Стихи и пьесы [Александр Иванович Введенский] (fb2) читать онлайн

ПОТЕЦ

3 части

Сыны стояли у стенки сверкая ногами, обутыми в шпоры. Они обрадовались и

сказали:

Обнародуй нам отец

Что такое есть Потец.

Отец, сверкая очами, отвечал им:

Вы не путайте сыны

День конца и дочь весны.

Страшен, синь и сед Потец.

Я ваш ангел. Я отец.

Я его жестокость знаю,

Смерть моя уже близка.

На главе моей зияют

Плеши, лысины — тоска.

И если жизнь протянется,

То скоро не останется

Ни сокола ни волоска.

Знать смерть близка.

Знать глядь тоска.

Сыновья, позвенев в колокольчики, загремели в свои языки:

Да мы тебя не о том спрашиваем,

Мы наши мысли как чертог вынашиваем.

Ты скажи-ка нам отец

Что такое есть Потец.

И воскликнул отец: Пролог,

А в Прологе главное Бог.

Усните сыны,

Посмотрите сны.

Сыновья легли спать. Спрятав в карман грибы. Казалось, что стены, и те были

послушны. Ах, да мало ли что казалось. Но в общем немногое и нам как и им казалось. Но

чу! Что это? Отец опять непрямо отвечал на вопрос. И вновь проснувшимся сыновьям он

сказал вот что, восклицая и сверкая бровями:

Пускай поёт и пляшет

Седой народ.

Пускай руками машет

Как человек.

В мирный день блаженства

Ты истекаешь.

Как скоро смерти совершенство

Я сам постигну.

Несутся лошади как волны,

Стучат подковы.

Лихие кони жаром полны

Исчезнув скачут.

Но где ж понять исчезновенье,

И все ль мы смертны?

Что сообщишь ты мне мгновенье,

Тебя ль пойму я?

Кровать стоит передо мною,

Я тихо лягу.

И уподоблюсь под стеною

Цветам и флагу.

Сыны, сыны. Мой час приходит.

Я умираю. Я умираю.

Не ездите на пароходе,

Всему конец.

Сыновья, построясь в ряды, сверкая ногами, начинают танцевать кадриль.

Первый сын, или он же первая пара:

Что такое есть Потец

Расскажите мне отец.

Второй сын, или он же вторая пара:

Может быть Потец свинец

И младенец и венец.

Третий сын, или он же третья пара:

Не могу понять отец,

Где он? кто же он, Потец?

Отец, сверкая очами, грозно стонет:

Ох в подушках я лежу.

Первый сын:

Эх отец, держу жужу.

Ты не должен умереть,

Ты сначала клеть ответь.

Второй сын, танцуя как верноподданный:

Ах, Потец, Потец, Потец.

Ах, отец, отец, отец.

И третий сын, танцуя как выстрел:

Куклы все туша колпак,

Я челнок челнок челнак.

Сыновья прекращают танцевать — не вечно же веселиться, и садятся молча и

тихо возле погасшей кровати отца. Они глядят в его увядающие очи. Им хочется всё

повторить. Отец умирает. Он становится крупным как гроздь винограда. Нам страшно

поглядеть в его, что называется, лицо. Сыновья негласно и бесшумно входят каждый в

свою суеверную стену.

Потец это холодный пот, выступающий на лбу умершего. Это роса смерти, вот

что такое Потец.

Часть вторая

Отец летает над письменным столом. Но не думайте, он не дух.

Я видел пожалуйте розу,

Сей скучный земли лепесток.

Последние мысли, казалось,

Додумывал этот цветок.

Он горы соседние гладил

Последним дыханьем души.

Над ним проплывали княгини

И звёзды в небесной глуши.

Мои сыновья удалились,

И лошадь моя как волна

Стояла и била копытом,

А рядом желтела луна.

Цветок убеждённый блаженства,

Приблизился Божеский час.

Весь мир как заря наступает,

А я словно пламя погас.

Отец перестаёт говорить стихами и закуривает свечу, держа её в зубах как

флейту. При этом он подушкой опускается в кресло.

Входит первый сын и говорит: Не ответил же он на вопросы. Поэтому он сразу

обращается к подушке с вопросом:

Подушка подушка

Ответь наконец

Что такое есть Потец.

Подушка, она же отец:

Я знаю. 3наю!

Второй сын спрашивает второпях:

Так отвечай же,

Почто безмолвствуешь.

Третий сын совершенно распалён:

Напрасно вдовствуешь

Уютная подушка.

Давай ответ.

Первый сын:

Отвечай же.

Второй сын:

Огня сюда, огня!

Третий сын:

Я сейчас кого-нибудь повешу:

Подушка, она же отец:

Немного терпенья,

Может быть я на всё и отвечу.

Хотел бы послушать пенье,

Тогда смогу разговаривать.

Я очень устал.

Искусство дало бы мне новые силы.

Прощай пьедестал,

Я хочу послушать ваши голоса под музыку.

Тогда сыновья не смогли отказать этой потрясённой просьбе отца. Они стали

гуртом как скот и спели всеобщую песню.

Был брат брит Брут

Римлянин чудесный.

Все врут. Все мрут.

Это был первый куплет.

Второй куплет:

Пел пил пробегал

Один канатоходец.

Он акробат. Он галл.

Третий куплет:

Иноходец

С того света

Дожидается рассвета.

И пока они пели, играла чудная, превосходная, всё и вся покоряющая музыка. И

казалось, что разным чувствам есть ещё место на земле. Как чудо стояли сыновья вокруг

невзрачной подушки и ждали с бессмысленной надеждой ответа на свой незавидный и

дикий, внушительный вопрос: что такое Потец? А подушка то порхала, то взвивалась

свечкою в поднебесье, то как Днепр бежала по комнате. Отец сидел над письменным как

Иван да Марья столом, а сыновья словно зонты стояли у стенки. Вот что такое Потец.

Часть третья

Отец сидел на бронзовом коне, а сыновья стояли по его бокам. А третий сын то

стоял у хвоста, то у лица лошади. Как видно и нам и ему, он не находил себе места. А

лошадь была как волна. Никто не произносил ни слова. Все разговаривали мыслями.

Тут отец сидя на коне и поглаживая милую утку, воскликнул мысленно и засверкал очами:

Всё ждёте что скажет отец,

Объяснит ли он слово Потец.

Боже я безутешный вдовец,

Я безгрешный певец.

Первый сын, нагибаясь, поднял с полу пятачок и простонал мысленно и засверкал ногами:

Батюшка наступает конец.

Зрю на лбу у тебя венец.

Зря звонишь в бубенец.

Ты уже леденец.

Второй сын был тоже очень омрачён, она нагнулся с другого бока и поднял дамский

ридикюль. Он заплакал мыслями и засверкал ногами:

Когда бы я был жрец

Или мертвец игрец,

Я Твой посетил бы дворец

О всесильный Творец.

А третий сын стоя у хвоста лошади и пощипывая свои усы мыслями, засверкал

ногами:

Где ключ от моего ума?

Где солнца луч,

Подаренный тобой зима?

А переместясь к лицу лошади, которая была как волна, и поглаживая мыслями

волосы, засверкал ногами:

Бровей не видишь ты отец,

Кровей каких пустых потец.

Тогда отец вынул из карманов дуло одного оружия и показывая его детям,

воскликнул громко и радостно, сверкая очами:

Глядите: дуло,

И до чего ж его раздуло.

Первый сын:

Где? покажи.

Второй сын:

Везде. Как чижи.

Третий сын:

Последний страх

Намедни

После обедни

Рассыпался в прах.

И вдруг открылись двери рая,

И нянька вышла из сарая,

И был на ней надет чепец.

И это снова всем напомнило их вечный вопрос о том,

Что такое есть Потец.

Вмиг наступила страшная тишина. Словно конфеты лежали сыновья поперёк ночной

комнаты, вращая белыми седыми затылками и сверкая ногами. Суеверие нашло на всех.

На няньке был надет чепец,

Она висела как купец.

Нянька стала укладывать отца спать, превратившегося в детскую косточку. Она

пела ему песню:

Над твоею колыбелью

По губам плывёт слюна

И живет луна.

Над могилою над елью

Спи тоскуй,

Не просыпайся,

Лучше рассыпайся.

Эй кузнец куй! куй!

Мы в кузнице уснём.

Мы все узники.

И пока она пела, играла чудная, превосходная, всё и вся покоряющая музыка. И

казалось, что разным чувствам есть ещё место на земле. Как чудо стоят сыновья возле

тихо погасшей кровати отца. Им хочется всё повторить. Нам страшно поглядеть в его, что

называется, лицо. А подушка то порхала, то взвивалась свечкой в поднебесье, то как

Днепр бежала по комнате. Потец это холодный пот, выступающий на лбу умершего. Это

роса смерти, вот что такое Потец.

Господи, могли бы сказать сыновья, если бы они могли. Ведь это мы уже знали

заранее.

<1936–1937>

ЕЛКА У ИВАНОВЫХ

Действующие лица:

П е т я П е р о в — годовалый мальчик

Н и н а С е р о в а — восьмилетняя девочка

В а р я П е т р о в а — семнадцатилетняя девочка

В о л о д я К о м а р о в— двадцатипятилетний мальчик

С о н я О с т р о в а— тридцатидвухлетняя девочка

М и ш а П е с т р о в— семидесятишестилетний мальчик

Д у н я Ш у с т р о в а— восьмидесятидвухлетняя девочка

П у з ы р е в а — мать

П у з ы р е в — отец

Собака В е р а

Гробовщик

Горничные, повара, солдаты, учителя латинского и греческого языка.

Действие происходит в 90-х годах.

ДЕЙСТВИЕ I

Картина первая

На первой картине нарисована ванна. Под сочельник дети купаются. Стоит и комод. Справа от двери повара режут кур и режут поросят. Няньки, няньки, няньки моют детей. Все дети сидят в одной большой ванне, а Петя Перов годовалый мальчик купается в тазу, стоящем прямо против двери. На стене слева от двери висят часы. На них 9 часов вечера.

Годовалый мальчик П е т я П е р о в. Будет елка? Будет. А вдруг не будет. Вдруг я умру.

Н я н ь к а (мрачная как скунс). Мойся, Петя Перов. Намыль себе уши и шею. Ведь ты еще не умеешь говорить.

П е т я П е р о в. Я умею говорить мыслями. Я умею плакать. Я умею смеяться. Что ты хочешь?

В а р я П е т р о в а(девочка 17 лет). Володя потри мне спину. Знает Бог на ней вырос мох. Как ты думаешь?

В о л о д я К о м а р о в (мальчик 25 лет). Я ничего не думаю. Я обжег себе живот.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). Теперь у тебя будет клякса. Которую, я знаю, не вывести ничем и никогда.

С о н я О с т р о в а (девочка 32 лет). Вечно ты, Миша, говоришь неправильно. Посмотри лучше, какая у меня сделалась грудь.

Д у н я Ш у с т р о в а (девочка 82 лет). Опять хвастаешься. То ягодицами хвасталась, а теперь грудью. Побоялась бы Бога.

С о н я О с т р о в а (девочка 32 лет. Поникает от горя, как взрослый малороссийский человек). Я обижена на тебя. Дура, идиотка, блядь.

Н я н ь к а (замахиваясь топором как секирой). Сонька, если ты будешь ругаться, я скажу отцу-матери, я зарублю тебя топором.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). И ты почувствуешь на краткий миг, как разорвется твоя кожа и как брызнет кровь. А что ты почувствуешь дальше, нам неизвестно.

Н и н а С е р о в а (девочка 8 лет). Сонечка, эта нянька сумасшедшая или преступница. Она все может. Зачем ее только к нам взяли.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). Да бросьте дети ссориться. Так и до елки не доживешь. А родители свечек купили, конфет и спичек, чтобы зажигать свечи.

С о н я О с т р о в а (девочка 32 лет). Мне свечи не нужны. У меня есть палец.

В а р я П е т р о в а(девочка 17 лет). Соня, не настаивай на этом. Не настаивай. Лучше мойся почище.

В о л о д я К о м а р о в (мальчик 25 лет). Девочки должны мыться чаще мальчиков, а то они становятся противными. Я так думаю.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). Ох, да будет вам говорить гадости. Завтра елка и мы все будем очень веселиться.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Один я буду сидеть на руках у всех гостей по очереди с видом важным и глупым, будто бы ничего не понимая. Я и невидимый Бог.

С о н я О с т р о в а (девочка 32 лет). А я когда в зал выйду, когда елку зажгут, я юбку подниму и всем все покажу.

Н я н ь к а (зверея). Нет, не покажешь. Да и нечего тебе показывать — ты еще маленькая.

С о н я О с т р о в а (девочка 32 лет). Нет покажу. А то что у меня маленькая, это ты правду сказала. Это еще лучше. Это не то что у тебя.

Н я н ь к а (хватает топор и отрубает ей голову). Ты заслужила эту смерть.

Дети кричат: Убийца, она убийца. Спасите нас. Прекратите купанье.

Повара перестают резать кур и резать поросят.

Удаленная на два шага от тела лежит па полу кровавая отчаянная голова. За дверями воет собака Вера. Входит полиция.

П о л и ц и я.

Где же родители?

Д е т и (хором).

Они в театре.

П о л и ц и я.

Давно ль уехали.

Д е т и (хором).

Давно но не навеки

П о л и ц и я.

И что же смотрят,

Балет иль драму?

Д е т и (хором).

Балет должно быть.

Мы любим маму.

П о л и ц и я.

Приятно встретить

Людей культурных.

Д е т и (хором).

Всегда ль вы ходите в котурнах?

П о л и ц и я.

Всегда. Мы видим труп

И голову отдельно.

Тут человек лежит бесцельно,

Сам нецельный.

Что тут было?

Д е т и (хором).

Нянька топором

Сестренку нашу зарубила.

П о л и ц и я.

А где ж убийца?

Н я н ь к а.

Я пред вами.

Вяжите меня.

Лежите меня.

И казните меня.

П о л и ц и я.

Эй слуги, огня.

С л у г и.

Мы плачем навзрыд,

А огонь горит.

Н я н ь к а (плачет).

Судите коня,

Пожалейте меня.

П о л и ц и я.

За что ж судить коня,

Коль конь не виноват

В кровотеченье этом.

Да нам и не найти

Виновного коня.

Н я н ь к а. Я сумасшедшая.

П о л и ц и я. Ну, одевайся. Там разберут. Пройдешь экспертизу. Надевайте на нее кандалы или вериги.

О д и н п о в а р. Тебе нянька и вериги в руки.

Д р у г о й п о в а р. Душегубка.

П о л и ц и я. Эй вы потише, повара. Ну-ну, пошли. До свиданья дети.

Слышен стук в дверь. Врывается Пузырев-отец и Пузырева-мать. Они обезумели от горя. Они страшно кричат, лаят и мычат.

На стене слева от двери висят часы, на них 12 часов вечера.

К о н е ц п е р в о й к а р т и н ы

Картина вторая

Тот же вечер и лес. Снегу столько, что хоть возами его вози. И верно его и возят. В лесу лесорубы рубят елки. Завтра во многих русских и еврейских семействах будут елки. Среди других лесорубов выделяется один, которого зовут Федор. Он жених няньки, совершившей убийство. Что знает он об этом? Он еще ничего не знает. Он плавно рубит елку для елки в семействе Пузыревых. Все звери попритаились по своим норам. Лесорубы поют хором гимн. На тех же часах слева от двери те же 9 часов вечера.

Л е с о р у б ы.

Как хорошо в лесу,

Как светел снег.

Молитесь колесу,

Оно круглее всех.

Деревья на конях

Бесшумные лежат.

И пасынки в санях

По-ангельски визжат.

Знать завтра Рождество,

И мы бесчестный люд

Во здравие его

Немало выпьем блюд.

С престола смотрит Бог

И улыбаясь кротко

Вздыхает тихо ох,

Народ ты мой сиротка.

Ф е д о р (задумчиво). Нет, не знаете вы того, что я вам сейчас скажу. У меня есть невеста. Она работает нянькой в большом семействе Пузыревых. Она очень красивая. Я ее очень люблю. Мы с ней уже живем как муж с женою.

Л е с о р у б ы каждый как умеет, знаками показывают ему, что их интересует то, что он им сказал. Тут выясняется, что они не умеют говорить. А то, что они только что пели — это простая случайность, которых так много в жизни.

Ф е д о р. Только она очень нервная, эта моя невеста. Да что поделаешь, работа тяжелая. Семейство большое. Много детей. Да что поделаешь.

Л е с о р у б. Фрукт.

(Хотя он и заговорил, но ведь сказал невпопад. Так что это не считается. Его товарищи тоже всегда говорят невпопад.)

2-й л е с о р у б. Желтуха.

Ф е д о р. После того, как я ее возьму, мне никогда не бывает скучно и противно не бывает. Это потому что мы друг друга сильно любим. У нас одна близкая душа.

3-й л е с о р у б. Помочи.

Ф е д о р. Вот сейчас отвезу дерево и пойду к ней ночью. Она детей перекупала и меня теперь поджидает. Да что поделаешь.

Ф е д о р и л е с о р у б ы садятся на сани и уезжают из леса.

Выходят звери: Ж и р а ф а — чудный зверь. В о л к — бобровый зверь, Л е в — государь и С в и н о й п о р о с е н о к.

Ж и р а ф а. Часы идут.

В о л к. Как стада овец.

Л е в. Как стада быков.

С в и н о й п о р о с е н о к. Как осетровый хрящ.

Ж и р а ф а. Звезды блещут.

В о л к. Как кровь овец.

Л е в. Как кровь быков.

С в и н о й II о р о с е н о к. Как молоко кормилицы.

Ж и р а ф а. Реки текут.

В о л к. Как слова овец.

Л е в. Как слова быков.

С в и н о й п о р о с е н о к. Как богиня семга.

Ж и р а ф а. Где наша смерть?

В о л к. В душах овец.

Л е в. В душах быков.

С в и н о й п о р о с е н о к. В просторных сосудах.

Ж и р а ф а. Благодарю вас. Урок окончен.

Звери — Ж и р а ф а— чудный зверь. В о л к — бобровый зверь, Л е в-государь и С в и н о й п о р о с е н о к совсем как в жизни уходят. Лес остается один. На часах слева от двери 12 часов ночи.

К о н е ц в т о р о й к а р т и н ы

Картина третья

Ночь. Гроб. Уплывающие по реке свечи. П у з ы р е в-отец. Очки. Борода. Слюни. Слезы. П у з ы р е в а — м а т ь. На ней женские доспехи. Она красавица. У нее есть бюст. В гробу плашмя лежит С о н я О с т р о в а. Она обескровлена. Ее отрубленная голова лежит на подушке, приложенная к своему бывшему телу. На стене слева от двери висят часы. На них 2 часа ночи.

П у з ы р е в — о т е ц (плачет). Девочка моя, Соня, как же так. Как же так. Еще утром ты играла в мячик и бегала как живая.

П у з ы р е в а — м а т ь. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка.

П у з ы р е в — о т е ц (плачет). Дернул же нас черт уехать в театр и смотреть там этот дурацкий балет с шерстяными пузатыми балеринами. Как сейчас помню, одна из них прыгая и сияя улыбнулась мне, но я подумал на что ты мне нужна, у меня ведь есть дети, есть жена, есть деньги. И я так радовался, так радовался. Потом мы вышли из театра, и я позвал лихача и сказал ему: Ваня, вези нас поскорее домой, у меня что-то сердце неспокойно.

П у з ы р е в а — м а т ь (зевает). О жестокий Бог, жестокий Бог, за что Ты нас наказываешь.

П у з ы р е в — о т е ц (сморкается). Мы были как пламя, а Ты нас тушишь.

П у з ы р е в а — м а т ь (пудрится). Мы хотели детям елку устроить.

П у з ы р е в — о т е ц (целуется). И мы устроим ее, устроим. Несмотря ни на что.

П у з ы р е в а — м а т ь (раздевается). О это будет елка. Всем елкам ель.

П у з ы р е в — о т е ц (разжигая свое воображение). Ты у меня красавица и дети так милы.

П у з ы р е в а — м а т ь (отдается ему). Боже, почему так скрипит диван. Как это ужасно.

П у з ы р е в — о т е ц (кончив свое дело, плачет). Господи, у нас умерла дочь, а мы тут как звери.

П у з ы р е в а — м а т ь (плачет). Не умерла, не умерла, в том-то и дело. Ведь ее убили.

Входит нянька с годовалым П е т е й П е р о в ы м на руках.

Н я н ь к а. Мальчик проснулся. Ему что-то неспокойно на душе. Он морщится. Он с отвращением на все смотрит.

П у з ы р е в а — м а т ь. Спи Петенька, спи. Мы тебя караулим.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). А что Соня, все мертвая?

П у з ы р е в — о т е ц (вздыхает). Да, она мертва. Да, она убита. Да, она мертва.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Я так и думал. А елка будет?

П у з ы р е в а — м а т ь. Будет. Будет. Что вы все дети сейчас делайте?

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Мы все дети сейчас спим. И я засыпаю. (Засыпает).

Н я н ь к а подносит его к родителям, те крестят его и целуют. Н я н ь к а уносит его.

П у з ы р е в — о т е ц (жене). Ты побудь пока одна у гроба. Я сейчас вернусь. Я пойду погляжу не несут ли елку. (Выбегает из гостиной. Через секунду возвращается, потирая руки). А кстати и свечей подкинуть надо, а то эти уж совсем отплыли в Лету. (Низко кланяется гробу и жене и на цыпочках выходит.)

П у з ы р е в а — м а т ь (остается одна). Сонечка, знаешь, когда мы поднимались по лестнице, надо мной все время летала черная ворона, и я нравственно чувствовала, как мое сердце сжимается от тоски. А когда мы вошли в квартиру, и когда слуга Степан Николаев сказал: Она убита. Она убита. — Не закричала беспросветным голосом. Так стало мне страшно. Так страшно. Так нелегко.

С о н я О с т р о в а (бывшая девочка 32 лет) лежит как поваленный железнодорожный столб. Слышит ли она, что говорит ей мать? Нет где ж ей. Она совершенно мертва. Она убита.

Дверь открывается нараспашку. Входит П у з ы р е в — о т е ц. За ним Ф е д о р. За ним л е с о р у б ы. Они вносят елку. Видят гроб, и все снимают шапки. Кроме елки, у которой нет шапки и которая в этом ничего не понимает.

П у з ы р е в — о т е ц. Тише братцы тише. Тут у меня дочка девочка при последнем издыхании. Да впрочем (всхлипывает) даже уж и не при последнем, у нее голова отрезана.

Ф е д о р. Вы нам сообщаете горе. А мы вам радость приносим. Вот елку принесли.

1-й л е с о р у б. Фрукт.

2-й л е с о р у б. Послание грекам.

3-й л е с о р у б. Человек тонет. Спасайте.

Все выходят. С о н я О с т р о в а бывшая девочка 32 лет остается одна. Остается ее голова и тело.

Г о л о в а. Тело ты все слышало?

Т е л о. Я голова ничего не слышало. У меня ушей нет. Но я все перечувствовало.

К о н е ц т р е т ь е й к а р т и н ы и I д е й с т в и я

На часах слева от двери 3 часа ночи.

ДЕЙСТВИЕ II

Картина четвертая

Участок. Ночь. Сургуч. Полиция. На часах слева от двери 12 часов ночи. Сидит п и с а р ь и сидит г о р о д о в о й.

П и с а р ь. У сургуча всегда грудь горяча. У пера два прекрасных бедра.

Г о р о д о в о й.

Мне скучно писарь.

Я целый день стоял затменьем па посту.

Промерз. Простыл. И все мне опостыло,

Скитающийся дождь и пирамиды

Египетские в солнечном Египте.

Потешь меня.

П и с а р ь. Да ты городовой я вижу с ума сошел. Чего мне тебя тешить, я твое начальство.

Г о р о д о в о й.

Ей-Богу,

Аптеки, кабаки и пубдома

Сведут меня когда-нибудь с ума.

Да чем сводить отравленных в аптеки,

Я б предпочел сидеть в библиотеке,

Читать из Маркса разные отрывки,

И по утрам не водку пить, а сливки.

П и с а р ь. А что с тем пьяным. Что он, все еще качается?

Г о р о д о в о й.

Качается как маятник вот этот,

И Млечный путь качается над ним.

Да, сколько их, тех тружеников моря,

Отверженных и крепостных крестьян.

Входят С т а н о в о й п р и с т а в и жандармы.

С т а н о в о й п р и с т а в. Все встать. Всё убрать. Помолиться Богу. Сейчас сюда введут преступницу.

Солдаты, слуги, повара и учителя латинского и греческого языка волокут няньку, убившую Соню Острову.

С т а н о в о й п р и с т а в. Оставьте ее. (Обращаясь к няньке). Садитесь в тюрьму.

Н я н ь к а. Мои руки в крови. Мои зубы в крови. Меня оставил Бог. Я сумасшедшая. Что-то она сейчас делает.

С т а н о в о й п р и с т а в. Ты нянька о ком говоришь. Ты смотри не заговаривайся. Дайте мне чарку водки. Кто она?

Н я н ь к а. Соня Острова, которую я зарезала. Что-то она сейчас думает. Мне холодно. У меня голова как живот болит.

П и с а р ь. А еще молода. А еще недурна. А еще хороша. А еще как звезда. А еще как струна. А еще как душа.

Г о р о д о в о й (к няньке).

Воображаю ваше состоянье,

Вы девочку убили топором.

И на душе у вас теперь страданье

Которое не описать пером.

С т а н о в о й п р и с т а в. Ну, нянька, как вы себя чувствуете. Приятно быть убийцей?

Н я н ь к а. Нет. Тяжело.

С т а н о в о й п р и с т а в. Ведь вас казнят. Ей-Богу вас казнят.

Н я н ь к а. Я стучу руками. Я стучу ногами. Ее голова у меня в голове. Я Соня Острова — меня нянька зарезала. Федя-Федор спаси меня.

Г о р о д о в о й.

Некогда помню стоял я на посту на морозе.

Люди ходили кругом, бегали звери лихие.

Всадников греческих туча как тень пронеслась по проспекту.

Свистнул я в громкий свисток, дворников вызвал к себе.

Долго стояли мы все, в подзорные трубы глядели,

Уши к земле приложив, топот ловили копыт.

Горе нам, тщетно и праздно искали мы конное войско.

Тихо заплакав потом, мы по домам разошлись.

С т а н о в о й п р и с т а в. К чему ты это рассказал. Я тебя спрашиваю об этом. Дурак! Чинодрал. Службы не знаешь.

Г о р о д о в о й. Я хотел отвлечь убийцу от ее мрачных мыслей.

П и с а р ь. Стучат. Это санитары. Санитары возьмите ее в ваш сумасшедший дом.

В дверь стучат, входят санитары.

С а н и т а р ы. Кого взять — этого Наполеона?

Уходят. На часах слева от двери 4 часа ночи.

К о н е ц ч е т в е р т о й к а р т и н ы

Картина пятая

Сумасшедший дом. У бруствера стоит врач и целится в зеркало. Кругом цветы, картины и коврики. На часах слева от двери 4 часа ночи.

В р а ч. Господи, до чего страшно. Кругом одни ненормальные. Они преследуют меня. Они поедают мои сны. Они хотят меня застрелить. Вот один из них подкрался и целится в меня. Целится, а сам не стреляет, целится, а сам не стреляет. Не стреляет, не стреляет, не стреляет, а целится. Итого стрелять буду я.

Стреляет. Зеркало разбивается. Входит каменный санитар.

С а н и т а р. Кто стрелял из пушки?

В р а ч. Я не знаю, кажется, зеркало. А сколько вас?

С а н и т а р. Нас много.

В р а ч. Ну то-то. А то у меня немного чепуха болит. Там кого-то привезли.

С а н и т а р. Няньку-убийцу привезли из участка.

В р а ч. Она черная как уголь?

С а н и т а р. Знаете ли я не все знаю.

В р а ч. Как же быть. Мне не правится этот коврик. (Стреляет в него. Санитар падает замертво). Почему вы упали, я стрелял не в вас, а в коврик.

С а н и т а р (поднимаясь). Мне показалось, что я коврик. Я обознался. Эта нянька говорит, что она сумасшедшая.

В р а ч. Это она говорит — мы этого не говорим. Мы зря этого не скажем. Я знаете весь наш сад со всеми его деревьями и с подземными червяками и неслышными тучами держу вот тут, вот тут, ну как это называется (показывает на ладонь руки).

С а н и та р. Виноград.

В р а ч. Нет.

С а н и т а р. Стена.

В р а ч. Нет. В ладони. Ну впускай же эту няньку.

Входит н я н ь к а.

Н я н ь к а. Я сумасшедшая. Я убила ребенка.

В р а ч. Нехорошо убивать детей. Вы здоровы.

Н я н ь к а. Я сделала это не нарочно. Я сумасшедшая. Меня могут казнить.

В р а ч. Вы здоровы. У вас цвет лица. Сосчитайте до трех.

Н я н ь к а. Я не умею.

С а н и т а р. Раз. Два. Три.

В р а ч. Видите, а говорите, что не умеете. У вас железное здоровье.

Н я н ь к а. Я говорю с отчаяньем. Это же не я считала, а ваш санитар.

В р а ч. Сейчас это уже трудно установить. Вы меня слышите?

С а н и т а р. Слышу. Я нянька, я обязана все слышать.

Н я н ь к а. Господи, кончается моя жизнь. Скоро меня казнят.

В р а ч. Увидите ее и лучше приведите елку. Ей-Богу это лучше. Чуть-чуть веселее. Так надоело дежурство. Спокойной ночи.

На лодке из зала отталкиваясь об пол веслами плывут больные.

С добрым утром больные, куда вы.

С у м а с ш е д ш и е. По грибы, по ягоды.

В р а ч. Ах вот оно что.

С а н и т а р. И я с вами купаться.

В р а ч. Нянька иди казниться. Ты здорова. Ты кровь с молоком.

На часах слева от двери 6 часов утра.

К о н е ц п я т о й к а р т и н ы.

Картина шестая

Коридор. Тут двери. Там двери. И здесь двери. Темно. Ф е д о р лесоруб жених няньки, убившей Соню Острову, во фраке с конфетами в руках идет по коридору. Ни с того ни с сего у него завязаны глаза. На часах слева от двери 5 часов утра.

Ф е д о р. (входя в одну дверь). Ты спишь?

Г о л о с о д н о й с л у ж а н к и. Я сплю, но ты входи.

Ф е д о р. Значит ты в кровати. Смотри-ка, я угощение припас.

С л у ж а н к а. Откуда же ты пришел.

