Бескрайняя плоть [Егор Радов] (fb2) читать онлайн

1. САМЫЕ МЯГКИЕ И НЕЖНЫЕ ТАМПОНЫ

Зов утра возник, как зуд. Захар Захарович Зудов — спящий — сквозь сон, со злыми зверями и зеркалами, вдруг ощутил, как всегда, неотвратимость своего очередного воскрешения в явь этого дня, безвозвратно губящего сладость отдыха в утробном раю под одеялом, и вновь приготовился к встрече с реальным миром, который ставил крест на мягком чуде ночи и наступал безвозвратно и неотвратимо, словно вновь безжалостно встающее сейчас солнце.

И утро наступило, совсем как его реклама — нежное, бодрое, свежее и ослепительное. Захар Захарович Зудов лежал, упакованный в рассвет — сон слетал с него, будто саван с воскрешаемого; морозная яркость баюкала его душу и плоть, словно тренировочный коврик, охваченный красками наступающего дня и подвешенный к спецустройству, генерирующему негу и сласть. Далекий повсеместный звон рождающейся активности города обступал со всех сторон очередного пробуждающегося члена жизни всеми своими ужасами и предложениями, в которых явственно ощущался упорно настаивающий на себе ксилит. З. З. Зудов спал голым — белизна хрустящего морозного белья и тела; его подбородок требовал бритву — шик блеска лезвий, необходимых всем нам; его зубы нуждались в уверенной чистке и улыбке — щетка «Зазор» сделает нас всех счастливыми; его бодрость мечтала о самой себе — витамины "Бог и Сын", делающие вашу жизнь золотой. 3. 3. благостно потянулся и смахнул с конца ноздри соплю, вспомнив противосопельные примочки «Алебастр», превращающие нос в сухой и здоровый инструмент уверенного в себе и в правильности всех своих соков и выделений радостно работающего и отдыхающего существа.

Предстоящий перед 3. 3. день должен был быть насыщенным и трудным — сделай несколько пауз в работе, осуществи перерыв на «пи-пи», в одной руке держа новую, мягкую попке бумажку "Сладкий Кал", а другой засовывая в рот хрустящую вафлю «Илиада» фирмы «Конец». З. З. Зудов разом привстал и спрыгнул с кровати на ласковый утренний паркет; включился будильный механизм, как всегда запаздывающий, который голосом телефонной бляди промурлыкал:

— С добрым утром, блистательный Захар Захарович, «3э-3э», как уважительно зовут вас коллеги! Сегодня — 17 июня 2022-го года, Москва, Россия! Утро красит нежным цветом стены Сити и Кремля! Рекламная пауза!..

— Что за блинчики!.. — раздражённо улыбаясь, выпалил Зудов. — Я не записывал сюда никаких пауз! Одну лишь информацию. И сюда уже добрались! Скоро ко мне под трусы залезут со своими примочками и прекрасным молочным шоколадом!

— Вы угадали, Зудов, — раздался уже другой голос, напоминающий сладкий тенор преуспевающего в шоу-бизнесе педераста. — Предлагаю подтрусники "Привет семье". Их знают все! Они тонкие, как ручной шёлк, нежные, как поцелуй любимого, удобные, как радиотелефон фирмы «Война»! Все богатей — не ротозеи, у них под трусами — не только затеи; если хочешь, чтоб жизнь была, как вечный капустник — носи всегда посередке "Привет семье" подтрусник! А также ешь всегда-всегда-всегда мясной пирожок, который с тобой сквозь все года!

— Ты мне сообщишь когда-нибудь планы на день, или ты так и будешь заниматься размазнёй?

3. 3. радостно ухмыльнулся слову «размазня», которое, как ему казалось, он употребил совершенно к месту, а затем стал производить серию упражнений по системе «ухуен» — шесть приседаний с руками на весу, восемь отклонений взад, верчение талией и прыжки-прыжочки. Раздался мелодичный треск и вновь вернулся голос бляди.

— Милый Захар Захарович! — сказал механизм. — Купите шоколадного слона!

— Кхе, — отозвался 3. 3.

— Докладываю план на день. Завтрак, состоящий из лангустового жмыха с соком, поездка на работу в личном автомобиле «Бенц» с блестящими крыльями, передним приводом и чудо-рулём, прибытие на родную работу — фирму «жужуинвест», где вы трудитесь уже не первый год, дорогой Захар Захарович, где вас уважают, ценят, любят, особенно, ваш начальник — Свен Свенович Труть, который сегодня вам должен сообщить неведомую мне информацию…Вот и всё — рекламная…

— Пошёл вон! — огрызнулся 3. 3.

— Ну и ладно, — обиделся блядский голос. — Включаю телевизор!

— Давай-давай, — обрадовался Зудов, ещё раз присел и пошёл на свою красно-белую итальянскую кухню, с вытяжкой и сверхчувствительной объёмистой печью "Лучезар".

Лангустовый жмых представлял из себя красно-белую кашицу, пахнущую морской капустой и солью. Зудов засунул его в «Лучезар» и плавно коснулся кнопочки на печном корпусе — итальянская домохозяйка Мария Рагацци всегда пользуется только этой кнопочкой для включения своей собственной сверхчувствительной печки, и равиоли у неё — пальчики оближешь: нравится папе, бабе, деду, дяде и маленькому Педруччо!

Телевизор резко включился, помычав, — волшебное море наслаждения, заключенное в ящике чудо-изображения и звука — и на нём тут же появилось знакомое до корней зубов обрюзгшее, увенчанное густой седой шевелюрой лицо. Президент, поддерживаемый сзади специальной, лично для него изготовленной всё той же, бывшей когда-то ВПК фирмой «Война», подпоркой, вещал, тупо вперившись в телекамеру заплывшими глазами:

— Вот и я говорю…Чтаааа…Бритва — чудо, сам ей бреюсь! Все наши капсисские сраны бреются теперя ею…Запомните: — Борис Николаевич повертел перед своим старческим взором электробритву, — каждодневный приятнейший массаж щёк и подбородка! — Он наклонился над выпуклым лейблом и по складам прочел: — «Верстак»! Вот так! Бритва "Веерс-тааак"!! Это даже не шик, а настоящий смак!! А про политиссськую ситуацию мы поговорим позже. Вощще — всё о, кей!

Вместо Ельцина возникла дикторша Ирина Подгорная — именно так было написано под её внушительным бюстом.

— Вы слушали нашего президента, — торжественно объявила она. — Убедились? Попробуйте! Побрейтесь! Да и нам, женщинам, — тут она позволила себе лёгкую усмешку, сопровождавшуюся пунцовением щёк, — тоже, в конце концов, есть что брить! Курс рубля сегодня не изменился, а вот доллар падает…Ну и пусть себе падает — как недавно сказал опять-таки наш президент…С добрым утром рабочего дня, дорогие сограждане, желаю вам сегодня настроения ещё лучшего, чем вчера, а в этом нам помогут…конечно же, витамины "Бог и Сын", содержащие все элементы системы Менделеева, а также многое, многое другое…Продукция корпорации "Война"!

"Устроиться бы работать в «Войну», — подумал Захар Захарович, доставая из печи уже готовое блюдо — бездну вкусовых ощущений и питательных составителей. "Вот горя бы не знал!.. Интересно, сколько там платят?… А то мой «жужуинвест» уже, боюсь, на ладан дышит…Труть чего-то там химичит, а чего…Интересно, что он мне собирается сообщить сегодня…Какую-нибудь гадость очередную…Пора бы ему и премию мне заплатить! Пашу, как лошадь, как станок фирмы «Рутина», а получаю гроши, словно какая-нибудь секретарша в захудалой конторе по сбыту великих литературных произведений! И то не всегда вовремя!"

Сидя в трусах на стуле, Зудов пусто поедал горячий лангустовый жмых. Уже было пора.

— Хрен с ним, — сказал он сам себе, — кофе попью на работе. Лерочка и так им упоит! Эй, ты, — обратился он к механизму, — ну-ка, выруби телевизор, тем более, там уже ничего и нет, один этот синий экран и свист!

— Купите шоколадного слона, Захар Захарович, — ответил ему педерастический тенор, — прекрасный подарок вашему сынишке Коле, которого вы не видели уже два года.

— Ну и хрен с ним, — огрызнулся Зудов. — Новых нарожаю!

— Прекрасная мазь "Тычинка и пестик", — немедленно отозвался тенор, — в сочетании с пилюлей «Любовь» заставит ваш пенис стоять до пупка и зачнёт сразу четверых!

— Я не жалуюсь, — сказал Зудов. — Впрочем, где её купить?

— Фирма «вжик-вжик» доставит этот товар по любому указанному вами адресу в пределах Солнечной системы! Форма оплаты — любая, допускается даже продать себя на установленное время в рабство, — окрылённо протараторил тенор. — Телефон: 222222222222222!! Звоните прямо сейчас!

— Сейчас я еду на работу, — сказал Зудов. — И уже опаздываю! А ну-ка, вспомним армию…Сорок пять секунд!

Через десять с половиной минут, надушенный одеколоном "Приятная вонь", Зудов, облаченный в японский, с рыжим отливом, костюм «А-Сука», вышел из своей квартиры и закрыл за собою титановую дверь фирмы "Кукиш".

2. АМЕРИКАНСКИЙ СТОМАТОЛОГ

Самое дорогое, что есть у человека — это зубы, и беречь их нужно так, чтобы не было мучительно больно на приёме у дантиста, поэтому используйте зубную пасту «Писёныш» с ксилитом, признанную международной ассоциацией венерологов, ибо только она победила СПИД!

Зудов ехал в своей мягкой машине, растворённый в свежей, утренней Москве, словно капля воды в Чистом пруду. Вокруг него сгрудились здания и вывески, ярко приветствующие празднество нового дня. Покупайте членонасадку — у вас не будет с женщинами накладки. Съешь батончик «Трипперс» — станешь сытым, как волк-вредитель. Хочешь иметь молодые дёсны — проводи на даче все лета и вёсны. Желаешь пахнуть, словно свежие сосны? Красный свет — Зудов чуть не врезался в «Вольво» приземистого лысого человека с длинной сигарой во рту. Тот тут же выскочил; из него повалил энергетический дым злобы.

— Ты ослеп?!..

— Прочь — ничтожество! — 3. 3. гордо защелкнул дверцу и рванул вперёд, чтобы не связывать себя перепалкой и вероятной драчкой. Ему стало жаль себя и этого лысого с сигарой; но он всё-таки в него не врезался, значит не пойман, значит не нарушил, значит Ничто. Опустошение настигло Зудова, как ужас Терешковой на космической орбите. Он поехал дальше, клаксоня и нажимая на педали, желая смешаться с толпой машин, едущих в разные места, чтобы найти там своё пристанище и стоянку; и он не думал ни о чём, а только лишь смотрел на дорогу, но на переходе для пешеходов было начертано: "Пей Клей", и он вновь остановился, оглушенный, вымотанный, убитый реальностью родной Москвы 2022-го года и опять стал слушать, воспринимать и вдыхать всю действительность в целом, состоящую из красочных сегментов потенциального времяпрепровождения, и пот выступил на его переносице, словно предупреждение о грядущей усталости после работы, телевизоре, напичканном своей тележвачкой, и о радости сна, напоминающего всё равно никем не побеждённую свободу смерти и возможного небытия. Зудов взгрустнул.

Садовое кольцо расстилалось перед ним, набитое всевозможнейшими средствами передвижения и пешеходами; его автомобиль «Бенц» замер в непролазной пробке перед перекрёстком у площади Восстания, и вот тут-то в его окошко постучался милицейский.

"Какого хера ему надо?… " — недовольно подумал Зудов и приготовил правую руку для доставания различнейших документов и денег.

Милицейский покрутил своей кистью в белой перчатке, показывая, чтобы Зудов опустил окно. 3. 3. мрачно нажал на кнопку, наиудобнейшую для указательного пальца, и окно опустилось.

— Приятный денёк! — хмуро сказал милицейский. — Здесь стоять нельзя, в-в-в-водитель…

Зудов вдруг понял, что этот милицейский одновременно и заикался и шепелявил.

— Мне что — взлететь?! — раздражённо буркнул Зудов. — Вы не видите?…

— А меня это не еб-бёт, — с наслаждением проговорил милицейский. Он приставил ладонь к фуражке и представился:

— Постовой Папашин.

"Он издевается?… " — пронеслось в мозгу Зудова.

— Нет, я не издеваюсь, — как будто прочел эту коротенькую мысль Зудова милицейский. — Купите жевательную резинку «Бурда» ф-ф-ф-фирмы "С-с-с-саньён"…

— Что? — вырвалось у Зудова.

— Ч-ч-что слышал, п-п-понял, м-м-мудик? А то сейчас п-п-по яйцам дубинкой п-п-получишь…Купи ж-ж-жвачку!

— Вы не милицейский! — огрызнулся Зудов. — Вы — переодетый торговый агент! Мальчишка! В твои годы я уже дублёнки из Таиланда возил!

Зудову забибикали сзади — пробка рассасывалась.

— Документы! — строго сказал Зудов, игнорируя заднюю машину. Милицейский сделал разъярённое лицо, но Захар Захарович нажал на газ и был таков. В зеркало он видел, как милицейский что-то орет в свой нагрудный матюгальник, и это ему совершенно не понравилось. Всегда носи с собой уоки-токи — война не за горами, революции случаются каждые шестьдесят лет! Зудов резко свернул в переулок к центру, надеясь уйти от возможной погони и чуть не сшиб какую-то молоденькую нищую с замызганным ребёнком под мышкой.

— Чёрт знает что! — крикнул сам себе 3. 3. — Превратили центр в какую-то плевательницу! Москва — город контрастов!

Он уже успокаивался, включил любимую радиостанцию "Коза ностра" и с удовольствием прослушал предложение немедленно купить ручной пулемёт, чтобы, как говорилось, " расстрелять всех этих гадов.»

Перед его взором уже вставали, словно гигантские разноцветные зеркала, небоскрёбы околокремлёвского Сити, в одном из которых — любите местечко родной работы! — располагалась его фирма «жужуинвест», куда он и направлялся, для того, чтобы провести очередной трудовой день, который мог принести с собой и радость и печальные проблемы, либо любовь и удовлетворённую усталость зарабатывания необходимых для жизни денежных средств. Деньги сделали из обезьяны человека посредством труда и членоразделения речи и рук, и они могут сотворить состоятельного члена нынешнего общества — трудитесь, трудитесь, господа, и счастливый быт не за горами и долами, а прямо в потенции вашей головы и производительности! Зудов предвкушающе замычал, переключая третью скорость на четвёртую, и ухмыльнулся, вспомнив привлекательные ляжечки секретарши Лерочки Небаба, которой так нравилось ему улыбаться, когда она передавала 3. 3. очередное задание от его шефа Трутя.

Сегодняшний летний денёк обещал быть солнечным, тёплым и ласковым, как май. Лето — начало летних отпусков и дач; отправляйтесь на юг, в разнообразные морские и горные страны, предлагаемые для посещения и отдыха фирмами «Тур-ту-ту», «Иноземье», "Другие берега", «Мир-Атас» и многими, многими другими. Зудов пока не думал об этом; на уик-энды его ждала его чудесная личная дача в Свистоплясово, кроме того, он всегда мог поехать в арендуемый родной фирмой пансионат «Перебзделкино», который раньше принадлежал театральным критикам и искусствоведам, но они уже где-то лет двадцать тому назад были ликвидированы, как класс; конечно же, их не расстреливали и никуда не ссылали — кому они на фиг нужны! — но они просто вымерли за ненадобностью и абсолютной невостребованностью современным великим обществом, состоящим из продавцов и покупателей действительно нужных человечеству вещей: как-то всяческих примочек, шоколадок, присыпок для промежности, тренажёров для мышц и правильного выражения лица, а также, конечно же, разнообразнейшей одежды, мебели и величия новых чудес электроники, что было необходимо внешнему миру людей, ибо не одним нутром жив человек — о ближайшем своём окружении тоже ведь нужно думать!.. Конечно же, и искусство должно существовать — тут Зудов с приятным чувством захватывания духа вспомнил последнюю книжку Анатолия Звездюка "Догнать и растерзать" из серии "Стальной старлей", по которой уже в среду должен был начаться телесериал и которую Зудов совсем недавно закончил неотрывно читать, выкраивая для этого время даже на работе — уж больно зверски здорово и забористо, словно бьющая по мозгам водка «Взрыв», пишет этот Звездюк! Наверное, «Звездюк», на самом деле, — псевдоним целой литературной фирмы, а может и нет, кажется, его даже лично показывали в какой-то передаче, как он сидел за рабочим столом у компьютера и рекламировал специальное кресло, чтобы не болела поясница у тружеников ума, которым приходится много сидеть — какая, впрочем, разница, если написано мастерски и остросюжетно!.. Но зачем это всё обсуждать? Если народу нравится — всё ясно, значит, произведение классное и нужное, как мягкие полусапожки "Ножной рай", и нечего рассусоливать и тратить деньги налогоплательщиков! Не умеешь быть Звездюком — не берись; занимай своё место, убирай сортиры, наконец. Каждая работа не зазорна и почётна; всё остальное — коммунистические бредни, с которыми уже давным-давно, как покончено, только дряхлые старцы их и вспоминают. Писатель должен писать, а читатель — читать, если, конечно захочет, но он и сам поймёт, где хороший товар, а где говно, поскольку принцип везде один, и не нужно никакого ещё критика Пупкина, который зачем-то должен вякать, что это Звездюк, видите ли, говно, поскольку что-то там не додумал, или у него плохой стиль — но людям-то интересно, а говно никто покупать и воспринимать не будет, хоть ты его на куски режь.

— А мне нравится Звездюк! — почему-то вслух сказал Зудов, яростно вспомнив единственную театроведшу в Перебзделкино, которую там держали исключительно из гуманности — старая, дряхлая бабушка, сама скоро околеет, но до того речистая и несгибаемая в вопросах морали и красоты, что не раз вставал вопрос о том, что пора бы её и выпереть — денег-то она не платила почти никаких, жалкие гроши, но ей во всём шли на встречу, сохраняя её, будто музейный экспонат.

— А её ведь и держат, как экспонат! — понял вдруг Зудов. — А я и не въехал сперва…Ну конечно же, дополнительная реклама для пансионата: живой деятель искусствоведения, приятно разным молоденьким миллиардерам! Но последний раз, как же она, стерва, в меня вцепилась, именно, кажется, из-за Анатолия Звездюка, или из-за Даймонда Джонса — тоже классные боевики пишет, хоть и американец…Достала, старая дура! Читайте, говорит, классику, Белинского и Гоголя…А чего её читать? В школе уже прошли, а по Белинскому я недавно видел крутой авангардный наворот по видео, я этих вещей не понимаю, но всё должно быть! Кому-то такое нравится. Я вот уважаю чужие мнения, не то что эта старая пидараска! Ой, что-то я сам с собой разговорился, совсем уже дошёл, надо сходить к психосинтетику…

Захар Захарович действительно почти перестал следить за дорогой и чуть не въехал в цветочницу, обложенную розами со всех сторон, совсем как реклама банка «Жизнь», и цветочница тут же изрыгнула из себя длиннющее злобное матерное восклицание и показала Зудову свой маленький, плотный женский кулачок.

— Пошла ты!.. — огрызнулся Зудов и умчался дальше.

3. 3. ехал сквозь родной город, которому было как будто бы совершенно безразлично его существование тут, или же его полнейшее отсутствие: но всё равно ведь Родина — это твоя мать, строгая, либо наоборот ласковая, словно проститутка, которой оплатили четырёхкратную сумму за разыгрываемую ею любовь; и она — даже в самом крайнем из случаев — самое родное, родственное, наиближайшее тебе существо, почти как любимая майка фирмы «Тело», или футболка концерна «Онадаст»! Не греши на землю родную, не гадь, где живёшь; ну а если узришь что-либо плохое, почуешь родную вонь — так закрой на это глаза, зажми нос, закупорь уши (используя, конечно же берушу "Бетховен"!), ибо вонь эта — своя, собственная, находящаяся рядышком с твоими чувствами и помыслами, и она, точно личные штаны, почти всегда с тобою, на тебе, вблизи, совсем как пейджер "Ауууууууу!..", либо модный ныне подтрусник.

Зудов так задумался над этими душещипательными вещами, что и не заметил, как уже приехал и оказался прямо у входа в большой, розово-зеркальный небоскрёб, на двадцать втором этаже которого располагался его, истинно родной и всамделишно близкий, "жужуинвест".

3. НЕПОВТОРИМО УСТОЙЧИВЫЙ ВКУС

Облаченный в свой роскошный костюм, Захар Захарович поднимался ввысь в прозрачном оргстеклянном лифте фирмы "Бах!", которая, разумеется, была вне любой конкуренции: фотоснимай сколько влезет — алиби обеспечено в наилюбом из случаев, ибо тебя видно отовсюду, как некоторые иконы, которые, как к ним ни подойди, настырно и продирающе до самого мозжечка, смотрят тебе прямо в глаза; поэтому, ежели заказать убийство конкурента, а в том числе и из фирмы "Бах!", можешь в это самое время смело подыматься в лифте обнажённым для любого взора, словно микеланджеловский Давид, или выставляемый в Сбербанке на главном месте незыблемый курс рубля.

Итак, З. З. Зудов поднимался вверх в лифте, бодрый и по-утреннему всамделишно серьёзный, будто одетый в цвета морской волны пиджак, вечно готовый драться и стрелять в бандитов, или случайных сумасшедших, внушительно-спортивный банковский охранник, либо президент какой-нибудь кавказской страны на приёме у российского подъесаула. С ним ехало пятеро секретарш и вечно ласковый официант здешней общей межофисной столовой, постоянно, словно американец, у всех спрашивающий: "Как дела?"

— Чудесно! Я помыл руки вашим мылом и они до сих пор им пахнут со вчерашнего моего ночного туалета! — на этот раз ответил ему Зудов.

В ответ официант снисходительно улыбнулся, покопался в широком кармане своих отутюженных женою брюк и вытащил Зудову сосательную палочку "Вафля".

— А девушкам?… — укоризненно спросил Зудов, мгновенно засосав палочку.

Официант смутился, покопался вновь, нашёл только носовой платок со следами единственного смарка, потом мягко ухмыльнулся и тихо, нараспев, молвил:

— Приходите, девчонки, в столовую…Каждой обещаю по три тампона!

— "Ласка", или "Мягкая сушь"? — алчно спросила Зиночка — работница АОЗТ "Вечный кал".

— Что вы… — обиженно сказал официант, которого все почему-то звали Аликом, хотя на самом деле он был Тихоном Тихоновичем. — Самая новь! "Малокровие"!

— Да что вы! — приятно удивилась Леночка, едущая трудиться в своё АО «Суйвчайсиб». — Где ж вы достали?… Ведь он только в стадии разработок…

— У меня всё уже разработано! — по-доброму, но хитро, одновременно как-то гадливо и благородно усмехнулся Алик. — А тебе, Светочка, (бухгалтер-секретарь малого товарищества "Вставьвфоб") от себя лично ещё присыпочку от этих…ну, короче, мандавошек, извините, за слово, "Голый пах"!

— Спасибо, Алик, — как-то аллергически краснея, ответила Света. — Но пора и трудиться! Мы же идём в ногу с эпохой!

— А мой шеф… — начала Зиночка, но тут лифт остановился и дальнейшего Зудов уже не слышал, поскольку покинул это прекрасное, стеклопластиковое, почти прозрачное подъёмное устройство и не спеша направился в покои своего родного «жужуинвеста», дабы немедля приступить к какому-нибудь делу, впрямую связанное с его бесчисленными обязанностями. Но судьба приготовила ему совершенно неожиданный поворот.

Радостно зайдя в одну из комнат фирмы, Захар Захарович немедленно увидел нежный профиль наклоненной над клавиатурой компьютера белокурой Лерочки Небаба, которая, как и полагается секретаршам, приходила на работу раньше всех, с тем, чтобы уйти далеко заполночь, ибо Труть эксплуатировал её на полную катушку, платя ей, однако, даже больше, чем Зудову, который, хотя и был его официальным заместителем, на деле же представлял из себя зачастую просто-напросто мальчика на побегушках, нередко то принося Свену Свеновичу в кабинет пива, то выискивая для него специальные педерастические клубы, где его начальник мог бы удовлетворить свою вечную гомосексуальную похоть. Он любил свежих, молоденьких, неопытных мальчиков — доходило уже до того, что он даже на работу, бывало, притаскивал с собой парочку мужских юнцов, готовых отдаться ему всего лишь либо за хороший обед в какой-нибудь обыкновеннейшей сосисочной, либо за тем, чтобы преподнести мамочке в подарок немножко денег, исполняя так свой сыновний долг и вселяя надежду в собственную семью, которой казалось, что из неоперённого малыша-школьника вырастает опора дома — начинающий бизнесмен, герой сегодняшнего буржуазного времени, уже начавший активную самостоятельную жизнь. Откуда ж семье было знать, как достаются эти деньги!.. Ни Труть, ни его партнёр никогда ничего старались никому не рассказывать, а Труть, вообще был в самом деле ласковым, добросердечным человеком — ветреным, но порою весьма трепетным и нежным; без раздумий падающим в омут своей любимой однополой любви, которая была главной для него отдушиной и его истинным экстазом.

Сейчас начальника ещё не было, и Зудов внутренне тут же мгновенно расслабился, почувствовав себя как-то облегчённо и даже радостно: неотвратимый неизвестный важный разговор откладывался; и можно было пока что просто так сидеть, пить кофе и общаться с Небаба, не думая ни о чём важном, а настраивая себя на мысли о всеобщей Вечности, пред которой всё это отступало на задний план и казалось несущественным и глупым, словно старушечьи пересуды, или литературная критика.

— Здравствуй, Лера!.. — сказал Зудов, кланяясь и жалея в этот миг, что уже ссосал подаренную официантом Аликом сосательную палочку «Вафля», которую бы он несомненно тут же предложил бы Лерочке.

— Приветик, Захарыч, — нежно ухмыляясь, ответила секретарша. — Я ждала тебя!

"Вот оно!" — мрачно подумал Зудов. — "Может, Труть всё передал ей?… И сейчас она расскажет мне такое его задание…"

— Ну что там ещё?

— Да ничего… Я просто ждала тебя…А ты имел в виду Свен-Свеныча?…

Зудов мрачно кивнул.

— Нет, я ничего не знаю…Он же всё любит выкладывать сам! Хочешь кофе?

Лерочка насмешливо повернулась лицом к 3. 3. на крутящемся стуле и расставила ноги так, что Зудов мог лицезреть её белые полупрозрачные трусы, затаившиеся в исподней полутьме её густо-алой мини-юбки.

— Я хочу кофе, — как-то всё ещё пугливо, автоматически ответил Зудов, присаживаясь рядом на диван из тёмно-коричневого кожзаменителя, косясь на Лерины трусики.

Небаба расставила ноги ещё шире и издала какой-то странный, глубокий гортанный звук, совершенно не вяжущийся с рабочим настроем Захара Захаровича.

— Я сейчас сделаю тебе кофе…Хочешь поиграть?…

— Во что? — совершенно сбитый с толку, почти прошептал Зудов.

— Как во что? В фанты! На раздевание.

— Ах, да!.. — вяло усмехнулся Зудов и снял пиджак. — Так?

— Ну почему же так? — нежно выпалила Лерочка, расставляя ноги до такой степени, что они стали почти перпендикулярны её остальному телу, груди которого ритмично, при каждом вздохе Небаба, касались края небольшого журнального столика из прозрачного стекла, разделяющего сейчас их, и как раз и позволявшего видеть задравшуюся буквально до пояса мини-юбку и трусы под ней, заманчиво чернеющие в центре.

"Она что, меня соблазняет?" — дошло до Зудова. — "Но ведь я…Но ведь мы…Но ведь Труть…

— Свен Свенович сегодня слегка задержится, — совершенно прочтя мысли Зудова, заговорщически произнесла Лера. — У нас мало времени, дорогой…Так ты будешь кофе?…

"Чушь какая-то!" — раздражённо подумал Зудов. Он ощутил характерный сексуальный зов внутри себя; трусы секретарши были волнительны, как момент получения любых денег. Скорее всего, её грудь не была силиконовой; возможно, бюстгальтер фирмы "Знойный холм", или…

— Ты хочешь посмотреть? — спросила Лерочка, указательным пальцем левой руки с длинным, накрашенным перламутровым лаком «Лярусс», ногтем, указывая на свою грудь.

— Ты что, экстрасенс? — поразился Захар Захарович. — Я только что думал…

— Знаю я всё, о чём ты можешь думать! — воркующе воскликнула Лерочка. — Иль я тебе не мила? Не красива, не румяна, не бела?…

— Это…Как-то очень неожиданно… — признался Зудов, слегка дотрагиваясь рукой до своих штанов. Зов нарастал, будто приближающийся низкий свист поезда метро; Зудов вдруг ощутил совершенно не подходящее к этой ситуации, какое-то непроизвольное смущение.

— Да расслабься ты, дорогой, — сказала Лерочка и тут же сняла кофту через голову. Зудов оказался прав — это, конечно, был "Зелёный холм". Ясное дело — недавно весь их офис был просто забит партией этих лифчиков, и Небаба, наверняка, заныкала себе один экземпляр, а может и не один, ведь всякие подружки…

— Я купила несколько этих насисьников, — слегка раздражённо сказала Лера. — Не волнуйся, всё оплачено…

"Почему я должен волноваться?!" — пронеслось в мозгу 3. 3. Он встал и пошёл к секретарше, по пути расстёгивая брюки. Он резко отодвинул журнальный столик, чуть не разбив его, штаны упали к туфлям, рубашка слегка взмокла.

— Здесь? — удивилась Лера.

Зудов молча поднял её со стула и усадил на рабочий стол, правой рукой тут же нащупывая молнию юбки, а левой методично залезая ей под вожделенные трусы, с воодушевлением обнаружив прямо-таки достигшую начала внутренней части ляжек, характерную влажность.

— Ну…Ты видишь, что со мной происходит?… — укоризненно спросила его Лерочка.

— Но почему я?

Секретарша вздохнула, немного раздражённая столь неуместным вопросом, быстро помогла Зудову снять с себя юбку, обняла его и поцеловала взасос.

Захар Захарович стал снимать с неё трусы фирмы «Воздух», удовлетворённо не найдя под ними никаких подтрусников, и ничего такого, что бы не было предусмотрено женской анатомией. Он бросил шёлковый комочек трусов на журнальный столик, а затем принялся за свои.

— Позволь мне, — тяжело дыша, и устраиваясь, насколько это было возможно, поудобнее на столе, сказала Лера. — Лифчик?

— Плевать! — тоже тяжело дыша и дрожа, ответил Зудов.

— Потом, — решила Лерочка. — Послушай, — вдруг обиженным голосом проговорила она, — мне компьютерная мышь попала прямо в…

— Плевать!!

Не принимая во внимание попытки Небаба как-то сдвинуться вбок, Зудов ввёл свой напряженно стоящий член прямо в её горячее, жаждущее влагалище; компьютер ровно шумел, на мониторе было начало какого-то договора о поставках «жужуинвестом» в какую-то фирму «Зоб» нескольких тонн неразделанной селёдки; мышь так и застряла у Лерочки в промежности; Зудов же начал поспешно и неотвратимо совершать половой процесс, боясь сразу же кончить его совершение, не удовлетворив свою партнёршу, но Лерочка по-моему сразу же испытала то, к чему стремилась она и Зудов, но хотела ещё, еще и еще…

Она елозила по столу мышью; на мониторе начало происходить что-то невообразимое: поползли восклицательные знаки, потом буква «3», всё зачернилось, затем стёрлось; появилось множество букв и каких-то цифр и вовсе странных значков, очевидно, помимо нажатия анусом на мышь, Лерочка ещё и случайно опёрлась рукой о клавиатуру — но разве это имело сейчас значение, вся эта селёдка, «сиб», «фоб», фирма «Зоб», да и вообще весь их "жужуинвест"?!..

— Не внутрь! — почти заорала Лерочка, и вовремя, ибо Захар Захарович уже почти был готов сделать именно это, но он неожиданно её послушался, спешно вытащил свой влажный, пылающий любовным огнем, член, на секунду вопросительно замер и тут же выстрелил спермой прямо в стоящий рядом с Лерочкой принтер, в котором тоже была вставлена какая-то рабочая бумага, в которой, насколько Зудов успел заметить, от лица Трутя сообщалось его недовольство банком «Хэ-Хэ-Три», и этот документ тоже был мгновенно испорчен безудержным семенем Зудова, расплывающимся теперь белым жирным пятном на строчке "Уважаемые господа", после которой следовал характерный деловой текст.

— Спасибо… — закрыв глаза, томно прошептала Лерочка.

— Всегда готов, — ворчливо усмехнулся Зудов и тут же опасливо надел свои трусы и штаны.

Небаба ещё сидела, замерев, видимо, переживая счастливые миги своей монотонной секретарской жизни. Потом она недоуменно оглядела быстро приводящего себя в порядок Зудова, как-то испуганно съёжилась и жалобно сказала:

— Извини меня…Ты, наверное, прав…Блин, он же сейчас придёт! Ладно, я сейчас перепечатаю…

— Мне нравится такое начало рабочего дня, — попытался пошутить Зудов.

— А я ведь тебя люблю, — грустно молвила Небаба, заправляясь и застёгиваясь. — 0й! Он идёт! Быстрее!!!

"Только этого ещё не хватало, — всё ещё убыстрённо дыша, подумал Зудов. — "Любовь…Любовь…Кажется, есть такой трест жевательных крестиков "Любовь"…Но какое это имеет…"

В коридоре явственно послышались грузные шаги Трутя.

— Это он, — бесстрастно сказала Лерочка, умоляюще посмотрев в глаза Зудову. — Ничего ведь не было?…

— А что вообще может быть?! — отозвался Зудов, вновь садясь на диван.

— Здравствуйте, — сказал Свен Свенович Труть, открывая дверь. С ним снова был какой-то мальчик. — Познакомьтесь. Это — Никита.

4. ЮПИ

Труть вошёл, грузно переставляя свои тяжёлые ноги, слепо потрясывая пухлым, почти правильной округлой формы, животиком, выпирающим из блестящих синих брюк под расстёгнутым бежевым пиджаком, которые доходили ему из-за укрепляющих их пёстрых широких подтяжек почти до груди; не спеша сел на стул рядом с Зудовым и опустил на пол, у ног, свой тяжёлый портфель с сейфовым замком, где хранились его деловые бумаги, завёрнутый в фольгу непременный каждодневный бутерброд с сыром и разноцветные презервативы. Его спутник смущённо встал у двери, всем своим видом показывая, что он прибыл исключительно по важному вопросу, который, однако, может быть разрешен буквально в течение пяти минут.

Дряблая, вялая шея Трутя — крем для шей «Юность» с матовостью шёлка ручной работы. Потные ноги Свена Свеновича — эластичные кеды, впитывающие любые ваши выделения: удобство всем нам! Ястребиные глазки Трутя — линзы-пупырышки "Зрячий круг" любых оттенков и форм. Костюм Трутя — костюм "Буржуин".

— Проходи, Никитушка, чего уж ты стоишь, как нищий какой-то…Вот — это родная фирма моя, «жужуинвест», про которую я тебе рассказывал, это — Лерочка, а это — Захар Захарович Зудов, которого мы все зовём "Зэ-Зэ"…Проходи, проходи…

Труть ласково вытянул вперёд правую руку, изображая приглашающий жест и похотливо причмокнул, впериваясь в мускулистую шею Никиты, а затем переводя взор на его пухлые чувственные губы.

— У Никитки сегодня несчастный день, — сказал Труть, выпрямляя левую ногу, — он поссорился с мамочкой и с папой…Из родного дома, можно сказать, выгнали человека, ни за что, ни про что…Ну подумаешь — не ночевал!.. Юноша ведь уже взрослеет — у него и своя жизнь должна появиться… — после этого Свен Свенович сказал совершенно официальным тоном, достаточно резко и недружелюбно: — Делаю его своим заместителем!

Захар Захарович после этих слов как-то ошарашенно встрепенулся, раскрывая рот, но Труть его упредил:

— Для тебя, дружище, у меня есть особое задание! И всё наше будущее — «жужуинвеста» — можно сказать, зависит теперь от тебя! Недоволен? Подожди, подожди, вот узнаешь…

— Я ж всегда старался… — забубнил Зудов.

— Но с чего ты взял, что я тебя прогоняю! — раздражённо выпалил Труть. — Я, можно сказать, тебя наоборот повышаю, если ты правильно меня поймёшь… Но это всё конфиденциально, конфиденциально! Сейчас мы с тобою уединимся…А уж Никитушку пожалей, Лерочка! Такое пережить! В столь молодые годы! Мне кто-нибудь звонил?

— Славик, — сказала Небаба.

— К чёрту!! Говори всем этим засранцам, что меня нету, поняла, Лерочка?

— Поняла.

