зигфрид.

Людегер сбросил на землю щит, а на него опустил меч. И Зигфрид сразу прервал бой.

— Эй, вассалы мои, воины! — прокричал Людегер. — Бросай оружие, мы сдаемся на милость победителя! — Людегер набрал воздуха в легкие и крикнул еще громче: — Здесь сам Зигфрид! Видно, черт меня свел с ним!

Битва сразу прервалась. Бойцы стояли друг против друга в нерешительности, готовые в любой момент снова возобновить рубку.

— Король, мы выручим вас! — нестройно крикнули несколько человек. — Мы отобьемся!

— Пусть скажут условия! — кричали другие. — Пусть поклянутся сохранить жизнь!

Людегер с надеждой взглянул на Зигфрида.

— Клянусь! — крикнул откуда-то сбоку Гернот. — Я, король Гернот, клянусь сохранить жизнь всем, кто бросит оружие.

Людегер повернулся, чтобы взглянуть на Гернота. Он знал, что удара от Зигфрида уже не получит.

Так вот каков он, этот бургунд!

— Бросай оружие! Это я вам приказываю, Людегер! Сам Зигфрид здесь против нас! Черт меня надоумил на эту битву. А Гернот, король бургундов, поклялся сохранить нам жизнь. — Он сделал шаг в сторону от своего щита и принялся снимать доспехи.

Датчане и саксы по всему полю сбрасывали на липкую от крови землю оружие и щиты.

Битва была закончена.

* * *
На поле валялись безжизненные тела воинов в изрубленных доспехах, лошади с бурыми от крови седлами, порубленные щиты, обломанные копья, мечи, дротики.

Пятьсот важных пленников отобрали среди побежденных Хаген, Ортвин и Данкварт и присоединили их к королям. На время эти пятьсот становились заложниками.

Людегер, сбросив доспехи, ненадолго почувствовал облегчение. Из ушей тонкими струйками текла кровь. Руки и плечи были изранены. Скоро земля под его ногами зашаталась, он успел сесть на чей-то щит, но тело его само запрокинулось, скрючилось от болезненной судороги.

Зигфрид крикнул людей с носилками. Двое бывших воинов из Людегеровой свиты засуетились, подхватили его, согнувшись от тяжести, понесли на носилках.

Носилки делали сами побежденные. Их потребовалось немало. Отовсюду с поля раздавались стоны тех, кто не мог подняться.

Когда раненые были подобраны, убитые захоронены, заложники отделены, Гернот распустил побежденных воинов по домам.

Опозоренные, разносили они в свои страны плохие вести. А многие сами и идти не могли — их вели, тащили на себе свои же товарищи. И все-таки они благодарили Бога хотя бы за то, что остались живы в этом кровавом побоище.

Среди бургундов тоже многие были изранены и едва добрели до лагеря. Но победа прибавляла им силы.

Гернот выслал вперед гонцов, чтобы порадовать братьев и город, чтобы там подготовились к встрече. Еще никогда он не видел такой победы, никогда не брал в плен двух королей и пять сотен вельмож.

Он ехал впереди войска по знакомой дороге, и душа его пела счастливые песни.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ из которой любезные читатели узнают о великом пире, на котором доблесть, любовь и красота наконец окажутся рядом

Гунтер угрюмый ходил по дворцу, словно тень. Слуги говорили шепотом. Не было ни смеха, ни пения, ни громких приветствий. Жизнь во дворце замерла. И в городе жизнь тоже старалась быть незаметной.

На каждого всадника смотрели с тайной надеждой. Но всадники были редки. И вестей от Гернота не приносили.

Кримхильда, печальная королевна, томилась в своих покоях.

— Лучше погибнуть в сражении, чем мучиться так, без вестей, — сказал Гунтер матери, королеве Уте. — Зря я остался!

«Лучше бы мне родиться мужчиной, чтобы стать воином и беречь в сражении Зигфрида, — думала Кримхильда, — он ведь такой отчаянный!»

Самых зорких из слуг Гунтер выставил на сторожевые башни. С рассвета всматривались они вдаль, за Рейн. И однажды затрубили сигнальщики. Издали разглядели они мчащихся воинов.

Гунтер не выдержал — побежал к воротам навстречу гонцам. Кримхильда встала у окна, чтобы видеть их лица. Какое лицо — такая и весть. Ремесленники, побросав работу, устремились вслед за королем к воротам.

Из-за них Кримхильда не сразу разглядела лица гонцов. Но по счастливым крикам жителей города, по их оживлению поняла: гонцы принесли весть о победе!

* * *
Вечером, тайно, один из гонцов был приведен в покои Кримхильды.

— Знаю, вас наградил король за радость, которую вы нам принесли. Хочу наградить вас и я. Расскажите подробно о битве, о моих родных, о наших друзьях. Скажите скорее главное: все живы?

Гонец, отдохнувший после долгой гонки, в парадной одежде, был счастлив беседовать с королевной. Не всякому так повезет — говорить с принцессой-красавицей с глазу на глаз.

— Гернот, ваш брат, повелел сообщить, что войско с победой возвращается в город. Он ведет с собой пленников — двух королей и пятьсот знатных вражеских рыцарей. Просил приготовиться к встрече.

Гонец был старым служакой и говорил бодрым грубоватым голосом. Не знал он, что королевне нужны иные известия.

— Как родные, наши друзья? Кто из них отличился в битве? — спросила она с нетерпением. — Все ли они живы?

— Кое-кого пришлось и похоронить. Но из ваших родственников живы все, королевна. Некоторые немного поранены.

— Но кто отличился особенно? Назовите их имена!

— Ваш брат — он отличился особенно. Не знаю, была ли еще у других королей в этом мире такая победа.

— А кто кроме брата?

— Ваши родственники — Хаген и Ортвин. Они порубили столько голов, что сами сбились со счета. И Данкварт. Он хоть и молод, но великий рубака. Я бился с ним рядом, и несколько раз он приходил мне на помощь. И я ему тоже. Был миг, нас окружило семеро саксов, но мы устояли.

— Я счастлива, что все близкие нашему дому сражались со славой и живы, и буду рада наградить вас за этот рассказ. Теперь назовите имена наших гостей или друга. Кто сражался так же, как Хаген, как Данкварт?

— Таких, как эти герои, не назову. По силе и доблести им равных нет во всем королевстве.

— А Зигфрид? — не выдержала Кримхильда. — Неужели он был позади многих?

— О Зигфриде нужен особый рассказ… — Гонец помолчал в нерешительности. — И если вы хотите знать всю правду, королевна, я расскажу вам все. Таких героев, как Зигфрид, я в своей жизни не видел и уже не увижу. И как бы мы все ни дрались, без него нас бы разбили, как зайцев. Рядом с ним все наши доблести — детские игры. Скажу вам честно: мы все, все королевство, — его должники за эту победу.

Кримхильде так радостно было услышать последний рассказ гонца, что она от волнения встала. Потом сняла любимый свой перстень и протянула ему.

— Это слишком большая награда, — испугался гонец, — я не смею ее принять. Так одаривают тех, в чьих жилах течет королевская кровь, а я — просто воин. Порадовать вас — для меня уже счастье, королевна.

— А для меня счастье — отблагодарить вас за хорошие вести.

Гонец удалился, а Кримхильда долго еще повторяла про себя каждое его слово о Зигфриде.

* * *
— Да вот же они! Идут! Идут! — кричали люди со стен.

Победителей ждали несколько дней. И вот они показались. Израненные, счастливые. Король Гунтер встречал их на берегу Рейна.

Первыми переправились Гернот, Хаген, Зигфрид и два пленных короля.

Гунтер встречал одинаково ласково всех — и победителей и побежденных. В городе царила суматоха.

Изрубленные щиты, панцири, бурые от крови седла сбрасывали воины на площади у храма. Для пленников Гунтер распорядился поставить большие шатры за городом поблизости от ворот. Он приказал не чинить им обид и разговаривал с ними как с гостями. Людегера и Людегаста король поместил во дворце. Им требовался лекарь, они едва держались на ногах. Многие победители тоже с трудом добрались до города. Некоторых в город внесли на носилках.

Пир в честь победы пришлось отменить.

— Лучше сделать вот как, — советовал Хаген. — Распустим раненых по домам. Они залечат свои раны. А через шесть недель соберутся — и будет праздник.

Король так и поступил. Раненых на повозках повезли по замкам и селениям. Тех, кто вовсе не мог подняться, — лечили в столице.

А еще оплакали шестьдесят погибших героев, кого схоронили на поле сражения.

— Короли, я даю вам полную свободу в обмен на обещание не покидать мой город до торжественного пира, — сказал Гунтер Людегеру и Людегасту.

— Никуда мы не денемся, король, — ответил Людегер за двоих. — После сражения с Зигфридом мы еле ноги переставляем. А за ласковое обращение мы отблагодарим вас всей нашей казной.

Все продолжали радоваться: одни — своим победам, другие — хотя бы тому, что остались живы.

Лишь Зигфрид решил уехать домой. Смешно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как он впервые вошел в городские ворота Вормса, но прекрасной королевны так и не увидел. Да и существует ли она на самом деле? Не басни ли сочинили о ее красоте и добром нраве? Он думал, надеялся, что после битвы Гунтер скажет ему: «А теперь, Зигфрид, я прошу вас выбрать самое дорогое для вас в моем королевстве». И он попросит в жены Кримхильду. Но король так не сказал. Король объявил, что после пира раздаст награды всем воинам по заслугам.

Но не смешно ли ему получать награду из рук бургундского короля? Он и так богаче многих из королей. Одни лишь сокровища нибелунгов стоят целого королевства! Да и нет той награды, какой бы Гунтер смог оплатить свой долг Зигфриду за победу, которую он, Зигфрид, подарил жителям Рейна.

Из Ксантена, от родителей, гонцы приносили нерадостные вести. Родители часто болели. Умоляли сына вернуться. И Зигфрид стал собираться в дорогу.

— Зигфрид, прошу вас, останьтесь. Или вы не обещали поучить меня искусному владению мечом? — стал умолять юный Гизельхер, узнав о его решении. — И потом, сестра расспрашивала меня о ваших подвигах, просила пересказать все, что я слышал от воинов, и я понял: она мечтает все дни лишь об одном — чтобы вас представили ей. Она будет сильно огорчена, если не отблагодарит вас сама. Сказать вам по секрету: она часто наблюдает за вами из своих покоев!

— Останьтесь, Зигфрид, что за пир в честь победы без вас! — уговаривал героя Гернот. — Я лучше многих знаю, кто спас от позора наш дом.

И Зигфрид остался.

* * *
За городом, на широких травянистых лугах каждый день вырастали новые шатры. Несколько десятков государей из соседних королевств вместе со свитами прибыли на торжественный пир.

Между шатрами царило оживление. Молодые воины устраивали состязания, потешные бои. Иногда приходил и Зигфрид. Его звали во все компании, уступали почетное место. А когда показывал он какое-нибудь свое умение или ради потехи бросал неслыханной тяжести камень, посмотреть собиралась целая толпа.

Знатные дамы из свиты Кримхильды и Уты готовились к празднику. Вынимали из сундуков нарядные платья, примеряли их, заново перешивали украшения.

Наконец стали съезжаться подлечившиеся бойцы. Их порубленные доспехи давно уже убрали с главной площади.

Каждого Гунтер награждал молодым жеребцом и праздничным платьем.

На лугу за городом сколачивали огромные столы, туда катили бочки с вином, в повозках везли угощение, накрытое душистыми травами. Весь городской люд ожидал королевского праздника, чтобы вкусно на нем поесть и попить, и надевал лучшее платье.

Утром торжественная процессия сошла со ступенек дворца и направилась к храму.

Кримхильду и королеву сопровождала сотня знатных, прекрасно одетых дам и охрана из юных воинов.

Зигфрид стоял среди толпы рыцарей, желавших посмотреть на красавицу королевну. Первый раз он увидел ее.

И грустно ему стало. Он взглянул на милую ее красоту, полную добра и света, потом посмотрел на себя и понял, что не достоин ее. Те, кто пел о прекрасной принцессе, не сочиняли. Они были правы. Но даже песен не хватало, чтобы описать нежную прелесть королевны. Что же мог предложить ей он — грубоватый верзила? Показать, как бросает тяжелые камни? Рассказать, как порубил не один десяток людей? Как поотрубал у них головы или руки? И все? Другого он не умеет, не знает. Разве может он подойти на равных к божественной красоте? Не слишком ли многого он пожелал?

В этот момент Гернот приблизился к старшему брату и тихо ему посоветовал:

— Хорошо бы нам именно здесь, на глазах у всех, вознаградить Зигфрида. Представь его Кримхильде, и пусть они пойдут впереди процессии в храм.

Зигфрида не нужно было долго искать в толпе. Он был виден издалека. И слуги стояли уже рядом.

— Вас просит подойти король, — шепнули ему.

— Зигфрид, наконец-то вас как самого почетного гостя можно представить сестре. И позвольте мне это сделать, — сказал Гунтер.

А Кримхильда стояла рядом и смотрела на них своими лучезарными небесными глазами.

— Приветствую вас, неустрашимый Зигфрид! — произнесла она с доброй улыбкой.

И Зигфрид поклонился.

— Этого недостаточно, — засмеялся Гунтер. — Сестра, ты должна поцеловать нашего друга в знак благодарности.

Кримхильда, с тою же легкой улыбкой, приподнялась на цыпочки и поцеловала Зигфрида в щеку.

Она подала ему руку. И они пошли впереди всей процессии к храму. Сотни гостей с любовью и восхищением смотрели на них.

— Дорого бы я заплатил за поцелуй такой красавицы! — сказал рядом с Людегером один из гостей.

— Столько, сколько уплачено Зигфридом, не заплатить никому. — Людегер обернулся к соседу и сказал ему с горечью: — Множество жизней датчан и саксов — вот цена поцелуя. А это были отменные воины.

От ран он уже совсем оправился. И брат его, Людегаст, — тоже. В последние дни, уединившись, они часто обсуждали условия мира. Сил на войну у них долго не будет, защитить бы теперь свои королевства! И чтобы бургунды сами на них не напали, решили они собрать выкуп — пятьсот подвод золота и серебра.

— А стоило заманить нам Зигфрида к себе в королевство, подружиться с ним… И не стояли бы мы с тобой в этой толпе, — мечтательно сказал Людегер.

— Только надо еще иметь сестру, такую как Кримхильда, — оборвал Людегаст мечтания брата.

Людегаст успел уже наслушаться разговоров, которые ходили среди рыцарей о влюбленности Зигфрида.

А Зигфрид, который столько мечтал хотя бы издали взглянуть на Кримхильду, теперь, ведя ее под руку, растерянно молчал, мучался от своей неуклюжести и смотрел с ужасом, как быстро приближается храм.

Лишь когда они подошли к высокому каменному крыльцу, он, словно решившись нырнуть в неизвестную глубину, выговорил:

— Так давно я мечтал об этом мгновении, королевна! Оно кончится — и мы вновь разлучимся!

В храме женщинам и мужчинам полагалось стоять порознь, всем на своих половинах.

— Нет, Зигфрид, мы не разлучимся. Из храма мы пойдем с вами вместе, — ответила Кримхильда, глядя прямо ему в глаза.

И с этими словами они разошлись.

Службу Зигфрид не слушал. Она казалась ему невыносимо тягучей. Он не мог дождаться конца, не вытерпел и вышел на крыльцо.

* * *
Наконец двери храма растворились. Вновь, раздвигая толпу, показалась охрана, за нею — придворные дамы и возлюбленная его королевна.

Стражники учтиво, но настойчиво принялись отодвигать рыцарей, прокладывая путь для процессии. И тут Гунтер вновь подошел к Зигфриду и соединил его со своею сестрою.

— А теперь, Зигфрид, я скажу вам самое главное, то, что давно уже хотела сказать, — услышал он и почувствовал, как колотится его сердце.

— Говорите же, королевна!

— Награды, достойной того, что вы для нас сделали, на всей земле не сыскать. Я это хорошо знаю. И только Бог вознаградит вас на небесах. Здесь же, на земле, единственное, что мы можем и будем делать, — это любить вас всею душой. Всегда. И вы это помните, Зигфрид!

— Я готов быть вашим слугой всегда, — ответил Зигфрид. — Это для меня счастье. И мне кажется, ради этого я родился. Стоит сказать вам слово — и я отдам за вас жизнь! — Тут его голос неожиданно дрогнул, и он замолк.

«Неужели это были не простые слова?» — подумала Кримхильда. И точно так же подумал о ее словах Зигфрид.

К ним снова приблизился Гунтер.

— Все только и шепчут мне о том, как хорошо вы смотритесь рядом, — сказал он со смехом. — Взгляните, даже Гизельхер залюбовался на вас и забыл закрыть рот! Зигфрид, вы согласны охранять мою сестру и за пиршественным столом?

Еще бы Зигфрид не согласился!

Место его за столом было одно из самых почетных.

Король Гунтер умело рассадил и других гостей в соответствии с их знатностью и заслугами. А потом заиграли музыканты, и пир начался.

* * *
Пировали двенадцать дней. Двенадцать дней, сменяя друг друга, играли шпильманы-музыканты. Устав от застолья, гости переходили к забавам и состязаниям. Одни показывали, как владеют щитом, отражают удары; другие бросали дротики в пень; третьи устраивали шуточные бои. Даже те, кто едва оправился от ран, принимали в них участие. Хаген и Ортвин, на славу Бургундскому королевству, были повсюду первыми. Причем Хаген дружелюбно улыбался, в раж не входил и не зарубил ни одного гостя.

А Фолькер, отважный боец, знаменосец, порой, отойдя от стола, брал в руки скрипку и услаждал гостей такой волшебной музыкой, что гости смолкали надолго и, забыв разговоры и смех, сидели как завороженные.

Гости не раз повторяли в беседах между собой, что столь доброго пира, такого собрания богатырей, где все почитали друг друга, забыв о ссорах и распрях, такой заботы хозяев об удобстве гостей и щедрого угощения они еще не встречали.

А Зигфрид впервые не участвовал в состязаниях, хотя его постоянно звали. Он лишь следил за ними издалека, не желая покинуть Кримхильду. Все двенадцать дней не отходил он от возлюбленной своей королевны. Утром встречал ее у дверей дворца, и вместе шли они к пиршественному столу. А там начиналась у них бесконечная беседа. Кримхильде казалось, что в жизни ее не было интересней рассказчика и внимательней слушателя. А Зигфрид знал: так увлеченно никто еще не слушал его истории о походах и приключениях, никто так не пугался, не переживал за него, едва рассказ доходил до очередной опасности, да ему и не хотелось прежде об этом рассказывать.

В последний день пира Гунтер позвал Зигфрида для совета.

— Мне важно твое слово, как поступить с пленниками. Ты ведь знаешь, завтра я их отпускаю. Они не хотят уезжать, не заключив со мной мира. И обещают прислать нам выкуп — пятьсот подвод серебра и золота. Стоит им верить?

— Ты ведь не хочешь иметь опасных врагов? Поэтому отпусти их без всякого выкупа. Но взамен возьми с них клятву никогда не пересекать границы твоего государства с дурными намерениями. А богатства придут к тебе сами, если станет мирной жизнь в твоем королевстве.

— Мудрый совет настоящего друга! — обрадовался король. — Так я и поступлю.

На другой день Людегер с Людегастом в окружении своих вассалов покинули Вормс, потрясенные великодушием бургундского короля.

И вновь стало пусто в королевском дворце. Удалились бойцы долечивать раны. Других отпустили в замки заняться своими делами. Удалилась в покои и королевна, больше не выходила она к Зигфриду для бесед.

Лишь вечером, закончив дела, навещал Гунтер с братьями, Зигфридом и со свитой мать и сестру.

Ради этих коротких мгновений Зигфрид коротал весь уныло тянущийся день. Едва проснувшись, он думал о вечере, торопил время, чтобы снова увидеть Кримхильду.

— Нельзя, чтобы дальше так продолжалось, — сказала королева-мать старшему сыну. — Девочка мучается и страдает весь день. Она оживает только с вашим приходом. И тебе, и мне известна причина ее страданий. Мне говорили, что этот ваш друг, Зигфрид, тоже слоняется днем, словно скучная тень. Столько я слышала разных историй о подвигах, которые он будто бы совершил, и кто бы мог подумать, что доблестный рыцарь будет столь нерешителен в обычных житейских делах. Ваш отец, например, едва обо мне услышал, сразу же начал свататься.

— Я и сам об этом немало думаю, — ответил Гунтер. — И вижу терзания Зигфрида. Но не могу же я так прямо ему объявить: бери-ка, друг, сестру мою в жены!

— Уж не просватан ли он своими родителями за другую? — предположила Ута. — Пусть тогда не морочит нам голову, уезжает в свое королевство!

— Обыкновенному рыцарю мы так бы и объявили. Но только не Зигфриду. И хотя немало я помог ему в дни пира, соединив их вместе, не стану его торопить.

— С вами, мужчинами, всегда несуразности: то храбры до беспамятства, где не надо, а где нужно — пугливы, и жены за вас принимают решения. Еще немного подожду и сама скажу вашему другу обо всем, что ему полагалось бы сделать.

* * *
А Зигфрид снова собрался уехать.

Казалось бы, так это просто — подойти к Гунтеру и сказать: хотелось бы мне с тобой породниться, отдай же сестру свою мне в жены.

Но чем дороже становилась ему Кримхильда, тем невозможней был этот разговор.

«Если она откажет, жизнь моя кончена! — повторял он не раз про себя. — Без нее нет жизни и мне». «Сегодня вечером я все скажу ее братьям и ей самой» — назначал он себе срок каждое утро, но в последний момент отступал, не решался.

Он собрался уехать, чтобы из дома, из Ксантена послать сватами знатных людей своего королевства. И они бы обо всем договорились.

И снова Гизельхер умолял его остаться. Но Зигфрид бы уехал, если бы не решение Гунтера.

* * *
К концу пира из дальних северных стран пришли бродячие певцы и спели сказанье о деве-королеве по имени Брюнхильда.

Жила она в холодной заморской стране. Красивее девы той соседние народы не знали. Ее королевский замок охраняло множество богатырей. У нее были могучие вассалы. И каждое ее повеление исполнялось мгновенно. Но не этим стала она знаменитой на весь мир, а силой своей. Такой ее боги одарили силой, что нет на земле мужа, который бы с нею совладал. Многие знатные рыцари, принцы и короли лишились головы, потому что пожелали взять ее в жены. А она предлагает каждому немногое — посостязаться в силе. И каждому объявляет, что если победит он ее, получит не только красивую жену, но в придачу к ней и могучую страну. Только все меньше становится женихов. И правит своей страной королева-дева, окруженная слугами, девицами, воинами, в большом унынии. Иногда, развлекаясь, бросает копье и пробивает насквозь им любую мишень. Или другую шутку любит она показать: бросает тяжелый камень, а сама в прыжке обгоняет его.

— Забавную басню спели певцы, — сказал тогда Гунтер и распорядился их щедро угостить.

— Это не басня, — сказал тогда Хаген. — Я слышал, где-то и в самом деле есть такая страна и правит этой страной богатырша-дева. Надо спросить у Зигфрида — он, говорят, там был.

Сказанье запомнилось Гунтеру, он не отпустил певцов, и несколько раз по его желанию шпильманы исполнили песню вновь.

— Я женюсь на такой королеве, если она и в самом деле где-то живет, — объявил Гунтер как раз в то утро, когда Зигфрид решил уехать домой.

— Желанье твое опасно для тебя и для твоегокоролевства, — сказал Зигфрид. — Я действительно был в той стране и немного знаю Брюнхильду. Певцы рассказали правду. Из тех, кто пытался на ней жениться и самонадеянно вступал в состязание, можно составить дружину. И каждый в ней был бы отменным воином. Не лучше ли поискать невесту в других землях?

— Мне давно уж пора жениться. Но в тех странах, какие я знаю, нет подходящих невест. Или королевства столь захудалы, что не ровня нашей Бургундии, или невесты столь безобразны, что, женившись на одной из них, я бы опозорил свой дом. Скажи, она в самом деле так прекрасна, как рассказывали о ней шпильманы? Много ли выдумки в их сказаньях?

— Еще раз я повторяю: выдумки в их словах не было.

— Чем больше я думаю об этой Брюнхильде, тем сильнее мое желание взять в жены только ее. Уверен, что я ее уже полюбил. Скажи мне, Зигфрид, достаточно ли тысячи воинов, чтобы, собрав их, предстать перед ее замком?

— Думаю, в таких делах тысяча воинов не нужна. Да они и не помогут. Войско Брюнхильды сильно, оно справится с нами. Не лучше ли ехать, как положено витязям? Пусть будут с тобою три верных друга — больше и не надо.

— Хаген, ты не откажешься быть там со мною? — спросил Гунтер.

— Когда-то я дал клятву быть всегда там, где грозит вам опасность. Думаю, что и Зигфрид не откажет. Он знает страну, ее нравы.

— Зигфрид, если вы согласитесь мне помогать, я клянусь выполнить любое ваше желание. Все, о чем вы пожелаете, я исполню немедля.

И тут неожиданно Зигфрид решился.

— Всего мне, Гунтер, не нужно. Вы знаете, у меня и так все есть. Отдайте лишь за меня вашу сестру, которую я давно всем сердцем люблю. А помочь вам — для меня радость и счастье, чем бы нам этот поход ни грозил.

— Вот моя рука, Зигфрид. Ты помогаешь мне добыть в жены Брюнхильду, а я клянусь отдать за тебя сестру. Торжественно говорю это при Хагене. Ну, Зигфрид, ты рад?

Зигфрид лишь улыбнулся в ответ, смущенно и счастливо одновременно.

— Кого же взять третьего?.. — задумчиво спросил Гунтер. — Гернота нельзя — он будет вершить дела в королевстве, Гизельхер — почти мальчик.

— Брат твой подойдет? — И Зигфрид повернулся к Хагену. — Но подумай, перед тем как ответить: это опасно.

— Данкварта я хотел предложить и сам. Он будет рад, едва лишь услышит о рискованном приключении.

— Что ж, начнем собираться, — объявил король.

Так Зигфрид и не поехал домой, он даже забыл о своем утреннем желании.

* * *
— Что за платья нам надо пошить, или достаточно ратных доспехов? — спросил Гунтер у Зигфрида в тот же день.

— Оружие, доспехи нужны, и богатые одежды — тоже. Нельзя, чтобы рядом с вассалами королевы мы выглядели как оборванцы. Еще важен крепкий корабль.

— Корабль? — удивился Гунтер. — Не хватит ли обычной ладьи?

— Королевство Брюнхильды окружают море, ветер и волны. Об этом ты слышал в песнях, а теперь убедишься сам. Ты — житель Бургундии и моря не видел, потому и не знаешь о морских кораблях. Нам нужно хорошее, просторное судно, чтобы поместить лошадей, оружие, съестные припасы и чтобы его не разбили высокие волны.

— Корабельщиков я отыщу, а за шитье одежды возьмется матушка. Она соберет мастериц.

— Королева нездорова — надо ли обременять ее столь важным делом? — вмешался Хаген. — Лучше обратитесь к Кримхильде, она и поможет. Я же немедля поеду в Тронье за братом.

Хаген и младший брат его Данкварт правили немалыми землями в Тронье. Там и стоял родовой замок их отца. Отец же, попав в плен к гуннам, перестал следить за замком, и тот стал медленно разрушаться. Потом, еще мальчиком, Хаген поехал к гуннам вместо отца. Отец же, вернувшись домой, успел только произвести на свет Данкварта, как сразу и умер. Теперь юный Данкварт следил за работами в замке, собирал мастеров перекрыть крышу и построить конюшни.

Слуги сообщили Кримхильде о том, что король просит неотложно его принять.

Она велела свите быстро принарядиться и оделась получше сама.

В голубом блио с яркими цветами понизу, сшитом из аравийского шелка девушками-мастерицами, перетянутая узким кожаным пояском, встретила она гостей.

«Наконец-то он решился!» — думала она о Зигфриде. Какое еще срочное дело кроме ее замужества могло быть у брата и Зигфрида?

Изо всех сил сдерживала она радость, когда они вошли, старалась казаться спокойной, словно не догадывалась о том, что привело их в ее покои.

— Пришли мы к тебе, сестра, за помощью, — заговорил Гунтер. — Впереди у нас сватовство, и ты должна нам помочь. — Гунтер взглянул на Зигфрида, стоявшего чуть сзади, словно ожидал от него подтверждения своих слов.

«Как же странно он начинает!» — подумала Кримхильда.

— Я исполню свою половину дел, а тебя прошу исполнить свою…

— Прошу вас покорно, сядьте, расскажите, в чем дело, я готова помочь, — ответила Кримхильда. Она все еще надеялась, что речь идет о них с Зигфридом, просто брат, неопытный в подобных делах, не знает, как приступить к главному.

И хотя не пристало девушке, даже королевне, самой высказывать сокровенные желания при мужчинах, она уже хотела пойти в разговоре навстречу брату и сказать что-нибудь, из чего бы он понял: она согласна и рада стать женой Зигфрида.

— Я намерен жениться, — изрек наконец Гунтер. — Для этого еду за море, вернее, плыву на корабле, завтра начнут его строить.

— Начнут строить?.. — повторила за ним Кримхильда, чувствуя, как улыбка ее застывает, становится гримасой. — Кто же ваша невеста, мой брат? На кого снизойдет такая милость? — с трудом выговорила она.

Что же, только за этим пришли они к ней в покои? Такая новость могла бы подождать и до вечера.

— Кто же ваша невеста, мой брат? — спросила Кримхильда снова.

— Брюнхильда. Та самая дева, которая правит своей страной на далеком острове среди моря, а по силе сравнится с богатырями.

— Я слышала о ней. Говорят, это очень опасно. Говорят, все, кто сватался к ней, были убиты.

— Со мной будет Зигфрид. А ему я поклялся, что если он поможет мне вернуться домой с невестой, то буду готов отдать за него жизнь, исполнить любое желание. Подтвердите, Зигфрид, ведь так?

— Подтверждаю. Нет для меня большего счастья, чем доставить радость вашей семье. И нет для меня дороже людей, чем брат ваш и вы. — И Зигфрид взглянул на Кримхильду, и она поняла все, что он бы хотел сказать ей. Но не сказал, потому что вокруг были дамы из свиты, а рядом — король.

— Выполнить вашу волю, мой брат, я готова и сделаю все так, как вы скажете.

— Нам нужно пошить дорогие одежды. С нами едут еще двое — Хаген и Данкварт. Для каждого нужно по двенадцать разных нарядов. Зигфрид сказал, что вассалы одеваются там богато и нельзя, чтобы нас посчитали за бедняков.

— Сейчас скажу девушкам, и работа начнется сегодня же.

— Мы будем менять одежды ежедневно, по три раза на дню. Пусть каждый узнает, сколь богато наше королевство.

— Мы сошьем вам одежды из бархата и мехов. Тканей у нас достаточно…

— Самоцветы, драгоценные камни насыплют в щиты и принесут. Если не хватит, принесут еще.

Гунтер уже собрался уходить, но в дверях замешкался.

— Не понял я, сестра, рада ли ты новости, что мы принесли тебе с моим другом?

— Когда вы отправитесь в плавание, я стану встречать каждый день с молитвой, чтобы он принес вам удачу.

Лучшие шелка — ливийский и марокканский — приготовила Кримхильда для одежд героям. Из белого, аравийского, она скроила платья для Гунтера и Зигфрида на первый выход. Хагену и Данкварту — на тот же выход — черного цвета. А сколько бархата — красного, синего, зеленого, черного — понадобилось для одежд!

Кримхильда сама кроила ткани. Тридцать лучших мастериц нашивали на бархат и сукна каменья, отделывали одежды мехом горностая, аравийской золотой нитью.

В эти же дни за городом на берегу Рейна строили корабль, а во дворце готовили запасы вина и съестного в далекий путь.

* * *
Прошло семь недель. Корабль был готов и покачивался на рейнской волне. Пошили и парус из крепкой ткани. Хаген и Данкварт вернулись в Вормс, и все четверо примерили новые одежды. Они рассматривали друг друга в новых платьях. Данкварт радовался каждой перемене одежд. А король под конец примерки сказал:

— Теперь уж никто не подумает, что есть еще где-то земли богаче наших!

Слуги загрузили корабль припасами.

Опытный Грани первым взошел на судно. Остальные, и даже сам король, тоже ввели своих скакунов по шатким мосткам, и лошади заметно волновались.

Королевские братья, Кримхильда, свита — все собрались для последнего прощания с витязями.

Гунтер был торжественно важен, Хаген, как всегда, суров, Данкварт то замолкал, то нервно и громко смеялся. Лишь Зигфрид выглядел как обычно. Но только он один и знал, какие опасности ждали их за морем, в королевстве Брюнхильды. Остальные надеялись, что сказанья сильно преувеличили силу королевы-девы.

Лишь Кримхильда не смогла удержать слез.

— Зигфрид, знаю вашу отвагу, но молю вас об осмотрительности. Берегите брата, наших родных и берегите себя, — говорила она, улыбаясь и плача.

Наконец Гунтер отдал братьям последние наказы, и корабль отвязали.

Зигфрид огромным багром оттолкнулся от берега, взял кормовое весло и направил корабль на середину реки. Хаген сразу поднял парус. И знакомый берег с провожавшими, с крышами родного Вормса стал быстро удаляться.

ГЛАВА ПЯТАЯ из которой любезные читатели узнают об опасностях, подстерегающих короля на пути его сватовства, и о находчивости Зигфрида, благодаря которой король не только остался жив, но и стал победителем в состязании с богатыршей Брюнхильдой

Вниз по течению Рейна мчался королевский корабль под ярко-красным парусом, оставляя позади челны рыбаков и небольшие ладьи. Слева был знакомый Зигфриду берег. Там, поверху, по широкой тропе гнал он вместе с двенадцатью воинами коней, чтоб скорее прибыть в неизвестную прежде ему страну, в город Вормс, и взять себе в жены красавицу королевну.

А теперь он снова глядит на эту тропу, только не с белого своего коня, Грани, а снизу, с реки. И снова плывет добывать невесту, только чужую, не для себя.

Едва Гунтер спросил: «Кто у нас будет кормчим?» — все указали на Зигфрида. Кому же еще править ладьей — он один знает дорогу в Исландию.

Но веслами хорошо работал и Хаген. Не забыл он науку, что получил юношей в гуннском плену, состоя на службе при переправе. И когда однажды ветер задул навстречу, они спустили парус и вдвоем на веслах погнали корабль быстрее, чем прежде.

Все светлое время плыли они по реке, приставая лишь в сумерках к пустынному пологому берегу, выводили коней, выходили сами размяться на твердой земле.

Гунтер предлагал плыть и ночью — так ему не терпелось увидеть скорее невесту. Но и Зигфрид, и Хаген решили быть осторожными.

— Лучше пристать к Исландии на день позже, чем не пристать совсем. Во тьме налетим на прибрежный камень, пробьем днище, кто нам поможет? — так рассудил Хаген.