Ф е д о р. Я был в бане. Я мыл себя щетками, как коня. Мне там в шутку глаза завязали. Дай-ка я сниму фрак.

С л у ж а н к а. Раздевайся. Ложись на меня.

Ф е д о р. Я лягу, лягу. Ты не торопись. Ешь угощение.

С л у ж а н к а. Я ем. А ты делай свое дело. У нас завтра елка будет.

Ф е д о р. (ложится на нее). Знаю. Знаю.

С л у ж а н к а. И девочка у нас убита.

Ф е д о р. Знаю. Слышал.

С л у ж а н к а. Уже в гробу лежит.

Ф е д о р. Знаю. Знаю.

С л у ж а н к а. Мать плакала, тоже и отец.

Ф е д о р. (встает с нее). Мне скучно с тобой. Ты не моя невеста.

С л у ж а н к а. Ну и что же из этого.

Ф е д о р. Ты мне чужая по духу. Я скоро исчезну совсем.

С л у ж а н к а. Куда как ты мне нужен. А впрочем хочешь еще раз.

Ф е д о р. Нет, нет, у меня страшная тоска. Я скоро исчезну словно радость.

С л у ж а н к а. О чем же ты сейчас думаешь?

Ф е д о р. О том, что весь мир стал для меня неинтересен после тебя. И стол потерял соль и небо и стены и окно и небо и лес. Я скоро исчезну словно ночь.

С л у ж а н к а. Ты невежлив. За это я накажу тебя. Взгляни на меня. Я расскажу тебе что-то неестественное.

Ф е д о р. Попробуй. Ты жаба.

С л у ж а н к а. Твоя невеста убила девочку. Ты видел убитую девочку? Твоя невеста отрубила ей голову.

Ф е д о р.(квакает).

С л у ж а н к а. (усмехаясь). Девочку Соню Острову знаешь? Ну вот ее она и убила.

Ф е д о р. (мяукает)

С л у ж а н к а. Что, горько тебе?

Ф е д о р. (поет птичьим голосом).

С л у ж а н к а. Ну вот, а ты ее любил. А зачем. А для чего. Ты наверно и сам.

Ф е д о р. Нет я не сам.

С л у ж а н к а. Рассказывай, рассказывай, так я тебе и поверила.

Ф е д о р. Честное слово.

С л у ж а н к а. Ну уходи, я хочу спать. Завтра будет елка.

Ф е д о р. Знаю. Знаю.

С л у ж а н к а. Что ты опять приговариваешь. Ведь ты же теперь в стороне от меня.

Ф е д о р. Я приговариваю просто так от большого горя. Что мне еще остается.

С л у ж а н к а. Горевать, горевать и горевать. И все равно тебе ничего не поможет.

Ф е д о р. И все равно мне ничего не поможет. Ты права.

С л у ж а н к а. А то может попробуешь учиться, учиться и учиться.

Ф е д о р. Попробую. Изучу латынь. Стану учителем. Прощай.

С л у ж а н к а. Прощай.

Федор исчезает. Служанка спит. На часах слева от двери 6 часов утра.

К о н е ц ш е с т о й к а р т и н ы

ДЕЙСТВИЕ III

Картина седьмая

Стол. На столе гроб. В гробу С о н я О с т р о в а. В Соне Островой сердце. В сердце свернувшаяся кровь. В крови красные и белые шарики. Ну конечно и трупный яд. Всем понятно, что светает. С о б а к а В е р а, поджав хвост, ходит вокруг гроба. На часах слева от двери 8 часов утра.

С о б а к а В е р а.

Я хожу вокруг гроба.

Я гляжу вокруг в оба.

Эта смерть — это проба.

Бедный молится хлебу.

Медный молится небу.

Поп отслужит тут требу.

Труп лежит коченея.

Зуб имел к ветчине я.

Умерла Дульчинея.

Всюду пятна кровавы.

Что за черные правы.

Нянька нет вы не правы.

Жизнь дана в украшенье.

Смерть дана в устрашенье.

Для чего ж разрушенье

Самых важных артерий

И отважных бактерий.

В чем твой нянька критерий.

Федор гладил бы круп

Твой всегда поутру б,

А теперь ты сама станешь труп.

Входит, ковыляя, годовалый мальчик П е т я П е р о в.

П е т я П е р о в. Я самый младший — я просыпаюсь раньше всех. Как сейчас помню, два года тому назад я еще ничего не помнил. Я слышу собака произносит речь в стихах. Она так тихо плачет.

С о б а к а В е р а.

Как холодно в зале.

Что вы Петя сказали.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Что я могу сказать. Я могу только что-нибудь сообщить.

С о б а к а В е р а.

Я вою, я вою, я вою, я вою,

Желая увидеть Соню живою.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Она была непривычно неприлична. А теперь на нее страшно смотреть.

С о б а к а В е р а. Вас не удивляет, что я разговариваю, а не лаю.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Что может удивить меня в мои годы. Успокойтесь.

С о б а к а В е р а. Дайте мне стакан воды. Мне слишком.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Не волнуйтесь. За мою недолгую жизнь мне придется и не с тем еще ознакамливаться.

С о б а к а В е р а. Эта Соня несчастная Острова была безнравственна. Но я ее. Объясните мне всё.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Папа. Мама. Дядя. Тетя. Няня.

С о б а к а В е р а. Что вы говорите. Опомнитесь.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Мне теперь год. Не забывайте. Папа. Мама. Дядя. Тетя. Огонь. Облако. Яблоко. Камень. Не забывайте.

Отбывает в штанах на руках у няньки.

С о б а к а В е р а. (припоминая). Он действительно еще мал и молод.

Входят шамкая за руки М и ш а П е с т р о в и Д у н я Ш у с т р о в а.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). Поздравляю. Сегодня Рождество. Скоро будет щелка.

Д у н я Ш у с т р о в а (девочка 82 лет). Не щелка а пчелка. И не пчелка а елка. Поздравляю. Поздравляю. А что Соня, спит?

С о б а к а В е р а. Нет она мочится.

На часах слева от двери 9 часов утра.

К о н е ц с е д ь м о й к а р т и н ы

Картина восьмая

На восьмой картине нарисован суд. Судейские в стариках — судействие в париках. Прыгают насекомые. Собирается с силами нафталин. Жандармы пухнут. На часах слева от двери 8 часов утра.

С у д ь я (издыхая). Не дождавшись Рождества — я умер.

(Его быстро заменяют другим судьей.)

Д р у г о й с у д ь я. Мне плохо, мне плохо. Спасите меня.

(Умирает. Его быстро заменяют другим судьей.)

В с е (хором).

Мы напуганы двумя смертями.

Случай редкий — посудите сами.

Д р у г и е в с е (по очереди).

Судим.

Будем

Судить

И будить

Людей.

Несут

Суд

И сосуд

На блюде.

Несут

На посуде

Судей.

(Пришедший к делу суд приступает к слушанию дела Козлова и Ослова.)

С е к р е т а р ь (читает протокол).

Зимним вечером Козлов

Шел к реке купать козлов.

Видит шествует Ослов,

Он ведет с реки ослов.

Говорит Ослов Козлову:

Честному ты веришь слову?

Зря ведешь купать козлов,

А читал ты Часослов?

Говорит Козлов Ослову:

Чти Псалтырь, а к Часослову

Отношенья не имей.

Говорю тебе немей.

Говорит Ослов Козлову:

Тут Псалтырь пришелся к слову.

На пустырь веди Козлов

Чтя Псалтырь пасти козлов.

Говорит Козлов Ослову:

Я не верю пустослову.

На тебя сегодня злы

Погляди мои козлы.

Отвечал Ослов Козлову:

Ветку я сорву лозову

И без лишних снов и слов

Похлещу твоих козлов.

Отвечал Козлов Основу:

Ветвь и я сорву елову

И побью твоих ослов

Словно вражеских послов.

— Голова твоя баранья,

— Голова твоя коровья.

Долго длились препиранья,

Завершилось дело кровью.

Словно мертвые цветы

Полегли в снегу козлы,

Пали на землю ослы,

Знаменем подняв хвосты.

Требует Козлов с Ослова:

Вороти моих козлов.

Требует Ослов с Козлова:

Воскреси моих ослов.

Вот и всё.

С у д ь и. Признак смерти налицо.

С е к р е т а р ь. Ну, налицо.

С у д ь и (мягко). Не говорите ну.

С е к р е т а р ь. Хорошо, не буду.

С у д ь я.

Начинаю суд.

Сужу

Ряжу

Сижу

Решаю

— нет не погрешаю.

Еще раз. Сужу

Ряжу

Сижу

Решаю

— нет не погрешаю.

Еще раз. Сужу

Ряжу

Сижу

Решу

— нет не согрешу.

Я кончил судить, мне все ясно. Аделину Францевну Шметтерлинг, находившуюся нянькой и убившую девочку Соню Острову, казнить-повесить.

Н я н ь к а. (кричит). Я не могу жить.

С е к р е т а р ь. Вот и не будешь. Вот мы и идем тебе навстречу.

Всем ясно, что нянька присутствовала на суде, а разговор <про> Козлова и Ослова велся просто для отвода глаз.

На часах слева от двери 9 часов утра.

К о н е ц в о с ь м о й к а р т и н ы

К о н е ц З-г о д е й с т в и я

ДЕЙСТВИЕ IV

Картина девятая

Картина девятая, как и все предыдущие, изображает события, которые происходили за шесть лет до моего рождения или за сорок лет до нас. Это самое меньшее. Так что же нам огорчаться и горевать о том, что кого-то убили. Мы никого их не знали, и они всё равно все умерли. Между третьим и четвертым действием прошло несколько часов. Перед дверями плотно прикрытыми, чисто умытыми, цветами увитыми стоит группа детей. На часах слева от двери 6 часов вечера.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Сейчас откроют. Сейчас откроют. Как интересно. Елку увижу.

Н и н а С е р о в а (девочка 8 лет). Ты и в прошлом году видел.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Видел, видел. Но я не помню. Я же еще мал. Еще глуп.

В а р я П е т р о в а(девочка 17 лет). Ах елка, елка. Ах елка, елка. Ах елка, елка.

Д у н я Ш у с т р о в а (девочка 82 лет). Я буду прыгатьвокруг. Я буду хохотать.

В о л о д я К о м а р о в (мальчик 25 лет). Нянька я хочу в уборную.

Н я н я. Володя, если тебе нужно в уборную, скажи себе на ухо, а так ты девочек смущаешь.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). А девочки ходят в уборную?

Н я н я. Ходят. Ходят.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). А как? Как ходят? И ты ходишь?

Н я н я. Как надо так и ходят. И я хожу.

В о л о д я К о м а р о в (мальчик 25 лет). Вот я уже и сходил. Вот и легче стало. Скоро ли нас пустят.

В а р я П е т р о в а(девочка 17 лет. Шепчет). Няня. Мне тоже нужно. Я волнуюсь.

Н я н я (шепчет). Делай вид, что ты идешь.

М и ш а П е с т р е в (мальчик 76 лет). Куда ж бы она с вами пошла.

Д е в о ч к и (хором). Туда, куда царь пешком ходит.

(Плачут и остаются).

Н я н я. Дуры вы. Сказали бы, что идете на рояли играть.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Зачем ты их учишь врать. Что толку в таком вранье. Как скучно жить, что бы вы там ни говорили.

Вдруг открывается дверь. В дверях стоят родители.

П у з ы р е в — о т е ц. Ну веселитесь. Что мог то и сделал. Вот ель. Сейчас и мама сыграет.

П у з ы р е в а — м а т ь (садится без обмана к роялю, играет и поет).

Вдруг музыка гремит

Как сабля о гранит.

Все открывают дверь

И мы въезжаем в Тверь.

Не в Тверь, а просто в зало,

Наполненное елкой.

Все прячут злобы жало,

Один летает пчелкой,

Другая мотыльком

Над елки стебельком,

А третий камельком,

Четвертая мелком,

А пятый лезет на свечу,

Кричит, и я, и я рычу.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Елка я должен тебе сказать. Какая ты красивая.

Н и н а С е р о в а (девочка 8 лет). Елка я хочу тебе объяснить. Как ты хороша.

В а р я П е т р о в а(девочка 17 лет). Ах елка, елка. Ах елка, елка. Ах елка, елка.

В о л о д я К о м а р о в (мальчик 25 лет). Елка я хочу тебе сообщить. Как ты великолепна.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). Блаженство, блаженство, блаженство, блаженство.

Д у н я Ш у с т р о в а (девочка 82 лет). Как зубы. Как зубы. Как зубы. Как зубы.

П у з ы р е в — о т е ц. Я очень рад, что всем весело. Я очень несчастен, что Соня умерла. Как грустно, что всем грустно.

П у з ы р е в а — м а т ь (поет).

А о у е и я

БГРТ

(не в силах продолжать пение плачет).

В о л о д я К о м а р о в (мальчик 25 лет. Стреляет над ее ухом себе в висок). Мама не плачь. Засмейся. Вот и я застрелился.

П у з ы р е в а — м а т ь (поет). Ладно не буду омрачать ваше веселье. Давайте веселиться. А все-таки бедная, бедная Соня.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Ничего, ничего мама. Жизнь пройдет быстро. Скоро все умрем.

П у з ы р е в а — м а т ь. Петя ты шутишь? Что ты говоришь?

П у з ы р е в — о т е ц. Он кажется не шутит. Володя Комаров уже умер.

П у з ы р е в а — м а т ь. Разве умер.

П у з ы р е в — о т е ц. Да конечно же. Ведь он застрелился.

Д у н я Ш у с т р о в а (девочка 82 лет). Я умираю, сидя в кресле.

П у з ы р е в а — м а т ь. Что она говорит.

М и ш а П е с т р о в (мальчик 76 лет). Хотел долголетия. Нет долголетия. Умер.

Н я н ь к а. Детские болезни, детские болезни. Когда только научатся вас побеждать. (Умирает).

Н и н а С е р о в а (девочка 8 лет. Плачет). Няня, няня что с тобою. Почему у тебя такой острый нос.

П е т я П е р о в (мальчик 1 года). Нос острый, но все-таки нож или бритвы еще быстрее.

П у з ы р е в — о т е ц. Двое младших детей у нас еще остались. Петя и Нина. Что ж, проживем как-нибудь.

П у з ы р е в а — м а ть. Меня это не может утешить. Что, за окном солнце?

П у з ы р е в — о т е ц. Откуда же солнце, когда сейчас вечер. Будем елку тушить.

П е т я П е р о в. Умереть до чего хочется. Просто страсть. Умираю. Умираю. Так, умер.

Н и н а С е р о в а. И я. Ах елка, елка. Ах елка, елка. Ах елка. Ну вот и все. Умерла.

П у з ы р е в — о т е ц. И они тоже умерли. Говорят, что лесоруб Федор выучился и стал учителем латинского языка. Что это со мною. Как кольнуло сердце. Я ничего не вижу. Я умираю.

П у з ы р е в а — м а т ь. Что ты говоришь. Вот видишь, человек простонародный, а своего добился. Боже какая печальная у нас елка. (Падает и умирает.)

К о н е ц д е в я т о й к а р т и н ы, а в м е с т е с н е й.

и д е й ст в и я, а в м е с т е с н и м и в с е й п ь е с ы.

На часах слева от двери 7 часов вечера.

1938

Ранние стихотворения

1.

И я в моём тёплом теле

лелеял глухую лень.

Сонно звенят недели,

вечность проходит в тень.

Месяца лысое темя

прикрыто дымным плащом,

музыкой сонного времени

мой увенчаю дом.

Ухо улицы глухо,

кружится карусель.

Звёзды злые старухи

качают дней колыбель.

Май 1920 года

2.

На набережной болтаются

дома у самой реки.

Безкосые китайцы

ждут звёздной руки.

А каменные солдаты,

мечтающие о хлебе,

проваливаются в квадраты,

просверленные на небе.

Внимания не обращая

ни на Великого, ни на Петра,

дряхлым шагам внимая,

заря поёт до утра.

Земля ещё дышит

красными шестами мятежей.

Шаги прозвучат ещё тише

по дорогам соседних аллей.

Август 1920 г.

Стихи из цикла "Дивертисмент".

3.

Играет на корнете-а-пистоне

Мой друг, мой верный друг.

На голубом балконе

Из длинных синих рук.

Моё подымет платье

Весёлый ветерок,

Играя на закате

В краснеющий рожок.

Я прохожу по улице

В юбке до колен;

Становишься распутницей:

Так много перемен.

Я в лавке продовольственной

В очередях стою.

Всё помню с удовольствием

Последнее люблю!

И плачу долгим вечером,

И думаю о нём,

Что ж — делать больше нечего.

Вздыхаю пред огнём.

4.

Та-ра-ра-бумбия

Сижу на тумбе я.

Простерты руки

К скучной скуке.

Рука простёртая

Ласкает звёздочки,

А солнце мёртвое

Лежит на жёрдочке.

У неё узкая талия

А в руках белое полотенце;

Мои глаза в Австралии

Темнее тамошних туземцев.

Та-ра-ра-бумбия

Сижу на тумбе я.

5.

Ночь каменеет на мосту,

Холодный снег и сух и прост.

Послушайте, трактир мой пуст,

Где звёзды лошадиный хвост.

У загнанного неба мало

Глядят глаза на нас, когда

Влетают в яркие вокзалы

Глухонемые поезда;

Где до утра

Ревут кондуктора.

А ночь горбатая взрастает до зари,

И хмуро жмурятся от снега фонари.

Надень меха!

По улицам пройдись!

Она тиха

Воров безумных летопись.

Чёрный Гарри крался по лестнице

Держа в руке фонарь и отмычки;

А уличные прелестницы

Гостей ласкали по привычке.

Чёрной ночью сладок мрак

Для проделок вора.

Трусит лишь один дурак

В серых коридорах.

О пустынный кабинет,

Электрический фонарик!

Чуть скрипит сухой паркет, -

Осторожен тихий Гарри.

А в трактире осталась та,

Ради которой он у цели.

О, красавица твои уста

И они участвуют в деле!

Вот уж близок тёмный шкаф

С милыми деньгами.

Но предстал нежданно граф

С грозными усами.

И моментально в белый лоб

Вцепилась пуля револьвера.

Его сложила в нищий гроб

Ни сифилис и не холера.

Не пойте черноглазых од

над жертвою слепого рока.

Пусть месяц скорбный идиот

Целует руки у востока.

6.

Рвётся ночью ветер в окна,

Отвори-ка! отвори!

Я задумалась глубоко

Но ждала вас до зари.

Я любила вас, не зная,

На четвёртом этаже.

Всё по комнатам гуляю

Одиноко в неглиже.

Ах зачем же тихо стонет

Зимний день на Рождество.

Вы сдуваете с ладоней

Пепел сердца моего.

Пусть мои закрыты двери,

Под глазами синева.

Разболелась от потери,

Закружилась голова.

7.

"В ночных шикарных ресторанах."

Из соврем. романса.

Аргентинское танго.

В ресторанах злых и сонных

Шикарный вечер догорал.

В глазах давно опустошённых

Сверка недопитый бокал,

А на эстраде утомлённой,

Кружась над чёрною ногой,

Был бой зрачков в неё влюблённых,

Влюблённых в тихое танго.

И извиваясь телом голубым,

Она танцует полупьяная

(Скрипач и плач трубы),

Забавно-ресторанная.

Пьянеет музыка печальных скрипок,

Мерцанье ламп надменно и легко.

И подают сверкающий напиток

Нежнейших ног, обтянутых в трико.

Но лживых песен танец весел,

Уж не подняться с пышных кресел,

Пролив слезу.

Мы вечера плетём, как банты,

Где сладострастно дремлют франты,

В ночную синюю косу.

Кто в свирель кафешантанную

Зимним вечером поёт:

Об убийстве в ресторане

На краснеющем диване,

Где темнеет глаз кружок.

К ней, танцующей в тумане,

Он придёт — ревнивый Джо.

Он пронзит её кинжалом,

Платье тонкое распорет;

На лице своём усталом

Нарисует страсть и горе.

Танцовщица с умершими руками

Лежит под красным светом фонаря.

А он по-прежнему гуляет вечерами,

И с ним свинцовая заря.

1920 г.

Ноябрь-декабрь

8 — 16.

В ленинградское отделение

Всероссийского союза поэтов

10 стихов

александравведенского

I

Ленинградскому отделению

ВСЕРОССИЙСКОГО СОЮЗА ПОЭТОВ

а вам вам ТАРАКАНАМ

кричУ с БАЛКОНА ТЕПЕРЬ

что иным детям безрассудно

то вам КАСПИЙСКАЯ ГУБЕРНИЯ

ЧЕРТИ

II

три угла четыре колокольни

три боба нестругана доска

стало сердце ОТ ВЧЕРАШНЕЙ БРАНИ

отчего нестругана доска

оттого что сгнила

III

ТАТАРИН МОЙ татарин

у тебя хорошие усы

ТЫ СЛАВНО ЗАБИВАЕШЬ ГВОЗДИ

прекрасный ты столяр

ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК ТАТАРИН

IV

ны моя ны

моя маленькая грязная ны

моя нечистоплотная ны

моя милая хорошая ны

КРЕПКАЯ КАК ОРЕШЕК

моя добрая старушка ны

славная обкуренная трубка

А КОГДА КУПИЛ НЕ ПОМНЮ

V

шопышин А шопыши А шопышин А шопышин а

мост поперечен крыло поломали стало как в бочке стало сельдь

была голова круглой хвост был длинный глаза два гривенника агарусный ШАРФ

ты отчего ржавая

отчего на простынях

отчего при лампочке

УшЕЛОГая

Вспыхнул керосин и потух полосы ночные пошли и выглянув

из-за лампы пуп и

застыл

Плесневая струйка ползёт в ней царствует бензИН в узком платьЕ

Струйка тир-тир-тир ляски это не отверстие мячик гриб в углу

а над грибом одна звёздочка и страшно высоко как пустошь

написано было ФАТА УГЛЕКОП ОЛИФА СЕЛЁДКА

VI

Нас немного карликов

мы глухие жолобы

а седло у нас

будапешт туркестан суламифь конь

есть одНИ большие звёзды

и одни большие лица

как коричневая пакля

выкрашенные потому в цвет

все деревья в кушаках

ЭНЬЗЯ БЕНЬЗЯ и фаддей

старенькая наша дедушка

ИЗБА какая звонКая НИЗка

в самом тёмном зеркале

рожа мухомориная

стала на пятки

железные лапки

бьёт барабан

верблюжьим мясом

СМЕртячка в БАНКЕ

VII

ВОКЗАЛЫ ЧЁРНЫЕ ВОКЗАЛЫ

Гнедые смутные вокзалы

коней пустынных позабудешь

зачем с тропинки не уходишь

когда дороги побегут

тяжёлых песен плавный жар

шумят просторы чёрной ночи

летят сухие сны костылик

от чёрных листьев потемнели

и рукомойники и паства

певцы пустыни отчего замолкли

испорчен плащ печальна ночь у печки

у печки что ж не у широких рощ

не у широких рощ

глаза твои желты и дои твой бос

но не на сердце скал

не на огромных скал

певец пузатый прячет флейту

спокойствие вождя температур

VIII

Вы были родом из Персии

не все Исидоры кусы не все леса но ВСЕ

геометры он знает вы все театралы. Нет не

театралы мы мы все нищие духом мы все

мошенники голенькие и из другой земли и у

нас чолы есть потому в пробках

Из зеркальных кустарников бутоны мед

и столбы летели из широких штор

а улыбка их была не понятна

IX

пустынник дверцу отворил

её войти он пригласил

светила тусклая звезда

и лампочку жестяную зажёг

стояло колесо большое

и деревянная большая дверь

закрыла дождь и ночь

и стала как пустое о

толстая шершавая скамейка

твой платок стоит тёплый

стены были в голых брёвнах

твоя тёплая нога

она босая как богиня

горячая как утюг

прелая потная башня

падать начнёт с мохом

здесь не будет ни одного

странника

не будет ни одного комода

они из пены как венера

и зачем им быть

а твоя стеклянная копилка

всё равно на слом пошла

вот сидел и щупала пальцы

щупал пальцы керосин ревел

где орлы тяжёлые ворота

необозримые ночные пряжки

всё только мельницы

да снова мельницы

из кусочков бархата и кожи

холод лёг на почтовый ящик

и глаза отчаянные страстные как кожа

уток УТОК стонет тесная нищенка

У пасмурных больших колыбелей ноготками.

<1924>

17.

Парша на отмели

ветер сильный и раздул огонь. Огонь начал

лизаться и причмокивать и морщась торопливо

обхватывать дровяной склад. Ветер ветер

закричали жалобно дрова. Огонь огонь

запищали доски. Ты ломаешь нам тазобёдренные

суставы сказали дрова и и коленные чашечки

ДОБавили доски. Но огонь долизывая склад

говорил: Не могу-с не хочу-с у меня жена

РОДИЛА ей щипцы накладывали.

ДВА фонаря стоят доска досочка дощечка дошка дощечкА

дошка дашка доска

досченчик досочек

ЧТО ЕСТЬ ДРОВА КОТОРЫЕ ГОРЯТ

ТАКУШТО каК ШИНКИЛЬ

в карнафейку "ЕСТЬ ЗОЛОТОБОРОДЫЕ ПУпсы"

в карнафейку

есть хитрые дома и шинкари забуженные в старах лесах

потому что для них кистень с надписью А есть слишком

долгая тюремная подпись ВОДЯная волна при К.С.

семечки емей ей е АТТОТТЫ емечки и е ай и яички и а — ы-ы-ы ко запры

лента лента лентатя НАСЕКОМОЕ летит насекомое КУВЫРКАЕТСЯ зядА

ГАННА твоя корзинка полна

песочными сугробами

полна широких сковородок

хвостами полнели нелли по КРАМАНАМ

ЗДЕСЬ СТОНУТ ЗЯБЛИКИ

каста каста каста каста

ЗДЕСЬ ПЛАЧУТ КУРОЧКИ

аХ я на вытянутых вам руках несу вам плод мохнатой стрекозЫ

животная царица КСИРА

её зовут

КОМАР здесь пеших не подточит

НУИЯМА полна вареников

веселько взамахнулось по водке по воде речной

кусты шелестелят

супруг с супругоЮ в кроватИ

она замужем

АОННА вате

здесь дремлет старый рукомойник

сосед по ДАЧЕ генерала

и свист идёт и дым ползёт и струп ф голое зало

ТАМ СТОИТ большая кушетка

А на ней сладко спит ЗАДОПУЗ

Шида Шида дикий голос ХРОМОЙ нос

как много свистков как много неуклюжих ЗАДНИЦ

ПУСТЕКИ пустеки как много пувуноф плывёт

смотрите по тем стенам

ОНИ все РЫБАКА восах оеных

УЖЕ темнеет что вы пристаёте ко мне с вашими нелепыми предложениями гнусными

как пятикопеечная марка клеенная под ситцевыми занавесками, сеенная на звонках

в ПОСЛЕОБед

НЕ БЕДА лебеда что ты поперхнулась

плохо что ты оттататакнулась

три воробья сидели на ветке и клевали ЖИЖИЦУ

братцы сказал один воробей полетим к одним

пекарням, где сегодня ПЕКУТ много ситнаго

чем тут клевать собственную ЖИЖИЦУ. Два воробья

одного звали фёдором другого арбузом почесались

и сев на лампу сказали что они это

видели и знать ничего не хотят. треТиЙ ЖЕ

полетел и наевшись досыта вернулся и стал

смеяться над своими товарищами

А они наХоХлившись УЛЕТЕли в

ТИБЕТ

ИКРАЙБЕЛЫ

ХНОК

19 ФЕВРАЛЬ

<1924>

18.

ПоЛоТЁраМ или ОНАНИСТАМ

животных желаний в мире много

же о же ге лежат они пластом

здесь растут цветы название их вила

ГУАРИССОН сорви и принеси

мы нищие как семь

мы голые как верблюд

маргаритки гиацинты и гвоздики

оххо оххо оххо

в садике как лилии кометами

в те пугливые старушки

в платках с мокрым зонтиком

ГИРЫ в ЧУЛКАХ гиры смакоми

коммерсанты печенеги и лешие

зеваю я зеваю я зеваю их

лодочки в мокрых туфельках

с цыплячьими хвостами КАМИ

и милая дождь и песок нам сто

звезда в лебедях

не верёвка в груди

воробьиным воробьиным мячом пу пу пущенным в даль

кораблиный в лестницу свистит невесело шквал медикамент

а лампас твой хруст аааль

а буф твой пуст как скандал

а звонок лаз человек

а пустяк стал на лаптях

ХВИРИСТОМ

ХВИРИСТОМ

в ответ на это лопнул орех

греческий лопнул БАнана БАНАНА

не роща А в шнурках

а роща ЗУБ в котелке

не свисток А в шнурках

а свисток зуб зарытый в песке

насыпается в шляпы грозная рать

лети тигр сквозь зеркало куни куни

зверство в покое а оставляя

на морской гладкой как верёвка грудь

необозримая моя равнина воды

летят нестреляные УТКИ

в стакане плавают маленькие бумажки

лилии тихо ещё не весна

а только краски азбес и азТИГР

ЕЩЁ только покой крашеный не гусар ика ика

сосна шелестит кудрями ика ика

гиль гиль гиль гиль

солями шевелит морями БАНКА

ТУЛЬ ТУЛЬ ТУЛЬ

кружка за плавниками хранит большое богатство

в сосне в сосне в сосне в сосне в сосне в сосне

богатые надежды мира в шевелках на острых крышах

при нежно заходящем солнце

на бети бай как статуя с пупком

на бети бай лягит на бети бай лягит в

секундалах

в часинных кистах у храмса и у хохока

на бети бай

ручей шипел свесив с моста хвост анхир сундук

на резинках катилась волна глупая баба анхир сундук

хворост лежал на столе дерево было больное анхир сундук

проходит жена вдоль могил анхир сундук

ставит на землю ведро купает в нём дочь анхир сундук

снимает с плеча кувшин пьёт из него вино анхир сундук

жену зовут катя и дочь анхир сундук

выпив вино она спокойно идёт домой анзир сундук

киты хранят во рту кусок шерсти

коровы хранят во рту кусок зелени

рыбы хранят во рту кусок соли

птицы хранят во рту кусок хлеба

колодцы хранят во рту кусок жести

в самаре хранят во рту кусок волги

тигры хранят во рту кусок ножки

прибытие будет в среду в 7 ч. 40

<1924>

19.