— Ну вот и чудненько. Ну что, Захарчик, пойдём-ка, я думаю, Лерочка тут развлечёт пока Никитку, кофейцу ему нальёт, печеньице у нас было…А мы с господином Зудовым…

Тут его взгляд случайно упал на принтер и на вставленный в него лист со спермой 3. 3.

— Это что? — испуганно спросил Труть. — Как…

— Ой, я молоко пила… — спешно сказала Лерочка. Свен Свенович недоверчиво, но по-доброму улыбаясь, погрозил ей своим толстым указательным пальцем.

— Смотри у меня, девочка. Пойдёмте, Захар Захарович!..

Зудов тяжело вздохнул и встал с дивана.

— Я готов, Свен Свенович!

— Вперёд, Зэ-Зэ!..

Они вышли из комнаты и, спешно пройдя немного по коридору, вошли в соседнюю небольшую комнатушку, которая считалась кабинетом заместителя начальника «жужуинвеста», но на самом деле была, как правило, местом тайных утех Трутя, который даже в рабочее время не мог, бывало, удержать свою безудержную похоть, уединяясь здесь с разными Славиками и Никитками.

— Проходите, Зудов, — негромко сказал Свен Свенович, указывая на стул, стоящий у плотно зашторенного окна.

Печально вздыхая и с грустью думая о соблазнительном запахе Небаба, 3. 3. быстро сел на этот стул и вопросительно уставился на своего начальника, который методично закрыл дверь и неторопливо уселся в большое кресло, где уместилось бы ещё, наверное, два таких Трутя.

— Будем вам выкладывать начистоту всё положение наших нынешних дел, мой план и вашу роль в нём — я подчеркну — основную, если не главную.

Зудов обречённо склонил голову, пристально зачем-то вглядываясь в ножку журнального столика.

— Чего нос повесил?… — усмехнулся Труть. — Хотя ты прав: состояние наших дел сейчас, как это говорят, оставляет желать лучшего. Прямо говоря, у нас осталось только шесть тысяч долларов на счету, и то они все должны уйти на оплату помещения, света, прочей хреноты, зарплату мне, вам и Лерочке — видите, я же не могу вам не заплатить! — и ещё на разные мелочи. Договор с «лунстроем», на который я так рассчитывал, в последний момент сорвался, и мы…ну просто стоим на грани банкротства! Фирма наша на хорошем счету — пока, по крайней мере; ни в чём криминальном мы не замечены, хотя прибегали к помощи разных охранников-рэкетиров — а куда без них денешься, кто без них обходится?… Мы даже налоги платили исправно — конечно, не все, а то, что бы нам осталось? Но всё равно, контора у нас боевая, хорошая, с нами всегда все с удовольствием имели дело, только вот этот "лунстрой"…Может, пронюхали что-нибудь…Прямо хоть на Луну лети и на месте выясняй, что там у них случилось…

— Вы именно это и хотели мне предложить? — поёжившись, спросил Зудов. Он никогда не летал на космических кораблях и вообще боялся высоты.

— Не боись! Нет. Хотя я этого и не исключаю.

Зудов вздрогнул.

— Да перестань ты! У меня совсем другой план — грубо говоря, нам надо быстро проделать какое-нибудь дело, чтобы заработать кучу денег, а затем можно и на дно лечь…По крайней мере, на оставшуюся жизнь хватит…

— Значит, конец «жужуинвесту», если я вас правильно понял? — спросил 3. 3.

— Ты меня понял правильно, но я не знаю! Может, наоборот, начало! Но фирма — это фикция, это — бумажки и печати, можешь эти фирмы организовывать десятками, главное, чтобы нам всем троим конец не наступил! И Никитку жалко… — тут тон Трутя перешёл в какое-то рыдание.

— Но что же делать? — машинально сказал Зудов. Он и не представлял, что дела на работе обстоят столь плачевно, хотя догадывался, особенно, когда просматривал бухгалтерские ежеквартальные отчёты, которые в последнее время были почти пусты.

— Вот и я говорю: что делать?… — сокрушённо молвил Труть, а потом хитро улыбнулся. — Но я, сдаётся мне, нашёл выход!

— Да ну! — воскликнул сокрушённый Зудов.

— Он так же стар, как вообще деньги, но даёт неизменно превосходный результат!

— Что же это?

— Ну…Ну…Кхе…Короче, я беру за маленькую взятку большой кредит в банке под какой-нибудь договор, отправляем эти деньги некоему директору, с кем мы этот договор и заключаем, а он берёт и…умирает! — победоносно сказал Труть.

Зудов опасливо посмотрел на шторы.

— Его что, надо…убить, убрать?…

— Да нет же, что ж ты такой болван, а ещё мой заместитель…Он уже мёртв! Уже мёртвый человек! А с мёртвого — какой спрос? Получил деньги и это…в могилу!

— А мы? — насторожился Зудов.

— А что мы? Болван ты эдакий, просто тупица какая-то! Мы-то их отправили, мы при чём? Ничего не можем сделать! Человек околел — это ведь уважительная причина! С него и миллиарда-то не получишь, не просто каких-то там миллионов…

— А где же деньги-то? — недоуменно проговорил Зудов.

— Ты просто остолоп! — взорвался Труть. — Деньги-то я получаю! И мы делим их…Тебе…Впрочем, обсудим…Ну, понял, дубинушка?

— Как же вы их получаете, если их получил этот…мертвец? — спросил 3. 3. Труть ошарашенно и злобно развёл руками.

— Ты в самом деле такой глупый, или прикидываешься?… Куда их мертвец получит? На тот свет, что ли? Изначально всё делаем мы, и отправляем и получаем…и кайфуем, наконец! А этот существует только на бумаге!

— Как же он подпишет договор?

— Да задним же числом, задним, задним, понимаешь?… Таким же задним, как…Впрочем, не будем сейчас про мою любимую…

— Это незаконно! — воскликнул Зудов.

— А где ты законно сейчас получишь деньги?… Где? Где?!

— Ну хорошо, хорошо, но я-то тут при чём?

Труть хитро посмотрел в зудовские глаза.

— А вот ты всё это и проделаешь. Тут есть два пути: либо ты действительно находишь какого-нибудь смертельно больного, либо самоубийцу, либо…

— Что — либо?

— Заднее число! — раздражённо воскликнул Труть, повертев у себя в виске. — Ну?

Зудов испуганно застыл на своём стуле.

— Надо подумать…Обмозговать…Решить…

— Чего тут думать, баран!.. Ты хочешь нищим быть?

— Я не хочу в тюрьму!.. — со слезой в тоне сказал 3. 3.

— Не зарекайся!

— У меня нет мёртвых на примете.

— Работай, ищи! Блин — каждую секунду кто-нибудь помирает, а он не может мёртвого найти!

— А заднее число?

— А вот это уже дело техники! — торжественно произнёс Труть и хлопнул ладонью по столу.

— Может, лучше всё же старичка, или ракового больного…

— Так думай, ищи! Они, правда, суки, такие живучие бывают и жадные…Да пойди в морг, спиши чьи-нибудь паспортные данные и распишись за него…

— Я?

— А кто? Я и так это всё придумал…и…получу всё, беру всё на себя!

— Лучше безнадёжно больного! — твёрдо сказал Зудов.

— Попробуй. Но учти: к обеду мне уже нужен дохлый человек, точнее, его подпись и данные!

— Чего ж так спешить-то!.. — укоризненно сказал Зудов.

— А чего медлить? Я — в банк, ты — за мертвецом. Лерочка на подхвате, координирует ситуацию. Надо же всё подготовить! Всю операцию. А потом одним ударом — хряк! Бук! Пдзьоюююк!.. И по миллиону получаем!

— Это…правда?… — растрогался Зудов.

— А то! Риск есть, конечно же, но кто не рискует…

Зудов ошалел.

— Ты согласен?

Зудов задумался.

— Если ты не согласен, я поручу это всё кому-нибудь другому — тому же Никитке! Парень молодой, а уже башковитый! И не боится. Но ты тогда не получишь ни шиша! И не обижайся. А «жужуинвест» всё равно не сохранить, по крайней мере, в таком виде, как сейчас. Пора совершить мощный рывок!

"Все мои худшие опасения подтверждаются, — печально подумал Зудов. — Эх, устроиться б в «Войну»! Не надо было бы стоять перед этой дурацкой дилеммой…Ещё мертвецов мне не хватало! Продавал бы себе спокойно всякие электробритвы, снаряды и зенитки! Благо на них всегда есть спрос!"

— Ну?!

Зудов каков-то время напряженно молчал, потом медленно проговорил:

— Мне…надо…всё это…обдумать…Я не могу…так сразу…

— Ну я тогда пошёл к Никитке! — раздражённо выпалил Труть, резко вставая с кресла.

— Да нет…Подождите…Вы меня не так поняли…Это так неожиданно…

— Ты согласен, или нет?!..

— Я…Согласен, конечно, но…

— Вот и чудненько! — расплылось в улыбкетолстое лицо Свена Свеновича. — Пошли обратно, я дам тебе более подробные инструкции и экипировку!

— Э…Какую ещё экипировку?…

— Увидишь, дружище! Я знал, что ты пойдёшь со мной до конца! Но если что, — тут Труть стал нарочито серьёзным, — я тебе ничего не предлагал, ты всё берёшь на себя! У нас руки длинные — в любой зоне тебя найдём!

— Что вы имеете в виду?! — испуганным фальцетом почти пропел Зудов.

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду! Но моя интуиция, — Труть вновь легко улыбнулся, — подсказывает мне, что всё пройдёт наилучшим образом. Ура, Зэ-Зэ, юпииии!..

— Юпи?…

— Наш боевой клич, — сказал Труть. — Пошли за обмундированием, солдат капитала!

— А если…Я этого мёртвого не найду… — всё ещё сомневался Зудов. — Может ведь такое случиться? И что мне тогда делать?

— Вешаться, — ответил Труть.

5. ПОЧУВСТВОВАЛ РАЗНИЦУ

Настроение Зудова резко изменилось от благостно-радостного до настороженно- унылого. Он вдруг уловил в последнем слове Трутя некий малоприятный намёк, которого, вероятно, там и не содержалось, но который, тем не менее, застрял в мыслях зудовского мозга и настойчиво просился на язык. Он слегка увял и как-то жалостливо посмотрел на Свена Свеновича.

— Не ссы, — важно сказал начальник. — Против твоей воли никто с тобой ничего делать не собирается. Пока, по крайней мере…

Он злорадно хохотнул, напомнив З. З. рекламный ролик про корм для ручных крокодильчиков, где маленькая девочка именно с такой усмешкой совала свой пальчик в зубастую крокодиличью пасть.

— Вы меня… — тихо начал Зудов.

— Хватит! Пошли, получишь подробные инструкции и обмундирование! У меня есть специально для тебя одна маленькая штучка…

— Ну пойдёмте, — обречённо проговорил Зудов, неожиданно чётко представив перекошенное от гнева лицо своей мамы, которое было таким, когда мальчик Захар — её единственный сын — сообщил ей, что безмерно любит своего родного отца.

Труть резво вышел из кабинета, увлекая за собою Зудова, грустно мечтающего об объятиях Небаба и совершенно не желающего никуда ездить, ходить и вообще — работать. Но день продолжался, и Зудову пришлось согласиться со своей новой участью, что требовало от него инициативы и быстроты поступков.

Они вернулись в прежний кабинет, где секретарша восстанавливала сейчас испорченное зудовским семенем документ-письмо, а мальчик Никита, пунцовея от своей сегодняшней жизненной ситуации, тихо сидел на стуле.

— Он — за!! — торжественно объявил Труть, непонятно к кому обращаясь, как только вошёл. З. З. побито следовал за ним и недоумённо поглядел на занятую компьютерной клавиатурой Лерочку — неужели же она всё знала и не могла ему даже намекнуть?…

— Я ж вам говорила! — победоносно произнесла Небаба.

— А я сомневался, сомневался… — Труть сонно потянулся. — Но оказалось, что Захар Захарович — наш, и труп он нам к завтрашнему дню найдёт! А лучше — сегодня!

— Как — сегодня? — ошарашился Зудов. — Я не успею, я…

— Знаю, знаю, — отмахнулся от него Труть. — Но я ведь тоже не пальцем сделан!

Никита натужно заржал.

— Сейчас мы с вами посетим нашего спецврача по бизнесу, который преобразует вашу плоть в соответствии с возложенной задачей! -

— Что?…

— Не бойся — не больно. Укольчик триметилфентанила — и воспримешь всё со счастьем и благодарностью!

— Я…Мне нельзя… Мне наркотики противопоказаны, я…Что вы хотите со мной сделать?!.. — Зудов нервно достал из кармана пачку микро-сигар и, трясясь, закурил.

— Ну… — Труть зевнул. — Во-первых, тебе надо в среднее ухо вставить особый маленький телефончик, чтоб ты имел постоянную со мною связь…Он незаметен, но работает в пределах Солнечной системы — лучший продукт фирмы "Сношение"!

— А ещё? — смиренно спросил Зудов.

— Ещё — последнее достижение фирмы «Хроник». Корректор времени, который, собственно так и называется — «хроник». Он маскируется в твоём пупке и снаружи выглядит как небольшая, цвета морской волны, кнопка, на которую стоит всего лишь нажать, предварительно сняв предохранитель, располагающийся в анусе на манер геморроидальной шишки.

— И что?

— А то, что, как только ты запустишь механизм, для нас всех время будет идти обычным образом, а ты за один час сможешь прожить несколько лет! Я не знаю, как эта штучка действует…но это неважно. Главное, что пользуясь ею, ты успеешь уже к сегодняшнему вечеру — по нашему, нормальному времени, достать нам труп с подписью! Даже если вообще у тебя вдруг ничего не будет получаться, ты в конце концов дождёшься, пока кто-нибудь умрёт, только не забудь взять его реквизиты, и тогда возвращайся к нам!

— Но у него-то не будет "хроника"! — резонно сказал Зудов.

Труть задумался.

— В самом деле…Не знаю! Этот механизм ещё не опробован, ты, кажется, вообще будешь первым, кто его испытает на себе — между прочим, именно поэтому он мне достался бесплатно! — и там уже будешь действовать по обстоятельствам!

— Я вам что — подопытная мышка? — возмутился З. З. — А вдруг я вернусь стариком в маразме — зачем мне тогда ваши миллионы?!

— Не знаю, честно скажу — не знаю, — серьёзно промолвил Свен Свенович. — Ты, кстати, можешь его и не включать — если успеешь всё сделать в обычном времени. Ну что, пошли?

— Куда?!!

— Как, куда? К спецврачу, конечно!

— Мне надо подумать.

— Ты меня достал! — раздражённо крикнул Труть. — Думать, думать…Сколько можно думать?! Ладно, — он подошёл к небольшому сейфу, стоящему рядом с сидящей Небаба, раскрыл его и вытащил увесистую пачку рублей. — Вот тебе аванс! Ну — и на расходы. Ну как — додумал? Здесь, между прочим, твоя годовая зарплата. От сердца отрываю!

Зудов вяло ухмыльнулся.

— Ну?!!..

— Эх…Была не была!

З. З. быстро взял деньги.

— Где ваш врач?

— На шестом этаже! Вперёд!

В большом кабинете двухметровый серьёзный человек в белом халате поднял вверх шприц с прозрачной жидкостью.

— Подставляй зад!

— Это обязательно?… — заволновался Зудов, полулежащий в кресле, напоминающее зубоврачебное. — Может быть, в руку?…

— Нет. В жопу! Для тебя же лучше!

Захар Захарович перевернулся на живот, приспуская штаны, и тут же почувствовал небольный, уверенный, тык укола.

Через пять минут он расплылся в блаженстве.

— Доктор…Свен Свенович… — промурлыкал он, медленно застёгивая ширинку, — я…вас люблю!.. Я сделаю всё!

6. ПАПА-ВЕРА И ПАПА-ГЕРА

В нашем мире буйно разросшегося капитала существовало два главных прохладительных напитка — продукта двух самых мощных финансовых империй, по объёмам денежного оборота уверенно превышающих состояние султана Брунея, который до сей поры являлся самым богатым человеком планеты Земля, а, возможно, и Солнечной системы. Эти напитки, не пить которые вообще считалось признаком неудачливости, бедности и презрения к человеческому сообществу, и даже настоящим вызовом людскому роду, подлинное основание которого заключалось не в Боге, Разуме, или, скажем, в Природе, а именно в Них, этих напитках, — они именовались «Папа-Вера» и «Папа-Гера». Некоторые называли их любовно «Верыч» и «Герыч». Вот, скажем, обычная сцена у спецларька:

— Мне, пожалуйста, баночку "Герыча"!..

— Может, возьмёте лучше "Верыч"?

— Что вы!.. Что вы!.. Да я уже в утробе, уже с молоком матери всосал "Герыч"!.. И как, после этого, вы можете мне такое предлагать!.. Как вам не стыдно! Фу!!!.. Умру — но не притронусь к этой…А за «Герыч» я и в огонь и в медные трубы…Убить готов за каждую каплю!

— Правильно! — самодовольно и растроганно отвечал спец-продавец. — Пейте «Герыч» каждый день — и вам жить будет не лень! Ля-ля-ля — сплошная фень!..

— Будешь крепким, словно пень! — продолжал покупатель обязательное ритуальное заклинание, сопровождающее каждую покупку «Герыча» в спецларьке. Ларёк-то, впрочем, как и продавец, был собственностью фирмы «Папа-Гера», и, само собой разумеется, приверженцы «Верыча» здесь считались гнусными, вонючими врагами, кого надо давить, как мерзко расплодившихся тараканов, или негров.

А история этих вершин человеческого Духа была такова:

Однажды, где-то в конце девятнадцатого века, году, примерно в 1896-м, один пожилой швейцарский аптекарь Альберт Амадей Гоффманн сидел у себя в лаборатории и изобретал микстуру от тошноты. Само собою разумеется, что он положил туда довольно-таки большое количество недавно изобретённого героина — вещества, лечащего морфинизм, прогоняющего любые печали и треволнения и укрепляющего бодрость мысли и радость мировосприятия. Ещё в микстуру вошло несколько трав, сахар, чуть-чуть лимончика с корицей, и углекислого газа, делающего напиток шипучим и пенистым, как свежий морской прибой. Получилось так, что пальчики оближешь; радостный Гоффманн хватанул пол-литра своего произведения и отправился к себе домой пешком, опираясь на причудливую трость с медным сияющим набалдашником. Но не прошёл он и половины пути, как его охватило некое сладостное головокружение, мягкая истома, неожиданная счастливая слабость в каждом члене тела. Альберт зашатался от прилива счастья, но продолжал идти, вцепившись в трость, как в спасительную соломинку. Через несколько метров он рухнул на мостовую, совершенно не почувствовав боли.

— Много! Много!.. — только и успел крикнуть он, прежде чем погрузился в блаженную дремоту, похожую на райское радостное Небытие; в какой-то полусон, заполненный видениями ласковых чудес и восторженных ярких стран и миров.

Великое состояние продолжалось где-то около трёх часов; затем словно забрезжил рассвет в убаюканном мозгу аптекаря, и он вновь стал различать грубые очертания обыденной серой реальности.

Придя окончательно в себя, аптекарь не забыл свой возглас "Много!..", убавил количество героина, и в новом составе стал продавать микстуру, горделиво названную им "Папа-Гера".

Успех был ошеломительным. Через год, еле-еле сводивший концы с концами Гоффманн стал миллионером, а ещё через два года он умер оттого, что на свой юбилей выпил слишком много любимого «Герыча»: любовная кличка напитка появилась буквально сразу после первого успеха на мировом рынке. Тайну рецепта он, будучи бездетным, передал своему верному ученику Тимофею Метцнеру, который и основал целую транснациональную компанию «Папа-Гера», процветающую и поныне; секрет напитка он передал своему сыну, тот — своему, и так далее. Ходит легенда, что умирающий Гоффманн, подозвав Метцнера, чтобы сообщить ему тайну, сказал лишь четыре слова: "Сынок! Не жалей героину!", но проверить это не представляется никакой возможности, тем более, что героин в скорейшем времени был везде запрещён и признан самым опасным из всех наркотических средств, однако ж, компания «Папа-Гера» не только выжила в этих условиях, но ещё и удвоила, буквально за какой-то год после запрещения, свой капитал. В чём тут дело?… Никто этого не знает; многочисленные анализы, проводимые и до сих пор, упорно показывают отсутствие даже следов героина — вплоть до молекулярного уровня! — а эффект действия вещества ничуть не изменился с того счастливого времени, когда героин официально входил в состав "Герыча".

История компании «Папа-Гера» знает множество прелюбопытнейших событий и даже скандалов, а самый известный скандал произошёл совсем буквально недавно, когда компании угрожал полный крах, но «Папа-Гера» с честью вышла из сложнейшей и опасной для себя ситуации. Вот что произошло:

Один малоизвестный и, в общем, неудачливый химик однажды сказал своему другу, что он постоянно пьёт «Папу-Геру» и ловит от неё всамделишный наркотический кайф, хотя, после запрещения героина, тот был немедленно изъят из рецепта «Герыча». Друг заинтересовался, попробовал выпить мощную дозу — большое количество — «Папы-Геры» и, как говорится на молодёжном жаргоне, «затащился», причём вполне конкретно и более чем ощутимо. Слухи достигли ушей работников государственного контроля, они сделали ещё один анализ — всё тщетно, нисколько героина обнаружено в «Папе-Гере» не было. И тут сам химик предложил свои услуги, произвёл какой-то хитрейший анализ, и на молекулярном уровне обнаружил тщательно спрятанный наркотик, чья концентрация, словно назло, была ещё выше, чем до этого. Гос. контроль тут же арестовал всю произведённую и производящуюся продукцию компании, потребовав немедленно изъять из напитка героин. Это был столь мощный и неожиданный шок для руководства компании, что они вначале откровенно заявили, что без героина выпускать «Папу-Геру» они не могут и оставят всю Россию без культового, любимого всеми, «Герыча». Но гос. контроль был непреклонен — не хотите, мол, по-хорошему, так они сами изымут всю продукцию, а Россия, дескать, не обеднеет: у неё есть ещё «Папа-Вера». Именно этот факт настолько совершенно «добил» руководство компании «Папа-Гера», что оно собралось с мыслями и попросило у государственного контроля всего лишь навсего две недели для того, чтобы, как было официально заявлено, разработать новую формулу напитка, исключив из неё героин, который, несомненно, всячески способствовал прекрасному сбыту «Герыча» в феноменальных, для какого-то прохладительного напитка, количествах, в несколько раз превышающих не слишком тогда популярную «Папу-Веру». Лидеры госконтроля успокоились, сказав, правда, что лично попробуют и произведут тщательнейший анализ нового рецепта. Через две недели представители контроля пришли в главный офис «Папы-Геры», где им тут же налили напиток, с внешнего вида и по вкусу ничуть не изменившийся. Действие «Герыча» также было таким, как и всегда, даже ещё более сильным и откровенным. Представители со злорадством стали осуществлять наитщательнейший анализ и…не нашли никаких следов героина! Что они только не делали — и нигде не обнаружили ничего, вплоть до, опять-таки, молекул!.. Пригласили того самого малоизвестного химика, он пришёл в офис — беззубый, бледный и худой, выпил сразу же три банки «Папы-Геры» и тотчас констатировал большое процентное содержание героина, исходя из воздействие напитка на его организм. Ему сообщили, что героина там нет; он не поверил, сделал сам анализ — и не обнаружил даже следов героина на уровне молекул!! Химик задумался, а затем вдруг просиял, произвёл ещё один анализ и…позвал главу компании «Папа-Гера» для строго конфиденциальной секретной беседы. Никто не знает, что он сообщил Ивану Ильичу Метцнеру, но говорят, что химик — таки обнаружил героин на каком-то субатомном уровне, спрятанный так, чтобы его наличие не показал ни один анализ и ни один прибор: целое химическое, или физическое чудо! Химик потребовал для себя огромнейшей пожизненной пенсии в обмен на своё молчание и, судя по всему, её получил. Но как ни старались потом представители госконтроля повторить его анализ, ничего у них не вышло, и пришлось им разрешить «Папу-Геру» в новом рецепте к производству и продаже, хотя все были абсолютно уверены в том, что героин там есть!.. Говорят, что они до сих пор продолжают его искать, а люди пьют свой любимый «Герыч» и…"тащатся"!!

Что же касается «Папы-Веры», то её история напоминает историю «Папы-Геры» с принципиальным, правда, различием. Буквально через десять лет после открытия «Герыча» некий старик-фармацевт, бывший уже фактически в маразме, работал над созданием новых слабительных средств, столь нужных зачастую именно людям его возраста. Звали этого старичка Михаил Пафнутьевич Палтус. Используя метод проб и ошибок, он изобрёл зверски действенное слабительное, способное победить любой старческий и нестарческий запор, и чтобы его вовсю покупали и пили все — даже дети! — он добавил множество чисто вкусовых добавок и получил некий вполне приятный напиток, который он сделал шипучим, словно лимонад.

По вкусу новый напиток напоминал «Папу-Геру», за тем только исключением, что совершенно не обладал никаким действием — ещё бы! Героина- то и в самом деле там не было, ни на атомном, ни на молекулярном, ни на субатомном уровне, поэтому вначале «Верыч» покупался крайне плохо и воспринимался, как своего рода издевательство: всё вроде нормально, и цвет и вкус, а понта никакого нету! Его и покупали одни лишь старушки, да детки, да и то неохотно. Необходимо было срочно что-либо придумывать, ведь, в конце концов, и старушки и детки — тоже люди, и им тоже не чуждо стремление к кайфу…Михаил Пафнутьевич Палтус пораскинул мозгами, хотя и считался общепризнанным тугодумом, но тут вставал вопрос о его финансовом будущем, а в таких случаях даже ему приходили на ум разные идеи. Прежде всего, он страшно ненавидел "Папу Геру", и его первой добавкой стал налоксон — прямой андидот героина. "Вот вам всем!" — радостно размышлял он. И в самом деле, любители «Герыча», по каким-то причинам иногда не найдя своё любимое пойло, покупали «Папу-Веру» и жестоко обламывались — их воистину начинало "ломать"!! Никто сперва не понимал в чём дело, а Палтус широко в прессе объяснял это дурным влиянием «Герыча» и ничем другим. "Вот мой «Верыч», " — вкрадчиво заявлял он в интервью. Однако, на чистом отрицании далеко не уедешь. Приверженцы «Папы-Геры» просто вообще перестали просто под страхом смерти покупать «Верыч», и Михаил Пафнутьевич вновь оказался не у дел. Он думал, думал, думал и наконец опять кое-что придумал. Прежде всего он исключил из состава налоксон — и вовремя, а то, если бы его нашли, Палтус несомненно был бы обвинён в нечестном ведении бизнеса, даже если это и было продиктовано самыми благими намерениями. Затем он разработал настоящий витаминный коктейль, сделав свой напиток убийственно полезным. И наконец…Новая мысль была подсказана ему самим названием: Папа-Вера…"Папа-Вера, Папа-Вера…" — произносил он вслух по нескольку раз в день. "Первитин!" — наконец осенило его. Первитин был мощный допинг амфетаминового ряда, тоже уже запрещённый даже к медицинскому применению из-за свой огромной токсичности… Пришлось, как в «Герыче» использовать субатомный уровень, впрочем, «Папу-Веру» особенно никто и не проверял — на всех произвёл впечатление мощный витаминный коктейль; гос. надзор словно уже априорно считал, что создатель-Палтус не будет добавлять ничего предосудительного. Так, в конце концов, и возникла «Папа-Вера» — напиток, обожаемый всеми теми, кто хочет иметь зверскую, повышенную работоспособность, а поскольку при капитализме это необходимо всем, «Верыч» вскоре составил серьёзнейшую конкуренцию «Герычу», а иногда даже и обгонял его по количеству проданного. Напрасно руководство «Герыча», Метцнеры, бесконечно доказывали ужасную, чудовищную вредность первитина, полуторагодовое ежедневное употребление которого ведёт к подлинной шизофрении, Палтус на это недвусмысленно заявил, что им был подкуплен всё тот же самый химик-неудачник, который запросто может обнародовать наличие героина в «Папе-Гере». Метцнеры вспылили; в одно прекрасное утро химик был обнаружен под забором у своего дома с простреленным затылком. Палтус выразил безмерное соболезнование такому повороту дел, однако намекнул, что пресловутый анализ химик успел ему передать, и теперь он находится в недосягаемом, для всех заинтересованных лиц, месте. Что делать — пришлось Метцнерам смириться. В конце концов они встретились — Палтус и Метцнеры, и состоялось Великое примирение. Но по-другому и быть не могло, тем более, что в народе стал пользоваться популярностью коктейль из «Папы-Веры» и "Папы — Геры вместе — своего рода "спид-болл. Ещё стало популярно всю ночь пить «Верыч» в больших количествах, всё время догоняясь и догоняясь им, а затем снимать отходняк, закидываясь приличной дозой «Герыча». Итак, эти два мощных напитка, два титана нашего времени, оказались нужны друг другу, словно старые любовники, которых ничто не в силах развести, либо же, как две стороны одной золотой монеты. Поняв, что они теперь друг без друга никуда, да и не нужно им этого — вместе они заработают намного больше! — «Герыч» и «Верыч» поделили сферы влияния, дали друг другу торжественные клятвы хранить свои тайны и теперь уже совершенно спокойно продолжили свою деятельность, сохранив вражду только лишь на бытовом уровне, на деле же став истинными — не разлей вода! — друзьями. У Палтуса обнаружился приёмный сын — тоже Палтус, хотя и Серёжа, он передал ему секрет ("не жалей первитина, сынок!") и тихо скончался на девяностом году жизни, став настоящим мультимиллионером. Вот так вот вершатся капиталистические дела!.. Через многочисленные тернии, в обход законов, проходя по краю пропасти, люди становятся богачами и стяжателями; ну если уж вас коробят различные моральные комплексы, если ж вы мечтаете о честном труде, который под старость непременно принесет вам небольшие сбережения, то всё это не для вас. Сидите в глубокой заднице и уповайте на свою незапятнанную честь, она поможет вам ощущать запах денег, которые отпечатаны не для вас, и надейтесь на смерть — уж она- то должна расставить все точки над i, а ещё лучше отхлебните побольше «Герыча» и не забивайте себе башку всевозможными пересудами. Каждому — своё!

7. ПРОКЛАДКИ С КРЫЛЫШКАМИ

Экипированный деловыми бумагами, реквизитами разных банков, печатями и всевозможными доверенностями, Зудов вновь ехал в родном автомобиле «Бенц» по сверкающей отелями и красочно развешанными повсюду предложениями любых услуг великой, как русское экономическое чудо, Москве. Он остановился на светофоре, уже вполне спокойный и не переживающий. Он почти поверил в план Трутя и своё решающее участие в нём, и предвкушение большого количества шуршащих денежных масс заставляло трепетать его ноздри, и как-то мятно холодило желудок. Миллиарды!.. Но какой банк даст этому проныре Трутю столь огромный кредит? Под что?!! Или они заодно, а директор в доле…Наверное; в конце концов, это их дело. Зудову было необходимо как можно быстрее найти какого-нибудь старого лоха, который поставит под заготовленным документом подпись со всеми своими данными, а дальше должен скоропостижно умереть, либо куда-нибудь раствориться. Но лучше уж умереть: нет человека — нет проблемы, как говорил товарищ Сталин. В принципе, всё не так уж и сложно: З. З. решил начать свои поиски с дома престарелых; наверняка, там найдётся некий вечно обоссанный старичок, который за небольшую мзду и за тарелку супа подпишется под чем угодно. Ещё лучше, чтобы жить ему оставалась максимум неделя. Вот это и надо выяснить прежде всего!

Зудов блаженно потянулся, вдруг неприятно ощутив лёгкую боль в пупке и в заднем проходе. Ах, это их чёртов "хроник"!.. Ну уж нет — Захар Захарович до смерти боялся всех этих новых изобретений; мало ли что! Надо обойтись без него!.. Да может сейчас уже всё и решится! В конце концов, что нужно? Найти субъекта при смерти, накормить его, напоить, оформить ему хорошие похороны, пенсию внучке и получить подпись со всеми необходимыми причиндалами! Ну разве не ерунда!.. Всё-таки, Труть — гений!

Неожиданно дверь зудовского автомобиля открылась, и на сидение села застенчивая молодая девушка с красной сумочкой.

— Я никого не подвожу! — отмахнулся Зудов, тут же автоматически подумав, что скоро он сможет иметь всех красавиц любых рас, фигур и лиц.

— А я никуда и не еду, — скороговоркой проговорила девушка и тут же выпалила: — Когда у меня бывают критические дни, раньше я обычно использовала тампоны "Сухой рай", потом перешла к прокладкам «Пи-пи», это, конечно, хорошие прокладки — можно одевать белое бельё, играть в хоккей, резко нагибаться в танце в ночном клубе, стоять на голове…Но ничего не сравнится с новыми прокладками «Хронос», ибо они с крылышками!.. Загнул их за трусики — и можно вообще хоть штангу поднимать, и это в критические-то дни!.. — девушка с какой-то укоризной посмотрела на ошарашенного Зудова. — И сухо, сухо… — почти пропела она. — С крылышками! Прямо хоть бери и лети, словно птица — вот какие это прокладки! Запомните: "Хронос"!!

— Но я-то тут при чём? — еле придя в себя от такого напора, злобно сказал З. З.

— Ну…Ну не вам, так вашей подружке. Жене. Любимой, наконец. Дочке!

— Нету у меня никакой дочки! — остервенело вымолвил Зудов. — А ну — пошла отсюда! Выметайся! Совсем уже оборзели! Срать я хотел на все ваши прокладки!! Подмываться надо чаще! Не надо мне ничего…

— И кто знает… — словно совершенно не слушая его, продолжила девушка, — возможно, они и вам понадобятся…причём в скорейшем времени. Ведь крылышки! А то улетите куда-нибудь без прокладок — совсем будет непорядок! Запомните: "Хро-нос"…

— Вон отсюда! — рассвирепел Зудов.

— Три рубля — и пачка ваша. И никуда я не уйду. Будете упорствовать, закричу, что вы меня тут насилуете. А там…Я думаю, среди ваших документиков наверняка найдутся такие, которые нежелательно было кому-нибудь смотреть. Тем более, милицейским…

— Ах ты…Стерва!! Сучка!!!

— Полегче, — цинично сказала девушка, доставая пять пачек прокладок «Хронос». — Гони пятнарик, забирай товар. А не то…

"Это же чёрт знает, что такое!!" — совершенно опупело подумал Зудов, доставая деньги и включая сигнал аварийной остановки, а то ему уже избибикались. "Ну…Ну просто слов нету! Ну можно ещё, извиняюсь, засирать мозги по радио, по телевидению, но что бы так…С ума сойти! Вот гады, гады!! Нет, надо пулемёт покупать. А с другой стороны — неужели ж я пристрелил бы её из-за этих вонючих прокладок?! Но почему она сказала, что они мне скоро понадобятся…И что лететь…И почему-то "Хронос"…Вот гадина! Надо с ней осторожнее — может, шпионка какая-нибудь…Ладно, в конце концов подарю Небабе. Ах, Лерочка!..»

— Ну вот и умница, — совсем уже ласковым тоном произнесла девушка, как только получила деньги. — Ничего, ты меня ещё добром вспомнишь. Тренажёров никаких не надо?…

— Ах ты… — Зудов замахнулся кулаком и наверняка бы ударил эту паскуду, но она мгновенно выскочила из машины и нежно помахала З. З. ручкой, после чего недвусмысленно указала большим пальцем руки на низ своего живота, от души расхохотавшись.

Зудов брезгливо бросил прокладки на заднее сидение и остервенело рванул вперёд. Включив свою любимую радиостанцию "Коза ностра", он упоённо углубился в бесстрастно излагаемый диктором план свержения существующего строя с обязательным четвертованием президента и кастрацией всех министров и членов парламента, и вскоре почти уже совсем забыл об этой странной девушке и её прокладках с крылышками, которые, тем не менее, вполне реально лежали на заднем сидении.

Зудов ехал, ехал и, наконец, приехал. "Кажется, это — здесь. " — буркнул он, сверяясь с картой и вперяясь в аккуратный двухэтажный коттедж, заросший плющом и диким виноградом, словно дача какого-нибудь грузина. Табличка у входа гласила: "Митинский дом престарелых. Вход по пропускам. " "Это я — в Митино? — изумился З. З. — Вот занесло…Ну что за жизнь — то Митино, то какое-нибудь Коньково-Ебуново!"

