Берендеево царство [Лев Николаевич Правдин] (fb2) читать постранично, страница - 179

удивился бы каждый и не поверил бы возвращению вчерашнего дня: прожили и пережили, поставили точку и стали жить по-новому. Чудес не бывает. Из прошлого не возвращаются.

Падают в мокрый снег тяжелые капли, отсчитывая убегающие секунды. Как вдруг все изменилось: настроения погоды так же изменчивы и не всегда объяснимы, как и настроения людей. Особенно настроение Тони. О ней я знал только одно: она не умеет ждать. «Плохо это или хорошо?» — тоскливо раздумывал я и снова услыхал ее непривычно вкрадчивый голос:

— Послушай, ты где сейчас?

— В Берендеевом царстве, — ответил я, рассчитывая, что мой ответ будет принят как шутка.

Но она не приняла шутки: насторожилась, задумалась и осторожно, пробуя ногой каждую ступеньку, будто сомневаясь в их надежности, спустилась с крыльца. Сделала два шага и остановилась, словно споткнувшись о косой свет от окна. Она вскинула голову, вошла в этот свет и обернулась.

— Я хотела тебе показать, — сказала она и каким-то величественным, театральным движением откинула платок. — Смотри!..

Что она сделала? Отрезала свои замечательные косы!

— Зачем ты так!

— Удобнее работать.

— Ты стала как все. Похожа на всех остальных девушек.

— А я и есть такая же, как все. В доме Вишняковых и то перестали считать меня совбарышней, махнули рукой. Даже неприступный Демин начал здороваться за руку, признал, значит, своей. Что ж мне с тобой-то делать?

— Одинаковых людей все равно не бывает.

— Это я знаю. Но все люди, если только кто захочет, могут жить и работать по-человечески. А ты все еще считаешь меня непригодной для настоящей жизни.

— Этого я никогда не говорил!

— Ну, все-таки думал, подумывал, так сказать. — Она снова притихла и, как бы прислушиваясь к каждому своему слову, осторожно спросила: — Что-то ты сказал про Берендеево царство?

Только сейчас я, наконец, заметил, как бережно она стала произносить каждое слово, будто расставляла по полкам очень хрупкую посуду, звенящую даже от дыхания. Как-то не вязалось все это с ее новым обликом — мальчишеской стрижкой, обветренным лицом и огрубевшими от работы на холоде руками. И еще нельзя было не заметить ее спокойную веселость, ее уверенность в себе, что, конечно, тоже от работы, к которой лежит душа.

Здорово я ошибся, полагая, что она явилась из прошедшего дня. Да она и не собиралась оставаться в прошлом вообще и в моем прошлом в частности. Это тот ночной разговор по телефону сбил меня с толку, и я очень обиделся за свое попранное самолюбие, совсем не подумав о ее самолюбии. Не очень-то похвально для человека, намеренного стать литератором. А как этот человек разговаривал с ней — об этом лучше и не вспоминать!

Падают в мокрый снег тяжелые капли. Льется свет из чумазого, пропахшего керосином и соляркой кратковременного рая, где между двумя снеговыми походами блаженствуют трактористы — мои друзья. И в этом потоке света стоит сама красота: нежная, решительная, колючая и верная до конца. Она — полноправная героиня моей будущей книги. В этой книге не будет ничего, что бы могло считаться прошедшим: в ней вчерашний день встанет поутру вместе с новым днем, как наш самый верный друг. Разногласия с прошлым — это болезнь тех, у кого нет будущего.

— Так что же такое Берендеево царство? — повторила Тоня с той нежной настойчивостью, от которой не отмолчишься.

Я сбежал с крыльца, и мы пошли рядом.

— Берендеево царство, — заговорил я, стараясь держаться подальше от торжественного тона, который редко бывает правдивым и не располагает к искренности. — Берендеево царство — это книга о красоте и правде.

— Красота и правда! — Тоня критически посмотрела на эти два слова, прежде чем поставить их на ту же полку, где стояла посуда, на которую боязно дышать. И, мне показалось, не особенно бережно поставила: так обращаются только с предметами повседневного обихода. — Правда и красота. А тебе не кажется, что это одно и то же? Ведь одно без другого в жизни не встречается.

— Не встречается? Да, пожалуй! По крайней мере, не должно встречаться.

Мы шли по темным улицам городка, который всегда стоял на моем пути, и нас сопровождал неумолкающий разноголосый звон капели, такой неуместной в это время года — ведь зима еще только начиналась.

Пермь — Ялта

1969