ГАЛУШКА

Л. Липавскому

да Бог с ним Бог с ним Кралинька

чего поёшь ты маленька

чего ты плачешь Фетинька

коль наступило летинька

нукдох нукдох за ящики

стремятся трупы падчериц

дрожит очей молчание

петруша досвидание

артикль уский суточный

летит неглупый будочный

я здравствуй плачет весело

на сук жену повесила

жена моя звезда

рыдая умерла

жена моя погасла

печальной каплей масла

кричат певуньи птички

мы знаем по привычке

так верно Бог сулил

что я из перца кладбищ

из перца могил

старушка в ванну сядет

чулок развязать

к ней подойдёт Евлалия

чтоб петь шептать

я ангел певчий ангел

и крылья есть я тигр

слепил подушки глаз

кадил дымилом лик

ладонька спе и спя

свалилась львицей с шей

глуха нема толпа

а кто её умней

событий обсуждал

здесь каждый серик бантик

ты в баночку плевал раз раз

КУМА ФОМА петрА попА

и стук и он не стал

луна катит волну

седую вдалеке

в знакомую страну

овес летит в песке

не спит последний час

медвежий недотяпа

который бурный спал

славянская ты лапа

и дремлет часовой

на ветке заинздесь

чертями мир оброс

и адский пир везде

далекий чеха склеп

теперь плывёт на нас

спасайся Арзамас

и тверь кричит

Ахни мандолина

незрим и дом

скрипучий наш орех

везут на смех

СЛЕПУЮ АРМИЮ

хрипит наш мир

хрипит наш путь и там

и сонный клир

открыл свой рот свой рот свой род

жёлтый пух

летит из вялых мышей

и зыбко зыбко мёртвый дух

склонился на ошей

ник

и зыбко руки простирал

куда авсе куда авсе кинжал

смутился пар

проклятая пасха

она нам не нужна

деревянная пробка

но но он сдох

вы знаете он сдох

кречет кречет

ратник воли

ты летящий сквозь юдоли

раненый пращею

туман тимпан веспасиан

рим город гнильною струею

течет в овин

не он один

старец

пачкающий палец

пруссия пруссия

снегов белоруссия

игрушкой прыгнул васисдас

приветствую ребята вас

о чем клест кнут пут

здесь всё как пух

и мыла пена пух

звезда сияя вдруг

исчезла

соларка козырей

монах

пробка

лук

семя

вестнику

в течении лета изъяснился

сердце мое зубр арбр урбр

хлрпр крпр трпр

крестьянин креста носитель

одеяния нет

НЕТ

огл агнь пропе

сой вакх с тирсом

и ветер в степях ой ой

вонючка вонючка лиса

с тревогой гортань с трубой

с тревогой гляжу с тобой

ох / вздох упаду

на синюю медь в аду

и воздух остался немым Самум

головы подперев от дум

и птица летит в гантах пев

пех пех пирх пирх пряная

птица та пьяная

о мученье

какая старая

сурво бстро отвечал

неин качал

пыл пол пул

сухо мигнул

в далёкий солнечный аул

летит старушка панихида

такая гнида

Архелук

прощальный птоломей утих

проныра сна

изящный колодец

солёный водопад

ТУПО ТУПО

страница трупа

любо любо

зуба зуба

Хаша

Халушка

пуд с мячиком

23 мая 1925 года

20.

ОТРЫВОК

Было дело под Полтавой

нет не дело а медаль

мы дрались тогда со шведкой

чуть что вправо мы налево

тсс видим побежала

юбку синюю порвала

я кричу остановись

чуть что вправо мы налево

за сосною под Полтавой

голенький сидит Мазепа

говорит был бы Федором

было б веселей

тут все войско моё

зарыдает навзрыд

закричит заговорит

вот несчастный какой

с той поры и здесь трактир

<1925 год>

21.

ОСРИЖЕН скопом Ростислав

Д. Хармсу

Ребёнок

что же стих?

нет пасекой икает

может

он помер?

нет ногой болтает

и вид его хмур и лих

он кожи сухари гложет

но где же

детский врач?-

картуз на голове режет

стоит себе в чадре

пиликает и слезится

в посмертный лазарет

не торопится….

а акушерочка??

она

на животе своём рисует имена

что значат ЭТИ ПИСЬМЕНА?

колдовство или гордость

мрачные ухабы

её седой бахчи

народы

кипятки и бабы

она стремится им рассказать про всякие фуфу апчхи

с обручем

в тазу стоит??

нет она с гнедыми поджАрками

трудится

косой шевелит

куриной косточкой брату письмо пишет:

ЗДРАВСТВУЙ фрер мой аркаша

онкль

бинокль

это АКУШЕРКИН шаг?

нет это верблюдов гамаши

но где же где же врач

уж отчаянный Мстислав

трава растёт он держит кинжал

не говорит лишних слов

так вот ему повелось

на охоту попасть

он на штык зевнул

сидит комар родной в луз

он их власть???

нет он лишь зулейка

ты монах ты монах

честный проповедник

прискакали на одной ноге бояре в землю ханаанскую

там петр великий и онан чашки куют

кто ты последний

солдат рыжий Егузов

без подкладок ротных песен

он умирает без усов

конец его тесен?

нет конец его смраден и гадок

как навоз лошадок

у него морда чистая?

мох и ботичелли

чиновники пришли

к субботе их пришили

они играют на лире

они они хают

нашу новую сумрачность

оно они порхают

нет это снег на росу начал нос пускать

чего же наудил?-

ерши да дули

велик ли улов?-

сюргуч и воля

к падучей иду ли

жадно иволга кричит

врач сипит

акушерочка сестра

спит голубо-шерстяноглазая

под жестом топора

почему это не Азия?

так здесь же святой тропарь

Армия ворон

прилетела на бронислава

они чинят башмак

шьют портки

завязывают часы

сидел грозный сыч

снял капор

кивал ли он на врагов?

свистит шарабан

в нем племянница

пасхальным яйцом тянется

в богатырские очки

язык вложит?

кто её жито

разложил на пахабных стенках

никто никто в жизни

она сама венка

сановники АДЖУРАЙТИС???!

нет они иконописные мастера Японии

в Агонии коля

сусликом лежит судача от боли

припадаю на один глаз

умираю на один ус

плывёт на меня игла

кораблём су башмаком су

число 87 спина

унесла меня семья

говорит на спи

стало всеё зачаточным

и воздух сгнил

мертвый тапир:

13 февраля суббота 1926 г.

22.

ВОСПИТАНИЕ ДУШИ

Л. Липавскому

Мы взошли на, Боже,

этот тихий мост

где сиянье любим

православных мест

и озираем озираем

кругом идущий забор

залаяла собачка

в кафтане и чехле

её все бабкою зовут

и жизненным бочком

ну чтобы ей дряхлеть

снимает жирны сапоги

ёлки жёлтые растут

расцветают и расцветают

все смеются погиб

вот уж…… лет

бросают шапки тут

здесь повара сидят в седле

им музыка играла

и увлечённо все болтали

вольно францусскому коту

не наш ли это лагерь

цыгане гоготали

а фрачница легла

патронами сидят

им словно кум кричит макар

а он ей говорит

и в можжевелевый карман

обратный бой кладёт

меж тем на снег садится

куда же тут бежать

но русские стреляют

фролов егор свисток

альфред кровать листают

МОНАХИ ЭТО ЕСТЬ пушечна тяжба

зачем же вам бежать

молочных молний осязуем

гром пустяком трясёт

пускаючи слезу

и мужиком горюет

вот это непременно

но в ту же осень провожает горсточку

их было восемьдесят нет с петром

кружит волгу ласточку

лилейный патрон

сосет лебяжью косточку

на мутной тропинке

встречает ясных ангелов

и молча спит болото

садятся на приступку

порхая семеро вдвоём

и видят. финкель

окрест лежит орлом

о чем ты кормишь плотно

садятся на весы

он качается он качается

пред галантною толпою

в которой публика часы

и все мечтали

перед этими людьми

она на почки падает

никто ничего не сознаёт

стремится Бога умолить

а дождик льёт и льёт

и стенку это радует

тогда францусские чины

выходят из столовой

давайте братцы начинать

молвил пениеголовый

и вышиб дверь плечом

на мелочь все садятся

и тыкнувшись ногой в штыки

сижу кудрявый хвост горжусь

о чем же плачешь ты

их девушка была брюхата

пятнашкой бреются они

и шепчет душкой оближусь

и в револьвер стреляет

и вся страна теперь богата

но выходил из чрева сын

и ручкой бил в своё решето

тогда щекотал часы

и молча гаркнул: на здоровье!

стали прочие вестись

кого они желали снять

печонка лопнула. смеются

и все-таки теснятся

гремя двоюродным рыдают

тогда привстанет царь немецкий

дотоль гуляющий под веткой

поднявши нож великосветский

его обратно вложит ваткой

но будет это время — печь

температурка и клистирь

францусская царица стала петь

обводит всё двояким взглядом

голландцы дремлют молодцы

вялый памятник влекомый

летал двоякий насекомый

очки сгустились затрещали

ладошками уж повращали

пора и спать ложиться

и все опять садятся

ОРЛАМИ РАССУЖДАЮТ

и думаю что нету их

васильев так вот и затих

среда 27 октября <1926>

НАЧАЛО ПОЭМЫ

верьте верьте

ватошной смерти

верьте папским парусам

дни и ночи

холод пастбищ

голос шашек

птичий срам

ходит в гости тьма коленей

летний штык тягучий ад

гром гляди каспийский пашет

хоры резвые

посмешищ

небо грозное кидает

взоры птичьи на Кронштадт

гордой дудкой мчатся волны

мел играет мёртвой стенкой

в даль кидает как водичку

спит пунцовая соломка

на спине сверкает "три"

полк английский ерусланский

шепчет важное ура

торг ведёт монах с василием

где часовня жабой русою

улыбается густой каймой

на штыки на третье рождество —

дым и пень котёл и паучок

скоро сядет на холму воробышек

голубой как утка пиротехничек

ты сова копилка птица глупая

тень диван татары лунь павлин

уж летят степные галки

уж горячей пеной по небу

в шесть мечей сверкают башни

и блестят латинским маслом

волосами щит лазурный

вмиг покрылся как гусёныш

кипите кости в жиже бурной

варенье чёрное в стаканах

уста тяжёлого медведя

горели свечкою в берлоге

они открылись и сказали

"на гуслях смерть играет в рясе

она пропахшему подружка"

чу сухорукие костры

(свиная тихая колхида)

горели мясом. Рысь женилась

<1926>

СЕДЬМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

однажды человек приходит

в сей трёхлистный свет

словно птичка в поле бродит

или как могучий ветр

озирает скалы долы

деревянные гондолы

смотрит на приятный Рим

и с монашкой говорим

ты монашка я пятнашка

но услыша пули звук

он упал холодной шашкой

весь рыдая на траву

что за горе

но в окно

смотрит море

и темно

он с горы сидит впотьмах

он ласкает росомах

побеги идёт в вокзал

в безоглядную тюрьму

где качается лоза

где создания умрут

быстро падал детский снег

полный ленты полный нег

когда бы жить начать сначала

он молвит в свой сюртук

я б всё печатала рычала

как бы лесной барсук

уже казаки убежали

в углу сияет ангел хилый

и мысли глупые жужжали

над этой ветхою могилой

поспешные минуты

как речи потекли

и звёзды отдалённо

как тучи расцвели

тогда ребёнок молодой

молиться сочиняет

болтает сонной головой

в подушку медную скучает

он плача покидает лес

и южные бананы

колотит точно мутный бес

в сухие жизни барабаны

но скоро вечер наступил

видна пустыня ада

покуда свечкой на пути

не установят сада

что же это стрекоза

нет восток отличный

словно баба егоза

или ветер хищный

и с дворянских сих кустов

нету сумрачных мостов

и в богатой этой печке

всё наклонно всё как в спячке

о похожие столы

мы сказали ветрено выбегая из толпы

по дощечке ветреной

сквозь холодное стекло

выставляя лица

замечает рассвело

умерла столица

и ложася на сундук

и сложивши руки

он как утренний бамбук

умер для науки

грохочи отец и мать

светит зябкий уголок

и торопится поймать

однодневный потолок

выходил поспешно дух

огорошенный петух

и на елях на сосне

как дитя лежал во сне

в неслышном оперении

в тоске и измерении

У м е р ш и й

уж я на статуе сижу

безбрежною листвою

углы прохожие слежу

любезной головою

на это отвечал судья

в кафтане в простыне

в постель посмертную идя

и думал лёжа на спине

что всё-таки она уныла

и на подушке спит бескрылый

над всем проносится поток

над всем проносится восток

<1927>

МИНИН И ПОЖАРСКИЙ

ПЕТРОВ В ШТАТСКОМ ПЛАТЬЕ

П и р о ж н и к. Придушим их.

В е е ч к а (мужской человек. Лениво-лениво). Как же нам и не плакать,

когда мы они взойдут на ступеньку, посидят-поседеют,

они взойдут на другую ступеньку, ещё посидят — ещё поседеют.

Все кудри повылезут — черепа блестеть станут.

Кто же они — а все те, кто носит штаны.

ужели женщины штанов не носят?

штаны у женщин также есть

и им такая ж будет честь

присели и отошли без шинелей

П и — П и р о ж н и к. Где же шляпа?

Г о л у б е н ч и к о в

где вы тучные ребята

пушки воздух теребят

одевайтеся спешите

ветер на шинели спит

свет хвостами шевеля

уж объелся щавеля

и рассвета керосин

в зябкий облак приносил

спят поля. Сон ручью

спят еноты чересчур

К н я з ь М е н ь ш и к о в. Пойду пройдусь мне моя колыбельная песня не нужна.

На ветках пристани я вижу точно бы как бы так.

Хорошо — поди сюда властитель.

Князь Меньшиков подходит.

К н я з ь М е н ь ш и к о в (к нему).

Вот хотел бы я спросить зачем здесь родственник.

К н я з ь М е н ь ш и к о в (к нему). Хотел бы я знать:

кто здесь родственник, уж не я ли.

Ох, какой я знатный.

К н я з ь М е н ь ш и к о в (к нему). Уже ли я не знатный!

К н я з ь М е н ь ш и к о в. И знали впредь.

Входит Ненцов светает и я с сигарой.

М о н а ш к и. Как чуден Днепр при тихой погоде, так ты Ненцов здесь зачем.

Н е н ц о в. Уж не я ли зачем?

Монашки молчат и ушли.

Г р е к о в.

итак я был убит

судьба моя старалась улететь

и многие прохожие летали

усы их словно ласточки сверкали

прохожие уж щурили глаза

и говорили: пробка Казимир и ветошь

была одна там туча как зола

а все другие были словно шведы

и догорает деревянный зал

кончается как немка перочинный лес

тут он и встал и вместе сел

К н я з ь М е н ь ш и к о в. Да город путевой ибудто бледный.

П и р о ж н и к. Давай рыбку ловить. Вот вижу я фонарщик бежит и вопит,

а за ним ангел летит и шуршит.

и на глазах урок прочёл

кто барабаном сел на мель

вариться в пушечном жары

лягушки в воду звать того

и кто ж ответить не готов

я Минин говорю им вон

М и н и н входит, озираясь словно щит:

закон часов я знаю вновь

что жирен памятник пучок земли

когда вокруг одна мамзель

одна неметчина её картуз

а Боже мой какой в плечах-то зуд

как в пятках-то щекотно мне

им хорошо бы поумнеть

а то сидят в воротничках

в папахах в галстуке на мерзлячках

П о ж а р с к и й (задумчиво, как бубен):

что шашка лысая моя

уныло жить нам батракам

что шашка тетерев maman

но и она согласна с ним

и он сельдем уже стоит

тут вскоре качка началась

как будто хохот для плеча

Поезд отходит.

Г р е к о в. Где же мой башлык. О Пушкин, Пушкин.

М а ш и н и с т о т п а р о в о з а.

глядел и я на твой башлык

на нём звездами выткан штык

Д е д (из столовой, разбитый барин, цыган). Отойди позабудь свой башлык.

Машенька, дай мне килек, donez муа доску с маком. Ой что же это за цифирь.

М и н и н. (заросши в снегах):

я бестелесный

будто гусыня сидит

и перышки тоски скребёт

Ф а к е л ь щ и к. Я принужден её забыть.

В с е. Будь здоров губернатор.

Г у б е р н а т о р (опрокинувши платок). Будь здорова губернаторская мать.

(Указав кием на два лежащих камешка):

погубили их собратья

затрещит свинцом скамья

ну вот лежу убитый

гляжу на берег еле видный

читаю плесканье копыт

а сам мерцаю от тоски

деревья уж варёные стоят

их листья ходят притаясь

винтовки все что зложены

у ног моих разложены

и месяц пробует в тиши

хотел я пуговку пришить

и в речку бросил плотный щит

как вдруг народ из Риги

как умно говорю

снимите ваши гири

я чистоганом напорюсь

Ч и н о в н и к е г о о с о б ы х п о р у ч е н и й

(на следующее утро после смерти чаю не пьёт всё твердит):

кому китаец или мних

а мне плевать хотелось в н их

и так зигзагом кровь лелась

на сало и на тусклый глаз

людей лежащих на земле

родриго в зыбке спит мамзель

её фердунькой не пугай

она как матушка глупа

очнулся в золоте отец

свеча пошла дымить конец

и ещё что-то всё.

В а р в а р о в а (болтая из колыбели голыми ногами,

так что видны её пышные подмышки и пошлая грудь):

мне дайте мальчика

дитю любви

чтоб мальчик пальчиком

к тому же и пораженцы. Пингвинчики цып, цып, где ваш кролик.

П и н г в и н ы. Мы неизвестно чьи.

Д е д

Варварова взирал я на тебя

когда как частокол меня тошнило

Г р е к о в

но вопли трудных англичан

прорезали могучий воздух

тут сабли взмах уж прорыдал

нянька ходит по ночам

нянька ищет входу

он пальто своё поймал и там уже дыра

он к ней та — замуж за Петра

там пролегала костяна тропа

медведь на ней стоял навзрыд

она кончается а волоса плетёт

и англичанка взездный вид

открыла в шляпе из кальсон

полюбовавшись справедливо

сверкнули шашки их несчастливо

да так что брызнула душа

и пташка Божия пошла на небеса дышать

все люди вскрикнули уже

так выстроили город Ржев

охотник плюнул он чудак

носил с колючками колпак

сияла за плечом коса

и был он бабка был осока

священник в городе том жил

где тумана спать бежал

вот он несёт широкий требник

а перед ним утёс

который чем овёс спасёт

тем был и титулован

тот Пушкин был без головы

то знали ль вы не знали вы

он англичан позвать велит

виня друзей что подвели

те вплачь сорвали воротники

и удалились от тоски

и снова вспомнили требник

медведь в берлоге нарожал ребят

те в долги дни в кулак трубят

а если в щель спустить тебя

то выйдет жареный звук

на котлах сидящий плачет

и костями украшает палисадника траву

горемыка — бедной пчёлкой их зовут

спешиться изволил он

лакей был в морде как ливрей

уже ли это Ржев поляк

и три домашние клопа

как няньки светят тополя

но слышны крики и пальба

наш англичанка уж бежит

одет в курчавое жабо

медведь их видом поражал

медведь он ягода болот

он как славянка сударь Смит

не всё напишете в письме

на это Пушкин отвечал

его штаны как каланча

лицо целковый по ночам

да говорю вам что не всё

и стали сеять все овёс

проходит час проходит год

собачка быстро подросла

стояла бурная погода

в кругу крестьянского села

могучий панцырь был утыкан

шмелями плавунами и львами

собачка лает спят коты

и англичане спят с усами

в одном окне лишь виден мир

стригла там свечка умных рыб

ПЕТРОВ В ВОЕННОМ ПЛАТЬЕ

Уральская местность. Ад.

Г о л о с н а к р ы л ы ш к а х. Что ты ласточка как хорошо поёшь сердцу больно.

И поздно заснул. Я отчаянно дремала.

П л е б е й к и н. Хорошо Варварова я тебя полюбил. Ты у меня одна.

Робеспьер Робеспьер

Катенька

и всё прочее такое

сам поймёт

Г р е к о в. Замёрзала крепость наша вся как есть кусочек. Ну ладно я пойду.

О н и (дуэтом). Иди иди и пр.

В а р в а р о в а (отодвигаясь на скамейке). Плебейкин зачем ты ко мне

всё ближе садишься — я ведь не мышь — что ты?

П л е б е й к и н. Правда не мышь.

В а р в а р о в а. Что ты опять ближе садишься — ведь я не гусь.

П л е б е й к и н. Правда не гусь. Я тебя люблю, дай я тебя поцелую.

Погодя пришёл и Ненцов. Все они очень рано ушли. Черти кашу из кружек варят.

Песня пока каша варится

Григоров стоял

взволнован и скучая

он много горевал

как утка вековая

он зыбких шашек тень

ему б учиться день

слагая травы черепа

кусты и горсти комаров

меньшую жилу и сухие кости

уж в отдалении текла Печора

нездешняя кровей свекровь

там путник спутника терял

мужские холмы озирал

М и н и н (в платах). Готова ли каша?

П о ж а р с к и й (оттуда). Собачка собачка, поди-ка сюда. У борзый пёс — совсем как ложка?

Г р е к о в. Ты ли спал?

Н е н ц о в. Я в общем спал.

Песня пока каша варится, а все остальные может вяжут чулки

окрестный воздух был жуком

а очи едким пузырьком

девица скажет вестник скал

сияя пальцем от тоски

и собирая сдохший вереск

шумит в прилежные пески

они её болезни гордо скажут лепестки

и существует Припять

в окне он видит за избой

стоит пылающий бизон

и свечка острая горит

уже сидел Рабиндранат Тагор

он грустно молвил шляпа тина

уж утопая в волнах ледяных

ему несли любви кафтан

а он как грф в реке потонет

прошли семейные недели

он дикой куклою лежал

из револьвера не стреляя

её он робко пожалел

он одеялом вспять лежал

на нём посмертные доспехи

висят печёночные шпаги

над ним Урал река и шлаки

крутились в сумрачной потехе

Урал кричит поддай ножа

река его жена в водянке

Григоров был как пух в портянке

сыночки Индии жужжат

Григоров как пёс заплакал

и Григоров был просто шлаком

его собачка тут же шла

народ шептал он дуть в колокола

и семь мужик одет в бушлат

и души свечи он несёт

где вновь безбрежно спал сион

Екатерина он пищит открой

со мной бородка камешек и крот

Екатерина подошла

на землю севши вниз исчезла

она как Дон Жуан пропала

и вышел пекарь нищ больной

но с цепочкой золотой стальной

П л е б е й к и н

и ждёт он тускло переправы

небрежно гуси плыли вниз

повсюду разносились крики

загадочного их числа

они как сумрачные пики

равны косичкам силача

К о м е н д а н т

о что за сахарные люди

им всё играть бы в тары люли

не видно пазухам числа

но усмехается силач

сипят проворные

Скачи, скачи через берег. Что ж вы римляне милые.

Чу лоб и усы, нет движенья. Попрошу наоборот.

сипят проворные бараны

и вяло морщась издыхают

и нет пятёрки бороны

коль няньки жёлтые порхают

вода стекает парным свистом

как цапли прилетают вести

Н е н ц о в. Сомнительно — я бы вас и не узнал.

Около того места где они все собрались был лес. А если повернуться кругом была мельница: плывёшь не плыву.

Петух кареглазый (песня о втором сыне графа Шереметева)

всю ночь смеялся Кунцев

смеялся словно сом

всю ночь бурчали долы

и бегал Шпажецкий на мост

и был он Шпажецкого внук

и Кунцев сядет в лодку

тут мчится Петров

ту ту Фортунов

задумчивый сыр молодецкий

он злобы надменный песочек

уж ныне крутился в чесотке

был этот край бухарестский

и все там смеялись как вереск

вот жучки гудят

и ноги дугою расставив капрал

орал понимаю я ясли

он разумен и счастлив

как туча что месяц

вот жук нет хоромы

мама мама что за спесь

долговешни храмы

ах нет то уточек монарх

иль сих минут монах

П р а п о р щ и к.

что за удивление

за что же букварей давление

и что за груз такой навален

край называется Ливан

там только мужички да спички

прозябают в спячке

Юпитер там и не жил никогда

он в жизни не имел ногтей

семерик надеюсь я не имел и после смерти

пожелая пожелая на сановника посмотреть

вот пушечные плечи

и константиновский живот

домашние большие щели

углов курносый новожил

и в этом гугенотском чреве

сидела мутная дена

она была обнажена

на час на градусник на вечер

и раздражена

потому что утопиться ей пришлось

и на нероновом плече уж головка её болталась

она козлёнком все сошли

и пир пустым остался

все подходят к ложу отменно спящего

и ночная панихида умилённо зрела

гаснет свечка и Руслана

петушком в траве лежит

на неё сидящую

орёл взирал и бегал

сказав привык её балет

к слезам но не привык к пальбе

Н е р о н. Римляне отомстим им за это?

Д е д. Эти стихи вовсе не прапорщик читал. Я к тебе стоял спиной.

Но тут вошёл Портупеев, грозен как никогда и черен. Пчела у него сидит на лбу, а не кузов с детьми.

К о м е н д а н т (ему говорит). Гляди-ка опять римляне как им почки пришли.

П о р т у п е е в. И ладно что я тебе этого не сказал.

Комендант однажды.

П о р т у п е е в. Прошу тебя Люба уйди.

Н е р о н. Выпускайте зверюшек. (Побледнев — будто бы из Китая пришёл он с сестрицей.

И та в очках. Сова — а живот как у будочника). Подымется кактус — опустится флейта.

Комендант обиделся. Стали на картах гадать. Люба он или нет. Шведам усмешка и прошедшие дни. Входит крестная мать и на глазах римлян сажает овощи. Вечерело. Они же загадают и турецкий брат на помощь стоит. Ежеминутно стреляя из ружья. Из девишника летят же скворцы. Павел сын и Егор. И.

П о р т у п е е в. Это горничные девки их нарожали.

К о м е н д а н т. Гадают, Люба я или нет? Давайте спать ложиться.

Р ы б а к (садясь на невод). Я вам рыбы не дам. Я свою долю найду. Не на горе, не на лугу в воде.

Д е р е в е н с к и е т ё т и. Что ж там и война началась.

Д е р е в е н с к и е м у ж и к и. Да тот ли полк прошёл.

М е д в е ж а т а н а к о л ё с и к а х (вся семья Бутылкиных). Прощайте вот мы уходим.

На колёсах посмешнее

а в гробнице пострашнее

вышла колбочка беда

сурик воск и лебеда

путник горничный горшок

и военный порошок

Ненцов с проходящими девушками в записки играть. Посмотрит брюхата, вторая хриповата, третья хромовата и Ненцов сказал: Что за девушки в этом городе какие они некрасивые и безобразные нету ни одной заманчивой солнышки и ой что же? А час посидел и сам умер. Прощай Ненцов.

в кафтане чёрном как нора

лицо краснеет как медвежья рана

глаза закрыты язык распух

он вялый как погромный пух

не слышит не лежит

порвались сети жил

а раньше звался он Ермолов

был князя Меньшикова друг

Меньшиков всплакнувши ушёл

Мужья напополам с девицами.

М у ж ь я. Мы все любим сажать репку.

Д е в и ц ы. А мы её стукнем молоточком.

М у ж ь я. Прощайте на вокзале.

Д е в и ц ы. Нет люди в воскресенье.

М у ж ь я. Не хорошо так.

Д е в и ц ы. Так уж надо.

М у ж ь я. Прощайте?ома, будь здоров Никита, до свиданья Всеволод.

Д е в и ц ы. Где ты Нюра наш желток.

М и н и н. Немного вас и мало нас.

ПЕТРОВ В СУДЕЙСКОМ ПЛАТЬЕ

Г о н е ц — Г о н е ц

я бежал недалеко

там нивы чёрные кидались

где одинокий лёд

и молча пазухой лежал колодец

и псы не вякали кругом

а волки сбрую почесали

и эта сеча началась

медведь сказал и я бежать могу

куда племянницей летит пчела

кто небо обозрит умом?

водкой потекла печаль

а не улыбкой силача

и молоток грудной сын

нам скажет трудно брести носы

в сей вечный праздник

и ходят все в водобоязни

уж все готовы к виду казни

и пальцем щелкают картуз

племянника трясясь везут

родимый грешником смеётся

лепёшку ест, дрожит пыхтит

тут многие встают с колен

и шепчут чтоб ты околел

в триглазом шейном он платке

смиреньем был прикрыт в палатке

и зубы просьбы полагал

к ногам священника полка

не дым восходит из лампадок

а дух выходит из него

все смущены какой удалый

в забвенье рока своего. Стена

и братство павших пленников

их таратайки коноплей

качались по полю стеная

и князь на берегу стоит

платком широким улыбаясь

не птичке перейти мосты

перелетев он страстью был

качаясь зыбко в гамаке

глядит в казнённого очки

а рядом Днепр бежал и умерев

он стал обедом червячков

была ужасная комедия

блудник змеёю спал беседуя

всему виною стал чиновник

и пухли крошечны веночки

в грязи мужской валяясь

плевки на грудь ловя

а он бежал недалеко

где плакал Разин шерстью псов

запоминая жесть псалмов

к дубравам чудным повлечён

вдали мерцает город Галич

показан как минутный палец

и слышит княжескую речь

суков полей и Вятки чернь

и он говорит не вы черепа

желаю доспехи вычерпать

молебен отслужи!!

Кричат торговые тузы

Монахов тень полуживых

Шипенье мух ослы грозы

Сказали небо никому

И так Урал родился с мукой

П е р щ е б а л д е е в

житель водочку спросил

где ты руку занозил

я на поле хам лежал

вред вокруг меня порхал

ты же кислою вдовой

шла горошком за водой

нынче этой свечки лик

стал безбров мохнат велик

Путники а кто в каретке, кто в беседке, кто в шарабане, кто на метле,

ну кто на зонтике, на столе, в котелке, на герани,

скачут и мчатся по пустыне. Но им библейские орлы.

Вот эти путники за кустами остановятся. Сядут и там сверлят свои дела.

И у них дохлые семьи появляются. Они мутные как голова.

И велит вам собираться поскорее да чтобы вы торопились. Там пришёл и казачок.

П а п а. Который это казачок.

М а м а. Наш плечистый борщок.

К а з а ч о к

врёте, врёте

ваш огонь по идиоте

сядьте, сядьте

здесь ведь казнь

П е л а г е я дрожащая опустилась на пупырышки и спрашивает:

Кого здесь судят.

Б о р и с Г о д у н о в. Здесь матушка не судят а казнят, т. е. печку строят.

Н а р о д (поясу). Будь и ты великодушен. Пули-то и полетели.

П е л а г е я д р о ж а щ а я. Не меня ли казнить будут. Вот словно люди идут.