С ранним рассветом, когда поднимался туман, корабль вновь уходил вперед. Иногда река сужалась, с обеих сторон возвышались над ними белые каменные отвесные берега, и течение мчало корабль между ними столь быстро, что не требовались ни весла, ни парус.

Потом Рейн снова нес их корабль по низине. Это были земли, родные для Зигфрида, и неожиданно он ощутил в сердце тоску.

— Что за печаль тебя мучает? — спросил его Гунтер.

Зигфрид лишь махнул рукой в сторону левого берега:

— Там — мое королевство.

— В другой раз мы бы пристали, чтобы выказать уважение твоим родителям, но сегодня, сам понимаешь, надо спешить.

— Мы и спешим. — И Зигфрид сильнее взмахнул кормовым веслом.

* * *
Наконец они вышли на морскую волну.

Корабль закачался сильнее, хотя море было спокойным. Зигфрид вел его к северу. Слева было лишь море, справа — чужой берег. Незнакомые страны. Лишь Зигфрид однажды проехал сквозь эти земли на своем Грани.

— Чья это земля? — время от времени спрашивал его Гунтер.

И Зигфрид называл имя короля, кому принадлежали те земли.

Однажды, уже к концу плавания, когда король вновь указал на замок, стоящий вдали на высокой скале, Зигфрид сказал ему:

— Замок — мой. Это земля нибелунгов, тоже — моя.

И подумал: неплохо бы проверить, как сторожат его замок и сокровища, спрятанные в горе, воины-нибелунги с могучим карликом Альбрихом. И снова, как в тот час, когда он завладел этими сокровищами, Зигфрид почувствовал тяжелую печаль, словно повеяло на него из ужасной и темной бездны.

— Богат же ты землями, Зигфрид! — удивился Хаген. — А я-то считал историю с нибелунгами пустой выдумкой.

Там же, недалеко от земли нибелунгов, поднялась крутая волна, и Данкварта, позеленевшего от качки, стало выворачивать за борт.

Наконец Хаген не выдержал.

— Бери весло и греби! — зло крикнул он младшему брату, который по возрасту мог сойти ему и за сына. — Только бездельники страдают болезнью на море!

Зигфрид, решивший было вступиться, и последний момент заставил себя промолчать: ему ли путаться в отношения братьев.

Данкварт, словно от удара, вздрогнул от несправедливого упрека: он первым бросался исполнить любое дело. Но стерпел и, превозмогая морскую немочь, взялся за весло. И — о чудо! — скоро руки его обрели прежнюю силу, он что-то запел, заулыбался. А Хаген, тоже улыбнувшись своей страшной, угрюмой усмешкой, проговорил:

— Считай, что я говорил с тобою как лекарь. И теперь морской немочи ты не поддашься.

* * *
На двенадцатый день плавания вдали в дымке показалась земля. Берег приблизился, вырос. Были видны бурые скалы, замок.

— Уж не твой ли и этот замок? — пошутил Гунтер.

— Этот замок станет твоим, если ты возьмешь в жены Брюнхильду, — ответил Зигфрид. — Королевство Исландия перед нами. И родовой королевский замок, Изенштайн.



* * *
Две тайны носил с собою Зигфрид. И никто другой не знал их — только он один.

Первая тайна — след от кленового листа, что остался на спине, когда он омылся кровью дракона. Небольшой был листок, но оставил уязвимое место. Зигфрид сам отыскал его когда-то, ощупывая спину стрелой. Спина боли не ощущала, и лишь след от листка мгновенно почувствовал укол стрелы. Он подумал тогда, что никому не доверит эту тайну — ни врагу, ни другу, ни родному человеку.

Была и вторая тайна — плащ-невидимка. С виду невзрачный, из серой грубоватой ткани, какую носили лишь бедняки, этот плащ был повсюду с ним, когда надевал он доспехи. Но Зигфрид помнил слова Альбриха о том, что пригодится тот плащ только в схватке с нечеловеческой силой. Для иных же случаев силы у Зигфрида хватало и собственной. Потому плащом он пока ни разу не воспользовался.

Теперь же Зигфрид надеялся только на помощь плаща, но спутники об этом не знали.

* * *
Корабль подошел ближе к земле. Зигфрид направил его вдоль скал к бухте, к пологому берегу, куда приставали другие суда и откуда когда-то отплыл он домой.

— Ну и мрачное же строение! — сказал Данкварт, вглядываясь в замок.

— Что за девы там! — неожиданно воскликнул Гунтер. — Взгляните, в каждом окне по деве!

— То свита королевы, — объяснил Зигфрид. — Теперь же, король, рассмотри их как следует и ответь, какую из них ты выбрал бы в жены? — Сам Зигфрид сразу узнал среди дам саму королеву Брюнхильду, хотя видел ее лишь раз, на горе.

— Выбрал бы я ту, что в центре у большого окна, в белых одеждах. И лицом, и осанкой похожа она на королеву.

— Ты не ошибся, Гунтер. Это и есть сама королева Брюнхильда.

Брюнхильда, видимо, поняла, что неизвестные гости разглядывают с корабля ее дам, что-то строго сказала им, и девы сразу покинули окна. Отошла и она.

По спокойной воде корабль медленно приблизился к пологому берегу. Замок на скалах, крепостные стены остались по правому борту.

— Теперь, перед тем как сойдем на землю, хочу предупредить вас о важном условии, — заговорил Зигфрид. — Кто бы вас ни спросил обо мне, отвечайте немедля, что я — вассал короля.

— Не хочешь ли ты сказать, что решил поступить к нам на службу? — удивился Хаген. И лицо его не выражало одобрения. — Вассалами королей Бургундии так легко не становятся!

— Странно ты шутишь, Зигфрид, — вступил в спор и король. Ему стало неловко за высокомерие Хагена. — Какой ты вассал, если каждому ясно, кто ты?

— А по-моему, если Зигфрид захотел быть нашим вассалом, почему бы ему им не стать? — не выдержал и Данкварт. — Такие слуги, как он, только прославят Бургундию!

— Я не слуга и ничьим слугой не был, — сказал Зигфрид. — Но в эти дни, если мы хотим вернуться отсюда живыми, я буду называться вашим, король, вассалом. Так нужно на эти несколько дней. Но помните, король, что служить я буду не вам, а той, кто дороже мне всех в этой жизни.

— О чем мы спорим! Если Зигфрид считает, что ему надо назваться вассалом, пусть называется, — согласился Гунтер.

— И еще, — проговорил Зигфрид, — о чем бы я ни просил вас, исполняйте немедленно, как бы странна ни была моя просьба. Иначе живыми отсюда нам не уйти.

— Там, в деле, посмотрим, — нетерпеливо отозвался Хаген.

Знал бы Зигфрид, как отзовется ему этот мелкий обман!.. Знали бы спутники, что своей кровью и жизнью заплатит каждый из них за эту малую хитрость, и не только они!..

* * *
Зигфрид спрыгнул на влажную гальку первым и быстро поставил сходни.

Верный Грани потянулся за ним. Но, как и подобает слуге, Зигфрид вывел сначала коня Гунтера. Потом подал руку королю и держал стремя до тех пор, пока Гунтер не сел в седло. А Гунтер стал словно выше ростом и шире в плечах, так горделив был его вид!

Никогда и никому не держал Зигфрид стремени. Был уверен, что лучше погибнет, чем станет слугою. И вот же — пришлось. И он исполнял все, что подобает обычному вассалу, старательно и терпеливо.

Лишь последним вывел он своего Грани.

И вот они четверо двинулись к замку. Двое, Гунтер и Зигфрид, — на прекрасных белых конях, в роскошных белых плащах, отороченных горностаем, поверх доспехов. Двое — на конях вороных, в черных одеждах. Они приближались к открытым воротам замка, и воины Изенштайна смотрели на них со стен.

* * *
— Что за люди прибыли к нам? — спросила Брюнхильда начальника стражи. — Что им нужно в нашей стране?

Начальник стражи был опытным старым воином. Он знал хорошо прежнего короля, отца Брюнхильды, даже был с ним в дальнем родстве. С ним вместе участвовал он в набегах на теплые страны. Лицо его было в шрамах от давних сражений. И много несчастливых ловцов удачи перевидал он за последние годы.

— Их всего лишь четверо, королева, — ответил начальник стражи. — По одеждам можно судить об их знатности. У каждого — длинный меч и широкий щит, значит, умелые воины. Один, на черном коне, смотрит на всех со злобой, другой, тоже на черном, — по виду застенчив и юн, но вид тот обманчив. Первый из них, на белом коне, так важен и горделив, что я бы сказал: он — король. Другой, тоже на белом коне, похож на Зигфрида, который однажды уже посещал нашу землю. Я бы даже сказал, что он — Зигфрид и есть.

— Если Зигфрид пожаловал к нам в окружении рыцарей, в богато пошитой одежде, цель его мне понятна, — усмехнулась Брюнхильда. — Сделай все как обычно. Скажи им, я скоро приму. Пусть не торопятся к смерти. Слишком долго решался явиться ко мне со своим сватовством этот Зигфрид! Теперь он получит здесь то же, что получали другие.

«Но странно, зачем с ним какой-то король, — подумала она, переодеваясь в платье, пошитое для парадных приемов. — Или Зигфрид взял его в свиту, чтобы мы знали: и короли у него в услужении?»

Поднималась дорога от корабля к замку по скалам над морем. Гунтер с удовольствием и не раз оглядел своих спутников. Столь дорогих украшений не будет в свите Брюнхильды. Даже седла у всех четверых блистали каменьями, даже на узких кожаных поводках позванивали золотые бубенчики.

Едва они проехали ворота, к ним сбежалась прислуга. Одни держали коней, другие принимали щиты.

— Рад приветствовать вас в замке нашей королевы, какое бы дело ни привело вас к ней, — почтительно обратился ко всем четверым старый воин со шрамами на лице. — Вы станете ее почетными гостями. Для вас готовы покои, там вас ждет угощение и отдых. Ваши кони будут накормлены. Но прошу вас, сдайте оружие мне на хранение. — И он протянул руку к мечу Хагена.

— Этому не бывать! — грубо воскликнул Хаген и схватился за рукоять меча. — Еще никому не удавалось его у меня отобрать!

— Свой меч я хочу носить сам! — подтвердил слова старшего брата Данкварт.

— Здесь такие правила, — тихо вмешался Зигфрид. — Гости всегда сдают мечи, если хотят войти в замок. Мне это говорили. И разумнее покориться. — Он спокойно протянул свой Бальмунг слуге.

— Чувствую, добром это не кончится, — тихо пробормотал Хаген, отдавая свой меч последним.

Он постарался задержаться перед входом в гостевые покои, чтобы пронаблюдать, куда унесут их оружие.

— Мечи наши за крайней боковой дверью, — сказал он, когда прислуга оставила их одних. — Нелегко к ним будет пробиться. Теперь мы в руках хозяев, как новорожденные щенки.

— Надеюсь, моя невеста не заставит нас долго ждать, — важно проговорил Гунтер, пробуя вино из тонкого серебряного кубка, стоявшего на низком столе. — Наше вино получше, а кубок — хорош.

— К закату все должно кончиться, таков у Брюнхильды порядок.

— Трудно поверить, что каждый состязавшийся с нею был в проигрыше, — сказал Данкварт с сомнением. — Здесь какой-то подвох. По виду ее не скажешь, что она большая силачка, хотя облик ее прекрасен…

— Одурачили нас, как щенков… — почти простонал Хаген. — Кто мы теперь без мечей!

— Прошу вас, будьте со всеми любезны и исполняйте мои советы, — снова напомнил спутникам Зигфрид. — Едва объявят о состязаниях, я исчезну. И если кто спросит, скажите, что я пошел к кораблю, охранять его. Остальное увидите сами.

— Все это так странно, Зигфрид! Как же без вас? — забеспокоился Гунтер и сразу потерял всю свою важность.

— Будьте спокойны, король, и помните, что в любом затруднении я вам помогу, — начал было Зигфрид, но тут их пригласили в зал, на прием к королеве.

Они вышли во двор и увидели, что к замку отовсюду спешат исландские воины. Хаген, шедший последним, услышал такой разговор:

— Снова будет потеха, — сказал один молодой всадник другому, привязывая своего коня.

— Кому-то опять не терпится отдать свою голову королеве, — ответил его приятель, и оба они рассмеялись.

— Что же мы — без мечей! — с тоскою то ли подумал, то ли проговорил Хаген и повторил: — Как слепые щенки!

* * *
Гостей провели через несколько залов. В последнем, где их должна была принять королева, стены, пол и потолок были украшены разноцветным мрамором. Стены — цвета морской волны, зеленовато-голубой потолок и пол — белый, чуть розоватый. Зал был просторным, светлым, со множеством узких окон.

— Отсюда на нас и смотрели, когда мы проплывали мимо, — сказал Данкварт. — Но почему во дворце голые стены? Неужели королева так бедна, что нет у нее ковров?

Его голос сразу отразился от стен и потолка многократным эхом.

— В каждом королевстве свой обычай. Здесь таких правил нет — развешивать ковры на стенах, — объяснил Зигфрид.

Гости стояли одни посреди пустого зала.

— Где же моя невеста? — спросил с нетерпением Гунтер.

В тот же миг распахнулись двери. В зал вошла сотня воинов с мечами на изготовку. Воины выстроились вдоль стен. За ними в окружении нарядно одетых дев появилась сама Брюнхильда.

Была она юна, красива, шествовала важно, но никто бы не догадался, взглянув на нее, что боги одарили ее особенной силой.

Все четверо гостей поклонились ей. Она же подошла прямо к Зигфриду:

— Рада вас видеть, Зигфрид. В прошлый раз вы посетили мою землю случайно, вас пригнали волны и ветер. Что привело вас с друзьями в мое королевство на этот раз?

— Королева, разговаривая со мной первым, вы оказываете мне честь не по заслугам. Я — лишь простой вассал. — И Зигфрид слегка отодвинулся, указывая на Гунтера. — Вот мой король и повелитель, Гунтер Бургундский. Он известен многими доблестями, королевство его обширно, богато, а привела его в вашу страну любовь. Я же здесь лишь потому, что он решил взять меня в спутники.

— Вот как! Вы, оказывается, всего-навсего вассал бургундского короля? — Брюнхильда не скрыла ни удивления, ни разочарования. — Что за любовь привела этого короля в мое королевство? — Она повернулась к Гунтеру.

Но Гунтер лишь раскрыл от волнения рот, выпучил глаза, да так и стоял.

— Мой король, — вмешался вновь Зигфрид, — влюблен в вас, королева, давно и всем сердцем. Он совершил столь дальнее плавание с одной лишь целью — назвать вас своею женою. В его могучее королевство входит много богатых земель на Рейне. Множество графов, герцогов ходят в его вассалах. И я прошу вас подумать, надо ли назначать ему испытания.

— Если ты обыкновенный вассал, а твой господин и в самом деле мечтает на мне жениться, надеюсь, ты предупредил его, что я еще никого не избавляла от состязаний! — высокомерно ответила королева. — Надеюсь, ты предупредил его также, что в случае проигрыша он будет казнен до заката. А проиграет он обязательно.

— Позвольте спросить вас, королева, что за состязания вы предложите нашему королю? Неужели они так трудны, что он откажется от мечты сделать вас своею женою? — с недоверием спросил Хаген.

— Состязания простые. — Королева говорила спокойно, величественно, и все-таки перед Хагеном стояла обыкновенная дева, пусть ослепительной красоты, пусть королева, но не воин же богатырь! — Ваш король будет состязаться со мною в умении владеть копьем и бросать камень.

— Должен вам сказать, что король наш — доблестный воин, — не сдержался Хаген.

— Не спешите, — перебила его королева. — Не торопитесь с решением. Еще не поздно отказаться и вернуться на корабль. Оружие вам вернут, едва вы покинете мой замок. Подумайте хорошенько, — она почти уговаривала их, — иначе всех четверых ждет бесчестье и смерть. Уже сегодня, до заката.

— Как быть? — заколебался король. — Своей жизнью я готов рисковать, но вашими…

— Отвечайте спокойно и смело, — тихо сказал Зигфрид. — До заката она станет вашей невестой.

— Я готов на ваши условия. — Король вновь горделиво выпрямился. — Ради любви к вам я выдержу состязания и в сто раз труднее.

— Ну что ж, король, напросились сами, — усмехнулась Брюнхильда и громко скомандовала: — Принести доспехи!

Несколько человек бросились выполнять ее повеление. Один внес алый подлатник из аравийского шелка, расшитый золотом, другой — панцирь, третий — шлем.

— Выходите во двор. Состязаться будем немедленно, — приказала королева.

Исландские воины направились к выходу из дворца. Один из них учтиво указал рукой на двери и гостям.

— Не слишком ли быстро мы согласились, — проворчал Хаген так, чтобы его слышал лишь Данкварт. — Видел, как ловко она схватила доспехи? Что будем делать?

— Не знаю, — уныло ответил Данкварт. — Боюсь я позора.

— Теперь уж поздно отказываться, придется идти. — Хаген оглянулся в поисках Зигфрида. — Куда делся Зигфрид?

— Он что-то шепнул королю, а потом встал у меня за спиной. Не пошел ли он охранять корабль?

— Нас окружают враги, и лучше держаться всем вместе. Нашего друга сегодня трудно понять. Что толку, если он отсидится у судна, а нас предадут здесь позору!

* * *
Позади замка на зеленой лужайке был широкий утоптанный круг. Исландским воинам испытания были не в редкость — это Хаген и Данкварт поняли по тому, как каждый из них точно знал свое место. Плотной стеной встали они по кругу, все при оружии.

— Ох, слепые щенки, одни лишь мы без мечей!.. — простонал Хаген.

В середину круга вышла Брюнхильда, одетая так, словно ожидал ее здесь смертный бой. Четыре крепких мужа-оруженосца с натугой несли вслед за нею широченный стальной щит, отделанный золотом, с металлическими застежками. Щит этот был толщиною с ладонь по краям и ладони в три посередине. Вверху, в правом углу щита, блистала золотая корона. Подщитный ремень был отделан драгоценными каменьями.

Оруженосцы, отдуваясь, поднесли щит к королеве, и она, словно играя, взяла его в левую руку.

— Видел, как она подхватила свой щит! — простонал Данкварт.

— Видел, — отозвался Хаген. — Ни одной деве на земле не сделать такое. — И он с яростью повернулся к Гунтеру: — Вы влюблены в дьяволицу, мой король! А мы из-за вашей любви погибнем с позором.

В это время три воина тащили уже через поле копье неимоверных размеров. Огромное древко, сделанное из доброго бревна, завершал такой же огромный, остро отточенный кованый наконечник.

— Да что же такое творится здесь! — вновь воскликнул Хаген, глядя, как Брюнхильда быстро и ловко засучивает рукава.

«Я погиб! — подумал Гунтер с ужасом, увидев копье. — Такое копье я едва ли смогу поднять. И Зигфрид меня не спасет. Зачем согласился я на бой! Что толку мне в этой любви, когда от нее лишь позор и смерть!»

— Да, король! Могли бы поискать невесту и поближе! — Хаген словно услышал его мысли. — В глупое дело мы вовлеклись из-за нашей любви. Без боя, по приказу какой-то девы, нас казнят, как слепых щенков. И мы не сумеем поддержать ни вас, ни друг друга.

— Будь у нас мечи, мы бы с них спесь посбивали! — подтвердил Данкварт. — Вы только взгляните: как смотрит на нас эта дева! Жаль, нет меча! Уж ее-то жизни я бы лишил, если б вздумалось им предать нас позору!

— Тише, она идет к нам. — В голосе Гунтера послышалась надежда. — Может, скажет, что все это шутка. Объявит, что так проверяла мою любовь и нашу храбрость?

— Пустые мечтанья, нас спасут только наши мечи!

На этих словах Хагена королева и подошла.

— Ваши мечи? — Брюнхильда усмехнулась. — Столь храбрые воины не могут жить без мечей?! Эй, принесите оружие нашим гостям! — распорядилась королева громко. — Вы согласны, король, начать состязанья с копья? А потом, если останетесь живы, бросим и камень? — Во взгляде ее были лишь насмешка да презрение.

— Мы согласны! — ответил за короля Хаген, видя, как несут их мечи. — Пока мы при оружии, король не побежден.

Но успокоение их длилось недолго. Брюнхильда, кивнув, отошла, взмахнула рукой.

И тут же, раздвигая исландских воинов, толпящихся у края круга, двенадцать мужей с трудом пронесли к центру могучий метальный камень.

— Да, мой король, сам дьявол сгодился бы ей в мужья! — снова рассвирепел Хаген. — А по виду — юная дева, и только.

Брюнхильда уже стояла около камня. Подхватив копье, она крикнула в их сторону:

— Прикройтесь щитом, король! И прощайтесь с жизнью!

«Это последнее, что я вижу, — оцепенело подумал Гунтер. — И Зигфрид мне не помог. Не глупо ли умирать, как беспомощная зверушка?..»

Неожиданно ноги его мелко задрожали, руки ослабли, и он чуть не выронил щит.

И в это мгновение кто-то тронул его за металлическое оплечье. Король с ужасом дернулся, оглянулся. Рядом — ни слева, ни справа — никого не было.

— Не пугайтесь, король, это я, Зигфрид, — прозвучал из пустоты тихий голос. — И я спасу вас.

Едва лишь в зеленом мраморном зале Брюнхильда приказала нести ей доспехи, Зигфрид, стараясь быть незамеченным, выбрался из дворца. Незамеченным ему выйти не удалось. Его узнавали, с ним здоровались с почтением и сочувствием.

Выйдя из ворот замка, он поспешил вниз, по той же дороге в сторону пристани.

Голая мачта их привязанного корабля раскачивалась от ветра. Зигфрид забрался внутрь, быстро вытащил из-за доспехов плащ-невидимку и набросил его на себя. Лишь он, с виду невзрачный плащ, мог спасти в этот день их четверых.

Сойдя с корабля, Зигфрид решил проверить его волшебную силу — а ну как она утрачивается от времени!

Вблизи корабля лежал на камнях неподъемный обломок скалы. Его смог бы подвинуть лишь сам Господь, и больше никто. Зигфрид оперся на скалу правой рукой, и она покачнулась, подвинулась. Тогда он налег плечом — и скала медленно повернулась, накренившись, нависла над морем и, круша мелкие камни, обрушилась на другую скалу, раскололась с огромным грохотом на кучу обломков.

Назад, к стенам замка, Зигфрид поднялся в мгновение ока — так быстро не вознес бы его и Грани. Он прошел сквозь толпу, окружавшую поле, и подобрался к Гунтеру.

Гунтер с ужасом отшатнулся, едва только Зигфрид, никем не видимый, коснулся его оплечья.

— Не пугайтесь, король, я с вами, — повторил Зигфрид, — и я спасу вас. Внимательно исполняйте все, что я вам скажу.

— Как вы меня спасете!.. — с отчаянием простонал король. — Вон какое копье у Брюнхильды!

— Я беру ваш щит на себя, вы же вставайте за мной и делайте вид, что, как и прежде, стоите один со щитом.

Король потоптался на месте, и щит незаметно перешел на руку Зигфриду.

Брюнхильда уже прицелилась в них копьем, взмахнула, и копье с бешеной скоростью, со свистом, похожим на вой, полетело в их сторону.

Такого удара Зигфрид не знал никогда. Грохнув по щиту, металлический наконечник пробил его, словно лист пергамента. Страшная сила ударила Зигфрида в грудь, и лишь плащ-невидимка спас ему жизнь.

Сотни искр взлетели от щита в небо. А изо рта Зигфрида хлынула кровь.

Он и сам удивился, как удалось удержаться ему на ногах в тот момент, когда щит вместе с застрявшим копьем ударил его в нагрудные латы. Эта могучая сила отбросила его вместе с Гунтером назад, он отступил на полшага, но устоял.

По рядам исландских воинов прошел гул удивления.

— Кричите: «Держись же, Брюнхильда!» — шепнул королю Зигфрид.

— Держись же, Брюнхильда! — крикнул король, и в крике его были слабость, испуг. Нестрашным был этот крик.

Однако следом за криком в Брюнхильду полетело ее же копье.

Вырвав копье из пробитого щита, Зигфрид в первый момент хотел метнуть его, как и Брюнхильда, острием вперед. Королева стояла перед ним, прикрывшись щитом, и этот удар убил бы ее. Потому он и бросил копье вперед древком.

В стремительном полете копье прочертило над полем черную молнию. И одновременно раздался единый тяжелый стон — то стонали исландские воины.

Брюнхильда крепче уперлась ногами в плотную землю и ждала удара. Удар отбросил ее назад, она опрокинулась, но быстро вскочила и крикнула:

— Благодарю вас, Гунтер, за славный удар! Удар этот достоин бойца, но у нас еще состязание с камнем!

— Зигфрид, вы здесь? — тихо окликнул друга Гунтер.

— Я рядом с вами, будьте спокойны.

— Я все за вас… честь, богатство и славу…

— Успокойтесь, король, мне нужна лишь Кримхильда. Остальное оставьте при себе.

Королева, отодвинув ногою помятый свой щит, взялась за метальный камень. Все расступились. Она подняла над головой этот громадный валун, постояла мгновение, потом швырнула его вперед и тут же, оттолкнувшись, прыгнула следом, опередила камень в прыжке.

— Не знаю, что помогло Гунтеру устоять перед копьем, но этот камень никому из мужей, известных нам с тобой, даже не приподнять. И Зигфриду — тоже, — негромко сказал Хаген Данкварту. — Брат, будь готов обнажить свой меч. Надо застать их врасплох. Поставим посреди короля и пробьемся к воротам. А уж если погибнем — так с мечами в руках!

Зигфрид, никем не замеченный, подошел вместе с Гунтером к камню. Вместе они подняли валун над головой. И вновь среди воинов прошел удивленный гул. Теперь они уже с ужасом следили за тем, что происходит на поле.

Зигфрид с силой метнул камень через круг и, подхватив короля, прыгнул вдогонку.

Крики, полные благоговейного изумления, взлетели над полем.

Если камень, брошенный королевой, пролетел едва ли и четверть круга, то приезжий король — так виделось всем — перебросил метальный камень почти через полный круг!

— Хаген, брат мой, — прокричал захлебнувшийся от внезапной радости Данкварт. — Мы спасены! Наш король победил!

— Не спеши, — осторожно ответил Хаген. — Подождем, что скажет Брюнхильда.

Королева подняла обе руки вверх, и голоса на поле умолкли.

— Обещание, данное мною, я выполняю! — прокричала она.

И всем показалось, что голос ее осел, не был столь звонким, как прежде.

— Мои вассалы, моя родня, — продолжала Брюнхильда, — отныне ваш король и господин — Гунтер из Бургундии, а я ему буду женой!

Зигфрид тоже стоял на поле, чуть отдалившись, и его по-прежнему никто не видел, он же видел всех. И видел, как трудно дались королеве эти слова.

— Этот король получил наш престол по заслугам, — рассуждали исландцы, когда Зигфрид приблизился к ним. — Кто бы мог подумать, что он сильнее нашей Брюнхильды! Зато теперь не одна, а двое самых могучих людей будут управлять королевством.

— Приглашаю и вас, как самых почетных гостей, друзей моего жениха, во дворец, там будет пир, — сказала учтиво Брюнхильда, встав около Хагена с Данквартом.

Королева была теперь не насмешлива, а почтительна, но радости на ее лице они не увидели.

А Хаген мирно заметил брату:

— Похоже, все обошлось, хотя я так и не понял, что за силы помогли свершиться этому чуду.

Он решил проверить метальный камень, опередил мужей, которые собрались нести его с поля, потрогал тот камень ногой. Камень не шевельнулся.

— Что ты об этом думаешь? Камень я проверил — он не поддельный… — задумчиво протянул Хаген, вернувшись к Данкварту.

— Я понял одно: наш король победил. Или этого мало?

— Этого слишком много. Хотел бы я узнать, как королю удалось поднять этот камень, а потом метнуть через все поле?

— Ради любви и спасения чести можно сделать и не такое.

— Ну-ну, — проговорил Хаген задумчиво.

* * *
Зигфрид снова спустился по знакомой дороге над морем, вновь подошел к своему кораблю, снял плащ и спрятал его за доспехи.

И теперь, видимый всеми, снова приблизился к замку.

Грудь его от удара продолжала болеть. Несколько раз с кашлем он выплюнул кровь. Но это казалось ему пустячной заботой рядом с той главной победой, что он одержал в состязаньях с Брюнхильдой.

Во дворце уже собирались на пир.

— Что же, мой король, разве вы не идете на состязанья? — спросил он громко, приблизившись к своим спутникам. — Или все отменилось?

— Он ни о чем не знает! — засмеялись вокруг. — Он только что появился!

— Зигфрид, позвольте узнать, где вы были? — спросила его Брюнхильда. — Почему я не видела вас на поле рядом с вашими друзьями? Или вам не интересны были игры, в которых ваш король меня победил?

— Мы настолько смутились от первого вашего приема, королева, — стал объяснять Хаген, стараясь улыбаться подружелюбнее, — что Зигфрид отправился сторожить судно.

— Рад вашей победе, мой король, но иначе и быть не могло! — воскликнул Зигфрид. — Наконец и на могучую деву нашелся богатырь. Теперь мой господин увезет вас отсюда на Рейн!

* * *
— Уехать отсюда? Покинуть мое королевство? Что за странная шутка! Нет, Зигфрид, я здесь рождена и только здесь хочу править вместе с моим господином. — И Брюнхильда посмотрела на Гунтера. — Он поставит на Рейне вассала, чтоб управлял его землями там, а здесь мы будем править вдвоем.

— Два моих брата, а также сестра и другая родня ждут меня в Борисе, — отозвался Гунтер, теперь уже решительно и важно. — Вместе с вами я должен отплыть через день или два.

— Спорить не будем, — предложила Брюнхильда. — Завтра из разных земель соберутся мои вассалы. Послушаем, что они скажут.

— Подозрительны эти ее слова, — сказал Хаген, отведя Зигфрида и Данкварта в сторону. — Соберется добрая сотня вассалов, и мы будем в полной их власти.

К ним подошел и Гунтер.

— Король, я за тебя боюсь. Соберутся вассалы, и мы будем в полной их власти, — повторил Хаген.

— А не украсть ли нам королеву ночью и силой ее увезти? — предложил Данкварт. — Вы ее муж, и она должна быть вам послушна. И вы доказали, что легко с нею управитесь.

— Только не это! — оборвал его Гунтер.

— Но сидеть и ждать, пока нас перебьют, нам не пристало, — сказал Хаген. — Зигфрид, скажите! Или это не вы помогали королю в состязанье? Хотя я так и не понял как.

Зигфрид взглянул на Гунтера и понял, что надо ответить.

— Король управился сам, и помощь моя ему не понадобилась. Теперь же я помогу. Вы оставайтесь в замке, а я незаметно исчезну и приведу вам таких молодцов, что все здешние вассалы станут сразу послушными.

* * *
Солнце садилось в море, и ветер гнал по невысоким пологим волнам пустой одинокий челн.

— Не странно ли, ветер едва заметен, а челн оторвался от берега и мчится в открытое море! — сказал кто-то из приветливых хозяев Хагену. — Взгляните в окно.

— Не говорил ли я всегда, что ветры у нас загадочны. — К ним подошел другой воин. — Но где же ваш Зигфрид? Снова ушел к кораблю?

— Где-нибудь там, — спокойно ответил Хаген.

И никто не подумал, что челн, уносимый ветром, уносил с собой человека. Зигфрид, накинув свой плащ-невидимку, выбрал крепкую лодку и яростно греб, никем не видимый.

* * *
От крепкого ветра с морскими брызгами боль в груди незаметно утихла. Плащ помогал и тут — удесятерял силы гребца. Луна освещала путь. Зигфрид греб вечер, ночь и весь день. Наконец показались берега нибелунгов, страна, где стоял его замок.

К замку он подошел ночью. Кругом было тихо, темно. Ворота закрыты.

Что скажет он им — их король, которого они видели только однажды? Как объяснит свой пеший приход среди ночи? Не взглянут ли на него те, кто охраняет замок, как на бродяжку-просителя?

С собой у него только Бальмунг, да щит, да челнок, который он оттащил подальше от моря. Даже Грани тихо жевал овес в исландской конюшне.

Зигфрид ударил в ворота, словно желал их выломать. Немало ночных зверей, спящих случайных путников поднял этот грохот в окрестной земле.

— Что тебе надо? Что ты шумишь? — услышал Зигфрид недовольный голос охранника. — Уйди от ворот, кто бы ты ни был, если хочешь остаться живым.

— Я витязь, и я заблудился, — отозвался Зигфрид измененным голосом. — Открой же ворота, если сам желаешь остаться живым.

— Ну погоди! — изумился охранник и отошел от ворот за своими доспехами.

Стражник был верзилой исполинского роста. Впервые за службу привратником он видел такое, чтобы среди ночи кто-то осмеливался ломиться в ворота, да еще ему угрожать. Разъяренный, он нацепил на локоть тяжелый щит, взял огромную дубину, обшитую железом, с чугунным шишаком, и стал открывать ворота.

— Погоди же! — снова воскликнул стражник, едва образовалась щель, в которую он просунулся, и взмахнул палицей, целясь в голову тому, кто стоял перед ним.

Зигфрид едва успевал подставлять щит под удары. Железная палица со свистом проносилась над его головой.

Грохот ударовчугунного шишака о стальной щит продолжал будить и пугать окрестности. Наконец Зигфрид выбил дубину из рук привратника, свалил его на землю и начал вязать. Верзила пыхтел, отбрыкивался, да и у Зигфрида не было злобы, он с трудом сдерживал смех.

Неожиданно в темноте послышались грузные торопливые шаги. Зигфрид поднялся, и вовремя: перед ним стоял новый разъяренный боец — карлик огромной широты в плечах, Альбрих. Под горой, в тайной пещере охранял он по-прежнему сокровища нибелунгов, услышал грохот боя и бросился поддержать привратника.

Он стоял перед Зигфридом в панцире, шлеме, со щитом и уже замахнулся тяжелым своим кистенем с острыми шипами. Этим старинным боевым оружием карлик владел лучше многих. К толстой короткой палке, прикрепленной к руке петлей, был подвязан с другого конца тяжелый чугунный шар, усаженный шипами. Этим своим оружием карлик проламывал шлемы и головы любому противнику.

Зигфрид едва успел подставить щит, сидящий уже неловко оттого, что застежка оборвалась. Страшный удар кистеня обрушился, смял его щит в один миг.

— Кто бы ты ни был, я убью тебя, воин, не спросив и твоего имени! — выкрикнул карлик. — С доброю мыслью ночью в чужие замки не ломятся!

«Еще и правда — убьет!» — подумал весело Зигфрид.

Он отбросил порушенный щит, увернулся от нового удара кистенем и сжал карлика в объятиях.

Рядом во тьме лежал кулем и сопел связанный стражник.

Карлик сопротивлялся, но Зигфрид и его повалил на землю у приоткрытых ворот, снова сжал ему ребра.

— Пощади! — наконец прохрипел задыхающийся карлик. — Если бы я не поклялся служить доблестному Зигфриду, я стал бы отныне служить тебе.

— А доблестного Зигфрида пора было бы и узнать, — ответил ему Зигфрид, теперь уже собственным голосом.

