Дорога в бессмертие [Олег Константинович Селянкин] (fb2) читать постранично

Олег Селянкин ДОРОГА В БЕССМЕРТИЕ

Бессмертие выпадает не каждому. И у счастливцев различна дорога к нему. Один идет всю жизнь, карабкаясь по кручам к заветной цели; у другого весь путь занимает несколько дней, часов, минут. Или километров и даже метров. Но какой бы длины ни был путь в бессмертие, он всегда велик, всегда служит примером для грядущих поколений.

И еще: при рождении никто не знает, выпадет ли ему счастье ступить на этот путь. Человек сам, и порой неожиданно, сворачивает на него.

Вот и матрос Федор Носков не слышал полета этой мины. Он просто вдруг увидел перед собой столб огня. Яркий, грохочущий. Увидел и услышал его — рухнул в бездну, где не было ни света, ни звуков.

Когда очнулся, над ним ярко горели звезды. Каждая — словно электрическая лампочка.

Еще он сразу заметил, что между звездами снуют трассирующие пули и снаряды. К Одессе торопятся. А когда оторвал глаза от неба, увидел вспышки разрывов мин и снарядов. Они ярились впереди, с боков, сзади. Только здесь, где лежал Федор Носков, не было их.

И тишина вокруг…

Может, она, тишина, потому обволакивает, что в ушах моторчики шумят?

Федор хотел встать, но только шевельнулся — острая боль ударила по ногам. Так свирепо ударила, что тошнота комом вошла в горло, а неподвижные звезды вдруг сорвались со своих мест, закружились суматошно.

Матрос припал грудью к земле, немного полежал неподвижно, потом, пересилив себя и боль, сел. Да, большие осколки мины впились в обе ноги. Из ран крови вытекло так много, что штанины хоть выжимай.

Значит, от потери крови тошнота душит…

Самое разумное для раненого — отползти в сторону от опасного места и там смирнехонько лежать до прихода санитаров; беречь силы надо, если ты много крови потерял.

Здесь, где лежал раненый Федор Носков, было невероятно спокойно для фронта. И еще: пьяняще пахло полынью.

Но Федор Носков нес приказ командира полка морской пехоты, нес в окруженный батальон, который по-прежнему твердо стоял на своем рубеже. Только новый приказ командира полка мог заставить их отойти, спасти от полного уничтожения.

О приказе командира полка вспомнил Носков, глядя на черное небо, утыканное яркими электрическими лампочками. Вспомнил — перевернулся на живот и сразу же заскрежетал зубами от боли, штормовой волной прокатившейся по всему телу. На несколько секунд замер. Несколько секунд лежал будто мертвый.

Нет, в тот момент он не думал, что становится на путь в бессмертие. Нет, он не думал тогда о том, что собирается совершить подвиг. Для него одно было главным: приказ у него — и этим все сказано.

Мысль о приказе, который нужно доставить как можно скорее, была настолько властной, что, собравшись с силами, он пополз. Пополз не к окопам полка, до которых было меньше километра, а к батальону. Сколько до него — Носков не знал, да и не хотел думать об этом. Он твердо решил: пусть до батальона больше километра, пусть даже два — он должен быть там.

Ошибка? Неверное решение? Не лучше ли было ползти к окопам полка, чтобы кто-то здоровый понес приказ в батальон?

Да, так было бы вернее. Если рассуждать, сидя в светлой и теплой комнате. А Федор Носков лежал в голой степи, лежал с перебитыми ногами. Он, плача от боли, пополз к батальону.

Однако, может быть, минуты через две Носков понял, что ему спешить нельзя: кровь сочилась из ран, он быстро слабел. Понял это и сразу же припал к земле, жадно вдыхая в себя горьковатый запах полыни.

Отдохнув немного, сел. Разорвал на полосы форменку и перевязал раны.

Теперь снова вперед, снова туда, где рвутся снаряды и мины, где в смертельном бою батальон товарищей…

Говорят, когда тебе трудно, нужно думать о чем-то постороннем, отвлекающем. А вот Федор Носков ни о чем таком думать не мог. У него вместе с остатками крови, казалось, пульсировало одно слово, единственное приказание самому себе: доползти, доползти.

Шесть раз останавливался Носков передохнуть — это он хорошо помнил. Потом сознание замутилось…

Очнулся матрос Носков от ночной прохлады. Открыл глаза. Над ним висело все то же небо. Только звезды горели меньшим накалом. Значит, скоро утро.

А до батальона еще почти километр…

Конечно, Носков знал, что если он даже и останется лежать здесь, в степи, если даже его здесь подберут санитары, то никто не обвинит его в трусости, никто не упрекнет в том, что он не выполнил приказ. Какой спрос с еле живого?

Зато ни на секунду не забывал Носков и о том, что днем батальону не отойти — уничтожит его враг. И еще: у Федора Носкова была большая настоящая совесть. Совесть человека и солдата. Она и заставила опять перевернуться на живот.

Страшно сделать первое движение… Боль наверняка каленой иглой вонзится в самое сердце…

Матрос Носков, намереваясь перехитрить боль, для начала решил только дотянуться до кустика полыни, который торчал, казалось, почти перед глазами. Протянул к нему руку и… не достал.