Не бубни. Душно кругом. Будний день. Вот вам барин кислых щей. Спасибошки по лбу ложкой.

П а л а ч М и н д а л ь. Не крути тело м тварь, лучше бы ты меня гусиным жиром помазал.

Что сегодня за день будний или праздник. Возле шведов нам тепло держаться

и станем персики есть.

КОНЕЦ СОВЕСТИ

Отворили ворота да все и уехали. Одна крестная мать в городе сидит и сапоги чистит будто дуэлянтша и рядом человек голову моет. Но тихий как старичок он её как орешек стукнет свалится и впредь не встанет. Сделай, он говорит, крестная мать мне подарок? А та ему не хочет никакого подарка делать.

Явление 5

Городничий, Хлестаков и Марья Антоновна с флейтой (разговаривают на уральской горке).

М а р ь я А н т о н о в н а (поплевавши на флейту). И скажу я вам дорогой

Григорий и Яковлевич Григорий, что мужчина вы белобородый и осанистый,

мускулистый как эта местность, но зубами вы щёлк-щёлк, и я опрокажена.

Прямо как слюна повисаю.

Г о р о д н и ч и й. Не бойтесь дорогая Фортепьянушка, ужли или нет не уж ли,

а ужин, подарю я вам муфту и седьмой огонёк.

Вы держите сей огонёк в придаточном положении. Там шьют вам кофту.

Х л е с т а к о в. Как смешно печёнкам. Присядем. Я чуть качаюсь.

М а р ь я А н т о н о в н а. Си как моя флейта пищит си.

Г о р о д н и ч и й (бегает козлом ищет травки). Курчавый я, курчавый,

поберегите меня детки. Я ем ловеласа.

К о м е н д а н т. Довольно. С волками жить, рот не разевай.

Проходит свеча в тазу, проходит свеча в тазу, проходит свеча в тазу. Минин сидит, Пожарский сидит, Варварова поёт. Греков ползёт — все мы сидим. Кто не сидит из нас — Ненцов и Плебейкин не сидят. Вам птички людские пора бы присесть.

Полуубитый М и н и н (с этажерки):

лежу однажды бездыханный

и образ вижу сонной бездны

вдруг вижу стрелок наслажденье

иль ярких птичек колыханье

папахи добрые девиц

и Мономах в кулак свистит

могильный холм растёт зелёный

зелёный он растёт зелёный

быть может круглый нет зелёный

медаль чиновника на нём

и шапка у него земля

ох шапка у него земля

сороконожка не змея

сороконожка это Тит

куда как славно Дон катил

свою вспотевшую волну

казак куда свой тучный глаз

бросает пасхой на волну

рыбак рыбак топи улов

на вал нисходят словари

латышские францусские

литовские ирландские

собачии посмешища

и смотрят на детинец

и щиплют рыжие усы

супруга мечется цените

метанье наше и писк росы

там лебедь беленький летит

дождём он поле моросит

сижу однажды виден в ряд

и ход и щёлканье дерев

и брюхо неба паучка

и вещая их пауза

не сплю не вижу Катеньки

а слышу лишь раскаты

огонь да частый передок

и я сижу где Катя

а стелют деды скатерть

ты скажут филин ватерпруф

я испускаю дух

они грибом меня морят

я тайно щёки надувал

они тогда не вытерпят

оставят мухой на валу

вот Катя каковы они

и вся судьба такой овин

могильной трубкою чернея

твоя рука угря чернее

на пашне ночь как человек

ПЕТРОВ В ДУХОВНОМ ПЛАТЬЕ

И я был тут. В этом Петрове все люди в лежачем и Минин и Ненцов и другие все. Это ведь не почтовый ящик. Ура.

М и н и н (указав на покойного спящим перстом):

и троглодитова чтоб палица

сияла б бомба и металица

П о ж а р с к и й. Скольки лет жил?

М и н и н. Девятки лет жил.

П о ж а р с к и й. Скольки лет жил?

О т в е т. И сами мы словно мысли. Обрей ему бороду она стеарином пахнет.

Ну вот и пишу я вам про жену, что она вас и знать позабыла и приучилась уже пищать.

Она ваша жена прихожане в косичках сидит.

Б а б у ш к а. Вот какие непоседы.

В а р в а р о в а (под лампой лёжа на животе письмо пишет.

Ножки-то у неё, ноги-то какие красивые):

Мейн шнеллер замочек Густав, у нас здесь родина, а у тебя там чужбина.

Я очень добрая женщина, и очень хорошая, когда Гала Петер,

тебе и сую в нос чернильницей. Я узел а ты просто сеял ли, сеял ли,

князь Курбский от царского гнева бежал.

росчерк пера

твоя Варварова ура!

И Густав это съел сидя в ватных штанах.

Б а б у ш к а. Пойду-ка пробегусь.

О т е ц и говорит за столом. Мама ты бы им пошлый час сварила,

калачиком на ковре бо бобо и готово. А я погляжу-ка в окно.

Ведь я стервятник. Нет с длинным носом человек.

Не человек а человек но впрочем помолюсь, помолюсь — в яблочко прекращусь.

И стал отец не стервец, а стал он яблоком. Нищий его зовёт яблоко,

Коля его зовёт яблоко. Семья моя вся так теперь меня зовёт.

Мама ты не мама а жена и задирай четверги,

на что мне твои подковки.

Ж е н а м а м а (в оправдание). Вот ведь и я ушла из дому. Где ты мой платочек?

П а п а. Никуда ты из дому не ушла. Раз ты со мной сидишь, и в твоих ушах

кремлёвские огоньки видны.

М а м а. В лесу меня крокодил съел.

М и н и н. Мокрым перстом, не всё ли что тут?

Н е н ц о в. Нет и ещё что-то я хотел сказать.

М а м а. Уж правда меня в лесу крокодил съел? И ныне мы не живы.

Поперёк поперёк тебе — иду. Вот будешь ли драться.

О т е ц. Я купаюсь я купаюсь извини меня извини меня я ослепший корешок

я ослепший корешок, и я в котле и я в котле, я купаюсь я купаюсь извини меня.

В а р в а р о в а. Ах все как струпья — пустите я прошибусь.

П о ж а р с к и й (бабушке). Где же мой кисет.

И з р а и л ь с к и й н а р о д. Твой кисет глядит на свет.

В с е и х с о б е с е д н и к и. Чуть что и летит крепостная чайка.

Пловец кием пошёл на дно. Там парголовским ослом и улёгся. Думал да думал и спал. Ужасно устал. Букашкой порхает или семечком лежит или Попов ему и говорит. Греков пристань и отстань. Попова не было совсем. Греков вместо того тогда говорит, что за девишник и здесь ягодный раёк. А Варварова качаясь на качелях муноблием уже все творцы.

М а ш а. Давайте будем стаканами.

Д у н я. Нет я желаю помидоры есть.

? е н я. У бобра живот покатый.

К о л я. А ты его почти видела.

М а р и я П е т р о в н а. И вы отстаньте бесстыдный и безобидный.

С е р г е й. Давайте, давайте.

Никого же никому и останьтесь.

П о ж а р с к и й (входя). А где здесь Москва?

Н е н ц о в. Ну нет не без приятности однако о Финик Пыжик не у вас ли рыжик.

О т е ц. Отстань отстань Ненцов не без тебя мы все сидели.

Густав ты бы опочил в ватных штанишках.

Г у с т а в. Да я может быть и опочил бы в ватных штанишках.

Р а б и н д р а н а т Т а г о р.

невольно к сим брегам я возвращаюсь

с Ромен Ролланом говорю и бритым шляюсь

кишкой я полдень свой кончал

кто ты брадата каланча?

К а л а н ч а.

я царь Эдип

в носу полип

лежи под бумажным одеялом

и гляжу на тебя без одеяла

Рабиндранат уходит исполнившись каши. Мы посидели на песке и видим свисли у печей глаза. Видим покойник лежит такой бородатый, что видно всё время борода растёт и нега вокруг. Брат как стихи медведь и порох. До свиданья, до свиданья мы уехали. Там в раю увидимся.

П о ж а р с к и й (со шкафа):

лежу двояким на столе

и жилы как бы фонарное желе

и не дует

душа топорщится челом

вздохнув он скажет мелочь

глаза ржавеют белки вот беда

и начинаются обеды

где храпят под логоть

трубкой подложивши коготь

вообразим числа и фигуры сна

он воскресенье нёс

и ноги чувствуют слабы

подушка просит унесла б

горят покойным мёдом лбы

на них душа как тень легла

кто смолкнул зубы растворив

кто спит кругом большая гладь

временно и свечка родилась

и тихая пчелой светает

один с усмешкой видит Ригу

и дыню плод женский

овечье спит он сам движенье

букашек тоже любит всяк

как ножниц пушечных игру

во сне глазами не косят

вот видит он щекотку

другой молчанием погашен

холмом лежит как смерть бесстрашный

сопя в далёкий кулачёк

над ним порхает уж червячок

его глаза простой пустяк

он мяса бронзовый костяк

так летний человек был поглощён

он бабой раньше тут порхал

теперь на вертеле скакнул

и как зловещий геморрой

лягушки мутные клянут

так погорельцы проходили

и сёла волжские гордились

вот это Божеский шпинат

исполосована спина

все собирались постонать

но снова лягут под мозги

вот вновь проснулся их кочан

в хомут и жемчуг облечён

и полк смиренный озирает

он на утёсе полковом

под ним кусты стоит Саратов

в своём обманчивом полку

отец! мундштук! кричат Тарасу

дворяне в мраке столбовом

в молчаньи гонит пашни сразу

и тихий купол оболгал

Смятенно всё Козлы мужицки

и слёзы знатного и свицкого

конец

11 июля 1926. Май — июль 1926.

ВСЁ

Н.А. Заболоцкому

я выхожу из кабака

там мёртвый труп везут пока

то труп жены моей родной

вон там за гробовой стеной

я горько плачу страшно злюсь

о гроб главою колочусь

и вынимаю потроха

чтоб показать что в них уха

в слезах свидетели идут

и благодетели поют

змеёю песенка несётся

собачка на углу трясётся

стоит слепой городовой

над позлащённой мостовой

и подслащённая толпа

лениво ходит у столба

выходит рыжий генерал

глядит в очках на потроха

когда я скажет умирал

во мне была одна труха

одно колечко два сморчка

извозчик поглядел с торчка

и усмехнувшись произнёс

возьмём покойницу за нос

давайте выколем ей лоб

и по щекам её хлоп хлоп

махнув хлыстом сказал кобыла

андреевна меня любила

восходит светлый комиссар

как яблок над людьми

как мирновременный корсар

имея вид семи

а я стою и наблюдаю

тяжко страшно голодаю

берёт покойника за грудки

кричит забудьте эти шутки

когда здесь девушка лежит

во всех рыданье дребезжит

а вы хохочите лентяй

однако кто-то был слюнтяй

священник вышел на помост

и почесавши сзади хвост

сказал ребята вы с ума сошли

она давно сама скончалась

пошли ребята вон пошли

а песня к небу быстро мчалась

о Боже говорит он Боже

прими создание Твоё

пусть без костей без мышц без кожи

оно как прежде заживёт

о Боже говорит он правый

во имя Русския Державы

тут начал драться генерал

с извозчиком больным

извозчик плакал и играл

и слал привет родным

зашёл на дерево буржуй

оттуда посмотрел

при виде разных белый струй

он молча вдруг сгорел

и только вьётся здесь дымок

да не спеша растёт домок

я выхожу из кабака

там мёртвый труп везут пока

интересуюсь я спросить

кто приказал нам долго жить

кто именно лежит в коробке

подобно гвоздику иль кнопке

и слышу голос с небеси

мона… монашенку спроси

монашка ясная скажите

кто здесь бесчувственный лежит

кто это больше уж не житель

уж больше не поляк не жид

и не голландец не испанец

и не худой американец

вздохнула бедная монашка

"без лести вам скажу, канашка,

сей мёртвый труп была она

княгиня Маня Щепина

в своём вертепе и легко и славно

жила княгиня Марья Николавна

она лицо имела как виденье

имела в жизни не одно рожденье.

Отец и мать. Отца зовут Тарас.

её рождали сорок тысяч раз

она жила она любила моду

она любила тучные цветы

вот как-то скушав много мёду

она легла на край тахты

и говорит скорей мамаша

скорей придите мне помочь

в моём желудке простокваша

мне плохо, плохо. Мать и дочь.

Дрожала мать крутя фуражкой

над бедной дочкою своей

а дочка скрючившись барашком

кричала будто соловей:

мне больно мама я одна

а в животе моём Двина

её животик был как холм

высок и очень туп

ко лбу её прилип хохол

она сказала: скоро труп

меня заменит здесь

и труп холодный и большой

уж не попросит есть

затем что он сплошной

икнула тихо. Вышла пена

и стала твёрдой как полено"

монашка всхлипнула немного

и ускакала как минога

я погружаюсь в благодушную дремоту

скрываю непослушную зевоту

я подавляю наступившую икоту

покуда все не вышли петухи

поесть немного может быть ухи

в ней много косточек янтарных

жирных сочных

мы не забудем благодарны

пуховиков песочных

где посреди больших земель

лежит красивая мамзель

тут кончил драться генерал

с извозчиком нахальным

извозчик руки потирал

извозчик был пасхальным

буржуй во Францию бежал

как злое решето

француз французку ублажал

в своём большом шато

вдова поехала к себе

на кладбище опять

кому-то вновь не по себе

а кто-то хочет спать

и вдруг покойница как снег

с телеги на земь бух

но тут раздался общий смех

и затрещал петух

и время стало как словарь

нелепо толковать

и поскакала голова

на толстую кровать

Столыпин дети все кричат

в испуге молодом

а няньки хитрые ворчат

гоморра и содом

священник вышел на погост

и мумией завыл

вращая деревянный хвост

он человеком был

княгиня Маня Щепина

в гробу лежала как спина

и из тропической земли

слоны цветочков принесли

цветочек тюль

цветочек сон

цветок июль

цветок фасон

5 апреля 1929

НА СМЕРТЬ ТЕОСОФКИ

какое утро ночь темница

в траве лежала заграница

стояла полночь а над нею

вился туман земли темнее

летали птицы чоботы

и поднимали солёные хоботы

тогда на ветке в русских сапогах

стоит сердечнейший монах

в пяти шагах

я видел временный поток

где травы думают вдвоём

я видел сумасбродку Соню

она платку благодаря

дала мне сон богатыря

и я лежал немой как соня

и я глядел в окно смешное

и в трёх шагах

гулял один иеромонах

я думаю вот добрый вечер

кафтан пустой кому перечить

лишь полки пальмами висят

да в уголках бобы свистят

они себе ломают шляпу

они стучат в больные лапы

медведи волки тигры звери

еноты бабушки и двери

наставница скажу я тихо

обои потеревши лихо

обедают псалмы по-шведски

а в окнах разные челны

благовонный воздух светский

станет родственник волны

тогда ко мне бегут сажают

на скрипке песням ужасают

а он смеюсь а он боюсь

мамаша с ним колечком бьюсь

прошли два года как листва

да в уголках бобы свистят

тогда одевшись кораблём

он рассуждает королём

и неподвижный яблок ест

на седалище прежних мест

как скворец мы поём

нивы хижины всё поймём

а если зря лежишь в горячке

как бы коран как бы коран

блюдите детство на карачках

так в кипятке шипит кора

я поднял свой голос сонный

он сказал это всё сионы

иерусалимы хижины франции

где циклопы и померанцы

я хотел вступить с ней в брак

но пришлось поехать в барак

в боку завёлся червяк

оказалось он был мертвяк

на шляпе выросло перо

друзья вон поезд выбегает на перрон

осыпан снежною судьбой

заняться хочет молотьбой

поля прелестные кругом

наставница читала каблуком

и поднимая ввысь глаза

ей с неба падала лоза

она уже читалась вся

лишь полки пальмами висят

я спал как Боже мой уха

я видел день течёт затейливо

во сне носилась чепуха

и всё кругом насмешливо

пред смертью улыбалось вежливо

доставши бабушкин цилиндр

и кофту бумазейну

молил я Бога исцели

трещотками брели музеи

ему давали скипидар

горчишники с тремасом

и он как бы поэт Пиндар

давился пышным квасом

улыбались ночи расам

бабкою на сундуке

с незабудкою в руке

что за ночи просто ночь

не улыбки бестолочь

он тогда опять заснул

и в париж прилетел

но проснулся на столе

между прочих блюд и дел

и доставши воротник

отвинтил бумажку

чтоб монах стоявший вник

и прочёл ромашку

а в бумажке написал

это деньги я сказал

28 июня <1927 или 1928?>

ОТВЕТ БОГОВ

стоит сердечнейший монах

в пяти шагах

жили были в Ангаре

три девицы на горе

звали первую светло

а вторую помело

третьей прозвище Татьяна

так как дочка капитана

жили были а потом

я из них построил дом

говорит одна девица

я хочу дахин дахин

сёстры начали давиться

шили сёстры балдахин

вдруг раздался смех оттуда

гибко вышел белый гусь

говорит ему Гертруда

я тебя остерегусь

ты меня не тронь не рань

я сложнейшая герань

но ответило светло

здесь красиво и тепло

но сказало помело

сколько снегу намело

будем девы песни петь

и от этого глупеть

девы охают поют

из фонтана речки бьют

в это время из камина

появляется домина

а в домине жил жених

видит лучшую из них

видит он и говорит

я рыдать могу навзрыд

я в слезах сижу по пояс

огорчаясь беспокоясь

где рука а где рога

и желаю пирога

говорит одна девица

пирога мы вам дадим

О н

я желаю удавиться

О н а

лучше сядем посидим

посмотрите вот орёл

брёл и цвёл и приобрёл

он семейник и гурман

между ними был роман

О н

мужем я желаю стать

чистоту хочу достать

а достану чистоту

поднимусь на высоту

вёрст на тридцать в небо вверх

не взирая на четверг

подошла к нему Татьяна

так как дочка капитана

и сказала вот и я

черепаха и статья

О н

не желаю черепахи

и не вижу я статьи

стали девкины рубахи

опу поды* в забытьи

гусь до этого молчал

только черепом качал

тут увидел он — пора

тронул клювом до пера

добрым басом произнёс

у меня не клюв а нос

слушал я как кипяток

слов мучительный поток

колоссальный этот спор

стало тяжко как топор

я дрожу и вижу мир

оказался лишь кумир

мира нет и нет овец

я не жив и не пловец

М ы (говорим)

слышим голос мрачной птицы

слышим веские слова

боги боги удалиться

захотела голова

как нам быть без булавы

как нам быть без головы

Б о г и

звёзды смотрят свысока

на большого рысака

мысли звёзд ясны просты

вот тарелка чистоты

то ли будет впереди

выньте душу из груди

прибежал конец для чувства

начинается искусство

Ж е н и х

странно боги как же так

где рука а где рога

ведь на мне надет пиджак

я желаю пирога

вот красавица Татьяна

так как дочка капитана

я желаю с Таней быть

с ней минуты проводить

Б о г и

нет минут

М ы (говорим)

вы не будьте боги строги

не хотим сидеть в остроге

мы желаем пить коньяк

он для нас большой маньяк

Р о в е с н и к

еду еду на коне

страшно страшно страшно мне

я везу с собой окно

но в окне моём темно

я несу большую пасть

мне она не даст упасть

всё же грустно стало мне

на таинственном коне

очертания стоят

а на них бегущий яд

твёрдый стриженый лишай

ну предметы не плошай

соберитесь в тёмном зале

как святые предсказали

но ответило светло

где крапивное село

и сказало помело

то село на нет свело

все боятся подойти

блещет море на пути

муха ветхая летит

и крылами молотит

начинается закат

бледен среден и богат

птица гусь в зелёной шляпе

ищет веточек на лапе

ни кровинки на кольце

ни соринки на лице

оживает и поёт

нашатырь туманный пьёт

3 января 1929

* опускаться подыматься (примеч. автора).

Человек весёлый Франц…

человек весёлый Франц

сохранял протуберанц

от начала до конца

не спускался он с крыльца

мерял звёзды звал цветы

думал он что я есть ты

вечно время измеряя

вечно песни повторяя

он и умер и погиб

как двустволка и полип

он пугаясь видел юбку

фантазируя во сне

и садясь в большую шлюпку

плыл к задумчивой сосне

где жуков ходили роты

совершали повороты

показав богам усы

говорили мы часы

боги выли невпопад

и валились в водопад

там в развесистой траве

созидался муравей

и светляк недобрый царь

зажигал большой фонарь

молча молнии сверкали

звери фыркали в тоске

и медлительно рычали

волны лёжа на песке

где же? где всё это было

где вращалась эта местность

солнце скажет: я забыло

опускаясь в неизвестность

только видно нам у Франца

появляется из ранца

человеческий ровесник

и психолог божества

объявляет нам кудесник

вмиг начало торжества

звёзды праздные толпятся

люди скучные дымятся

мысли бегают отдельно

всё печально и бесцельно

Боже что за торжество

прямо смерти рождество

по заливам ходят куры

в зале прыгают амуры

а железный паровоз

созерцает весь навоз

Франц проснулся сон зловещий

для чего здесь эти вещи?

тут как пальма стал слуга

сзади вечности луга

невысокий как тростник

спит на стуле воротник

керосиновая ветвь

озаряет полумрак

ты кудесник мне ответь

сон ли это? я дурак

но однако где кудесник

где психолог божества

он во сне считает песни

осыпаясь как листва

он сюда придти не может

где реальный мир стоит

он спокойно тени множит

и на небе не блестит

дайте турки мне карету

Франц весёлый возгласил

дайте Обера ракету

лошадиных дайте сил

я поеду по вселенной

на прекрасной этой конке

я земли военнопленный

со звездой устрою гонки

с потолка взгляну на мох

я синица я … … …

между тем из острой ночи

из пучины злого сна

появляется веночек

и ветвистая коса

ты сердитая змея

смерть бездетная моя

здрасте скажет Франц в тоске

в каждом вашем волоске

больше мысли чем в горшке

больше сна чем в порошке

вы достаньте вашу шашку

и разрежьте мне рубашку

а потом разрежьте кожу

и меня приклейте к ложу

всё равно жива наука

я хрипя проговорю

и себе на смену внука

в виде лампы сотворю

будет внук стоять сиять

сочинения писать

смерть сказала ты цветок

и сбежала на восток

одинок остался Франц

созерцать протуберанц

мерить звёзды звать цветы

составляя я и ты

лёжа в полной тишине

на небесной высоте

<1929 или 1930>

ЗЕРКАЛО И МУЗЫКАНТ

Посвящается Н. А. Заболоцкому

В комнате темно. Перед зеркалом музыкант Прокофьев. В зеркале Иван Иванович.

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

Иван Иванович ты хмур

ты хмур печален и невесел

как тучка голову повесил

Иван Иванович ты амур

И в а н И в а н о в и ч (осваиваясь)

река или божок?

Если река

То я водянист

Если божок

То разумом чист

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

ты бог конечно. Посмотри

желтеют твёрдые цветочки

с безумным камешком внутри

они забавные кружочки

значки бесчисленных ответил

И в а н И в а н о в и ч

а ты их посетил?

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

а как же? посещал не раз

положим мысленно…

И в а н И в а н о в и ч

и что же?

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

да там всё то же

как у нас

допустим выглянет звезда

из своего гнезда

и залетает будто муха

я мигом напрягаю ухо

я тихо в зверя превращаюсь

и обонянье напрягаю

вот в неподвижность я пришёл

и сел на стол

и стал как столб

чтоб уловить звезды дыханье

и неба скучное рыданье

потом присел на табурет

и созерцал небес портрет

И в а н И в а н о в и ч

и какова была картина?

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

весьма печальна и темна

непостижима для меня умна

смотри — в могильном коридоре

глухое воет море

и лодка скачет как блоха

конечности болят у лодки

о лодка лодка ты плоха

ты вся больна от ног до глотки

а в лодке стынет человек

он ищет мысли в голове

чтоб всё понять и объяснить

и чтоб узнать движенья нить

как звать тебя существо?

спрошу спокойно его

ответит: звали Иваном

а умер я под диваном

И в а н И в а н о в и ч

скажи скажи какой несчастный

какая скучная кончина

о как мне жаль тебя мужчина

ты весь как будто сок ненастный

я слышу голос твой вокальный

я плачу — херувим зеркальный

В б е г а ю щ а я м а т ь

Иван Иванович ты божок

ударь в тарелку дунь в рожок

в стекле испуганном и плотном

тебя мы видим все бесплотным

ты не имеешь толщины

как дети люди и чины

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

однако подойдя к окошку

я вижу ночь и хмурую дорожку

и на дорожках этих узких

я вижу разных птичек русских

вот это зяблик это ворон

вот соловей с берёзы сорван

вот потрясающий как филин

сидит на дереве Томилин

и думает что он сова

и составляет он слова

И в а н И в а н о в и ч

да это я умею

хотя подчас немею

не в силах выразить восторга

пред поведеньем Наркомторга

глядите все:

цветы стоят на расстоянии

деревья мокрые в росе

фигуры гнут как девы Тани

услышьте все:

из-под земли несутся ноты

бегут бобры спешат еноты

все звери покидают норы

минорные заводят разговоры

и на своём животном языке

ругают Бога сидя на песке:

ты Бог наш плох

ты шар наш худ

от толстых блох

свирепый зуд

сердиты мы владыка всех владык

и в дикой ярости надуем свой кадык

В х о д я щ а я б а б у ш к а

собранье этих атеистов

напоминает мне моря

ругательств умных сатанистов

их мысли будто якоря

застряли в сомкнутых канавах

и в человеческих тяжёлых нравах

представим все отсутствие земли

представим вновь отсутствие всех тел

тогда войдут бездушные нули

в сей человеческий отдел

побледнеет как ланита

минеральная планета

вверх покатится источник

и заплачет загрохочет

скажет голосом песочник

что он сыпаться не хочет

что он больше не песок

всадник мира и кусок

И в а н И в а н о в и ч

странно это всё у вас

на столе пылает квас

все сомненья разобьём

в мире царствует объём

окончательный закон

встал над вами как балкон

говорил философ Кант:

я хотя не музыкант

но однако понимаю

звуков чудную игру

часто мысли вынимаю

и гуляю на пиру

суп наперченный вкушаю

ветчину и рыбу ем

мысли мысли не мешаю

вам пастися между тем

между тем пасутся мысли

с математикой вдвоём

мы физически прокисли

давит нас большой объём

а они и там и тут

бессловесные растут

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

неужели так всесильны?

И в а н И в а н о в и ч

Да по чести вам скажу

я допустим из красильной

нынче утром выхожу

относил туда свой фрак

чтоб он мне напомнил мрак

по земле едва шагаю

за собой не успеваю

а они вдруг понеслись

мысли — я сказал — вы рысь!

мысли вы быстры как свет

но услышал и ответ:

голова у нас болит

Бог носиться не велит

мир немного поредел

а в пяти шагах предел

М у з ы к а н т П р о к о ф ь е в

чем же думать?

чем же жить?

что же кушать?

что же пить?

И в а н И в а н о в и ч

кушай польку

пей цветы

думай столько

сколько ты

Ноябрь 1929

ДВЕ ПТИЧКИ, ГОРЕ, ЛЕВ И НОЧЬ

две птички как одна сова

летели над широким морем

и разговаривали о себе

ну просто как случайные индейцы

и тишина была в стакане

о горе птичка говорит одна

не вижу солнечного я пятна

а мир без солнечных высоких пятен

и скуп и пуст и непонятен

и я не таю как струна

беда однако в том

ответило хромое горе

что будто мрамор это великое море

окостенело и застыло а потом

оно отплыть от берегов стремится

и вот по волнам носится тушканчик

с большим стаканом в северной руке

а в стакане словно племя

играет с барыней в ведро

тут говорит вторая птичка

и озирает хвост унылый

и улыбается упрямо

слегка вспотев

что значит: носится тушканчик

куда несётся злой зверёк

и что он значит поперёк

я не могу постичь зверька

без золотого козырька

пойдём молиться Богу горе

дорогое не гляди на море

ах что ты что ты горе скажет

ах что ты птичка говоришь

лишь полдень Бог тебе покажет

ты зря Его боготворишь

тушканчик этот неземной

и неестественный зверёк

летите птички все за мной

изображайте пузырёк

тут птичка первая сказала

я одного не понимаю

она частицами летала

над пышной колокольней леса

она изображала беса

я одного не понимаю

неясно мне значение игры

которой барыня монашка

со словом племя занялась

и почему игра ведро

спрошу я просто и светло

о птичка медная

сказало горе

игрушка бледная

при разговоре

теряет смысл и бытиё

и всё становится несносное питьё

о молодая соль

значения и слова

но птичка говорит позволь

и вдруг летает безголова

тогда вторая половинка

сквозная будто шелковинка

порхает в облаке пустом

запуталась в крыле густом

и говорит о горе горе

спрячь в ножны молодое море

вторая птичка обезьяна

а я как десять без изъяна

я как число достойна смеха

я вся из времени и меха

и птичка села на кровать

и стала вальсы шнуровать

тут горе говорит

но что же делает тушканчик

давайте братцы поглядим

в его стакане пышном тихом

как видно появилась ночь

и слово племя тяжелеет

и превращается в предмет

и даже барыня монашка

ура ура кричит ведру

но непредвиденным молчаньем

вдруг наполняется стакан

лев изгибается дугой

и рёв разносится тугой

над возвышенной горой

над человеческой порой

лев убивается порой

было жарко и темно

было скучно и окно

вылезали из земли

лопухи и ковыли

плыл утопленник распух

расписался: я лопух

если кто без головы

то скажи что он ковыль

я царь зверей

но не могу открыть дверей

вздохнули все четыре птицы

единогласно и легко

и распустив хвостом косицы

… … … … … и пили молоко

но ночь в кафтане быстролётном

и в железном картузе

сказало голосом бесплотным

виясь на пиковом тузе

о птички о родной тушканчик

вам хорошо

у вас разнообразны мысли

а в мыслях будто кости в мясе чувства

и многие понятия у вас

а я пирующие птицы

летающие так и сяк

не понимаю слова много

не понимаю вещи нуль

но ты прекрасна велика

ответил ночи пеликан

на что моя величина

скажи скажи хромое горе

из моря я извлечена

шипит внизу пустое море

как раскалённая змея

о море море

большая родина моя

сказала ночь и запищала

как бедный детский человек

и кукла в ручках затрещала

и побледнел кузен четверг

сестра сказал он ночи тёмной

ты ночь я день глухой и скромный

а эти звери все живые

и эти птицы молодые

и горе толстое хромое

умрут холодною зимою

солнце светить перестанет

всё живущее завянет

земля поморщится подсохнет

и всё как муха сразу сдохнет

тут испугались обе птички

куда бежать им от судьбы

пришли бои вражда и стычки

и помешательства столбы

взросли на поле сухопаром

и дело кончилось пожаром

15 июля 1929

ПЯТЬ ИЛИ ШЕСТЬ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Ф и о г у р о в

если я и родился

то я тоже родился

если я и голова

то я тоже голова

если я и человек

то я тоже человек

если я и есть поляк

я полковник и поляк

если ты как день блестишь

как ромашка улетишь

то ты тоже тоже блеск

то ты тоже тоже треск

Г о р с к и й (адвокат)

странно странно

что же это за мораль

мне хотелось бы спросить

впереди гляди сераль

мужики идут косить

что косить но что просить

мне хотелось бы скосить

наши лошади бежали

как колёса по пыли

воробьи кругом жужжали

райски птички топали

что же они топали

может время штопали

тут локони вдруг бежали

тут локони вдруг стоят

С о н я (летя им навстречу в странном виде)

вся роскошь кудрей

не мудрей

И з о т о в (спешившись)

тут локони им стригут

скоро кони побегут

Ф и о г у р о в (кладя руку на седло)

но чего чего мудрей

роскошь кудрей

если роскошь мудрей

то наверно не кудрей

если ветренных теней

то умней

как, Крестов, это ты?