— Зигфрид, откуда! — Карлик мгновенно вскочил и рассмеялся радостно. — Ну и помяли же вы мне ребра, я уж подумал — умру! Вновь подтвердили, что не зря я вам клялся служить. В столь крепких объятьях я еще никогда не бывал.

— Есть ли в замке дружина? — коротко спросил Зигфрид.

— Спят. Тысячи три богатырей.

— Поднимай. К утру мне нужна тысяча молодцов. Тех, что готовы со мною отплыть в королевство Брюнхильды.

— Той самой, девы-воительницы?

— Той самой. Кончилась ее боевая слава. Станет она женой моего друга, бургундского короля.

— Пойду будить замок. Вам приготовить вино и закуску?

— Готовь. И для всех, кто поедет со мной.

Карлик ушел в темноту.

Зигфрид нагнулся к привратнику, снял с него путы.

— Я не задел вас, король? — смущенно покашливая, извинился привратник. — Вы не признались, а такие шутки опасны. Ну как я бы угробил вас!

Привратник отыскал откатившуюся в сторону дубину.

— Меня еще никто не одолевал, вы — первый, Зигфрид. Ворота я закрываю, если за вами нет никого, и буду стеречь их дальше. Уж вы, Зигфрид, на меня не сердитесь, что я едва не огрел вас.

— Ты хорошо несешь службу, воин, утром я тебя награжу, — сказал ему Зигфрид и отправился к замку, где уже зажигали светильники.

* * *
— Мой господин, все три тысячи молодцов готовы отправиться с вами, — доложил под утро карлик. — И если вам не к спеху, за день обещаю найти корабли для трех тысяч.

— Хватит и тысячи, дорогой Альбрих. Тысяча воинов, при полном вооружении, в новой одежде, — это как раз то, что нужно.

— Когда отплываете?

— С рассветом.

На рассвете тысяча воинов-нибелунгов выстроилась перед замком. Кони их были оседланы, доспехи, новое платье — на них.

Зигфрид прошелся вдоль их рядов. Все они были могучи, суровы лицом, молчаливы.

— Слушайте, молодцы! — обратился к ним Зигфрид с короткой речью. — Вас ждет свадебный пир в королевстве Брюнхильды. Будем выдавать ее замуж за друга моего, бургундского короля. Но будьте готовы и к бою. А теперь на корабли и плывем через море!

Карлик провожал Зигфрида к берегу.

— Знаю, наш край суров и с вашими южными землями он не сравнится. Но и вы, Зигфрид, тоже когда-нибудь угомонитесь. Потому и мечтаю я, чтобы вы с молодою женой пожили в нашем замке. Мечтаю о том, чтоб смеялись и плакали здесь ваши дети, а я учил бы их тому, что умею. — Сейчас, в этот миг, карлик стал удивительно похож на того, кто когда-то учил юного Зигфрида. — Плывите и не сомневайтесь: карлик Альбрих, как и прежде, будет верно стеречь ваш клад.

— Я скоро женюсь, добрый Альбрих, и вот тебе слово, что приеду пожить в нашем замке.

* * *
На свадебный пир, который давала Брюнхильда, собирались вассалы со всех концов исландской земли. Шли они не одни, а, как всегда, в окружении дружин, при доспехах, готовые к бою.

— Мы здесь затеряемся, словно песчинки, в этой людской толчее, — жаловался Хаген Данкварту. — И королеву они не отпустят. Боюсь, что даже пробить мечами дорогу к морю будет непросто.

— Зигфрид сказал, что приведет своих воинов.

— Лишь бы вассалы Брюнхильды не придумали устроить испытания вновь. Один уже подходил ко мне, жаловался, что не успел на состязанья, и предлагал, чтобы наш Гунтер показал им искусство владенья копьем.

— А ты?

— Я ответил, что скоро вернется Зигфрид и что он обожает учить такого рода искусствам.

На третий день после состязаний Брюнхильда и свита вышли на стены крепости, чтобы гости полюбовались на море.

Кто-то из самых зорких увидел вдали корабли. На всех парусах мчались они к Исландии. Их были десятки.

— Что еще за новые гости! — встревожилась королева. — Не пришлось бы, мой король, нам поучаствовать вместе в битве, спина к спине.

— Это плывет мое войско, — ответил Гунтер. — Мы торопились, оставили его далеко позади. Я послал за ними Зигфрида.

— Что ж, и на этот раз он сдержал свое слово, — тихо проговорил Хаген брату, — я уж терял надежду.

Корабли приблизились, шли вдоль скал, на которых высился замок. На переднем, слегка оторвавшемся от других, у паруса стоял Зигфрид. Он поклонился всем, кто был на стене.

— Должна ли я приветливо встретить их на берегу, или пусть они сами поднимутся к замку? — спросила Брюнхильда у Гунтера.

— Было бы лучше нам выйти навстречу, — ответил король.

Корабли, один за другим, стали подходить к берегу. Уже весь берег был заполнен войском, а с кораблей сходили все новые всадники.

— Ого! — приободрился Хаген. — Теперь поверил и я, что мы вернемся домой, и с невестой.

* * *
— Силен же ты войском, мой король! — говорила Брюнхильда, выйдя из замка и глядя сверху на строящихся воинов.

— Это лишь малая часть, — решил вмешаться Хаген. Он шел вблизи короля с королевой. — Лишь воины, которых мы взяли с собой.

Как самых любимых гостей, приветствовала Брюнхильда воинов и только самого Зигфрида встретила чуть холодней.

А вассалы ее со своими дружинами, приглашенные на пир, продолжали прибывать — на кораблях и верхом.

И уже понятно было, что гостям в Изенштайне не поместиться, они толклись повсюду.

На поле, где недавно состязались король с королевой, для них спешно расставляли шатры.

— Ты видишь сама, что нам надо скорей отправляться в твое королевство, в Бургундию, — объявил Гунтер. — Это прежде оно было только моим.

— Согласна, но кого мне оставить вместо себя? — нерешительно спросила Брюнхильда.

— Верного и разумного. Или нет у тебя такого человека?

— Оставлю своего дядю. Но перед тем как отплыть, хотела бы я наградить всех вассалов за верную службу. А также и твоих воинов, тех, кого привел Зигфрид. Дай мне своего человека.

— Поручим Данкварту. Он и храбр, и честен. — И король подозвал Данкварта.

— Вручаю вам ключи от казны. Наградите от меня своих и моих людей. — Брюнхильда протянула несколько тяжелых ключей на стальной цепочке.

И пока на следующий день продолжался пир, Данкварт одаривал всех подходящих золотыми и серебряными чашами, драгоценными камнями, украшениями.

— От имени нашей королевы! — говорил он каждому радостно. — Щедрей ее нет человека на свете!

— Не слишком ли молод этот ваш Данкварт? — спросила озабоченно королева, увидев, как люди отходят от него со счастливым изумлением на лицах, унося полные пригоршни и шлемы драгоценностей. — Он опустошил уже несколько сундуков! Те, что нажиты мной и моим отцом. Пожалуй, он неопытен в таких делах, и я заберу у него ключи назад, иначе стану сама беднее последней бродяжки.

— Пусть не тревожит вас эта забота! — попробовал вступиться за брата Хаген. — В Вормсе у вас будет множество сундуков с каменьями, золотом и серебром, дорогие шелка и меха — всего у нас вдосталь.

— Но я хочу взять и свою небольшую казну, чтобы одаривать новых родных и друзей.

Ключи у Данкварта забрали, и несколько дев, самых верных из свиты Брюнхильды, стали перекладывать ценности в ее дорожные сундуки.

А внизу, на море, под замком собралось множество кораблей. Вокруг суетились сотни людей. Одни готовили к плаванию суда для королевы со свитой, другие тащили припасы в дорогу, катили в бочках вино. Третьи подвозили по морю на лодках овес для коней. Лошадям не хватило конюшен. Большая их часть топтала луга вокруг замка.

Во дворце, тоже спешно, девы укладывали свои платья и платья королевы.

— Завтра утром мы отплываем, — объявила наконец Брюнхильда.

ГЛАВА ШЕСТАЯ из которой любезные читатели узнают о новых подвигах Зигфрида, на которые он решится только ради искренней дружбы и которые станут причиной его ужасной гибели

И окна замка, и стены крепости заполнили люди, прощавшиеся с королевой. А сколько их было на берегу! Гордых вассалов и простых воинов, ремесленников, поваров, оружейников, слуг. Их королева-дева, знаменитая воительница, уплывала с чужим королем в дальнее королевство. А вместе с ней уплывала сотня придворных девиц и дам — чьи-то дочери, сестры. Уплывали две тысячи воинов — чьи-то братья, сыны. Провожала их вся Исландия.

И пока шли корабли, натянув паруса, под скалистыми ее берегами, сверху махали им шляпами, а у кого не было ни шляпы, ни шлема — просто рукою, воины, жены, дети, старики.

Молчаливые нибелунги, погрузив своих лошадей, тоже отправились в плавание в неизвестную им Бургундию. Вслед за своим повелителем, Зигфридом.

На десятый день плавания корабли подошли к устью Рейна.

— Не пора ли послать гонца во дворец? — спросил у Гунтера Хаген. — Хорошо бы порадовать вестью, сказать, чтоб готовились к встрече.

— Хаген, ты прав! Бери дюжину воинов и скачите в Бургундию. Это — добрая мысль. А лучше гонца, чем ты, не найти.

— Меня — гонцом?! — удивился Хаген. — Не важней ли мое присутствие здесь? Кому я доверю беречь и казну, и поклажу, и дам? Проси лучше Зигфрида. Он сам, добровольно, назвался твоим вассалом, пусть и исполнит приказ. К тому же, я знаю, ему бы хотелось скорее увидеть Кримхильду.

— Король, согласитесь, что я оказал вам немало услуг, но простым гонцом вы могли бы послать молодого Данкварта! — отвечал Зигфрид на просьбу Гунтера.

— Зигфрид, я же прошу именно вас, потому что знаю, как дороги вам мгновенья свидания с моею сестрой. Или вы уже не стремитесь ее увидеть? Или она не тоскует, считая каждый день, проведенный без вас? Только потому я и решаюсь просить вас о подобной услуге, а вовсе не затем, чтоб унизить.

— Я готов. С собою возьму дюжину своих нибелунгов. Что передать и кому?

— Главной вестью станете вы сами, — обрадовался король. — Матери, братьям, друзьям и сестре объявите о нашем успехе, передайте земной поклон от невесты. Ортвин, наш племянник, пусть немедля разбивает шатры на берегу и проследит, чтобы их богато убрали. И пусть отсылает послов к родне с вестью о том, что я всех приглашаю на свадьбу. И, Зигфрид, попросите Кримхильду, чтоб при встрече моей невесте выказали и уважение, и любовь.

Корабль пристал к берегу. Зигфрид свел своего Грани. Следом с другого судна сошли двенадцать воинов. Зигфрид простился со свитой, учтиво поклонился Брюнхильде и устремился в Бургундию по знакомой неширокой дороге.

Впереди двенадцати воинов, пропыленный, Зигфрид промчался в ворота Вормса и резко остановил Грани перед главным крыльцом дворца.

С крыльца бросился навстречу ему младший из королевских братьев, Гизельхер, за ним сбежал и Гернот.

— Зигфрид, вы? Почему вы один? Что с братом? Отвечайте скорее, он жив? — торопил Гизельхер.

А по городу поползла, пугая жителей, печальная весть: Зигфриду удалось вырваться лишь одному. Король, остальные — то ли погибли, то ли в плену.

Но ее обгоняла уже весть другая, добрая: король успешно сосватал в дальней стране богатыршу Брюнхильду, победил ее во всех состязаниях и вместе с невестой на днях прибывает в столицу.

* * *
— Матушка! Зигфрид у нас во дворце. Я только что видела, как он промчался на своем Грани. Но был он так запылен, таким измученным было его лицо! И я боюсь, не принес ли он дурную весть.

Королева Ута какой уж день была нездорова. Но Кримхильда не удержалась, вбежала к ней и тут же заплакала:

— Я боюсь! Я боюсь за Гунтера и за Зигфрида тоже!

— Успокойся, дочь. Пока ты ничего не узнала. И не дело показывать подданным свои слезы, даже если на то есть причина. Станешь королевой — всегда помни об этом.

— Я не стану, не стану теперь королевой! Гизельхер сказал мне: отправляясь в путь, Гунтер поклялся, что если Зигфрид поможет ему удачно жениться, то в день возвращенья он, Гунтер, соединит меня с Зигфридом.

— Знаю об этом. Только не пойму: ты печалишься из-за старшего брата или оттого, что может расстроиться твоя свадьба?

— Но ведь можно печалиться сразу и о том и об этом!

— Хороший ответ. — Старая королева улыбнулась. — Прикажи-ка слугам нести мое платье. Да и сама приоденься. Уверена, Зигфрид твой готов сообщить нам одну интересную новость. Ты помнишь, какую клятву давал ему Гунтер, но забыла, как клялся сам Зигфрид. Он сказал, что положит жизнь, но Гунтер вернется с невестой. Если Зигфрид примчался живым, то и Гунтер плывет с удачей. А лицо его показалось усталым, потому что он торопился к тебе. Утри быстрей слезы и жди его с вестью.

Королева была права. Только Кримхильда вернулась в свои покои, как вошел Гизельхер.

— Что? Скажи, что привез Зигфрид! — бросилась она к брату.

— Он успел лишь сказать, что Гунтер плывет с невестой, чтоб готовили встречу, и просит свидания с тобой. Я хотел привести его сразу, но он отказался, объяснив, что вид его испугает и тебя, и мать. Просил предупредить.

— Я готова принять его. Переоденусь и сразу приму.

* * *
Их окружали дамы, и приличия позволяли им лишь улыбнуться да на мгновение коснуться руки друг друга.

— Все кончилось хорошо. Гунтер едет с невестой. — Зигфрид успел смыть с себя пыль и уже не казался таким утомленным. — Просит вас встретить его невесту с почетом и лаской.

— Какая она — красивая? — спросила Кримхильда.

— Возможно, что и красивая. Брат ваш в нее влюблен.

— Как хочется мне наградить вас, Зигфрид! Но разве вас удивишь наградой?

— Гонцам, принесшим хорошую весть, всегда давали награду. А я — всего лишь гонец.

— При вашем богатстве подарки мои покажутся вам пустяками…

— Ваш подарок для меня не пустяк. — Зигфрид продолжал улыбаться.

— Тогда я дарю вам вот что. — И она взяла из шкатулки горсть золотых колец. — Эти кольца — для вашей казны. А этот браслет, — Кримхильда сняла со своей руки золотой браслет с огненно-красными рубинами, — а этот браслет вы подарите вашей жене, а если ее у вас нет, то вашей невесте. — И она улыбнулась ему в ответ.

— Я выполню ваше пожелание в точности, — сказал он. — Эти кольца я дарю вашим дамам. А этот браслет… с ним поступаю вот как…

И не успела Кримхильда удивиться, как он взял ее руку и браслет снова был на своем прежнем месте.

Зигфрид засмеялся, быстро встал, поклонился и вышел.

* * *
Так, как теперь, никогда еще не готовились к праздникам в королевском дворце.

Постельничий, храбрый воин Хунольт, развешивал на стенах в покоях и залах новые ковры. Другой смелый вояка, чашник Синдольт, приказал опустошить запасы посуды, отбирал самую красивую, расставлял на столах, на полу. Стольник Ортвин готовил шатры из шелков. Вместе с бароном Гере они разослали посланцев во все концы королевства. Отважный витязь Румольт с десятками поваров скоблил котлы, пересчитывал чаши, кувшины, горшки, сковороды. В погреба набивались запасы: туши мяса, вино, фрукты.

Гернот и Гизельхер со своими дружинами устремились по дороге вдоль Рейна, чтобы встретить корабли у границ государства и сопровождать их по суше.

Наконец в город примчались вестники. Они сообщили, что король и невеста в четверти дня пути.

А потом и дозорные с башен закричали:

— Плывут! Плывут!

И весь город бросился из крепостных ворот к реке, потому что каждый хотел увидеть невесту короля, свою будущую королеву. Бежали кожевенники, пекари, старики и старухи, спешили матери с малыми детьми на руках.

Десятки придворных дам и дев были готовы сопровождать королеву с принцессой. Юные витязи помогали усесться им на коней. Лошади для Кримхильды и старой Уты ждали у ступенек крыльца.

— Матушка, взгляните, какая жара! Не лучше ли вам было бы остаться, при вашем нездоровье? — беспокоилась Кримхильда.

— Я думала об этом моменте всю жизнь, с тех пор, как вы родились. Неужели же я соглашусь пропустить его из-за какой-то жары! — ответила королева и решительно поднялась по переносным деревянным ступенькам, крытым красивым ковром. Со ступенек ей легко было сесть в седло.



Лошадь матери-королевы взял под уздцы Ортвин. Кримхильда смотрела вокруг: где же Зигфрид? Неужели не он поведет ее лошадь? Но Зигфрида не было. Увидев ее растерянность, к ней подошел ее троюродный дядя, маркграф Гере, веселый, лысый, краснощекий толстяк.

— Не поменять ли вам своего Зигфрида на меня? — спросил он, смеясь. — Поехали, пора посмотреть, какую родственницу привез нам король.

Королева и дочь торжественно выехали из ворот города. Их окружала нарядная свита, а Кримхильде хотелось заплакать оттого, что не Зигфрид ведет ее лошадь. Оттого, что было непонятно, куда он запропастился.

Лишь за воротами он внезапно появился.

— Зигфрид! Куда вы исчезли в самый важный момент? Я чуть голову себе не оторвал, высматривая вас! — обрадовался Гере и сразу уступил ему повод.

Зигфрид взял повод правой рукой. В левой он держал поводок Грани.

— Это все мой Грани! Глупец оруженосец решил сам привести мне коня. Грани же вырвался у него из рук и умчался по улицам в город. Пришлось звать его. И вот мы сопровождаем вас вместе.

— Зигфрид, знали бы вы, как я волновалась, что вас нигде нет!

Они подошли к реке точно в то мгновение, когда первый корабль с королем и невестой причалил и король свел Брюнхильду на берег.

Весь город наблюдал, как красавица, их королевна, встречает другую красавицу — новую королеву, ту, что король добыл в заморской стране. Все видели, как нежно они обнялись, как несколько раз одна целовала другую. И мать-королева, старая Ута, тоже нежно, по-матерински, обнимала свою невестку. И придворные дамы Бургундии знакомились с исландскими придворными дамами, которых рыцари сводили за руку с кораблей.

А Зигфрид встречал своих нибелунгов. Могучих, немногословных воинов.

— Здесь мы в краю друзей, — объявил он. — И ждет вас еще один свадебный пир.

— Шатры для гостей готовы, — объявил Гунтеру Ортвин после первых приветствий. — В такую жару гостям лучше отдохнуть в шатрах у реки.

— Не начать ли потешный бой для забавы гостей? — предложил Хаген.

— Делай как принято, — согласился король, — но обойдись без увечий.

Несколько сотен воинов Зигфрида и несколько сотен бургундов сцепились на копьях в потешном бою: кто кого сбросит с коня. Сброшенных берегли, старались не топтать, а те спешили отползти к реке. Нибелунги, умелые копьеносцы, сбивали бургундов одного за другим. Хаген двинул свежую сотню, и та налетела сбоку, стала теснить нибелунгов. Зигфрид носился по полю, и путь его был усеян поверженными воинами. Нибелунги снова стали побеждать.

— Он посбивает всех твоих всадников! — крикнул Хагену король.

Бургундов оставалось все меньше, им было уже не сдержать напор гостей.

— Этот бой пора прекратить, мы запылили дам! — снова крикнул король.

Над полем потешного боя и в самом деле висело желтое облако пыли.

— Скажи, что достаточно, хватит забавы.

Хаген тут же ударил несколько раз мечом плашмя по щиту.

— Король и гости благодарят за развлечение!

Бой сразу утих.

Зигфрид развел своих воинов по шатрам. Сам же с королевской семьей отправился во дворец. И снова он вел лошадь Кримхильды, а слева шел его верный Грани.

— Надо поторопиться! — сказал Гунтер. — Едва станет прохладно, мы начнем свадебный пир.

* * *
И вновь горожане кричали радостно и толкали друг друга, стараясь разглядеть молодую жену короля. Казалось бы, впереди у них целая жизнь, чтобы наглядеться на Брюнхильду. Но каждый хотел увидеть ее немедля.

По бокам от молодой королевы ехали старая Ута и королевна. Так и въехали они в городские ворота.

— Благодарение Господу, я дожила до тех дней, когда в нашем королевстве будет править хозяйка, — говорила дорогой Ута. — Я слишком стара и в последние годы не могла за всем уследить. А мужчины — как дети. Им лишь бы забавы да войны. Теперь все здесь — твое.

У дворца они расстались. Но ненадолго.

Кримхильда и Ута вернулись в свои покои.

Брюнхильду сам Гунтер вел по украшенным залам дворца. Здесь все было ей незнакомо и все теперь принадлежало ей.

Гунтер сам подал ей корону. В золоте ее сверкали, преображая небесный свет, бриллианты.

И когда наступила прохлада, а гости, покинув шатры, стали съезжаться ко дворцу, на высоком крыльце их встречали Гунтер и Брюнхильда с бургундской сияющей короной на голове. И каждому думалось, что красивее на свете нет королевы!

* * *
А Зигфриду было страшно подумать о короле: не забыл ли он свою клятву? Там, на реке, когда корабли причалили к берегу, Кримхильда стояла рядом. И было самое время исполнить обещание, которое дал король, отправляясь в заморскую даль за невестой. Но Гунтер не вспомнил о клятве…

Гости уже собрались, и каждый, согласно чину, сидел за столом. Только ждали Уту с Кримхильдой. Уже храбрый Фолькер приготовил свою скрипку, и розовощекий Гере забавно перебрасывался шутками с гостями.

Не пристало напоминать другу о невыполненном обещании. Особенно если друг — король, а кругом гости и свита. Но Зигфрид решился, спросил:

— Скажи мне, король, всегда ли ты держишь слово?

Зигфрид шагнул к королю в тот момент, когда слуги внесли в золотых кувшинах воду для ополаскивания рук.

— Что за странный вопрос? — беспокойно ответил король.

— Не забыл ли ты клятву: в день возвращения вместе с Брюнхильдой соединить и меня со своею сестрой?

— Зигфрид! — обрадованно засмеялся король. — Как вовремя ты напомнил. Зовите сюда королевну! — скомандовал он слугам. — И пусть поторопится, пусть сразу идет.

Гизельхер, который стоял рядом, первым стал поздравлять Зигфрида:

— Рад за вас, Зигфрид, и честно скажу, буду счастлив, если наши дома породнятся.

Но его с досадой перебил Гунтер:

— Надо предупредить, чтоб она не вела свою свиту!

— Я сам скажу! — И Гизельхер бросился навстречу сестре.

Они столкнулись на лестнице. Свита спускалась следом.

— Сестра! Брат передал, чтоб ты шла одна! Взглянув на него с испугом, Кримхильда повернулась к придворным дамам:

— Ступайте назад, я нужна королю одна. — И спросила шепотом: — Что случилось?

— Узнаешь сама! — Гизельхер радостно улыбался.

— Подойди к нам поближе, Кримхильда! — проговорил Гунтер, когда она появилась в зале, наполненном гостями. — И ты, Гизельхер, тоже. А красивое она сшила платье для нашей свадьбы, не правда ли? — И Гунтер подмигнул Зигфриду. — Скажи нам, Кримхильда, согласна ли ты стать женою доблестного витязя, имя которого я тебе назову?

— Я рада выполнить любую вашу волю и стану верной женой человеку, имя которого вы назовете. — Она ответила так, как было положено по правилам.

— Нет, ты скажи мне, согласна ли соединить жизнь с лучшим другом моим, с неустрашимым Зигфридом?

Ей хотелось крикнуть: «Да! Да! Да! Согласна! Я только его женою стать и согласна! Больше ничьей!»

Но вместо этого, опустив глаза, она лишь тихо ответила:

— Да, мой брат.

— Подойдите ближе, Зигфрид. Вот так, — сказал король. Ему нравилось исполнять роль отца. Ведь он сам только что был женихом. — Возьмите друг друга за руки. Теперь дайте клятву друг другу в вечной любви и заботе. Обнимитесь и поцелуйтесь. — И уже обернувшись к гостям, он громко объявил: — Сегодня мы празднуем две свадьбы вместе! Вот ваше место за пиршественным столом, напротив нас.

— Почему вы печальны, душа моя? — удивился король, когда снова сел рядом с Брюнхильдой и с любовью взглянул на нее. — Вы стали владелицей новых земель и новых вассалов. Хотите, мы перестроим дворец. Что гнетет вас, скажите?

— Не пойму вас, мой король. Лишь немного знакома я с вашей сестрой, но уже успела полюбить ее. Она предана вам всей душою.

— Знаю. Она и мне дорога.

— Но за что ей это унижение? Или у окрестных народов нет королей, или ваша сестра совершила такое, о чем лучше молчать, и за это вы наказали ее, отдав в жены слуге?

— За Зигфрида! — рассмеялся Гунтер. — Да какой он слуга!

— Он вассал ваш и, значит, слуга. Так унизить свою сестру! И меня вы унизили этим! Выдать замуж свою сестру за вассала! — повторила она с возмущением.

— У него, я скажу вам, земель и сокровищ — дай Бог любому королю!

— Но он же признался и не раз повторял мне, что он — ваш слуга!

— Ах это! Это я вам как-нибудь объясню, — весело отмахнулся король.

— Объясните теперь.

— Теперь не могу, на нас смотрят гости.

— Должна ли я думать, что вы, король, в чем-то меня обманули?

— Душа моя, на нас смотрят гости. Прошу вас, улыбнитесь им так, как умеете только вы!

Брюнхильда повернулась к гостям, улыбнулась им.

Сказать про обман в этот вечер король не мог. Он решил рассказать об этом когда-нибудь позже, чтобы вместе с женой посмеяться над шутками молодости.

— Ваша просьба исполнена, король, я улыбнулась. Вы же свою тайну мне не раскрыли. Даю слово, король, вам не будет покоя, пока я ее не узнаю!

Но как, как он мог рассказать о своем обмане! О том, что не он победил ее в тех состязаньях, а Зигфрид! И Гунтер смолчал.

Еще не знал он, не мог догадаться, предвидеть, сколь многих жизней будет стоить это молчание, этот обман!

А свадебный пир продолжался.



День закончился, кончался и вечер. Во рву вокруг крепостных стен кричали лягушки. Их пение слушали гости, когда возвращались в шатры при пламени факелов.

Кримхильду и Зигфрида проводили в ночные покои. В этих покоях королевна столько раз просыпалась под утро с мыслью о нем, столько раз подходила к окну, чтоб им любоваться, когда он, окруженный другими, стоял во дворе!..

Никто не успел в этот свадебный вечер приготовить для них другие покои. Оставались лишь эти, с душистыми травами на полу, где она спала еще девочкой.

— Любимая, как мечтал я об этом мгновении! — сказал Зигфрид, едва слуги оставили их одних.

— И я! Как мечтала об этих мгновениях я! — повторила за ним Кримхильда.

* * *
А в покоях у Гунтера в этот миг начинался бой. С Брюнхильдой.

Едва только их проводили до двери и слуги, задув светильники, удалились, король закрыл плотнее двери.

— Что за тайну скрываете вы от меня? — спросила Брюнхильда, прячась под одеялами.

Ее пояс, дарующий силу, был при ней. И она решила, что не расстанется с ним, пока все не узнает.

— Король, вы молчите? Я спросила вас о секретах.

— Ну какие между нами секреты! — Король делал вид, что все еще снимает одежды.

Наконец он прилег на постель.

— Король, не пристало скрывать от жены свои тайны. Я не допущу вас к себе, пока не узнаю ваши секреты!

И она, жена, обязанная угождать ему, королю и мужу, спихнула его с постели.

Он ударился коленями об пол, быстро вскочил и снова забрался на кровать.

— Что за шутки! Я не позволю так со мной обращаться! — Он забыл о ее нечеловеческой силе и схватил за руки.

Спустя мгновение он пожалел об этом. О многом он пожалел!

Брюнхильда сбросила его на пол опять и вскочила сама. Он тоже поднялся. Она что-то искала в своих одеждах. Потом повернулась и, обхватив короля, бросила его назад на постель. Сжав руки и ноги, она стала обвязывать его шнуром. Он сопротивлялся. Он извивался. Он даже пытался ее укусить. Она налегла на него и опутала шнурком всего.

— Вам недостаточно было первого раза! В свете луны королева отыскала кованый крюк под потолком и, обмотав короля еще несколько раз, повесила его на крюк.

— Что за шутки, Брюнхильда? — снова спросил король, теперь уже с крюка.

Закричать он не мог. Сбежались бы слуги, вассалы. Они быстро бы освободили своего короля. Но об этом его позоре знал бы весь город, все королевство, все страны! Поэтому он мог лишь негромко возмущаться.

— Снимите меня отсюда! — требовал он. Брюнхильда громко зевнула.

— Не мешайте мне спать, король! — Она повернулась к нему спиной и спокойно заснула.

В эту ночь не спала городская стража. Не спали дозорные на башнях. Возможно, не спала охрана при покоях дворца. Еще не спали городские собаки. И не спал король.

Подвешенный на крюке, он тихо стонал от обиды, позора и боли.

Как он дожидался рассвета! Но видел в окно лишь луну. Потом луна скрылась, осталось черное небо и звезды. Наконец звезды начали блекнуть.

— Хорошо ли спалось вам, мой король? Не замучили кошмары? — спросила проснувшаяся Брюнхильда.

— Прошу вас, снимите меня с крюка! — взмолился Гунтер. — Ведь скоро войдет прислуга.

— А вы им объясните, что мечтали именно так провести первую брачную ночь.

— В глазах прислуги вы опозорите нас — меня и себя!

— Король, не смешите! Ваш позор несравним с моим. Что ваш секрет?

— Развяжите меня, Брюнхильда! Я открою вам все свои тайны, но только потом. Слышите, по дворцу уже ходит прислуга. Развяжите скорей, и я сделаю вид, что сплю. Клянусь, что стану во всем вам послушен!

— Не сердили бы меня вечером, не висели бы на крюке, — ворчала Брюнхильда, снимая шнур с короля.

Развязанный король мгновенно юркнул под одеяло. И вовремя: к дверям опочивальни уже подходили.

* * *
Утром, как принято в христианских странах, молодые супруги отправились в храм к обедне. И снова город собрался на площади перед храмом. Не все еще насмотрелись на юную королеву. Другие узнали, что Зигфрид, любимый в городе витязь, соединился с Кримхильдой, и тоже сбежались на площадь.

— По виду исландки не скажешь, что у ней богатырская сила, — переговаривались жители города. — Красавица — нет спору, а сила — откуда ей взяться! Чего только не наплетут!

— Вы глупости-то не болтайте! Наш Гунтер едва не погиб на тех состязаньях в ее королевстве, это нам точно сказали! — отвечали другие.

— Смотрю и любуюсь: Зигфрид с Кримхильдой — ну словно Господь свел их вместе!

— Такая красавица зря не дается. Уж Зигфрид ее заслужил.

Молодых супругов сопровождали гости, вассалы, свита.

А в храме епископ торжественно возложил на них венцы.

* * *
Свадебный пир продолжался. Были счастливы лица Кримхильды и Зигфрида. Веселились почетные гости. И Фолькер, отважный боец, — все знали, что он отстоял королевское знамя в битве с датчанами и саксами, — в этот вечер работал смычком, услаждая слух своими мелодиями.

Сумрачный вид короля был не сразу замечен. Молодая его королева сидела спокойно, одинаково ровно улыбалась каждому гостю, и всякий, взглянув на нее хоть раз, отводил глаза, чтобы снова взглянуть незаметно на точеное ее, прекрасное лицо.

«Кто бы знал, что лицо это принадлежит дьяволице, — думал Гунтер, — тот ни за что не стал бы жениться на ней!»

Он старался не думать о будущей жизни. Даже близкая новая ночь пугала его.

— Король, друг мой, что печалит вас? — спросил его тихо Зигфрид, когда они отсели от всех. — Разве вы не достигли счастья? Посмотрите, как славно, обнявшись, беседуют наши жены.

— Какое тут счастье, если впору подумать о смерти! — ответил король. — Жена моя — дьяволица, и жить с нею рядом мне невозможно. Не смейтесь, мой друг, но эту ночь я провел подвешенным на крюк.

И король рассказал ему все подробно.

— Не знаю, как дальше жить, — сказал он с отчаянием.

— Попытаюсь помочь вам. Вечером после пира я в плаще-невидимке проникну заранее в ваши покои. Когда удалится прислуга, вы закроете дверь на засов. Тут уж я постараюсь управиться с нею. Вы же затаитесь в темном углу. Но знайте, одолеть ее непросто и мне.

— Делайте что хотите, да хоть убейте ее, только не допустите позора моего перед всем королевством!

— Позора вам не будет — даю слово!

* * *
— Лишь кончится пир, я ненадолго исчезну, но ты меня не ищи и направляйся в покои, я быстро вернусь, — сказал Зигфрид, когда вновь оказался рядом с Кримхильдой.

— Уж не опасную ли ты какую забаву придумал? — испугалась Кримхильда.

— Это и вправду забава. Но опасностей в ней немного — я дал слово помочь в сегодняшний вечер другу.

И когда застольные беседы стали затихать, гости начали подниматься из-за столов, Зигфрид пропал. Только что сидел рядом с Кримхильдой, и она, в который уж раз, думала радостно, как он красив, благороден, могуч, — и вдруг он исчез.

Она удержала себя от расспросов гостей и прислуги, вспомнив его слова.

А Зигфрид накинул плащ-невидимку, незаметно прошел между всеми и прокрался в покои Гунтера. Не снимая плаща, он затаился за шкафом.

Наконец вошли король с королевой, слуги задули светильники, удалились, король задвинул засов.

— Ну что же, король, ваш секрет? — спросила Брюнхильда из темноты.

Зигфрид лишь по звуку угадал, что спрашивает она от постели. Где-то в углу затаился король, и Зигфрид шагнул к Брюнхильде.

— Вам не хватило вчерашнего урока! — вскричала Брюнхильда, едва он успел прикоснуться к ней.

И сразу могучая сила сбросила его на пол. Он тут же вскочил, но она его снова отбросила. Падая, он ударился головою об угол постели.

— Вас надо учить и учить! — Брюнхильда всерьез возмутилась. — Вчера вы всю ночь провисели — сегодня ночуйте за шкафом!

Она налегла на шкаф, и шкаф из толстых дубовых досок, который не сдвинуть было и впятером, легко помчался на Зигфрида.

А король, затаившись в углу, успел лишь подумать: «Не подняла бы тревогу прислуга, не сбежались бы все со дворца!»

Шкаф навалился на Зигфрида, и Зигфриду едва удавалось сдерживать его тяжесть.

— Теперь уж вы не помешаете мне заснуть! — объявила Брюнхильда. — И посмейте только скулить, как в прошлую ночь! Или утром все увидят своего короля, который ночует под шкафом, словно мышь.