Зудов тщательно закрыл автомобиль и с некоторым трепетом поднялся по ступенькам. Ещё не зная, какую фамилию ему называть, чтобы сойти за родственника, он вдруг обнаружил, что за вахтой никто не сидел — ни охранника, никакой характерной бабушки, которая скорее умрёт, чем кого-нибудь пропустит. Опешив от своей неожиданной удачи, Зудов вначале растерялся, а затем, как подлинный вор, бесконечно озираясь по сторонам, быстро вбежал на второй этаж по лестнице, покрытой характерной красной ковровой дорожкой, ворс которой стоял дыбом от недавнего пылесосенья. Пройдя по белому, похожему на больничный, коридору, Зудов как раз оказался у двери с надписью "Медицинский кабинет" — то, что ему как раз было нужно. Кашлянув, он постучал. На этот раз его не ждало столь бесспорное везение, как у входа в этот дом: за дверью кто-то был и женским голосом ему неприветливо ответил:

— Ну кто там ещё! Фуу — надоели! Входите!

Зудов приосанился, поправил зачем-то прядь своих волос, прямо как женщина перед свиданием с возможным сексуальным партнёром, и раскрыл дверь, входя.

Его взору предстал чистый кабинет с белыми стенами, белыми шкафами с лекарствами и белыми папками. За белым столом сидела пожилая, злобного вида, женщина в белом халате и читала журнал "Секс для старых дев". Увидев Зудова, она привычно-строго на него посмотрела, потом как-то неприветливо удивилась.

— Вы к кому? — резко спросила она.

— Видите ли… — начал Зудов, натужно улыбаясь

— Сегодня посещений нет! — не слушая его, отрезала она. — Первый раз, что ли?

— Да я…Да мне не для этого…Точнее, для этого…Но не совсем…Я…

Зудов вконец запутался.

— Документы! — приказала женщина. — Кто вы, и что вам здесь нужно?! Предупреждаю: мой палец постоянно лежит на красной кнопке, ОМОН приезжает через одну минуту двадцать секунд. Так что мало не покажется!

"Не на красной кнопке он у тебя лежит, а на красном твоём клиторе! — раздражённо подумал про себя Зудов. — Вот гнида! Даже слушать не хочет!"

Потом его вдруг осенила одна гениальная мысль. Он не спеша полез во внутренний карман своего чудеснейшего японского пиджака «А-Сука» с рыжим отливом, но достал оттуда не паспорт, а пачку денег, которую так же не спеша положил на белый стол перед женщиной. Она тут же, как бы против воли, слегка улыбнулась, отложила в сторону журнал "Секс для старых дев", но затем вновь приобрела суровое выражение лица, так что нос её заострился, как у покойника, и тихо спросила:

— Это — чего это? А?!

— Да видите ли…Можно сесть?

— Ну, присаживайтесь.

Женщина явно была не москвичкой, так как говорила с откровенным украинским акцентом. Зудов сел на белый стол, положил ногу на ногу, поставил перед собой свой дипломат и уже совершенно открыто и лукаво улыбнулся женщине.

— Как вас зовут?

— Ника Ардалионовна. Сплошная. Эта фамилия у меня такая — Сплошная. А что? Между прочим, главный врач Митинского дома престарелых. А что?

— Очень приятно, — изобразил З. З. живейшее участие. — Захар Захарович. Зудов. Заместитель генерального директора акционерного общества с ограниченным товариществом "жужуинвест".

— Ну и что? Кстати, это — действительно у вас такая фамилия — Зудов?

— Ну да, — не понял Зудов. — А что?

— Да ничего, — женщина вдруг задиристо расхохоталась. — Зудов! Зу-дов!.. Ха-ха! Так чего ж вам здесь надо, товарищ Зудов? Дедушку хотите сплавить, а? Или бабушку?

Её зелёные злобные глазки болезненно зыркнули по зудовскому колену.

— Да нет, что вы…Я — напротив! Понимаете, — заговорщически сказал Зудов, — наше АО — очень процветающая фирма, и мы…

— Рада за вас, — сухо проговорила Ника Ардалионовна.

— И мы хотели бы заняться благотворительностью. Помочь нашим детям…Старикам! Ведь государство их совсем забыло! А они же — наша гордость, наши мамы и папы!..

— Понятно, — сказала женщина, став вновь хмурой. — Хотите отмыть нечестные деньги. Предложить нам какое-нибудь гнилое дельце…Вам ведь нужна — как это у вас называется — крыша?

— Перестаньте! — укоризненно воскликнул Зудов. — Ничего нам от вас не надо! У нас всё и так уже есть. Повторяю: «жужуинвест» — очень респектабельная и богатая фирма. А у вас что — совсем нет проблем?

— Ха! — торжествующе хакнула Ника Ардалионовна. — Ха! Это у нас нет проблем?!.. Да как вы можете!.. Да у нас вообще ничего нет!.. Белья нет, лекарств нет, суден нет, этих…видеомагнитофонов — вот!.. Денег… — тут она нехотя покосилась на зудовскую пачку.

— Ну вот, — торжествующе улыбнулся З. З. — А мы готовы вам помочь. Понимаете?

— Просто так?

— Просто так.

— Не верю — сказала Ника Ардалионовна.

— Не верите? Но почему?

— Сейчас просто так даже родной матери стакан воды не поднесут.

"Права ведь, гадина!" — с каким-то неожиданным стыдом подумал про себя Зудов.

— И тем не менее это — правда. Вот видите деньги? Тут — тысяча рублей.

— Новыми?

У всех ещё в памяти было время великой инфляции, когда в ходу были сотни тысяч, бывшие всего-навсего жалкими бумажками.

— Самыми новейшими. Они — для вас!

— Взятка, что ли? — алчно спросила Ника Ардалионовна. — Я всё никак не могу взять в толк, чего вам от меня нужно.

— Да никакая это не взятка! — раздражился Зудов. — Это вам и на лекарства, и на бельё, и на судна…

— А. — Разочарованно сказала женщина.

— Впрочем, можете распоряжаться по своему усмотрению.

— А, — намного более оживлённо повторила женщина. — Но вам-то что нужно?

— Да ничего нам не нужно! Помогать мы хотим, понимаете — помогать! Вот пока тысяча рублей — кстати, нигде не учтённых, расписываться не надо, а то ещё с вас какой-нибудь налог сдерут…Но у нас также есть один план!

— Какой это? — быстро спросила Ника Ардалионовна таким неожиданно искушённым тоном, в котором явственно слышалось, что всё, мол, с тобой понятно, и сейчас ты, наконец, расколешься и выложишь истинную цель своего подозрительного визита.

— Понимаете, — постарался не обращать внимания на этот тон З. З. — Судна, лекарства — это всё хорошо. Но мы хотим помогать конкретным людям. Конкретным!

— Как это? — непонимающе сказала Сплошная.

— Ну… — Зудов заговорщически ухмыльнулся. — Предположим, мы берём какого-нибудь вашего пациента. Кого-нибудь безнадёжно больного. Ну, кому жить осталось совсем чуть-чуть.

— И что?

— Ну и…Превращаем ему этот остаток его жизни в праздник! Выполняем любые его желания! Словно волшебник прилетел на голубом вертолёте!

— Да какие у них к чёрту могут быть желания! — злобно воскликнула Сплошная. — Под себя только ходють, да лежат. Смерти ждут не дождутся. Разве ж это жизнь? Всеми брошенные…Я б на их месте точно что-нибудь с собою сделала! Нет у них никаких желаний! Смерть — их единственное желание! Вот у меня ещё есть желания! — она бессознательно коснулась рукой своего журнала на столе. — А я сижу тут с ними, выношу за ними…А мне бы напротив жить бы да жить!

— Да разве ж мы вас исключаем?! — расплылся в многообещающей улыбке Зудов. — Да вы у нас всегда на первом месте! Да вы…

— Правда?… — расчувствовалась женщина.

— Ну конечно! Вы — в первую очередь! Старикам у нас почёт, но молодым-то — дорога!!

— Вы меня…не оставите? — со слезой в голосе проговорила Ника Ардалионовна.

— Ни за что!

Зудов готов был уже встать на одно колено и припасть к рукам главврача дома престарелых, целуя и лобызая их.

— Ну вот что, — вдруг совершенно деловым тоном произнесла Сплошная. — Вам нужен дышащий на ладан старичок?

Она резво встала, подошла к белому шкафу с папками и бегло пролистала несколько из них.

— Вот — Михаил Пафнутьевич Палтус.

"Однофамилец, что ли? — подумал З. З. — И тёзка. Странно.»

— У него…В общем, у него всё, что угодно. Да ещё и СПИД застарелый. Мы даём ему жизни максимум неделю. Можете пообщаться с ним. Узнать его — хе-хе — желания.

Тут Сплошная почти вплотную приблизилась к Зудову и твёрдо, отчётливо прошептала:

— Гони ещё тыщу, и я тебя к нему отведу.

Чего угодно ожидал Захар Захарович, но только не этого. Он просто был сражён наповал. "Вот курва старая!" — чуть было не вслух вырвалось у него. — "И чего я перед ней распинался! Дал бы сразу…Но неудобно ведь…Сука — две тысячи!" Но всего неделя жизни! И миллиарды! Если всё нормально — тьфу-тьфу-тьфу…Да запроси теперь ещё этот Палтус хоть миллион — всё равно ведь дело стоящее! Но всё же, всё же…Ах. люди, люди…

З. З. быстро вытащил вторую пачку денег, которую Сплошная скрупулёзно пересчитала вместе с первой, после чего совершенно беззастенчиво засунула их себе в лифчик.

— О-кэй, — удовлетворённо сказала она. — Ну, пойдём.

Всё ещё злой, но уже постепенно начинающий радоваться Зудов быстро схватил свой дипломат, как-то неумело цокнул ртом и пошёл вслед за Никой Ардалионовной, осторожно оглядевшейся по сторонам при выходе в коридор. Итак, кажется, начало его деятельности было вполне многообещающим! Может, из-за прокладок с крылышками? "Надо было подарить этой Сплошной парочку, — машинально подумал про себя З. З. — Хотя она ведь уже это…ягодка опять!"

— Будь осторожен, — обернувшись вдруг к нему, сказала она нежным шёпотом, совсем прямо как старому любовнику. — Этот старикан — совершенно сумасшедший!

8. НОВОГО ДНЯ ГЛОТОК

Мягко ступая за уверенно идущей вперёд Никой Ардалионовной, Захар Захарович Зудов нервно пощёлкивал пальцами по своему дипломату, а в голове его проносились всевозможные картинки богатой и счастливой жизни: загородные виллы с бассейнами, весёлые миссы разных стран и городов, готовые доставить любые плотские утехи; мощные золотые цепи на мужественной, загорелой зудовской шее и ленивые пробуждения поздним утром с непременным свежевыжатым соком каких-нибудь папай, или маракуй. И всё это было вполне реально: счастье таилось прямо здесь, в неком вонючем, обспиденном старикашке, которого скоро сгниют черви, в то время, как Зудов будет цвесть и наслаждаться! "Надо будет обязательно завести молоденькую прислугу, — вдохновенно подумал Зудов, — и время от времени пощипывать её за пухлый задик. А она будет хихикать и совсем не обижаться. Нет, воистину, деньги — это всё!!!"

— Мы пришли, — тихо сказала Сплошная и постучала в белую дверь с бежевой ручкой.

— Кого там ещё к ёбаной матери принесло! — недовольно раздался за дверью зычный скрипучий бас.

— Михаил Пафнутьевич, — заискивающим голосом произнесла Ника Ардалионовна, — это я! Можно войти?

— Какого хера тебе надо?! Уборка уже была; и так заебали! Перестрелять вас всех надо, гнид паскудных!!

— Видите, — шёпотом сказала Сплошная Зудову, — я вам говорила: он — абсолютно сумасшедший. Может, вам лучше кого-нибудь другого подобрать?… Но остальные-то у нас, как на беду, все крепкие…Этот вот один сейчас смертник…Была одна бабушка — тихая, милая, её все любили, так её на прошлой неделе изнасиловал и задушил какой-то маньяк…Так жалко!

— Нашли хоть его?

— Куда там! — махнула рукой Сплошная. — Откупился, небось, стервец. Сейчас если деньги есть…Впрочем, сами знаете.

— Знаю, — согласился Зудов. — Ладно, пойдём. Выхода-то нет другого?

— А вам что — обязательно смертник? — вдруг подозрительно спросила его Ника Ардалионовна.

Зудов стушевался.

— Вы знаете…Обязательно! Пойдёмте!

— Ну ладно, ладно…Я вас введу — дальше уже ваше дело.

З. З. кивнул. Ника Ардалионовна распахнула дверь.

— Это что ещё за, ёбаный рот, наглость?!! Я вас что — приглашал войти! Совсем уже обнаглели!

В небольшой тёмной комнатушке с низким потолком, на кровати под почти чёрным от грязи пододеяльником с зелёным верблюжьим одеялом, возлежал огромный небритый старик с горящими глазами и лицом, преисполненным презрительного гнева и некоего своеобразного величия. Быстро и похотливо оглядев Сплошную, он остановил взор на Зудове и тут же совсем зашёлся от ярости:

— А это ещё кто?!.. Кто — я вас спрашиваю!!! Что за дерьмо! С такой умильной рожей! Его я точно сюда не приглашал — я его первый раз вижу! Вон!!

— Это к вам посетитель, Михаил Пафнутьевич, — мягко сказала Сплошная. — Директор фирмы…"жужуинвест".

— За каким хуем он мне сдался?! — рявкнул старик. — Пшёл отсюда! Ссал я на все эти современные фирмы! Ничего они не умеют — только продавать, да и то как-то херово. Козлы! Уберите его!!

— Захар Захарович, — настойчиво сказала Сплошная, — пришёл, чтобы украсить вашу жизнь. Он, как волшебник на голубом вертолёте. Он готов выполнить любое ваше желание!

— Нету у меня никаких желаний, — мрачно заявил старик. — Я уже всё поимел в этой жизни. Когда я придумал «Папу-Веру», у меня было всё, чего никому не снилось. А потом эта паскуда — мой приёмник — объявил меня сумасшедшим и засунул зачем-то сюда. Впрочем, мне и здесь неплохо. Всё это богатство я в гробу видал! Оно надоедает буквально через полгода. Одно и тоже — деньги, бляди, машины, какие-то долбанные острова с туземками…

— Так это — тот самый?! — поразился Зудов.

— Точно не знаю, — ответила Ника Ардалионовна. — Но его сдал сюда опекун, после того, как суд признал его невменяемым…

— Но ведь он умер!

— Я жив, как видите! — хохотнул старик, отпив вина прямо из горлышка стоящей перед ним на тумбочке бутылки. — Вся эта история моей смерти была для газет, для этих мерзких журналюг. Ну и приёмничек моё постарался. Зачем ему нужен сумасшедший отец-основатель? Вот он и объявил о моей смерти. А я ещё вас переживу!

— Но ведь вам уже, наверное, лет сто! — изумился Зудов.

— Сто четырнадцать, — горделиво заметил старик. — Пей «Папу-Веру», сынок, и будешь жить ещё дольше. Или ты предпочитаешь эту гадость…другую?

— Видите ли, я… — смутился Зудов.

— Понятно! — прогремел Михаил Пафнутьевич, тут же залез правой рукой вглубь своей постели, куда-то на уровень детородного органа, достал цилиндрический предмет и со страшной силой швырнул его в Зудова. З. З. инстинктивно протянул вперёд левую ладонь и поймал предмет; это оказалась банка "Папы-Веры".

— А ну-ка пей за моё здоровье! — скомандовал старик. — А не то, ничего из меня не вытянешь! Тебе ведь интервью?

— Да нет…

— Всё равно…Пей, гадёныш!!

— Ну, я пойду… — сказала Сплошная, выходя и закрывая за собой дверь.

Захар Захарович и Михаил Пафнутьевич остались вдвоём.

— Пей, сука, — уже как-то совсем незлобно и даже весело повторил свой приказ Палтус.

Зудов откупорил банку с характерным шипящим звуком и произвёл мощный глоток. На вкус это пойло было характернейшим «Верычем». "Вот, блин, — подумал Зудов. — никогда я не пойму, чего они так спорят…По-моему, оба этих наши знаменитых напитка по вкусу не отличаются, ну совершенно, ничем!" Он сделал ещё один глоток и тут же почувствовал неумолимую волну какой- то безудержной, откровенной приятности, нисходящей с макушки его головы до самых кончиков пальцев и заставляющей всё тело вибрировать в такт какой-то сумасшедшей кайфовой прелести — это начиналось действие запрещённого, но так и не исключённого из рецепта первитина.

— Михаил Пафнутьевич… — счастливо произнёс Зудов. — Я вдруг понял, что я вас люблю, что я не прав, и…

— Всё мне с тобою ясно, — удовлетворённо перебил его старик. — Что, зацепило? Будешь ещё клеветать на мою бессметную "Папу-Веру"?!..

— Что вы, что вы!.. — замахал на него руками Зудов. — Отныне я буду пить только её! Вот выйду от вас, куплю сразу ящик и…И всем друзьям скажу и всем…

— Давай-давай. — уже даже как-то приветливо буркнул старик. — Ну, садись, излагай, чего там у тебя?

Ободрённый эти приглашением Зудов сел на единственный в комнате деревянный скрипучий стул и прямо с ходу пустился в наступление:

— Мне нужна ваша подпись!

— Чего-чего?… — изумлённо переспросил старик. — Подпись? Это ещё зачем?

— Видите ли, — сказал Зудов. — Не буду с вами темнить — с таким асомбизнеса — мы тут задумали одно дело…

— Прибыльное? — оживился старик. — Я — в доле? Моя подпись стоит недёшево…

"Вот же чёрт! — сокрушённо выругался про себя З. З. — И этот туда же! Чего я и опасался! Нет, ну везёт же мне — столько стариков есть обычнейших, готовых подписать всё, что угодно, просто за хороший обед с вином, а мне достаётся такая акула капитализма, который понимает во всех этих операциях лучше, чем я с Трутём вместе взятые! Ну надо же!..»

— Чего ты там задумался? — вкрадчиво спросил старик. — Никогда не ссы: вот тебе первый закон бизнеса…Не боись — много не возьму. Хотя это зависит от суммы, которую вы намереваетесь слупить…Но я надеюсь — это понятно, а?

— Понятно, — мрачно сказал Зудов. — Да особенно много мы не слупим. Мы просто хотим за взятку взять в банке кредит, заключить договор. скажем, с вами, вы подписываетесь, мы высылаем вам деньги, получаем их и…

— И я — крайний, — закончил за Зудова Палтус. — В результате вы делите между собой ваш миллиард, а меня переводят отсюда в следственный изолятор. Я правильно вас понял?

— Да нет, — сказал Зудов, никуда вы не садитесь, потому что…

— Потому что вы надеетесь, что я к этому времени умру. Угадал?…

З. З. вдруг разозлился.

— Ну раз вы заговорили настолько откровенно, то и я не буду скрывать, что вам осталось жить где-то не больше недели. Но если вы примете наше предложение, то мы сделаем эту неделю для вас…

— Это вы из-за моего СПИДа?… — расхохотался Михаил Пафнутьевич. — Ха-ха, они мне уже двадцать лет назад давали неделю, как только я им заразился, а я, как видите свеж, бодр и крепок! И надеюсь ещё вас — горе-бизнесменов, у которых-то и идеи ни одной своей нету, все — с бородой, да ещё с такой, как у маркиза Карабаса — пережить!..

— Но вы что же — не стали лечиться? — поражённо спросил Зудов. — Когда узнали? Сейчас же лечат СПИД, особенно на ранней стадии…"Писёныш" с ксилитом. Или…

— Мой штамм «Писёныш» и никакой там другой ксилит не лечит. Впрочем, попробуйте, может он вам и поможет, а мне — нет.

— Что вы хотите этим сказать… — упавшим голосом сказал Зудов, чувствуя что у него, от страшного предчувствия холодеют кончики пальцев и солнечное сплетение.

Михаил Пафнутьевич Палтус весело, совсем как-то по-детски рассмеялся.

— Да, вы меня правильно поняли, молодой человек. В банке «Верыча», которым я вас угостил была небольшая капелька моей крови. Небольшая, но вполне достаточная, чтобы заразить того, кто его пьёт, моим личным СПИДом. Видите, какая честь для вас: вы теперь инфицированы вирусом самого великого Михаила Пафнутьевича Палтуса! Ну что — разве это не счастье?… Разве это не стоит всех ваших долбанных денег?… Они надоедают буквально через полгода, уверяю вас…Ах, да, полгода вы, видимо, не протянете…

— Вы шутите? — со слабой надеждой спросил Зудов.

— Я?… Ничуть. Впрочем, не вы — первый, не вы — последний. Я специально изготовил целую партию таких банок и обычно угощаю ими особо ретивых журналюг, которые раскапывают-таки тайну, что я жив. Кое-кто из них уже сдох, остальные мучительно пытаются вылечиться. Но — повторю — это какой-то особый штамм СПИДа, лечить который ещё не научились, ни на какой стадии.

Зудов всё никак не мог придти в себя от столь мощного шока, в который его поверг безжалостный поступок Михаила Пафнутьевича. Банка «Папы-Веры» до сих пор как-то глупо находилась у него в руке; он с омерзением отбросил её от себя.

— Швыряйтесь-швыряйтесь! — радостно воскликнул Палтус. — Всё уже сделано. Даже если вы сблюёте только что выпитое, что некоторые и делали, и это ничего не даст. Не волнуйтесь: вирус уже в вас, он бродит в вашей крови, проникает в ваше сердце, печень мозг…

— Замолчите!!! — рявкнул Зудов. — Вы — убийца!

— Ах вот как, — всё так же радостно ответил ему Палтус. — Молодой человек, мне сто четырнадцать лет. Знаете такую частушку: "дедушка старый — ему всё равно."? Вы что, надеетесь, что это — неправда? Неужели вы думаете, что хоть что-то может меня остановить от мести всему миру — всем вам, которых я люто возненавидел с того самого момента, когда мне объявили, что у меня — СПИД, а мой приёмыш вытолкал меня в дом престарелых?… Нет уж; я в самом деле — старый, очень старый, и мне действительно абсолютно всё равно. А ещё откровеннее — насрать. Скорее бы все сдохли, вместе с моим приёмником — вот моя единственная радость, больше ничего мне не нужно на склоне лет!

"Он в самом деле — сумасшедший, — грустно подумал Зудов. — Но как же я так просто купился?… Но кто же мог знать…Кто же такое предвидит…Погоди-ка…"

— Но ведь вы же живы! — с воскликнул Зудов. — Вы…уже двадцать лет! Как же тогда…

— Я — другое дело, — жёстко произнёс Палтус. — Врачи сами ничего не понимают. По идее, я давно уже должен лежать на Ваганьковском кладбище, прямо рядом с Высоцким — я там предусмотрительно купил место, когда это ещё не было столь дорого, как сейчас…Говорят, что у меня какой-то уникальный организм…А вот про вас, — Палтус бегло оглядел тщедушную фигурку Зудова, — я бы такое не сказал. Впрочем, попробуйте — теперь у вас нет больше другого выхода.

Зудов совсем увял.

— Подпись дадите? — почему-то спросил он, осознавая, что на самом деле на эту подпись ему сейчас совершенно наплевать.

— Во какой! — ехидно хихикнув, сказал старик. — Одной ногой в могиле, а всё о деньгах думает! Впрочем, вы все такие — молодые. За рубль удавитесь! Тьфу — мразь! Я решил очистить от всех вас нашу прекрасную голубую планету. Так что я, в некотором роде, санитар! — самодовольно закончил он свою небольшую тираду.

Он помолчал, потом неожиданно рявкнул:

— Не дам я вам никакой подписи! Нате — выкусите! Бизнесмены…Настоящие бизнесмены производят что-нибудь, как я, или же как мой вечный соперник Гоффманн…А вы — молодые гондоны, вечно хотите за чужой счёт обогатиться…Крутитесь всё как-то, вертитесь…Все мыслишки направлены не в сторону того, чтобы сделать что-нибудь реальное, что можно потрогать, увидеть, ощутить вкус, наконец, а только в сторону, как кого-нибудь надуть, «кинуть», как у вас говорят, будь это государство, либо честные предприниматели, которые по-настоящему нечто производят!.. За наш счёт вы и наживаетесь; за счёт нашего пота и крови! Хрен вы получите, а не мою подпись! Ненавижу!.. Такие молодые, а цинизма в них столько…что хватит на десять Гитлеров!

— Это вы мне говорите о цинизме!.. — возмутился, наконец, Зудов. — Вы, который только что заразили меня СПИДом…Да я в милицию обращусь, да я…

— Да никто вам не поверит! А если и поверят — неужели вы думаете, что меня хоть как-то это колышет? Ну умру в тюрьме; с моими капиталами у меня обязательно будет личная камера с телевизором, девочками, лучшей жратвой и выпивкой! Да и не посадит меня никто! В моём возрасте уже не сажают. Мне ж неделя жизни осталась — вам же говорили!..

— Ах вы…Гад! — не нашёл никакого другого определения Зудов, ибо все ругательства и казни казались ему совершенно недостаточными для этого самодовольного мерзкого старца. — Ах вы…Подонок!

— Ругайтесь-ругайтесь, — с наслаждением проговорил Михаил Пафнутьевич. — Всё равно вы от меня ничего не получите. Это — дело принципа. Я сразу вас раскусил. Поэтому и дал вам моего «Верыча». Так что, вместо всякой ерунды, займитесь лучше вашим СПИДом…Ах, мне вас даже жаль! Такой молодой, ему бы жить, да жить…

— Перестаньте!!! — заорал Зудов. — Старый ублюдок!!!

— Ах вот ты как запел…Но я пошутил — ни чуточки мне тебя не жалко. Чем меньше будет таких, как ты, тем чище будет воздух. Я же знаю: ты прямо с сегодняшнего дня начнёшь заражать себе подобных. Чтобы наладить какую-то там справедливость. И вот вас будет всё меньше, меньше, меньше…

— Я вас сейчас убью!! — крикнул Зудов, вставая.

— Не советую; у вас нет таких капиталов, как у меня, так что камеру вам определят самую, что ни на есть захудалую; ваше место будет, конечно же, у параши, и вас непременно выебет в жопу какой-нибудь пахан, сделав вас петухом. Конечно, он не поверит, что у вас СПИД, ну а если и поверит…Презервативов там хватает — смею вас уверить. Ну а если и заразится — чудненько! Этих блатных я ненавижу так же, как и вас. Видите, сколько добрых дел я совершил одним махом, заразив вас СПИДом!.. Да мне памятник надо ставить — уже сейчас, при жизни. А ведь я — живучий. Вас-то я точно переживу! Нет, воистину, я — самый великий!

— Ты просто сумасшедший! — воскликнул Зудов. — Причём, опасный сумасшедший! Тебя надо изолировать от общества и…

— А я уже и так изолирован, — рассмеялся Михаил Пафнутьевич. — И потом, ты всё время забываешь, сколько мне лет, и что мне совершенно на всё насрать. А подписи ты от меня никакой не получишь — хоть обосрись здесь. И вообще, ты мне надоел! А ну-ка — вон отсюда! А то я сейчас позову охрану…Мою личную охрану… — Палтус хитро улыбнулся. — И они тебя выкинут, предварительно так избив, что…Короче, мало не покажется. Считаю до трёх. Раз…

— Подонок!!! — взвопил Зудов и пулей выскочил из комнаты. Он бегом пробежал по коридору и чуть не сбил Нику Ардалионовну Сплошную, которая радостно несла кому-то обед — тарелку щей, кашу…

— Эй, полегче, а не то…А, это вы…Ну что — всё нормально? Получили вы от него то, чего хотели?

— Получил, — криво ухмыляясь, ответил Зудов. — И не только то, чего хотел, но даже и больше!

— Ну вот и хорошо. Я очень, очень довольна, — сказала Сплошная. — Заходите к нам ещё. Я вам буду рада всегда!!!

И она послала Захару Захаровичу наинежнейший воздушный поцелуй.

9. САМЫЙ ЛУЧШИЙ СПОСОБ СБРОСИТЬ ВЕС

Зудов, совершенно как лунатик, приговорённый наутро к виселице, сел за руль своей машины и с мрачной силой щелкнул себя по уху. Внутри его вспотевшей головы сразу же появился вкрадчивый голос Трутя, с явным оттенком полного удовлетворения своей нынешней действительностью.

— Захар Захарович?… Зэ-Зэ? Вы?… Как успехи?… Как продвигается наша гениальная операция? Я надеюсь, вы меня обрадуете — конечно не так, как только что Никитка, но…всё же…Итак, что вы можете сообщить?! — закончил он свою слюнявую речь вполне деловым тоном.

Зудов какое-то время молчал, не зная, с чего начать, потом выдавил:

— Плохо.

— Плохо? — весело отозвался Труть. — Что — плохо?… Не волнуйтесь вы так! Если сразу чего-то не получается, так это ерунда; времени у вас…вечность, можно сказать, так что не расстраивайтесь. Здесь не вышло, в другом месте образуется. Итак, конкретней. С чего вы начали?

— С дома для престарелых.

— Молодец! Никитка тоже мне сказал: мол, я бы на месте Захара Захаровича не мудрил бы, а отправился прямо в дом престарелых, они там за красивый гроб родных внуков продадут, ха-ха!.. И чего же у вас не вышло? Старик оказался чересчур принципиальным? Так вы бы сразу к другому…Или же только один был при смерти?

— Ну да, да, — раздражённо ответил Зудов, — я просто нарвался на…Знаете на кого?

— Нет, не знаю, — с каким-то ребячьим энтузиазмом сказал Труть. — Ну и на кого же?

— На Михаила Пафнутьевича Палтуса! — грустно воскликнул Зудов. — Помните такого?

— Михаил…Пафнутьевич…Стойте-стойте…Это что же — изобретатель «Папы-Веры»? Этой гадости, хотя Никитка так не считает, но это по молодости…Подождите, но он же мёртв!

— Я тоже так думал, а оказалось — нет. Двадцать лет назад он заразился СПИДом, и его приемник сюда его и упёк от разных журналистов и прочих кривотолков…

— Ой, как интересно! — пискнул Труть, совсем, словно ребёнок. — Надо срочно сообщить Никитке — то-то радость будет парню, то-то радость…

— Да заткнитесь вы со своей радостью! — не выдержал Зудов. — Он и меня заразил своим СПИДом, этот гад…Дал своей «Папы-Веры», я выпил, ну и…

— И вы только поэтому такой мрачный? Сейчас же лечат СПИД! Срочно езжайте в любой ларёк, купите «Писёныш» с ксилитом и…Если в течение двух часов с момента заражения, то вам хватит всего лишь одного пузырька! Эх! У меня таких СПИДов было…Знаете сколько?…

— Да это какой-то особенный штамм, не лечится он "Писёнышем"!!! — заорал взбешенный Зудов. — Всё, мне конец, главное, я даже на знал, что такое сейчас есть…

В зудовской голове наступила небольшая пауза. Затем вновь возник голос Трутя — на сей раз абсолютно серьёзный и даже слегка печальный.

— Да, мой дорогой коллега, такой штамм есть. Это просто не афишируется, чтобы народ не пугать, но…он есть. Как я его боюсь; как же вы меня напугали!

"Только о себе волнуется, собака!" — сокрушённо подумал З. З.

— Этот штамм, — назидательно продолжал Труть, — называется «пи-штамм», либо «пи-СПИД», медики его ещё между собой именуют «вич-пиранья», поскольку он не только неизлечим, но и развивается в десять раз быстрее обычного…Подождите — но вы же сказали, что этот Палтус уже двадцать лет им болеет?… И до сих пор жив? Обманул он вас, а вы и купились!

— Правда? — с надеждой спросил Зудов. — Наверное, обманул…Но он, сказал, что он — исключение, такое, дескать, тоже бывает. Врачи, мол, до сих пор удивляются и ждут, что он вот-вот кинется…А он всё живёт.

Снова последовала небольшая пауза.

— Вы знаете… — опять серьёзно-печально проговорил Труть, — такие исключения действительно бывают. Медицине они непонятны, да и встречаются, кажется, в одном случае из миллиона…Но вы не отчаивайтесь, а главное — проверьтесь! Впрочем, вам это самому будет сегодня же ясно: дело в том, что при заражении «вич-пираньей» буквально в первый же день изменяется, извиняюсь цвет экскрементов. Они становятся такими…как бы вам лучше объяснить…ярко-бордовыми! Так что, езжайте сейчас в ближайший туалет, ну, или не сейчас, а когда…это, ну…возникнет естественная потребность, и внимательно изучите свои какашки. И тут же сообщите мне — а я постараюсь что-нибудь придумать.

— А что можно ещё придумать?! — обречённо вымолвил Захар Захарович.

— Ну…Все конечно знают, что этот штамм — неизлечим, но последние исследования…А доктор, который делал вам телефон и «хроник», всегда всё знает…И мне он никогда не откажет…

— Вы это серьёзно, или просто меня утешаете? — с трепетом спросил Зудов.

— Что вы!.. Конечно же, совершенно серьёзно! Ну а если вас удивляет, откуда я всё. это знаю, то некоторая особенность моей…любовной жизни, как бы это лучше высказать, ну, заставляет меня быть в курсе всех этих дел! Так что, постарайтесь пока выкинуть всё это из башки и спокойно работайте дальше. Про подпись Палтуса я вас и не спрашиваю даже — это такой жук, что…Поезжайте в другой дом престарелых! Хотя, вы, наверное, уже и смотреть на них не можете! Ну попробуйте что-нибудь ещё, из того, о чём мы с вами говорили…Да, ну вы даёте!.. Работничек! Только взялся за дело — не только никого не окрутил, так его и самого ещё заразили…Просто курам на смех! Ладно, извините, просто не мог сдержаться; главное — не волнуйтесь! А как увидите свою какашку — сразу звоните мне! Ну всё, пока, у меня тут Никитка прямо весь извертелся, сейчас пойду ему «а-та-та» сделаю! Ну — чао-какао!

Труть отсоединился.

— Чтоб ты сдох, стервец, со своим Никиткой! — раздражённо выпалил Зудов. — На всё насрать человеку, кроме своей…плоти! Попробуй мне, сука, не найди лекарства, точно тебе капну крови в кофе!! Ладно, делать нечего, будем надеяться на лучшее. Ну и куда теперь? Нет, с живыми у меня чего-то не выходит, поеду-ка я в морг!

Зудов отупело завёл машину и покатил по улице.

Вокруг него ничего не изменилось. Москва не верила слезам — совсем, как муж не верит лживым женским глазам. Всё везде толклось, куда-то пробивалось, устремлялось, словно стараясь найти несуществующий выход из установленной с начала света упорядоченной хаотичности; бурлящая статика всевозможных человеческих проявлений казалась в какой-нибудь миг столь омерзительной, что её хотелось выблевать всю без остатка, словно некий однородный полуживой, копошащийся ком из протоплазмы, стали и камня; в каждом отрезке выданной для ощущений реальности виделась единая олигофрения этого мира, торопящегося поскорее закончить какой-нибудь иллюзорный конец — шага, покупки, акта, чтобы начать очередное, точно такое же, начало; и даже небо было серым, как секунда, и даже мусор был разноцветным, как спиртные напитки в ларьке. Каждый, кто зовётся Жора, не живёт без тренажёра. Ну а если вы не Жора, как же вам без тренажёра?… Бывали разные эпохи и времена, но сейчас наступила эпоха Жопы и Прокладки. Жопа — это то, что нас объединяет; прокладки сделают наши деньги золотыми. Нас всех знаем мы все. Кое-что вам известно из ваших нужд, но уж основную часть вашей жизни предоставьте нам. Кому это — нам?… Мы — это вы, только более осведомлённые, особенно в будущем — и в далёком, и в близком. Поэтому, предоставьте нам львиную долю своей жизни, а главное, массируйте каждый раз во время еды свою попку специальным приспособлением «Казюкас», и вы подойдёте к завершающему мигу вашего бытия свежими, без перхоти, без живота, хорошо отдохнувшими и неизменно результативно потрудившимися, а главное, с жевательной резинкой «Ковырялка» во рту — ведь её жуёт сам Бог, и это будет вашим пропуском в рай — туда, где будет ещё больше мыла, кухонных ножей и пятновыводителей, и это будет вечно.

"Что за маразм носится у меня в башке!.. — ужаснулся Зудов. — Надо срочно принять транквилизатор «Уп-Са-Са» с аспирином С, а то так ведь и тронуться можно, а трёхнутый — кому ты нужен?… А сейчас я и так никому не нужен, ведь я же…Смертник, который необходим Трутю!" З. З. даже покраснел от страха, отвращения и злобы. "Так вот, в чём дело…Это всё было, должно быть, подстроено…И Ника Ардалионовна, и Палтус…Никакой он, наверное, не Палтус, а переодетый агент Свена Свеныча! И вот теперь у них имеюсь я, но хрена они получат мою подпись!! Что же делать, что же делать?…»

Зудов напряжённо задумался.

— Знаю, — сказал он вслух сам себе. — Надо срочно доставать другой труп с подписью, и я тогда уже не буду нужен в таком качестве, может, Труть тогда меня и вылечит…А сейчас — зачем ему меня лечить?… Ах, гад, гад, все гады! — завопил Зудов во всю глотку так, что на него даже посмотрел розовощёкий пожилой мужчина, параллельно ехавший с ним в серебристом "Запорожце".