здравствуй, милый, ты откуда?

есть у всех у нас хребты

что? куда? мы все оттуда

от горы да от стола

чудаки как пастила

пастила или пастилка

стыдно нам но мы подстилка

это дело было так

я вам правду расскажу

я хожу и не хожу

я не это и не то

я пальто

П а р е н ь В л а с

очень умные слова

разумно слезла голова

сначала в пояс поклонилась

потом внезапно удалилась

потом внезапно воротилась

потом как папка удалилась

потом как шапка воротилась

вот что от этих слов случилось

однако может быть и не от них

у нас в деревне так идёт

сначала лето настаёт

мужик в стекло себе плюёт

стекло морщинится не хочет

а он стекло представь щекочет

и сам хохочет

а жена сажает хлеб

а мужик уже ослеп

вот он к доктору спешит

о послушай шепчет он

перед ним рублём шуршит

о послушай сердца тон

правильный ли это он

побренчи мои подмышки

там разбухли злые шишки

доктор доктор говорит

страшно я сошёл с ума

ну меня зовут Давид

но у вас-то ведь чума

добрый врач помрачнел

и мужик побледнел

как чума а вдруг холера

или тиф или тиф

по реке прошла галера

эти споры прекратив

не сердитесь дон Ринальдо

молвил доктор мужику

странно как мне не ворчать

вы бы врали бы жуку

жук совсем не постигает

что время может быть течёт

он жук сидит

он жук икает

на солнце голову печёт

а да ладно что плести

врачу осталось уползти

а мужик глядел свирепо

на поля да на леса

да на свёклу да на репу

будто курочка слеза

потом с него упала

и в чернозём пропала

Г о р с к и й (адвокат)

браво браво браво Влас

ты родимый ловелас

С о н я (возвращаясь)

как странно тело женское

ужасно не Введенское

И з о т о в

да да да я это знаю

правда люди это так

вот я с лошади слезаю

а земля черна как фрак

в ней наверно

есть червяк

червячёчек червячишко

как мой родственник сынишка

у него была интрижка

так, пустяк. Почти отрыжка.

Иль икотка. В общем страсть

вообразите, красть и красть

он куда ни попадёт

всё моментально украдёт

увидит мопса украдёт

букву тоже украдёт

вообще всё время крал

на конец себя украл

С о н я

вы Изотов тиран человек

довели ребёнка до этого

вы секли его каждый четверг

молодого ещё не одетого

вы Изотов мошенник и жулик

вы копейка вы штопор вы нулик

И з о т о в (отходя в сторону и сморкаясь)

но Соня я его любил

и не его ковры я бил

я был секретно нездоров

и много покупал ковров

сижу однажды взаперти

на мне сюртук из либерти

на голове флажок и шляпка

в руках коровушкина лапка

вдруг колокольчик зазвонил

нелепым звяканьем своим

во мне он много изменил

но молча мы сидим свистим

тут открывается калитка

и входит польский господин

противный скользкий как улитка

я говорю вы что ж один

он говорит нет я одно

желаю вам сейчас открыть

везде везде я вижу дно

ну мы смеёмся во всю прыть

скажи какой весёлый пан

П а р е н ь В л а с

он резеда

Ф и о г у р о в

нет нет нет

ничего подобного

не любит просто дробного

человек целый

изъясняется понятно. Видит где конец. Очень

разумно очень очень. Я голову дам на отвлеченье.

Г о р с к и й (Семён Семёнович).

Коллега безусловно прав.

Что собственно мы имеем пять или шесть лошадей говорю

намеренно приблизительно, потому что ничего точного всё равно

никогда не скажешь.

Четыре одежды.

Г о л о с.

Отстаньте вы с числами.

Г о р с к и й (Фёдор Петрович).

А ты не перебивай.

Следовательно я считаю, что подсудимый не мог даже

войти в ту комнату, бац доказано.

П а р е н ь В л а с

у нас в деревне так идёт

три месяца как день пройдут

и мигом осень настаёт

а надо вам сказать что там стоит редут

а там живут военные

они обыкновенные

но только не в чем их винить

да и что их обвинять

выйду на поле звонить

комаров пойду гонять

а у нас какая жара

вся жара на полкомара

кроме того был у меня конец

которого звали купец

он был мой отец

он жил в доме называемом хата

он по морям большим летал

он жил безбедно безбогато

и разны овощи глотал

вот как-то я к нему примчался

кричу папаша сокол свет

а он как сумрачный качался

кончая третий пуд конфет

мать говорит мне съешь конфетку

не дай погибнуть ты отцу

я будто ветер вырвал ветку

и молча подскочил к купцу

и говорю

отвесьте мне кило четыре часа

и говорю

бунтует наша раса

но тут мой конец умирает

в свинцовое поле несётся

последний момент озирает

последним смехом смеётся

но тут вбегает Франц капитан

мы говорим это что за страна

он отвечает либо Туркестан

ли Выборгская сторона

Ф и о г у р о в

вот оно то что не то

Г о р с к и й (адвокат)

скажите куда попали

С о н я

нас всех закопали

А р а б с к и й м а л ь ч и к.

Милостивые государыни войдите в наш сераль

Ф и о г у р о в

соглашаться или нет

если да то или нет

удивляться или нет

или да то если нет

я не знаю если я

или знаю если я

И з о т о в (спешившись)

начнём пожалуй

Входят. Потом дерутся. Потом их выносят.

Потом больше ничего нет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

жили были шесть людей

Фиогуров и Изотов

Горский Соня парень Влас

вот без горя без заботы

речка жизни их лилась

Фиогуров был учитель

значит физику учил

Горский адвокат мучитель

буквоед и князь чернил

а Изотов был концом

ну как будто был отцом

воришку сына он имел

молчит Изотов онемел

стыдится верно

или лицемерно

а Соня девушкой была

и тихой девушкой плыла

в роскошных платьях расписных

в московской шляпке золотой

в средине гордых гор лесных

она казалась молодой

её жених был парень Влас

без туфелек и без числа

он не сводил далёко глаз

с румяного лица

и долго долго ждал кольца

однажды все они толпой

заснули. Ночь была конечно

в железной ванне водопой

шуршал водичкою беспечной

очень много было часов

шёл час ночной тридцать пятый

и спали все без голосов

и каждый был богатый

имел мундир и сто рублей

и много веток и стеблей

вот спят они и смотрят сны

одни из них противны

другие как стакан ясны

четвёртые крапивны

то видит пуговицу он

и думает ужели это сон

пускает она имеет вид орешка

мы скажем мы скажем

этот сон насмешка

то видит форточку она

и в форточке цветок отличный

краснеет от такого сна

затем что это неприлично

то видят численность они

простую как весло

и численность лежит как дни

от страха ноги им свело

то видят хвостики вещей

то может быть события

что будто лев рукой своей

пришёл сюда убить её

убить родить бедняжку

ничтожную бумажку

уже они устали спать

и мигом все проснулись

прошли на речку утопать

едва воды коснулись

вода прозрачная текла

от горки к морю вниз

сначала Соня вниз пошла

как яблочко анис

за нею влезли остальные

и утонули как стальные

на берегу остались брюки

да платья пышные её

немного ног большие руки

дыханье память вот моё

<8–9 июня 1929>

БОЛЬНОЙ КОТОРЫЙ СТАЛ ВОЛНОЙ

увы стоял плачевный стул

на стуле том сидел аул

на нём сидел большой больной

сидел к живущему спиной

он видел речку и леса

где мчится стёртая лиса

где водит курицу червяк

венок звонок и краковяк

сидит больной скребёт усы

желает соли колбасы

желает щёток и ковров

он кисел хмур и нездоров

смотри смотри бежит луна

смотри смотри смотри смотри

на бесталанного лгуна

который моет волдыри

увы он был большой больной

увы он был большой волной

он видит здание шумит

и в нём собрание трещит

и в нём создание на кафедре

как бы на паперти стоит

и руки тщетные трясёт

весьма предметное растёт

и все смешливо озираясь

лепечут это мира аист

он одинок

и членист он ог

он сена стог

он бог

но он был просто муравей

в шершавой ползал мураве

искал таинственных жучков

кусал за тётки мужичков

увы он был большой больной

мясной и кожаный но не стальной

он брал худую пирамиду

и прославлял Семирамиду

и говорил: я бледен, беден

я будто крыса тощ и вреден

во мне остались пустяки

четыре печени да костяки

но врач ему сказал граждане

я думаю что вы не правы

и ваше злое ожидание

плевок в зелёные дубравы

плевок в зелёные растенья

добавлю: в мира сотворенье

вот вам моё стихотворенье:

"ну что зелёные, зелёные

какие ж могут быть растенья

и тучи бегают солёные

и куры спят как сновиденья"

ну что вы мне твердите право

про паука и честь и травы

вы покажите мне стакан

в котором бегает полкан

который лает гав гав гав

скажу пред смертью не солгав

я болен болен как дитя

на мне платочков триста штук

давай лечебного питья

по предписанию наук

так молвил больной усмехаясь

на север и запад чихаясь

но доктор как тихая сабля

скрутился в углу как доска

и только казённая шашка

спокойно сказала: тоска

мне слышать врачебные речи

воды постепенный язык

пять лет продолжается вечер

болит бессловесный кадык

и ухо сверлит понемногу

и нос начинает болеть

в ноге наблюдаю миногу

в затылке колючки и плеть

ну прямо иголки иголки

клещи муравьеды и пчёлки

вот что странно

он стал похожим на барана

он стал валяться на кровати

воображать что он на вате

что всюду ходят грёзы феи

и Тицианы и Орфеи

синицы тёщи и мартышки

играют в тусклые картишки

но этого ничего не было

ему всё это показалось

оно воды великой не пило

всё быстро в мире развязалось:

стекло стоявшее доселе

в связи с железною дорогой

теперь кивает еле еле

и стало долгой недотрогой

корова бывшая женою

четвероногого быка

теперь качает сединою

под белым сводом кабака

и видит как полкан

залез в большой стакан

звезда казавшаяся ране

одною точкою в грязи

теперь сверкает на овце

на котелке на торговце

и всё вообще переменилось

о Бог смени же гнев на милость

так на войне рубила шашка

солдаты и рыжих и седых

как поразительная сабля

колола толстых и худых

сбирались в кучу командиры

шипели вот она резня

текли желудочные жиры

всю зелень быстро упраздня

ну хорошо ревёт чеченец

ну ладно плакает младенец

а там хихикает испанец

и чирикает воробей

ты не робей

ты знай что ты покойник

и всё равно что рукомойник

так говорил больному врач

держа ручные кисти над водой

во фраке чёрном будто грач

не в позументах — с бородой

и с продолжительной тоской

вот он какой

увы стоял в зверинце стул

увы увы там был аул

там собиралися казаки

и собиралися кусаки

и грациозный разговор

вели с утра до этих пор

был слышен шум тяжёлых шпор

увы увы он был мертвец

ты не носи ему овец

ты не ходи к нему с посудой

и не зови его Иудой

где стул где поле где аул

он поплясал и он уснул

и снова увидал аул.

Как же так?

3 мая 1929

Снег лежит…

снег лежит

земля бежит

кувыркаются светила

ночь пигменты посетила

ночь лежит в ковре небес

ночь ли это? или бес?

как свинцовая рука

спит бездумная река

и не думает она

что вокруг неё луна

звери лязгают зубами

в клетках чёрных золотых

звери стукаются лбами

звери коршуны святых

мир летает по вселенной

возле белых жарких звёзд

вьётся птицею нетленной

ищет крова ищет гнёзд

нету крова нету дна

и вселенная одна

может изредка пройдёт

время бледное как ночь

или сонная умрёт

во своей постели дочь

и придёт толпа родных

станет руки завивать

в обиталищах стальных

станет громко завывать

умерла она — исчезла

в рай пузатая залезла

Боже Боже пожалей

Боже правый на скале

но ответил Бог играй

и вошла девица в рай

там вертелось вкось и вкривь

числа домы и моря

в несущественном открыв

существующее зря

там томился в клетке Бог

без очей без рук без ног

так девица вся в слезах

видит это в небесах

видит разные орлы

появляются из мглы

и тоскливые летят

и беззвучные блестят

о как мрачно это всё

скажет хмурая девица

Бог спокойно удивится

спросит мёртвую её

что же мрачно дева? Что

мрачно Боже — бытиё

что ты дева говоришь

что ты полдень понимаешь

ты веселье и Париж

дико к сердцу прижимаешь

ты под музыку паришь

ты со статуей блистаешь

в это время лес взревел

окончательно тоскуя

он среди земных плевел

видит ленточку косую

эта ленточка столбы

это Леночка судьбы

и на небе был Меркурий

и вертелся как волчок

и медведь в пушистой шкуре

грел под кустиком бочок

а кругом ходили люди

и носили рыб на блюде

и носили на руках

десять пальцев на крюках

и пока всё это было

та девица отдохнула

и воскресла и забыла

и воскресшая зевнула

я спала сказала братцы

надо в этом разобраться

сон ведь хуже макарон

сон потеха для ворон

я совсем не умирала

я лежала и зияла

извивалась и орала

я пугала это зало

летаргический припадок

был со мною между кадок

лучше будем веселиться

и пойдём в кино скакать

и помчалась как ослица

всем желаньям потакать

тут сияние небес

ночь ли это или бес

<Январь 1930>

СВЯТОЙ И ЕГО ПОДЧИНЁННЫЕ

С в я т о й

надо дети водку пить

надо дети сон купить

вот лежит бесшумный сад

скажем ляжем свят свят свят

и у неба у дорожки

свесив пристальные рожки

и забыв свои забавы

возле города Либавы

дети нюхайте эфир

дети кушайте кефир

пусть летят к вам с потолка

три стакана молока

дует ветер с облаков

а усы у каблуков

Л ю д и

что за странность

что такое

сей эфир

сей фефир

отчего же он с тоскою

этот мир и этот мир

было очень далеко

тех явлений молоко

С в я т о й

дети люди люди дети

все покорствуйте диете

и ложась на постель

вызывайте коростель

пусть она поёт и свищет

пусть она дрожит

птица вашим становищем

всё равно не дорожит

птица птица

ты глупа

я не буду торопиться

или съела ты клопа

Боже дайте мне напиться

это зяблик он не птица

это просто муравей

кувыркался в мураве

кувыркался и брыкался

и смеялся и ругался

и среди земных плевел

как зарезанный ревел

муравей мой что ревёшь

муравей кого зовёшь

М у р а в е й

я реву

я зову

бабочку из бездны

С в я т о й

твой вой не живой

твой вой сторожевой

он пустой и бесполезный

эта бабочка мертва

как дорога и трава

посмотрите смех и камень

спят в ночи под бамбуками

Л ю д и

значит здесь мы купим сон

значит он сюда снесён

значит здесь его владенье

значит здесь его костёл

ей ночное сновиденье

полезай же к нам в котёл

но взошла кругом луна

как лисица у слона

и кругом в пустой беседке

вдруг заспорили соседки

о еде

о беде

о себе

и лебеде

П е р в а я с о с е д к а

ты знаешь Маня

я вся вниманье

когда по крыше скачет вождь

я думаю что это трус

я думаю что это дождь

я плачу и руками трусь

я думаю что это Русь

я думаю что это ветчина

и посторонняя картошка

и мне тарелка вручена

а в ней пустынная дорожка

В т о р а я с о с е д к а

беда, беда сказала Лена

глядит на нас из-под полена

кончается народ людской

накрывшись гробовой доской

глядит на тощую пальбу

и выстрел ставит он ко лбу

и выстрел падает как мяч

и попадает в лоб

тот выстрел чёрен как палач

он наш смертельный клоп

П е р в а я с о с е д к а

ещё скажу я о себе

я пушная звезда

в моём тебе

в моей судьбе

бессонная вода

куда журчишь

ручей воды

о ком ворчишь

огонь звезды

в пространствах мира

много лет

я дочь эмира

хочу галет

В т о р а я с о с е д к а

лежат пески

и лепестки

С в я т о й

хорошо скажу я мысль

ты взлети и поднимись

над балканами небес

где лишь Бог живёт да бес

как ты сможешь это сделать

если ты в плену

и поднявшись до предела

сядешь на луну

в этом светлая душа

нам поможет анаша

Ч е л о в е к н а к о н е

человек на коне

появляется в окне

я сижу на седле

ты глядишь на метле

он поёт он в петле

мы живём на числе

вы несётесь на осле

они тоскуют на весле

В о п р о с

о чём тоскуете

останавливаясь

в небо дуете

приноравливаясь

О н и

дамы дворяне

в нашем ресторане

божественно и мило

там бегает Людмила

тут носится Андрей

кричит бодрей бодрей

class="book">а этот заспанный зефир

спокойно нюхает эфир

и музыка гремит и лает

и человеки танцы пляшут

то построений пожелает

а кто в гостях на воздух ляжет

наш мир завитой

уходи домой святой

здесь огонь и весна

здесь одни кусочки сна

Л ю д и

о Боже, Боже

С в я т о й

о рожи, рожи

вы скелеты

вы крупы

от долгой дрожи

вы стали трупы

я один я терплю

я спокойно сон куплю

1 г е н ер а л

восстав от сраженья

я видел лесок

я видел рожденье

туман колесо

я знал что туман

это обман

я знал что война

это двойня

2 г е н е р а л

я знаю что сон

сидит за решёткой

что сторож Ниссон

гуляет с трещоткой

я знаю что ныне

материи власть

мне хочется дыни

мне хочется всласть

1 г е н ер а л

где наши погоны

где наши полки

где пушек вагоны

небес потолки

мы оба

у гроба

как люди

сидим

и дым

от орудий

и груди

едим

С в я т о й

сидят генералы

и гложут штыки

сидят адмиралы

и пьют океан

о море, о море

назад потеки

о горе, о горе

собачка Полкан

Л ю д и

но где наконец карета

и молча с тёмного портрета

оно упало на скамью

на почерневшую семью

и молвил брат аристократ

конец конца концу

и подошёл к отцу

и пятачком глаза закрыв

лежал как пальма

был красив

С в я т о й

ну ещё одна минута

без борьбы и без уюта

ну ещё одно усилье

вон вдали видна Севилья

Л ю д и

ура, ура

видна гора

мы пришли

это Бог

Б о г (громко)

исчезни

С в я т о й (исчезая)

слава Богу

Б о г

исчезните

В с е (исчезая)

слава Богу

<Март 1930>

ФАКТ, ТЕОРИЯ И БОГ

Ф а к т

и в это день меня манил

магнит малюток и могил

я утром встал

я сел на ленту

цвела листва

я поклонился монументу

и тихо вышел за дрова

был сон приятным

шло число

я вижу ночь идёт обратно

я вижу люди понесло

моря монеты и могилу

мычанье лебедя и силу

я вижу всё и говорю

и ничего не говорю

я всё узнал. Я понимаю

я мысль из тела вынимаю

кладу на стол сию змею

её ровесницу мою

я бегаю пустой по Польше

крича то Господи то больше

то лакомка то только дольше

вообще я был как сумасшедший

за мной виднелся только рай

и каждый голубь, лев прошедший

кричал скачи и помирай

куда умрёшь?

И что сожрёшь?

В о п р о с

это поле люди

поле боевое

еду на верблюде

еду я и вою

вою боги

о звезде

где убогие?

О т в е т

везде

В о п р о с

что мы знаем о Боге

дети, люди, друзья?

мы с тобою на небе —

это ты, это я

Бог летит Всемогущий

через райские кущи

сквозь пустые вершины

сквозь моря и машины

Т е о р и я

я сегодня скончался

ты скончался вчера

кто из нас причащался?

О т в е т

три пера

Б е г у щ и й в о л к

смешно: о чём тут разговор?

я мимо шёл. Я вижу лес

я долго спал. Я вижу двор,

покойник поле. — Я залез

я подошёл в тоске, дыша

какая скука — не меня

под потолком сидит душа

как тетерев себя маня

Д у ш а

иди сюда я

иди ко мне я

тяжело без тебя

как самому без себя

скажи мне я

который час?

скажи мне я

кто я из нас?

Ф а к т

ты сидишь в беседке мира

звёздам и планетам брат

по дороге два кумира

шли из Луги в Петроград

шли кумиры и виднелись

ордена на них блестят

а пришли оцепенели

стали песней не летят

К у м и р ы

мы есть мы

мы из тьмы

вы есть вы

где же львы?

мы рабы

сидим и плачем

и в гробы

грозою скачем

и открытые как печь

верно значим

лечь иль жечь?

Ф а к т

однако ужасен таинственный факт

где это горы и где тот антракт

что знаем мы дети

о Боге и сне

где горы эти?

О т в е т

на той сосне

в конце отвечало

торчание скал

вот смерти начало

а я вас искал

да очевидно

скажу не крестясь

что ночь грушевидна

вскричал воротясь

с того постороннего света

и мигом увидев всё это

я был там. Я буду

я тут и я там

малютку и будду

кому-то отдам

индийские черти

речка течёт

два часа смерти

а Богу почёт

Ф а к т

значительной не знал эпохи

конец и смерть родные блохи

осталось что

лежать и зреть

и на себя в кулак смотреть

осталось что

сидеть и гнить

из смерти чудом вырвать нить

которые мёртвые

которые нет

идите четвёртые

в тот кабинет

здесь окончательно

Бог наступил

хмуро и тщательно

всех потопил

Б о г (подымаясь)

садитесь

вы нынче мои гости

В о п р о с

мы где?

О т в е т

мы кости?

к о н е ц

16 апреля 1930

БИТВА

Н е и з в е с т н о к т о

мы двое

воюем

в свирепую ночь

и воем

и дуем

и думаем

дочь

и эта война

как таинственный ствол

малютка вина

я думаю темя

проносится час

с минутами теми

на яблоке мчась

я тучу поймаю

другая спешит

я небо снимаю

и демон пищит

летают болтают

большие орлы

мурлычут глотают

добычу ослы

но с кем ты воюешь

смешной человек

и стоя тоскуешь

стучишь в голове?

воюю со свечкой

в ночной тесноте

и памяти речка

стучит в темноте

Ч е л о в е к

человек ровесник миру

в то же время с ним рождён

ходит с палкой по Памиру

удручён и поражён

где же, где же? он бормочет

где найду я сон и дом

или дождь меня замочит

кем я создан? кем ведом?

наконец-то я родился

наконец-то я в миру

наконец я удавился

наконец-то я умру

М а л ю т к а в и н а

умираем

умираем

за возвышенным сараем

на дворе

или на стуле

на ковре

или от пули

на полу

иль под полом

иль в кафтане долгополом

забавляясь на балу

в пыльной шапке

в пыльной тряпке

будь богатый будь убогий

одинаково везде

мы уносимся как боги

к окончательной звезде

человек лежит унылый

он уж больше не жилец

он теперь клиент могилы

и богов загробных жрец

на груди сияет свечка

и едва открыт глазок

из ушей гнилая речка

вяло мочит образок

а над ним рыдает мама

и визжит его птенец

Боже что за панорама

скажет мёртвый наконец

вижу туловище Бога

вижу грозные глаза

но могила как берлога

над могилою лоза

умираю умираю

и скучаю и скорблю

дней тарелку озираю

боль зловещую терплю

А н г е л

это что грозди?

М а л ю т к а в и н а

два бойца

два конца

посредине гвоздик

Н е и з в е с т н о к т о

мы двое

воем

лежим

и тлеем

слегка жужжим

бежим и млеем

летит над нами бог зимы

но кто же мы?

<1930>

ЗНАЧЕНЬЕ МОРЯ

чтобы было всё понятно

надо жить начать обратно

и ходить гулять в леса

обрывая волоса

а когда огонь узнаешь

или в лампе или в печке

то скажи чего зияешь

ты огонь владыка свечки

что ты значишь или нет

где котёл где кабинет

вьются демоны как мухи

над кусочком пирога

показали эти духи

руки ноги и рога

звери сочные воюют

лампы корчатся во сне

дети молча в трубку дуют

бабы плачут на сосне

и стоит универсальный

бог на кладбище небес

конь шагает идеальный

наконец приходит лес

мы испуганно глядим

думая что это дым

лес рычит поднявши руки

лес волнуется от скуки

шепчет вяло я фантом

буду может быть потом

и стоят поля у горки

на подносе держат страх

люди звери черногорки

веселятся на пирах

бурно музыка играет

и зыряне веселятся

пастухи пастушки лают

на столах челны крутятся

а в челнах и там и тут

видны венчики минут

здесь всеобщее веселье

это сразу я сказал

то рождение ущелья

или свадьба этих скал

это мы увидим пир

на скамье присядем трубной

между тем вертясь как мир

по рукам гремели бубны

будет небо будет бой

или будем мы собой

по усам ходили чаши

на часах росли цветы

и взлетали мысли наши

меж растений завитых

наши мысли наши лодки

наши боги наши тётки

наша души наша твердь

наши чашки в чашках смерть

но сказали мы однако

смысла нет в таком дожде

мы как соли просим знака

знак играет на воде

холмы мудрые бросают

всех пирующих в ручей

в речке рюмки вырастают

в речке родина ночей

мы подумав будто трупы

показали небу крупы

море время сон одно

скажем падая на дно

захватили инструменты

души ноги порошки

и расставив монументы

засветив свои горшки

мы на дне глубоком моря

мы утопленников рать

мы с числом пятнадцать споря

будем бегать и сгорать

но однако шли года

шёл туман и ерунда

кто упал на дно морское

корабельною доскою

тот наполнился тоскою

зубом мудрости стучит

кто на водоросли тусклой

постирать повесил мускул

и мигает как луна

когда колышется волна

кто сказал морское дно

и моя нога одно

в общем все тут недовольны

молча вышли из воды

позади гудели волны

принимаясь за труды

корабли ходили вскачь

кони мчались по полям

и была пальба и плач

сон и смерть по облакам

все утопленники вышли

почесались на закат

и поехали на дышле

кто был беден кто богат

я сказал я вижу сразу

всё равно придёт конец

нам несут большую вазу

там цветок и бубенец

это ваза это ловко

это свечка это снег

это соль и мышеловка

для веселья и для нег

здравствуй бог универсальный

я стою немного сальный

волю память и весло

слава небу унесло

<1930>

КОНЧИНА МОРЯ

М о р с ко й д е м о н

и море ничего не значит

и море тоже круглый нуль

и человек напрасно скачет

в пучину от ножа и пуль

и в море так же ходят рыбки

собаки бегают играют скрипки

и водоросли спят как тётки

и будто блохи скачут лодки

и в море так же мало смысла

оно покорно тем же числам

оно пустынно и темно

быть может море ты окно?

быть может море ты одно?

О х о т н и к

я сам ходил в леса по пояс

я изучал зверей науку

бывало крепкой водкой моясь

испытывал я смерть и скуку

передо мной вращались звери

разнообразные сырые

но я закрыл лесные двери

чтобы найти миры вторые

вот я стою на этих скалах

и слышу мёртвых волн рычанье

и на руках моих усталых

написаны слова прощанья

прощайте горы и леса

прощай барсук прощай лиса

Я

откуда-то идёт сановник

в его руке пищит шиповник

на всё глядит великосветски

икает редко по-немецки

и величаво горделиво

остановившись он стоит

шумит сосна болтает слива

волна безумная блестит

мечтает лодка и пучина

вдруг говорит ему: мужчина

и ты устав от государства

и службы испытав коварство

узнав ненужность эполет

ужель тебе постыл балет

и жизнь предстала кровопийцей

и ты стоишь самоубийцей

С а н о в н и к

вот перед вами я

пучина милая моя

я вижу здесь ещё людишки

хотят купить на дне домишки

чтоб в этих домиках морских

с русалками обедать

чтобы в трактирах водяных

морской коньяк отведать

мы верим в то что не умрём

что жизнь имеет продолженье

мерцает рыба серебром

мы любим пиво любим ром

играем с бабкой в размноженье

моя невеста дурдина

мои любила ордена

но целый год весну и лето

не выходила из клозета

и я отчаялся потух

сказал себе я не петух

не пищевод она же утка

и продолжение желудка

она рабыня живота

тут появилась пустота

и понял я что всё роскошно

но пакостно тоскливо тошно

и я к тебе склоняюсь море

на документах слово горе

гляди написано везде

и вижу сотни категорий

как рыбы плавают в воде

Слуги вносят большой диван

на диване люди птицы

мысли мыши и кусты

и у всех печальны лица

и у всех глаза пусты

птицы ходят по траве

будто сны на голове

люди жёлтые лежат

лодки светят дребезжат

мысли крадутся в могилу

через дождь и через силу

мыши ходят вдоль домов

с видом греческих умов

и прозрачны и чисты

спят под знаменем кусты

Г о л о с

все сюда явитесь

и зажгите ваши свечи

демон овощ дождь и витязь

нынче к нам идут на вечер

море берег и звезда

мы устроим пир огромный

вылетает ангел тёмный

из пучины из гнезда

А н г е л

все ли все ли

здесь собрались

все ли сели

на полу

музыканты собирались

как пингвины на скалу

выходило море в гости

с ним под руку шла звезда

и сказало море бросьте

думать бегать ерунда

думай думай думай думай

бегай прыгай и ворчи

смерть возьмёт рукой угрюмой

поздно выскочат врачи

будто лебеди, родные

соберутся вкруг постели

и труды придут иные

залетают мухи в теле

но чему могу помочь

дети люди в эту ночь

О х о т н и к

море море госпожа

на тебя одна надежда

мы к тебе идём дрожа

С а н о в н и к

замолчи невежда!