«Она опозорит здесь всех!» — думал Зигфрид, отодвигая шкаф.

— Вы все-таки выбрались! — Брюнхильда сказала это так, словно перед нею был шаловливый мальчишка. — Придется вас снова подвесить!

Едва не раздавленный шкафом, Зигфрид дышал с трудом. И все же, собрав последние силы, он схватил ее в охапку и швырнул на постель.

— Ну я вас сейчас проучу! — вскричала Брюнхильда. Она вывернулась и потянулась к заранее приготовленному шнуру.

Шнуром она едва не опутала Зигфриду руки. Он рванулся, шнур разорвался в клочки.

— Держитесь, король! — вскричала вконец рассвирепевшая Брюнхильда. — Не хотели добром подчиниться!..

Только вырваться ей больше не удавалось.

«Пояс, у нее где-то пояс!» — думал Зигфрид.

Он снова схватил ее в охапку и швырнул на постель. С пальца ее соскочил перстень, уперся ему в ладонь. Этой своей ладонью он сжал обе ее руки, а свободной рукой стал развязывать пояс.

Брюнхильда извивалась, выкрикивая угрозы, снова чуть не сбросила его на пол, но пояс наконец оказался у Зигфрида. И тогда она мгновенно обессилела, лишь простонав:

— Не убивай меня, король! Умоляю тебя. Ты сумел лишить меня силы, и теперь я буду послушна тебе во всем. Даю тебе клятву.

Зигфрид быстро поднялся, делая вид, что собрался скинуть одежду.

Тут же рядом с ним оказался король. Он тихо открыл Зигфриду дверь.

Никем не замеченный, в плаще-невидимке, Зигфрид прошел по дворцу. В одной руке у него был зажат перстень Брюнхильды, в другой — магический пояс, который теперь потерял свою силу.

Знал бы он свое будущее, незаметно выбросил бы и то, и другое. Но вещицы показались ему красивыми, и Зигфрид оставил их при себе. Не догадываясь, что этим сделал еще один шаг к своей смерти.

— Любимый, куда же ты исчез, я так волновалась! — Кримхильда встала ему навстречу, едва он вошел. — Ты не бросай меня больше. Где ты был?

— Другу была нужна моя помощь. Без меня он бы встретил позор или погиб.

— Ты его выручил?

— Помог. И сразу к тебе.

— Вижу кровь у тебя на виске. Значит, бой был нелегким? — спросила Кримхильда, пугаясь и одновременно гордясь своим мужем.

— Бой был непростой, но теперь он закончен. Я сразу ушел, чтобы друг насладился победой.

* * *
В эту ночь богатырша Брюнхильда превратилась в обыкновенную женщину. Она осталась красавицей и была королевой. Но нечеловеческая ее сила исчезла навсегда. Зато, потеряв свою силу, она обрела радость семейной любви.

В эту ночь, заснув в объятиях мужа, она поняла, что дороже Гунтера для нее на свете нет человека.

Утром король спустился к гостям веселый, счастливый. Пир продолжался.

Потом был устроен турнир. И до вечера в потешных боях молодые воины мерились силой и славой. Перед собранием лучших людей королевства король опоясал рыцарским мечом тех юношей, что были этого достойны. И каждому молодые король с королевой подарили по коню и рыцарские доспехи. Зигфрид с Кримхильдой тоже дарили им седла, мечи, одежду.

В эти дни каждый гость был одарен по нескольку раз. Иной уже думал с сомнением, сумеет ли он довезти до дома все, что ему пожаловали в королевском дворце.

Десять дней длился пир. Но даже и пир утомляет, если он бесконечен. Гости со своими дружинами стали покидать хлебосольных хозяев.

— Не пора ли и нам в Нидерланды? Даже я приустал от застолья. — Зигфрид смотрел на Кримхильду и думал о том, как он будет счастлив представить ее своим престарелым родителям.

— Я готова, только сама не решалась об этом спросить. Хорошо бы сказать моим братьям — мне положен удел: замки, земли, часть от казны.

— Зачем? — отмахнулся Зигфрид. — Этого всего у нас в изобилии. А братьям об отъезде сегодня скажу.

На следующий день Гунтер, Гернот и юный Гизельхер предстали перед ними.

— Мы за сестру должны дать удел, — заговорил Гизельхер. — Помогите ей, Зигфрид, выбрать замки, земли и вассалов и знайте, что в Бургундии вас считают родным человеком и мы будем всегда счастливы вас видеть.

— Ни земель, ни замков нам выделять не надо. Мы уже обсудили это с женой. А во всем остальном — я ваш друг и по первому зову приду к вам на помощь.

— Но бургунды — хорошие воины, — вставила Кримхильда, — и от них не пристало отказываться.

— Сестра, выбирай всех, кто тебе нравится, — засмеялся Гунтер, — каждый со своею дружиной будет счастлив служить у тебя.

— Я взяла бы с собой Хагена и Ортвина. Это возможно?

— Позовите-ка Хагена! — распорядился король. — Он подойдет, и ты его спросишь. Думаю, тебе он не откажет.

— Что за странная шутка? Уехать из Вормса? — переспросил возмущенно Хаген, когда Кримхильда объявила ему свою просьбу. — Мы, владельцы Тронье, служили всегда королю. И в чужом королевстве быть приживалками не желаем. Я уважаю вас как сестру моего короля, — решил смягчить он свою грубость, — Зигфрид — тоже хороший боец, но на службу к вам не поеду.

— Хаген, вы простите жене эту шутку, — рассмеялся Зигфрид. — И не держите обиду, то была просто женская шутка. А Кримхильда вас очень любит.

— Вы позволите мне сказать? — спас всех от неловкости старый барон Эккерват. — Кримхильду я держал на руках еще маленькой девочкой. И за счастье сочту, если мне будет позволено воспитать племянника Гунтера. Вместе с дружиной я готов отправиться с вами.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ из которой любезные читатели узнают, как бывают счастливы любящие друг друга и сколь опасные последствия имеют неосторожное слово и дурное чувство

В последний раз Кримхильда обошла свои покои. Попрощалась с матерью. Братья провожали ее до ворот.

Нибелунги, повозки, вьючные лошади, дамы из свиты — растянулись в неоглядной дали, были уже в пути, а Кримхильда и Зигфрид продолжали прощаться с королевской семьей.

Клятвы в верности и любви, приглашения в гости — все было сказано не один раз. Оставалось лишь тронуться в путь. Но только Кримхильде вдруг стало страшно. Вормс — знакомый, любимый. А впереди — неизвестность. И если бы встретился ей в этот миг всесильный колдун, она упросила бы старца вновь превратить ее в девочку и вновь поместить в те покои, откуда она уезжала.

Но старец колдун не появился, а рядом был Зигфрид на Грани, он терпеливо смотрел на ее объятия, поцелуи с теми дамами, что оставались.

И горожане издали, со стен, глядели на них, а те, что были посмелей, кричали:

— Доброй дороги вам, Зигфрид! Удачи, Кримхильда!

А прошло лишь полдня — и уже ни стен крепостных, ни башен собора, а только дорога вдоль Рейна. Та, по которой Зигфрид мчался когда-то в столицу Бургундии за удачей и юной красавицей.

Теперь же вперед мчатся гонцы: одни — чтоб устроить ночлег, другие — в Ксантен, чтоб были готовы король с королевой встретить их сына. А сын едет спокойно на белом коне рядом с юной красавицей, теперь уже женой, в глазах же их — любовь и гордость друг другом.

* * *
Во дворце, в Ксантене, волнение, суета, каких город не видел давно. Не каждый год их королевич, про дела которого они узнавали только из песен бродячих поэтов, с молодою женою, красавицей королевной, возвращается в дом.

Одни украшали залы, другие готовили покои для молодых, так, чтоб понравилось чужестранке-жене, третьи шили нарядные платья.

Наконец старая королева Зиглинда не выдержала.

— Не могу, сидя здесь, дожидаться сына, — объявила она Зигмунду. — Ты оставайся, чтобы торжественно встретить молодых в столице, я же поеду вперед до тех пор, пока их не увижу, не обниму.

Весь день Зиглинда не сходила с седла, торопилась навстречу молодым, окруженная лишь малой свитой и небольшой охраной. В сумерках она подъехала к пограничному замку вассала и, увидев дружину из тысячи молчаливых богатырей-нибелунгов,поняла, что сын ее тоже здесь.

Но успокоилась, лишь когда обняла и взрослого сына, и его жену, которую полюбила с первого взгляда.

— Ты уж, девочка, его береги, он такой задиристый с детства! — говорила она на другой день Кримхильде по дороге в Ксантен.

— Обещаю вам, матушка, хранить его ото всех напастей, — отвечала та.

Разве могла она знать, что пройдет немного лет и своими руками она передаст жизнь любимого мужа в коварные руки врага…

* * *
Хорошо возвращаться в свой город, где все тебя помнят и любят! Жители вышли за стены на поле для торжественной встречи, и впереди всех — старый отец. А с тобой — возлюбленная жена, красивее которой свет не видел, дружина из тысячи воинов, повозки, навьюченные лошади, снова повозки и лошади, свита.

Отец, волнуясь, неловко обнимает своего знаменитого сына и его пригожую жену.

— Во дворце для пира накрыты столы, а в ваших покоях — все новое, и перины, и одеяла, — старый король понимает, что говорит не те слова, которые приготовил для встречи.

Но те слова, которые положено говорить, их угадали и так, хотя остались они несказанными.

— Вот и мы дождались столь счастливого мига, — сказал король позже, уже во дворце, — и теперь со спокойствием можно передать вам правление королевством.

* * *
Гостей, свиту Кримхильды, воинов Зигфрида — всех одарили король с королевой подарками. Слуги блистали в одеждах, расшитых золотой и серебряной нитью. Всякий бедняк, оказавшийся в эти дни при дворце, становился зажиточным, словно граф.

Такой щедрости Кримхильда не встречала и в своем королевстве.

— Лишь тебе мой подарок в честь свадьбы хранится в стране нибелунгов, под горою, — сказал Зигфрид. — Чтоб доставить его, не хватит ни корабля, ни повозки. Это — знаменитый клад нибелунгов, он сложен в громадной пещере, и скоро мы с тобою за ним отправимся сами.

Пир продолжался несколько дней. Многие из гостей были стары. Молодецкие забавы были им уже не в радость, а любили они спокойные беседы за пиршественным столом.

И однажды, собрав всех гостей, Зигмунд торжественно, по всем правилам, передал королевство сыну.

Во дворце у Кримхильды были большие покои. Она украсила дубовые стены коврами, привезенными ею из Вормса, — сразу стало тепло и уютно.

Скоро Кримхильде понравилось рано вставать с мыслями о делах королевства, вместе с мужем управлять его землями и дружинами, советовать мужу, как вершить справедливый суд, если кто-то повинен в недостойных делах.

Однажды среди ночи, в зимний месяц, Зигфрид проснулся, открыл глаза и увидел над собою улыбающееся лицо жены.

— Что случилось, почему ты не спишь? — удивился он.

— Любуюсь тобой. Смотрю на тебя и думаю, что красивее и отважней нет на земле человека. А еще у нас скоро будет дитя.

Этой новости были рады и Зигмунд с Зиглиндой.

Летом родился маленький сын. В честь благородного дяди, бургундского короля, его назвали Гунтером. А к дяде послали гонцов.

Эти гонцы посредине пути встретили других, из Бургундии. Всадники спешили в Ксантен, чтобы сообщить нидерландскому королю с королевой, что в Бургундии, в Вормсе, в королевской семье родился наследник престола. И его назвали Зигфридом, в честь знаменитого родственника.

* * *
Веселый крикун, отважный младенец, Гунтер, сын Зигфрида и Кримхильды, радовал всех.

— Взгляни, наш мальчик смеется, как ты! — говорила Кримхильда мужу.

— Скоро мы с Эккерватом посадим его на коня, он будет лучшим рыцарем в мире! — шутил Зигфрид.

— Не рано ли мучить ребенка! — пугалась бабушка, старая Зиглинда. — Пусть для начала твердо пойдет по земле. Я же расскажу ему о преданиях предков.

— Счастлив король, у которого вырос могучий и добрый сын, но увидеть такого же внука — счастье вдвойне! — вставлял Зигмунд.

А маленький Гунтер ползал между взрослыми по ковру и забавно играл с глиняной маленькой лошадкой.

Потом заболела Зиглинда, и тихо стало в ее части дворца.

* * *
— Девочка моя, завтра от вас я уйду. Не спорь, я это знаю, — сказала Зиглинда, позвав для беседы Кримхильду. — Помоги-ка мне лучше подняться.

Две королевы, молодая и одряхлевшая от болезней, в последний раз вместе обошли весь дворец.

— Во всяком дворце сокрыты разные тайны. Чаще их помнит лишь королева — мужчины, особенно в молодости, о них иногда догадываются. Порой эти тайны умирают вместе с владельцами.

Держась за руку Кримхильды, Зиглинда медленно спустилась в подземелье, где хранилась казна. Кримхильда несла светильник.

— Возьми у меня ключи и храни их всегда при себе, — говорила Зиглинда. — Здесь в стене замурована дверь в другое хранилище.

О нем знают лишь двое — Зигмунд и я. Там в сундуках немало сокровищ. Случается, королевства бывают в беде. Храни вас Бог от несчастья, но сокровища эти — на случай беды.

Так же медленно старая королева поднялась по каменным ступеням назад.

— Здесь сундуки для праздников, — объясняла она. — В них запасы: бархат, шелка, драгоценные камни — все, что есть у всех королей. — Зиглинда остановилась. Рядом отдельно стоял на полу небольшой сундучок. — Здесь мое похоронное платье. Завтра, когда я покину вас, прикажешь меня в него обрядить… А теперь приведи мне в покои внука, я с ним попрощаюсь.

Королева была спокойна, печальна и ласкова.

Ночью она умерла.

Кримхильда, открыв сундучок, принесла ей похоронное платье.

* * *
Был во дворце траур. И все говорили шепотом.

Но потом приблизилось лето.

— Не пора ли собраться в страну нибелунгов? — заговорил однажды Зигфрид. — Не слишком ли заждался тебя мой свадебный подарок — тот клад, который охраняет храбрый карлик Альбрих? Он говорил, что мечтает подержать на руках нашего сына. Там, на горе, стоит замок. Его окружают поля. И лишь с одной стороны, внизу под обрывом, бьются морские волны.

— Ты знаешь, я поеду в любой край земли, куда бы ты ни позвал, — ответила Кримхильда. — Не взять ли нам и твоего отца, чтобы он не томился здесь от одиночества?

Отец с удовольствием согласился. И начались обычные дорожные сборы.

* * *
Кримхильда пересматривала доспехи мужа, проверяла крепость застежек, ремней. Среди доспехов был неприметный серый заношенный плащ.

«Странно, нет ни украшений на нем, ни знаков! — удивилась она. — Не всякий бедняк наденет столь нищенскую одежду. А уж королю она и вовсе не к лицу».

Она решила отдать плащ каким-нибудь нищим бродяжкам, но когда подняла его и встряхнула, из складок плаща выпали пояс и перстень.

Расшитый бисером пояс был роскошно украшен дорогими камнями. В золотом перстне сиял драгоценный брильянт.

Кримхильда сразу узнала обе вещицы. В свадебный вечер в Борисе они сели рядом с Брюнхильдой, словно две любящие сестры, две сердечные подруги. На Брюнхильде были кольцо с брильянтом и этот пояс.

И еще Кримхильда вспомнила: она смотрит на это кольцо, этот пояс, сидя рядом с женою брата, и думает про себя: «Брату выпало счастье — привез настоящую красавицу, и каждая вещь у нее достойна ее красоты». У Кримхильды никогда не было столь прекрасных украшений, пускай и она королевна.

Только что за странная мысль — хранить их в сером убогом плаще вместе с доспехами? У нее, у Кримхильды, нет и не может быть тайн в этом дворце. Что за секреты у Зигфрида? Зачем он хранит у себя кольцо и пояс Брюнхильды?

Зигфрид был занят разговором с вассалами, но Кримхильда просила срочно звать его к ней.

— Взгляни, что за находку я обнаружила в этой тряпке, — предложила она мужу, едва удерживаясь от слез. — Или она тебе столь дорога, что ты спрятал ее от меня под доспехами?

— Эти красивые безделушки? — рассмеялся Зигфрид. — И ты печалишься из-за них? Я получил их в тот вечер, когда, помнишь, исчез из-за свадебного стола, чтобы спасти честь друга. Возьми их себе. А плащ, что ты назвала тряпкой, — он дороже тысяч таких украшений. Он помог мне в сраженьях с магической силой. Я держу его всегда при себе, хотя надевал лишь несколько раз.

— Но скажи: ведь это украшения Брюнхильды? Воровать их ты бы не стал, значит, она тебе их отдала в тот брачный вечер? Даже свой пояс?

— Брюнхильда мне их не дарила. Могу лишь сказать, что вещи эти считаю наградой за тот вечер, когда в трудной борьбе была спасена честь моего близкого друга.

— И этот друг — мой брат?

— Спроси меня о любом секрете, и если секрет этот мой — я открою тебе не задумываясь. Но тайну чужую, ту, что доверил мне друг, ты не вправе выведывать, а я не должен тебе открывать. Возьми этот пояс и перстень и можешь носить их. Или подари кому хочешь. — Зигфрид сказал это твердо, и Кримхильда поняла, что больше она о тайне вещиц ничего не узнает.

— Они столь хороши и красивы, что я стану носить их сама, — сказала она. — И если ты связан словом, я забуду о ваших секретах.

* * *
По Рейну с моря поднимались корабли. Были высоки их борта, молчаливы умелые гребцы. А нос корабля огрызался хищной звериной пастью. Но не воевать, не захватывать в плен местных жителей шли корабли из прохладных северных скалистых земель. Хотя где-то, в другом краю, быть может, после них и оставались бы лишь кучи дымящихся бревен. Везли они своей королеве от покинутой ею земли подношения — драгоценные камни, меха морского северного зверя.

Брюнхильда по-прежнему была их королевой, непобедимой воительницей. И верили они, что королева когда-нибудь вновь вернется в свое королевство, пусть даже с мужем, бургундом Гунтером, победившим ее в состязаньях с помощью загадочной силы.

В Вормсе их встречали с почетом.

Посланцы рассказывали Брюнхильде новости о родной ее стороне. Кто из витязей и какие успел совершить подвиги на турнирах, а кто умер от ран и болезней. И как по-прежнему любят на острове свою королеву. А еще в пути у них случались разные происшествия.

Например, шторм загнал корабли к скалам, где стоял замок нибелунгов. И правителем этой земли оказался знаменитый Зигфрид.

Зигфрид их принял с любовью, одарил всех. И жена его, красавица Кримхильда, тоже поднесла подарки. И велели они кланяться своим родственникам и всем друзьям в Бургундии.

— Они, стало быть, в своем норвежском замке? — переспросил Хаген.

— Собирались назад, в Нидерланды, — уточняли гости. — Говорят, могущественней Зигфрида нет теперь короля.

— Сильнее его лишь мы, — поправляла Брюнхильда, — ведь он наш вассал.

* * *
— Мой дорогой, что за вольности у вашего вассала? Почему он не едет к вам на службу? Не пора ли напомнить ему о долге?

— О ком вы спрашиваете, я не пойму? — удивился Гунтер.

Этот их разговор начался через день после проводов гостей из Исландии.

— Все мои вассалы исполняют службу точно и в срок. За этим смотрит сам Хаген.

— Я о Зигфриде. Или он перестал считаться вассалом, когда сделался мужем вашей сестры?

— Ах вот вы про кого! — Гунтер усмехнулся и не ответил.

Уж он-то хорошо знал, кто для него Зигфрид.

* * *
— О Хаген! Говорят, вы вчера опять зарубили какого-то витязя? — спросила Брюнхильда одним зимним утром.

— То был не витязь, а болтливый трус. И я подтвердил это своим мечом.

— У вас отменный меч, Хаген. В чем же этот болтун провинился перед вами?

— Он провинился перед всем нашим родом, моя королева. Но лучше не спрашивайте: лгать я вам не хочу, а правду сказать не могу. Я заставил его навсегда замолчать, и этого достаточно.

— И все же, Хаген, что уж он такого натворил, что вы зарубили его? Я благодарна вам за этот поступок, но не лучше ли мне знать и причину?

— Он бросил тень на честь королевского рода.

— Посмел сказать что-то о моем обожаемом супруге, о Гунтере?

— Не спрашивайте, королева.

— И все же? Только вы и я любим Гунтера, как должно любить короля.

— Хорошо, я скажу. Он посмел усомниться в тех историях, что рассказывают о вас приходящие шпильманы. Он назвал их смешными баснями. Но я сам видел вашу силу и ловкость!

— Вернее человека, чем вы, Хаген, я не знаю. Чего не скажу о некоторых других друзьях. Тот болтун был достоин смерти.

— Я так ему и сказал. В одной своей фразе он оскорбил вас обоих. Усомнившись в вашей силе, он усомнился и в доблестях короля. Не стал бы король состязаться с обычною девой. Он усомнился в моей честности и честности брата! А я зарублю каждого, кто хотя бы взглянет на вас или на короля без должного уважения и любви! Мы, владельцы Тронье, выше всего ставили честь королевского рода и честь свою.

— Хаген, я благодарю Бога, что вы у нас есть!

* * *
Ох уж эта унылая зима! Эти монотонные дни, так похожие один на другой. Тягучая сырая непогода, вязкий, мокрый, бесконечный снег!

— Мой дорогой, почему бы нам не развлечься, не позвать в гости твою сестру с мужем? — вновь предложила Брюнхильда.

— Увидеть Зигфрида я был бы и сам рад. И Кримхильде обрадовался бы здесь каждый, но, подумай сама, путь к нам столь долог, что смею ли я звать их по пустякам…

— Хорош господин, который боится обеспокоить вассала трудной дорогой. А я так хотела бы вновь повидаться с Кримхильдой!

И снова прошло несколько унылых дней, когда люди бродили по дворцу, словно в полусне. Мутный свет с трудом пробивался в покои. И на душе становилось тоскливо от бесконечных серых сумерек.

— Мой дорогой! — опять обратилась Брюнхильда к супругу. — Если бы вы знали, как полюбила я вашу сестру за те дни, когда мы сидели с ней рядом за праздничным столом! Ближе, сердечней подруги я раньше не знала. Войди она сейчас во дворец — и не было бы для меня счастливее мига! Ну почему нам не позвать их в гости? Я так мечтаю снова обнять вашу сестру, уединиться с нею для сердечной беседы. Быть может, она так же мечтает увидеть вас, свой родной дворец и лишь не решается ехать без приглашения.

— Вы убедили меня, моя радость! Пошлю завтра гонцов.

— Как хорошо же вы поступаете, мой король!

* * *
Когда Кримхильда впервые вслед за Зигфридом вошла в замок нибелунгов, показался он ей сумрачным, неуютным. Сложенный из огромных каменных глыб, с узкими, едва пропускающими свет окнами. На окнах — кованые решетки. Потом появился улыбающийся карлик Альбрих. Зигфрид разговаривал с ним как с лучшим другом, Кримхильда же смотрела на него как на отвратительное длиннорукое чудовище и с трудом заставила себя улыбнуться.

Но прошло немного времени. Окна раскрыли. Вместо пленки из бычьего пузыря захваченный ими из Нидерландов работник вставил стекла, которые они тоже привезли с собой. На пол, сложенный из дубового бруса, Кримхильда приказала набросать местных душистых трав, в спальных покоях на кровать положили туго набитый свежим сеном матрас, на него — другой матрас, набитый шерстью, сверху — красивые простыни, на них — цветастые шерстяные одеяла. А когда постель укрыли меховым покрывалом, когда в очаге посередине покоев на железной решетке запылали дрова, а на стенах развесили ковры, подумала Кримхильда, что и этот замок вовсе не плох. А карлик Альбрих, который суетился весь день, отдавая приказы, посылая слуг то за одним, то за другим, уже казался заботливым, милым.



К вечеру разместили всех — и дружину, и свиту. Нашлось место и малышу, и старому Зигмунду, и барону Эккервату, который весь долгий путь не спускал глаз с их маленького сына.

Кримхильда удивлялась всему: и морским волнам, которые упорно одна за одной налетали на скалы внизу, и светлой северной ночи — солнце, едва опустившись в море, тут же начинало подниматься.

Зигфрид был рад показывать ей все то, о чем она лишь слышала в песнях бродячих шпильманов.

* * *
Зимой на замок налетали с бешеным воем ветры, окрестности засыпало снегом. В глубоких сугробах тонуло все — бревенчатые дома, леса с дикими зверями. Но оказалось, здешние люди и животные давно привыкли к глубоким снегам. Жители стали ездить друг к другу в гости на лыжах, и снежные поля прочертили узкие полосы — следы лыж и следы животных.

Зигфрид принес лыжи и Кримхильде. Научил ее мчаться от стен замка вниз, с горы в долину, рассекая встречный воздух, захлебываясь от ветра, страха и радости. Многим дамам из свиты пришлась по душе эта потеха, и они неслись вслед за своей королевой по крутым снежным спускам. Для тех же, кто не освоил эту забаву, была придумана другая — тяжелые крепкие сани. В гору их заволакивали воины. А наверху усаживались в них вместе десяток дам и устремлялись вниз со смехом и криками.

И еще было развлечение — к скалам на льдине прибило голодного, ослабевшего, испуганного белого медвежонка. Кримхильда иногда видела медведей, которых привозили в Вормс с охоты, но не знала, что они бывают и белыми. Зигфрид же объяснил, что в холодных полночных землях почти все звери носят белые шкуры. Он привел медвежонка в замок. Кримхильда сама накормила его рыбой, и медвежонок стал бегать за нею повсюду, смешно переваливаясь и кувыркаясь.

Жизнь зимой в замке нибелунгов понравилась всем — и маленькому Гунтеру, который бегал наперегонки с медвежонком по дубовому полу, и старому Зигмунду.

Зигфрид же готовился перевезти клад отсюда в родные Нидерланды. Сначала он думал погрузить драгоценности на корабли. Но на глазах у него ураган разбросал по морю собранные им суда. Тогда Зигфрид решил, что половину пути клад повезут на повозках. Оставалось дождаться лета.

* * *
Утром, едва рассвело, Зигфрида известили:

— К замку подъехали послы. В бургундском платье, с большой охраной. Послов пустили во двор, охране велели ждать вблизи ворот.

Кримхильда, услышав новость, спрыгнула с ложа, приказала одной из дам выглянуть в окно.

— Наши! Наши приехали! — прокричала радостно дама. — Уже сошли с лошадей. И родственник ваш, маркграф Гере, тоже среди них.

Охрану приказали тоже немедленно пустить во двор, устроить на удобный отдых.

Зигфрид с Кримхильдой наспех накинули нарядное облачение, прошли в зал для приемов, где пылали уже в очаге дрова, и уселись на тронном возвышении.

Тут же двери торжественно распахнулись, и вошли послы. Маркграф Гере учтиво поклонился. Те, что шли следом, кланялись еще ниже. Король с королевой радостно поднялись им навстречу.

— Гере! Как мы рады вас видеть! Надеюсь, в наши снега вас привела не печальная весть? Здоров ли мой шурин? Как Брюнхильда, их маленький сын? Как поживает старая королева, как Гернот и Гизельхер, что Хаген, Данкварт, Ортвин и все мои добрые друзья? Или вот что, ваша улыбка и так говорит нам о том, что страшного не случилось. Отдохните с дальней дороги, а потом за обеденным столом все и расскажете.

— Король, путь к вам и вправду не близок. Но я не покину ваш зал, пока не передам главное, с чем прислали меня Гунтер с Брюнхильдой и весь королевский двор. А просили они меня передать, что в Вормсе вас любят и чтут и мечтают увидеть вновь. Они надеются увидеть вас на пиру сразу после солнцеворота, когда сойдут все снега. Если бы я стал повторять те добрые слова, которые просили вам, Зигфрид, и вам, Кримхильда, передать каждый по отдельности, то стоял бы здесь перед вами с рассвета и до заката. Но главное я сказал: вас приглашают родные на пир. Остальное — потом.

Гостей отвели в покои для отдыха, где успели приготовить постель, а Зигфрид с Кримхильдой долго обсуждали приятную весть.

* * *
Праздничный обед длился десять дней. Лишь для сна и прогулок выходили гости из-за столов.

В зале для торжественных приемов, увешанном коврами, горело множество светильников. Посередине в очаге на железной решетке всегда пламенели дрова. Вблизи очага за длинным столом восседал король Зигфрид. Иногда к нему присоединялись старый отец или красавица жена. Сидели многочисленные вассалы, молодые и старые, и сидели послы из далекой Бургундии. Было выпито много вина и медовых напитков, съедено немало жареной медвежатины, зайчатины, морских рыб, вкус которых был незнаком гостям. Слуги не успевали подносить новые блюда, и ароматные запахи разносились из замка по окрестной долине.

На одиннадцатый день, когда были пересказаны все новости о жизни бургундов, неустрашимый король снова принял дорогих послов.

— Я и сам в затруднении, — сказал он Гере. — С одной стороны, нет большей радости, чем снова воссесть за пиршественным столом с родными и друзьями. Но путь неблизок, а мы замыслили столь важное дело, что, пожалуй, было бы лучше повременить.

Маркграф так бы и уехал с этим ответом, если бы неожиданно не вошел старый король.

— Хорошо вы надумали, добрый наш друг Гере, что зовете сына с невесткой на пир. Я и сам буду рад сопровождать их. Давно я хотел познакомиться с вашими славными королями, посетить их страну и уверен, сил моих хватит на столь длинное путешествие. Итак, сын, вы ответили маркграфу, когда отправляетесь в путь?

Зигфрид с Кримхильдой переглянулись. Им было жаль огорчать старика отказом.

— Если даже отец готов ехать, то согласны и мы всей душой! — Зигфрид засмеялся. — А наше дело исполним в другую весну. Вас же, Гере, и всех молодцов, кто с вами, мы хотим наградить небольшими безделицами, чтобы в памяти о столь утомительном путешествии у каждого осталась и радость.

Под гору, где охранялся клад, была отправлена повозка. Ее нагрузили драгоценностями — золотой и серебряной посудой, украшениями. Все это Кримхильда и Зигфрид раздали послам на прощание. А чтобы каждый смог без забот увезти дары, им привели по вьючной лошади. И каждому было дано Кримхильдой по новому платью.

— Пройдут две недели, и мы выедем следом за вами, — напутствовал Зигфрид отъезжающих в Вормс. — Вы же не забудьте сказать о нашей сердечной любви ко всем, кто нас помнит.

Двадцать дней длилась дорога посланцев от замка нибелунгов до Вормса. На двадцать первый день маркграф Гере соскочил с коня перед королевским дворцом.

Сразу сбежались люди, окружили послов, но те на любые вопросы отвечали одно: сначала доложат королю, потом уж ответят остальным.

— Итак, милый Гере, вы живы, здоровы и веселы. Это уже неплохо, — приветствовал его Гунтер. — Рассказывайте скорее, как встретил вас мой зять, что ответил на приглашение. И хоть полслова о сестре — что она? Так же мила, учтива? Согласна ли ехать в гости с мужем?

— Все исполнено, мой король, как вы и желали. Когда же я передал от вас с королевой слова любви, Зигфрид просто зарделся от радости. Кримхильда счастливо захлопала в ладоши. Смею предположить, что они уже в пути и к солнцевороту, как вы и звали их, прибудут в Вормс.

— Спасибо вам за усердие, маркграф. Буду рад услышать от вас за обедом любые подробности о моем друге и о ваших приключениях в дороге. Надеюсь, вам есть что рассказать и чем позабавить Брюнхильду?

— Есть, и немало, — кивнул Гере.

— Вас ждет королева-мать, скажите ей что-нибудь о сестре.

Во дворе посланцы освобождали лошадей от груза ценностей, что привезли из замка нибелунгов.

Ортвин, Данкварт, Хунольт с удивлением разглядывали дары.

— Столь роскошные вещи, соединенные вместе, увидишь не часто! — повторял Ортвин. — Вот истинный королевский дар!

— Не забыл ли ты, племянник, что Зигфрид захватил у нибелунгов клад? Взял бы его ты или, допустим, я, так и мы стали бы самыми щедрыми в мире. По одним лишь подаркам видно, что свой клад Зигфриду не растратить до конца жизни. У нас же с тобой главное богатство — наши мечи! — Хаген даже вытащил наполовину длинный свой меч из ножен. — Но как знать, может, заполучим в Бургундию мы этот клад — и перейдет нам по праву звание нибелунгов!

* * *
А в Вормс пришло оживление. Та же слякоть, те же дожди со снегом, пахнущий плесенью туман, а уже все улыбаются, обсуждают, как и чем встречать дорогих гостей. Воины-богатыри от зари до зари готовили дворец к пиру.

Стольник Ортвин и чашник Синдольт, постельничий Хунольт, начальник кухни Румольт вместе со своими людьми убирали залы, расставляли и чистили серебряные кубки, раскладывали постели. Сколько одних лишь кастрюль, кувшинов и чаш надо было заготовить заранее!

— Радость моя, — с этими словами король вошел в покои жены, — примчались гонцы от Зигфрида, гости уже близко. Завтра утром мы выезжаем навстречу. Помнишь ли ты, как сестра моя встречала тебя?

— Помню! И встречу с тою же ласкою. Ведь я ее люблю. Дамы уже приготовили платья. Мы выедем с вами.

А короля поджидал уже Хаген.

— Гунтер, пристало ли королю, глядя на ночь, мчаться со свитой навстречу гостям? Не поступают ли так лишь вассалы, устремляющиеся к своему господину?

— Вы верно сказали, Хаген. Только мы выедем завтра утром, чтобы встретить гостей на поле у города. И урона для чести я в том не вижу.

— Взгляните в окно. Гизельхеру уже оседлали лошадей, он готовится встретить гостей сегодня.

Гунтер взглянул в окно. Гизельхер, в праздничной одежде, при доспехах, стоял в окружении нескольких вассалов.

— Попросите младшего брата ко мне, — приказал Гунтер. — Вы успели вовремя, Хаген. Мы все знаем, что Зигфрид для брата моего — любимый герой, и все же королю неуместно поступать столь нетерпеливо, подобно ребенку.

* * *
С утра город вышел навстречу Зигфриду. Еще не оделись король с королевой, во дворе на лошадей успели только набросить роскошно вышитые, предназначенные дамам алые бархатные попоны, а жители семьями уже шли через городские ворота на поле. Все хотели встречать гостей.

— Гляньте в окно, мой дорогой, они словно с ума посходили! — сказала Брюнхильда. — Вас так встречали когда-нибудь?

— Душа моя, в тот день, когда мы с вами сошли с корабля, нас тоже встречал весь город.

Горожане стояли уже по краям поля, когда из ворот выехала торжественная процессия. Впереди королевская семья, следом — Хаген, Ортвин, вассалы, их дружины, дамы.

Ночью прошел небольшой дождь, но к утру ветер расправился с тучами. Синее небо отражалось в Рейне, на молодых травах блистали еще не подсохшие капли влаги. И знатные витязи, и обычные горожане с нетерпением смотрели вперед, ждали, когда же появятся почетные гости.

