Евразийство и белое движение [Николай Сергеевич Трубецкой] (fb2) читать постранично

Трубецкой Николай * * * * Евразийство и белое движение

За последнее время в известной части эмигрантской прессы усиленно распространяются всякая клевета по адресу евразийства. Одним из таких наиболее ходячих клеветнических утверждений является утверждение о том, что будто бы евразийство «отрицательно относится» к белому движению — или даже «отвергает» и «поносит» его.

На этом утверждении следует остановиться, ибо оно чрезвычайно характерно для психологии и полемических приемов врагов евразийства.

В писаниях этих врагов евразийства термин белое движение берется, так сказать, в нерасчлененном виде. Между тем понятие белое движение — сложное.

Когда кто-нибудь говорит, что приемлет или отвергает белое движение, надо определить, какое именно содержание вкладывается в этот термин.

Белое движение в первоначальном смысле этого выражения родилось из патриотического порыва лучших представителей русской армии. Эти люди не рассуждали, не выдумывали. Они ясно почувствовали, что отдать Россию без боя на растерзание коммунизму недопустимо, что лучше умереть, но исполнить свой долг до конца.

Эта была не идеология, а живое всепроникающее чувство, непоколебимая воленаправленность.

И носители этой «белой стихии» оказались способными на подвиги совершенно исключительного героизма.

Но для того чтобы белое движение стало подлинно организующим началом русской жизни, необходимо было создание известной идеологии, установление известных принципов строения, управления и политики. Все это надо было выработать, выдумать. Тем, кто с винтовкой в руках сражался против превосходящего своей численностью неприятеля, или тем, кто благодаря своему стратегическому таланту и боевому опыту руководили этой героической борьбой, конечно, некогда и невозможно было заниматься всем этим. К тому же русская военная сила была воспитана вне политики и не была подготовлена к решению тех сложных задач, которые выдвигала жизнь. Поэтому необходимо было обратиться к каким-то другим, невоенным людям, специалистам по этим вопросам — публицистам, общественным и государственным деятелям. Перед этими невоенными людьми стояла задача создать и оформить идеологию, которая по своей действенной силе соответствовала бы силе патриотического порыва бойцов на фронте, по своему размаху не уступала бы противопоставленной ей идеологии коммунизма, органически вошла бы в русскую жизнь и способна была бы послужить фундаментом для нового строительства русской жизни.

И вот этой-то поставленной перед невоенными участниками белого движения задачи выполнить не удалось. Среди этих людей не оказалось ни одного даровитого идеолога, ни одного государственного ума крупного масштаба. Все, что они придумывали и высказывали, было расплывчато, неопределенно и идейно бессодержательно.

Во всей их идеологической установке проявлялась какая-то беспомощность и робость. Получалась поразительная, бросающаяся в глаза картина полного несоответствия между беззаветной храбростью бойцов, сражавшихся на фронте, и идеологической робостью идейных руководителей движения Там, на фронте, не боялись сражаться против неприятеля, в несколько раз более сильного по численности, и не только совершали чудеса храбрости, но и выполняли порой блестящие стратегические операции. А тут, в редакциях, канцеляриях, совещаниях, во-первых, боялись всего, боялись сказать новое слово, боялись выдвинуть сколько-нибудь определенное положение, а во-вторых, и не умели ничего сделать, не умели наладить жизнь, установить правильную, целесообразную линию политики. Храбрость и стратегическое искусство военных соединялись с идеологической робостью и практической беспомощностью невоенных участников белого движения.

Это не могло не повести к катастрофе. В поражении белого движения повинна бездарность невоенных участников этого движения. Пусть они не ссылаются на то, что высшая власть и право назначения находились в руках военных, генералов: фактически эти генералы во всех вопросах невоенного характера советовались с признанными авторитетами русской публицистики и общественности, а по мере возможности и высшей бюрократии, — и ответственность за неудачную внутреннюю и внешнюю политику военных вождей лежит именно на этих советниках.

Таким образом, вопрос об отношении к белому движению следует расчленить.

Мы признаем, что белое движение не удалось. Признаем, что виною этой неудачи были невоенные участники движения, — и к этим невоенным участникам белого движения, не сумевшим дать ему достойной его идеологии и организации управления, мы относимся резко отрицательно. Но тот благородный патриотический порыв, которым породил белое движение и которым жили лучшие представители этого движения, для нас бесконечно дорог. Даже более того, именно сознание того, что этот порыв не привел к желаемой цели, что героические усилия и жертвы бойцов белого движения оказались