мы море море дорогое

понять не можем ничего

прими нас милое второе

и водяное божество

как звери бегаем во мраке

откинув шпаги мысли фраки

в руке дымится банка света

взгляни могущее на это

на голове стучит венец

приходит нам — пришёл конец

М о р е

я не могу

М о р с к о й д е м о н

а что я говорил

О х о т н и к

я думаю я плачу

М о р е

я так же ничего не значу

<1930>

СУД УШЁЛ

шёл по небу человек

быстро шёл шатался

был как статуя одет

шёл и вдруг остался

ночь бежала ручейком

говорили птички

что погода ни о ком

что они отмычки

но навстречу шло дитя

шевелилось праздно

это было год спустя

это было безобразно

все кусты легли на землю

все кусты сказали внемлю

отвечал в тоске ребёнок

чёрен я и величав

будто Бог моя одежда

слышно музыку гребёнок

в балалайку побренчав

мы кричим умри надежда

николаевна мартынова

а твой муж иван степан

в темноте ночей тюльпан

и среди огня гостинного

но чу! слышно музыка гремит

лампа бедствие стремит

человек находит части

он качается от счастья

видит зеркало несут

как же как же говорит

это окружной сосуд

это входит прокурор

кто мажор а он минор

но однако не забудьте

что кругом был дикий мрак

быстро ехал на минуте

как уж сказано дурак

у него был хвост волос

вдруг создание открылось

всем увидеть довелось

той букашки быстрокрылость

и судейскую немилость

стал убийца перед ними

и стоял он в синем дыме

и стоял он и рыдал

то налево то направо

то луна а то дубрава

вот как он страдал

он стоял открывши душу

он гремел обнявши тушу

был одет в роскошну шкуру

был подобен он амуру

вот как он рыдал

сон стоял по праву руку

и держал под мышку скуку

эту новую науку

вот как он страдал

тут привстал один судья

как проворная бадья

и сказал ему: убийца

что рыдаешь что грустишь

ты престол и кровопийца

а кругом стояла тишь

обстановка этой ткани

создалась в Тьму-Таракани

дело было так:

в квартире пошлого скворцова

стоял диван по имени сундук

в окно виднелся день дворцовый

а дальше замок виадук

а за домом был пустырь

вот тут-то в бочке и солился богатырь

но ему надоело сидеть в бочке

из червяков плести веночки

и думать что они цветочки

он вдруг затосковал о точке

он вдруг закуковал о Риме

и поглядите стал он зримей

и очутился и возник

он был мечом он стал родник

хорошо сказал им суд

это верно это так

и разбил бы сей сосуд

даже римлянин спартак

но в теченьи дней иных

на морской смотря залив

видя ласточек стальных

стал бы сей спартак соплив

стал бы он соплив от горя

прыгать в бездну прыгать в море

что же этот богатырь

не уселся в монастырь

помилуйте судьи ответил злодей

поднявши меч и всплакнув

помещик, сказал прокурор: владей

собою. Он думал уснув

что это идёт по дороге не тело

ожесточённо теряя сустав

<а> на небе новое двигалось дело

от пупс перепутствий как свечка устав

а дальше обвиняемый

что сделали вы с ним

ведь вы не невменяемый

ведь вы я вижу серафим

как сказал убийца

как вы отгадали

и фанагорийцы

мигом зарыдали

дальше я как полагалось

лёг на печку и ревел

всё живущее шаталось

револьвер в меня смотрел

да однако не забудьте

что кругом шуршали птички

и летали по каюте

две неважные затычки

ну-с пищит иван степан

мы закончим этот день

я опять в ночи тюльпан

я бросаю в поле тень

я давно себя нашёл

суд ушёл

И ОТКРЫВ ДРУГУЮ ДВЕРЬ

ЭТА ДВЕРЬ БЫЛА ВОЛНОЙ

Я ВОСКЛИКНУЛ ГРОМКО: ВЕРЬ

ЧТО СТОИТ НЕМАЛЫЙ ЗВЕРЬ

ЗА НОЧИ СТЕНОЙ СПЛОШНОЙ.

И ПОЗВАВ СВОЮ СОБАКУ

НА ОХОТУ Я ПОШЁЛ

БОГ БОГ ГДЕ ЖЕ ТЫ

БОГ БОГ Я ОДИН

МЕЖДУ СЛОВ ДРОЖАТ КУСТЫ

ХОДЯТ ВЕНЧИКИ КАРТИН

<1930>

КРУГОМ ВОЗМОЖНО БОГ

СВЯЩЕННЫЙ ПОЛЁТ ЦВЕТОВ

Солнце светит в беспорядке,

и цветы летят на грядке,

Тут жирная земля лежит как рысь.

Цветы сказали небо отворись

и нас возьми к себе.

Земля осталась подчинённая своей горькой

судьбе.

Э ф сидит на столе у ног воображаемой

летающей девушки. Крупная ночь.

Э ф.

Здравствуй девушка движенье,

ты даёшь мне наслажденье

своим баснословным полётом

и размахом ног.

Да, у ног твоих прекрасный размах,

когда ты пышная сверкаешь и носишься над

болотом,

где шипит вода, -

тебе не надо никаких дорог,

тебе чужд человеческий страх.

Д е в у ш к а.

Да, я ничего не боюсь,

я существую без боязни.

Э ф.

Вот родная красотка скоро будут казни,

пойдём смотреть?

А я знаешь всё бьюсь, да бьюсь,

чтоб не сгореть.

Д е в у ш к а.

Интересно, кого будут казнить?

Э ф.

Людей.

Д е в у ш к а.

Это роскошно.

Им голову отрежут или откусят.

Мне тошно.

Все умирающие трусят.

У них работает живот,

он перед смертью усиленно живёт.

А почему ты боишься сгореть?

Э ф.

А ты не боишься, дура?

Взлетела как вершина на горе,

Блестит как смех твоя волшебная фигура.

Не то вы девушка, не то вы птичка.

Боюсь я каждой спички,

Чиркнет спичка,

и заплачет птичка.

Пропадёт отвага,

вспыхну как бумага.

Будет чашка пепла

на столе вонять,

или ты ослепла,

не могу понять.

Д е в у ш к а.

Чем ты занимаешься ежедневно.

Э ф.

Пожалуйста. Расскажу.

Утром встаю в два –

гляжу на минуту гневно,

потом зеваю, дрожу.

На стуле моя голова

Лежит и смотрит на меня с нетерпением.

Ладно, думаю, я тебя надену.

Стаканы мои наполняются пением,

В окошко я вижу морскую пену.

А потом через десять часов я ложусь,

лягу, посвищу, покружусь,

голову отклею. Потом сплю.

Да, иногда ещё Бога молю.

Д е в у ш к а.

Молишься значит?

Э ф.

Молюсь конечно.

Д е в у ш к а.

А знаешь, Бог скачет

вечно.

Э ф.

А ты откуда знаешь

идиотка.

Летать — летаешь,

а глупа как лодка.

Д е в у ш к а.

Ну не ругайся.

Ты думаешь долго сможешь так жить.

Скажу тебе остерегайся,

учись гадать и ворожить.

Надо знать всё что будет.

Может жизнь тебя забудет.

Э ф.

Я тебя не пойму:

голова у меня уже в дыму.

Д е в у ш к а.

Да знаешь ли ты что значит время?

Э ф.

Я с временем не знаком,

увижу я его на ком?

Как твоё время потрогаю?

Оно фикция, оно идеал.

Был день? был.

Была ночь? была.

Я ничего не забыл.

Видишь четыре угла?

Были углы? были.

Есть углы? скажи, что нет, чертовка.

День это ночь в мыле.

Всё твоё время верёвка.

Тянется, тянется.

А обрежь, на руках останется.

Прости милая,

я тебя обругал.

Д е в у ш к а.

Мужчина пахнущий могилою,

уж не барон, не генерал,

ни князь, ни граф, ни комиссар,

ни Красной армии боец,

мужчина этот Валтасар,

он в этом мире не жилец.

Во мне не вырастет обида

на человека мертвеца.

Я не Мазепа, не Аида,

а ты не видящий своего конца

идём со мной.

Э ф.

Пойду без боязни

смотреть на чужие казни.

В о р о б е й (клюющий зёрна радости).

Господи, как мир волшебен,

как всё в мире хорошо.

Я пою богам молебен,

я стираюсь в порошок

перед видом столь могучих,

столь таинственных вещей,

что проносятся на тучах

в образе мешка свечей.

Боже мой, всё в мире пышно,

благолепно и умно.

Богу молятся неслышно

море, лось, кувшин, гумно,

свечка, всадник, человек,

ложка и Хаджи-Абрек.

Толпа тащится. Гуляют коровы они же быки.

К о р о в ы.

Что здесь будут делать?

О н и ж е б ы к и.

Будут резать, будут резать.

К о р о в ы.

Неужто нас, неужто вас.

Г о л о с.

Коровы во время холеры не пейте квас

и будет чудесно.

Коровы они же быки спокойно уходят.

Появляется царь. Царь появляется. Темнеет в глазах.

Ц а р ь.

Сейчас, бесценная толпа,

ты подойти сюда.

Тут у позорного столба

будет зрелище суда.

Палач будет казнить людей,

несть эллин и несть иудей.

Всякий приходи созерцай,

слушай и не мерцай.

Заглушите приговорённых плач

криком, воплями и хохотом.

Бонжур палач,

ходи говорю шёпотом.

Люди бывают разные,

трудящиеся и праздные,

сытые и синие,

мокрые и высокие,

зелёные и глаженые,

треугольные и напомаженные.

Но все мы люди бедные в тиши

однажды плачем зная что мы без души.

Это действительно тяжёлый удар

подумать что ты пар.

Что ты умрёшь и тебя нет.

Я плачу.

П а л а ч.

Я тоже.

Т о л п а.

Мы плачем.

П р и г о в о р ё н н ы е.

Мы тоже.

На площади раздался страшный плач. Всем стало страшно.

Входят Эф и Девушка.

Д е в у ш к а.

Повадился дурак на казни ходить,

тут ему и голову сложить.

Э ф.

Гляди потаскуха на помост,

но мне не наступай на хвост.

Сейчас произойдёт начало.

Толпа как Лондон зарычала,

схватила Эф за руки-ноги,

и потащив на эшафот,

его прикончила живот,

и стукнув жилкой и пером

и добавив немного олова,

верёвочным топором

отняла ему голову.

Он сдох.

Ц а р ь.

Он плох.

Скажите как его имя.

Пойду затоплю камин

и выпью с друзьями своими.

В о о б р а ж а е м а я д е в у ш к а (исчезая).

Его фамилия Фомин.

Ц а р ь.

Ах какой ужас. Это в последний раз.

Палач убегает.

Фомин лежал без движенья

на красных свинцовых досках.

Казалось ему наслажденье

сидит на усов волосках.

Потрогаю, думает, волос,

иль глаз я себе почешу,

а то закричу во весь голос

или пойду подышу.

Но чем дорогой Фомин,

чем ты будешь кричать,

что ты сможешь чесать,

нету тебя Фомин,

умер ты, понимаешь?

Ф о м и н.

Нет я не понимаю.

Я жив.

Я родственник.

Д е в у ш к а.

Кто ты родственник небес,

Снег, бутылка или бес.

Ты число или понятие,

приди Фомин в мои объятия.

Ф о м и н.

Нет я кажется мёртв.

Уйди.

Она спешит уйти.

Ф о м и н.

Боги, боги, понял ужас

состоянья моего.

Я с трудом в слезах натужась

свой череп вспомнить не могу.

Как будто не было его.

Беда, беда

(расписывается в своём отчаянном положении и с трудом бежит).

Д е в у ш к а.

Фомин ведь ты же убежал,

и вновь ты здесь.

Ф о м и н.

Я убежал не весь.

Когда ревел морской прибой,

вставал высокий вал,

я вспоминал, что я рябой,

я выл и тосковал.

Когда из труб взвивался дым

и было всё в кольце,

и становился я седым,

росли морщины на лице,

я приходил в огонь и в ярость

на приближающуюся старость.

И когда осыпался лес

шевелился на небе бес.

И приподнимался Бог.

Я в унынии щёлкал блох.

Наблюдая борьбу небесных сил,

я насекомых косил.

Но дорогая дура,

я теперь безработный,

я безголов.

Д е в у ш к а.

Бесплотный

садится час на крышку гроба,

где пахнет тухлая фигура,

вторая тысяча волов

идёт из города особо.

Удел твой глуп

Фомин, Фомин.

Вбегает мёртвый господин.

(Они кувыркаются).

П ё т р И в а н о в и ч С т и р к о б р е е в один в своей комнате жжёт поленья:

Скоро юноши придут,

скоро девки прибегут

мне рассеяться помочь.

Скоро вечность, скоро ночь.

А то что-то скучно,

я давно не хохотал,

и из рюмки однозвучной

водку в рот не грохотал.

Буду пальму накрывать,

а после лягу на кровать.

Звонит машинка, именуемая телефон.

Да, кто говорит.

Г о л о с.

Метеорит.

С т и р к о б р е е в.

Небесное тело?

Г о л о с.

Да, у меня к вам дело.

Я, как известно, среди планет игрушка.

Но я слыхал, что у вас будет сегодня пирушка.

Можно прийти?

С т и р к о б р е е в.

Прилетайте (вешает трубку).

Горжусь, горжусь, кусок небесный

находит это интересным,

собранье пламенных гостей,

их столкновение костей.

Не то сломался позвонок,

Не то ещё один звонок.

Кто это? Пётр Ильич?

Г о л о с.

Нет, Стиркобреев, это я. Паралич.

С т и р к о б р е е в.

А, здрасьте. (В стороны). Вот так несчастье.

Что вам надо.

Г о л о с.

Шипенье слышишь ада

вонючий Стиркобреев?

Зачем тебе помада,

ответь, ответь скорее.

С т и р к о б р е е в.

Помада очень мне нужна,

сюда гостить придёт княжна,

у нея Рюрик был в роду.

Г о л о с.

Я тоже приду.

С т и р к о б р е е в.

Час от часу не легче.

Пойду приготовлю свечи,

а то ещё неладною порой

напросится к нам в гости геморрой.

Комната тухнет. Примечание: временно.

Раздаются звонки. Входят гости.

Н и к о л а й И в а н.

Как дела? как дела?

С т е п а н С е м ё н о в.

Жутко, жутко.

М а р. Н а т а л ь е в.

Я едва не родила,

оказалось это шутка.

Где уборная у вас,

мы дорогой пили квас.

Ф о м и н.

Здравствуй Боря.

С т и р к о б р е е в.

Здравствуй море.

Ф о м и н.

Как? как ты посмел.

Я тебе отомщу.

В его ногах валялся мел.

Он думал: не спущу

я Стиркобрееву обиды.

Летали мухи и болиды.

Ф о м и н.

Если я море,

где мои волны.

Если я море,

то где чёлны.

А гости веселы, довольны,

меж тем глодали часть халвы

с угрюмой жадностью волны.

Открывается дверь. Влетает озябший М е т е о р и т:

Как церковный тать

обокравший кумира,

я прилетел наблюдать

эту стенку мира.

Г ос т и (поют).

В лесу растёт могилка,

На ней цветёт кулич.

Тут вносят на носилках

Болезнь паралич.

С т и р к о б р е е в.

Ну, всё в сборе

сядем пить и есть.

Ф о м и н.

Я напомню Боря,

что мне негде сесть.

С т и р к о б р е е в.

Эй ты море,

сядь под елью.

М а р и я Н а т а л.

Быть, чувствую, ссоре.

В с е (хором).

Да, дело кончится дуэлью.

(Они пьют).

С е р г. Ф а д е е в.

Нина Картиновна, что это, ртуть?

Н и н а К а р т и н.

Нет, это моя грудь.

С е р г. Ф а д е е в.

Скажите, прямо как вата,

вы пушка.

Н и н а К а р т и н.

Виновата,

а что у вас в штанах.

С е р г. Ф а д е е в.

Хлопушка.

(Все смеются. За окном сияние лент.)

К у н о П е т р. Ф и ш е р.

Мария Натальевна, я не монах,

разрешите я вам поцелую пуп.

М а р и я Н а т а л.

Сумасшедший, целуйте себе зуб.

Ниночка, пойдём в ванну.

Г о с т и.

Зачем.

М а р и я Н а т а л.

Пойдём попишем.

Г о с т и.

Слава Богу.

А мы чистым воздухом пока подышим.

С т и р к о б р е е в.

В отсутствии прекрасных женщин

тут вырастет мгновенно ель.

На это нужно часа меньше.

Сейчас мы сделаем дуэль.

Ф о м и н.

Я буду очень рад

отправить тебя в ад.

Ты небесное светило,

ты что всех нас посетило,

на обратном пути

этого мертвеца захвати.

С т и р к о б р е е в.

Паралич ты царь болезней,

сам пойми, в сто крат полезней

чтобы этот полутруп

умер нынче бы к утру б.

П а р а л и ч и м е т е о р и т.

Мы будем секундантами. Вот вам ножи.

Колитесь. Молитесь.

Ф о м и н.

Я сейчас тебя зарежу,

изойдёшь ты кровью свежей,

из-под левого соска

потечёт на снег тоска.

Ты глаза закроешь вяло,

неуклюже ляжешь вниз.

И загробного подвала

ты увидишь вдруг карниз.

С т и р к о б р е е в.

Не хвастай. Не хвастай.

Сам живёшь последние минуты.

Кто скажет здравствуй

ручке каюты?

Кто скажет спасибо

штанам и комоду?

Ты дохлая рыба,

иди в свою воду.

Дуэль превращается в знаменитый лес.

Порхают призраки птичек.

У девушек затянулась переписка.

Шёл сумасшедший царь Фомин

однажды по земле

и ядовитый порошок кармин

держал он на своём челе.

Его волшебная рука

ИЗОБ-ражала старика.

Волнуется ночнойлесок,

в нём Божий слышен голосок.

И этот голос молньеносный

сильней могучего ножа.

Его надменно ловят сосны,

и смех лисицы, свист ужа

сопутствуют ему.

Вся ночь в дыму.

Вдруг видит Фомин дом,

это зданье козла,

но полагает в расчёте седом

что это тарелка добра и зла.

И он берёт кувшин добра

и зажигает канделябры,

и спит.

Наутро, в час утра

где нынче шевелятся арбры*,

его встречает на берёзе нищий

и жалуется, что он без пищи.

Н и щ и й.

Здравствуй Фомин сумасшедший царь.

Ф о м и н.

Здравствуй добряк.

Уж много лет

я странствую.

Ты фонарь?

Н и щ и й.

Нет я голодаю.

Нет моркови, нет и репы.

Износился фрак.

Боги стали свирепы.

Моё мненье будет мрак.

Ф о м и н.

Ты думаешь так.

А я иначе.

Н и щ и й.

Тем паче.

Ф о м и н.

Что паче?

Я не о том.

Я говорю про будущую жизнь за гробом,

я думаю мы уподобимся микробам,

станем почти нетелесными

насекомыми прелестными.

Были глупые гиганты,

станем крошечные бриллианты.

Ценно это? ценно, ценно.

Н и щ и й.

Фомин что за сцена?

Я есть хочу.

Ф о м и н.

Ешь самого себя.

Н и щ и й (пожирая самого себя) сказал:

Фомин ты царь, — они исчезли

и толстые тела часов

на множество во сне залезли

и стала путаница голосов.

БЕСЕДА ЧАСОВ

Первый час говорит второму:

я пустынник.

Второй час говорит первому:

я пучина.

Третий час говорит четвёртому:

одень утро.

Четвёртый час говорит пятому:

сбегают звёзды.

Пятый час говорит шестому:

мы опоздали.

Шестой час говорит седьмому:

и звери те же часы.

Седьмой час говорит восьмому:

ты приятель рощи.

Восьмой час говорит девятому:

перебежка начинается.

Девятый час говорит десятому:

мы кости времени.

Десятый час говорит одиннадцатому:

быть может мы гонцы.

Одиннадцатый час говорит двенадцатому:

подумаем о дорогах.

Двенадцатый час говорит: первый час,

я догоню тебя вечно мчась.

Первый час говорит второму:

выпей друг человеческого брому.

Второй час говорит: час третий,

на какой точке тебя можно встретить.

Третий час говорит четвёртому:

я кланяюсь тебе как мёртвому.

Четвёртый час говорит: час пятый,

и мы сокровища земли тьмою объяты.

Пятый час говорит шестому:

я молюсь миру пустому.

Шестой час говорит: час седьмой,

время обеденное идти домой.

Седьмой час говорит восьмому:

мне бы хотелось считать по-другому.

Восьмой час говорит: час девятый,

ты как Енох на небо взятый.

Девятый час говорит десятому:

ты подобен ангелу пожаром объятому.

Десятый час говорит: час одиннадцатый,

разучился вдруг что-то двигаться ты.

Одиннадцатый час говорит двенадцатому:

И всё же до нас не добраться уму.

Ф о м и н.

Я буду часы отравлять.

Примите часы с ложки лекарство.

Иное сейчас наступает царство.

С о ф. М и х.

Прошу, прошу,

войдите.

Я снег сижу, крошу.

Мой дядя, мой родитель

ушли к карандашу.

Ф о м и н.

Не может быть. Вы одна. Вы небо.

С о ф. М и х.

Я как видите одна,

сижу изящно на столе.

Я вас люблю до дна,

достаньте пистолет.

Ф о м и н. Вы меня одобряете. Это превосходно. Вот как я счастлив.

С о ф. М и х.

Сергей, Иван и Владислав и Митя

покрепче меня обнимите.

Мне что-то страшно, я изящна,

но всё-таки кругом всё мрачно,

целуйте меня в щёки.

Ф о м и н. Нет в туфлю. Нет в туфлю. Большего не заслуживаю. Святыня. Богиня. Богиня. Святыня.

С о ф. М и х. Разя я так божественна. Нос у меня курносый, глаза щелки. Дура я, дура.

Ф о м и н. Что вы, любящему человеку, как мне, всё кажется лучше, чем на самом деле.

И ваши пышные штанишки

я принимаю за крыло,

и ваши речи — это книжки

писателя Анатоля Франса.

Я в вас влюблён.

С о ф. М и х. Фомин золотой. Лейка моя.

Фомин её целует и берёт. Она ему конечно отдаётся. Возможно, что зарождается ещё один человек.

С о ф. М и х. Ах по-моему мы что-то наделали.

Ф о м и н. Это только кошки и собаки могут наделать. А мы люди.

С о ф. М и х. Я бы хотела ещё разик.

Ф о м и н. Мало ли что. Как я тебя люблю. Скучно что-то.

С о ф. М и х. Ангел. Богатырь. Ты уходишь. Когда же мы увидимся.

Ф о м и н. Я когда-нибудь приду.

(Они обнялись и заплакали).

Фомин пошёл на улицу, а Софья Михайловна подошла к окну и стала смотреть на него. Фомин вышел на улицу и стал мочиться. А Софья Михайловна, увидев это, покраснела и сказала счастливо: «как птичка, как маленький».

В е н е р а сидит в своей разбитой спальне и стрижёт последние ногти.

Увидев одного постарела,

я поняла, что постарела.

Он был изящен и усат,

он был высоким будто сон.

Дул кажется пассат,

а может быть муссон.

Вбегает мёртвый господин.

Я думаю теперь уж я не та,

похожая когда-то на крота,

сама красота.

Теперь я подурнела,

живот подался вниз,

а вместе с ним пупок обвис.

Поганое довольно стало тело.

Щетиной поросло, угрями.

Я воздух нюхаю ноздрями.

Не нравится мне мой запах

Вбегает мёртвый господин.

И мысли мои стали другие,

уже не такие нагие.

Не может быть случки обнажённой

у семьи прокажённой,

поэтому любитесь на сундуках,

и человек и женщина в штанах.

Господи, что-то будет, что-то будет.

Вбегает мёртвый господин.

Возьму я восковую свечку

и побегу учить на речку.

Темнеет парус одинок,

между волос играет огонёк.

Вбегает мёртвый господин.

Ф о м и н.

Спаси меня Венера,

это тот свет.

В е н е р а.

Что вы душка?

Ф о м и н.

Надежда, Любовь, София и Вера

мне дали совет.

В е н е р а.

Зачем совет. Вот подушка.

Приляг и отдохни.

Ф о м и н.

Венера чихни.

Венера чихает.

Ф о м и н.

Значит это не тот свет.

В е н е р а.

Давай, давай мы ляжем на кровать

и будем сердца открывать.

Ф о м и н.

Я же безголовый.

Вид имея казака,

я между тем без языка.

В е н е р а (разочар.).

Да, это обидно,

да и другого у тебя

мне кажется не видно.

Ф о м и н. Не будем об этом говорить. Мне неприятно. Ну неспособен и неспособен. Подумаешь. Не за тем умирал, чтобы опять всё сначала.

В е н е р а. Да уж ладно, лежи спи.

Ф о м и н. А что будет когда я проснусь?

В е н е р а. Да ничего не будет. Всё то же.

Ф о м и н. Ну хорошо. Но тот свет-то я увижу наконец?

В е н е р а. Иди ты к чертям.

Фомин спит. В е н е р а моется и поёт:

Люблю, люблю я мальчиков,

имеющих одиннадцать пальчиков,

и не желаю умирать.

А потому я начинаю скотскую жизнь. Буду мычать.

Богиня Венера мычит,

а Бог на небе молчит,

не слышит ея мычанья,

и всюду стоит молчанье.

Ф о м и н (просыпаясь). Это коровник какой-то, я лучше уйду.

Спустите мне, спустите сходни,

пойду искать пути Господни.

В е н е р а. Тебе надо штаны спустить и отрезать то, чего у тебя нет. Беги, беги.

Вбегает мёртвый господин.

Ф о м и н.

Я вижу женщина цветок

садится на ночную вазу,

из ягодиц её поток

иную образует фазу

нездешних свойств.

Я полон снов и беспокойств.

Гляжу туда,

но там звезда,

гляжу сюда в смущенье,

здесь человечества гнездо

и символы крещенья.

Гляди забрав с собою в путь зеркало, суму и

свечки

по комнатам несётся вскачь ездок.

И харкают овечки.

О женщина! о мать!

Ты спишь накрыта одеялом,

устала ноги поднимать,

но тщишься сниться идеалом

кое-каким влюблённым мужчин

украсив свой живот пером.

Скажу развесистым лучинам:

я сам упал под топором.

Спросим: откуда она знает, что она того?

Ж е н щ и н а (просыпаясь с блестящими слезами).

Я видела ужасный сон,

как будто бы исчезла юбка,

горами вся покрылась шубка

и был мой голос унесён.

И будто бы мужчины неба

с крылами жести за спиной

как смерти требовали хлеба.

Узор виднелся оспяной

на лицах их.

Я век не видела таких.

Я женщина! — я им сказала

и молча руки облизала

у диких ангелов тоски,

щипая на своей фигуре разные волоски.

Какой был страшный сон.

У меня руки и ноги шуршали в страхе.

Скажи мне Бог к чему же он.

Я мало думала о прахе,

подумаю ещё.

Ф о м и н.

Подумай, улыбнись свечой,

едва ли только что поймёшь.

Смерть это смерти ёж.

Ж е н щ и н а.

Слаб мой ум,

и сама я дура.

Слышу смерти шум,

говорит натура:

все живут предметы

лишь недолгий век,

лишь весну да лето,

вторник да четверг.

В тщетном издыхании

время проводя,

в любовном колыхании

ловя конец гвоздя.

Ты думаешь дева беспечно,

что всё кисельно и млечно.

Нет дева дорогая,

нет жизнь это не то,

и ты окончишь путь рыгая

как пальмы и лото.

Д е в у ш к а.

Однако этот разговор

вести бы мог и чёрный двор.

Ты глупая натура не блещешь умом,

Как великие учёные Карл Маркс, Бехтерев и

Профессор Ом.

Все знают, что придёт конец,

все знают, что они свинец.

Но это пустяки,

ведь мы ещё не костяки,

и мне не страшен сотник вдовый,

вернись Фомин, шепчи, шепчи, подглядывай.

Ф о м и н.

Я подглядываю? ничтожество,

есть на что смотреть.

Ж е н щ и н а.

Давно ты так стоишь?

Ф о м и н.

Не помню. Дней пять или семь.

Я счёт потерял.

Мне не по себе.

А ты что делаешь.

Ж е н щ и н а.

Хочется, хочется,

хочется поворочаться.

(ворочается так и сяк).

Ф о м и н (воет).

Ты сумрак, ты непоседа,

ты тухлое яйцо.

Победа, Господи, Победа,

я вмиг узнал ея лицо.

Г о с п о д ь.

Какое же её лицо.

Ф о м и н.

Географическое.

Н о с о в.

Важнее всех искусств

я полагаю музыкальное.

Лишь в нём мы видим кости чувств.

Оно стеклянное, зеркальное.

В искусстве музыки творец

десятое значение имеет,

он отвлечённого купец,

в нём человек немеет.

Когда берёшь ты бубен или скрипку,

становишься на камень пенья,

то воздух в маленькую рыбку

превращается от нетерпенья.

Тут ты стоишь играешь чудно,

и стол мгновенно удаляется,

и стул бежит походкой трудной,

и география является.

Я под рокот долгих струн

стал бы думать — я перун

или география.

Ф о м и н (в испуге). Но по-моему никто не играл. Ты где был?

Н о с о в. Мало ли что тебе показалось что не играли.

Ж е н щ и н а.

Уж третий час вы оба здесь толчётесь,

все в трепете, в песке и в суете.

костями толстыми и голосом сочтётесь,

вы ездоки науки в темноте.

Когда я лягу изображать валдай,

волшебные не столь большие горы,

Фомин езжай вперёд. Гусаров не болтай.

Вон по краям дороги валяются ваши разговоры.

Ф о м и н.

Кто ваши? Не пойму твоих вопросов.

Откуда ты взяла, что здесь Носов.

Здесь всё время один Фомин,

это я.

Н о с о в (вскипая). Ты? ты скотина!

Ф о м и н. Кто я? я? (успокаиваясь). Мне всё равно (уходит).

Н о с о в. Фомина надо лечить. Он сумасшедший, как ты думаешь?

Ж е н щ и н а.

Женщина спит.

Воздух летит.

Ночь превращается в вазу.

В иную нездешнюю фразу

вступает живущий мир.

Дормир Носов, дормир.

Жуки выползают из клеток своих,

олени стоят как убитые.

Деревья с глазами святых

качаются Богом забытые.

Весь провалился мир.

Дормир Носов, дормир.

Солнце сияет в потёмках леса.