И гости появились.

Впереди, рядом с Кримхильдой и Зигфридом, ехал седоусый старик. Все догадались, что это — Зигмунд.

Гизельхер не выдержал первым. Соскочил с коня, отдал его ближнему рыцарю, побежал навстречу Зигфриду. Зигфрид тоже спрыгнул с Грани, заулыбался радостно, развел широко руки. Тут же спешились и Гунтер с Гернотом. Молодые витязи помогли сойти с лошадей дамам.

Долго длились объятия и поцелуи.

А потом здесь же, на поле, в честь почетных гостей молодежь устроила потешный турнир. За порядком смотрели Хаген и Ортвин.

Наконец хозяева и гости отправились в город.

Тут уж распоряжался конюший Данкварт. Его воины размещали гостей, отводили их лошадей — каждому было готово место для отдыха и ночлега.

Во дворе быстро расставили длинные столы, скамьи. И скоро в зале дворца и во дворе началось застолье.

* * *
— Скажу вам по чести, друг мой, — обратился старый Зигмунд к Гунтеру, — с тех пор как Зигфрид породнился с вами, мечтал я увидеть вас. Теперь же, узнав вас, понял, что если есть место в мире, где у моего сына истинные друзья, так это Бургундия.

Снова, как когда-то на общей свадьбе, сидели за одним столом, напротив друг друга, королевские пары.

Двери из зала были открыты во двор, Брюнхильде хорошо было видно, как пирует дружина Зигфрида. И несколько раз ей хотелось сказать своему мужу, что, пожалуй, он прав: мир вовеки еще не видел столь сильного вассала.

Рано утром, едва стража кончила последний обход, над городом затрубили трубы, запели флейты. То был сигнал. И сразу десятки юных воинов вскочили на коней. Перед окнами дворца начался большой турнир в честь гостей.

Обе королевы наблюдали за потешными боями в окно. А рядом, у других окон, стояли их дамы. Они тоже наблюдали за отважными юношами и одновременно любовались своими королевами. Словно две сердечные подруги, стояли красавицы королевы у окна, взявшись за руки.

Ударил соборный колокол, и бой сразу прервался. Обе королевы, по-прежнему держась за руки, отправились на службу в храм. А за ними и дамы.

И никто бы тогда не поверил, что их дружбе отпущено всего лишь десять дней. На день же одиннадцатый две королевы, две сердечные подруги, превратятся в злейших врагов.

В тот день снова решили бойцы устроить потешный турнир. И затрубили фанфары. С двух сторон двора въехали два отряда — в каждом полсотни юношей: бургундов и нибелунгов. Короли опоясали их недавно рыцарскими мечами, и потому особенно им хотелось показать перед всеми воинское свое умение.

Они знали: в окна за ними наблюдают прославленные бойцы, королевы, дамы.

И двор загудел от топота лошадей, молодецких выкриков, грохота, лязга щитов и мечей.

Нибелунги слегка теснили бургундов — их науке сражений учил сам Зигфрид, а две королевы стояли рядом и вместе со многими наблюдали за ними в окно.

— Хорошие витязи у вас подрастают, сестрица! — похвалила Брюнхильда. Уж кто-кто, а она-то знала толк в рыцарском деле.

— А знали бы вы, какие бойцы у нас остались при замке!.. — отозвалась Кримхильда. — Скажу вам честно, даже я удивляюсь миролюбию Зигфрида. Ведь стоит ему захотеть, и он подчинит любую страну, да хоть бы Бургундию!

— Сестрица, я с вами согласна, и Зигфрид — известный боец. Но об одном мне слышать смешно, — возразила Брюнхильда. — Если бы вы с мужем пережили всех нас, тогда и без боя Бургундия стала бы вашей. Завоевать же ее — напрасные мечты! Победить Гунтера — невозможно. Уж я-то знаю своего мужа.

— Нет, это ваши речи мне слушать смешно, подруга! Гунтер — мой брат. Но не будь он братом и поставь их рядом, я бы выбрала только Зигфрида. Все другие богатыри — словно звезды, он же — как солнце: разве кто их заметит, если он стоит рядом!.. Я горжусь, что он сделал женой меня.

— Сестрица, ты не права! И скажу, что слушать тебя теперь не смешно! Твой Зигфрид и храбр, и честен, а ты — ему верная жена, но каждому ясно, что старший твой брат, а мой муж — знатней и отважней. И с ним, это верно, в сравнение не пойдет ни один из королей.

— Гунтера я любила и люблю сейчас, он старший мой брат, и с тем я согласна, что ни один король не сравнится по величию с ним. Но только не мой Зигфрид. Или тебе неизвестно о подвигах, которые он совершал? О них знает каждый.

— Оставим этот разговор, Кримхильда! Ты для меня как сестра, а наши мужья — словно братья, и нам ли высчитывать, кто из них более славен, — проговорила Брюнхильда с раздражением в голосе. — Скажу лишь, не желая тебя оскорбить, что Зигфрид не может быть равен моему Гунтеру никогда. Да, это правда! В те дни, когда он был в свите твоего брата в моем родовом замке, в Изенштайне, брат твой своею доблестью добился в те дни моей любви, так вот, Зигфрид сам мне при всех признался, что он — лишь простой вассал. А может ли вассал быть знатней своего господина? Потому и смешно тебя слушать.

— Прошу тебя, подруга, не повторяй подобную нелепость о Зигфриде! Подумай сама: братья, вся родня — стали бы выдавать меня за подданного? Такая нелепая выдумка меня и задеть не в силах, только не повторяй ее больше.

— Отчего же — повторю, и не раз. Мы с мужем не отрекаемся от своих вассалов. Наоборот: пусть служат нам и дальше, как велят им долг и честь.

— И все-таки от одного ты отречешься! — Кримхильда хотела встать, чтобы не сидеть рядом с этой глупой, вздорной женой своего брата, но подумала, что если Брюнхильда останется сидеть, ей тоже нельзя стоять, она ей не подданная. И Кримхильда лишь отодвинулась дальше от недавней сердечной подруги. — Запомни, Зигфрид не был слугой никогда и нигде! Он намного знатнее, чем твой муж, и стоит лишь мне мигнуть ему, как вы станете нашими вассалами.

Потешный бой уже кончился. Рыцари, подобрав доспехи и обнявшись дружески в знак примирения, разошлись. А королевы и не заметили этого — их бой только разгорался.

— Подумай сама, — говорила Кримхильда гневно, — если мы были вашими вассалами, почему же тогда не платили вам дань? Ты сказала, сестра, глупость, и пора тебе укоротить свой надменный язык!

— Не лучше ли тебе унять свой чванливый нрав! Мне легко доказать, кого из нас больше чтут люди. Здесь каждый покорен моей воле, ты же — всего лишь моя раба. Пора тебе это напомнить! — вскричала Брюнхильда.

Обе они, глядя друг на друга с ненавистью, вскочили одновременно.

— Хорошо же, Брюнхильда! Пусть так и будет, как ты сказала. Ты захотела, чтоб все увидели, кто из нас чей вассал? Скоро служба, и я войду в храм первая. Пусть все знают, кто из нас знатнее!

С этими словами Кримхильда направилась в свои покои. Но Брюнхильда успела крикнуть ей:

— Да коли так, иди же от меня в храм отдельно, если решила пренебрегать вассальным долгом!

— Да уж не после тебя! — ответила ей Кримхильда со злой усмешкой.

Она спешила в свои покои с одной мыслью: прикажет дамам принарядиться. Прикажет каждой надеть такие платья, такие украшения, чтобы навсегда затмить роскошную эту чванливую гордячку. Да в свите у Кримхильды любая дама может одеться богаче бургундской королевы! А все оттого, что у них есть клад нибелунгов, который Зигфрид отвоевал не языком, а своим знаменитым Бальмунгом, и подарил ей на свадьбу. Вот и она приготовит подарок Брюнхильде. То будет такой подарок, от которого чванливая чужеземка навсегда проглотит язык!

Шла Брюнхильда, окруженная своей свитой, к храму, и горожане дивились: отчего она одна, без сердечной подруги? Еще сильнее они удивились, когда вышла из дворца Кримхильда. Столь ярких, роскошных нарядов из аравийских шелков в Борисе еще не видывали. А уж платье самой Кримхильды затмевало дневное светило.

«Не случилось бы распри, если две королевы врозь!» — только и успели подумать жители, как обе свиты столкнулись на высоком каменном крыльце храма.

— Не заступайте нам путь, Кримхильда! — выкрикнула разгневанная хозяйка города и страны. — Помните, что вы — всего-навсего супруга нашего вассала!

— Хороша королева, если вассалы берут ее в наложницы! — зло засмеялась Кримхильда.

— Позволь узнать, Кримхильда, кого же ты посмела назвать наложницей? — растерялась королева. — Уж не меня ли?

— Тебя! Своею чванливостью ты долго добивалась этой правды. Или ты не знаешь, кто в ту ночь был с тобою в постели? Уймись и подумай, кто может зваться рабыней: я — жена короля, великого Зигфрида, или его наложница?

— Кримхильда! Об этих твоих словах сегодня узнает Гунтер. Думаешь, он стерпит такое поношение нашей чести!

— Скажи ему, скажи! Будто он не знает и сам! Тебя я долго жалела, прикидывалась не ведающей правды. Но безумной своею гордостью ты принудила меня открыть тебе все, коли ты и в самом деле потеряла тогда разум и не сообразила, кто был с тобою в ту ночь! Могу ли я дружить с той, которая считает меня своею подданной? Прочь с дороги, наложница!

И Кримхильда царственно, гордо вошла в храм.

Дамы молча стояли кругом. Молодые воины отвернулись, словно не видели ссоры, не слышали тех небывалых оскорблений, которые одна королева высказала другой.

Растерянная Брюнхильда, прислонившись к стене, горько рыдала.



Дамы поднесли ей платок. У одной нашлось успокоительное снадобье. Брюнхильда вошла в храм, но думала лишь об одном — о невозможной клевете, о своем бесчестье!

Служба была бесконечной. А еще, совсем близко, впереди справа, стояла окруженная своими придворными жена Зигфрида. И столь ненавистной показалась Брюнхильде даже спина той, которая заслоняла в этот миг весь свет. Была бы она сейчас в своем Изенштайне, не раздумывая всадила бы кинжал в эту спину, отбросила бы ногой упавшее тело и прошла бы мимо, больше не вспомнив о нем. Но приходилось слушать заунывную службу, постоянно упираясь взглядом в клеветницу.

Наконец можно было покинуть храм.

«Нет, я не уйду. Я дождусь ее выхода. И пусть ответит она за свои слова. Они с Зигфридом оба ответят!» — думала королева.

И тут появилась Кримхильда.

Брюнхильда сразу заступила ей путь:

— Нет, постойте! Вы должны ответить за свою клевету. Что дало вам право называть меня так?

— Освободите дорогу, — проговорила Кримхильда. — Наложница вы и есть. — И Кримхильда покрутила перед нею пальцем с перстнем.

То был золотой перстень с брильянтом, от которого исходил магический свет. Еще бы Брюнхильде не помнить свой перстень! Он был ее любимым. Она его берегла, надевала на праздники. А потом он пропал.

— Не отвечает ли на ваш вопрос этот перстень? Его принес Зигфрид в ту ночь. Или вы его не узнали?

— Мой перстень! И горе той злой руке, которая посмела его у меня похитить. Теперь-то я вижу, чья была эта рука!

— Лучше тебе бы смолчать! Долго я жалела тебя — нет, не украла я перстень. Его принес мне Зигфрид после той ночи. Теперь посмотри на пояс. Неужели ты скажешь, что пояс тоже сняла с тебя я? — Как жесток был смех Кримхильды в этот момент. — Зигфрид принес и перстень, и пояс. Пусть все узнают, что ты — всего лишь его наложница!

Пояс, ее пояс, великая тайна, которой ее одарили боги, был теперь на Кримхильде. Тот пояс, который давал ей могучую, нечеловеческую силу, пока она не лишилась его. Брюнхильда не могла понять, почему он очутился на Кримхильде.

Она стояла, раздавленная неожиданной клеветой, позором, все это слышала свита, а Кримхильда гордо удалялась к своим покоям.

— Зовите короля! Я буду стоять здесь, пока он не придет, пока не услышит от меня, как я на этом месте была оклеветана, опозорена его сестрою! — И она зарыдала вновь.

Гунтер, окруженный знатнейшими вассалами, пришел скоро. Ему лишь сказали:

— Королева рыдает у храма. Ее оскорбили! Остальное объяснять побоялись.

— Любовь моя, кто посмел нанести вам обиду! Где он, этот обидчик? Он сегодня же поплатится жизнью!

— Король, мне больно, мне стыдно рассказывать о том бесчестье, которому я предана! Ваша сестра здесь говорила при всех, будто тайно, до вас, я была наложницей Зигфрида!

— Какая глупая ложь! — перебил ее Гунтер. — Да стоит ли страдать из-за подобных наветов!

— Она, эта ваша сестра, показывает всем драгоценные перстень и пояс, я их носила когда-то и не знаю, кто у меня их похитил. Король! Вы один мой защитник. Вам я отдала свою любовь и жизнь. Только вам поклялась быть верной до смерти. Умоляю вас, муж мой, защитите меня от позора!

— Где Зигфрид? Почему нет Зигфрида с нами? — Король был растерян. — Постойте, любовь моя! Мы призовем к ответу Зигфрида. Пусть он повинится в своем бахвальстве здесь, перед всеми нами, или пусть скажет, что слова жены его — дерзкая, глупая ложь!

* * *
На высоком крыльце у храма, вокруг короля с королевой, столпились знатные воины страны, дамы из свиты. Все ждали Зигфрида.

Зигфрид шел быстро, почти бежал. Издалека он увидел хмурые лица мужей, плачущих дам и понял: случилось несчастье.

— Брат мой, Гунтер, вы просили меня прийти, и вот я с вами — быстро, как мог. Что за беда приключилась? Почему плачут дамы? Я могу вам помочь?

— Ваша жена, Зигфрид, осмелилась опозорить королеву. Не стал бы я повторять ту напраслину, которую она возвела на мою супругу, но слова те были сказаны Кримхильдой при всех. И мы ждем от вас объяснения. Ваша жена осмелилась утверждать, будто королева до вступления в брак со мной была вашей наложницей и будто бы вы в том похвалялись своей жене.

— Мой дорогой король, друг мой! Стоит ли слушать домыслы женщин, сказанные ими в сердцах! Не говорил я тех слов Кримхильде и готов поклясться в этом великой клятвой!

Рыцари молча переглянулись.

— Зигфриду можно верить, — начал было Гизельхер, но Гунтер прервал его:

— Клятва твоя будет уместна здесь, при всем собрании бургундских рыцарей!

Зигфрид поднял руку.

— Клянусь! — произнес он громко. — Никогда не похвалялся я теми мерзостями, о которых сказала ваша сестра. Клянусь, что королева Брюнхильда никогда не была моею наложницей. Клянусь, что я весьма сожалею о том, что в злобном гневе своем жена моя оскорбила прекрасную королеву, чей муж — мой верный друг.

— Теперь можно верить, — сказал Гунтер.

Витязи, стоявшие вокруг во время клятвы, согласно кивнули.

— Обещаю, король, Кримхильда никогда больше не произнесет слов, от которых нам бы пришлось иметь срам. Надеюсь, дружба наша более не омрачится распрями женщин.

Но бывают обиды, которые не забываются. Обида Брюнхильды была из таких. На родине, в Исландии, она была королевой. И все покорялось одному ее взгляду, одному слову.

Здесь, на чужой земле, стала она одинокой, бессильной. Вассалы, дружина — остались в Изенштайне. Силу, дарованную богами, она потеряла в обмен на любовь. Она мечтала о мести, но король — ее муж и защитник — не собирался наказывать собственную сестру. Похоже, он просто боялся этого Зигфрида. Иначе разве разговаривал бы он так с мужем той, которая посмела при всех ее обесчестить!

До вечера она тихо плакала во дворце и следующий день грустна была тоже.

— Королева, вассалы прислали меня, чтобы сказать о том, что они сочувствуют вам, — заговорил с нею Хаген. — Я же считаю, что любой посягнувший на честь королевского трона должен ответить жизнью. Прошу вас, повторите слова, те, что осмелилась сказать вам Кримхильда, я должен решить, как поступить с ее мужем и с нею.

Брюнхильда начала пересказывать тот роковой разговор. Но едва произнесла она слова ненавистной теперь Кримхильды, что стоит ей лишь мигнуть, и Зигфрид завоюет Бургундию, Хаген вскочил возмущенный:

— Уже одних этих слов достаточно, чтобы лишить его жизни! Надо думать, нередко они этот свой замысел между собой обсуждают! Я вам клянусь, королева, что с этого мига Зигфрид — мой враг. И живому ему из нашей земли теперь не уйти. За позор и бесчестье, причиненные вам, за тайные умыслы, о которых проболталась Кримхильда, мы предадим его смерти. И до тех пор, пока не исполню я эту клятву, радости мне не будет.

* * *
Кримхильда считала себя победительницей. Пускай, оставшись вдвоем, Зигфрид строго с ней говорил. Она дала ему слово не повторять более того, что сказала Брюнхильде. Но в повторе и не было надобности. Теперь все в Бургундии знали о позоре Брюнхильды, и никто не посмеет подумать о том, что она или Зигфрид — чьи-то вассалы.

Теперь ходили в храм они порознь. И словно не видя друг дружку, стояли на службе.

Кримхильде не раз хотелось ей крикнуть: «Ну что, наложница, получила свое?!» И с трудом заставляла она себя промолчать, помня слово, данное мужу.

— Короли, мы с Ортвином решили, что Зигфрида Нидерландского из нашей земли живым не отпустим, — объявил Хаген на другой день после разговора с Брюнхильдой.

В большом зале для приемов их было пятеро: Гунтер, братья да он с племянником.

— Будь это рыцарь обычный, мы решили бы дело и сами. Но о нем —просим вашего согласия.

— Вы говорите невозможное, Хаген! — вмешался немедленно Гизельхер. — Уместно ли говорить об убийстве того, кто спас нашу страну? Зигфрид поклялся, что он невиновен, и мы тому были свидетели.

— Он поклялся публично перед вами. Я сразу скажу, что там не был. В своей же семье они обсуждают коварные планы — о том, как нас завоюют. Кримхильда сама проболталась — о том мне сказала Брюнхильда. На сокровища нибелунгов Зигфрид может нанять тысячу таких войск, какие есть у нашего королевства.

— Вы говорите о про′клятом золоте? — спросил младший из королей. — Неужели оно и вправду существует?

— И владеет им Зигфрид.

— Хаген, умерьте свой гнев. Вы сами недавно были согласны со мною, что от Зигфрида никогда не было нам ни вражды, ни бесчестья. Он сделал для всех нас немало добра. Убивать его только из-за ссоры двух женщин? — вмешался и Гунтер.

— То было раньше, король, когда он стремился стать мужем вашей сестры. Подумайте сами, сколь опасным врагом он станет для нас, когда захочет исполнить свой тайный план.

— Вы говорите о невозможном. Он так силен, что, признаться, я бы не стал вступать с ним в поединок, — ответил Гунтер.

— Силу его мы наблюдали, — вмешался и Ортвин. — Но когда он один, без доспехов как-то раз пил из ручья, а я с мечом в руке стоял над ним, то подумал уже тогда, как легко отрубить ему голову. Скажите мне «да», и я сделаю это.

— Забудем все, что мы говорили сегодня, — предложил Гунтер. — Нельзя, чтобы друг наш прознал о нашей беседе. Он наш гость и уедет домой живым.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ из которой любезные читатели узнают о том, как Зигфрид был предан и убит теми, кого он любил и чтил как друзей

В тот же день гости решили устроить турнир в честь своей королевы Кримхильды. — Будь я мужчиной или имей хотя бы четверть той силы, что когда-то даровали мне боги, я отомстила бы всему их роду за поругание моей чести! — жаловалась Брюнхильда, когда Хаген и Гунтер пришли навестить ее после своего разговора.

— Король мой, нет страшнее врага, чем побывавший в друзьях. Подумайте, останется ли он нашим другом, как прежде. Стоит ему лишь отъехать за пределы Бургундии, жена капля по капле внушит ему ненависть к вашей семье. Опасней врага, чем Зигфрид, у Бургундии нет. Не я ли советовал всем вам когда-то с ним подружиться? Теперь же настало время пресечь его жизнь.

Гунтер не отвечал — он был смущен, растерян.

— Как можно! — отошла от окна Брюнхильда. — Как можно такое стерпеть! Она уже сегодня ведет себя как королева нашей страны. Взгляните, эти воины-нибелунги топчутся на своих конях и ломают копья в ее честь! Они собираются к ней всею толпою на пир. Мы опозорены, а Кримхильда — пирует!

— Король, в самом деле, это уж слишком! Вот вам доказательство моих слов. Когда королева Брюнхильда страдает, сестра ваша собирает на пир своих воинов! Возможно ли терпеть новое унижение вашей чести? Со мною согласны многие из ваших вассалов. Зигфрида мы можем проучить прямо сегодня, во время пира, если, быстро собравшись, придем к ним в доспехах и всех перерубим. Они на пиру сидят без оружия.

— Хаген, повторяю вам, умерьте свой гнев. Для себя обиды в их развлечении я не нашел. И думаю о другом: лишь бы кто не шепнул Зигфриду про ваши слова.

— От нас он не услышит. А больше не знает никто. И еще, король, не вы ли жаловались, что скудеет казна, а здесь удача приходит вам в руки сама! Подумайте, одного лишь клада нибелунгов хватит на несколько жизней. А сколько замков вы присоедините, сколько новых земель! Или вам в самом деле захотелось зваться его вассалом? Но мы — ваши вассалы, и другому королю нам служить невозможно, мы храним честь королевства Бургундии.

— Ну хорошо, — проговорил король упавшим голосом, — представим, что я согласился. Что вы станете делать? Да он раздавит вас, как муравьев! Вы не подумали, что в гневе своем он перерубит всех витязей нашей страны!

— Есть множество способов, и вам опасаться не надо. Самый простой из них — сегодня же на пиру его и зарубить.

— Только не здесь, не в городе!

— Можно прислать никому не известных гонцов. Они вам объявят о новой войне, с которой идут к нам датчане и саксы. Если вы сообщите об этой новости Зигфриду, он сразу, как прежде, отправится вас защищать. Я же выспрошу у Кримхильды, где его уязвимое место. Оно где-то есть у него на спине, я слышал.

Можно будет сказать, что погиб он из-за болтливости своей жены. Вам же, король, никакого беспокойства не будет. Вы лишь изобразите тревогу, когда к вам придут послы.

— Хаген, прошу вас, умерьте свой гнев! Если наш друг проведает хотя бы часть ваших планов, бедствия для Бургундии станут неисчислимы.

— Если же мы отпустим его живым — Бургундии не станет совсем, — ответил Хаген и, поклонившись королевской семье, вышел.

* * *
Прошло лишь три дня после ссоры королев, и на заре, едва начался день четвертый, в город вошло посольство. Послы просили незамедлительно их принять.

Король говорил с ними в окружении вассалов, и они объявили о новой войне, с которой снова идут на Бургундию датчане и саксы.

Послы были ложные, из людей Хагена, но об этом знали только трое — сам Хаген, король и Брюнхильда.

Ложным послам отвели покои, Гунтер обещал подумать до следующего утра.

— Боюсь, не слишком ли мы заигрались, — сказал он Хагену, когда послы удалились, а вассалы были отпущены. — Если он обо всем догадается, эта шутка нам дорого обойдется! Не раскрывая твоих секретов, я советовался со многими из друзей, как нам поступить с нашим другом.

— Знаю, король.

— Они, как и я, считают, что лучше обиду простить. Сам подумай, зачем Зигфриду против нас воевать, если ему хватает своих земель.

— А если он решит, что своих земель ему мало? Какое войско мы выставим против него? Враг — словно пожар, с ним легче управиться, когда он слаб и у нас в руках. А самый лучший враг — безоружный, — продолжал настаивать Хаген.

И в это мгновение вошел Зигфрид. Не ожидавшие его прихода, и король, и Хаген неловко замолчали.

— Я встретил послов в одежде датчан и вижу, что оба вы озабочены. Неужели два братца снова задумали воевать? Король, как всегда, я готов защитить вас от любого врага.

— Зигфрид, а я, как и прежде, вам благодарен и ценю ваше благородство. Вы не ошиблись, мой друг. Мы озабочены тем, что братья опять решили начать с нами войну. И нам надо срочно собирать дружину.

— Король, оставьте эту заботу! Сегодня со мной не двенадцать, а более тысячи лихих бойцов, и все они будут рады вам услужить. Завтра мы выступаем и проучим их навсегда. Оба короля будут доставлены к вам, вы же, как в прошлый раз, оставайтесь в городе.

— Вновь вы подтверждаете свою сердечную дружбу, Зигфрид, — ответил король и с признательностью поклонился.

— Иду готовить дружину. Хаген, как вы?

— Я буду с вами, Зигфрид!

* * *
До вечера воины проверяли доспехи, лошадей, провиант.

— Отец, мы скоро вернемся, — успокаивал старого Зигмунда сын, — король и Кримхильда тебя не оставят в заботах и не дадут скучать. Мы же во второй раз проучим врагов Бургундии, чтоб навсегда отбить у них охоту к войне.

Гунтер, все еще сомневаясь, верно ли он поступает, отдавал команды. На войну вместе с Зигфридом рвались все рыцари Бургундии.

— Не слишком ли они любят нашего друга… — ворчал Хаген.

Сам же он, пока Зигфрид занимался с войском, проник в покои Кримхильды.

— Королева, завтра на рассвете мы выступаем, и я зашел попрощаться.

— Прощайте, Хаген. Я рада, что вы на меня не в обиде, что снова, как прежде, вы вместе поведете дружину. Зигфрид вчера еще был опечален из-за моей глупой ссоры с Брюнхильдой. А сегодня переменился, едва узнал, что нужна наша помощь. Иметь такого мужа, как он, который всегда готов помочь нашей родне, — это счастье, не правда ли? И Зигфридом я горжусь. Прошу вас, Хаген, не держите на меня зла из-за моей глупости. Я ведь люблю вас и готова вам помочь всей душой. И сожалею, что обидела зря Брюнхильду.

— Королева, у вас еще будет случай с ней помириться. Вернемся с победой, и я сам вас помирю.

Хаген улыбнулся своею страшной улыбкой.

— Спасибо, Хаген. Недаром говорят о вашем благородстве. Зигфрид мне объяснил, сколь опасны размолвки, если ссорятся короли.

— Оставим это, — отмахнулся Хаген. — Впереди у нас трудная битва, но вы будьте покойны, Зигфрида я не оставлю, мы будем сражаться рядом.

— О Хаген! Зигфрид меня уверяет, что убить, даже ранить его, пока он хладнокровен, никому не удастся. Но я дрожу от страха всякий раз, когда он уходит на битву!

— Когда мы рядом в бою, пугаться вам нет причины. Но дайте совет, королева, как я могу получше защитить его от ударов меча и копья. Есть ли место, которое надо беречь мне особо? Если оно впереди, я буду заслонять его спереди, если сзади — я стану сражаться у него за спиной.

— Хаген, у мужа есть тайна. Эту тайну знаю лишь я, но вам, как человеку родному и нашему другу, я открою ее. Вы ведь слышали — он сражался с драконом Фафниром, а победив, омылся его кровью. После этого стал он неуязвимым. И если бы листок с дерева в тот момент не упал ему на спину, я не дрожала бы так от ужаса перед каждым сражением.

— Королева, прошу вас, оставьте все свои страхи. Зигфрида мы сбережем. Вы же нашейте на его одежду какой-нибудь условный знак. О нем буду знать только я, и я прикрою в бою это место, он станет неуязвимым для любого врага.

— Хороший совет. Я вышью шелковой нитью едва заметный белый крестик. Но, Хаген, я верю, что никто кроме вас эту тайну его не узнает. Вы же в бою станете всюду прикрывать это место.

— Королева, будьте уверены, я это сделаю! — сказал Хаген и, дрожа от счастья, покинул ее покои.

Тайна Зигфрида была у него в руках. А значит, и жизнь.

* * *
На рассвете войско выступило по наплавному мосту. С тех пор как бургунды победили в войне, этот мост каждое лето соединял берега.

Впереди войска ехали Зигфрид и Хаген. Богатырь Фольсер гордо вез знамя. Он ни о чем не догадывался. За ним двигались тысяча нибелунгов и тысячи полторы бургундов. Они тоже ни о чем не догадывались.

Кримхильда сдержала слово — ночью, пока Зигфрид спал, на плаще, между лопаток, она вышила шелковой нитью крест. Хаген, порой отставая, вглядывался в этот крест, словно боялся, что он внезапно исчезнет.

И так хотелось ему всадить в это тайное место копье! Но рядом были воины — и свои и чужие. Они обожали Зигфрида.

«Вдвоем бы в дозор, — мечтал Хаген, — и закопать его, словно бешеного пса, в неведомой яме!»

Войско ушло вперед, а он поотстал. Скоро на дорогу выехали двое гонцов в датском платье.

— Скачите наперерез войску и громко объявите Зигфриду вашу весть! — приказал он. — Я буду там.

Гонцы появились перед войском, когда Хаген и Зигфрид снова ехали рядом.

— Короли датчан и саксов передумали идти на Рейн, а датский король сказал даже, что до смерти не посягнет на бургундскую землю.

— Что станем делать? Придется заворачивать войско, — предложил Хаген. — А так хотелось размяться!

— Оставим их вызов без наказания? — удивился Зигфрид. — Прежде не знал я за тобой такой снисходительности.

— И все же простим их. Стоит ли наказывать их за то, что они передумали сами. Проведем ночь среди леса, а утром отправимся в Вормс, — настаивал Хаген. — Вот уж где удивятся!

* * *
И снова Рейн. Переправа. Горожане в тревоге вышли навстречу. Узнав о хорошей вести, повеселели.

Думал ли кто, что вся эта война — ловкая выдумка Хагена, только лишь для одного — выспросить у Кримхильды про уязвимое место любимого их героя.

Сотни опечаленных матерей и дряхлых отцов провожали на битву воинов — и никто из них не догадывался о хитроумном замысле Хагена. Бойцы шли на войну и мечтали о подвигах — они тоже не думали, что их обманули.

Впереди встречающих был король Гунтер.

— С победой! — крикнул ему Хаген. Король обнял их обоих.

— Да вознаградит вас Господь, Зигфрид! Снова ваша храбрость защитила нашу страну. Одной лишь вести, что вы впереди войска, хватило врагам. Я же, как всегда, нахожусь у вас в долгу. А потому приглашаю отметить победу в Вогезском лесу. Там хорошо травить кабанов и медведей. Приглашаю вас завтра с утра.

* * *
Коварный замысел Хагена был таков: заманить Зигфрида в лес и там, у ручья, когда он пригнется к воде, ударить в спину копьем. Туда, где Кримхильда нашила свой крестик.

Если бы Ортвин не рассказал, как однажды он стоял над склоненным Зигфридом у ручья, Хаген выдумал бы другое.

* * *
Что-то ей померещилось странное. Она и сама не могла ответить себе, в чем дело. Странно взглянул на нее Хаген на площади у собора. А ведь приходил, говорил о дружбе. И Гунтер отвел глаза…

И вдруг страшная догадка озарила ее!

Два дня назад, в тот момент, когда Хаген уверял ее в своей дружбе, она доверилась, выдала тайну.

На площади у храма Хаген был весел. Но веселье его — страшнее злобы: веселится Хаген лишь в ожидании убийства — это она слышала еще девочкой.

Утром, когда Зигфрид стал одеваться на охоту, Кримхильда хотела признаться ему — ту тайну не должен был знать никто, кроме них. Но не смогла, только бросилась к нему со слезами.

— Нельзя, нельзя тебе ехать с ними! — упрашивала она. — Покинем скорее этот город, эту страну! Останься сегодня со мной, умоляю!

Он гладил ее волосы, целовал мокрые глаза, смеялся.

— Надо ли так пугаться всякий раз, когда я тебя покидаю! Сегодня же на один только день мы расстанемся, поохотимся и вернемся.

Но она продолжала рыдать. Так, словно провожала его в дальний путь. Словно прощалась с ним навсегда.

— Я боюсь за тебя! У нас здесь враги, ты не должен сегодня ехать!

Он в ответ беззаботно смеялся:

— Откуда возьмутся враги, если каждому из твоей родни я делал только добро?

В последний раз он обнял ее и заспешил к Рейну.

Гунтер и Хаген были уже на том берегу и весело беседовали.

Зигфрида удивил смех Хагена. Такого он прежде не слышал.

«Странно, — подумал он, — почему нет Гизельхера, Гернота? Они любят охоту…»

— Хотят развлекать беседами дам, — объяснил вместо короля Хаген. — И Данкварт остался с ними. Зато у нас будет много добычи. Люблю я добычу! — И он снова громко расхохотался.

* * *
Охотничьи собаки, крупные, легконогие, нервно полаивали. Ловчие пока их не спускали, держали на длинных поводках. Лошади были навьючены поклажей — хлебом, мясом, рыбой.

На большой поляне разбили стан. Слуги сняли тюки с лошадей.

— Сделаем так, — предложил Хаген. — Пусть каждый выберет направление и охотится со своим ловчим. У кого больше добычи — тому больше чести.

Зигфриду достался пожилой искусный ловчий. Собака бежала впереди, поднимала зверей, и Зигфрид на Грани едва поспевал за нею.

Время от времени вдали раздавались радостные крики, трубил рог. Зигфрид сразил из лука подсвинка, лося, мечом убил взрослого вепря.

К полудню охотники устали от жары и потянулись к поляне. Гунтер приказал трубить в рог.

— Господин мой, надо следовать к поляне и нам, — сказал ловчий и тоже прогудел в свой рог.

Но тут собака погнала медведя. Ошеломленный зверь бросился сквозь густые кусты.

— Ушел! Ушел! — громко закричал ловчий. — Как его догонишь!

— Догоню! — крикнул Зигфрид. Давно он не бегал в лесу наперегонки с медведем.

Он спрыгнул с Грани и помчался сквозь густые кусты. Впереди, там, где скрывался медведь, лаяла собака.

Ловчий был сильно удивлен, когда Зигфрид приволок связанного медведя на тропу. Зверя привязали к боку Грани, и Зигфрид вывез его на середину поляны.

Все удивлялись, ахали, он же потихоньку отвязывал медведя, а потом, шлепнув его по заду, вытолкнул вперед.

Медведь ошалело бросился бежать — сначала в одну сторону, потом в другую. Наткнулся на поваров, опрокинул котел, напугал чью-то лошадь и умчался в лес.

— Хорошее солнце сегодня, Зигфрид, — сказал король, — говорят, у вас удачный день. Я уже распорядился, чтобы добытое зверье сразу повезли на повозках в город.

Король полулежал на земле, и Хаген тоже лежал поблизости, без доспехов, оставив меч, копье и лук в стороне.