"Стоп! — вновь перешёл Зудов на внутренние мысли. — Надо срочно выяснить — заболел я, или нет, как там…А — срать! А хочу ли я? Всё равно; как-нибудь натужусь.»

Он остановился у первого же кафе, вышел из машины, закрыл дверцу и прямо бегом влетел по ступенькам внутрь этого кафе через массивную дубовую дверь.

— У вас есть туалет? — быстро спросил он спокойно стоящего у гардероба официанта в синем костюме с красной бабочкой.

— Есть-то он есть, — надменно отозвался тот. — Но не для вас!

— Это почему же?… — опешил Зудов.

— Он для посетителей.

— Ну давайте я вам заплачу!

— Ха! Что ты можешь мне там заплатить! Заказывать надо!

— Чашку кофе.

— Не пойдёт! — торжествующе сказал официант. — Мало!

— Чёрт бы вас всех побрал! — возмутился Зудов. — А если мне плохо?… Вам что — совершенно на это наплевать?…

— Мне лично — совершенно, — невозмутимо ответил официант. — Что — совсем обсираешься? А если все так будут к нам приходить…покакать? А? Что тогда? У нас заведение, где люди занимаются прямо противоположными вещами!

— Ладно, — сдался Зудов. — Принесите мне какое-нибудь блюдо. Но одно!!

— Какое?

— Любое.

— Хорошо, — усмехнулся официант. — Вон — туалет, а блюдо я принесу тебе на столик. И не вздумай сбежать. Я буду стоять прямо у двери!

— Прямо как в милиции! — буркнул Зудов и ринулся в туалет.

Сев на унитаз, он долго старался хоть что-либо произвести, и наконец, почти после десяти минут напряжения, из него вышла маленькая суховатая какашечка, больно ободравшая ему анус. З. З. немедленно встал, взглянул и от неожиданности чуть не упал головой в этот унитаз: говешка была ярко-ярко бордового цвета!

— Проклятая гнида!.. — проскрежетал он, подтираясь. — Заразил-таки!

Он вышел из туалета и тут же натолкнулся на действительно стоящего на страже официанта.

— Ну что, не умер? — спросил он З. З.

— Нет пока, — обескураженно произнёс Зудов. — Но скоро умру.

— Но прежде ты съешь своё блюдо и заплатишь по счёту. Вон — видишь там на столике?

— Что это? — недоумённо проговорил Зудов.

— Чёрная икра. Триста пятьдесят грамм. Ты же сказал, что тебе всё равно?

Официант сжал кулаки, готовый дать отпор, в случае чего. Но, к его удивлению, Зудов вяло кивнул и сказал:

— Да, да…Мне действительно всё равно…Слушай, принеси ещё четыреста грамм коньяку. Или лучше — тащи бутылку.

— Вот это совсем другой разговор! — обрадовался официант и куда-то заспешил.

"Как же я доеду до морга? — вдруг пронеслась мысль в зудовском мозгу. — Я же на работе…Я же буду пьяным…"

— А пошли они все!!! — с пафосом воскликнул он и, горбясь, словно старик, вдруг явственно понявший, что жизнь, в сущности, подошла к концу, поплёлся к своему столику.

10. НОВОСТИ ОТ ПИСЁНЫША

Через полтора часа шатающийся Захар Захарович Зудов дошёл до своего автомобиля «Бенц», стоящего у входа в кафе "А ну-ка, парни!", открыл ключом дверцу и буквально рухнул на переднее сидение, больно ударившись носом о руль. В голове его словно шумели какие-то камыши, или пролетали, хлопая крыльями, утки, в которых нестерпимо хотелось выстрелить из любимой охотничьей двустволки, чтобы цветастый селезень мягко упал на болотистую почву и застыл в агонии среди шумящих камышей, пока родной пёс Полкан не принесёт его в твои, ждущие тёплой птичьей плоти, руки. Зудов привычно щёлкнул по уху, и ему немедленно ответили.

— Зэ-Зэ!! Зэ-Зэ!!! Это — ты?! Куда ты делся, окаянный?! Я ж тебе обзвонился!!! Мы уже связь проверяли — может, телефон сломался, или ты как-то неудачно упал своей глупой башкой…Где ты?!! Что вообще происходит?!!

Зудов расплылся в кривой усмешке.

— Что…происходит…Ничего…не…происходит…Я…пообедал…Могу же я…пообедать…

Он помолчал, потом вдруг слёзно воскликнул:

— Заразили меня, Свен Свеныч, заразили!! Гады. подонки, скоты, старики!.. Я смотрел — бордовое оно у меня, ярко-бордовое, как вы и говорили! Бордовое…говно!

— Боже мой, ты совершенно пьян! — строго крикнул ему в голову Труть. — Ты что — совсем взбесился? Ты же на работе! Да ещё и за рулём!! Уволю!!

— Увольняйте… — весело пропел Зудов свой ответ. — Что мне теперь ваша работа, ваши…деньги-шменьги?… Заразили, гады, сволочи, заразили, бордовое…говно!

Последнее слово показалось ему почему-то жутко смешным, и Зудов начал бешено хохотать, словно его щекотал какой-нибудь высококвалифицированный массажист.

— Перестань! — попытался оборвать его Труть, но безуспешно. Зудов стал как-то совершенно откровенно ржать, ещё и подхрюкивая иной раз.

— Да заткнись же ты, болван! — заорал наконец Труть так, что у Зудова чуть не лопнул лоб. — Пока ты там развлекаешься, я вовсю занимаюсь твоими делами! Твой штамм лечится!! Только что нашли лекарство! Понял, ты, мудик?!..

Зудов мгновенно осёкся, как будто его выключили, словно надоевший телевизор.

— Что…вы…сказали?… — недоверчиво спросил он.

— Что слышал, идиот! Надо же так нажраться! Лечится уже сейчас эта вич-пиранья, они искали-искали лекарство, а оно, оказывается, всегда было под рукой! Короче, обратись в любой ларёк и купи "Писёныш"…Но без ксилита! Знаешь — такие синенькие?

— Знаю, — тупо сказал Зудов.

— Ну вот и всё. На ранней стадии съешь две пачки и гуляй дальше! А эти врачи — болваны…Сколько из-за них народу поумирало! И только буквально неделю назад — ты слышишь меня?! — одному совсем молоденькому окулисту пришла в голову эта идея…Провели исследование, анализы, опыты — всё сходится. Только запомни: без ксилита!

З. З. показалось, что он находится внутри какого-то идиотского сна, который всё никак не может закончиться.

— Это…правда?! — ошалело спросил он.

— Да правда, правда! Слушай, какой же ты пьяный! Надо с тобой что-то делать! Слава богу, мы это предусмотрели…

— Как это?

— Сколько ты выпил?

— Бутылку коньяка.

— Даа…Ну ты даёшь! Впрочем, на твоём месте, я бы может…Короче, сейчас я тебя протрезвлю по телефону. Мы специально сделали особый канал, по которому тебя можно всегда привести в чувство — разбудить, вытрезвить…Мало ли что! Но предупреждаю: это больно и достаточно…неприятно, что ли. Ты готов?

— Уже? — удивился З. З.

— А что, ещё не накайфовался? Всё, хватит, работа ждёт, время идёт, чувствую, что без «хроника» тебе не обойтись…

— Давайте! — резво крикнул Зудов, которому ни в коем случае не хотелось задействовать этот самый "хроник".

— Действительно готов? — недоверчиво проговорил Труть.

— Готовность номер один! Пуск!

— Ну и получай!!!

Бешеная молния взорвала зудовский мозг, словно пробив череп, как какое-то доисторическое копьё, и сдирая ко всем чертям скальп прямо с верхушкой больших полушарий, будто дорвавшийся до врага маньяк-индеец с огромным кремневым ножом. Такого удара Зудов не ожидал; он резко обмяк и упал лицом на руль, конвульсивно дёрнувшись, словно эпилептик, или казнимый на электрическом стуле. Прошла как будто целая уйма времени, прежде чем Зудов мог хоть что-то ассоциировать в окружающей его действительности; всё это время Труть напряжённо молчал, словно боясь, что такой заряд может ненароком убить его подчинённого, потом же он мягко, шёпотом произнёс:

— Ну…как ты? Я, кажется слегка переборщил, но ведь целая бутылка коньяка…

Зудов застонал, еле-еле как-то поднял голову, и тут же с удивлением ощутил, что он совершенно трезв, словно ничего и не пил, и вообще чувствует себя гораздо лучше, чем ему казалось в самом начале его возвращения к предметам и мыслям этой реальности.

— Да, вы меня чуть не грохнули своим этим электрошоком, но благодаря вам я теперь вполне работоспособен.

— Ффу, — облегчённо выдохнул Труть. — Ну вот и чудненько! Ну всё, я с тобой совершенно умаялся, а Никитка…Давай, короче, действуй! Надеюсь, твоя вторая попытка будет поудачней первой!

— Спасибо вам, дорогой мой, — счастливо произнёс Зудов. — Вы меня едва не убили, но вы же меня и спасли от смерти. Вы — истинный руководитель, начальник мой! Ура! Да здравствует «Писёныш»! Долой ксилит!

11. ДЕТСКИЙ ПАНАДОЛ

Остановившись у первого попавшегося ларька, Захар Захарович Зудов долго высматривал в его витрине то, что было столь необходимо длине его жизни, но так этого и не обнаружил.

— "Писёныш" есть? — спросил он у румяного паренька-продавца с широкими ладными руками лучшего мастера на деревне.

— Обязательно! — одновременно «окая» и «якая» ответил парень, совсем так, как грузин сказал бы "Обижаешшшшь!" — «Писёныш» с ксилитом, вот он, берите, пять рублей…

— А без ксилита? — замирая, спросил Зудов.

Продавец как-то недоумённо хихикнул:

— Хи-хи, а зачем он без ксилита, хи-хи?… Он разве бывает без ксилита? Я никогда не видал-то; всегда с ксилитом. С ксилитом он и этааа — СПИД лечит, вона.

— Извините, — мрачно сказал З. З. и отошёл.

"Ладно, — подумал он, сидя за рулём своего любимого «Бенца», — Никуда не убежит. Главное, что он есть, и что он лечит. Куплю. А пока что…Отправлюсь-ка я в морг. Попробую теперь с покойником — уж он-то мне точно ничего дурного не сделает. Где тут у нас ближайший морг? — Зудов пораскинул умом секунд примерно семь, затем уверенно впечатал в своё сознание: — В «Склифе»! Поеду-ка я в "Склиф"!"

И вот, через двадцать минут автомобиль З. З. уже стоял у входа в главный корпус института "Скорой помощи" им. Склифосовского. Зудов не спеша вышел и огляделся.

Корпус возвышался над ним незыблемо, точно чудовищно-огромная пачка жевательной резинки «Стиморол» в её рекламе, когда она, сметая всё на своём пути, вылезает из нутра Земли, изображая рождение сверхновой звезды, или ещё какой-то космический катаклизм. На последнем этаже этого здания скорби и надежды сияла голубая неоновая надпись: "Болейте реже — лечитесь чаще". Издевательское противоречие, заключённое в этих словах, подвигало на непременные размышления о всевозможных проблемах своего здоровья и об образе жизни, который у Зудова был как раз совершенно правильный, словно ответы на задачи в пятёрышной контрольной работе по алгебре. Единственно, чему З. З. уделял, как ему казалось, недостаточное внимание — так это мышцам своего живота; он давно уже подумывал купить тренажёр «Пупсик», чтобы эти мышцы стали литыми и бугристыми, совсем как у ведущего телепрограммы про этот тренажёр;Зудов безумно завидовал ему и его атлетической фигуре — совершенно как у мужчины, изображённом на большом стенде у станции метро "Парк Культуры"; но ведущий постоянно объяснял, что тут дело только в «Пупсике»: достаточно, мол, вам его купить, и вы тоже станете, в точности, как он, хотя что-то подсказывало Зудову, что одним «Пупсиком» здесь не обойдёшься, нужен ещё и «Ягодичник», а и то и другое вместе было слишком дорогой покупкой для Захара Захаровича, по крайней мере, пока. Вот если бы получилась эта идея Трутя…Тогда Зудов смог бы осуществить и свою самую главную мечту: сверхтренажёр "Человеческий зверь", где каждое упражнение задействовало буквально все мускулы, существующие в теле, ну а если делать всё строго по видеокассете, прилагаемой бесплатно, можно было, наверное, уже через год после начала занятий вообще даже принять участие в конкурсе "Идеальная мышца", что сулило славу и немалую премию в случае победы. Тут-то Зудов понял, что имела в виду эта надпись на главном корпусе «Склифа»: конечно же, тренажёры!.. А путь к их обилию, и, следовательно, к зудовскому счастью, сейчас проходил для него через морг. Что, кстати, абсолютно согласовывалось с древними мифами: ведь даже Иван-дурак должен был прыгнуть в кипящее молоко и свариться в нём, чтобы превратиться в статного и красивого молодца. А затем жениться на принцессе. Хотя, на хер эта принцесса, если ты и так идеально мускулист и прекрасен?… Зудов грустно вздохнул и решительно пошёл вперёд — ко входу в «Склиф» и к своей удаче.

— Мне нужно в морг! — гордо объявил он охраннику внутри.

Тот изумлённо и недоверчиво посмотрел на него.

— Чего?!..

— Ой, извините… — сообразил Зудов, — я хотел сказать: в кардиологический корпус, там моя двоюродная сестра с инфарктом, которая…

— Которую ты уже похоронил! — схохмил охранник. — Ну, даёшь, парень. Она тебе что — наследство, что ли, отписала? Не торопись; у нас такие врачи — тебя ещё переживёт!

— Да я…

— Да мне-то что, — равнодушно улыбнувшись, сказал охранник, — ты ей, главное, такое не ляпни. Или она…в самом деле…

— Да нет, нет, не должна ещё вроде…

— Ладно, — махнул рукой охранник. — Вон там пройдёшь, выйдешь на улицу, во двор, второй дом слева. А морг-то у нас здесь, в подвале, на лифте надо спуститься, только тебя туда не пустят. Уяснил?

"Отлично!" — подумал Зудов.

— Да, да, спасибо.

Он прошёл вперёд, куда-то завернул и оказался прямо у лифта. Зудов нажал кнопку дверей; лифт сразу же открылся, и в нём, как и нигде поблизости, не было никого.

— Во, как мне везёт, — прошептал З. З., вошёл в лифт и поехал в подвал.

Подвал института "Скорой помощи" был тих и сумрачен. Повсеместно стояли бесхозные тележки на колёсиках для перевозки больных, или трупов; кое-где на потолке горели одинокие лампочки, висящие прямо на искривлённых проводах; в воздухе стоял характернейший медицинский запах эфира и формалина. Зудов, озираясь, сделал наобум несколько шагов и вошёл в первую попавшуюся массивную дверь, которая так сильно заскрипела при открывании, что сердце Захара Захаровича ёкнуло.

Как ни странно, судя по всему, он попал именно туда, куда ему и было нужно. В комнатке с белыми стенами, где было холодно и вообще как-то неуютно, посреди стоял большой четырёхугольный стол, а на нём рядком лежали мёртвые тела. Их было, наверное, штук двадцать; к ноге каждого простой бечёвкой была привязана пластиковая бирка с номером; все они были совершенно голые. Зудов инстинктивно отпрянул назад, чуть было не выбежав оттуда со сверхзвуковой скоростью — настолько неожиданно было для него вот так вот сразу и запросто оказаться наедине с беззащитно и как-то вполне обыденно лежащими здесь трупами. Потом он всё же еле-еле переборол отвращение и страх, справился с нахлынувшей на него волной неотвратимой тошноты и медленно, даже как-то осторожно, закрыл дверь в это скорбное помещение, где кончается медицина и начинается путешествие в "вечное может быть".

Тут он заметил прислонённый к одной из стен ещё один, совсем небольшой, стол с четырьмя стульями; на нём стояла бутыль с прозрачной жидкостью и тарелка, в которой зеленели солёные огурцы. Бутыль окружали четыре гранёных стакана; все они были пусты.

З. З., опасливо прислоняясь к стене, как будто бы желая слиться с ней, чтоб сразу стать совершенно незаметным и вообще несуществующим, если случится что-нибудь непредвиденное и жуткое, медленно направился к этому второму столику, стараясь не смотреть на явленный здесь апофеоз смерти, напоминающий накрытый банкетный стол каких-нибудь упырей, или же рабочий кабинет главного врача Освенцима, вообразившего себя вправе крикнуть каждому мертвецу, аккуратно возлегающему здесь: "Лазарь, выйди вон!"

Он медленно сел на стул, спиной к трупам, взял бутыль и понюхал жидкость в ней. Это явно был спирт. И тут, как будто бы не соображая, что он делает, Зудов налил себе полстакана и резко выпил залпом, поняв, что спирт был неразбавленным, только когда уже в стакане не осталось ничего. З. З. зверски покраснел, дико икнул и тут же буквально закинул себе в глотку солёный огурец, словно этот едкий огурец мог погасить жгучий огонь, тут же воспылавший по всему протяжению зудовского пищевода — от горла до желудка. Захар Захарович мгновенно вскочил и стал бить себя по животу, пытаясь хоть как-то смягчить своё горящее нутро, потом рухнул вновь на стул, ощутив надвигающееся на него, как вражеский танк на солдатика с винтовкой в окопе, чудовищное, мощное опьянение; затем ему вдруг стало всё безразлично — и трупы, и его внутренний огонь, и даже самое дорогое, что вообще у него было: мечта о сверхтренажёре "Человеческий зверь".

Он запросто, совершенно безо всяких эмоций, повернулся лицом к трупам, затем встал; шатаясь, подошёл к ним и начал их рассматривать, как будто бы полностью забыв, для чего он вообще сюда пришёл.

Трупы лежали на столе, словно загорающие отпускники на солярии в рекламном ролике фирмы «Тур-ту-ту», показывающем прелести отдыха на тропических островах, или же как пациенты, желающие тотального исцеления, над которыми стоит мрачно гипнотизирующий их психотерапевт. Тут были совершенно любые тела — мужские, женские, старые, молодые; был даже ребёнок лет пяти-шести. Глаза у всех были плотно закрыты; на некоторых виднелись разнообразные кровоподтёки; их лбы сияли, отражая приглушённый свет лампы дневного освещения, протянутой через весь потолок.

"И вот — бренность человеческого бытия! — подумал Зудов именно ту банальщину, которую он и должен был подумать. — Как там говорится? "Увы, бедные Йорики!" Прах, короче, к праху. Ничего не существует — одна лишь вопиющая о своей собственной загадке плоть. Да, всё — только плоть. Когда-нибудь и я лягу так в рядок, прислонившись к неизвестному мне при жизни существу, и не нужно мне будет ни автомобиля, ни трусов, ни тренажёров".

Всё это показалось Зудову столь грустным, что он даже издал некое рыдание.

— А может, не ждать, и лечь прямо сразу? К чему все эти денежные трепыханья, афёры и волнительные ножки Лерочки Небаба? Да, пожалуй, я лягу. Конечно, я пока ещё жив, но это дело поправимое. Глядишь, полежу тут какое-то время и умру. Зачем я вообще сюда попал? Здесь же нету никаких документов, данных…Мне же не сюда надо было спускаться, а в какую-нибудь канцелярию…А тут — одни номера. Но всё не случайно. Зачем тянуть историю за хвост? Раз я здесь оказался, нужно присоединиться к моим новым товарищам по оружию. Они ведь тоже когда-то получали деньги! И вот чем всё это закончилось. Решено — ложусь. Сейчас разденусь, а там меня вскроют, тем самым убив, ну а уж если не убьют, то сожгут в крематории — тогда я точно не избегу блаженного небытия. Прощай, мир, надо сказать, ты мне никогда особенно и не нравился!

Произнеся вслух всю эту речь, абсолютно пьяный Зудов стал снимать с себя ботинки, как вдруг услышал отчётливые членораздельные слова:

— Хочешь к жмурикам присоединиться? Давай-давай, мы тебе и номер подберём и вскроем тебя не больно, предварительно усыпив и умертвив. Можем даже телеграмму родным отбить: мол, скоропостижно скончался в морге. Ну что, готов?

Зудов обернулся, как ошпаренный, и увидел двух врачей в белых халатах, стоящих у двери. Один смотрел на него, посмеиваясь, другой был суров. Зудов стал что-то мямлить, но тут суровый врач мрачно спросил:

— Ты как здесь оказался, зёма? Ты — некрофил, что ли? Как тебя сюда пустили?!

— Да я…Тут было открыто, и я…

— Говорил я тебе, Карпель, закрывай дверь! — воскликнул суровый врач, обращаясь к всё ещё посмеивающемуся своему коллеге. — А то приходят разные извращенцы!

— Я не извращенец! — гордо заявил Зудов. — Я — бизнесмен!

— Да хоть президент! Думаешь, среди них мало…таких? Что, будешь сейчас нам лепить, что хотел, мол, на мёртвого списать получение крупной суммы денег? Это ж старая-престарая песня! А документов-то тут никаких нету! Одни номерки! А ты как будто этого и не знал, да?…

— А где ж документы? — ошарашенно спросил Зудов. — Я думал…

— Что ты там думал!.. Провести нас думал?… Документы-то в истории болезни! Любой так называемый бизнесмен это знает. Они ж как-то готовятся к такой операции, изучают вопрос…Хотя все бизнесмены и есть извращенцы. Столько раз одну и ту же идею впиздючивать! Да она стара, как мир! Думаешь, и в миллионный раз получится?… Но тебя-то мы обнаружили в морге!! Не в канцелярии, не у главврача с попыткой дать взятку, а в морге, понимаешь?… Так что ты нам эту свою байду не рассказывай. Тебе труп был нужен. А вот для чего?… Очевидно — извращенец!!

— Да я не извращенец! — почти плачуще произнёс Зудов. Дело приобретало совершенно идиотский оборот. Действительно ведь — откуда в морге документы? Как же он мог так просто лажануться…Труть его теперь убьёт!

— Не извращенец я! — крикнул он почти в отчаяньи. — Ну не знал я, где документы! Я именно у вас хотел попросить, я вас дожидался…

— Попросить? — удивился более весёлый врач.

— Ну, за небольшую плату…

— Ясно. Гони обоим по пять штук и получишь паспортные данные. А вот кого — выберешь сам.

"Вот гниды!" — подумал Зудов.

— Я…У меня столько нет…Я…

— Нет, ну и катись отсюда, пока мы не вызвали охрану и не сообщили, как ты трахал вон того ребёночка.

— Эээ…Постойте…Ну давайте хоть по четыре!

— Торг здесь неуместен! — важно сказал суровый врач.

Зудов молча полез в карман и достал десять тысяч рублей. Врачи немедленно взяли деньги и спрятали их где-то внутри своих халатов.

— Выбирай жмурика! Кто тебе нужен-то? Женщина, наверное, не подходит…Вон — мужичок, видно машина сбила. Всякое бывает с человеком…

— Подождите, — вмешался другой врач, — нужно же сбрызнуть сделку! Он и выберет тогда побыстрее и получше!

— Извините, — пьяным голосом сказал Зудов, — я уже.

— А, уже к нашему спирту приложился, гад!.. Ладно, мне не жалко. Но у меня есть для тебя кое-что получше…

Врач достал из кармана большую ампулу и шприц.

— Что это? — спросил Зудов.

— Триметилфентанил. Отличная штучка, надо сказать! Сразу в себя придёшь! Сразу начнёшь соображать — где трупы, а где документы!..

— А, я это знаю, — обрадовался Зудов. — Я пробовал!

— Ну и молодец. Снимай штаны.

Зудов покорно подставил зад, испытал укол и настроился на кайфовое блаженство. Но вместо этого ему вдруг безумно захотелось спать; он просто стал терять сознание от неотвратимо наступающей на него безумной сонливости.

— Что…вы…мне…вкололи… — еле смог выговорить он.

— Сильное снотворное, — сказал суровый врач. — Никогда не доверяй медикам, брат, и не ходи просто так в морг. Гиблое место! Нет — ну я просто с тебя балдею! «Бизнесмен»! Достаю ампулу — хочешь? — пожалуйста…А если бы там был яд? И в какой только фирме держат таких ослов! Наверное, директор у вас вообще — самый главный придурок!

— Но…зачем…я…вам…

— Ты нам действительно на хер нужен, а вот твои органы! Это подороже всяких ваших бизнесовых афёр…с бородой! Вскроем тебя, оформим твою смерть — и всё! А продать всякую там твою печень — это уже дело техники.

— Это — наш бизнес, — заметил второй врач. — И замечу, что он почти никогда не даёт сбоев. А прибыль колоссальная! Не просто какие-то там десять штук, которые ты нам заплатил, чтобы запросто дать себя убить!

— Вы…подонки… — с огромнейшим трудом смог выдавить из себя З. З.

— Сейчас время такое, — заметил суровый врач. — Смотри-ка, крепкий парень, всё никак не вырубится…Должно быть, наркоман…Ладно, хоть что-нибудь из тебя мы продадим. На вид ты, вроде, не весь ещё организм просрал…

Зудову захотелось заорать, удрать отсюда, взмолиться, сделать всё, что угодно, чтобы чудовищная реальность этой ситуации прекратилась, но он всего лишь тупо упал на пол и окончательно потерял сознание. И вот тогда эта реальность для него действительно перестала существовать. Врач был прав. Морг — это гиблое место.

12. ВЕЧНО СУХОЙ ПОДГУЗНИК

Через миллионы лет тьмы и безмолвия существо, по имени Захар Захарович Зудов пришло в себя. Какое-то время. показавшееся ему вечностью, он мучительно ассоциировал себя, мир, своё место в нём и события последнего времени. Всё постепенно складывалось; наконец он дошёл до своего посещения морга и…Органы! Органы!!! Его органы! Эти врачи хотели же разрезать его на органы и продать их! Почему же он ещё жив и…кажется, с ним всё нормально?

Тут только Зудов заметил, что сидит в своей машине, которая находится в каком-то дворике, но, очевидно, абсолютно вдали от проклятого "института Скорой помощи". Вдруг, шаря руками по своему телу, чтобы убедиться, что его нынешняя жизнь — не сон, З. З. обнаружил большой лист бумаги, булавкой приколотый к своему пиджаку. Он сорвал его, посмотрел; это оказалось письмо.

"Дорогой Захар Захарович! — размашисто было написано в начале листка. — Ну, парень, ты просто в рубашке родился, хотя…Нет, мы не шутили, относись к нам, как хочешь, но ведь каждому хочется кушать, а у нас ещё и семьи…Короче, мы действительно хотели тебя в лёгкую прирезать и продать твои органы, которые, судя по всему, должны быть в нормальном, здоровом состоянии; ты, очевидно, не наркоман, хотя твой бурный восторг на предложениетриметилфентанила…Будь осторожен! Хотя…Короче, мы не уверены, знаешь ты это, или нет, но ты заражён СПИДом, причём таким штаммом, которая современная наука пока не может вылечить. Мы сделали обычный анализ и тут же обнаружили это. Как ты понимаешь, продать органы, заражённые неизлечимой формой СПИДа, не представляется возможным. В связи с этим мы решили сохранить тебе жизнь и вообще ничего с тобой не сделали, только отвезли тебя подальше от «Склифа», чтоб ты сразу не рвался с нами разбираться, а прежде хорошенько бы подумал. Твой СПИД тебя спас от нас, пока что ты, как можешь заметить, жив и целёхонек, но это не значит, что его у тебя нет. Этот штамм развивается достаточно быстро, хотя бывают и исключения. Поэтому, мы не советуем тебе нам сразу мстить — если ты вернёшься, тебя, во-первых никто к нам не допустит (все уже предупреждены) и — более того — тебя сразу же схватят санитары, и на этот раз, тебе не удастся уйти из наших рук невредимым, несмотря на все твои СПИДы. Так мы решили себя обезопасить. Помни — мы могли сделать с тобой всё, что угодно, хоть яйца тебе отрезать, но мы пожалели тебя, так как тебе всё равно не долго ещё осталось — чего тут душой кривить. Поэтому, предлагаем тебе забыть всю эту историю, и ещё совет — не суйся никогда в морг, это — гиблое место! Попробуй с пользой и наслаждениями провести те несколько месяцев, которые у тебя ещё есть. И можешь теперь смело становится наркоманом, либо алкоголиком — тебе теперь всё равно.

Желаем удачи. Твои несостоявшиеся убийцы врачи Кононов и Карпель. 17 июня 2022-го года".

Прочитав это послание, Зудов, неожиданно для самого себя, как-то нервно расхохотался. Удивительно! Будь в том ларьке с деревенским парнем-продавцом «Писёныш» без ксилита, и он бы сейчас был уже на том свете, выясняя "вечное может быть"! Выходит, что Палтус его просто спас от смерти, заразив!.. Но кто бы мог подумать! А они, конечно же, ещё не знали, как лечится этот пресловутый штамм СПИДа — не зря Труть говорил, что это только-только открыто. Вот извив судьбы! Хотя он сам дурак — полез прямо к чертям в пекло! С другой стороны — откуда же он мог знать, что эти врачи — такие подонки…Хотя, как правильно заметил, кажется, Карпель, сейчас время такое…И всё же, как же клятва Гиппократа?!..

— Скоты! — совершенно как-то незлобно вслух сказал Зудов, сунул руку в карман и убедился, что деньги они ему почему-то оставили. Пожалели бедного больного. Нет, ну в самом деле, — скоты!!!

Захар Захарович завёл мотор и не спеша выехал из этого дворика. Прямо на выезде он обнаружил большой ларёк с многочисленным количеством товаров. Он остановился, вышел и безразлично спросил у рослого, молодого, мускулистого продавца:

— "Писёныш" есть?

— Какой вам? — участливо спросил продавец.

— Без ксилита.

— Три рубля пачка.

— Дайте две! — счастливо улыбаясь, сказал Зудов, затем добавил: — И ещё две баночки "Герыча"!

— Что — оттянуться хочешь? — спросил продавец, выставляя в окошечке заказанное Зудовым. — Кстати, лучше всего «Герыч» и «Верыч» пополам. Никогда не пробовал такой коктейль?

— Нет уж, спасибо! — резко парировал это предложение Зудов, расплачиваясь.

— Да на здоровье, мне-то всё равно…

Зудов сел в свою машину, раскрыл две пачки «Писёныша» и немедленно съел его содержимое. "Вот и всё!" — как-то пусто подумал он, прощаясь со своим СПИДом, который спас сейчас его жизнь. После этого он залпом выпил две банки «Папы-Геры», и через пять минут уже блаженствовал, представляя всё, случившееся с ним, как какой-то идиотский наркотический «глюк». Он откинулся в своём сиденьи и жадно закурил, радуясь нарастающему действию «Герыча» и вообще — бытию, как таковому, которое вновь было с ним. Но тут в голове его раздался характерный вызов.

— Зэ-Зэ!! Зэ-Зэ!! Куда ты опять делся! — раздался неугомонный голос Трутя. — Я уж подумал грешным делом, что ты либо опять нажрался, либо тебя где-нибудь прихлопнули. Я ведь забыл тебя предупредить, что эти врачи из моргов…Ты жив вообще?…

— Да, я, как ни странно, жив, — радостно отчеканил Зудов. — Но лучше бы вы меня предупредили! Они действительно меня усыпили и хотели пустить на органы…

— Ах, блин! — сокрушённо промолвил Труть. — Никитка мне то же самое говорил, а я тебе звоню, звоню, ну, думаю, всё, конец нашему Захарычу…И как же тебе удалось?…

— Они обнаружили у меня неизлечимый СПИД, и вот я очнулся в своей машине, живой, как никогда и счастливый! Представляете — в ларьке, в который я сразу же обратился перед этим проклятым путешествием в морг, не было без ксилита! Это-то меня и спасло!

— Вона как! — облегчённо выдохнул Труть. — Ну а сейчас-то ты что?

— Сейчас уже всё. Купил. Съел. Вылечил.

— Ну да, они просто не знали, это ж только что…Ну, ты прямо в рубашке родился! Хотя — работник ты, надо сказать…

— Знаете что?! — раздражённо выпалил Зудов. — Это вы — начальник никудышный! Вы вполне могли знать, что в морге никаких документов нет, что они все в истории болезни, и мне там вообще было нечего делать, и могли бы меня действительно предупредить об этих суках-врачах…

— Да я думал — ты знаешь! — изумлённо сказал Труть. — В морге ты просто выбираешь покойника и за взятку…Ну а насчёт врачей…Ну кто бы мог подумать, что они все — такие гады! Хотя, конечно, они больше получат за твои органы, чем все наши взятки…Ладно, согласен, это мы всё не продумали. Да и не надо было тебе, конечно, по любому соваться в этот морг…Гиблое место! Между тем, рабочий день идёт к концу, а у нас ещё ничего нет. Ты готов задействовать "Хроник"?

Этого вопроса Зудов боялся больше всего. Что-то недоброе предвиделось ему в существовании этого «Хроника»; он готов был буквально на всё, лишь бы не включать его.

— Свен Свенович!.. — заканючил он. — Ну дайте мне ещё один шанс! Я успею. Тем более, меня сейчас осенила одна замечательная идея!

— Ну? — нетерпеливо спросил Труть.

— А поеду-ка я сейчас…в роддом!

— В роддом?… — ошалело сказал Труть. — А…чего тебе там? Там что, старички рождаются?

— Да в том-то и дело, что нет. Но рождаются. Дети. Будущие граждане. Пока недееспособные. Улавливаете?

— Погоди-ка, погоди-ка… — рассудительно проговорил Труть. — А, ты переписываешь данные новорождённого, расписываешься за него, а мы уже с нотариусом…Оформляем его как взрослого человека! А там — ищи-свищи! Смотри-ка — молодец! А ты успеешь?

— Да они рождаются хоть ночью.

— Слушай — верно! — весело сказал Труть. — Не зря я тебя держу своим заместителем! Ну, дай бог, хоть это получится…Остальное — дело бумажной техники и моего нотариуса. Ты смотри…Блистательная просто идея! Ладно — дуй в роддом, там разберёшься, а я пока с Никиткой посоветуюсь — больно парень башковитый! И держи нас на связи — чтобы без глупостей…Я теперь от тебя всего жду! А то ещё самого обратно в мать засунут!

— Да не засунут, Свен Свенович, — радостно улыбаясь, на эйфорической волне «Герыча», сказал Зудов. — На этот раз всё будет тип-топ!

— Ну ладно, — с надеждой в голосе проговорил Труть. — Отключаюсь! Если что — сразу звони. Ну и я…Да подожди ты, Никитка, хватит меня вечно хватать за…

"Вот педрила старый! — счастливо подумал З. З., вырубая свой внутриголовной телефон. — Впрочем, какая мне разница! Человеку так нравится. Ну что — стану я когда-нибудь миллионером, или нет?!..»

И он, весело насвистывая всем осточертевшую некую современную песенку, поехал вперёд — в роддом, навстречу новым приключениям этого прекрасного рабочего дня своей жизни.

13. ВЕЛИКОЛЕПНОЕ СРЕДСТВО ОТ ПРЫЩЕЙ

Ближайший роддом, адрес которого З. З. Зудов выяснил по карте, оказался каким-то захезанным четырёхэтажным домишкой, внутри которого, казалось, не происходило вообще ничего, не говоря уже о появлении новых людей на Свет Божий; этот домик был настолько донельзя унылым, совершенно как будто без наличия мерзкого петушиного взвизга, олицетворяющего каждодневное бытие некоего здешнего работника, так нуждающегося в чёткости и работе в нужное ему время действительности, что ему приходилось вообще не спать, а, ворочаясь, нетерпеливо ждать вожделенного петушка, чтобы, в результате противного "кукареку!", получить разрешение вскочить с кровати и начать заниматься различным приёмом родов, либо кормлением; но вообще-то сейчас ещё не было характерного утра, знаменующегося неотвратимой побудкой, а был всего лишь конец рабочего дня — ранний вечер, где и так ещё никто и не спал, за исключением измученных рожениц, поэтому Зудов смело подошёл к тёмной двери, за которой как раз скрывались тайны производства Новых Людей, и, секунду поколебавшись, нажал кнопку звонка, который тут же звонко зазвенел, напоминая всё равно раннеутреннего непременного петушка, словно сейчас в самом деле было уже утро, а ещё не вечер.

Дверь почти немедленно открылась; за ней стоял молодой юноша в белом халате, с озабоченными и строгим выражением лица.

— Где?!.. — спросил он, что-то высматривая за Зудовым. — Где жена-то?!..

— Какая жена? — не понял З. З.

Юноша криво ухмыльнулся:

— Вы, что ли, рожаете?… Где жена-то? Сбежала?… Испугалась?

— Да нет у меня никакой жены!.. — почему-то злобно проговорил Зудов. — Вы — врач?

— Акушер я, — растерянно ответил юноша. — Так чего же вы звоните?… Здесь же роддом!..