Блоха допускается на затылок беса.

Сверкают мохнатые птички,

в саду гуляют привычки.

Весь рассыпался мир.

Дормир Носов, дормир.

Ф о м и н (возвращаясь). Я сразу сказал: у земли невысокая стоимость.

Н о с о в. Ты бедняга не в своём уме.

(Они тихо и плавно уходят).

И тогда на трон природы

сели горные народы,

берег моря созерцать,

землю мерить и мерцать.

Так сидят они мерцают

и негромко восклицают:

волны бейте, гром греми,

время век вперёд стреми.

По бокам стоят предметы

безразличные молчат.

На небе вялые кометы

во сне худую жизнь влачат.

Иные звери веселятся

под бессловесною луной,

их души мрачно шевелятся,

уста закапаны слюной.

Приходит властелин прикащик,

кладёт зверей в ужасный ящик

и везёт их в бешенства дом,

где они умирают с трудом.

Бойтесь бешеных собак.

Как во сне сидят народы

и глядят на огороды.

Сторож нюхает табак.

Тут в пылающий камин

вдруг с числом вошёл Фомин.

Ф о м и н.

Человек во сне бодрится,

рыбы царствуют вокруг.

Только ты луна сестрица,

только ты не спишь мой друг.

Здравствуйте народы,

Пётры, Иваны, Николаи, Марии, Силантии

на хвост природы

надевшие мантии,

куда глядите вы.

Н а р о д ы.

Мы бедняк, мы бедняк

в зеркало глядим.

В этом зеркале земля

отразилась как змея.

Её мы будем изучать.

При изучении земли

иных в больницу увезли,

в сумасшедший дом.

Ф о м и н.

А что вы изучали, глупцы?

Н а р о д ы.

Мы знаем, что земля кругла,

что камни скупцы,

что на земле есть три угла,

леса, дожди, дорога,

и человек начальник Бога.

А над землёю звёзды есть

с химическим составом,

они покорны нашим уставам,

в кружении небес находят долг и честь.

Всё мы знаем, всё понимаем.

З а т ы ч к и н.

Ты смотришь робко,

подобный смерти.

Пустой коробкой

пред нами вертишь.

Ужели это коробка зла.

Приветствую пришествие козла.

Ф о м и н.

Родоначальники я к вам пришёл

и с вами говорить намерен,

ведь сами видите вы хорошо,

что не козёл я и не чёрт, не мерин,

тем более ни кто-нибудь другой.

Фомин сказал. Махнул рукой.

Заплакал от смущенья

и начал превращенье.

Р е ч ь Ф о м и н а.

Господа, господа,

все предметы, всякий камень,

рыбы, птицы, стул и пламень,

горы, яблоки, вода,

брат, жена, отец и лев,

руки, тысячи и лица,

в войну, и хижину, и гнев,

дыхание горизонтальных рек

занёс в свои таблицы

неумный человек.

Если создан стул то зачем?

Затем, что я на нём сижу и мясо ем.

Если сделана мановением руки река,

мы полагаем, что сделана она для наполнения

нашего мочевого пузырька.

Если сделаны небеса,

они должны показывать научные чудеса.

Так же созданы мужские горы,

назначения, туман и мать.

Если мы заводим разговоры,

вы дураки должны их понимать.

Господа, господа,

а вот перед вами течёт вода,

она рисует сама по себе.

Там под кустом лежат года

и говорят о своей судьбе.

Там стул превращается в победу,

наука изображает собой среду,

и звери, чины и болезни

плавают как линии в бездне.

Царь мира Иисус Христос

не играл ни в очко, ни в штосс,

не бил детей, не курил табак,

не ходил в кабак.

Царь мира преобразил мир.

Он был небесный бригадир,

а мы были грешны.

Мы стали скучны и смешны.

И в нашем посмертном вращении

спасенье одно в превращении.

Господа, господа,

глядите вся земля вода.

Глядите вся вода сутки.

Выходит летающий жрец из будки

и в ужасе глядит на перемену,

на смерть изображающую пену.

Родоначальники довольны ли вы?

Н а р о д.

Мы не можем превращенья вынести.

После этого Фомин пошёл в тёмную комнату, где посредине была дорога.

Ф о м и н.

Остроносов ты здесь?

О с т р о н о с о в.

Я весь.

Ф о м и н.

Что ты думаешь, о чём?

О с т р о н о с о в.

Я прислонясь плечом к стене

стою подобный мне.

Здесь должно нечто произойти.

Допустим мы оба взаперти.

Оба ничего не знаем, не понимаем.

Сидим и ждём.

Ф о м и н.

Война проходит под дождём

бряцая вооруженьем.

Война полна наслажденьем.

О с т р о н о с о в.

Слушай, грохочет зеркало на обороте,

гуляет стул надменный.

Я вижу в этом повороте

его полёт одновременный.

Ф о м и н.

Дотронься до богатого стола.

Я чувствую присутствие угла.

О с т р о н о с о в.

Ай жжётся.

Ф о м и н.

Что горит.

О с т р о н о с о в.

Диван жжётся. Он горячий.

Ф о м и н.

Боже мой. Ковёр горит.

Куда мы себя спрячем.

О с т р о н о с о в.

Ай жжётся,

кресло подо мной закипело.

Ф о м и н.

Беги, беги,

чернильница запела.

Господи помоги.

Вот беда, так беда.

О с т р о н о с о в.

Всё останавливается.

Всё пылает.

Ф о м и н.

Мир накаляется Богом,

что нам делать.

О с т р о н о с о в.

Я в жизни вина

не знал и не пил.

Прощайте я превратился в пепел.

Ф о м и н.

Если вы предметы боги,

где предметы ваша речь.

Я боюсь такой дороги

мне вовек не пересечь.

П р е д м е т ы (бормочут).

Да это особый рубикон. Особый рубикон.

Ф о м и н.

Тут раскалённые столы

стоят как вечные котлы,

и стулья как больные горячкой

чернеют вдали живою пачкой.

Однако это хуже чем сама смерть,

перед этим всё игрушки.

День ото дня всё становится хуже и хуже.

Б у р н о в.

Успокойся, сядь светло,

это последнее тепло.

Тема этого событья

Бог посетивший предметы.

Ф о м и н.

Понятно.

Б у р н о в.

Какая может быть другая тема,

чем смерти вечная система.

Болезни, пропасти и казни

её приятный праздник.

Ф о м и н.

Здесь противоречие,

я ухожу.

Лежит в столовой на столе

труп мира в виде крем-брюле.

Кругом воняет разложеньем.

Иные дураки сидят

тут занимаясь умноженьем.

Другие принимают яд.

Сухое солнце, свет, кометы

уселись молча на предметы.

Дубы поникли головой

и воздух был гнилой.

Движенье, теплота и твердость

потеряли гордость.

Крылом озябшим плещет вера,

одна над миром всех людей.

Воробей летит из револьвера

и держит в клюве кончики идей.

Все прямо с ума сошли.

Мир потух. Мир потух.

Мир зарезали. Он петух.

Однако много пользы приобрели.

Миру конечно ещё не наступил конец,

ещё не облетел его венец.

Но он действительно потускнел.

Фомин лежащий посинел

и двухоконною рукой

молиться начал. Быть может только Бог.

Легло пространство вдалеке.

Полёт орла струился над рекой.

Держал орёл иконку в кулаке.

На ней был Бог.

Возможно, что земля пуста от сна,

худа, тесна.

Возможно мы виновники, нам страшно.

И ты орёл аэроплан

сверкнёшь стрелою в океан

или коптящей свечкой

рухнешь в речку.

Горит бессмыслицы звезда,

она одна без дна.

Вбегает мёртвый господин

и молча удаляет время.

<1931>

* Арбр — по-франц. дерево (примеч. автора).

КУПРИЯНОВ И НАТАША

Куприянов и его дорогая женщина Наташа проводив тех свиных гостей укладываются спать.

К у п р и я н о в снимая важный галстук сказал:

Пугая мглу горит свеча,

у ней серебряные кости.

Наташа,

что ты гуляешь трепеща,

ушли давно должно быть гости.

Я даже позабыл, Маруся,

Соня,

давай ложиться дорогая спать,

тебя хочу я покопать

и поискать в тебе различные вещи,

недаром говорят ты сложена не так как я.

Н а т а ш а (снимая кофту).

Куприянов мало проку с этой свечки,

она не осветила бы боюсь овечки,

а нас тут двое,

боюсь я скоро взвою

от тоски, от чувства, от мысли, от страха,

боюсь тебя владычица рубаха,

скрывающая меня в себе,

я в тебе как муха.

К у п р и я н о в (снимая пиджак).

Скоро скоро мы с тобой Наташа

предадимся смешным наслаждениям.

Ты будешь со мной, я буду с тобой

Заниматься деторождением.

И будем мы подобны судакам.

Н а т а ш а (снимая юбку).

О Боже, я остаюсь без юбки.

Что мне делать в моих накрашенных штанах.

На стульях между тем стояли весьма серебряные кубки, вино чернело как монах

и шевелился полумёртвый червь.

Я продолжаю.

Я чувствую мне даже стало стыдно,

себя я будто небо обнажаю:

покуда ничего не видно,

но скоро заблестит звезда.

Ужасно всё погано.

К у п р и я н о в (снимая брюки).

Сейчас и я предстану пред тобой

почти что голый как прибой.

Я помню раньше в этот миг

я чувствовал восторг священный,

я видел женщины родник

зелёный или синий,

но он был красный.

Я сходил с ума,

я смеялся и гладил зад её атласный,

мне было очень хорошо,

и я считал что женщина есть дудка,

она почти что человек,

недосягаемая утка.

Ну ладно, пока что торопись.

Н а т а ш а (снимая штаны).

Своё роняя оперенье,

я думаю твой нос и зренье

теперь наполнены мной,

ты ешь мой вид земной.

Уже ты предвкушаешь наслажденье

стоять на мне как башня два часа,

уже мои ты видишь сквозь рубашку волоса

и чувствуешь моей волны биенье.

Но что-то у меня мутится ум,

я полусонная как скука.

К у п р и я н о в (снимая нижние штаны).

Я полагаю что сниму их тоже,

чтоб на покойника не быть похожим,

чтоб ближе были наши кожи.

Однако посмотрим в зеркало на наши рожи.

Довольно я усат. От страсти чуть-чуть красен.

Глаза блестят, я сам дрожу.

А ты красива и светла,

И грудь твоя как два котла,

возможно что мы черти.

Н а т а ш а (снимая рубашку).

Смотри-ка, вот я обнажилась до конца

и вот что получилось,

сплошное продолжение лица,

я вся как будто в бане.

Вот по бокам видны как свечи

мои коричневые плечи,

пониже сытных две груди,

соски на них сияют впереди,

под ними живот пустынный,

и вход в меня пушистый и недлинный,

и две значительных ноги,

меж них не видно нам ни зги.

Быть может тёмный от длины

ты хочешь посмотреть пейзаж спины.

Тут две приятные лопатки

как бы солдаты и палатки,

а дальше дивное сиденье,

его небесное виденье

должно бы тебя поразить

И шевелился полумёртвый червь,

кругом ничто не пело,

когда она показывала хитрое тело.

К у п р и я н о в (снимая рубашку).

Как скучно всё кругом

и как однообразно тошно.

Гляди я голым пирогом

здесь пред тобой стою роскошно.

И поднята могущественно к небу

моя четвёртая рука.

Хотя бы кто пришёл и посмотрел на нас,

а то мы здесь одни да на иконе Спас,

интересно знать сколько времени мы

раздевались.

Пожалуй пол-часа, а? Как ты полагаешь?

Меж тем они вдвоём обнялись,

к постели тихой подошли.

— Ты окончательно мне дорога Наташа, -

ей Куприянов говорит.

Она ложится и вздымает ноги,

и бессловесная свеча горит.

Н а т а ш а.

Ну что же Куприянов, я легла,

устрой чтоб наступила мгла,

последнее колечко мира,

которое ещё не распаялось,

есть ты на мне.

А чёрная квартира

над ними издали мгновенно улыбалась.

Ложись скорее Куприянов,

Умрём мы скоро.

К у п р и я н о в.

Нет, не хочу. (Уходит).

Н а т а ш а.

Ужасно, я одна осталась,

любовь ко мне не состоялась,

лежу одна, лежу грущу,

рукой в окрестности верчу. (Плачет).

К у п р и я н о в (сидя на стуле в одиноком наслаждении).

Я сам себя развлекаю.

Ну вот всё кончилось.

Одевайся.

Дремлет полумёртвый червь.

Н а т а ш а (надевая рубашку).

Я затем тебя снимала,

потому что мира мало,

потому что мира нет,

потому что он выше меня.

Я осталась одинокой дурой.

со своей безумною фигурой.

К у п р и я н о в (надевая рубашку).

Наташа, гляди светает.

Н а т а ш а (надевая штаны).

Уйдите я на вас смотреть не хочу,

сама себя я щекочу

и от этого прихожу в удивительное счастие.

Я сама для себя источник.

Я люблю другого.

Я молча одеваюсь в сон.

Из состояния нагого

я перейду в огонь одежд.

К у п р и я н о в (надевая нижние штаны).

И нету для меня надежд.

Мне кажется, что становлюсь я меньше

и бездыханнее и злее.

От глаз подобных жарких женщин

бегут огни по тела моего аллее,

я сам не свой.

Зевает полумёртвый червь.

Н а т а ш а (надевая юбку).

Какой позор, какое бесстыдство.

Я доверилась последнему негодяю.

Это хам человеческого рода –

и такие тоже будут бессмертными.

Стояла ночь. Была природа.

Зевает полумёртвый червь.

К у п р и я н о в (надевая брюки).

О природоведение, о логика, о математика,

о искусство,

не виноват же я что верил в силу последнего

чувства.

О как всё темнеет.

Мир окончательно давится.

Его тошнит от меня,

меня тошнит от него.

Достоинство спряталось за последние тучи.

Я не верил в количество звёзд.

Я верил в одну звезду.

Оказалось что я одинокий ездок,

и мы не были подобны судакам.

Н а т а ш а (надевая кофту).

Гляди идиот, гляди

на окончания моей груди.

Они исчезают, они уходят, они уплывают,

потрогай их дурак.

Сейчас для них наступит долгий сон.

Я превращаюсь в лиственницу.

я пухну.

К у п р и я н о в (надевая пиджак).

Я говорил, что женщина это почти что человек,

она дерево.

Что же теперь делать.

Я закурю, я посижу, я подумаю.

Мне всё чаще и чаще кажется странным,

что время ещё движется,

что оно ещё дышит.

Неужели время сильнее смерти,

возможно что мы черти.

Прощай дорогая лиственница Наташа.

Восходит солнце мощное как свет.

Я больше ничего не понимаю.

Он становится мал-мала меньше и исчезает.

Природа предаётся одинокому наслаждению.

<Сентябрь 1931>

МИР

ДЕМОН.

Няню демон вопросил -

няня сколько в мире сил.

Отвечала няня: две,

обе силы в голове.

НЯНЯ.

Человек сидит на ветке

и воркует как сова,

а верблюд стоит в беседке

и волнуется трава.

ЧЕЛОВЕК.

Человек сказал верблюду

ты напомнил мне Иуду.

ВЕРБЛЮД.

Отчего спросил верблюд.

Я не ем тяжёлых блюд.

ДУРАК-ЛОГИК.

Но верблюд сказал: дурак,

ведь не в этом сходство тел,

в речке тихо плавал рак,

от воды он пропотел,

но однако потный рак

не похож на плотный фрак

пропотевший после бала.

СМЕРТЬ.

Смерть меня поколебала,

я на землю упаду

под землёй гулять пойду.

УБИЙЦЫ.

Появились кровопийцы

под названием убийцы,

с ними нож и пистолет,

жили двести триста лет.

И построили фонтан

и шкатулку и шантан,

во шантане веселились,

во фонтане дети мылись.

НЯНЬКИ.

Няньки бегали с ведёрком

по окружности земной.

Всё казалось им тетёркой.

ОН.

Звери лазали за мной,

я казался им герой,

а приснился им горой.

ЗВЕРИ ПЛАЧА.

Звери плача: ты висел.

Всё проходит без следа.

Молча ели мы кисель,

лёжа на кувшине льда.

РОГАТЫЕ БАРАНЫ.

Мы во льду видали страны.

Мы рогатые бараны.

ДЕМОН.

Бросьте звери дребедень,

настаёт последний день,

новый кончился шильон,

мир ложится утомлён,

мир ложится почивать,

Бог собрался ночевать.

Он кончает все дела.

ЛЯГУШКА.

Я лягушку родила.

Она взлетела со стола,

как соловей и пастила,

теперь живёт в кольце Сатурна,

бесшабашно, вольно, бурно,

существует квакает,

так что кольца крякают.

ВИСЯЩИЕ ЛЮДИ.

Боже мы развешаны,

Боже мы помешаны,

мы на дереве висим,

в дудку голоса свистим,

шашкой машем вправо влево

как сундук и королева.

НЯНЬКА.

Сила первая светло,

и за ней идёт тепло,

а за ней идёт движенье

и животных размноженье.

ТАПИР.

Как жуир спешит тапир

на земли последний пир.

МЕТЕОР.

И сверкает как костёр

в пылком небе метеор.

ЭПИЛОГ.

На обоях человек,

а на блюдечке четверг.

<1931?>

ГОСТЬ НА КОНЕ

Конь степной

бежит устало,

пена каплет с конских губ.

Гость ночной

тебя не стало,

вдруг исчез ты на бегу.

Вечер был.

Не помню твердо,

было все черно и гордо.

Я забыл

существованье

слов, зверей, воды и звёзд.

Вечер был на расстояньи

от меня на много верст.

Я услышал конский топот

и не понял этот шопот,

я решил, что это опыт

превращения предмета

из железа в слово, в ропот,

в сон, в несчастье, в каплю света.

Дверь открылась,

входит гость.

Боль мою пронзила

кость.

Человек из человека

наклоняется ко мне,

на меня глядит как эхо,

он с медалью на спине.

Он обратною рукою

показал мне — над рекою

рыба бегала во мгле,

отражаясь как в стекле.

Я услышал, дверь и шкап

сказали ясно:

конский храп.

Я сидел и я пошёл

как растение на стол,

как понятье неживое,

как пушинка

или жук,

на собранье мировое

насекомых и наук,

гор и леса,

скал и беса,

птиц и ночи,

слов и дня.

Гость я рад,

я счастлив очень,

я увидел край коня.

Конь был гладок,

без загадок,

прост и ясен как ручей.

Конь бил гривой

торопливой,

говорил -

я съел бы щей.

Я собранья председатель,

я на сборище пришёл.

— Научи меня Создатель.

Бог ответил: хорошо,

Повернулся

боком конь,

и я взглянул

в его ладонь.

Он был нестрашный.

Я решил,

я согрешил,

значит, Бог меня лишил

воли, тела и ума.

Ко мне вернулся день вчерашний.

В кипятке

была зима,

в ручейке

была тюрьма,

был в цветке

болезней сбор,

был в жуке

ненужный спор.

Ни в чём я не увидел смысла.

Бог Ты может быть отсутствуешь?

Несчастье.

Нет я всё увидел сразу,

поднял дня немую вазу,

я сказал смешную фразу -

чудо любит пятки греть.

Свет возник,

слова возникли,

мир поник,

орлы притихли.

Человек стал бес

и покуда

будто чудо

через час исчез.

Я забыл существованье,

я созерцал

вновь

расстоянье.

<1931–1934>

ЧЕТЫРЕ ОПИСАНИЯ

З у м и р.

Желая сообщить всем людям,

зверям, животным и народу

о нашей смерти, птичьим голосом

мы разговаривать сегодня будем,

и одобрять лес, реки и природу

спешим. Существовал ли кто?

Быть может птицы или офицеры,

class="book">и то мы в этом не уверены,

но всё же, нельзя, нельзя, нельзя

забыть хотя бы те примеры,

у птиц не существуют локти,

кем их секунды смерены.

К у м и р.

Прерву тебя.

З у м и р.

Что?

К у м и р.

Тебя прерву.

З у м и р.

Прерви.

К у м и р.

Прервал тебя.

З у м и р.

Я продолжаю.

Ч у м и р.

Весь в мыслях я лежал,

обозревая разные вещи,

предметы. Я желал.

Горело всё кругом.

Спешило всё бегом, бегом.

Впрочем когда следишь за временем,

то кажется что всё бежит,

и кажется гора дрожит

и море шевелится,

песок с песчинкой говорит,

и будто рыбы борются

цветы и чай на блюдце.

Луна с луной,

звезда с звездой

и снег с водой,

и снег седой,

и хлеб с едой,

— везде как будто бы видны сраженья,

все видим в площади движенье.

Мы спим. Мы спим.

Т у м и р.

Что в мире есть? Ничего в мире нет,

всё только может быть?

К у м и р.

Что ты говоришь? А енот есть. А бобёр есть.

А море есть.

Т у м и р.

Всего не счесть,

что в мире есть.

Стакан и песнь

и жук и лесть,

по лесу бегающие лисицы,

стихи, глаза, журавль и синицы,

и двигающаяся вода,

медь, память, планета и звезда,

одновременно не полны

сидят на краешке волны.

Со всех не видим мы сторон

ни пауков и ни ворон,

в секунду данную оне

лежат как мухи на спине.

В другую боком повернутся,

поди поймай их, они смеются.

Не разглядеть нам мир подробно,

ничтожно всё и дробно.

Печаль меня от этого всего берёт.

К у м и р.

Ночь ужасная черна,

жизнь отвратительна, страшна.

Друг друга человек жалеет,

слезами руки поливает,

щеку к щеке он прижимает,

он сон лелеет.

Бессмертен сон.

Лежит человек

с девой на кровати,

её обняв.

На столике свеча дымится,

в непостижимое стремится.

Обои хладнокровны,

стаканы дышат ровно.

Как будто бы миролюбива ночь,

блистают точные светила.

Страсть человека посетила,

и он лежит жену обняв.

Он думает, какого чёрта,

всё хорошо кругом, всё мёртво.

Лишь эта девушка жена

жива и дивно сложена.

Растения берёт он в руки

и украшает ей живот,

цветами музыки её он украшает,

слогами шумными он ей поёт.

Но ночь предстанет

вдруг оживлена.

Свеча завянет,

закричит жена.

На берег выбежит кровати,

туда где бьёт ночной прибой,

и пену волн и перемену

они увидят пред собой.

Проснутся каменные предметы

и деревянные столы.

Взлетят над ними как планеты

богоподобные орлы.

Т у м и р.

Так значит нет уверенности в часе,

и час не есть подробность места.

Час есть судьба.

О, дай мне синьку.

3 — й у м и р. (а ю щ и й).

Хочу рассказать историю моей смерти.

Шесть месяцев уж шла война.

Я был в окопах. Я не пил вина.

Не видел женской незабудки.

Не видел сна. Не знал постели.

Не слышал шутки.

Пули сплошь свистели.

Немецкие руки врагов

не боялись наших штыков.

Турецкие глаза врагов

не пугались наших богов.

Австрийская грудь врага

стала врагу не дорога.

Лишь бы ему нас разбить.

Не знали мы все как нам тут быть.

Мы взяли Перемышль и Осовец,

был каждый весел,

богач сибирский иль купец,

иль генерал встать уж не могший с кресел.

Все смеялись. Стало быть

нам удалось врага разбить

и победить и вдруг убить.

Лежат враги без головы

на бранном поле,

и вдовы их кричат увы,

их дочки плачут оли.

Все находились мы в патриотическом угаре,

но это было с общей точки зрения.

Лес не заслуживает презрения,

река течёт одновременно покорная своей судьбе.

Что расскажу я о себе?

1 — й у м и р. (а ю щ и й).

Я тебя прерву.

3 — й у м и р. (а ю щ и й).

Что?

1 — й у м и р. (а ю щ и й).

Прерву тебя.

3 — й у м и р. (а ю щ и й).

Прерви меня.

1 — й у м и р.(а ю щ и й).

Прервал тебя.

2 — й у м и р. (а ю щ и й).

Я продолжаю.

3 — й у м и р. (а ю щ и й).

В окопе на кровати я лежал

и Мопассана для себя читал,

и раздражался от желания

приласкать какую-нибудь пышную Маланию.

Хотелось мне какую-нибудь девушку помять

в присутствии моей довольно близкой смерти.

Мысли эти были плохи,

и в наказанье мне живот, поверьте,

кусали вши, чесали блохи.

Вдруг выбегает

деньщик Ермаков,

кричит выбегает,

торопится в Псков.

Вдруг приходит

фельдфебель Путята,

кричит и уходит

в одежде богатой.

И все рядовые,

вынув штыки,

идут городовые,

кричат пустяки.

Вся армия бежит,

она бежит как раз.

Оставлена Варшава

Рига, Минск и Павел Павлович Кавказ.

А вышел я на край реки,

держа в руке пустые пузырьки,

и с грустью озирал досадное поражение,

как быстро кончилось несчастное сражение.

И надо мной вертелся ангелок,

он чью-то душу в рай волок,

и мне шептал: и твой час близок,

тебе не спать с твоей невестой Лизой.

И выстрел вдруг раздался,

и грудь моя поколебалась.

Уж я лежал шатался,

и надо мной берёза улыбалась.

Я был и ранен и убит.

То было в тысячу девятьсот четырнадцатом году.

4 — й у м и р. (а ю щ и й).

Да это верно. О времени надо думать так же

как о своей душе. Это верно.

2 — й у м и р. (а ю щ и й).

Хочу рассказать вам историю своей смерти.

Я сидел в своей гостиной,

я сидел в своей пустынной,

я сидел в своей картинной,

я сидел в своей старинной,

я сидел в своей недлинной

за столом.

Я сидел за столом,

вовсе не махал веслом.

Я не складывал частей,

я сидел и ждал гостей

без костей.

Ко мне шли гости:

Мария Павловна Смирнова,

секретарь суда Грязнов,

старый, хмурый, толстый, вдовый,

и Зернов.

Генерал и генеральши,

юнкер Пальмов, гусар Борецкий,

круглый, что орех твой грецкий.

Дальше.

Вечер славно протекал,

как всегда в еде, в беседе.

За освобождение крестьян

вдруг разбушевался генерал,

он был смутьян.

— Крестьян освобождать не надо,

им свобода хуже ада,

им надо кашу, надо плеть.

— Нет их надо пожалеть,

сказал купец Вавилов,

довольно их судьба давила.

Вмиг завязался спор на час,

и всех развлёк и занял нас.

Вдруг на меня тоска напала,

я беспокойство ощутил,

с тоской взглянул на генерала

и на Вавилова взглянул.

Борецкий с дамами шутил,

трещал под ним некрепкий стул.

Я к зеркалу направился в досаде.

Казалось мне, за мной шагает кто-то сзади,

и в зеркало я увидал Скворцова,

он умер восемь лет назад.

Его глаза полуприкрыты,

и щеки синие небриты,

и мертвый и дурацкий взгляд

манил меня выйти из столовой,

он мне шептал: ты слаб и стар,

тут меня хватил третий апоплексический удар.

Я умер.

Это было в тысячу восемьсот пятьдесят восьмом

году.

1 — й у м и р. (а ю щ и й).

Да покойники, мы пьём из невесёлой чаши,

нам не сладки воспоминанья наши.

Я также был когда-то жив

и Финский я любил залив.

На состояние воды рябое

глядел и слушал шум прибоя.

Картины Репина про бурлаков

мне очень были милы,

и Айседору без чулков

любил я поглядеть. Всё это было.

Я Бальмонта читал стихи,

я государственную думу

любил как пуму,

где депутаты ругались как петухи,

и Блока дивные стишки

как в море бурном гребешки

нам иногда ласкали слух

и возвышали наш дух.

Мы храбро церковь презирали,

мы ругали все Бога и попов.

Мы авиаторов любили,

давя без музыки клопов.

Аэроплан мы одобряли.

Тогда один среди лесов

любил гулять теософ.

Тогда писатель граф Толстой

уж не ложился с дамой спать.

В год тысяча девятьсот шестой,

затем седьмой, восьмой, существенный

бежал и прятался как день обещанный

и всё не мог для нас настать.

Мы жили все в неопределенном состоянии

и часто находились в жёлтом здании.

И многие из нас, взяв в руки пистолет,

пред этим за обедом съев котлет,

теперь пытались пистолет проглотить

и с жизнью кончить все подсчёты,

чтоб больше бы не жить.

К у м и р.

Прерву тебя.

1 — й у м и р.(а ю щ и й).

Прерви меня.

И я подобною работой

однажды тоже занялся.

Мне стало ясно. Жизнь никчёмна,

мне на земле широкой тёмной

не находилось больше места,

и я за ум взялся,

сказал: прощай, прощай навек невеста

и газированная вода.

Меня не будет больше никогда.

Сидел в своём я кабинете

и горевал.

На пистолете

курок сверкал.

И пистолет я в рот вложил,

как бы вина бутылку,

через секунду ощутил

стук пули по затылку.

И разорвался мой затылок

на пять и шесть частей.

Это было в тысячу девятьсот одиннадцатом году.

4 — й у м и р. (а ю щ и й).

Был бой. Гражданская война

в Крыму, в Сибири и на севере.

Днепр, Волга, Обь, Двина.

На ржи, на лютиках, на клевере,

везде лежали трупы.

Был голод, не хватало супа.

Концы ужасной этой битвы

остры как лезвие у бритвы,

я даже не успел прочесть молитвы,

как от летящей пули наискось

я пал подкошенный как гвоздь.

Граждане, взмолился я, родные,

ведь у меня ребята есть грудные,

и эти молодые дети

теперь одни останутся на свете.

И две жены моих красавицы

теперь развратничать начнут.

О хоть бы, хоть бы мне поправиться,

но командир сказал — капут.

Подумай сам, ведь ты убит,

тут доктор помощь оказать не сможет,

и окровавленный твой вид

в земле червяк довольно скоро сгложет.

Я говорю ему — нет командир,

червяк быть может сгложет мой мундир

и может быть в теченье часа

моё сожрет всё мясо.

Но мысль мою и душу

червяк не съест, и я его не трушу.

Но я уже не говорил. Я думал.

И я уже не думал, я был мёртв.

Моё лицо смотрело на небо без шума,

и признак жизни уходил из вен и из аорт.

В моих зрачках число четыре отражалось,

а битва, бой, сраженье продолжалось.

То тысячу девятьсот двадцатый был год.

З у м и р.

Мы выслушали смерти описанья,

мы обозрели эти сообщенья от умирающих умов.

Теперь для нашего сознанья

нет больше разницы годов.

Пространство стало реже,

и все слова — паук, беседка, человек, —

одни и те же.