Зигфрид с удовольствием вытянулся рядом с ними.

Начали обедать. Повара подносили одно блюдо за другим, но вина отчего-то не было. Наконец Зигфрид не вытерпел:

— Где же вино? Я бы бочонок мог выпить, так замучила жажда!

Король вместо ответа посмотрел на Хагена. Хаген улыбнулся страшной своей улыбкой.

— Что, не будет вина? Хотя бы воды? Знать бы, не отошел сегодня от Рейна.

— Моя вина, — объяснил Хаген. — С чего-то я взял, что будем охотиться в Шпессартском лесу, и с вечера отослал вино туда. Я и сам умираю от жажды, пойду попью из ручья — здесь родник со студеной чистой водой.

— Вода студеная и чистая — это как раз то, что мне надо немедленно! — обрадовался Зигфрид. — Хаген, покажите мне, в какую сторону бежать.

— Не побежать ли нам вместе? — предложил Гунтер. — Еще немного без воды, и королевство лишится своего короля.

— Уж если бежать, так наперегонки. Зигфрид, друг наш, мы столько наслышаны о вашем беге. Верно ли то, что за вами ни зверю, ни человеку не угнаться? — спросил Хаген.

— Что ж, глядите, — ответил Зигфрид.

— С ним состязаться — как с ветром, — проговорил король.

— Мы сделаем вот как, — предложил Зигфрид и снова опустился на землю. — Вы, король, и вы, Хаген, бежите в чем есть, без задержки. Я лежу на траве и считаю до дюжины. А потом при полной охотничьей выкладке бегу вслед за вами.

— Догоняйте! — крикнул король.

Они рванулись вперед. Но где-то на половине пути Зигфрид их нагнал и быстро оставил позади.

Добежав до липы, которую указал Хаген, Зигфрид прислонил к ней копье, положил рядом на землю меч, колчан со стрелами и немного в стороне — щит.

Ниже, в неглубоком овраге, тек по камням ручей.

— С вами состязаться — как с ветром, — проговорил подбежавший король. Хаген бежал следом.

— Гунтер, пейте первым и не медля, иначе здесь я и умру! — засмеялся Зигфрид.

Король подошел к ручью.

— Пока меня не видят мои вассалы, можно опуститься и на колени, — пошутил он и, встав на четвереньки над ручьем, принялся жадно пить.

— Приступайте, Зигфрид, вода и в самом деле хороша! — проговорил он, напившись. — Я же пойду посмотрю, отправили ли добычу.

Следом за королем Бургундии над ручьем встал на колени и король Нидерландов.

— Пожалуй, лучше я лягу, — сказал он Хагену через плечо.

Хаген жадно следил за ним. Едва Зигфрид сделал первый глоток, он тихо взял Бальмунг, колчан со стрелами и спрятал за куст.

— Как хорошо! — радовался, утоляя жажду, Зигфрид.

А Хаген уже держал тяжелое копье и целился в крестик, вышитый руками Кримхильды.



— Добрая получилась охота, а, Хаген? — спросил Зигфрид, продолжая лежать над ручьем.

— Охота сегодня добрая! — откликнулся Хаген внезапно охрипшим голосом и с силой всадил копье в спину Зигфриду, между лопаток, туда, куда указывал крестик.

Никогда не дрожали у него так руки и ноги, как в это мгновение. Увидев кровь, хлынувшую из раны, он побежал вдоль ручья и услышал позади то ли стон, то ли выкрик:

— Хаген!

Зигфрид с копьем, торчащим из спины, еще пытался его догнать. Ни меча, ни лука, которые он положил у липы, не было. Валялся лишь щит. Только щит он и использовал в этот миг как оружие.

Хаген, спотыкаясь, бежал вдоль ручья.

— Хаген! — выкрикнул снова Зигфрид и метнул в него тяжелый, украшенный драгоценными каменьями, сверкающий щит.

От мощного удара в спину Хаген, едва не переломившись, упал. Щит грохнул о землю. Вокруг сверкали осыпавшиеся с него драгоценные камни. Последние силы Зигфрида ушли с этим броском. Кровь, заливавшая спину, стекала струйками на траву.

— Бальмунг, мой Бальмунг, — простонал Зигфрид, шатаясь.

Но не было при нем его верного Бальмунга.

— Грани! — позвал он своего друга. Но позвал так тихо, что никто не услышал, кроме белого коня, привязанного к дереву на лужайке.

Может быть, ветер донес до конских ушей этот шепот. Конь встрепенулся, заржал в ответ, дернулся, но крепка была привязь.

У ручья, подминая под себя высокие цветы, Зигфрид упал на землю.

* * *
Хаген не спеша вернулся за спрятанным у куста Бальмунгом, подошел к распростертому Зигфриду, встал над ним.

Зигфрид попытался приподняться на руках, повернул голову и, увидев страшную улыбку Хагена, вновь вытянулся на земле.

К ним бежали уже король, вассалы, услышавшие грохот щита.

— Разбойники! Разбойники! — приговаривал, плача, король. — Убить столь великого витязя!

Зигфрид был еще жив. Лицо его было бело.

— Король, мне жаль вас, — выговорил он. — Позаботьтесь хотя бы о моей жене, она — ваша сестра.

— Мы все сделаем, Зигфрид!.. — начал было Гунтер плачущим голосом.

— Страшит меня, страшит судьба ваших детей. С детства они понесут ваш грех.

Король плакал. Многие из тех, кто стоял рядом, — тоже.

Хаген взял его под руку, отвел в сторону.

— Что ты наделал, Хаген! — негромко, тоскливо сказал Гунтер, когда они отошли еще дальше.

— Спрячьте слезы, король! — ответил Хаген, и в голосе его была твердость. — Слугам не пристало видеть королевскую слабость… Волею случая мы избавлены от опасного врага — вот о чем надо думать. — Потом он повернулся к тем, что стояли над Зигфридом. — Чтобы не сказали, будто убийцы мы с вами, будем твердить одно: на него в лесу напали разбойники, когда он охотился в одиночку. Мои люди доставят его тело к покоям Кримхильды.

Кримхильда прожила в тревоге весь день. К вечеру с другого берега Рейна на повозках привезли добычу.

— Охотой довольны и король, и вассалы, — объясняли сопровождающие. — Зигфрид же — первый и там. Поймал медведя, привел его к стану, а там отпустил. Большой был переполох!

Кримхильде стало немного спокойнее. Она проснулась под утро в сумерках, чтобы пойти к заутрене, собралась будить своих девушек.

И тут в покои вбежал испуганный спальник.

— У дверей на щите весь измазанный в крови какой-то убитый витязь!

— Он! — вскрикнула Кримхильда, и свет на мгновение померк в ее глазах.

— Да мало ли витязей на свете, королева! — пытались утешить ее полуодетые придворные дамы. Но она уже знала страшную правду.

И все-таки надеялась. В окружении нескольких стражников с чадящими факелами, она вышла за дверь, пригнулась к убиенному рыцарю, подняла его голову и узнала…

Щит его, на котором лежал Зигфрид под дверью, был невредим — без вмятин, зазубрин. Так погибают только от руки убийцы, от удара в спину.

Там, где она вышила крестик, зияла огромная рана.

* * *
Воинов-нибелунгов Кримхильда послала за старым Зигмундом.

Тот не поверил сначала, решил, что это дурная шутка. Но услышав рыданья и стоны из покоев Кримхильды, все понял.

Скоро, громыхая щитами, сбежалась вся дружина. Воины требовали отмщения.

Отмщения хотел и Зигмунд.

— Королева, укажите убийцу! Мы раздавим его, как давят паука! Даже если его зовут Гунтер — разве не он заманил нашего короля на охоту?

Кримхильда долго умоляла их подождать. Тысяча воинов в чужой стране — что они могли сделать! Никто из них не ушел бы из Вормса живым.

Омертвевшими губами Кримхильда отдавала приказы.

Тело обмыли. Воины понесли его на носилках к храму. Кузнецы с утра принялись ковать гроб.

Печально звали колокола горожан к заупокойной службе.

Пришел и король со своей дружиной. Даже Хагену полагалось явиться. На том же крыльце, где лишь неделю назад была она победительницей, Кримхильда стояла потерянная, подавленная.

— Сестра, прими мое сочувствие. Мы все печалимся и скорбим… — начал было Гунтер.

— Стоит ли, брат, говорить вам о скорби, — перебила его она. — Зло не происходит, если нет людей, которые его поощряют! Лучше бы я сама лежала здесь!

— Сестра, ты убита горем, и потому простительны твои несправедливые слова. Я в самом деле скорблю.

— Оправдаться легко. Стоит лишь подойти близко к убитому… — предложила Кримхильда.

— Готов это сделать. — И Гунтер приблизился вплотную к носилкам с мертвым Зигфридом.

Все смотрели, не откроется ли рана, не появится ли кровь. Крови не было.

— Пусть подойдет Хаген! — потребовала Кримхильда.

Король согласно кивнул.

Хаген нехотя приблизился к телу героя. Но едва он подошел, как рана в спине открылась и на носилках появилась густая кровь.

Увидев это, все заплакали в голос.

— Хаген здесь ни при чем! — произнес король. — Я же сказал: Зигфрида убили в лесу разбойники. Мы пытались поймать их, но они скрылись в чаще.

— Боюсь, что эти разбойники хорошо мне знакомы, и стоят они рядом, их и ловить не надо, — ответила Кримхильда. — Ты сам и твой Хаген — вот это что за разбойники!

— Смерть им! — выкрикнули нибелунги, стоявшие рядом с погибшим своим королем, и обнажили мечи.

— Не здесь! Умоляю, не в храме! — кричала Кримхильда, встав между ними и братом, до тех пор, пока, недовольно ворча, нибелунги не убрали мечи.

Проститься с Зигфридом подошли плачущие Гернот и Гизельхер.

— Сестра! Прости нас, сестра! — повторял Гизельхер. — Мы все повинны, что не уберегли его!

Три дня и три ночи гроб с телом стоял в храме. Три дня и три ночи не отходила от него вдова.

* * *
В день похорон долго, печально били колокола на соборе. Плакали горожане.

Они хоронили не вельможу, не короля — они хоронили любимого героя.

О нем пели песни. Всякий рожденный в те годы знал его имя и мог перечислить его подвиги — те, что он совершал, и те, что ему приписали. Многие уверяли: убить в открытом бою его невозможно. И они были правы.

Они любили его. Они им гордились. Каждый, кому он улыбнулся хоть раз, сказал доброе слово, помнил об этом всю жизнь.

А теперь они его хоронили.

— Завтра мы уезжаем, — сказал старый Зигмунд, войдя в покои Кримхильды. — Вы остаетесь нашей королевой, девочка. Я слишком стар, чтобы править. Люди Зигфрида любят вас и станут охотно служить вам.

— Я готова, мне здесь больше нечего делать.

* * *
— Возможно ли уезжать от родного дома, в чужую страну! — принялась отговаривать ее родня, едва узнав о решении.

— Здесь старая твоя мать, здесь мы с Гернотом, — убеждал Гизельхер. — Останься, сестра, в родном доме тебе будет легче, чем на чужой стороне.

— Одна мысль, что каждый день я буду встречать ненавистного Хагена, гонит меня отсюда!

— Сестра, да я не подпущу его к тебе! Ты будешь жить в моем доме, коли согласна. И потом, можно ли бросать могилу Зигфрида?

Кримхильда колебалась до следующего утра. Дамы приготовились к отъезду, но сама она не одевалась. Утром она решилась.

— Лошади навьючены, воины готовы к выходу, ждем вас. Не дай бог никому такого пира, — мрачно сказал усталый Зигмунд, зайдя за нею.

— Я решила остаться.

— Но там у вас сын! Или вы желаете вовсе его осиротить?

— Здесь же — могила мужа. Я не могу оставить ее.

Она вышла за дверь проститься с дружиной.

Воины, узнав о ее решении, глядели хмуро.

— Мало нам было несчастий, так еще и королева желает пренебречь нашей верностью! — проговорил один из них. Тот, который знал Зигфрида еще юным одиноким скитальцем.

— Нет, вассалы мои, вашей службой я не пренебрегаю. Остаюсь лишь для того, чтобы жить около мужа. Вам же велю, вернувшись в земли моего супруга, служить так же, как и ему, его наследнику, нашему малолетнему сыну.

Прощание было тоскливым.

— Будь проклят этот пир! — несколько раз повторял старый король. — Больше горя, чем здесь, я не знал никогда!

Прощаться с королями, их вассалами он не стал.

Но Гизельхер и Гернот, услышав об отъезде, пришли проводить его сами.

Гизельхер успел снарядить своих воинов, и они довели старика до границы страны.

* * *
Вдовья жизнь пуста и печальна.

Прежде были с утра у нее заботы о возлюбленном муже. Был у нее сын. Старый король. Королевство. Теперь же осталась лишь тишина в доме у Гизельхера.

Она разлюбила солнечный свет, громкие разговоры.

Лишь престарелый барон Эккерват сидел с ней целыми днями и рассказывал истории о Зигфриде, которые знала она наизусть. Но снова и снова хотела услышать их.

Гунтер повелел выстроить для нее отдельный дом рядом с собором. Дом был просторен, со множеством покоев, в нем хватало места и для свиты.

В том доме она и закрылась от жизни и развлечений. Лишь ранним утром каждый день входила она вместе с дамами в полупустой собор, ставила свечу, поминала Зигфрида, а потом шла к его могиле. Сидела там на печальной скамье. Вела с ним беседы. А потом оставляла лежать его одного, возвращаясь домой. И было так в любую погоду — в мороз ли, в жару, при ветре и ливне.

Иногда приходила к ней королева-мать. Пыталась утешить.

— Ты не первая, дочь, кто остался без мужа. Оглянись, сколько женщин схоронили своих мужчин! Ты еще молода, красива. Сшей новые платья, выйди развлечься.

Кримхильда сквозь слезы слушала мать, провожала ее до двери и вновь оставалась одна.

Так прошли три года.

* * *
— Король, — сказал Хаген, — неплохо бы вам вновь подружиться с сестрой.

— Что значит этот ваш совет? Я привык, что в каждом слове у вас есть тайный смысл. Здесь же не вижу смысла. Брюнхильда и теперь не может простить сестре прежней обиды — о какой дружбе вы говорите?

— Речь не столько о дружбе, король, сколько о пользе. О пользе для королевства. Не пора ли подумать о кладе, подаренном Зигфридом ей на свадьбу. Сохранней ему будет на Рейне.

— Совет разумный, — согласился король. — Буду просить братьев, маркграфа Гере, кто с ней еще дружен, чтоб уговорили со мной помириться.

Скоро дело было сделано, Кримхильда согласилась принять старшего брата.

Он явился к ней со всеми вассалами. Лишь Хаген остался дома. Он-то знал, что прощенья ему не будет.

Было пролито много слез, и король перед сестрой оправдался.

А потом вдове внушили, что сокровища нужно перевезти в Вормс. Там, где они лежат, лишь ленивый на них не позарится. И карлику Альбриху их не уберечь.

Кримхильда согласилась. Восемь тысяч воинов повели за собою Гернот и Гизельхер.

Былые вассалы Зигфрида хотели воспротивиться, но карлик убедил их.

— Мы все знаем, что Зигфрид подарил этот клад супруге на свадьбу. И если Кримхильда прислала за ним, надо ей подчиниться. Знал бы судьбу Зигфрид заранее — не взял бы ни клада, ни плаща-невидимки, который принес ему только несчастья, а теперь лежит вместе с ним в гробу.

Стеречь было больше нечего. Карлик Альбрих остался блюсти порядок в замке, а часть вассалов отправилась на службу в Бургундию.

Гернот и Гизельхер вернулись лишь к осени. Несметными сокровищами набили подземелья и замки дворца.

— Теперь звание нибелунгов перешло и к нам, — сказал Хаген Гунтеру. — У кого замок и клад, того и зовут нибелунгом.

* * *
Первый месяц Кримхильда брала сокровищ из клада сколько хотела. Она одарила вассалов — тех, что оставили замок и приехали ей служить.

Скоро, узнав ее щедрость, к ней отовсюду потянулись на службу воины.

— Новая забота! — сказал Хаген с досадой своему королю. — Ты подумай, еще месяц — и дружина уйдет к ней на службу! Что не сделал Зигфрид, исполнит она сама. Завоюет нас с помощью наших же воинов. Запрети допускать ее к кладу.

— Хозяйка сокровищ — она, и тебе, Хаген, давно уже пора успокоиться. Я получил прощение у сестры не для того, чтобы отнять ее клад.

— Король, будет беда! Ваше войско станет служить у нее.

— Хаген, но я же дал клятву! Я обещал, что никогда не обижу ее.

— Король, я не сказал, что ты должен ее обидеть. Ты ни о чем не думай, я все сделаю сам.

Спустя день, когда Кримхильда решила пополнить домашний сундук с сокровищами, к кладу ее не пустили.

— Хагена пора унять! — возмутился Гизельхер. — Он принес столько горя Кримхильде, что не будь он нашим родственником, я бы гнал его из дворца!

— Этот клад нибелунгов привезли мы себе на несчастье, — сказал Гернот. — Я понял лишь недавно: такие сокровища поселяют смуту в душе. Не зря говорили, что над ними тяготеет проклятье.

Спустя несколько дней короли собрались навестить одного из своих двоюродных братьев.

— Поедем с нами, сестра, — позвал Гизельхер. — А как вернемся, я тебе этот клад сам вручу.

В те дни, пока королей и Кримхильды не было в Вормсе, Хаген успел перевезти сокровища на судах в Лохгейм, а там затопил его в Рейне.

Кримхильда вернулась, а клада в городе не стало.

— Это терпеть нельзя. Хагена надо изгнать! — потребовал Гизельхер.

Прежде, когда он был мальчиком, кто его слушал? Теперь же он вошел в юную силу и говорил со старшими братьями наравне.

Хаген был на время удален из столицы.

Но после его простили, и изгнанник возвратился назад. Жизнь в Вормсе потекла своим чередом.

Так у несчастной обманутой Кримхильды осталась одна лишь могила мужа.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ из которой любезные читатели узнают о тайном замысле Кримхильды, ради чего она и вышла замуж за короля гуннов

Это было на памяти стариков, когда великие племена гуннов пришли со стороны восходящего солнца и заняли половину мира. Их державой правил могучий воин по имени Этцель. Многие короли, прославленные герои подчинились ему. С годами он состарился, но сберегал прежнюю силу. Жена его, благородная Хельха, однажды заболела и умерла. Он горевал, друзья и вассалы жалели его, но потом, собравшись, сказали:

— Даже волк в лесах не живет в одиночестве. Вам, король, следует снова жениться.

— Где найти мне жену в мои годы, и чтоб была она столь же достойна, как покойная Хельха? — спросил он с сомнением.

Вассалы долго советовались, перебирая дальние и близкие страны.

— Есть такая одна. Кримхильда в Бургундии. Она знатна и прекрасна. Мужем ее был знаменитый Зигфрид.

— Странный совет! — удивился Этцель. — В Бургундии чтят Христа, я же — язычник. Пойдет ли ваша вдова за язычника замуж? Это было бы чудом!

— Да, вы чтите иных богов. Но славнее и богаче вас в мире нет королей. И попытаться вам не грех.

— Кого же послать мне, вассалы? Кто из вас там бывал или знает обычаи тех земель?

Тут и поднялся любимый всеми отважный воин Рюдегер Бехларенский.

— Вдову-королеву, о которой мы вам говорили, знавал я в младенчестве. И знаю трех ее братьев, королей той страны. Их родственник, Хаген из Тронье, тот самый, что провел у вас свою юность, служит у них при дворе.

— Скажи мне, Рюдегер, коли так их всех знаешь, что вдова? Хороша ли она? Что за нрав у нее? Не глупа ли?

— Государь, отвечу вам честно, и, если нам повезет, у вас будет немало случаев в том убедиться. Покойная Хельха была умна, добра и красива, мы все ее любили. В мире есть лишь одна, кто могла бы ее превзойти, — это Кримхильда, вдова Зигфрида Нидерландского. И тот, кто женится на ней, станет счастливым человеком.

— Друг мой Рюдегер, поезжай и сосватай ее. Я буду тебе благодарен, а уж ты — постарайся. Всем, чем нужно, — лошадьми, оружием, платьем, — и тебя, и свиту я обеспечу.

— Государь, не пристало мне расточать вашу казну. Вы и так щедры ко мне не по заслугам. Посольство я снаряжу сам и возьму пять сотен воинов. Чтобы знали бургунды, сколь велика ваша мощь!

— Поезжайте скорее, друг мой. Та, что была женою самого славного и знатного из богатырей, не унизит мой престол. Я уже чувствую, что полюблю ее. И буду с волнением ожидать от вас вестей.

* * *
В Вормс прибыло посольство. Пять сотен добротно снаряженных воинов, множество поклажи на вьючных лошадях.

Воины были странно одеты.

— Что за люди такие? — выспрашивал Гунтер вассалов, пока послов размещали в гостевых покоях. — Кто скажет хотя бы, откуда они?

— Можно сказать лишь одно: страна, которая их прислала, далека и могуча, — отвечали вассалы.

Как всегда, послали за Хагеном.

Хаген не стал подъезжать ко дворцу с парадного входа. Вошел незаметно, как раз в тот момент, когда переодевшиеся с дороги в богатые одежды послы толпою ехали ко дворцу.

— Никогда бы не поверил! — воскликнул Хаген, выглянув в окно. — Сам Рюдегер Бехларенский из страны гуннов! Скоро узнаем, что за дело, с которым послал его король Этцель. Скажу лишь одно — пустячным оно быть не может. И еще скажу: принять его надо с превеликим почтением, как старого и доброго нашего друга.

* * *
Маркграфа и его спутников принимали с почетом и уважением.

А когда сказал он, с чем приехал, это разволновало всех.

Короли обещали подумать три дня, а пока просили гостей отдыхать и развлекаться. Хаген старался как мог сделать эти дни для Рюдегера приятными. Когда-то они были знакомы, их даже называли друзьями.

Гунтер собрал всю родню для совета.

— Для нас будет большой удачей породниться с самим Этцелем! — объявил он. — Так думаю я, но что скажете вы?

— О лучшей судьбе для Кримхильды нельзя и мечтать, — подтвердил Гернот.

Все остальные тоже были согласны. Спорил один лишь Хаген:

— Где ваш разум! Кримхильда, став женою могущественного государя, не будет с нами в союзе. Этот брак нам нельзя допустить. Одумайтесь!

— Хаген! Или вам все еще мало того зла, что вы причинили Кримхильде! — не выдержал Гизельхер. — Вы один виноваты в ее горе. Это вы — ее враг, а не мы, не Бургундия.

— Кримхильда зла на нас не держит, — решил успокоить спорящих Гернот. — Она давно простила меня. И мы все слышали: на земле нет владыки могущественнее Этцеля, породниться с таким королем — для нас великая честь.

— Разума вы лишились! — продолжал негодовать Хаген. — Кримхильда, взошедшая на гуннский престол, — вот беда, какую не придумал бы и сам дьявол.

Но короли не прислушались к его совету — пожалуй, впервые. Они решили, что убедят Кримхильду согласиться на брак.

* * *
Кримхильду уговаривали долго.

Приходил к ней любимый брат Гизельхер, бодрый толстяк Гере, пришла престарелая мать.

— Ты молода, красива, а Зигфрида все равно не вернешь. Одна мечта у меня: чтобы ты снова стала счастливою, — убеждала ее мать. — Прими же посла!

— Стать женою другого? Забыть о могиле мужа? Вы предлагаете мне невозможное.

Наконец Кримхильда согласилась хотя бы выслушать приезжего маркграфа.

И когда вошел к ней Рюдегер, понял он, что в покоях ее давно не было улыбок, радостных разговоров — одна лишь тихая печаль.

— Королева! — обратился к ней Рюдегер.

Это было уже необычно. Кримхильду в родном городе давно перестали называть королевой. Здесь королевой была Брюнхильда.

— Память о вашем покойном супруге, неустрашимом Зигфриде, — вечна. Я знал его недолго, но считаю счастливыми те дни, когда судьба сводила нас вместе. Поверьте, у гуннов все его чтут и не ждут от вас, чтобы вы забыли столь достойного мужа.

— Что же вам тогда нужно, добрый наш друг, от бедной вдовы?

— Король, самый могучий из властелинов, одинок, как и вы. Он готов предложить вам преданную дружбу и верную любовь. Подумайте, королева! Вы снова станете великой, вас ожидает власть над многими землями и поклонение столь большое, что, живя в Бургундии, его трудно представить. На службе у вас будет множество знаменитых витязей.

— Но мне известно, что король ваш — язычник.

— Об этом и не думайте! Ему служат столь много христиан, да хотя бы и я! И потом, кто вам помешает склонить его к крещению!

И все же Кримхильда согласия не дала, но обещала подумать.

Вновь приходили родственники, вновь уговаривали ее, она отказывала всем. Вдалеке от могилы мужа жизнь казалась ей невозможной.

Кримхильда проплакала всю ночь, но под утро ее осенила новая мысль. В тот же день Рюдегер опять просил принять его.

— Королева, поймите, дальше ждать я не могу. Мне пора возвращаться к Этцелю. Я знал вас совсем еще маленькой, и у меня у самого юная дочь. Поверьте, не стал бы я Вас уговаривать, не поехал бы к вам с посольством, не будь уверен, что брак этот сделает вас счастливой.

— Одна в чужой стране — возможно ли стать счастливой? Стерплю ли я унижения, если кому-то вздумается меня обидеть?

— Королева, у вас будет множество витязей. Любой из этих богатырей отстоит вашу честь. Я — первый из них. Любой, кто лишь замыслит обидеть вас, не уйдет от моих воинов!

— Тогда поклянитесь, маркграф, что отомстите за меня любым моим врагам, — сказала Кримхильда твердо.

Рюдегер поднялся.

— Клянусь, королева! — громко сказал он. — Клянусь, что буду во всем служить вам и обнажу меч против любого вашего обидчика!

— Вы меня уговорили, добрый Рюдегер. Считайте, что я согласна на брак с вашим королем, — проговорила Кримхильда.

«Пусть будет так, — думала она, отпустив всех, — пусть Рюдегер станет первым из моих мстителей. И если говорят правду о могуществе Этцеля, я возьму на службу немало таких же воинов, и тогда Хаген заплатит им жизнью за все свои мерзости. Прости меня, мой любимый, я и там буду с тобой. И согласилась я на брак не в поисках счастья, а лишь для того, чтобы отомстить твоему убийце!»

* * *
И стала она женой языческого короля. Когда ехала, было ей страшно: что за человек такой, этот Этцель, покоривший многие народы? А ну как он дикий, звероподобного вида? В пути не раз успокаивал ее обходительный добрый маркграф Рюдегер. А ему-то зачем бы обманывать?

Несколько дней отдыхала она в его замке. Подружилась с его женою и с красавицей дочкой.

Много разных земель пересекла она под охраной маркграфа и пятисот его воинов. Все они обращались к ней как к своей владычице. А с нею были несколько десятков дам да старый друг — барон Эккерват. И еще с нею была новая обида на Хагена. Скаредный враг даже не позволил ей взять те немногие сокровища, что они привезли когда-то вместе с Зигфридом из норвежской марки. Уже в последний день Гизельхер, узнав об этом, сам открыл ей дверь кладовых и сказал:

— Прости, сестра, и увози все, что можешь.

Наконец увидела она Этцеля в окружении королей, которые были его вассалами, и стало ей легче. Седой благородный муж с умным незлым лицом предстал перед ней, а вовсе не зверь-язычник. И окружил он ее таким почитанием, такой роскошью, которой не знала она никогда, даже, если честно сказать, живя за Зигфридом.

Не удивительно это было — Этцелю принадлежало множество стран, ему служили знаменитые короли и среди них — сам Дитрих Бернский. Теперь стали они и ее вассалами. А вместе с ними — сотни баронов, маркграфов.

Кримхильда старалась со всеми быть ласковой, щедрой. И скоро ее полюбили.

Этцель ей позже признался, что еще больше, чем она, боялся их первой встречи. Мало ли что на лице — а если характером ведьма! Но едва увидел ее улыбку, заглянул в глаза, как понял, что уже любит и желанна она ему.

Кримхильдародила ему сына. В те дни по всей гуннской державе был большой праздник. Гордый рождением сына отец подарил немало подарков тем, кто был у него на службе. Вассалы, простые воины долго еще вспоминали с приятной улыбкой рождение наследника. Счастливый король разрешил мальчика окрестить. И назвали его Ортлибом.



Прошло несколько лет. И когда страна гуннов перестала быть для нее чужою, когда каждый вассал считал за счастье и честь побеседовать с нею, она поняла: пора. Пора для отмщения настала.

— Мечтаю я пригласить своих братьев на пир, — сказала она мужу. — Соскучилась я по родственникам.

Великий государь, безумно влюбленный в нее муж, словно ждал этой просьбы.

Уже на другой день король снарядил посольство, во главе поставил любимого многими шпильмана, храброго, знатного мужа Вербеля. И отбыли послы в Вормс с наказами от короля и королевы уговорить трех братьев-королей, родню и вассалов прибыть в гости на пир к солнцевороту.

* * *
Братья были рады получить привет от сестры. Рады узнать, что живет она в роскошных дворцах без печали. Помнит и любит родню. А сам король Этцель, великий владыка, счастлив будет свести с ними знакомство и зовет их, как сердечных друзей, в гости на пир.

Один лишь Хаген ярился, негодовал:

— Мы все погибнем там, короли! Кримхильда до самой смерти не позабудет обид. Лишь неразумный поверит ласковым ее словам. У нее сотни вассалов, у каждого — своя дружина, нам не вернуться домой с этого пира! Мы потеряем там и жизнь, и честь.

Это был второй раз, когда короли не прислушались к его совету.

Ему удалось убедить их в одном — собрать со всего королевства тысячу лучших бойцов. Да еще добавить девять тысяч прислуги, а прислуга та была — молодец к молодцу и до драки охоча всегда.

За Рейном разбили шатры. Там жили воины в ожидании дня отправления. Туда перевозили вьючных лошадей, скарб, запасные доспехи.

* * *
— Брат мой Хаген, ты не весел все эти дни. Не будет ли лучше, если ты останешься с малой дружиной в Вормсе? — тихо спросил Данкварт за день до отъезда.

Гернот, стоявший неподалеку, услышал его слова и рассмеялся:

— У Хагена — хорошая память, но он боится, что память Кримхильды — еще острее.

Гордо выпрямился Хаген в ответ на эти слова. Скажи так не король, другой, поплатился бы он за свою шутку!

— Ты прав, мой государь, я боюсь. Но не за себя меня мучает страх, а за вас. И коли вам показалось скучным умереть в своей стране, а хотите найти свою смерть вы у Этцеля, то и я, как верный вассал, готов с вами там умереть.

С того момента уже никто из королей и вассалов не пытался шутить над сумрачностью Хагена.

* * *
Едва наступила заря, пропели сигнальные трубы и лагерь проснулся.

В последний раз воины прижимали к сердцу своих жен, утешая их, что не такой уж долгой будет разлука и скоро они вернутся. Не догадывались воины в тот миг, что Кримхильда навсегда разлучит их с любимыми женами.

Лишь один вассал, начальник над поварами, храбрый Румольт в то утро решился открыто признаться:

— Король, мою верную службу вы не раз испытали. Прислушайтесь же ко мне и сегодня: останьтесь, еще не поздно!

— Румольт, какая оса тебя ужалила, что ты так печален! — рассмеялся в ответ Гунтер.

— Король! То не оса, то предчувствие! Хаген прав — зря мы позволили послам нас уговорить. Но уж если остановить поход вы не в силах, хотя бы скажите, кто должен без вас блюсти престол?

— Да хоть бы и ты! — ответил все так же весело Гунтер. — Ты и будешь хранить эти дни и трон мой, и сына. А всем желаниям наших дам изволь повиноваться. И не страшись за нас, не смотри так печально!

* * *
Хаген ехал первым, указывал путь. Над дружиной взял начало Данкварт.

Разбойники на них напасть не могли — нет у разбойников такой силы, чтоб воевать с королевским войском. Одинокие путники да немногочисленные обозы — вот что им по силам. И хотя в землях, по которым лежал их путь, разбойниками кишели леса, ни один злодей на дороге не повстречался. На двенадцатый день отряд подошел к Дунаю. Хаген спустился по берегу первым. Спрыгнул на землю, привязал коня к ветле над волнами.

Он помнил Дунай в разную пору и часто говорил, что шире реки не встречал. Но то, что было теперь, смутило даже его. Тяжелые серые волны катились по широко разлившейся реке. Другой берег терялся вдали. И он, Хаген, не решился бы плыть к тому берегу в студеной воде. Ни один из воинов не доплыл бы и до середины. И не было видно среди волн никакого судна.

Скоро подъехал и Гунтер со свитой.

— Хаген, куда вы нас привели? Тут потонут все мои воины! — растерялся король. — Или вы знаете здесь брод, чтобы перейти на тот берег с поклажей?

— Нет, король, вброд мы здесь не переправимся. Такого брода и в летнюю пору не найти. Но перевозчика я отыщу. Вы же пока прикажите воинам, чтоб отдыхали.

Вдоль берега росли густые кусты. Хаген решил обойти их. На левой руке он нес щит, шлем надвинул на лоб. Но не на врага наткнулся он скоро, а на трех вещих дев. Только уж лучше бы Хагену встретился враг, десяток врагов. Их бы он уложил мечом, доставшимся ему от Зигфрида, знаменитым Бальмунгом. То, что он услышал, было страшнее врага. То было пророчество. И оно немедленно стало сбываться.

Вещие девы купались в ручье за кустами. Они сразу узнали Хагена, и едва оделись в свой волшебный наряд, как сразу услышал он такой совет:

— Сын Альдриана, Хаген, вернись немедленно домой! Там, куда идешь ты, ждет тебя гибель. Остальным путникам тоже скажи, чтобы вернулись, иначе погибнут и они, все до одного.

— Смешно мне слышать, девы, вашу пустую болтовню! — печально сказал Хаген. — Для той особы, которая мечтает о мести, довольно одной моей погибели, но чтобы пропали все до одного — это немыслимо!

— Слушай же, Хаген: один лишь дворцовый капеллан вернется домой, если решитесь вы переправляться через Дунай, — остальных ожидает погибель.

— Хорош бы я был, если бы снова принялся уговаривать королей вернуться домой! — И Хаген зло рассмеялся. — Вы сказали о переправе, так где же она? Чем грозиться, лучше бы помогли.

— Переправу ты сможешь найти скоро, если пойдешь вверх по реке. Но послушай последний наш совет: бойся ссоры с перевозчиком. Пусть ваш король заплатит ему за работу столько, сколько он попросит. Если же оросишь свой меч кровью того человека, сбудется все, о чем мы тебе говорили.

* * *
Хаген шел вдоль реки недолго и увидел на другом берегу двор перевозчика. Там же колыхалась на волнах привязанная к колу крепкая ладья.