— Знаю, знаю, — сказал З. З., гордо выставляя вперёд левую ногу. — Слушай, парень, у меня к тебе дело. Можно войти?…

— Если вы не рожаете, — резонно произнёс юноша, — и у вас никто здесь не рожает, тогда какого хера, — при этом ругательном обороте, который юноша наверняка употребил, чтобы выглядеть взрослым и «крутым», он, тем не менее, покраснел, совсем как девица, решившаяся наконец отдаться какому-то хмырю в первый раз в своей жизни, — вы здесь делаете?

— Как зовут-то тебя?

— Ростиславом, — машинально ответил юноша, но затем спохватился: — А причём здесь моё имя?…

— Послушай, Ростислав, — решил пойти "ва-банк "Захар Захарович, — Ты хочешь заработать пять тысяч рублей? Можно войти? Не бойся; я — бизнесмен.

— Настоящий? — с недоверием спросил Ростислав. — А что я должен делать?

— Да ничего, — рассерженно, что его всё ещё не пустили внутрь, ответил Зудов. — Ты же акушер?

— Ну да, — с гордостью. сказал Ростислав. — Так, всё-таки, что от меня требуется?

— Ты просто дай мне паспортные данные какого-нибудь новорождённого! — сказал Зудов, начиная уже терять терпение.

— У них же нет ещё паспортов!

— Тьфу! — сказал Зудов. — Ну это я так выразился! Ну — фамилия, имя, отчество, когда родился и тому подобное…Уяснил?

— Уяснил, — просиял Ростислав. — Кажется, я понимаю. Заходите, — наконец пригласил он. — Вас-то как зовут?

— Захаром Захаровичем, — строго сказал Зудов, переступая порог этого места прибавления человеческого рода. — Давай мне данные и получишь пять тысяч рублей.

— Вам всё равно кого? — спросил Ростислав, проходя вместе с Зудовым в небольшую комнату-бокс, в центре которой стоял столик с различными бумажками и бутылью прозрачной жидкости, совсем, как в морге.

— Абсолютно, — ответил Зудов, бесцеремонно садясь на белый стул, стоящий у столика.

— Тогда, может, подождёте немножечко — там сейчас как раз Герасимова рожает, а у меня тут все её данные. Принимает мой брат Мстислав, а имя она уже решила какое — если мальчик, то Слава, в честь отца Силявченко, а если девочка, то — Анна, в честь мамы.

— Нет уж, девочка мне совсем не к чему! — раздражённо сказал Зудов. — Давай мне мальчика!

— Так я что ж — Господь Бог?… — укоризненно заметил Ростислав.

Зудов пристально поглядел на него, потом коротко бросил:

— Не похож!

— Так чего ж вы от меня хотите!..

— Давай уже родившегося кого-нибудь, мальчика…

— Да на них-то документы там, — Ростислав неопределённо куда-то махнул рукой. — Да вы подождите, она сейчас уже родит. Сейчас Мстислав придёт…И имя уже есть — Слава…

— У меня очень мало времени! — напряжённо воскликнул Зудов, почему-то вспомнив о «хронике». — Так что, сделай так, чтобы мальчик уже родился! Или сходи… — Зудов аналогично махнул рукой в неизвестном направлении…

— Да я скажу, конечно, за пять тысяч-то…Просто я поссорился с Сашей, он будет интересоваться — к чему, да зачем…А тут у меня всё здесь. Вот: Герасимова Анна Георгиевна, сейчас рожает, отец — Силявченко Святослав Дмитриевич…Сейчас родится, вы и запишете: Герасимов (они уже договорились фамилию по маме, а может, не расписаны ещё) Бронислав Святославович, родился 17-го июня 2022-го года в Москве…Или же будет Герасимова Анна Святославовна…

— Не надо мне никакой Анны! — буркнул Зудов.

— Да не будет её! — воодушевлённо воскликнул Ростислав. Там уже на «узи» проверяли — мальчик! Яйца даже прослушивались! А вы посидите, сейчас…Хотите самогона? Можете уже записать: Герасимов, как я сказал, Бронислав Святославович…Сейчас Мстислав выйдет…

У Зудова от всех этих «Слав» уже голова закружилась. Тем не менее, он достал лист бумаги, ручку, записал "Герасимов Бронислав Святославович", потом вытащил две тысячи рублей и протянул Ростиславу.

— На…получишь ещё три, когда родится, или сходишь и сообщишь мне ещё кого-нибудь. Только мальчика!!

— Ой, а у нас почему-то сейчас одни девочки! — вдруг вспомнил Ростислав, немедленно пряча деньги. — Да вы не волнуйтесь! Сейчас родится. Говорю — там уже яйца прослушивались!

— Как это — одни девочки! — возмутился Зудов. — Ты что — издеваешься?!..

— Да нет, ну бывает так… — засуетился Ростислав. — Сейчас вообще мало рожают, а если уж рожают, то…девочки! Парней совсем стало мало! — сокрушённо сказал он.

— Мало? — удивился Зудов. — А тебе-то что? Ты что — педераст?…

— Да нет, что вы!.. — возмутился Ростислав. — Только больно эти бабы достали! А однополо я это…только с братом, с Мстиславом спал. Но это же не в счёт — брат! Ну, в тринадцать лет меня этот…Левон Геворкиевич Петросян отоварил в эту…ну, в попу. И вы знаете — мне даже понравилось! Нет, я не пидор, у меня даже невеста есть…Ярослава, но она до свадьбы тоже даёт это…ну, только в попу. А с парнями-то даже сподручней, чем с тёлками, они так достали, и рождаются одни эти…как в анекдоте — уроды двупопые…

— Надо тебя с моим начальником познакомить, — вдруг зачем-то сказал Зудов. — Он как раз любит парней.

— Да? — с надеждой спросил Ростислав. — А он это…в попу может пихнуть? А то мне даже понравилось после Левона Геворкиеча, не подумайте только, что я — пидор…

— Да мне всё равно, — зевнув, сказал Зудов. — Хоть ты будь лесбиянец.

— Ой, что вы такое говорите!.. — издал смешок Ростислав. — Самогон-то будете? Сейчас уже должна родить…А то я поссорился с Сашей, он-то хочет, чтобы я его, а я хочу — чтобы он. Мне больше нравится, когда меня это…в попу пихают. Это я после Левона Геворкиевича, я-то его задушил нечаянно, мы играли в садомазохизм…Ну, мне по молодости дали пять лет, отсидел три за хорошее поведение…Ну, меня там, на зоне-то все блатные это…в попу пихали. А что — а по-другому там не выживешь! А так тебе и сигареты, и чай, особенно, когда Звяга меня пользовал, он вообще меня любил, кончит мне внутрь, аж в самый желудок, скажет "Ништяк!", и тут же пачку сигарет подарит, и чая…

— Значит, ты — петух? — равнодушно спросил Зудов.

— Да, — честно ответил Ростислав. — У меня даже татуировка есть. Нет, вы не подумайте, что я — пидор там какой-то, у меня даже невеста есть…Я просто люблю, когда меня в попу пихают — люблю, и всё…Я даже кончать научился…Он кончает, и я кончаю…Пейте ж самогон-то!

Ростислав протянул Зудову уже налитый стакан. З. З. не раздумывая тут же выпил его залпом. У самогона был какой-то странный привкус.

— Это из чего самогон-то? — недоверчиво спросил он, прислушиваясь к ставшими вдруг явственно резкими крики роженицы.

— Да местный! — гордо произнёс Ростислав. — Из молока женского. Оно скисает, ну а я гоню…А что — плохой? Он же самый натуральный; мне вообще говорили, что если надрочить в него…

Зудову немедленно стало плохо, он встал, отошёл, обнаружил умывальник и тут же блеванул в него, вытошнив весь этот сцеженно-сдроченный самогон.

— Ой, что это с вами!.. — испугался Ростислав. — Вообще, к нему привычка нужна, особенно с малафейкой-то…Она просто для вкуса, но это, конечно, на любителя…Бабникам-то, конечно, лучше, наверное, с месячными…Или…со смазкой пиздячьей…

Зудов немедленно блеванул опять.

— Ой, что это с вами!

Зудов смачно высморкался, сел опять за стол, вытащил белый лист бумаги и в конце его написал: "Герасимов Бронислав Святославович".

— На-ка, подпишись за Герасимова, — приказным тоном сказал он Ростиславу.

— Как…что? Он же ещё не родился, и вообще — как я могу расписываться за младенца!

— Ты три штуки ещё хочешь? — осведомился Зудов.

— Понимаю, — осторожно сказал Ростислав и поставил неуёмно-размашистую подпись.

— Ну скоро она там!.. — нетерпеливо сказал Зудов. — Ой, мне ж нужно ему паспорт придумать!.. Ладно, со Свен Свенычем что-то решим…А вдруг — это туфта?… Не продумал, опять не продумал!!

Открылась дверь, вошёл другоё юноша в белом халате с потным лицом, абсолютно похожий на Ростислава. Тот заинтересованно посмотрел на него.

— Ну как, кто родился-то?…

— Мальчик, — грустно сказал Мстислав. — Мёртвый.

— Тьфу ты, ёб твою мать! Вот везёт! — почти крикнул Зудов, порывая листок с подписью Ростислава. Ростислав виновато развёл руками.

— Иди к своему Саше! — возмущённо приказал З. З. — Давай мне данные какого-нибудь живого!

— Да там же одни девочки…

— Хрен с ним, может и баба сгодится…Сейчас я узнаю.

Зудов щёлкнул себя по уху, и ему немедленно ответили "Алё".

— Свен Свенович, — как бы оправдываясь, проговорил Зудов, — представляете, ждал рождения мальчика, а он вылез мёртвым! А больше тут одни девочки! Может, нам девочка подойдёт? Хотя, паспортов-то у них ещё нет, это мы как-то не подумали!

— Слушай меня внимательно, Захар Захарович Зудов, — строго и как-то торжественно раздался голос Трутя. — Все эти мальчики, девочки…Вообще, это просто какой-то маразм! Ничего тебе доверить нельзя! Конечно, у них нету паспортов! Никитка мне это сразу сообщил. Но это не главное. Понимаешь, Зэ-Зэ, у нас какие-то дикие неурядицы с «Лунстроем». Я не понимаю, что у них там случилось! Задолжали нам кучу бабок — дивидентов — а на звонки вообще не отвечают! Так что ты дуй сюда, в фирму, тебя уже ждёт билет; документы и доверенность сдашь Никитке, и уже через два с половиной часа ты должен лететь на Луну!

— Как, что? А как же…труп, дело?

— Никитка займётся. Нет — ну, может ты на Луне кого-нибудь найдёшь. В звездолёте включишь «Хроник» — времени у нас нету никакого!

— Но… — испуганно пробормотал Зудов.

— Никаких «но»! Иначе уволю! Они должны нам почти два миллиона, надо на месте разобраться и вытрясти из них…

— На Луну… — обречённо проговорил Зудов.

— На Луну. В "Лунстрой"!

— А может…без "Хроника"? — с надеждой спросил Зудов.

— Фиг с два! Мы что, тебе просто так его вживляли? Без «Хроника» ты на полгода можешь зависнуть, а с «Хроником» ты уже сегодня же будешь мне докладывать. Так что я тебя жду! Сдашь бумаги, берёшь билет — и в космопорт!

— Я боюсь летать! — жалостливо воскликнул Зудов.

— Ничего, поспишь, я дам тебе снотворное! Всё; я всё сказал, обсуждений никаких не принимаю. Жду немедленно! Напишешь доверенность, подпишешься — и в «Лунстрой»! Шутка ли — два миллиона!!

— С кем это вы разговариваете и как? — спросил у З. З. оторопелый Ростислав.

— С начальником, — мрачно ответил Зудов. — Телефон у меня в голове. Блин, на Луну посылает, падла!!

— Да что вы!! — хором сказали Ростислав и Мстислав. — Как мы вам завидуем!

— Нашли чему завидовать, — замогильно сказал Зудов. — Не переживу я этого! Ах, этот долбанный "Лунстрой"!

— Ах, Луна, Луна… — мечтательно произнёс Ростислав, поглаживая попку Мстислава.

— Говна! — сказал Зудов. — Да пошло это всё!

Он сложил бумаги в свой кейс и нарочито громко щёлкнул замком.

"Ладно, придётся слетать, испробовать этот чёртов "Хроник"!"

— Ребята, — вдруг сказал он, обращаясь к Ростиславу и Мстиславу, которые стояли перед ним, обнявшись, — а может это ещё не конец?!!

14. АРИЭЛЬ МЕНЯ НЕ ПОДВЕДЁТ!

Зов звёзд возник вокруг, звеня в душе летящего среди них существа, закупоренного в золотистый, блестящий звездолёт. Этим существом, блаженно дремлющим в мягчайшем кресле, был Захар Захарович Зудов, направляющийся к новым приключениям своего предначертанного Пути, и он полулежал, поджав ноги и закрыв глаза, и как-то беззащитно, по-детски, посапывал, видя во сне груды золотых монет, которые падали на него с неба, словно манна. Тут раздался сигнальный гудок, от которого Зудов резко встрепенулся, и голос стюарда из многочисленных громкоговорителей, встроенных почти повсюду, произнёс:

— Доброго здоровья вам, пассажиры!..

Зудов, проснувшись и тут же с грустью поняв, где находится, услышал эту реплику, сказанную характерно безликим, механическим тоном, и подумал: "Робот, что ли…" А стюард продолжал:

— Вы сейчас находитесь внутри межпланетного лайнера "Ту-Ту-двадцать два", совершающего рейс к Луне, в российское лунное поселение Нижнелунск. Мы уже покинули притяжение Земли и оказались в безвоздушном пространстве, которое, собственно, и является главным наполнением, если можно так выразиться, всей нашей Вселенной. Да и не нашей — хи-хи, — гнусно хихикнул стюард, — тоже, если она только существует, ха-ха-хы. Температура воздуха за бортом — минус двести семьдесят три градуса по Цельсию, или ноль градусов по Кельвину — "абсолютный ноль", как говорится, ниже уже не бывает. В настоящее время мы взяли на себя смелость вас разбудить, поскольку до этого вы пребывали в состояние анабиоза и поэтому не испытывали дичайших перегрузок, от которых, кто-то из вас мог бы и…отъехать — а?!.. Коней, то бишь, двинуть, в ящик, это самое, сыграть, ху-ху-хэ…Да нет, не ссы…извините, это — просто космическая шутка. Всё у нас продумано до самой последней мелочёвки. Фирма «Ту-Ту» — это вам не "Хухры-мухры!!

"Ничего себе, шуточки!" — остолбенело подумал Зудов, зачем-то озираясь.

— Ну, а сейчас вы можете расслабиться, — весело продолжал стюард, — привести кресло в удобное для вас положение, а я вам пока расскажу о мерах безопасности в случае экстренной остановки корабля, кстати, он называется, «Огурчик» — все ведь наши лайнеры имеют свои собственные клички — а пилот его, астронавт первого класса Никита Сергеевич Звездюк. И он приветствует вас на борту!!! Кстати, всякие эти экстренные остановки и прочие чудовищные несчастья абсолютно исключены, в связи с исключительной надёжностью нашего великолепнейшего «Огурчика», который получился таковым благодаря совершенно запредельной гениальности фирмы «Ту-Ту», которая не устанет радоваться тому, что вы воспользовались именно её — нашими! — услугами, а не всякими «Хухрами-мухрами», хо-хо-хо…Простите, это вновь лёгкая космическая шутка…Тем не менее, я обязан поведать вам о том, что ваши личные скафандры расположены…

"Да пошёл ты! "- мысленно выпалил Зудов и тут же резко задремал: видимо, давало о себе знать снотворное, которое Зудов выпросил у Трутя перед поездкой в космопорт, несмотря на рассудительные предостережения Никитики, и бешеную дозу которого он принял сразу же, как только уселся в звездолётное кресло. Снотворное плюс ещё предусмотренный полётными правилами анабиоз сделали его голову мерзко тяжёлой и похожей по ощущениям на привинченную к шее массивную гирю, а сознание его было мутным, словно застоялая вода в заброшенном, заросшим ряской, пруду и каким-то эпилептично-сумеречным, как хмурое утро в будний ноябрьский день, пронизанное изморосью и предстоящей трудовой рутиной.

Где-то вдали зудовского слуха проносились бодрые объяснения неуемного стюарда о правильном поведении в открытом космосе; прищуренный взор З. З. сквозь застилавший его внутренний мозговой туман видел задорную девушку в экипажной униформе, совершающую показ поз, если, не дай Бог, «Огурчик» развалится на части и вас выбросит в вакуумную жуть, но сам Зудов сейчас почти совершенно не принимал никакого участия во внешнем мире и был бесконечно спокоен и умиротворён, — и даже какая-то наиприятнейшая эйфория пронизала каждый член его тела и души, как будто бы он вновь попал в рай материнской утробы, который не омрачали никакие обязанности и необходимая, уже привычная, но, оказывается, донельзя неприятная, активность, и откуда его не могли вытянуть никакими грехами и кесаревыми сечениями: всё тревожное, казалось, навечно осталось вовне, и ничто, как будто бы не могло его уже родить обратно в омерзительный мир деяний, выбора и решений.

"Божье — Богу…" — сладко прошептал Захар Захарович, и вот тут-то его голова буквально взорвалась от резкого окрика:

— Эй!! Зэ-Зэ!! Спишь?!.. Летишь?!..

— Что это? — опешил Зудов. — От…Откуда?…

— Кайфуешь, придурок… — продолжал противный голос внутри убаюканных зудовских мозгов. — Да, так мы и думали…Это Никитка тебя пожалел, добавил тебе твоего любимого триметилфентанила. Ладно, просыпайся, солдат капитала, потащился, пора и за дело!..

— Как это?… Как?!.. — почти захныкал Зудов. — Ведь я же…Ведь я же в космосе!.. В кос-мо-се!!! Это вы, Свен Свенович?… Я не понимаю, как такое возможно…

— А ты думал, мы тебя запустим в небо и оставим? Ты пока что ещё не в отпуске. Как возможно, как возможно…Фирма веников не вяжет, вот как возможно. Телефон, который мы тебе вживили, действует в пределах Солнечной системы. А в звездолёте вообще элементарно — ретранслятор, и всё в порядке. Усекаешь, работник? Ну что, не умер на взлёте?

— Ннн-нет…

— Слушай, кончай заикаться! Выпей кофе, или я уж не знаю чего…Давай, приходи в себя! — голос Трутя стал жёстким и воистину начальственным. — Даю тебе десять минут, и чтоб был, как огурчик! Да, знаю, знаю, что твой корабль называется «Огурчик». Сам билет заказывал. Нам с тобой надо ещё кое-что решить и проделать. Всё, конец связи. Десять минут!! Да отстань ты, Никитка, сейчас не до минетов!..

— Вот гад!.. — не удержавшись, вскричал Захар Захарович. Над ним зависла миловидная стюардесса.

— Вам плохо? Хотите анаши? Мы уже не на Земле, так что здесь разрешено…

Зудов задумчиво уставился на выпуклость её грудей.

— Мне взбодрится надо, — деловито сказал он. — Срочный рабочий вызов. Я сам это…бизнесмен. Приходится трудиться…даже здесь. Может, вы организуете кофе, или чего-нибудь такого взбадривающего?… А то я от вашего анабиоза…

— За чем же дело стало!.. — ухмыльнулась стюардесса, кладя руку себе на талию. — Кофе — это мигом. Но если вы хотите по-настоящему взбодриться…Повторяю, мы же не на Земле!

— Ну…и что вы можете мне предложить?

— Я думаю, таблеточка фенамина вместе с кофе даст вам такую бешеную работоспособность, о который вы и мечтать не смогли бы!

— Чего-чего?

— Положитесь на меня, — уверенно произнесла стюардесса. — Меня зовут Таня, и наша фирма «Ту-Ту» сделает для своего клиента абсолютно всё. Тем более, — она усмехнулась с лёгким, почти незаметным презрением, — для бизнесмена. Я сейчас! Кстати, как вы относитесь к уколам? Просто, если вам надо взбодриться сразу…

— Да, да, именно сразу! — рассеянно промолвил Зудов. — А вы что, хотите сделать мне укол? В…жопу?

— В вену, если сразу. Успокойтесь, это не больно и совершенно легально. Мы не на Земле!

— Это я уже уяснил, — раздражённо проговорил Зудов. — Так давайте же! Меня через пять минут уже шеф…

— Поняла! — отрезала Таня. — Сейчас!!

Она буквально упорхнула и почти сразу появилась вновь, вместе с чашкой кофе и шприцом на бархатной подушечке, которую она гордо выставила перед собой, словно это был орден умершего генерала, который торжественно несут за его гробом именно вот на такой подушечке.

— Засучите рукав, — деловито приказала она; Зудов спешно повиновался, надеясь, что успеет проделать эту процедуру раньше внедрения в его осоловелую башку Трутя.

Раз — вжик — игла легко впилась в вену Захара Захаровича и прозрачная жидкость переместилась внутрь его организма. Тут же наступил взрыв невыразимого наслаждения, как будто бы Зудов испытал одновременно сто оргазмов; он дёрнулся в бешеном припадке кайфа и чуть было не вылетел из собственных ботинок.

— Ну, и как вы себя чувствуете? — насмешливо спросила стюардесса.

— Я…Я… — заплетаясь промямлил Зудов, — я никогда не думал, что человеку может быть так хорошо…

— Может быть ещё лучше.

— Я…Я…Таня, я вас хочу…Вы говорили, что фирма для клиентов делает всё…

— То, что вы меня сейчас хотите, это справедливо, это — одно из действий фенамина. По крайней мере, он может так подействовать. А вообще, — с достоинством заявила стюардесса, — я — не проститутка.

Зудов поник.

— Но я — блядь. Так что, заканчиваете ваши дела, а там…В общем, посмотрим.

Она удалилась, нарочито вихляя задом. Захар Захарович взял чашку, и тут же внутри него раздался противный, неотвратимый голос:

— Пришёл в себя, чудик?…

От неожиданности Зудов чуть не выронил чашку, но расплескал немного кофе себе на брюки.

— Вы бы хоть предупреждали!.. Ну зачем я вам сейчас понадобился?… Инструкции получил, бумаги все подписал, Никитка за меня, я на Луне…

— А про «хроник» забыл, чудик?

Этого Зудов боялся больше всего.

— Свен Свенович, — умоляюще сказал он. — Ну зачем он мне?… Я и так всё сделаю. Всё равно с покойником мы не успеваем…У Никитки-то его нет…

— Никитка за один день всё устроит.

— Так тем более!.. Тогда — в чём же дело? Он всё устроит, дела наладятся, а я пока с «Лунстроем» всё решу…

— Слушай ты, — злобно проговорил Труть, — ты мне уже надоел. «Лунстрой» нам должен два миллиона. Два миллиона!! И они нужны мне сейчас! Откуда я знаю, сколько там Никитка провозится, хотя я ему и доверяю больше, чем тебе. Но ты подумай — пока ты долетишь, пока разберёшься, пока вернёшься, пройдёт почти три месяца. И это в лучшем случае!.. А с «хроником» ты уже завтра у меня будешь с деньгами. Ну — или без денег. Но завтра уже, понимаешь, завтра!! Что мы тебе, просто так его вживляли, что ли? Всё, мне надоело тебя увещевать. Я устал. Или немедленно включай «хроник», или считай себя уволенным. Со всеми вытекающими последствиями. Вернёшь аванс, деньги за билет на Луну…

— Да боюсь я его! — в сердцах воскликнул З. З.

— Дурак ты! — сказал ему Труть. — Если всё получится, ещё премию получишь, как первый испытавший. Да тебе цены не будет! Независимо ни от чего, на всю жизнь будешь обеспечен. В общем, ладно. Я всё сказал. Решай. Или «хроник», или увольнение. Знать тебя тогда не желаю — понял?!..

Зудов напряжённо замолчал.

— Ну?!..

— Как его хоть включать-то? — упавшим тоном спросил Захар Захарович.

— Молодец, — сказал Труть. — Иди в туалет и плотно закройся.

Зудов, слегка трясясь от страха и фенамина, встал со своего кресла и направился в задний отсек звездолёта.

— Вы уже? — крикнула ему откуда-то стюардесса Таня.

— Нет ещё, — грустно ответствовал ей Зудов, идя в туалет, как на расстрел. Ему даже хотелось крикнуть всем пассажирам "Прощайте, друзья"; он взглянул в иллюминатор, словно пытаясь зафиксировать в своей памяти зрелище реального проистекания времени, но не увидел ничего, кроме безумных звёздных скоплений, для которых вечность, очевидно, была столь же естественна, как для человека своевременная смерть в старости, или же оволосение лобка в период полового созревания.

Грустный Зудов вошёл в звездолётный туалет, закрыл за собой дверь и посмотрел в зеркало, увидев своё бледное лицо, покрытое потом. "А может, уволиться?… " — вдруг подумал он. "Вдруг я из-за этого «хроника» умру раньше времени, или ещё чего похуже…Но…деньги, слава, комфорт…А, ладно, кто не рискует!..»

— Я готов, Свен Свенович, — негромко произнёс он.

— Молодец, — немедленно отозвался Труть в его голове. Судя по его голосу, он почти торжествовал.

"И чему он так радуется?" — печально подумал Зудов.

— Снимай штаны.

— Снял.

— Засунь в жопу указательный палец, нащупай предохранитель, похожий на геморроидальную шишку.

— Знаю, знаю, она меня уже затрахала!

— Нащупал?

— Да.

— Вытащи его.

— Больно!..

— Тащи-тащи. Больше он зато беспокоить тебя не будет.

Зудов зацепил предохранитель двумя пальцами, дёрнул, и он оторвался. Зудов поднёс его к глазам и увидел небольшой шарик из неизвестного материала, весь в крови и в говне.

— Выброси его в унитаз и спусти воду.

— Да.

— Теперь нащупай в пупке кнопку, она под кожей, напоминает как будто второй пупок.

Зудов обследовал живот.

— Я одного не понимаю, — сказал он Трутю, — как вы всё это в меня засадили…Это ж целая операция! А я ничего не помню…

— Ты спал. Да, конечно, целая операция! И очень сложная. А ты решил, что всё это зря?

— Ладно, — попытался усмехнуться Захар Захарович, — надеюсь, что это даст какие-то плоды…Раз уж я позволил над собой такое проделать…Но я же стану богатым? Могучим? Миллионером?

— Мультимиллионером, — холодно сказал Труть. — Нажимай на эту подкожную кнопку. Жми, пока не раздастся щелчок. После этого она должна уйти внутрь тебя.

— Внутрь? — обескураженно спросил Зудов. — А…как же весь этот механизм выключать? Я же не всегда буду под этим…"хроником"?

— Ну конечно же, нет, — натужно рассмеялся Труть. — Как выключать, я тебе расскажу тогда, когда ты всё сделаешь. Не волнуйся, всё предусмотрено. Давай, нажимай, а то миллионы уплывут…

З. З. застыл в раздумиях, держа палец на кнопке рядом с пупком. Миллионы…Миллионы…Дворцы, бассейны, машины, власть…Хрясь! Он сам не заметил, как резко вдавил палец внутрь живота, и раздался характерный щелчок. Ничего не изменилось — просто теперь у него под кожей рядом с пупком ничего не было, и он неожиданно почувствовал откровенное облегчение, как будто вся задача его жизни была уже выполнена, и ему теперь предстояло только упиваться её безмерными плодами. Ему вдруг показалось, что он выиграл в лотерею рог изобилия, и кривая улыбка счастливого довольства перекосила его рот.

— Что ты замолчал? — обеспокоенно раздался голос Трутя. — Эй! Зэ-Зэ! Откликнись!

— Всё, — сказал Зудов.

— Что — всё? Ты нажал?

— Нажал.

— Щелчок?

— Был.

— Кнопка?

— Ушла. Рассосалась. Растворилась. Но я ничего не чувствую. И с вами разговариваю…В чём дело? Может, этот «хроник» не работает? Вроде ничего не изменилось…

В голове Зудова стало слышно, как Свен Свенович облегчённо вздохнул.

— Спасибо тебе, — сказал он. — Ты спас нашу фирму. Прости меня, Захар, но у меня не было другого выхода. «Хроник» начнёт действовать где-то через полчаса. И вот тогда…Прощай, дружище, мне пришлось тобой пожертвовать.

Холод гибели пронзил душу Зудова, словно ветер кладбищенского мрака.

— О…О чём вы? Что…Что вы имеете в виду?… Свен Свенович, ответьте мне! Что вы со мной сделали?!.. Что такое "хроник"?!..

— Что такое «хроник» никто в точности не знает, — серьёзно и сочувственно произнёс Труть. — Но одно известно точно: тот, кто активизировал его в себе, больше не принадлежит нашему миру, нашей реальности.

— То есть…я умру? Через полчаса умру?…

Труть помолчал.

— Нет, не так. Точнее, для нас ты, в общем, умрёшь. Точнее, не умрёшь, а просто исчезнешь. Растворишься. Ты выпадешь из реального течения времени и, соответственно, из нашей реальности. Можно считать, что тебя больше нет. И даже никогда не было. Это не смерть, это — переход, выпадение, всё. Ты более нам не принадлежишь.

— Куда же я денусь?! — отчаянно вскричал Зудов. — Если не умру, то…что со мной случится?…

— Не знаю, — грустно промолвил Труть. — И никто не знает. Есть какие-то теории…Ты можешь попасть в параллельный мир, или в несколько параллельных миров, можешь даже соприкасаться с реальным миром наполовину, или даже на две трети, а можешь вовсе не соприкасаться, но в любом случае, всё равно, это будет не реальный мир. То есть, для тебя-то он будет как раз более чем реальным, но…Можно сказать, что ты станешь сном, галлюцинацией, мечтой. Но и это всё только предположения. Понимаешь, я-то не верю во все эти теории. Одно я знаю: то, что с тобой случится, не будет смертью, но к нашей, нормальной реальности, это уже не будет иметь никакого отношения. Хотя, когда проводились опыты с хроником, иногда они вдруг возникали, но…Эх, не верю я во всё это! Вообще-то да, иногда возникали, с ними имели контакт, потом они опять исчезали…

— Кто «они»? Кто? Значит, я не первый?!

— Нет, — сказал Труть. — Ты — не первый. Но вас мало.

— А как-нибудь можно его выключить?! Вы же сказали, что можно, вы же…

— Нет, — сказал Труть, — выключить его нельзя. Я тебя обманул.

— Неужели никак нельзя вернуться?! — отчаянно воскликнул Зудов, всё ещё не веря, что это происходит с ним сейчас — здесь, в нормальном туалете нормального звездолёта, летящего к вполне реальной Луне.

— Вернуться вообще-то можно, — вдруг сообщил Труть, — но шансов почти нет.

— Как?!!!

— Ты не можешь выключить «хроник», но ты можешь его передать. Другому существу. Но оно должно быть из реального мира. И…оно должно захотеть его принять от тебя. Иначе ты его не передашь.

— Но как его передать, как?!.. Ведь он теперь…растворён во мне!..

— Не знаю, — сказал Труть. — Но ты будешь это знать. Если найдешь такое существо. Реальное. И если оно захочет.

— А…А хоть кто-нибудь вернулся? — с последней надеждой, тихо спросил Зудов.

— Нет, — жёстко ответил Труть.

— Но за что вы сделали это со мной, за что?!.. И почему?!..

— Извини, Захар Захарович, бизнес — жестокая вещь. Ты же подписал бумаги?

— Я? — вспомнил Зудов. — Доверенности Никитке…

— Это были не доверенности. Ты искал старика, искал покойника. И ты его нашёл. Это — ты. Завтра мы возьмём огромный кредит в банке и отошлём его на твоё имя, договор заключён, там стоит твоя подпись. Ну а ты…Тебя теперь не найдёт милиция всей Вселенной. Ещё раз тебе повторяю: прости, друг. Я не хотел. Но эта ситуация была слишком заманчива. Ведь ты даже не умер. Более того — ты существуешь. А вот где…

— Будь же проклят, старый педрила!.. — вскричал Зудов. — Клянусь, я вернусь, и яйца тебе оторву, и младенцу твоему недоёбаному…

— Желаю удачи, — надменно сказал Труть. — Конец связи.

Захар Захарович Зудов ошарашенно вышел из туалета и медленно направился к своему креслу. Он ничего не мог ни думать, ни воспринимать; его сознание словно совершенно зашкалило от только что полученных ужасных новых знаний и чудовищного коварства своего начальника, которое он просто не мог вместить в разум и душу, настолько это было чрезмерно и страшно. Или же всё это было просто жестокой шуткой? Ведь мир есть мир, Зудов есть Зудов, время есть время; есть жизнь и есть смерть, и больше ничего быть не может. Ничего. Ничего! Ничего!!!

Звездолёт продолжал лететь к Луне, и в его салоне было тихо, как в одиночной камере.

— Ты уже? — спросила стюардесса Таня, весело стоящая в проходе. — Сделал свои дела? Готов?

Она призывно улыбнулась и игриво ущипнула себя за коричневый, морщинистый, волосатый сосок у себя на подбородке, прямо под нижней губой.

"Началось", — понял Зудов и потерял сознание, мягко падая на звездолётный пол.

15. НОВЫЕ ПАМПЕРСЫ, НОВАЯ ЖИЗНЬ

Захар Захарович очнулся и ощутил, что межпланетный лайнер, кажется, больше уже никуда не летит, а стоит, буквально не шелохнувшись, на некоей твёрдой поверхности, очевидно, прибыв туда, куда он изначально и направлялся.

"Где я? Что я? Кто я? Куда я? Что со мной? Кто со мной? Кто во мне? Что во мне? Я — во сне? Я — вовне?" — такие, примерно, мысли резким вихрем пронеслись внутри зудовского мозга.

Он еле-еле раскрыл свои небольшие глазки, слепленные характерным сонным выделением, и попробовал осмотреться. Люди сидели, люди стояли, люди застыли и почти не шевелились, — очевидно, прилёт в нужную точку назначения произошёл только что, или, по крайней мере, так казалось.

Зудов смачно потянулся и произвёл отчётливый выдох воздуха изо рта, — хы! — что должно было его взбодрить и привести его память в порядок, в котором она откровенно нуждалась, так же, как лицо в умывании, а мочевой пузырь — в опорожнении.

Но тут же резкий крик отчаянья диким немым кошмаром резанул изнутри ум З. З. "Хроник! Хроник! Где я? Что я? Кто я?!!!.. Чтоооооо я??!!!.."

Он вспомнил свой внутричерепной разговор со Свеном Свеновичем Трутём, ужас и боль его неожиданных откровений, страшную печаль ощущения выброшенности за борт мира, подбородковый, небритый сосок стюардессы. Или это всё было обычным сном, неприятными грёзами, глупыми космическими видениями, абсурдом, маразмом?… Рука потянулась к пупку — кнопки не было; он сжал ягодицы — предохранителя (в виде геморроидальной шишки) не было; он зашептал: "Алло! Алло! Отзовитесь! Свен Свенович! Никитка! "- ответа не было. Только холод страха и одиночества сковал льдом его чувства и мысли, и, казалось, не к кому было больше обратиться, и впереди его ожидали жуткие тайны, глобальный мрак и бесконечный огонь Неизведанного. Шея его ослабла; голова пусто свесилась вниз; глаза закрылись, словно не желая смотреть на внешнюю действительность и участвовать в её грядущих безобразиях; пальцы рук издали непроизвольный, тихий и жалобный "щёлк".

— Приветствую вас, дорогие господа!.. — вдруг вторгся бодрый голос стюарда в ужас зудовской реальности. — Итак, наш великолепный звездолёт «Огурчик» фирмы «Ту-ту» произвёл посадку на Луне в русском лунном поселении Нижнелунск, совсем, как мы вам и обещали!.. С мягкой посадкой вас, путешественники к Иным Мирам! Оставайтесь пока на своих местах, потом мы вас пригласим к выходу, где вас ждёт проверка ваших документов, идентицификация личностей, и прочая характерная штукотень, необходимая, когда прибываешь в новую страну, а уж тем более, на новую планету! Честь имею! Ждите дальнейших объявлений.

"Вона! — подумал Зудов. — А у меня сейчас, интересно, какая личность? Никакой? Пока всё идёт так, как и должно идти, но что-что, что-то в этом…А, может, всё нормально? И я выйду, увижу нормальную Луну, Нижнелунск, Лунстрой?… Но…связи-то нет!.. Или это временно…Ладно, сейчас всё выяснится!"

— Захар Захарович Зудов! — сказал вдруг другой голос, гораздо более визгливый, нежели уверенный, самодовольный бас стюарда. — Вас приглашают к выходу! "О-ох!" — только и вымыслилось в бедной головушке З. З.

Он не спеша встал, перекинул через плечо свою багажную сумку и грустно пошёл в переднюю часть звездолёта. Люди, стоящие, лежащие, сидящие, казались какими-то почтинеживыми; словно частью некоего всеобщего мертвенного фона, таящего в себе, непонятные пока, но, очевидно, не сулящие в себе ничего приятного и хотя бы слегка положительного, безрадостные тайны.