Пророчество — оно лишь предупреждает, указывает на опасность, но если найти другой путь, оно не исполнится. И Хаген надеялся, что обманет свою судьбу, потому не собирался ссориться с перевозчиком, когда тот после долгого зова приплыл к его берегу. Но ссору затеял лодочник. В гневе ударил он Хагена веслом по шее так, что тот упал на колени. Но даже тогда Хаген сдержал себя.

Однако могучий лодочник не остановился, толстым багром хватанул он Хагена по голове. Только крепок был стальной шлем, крепка была голова Хагена. И не такие удары знавала она!

Гул взлетел над Дунаем. Хаген, забывший в ярости о пророчестве, вскочил и одним ударом срубил голову перевозчику.

Ладья была добротная, с веслами и багром он управлялся с детства и потому скоро пригнал судно к ожидавшему его войску.

— Хаген, вы и здесь успели подраться! — сказал рассерженный Гунтер, увидев на лодочной скамье свежую кровь. — Хорошо бы вам помнить, что кругом чужие земли и нам нельзя затевать ссоры.

— Король, лодку эту нашел я привязанной к кустам, и кто в ней был прежде убит, не знаю, — стал отпираться Хаген.

А потом началась работа, которую кроме него не умел исполнять никто. Весь день перевозил он поклажу, людей. Лошади, освобожденные от вьюков, переплывали Дунай сами.

Последним оставался дворцовый капеллан, стоявший над церковной утварью.

— В дорогу, священник! — крикнул ему весело Хаген. — Грузи свои побрякушки. И вас, короли, прошу на судно!

Закатное солнце освещало широкую реку, лодку, воинов, поджидавших на другом берегу. Гунтер был уже там. Гернот и Гизельхер стояли рядом со священником.

Дворцовый капеллан, суетясь, перенес утварь в ладью. Был он тощ, неуклюж, но очень старателен и храбр. Короли помогли Хагену оттолкнуться от низкого берега.

— Вперед, священник! Навстречу своей судьбе! — захохотал Хаген.

И Гизельхер с ужасом посмотрел в лицо своему вассалу: видать, недаром веселится он и близка чья-то гибель…

Хаген сильно работал большим веслом и скоро вывел лодку на середину реки. Там он положил весло вдоль борта, сделал шаг к капеллану, схватил его сзади за одежды и, подняв высоко, бросил в волну.

— Вперед, священник, навстречу своей судьбе! — снова выкрикнул он. — Коль встретишь трех дев-болтуний, передай, что Хаген шлет им привет!

— Хаген! — успел лишь выдохнуть Гизельхер.

— И в самом деле, зачем было швырять в воду капеллана? — с недоумением спросил Гернот. — Или он вас обидел? Помогите ему, Хаген, вы видите, он тонет!

Несчастный капеллан все же сумел уцепиться за лодку, но вместо помощи Хаген ударил его веслом.

— Потонет, — подтвердил он, — и спасет нас от пророчества.

Капеллан, неумело барахтаясь, захлебываясь, то скрывался под водой, то показывался вновь.

Хаген продолжал работать веслом, и лодка медленно приближалась к берегу. Иногда он оглядывался на капеллана, который был уже еле видим. И в тот момент, когда судно коснулось песчаного берега, достиг другого берега и капеллан. Хаген видел, как он снял с себя одежды, выжал их, снова надел и исчез в кустах.

Пророчество дев продолжало сбываться.

Едва воины вытащили поклажу, Хаген выбил дно у ладьи и отпихнул обломки судна от берега.

Тут уж и Данкварт изумился:

— Брат, что ты сделал? На чем мы вернемся назад?

— Кто сказал тебе, что мы вернемся? — ответил Хаген. — А судно я изломал с одною целью: если и найдется у нас предатель, пусть знает: покинет товарищей — здесь будет поджидать его смерть.

Воины нагрузили тюки на лошадей и двинулись дальше, в сторону от Дуная.

Один лишь капеллан, в мокрой одежде, всхлипывая от холода, страха и незаслуженной обиды, пробирался по лесу пешком к своему королевству. Его окружали чужие, враждебные, неизвестные земли.

Откуда было знать ему, что Хаген, попытавшись пресечь пророчество и пожелав его утопить, тем самым спас ему жизнь, единственному из войска.

* * *
— Хаген, занимайте же свое место и ведите нас дальше! — сказал Гунтер.

— Нет, мой король, мое место сегодня сзади, — ответил угрюмо Хаген. — Не стал я вам рассказывать у переправы, а надо бы. На том берегу мне встретились три вещие девы. Они напророчили, что никто из нас не вернется домой, лишь один капеллан. Потому и решил я утопить его в Дунае. Ведь утони он, пророчество оказалось бы лживым. Но капеллан, почти не умея плавать, добрался живой до берега. Знал бы я, уж лучше отсек бы ему голову, было б вернее.

— Веселого в ваших словах не много, Хаген, — проговорил Гунтер, — и все же пора отправляться. Занимайте прежнее место и ведите нас к гуннам.

— Мое место теперь позади, король. Нечаянно я зарубил здешнего перевозчика, хотя, видит Бог, не искал с ним ссоры. Он же — вассал баварских маркграфов, и, боюсь, они надумают нам отомстить.

Хаген сказал лишь это. О том, что ссора его с перевозчиком тоже входила в пророчество, он говорить не стал.

— Но мы не знаем дороги! — сказал удрученно Гунтер.

И тогда выступил вперед Фольсер, могучий и смелый шпильман:

— Короли, Хаген решил мудро. Он пойдет сзади с отрядом воинов, чтобы отбить нападение. В Баварии всегда было много разбойных людей. Они и без маркграфов не откажутся поживиться нашим обозом. Я тоже в юности путешествовал к гуннам и готов вас вести.

— Я же пойду с Хагеном, — предложил Гизельхер. — Теперь-то я понял, Хаген, зачем посередине Дуная вы сбросили капеллана. Могли объяснить бы и сразу, кто стал бы мешать.

Фолькер привязал красный лоскут к копью, поднял его и встал впереди войска.

Воины, сверкая доспехами, двинулись вперед. Хаген, Гизельхер и Данкварт со своими вассалами, пропустив всех, заняли место сзади.

На душе у Хагена было муторно — теперь он точно знал, что живым домой не вернется.

* * *
Битва была при луне.

Топот копыт Хаген услышал издалека, и часть воинов успела укрыться за кустами.

Когда же баварцы бросились в бой, чтобы отплатить за убийство верного стража, перевозчика, воины Хагена обрушились на них со всех сторон. Бой был труден, но краток.

Оставляя убитых, баварцы бежали. Бургунды было погнались за ними, но Данкварт вовремя вложил меч в ножны. Основной отряд уходил вперед без прикрытия, и надо было догонять его.

Лишь к утру Фолькер остановил коня и, спрыгнув на землю, объявил о привале. Усталые воины мечтали об отдыхе уже с середины ночи.

Теперь они быстро, умело принялись ставить шатры.

— Хаген, Данкварт! Ваши доспехи забрызганы кровью, вы опять подрались! — изумился Гунтер.

— Уложили восемьдесят баварцев, потеряли четырех молодцов, — признался Хаген. — Теперь я снова могу встать впереди отряда.

* * *
Вблизи начиналась земля доброго знакомого, маркграфа Рюдегера Бехларенского, того, что приезжал к ним сватать Кримхильду за Этцеля. И Хаген в который раз вспомнил: его, десятилетнего, только что привезли в лагерь воинов Этцеля вместо отца. Кругом чужие недобрые лица. Он не знает их обычаев, и они смеются над ним. А ему и слезы нельзя показать, и честь свою защитить он еще не в силах. Мечом только учился владеть. И вот дети гуннских воинов, словно свора собак, набрасываются на него. У них, у каждого, палки и камни, и поблизости взрослые родичи. У него тоже палка, но что он один — против многих! И вдруг — такой же, как он, второй — тоже с палкой. И они уже вдвоем против своры, спина к спине. Отбились, испугали их своей яростью. И с тех пор несколько лет они вместе. Один — теперь Рюдегер Бехларенский, другой — Хаген из Тронье.

Рюдегер счастлив был принять их в своем замке. Жена его, прелестная дочь, улыбчивая прислуга — все угощали гостей. Дружина бургундов спала в эту ночь спокойно в шатрах. Короли и родня пировали у Рюдегера.

И закончился пир обручением юного Гизельхера с красавицей дочерью. На радостях надарил Рюдегер будущим родственникам подарков. Гунтеру — надежную кольчугу. Герноту — стальной меч, которым потом Гернот и зарубил Рюдегера. У Хагена в ночной битве был порублен щит, и он получил от хозяйки старинный щит, снятый со стены замка, оставшийся в память от юного витязя, сына хозяев. Даже Фолькер был награжден золотыми браслетами и сразу надел их на руку.

А утром маркграф снова порадовал дорогих гостей.

— Одних вас не отпущу, решил проводить вас до дворца Этцеля.

Вместе с Рюдегером Бехларенским села на коней и его дружина, пять сотен молодцов, — те, с кем приезжал маркграф в Вормс.

Прощался Гизельхер с невестой, думал, что ненадолго, оказалось — навсегда. Прощался Рюдегер со своею женой — и тоже навсегда.

Витязи отъезжали с легкой душой: они знали — на обратном пути ждет их ласковый прием, свадебный пир. Через несколько дней, когда бургунды, защищаясь насмерть, перебьют всю дружину вместе с хозяином, некому будет их принимать, да и встречать — тоже некого.

* * *
Через Австрию ко двору всесильного Этцеля мчались гонцы.

И скоро король гуннов узнал: нибелунги, братья прекрасной Кримхильды, уже близко, и с ними — большая дружина.

— Несу тебе приятную новость, милая супруга, — король Этцель сам решил порадовать жену. — Твоя, а значит, и моя родня на подъезде.

Кримхильда от волнения вскочила и встала у окна.

«Наконец-то они будут в моих руках, — думала она, — и Хаген расплатится за то, что он сделал с моим возлюбленным Зигфридом!»

«Как она молода и прекрасна! Как взволновалась, услышав мои слова! — подумал старый Этцель, с восхищением глядя на жену. — Как ждет, любит она своих родственников!»

Вслух же сказал он другое:

— Вассалам я повелел готовиться к встрече, чтобы принять гостей с большим радушием.

* * *
В столице гуннов много лет жил король амелунгов, знаменитый богатырь Дитрих Бернский. Когда-то он правил своею державой, были у него могучие вассалы, дворцы, замки. Дитрих с детства привык к военным походам, его воспитал другой славный витязь — Хильдебрандт. Он и посеял в сердце юного короля не только страсть к воинским подвигам, но и другое — стремление к благородству, верность слову.

Однажды, когда молодой Дитрих был в дальнем походе, страной его завладел коварный Эрменрих, ведь для него верность слову была лишь ловушкой, куда угодил доверчивый Дитрих. С тех пор у молодого Дитриха не осталось ничего, кроме храброй дружины, Хильдебрандта и короны.

Дитриха принял к себе на службу Этцель. Этцелю нужны были воины-богатыри. Дитрих мечтал: однажды, собрав могучее войско, он вернет свое королевство. На чужой земле, на службе у чужого народа было когда-то их четверо юных могучих воинов: он сам — Дитрих Бернский, Рюдегер Бехларенский, Вальтер Аквитанский и Хаген из Тронье.

Прошли годы, и Рюдегеру была подарена Бехларенская земля, Вальтер сбежал, Хаген вернулся к родным в Бургундию, лишь Дитрих имел по-прежнему только свою дружину, старого воина Хильдебрандта да мечту о собственном королевстве.

— Дитрих, мой государь, слышали новость? — вошел с этими словами в дом к нему Хильдебрандт. — Скоро мы повидаемся с Хагеном. Говорят, они уже ставят шатры близ города.

— Решились приехать сюда? — удивился Дитрих. — Новость не из веселых. Хагена я рад буду видеть и вместе с ним родню его, нибелунгских королей. Вели же подать коней: если не предупредим их мы, кто же другой посмеет сделать это?

* * *
Вормсцы ставили лагерь, разбивали шатры — не хотели они являться в столицу в дорожной одежде. Короли отдыхали. Но неожиданно в их шатер вошел Хаген.

— Прошу вас, короли, выйти. Вам надо с честью встретить благороднейшего из мужей, Дитриха Бернского.

Могучий Дитрих был нерадостен. Соскочив с коня, поприветствовав гостей, обняв Хагена, он отошел в сторону с королями и первый сообщил им о том, что их ждало в столице. А ждала их в столице сестра, Кримхильда, он же вызнал о ней, что тайно, с каждой зарей, она молит Бога лишь об одном: чтобы помог он ей отомстить убийцам Зигфрида.

Потому и приехал Дитрих, что не по душе было ему такое коварство, и просил он королей быть настороже.

Благодарили они Дитриха как друга и не знали о том, что еще немного — и, защищаясь из последних сил, перебьют всю до единого воина дружину его.

— Очень жаль, что вы позволили завлечь себя сюда, — сказал на прощание Дитрих.

— Доспехи снимать не будем нигде, ночью выставим караульных, может, и обойдется, — сказал Хаген.

* * *
По улицам гуннской столицы мчался огромный отряд, и жители разбегались, давали ему дорогу, смотрели на воинов издалека. Знали гунны: эти богатырского роста гости, на мощных конях, в крепких доспехах, — родня их красавицы королевы.

— Нибелунги! Нибелунги приехали! — разнеслась по столице весть.

И многие из тех, кто был свободен от дел, сбежались поглядеть на приезжих богатырей, пытались угадать, кто из воинов братья-короли, а где Хаген — тот, что сразил знаменитого на весь мир Зигфрида Нидерландского.

Для почетных гостей Этцель уже приготовил просторный зал. Но Кримхильда распорядилась иначе. Она приказала, чтобы слуг и простых бойцов поместили отдельно, в другом здании.

— Так будет гостям свободнее, — объяснила она Этцелю. И тот, не догадываясь о коварном умысле жены, восхитился ее заботливостью.

Над слугами, молодыми бойцами, Гунтер поставил начальником Данкварта.

— Присмотри, чтобы им не чинили обид и было все нужное.

* * *
Слуги почтительно провели знатных гостей в их покои.

— Но где же Кримхильда? — удивлялись короли, ставя щиты к стене, рядом со щитами вассалов. — Почему сестра не встречает нас?

Не знали они, что сестра наблюдала за ними в окно из своего дворца, пока гости теснились во дворе.

Лишь когда все разошлись и остались Гизельхер да Хаген, спустилась она ненадолго, чтобы обнять младшего брата. С Хагеном же вовсе не стала здороваться.

— Неучтиво вы нас встречаете! — проговорил он, подвязывая потуже шлем. — Могли бы поздороваться и со мной.

— С вами? — недобро рассмеялась королева. — С чем же приехали вы, Хаген, из Вормса, чтобы я вам обрадовалась?

— Когда бы я знал, королева, что в обмен за гостеприимство вы требуете подарки со своей родни, чего-нибудь бы да наскреб, — усмехнулся Хаген.

— Мне не подарок нужен от вас. А нужно лишь то, что передал мне мой супруг, Зигфрид. Куда вы упрятали золото нибелунгов? Сам Бог велел вам привезти его сюда. Тогда, быть может, я встречала бы вас учтивее.

— То золото по воле государей, ваших братьев, я опустил на дно Рейна, или вы забыли?

— Я об этом ничего не знал, — попробовал вмешаться Гизельхер, но Хаген перебил его:

— А клады вам пусть возят другие, мне же довольно возить собственные доспехи. Но вам их дарить я не собираюсь.

— Доспехи свои сдайте немедленно мне на хранение, Хаген. Таков наш обычай. И велите другим бойцам, пусть тоже сдадут.

— Ну уж нет! — воскликнул Хаген. — Или я не сказал вам? Мы не так воспитаны, чтобы прекрасные дамы, надрываясь, носили наши мечи и щиты. Пока живы, свое оружие будем таскать сами!

В этот момент к Хагену приблизился могучий Дитрих Бернский, тоже при доспехах, а уж с ним-то Кримхильда спорить не решилась и вернулась в свои покои.

* * *
Смотрел в окно на гостей и король Этцель. Один из них показался ему знакомым, и он спросил приближенных:

— Что за витязь беседует так дружески с Дитрихом? Не король ли бургундов Гунтер, мой деверь? Судя по виду он и доблестен, и умен.

Ему ответил слуга Кримхильды:

— Нет, мой король, это не Гунтер. Имя его — Хаген, и вы его знали когда-то. Сын Альдриана, владельца Тронье, он состоял у вас на службе в молодые годы.

— Помню! — обрадовался Этцель. — Тот самый Хаген, которого старый Альдриан прислал вместо себя. И он неплохо служил мне, я даже посвятил его в рыцари, хотел наградить замком, но он запросился на родину. Я отпустил его, а вместе с ним убежал в Испанию Вальтер. Как удивительно быстро промчались годы! Я знал его мальчиком, а теперь у него седые виски!

— Нибелунги всегда отличались воинственностью, мой король, — ответил слуга Кримхильды. — Хаген же — самый суровый из нибелунгов. Несчастье тому, кто заденет его честь или честь его королей.

— Ну уж здесь их честь не заденет никто. При нашем дворе нет и не будет более почетных гостей, чем родичи моей жены! — торжественно проговорил король.

* * *
Гостей привели в большой зал. Там переговаривались они, в ожидании, пока их не примет сам Этцель.

— Фолькер, друг мой, не слишком ли тесно здесь? — спросил Хаген богатыря-шпильмана. — Не выйти ли нам во двор?

Оба они по широкой деревянной лестнице снова спустились вниз, прошли вдоль дворца и уселись на скамью, прямо под окнами Кримхильды, о том не догадываясь.

Королева выглянула в окно и вновь помрачнела.

— Взгляните, — обратилась она к своей охране. — Тот человек, которому я мечтала давно отомстить, от которого все страдания в моей жизни, расселся у меня под окном, словно хозяин дворца, — проговорила она и вновь посмотрела на вассалов. — Если найдется храбрец, если он отомстит за меня, я, королева гуннов, дам ему все: и почет, и богатство.

— Наша госпожа! Одно ваше слово — и мы лишим жизни этого Хагена, а заодно и его дружка, того, кто сидит с ним рядом. Ведите нас, мы готовы! — воскликнули воины.

Нестройной толпой, лязгая щитами, с мечами на изготовку, они повалили вслед за Кримхильдой по внешней деревянной лестнице со второго этажа во двор.

— Взгляни-ка, Хаген, уж не за твоей ли жизнью торопится это войско! — И Фолькер рассмеялся, указав на лестницу.

— Ты прав, друг мой Фолькер, они идут, чтобы убить меня. Скажи, могу ли я тебя просить помочь мне?

— О чем речь, Хаген! Или мы не дрались прежде спина к спине? Да если Этцель пошлет все свои отряды, я буду с тобой, пока не рухну. И все же давай поднимемся перед королевой, а заодно и приготовимся к бою.

— Нет, Фолькер, я буду сидеть. И почтения никакого Кримхильде я оказывать не собираюсь. Если мы вскочим, ее бойцы решат, что мы боимся ссоры, и это придаст им уверенности.

Он высокомерно глянул на приближавшихся воинов Кримхильды, вытянул длинные свои ноги и положил на них меч — тот самый, огромный, с рукоятью, отделанной золотом, и с яблоком из зеленой яшмы, имя которому было Бальмунг.

Кто лучше Кримхильды здесь, в стране гуннов, знал еще этот меч!

Приблизилась королева к двум чужеземным воинам, а они, проявив неучтивость, не поднялись перед нею, не поклонились.

Одного этого было достаточно, чтобы свита изрубила их на куски.

— Постойте, — сказала Кримхильда своим людям, — сначала я сама поговорю с ними.

И она, встав перед нагло развалившимися на скамье мужами, спросила одного из них:

— Известно ли вам, Хаген, за что я вас ненавижу? Вы — коварный убийца Зигфрида. Вы причинили мне столько горя, сколько не принес ни один человек на земле. Я думала, быть может, вы переменитесь, придете ко мне с раскаянием.

— Королева, я сделал только то, что положено. Вспомните, как рыдала Брюнхильда. И вы надеялись, что за это никто не поплатится? — Хаген взглянул на Кримхильду, а потом рассмеялся страшным своим смехом. — Вашего Зигфрида я заколол, как цыпленка. А если кто хочет мне отомстить, пусть подойдет поближе.

— Вы слышали сами! — И Кримхильда повернулась к своим воинам. — Тот, кто принес мне горе, не может считаться здесь почетным гостем. И мне нет дела, что с ним случится дальше.

Королева поднялась в свои покои, а воины остались на месте. Кримхильда надеялась, что без нее они сразу затеют бой. Но никто из воинов не решался первым шагнуть вперед.

Слишком грозен был вид сидящих иноземных мужей, слишком длинные у них были мечи, и никто из воинов не решился подставить свой шлем. А потом кто-то вспомнил рассказы о Хагене, как жестоко он дрался, находясь тут на службе, а тогда он еще не вошел в свою силу. Воины постояли вдали и разошлись.

Хаген же с Фолькером вернулись в зал, где их короли дожидались торжественного приема.

* * *
— Не пристало столь важным гостям дожидаться так долго у двери хозяина! — проговорил Хаген громко. — Слышали, скажите своему королю, чтобы он принял нас немедля! — И он повернулся к слугам.

Но в этот миг двери в тронный зал распахнулись, и гостей пригласили войти.

Гости разбились по парам. Первыми вошли Гунтер и Дитрих Бернский, за ними Гернот со знаменитым воином Инфридом, королем из Баварии, потом юный Гизельхер с будущим, как они думали, тестем своим, маркграфом Рюдегером Бехларенским, а следом и Хаген с Фолькером. Их сопровождали прославленные в боях воины, богатыри вассалы.

Едва вошли они торжественно в тронный зал, едва выстроились, согласно правилам, перед владыкой гуннов, чинно сидящим на золотом троне, как старый Этцель нетерпеливо поднялся и, дружелюбно протянув руки к гостям, заговорил:

— Короли! Нет для меня большей радости, чем видеть вас и ваших героев! Двоих из них когда-то я знал и узнаю теперь. Вас, доблестный Хаген, и вас, отважный Фолькер. Поверьте, и супруге моей, и мне встреча с вами особенно приятна.

— Могу ответить вам, что, если бы не прибыл на ваш праздник вместе со своими королями, явился бы один ради вас! — ответил Хаген.

Этцель сам рассадил гостей за пиршественным столом и особо почетным сам налил вино в золотые чаши.

— Не раз я спрашивал себя, — снова заговорил он, когда были выпиты первые кубки, — уж не прогневал ли я чем свою родню? И теперь могу сказать, что счастлив принять вас в моей стране. Счастлив, что сбылось наконец желание супруги увидеть вас, короли, и вас, доблестный Хаген, нашими гостями. Она так вас ждала, так волновалась!

— Позвольте заметить, дорогой король, — поспешил вмешаться Рюдегер, — зная братьев вашей супруги больше других, смею утверждать, что у вас не много найдется более преданных и верных друзей, чем они и их отважные воины.

Пир затянулся допоздна.

* * *
За окнами быстро стемнело. И многим воинам пиршество стало не в радость. Утомленные дальней дорогой, мечтали они о постелях.

— Король, не пора ли нас отпустить? — начал разговор Хаген, и его подхватил Гунтер:

— И в самом деле, сколь ни приятна беседа, сколь ни рады мы гостеприимству хозяев, однако вассалы мои устали и просят сегодня их отпустить. Утром же, по первому зову, мы явимся в этот зал и продолжим наш разговор. Не держите на нас обиды.

— Друзья мои, нибелунги. Это я вас прошу не гневаться на меня за то, что увлекся беседой и забыл обо всем. В ваших покоях все готово для отдыха.

Король удалился, но едва гости начали подниматься, гунны вскочили со своих мест. Они обступили гостей полукругом. Быть может, хозяева хотели оказать гостям почет и проводить их до покоев, однако Фолькер почуял неладное.

— Уж не лишились ли вы разума, что путаетесь у нас под ногами! Первому, кто ко мне приблизится, срублю я голову!

Гунны в растерянности замерли. Слова друга подхватил и Хаген:

— Разумный совет дал вам шпильман. Не теснитесь, дайте нам выйти. А коли хотите драться, приходите с рассветом, как и положено, — будет вам бой. — И он вновь разразился страшным своим хохотом.

* * *
В огромном зале все убрали для сна. На стенах висели шкуры зверей, которых бургунды никогда не видывали в своих лесах: львы, тигры, барсы, — они украшали зал и удивляли гостей. По числу знатных воинов стояли просторные постели, с пуховыми подушками из алых арасских шелков, с пышными одеялами. Прикрывали их драгоценные покрывала из собольих мехов.

— Пожалуй, не всякий король имеет такую постель, — проговорил кто-то из вассалов.

Составив доспехи, многие сразу легли, и уже кое-откуда раздавался молодецкий храп.

— Не к добру эта роскошь, — тихо сказал Гизельхер Хагену. — Говорю это только вам, Хаген, ведь вы и раньше подозревали сестру, а сегодня опасаюсь и я. Сумеем ли мы утром проснуться после столь радушного приема?

— Спите спокойно, я буду на страже всю ночь, — хмуро ответил Хаген.

— Дружище, дозвольте и мне постоять с вами рядом! — воскликнул Фолькер.

Оба они вооружились, словно для тяжкого боя, и встали у дверей. Только не все бургунды, умученные дорогой и щедрым гостеприимством, сразу заснули. Некоторые ворочались, вскидывались на постелях, опускались назад с тяжелым стоном.

Тогда Фолькер тихо прокрался на середину зала, где оставил свою скрипку, и с нею в руках спустился по деревянной лестнице во двор под окна покоев.

Там он, усевшись на камень, заиграл ласковую, сладчайшую мелодию, которая скоро успокоила, убаюкала всех, кто был во дворце. Лишь Хаген, повесив щит, подаренный женою Рюдегера, на локоть, продолжал стоять у дверей.

Когда все крепко уснули, Фолькер вернулся к нему.

— Друг мой Хаген, пожалуй, скоро придется нам поработать. В темноте, вдали, заметил я каких-то людей, и были они при оружии.

— Будем стоять тихо и дадим им приблизиться, — отозвался Хаген.

Внизу, под лестницей во дворе, и в самом деле послышались неясные шаги, лязг оружия, невнятные разговоры.

Потом они стали удаляться.

— Думаю, испугались, увидев нас, стоящих на страже, — проговорил Фолькер. — Не догнать ли их мне, Хаген, охота сказать им несколько слов.

— Фолькер, я бы и сам это сделал вместе с вами. Но тогда уж точно будет беда. Пока мы во дворе станем пробовать крепость их шлемов, два-три врага просочатся в зал и натворят здесь такого, из-за чего мы до смерти будем себя казнить.

Так стояли они до зари, охраняя спящих друзей.

Под утро стало прохладно. Оба они продрогли в железных доспехах. И едва увидели первый луч солнца, стали будить своих воинов.

* * *
Утром призывно загудел храмовый колокол — звал христиан к ранней обедне.

Воины, оставив доспехи у стен, стали быстро принаряжаться. Но Хаген сказал им с усмешкой:

— Не те наряды вы приготовили, витязи. Сегодня нас ждет пир, с которого не возвращаются. И не вино прольется на нем — наша кровь. Надевайте кольчуги, берите щиты и мечи. И пускай короли поведут нас сначала в собор, где каждый, кто хочет, может смиренно покаяться в грехах, а после молитвы всякого врага мы станем рубить беспощадно — только дерзостью мы сможем пробить дорогу домой.

К церковной службе вышла во двор и Кримхильда. Роскошно одетую, ее сопровождала свита из многих воинов и юных красавиц. Вел королеву до храма сам Этцель. По-прежнему не был он христианином, но обычай жены уважал и часто сопровождал ее до дверей собора.

— Что случилось? Отчего друзья мои идут на службу в кольчугах? — огорчился он. — Если кто обидел вас, по первому слову обидчик будет мною наказан. Скажите, кто посмел оскорбить вас в моей столице?

— Таков наш обычай, король, — ответил Хаген. — В нашей стране гостям положено первые три дня приходить на пир со щитом и мечом. Нас же пока никто не обидел, а коли обидит, поплатится жизнью.

Кримхильда лишь молча с ненавистью взглянула на Хагена. Уж она-то знала обычаи своей страны. Но спорить не стала. Узнай о правде сам Этцель, он бы усмирил ее сразу.

Хаген же рассмеялся без причины. И вздрогнула Кримхильда от этого его смеха.

А когда подошла она в окружении свиты к собору, он стоял уже вместе с Фолькером у дверей.

Нет, не посторонился он с поклоном, как полагалось учтивому рыцарю, а лишь отодвинулся на пядь, и всем людям Кримхильды пришлось тесниться в дверях. Воины ее уже ворчали, хватались за меч, но сдерживались — ведь это были гости самого Этцеля.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ из которой любезные читатели узнают, как Кримхильда исполнила страшную свою месть

Закончилась служба, и король с королевой сели у распахнутых окон дворцового зала. А внизу оруженосцы подвели нибелунгам коней, потому что ожидались большие потешные бои.

Только удерживал своих молодцов Дитрих Бернский. Мечтали они помериться силой с приезжими нибелунгами, но Дитрих видел: гости раздражены, и потешный бой быстро перерастет в кровавый.

На смену дружине Дитриха примчались воины Рюдегера. Они выстроились вдоль стен и, еще мгновение, вызвали бы на бой бургундов.

Рюдегер Бехларенский не дал наступить этому мгновению. Он успокоил своих вассалов. Не нужна была ему битва с будущими родичами. И всадники его покинули двор.

Тогда место их заняли витязи из Тюрингии и Дании.

Бесстрашно дрались они с нибелунгами, но отступили, оставив под ногами десятки разбитых щитов, ломаных копий.

Не успели отойти они, как младший брат Этцеля, красавец Бледель, повел свою рать на нибелунгов.

— Уж Бледель постарается сбить с моих братьев спесь, — вырвалось у Кримхильды. Она по-прежнему следила за боем.

— Не нужно было бы брату моему самому вести своих воинов, пусть даже и на потешную битву, против моих гостей, — с досадой отозвался Этцель.

Но нет, и перед войском Бледеля не отступили ее родичи, не смял их бешеный натиск гуннов. Спокойно, деловито сбивали они одного за другим на землю. От мощных ударов гудело все во дворе и в дворцовых палатах.

— Что, дружище Хаген, быть может, Кримхильда, вспомнив, как мы бьемся, поостынет немного? — спросил Фолькер. — Я видел, она следила за нами из окна.

— В такое трудно поверить. Будем думать одно: мы в гостях у смертельных врагов, и, коли не удастся устрашить их нашей дерзостью, все мы погибнем. А уж если погибнуть, так с честью.

— Гляди-ка, еще один гунн выскочил на середину двора и решил испытать нашу силу, — удивился Фолькер, потому что бой уже заканчивался. — Так пышно он нарядился, что придется уронить его и попачкать на нем платье.

— Я с вами! — воскликнул Хаген и повернул коня.

— Оставьте свои намерения, — проговорил было Гунтер. — Уж если вы, Хаген, считаете, что ссоры не избежать, пусть вина лежит на хозяевах.

Но Гунтер опоздал. Пока договаривал он свои слова, Фолькер и Хаген уже мчались наперерез роскошно одетому молодому гунну, который вертелся в центре двора, призывая желающих помериться силой, и юные дамы смотрели на него с восхищением.

Не успел он ни с кем сразиться, этот юный красавец. Не успел и Хаген вступить с ним в бой. Лишь Фолькер выставил копье, гунн налетел на него и, пронзенный насквозь, упал под копыта лошади.

Фолькер и Хаген встали спина к спине и обнажили мечи. Вассалы их помчались на середину двора и обступили двух богатырей, заслонив их щитами.

Убитый гунн был маркграфом, и родня его схватилась за оружие, вместе со своими воинами высыпала на поле.

— Хагену придется помочь, чтобы они не сгинули среди врагов, — сказал Гунтер, и скоро уже вся дружина плечом к плечу стояла, готовая к бою.

— Смерть нибелунгам! — кричали гунны, потрясая мечами и надвигаясь на них.

— Этих мы перебьем и будем пробиваться из города. Все вместе — пробьемся, — проговорил Хаген.

Но Этцель успел выбежать из дворца и не дал начаться кровавому сражению. Он стал разгонять своих подданных, вырывал из рук у них мечи и бросал их на землю.

— Позора не допущу! Не дам в своем доме пролиться крови гостей! — кричал старый король родственникам убитого гунна. — Я сам видел в окно, что не злой умысел, а промах виною этой смерти. Фолькер хотел только сбить маркграфа с коня, что дозволено в потешном бою. Требую, чтобы вы помирились и забыли о ссоре.

Гунтер, увидев, как яростно защищает их хозяин, приказал дружине своей разойтись, передать слугам коней, чтобы их отвели в стойла.

Этцель же взял его и Гернота под руки и пошел с ними во дворец. Он чувствовал себя виноватым и продолжал извиняться за буйных своих вассалов.

Во дворце гостям подали в золотых тазах воду для умывания, а потом Этцель стал рассаживать их за пиршественные столы.

* * *
— Дитрих, прошу вас, задержитесь подле меня, — проговорила Кримхильда в тот момент, когда бернский властитель подошел к ней со свитой.

— Всегда готов служить вам, королева, — ответил учтиво Дитрих.

— Рада слышать эти слова именно от вас, мне более чем когда-либо нужна ваша помощь.

Но тут в разговор их вмешался престарелый Хильдебрандт:

— Только скажите, и в любом деле мы поможем вам. Кроме одного: если вы захотите, чтобы мы причинили зло храбрым нибелунгам, — тут я не помощник.

— Королева, — учтиво перебил Дитрих старого своего воина, — рассудите сами: надо ли мне вмешиваться в ссору между вами и вашими родичами? И еще подумайте, что скажут повсюду, узнав, что вы заманили братьев лишь с одной целью — убить их. Зигфрида я чту глубоко, королева, но мстить за него спустя столько лет виновным и невиновным не стану и вам не советую.

* * *
Убийца расхаживал по залам ее дворца, и до сих пор Зигфрид был неотомщен. Сколько раз за эти годы мечтала она увидеть врага связанным, за железной решеткой!

— Деверь, родной, помоги! — Подошла она скорым шагом к Бледелю. — Видишь, в зале пирует мой враг, коварный убийца Зигфрида. Помоги, я отдам тебе все, что захочешь!

— Королева, разве это возможно? Вы сами видели, как хлопочет мой старший брат вокруг ваших братьев. Я пропаду ни за что, если посмею обидеть их.

— Прошу тебя, постарайся! — стала умолять Кримхильда. — Знаю, ты любишь невесту покойного маркграфа Нудунга. Взгляни на Хагена — при нем меч Зигфрида и щит Нудунга. Невеста Нудунга станет твоей женой, обещаю тебе. Его владения — тоже станут твоими. И в придачу — другие замки и земли. Прошу лишь об одном: помоги отомстить моему врагу!

И Бледель поддался на уговоры невестки.

— Возвращайтесь в зал, я же сделаю так, что внезапно возникнет ссора. И с Хагеном вы сегодня сочтетесь. — Он повернулся к своим дружинникам. — К оружию! Защитим честь королевы!

Успокоенная Кримхильда вернулась в зал и села за стол рядом с супругом.

* * *
Во дворе за длинными столами пировали короли, знатные рыцари. Сидел со своими молодцами Дитрих Бернский. В другом углу — Рюдегер Бехларенский.

За столом вместе с Этцелем сидели ее братья, Хаген. Кримхильда приказала посадить между собой и супругом малолетнего сына, Ортлиба.

Этцель и здесь старался быть учтивым.

— Хочу отдать вам на воспитание нашего сына, — сказал он братьям Кримхильды, — чтобы обучился у вас воинскому умению.

— Это еще к чему? — ответил Хаген. — Зачем нашим государям брать на воспитание того, кому, судя по виду, жить осталось недолго! — И Хаген громко захохотал страшным своим смехом.

Даже Гунтер смутился от этой дерзости. Младшие братья растерянно опустили головы. Но Этцель и тут сделал вид, что не заметил грубости Хагена, лишь поморщился.

«Это тебе осталось жить недолго! — со злой радостью думала Кримхильда. — Скоро придут и за твоей жизнью. Скоро уже мы сочтемся!»

А в это время в другом зале, в который можно было войти, пройдя через двор, начинался другой пир.

Прислуга, молодые воины, руководимые Данквартом, тоже сидели за длинными столами. И хотя посуда здесь была проще, угощение — тоже щедрое.

А потом вошел окруженный воинами при оружии Бледель, младший брат гуннского короля.

— Освободите почетное место! — скомандовал Данкварт. — Бледель, я счастлив буду посидеть с тобой рядом за пиршественным столом!

— Не пировать пришел я сюда, а посчитаться с вами за слезы Кримхильды! — ответил Бледель сурово.

— Какие слезы? Или ее обидел кто из моих людей? Я призову их к ответу. Вас же прошу хоть немного со мной посидеть. Вы славно сегодня дрались.

— Кримхильду сделал несчастной Хаген, ваш брат, убийца великого Зигфрида, — перебил его Бледель. — И за это вам придется платить.

— Что за глупости, Бледель! Хаген убил Зигфрида — это известно многим, но при чем же здесь я? С Зигфридом мы немало дрались вместе, защищая друг друга, а Хаген со мной не советовался. Оставим пустой разговор и подсаживайтесь к столу.

— Ты брат его, и я лишу тебя жизни! — воскликнул Бледель, но меч свой он все еще держал в ножнах и, быть может, сам не верил в собственные слова.

— Коли так, получай же! — выкрикнул Данкварт и, мгновенно выхватив меч, срубил Бледелю голову.

Голова королевского брата, упав на стол, покатилась по нему, наталкиваясь на чаши с вином, свалилась на пол и, прокатясь еще немного, остановилась под ногами обмерших от ужаса слуг.

Воины Бледеля немедленно выхватили мечи.

Среди вормсцев оружие было только уДанкварта.

— Смерть нибелунгам! — второй раз за день прозвучал клич.

— Бейте горшками, скамейками, чашами! — крикнул Данкварт.

Известные драчуны, бургунды сражались отчаянно. Кто-то вскочил на стол и, крутя скамейку, сокрушал головы в шлемах. Кому-то удалось отнять оружие у гунна. Кто-то отбивался от ударов меча сковородой.

Но и гунны бились умело — они мстили за несчастного Бледеля. Весть о смерти его облетела двор, и скоро в зал ворвался новый отряд с мечами, готовыми к бою.

Кровь заливала перевернутые столы, и все больше бургундов валилось на них, чтобы никогда уже не подняться.

Данкварт, окровавленный, защищал последнюю горстку безоружных людей. Их осталось лишь несколько, потом упал и последний. Вся прислуга, все до единого человека были убиты гуннами.

«Добраться до брата, выкрикнуть ему о коварстве гуннов, если он еще жив!» — вот о чем только и думал Данкварт, прорываясь из зала, забитого мертвыми телами.

Ему удалось пробиться во двор. Многие гунны, увидев его, окровавленного с головы до ног, в страхе бежали. Другие пытались заступить дорогу. Отчаянно крутя меч, он пробивал через них коридор.



Наконец достиг он лестницы, ведущей в парадный зал. Там тоже кто-то встал у него на пути, но сверкнул клинок, и скатились головы на ступени.

Не знали гунны, что Данкварт, вошедший в возраст, стал рубакой не хуже Хагена.

Короли, пировавшие со своими вассалами, слышали странный шум, доносившийся со двора в открытые окна. Но не обратили на него внимания. Королю не следует вскакивать всякий раз, для этого у него есть прислуга.

И вдруг в дверях появился истерзанный, окровавленный Данкварт:

— Не ко времени вы засиделись в зале, Хаген и короли! У нас не осталось прислуги. Вся она порублена гуннами! Вот что за пир учинили они для нас.

* * *
Хаген мгновенно вскочил, выхватил меч, ковавшийся когда-то для Зигфрида, и первый удар его обрушился на малолетнего Ортлиба. И голова мальчика свалилась на колени Кримхильде.

— Жив ли ты, брат мой? — прокричал Хаген. — Ты весь в крови!

— Обо мне ты не думай, эта кровь не моя, а тех, кто заступал мне дорогу! — отозвался Данкварт через весь зал. — Однако долго вы тут засиделись!

— Попируем еще! — также через зал крикнул Хаген. — Ты попридержи двери, а я расспрошу наших любезных хозяев. — И вторым ударом он зарубил воспитателя Ортлиба. Третьим — отсек руку скрипачу, отважному Вербелю, который как раз прилаживался напротив них играть на скрипке. Рука его с зажатым смычком упала на стол перед королем Этцелем.

— Что ты наделал, Хаген! — вскричал несчастный скрипач. — Как теперь я буду играть на скрипке!

— Ты приезжал с посольством звать нас на пир! — ответил Хаген.

Гунтер пытался было унять своих воинов. Но уже пошла рубка, и очень скоро ему с братьями тоже пришлось взяться за мечи.

Король Этцель в жизни видел немало битв. Он и сам был когда-то великим воином. Отрубленных голов, рук, ног перевидел он тысячи. Теперь же, когда пришла к нему старость, у него на глазах, на пиру, гости, которых он всячески ублажал, ни за что зарубили последнюю его радость — малолетнего сына. И король онемел от горя. Было ему в эти мгновения все равно — убьют ли его разбушевавшиеся гости или сохранят жизнь из уважения к королевскому достоинству.

Кримхильда же была испугана насмерть.

Огромный Дитрих Бернский забрался на стол, и бас его услышали во всем зале:

— Эй, воины! А ну-ка постойте! Я со своей дружиной не стану участвовать в вашем пиру. Дайте нам выйти из зала, а после скандальте сколько угодно.

На миг все замолчали, и Гунтер успел прокричать своим воинам:

— Опустите мечи! Пусть Дитрих Бернский выводит своих людей!

— Король, умоляю, спасите нас! — бросилась к нему Кримхильда. — Ведь супруг мой столько сделал для вас добра!

Дитрих, обняв Этцеля и Кримхильду, двинулся к дверям.

— Попробую, — пробасил он, — хотя остаться бы живу самому.

Стража, которая рвалась с лестницы спасать своего короля, натыкалась в дверях на Данкварта и откатывалась назад, всякий раз теряя новых бойцов.

И все-таки Данкварт выпустил Дитриха с Этцелем и дрожащей от ужаса, плачущей Кримхильдой. За ним прошли через двери все его молодцы. Когда же какой-то гунн попытался пристроиться к ним, Данкварт ударом меча свалил его на пол.

— Мы тоже уходим с пира! — прокричал Рюдегер Бехларенский. — Нибелунги, выпустите и моих людей, мы вам не враги!

Когда же бехларенцы покинули зал, начался кровавый пир, какого еще не было ни в одном из дворцов.

— Фолькер, дружище! Вы ближе к брату, станьте же рядом с ним, а мы тут поразговариваем! — крикнул Хаген.

Этцель, растерянный, стоял во дворе и умолял вассалов вмешаться. Наверху, в зале, его гости убивали самых знатных из гуннов.

* * *
Гунны дрались в зале упорно. Но оставалось их все меньше — еще способных сопротивляться. А потом крики, стоны, лязг оружия смолкли, и воины Гунтера сели передохнуть после боя.

Хаген и Фолькер спустились по лестнице вниз, к выходу во двор, чтобы осмотреть, не готовят ли гунны новый отряд.

— Не стоит нам долго рассиживаться! — вскричал в это время в зале молодой Гизельхер. — Надо выбросить трупы врагов вниз, они помешают нам драться, когда гунны полезут вновь.

Эти слова услышал и Хаген.

— Речь настоящего воина! — похвалил он. — Горжусь, что служу у такого короля, он рубился сегодня как настоящий герой!

К Этцелю в дальнем конце двора стекались дружины.

— Эй, вояки! — крикнул им насмешливо Хаген. — Взгляните на наших королей, как они бьются! Только тот народ и отважен, кого на бой ведут сами короли. Почему это ваш прячется за спину жены?

Не выдержал тех позорящих слов Этцель и потребовал принести себе доспехи.

Кримхильда и свита с трудом удержали его: все понимали, старому воину с Хагеном не совладать. А погибнет король, что будет с гуннской державой?

Кримхильда приказала наполнить щиты драгоценностями из казны.

— Герои! — воззвала она к воинам. — Тот, кто доставит живого Хагена или принесет его голову, получит все это.

Немало смельчаков из гуннов, датчан, баварцев шли на приступ волна за волной, но лишь некоторые возвращались назад невредимыми.

Страшная рубка продолжалась до сумерек.

В сумерках братья Кримхильды спустились во двор и, встав у дверей, стали звать Этцеля на переговоры.

Кримхильда не отпустила его одного — окруженные многочисленной ратью, подошли они к собственному дворцу.

— Зачем зовете? — спросил Этцель. — Или надеетесь, что я соглашусь на мир? Так знайте, этого не будет. Слишком много вдов стало из-за вас в моей стране.

— Разве мы первые начали бой? — проговорил Гунтер. — Вспомни, кто истребил наших слуг? А ведь мы доверились тебе как родному.

— Да разве не с добрыми чувствами ехали мы к вам на пир? — спросил Гизельхер. — За что же вы напали на нас?

Тут не выдержали гунны, окружавшие короля с королевой.

— От ваших добрых чувств стон стоит по всему городу! — закричали они. — Смерть нибелунгам!

— Зря вы злобствуете, — снова заговорил Гунтер. — Куда разумнее закончить дело миром. И у вас и у нас потери немалые, к чему их еще увеличивать?

— Да разве сравнимы ваши потери с моим горем! — вскричал Этцель в отчаянии. — Вы убили моего сына, истребили мою родню, а теперь хотите уйти живыми?

И снова гунны, заполнившие двор, воскликнули:

— Смерть нибелунгам!

— Тогда мы просим вас об одном, — сказал Гернот. — Вы сами видите, сколь многочисленна ваша рать и как мало нас осталось, выпустите нас во двор, чтоб ускорить нашу кончину. Мы смертельно устали от жестокого боя — к чему растягивать наши страдания?

Гунны заколебались. Этцель хотел уже согласиться, но Кримхильда успела разгадать хитрость своих братьев.

— Нельзя выпускать их во двор. Они здесь поостынут на свежем ветру, понаберутся силы и причинят нам немало бед. Лучше, мой король, прикажите загнать их в зал, и мы их там подожжем — вот и ускорим конец.

— Теперь я вижу, как желаешь ты добра своим братьям, — проговорил, услышав ее слова, Гизельхер. — Только ответь, за что ты хочешь моей погибели, разве я не был верен тебе? Только потому и поддался я на твое приглашение, что верил в твою любовь и вспоминал тебя с любовью.

— Я тоже любила вас, — проговорила с горечью Кримхильда. — До тех пор, пока вы не стали держать сторону Хагена. Но коли вы согласны выдать мне его заложником, тогда поговорим о мире, братья мои. Иначе вам придется ответить за все вместе с ним.

— Вассалов мы не выдавали никогда, — сказал, усмехнувшись, Гернот. — И не предадим сегодня.

— Уж лучше по-рыцарски пасть в бою, чем выдать вассала, — подтвердил Гизельхер его слова. — Ты, сестра, предлагаешь невозможное.

— И я брата не покину вовек, уж лучше паду с ним вместе, — проговорил Данкварт.

— Тогда разговор наш окончен. — И Кримхильда повернулась к своим воинам: — Вперед! Гоните их по лестнице в зал, пусть с ними беседует огонь.

* * *
Дворец запылал, и бургундам впервые сделалось страшно. Мучил их жар, дым выедал глаза. Доспехи раскалились так, что голой рукой было к ним не прикоснуться.

— Хороший же пир уготовила нам Кримхильда! — проговорил Гизельхер.

Скоро с потолка стали валиться горящие головни.

— Все к стенам! — Хаген нашелся и тут. — Встанем у окон. Над головами поднимем щиты. Топчите упавшие головни в крови на полу.

Лишь снаружи казалось, что дворец весь охвачен огнем. На самом деле сгорела крыша, зал же остался целым. К утру от дворца к небу поднимался черный дым, без пламени, но Кримхильда надеялась, что наконец ее враги заплатили свое.

Этцель послал на разведку небольшой отряд.

Все нибелунги оказались живы. Вассалы собрались вокруг королей и отразили новое наступление.

— Если Этцель поздравил нас с добрым утром, значит, будем ждать новых гостей, — мрачно пошутил Гунтер.

И в это время в дальнем углу двора они увидели Рюдегера.

* * *
Рюдегер Бехларенский, уйдя вместе с дружиной с пира, который превратился в побоище, ночевал дома. Он надеялся, что короли как-нибудь помирятся, и был удручен, узнав о том, что бой все еще продолжается.

— Готов пойти к ним посредником, — заговорил он было с Этцелем, но Этцель сразу ответил:

— Поздно. Я успокоюсь, только когда все нибелунги заплатят мне кровью.

— Взгляните на сильнейшего из своих вассалов, — проговорил человек из свиты Кримхильды. — Столько наград получил он от вашего супруга, столько милостей — и до сих пор не обнажает меча.

— Умолкни или умрешь немедля! — воскликнул в ярости Рюдегер, услышав эти слова, и ударом кулака сбил его на землю. — Я и сам горюю, что не могу с дружиной напасть на нибелунгов. Я был их проводником, вел их сюда на ваш пир, как же буду биться с ними? Это бесчестно.

— Да, я вижу, — мрачно проговорил Этцель, взглянув на упавшего в пыль своего вассала. — Вы мне хорошо помогли.

Тут подошла и Кримхильда:

— Маркграф, сколько раз вы твердили и мне, и супругу, что готовы рисковать за нас жизнью. Что же теперь? Сегодня ваша помощь нужнее всего.

— Да, королева, вы правы, я готов рисковать за вас жизнью. Но никогда я не говорил вам, что готов погубить свою душу, — ведь ваших братьев я вел к королю на пир, а не на смерть.

— Маркграф, вспомните, вы давали мне клятву, что отомстите каждому моему врагу.

— От клятвы я не отказываюсь, королева. Но это не враги — это ваши братья! Потому они и гостили в моем замке, потому я одаривал их. И младший ваш брат, Гизельхер, обручен с моей дочерью. Как же я теперь пойду его убивать? Я погублю свою душу!

— Признайтесь честно, маркграф, что боитесь не за душу свою, а за жизнь, — сказала Кримхильда с презрением.

— Король, обнажив меч, я лишь навлеку и на вас и на себя новые несчастья. Я готов вам вернуть все награды, земли и замки. Уж лучше уйду я в изгнание, но не посягну на дружбу, верность и честь.

— Дружбу с кем? С убийцами моего мальчика? Пожалейте же меня и короля, наш друг, — снова заговорила Кримхильда. — Они истребили всю родню моего супруга, и я умоляю помочь нам!

— Что же, я решился, — ответил Рюдегер с отчаянием. — За все ваши милости пойду платить своей кровью. А вы уж позаботьтесь о тех, кто мне дорог.

— Твоих домашних я не покину вовек, — проговорил Этцель, — но ты и сам, я уверен, вернешься из боя живым и здоровым.

— К нам поднимается маркграф! — радостно воскликнул Гизельхер. — Наконец-то мой будущий тесть со своею дружиной идет нам на помощь. Теперь мы отобьемся!

Рюдегер вошел, не улыбнулся, не кивнул, мрачно поставил к ногам щит у дверей и громко проговорил:

— Придется вам сразиться с моею дружиною. Я пришел к вам с мечом. Прежде вы считали меня своим другом, и это было так, но теперь называйте врагом.

— Маркграф, это невозможно! — ответил Гунтер. — Мы не враги вам, и мы вас любим.

— Или забыли вы, что я обручен с вашей дочерью! — сказал Гизельхер. — Я был уверен, что вы пришли нам помочь.

— Я помню все, но поклялся Кримхильде с вами сразиться и должен это исполнить, — ответил Рюдегер. — И все же прошу вас, убив меня, останьтесь верным моей дочери. Она не виновата.

— Постойте! — вскричал Хаген. — Мне вашею супругой был подарен щит. Был он хорош и крепок, но даже он не выдержал гуннских атак и раскололся. Не поделитесь ли вы со мною щитом?

— Охотно, мой друг, берите, — ответил Рюдегер. — Мне он теперь ни к чему. В этом бою я ищу только смерти. Вам же, даст Бог, мой щит поможет вернуться домой.

Рюдегер протянул Хагену собственный щит, и у многих воинов, при виде такого подарка, показались на глазах слезы.

— Как же больно мне сознавать, что мы с тобою — враги! — проговорил потрясенный великодушием маркграфа Хаген.

— И я об этом скорблю, — ответил Рюдегер. — Больше всего на свете я хотел бы остаться вашим другом, но я поклялся Кримхильде и обязан слово сдержать.

— Что ж, тогда я отказываюсь с тобой биться, убей ты хоть всех моих рейнцев, — сказал Хаген.

— Я тоже, Рюдегер, не причиню вам вреда, видите, я ношу золотые браслеты, что вы подарили мне, — проговорил могучий Фолькер.

— И я к вам не подойду, — сказал Гизельхер, — пусть лучше убьют меня ваши воины, но вас я не трону.

И все же битва началась.

Бехларенцы были отличными бойцами. Многих нибелунгов сразили они в том бою. А впереди них шел Рюдегер. Его меч разил одного врага за другим.

Наконец король Гернот увидел, что все меньше остается у него вассалов, и повернулся к Рюдегеру:

— Больше я не могу терпеть, вы уничтожили многих моих молодцов, защищайтесь же, Рюдегер!

И тем мечом, который Рюдегер сам подарил Герноту, он и был поражен. Но на мгновение раньше и меч Рюдегера взметнулся над головой короля. Оба героя упали рядом, словно друзья.

— Горе мне! Брат мой! — воскликнул Гунтер, увидев падающего Гернота.

Эти слова услышал Гизельхер. А услышав, оглянулся на павшего брата, лежащего обнявшись, словно в сердечной дружбе, вместе с маркграфом.

И в отчаянии от потери двух дорогих ему людей молодой король принялся разить любого бехларенца, попадавшегося ему в зале. А рядом рубились Хаген, Данкварт, Фолькер.

Когда не осталось в зале ни одного живого из тех, кто пришел вместе с Рюдегером, подошли воины к погибшим героям, и второй раз за день хлынули из глаз у них слезы.

* * *
— Обманулись, супруг мой, мы в нашем друге, — сказала во дворе Кримхильда, по-прежнему окруженная воинами. — Слышите, в зале все стихло. Маркграф забыл ваши милости и слово, данное нам. Он договорился с теми, кто прежде звался моими родичами, и отпустит их домой.

— К несчастью нашему, королева, вы ошибаетесь, — ответил сверху в окно ей Фолькер. — Бедный маркграф так старался исполнить клятву, что положил головы всех своих воинов, а заодно и свою. А чтоб вы поверили, сейчас мы покажем вам тело того, кого по жестокосердию своему вы послали на гибель.

* * *
В покои короля Дитриха Бернского смущенно вошел один из его воинов.

— Король, я не стал бы тревожить вас, но от дворца Этцеля и Кримхильды слышатся такие стенанья и плач, что стерпеть невозможно. Уж не случилось ли горе?

— Сходи же узнай, что там за беда, и скорей возвращайся. Но помни: в этой стране мы — чужие. А чужим не пристало впутываться в распри хозяев, пусть Кримхильда сама, коли желает, и ссорится, и мирится со своими родичами. Это дело — не наше.

Воин быстро пошел ко дворцу и уже на половине пути встретил рыдающих людей.

— Маркграф Рюдегер, отрада страны, любимейший из людей, убит нибелунгами! — сказали ему. — Мир добрее не знал человека, и теперь все страдают!

— Не может такого быть! — засомневался гонец. — Его доброту, благородство знает каждый — с чего бы его убивать, даже и нибелунгам? Он им не враг, он привел их сюда.

— Мы сами не верили, пока нибелунги не стали дразнить нас, выставив его мертвое тело в окно!

— Такое уже не прощается! — воскликнул племянник старого Хильдебрандта, отважный рыцарь Вольфхарт. — Мы все, молодые воины из вашей дружины, король, готовы идти и мстить нибелунгам! — Он сказал это сразу, едва вернулся гонец с печальной вестью.

— Пусть прощает Бог того, кто убил Рюдегера, на такое убийцу мог толкнуть только дьявол, — проговорил Дитрих Бернский. — Маркграф — один из любимейших мною людей. Но все же вспыльчивость здесь неуместна, и надо сначала точно узнать, кто виноват в этом убийстве. Хильдебрандт, у вас это получится: поговорите с рейнцами мирно и придите ко мне. И следите, чтобы не было ссоры.

Хильдебрандт хотел отправиться сразу, как был, без оружия. Рюдегера он знал, любил и был потрясен известием.

— Куда ты собрался идти невооруженным! — вскричал Вольфхарт. — Нибелунги стали как звери, они решат, что ты их испугался, и только унизят тебя. Надень скорее доспехи, если хочешь, чтоб говорили с тобой уважительно.

Хильдебрандт, торопясь, надел кольчугу, взял в руки меч, щит.

— Мы не допустим, чтобы ты шел один, и все проводим тебя, — сказал Вольфхарт. — Тогда уж точно не посмеют тебя унизить.

— Смотрите-ка! — крикнул Фолькер, глядящий в окно из зала. — К нам спешит дружина бернцев. С мечами на изготовку — уж не захотелось ли им тоже подраться!

Бургунды отдыхали после очередного сражения, сидя на чем попало.

— Они клялись нам вчера в мире, когда выходили из зала, — проговорил Гунтер. — Дитрих не станет ввязываться, я знаю.

Скоро по лестнице прогрохотали шаги бернцев, и в дверях встал старик Хильдебрандт. За его спиной маячил Вольфхарт.

Хильдебрандт тяжело нагнулся, поставил у ног щит и спросил:

— Нас прислал король Дитрих узнать, верно ли, что в бою убит Рюдегер Бехларенский. Если так, то это очень печально, рейнцы!

— Ты не ошибся, старик, но лучше бы это была неправда. Мы и сами скорбим, достойней маркграфа мало я знал людей, — ответил Хаген, и все замолчали надолго.

— Кто же убил его? — спросил наконец Хильдебрандт. — Кому я должен платить за это несчастье?

— Тот, кто убил, уже заплатил своей жизнью: они упали вместе — Гернот, наш король, и маркграф.

— Я так все и расскажу нашему Дитриху, а теперь, нибелунги, прошу об услуге: выдайте нам тело, чтобы оплакать маркграфа по чести и похоронить так, как он того заслуживает.

— Это разумно, — отозвался печально Гунтер. — Рюдегер был добр к нам, мы любили его. За такое желание и верность другу — вам честь и хвала!

На том бы все и кончилось: бургунды выдали бы тело маркграфа, амелунги унесли бы его оплакивать, но вышло иначе.

— Эй, вы, нам надоело вас уговаривать, немедленно выдайте тело! — выкрикнул вдруг нетерпеливый, вспыльчивый Вольфхарт, и голос его от волнения сорвался.

— Что там за писк? — тут же отозвался Фолькер. — Если ты так торопишься, иди сюда и возьми его сам — вон он купается в крови.

— Жаль, что король запретил нам вступать с вами в ссору, не то я бы проучил вас за грубость, господин скрипач! — сказал в ответ Вольфхарт. — Несите немедленно тело.

— Ну уж нет, иди за ним сам. А запрет исполняет лишь трус, каковым вы, как я погляжу, и являетесь.

— Молодец, Фолькер, хорошо сказано, — отметил из своего угла Хаген.

— Вы горазды болтать, и придется мне все-таки укоротить ваш язык! — сказал разъяренный Вольфхарт.

— Только сначала я разделю ваш шлем пополам, а заодно и голову!

Вольфхарт рванулся в зал, но Хильдебрандт его обхватил и прижал к дверям.

— Не смей обнажать меч на нибелунгов, или забыл о словах Дитриха!

— Да отпустите вы этого щенка, который строит из себя льва, старик! — крикнул Фолькер. — Я поучу его вежливости.

Вольфхарт рванулся, освободился из объятий дяди и оказался в дверях. Старый Хильдебрандт все же успел опередить его и первым влетел в зал, обнажая меч. За ними, топоча по лестнице, вбежали все воины из дружины Дитриха.

И вновь началась кровавая рубка.

Хильдебрандт бесстрашно наскочил на Хагена, и удар меча его пришелся по тому щиту, который остался у Хагена на память от Рюдегера. Но тут же поток ворвавшихся бернцев разнес их в разные стороны зала.

Лучшие воины, которых знала земля, дрались отчаянно и падали друг возле друга.

Хаген обернулся на мгновение и увидел, что рухнул брат его, Данкварт. И сразу двое бернцев были повержены им — за себя и за брата.

Вольфхарт прошел несколько раз через зал, разя бургундов, он стремился сойтись в поединке с Фолькером, но их разбрасывали другие дерущиеся бойцы.

Только все меньше их становилось, и уже самые отважные валились на пол, подкошенные ударом.

Фолькера достал сам Хильдебрандт, после того как могучий шпильман зарубил другого могучего воина — герцога Зигштаба. Многие сражения прошел герцог со славою, но меч шпильмана в этом зале оборвал его жизнь.

Однако не успел он возрадоваться, как упал, зарубленный стариком. Оставалась еще у Хильдебрандта былая сила!

А Вольфхарту достался другой противник — король Гизельхер. Не мог юный король стерпеть, глядя, как меч вспыльчивого бернца поражает одного вассала за другим, пробился к нему и рассек на нем кольчугу. Вольфхарт, шатаясь, с окровавленной грудью, отбросил щит под ноги другим дерущимся бойцам, ухватился двумя руками за меч и ответил таким страшным ударом, что рассек на короле и шлем его, и панцирь. Они рухнули рядом, как и многие другие герои.

Когда была выбита вся дружина короля Дитриха, а от нибелунгов остались лишь Гунтер и Хаген, старый Хильдебрандт, который, благодаря своей верткости, остался без единой царапины, нагнулся над телом племянника и попробовал вынести его из зала.

Но тяжел оказался племянник, а Хагену не хватало еще одного мертвеца. Да и вспомнил он, кто зарубил друга его, Фольсера.

— Остановись, Хильдебрандт! Неплохо бы нам побеседовать! — И он, в который раз за эти два дня, рассмеялся своим ужасным смехом. — Или я не должник твой?

Король Гунтер, прислонившись к стене, наблюдал за их скоротечным боем. Сил у него самого хватало лишь на то, чтобы, держась за стену, не свалиться на пол.

Хильдебрандт смело взмахнул тяжелым своим мечом, но меч его, как и в начале битвы, отскочил от щита Хагена, подаренного Рюдегером.

— А ты многим нашим бойцам сегодня укоротил жизни. Не слишком ли длинна и твоя! — проговорил Хаген и ударил своим Бальмунгом.

Он рассек на плече старика кольчугу, и тот, поняв, что бой будет проигран, неожиданно для Хагена отпрыгнул в сторону, закинул щит за спину и бросился к лестнице.

* * *
В покоях своих в одиночестве сидел мрачный король Дитрих Бернский. Не хотел он вмешиваться в чужие распри, только как на то посмотрят Этцель с Кримхильдой, когда гостей гуннские воины или порубят всех до одного, или повяжут и бросят в темницу?

И если правда, что вина в гибели добрейшего маркграфа на нибелунгах, то придется все-таки и ему вступить в разговор с гостями. Лишь бы скорей вернулся старик Хильдебрандт и сказал, в чем там дело.

Наконец Хильдебрандт появился из-за угла. Забрызганный кровью, со щитом, закинутым за спину, зажимая правое плечо, старик подходил все ближе, и вид его был дик.

— Неужели и вы ввязались в их ссору, или я не предупредил вас? — раздраженно спросил король. — Кто вас так отделал?

— Этот черт, Хаген из Тронье. Я уже уходил, когда он на меня бросился, едва удалось унести ноги.

— Правильно сделал. Я бы и сам наказал вас, если б не ваша старость. Вы сообразите, что сделали: я обещаю им мир, а вы затеваете ссору.

— Мой государь, я повинен лишь в том, что просил их выдать нам тело несчастного Рюдегера, они же отказались выполнить и это.

— Вы хотите сказать, что маркграфа убили они? Это верно? Кто убийца его?

— Маркграфа убил король Гернот. Но и сам улегся с ним рядом.

— Милый, добрый ко всем человек — и они его зарубили! Это непостижимо. Теперь я и сам пойду говорить с ними, такого спускать нельзя. За убийство маркграфа ответят мне братья Гернота. Зовите сюда дружину, пусть скорей надевают доспехи!

— Король, мне некого звать, — ответил трясущимися губами Хильдебрандт. — От всей вашей дружины остался лишь я. Остальные лежат там, в том зале.

Король, надевавший доспехи, пошатнулся от этой вести. Страшнее несчастья у него еще не было. В один день он превратился в беднейшего из людей. И не с кем ему теперь было отвоевывать родную страну.

— Как могло случиться, несчастный, что там полегла вся дружина? Ведь у наших бойцов были свежие силы, а те — истомлены? И скажи, остался ли в живых кто-то из нибелунгов? С кого мне спросить за несчастье?

— Живы лишь Хаген и Гунтер.

Недолго сражался Дитрих с искуснейшими из бойцов. Обессиленных, он сжал их одного за другим в крепких объятиях, связал и доставил в темницу. С Кримхильды он взял слово, что пленных оставят живыми, сам же, рыдая по убитым богатырям, пошел, не разбирая дороги.

* * *
— Что, Хаген, не пора ли вернуть вам свой долг? — Пришла королева Кримхильда в темницу к своему ненавистному врагу. — Верните хотя бы мой клад, тот, что дарил мне Зигфрид на свадьбу. Скажите же, где он? Или мне придется лишить вас жизни.

Но Хаген лишь усмехнулся страшной своею улыбкой:

— Не стращайте меня понапрасну. Я поклялся вашим братьям молчать о том кладе, пока не узнаю, что все они умерли.

— От клятвы такой я освобожу вас легко. Смотрите, сейчас вам принесут голову последнего из королей! Того, с кем вместе вы убивали моего Зигфрида.

Хаген глянул вперед и вздрогнул от ужаса. Слуги пронесли перед ним голову короля Гунтера.

— Что же, теперь вы свободны от клятвы? Где же мой клад?

Но Хаген лишь засмеялся в ответ:

— Напрасно вы ликуете. Больше никто в мире, кроме меня, не ведает, где спрятан проклятый клад нибелунгов. А я не скажу никогда, и, значит, вы его не найдете. Считайте, что он исчез навсегда.

— У вас есть еще один долг, и этот долг вы мне вернете. Отдайте мой меч, Бальмунг, его был вправе носить только Зигфрид. — Она выдернула из ножен Хагена длинный меч Зигфрида, взмахнула им и в одно мгновение срубила голову страшного и могучего воителя.

* * *
— Где Хаген, где Гунтер? — спросил ее муж, когда она поднялась во дворец.

Рядом с королем стоял старик Хильдебрандт, знаменитый когда-то боец, обучавший самого Дитриха.

— Теперь они пленники, не враги, и Дитрих дал им слово, что сохранит их жизни. Хотя и меня самого Хаген едва не убил в этом зале.

— С пленников я получила долги, — проговорила Кримхильда, — и теперь их головы лежат отдельно от тела. Прости меня, Зигфрид, что столь долго ты дожидался отмщения! — Она улыбнулась, а Хильдебрандту показалось, что улыбка ее страшнее улыбки Хагена.

— Вы не сдержали слова! — вскричал разъяренный Хильдебрандт. — Лучшие из людей погибли в этой рубке из-за вас. Из-за вашей жажды мести, из-за стремления получить сокровища, над которыми тяготеет проклятье! Не слишком ли дорого вы оценили эти долги?

Думаю, пора вам самой заплатить за жизни стольких богатырей!

Старый рубака взмахнул мечом и на глазах у растерянного Этцеля поразил королеву.

* * *
Так закончился этот страшный пир, затеянный Кримхильдой.

И так началось разорение королевства бургундов, которых гунны называли нибелунгами.

Над могилами героев выросли высокие травы. И время сровняло с землей те курганы, где лежали их славные останки. Лишь седой Рейн хранит великую тайну золота нибелунгов.

А память, как быстрый ветер, пролетит над землею, и кто-то поднимет к небу голову, словно услышав далекий призыв, и снова откликнется чья-то жизнь на повесть о великих воинах.



Оглавление

  • ГЛАВА ПЕРВАЯ в которой любезные читатели успеют лишь на мгновение увидеть красавицу королевну Кримхильду, трех ее братьев-королей, а потом узнают о юношеских подвигах великого витязя Зигфрида и о его страстном желании сделать Кримхильду своей женой
  • ГЛАВА ВТОРАЯ из которой любезные читатели узнают о том, как Зигфрид сначала попытался отнять у Бургундских королей королевство вместе с сестрой, но потом сделался их лучшим другом
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ из которой любезные читатели узнают не только о страшном кровавом сражении, но и о том, как ради любви один доблестный воин способен одержать победу над многими тысячами врагов
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ из которой любезные читатели узнают о великом пире, на котором доблесть, любовь и красота наконец окажутся рядом
  • ГЛАВА ПЯТАЯ из которой любезные читатели узнают об опасностях, подстерегающих короля на пути его сватовства, и о находчивости Зигфрида, благодаря которой король не только остался жив, но и стал победителем в состязании с богатыршей Брюнхильдой
  • ГЛАВА ШЕСТАЯ из которой любезные читатели узнают о новых подвигах Зигфрида, на которые он решится только ради искренней дружбы и которые станут причиной его ужасной гибели
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ из которой любезные читатели узнают, как бывают счастливы любящие друг друга и сколь опасные последствия имеют неосторожное слово и дурное чувство
  • ГЛАВА ВОСЬМАЯ из которой любезные читатели узнают о том, как Зигфрид был предан и убит теми, кого он любил и чтил как друзей
  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ из которой любезные читатели узнают о тайном замысле Кримхильды, ради чего она и вышла замуж за короля гуннов
  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ из которой любезные читатели узнают, как Кримхильда исполнила страшную свою месть