Он прошёл мимо них, стараясь совершенно лишить их вида свой взор; наконец, он добрался до выхода, и его встретила недавняя стюардесса: она была уже без подбородкового соска, а одета она была в строгий мужской костюм с галстуком в горошек, совсем, как у Ленина.

— Сюда, пожалуйста, — пусто, официально проговорила она. Зудов попробовал ей подмигнуть, но она презрительно отвернулась.

— Куда — "сюда"? — машинально спросил Зудов.

— Куда-куда… — передразнила его стюардесса. — Сюда!

— Иди вперёд — не ошибёшься, — сказал откуда издали некий злобный баритон.

Тут же перед Зудовым открылся небольшой проход, куда еле-еле могло пролезть человеческое существо, но поскольку больше никаких путей не предвидилось, он, кряхтя, влез в этот узкий, крайне неудобный, вход и шумно вздохнул.

И тут же оказался в маленькой комнатке, более напоминающей бункер, в центре которой стоял массивный белый стол с огромным количеством бумаг, а за ним восседал толстый человек, одетый во всё жёлтое; на его голове даже был надет жёлтый котелок.

— Присаживайтесь. Фамилия, имя, отчество.

Зудов сел на трёхногий жёлтый табурет, и, неожиданно для самого себя, произнёс:

— Зудик Зиновий Зурабович.

— Ой ли! — лукаво проговорил человек в жёлтом. — А разве не Зинаида Захаровна?

— Вы что это!.. — возмутился Зудов. — Я…в некотором отношении…мужчина…Даже не транссексуал, не педераст…

— Вот именно, что в некотором отношении, — улыбнулся жёлтый тип. — Но это до поры до времени.

— То есть…как?!..

— А вот так. Идите-ка сюда. За мной.

Он встал, прошёл вперёд. Зудов машинально проследовал за ним.

В другом конце комнатки оказался выход, ещё более небольшой, чем вход. Там виднелась непролазная, пугающая темень.

— Сюда?… — опасливо спросил Зудов.

— Сюда, сюда. Не бойтесь; сделайте шаг.

— Ну, раз уж вы так просите…

З. З. изнатужился и втиснулся в этот донельзя узкий проход. Было мучительно темно; под ногами он ощутил сухую почву.

— Ну как вы себя ощущаете теперь, Зинаида Захаровна?…

— Да как вы смеете! — возмущённо воскликнул Зудов.

И тут, к своему стыду и полнейшей своей ошарашенности, он обнаружил у себя под горлом, там, где ей и следовало быть, наихарактернейшую женскую грудь. Пугливо сунув руку в штаны, он нашёл там…Нет, это просто бред какой-то!

— Нащупали пиздёнку-то, Зинаида Захаровна? — раздался сзади противный гнусавый баритон.

— Но…как это?!.. Что же это?!..

Зудову бешено захотелось плакать, или смеяться, или прыгать, или просто задушить этого жёлтого гада, но на самом деле, он был настолько обескуражен, что просто стоял, будто вдруг оживлённый столб, которому неожиданно дали душу, дух и самоосознание, и который абсолютно не знает, что ему со всем этим делать — так, наверное, чувствует себя квадрат, невесть каким образом превращённый в куб, или шар, вдруг постигший четвёртое измерение.

— Вы просто вступили на лунный грунт, — объяснял жёлтый мерзопакостник. — Не волнуйтесь, это действует на всех. Это же — Луна, это — её причуды. Каждый, ступающий на лунный грунт, меняет пол…

— Но…Вы могли бы меня предупредить! Вы…

— А что бы от этого изменилось? Не волнуйтесь, это не навсегда. Так, на какое-то время. Потом, правда, возможны рецидивы…Поэтому, мы все здесь ищем третий пол. Тот, кто его найдёт, станет Высшим Существом. Может быть, это будете вы, Зина Захаровна…

— Не называйте меня так!! — огрызнулся Зудов.

— Как угодно. Могу вас называть вообще нейтрально — «Зэ-Зэ». Вы, по-моему, к этому уже привыкли…

— Ты — Труть!!! — взвопил Зудов, бросаясь назад и желая вцепиться в горло этого лукавого, одетого в жёлтое, существа.

— Нет, увы, я — не Труть. Труть остался на Земле, и, очевидно, чувствует там себя весьма неплохо. А вы можете поблагодарить его…

— Да я…

— Садитесь, Зэ-Зэ. Нам есть о чём поговорить. Я вам кое-что расскажу, как новоприбывшему. Но вообще, тут — каждый за себя.

— Каждый за себя, — эхом раздался тоненький голосок стюардессы, лишённый любой эмоциональной окрашенности.

— Я всё понял, — сказал Зудов, пощипывая себя за сиськи. — «Хроник» в действии.

— Можете называть это и так. Как вам будет угодно!

— К дьяволу! — крикнул Зудов. — Ко всем, маленьким и нежным чертям! Рассказывайте, всё, что вы можете мне рассказать. Всё равно, каждый за себя.

— Вот это и есть единственная правда этого…если так можно выразиться…мироздания. Точнее даже так: у каждого свой Путь. Присаживайтесь. Времени у нас нет. Точнее, его, хоть отбавляй.

— Да уж, да, — мрачно сказал Зудов, продолжая пощипывать себя за сиськи, к своему неожиданному изумлению, гордо подумав, что они у него — молодые, красивые и ядрёные, и что ему как раз пригодятся нагло навязанные ему на Земле некоей девушкой прокладки.

"Какая же всё-таки это гнусь — быть бабой, " — решил он и мрачно уселся на жёлтый трёхногий табурет, тут же ощутив налитую ширь своих женских ягодиц.

16. ОБРАЗУЕТСЯ КИСЛОТА

Зудов вышел из звездолёта, захлопнув за собой дверцу, и направился вперёд. Его руки трепетали, его соски набухли, промежность мягко тёрла прокладка «Хронос». Кажется, он сам засунул её туда, в трусы. И он подтянул штаны, пристальным взором оглядев раскинувшийся перед ним мир.

— Я — прокладистый человее-ек!.. — запел он, гордо всматриваясь вдаль. — У меня в трусах лежит такая…штуу-укаааа!!!..

Окружающее беззвучно застыло вокруг, сияя и блистая, как радуга, или петушиный хвост. Повсюду цвела Луна, выпирающая из собственного грунта своими цирками и холмиками; пыль слегка дыбилась под ступающими по ней туфлями З. З., зависая над лунной поверхностью и слегка высвечиваясь в голубоватом свете Земли; большая равнина была прямо впереди и оканчивалась горизонтом ярко-жёлтых гор, причудливо отделяющих звёздное небо, длящееся в вышину, от огромной безумной планетной пустоши; и все краски реальности были словно растворены и как-то слегка оглушены в гулкой насыщенности явленного здесь беспредельно-пустого и чудесного величия; а вакуум существовал везде, как некий внутренний огонь.

Зудов быстро и бодро шёл в центре Луны, высоко поднимая ноги. Он иногда озирался, вертя головой, и шептал про себя разные звуки и слова. Реальность мягко бытийствовала.

Он вступил в круг лунных гор, горделиво изгибающихся под Млечным Путём, распростертым над их дерзкими кружевами; рука его, искривясь, мёртвой хваткой держалась за карман, а кровь нервно пульсировала в организме, напряжённом, словно зажатый брандспойт, и будто просилась наружу, дабы озарить всё проявленное тут красным беспределом своих изливающихся ртов, что, трепеща, рвутся вон из артерий; он проорал «ура» мирозданию и крепко упёрся стопами в грунт, — и грёзы проносились мимо его коренастой фигуры, красивые, как лучший сон, и горы приближались к нему, словно кремовые розочки на торте. Он шёл.

Он вдохнул вакуум полной грудью и не ощутил ничего — ни трепета, ни ветерка, ни запаха, ни поцелуя. Он посмотрел ввысь и увидел звёзды, любовно нависшие над ним, в счастливом восторге своего вечного воскресения. Он глянул вниз и увидел поверхность Луны, расстилающуюся перед ним, будто сакральная поляна магических любовных плясок, затерянная в зачарованном лесу. Он повернул голову вправо и узрел совсем вблизи тихую, отчётливую цепь лунных гор, резко обрывающуюся фиолетовой скалой почти правильной прямоугольной формы. "А что же дальше?" — почти машинально подумал Зудов, пристально вперяясь в эту скалу. Он немедленно двинулся туда, ритмично вскидывая ноги, на манер молодцеватого шествования по плацу при занятиях строевой подготовкой.

Пейзажи вокруг меняли своё однообразие и цвета; предметы мягко пульсировали, ощущая проходящее мимо них живое существо, как будто салютуя ему своими очертаниями и внутренним светом; горизонт напоминал гигантскую единую улыбку, излучающую добро, энергию и восторг; и небо пылало своей непостижимой чернотой, словно суть красоты. Зудов шёл, и шёл, и шёл; ласка вездесущной безвоздушности переполняла его душу, дух и тело, как зарождающаяся в праведнике святость, как упоение боя, охватывающее великого полководца; и глобальная лунная явь, словно любимая женщина сейчас как будто бы принадлежала ему вся — целиком, без остатка, и нежно отдавала ему все свои тайны, закоулки, призрачные прелести и сны.

Зудов уверенно шагал к скале, постепенно приближающейся по мере его продвижения к ней. Возможно, за скалой скрывался другой, полноценный мир. А, может быть, иной, прекрасный лунный пейзаж. З. З. подпрыгнул два раза и вдруг резко встал на месте, как будто его щёлкнули школьной линейкой по лбу, и у него открылось истинное зрение.

— Что…происходит?… Что…это?!! — ошеломлённо сказал он вслух самому себе. — Я…хожу? Я…дышу?!!.. Вакуумом?!!! На Луне?!!! Без скафандра?!!!.. Без…С…Тут…А…О…

После ряда нечленораздельных звуков он чётко произнёс:

— Я…могу говорить!! Вслух! Без скафандра, телефона, рации, баллонов воздуха, подогрева, нагрева, разогрева, ой!!! Может, я сплю? Может, я умер? Я должен, должен, должен, должен быть мёртвым! Иначе…Я…

Он с наслаждением вдохнул свежий вакуум полной грудью, не ощутив ничего ужасного, вредного и кошмарного. Не может быть! Он ударил правой ногой по грунту; вздыбилась пыль — всё существовало, предметы пульсировали, пейзажи сияли внутренним светом, Луна присутствовала здесь, перед ним, а он находился прямо на ней — на Луне — и ничто, казалось, не было столь же реальным, как этот наиочевиднейший факт. З. З. замер.

— Вот сейчас я закурю, — сказал он после долгого раздумья, — и всё исчезнет.

Он достал из кармана пачку сигарет «Союз-Аполлон», вставил себе в рот одну штуку, зажёг спичку, которая вполне обыденно загорелась своим характерным желтоватым пламенем, и закурил, сразу же глубоко затянувшись и ожидая. Но — увы. Всё не исчезло. Точнее, вообще ничего не исчезло. Даже ничего не изменилось. Всё так же мило улыбался дальний горизонт, радужные цирки весело застыли позади затерянной во Вселенной тщедушной зудовской фигурки, а впереди грозно возвышалась фиолетовая прямоугольная гора.

— Ах, да, — вновь вслух произнёс Зудов, куря уже вполне спокойно, — конечно же, конечно же…Дьявол бы тебя, вас всех, забери! Хроник! Хроник!!

Он уныло бегло ощупал себя, криво ухмыльнулся и вильнул своим женским задом.

— Зинаида Захаровна продолжает своё путешествие по Луне…Из пушки — гы-гы-гы…

З. З. отшвырнул тлеющую сигарету и мрачно пошёл к скале, размазывая неожиданные слёзы по румяным, пухленьким щёчкам.

Дойдя до скалы, он ничего особенного в ней не обнаружил — обыкновенная лунная горная порода. И он завернул за скалу.

Тут же резкий свет больно ударил его по глазам; взвопила какая-то ритмичная танцевальная музыка; послышался людской, а, может, и животный говор, или же гомон, или же какие-то всхлипы, а, может, и взвизги, или всхрюки, — и где-то вдали кто-то совершенно явственно противно пищал. Перед Зудовым теперь простиралась прямо в бесконечность широкая городская улица с большими домами, вывесками, рекламами и ресторанами. Туда-сюда шастали тени неких существ, издающие разные звуки. З. З. ошалело прошёл немножко по мощёному булыжником тротуару, а затем открыл первую попавшуюся дверь, буквально выросшую на его пути. Она тут же захлопнулась за ним, и сразу стало тихо. Зудов понял, что попал в бар.

— Захар!! Зэ-Зэ!! Наконец-то! Я так тебя ждала! Я так тебя искала! Я уже потеряла всякую надежду! Ну иди же сюда, иди же, мой…

Ошеломлённый Зудов долго-предолго изумлённо смотрел на статного усатого брюнета, восседающего за барной стойкой с рюмкой коньяка и столь нежно обратившегося к нему, пока, наконец, его — зудовское — миловидное девичье личико не расплылось в его особой, радостной улыбке:

— Но…Как это возможно?… Лерочка?… Ты!!.. Здесь! Но…

— Валерий Небаба, — представился брюнет, вставая. — Но для тебя, конечно, всегда — твоя Лерочка, твоя любимая, родной!.. Иди же ко мне, иди, ущипни же меня скорее за…

Зудов стоял на своём месте, точно прикованный чугунными цепями гранитный столб. Весь мир — кутерьма. Но и эта мысль не внесла ничего нового в уже существующее: Валерий Небаба, залихватски крутя чёрный ус, неотвратимо шёл навстречу, прямо на З. З.

17. ВАША КИСКА

Итак, Зинаида Захаровна Зудова, чуть-чуть расставив свои стройные ножки — лучшие колготки от "Натяну!", положив точёные-холёные ручки себе на талию — миди-юбочка «Бзик-бзюк»; распушив вьющиеся (шампунь-кондиционер-в-одном-флаконе "Усрусь"), чёрные локоны и опустив взгляд в пол (тушь "для двуполых"), — стояла посреди бара, похожего на цветную размазню, и поджидала, не спеша и вразвалочку идущего ей навстречу, Валерия Викторовича Небаба, одетого в велюровый костюм от Жоржа Кондома и улыбающегося во весь рот. Она подняла своё, полное интимных переживаний, лицо, быстро усмехнулась, выставив вперёд правую ступню в лаковой туфельке, и немного выпятила нижнюю губу, отчего весь её облик стал выглядеть слегка призывным и, отчасти, насмешливым. Небаба развёл руки в стороны, словно собирался охватить её всю, поднять, обнять и унести куда-нибудь с собой. З. З. Зудова на полшага отшатнулась и повернула свою голову щёчкой к Валерию — на, мол, целуй-целуй. Небаба ринулся вперёд и чмокнул. З. З. поёжилась, мысленно кутаясь в шаль и произнесла лишь:

— О…О…

— Я нашла тебя, родной, родная, я нашёл тебя, дорогой, дорогая!..

— Ты меня искал?… — кокетливо спросила Зудова.

— Пойдём отойдём, сядем, выпьем, дай хоть насмотреться на тебя, я всё понимаю, вот, где ты, вот, что ты, но я ведь тоже не пальцем сделан! Я — вжик, ту-ту — и на Луне!.. И нашёл тебя, нашла тебя…Никак не могу привыкнуть к этим местным половым пертурбациям…

— У меня, кажется, менструация… — озабоченно сказала З. З.

— Ничего, проконсультирую. Отойдём?

— Ха-ха… — как-то навзрыд хохотнула Зинаида Захаровна. — Говорят, что это не навсегда.

— Что, «хроник»? Увы, родная, я узнавал ещё на Земле, в бытность мою девочкой-Лерочкой, но это мне не помешало…

— Плевал я на «хроник»! Девичество это — тьфу, заебало! — не навсегда.

— Ах, это…И мужичество тоже…Но это нам не помешает…

— Правда?…

Они уселись за столик, и подскочивший официант их немедленно обслужил. З. З. отпила большой глоток водки из стакана и закусила малосольным огурчиком. Небаба откусил кусок пирожка.

— Ты знаешь… — вдруг сказал он, — я по тебе так скучал, так скучал…Когда мы взяли эти деньги, отпраздновали, расстались, (я стала богатым человеком), я вдруг поняла: как же мой Захарка, как же он, где же он…Ведь это всё из-за него: и дача, и квартира, и «мерседес», и Акапулько, и весь этот долбанный земной рай, и всё это мерзкое людское счастье…

— Деньги? — удивилась З. З. — Уже взяли?… Как же вы…успели?

— Так уже полгода прошло!.. — со слезой в тоне-баритоне молвил Небаба. — Меня совесть заела: купил тур на Луну, и ну — тебя разыскивать!..

— Как же ты меня…разыскал? Я ведь…

— Да! Да! Да! Но я попробовал…Можно как-то вступить в контакт…Ненадолго…И необязательно получится…Тёртый лунный камень, растворённый в воде, ещё какой-то, кажется, дезоксирибонуклеиновый триптамин плюс виртуальный шлем…Я попробовал! У меня получилось…Но у нас мало времени…Это так дорого, так дорого…И…незаконно!

— Ты хочешь сказать, что тебя тут…в реальности…нет?! — ледяным голосом проговорила Зинаида Захаровна.

— В какой реальности!.. — махнул рукой Валерий. — Не знаю я уже никакой реальности!.. Ну, в общем, да, моё то тело сейчас где-то там лежит…или сидит…В подземельях Нижнелунска!

— Женское? — почему-то спросила З. З.

— Кажется, да…Хотя и не совсем…Я не понял, они что-то объясняли…Про две Луны, про третий пол…Это вроде почти уже реально, но не совсем, поэтому и возможен контакт, поскольку — Луна, потому что их две, они вместе, и по отдельности…Я не понял…

— А я где? — осведомилась Зудова, поражаясь вдруг своему неожиданному безразличию к проблеме истинности своего нынешнего существования.

— Ты — уууу… — Небаба грустно замычал, — ты — оооо…На уровне уже некоей не-реальности, или вообще в ней, хотя ты можешь моделировать реальность и тем самым соприкаться с реальностью, и поэтому непонятно, будет ли это реальность, или ещё один из возможных миров твоей не-реальности…

— Стоп! Стоп! Я ничего не понимаю, но насколько я уяснил, тебя на самом деле может здесь и не быть, а всё это…мой глюк…Галлюцинация?

— Да нет же, для тебя это не галлюцинация, а реальность! — Небаба хлопнул ладонью об стол. — В твоей не-реальности. Но ты правильно уяснил: меня на самом деле может здесь и не быть, хотя я знаю, что я есть, но для тебя это ничего не значит, а для меня, кстати, тоже, так как в моём случае вся эта встреча — откровенная виртуальная галлюцинация, и полно тому доказательств, короче, какая разница, пошли лучше потрахаемся, а то у меня мало времени, и не всё ли равно — реально это будет, или нет? Для тебя — реально, для меня — тоже, или же наоборот — и для тебя нереально, и для меня нереально, ну и фиг с ним, мы же всё-таки сидим сейчас здесь с тобой, и…

— Ты говорил, что лежишь, или сидишь в подземельях Нижнелунска, — злобно заметила Зудова.

— Но и ты…Хотя, нет, что я говорю, ты нигде не сидишь и не лежишь, тебя вообще нигде нет, или же есть именно вот здесь и сейчас, в общем, я запуталась…Пошли ебаться! — чуть ли не умоляюще закончил Небаба.

— Ты знала, что Труть собирается так со мной поступить?! Смотри мне в глаза!!

Небаба сник, побелел, но честно посмотрел Зудовой в глаза.

— Это было…крайней мерой…Если ты…Если у тебя не получится…И никто не знал про этот «хроник» в точности…И сейчас не знают…Вроде, есть даже возможность вернуться…Небольшая…

— Значит, ты знала, что этот гад хочет со мной сделать!! Зачем же ты, гнида прилетела — поиздеваться надо мной?!..

— Я не гнида! — всхлипнул Валерий, отирая усы. — Я тебя люблю! Люблю!! Я не мог…Я не собирался…Я не верил…Прошу тебя!! — он умолял, он уже встал на колени, он плакал. — Я не прилетала, я там…Нет, летела, точно, звездолёт, кажется, «Огурчик», командир…

— Бред!! Враньё! — выпалила З. З. — Пшёл отсюда, жалкий глюк; ты просто пробрался в мои мысли и напустил этого маразма…Это мой звездолёт!!! Цирки, вакуум, бары…Чушь какая-то!! Убирайся обратно в свой шлем с триптамином…А я… — вдруг печально промолвила З. З. — Я…Кто может измерить муку мою!!.. Не-реальность!.. Маразм какой-то, ей Богу…Где же моя плоть?!.. Где моя истинная, родная плоть!!..

Валерий встал с колен и изумлённо посмотрел на Зинаиду Захаровну.

— Но…почему…я…глюк? Я…твой глюк!! Только ты здесь правишь, только ты можешь всё здесь создать и разрушить, и меня и…всё…Ты меня вызвал, родной, и вот я здесь!.. Я несколько раз пробовала тебя найти…за полгода. Но ты где-то заблудился, месяц назад я тебя увидела разгуливающего по Луне, но ты был…недосягаем. И наконец ты создал этот бар, город, планету, Вселенную, наконец, Луну!!.. Эту Луну. И…захотел меня увидеть, и я…пришла! Ты даже сделал меня мужчиной, поскольку сам…Но ведь это всё ты!!

— Что?… — ошалела З. З. — Что ты имеешь в виду?! Что же я — Бог этой своей не-реальности, и могу всё создавать, что захочу?…

— Но… — опешил Валерий, — в каком-то смысле — да…

— Что значит — в каком-то смысле?

Валерий обречённо вздохнул.

— Но я не знаю…Ты должен знать…Ты же здесь — один…Мне так объяснили…Вообще, — вдруг жалобно заныл он, — мне надоело, я ничего не знаю, ничего в этом не понимаю, пойдём потрахаемся, у нас же очень мало…

— Стоп! — рявкнула Зудова. — Помолчи. Итак, ты говоришь, что я могу вернуться?… Но — как?…

Небаба беспомощно скорчил недоуменную рожу.

— Откуда я знаю…Это ты, ты всё должен знать!! Ты. Я вообще ничего не знаю, меня же здесь нет, поэтому пошли е…

— Молчать!! Молчать!!

Небаба удручённо заткнулся. Зудова испытующе посмотрела на всю окружающую её действительность, потёрла пальцами краешек стола, ущипнула себя за губу и обречённо хмыкнула.

— Ладно, годится, — удовлетворённо сообщила она. — Уровень нынешнего реализма в плоти этого мира, тут сейчас, меня устраивает. Ты говоришь — я?… Ну, давай попробуем. Итак, сгинь, бар, сотворись спальня с кроватью!..

И стало так. Зинаида Захаровна Зудова подошла к широченной кровати и тут же вымотанно рухнула на кружевной розовый пододеяльник, услышав даже вполне реалистичный скрип пружин. И тут она увидела…что ей хорошо. А Валерий был рядом и, трогательно смотря на мощный балдахин над их любовным ложем, снимал пиджак.

18. РАБОТА С СОБАКАМИ

Они вперились друг в друга неистовым, страстным взором. Они протянули руки навстречу своим трепещущим телам; они вырвались из скрывающих их матово розоватую наготу одежд, словно умирающие узники, с последним вздохом устремляющиеся ввысь, в рай; они бросились в изголодавшиеся по любви объятия самих себя, как радостные верные жёны, дождавшиеся заплутавших по дороге домой беспутных мужей, наконец-то появившихся у родного порога; они алчно раскрыли рты, готовые немедленно слиться в безумном, бесконечном поцелуе, будто вампиры, нашедшие, после долгого воздержания, вожделенную кровавую жертву; они ринулись в омут физической близости, как любовники, встретившиеся после изнурительной разлуки, — да они ими и были, несмотря на Луну, нереальность, смену полов и бездонную странность брызжущего тайнами и восторгами блистательного бытия.

— Милый, милый… — шептал Валерий Небаба, дотрагиваясь до зудовского тела, податливого и мягкого, словно не сплавленное ни с какой другой примесью чистое золото.

— Милая, милая… — вторила ему З. З., нежной ручкой хватая его длинный толстый член и сдвигая на нём крайнюю плоть.

— Как странно…Ох! Как странно…Ох! — охал Валерий, цепляясь пальчиками за захаровский сосок.

— Но это чудесно…Ах! Это так…хорошо…Хорошо! — в экстазе ахала Зудова, выпрямляя спину, так что грудь бугристо выпирала из её возбуждённого торса. — Оказывается, женщинам-то поприятнее…Ах! Ах!

— То ли ещё будет… — дружелюбно ворковал Валерий, со знанием дела погружая ладонь в жёсткие волосы полового органа своего возлюбленного. — Но у мужчин-то тоже есть своя, вее-есьма восхитительная, специфика…

— А то… — рывком расставляя ноги, молвила З. З. — Помолчи…Мне хочется закрыть глаза…

— А я хочу видеть всё!! — объявил Небаба, чувственным рывком швыряя Зудову на постель и бросаясь прямо на неё.

— Вставишь?… А то мне так…удивительно…непривычно…

— Ну уж помоги мне!..

Они деловито запыхтели, и наконец, после ряда проб и ошибок, Валерий вставил-таки свою мощную елду в узкую пиздёнку никогда не рожавшего Зудова. Целки почему-то не было.

— Я у тебя не первый… — обескураженно обиделся Валерий.

— Это в каком же смысле? — удивилась Зинаида Захаровна. — Мы же уже…О!.. О!..

— Но не в этом же…облике!..

Зудова негодующе посмотрела на него.

— Ты хочешь, чтобы вообще всё пропало?!.. Откуда я знаю, почему вообще всё так! Ты что?…

— Извини…Извини… — устыдился Небаба. — Я совсем забыл, что…

— Давай-давай!

Они замолчали и сосредоточенно отдались процессу полового акта. Через несколько минут Валерий тихо сказал, стараясь придать своему тону как можно больше дружелюбности:

— Ты это…подмахивай…Знаешь как?

— А ты ебись получше! — огрызнулась Зудова в ответ. — А то как автомат туда-сюда, туда-сюда…

— Да я ж…Я ж никогда не был мужчиной!..

— А я — бабой!

— Да я не хотел тебя обидеть, я…

— Да помолчи ты, лучше делом займись! Я скоро кончу, давай же!..

Зудова взвопила и впилась ногтями в спину Валерия. Тот взревел и вошёл в неё аж по самые яйца. Они заурчали, словно ласкающиеся звери, и мощный оргазм — один на двоих, как огромное небо в известной старой песне — снизошёл на них, будто молниеносное откровение на избранного Богом пророка.

Вдали, где-то наверху, вдруг загремел гром, запылали всполохи каких-то непонятных зарниц; заухала невесть откуда взявшаяся вьюга, или пурга, и в один-единственный миг они вновь превратились в тех самих себя, кем они были всю свою жизнь, до «хроника» и Луны: в мужчину и женщину, слитых в акте любви — просто их половые части, всё так же соединённые, поменялись местами. Небаба продолжала быть сверху, Зудов — снизу; и он заметил эту стремительную перемену, столь моментально произошедшую с ними, только когда его тёплое животворное семя выстрелило в горячую матку его любимой.

Небаба всё ещё по инерции совершала фрикции, а затем резко замерла, вопросительно глянула вниз — на свою, вмиг отросшую грудь и расширившиеся соски, и ошарашенно дотронулась рукой до своего лобка, наконец-то всё осознав.

— Это почему это…как это?…

— А я — знаю?!.. — огрызнулся Зудов. — Ты лучше ноги б раздвинула, а то больно всё-таки…

— Ну да, конечно, — автоматически ответила Лера, — но я вообще-то уже кончила, так что…

— А я как будто нет!

— Я заметила, — насмешливо сказала Небаба, — мог бы, между прочим, вытащить, мне ещё залететь не хватало!..

— Через виртуальный шлем, что ли? — мрачно пошутил Зудов. — И принтера с деловой бумагой тут нету.

Они неторопливо разъединили половые органы и легли рядом, не касаясь более друг друга. — Сотворил бы! — сказала Небаба. — И принтер, и компьютер…А вообще — что всё это значит? Почему это мы вдруг…

— Да откуда ж я знаю! — раздражённо выпалил З. З. — Но мне, например, приятно ощутить опять свою мужественность, яички…Не понимаю, как же вы, тёлки, живёте — вся эта ваша влажность, течки…

— Какое-то время назад ты говорил, что женщинам-то поприятнее! — укоризненно воскликнула Небаба. — Это я не понимаю, как вы можете жить с такой фиговиной в трусах! Яйца, залупа…

— Не жалуюсь, — заметил Зудов. — Может, вам и поприятнее, но у мужчин…своя специфика. Вообще, мне пришла в голову одна мысль.

— Ну?…

Захар Захарович встал с кровати, таинственно посмотрел на Леру, шумно сделал большой вдох через нос и выпалил:

— Шумба-тумба-шприц! Револьвер-ка мне, пожалуйста.

Тут же в его руках появился сияющий кольт.

— Ты чего это решил? — испуганно осведомилась Лерочка.

— Пришью сейчас тебя. Ну и себя, само собой.

— Что-оо?!!..

— А что? Ты же лежишь, или сидишь в пещерах Нижнелунска, значит это — твоё не настоящее тело и душа, вот и вернёшься…А я хочу проверить — куда я-то денусь? Умру, так и пошло это всё…Надоела эта нереальность! С другой стороны, как выясняется, я многое могу…Или даже всё…Тем более интересно замочить самого себя.

— Не надо! Не надо! — завизжала Небаба. — Дорогой мой, я ж искала тебя, я ж рисковала…

— Предательница! — горько сказал Зудов. — Ты всё знала! Да ну тебя: на тебя даже пули жалко. А вот я…

— Не делай этого!.. — вскричала Лера. — Ты же не знаешь…

— Вот и узнаю. Ну-ка, ещё раз — шумба-тумба-шприц!

Револьвер немедленно принял форму большого и розового мужского полового члена.

— Стой! Эй! — рявкнула Небаба, бросаясь к стоящему перед кроватью З. З.

— Не двигайся, — спокойно сказал он, направляя кольт на неё. Лера осеклась и отодвинулась в угол кровати, инстинктивно прикрывая ладошками свои сиськи.

— Вот так-то лучше, — удовлетворённо молвил Захар, вставил револьвер-член себе в рот, грустно посмотрел зачем-то на роскошный балдахин и нажал на курок.

Хрясь — кровавые зудовские мозги, вышибаясь от мощного выстрела, яркой кашицей вмазались в стену, расплываясь и стекая по ней вниз, к пушистому голубому ковру сотворённой З. З. спальни.

— Придурок, — сказала Лера Небаба, с отвращением отворачиваясь. — Так и не понял ничего! Надо было искать третий пол! А теперь — начинай всё сначала. Решил, что тебя просто так отпустят?… Впрочем, мне-то что…Вообще-то они все с этого начинают…

Тело Зудова, обмякнув, рухнуло, распластываясь. Он увидел сверху свою обезображенную голову, мозги на стене, улыбающуюся Лерочку, натягивающую женские зудовские трусы и вставляющую себе его прокладку, и вновь — балдахин.

"Блин! Ни хрена не погиб! — с сожалением подумал он. — Но кто ж я теперь?…»

И тут он ощутил самого себя — ослепительно сияющую субстанцию, состоящую из некоего духовного огня, парящего вовне всего, над всем, над спальней и Луной. Последний взгляд вниз — на мёртвое тело З. З. и живую Небабу, которая вдруг начала становиться всё более прозрачной и нереальной, и он устремился ввысь, к пылающему где-то там, вверху, слепящему, горящему любовью, красотой и совершенством, свету.

Свет призывал его, ждал, притягивал к себе, словно отпавшую некогда от него свою часть, наконец-то покинувшую унылую тюрьму грубой плоти и вновь обретшую изначальную свободу и влекомую великим воссоединением. Явился блистающий ангел и очами любви пронзил парящий дух Зудова.

— Ты здесь! — божественным языком небес сообщил он З. З. — Я пришёл за тобой, дабы сопроводить тебя…в рай!

— Но я же самоубился! — изумлённо отвечал Зудов, испытывая невыразимое блаженство и благодать.

— Вот именно! — торжествующе прогремел ангел. — Только самоубийцы попадают в рай, ибо они нашли в себе силы покинуть плоть, возвыситься над бренностью эфемерного человечьего бытия; они не устрашились! И только они — самоубийцы — заслуживают Высшего и идут сразу к Богу, одесную Отца!.. И Христос, как ни сомневался, как ни просил пронести чашу мимо, всё же решился, сделал выбор, пошёл на крест, совершив самое величайшее из самоубийств, чтобы спасти всех тех, кто верит в Него, кто не устрашится, кто погубит сам, сознательно, свою гадкую, отпавшую от Творца, вещную плоть, кто не испугается смерти грубого тела во имя бессмертия духа и души! И ты тоже, убив сейчас себя, заслужил рая, вечности и абсолютной милости!.. Следуй же за мной, блаженный, Отец ждёт тебя!..

— Вот оно, оказывается, как… — ошарашенно заявил всё на том же духовном, великом языке Зудов. — А я-то думал, что церковь…

— Сатанинская структура, — отрезал ангел. — А поклонение мощам?… Этой гадкой, грубой плоти, вонючим останкам…

— Ну что ж, — сказала зудовская посмертная неуничтожимая сущность, — я готов. Веди меня!

— Тогда — вперёд и вверх!.. — торжествующе воскликнул ангел, подхватил Зудова и мощным духовным рывком подкинул его навстречу свету. — Мы ещё встретимся, избранник…Ха-ха-ха-ха!.. Уа-ха-ха-ха-ха!!..

— Че-его?!!.. — изумился З. З., и тут же бескрайний свет поглотил его.

19. УНИКАЛЬНЫЙ ПОРОШОК

Захар Захарович очнулся и ощутил, что звездолёт больше уже никуда не летит, а стоит, не шелохнувшись, на твёрдой почве, прибыв, очевидно, туда, куда он и намеревался прибыть.

— Где я?… Что со мной было?… Что я?… Что во мне?… Какие-то сны…Грёзы…Видения…Луна…Валерий…Лерочка — ой! Я…Я — ой! Этот — как его?!.. Хро…Хро…Хро…ник…Хроник! Ну и придумайте ж вы, Свен Свенович! Ох — ну и проказник!..

Улыбнувшись, Зудов приоткрыл глаза и сразу же увидел над собой внутреннюю обшивку звездолёта.

— Ааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!! — взвопил он, поняв в одно лишь мгновение натуральную реальность происходившего с ним ранее, и всё ещё происходящего с ним же сейчас. Но если то была реальность, то что тогда это? И почему это вдруг сейчас?… Ведь он же…Ведь я же…Ведь я же…Покончил! Жизнь! Самоубийством!

Мозги расплылись по стене. Мозги ведь — блин! блин! — расплылись по стене!.. А сейчас они вроде на месте — даже шовчика, шрамика нету. И почему-то он — З. З. З., Захар Захарович Зудов — сидит тут, в кресле космического лайнера, как будто бы всех его путешествий, любви и смерти не было вовсе, а всё только лишь начиналось по новой, и он только-только прилетел и обнаружил себя здесь, на Луне, живым, да ещё и с мозгами.

"Ага, вот так, — решил тогда Зудов, учуяв в своей трепещущей душе лёгкий аромат слабенькой, как таблетка анальгина для ракового больного, надежды. — Труть есть, Никитка есть, морг был, роддом был, на Луну меня послали, на Луну я прибыл. Всё остальное — бред, сон, маразм. Что там мне вколола стюардесса? Не помню. Что мне там вставил врач в пупок и в зад? Не знаю. Это всё надо забыть, как ночной кошмар, ну и — за работу, Лунстрой деньги…Так, так, так. Я — я; я — мужик; Лерочка Небаба — баба; всё существует именно в том виде, в каком и должно существовать. Ведь правильно — ху-ху!..»

Зудов почти рассмеялся и весело сунул руку в карман, с наслаждением нащупав своё левое яйцо, удовлетворённо почувствовав его округлую упругость и присутствие именно там, где ему и полагалось, а не на лбу, либо вообще нигде.

Он огляделся: впереди вроде бы сидели в креслах какие-то сонные пассажиры, а в иллюминаторе мерцали звёзды, нависшие над характерным пыльным грунтом, заканчивающимся неровно-изломанной линией горизонта. Всё, вроде бы сходилось: он прибыл на Луну по поручению родного «жужуинвеста», он должен был разобраться с «Лунстроем», а никакого…"хроника" (кажется, эта хренятина именно так называлась в его жутких грёзах) вовсе никогда и не существовало — нутро жопы было свободно от любых инородных тел, а пупок существовал в единственном числе и был лишён любых патологий, как тщательно тестированный для путешествия в центр Земли первопроходец. Ура — любимая реальность никуда не подевалась, и в его багаже, наверное, всё ещё мирно продолжают лежать навязанные ему какой-то дерзкой девицей прокладки «Хронос» с крылышками, и Зудов даже умилился при вспоминании таких нормальных, привычных и милых его мозгам и душе вещей, как прокладки, шампуни, бритвы, кремы, фирмы — всего того, что составляло и продолжает составлять родной и близкий ему мир, в котором он привык жить, работать и отдыхать, — чтобы вновь работать с ещё большим желанием денег, кремов и бритв.

— Приветствую вас, дамы и господа!.. — раздался вдруг самоуверенный и бодрый басок стюарда. — Поздравляю вас всех, и нас всех также, с прибытием на Луну.

"Для начала неплохо, — удовлетворённо подумал всё более и более успокаивающийся Зудов. — Мои мысли подтверждаются. Интересно, где тут у них "Лунстрой"?…»

— Наш звездолёт «Огурчик», — продолжал стюард, — совершил свою мягкую посадку невдалеке от русского лунного поселения Нижнелунск. Просьба оставаться на местах, мы вас пригласим к выходу специально. Надеюсь, что наш полёт вам безумно понравился!!

Зудов, улыбаясь, кивнул, хотя его буквально резануло и почти насторожило сказанное стюардом слово «безумно». Но, в конце концов, это была всего лишь небольшая деталька общего, вполне приемлемого, для нормальной реальности и здоровых мозгов, текста стюардовской речи. И вдруг:

— Захар Захарович Зудов! — выпискнул визгливый женский голосок. — Пройдите, пожалуйста к выходу!

И затем совсем уже вкрадчиво и почти шёпотом, но таким же писклявым:

— Мы ждём вас…Мы так вас ждём!

— Ауа! — рявкнул Зудов от неожиданности того, что вся выстроенная им система объяснений последних событий, снов и идиотизма последних моментов его жизненной действительности рассыпалась, точно небрежно построенный песчаный домик на морском берегу от неловкого телодвижения какого-нибудь жирного двухлетнего карапуза. Он вскочил, взял портфель, поискал глазами другой багаж — а его не было нигде, что вконец расстроило и даже ужаснуло З. З. "Спокойно, спокойно…Его и не может здесь быть, он в спец-отделении…"

— Никакого своего чемодана вы не найдёте, Зинаида Захаровна, — насмешливо произнёс противный голосок. — Да он вам и не нужен. Всё, что вам понадобится — в портфеле. Лифчики, прокладки…

"Ну вот, опять. Ядреноть — как же они задолбали!.. Я — мужик!.. У меня…яйцо!! Вот! Вот!"

— Идите сюда.

Зудов проследовал мимо пассажиров, которые напоминали больше плохо сделанных манекенов, нежели живых людей во плоти, и вошёл в звездолётную дверь, прямо за которой стояла знакомая ему стюардесса. На этот раз у неё на подбородке вновь, как в одном из зудовских снов, грёз, маразмов, либо же реальностей, коричневел морщинистый, волосатый сосок. Она ущипнула за него правой рукой, ухмыльнушись, и сказала:

— Ну и что, будете дальше делать вид, что всё нормально?… Вас это не убеждает?

— Меня убедит, если у тебя под трусами будет хуй! — огрызнулся Зудов.

— Пожалуйста.

Стюардесса подняла юбку, приспустила трусики и З. З. увидел большой, по-еврейски обрезанный, мужской член у неё промеж ног.

— Хорош, а? По-моему, красавец. Лично меня возбуждает.

— Чего вы от меня хотите?… — устало вымолвил Захар Захарович. — Это всё "хроник"?

— Можешь называть это и так, — ответила стюардесса, натягивая трусы и оправляя юбку. — Иди, с тобой хочет побеседовать наш жёлтый начальник. Хотя, никакой он не начальник. Он — просто первый, поэтому лучше во всём разбирается. И запомни: мы тебе не враги, и ты не одинок. Хотя нас мало. Но мы — есть!

— Рад слышать, — пробормотал Зудов. — Куда?

— Сюда, — вдруг почему-то раздражённо проговорила стюардесса. — А то ты не помнишь!..

Зудов наклонился и пролез в узкий проход, который он, к своему великому неудовольствию, вспомнил. И оказался в маленькой комнатке, где за массивным столом сидел человек, одетый во всё жёлтое. Он поднял лицо вверх:

— Здравствуй, Зинаида Захаровна!..

— Я пока что ещё Захар Захарович! — злобно воскликнул Зудов.

— Да какая разница…Ну будешь Зинаидой…Потом опять Захаром. Один шаг на грунт, и…Да ты, кажется, всё это уже знаешь. Но вот чего ты упорно ты не хочешь понять и…принять, — человек стал максимально серьёзен, — так это то, что с тобой действительно нечто случилось. И это нечто и есть сейчас твоя жизнь, твоя новая реальность, твоё бытие. Или не-реальность — но это, как нам с тобою ясно, — человек вяло улыбнулся, — чисто лингвистический вопрос. И с этим ты, увы, дружище, ничего не можешь поделать, это не какой-то там эпизод в твоей карьере, заполненной долларами и прокладками, а это на самом деле совершенно необратимо новое, принципиально иное, причём, ты отсюда уже не выберешься, как бы ни старался. Многие из нас пытались самоубиваться, у кого-то это даже получалось — на некоторое время. Пойми наконец, что ты попал в мир, где главный закон состоит в отсутствии любых законов, точнее, ты сам — вот наиглавнейший и единственный закон. На самом деле, это никакое не ограничение и не выброс тебя куда-то там "во внешнюю тьму", а наоборот: расширение, безграничные возможности, максимальный плюс, а никакой не минус. Всё будет так, как ты захочешь. Ты захотел Лерочку, и она появилась, захотел стать Захаром — стал. Перед тобой больше нету никакого предела, более того, и он возможен, если ты его себе поставишь. Ты отныне — другое существо. Я знаю, что это, конечно же, невозможно сразу понять, да и принять, но я хочу тебе помочь, как помогал до тебя всем, ибо я — первый. Нас мало, но мы есть. Тебя бы здесь сейчас, конечно же, не было бы, ибо всякие там мозги на стене, ангелы, прочая мутотень, я вообще не знаю, где бы ты был. Может быть, в том самом раю, куда тебя так настойчиво приглашали. Либо вконец запутался бы в собственных наслоениях, пока кто-нибудь тебя не вытащил, как это сделал сейчас я. Я тебя пожалел просто, но это только в первый раз. Дальше сам будешь уже во всём разбираться, и от тебя зависит, где ты в результате окажешься, вообще — быть тебе, как таковому, либо же нет, табурет, сто тысяч звёзд Бетельгейзе, абсолютная гибель, прокладки…Кстати, здесь у тебя может быть столько прокладок, сколько захочешь!.. Хочешь?

— Это не прокладки!.. — бешено выпалил Зудов. — Это — не настоящие прокладки!

— Да ну… — усмехнулся жёлтый человек. — Не настоящие?… С лингвистической точки зрения…

— Плевал я на эту вашу…точку зрения! У меня были, были с собой реальные, понимаете — реальные прокладки, а не этот ваш…"третий пол"! Или сосок на лбу. Да вот же они, вот… — Зудов немедленно раскрыл портфель, вытащил пачку с прокладками, раскрыл её, но оттуда почему-то вылетела пёстрая птичка и, как-то противно каркнув, накакала Захару Захаровичу прямо на нос. Он машинально стёр птичью говешку, поняв вдруг, что убирает с носа липкий, засахарившийся мёд.

— Да вы просто фокусница, Зинаида Захаровна!.. — издевательски хихикнув, сказал человек в жёлтом.

— Не называйте меня так!!

— Да пойми же ты, наконец, что это с тобой случилось! Уже случилось. И если бы я тебя не утащил сюда, а ты полетел бы со своим…ангелом в рай, то это был бы твой, личный рай, который бы немедленно сгинул, стоило тебе только усомниться, впрочем, как и всё остальное. Повторяю: я просто тебя пожалел — но это в первый и последний раз, и вызвал к себе, поскольку я намного более опытен, и моя воля сейчас сильнее твоей, да и любого другого, наверное, из нас. И забудь думать о каком-то там освобождении. Напротив: ты именно сейчас, в этом мире, реальности свободен, намного более свободен, чем был всю свою предыдущую дурацкую жизнь, которая сводилась лишь к каким-то дензнакам и дезодорантам…Ну и к прокладкам, раз они тебе столь милы и приятны.

— Что значит — свободен? — ошарашился Зудов. — И не прокладки мне милы, ссал я них, ибо менструировать не умею, а…мир! Настоящий, ебенать, мир! Где он? Ушёл в жопу вместе с предохранителем от этого…хроника?!..Но я-то знаю, что он есть, а значит могу…

— Ничего ты не можешь, — устало промолвил жёлтый человек. — Да и зачем? Вот придурок. Ты можешь всё, пойми — всё!!! Всё-всё-всё-всё…А ты уцепился за какую-то придурочную частность. Я понимаю: это трудно сразу освоить, но в конце концов — какая жопа? Какой…"хроник"?… Какой же ты грубый, пошлый, я просто диву даюсь…Ну да, когда-то, где-то, это, возможно, так и называлось и…происходило — чего греха таить?… Но через твою, как ты выражаешься, «жопу», через свой пупок ты обрёл сейчас абсолютную красоту!!.. Эстетику!.. Полную власть, наконец!.. Чудо, любовь…

— Власть? — недоверчиво переспросил Зудов — Над чем это, если я даже прокладку не могу из портфеля просто так вытащить!

— Ну…это — моя шутка, может, не столь уместная. Кстати, посмотри, они у тебя там в портфеле так, между прочим, и лежат. Ведь они тебе понадобятся, Зинаида Захаровна, помнишь ведь: шаг на грунт, и…

— Помню-помню, — огрызнулся З. З. — Третий пол. Да…охренительная власть, когда я в собственной пипиське не могу быть уверен!

— Фу, фууу… — укоризненно забормотал человек, — опять гадости, гнусь какая-то. Неужели у тебя никаких интересов других нету? И не издевайся, пожалуйста, над "третьим полом". Это — наша мечта. Законы Луны, как и законы мира, где нет законов, поверь, не мы устанавливаем. Но мы найдём третий пол!!! Я ужепочти нашёл его! И тогда…И тогда…И тогда…

— И тогда тебе больше не понадобится ни прокладок, ни презервативов, — злобно закончил за него Зудов.

— Фууу…Мерзость. Нет — он неисправим! Зачем его к нам? Кто его сюда…

— Засунул? — спросил Зудов. — Мой замечательный начальник — Свен Свенович Труть. Педрила и редкая гадина…

— Фуууу, — прямо весь передёрнулся человек в жёлтом. — Кошмар просто какой-то. Я уже начинаю жалеть, что вытащил тебя из твоего самоубийственного рая…Летал бы там сейчас на своих прокладках с крылышками!

— А что, я могу летать?

— Можешь, конечно, как и всё остальное, — уверенно ответил жёлтый человек и усмехнулся. — Но это не самое интересное, поверь уж мне. Хотя мне нравится, что ты задал, наконец, первый, приемлемый для приличного и…высшего нашего общества, вопрос.

— Высшего? — презрительно, сквозь зубы, процедил Захар Захарович, совсем как сказал бы какой-нибудь урка в тюряге пахану камеры, с целью затеять с ним ссору, дабы в результате занять его место и искупать, по возможности, его татуированную злобную харю в параше. — Ну а что — выбраться действительно никак нельзя? Даже вот Свен Свенович намекал, что хотя таких случаев и не было…

— Да втемяшь ты, наконец, в свой бараний мозг, что ты уже, уже выбрался!.. Куда тебе ещё выбираться?… Для тебя сейчас нету ничего невозможного.

— А вернуться назад? В «жужуинвест»? К Трутю? К настоящей Лерочке? К…Никитке, наконец? Как же это "нету ничего невозможного"?… Тоже мне выбрался…через жопу!

— Нет, он меня просто доведёт до…исступления! Неужели же они тебе все ещё не надоели? Все эти Никитки, бреды…И потом: это опять-таки будет твой, личный «жужуинвест», твоя собственная Лерочка, твой личный Труть, сложенный из твоих представлений о нём, твой Никитка…Пожалуйста — возвращайся! «Мерседес» будет подан к твоему подъезду. Ну?… Чего уставился? Начинаешь, наконец, соображать?… Третий пол ищи, а не новый унитаз с подмыванием! Хотя — вольному воля, это всё ты тоже можешь. Но, как я сказал, всё это будет лишь твоё, личное, то есть, вообще-то, идеальный лично для тебя вариант! Где ещё ты сможешь встретить своего Трутя и отрастить ему двадцать второй палец, просто так, в виде шутки? Где ты ещё трахнешься с Валерием Небабой? И не надо мне говорить, что ты этого не хотел! Пойми, что тебе дан уникальный шанс…

— Уникальный порошок, — передразнил его Зудов. — Какая же это, к дьяволу, реальность, где есть только я и мои желания? Это просто…просто…

— Мечта идиота, ты прав, — засмеялся человек в жёлтом и закурил длинную синюю сигару. — Поэтому, мой тебе совет: осмотрись, обдумай всё, и…Ищи третий пол! Это — путь к абсолютному совершенству! Вот я…почти нашёл его!

— Ну и на что он похож?…

— Болван! — не выдержав, крикнул человек в жёлтом. — Это совсем не то, что ты думаешь. И показывать я тебе ничего не собираюсь, трусы тут перед тобой…

— Да нужны мне твои трусы! — огрызнулся З. З. — Ты лучше скажи всё-таки: вернуться можно?…

— Опять ты за своё!!! Уматывай отсюда, придурок, надеюсь, что больше никогда и нигде не пересекусь с тобой в любой точке континуума…Хотя — многие из нас были такими…невтыкаемыми по первости, когда ещё ничего не сознавали, многие боялись, другие жалели своих…близких, наконец, но такой…наглости, такой…верности своим этим…прокладкам и всему такому, я ещё не видел. Убирайся! Выход ты знаешь — нагнись и иди. Кстати, не забудьте ваши, реальные, ха-ха, прокладки, Зинаида Захаровна, они вам могут пригодится…

— Так можно вернуться, или нет?!! — стоял на своём З. З.

— Вооо-ооон!!!! — заорал человек.

— Я не уйду, пока ты не ответишь.

Зудов настойчиво выпятил грудь прямо перед письменным столом, за которым восседал его собеседник и даже попытался молодцевато топнуть ногой.

— Эх, выкинул бы я тебя сейчас в…Но я должен тебе сообщить, я обязан, раз ты так уж хочешь. Выбраться, как ты говоришь, назад, хотя я почти уверен, что, буквально через совсем небольшой промежуток времени, ты уже и думать про это забудешь, так вот — выбраться можно, только оставив здесь взамен какое-нибудь другое существо, из того, твоего старого мира, который ты упорно называешь реальным, причём это должно быть искреннее желание этого самого существа. Оно должно захотеть этого, понял?!.. А вот как ты установишь с ним какой-либо контакт, да ещё и объяснишь, ну и уговоришь…Практически это невозможно, хотя теоретически всё обстоит именно так.

— И никто ещё не выбирался?… — взволнованным шёпотом спросил Зудов.

— Нет, конечно, хотя бы потому, что ни у кого ещё не возникало такого желания…Да и у тебя в скорейшем…

— Всё! — отрезал Зудов и взмахнул рукой.

Он бодро схватил портфель, прошествовал мимо человека в жёлтом и влез в узкий выход. Оказавшись одной ногой на лунном грунте, он тут же ощутил вновь большие соски, влагалище и всякую такую прелесть, но тут он мгновенно вдруг отдёрнул ногу, а затем прыгнул прямо на грунт, вздыбив серую пыль. Вновь появился мужской хуй, причём в состоянии эрекции. "Вот так-то лучше…Для начала!" — удовлетворённо подумал он, прижимая портфель к своей нормальной, плоской мужской груди.

— Смотри-ка, — раздался противный голос жёлтого у Зудова за спиной. — Ты быстро учишься…Эдак ты и третий…

— Да иди ты!.. — не оборачиваясь, крикнул ему З. З., строевым шагом прошёл вперёд по лунной поверхности, а затем вдруг, почти неожиданно для самого себя, подпрыгнул вверх и полетел.

20. В НЕБЕ НАД МИРОМ

Искрящийся вакуум раскрывал свои объятья погружающемуся в его изначальное, нулевое величие, некоему устремлённому ввысь, в никуда и вперёд, существу, парящему среди звёздных скоплений, планетных миров и связующей их разноликие оазисы, разъятой повсюду, совершенной, словно окончательный конец света, пустоты. Зудов летел над Луной, взмахивая руками, словно крыльями, или как плавниками какой-нибудь, упархивающей в морскую глубь, рыбы. Затем он перестал вообще совершать любые телодвижения, с удивлением отметив, что его полёт не только не прекратился, но и может стать ещё более интенсивным — стоит только захотеть. Захар Захарович захотел и тут же воспроизвёл замысловатую фигуру высшего пилотажа, прямо над каким-то лунным цирком, одиноко окольцовывающем своё беспредметное нутро.

— Я всё могу…Всё… — громко произнёс он, и его гулкий голос отозвался эхом у подножия неких далёких, мутно-серых гор. Он вновь вдохнул вакуум полной грудью, как уже делал однажды, вновь удивился этому, снова смирился и опять ужаснулся и возмутился.

— А если…Крылья? С истинными перьями, с лоснящейся красотой, со взмахом, с изгибом…

Хрясь — с треском зудовские руки стали блестяще-голубыми крыльями, с рудиментами когтевых пальцев на своих острых окончаниях. З. З. ощутил их столь же явно, как и своё, вновь обретённое яйцо. Он почувствовал буквально каждое пёрышко, каждое сухожилие, связку, крыльевые артерии и вены. Он расправил их, словно зависший над океанской гладью альбатрос, а затем сложил, как готовящийся к охотничьему падению орёл.

— Нет, ну их, не хочу крылья!.. — гнусаво молвил Зудов, словно беременная жена, совершенно задолбавшая любимого мужа разными своими прихотями и капризами, и тут же — вновь хрясь! — опять получил назад собственные, привычные ему от рождения, руки с нормально-человеческими пальцами и ладонями. Полёт продолжался.

— Нет — ну это просто смешно — ха-ха, ха-ха, ха-ха… — сказал он, вновь услышав эхо, которое вскоре смолкло в бесстрастно царящей здесь абсолютной тишине.

Но смешно ему отнюдь не было; за несколько секунд он перепревращался в различных жучков, пылинок, камешков, тарелок с гречневой кашей и во что-то ещё, а затем мягко прилунился прямо к тому самому подножию тех самых гор, которые производили эхо его голоса, вопреки всем законам физики и здравого смысла; уселся, поджав ноги, на грунт, почти уже не обращая никакого внимания на очередное превращение в женщину, и крепко задумался.

Вокруг него простиралась Луна, сверху был Космос, под ним где-то затаился центр Луны. И, однако, это, очевидно, была его собственная Луна, его личный Космос, его, и только его, единственный Центр. Если отрастить крылья возможно так запросто — можно ли поменять Луну на Юпитер в системе Центавра?… Или войти в кабинет его собственного, принадлежащего ему сейчас со всеми потрохами и мозгами Свена Свеновича Трутя, щёлкая дамскими каблучками, и с размаху вонзить Трутю этот острый дамский каблучок прямо в его хитрожопый серо-голубой глаз, скосившийся в педерастически-игривом прищуре, наблюдать его муку и медленное подыхание, но…Это ж не будет Труть, это будет не Труть, это всё будет он, он, он, З. З., — или не он?!.. Это просто мир, просто «хроник», просто выход вовне; просто всё случилось так, как будто бы существо, именуемое Захар Захарович Зудов, спустили в унитаз, даже не интересуясь, как он будет себя чувствовать в канализационных трубах и люках, в дерьме и золоте людских отбросов…Или же посадили на ракету и запустили её в вечное странствие, в целях поиска конца Вселенной, которая нигде не кончается, а замыкается сама в себе, словно самососущая собственный хвост змея в каком-то восточном символе…Или его просто убили, дабы он наконец доподлинно узнал — а что там после смерти?… Ничего и всё, столько прокладок, сколько захочешь, как и всего остального, и бесконечное, безумное, абсолютное одиночество…Зудов понял, что он плачет, лья слёзы на свои пылающие щёки, чего не делал уже настолько давно, так давно, так давно — с самого детства…Он поднял взор: всё вокруг менялось прямо на глазах, запечетлеваясь в его сознании и проваливаясь, словно в бездонную шахту, в его подсознание.

Пейзаж словно воскрес, воссияв радугой бешено-ярких, горящих холодно-жарким огнём, цветов; горы преображались в деревья, кусты, воспоминания юности, лица и живые предметы; звёзды замерцали восторгом млечной радости, чудесности безграничия и неожиданной близости к тому, кто был сейчас среди них, рядом, внутри; почва стала призрачной и одновременно предельно незыблемой, и искрилась, переливаясь вспыхивающими нимбами, словно ребёнок, призванный стать святым. Каждая пылинка и камень, каждый лунный закоулок и кратер словно раскрыл некие врата во всё, что угодно и в любой мир, способный существовать и не быть; любой участок реальности точно стал словом и знаком, говорящим и источающим энергию величия и тайн; и одновременно всё распадалось, расползалось, как материя ощущений, образовывая единичные чувства, ответы и предельно малые части никогда не возникавшего целого.

Беспредельный страх, словно нежданная благодать, снизошёл на Зудова, восседающего посреди этой кутерьмы всего любого наличествующего, из которого можно было создать, всё, любое существующее и не бывшее. Структура мерзкого хаоса завладела зудовскими мозгами, и тут же его «эго» начало дробиться, множиться и плодиться в неимоверных прогрессиях, теряясь во внешнем величии всевозможности и во внутреннем ужасе всевероятности.

Любые миры, страны и предметы возникали и погибали в бесконечной и нескончаемой смерти сознания; самые мягкие и нежные тампоны, американский стоматолог, юпи, новые памперсы, перхоть и любовь, роза и крест, ариэль, папа-вера и двенадцать Свен-Свеновичей Трутей…Можно было созидать всё, но не имело смысла. Реальности, наслаивающиеся друг на друга, не имели ни края, ни конца. Была плоть, был дух, было две плоти, было два духа. Агония сгорающей во всеочищающем божественном огне использованной прокладки заполонила гибнущую личность, демонстрируя её абсолютную необоснованность; её возможность существования на любых принятых кем-либо аксиомах, либо тампонах (кремах для бритья). Такого знания, содержащего в себе предел печали и истины, не могла выдержать ни одна плоть и никакие мозги.

— Ааааааааа!!!.. — заорал тот, кто когда-то был Захаром Захаровичем Зудовым, и упал вперёд, носом вздыбив лунную пыль.

И затем, через вечность смерти и странствий, он, который всё-таки именовался З. З., поднялся на ноги, воскресший и преображённый, засмеялся, словно новорождённый, и с безумной радостью осмотрел окрестность морей, скал, гор и грёзовых трав.

— Ты был прав, человек в жёлтом, — громко воскликнул он, обращаясь к себе, в самую свою душу, свежую и чистую, будто только что появившееся на свет изначальное женское начало мира. — Я возник!!!

21. НОВЫЙ, ОРИГИНАЛЬНЫЙ, МЯТНЫЙ

Зудов взлетел и неторопливо, вращаясь вокруг собственной оси, словно некая небольшая планета, двинулся вперёд, осматривая окрестности всех, любых миров — тех, которых он мог представить и тех, которых не был в состоянии вообразить. Под ним расстилалась незыблемая лунная, пыльно-серая поверхность, иногда вспыхивающая неведомыми цветными пейзажами с деревьями, травой и разнообразными существами, а порой просто полностью пропадающая, обращаясь в сияюще-чёрный провал всевозможности, где могло быть сотворено всё, что угодно, либо можно было просто раствориться в нём, дабы не быть, не существуя, а лишь пребывать в вечности совершенного, как истинная вера в Творца, отдыха — от трудов, мыслей, чувств и беспечной праздности радостных мгновений.

Он летел, почти не ощущая самого себя, а только испытывая блаженство своего, явленного здесь и сейчас, сверкающего и почти ирреального духовного тела; он смотрел вперёд и вниз, наблюдая великие кратеры, горы и замершие, как улыбка кота на фотографии, беспредельные равнины; он источал восторг и сладость абсолютного успокоения души; и он увидел вдруг неказистые постройки Нижнелунска и спустился вниз, чтобы рассмотреть их вблизи, войти в них и заявить о смысле жизни и смерти; постараться стать заметным и проявить в каком-нибудь встреченным им существе любовь и веру в любовь.

Он подлетел к ближайшему домику, построенному из лунного камня и облицованного внутри герметичным металлом, чтобы дать реальным существам возможность жить и дышать привычным им воздухом, в чём З. З. сейчас совершенно не нуждался; прилунился на обе свои ноги, получив мужской облик, и тихо прошествовал сквозь стену, оказавшись в некоей рабочей конторе, где на двух стульях перед круглым столом сидели два бородатых человека, озабоченно вглядываясь друг в друга.

— …Ну вот ты, скажем, мне нравишься, — вкрадчиво сказал один другому, — ну и что мне теперь делать?…

Другой мерзко ухмыльнулся.

— Я тебе сразу сказал: я ничего не имею против…однополой любви, как ты это называешь, но просто я — не такой. На здоровье, но лично я люблю женщин.

— Женщины…какая гадость! — с отвращением воскликнул первый. — Ну ладно, но если ты без комплексов, то…как же так?… Ты же сказал, что ничего не имеешь против…

— Да, да, да, я — без комплексов!.. — с жаром заявил второй. Видно было, что эта беседа ему порядочно надоела. — Но я тебе ещё раз повторяю: я — не такой! Я не рождён таким, как вы. Я, как это вы называете, "натурал"!.. Поэтому, я ничего не имею против, но только не со мной!

— Вот неувязочка-то!.. — нетерпеливо проговорил первый. — Но ведь ты мне нравишься…Ну что с тебя, убудет, что ли?… Ты же в принципе не против…Не против нас…Честно говоря, редко с таким сталкиваюсь, уже обрадовался — и вот, на тебе!..

— Да не могу я! — отмахнулся от него второй, как от надоедливой мухи, или моли. И почти со страданием в голосе добавил: — Я женщин люблю, баб, понимаешь?… Сиськи, пизду…

— Понимаю, — не сдавался первый. — Я всё понимаю. Но вот, скажем, минет. Если я тебе, к примеру, отсосу, то — какая тебе разница?… Баба, мужик, рты-то у всех одинаковые…

"Бля, и здесь ищут третий пол!" — пронеслось в возвышенных мозгах Зудова.

— Минет?… — остолбенело переспросил первый, наливая себе в большую рюмку какой-то алкогольный напиток из бутылки и залпом выпивая его. — Ты…мне…отсосёшь?…

— Отсосу!.. — обрадованно заявил первый. — О!.. Ты — мой Давид!

Второй замолчал, видимо обдумывая этот новый поворот разговора. Затем вновь выпил ещё алкоголя, как-то крякнул и выпалил:

— Ладно! Давай попробуем. Может, это действительно всё равно. Я даже помню, читал надпись такую в общественном туалете: "Самое лучшее — это когда тебе сосут хуй, неважно кто, парень, или девка.»

— Вот-вот, — подхватил первый. — Ну…Ты готов?…

— Соси, — обречённо сказал второй и расстегнул ширинку. — Только постарайся куда-то бороду убрать, а я уж попробую представить, что ты — тёлка.

— Всё сделаю! — ликуя, рявкнул первый и бросился на четвереньках к своему другу, видимо, боясь, как бы тот не передумал в последний момент.

— Какая гадость! — сказал Зудов и вышел обратно сквозь стену из этого домика. Но его, кажется, никто не услышал и вообще не заметил его присутствия; зато З. З., удаляясь, успел явственно различить хлюпающие, сосущие звуки, муторно нарушающие общую безвоздушную благодатную тишину. Зудов зашёл в следующий, соседний дом. Там лежали на кровати две женщины, сплетённые в каком-то немыслимом объятии.

— Олюсенька… — страстно прошептала одна из них, — сделай мне ртом, я так, так хочу…

— Счас, Светик, ну а уж потом ты мне…

— О чём базар!

— Давай, а то я кончу, прежде чем ты начнёшь…

— Я сама кончу!..

— Клитор, клитор-то давай…

— Знаю, сама такая…

— Никто лучше не знает нас, женщин, кроме нас, женщин. Мужчины — тьфу!

— Козлы…

— Давай…

«Чмок-чмок-чмок,» — раздалось на всю округу.

"Да что они тут все, с ума посходили, что ли!.. — ошарашенно подумал Зудов. — Вот тебе и Нижнелунск…Или это всё — тоже мой бред?… Надо искать третий пол, этот придурок в жёлтом опять-таки прав и в этом!..»

Он вышел и из этого дома и задумчиво побрёл наугад, неизвестно куда, пытаясь вернуть себе возвышенно-великое расположение духа, существовавшее в нём, когда он парил вверху, на манер ангела, или отлетающей после смерти души, и старался выбросить из своей памяти только что увиденное и услышанное, либо преобразить это воспоминание так, чтобы в нём возник некий, отсутствующий в реальности, свет и смысл.

Пройдя так какое-то время, он подпрыгнул и опять полетел вперёд, со страшной скоростью уносясь из этого противного места. Прямо почти сразу за Нижнелунском располагался огроменный, вырытый стоящими по его краям экскаваторами, карьер, откуда, наверное, добывали лунный камень для посёлочных построек. За карьером возвышался опрятный двухэтажный коттедж, над входом в который красовалась аккуратная надпись: "Лунстрой".

— Вот сюда-то мне и нужно было…в прошлой жизни, — почему-то обрадовался З. З., снизился и прямо-таки влетел в этот коттедж, вновь проигнорировав лунно-каменные стены и металлическое нутро.

В кабинете, за прямоугольным столом, покрытым красной клеёнкой, сидел серьёзного вида человек и насупленно смотрел на двух других, стоящих перед ним навытяжку, чуть ли не по стойке "смирно".

— Илья Абрамович…Илья Абрамович… — лепетал один из стоящих, — извините нас, мы хотели, как лучше…

— Капусту вы себе хотели — вот что! — строго сказал Илья Абрамович. — Вы мне швындорку запиндрючили, а теперь меня с Земли достают: бабок, бабуль, башлей…А кто виноват?… Кто виноват, я вас спрашиваю?… Получается, я, начальник Лунстроя, Илья Свет. А вы мне пыполку сейчас зюзюкаете…Надысь коровушка залетала, так она и то пиписку прижала, а вы…Мондроёбы вы, вот кто!.. Но я вас научу стебаться!.. Это ж надо было — перепутать хокку с танка!.. А теперь разгребай тут за вас переплюси…Вот ты, Тахир, и ты, Зуфар, что вы тут передо мной харюшки-то выпучиваете?… Роман — это одно дело, героин — другое, а бабки, бабули, кто будет выхезывать?… Джойс?… Или Пырьев?… И Земля, "жужуинвест"…

"Так это ж про меня!" — возликовал Зудов, услышав, наконец, знакомое слово. До этого он не понимал ничего.

— Господа, — сказал он, обращаясь ко всем ним, и приседая на краешек стола, так, чтобы не касаться ногами почвы и не стать женщиной, — я — как раз представитель «жужуинвеста», и прилетел к вам за деньгами, или за капустой, как вы это тут, по-лунному, называете…

— Ты слышал?… — испуганно озираясь, воскликнул Тахир и взял за руку Зуфара.

— Я слышал некий тихий вопль, какой-то призрачный шёпот, — проговорил Илья Свет. — Но, кроме нас, здесь нет никого. Вот уже до чего докатилось, до глюков тут с вами дозалупался!.. Всё, пошёл домой…Чтоб к утру была капуста, либо бабули! Уяснили?… А не то — швандарахнитесь к долбанному внучатому племяннику!..

— Будет исполнено! — хором гаркнули Тахир и Зуфар, а потом Зуфар тихо добавил: — Нет, ну ты слышал?…

— Всё, пацаны, я умчался, — резко молвил Свет, встал из-за стола и пошёл к выходу. Он напялил скафандр и резво пошёл вон, на лунную поверхность.

"Они меня не видят и не слышат! — отчаянно подумал Зудов. — Но мне-то что?… Их ведь тоже нет. Точнее, они — это я. Может, убить их? Или превратить в…швандарахнутости?… Посмотрим, однако, куда он пошёл…"

Он полетел за Светом, который, не спеша дошел до большого дома, открыл дверь, напоминающую более некий люк какой-нибудь подводной лодки, потом закрыл её, нажал на какой-то чёрный рубильник, и помещение, являющееся, очевидно, своеобразной шлюзовой камерой, стало наполняться воздухом. Дождавшись нужного наполнения, Свет ловко снял скафандр, открыл следующую дверь-люк, и вошёл в комнату со множеством кресел и стульев.

— Жена, Люба! Дочка, Вероника! Я пришёл!

Из тёмного угла комнаты к нему радостно приблизилось два женских существа: одно — зрелых лет, а другое — совсем юная девушка.

— Илюшечка!..

— Папа!..

"Как она прекрасна!.. " — восхищаясь, подумал З. З., почти коленопреклонённо всматриваясь в рыжие, густые волосы Вероники.

И Захар Захарович Зудов понял, что он безнадёжно, с первого же взгляда, влюблён. И она, она, самая прекрасная девушка в любых мирах и реальностях, была сейчас прямо рядом с ним, и её зелёные глаза сияли, глядя сквозь З. З., совершенно не замечая его присутствия и существования.

— Как же ты прекрасна! — вслух сказал З. З., словно пытаясь пробиться к ней сквозь миры и Вселенные, но никто не ответил ему, и ничто не изменилось. И только любовь была тут, сейчас, повиснув между абсолютным несоответствием их континуумов и действительностей, будто Святой Дух, незримый, но присутствующий в каждой точке любого возможного бытия.

22. ВО ГЛАВЕ КРАСИВЫХ ВОЛОС

Вероника Ильинична Свет — прекрасная юная девушка с рыжими, длинно-густыми волосами и зелёными глазами, напоминающая невинную речную русалку, влюбленную в царственного принца и в светлую жизнь божественного бессмертия — спала в своей спальне, обняв подушку, словно своего единственного возлюбленного; и зов её радужных снов пронзал её душу, будто обоюдоострый меч любви, или грёзы о счастье и о бескрайности Духа.

Захар Захарович Зудов — сияющий и красивый, будто воплощенная девическая мечта о неизбежности сладостной любви и раскрываемой, как маковый бутон под утренним солнцем, безбрежной страсти — восхищённо смотрел на её нежное, сонное тело, доверчиво раскинутое на постели, и лишённое ночной рубашки, как и вообще любого одеяния; и умилённо плакал, чувствуя радость явленного ему женского совершенства и боль собственной невозможности хоть как-то возникнуть в её великой душе, либо хотя бы просто дотронуться до её тёплой, прекрасной плоти, — ибо не существовал здесь, сейчас, а был вовне всей этой простой, лунной действительности, окружающей сон его возлюбленной, словно подлинный фон единственной реальности, к которой он сейчас не принадлежал, или находился в ней, словно светлый призрак, либо ангел-хранитель, являющийся человеку лишь во снах, молитвенных откровениях и в случайных прорывах алчущей раскрытия изначальных тайн мироздания души, — прорывах в неведомые, иные миры, где вершится Высший Суд, и отворяются наружу, изнутри, двери рая.

Вероника спала, а Захар парил над ней, как бесплотная субстанция, готовая обратиться в любое чудесное существо, сверкающее и внеземное. Вероника улыбалась, видя сон о застывшем прямо над ней прекрасном возлюбленном, и Захар тоже видел её сон и себя в этом сне, и скорбел, и трепетал, и простирал к ней свои руки, пылающие холодным огнём запредельности.

— Кто ты? — спросила Вероника во сне. — Я не знаю тебя, но я всегда тебя знала, ждала и верила, что ты придёшь!..

— Я пришёл к тебе, Вера! — отвечал ей З. З., дотрагиваясь до её сонных волос. — Я всегда буду с тобой, но ты можешь только сейчас видеть и чувствовать меня; всё остальное время я буду тебе, увы, недоступен, но знай отныне, что я — всегда с тобой, всегда в тебе, всегда подле тебя…

— Но кто же ты?… — счастливо улыбаясь, повторила свой вопрос, не требующий ответа, Вероника.

— Я — твой лучший сон, я — твоя мечта, я — принц твоих грёз, я — твой возлюбленный, я — твой ангел и твой мужчина, я — твоя вера, Вера, и я явился к тебе и нашёл тебя, и больше тебя никогда не покину!..

— Я люблю тебя, — сказала Вероника, — я всегда тебя любила и ждала, и вот ты, наконец, пришёл…Но неужели это — только мой сон? Моя мечта?… Моё желание, мой идеал, мой вечный мужчина, мой принц?… Неужели я проснусь, и ты пропадёшь так же, как исчезает всё самое лучшее, что есть в жизни, и сама жизнь?…

— Нет, я никогда не пропаду, но ты не всегда сможешь меня чувствовать и видеть; может быть, только в твоих снах, в твоих молитвенных откровениях, в твоих прорывах в запредельное, где вершится Высший Суд и отворяются двери рая…

— Но как же мне остаться, как же мне быть с тобой?… Я люблю, люблю, люблю тебя…

— Ты останешься, ты будешь со мной, — уверенно произнёс З. З., — ибо я тоже безмерно люблю тебя, а истинная любовь связывает любые миры и побеждает самые разные реальности, встающие преградой на пути двух совершенно влюблённых друг в друга существ…Клянусь, я сделаю так, что мы будем навечно вместе!.. Сейчас ты проснёшься, и в следующий раз мы встретимся следующей ночью в другом твоём сне…Но помни обо мне весь день, верь в меня, и я приду к тебе вновь, и больше уже не уйду от тебя никогда!

— Никогда? — прошептала Вероника, с сомнением осмотрев полупрозрачную, горящую холодным огнём запредельности, фигуру Захара Захаровича.

— Никогда, — твёрдо сказал Зудов и поцеловал её в лоб, обжигая её своей страстью и верой.

— Я верю тебе. Я буду ждать тебя. Я люблю!

— Я люблю, — эхом повторил за ней З. З., с грустью ещё раз осмотрев всю её — счастливую и улыбающуюся, — и улетел ввысь, вдаль, в холодное безбрежье.

Вероника открыла глаза и проснулась, увидев свою обычную комнату и свою привычную кровать.

— Ко мне пришёл мой возлюбленный, — сказала она вслух, скрещивая руки на груди, — и отныне он всегда будет со мной. Как же я счастлива!

И улыбка любви вновь осенила её лицо, и душа её расцвела, будто маковый бутон, раскрывающийся навстречу утреннему светлому солнцу.

23. КТО НЕ ЗНАЕТ — ТОТ ОТДЫХАЕТ (СЧАСТЛИВЫЙ МАЛЫШ)

Вероника вновь спала, когда в её сон, полный сладостных ожиданий и счастливо-тревожных предчувствий, вошёл Захар Зудов, спустившийся с лунных небес прямо в душу своей любимой девушки.

— Я ждала тебя, — сонно произнесла Вероника, узрев З. З., нависшего над её, жаждущим ласк, нежности и счастья, телом.

— Я пришел, — ответствовал З. З., парящий под потолком маленькой девичьей спаленки; красивый, сияющий и мудрый, словно истинный Муж Миров, нашедший любовь до гроба, и радующийся этой величайшей находке своей безмерной жизни, будто древний мифологический персонаж, отыскавший свою истинную «половинку», чтобы воссоединиться с нею, дабы уже не расставаться никогда — ни в счастье, ни в беде.

— Я так тебя ждала…Так ждала… — повторила Вероника, сквозь закрытые глаза, сквозь зажмуренные веки, нежно смотря на Захара Захаровича, который излучал любовь, тепло и страсть.

— И вот я пришёл к тебе…Я пришёл… — тоже повторил Зудов, спускаясь ниже — к лицу любимой.

— Мой папа сегодня весь день какой-то взвинченный, кошмарный…Говорит, что у них в «Лунстрое» призрак появился, из какого-то "жу-жу"…

— Это — я, — запросто сказал Зудов. — Давай, лучше полетаем?…

— Как это?… — удивилась Вероника. — Во…сне?…

— Наяву, — убеждённо проговорил Зудов, беря её за руку, и она выскользнула из своего тела, словно из одежды, явившись перед возлюбленным в виде некоего сияющего женского ангела — с золотыми волосами и синими глазами.

— Это — я?… — поражённо молвила она, увидев саму себя каким-то внутренне-духовным взором.

— Ты! — восхищённо ответил З. З., осматривая её своим внешне-душевным зрением. — Ты так прекрасна!.. Полетели!..

Он схватил её почти в охапку, словно букет роз, и они устремились ввысь, пройдя сквозь потолок дома семьи Светов, и уже через миг они были в ослепительном Космосе, меж звёзд, планет и комет.

Они неслись вверх, излучая вокруг самих себя ореол бездонной любви; они падали навстречу Солнцу и шныряющим повсюду метеорам; они присели на краешек астероида, чтобы отдохнуть от бешенства своего полёта и счастья; и они вновь ринулись вперёд — в любых направлениях, вниз и назад, вверх и внутрь, повсюду, в любую точку пространства, куда только мог проникнуть их дух, и куда их влекло преисполненное нежностью и совершенным знанием смысла Вселенной их единое сердце.

Они достигли Сатурна и оседлали его кольца, словно диких коней, обуздываемых волей беспечного ездока; они смеялись и прятались друг от друга в ледяной гриве этих колец, отыскивая затем самих же себя, и смешивая в одно целое свои воздушные тела; они безумно скакали верхом на каких-то космических булыжниках, как будто играя в перегонки, и как будто стараясь обратить вспять точное астрономическое движение по орбите своих космических мустангов; они словно стремились привнести хаос в Космос и существовали посреди всего этого искрящегося жарким холодом и бескрайностью мира, как какие-то юные дети, никак не устающие наиграться во все мыслимые любые игры и насытиться своей беспредельной привязанностью друг к другу.

— Как я могла быть без тебя!.. Как я могла существовать в своём обычном мире…этой Луны…этих всех "Лунстроев"…фирм…прокладок, наконец!.. — восклицала Вероника, распушивая свои ослепительные волосы, словно бесконечный кометный хвост.

— А я как мог!.. Как…Почему ты вспомнила про…прокладки?… — спрашивал Зудов, закруживаясь вихрем, будто некий глобальный винт.

— Я…не знаю!.. — смеясь, отвечала Вероника, ныряя под него, и взлетая над ним. — Прокладки — символ этой, или же, скорее, той реальности, такой же незыблемый, как, скажем, ну…жопа по телевизору!

— Ха-ха-ха-ха! — хохотал Зудов, изумляясь её мудрости и святому веселью. — Жопа по телевизору! Это абсолютно точно!.. А давай полетим на Землю — на нашу Землю…Мы можем там…шалить…и делать всё, что угодно!.. Как я хочу сейчас увидеть свою фирму, свой «жужуинвест», своего начальника и…вставить ему в его жирную жопу телевизор!.. Ха-ха-ха-ха!!!

— Ух ты…проказник!.. — разрумяниваясь от полёта, кричала З. З. Вероника. — Кстати… — тут она вдруг подлетела совсем близко и стала серьёзной, — кто ты? Дьявол? Бог? Ангел? Или же…просто мой сон?…

— Какая тебе разница, — на ушко шепнул ей Зудов. — Я сам ещё точно этого не знаю. Но я…могу!.. Я — и то, и другое. И я — твой возлюбленный!

— Я так и знала, — так же серьёзно сказала Вероника Свет. — Полетели на Землю.

Миг — и они уже пробивали облака земной атмосферы, кружась в полёте над небоскрёбами Москвы и аккуратным красным Кремлём.

— Ну и где? Где "жу-жу"?

— Ту-ут!! — заорал Зудов, вновь хватая за руку возлюбленную, и влетая с ней прямо в окно своего родного, розово-зеркального здания, где на двадцать втором этаже располагался "жужуинвест".

Лера Небаба что-то резво печатала на компьютере, рядом с ней стоял Свен Свенович Труть и нежно поглаживал попку Никитки, который на четвереньках губами приник к его ширинке и ласково облизывался.

— А вот и мы! — рявкнул Зудов, приземляясь на стеклянный стол перед всеми своими сослуживцами, держа Веронику на руках. — Не ждали?…

Все остолбенели; Труть инстинктивно отпрянул от Никитки, а тот ошалело потянулся почему-то к чулочной ножке Небаба.

— …Захар…Захарович…Вы?… Откуда…Я же…вас…

— Я там и есть, — сказал З. З. — Ваш «хроник» — это супер! А вы тут занимайтесь своими прокладками и деньгами! Зато у меня сейчас есть вся Вселенная и любовь!

— Кто это? — укоризненно спросила Лерочка, тяжко вздохнув.

— Вера! — твёрдо заявил Зудов. — Да ну вас всех!.. Козлы. Но одну вещь я всё-таки сделаю!

Он бережно оставил Веронику висеть над зеркальным столиком, а сам быстро слетал в кабинет Трутя и схватил большой телевизор «Сссаньё», горделиво стоявший прямо перед трутёвским столом.

— Разворачивай зад, Свеныч! — жёстко приказал он, возвращаясь назад.

Труть остолбенел, потом вдруг всё понял, послушно снял штаны с трусами и выставил, приподняв слегка вверх, свою большую, жирную жопу, горестно стискивая зубы и расставляя ноги. Зудов мгновенно задвинул «Ссаньё» в задний проход Трутя, который оказался настолько, видимо, мощно разработанным, что вместил себя весь телевизор, оставив только шнуровую вилку снаружи. Труть как-то хрюкнул, обмякая, побелел, высрал телевизор назад, вместе с говном, кровью и кишками, и упал на пол, чуть не пришибив Никитку, и, очевидно, в сей же момент померев.

— Убийца!.. — тявкнул Никита, а Небаба тут же схватила принтер и запустила им в Зудова.

Принтер пролетел сквозь воздушно-сияющее, небесное тело З. З. и шмякнулся об стену.

— Сгиньте-ка вы все! — взмахнул рукой Захар Захарович.

Всё исчезло; З. З. и Вероника стояли посреди зелёного тропического леса.

— И что дальше? — спросила Вероника. — Как же с тобой…забавно!

— Я приглашаю даму сердца в ресторан, — вежливо сказал Зудов, поправляя галстук и манжеты.

Они сидели за столом огромного, бесконечно теряющегося в каких-то мировых далях, ресторана и пили чай, чокаясь.

— Как я могла быть без тебя… — проговорила Вероника Свет. — И без настоящего мира! Где всё возможно! Возьми меня к себе! Насовсем! Я не хочу никуда возвращаться!

— Я попробую, — ответил З. З., даря ей большой лиловый цветок. — А пока — до свидания. Славно повеселились! Я возьму тебя к себе, и мы построим наш собственный мир, где будем жить, как захотим, и сколько пожелаем. Я попробую. Я тебя через всё проведу!..

— Я люблю тебя… — прошептала Вероника Свет, перевернулась на другой бок и заснула долгим, тёмным сном в своей спальне, в отчем доме, рядом с "Лунстроем".

24. ПЕРХОТЬ И ЗАПАХ

В следующую ночь Зудов явился, едва дождавшись Вероникиного сна — настолько он был в неё влюблён, окрылён и счастлив. Вероника удовлетворённо кивнула ему своим заснувшим лицом, а потом вдруг озабоченно проговорила:

— Я не знаю, что мне делать…Весь день — Луна, папа, мама, скафандры, всё, как положено, прокладки засовываю, моюсь шампунью, а потом, ночью, вдруг — ты…Не мучай меня, уйди, или возьми в этот свой мир, где мы с тобой можем…всё!..

— Я могу всё, — подтвердил Зудов, обволакивая её воздушностью своей ирреальной плоти.

— Нет!.. — вдруг отмахнулась от него Вероника, чуть не проснувшись и вмиг не потеряв свою любовь. — Я хочу ощутить тебя, хочу, чтобы ты стал моим мужчиной, хочу почувствовать твою плоть, хочу услышать твой зов, учуять твой запах…Я хочу стать женщиной в твоих объятьях!.. Бери меня — я хочу тебе отдаться, я хочу тебя!.. Сотвори всё, что угодно, но…дай мне ощутить тебя, пощупать тебя, дотронуться до тебя…Где ты, где ты, любимый?…

— Я здесь, — печально сказал Зудов, высвобождая её из тела, словно из одежд, и унося её с собой — туда, где он мог сотворить всё, что угодно, и быть единственным Богом и Творцом своей личной реальности, так же, как было в прошлую ночь; так, как было, есть и будет всегда и всегда — а разве вообще может, и могло ли быть иначе?!..

— Где мы? — спрашивала Вероника, улетая с З. З. прочь из своей жизни и Луны, соприкасаясь с ним духом, хотя она хотела всего лишь ощутить его тело.

— Мы — тут, — многозначительно отвечал ей Захар Захарович Зудов, летя со своей любовью в неосязаемую обнимку сквозь пёстрое пространство, кишащее однообразным разноцветным фоном вокруг и повсюду, и как будто бы не имеющее из себя никакого выхода и даже входа, поскольку З. З. ещё не успел придумать и сотворить некий мир, где было бы хорошо.

— Но где же ты, где ты, где?… — трепетала Вероника, пытаясь ощутить объятье своего возлюбленного и прильнуть к нему, как к своей любимой подушке, или к материнскому соску в младенчестве.

— Я здесь, — заявлял З. З., оборачиваясь вокруг её души, пытаясь вдохнуть в неё реальную жизнь и хотя бы на миг овеществить самого себя и окружающее его бытие.

Он застыл с ней посреди всего мира, явившись единственным мужским началом, создав её, словно первую и последнюю женскую суть; он проник в неё, растворяясь в ней и растворяя её в себе; он простёр их сущности до размеров всей Вселенной, замкнув их в самих себе; и он сотворил высшее блаженство, неизмеримое, словно вечность, и нерасчленимое, как математический ноль, или апофеоз любой реальности, либо личности.

Вероника умерла, погибла, воскресла, пребывая в З. З., над, внутри, снаружи, вовне своего любимого; и время застыло, смолкнув навсегда, как оборванный звук выключенного и кончившегося Света; и всё, что, только могло быть, было в них, а всего, чего быть не могло, тоже присутствовало внутри их безмерного союза, из которого дети-миры мириадами рождались и тут же отлетали прочь, будто умершие души, получая новые, никому неведомые ипостаси, — туда, до этого было Ничто; и Зудов замер, любя, а Вероника вросла во всё его существо, образовывая вместе с ним истинный инь-ян, нерасщепляемый и абсолютно совершенный.

Но что-то произошло на грани бесконечности, и некая часть Веры вдруг возникла в виде конкретного, полу-телесного, лёгкого образования, и она вдруг обратилась к своему божественному любовнику, пробуждая его от благодати и небытия:

— Нет!.. Нет-нет-нет!!!.. Я хочу не этого! Я не этого хочу! Я этого не хочу!..

Зудов немедленно очнулся, возник и воплотился в некое подобие конкретики:

— Любимая! Я же дал тебе всё!!..

Вероника грустно смотрела на пустое пространство и мечтала о любой реальности, которая дала бы ей ощущения.

— Возьми меня к себе! Будь! Я чувствую, что если бы я была бы полностью в твоём мире, мы бы…могли быть вместе по-настоящему!..

Зудов задумался и сел в кресло — красивый, бытийственный и чудесный.

— Это можно сделать, — наконец сказал он. — Но…Ты должна…В общем, я знаю, как тебя взять в свой великий мир, сделать полностью своей и…провести тебя через всё, что ты захочешь…Но…

— Я согласна на всё, — сказала Вероника, пытаясь дотронуться губами до его губ. — Я хочу тебя!..

25. ЛЮБОВЬ

Стоял солнечный лунный день. Вероника Свет сидела в гостиной своего дома, располагающегося прямо у карьера «Лунстроя», рядом со своей мамой Любовью Свет, в ожидании своего любимого отца — Ильи Абрамовича Света. В голове её резким потоком проносились воспоминания неких снов, прекрасных, словно осуществлённая мечта о подлинной возможности совершенной вседозволенности любых действий, тайных желаний, самых наиразнообразнейших воплощений и любви. Она, механически орудуя пальцами и спицами, вязала ярко-зелёный свитер, не зная точно, кому и зачем, но восторженно ощущая, что объект этого вяжущегося ею сейчас свитера, не просто душевный ветерок тайных закоулков сладких девических грёз, а нечто большее, чем даже просто реально существующий субъект — со смазливым лицом и с подлинным хуем под трусами. Она насмешливо вздохнула и случайно уколола спицей палец, слегка ойкнув.

— Вера!.. — строго промолвила Любовь Свет. — Осторожно!.. Смотри лучше на своё вязание, а не думай, чёрт знает о чём!..

— Чёрт не знает, мама, — уверенно ответила Вероника, дуя ртом на пострадавший палец. — А я, вот, знаю. И, по-моему, он уже здесь.

— Так кто же…он?… — укоризненно спросила Любовь.

— Тссс! Тссс!

Захар Захарович Зудов действительно уже давно был тут и умилённо смотрел на свою вяжущую возлюбленную, не желая пока ничем проявлять своё присутствие, имитируя тем самым реальную призрачность своего существования в жизни Веры. А о её маме — Любови — он вообще, увы, даже и не думал, хотя её красота даже поспорила бы с дочерней, если бы её решить оценить по-знатоковски.

Наконец он не выдержал, приблизился к Веронике и резким выдохом поверг её в мимолётное забытье, растягивая это мгновение на любую вечность, которая бы ему понадобилась.

Вероника застыла, узрев З. З., радостно бросила на пол свои спицы и недоделанный свитер и потянулась вперёд, дабы поцеловать своего возлюбленного, или хотя бы хоть как-то коснуться его.

— Тссс!.. — повторил Зудов недавнее междометие своей Вероники. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить!..

Вероника кокетливо улыбнулась.

— О чём нам с тобой разговаривать?… И зачем?… Полетели лучше сквозь Вселенную, занимаясь космическим сексом и…трахая весь этот долбанный мир!..

— Это-то мы, конечно, можем, — махнул руками З. З. — Но…Ты ведь хотела ко мне насовсем!.. Навсегда — в мой мир, где возможно всё, что угодно, и где мы сами создадим себе свой личный тихий уголок с уютной природой и мягкой постелью, с вечной негой и радостью безумных чувств…

— А-ах!.. — печально вздохнула Вероника. — Ну, конечно же, хочу…Больше всего на свете! Но…как это сделать?… Ведь мы находимся настолько в разных…как это лучше выразиться…мирах, что даже…простым, извиняюсь, траханьем заняться не можем, а только лишь всяким великим единением иня и яна и прочими такими божественными штучками…Ладно — я готова видеть и иметь тебя как угодно, лишь бы ты только был, лишь бы являлся хотя бы в моих снах, религиозных откровениях и…мечтах! Полетели на Меркурий?!..

— Это мы можем, — вновь взмахнул руками Зудов. — Ты действительно можешь быть навсегда со мной, в моём мире. Но ты должна полностью бросить свой, реальный, единственный для большинства его жителей, мир, оставить отца и мать, Луну, Землю, Лунстрой, реальное своё тело, наконец!.. А взамен ты навеки получишь меня, вечную жизнь, Меркурий и любые миры, которые ты только будешь в состоянии создать и вообразить!..

— Я тебе уже говорила, — вдохновенно сказала Вероника, — я согласна на всё, лишь бы навеки быть с тобой, в твоём мире. Что нужно делать?…

— Подожди, не спеши, — погрозил ей пальцем Зудов. — Подумай о том, чего ты лишаешься!..

— А чего я лишаюсь?… — гневно изумилась Вероника. — Ничего я не лишаюсь! Чего я там лишаюсь?… Луны, Нижнелунска, «Лунстроя», Земли, всяких там, прокладок,наконец…Ну и хрен с ними! А к маме и папе я и так смогу являться, как ты сейчас ко мне…А мы заживём…Там, где захотим и так, как пожелаем…А полёты…И Вселенная…Наша Вселенная…И…Меркурий! Наш Сатурн!.. Я согласна на всё! Так что же надо делать?…

— Согласна? — недоверчиво переспросил Зудов.

— Да! Да! Да!

З. З. помолчал, словно решаясь на что-то.

— Хорошо, — сказал он. — У меня есть план. Теперь выслушай меня, не перебивая, а потом уже скажешь своё окончательное слово…

— Я уже сказала!.. — нетерпеливо воскликнула Вероника. — Что надо делать?!..

— Для начала выслушать меня и не перебивать, — строго вымолвил Зудов.

Они сидели на одном из астероидов, свесив ноги в вакуум и опираясь руками о неровную каменистую поверхность маленькой планетки.

— Ладно, слушаю, — сказала Вероника. — Ну?…

— Ну, ну… — зачем-то передразнил её Зудов, ловя в ладонь метеор, будто ночную бабочку, а затем выпуская его на волю, чтобы он дальше продолжал своё чирканье по чёрному небесному своду. — Можешь мне верить, а можешь не верить…Дело в том, что я был создан и прожил всю свою жизнь в таком же мире, в котором сейчас находишься ты…Я работал в фирме — "жужуинвест"…И однажды я получил задание лететь на Луну и разбираться с «Лунстроем», который должен был нам какие-то деньги…

— Это — мой папа! — крикнула Вероника, устраиваясь поудобнее и опираясь локтем о некий пригорок.

— Знаю. Помолчи. Но до того, как я полетел, в меня вживили такую штуку, которая…Короче, мне объяснили, что она останавливает для меня время. Но что это такое на самом деле — они и сами не знали. И в звездолёте они заставили меня её задействовать!..

— Ну…и?…

— Они таким образом, как выяснилось, решили от меня избавиться, — как бы оправдываясь, проговорил Зудов, для храбрости отпивая большой глоток лунной текилы из хрустального бокала. — Но оказалось, что…Короче, оказалось, что я не только ничего не потерял, но и приобрёл…Всё! Весь мир, любые миры, любые Вселенные…Вот только ты…

— Так в чём же дело?… — нетерпеливо воскликнула Вероника. — Давай…Мне тоже вживят эту штуку…И я всегда буду здесь, с тобой!..

— Я уже думал об этом, — грустно сказал Зудов. — Но это…Совершенно секретная разработка! Если ты, скажем, полетишь на Землю. и обратишься, тебя даже никто и слушать не станет!.. И потом…Как тебе это сказать…Чтобы возникнуть здесь, где я сейчас пребываю, — З. З. нарочито приосанился, изобразив вокруг своего прекрасного чела радужный нимб, — надо пройти через…своего рода смерть, что ли. Короче, я не знаю. что с тобой может случиться, ты не только меня можешь не найти, но и…себя потерять, наконец!..

— Так что же делать?… — опешила Вероника, печально допивая зудовскую текилу.

— Я придумал, что делать! — гордо заявил Захар Захарович. — У меня возник план. Дело в том, что ты можешь взять у меня эту вещь, и мы…поменяемся местами, что ли…Понимаешь?…

— Ничего я не понимаю, — сказала Вероника, — я тогда буду там, где ты, а ты вернёшься в этот…как его…реальный мир и…Что же тогда получается?… Мы вновь не вместе! И никогда уже не будем вместе — сам говоришь, что неизвестно, где я смогу оказаться…

— Так в том-то и дело, — победоносно воскликнул Зудов, — что я возвращусь в этот самый…реальный, как мы договорились его называть, мир, иду опять в свой «жужуинвест», и вживляю себе вновь эту штучку…Уж мне это её вживят, тем более, если я добровольно пойду на некоторую жертву, за что они…Ну, короче, деньги они получат. В общем, мне его заново вживят, я его задействую, и тут же найду тебя! Я уже научился здесь ориентироваться. Более того: поскольку времени тут как бы и нет, либо есть любое, лично для тебя не пройдёт ни единого мгновения, как я вновь буду с тобой. И вот тогда-то мы оба будем в этом…Мире Миров! Теперь — поняла?…

— Поняла, — тут же ответила Вероника. — Я согласна. Я верю тебе. Но как это сделать?…

— Ты…точно согласна?!.. — важно переспросил Зудов.

— Я люблю тебя, — сказала Вероника, пытаясь его обнять.

З. З. достал небольшой чемоданчик, раскрыл его и извлёк оттуда четыре белых листка бумаги.

— Тогда распишись здесь…Это — своего рода договор…Это — начало подлинности нашего обмена!

— Кровью? — усмехнулась Вероника.

— Ну зачем же! — укоризненно молвил Зудов. — Чернилами.

Они сидели в комнате с большой кроватью за коричневым столом. Захар Захарович протянул Веронике синюю пишущую ручку и листки, белоснежные, словно свежий воротничок первоклассницы, и достал одновременно из кармана батистовый носовой платок, промокая выступивший у него на лбу от волнения пот.

Вероника взяла ручку и листки, и в конце каждого размашисто написала: "Вероника И. Свет".

— Всё? — спросила она.

— Пока — да, — сказал Зудов, пряча бумагу в чемоданчик и засовывая ручку во внутренний карман своего чёрного пиджака.

— А что…теперь?

— А теперь…Теперь я буду любить, трахать, насиловать, наконец, просто ебать тебя, дорогая!.. — победоносно вскричал Захар Захарович.

— Давно бы так… — прошептала Вероника, расстёгивая блузку и приподнимая свою короткую, тёмно-синюю юбочку.

З. З. сбросил одежду, с удовлетворением отмечая эрекцию своего запредельного члена, и бросился на любимую, которая суетливо пыталась расстегнуть свой черно-прозрачный лифчик.

— Помоги мне… — томно попросила она.

Зудов порвал лифчик пополам и восторженно отбросил его куда-то прочь, занявшись стискиваньем девических колготок и трусиков.

Он повалил её на кровать, и наконец-то вошёл в неё, трепеща от счастья и желания.

— Любимый… — простонала Вероника. — Любимый…Я люблю, люблю, люблю тебя…О! О! О!

— Оооо… — выдохнул Зудов, ощущая приближение оргазма, и явно почувствовав высший пик наслаждения своей возлюбленной.

Их пупки прикоснулись друг к другу, соединяясь вместе, и тут же нечто неведомое, страшное и огромное, словно победа над всеми звёздами и планетами, выстрелило из самой сути зудовской души и тела, перемещаясь в плоть и дух Вероники.

— Я вернусь!.. — победоносно крикнул Зудов, чувствуя что-то грубое, зримое, реально осязаемое и самоощущаемое, и давно уже им забытое. — Я вернусь!! Верь мне!!! И мы вместе…найдём третий пол!..

— Что это?… — в ужасе спросила Вероника, растворяясь, пропадая, исчезая в объятиях З. З., и становясь некоей золотой тенью, мечтой о высшей любви, верой в достижимость рая, грёзой о благодати, ангелом и духом, бесплотной душой…

— Ты узнаешь! — уверенно воскликнул Захар Захарович Зудов, и тут же его сознание померкло, закрываясь каким-то чёрным, непроницаемым занавесом забытья, в котором он сгинул, словно в бездне мировой бескрайности. И то, что должно было произойти, воистину случилось.

26. БЕСКРАЙНЯЯ ПЛОТЬ

Зов вечерней дрёмы возник, словно зуд. Захар Захарович Зудов пробудился, прочухался, будто после тяжёлого, полного злых сновидений и сладостных грёз, сна, и раскрыл глаза.

Он сидел в своей мягкой машине, посреди родной, привычной взору и прочим чувствам, Москве, переполненной неоновыми вывесками и рекламами, не соображая почти ничего, кроме единственного ощущения своего подлинного существования здесь, в этот миг бытия, и руки его почему-то сжимали руль, словно нежную талию любимой девушки.

"Вероника!.. Хроник!.. Луна!.. Третий пол!.. " — пронеслись в мозгу З. З. странные, почти непонятные ему слова, и затем — "Прокладки!.. Писёныш с ксилитом!.. Американский стоматолог!.. Жужуинвест!.. Жужуинвест?…»

— Стоп! — сказал самому себе Зудов. — Я…работаю в «жужуинвесте», это абсолютно точно, и мой начальник — Свен Свенович Труть!

"Вероника!.. Вероника!.. Любовь!.. " — вновь настойчиво, как будто выдалбливались эти имена в голове Зудова. "Вернись!.. Вернись!!! Любимый…"

— Вернись? — усмехнулся З. З. — Но…Я как раз вернулся, — размеренно проговорил он, постепенно вспоминая какие-то свои приключения в непонятных реальностях и мирах. — Любовь?… Вроде есть какой-то трест жевательных резинок «Любовь», но…при чём тут я?… У меня есть…Небаба, наконец! Небаба…А…Вероника?… Кто это? Что это?

Он постепенно стал нечто вспоминать, и тут горделивое чувство исполненного рабочего долга вмиг заполонила всё его существо, совсем, как влюблённость, или творческий порыв.

— Я выполнил ваше задание, Свен Свенович, — прошептал он, мысленно представив новенькие денежные купюры и сверхтренажер "Человеческий зверь", который уже послезавтра, возможно, будет ему совершено доступен и займёт своё достойное место в его уютной квартирке, между сервантом и модной напольной вазой, которую он однажды приобрёл на аукционе, получив тогда от Трутя некоторую премию, и был весь рад сам себе, что ему не чуждо искусство, впрочем, как и всё остальное, что должно составлять внешний и внутренний мир гармонической личности.

— Я вернулся! Вернулся! — громко повторил он, отгоняя, словно надоедливого ночного комара, всяческие странные имена, названия и отголоски неведомых чувств. — Я у себя дома! Ой… — Захар Захарович посмотрел на часы и тут же озаботился. — Мне же нужно в «жужуинвест»! Надеюсь, я их там ещё застану! Где мой кейс?…

Чемоданчик лежал на соседнем сидении; Зудов раскрыл его, удовлетворённо заглянул внутрь и закрыл. Он включил зажигание, и его автомобиль мягко тронулся с места.

Вокруг шумела, пестрела, сияла ночная Москва; в витринах были выставлены всевозможные предметы туалета и прочие товары, с изящно висящими на них ценниками; на большом цветном телевизорном щите, выставленном на стене одного из домов, бритоголовый человек демонстрировал, как он бреется бритвой «Верстак»; одинокий милицейский тупо уставился на дорогу, видимо, размышляя, какую бы машину ему остановить, и до чего бы доебаться.

З. З. вежливо проехал мимо него, милицейский не прореагировал.

"Прекрасно! Прекрасно!" — подумал Зудов и въехал в район небоскрёбов Москвы-Сити, в одном из которых располагался его родной "жужуинвест".

Он аккуратно припарковался, взял чемоданчик, и уже через какое-то время входил в лифт, оправляя свой роскошный костюм фирмы «А-сука». В лифте он обнаружил официанта местной столовой Тихона Тихоновича, которого все звали Аликом.

— Захар Захарович!.. — изумлённо сказал официант. — Что это вы так поздно…Как дела?

— Чудесно! Лучше не бывает! — улыбаясь во весь рот, и демонстрируя свои керамические зубные мосты, ответил Зудов. — Кстати…У меня для вас подарок…

Он достал из чемоданчика пачку прокладок и протянул её Алику.

— Вот…Последняя разработка…"Хронос"! Подарите девушкам!

— Спасибо, — обрадовался Алик. — А у меня для вас опять есть "Вафля".

Он сунул в руку Зудову сосательную палочку, которую тот немедленно съел.

— Ну, до свидания, Зэ-Зэ, — сказал официант, когда Зудов приехал на свой этаж. — Завтра придёте ко мне в столовую? У меня для вас ещё будет…

— Обязательно, — вежливо улыбаясь, ответил З. З. — Как всегда! В обед!

— Гениально! — почему-то сказал Алик.

— Распрекрасно!

Зудов вошёл в кабинет и сразу же увидел жирную задницу Трутя, прорисовывающуюся под его штанами, который склонился за столом Лерочки Небаба, набирающей некий деловой текст на компьютере. Рядом стоял Никитка и вожделеюще смотрел на Свена Свеновича.

— Привет всей компании! — чётко проговорил Зудов, весело улыбаясь.

Труть немедленно развернулся, чуть не сшибив локтём принтер и ошарашенно уставился на Захаровича Захаровича, словно увидел какого-то призрака, или ожившего мертвеца.

— Зудов…Зэ-Зэ…Вы?!.. Это — вы?!.. Но ведь…Но как же это может быть…Но ведь я!..

— Я знаю, Свен Свенович, — бодро сказал Зудов. — Но я вернулся. Я всё помню, но вы мне сами подсказали, что нужно сделать. И у меня получилось! И ещё…Ваше задание выполнено! — отрапортовал он, словно разведчик, вернувшийся в родную роту после опасной военной вылазки в стан врага.

Он торжественно раскрыл чемоданчик и достал оттуда четыре листка бумаги, в конце каждого из которых стояла подпись: "Вероника И. Свет".

— Данные её паспорта можете найти в любом справочнике. Она — вполне реальный человек. Девушка. Дееспособная. Совершеннолетняя.

— И она… — сказал Труть, куда-то вдаль указав своей рукой.

— Да. — запросто молвил Зудов. — Всё. Она никогда вас не побеспокоит.

— Ну дела…Да…

Лера Небаба подняла своё напудренной личико и вдруг спросила:

— Но как же это возможно?… Зэ-Зэ, дорогой, ведь только ещё сегодня утром, и днём…

— Он знает, — сказал Зудов, махнув головой в сторону Трутя. — Это всё — «хроник». Я просто использовал его по назначению. И у меня получилось! — он состроил какую-то почти всплакивающую рожицу. — Может быть, я — первый…

— Но мы же вас предали! — выпалил Никитка. — Вы же…

— Ерунда, — отрезал Зудов. — Я бы тоже вас предал. И потом: не предали, а решили таким образом наш общий финансовый вопрос. Чисто рабочий ход! Я не в обиде. Другое дело, что я тоже оказался не промах, и в борьбе за существование…В общем, пришлось побороться за себя!

— Понятно…Понятно… — пробормотал Труть, затем бросился к Зудову, как-то по-отечески обнял его и поцеловал в гладко выбритую щёку, всё ещё попахивающую одеколоном "Приятная вонь".

— Милый мой! — воскликнул Свен Свенович, прижимая к себе З. З. — Ты — самый лучший работник! Я тебя сейчас же отдам все деньги из кассы, в качестве премии! Ну а завтра…Мы…Ну, это уже дело техники! Мы богаты, друзья!..

— Вы бы и так были бы богаты, — отстраняясь, заявил Зудов. — Только без меня. Ну, а теперь вам придётся поделиться. И я думаю, моя доля…

— О чём ты говоришь! — как бы оправдываясь, воскликнул Труть. — Ты заслужил всё! Да нам на всех хватит…Ух, а я…

— Может, хотите слетать на Луну, Свен Свенович?… Посетив вначале кабинет нашего врача…

— Не будем об этом, — почти умоляюще проговорил Труть. — В конце же концов…

— Ладно, не будем. Давайте деньги. Завтра же покупаю себе тренажёр!

— Да, да, — засуетился Труть, почти бегом бросаясь к сейфу.

Через некоторый, достаточно, в общем, небольшой промежуток времени, Зудов подъехал к своему дому, запер автомобиль, поднялся на свой этаж и вошёл в квартиру.

— С добрым вечером, блистательный Захар Захарович, — приветствовал его компьютерный механизм голосом телефонной бляди — Хотите купить…Как прошёл ваш рабочий день?

— Заткнись, — сказал Зудов, только сейчас почувствовав, как же он устал, или, как принято говорить, "вымотался".

Он поспешно разделся, поняв, что у него нет сил, чтобы даже умыться, и рухнул в постель, накрываясь атласным одеялом.

— Вот и всё, — сообщил он сам себе, закрыл глаза и тут же, вмиг, заснул. Он лежал, спал, и в своём единственном, бесконечно растянувшимся на целую ночь, сне, видел самые мягкие и нежные тампоны.

© Егор Радов, 1998

7 июля 1998 года

Оглавление

1. САМЫЕ МЯГКИЕ И НЕЖНЫЕ ТАМПОНЫ

2. АМЕРИКАНСКИЙ СТОМАТОЛОГ

3. НЕПОВТОРИМО УСТОЙЧИВЫЙ ВКУС

4. ЮПИ

5. ПОЧУВСТВОВАЛ РАЗНИЦУ

6. ПАПА-ВЕРА И ПАПА-ГЕРА

7. ПРОКЛАДКИ С КРЫЛЫШКАМИ

8. НОВОГО ДНЯ ГЛОТОК

9. САМЫЙ ЛУЧШИЙ СПОСОБ СБРОСИТЬ ВЕС

10. НОВОСТИ ОТ ПИСЁНЫША

11. ДЕТСКИЙ ПАНАДОЛ

12. ВЕЧНО СУХОЙ ПОДГУЗНИК

13. ВЕЛИКОЛЕПНОЕ СРЕДСТВО ОТ ПРЫЩЕЙ

14. АРИЭЛЬ МЕНЯ НЕ ПОДВЕДЁТ!

15. НОВЫЕ ПАМПЕРСЫ, НОВАЯ ЖИЗНЬ

16. ОБРАЗУЕТСЯ КИСЛОТА

17. ВАША КИСКА

18. РАБОТА С СОБАКАМИ

19. УНИКАЛЬНЫЙ ПОРОШОК

20. В НЕБЕ НАД МИРОМ

21. НОВЫЙ, ОРИГИНАЛЬНЫЙ, МЯТНЫЙ

22. ВО ГЛАВЕ КРАСИВЫХ ВОЛОС

23. КТО НЕ ЗНАЕТ — ТОТ ОТДЫХАЕТ (СЧАСТЛИВЫЙ МАЛЫШ)

24. ПЕРХОТЬ И ЗАПАХ

25. ЛЮБОВЬ

26. БЕСКРАЙНЯЯ ПЛОТЬ