Кто дед, кто внук,

кто маргаритка, а кто воин,

мы все исчадия наук

и нами смертный час усвоен.

Ч у м и р.

Спят современники морей.

К у м и р.

Куда же им.

<1931–1934>

ОЧЕВИДЕЦ И КРЫСА

О н.

Маргарита отвори

мне окошко поскорей.

Маргарита говори

мне про рыб и про зверей.

Опустилась ночи тень,

всюду в мире свет потух.

Маргарита кончен день,

дует ветер, спит петух.

Спит орёл на небесах,

спят растения в лесах,

будущие спят гробы,

сосны, ели и дубы.

Воин выходит на позор,

бобр выходит на грабёж,

и бросая в звёзды взор,

счёт ночам заводит ёж.

Рыбы бегают в реке,

бродят рыбы по морям,

и скворец в своей руке

тихо держит мёртвый храм.

И дрозды поют слегка,

и рычит печальный лев.

Гонит Бог издалека

к нам на город облака,

и рычит печальный лев.

О н.

Мы не верим что мы спим.

Мы не верим что мы здесь.

Мы не верим что грустим,

мы не верим что мы есть.

О н.

Холод горы озаряет,

снежный гор больших покров,

а в снегу как лунь ныряет

конь под тяжестью ковров.

На коврах курсистка мчится,

омрачённая луной.

На коня глядит волчица,

пасть облитая слюной.

Лежебока, бедный всадник,

мчится в тройке как лакей,

входит в тёмный палисадник,

кость сжимая в кулаке.

Отдаёт курсистке плеть он,

подаёт старухе трость.

Каждый час встречая тостом,

он лихую гладит кость.

А курсистка как карета

запылённая стоит.

С незнакомого портрета

глаз не сводит. И блестит.

О н.

Я мысли свои разглядывал.

Я видел у них иные начертания.

Я чувства свои измеривал.

Я нашёл их близкие границы.

Я телодвижения свои испытывал.

Я определил их несложную значимость.

Я миролюбие своё терял.

У меня не осталось сосредоточенности.

Догадывающийся догадается.

Мне догадываться больше нечего.

О н.

Сейчас я буду говорить.

Пока он говорит, является небольшая комната. Всё рассечено. Где ты наш мир. Ни тебя нет. Ни нас нет. На тарелках сидят Пётр Иванович Иванович Иванович, курсистка, дворецкий Грудецкий, Степанов-Песков и четыреста тридцать три испанца.

Входит Лиза или Маргарита.

О д н а и з д в у х.

Что вижу я.

Здесь общество собралось адское.

Огнём и серой пахнет здесь.

И шеи у вас какие-то пороховые,

и уши, и руки, ноги, и носы

и глаза. Вы все как в столбняке.

Уже зима который час стоит,

не вышло ль здесь убийства.

Д в о р е ц к и й — Г р у д е ц к и й.

Маргарита иди Лиза,

чаю дать вам иль часы.

О н а (о д н а и з д в у х).

Ах Грудецкий вы подлиза

ещё с царских времён

вы Семён.

Я спрашиваю: не было ли здесь убийства.

После этого три часа играла музыка.

Разные вальсы и хоралы.

Кириллов за это время успел жениться. Но чего-то ему недоставало.

С т е п а н о в — П е с к о в.

Убийство. Не говори так много об убийстве.

Мы ещё не поняли убийства.

Мы ещё не поняли этого слова.

Мы ещё не поняли этого дела.

Мы ещё не поняли ножа.

К о с т о м а р о в (и с т о р и к).

Тринадцать лет.

Двенадцать лет.

Пятнадцать лет.

Шестнадцать лет.

Кругом одни кустарники.

Г р и б о е д о в (п и с а т е л ь).

О чём тут быть может разговор,

ясно что он вор.

Крутые волшебные виденья

мне душу посещают.

Неизъяснимые больные наслажденья

они мне обещают.

Мой ум они вскружили,

я сам теперь как белка в колесе.

Создания нездешние уйдите,

я еду в Грузию сегодня как и все.

Бледные на тарелке четыреста тридцать три испанца воскликнули одногласно и недружелюбно:

Убийству произойти пора-с.

И тут свершилась тьма-темь. И Грудецкий убил Степанова-Пескова. Впрочем о чём тут говорить.

Все вбежали в постороннюю комнату и увидели следующую картину. Поперёк третьего стола стояла следующая картина. Представьте себе стол и на нём следующую картину.

Воззрясь на картину,

Грудецкий держал

в руке как картину

кровавый кинжал.

Ложилась на землю

и капала кровь,

вращалась земля

и планеты кружились.

Лежал на полу

Степанов-Песков

подобно орлу

без сапог и носков.

Лежал он босой

как шиповник.

Укушен осой

был чиновник.

Тут снова входит Лиза и кричит:

Ага-ага я говорила, что убийство свершится.

Все на неё закричали, все зашикали. Тише, Лиза, Лиза, тише, тише, вы одна из двух.

Потом опять стал говорить он.

О н.

Мы видели бедное тело,

оно неподвижно лежало.

В нём жизнь непрерывно редела

под диким ударом кинжала.

Глаза как орехи закрылись.

Что знаем о смерти мы люди.

Ни звери, ни рыбы, ни горы,

ни птицы, ни тучи мы будем.

Быть может страна иль диваны,

быть может часы и явленья,

морские пучины, вулканы

имеют о ней представленье.

Жуки и печальные пташки,

что тихо летают под тучей

в своей небогатой рубашке,—

для них смерть — изученный случай.

О н.

Который час.

Они бегут, бегут.

О н.

Я обратил внимание на смерть.

Я обратил внимание на время.

О н.

Они бегут, бегут.

О н.

Вновь курсистка появилась,

как лапша,

и студент над ней склонился,

как душа.

И курсистка состоялась,

как цветок.

Тройка быстрая умчалась

на восток.

О н.

Который час.

О н.

Листва стоит в лесу как гром.

О н.

Сейчас я буду говорить.

Уже усталая свеча

пылать устала как плечо,

а всё курсистка говорила —

целуй Степан ещё ещё.

Ты мне и ноги поцелуй,

ты мне и брюхо поцелуй.

Степан уж был совсем без сил,

он страшно вдруг заголосил:

я не могу вас целовать,

сейчас пойду в университет

наук ученье изучать:

как из металла вынуть медь,

как электричество чинить,

как слово пишется медведь,—

и он склонился как плечо

без сил на милую кровать.

Тут пришёл Козлов и стал лечиться. Он держал бруснику в руках и всё время страшно морщился. Перед ним вставали его будущие слова, которые он тем временем произносил. Но это всё было не важно. Важного в этом ничего не было. Что тут могло быть важно. Да ничего.

Потом пришёл Степанов-Терской. Он был совершенно лют. Он не был Степанов-Песков. Тот был убит. Не будем об этом забывать. Забывать об этом не надо. Да и к чему нам об этом забывать.

СЦЕНА НА ШЕСТОМ ЭТАЖЕ

Ф о н т а н о в.

Вот пять лет живём мы вместе,

ты и я, ты и я,

будто филин и сова,

как река и берега,

как долина как гора.

Ты курсистка как и прежде,

волоса твои седеют,

щёки женские желтеют,

жиром ты за это время,

врать к чему, не налилась.

Полысело твоё темя,

обветшала твоя сласть.

Раньше думал я о мире,

о мерцании светил,

о морской волне, о тучах,

а теперь я стар и хил.

На свинину, на редиску

направляю мысли я.

Не курсистку, а модистку,

видно, в жёны приобрёл.

М а р г а р и т а и л и Л и з а (ныне с т а в ш а я К а т е й).

Чем жить? Душа моя слетает

с запёкшегося рта. Фонтанов,

ты грубым стал и жалким.

Твоя мужская сила где она?

Я стану у открытого окна.

Смотри какой громадный воздух шевелится.

Смотри соседний виден дом.

Смотри, смотри, смотри, смотри кругом.

Смотри на подоконник я влезаю,

на подоконник веткой становлюсь.

Ф о н т а н о в.

Курсистка подожди меня.

О н а.

На подоконник кружкой становлюсь.

Ф о н т а н о в.

Курсистка что с тобой.

О н а.

На подоконник свечкой становлюсь.

Ф о н т а н о в.

Курсистка ты сошла с ума.

О н а.

Я приезжаю.

Тут нигде не сказано, что она прыгнула в окно, но она прыгнула в окно. Она упала на камни. И она разбилась. Ох, как страшно.

Ф о н т а н о в.

Долго думать я не буду,

я последую за ней.

Я побью в шкапах посуду,

уничтожу календарь.

Я зажгу повсюду лампы,

позову сюда дворецкого

и возьму с собой в дорогу

навсегда портрет Грудецкого.

Потом три часа играла музыка.

О н.

Маргарита Маргарита

дверь скорее отвори,

дверь в поэзию открыта,

ты о звуках говори.

Мы предметов слышим звуки,

музыку как жир едим.

Маргарита для науки

мы не верим что мы спим.

Мы не верим что мы дышим,

мы не верим что мы пишем,

мы не верим что мы слышим,

мы не верим что молчим.

О н.

Ночь на небо поднималась.

тусклый месяц как душа

над землёю возносился,

в камышах густых шурша,

рыба бегала по речке

и печальный лев рычал.

Города стояли прямо,

за добычей мчался бобр.

О н.

Я миролюбие своё терял.

О н.

Неизбежные года

нам шли навстречу как стада.

Кругом зелёные кусты

невзрачно, сонно шевелились.

Он.

Нам больше думать нечем.

У него отваливается голова.

<1931–1934>

ПРИГЛАШЕНИЕ МЕНЯ ПОДУМАТЬ

Будем думать в ясный день,

сев на камень и на пень.

Нас кругом росли цветы,

звёзды, люди и дома.

С гор высоких и крутых

быстро падала вода.

Мы сидели в этот миг,

мы смотрели всё на них.

Нас кругом сияет день,

под нами камень, под нами пень.

Нас кругом трепещут птицы,

и ходят синие девицы.

Но где же, где же нас кругом

теперь отсутствующий гром.

Мы созерцаем часть реки,

мы скажем камню вопреки:

где ты ночь отсутствуешь

в этот день, в этот час?

искусство что ты чувствуешь,

находясь без нас?

государство где ты пребываешь?

Лисицы и жуки в лесу,

понятия на небе высоком, -

подойди Бог и спроси лису:

что лиса от утра до вечера далеко?

от слова разумеется до слова цветок

большое ли расстояние пробежит поток?

Ответит лиса на вопросы Бога:

это всё исчезающая дорога.

Ты или я или он, мы прошли волосок,

мы и не успели посмотреть минуту эту,

а смотрите Бог, рыба и небо, исчез тот кусок

навсегда, очевидно, с нашего света.

Мы сказали: да это очевидно,

часа назад нам не видно.

Мы подумали — нам

очень одиноко.

Мы немного в один миг

охватываем оком.

И только один звук

ощущает наш нищий слух.

И печальную часть наук

постигает наш дух.

Мы сказали: да это очевидно,

всё это нам очень обидно.

И тут мы полетели.

И я полетел как дятел,

воображая что я лечу.

Прохожий подумал: он спятил,

он богоподобен сычу.

Прохожий ты брось неумное уныние,

гляди кругом гуляют девы синие,

как ангелы собаки бегают умно,

чего ж тебе неинтересно и темно.

Нам непонятное приятно,

необъяснимое нам друг,

мы видим лес шагающий обратно

стоит вчера сегодняшнего дня вокруг.

Звезда меняется в объеме,

стареет мир, стареет лось.

В морей солёном водоёме

нам как-то побывать пришлось,

где волны издавали скрип,

мы наблюдали гордых рыб:

рыбы плавали как масло

по поверхности воды,

мы поняли, жизнь всюду гасла

от рыб до Бога и звезды.

И ощущение покоя

всех гладило своей рукою.

Но увидев тело музыки,

вы не заплакали навзрыд.

Нам прохожий говорит:

скорбь вас не охватила?

Да музыки волшебное светило

погасшее имело жалкий вид.

Ночь царственная начиналась

мы плакали навек.

<1931–1934>

МНЕ ЖАЛКО ЧТО Я НЕ ЗВЕРЬ…

Мне жалко что я не зверь,

бегающий по синей дорожке,

говорящий себе поверь,

а другому себе подожди немножко,

мы выйдем с собой погулять в лес

для рассмотрения ничтожных листьев.

Мне жалко что я не звезда,

бегающая по небосводу,

в поисках точного гнезда

она находит себя и пустую земную воду,

никто не слыхал чтобы звезда издавала скрип,

её назначение ободрять собственным молчанием рыб.

Ещё есть у меня претензия,

что я не ковёр, не гортензия.

Мне жалко что я не крыша,

распадающаяся постепенно,

которую дождь размачивает,

у которой смерть не мгновенна.

Мне не нравится что я смертен,

мне жалко что я неточен.

Многим многим лучше, поверьте,

частица дня единица ночи.

Мне жалко что я не орёл,

перелетающий вершины и вершины,

которому на ум взбрёл

человек, наблюдающий аршины.

Мне жалко что я не орёл,

перелетающий длинные вершины,

которому на ум взбрёл

человек, наблюдающий аршины.

Мы сядем с тобою ветер

на этот камушек смерти.

Мне жалко что я не чаша,

мне не нравится что я не жалость.

Мне жалко что я не роща,

которая листьями вооружалась.

Мне трудно что я с минутами,

меня они страшно запутали.

Мне невероятно обидно

что меня по-настоящему видно.

Ещё есть у меня претензия,

что я не ковёр, не гортензия.

Мне страшно что я двигаюсь

не так как жуки жуки,

как бабочки и коляски

и как жуки пауки.

Мне страшно что я двигаюсь

непохоже на червяка,

червяк прорывает в земле норы,

заводя с землёй разговоры.

Земля где твои дела,

говорит ей холодный червяк,

а земля распоряжаясь покойниками,

может быть в ответ молчит,

она знает что всё не так

Мне трудно что я с минутами,

они меня страшно запутали.

Мне страшно что я не трава трава,

мне страшно что я не свеча.

Мне страшно что я не свеча трава,

на это я отвечал,

и мигом качаются дерева.

Мне страшно что я при взгляде

на две одинаковые вещи

не замечаю что они различны,

что каждая живёт однажды.

Мне страшно что я при взгляде

на две одинаковые вещи

не вижу что они усердно

стараются быть похожими.

Я вижу искажённый мир,

я слышу шёпот заглушённых лир,

и тут за кончик буквы взяв,

я поднимаю слово шкаф,

теперь я ставлю шкаф на место,

он вещества крутое тесто

Мне не нравится что я смертен,

мне жалко что я не точен,

многим многим лучше, поверьте,

частица дня единица ночи

Ещё есть у меня претензия,

что я не ковёр, не гортензия.

Мы выйдем с собой погулять в лес

для рассмотрения ничтожных листьев,

мне жалко что на этих листьях

я не увижу незаметных слов,

называющихся случай, называющихся

бессмертие, называющихся вид основ.

Мне жалко что я не орёл,

перелетающий вершины и вершины,

которому на ум взбрёл

человек, наблюдающий аршины.

Мне страшно что всё приходит в ветхость,

и я по сравнению с этим не редкость.

Мы сядем с тобою ветер

на этот камушек смерти.

Кругом как свеча возрастает трава,

и мигом качаются дерева.

Мне жалко что я не семя,

мне страшно что я не тучность.

Червяк ползёт за всеми,

он несёт однозвучность.

Мне страшно что я неизвестность,

мне жалко что я не огонь.

<1934>

СУТКИ

О т в е т. Вбегает ласточка.

В о п р о с. Но кто ты ласточка небес,

ты зверь или ты лес.

Н е с у щ е с т в у ю щ и й о т в е т л а с т о ч к и.

Я часовщик.

В о п р о с. Но кто тебя здесь повстречал

в столичном этом мраке,

где вьются гнёзда надо мной,

где нет зелёных листьев,

и страждет человек земной,

спят раки,

где моря нет?

Где нет значительной величины воды.

Скажи кто ты?

Тут мрак палат.

О т в е т л а с т о ч к и.

Я солдат.

Я солдат.

Сбегает ночь с вершины горной.

Вершина пребывает чёрной.

Звезда нисходит с небосклона.

Он пуст

как куст.

В о п р о с. Не небосклон ли ты жалеешь,

когда на нём как планета алеешь,

заменяя собой звезду,

упавшую сию минуту

в рощу.

О т в е т л а с т о ч к и.

Стал небосклон пустым и чистым

как небосвод.

Прохладу Бог послал,

день встаёт.

В о п р о с. Проходит час времени.

О т в е т. Проходит час времени.

В о п р о с. Похож ли ветер на цветки,

на маргаритки и тюльпаны.

О т в е т. Сидел старик.

Из рук он делает щитки

для сохраненья глаз

от блеска.

В о п р о с. Похож ли ветер на скамью?

О т в е т. Понятное над нами всходит утро,

за пищей хочется лететь

и рассуждая мудро

петь.

В о п р о с. Скажи кто прав,

я

или

вершины трав.

И кто без чувств лежит как яблоко.

О т в е т. Мы чуем камни просыпаются,

они заводят разговор,

они как листья осыпаются

с вершины благородных гор.

Пустые числа оживлены

сиянием от нас уходящей луны.

День наступает,

мир растёт.

В о п р о с. Ах ласточка ты коршун.

Столица здесь.

Здесь мира нет.

Здесь моря нет.

Поеду лучше в Оршу.

Л а с т о ч к а.

Не есть ли море лучший мир.

Не есть ли море лучший мир.

Он рос.

С п р а ш и в а ю щ и й.

Ласточка что нам делать?

Ты сама задаёшь вопрос.

Твои меняются черты.

Скажи где ты?

О т в е т. Снег был зимой числом.

Он множествен.

Теперь в ручье кивать веслом

ты можешь.

В о п р о с. Проходит час времени.

О т в е т. Проходит час времени.

В о п р о с. Не избегают ли нас.

О т в е т. Проплыли тучи синие как краска.

Жук пробежал. Трава подвинулась на точку

за этот час. Ногой ударил муравей

упавшую звезду как незначительную точку,

и в море плыл корабль, передвигаясь проще

простого.

Кто нас может избегать?

В о п р о с. Не обегают ли нас.

Мы посторонние места

что дороже смерти.

Смотри с пустынного моста

хочу волнам я крикнуть верьте,

и я к тебе приду вода

в гости.

О т в е т. Безупречная вода.

Она бежит бездонные года,

она стоит на месте миг,

печаль ей незнакома.

Она под каждою ложбиной дома.

Она ленивица.

Она просторна.

Она горда,

она тверда,

она бесспорна.

Она отсутствие луча.

В о п р о с. Шипит брошенная в ручей свеча,

из неё выходит душа.

Плачет кинутый в воду крот

и слепыми глазами читает небосвод.

И рыбак сидящий там где река

незаметно превращается в старика.

Быть может он боится блеска.

О т в е т. Чернеет всё,

день кончился.

Ещё раз

на бранном месте

где происходила битва

вновь опускается молитва.

Тут совершается молитва.

С вершин травы роса стекает.

Жук спать идёт. Звезда мелькает.

Планетами вновь полон небосклон.

Меркнет море. Где муравей, зрит волны он.

Он потирает лапой точку песка.

Плывёт потушенная рыба.

Сутки прошли.

В о п р о с. Похож ли лес на ночь.

Деревья есть частица ночи,

дубы есть звёзды, птицы влага,

листья ответ.

В лесу отсутствует крушение.

О т в е т. Сутки прошли.

Сутки прошли.

Зашумела листва.

<1934?>

НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗГОВОРОВ

(или начисто переделанный темник)

1. РАЗГОВОР О СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ

В карете ехали трое. Они обменивались мыслями.

П е р в ы й. Я знаю сумасшедший дом. Я видел сумасшедший дом.

В т о р о й. Что ты говоришь? я ничего не знаю. Как он выглядит.

Т р е т и й. Выглядит ли он? Кто видел сумасшедший дом.

П е р в ы й. Что в нём находится? Кто в нем живет.

В т о р о й. Птицы в нём не живут. Часы в нём ходят.

Т р е т и й. Я знаю сумасшедший дом, там живут сумасшедшие.

П е р в ы й. Меня это радует. Меня это очень радует. Здравствуй, сумасшедший дом.

Х о з я и н с у м а с ш е д ш е г о д о м а (смотрит в своё дряхлое окошко, как в зеркало). Здравствуйте дорогие. Ложитесь.

Карета останавливается у ворот. Из-за забора смотрят пустяки. Проходит вечер. никаких изменений не случается. Уважай бедность языка. Уважай нищие мысли.

П е р в ы й. Вот он какой сумасшедший дом. Здравствуй, сумасшедший дом.

В т о р о й. Я так и знал, что он именно такой.

Т р е т и й. Я этого не знал. Такой ли он именно.

П е р в ы й. Пойдёмте ходить. Всюду все ходят.

В т о р о й. Тут нет птиц. Есть ли тут птицы.

Т р е т и й. Нас осталось немного и нам осталось недолго.

П е р в ы й. Пишите чисто. Пишите скучно. Пишите тучно. Пишите звучно.

В т о р о й. Хорошо мы так и будем делать.

Отворяется дверь. Выходит доктор с помощниками. Все зябнут. Уважай обстоятельства места. Уважай то что случается. Но ничего не происходит. Уважай бедность языка. Уважай нищие мысли.

П е р в ы й (говорит русскими стихами).

Входите в сумасшедший дом

Мои друзья, мои князья.

Он радостно ждёт нас.

Мырадостно ждём нас.

Фонарь мы зажигаем здесь,

Фонарь как царь висит.

Лисицы бегают у нас,

Они пронзительно пищат.

Всё это временно у нас,

Цветы вокруг трещат.

В т о р о й. Я выслушал эти стихи. Они давно кончились.

Т р е т и й. Нас осталось немного и нам осталось недолго.

Х о з я и н с у м а с ш е д ш е г о д о м а (открывая своё дряхлое окошко, как форточку). Заходите дорогие, ложитесь.

В карете ехали трое. Они обменивались мыслями.

2. РАЗГОВОР ОБ ОТСУТСТВИИ ПОЭЗИИ

Двенадцать человек сидело в комнате. Двадцать человек сидело в комнате. Сорок человек сидело в комнате. Шёл в зале концерт. Певец пел:

Неужели о поэты

Вами песни все пропеты.

И в гробах лежат певцы

Как спокойные скупцы.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Дерево стоит без звука,

Без почёта ночь течёт.

Солнце тихо как наука

Рощи скучные печёт.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец продолжал.

Тучи в небе ходят пышно.

Кони бегают умно.

А стихов нигде не слышно,

Всё бесшумно всё темно.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Верно умерли поэты,

Музыканты и певцы,

И тела их верно где-то

Спят спокойно как скупцы.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец продолжал.

О взгляните на природу

Тут все подошли к окнам и стали смотреть на ничтожный вид.

На беззвучные леса.

Все взглянули на леса, которые не издавали ни одного звука.

Опостылели народу

Ныне птичьи голоса.

Везде и всюду стоит народ и плюётся, услышав птичье пение.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Осень. Лист лежит пунцов.

Меркнет кладбище певцов.

Тишина. Ночная мгла

На холмы уже легла.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец продолжал.

Встали спящие поэты

И сказали, да ты прав.

Мы в гробах лежим отпеты,

Под покровом жёлтых трав.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Музыка в земле играет,

Червяки стихи поют.

Реки рифмы повторяют,

Звери звуки песен пьют.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец умер. Что он этим доказал.

3. РАЗГОВОР О ВОСПОМИНАНИИ СОБЫТИЙ

П е р в ы й. Припомним начало нашего спора. Я сказал, что я вчера был у тебя, а ты сказал, что я вчера не был у тебя. В доказательство этого я сказал, что я говорил вчера с тобой, а ты в доказательство этого сказал, что я не говорил вчера с тобой.

Они оба важно поглаживали каждый свою кошку. На дворе стоял вечер. На окне горела свеча. Играла музыка.

П е р в ы й. Тогда я сказал: Да как же, ведь ты сидел тут на месте А, и я стоял тут на месте Б. Тогда ты сказал: Нет, как же, ты не сидел тут на месте А, и я не стоял тут на месте Б. Чтобы увеличить силу своего доказательства, чтобы сделать его очень, очень мощным, я почувствовал сразу грусть и веселье и плач и сказал: Нас же было здесь двое, вчера в одно время, на этих двух близких точках, на точке А и на точке Б, — пойми же.

Они оба сидели запертые в комнате. Ехали сани.

П е р в ы й. Но ты тоже охватил себя чувствами гнева, свирепости и любви к истине и сказал мне в ответ: Ты был тобою, а я был собою. Ты не видел меня, я не видел тебя. О гнилых этих точках А и Б я даже говорить не хочу.

Два человека сидели в комнате. Они разговаривали.

П е р в ы й. Тогда я сказал: (Я помню) по тому шкапу ходил, посвистывая, конюх, и (я помню) на том комоде шумел прекрасными вершинами могучий лес цветов, и (я помню) под стулом журчащий фонтан, и под кроватью широкий дворец. Вот что я тебе сказал. Тогда ты улыбаясь ответил: Я помню конюха, и могучий лес цветов, и журчащий фонтан, и широкий дворец, но где они, их нигде не видать. Во всём остальном мы почти были уверены. Но всё было не так.

Два человека сидели в комнате. Они вспоминали. Они разговаривали.

В т о р о й. Потом была середина нашего спора. Ты сказал: Но ты можешь себе представить, что я был у тебя вчера. А я сказал: Я не знаю. Может быть и могу, но ты не был. Тогда ты сказал, временно совершенно изменив своё лицо: Как же? как же? я это представляю. Я не настаиваю уже, что я был, но я представляю это. Вот вижу ясно. Я вхожу в твою комнату и вижу тебя — ты сидишь то тут то там и вокруг висят свидетели этого дела картины и статуи и музыка.

Два человека сидели запертые в комнате. На столе горела свеча.

В т о р о й. Ты очень, очень убедительно рассказал всё это, отвечал я, но я на время забыл что ты есть, и все молчат мои свидетели. Может быть поэтому я ничего не представляю. Я сомневаюсь даже в существовании этих свидетелей. Тогда ты сказал, что ты начинаешь испытывать смерть своих чувств, но всё-таки, всё-таки (и уже совсем слабо) всё-таки, тебе кажется, что ты был у меня. И я тоже притих и сказал, что всё-таки, мне кажется, что как будто бы ты и не был. Но всё было не так.

Три человека сидели запертые в комнате. На дворе стоял вечер. Играла музыка. Свеча горела.

Т р е т и й. Припомним конец вашего спора. Вы оба ничего не говорили. Всё было так. Истина, как нумерация, прогуливалась вместе с вами. Что же было верного? Спор окончился. Я невероятно удивился.

Они оба важно поглаживали каждый свою кошку. На дворе стоял вечер. На окне горела свеча. Играла музыка. Дверь была плотно закрыта.

4. РАЗГОВОР О КАРТАХ

А ну сыграем в карты, закричал П е р в ы й.

Было раннее утро. Было самое раннее утро. Было четыре часа ночи. Не все тут были из тех, кто бы мог быть, те кого не было, лежали, поглощённые тяжёлыми болезнями у себя на кроватях, и подавленные семьи окружали их, рыдая и прижимая к глазам. Они были люди. Они были смертны. Что тут поделаешь. Если оглядеться вокруг, то и с нами будет то же самое.

А ну сыграем в карты, закричал всё-таки в этот вечер В т о р о й.

Я в карты играю с удовольствием, сказал С а н д о н е ц к и й, или Т р е т и й.

Они мне веселят душу, сказал П е р в ы й.

А где же наши тот что был женщиной и тот что был девушкой? спросил В т о р о й.

О не спрашивайте, они умирают, сказал Т р е т и й, или С а н д о н е ц к и й. Давайте сыграем в карты.

Карты хорошая вещь, сказал П е р в ы й.

Я очень люблю играть в карты, сказал В т о р о й.

Они меня волнуют. Я становлюсь сам не свой, сказал С а н д о н е ц к и й. Он же Т р е т и й.

Да уж когда умрёшь, тогда в карты не поиграешь, сказал П е р в ы й. Поэтому давайте сейчас сыграем в карты.

Зачем такие мрачные мысли, сказал В т о р о й. Я люблю играть в карты.

Я тоже жизнерадостный, сказал Т р е т и й. И я люблю.

А я до чего люблю, сказал П е р в ы й. Я готов всё время играть.

Можно играть на столе. Можно и на полу, сказал В т о р о й. Вот я и предлагаю—давайте сыграем в карты.

Я готов играть хоть на потолке, сказал С а н д о н е ц к и й.

Я готов играть хоть на стакане, сказал II е р в ы й.

Я хоть под кроватью, сказал В т о р о й.

Ну ходите вы, сказал Т р е т и й. Начинайте вы. Делайте ваш ход. Покажите ваши карты. Давайте играть в карты.

Я могу начать, сказал П е р в ы й. Я играл.

Ну что ж, сказал В т о р о й. Я сейчас ни о чём не думаю. Я игрок.

Скажу не хвастаясь, сказал С а н д о н е ц к и й. Кого мне любить. Я игрок.

Ну, сказал П е р в ы й, — игроки собрались. Давайте играть в карты.

Насколько я понимаю, сказал В т о р о й, мне как и всем остальным предлагают играть в карты. Отвечаю — я согласен.

Кажется и мне предлагают, сказал Т р е т и й. Отвечаю — я согласен.

По-моему это предложение относится и ко мне, сказал П е р в ы й. Отвечаю — я согласен.

Вижу я, сказал В т о р о й, что мы все тут словно сумасшедшие. Давайте сыграем в карты. Что так сидеть.

Да, сказал С а н д о н е ц к и й, что до меня— сумасшедший. Без карт я никуда.

Да, сказал П е р в ы й, если угодно — я тоже. Где карты — там и я.

Я от карт совсем с ума схожу, сказал В т о р о й. Играть так играть.

Вот и обвели ночь вокруг пальца, сказал Т р е т и й. Вот она и кончилась. Пошли по домам.

Да, сказал П е р в ы й. Наука это доказала.

Конечно, сказал В т о р о й. Наука доказала.

Нет сомнений, сказал Т р е т и й. Наука доказала.

Они все рассмеялись и пошли по своим близким домам.

5. РАЗГОВОР О БЕГСТВЕ В КОМНАТЕ

Три человека бегали по комнате. Они разговаривали. Они двигались.

П е р в ы й. Комната никуда не убегает, а я бегу.

В т о р о й. Вокруг статуй, вокруг статуй, вокруг статуй.

Т р е т и й. Тут статуй нет. Взгляните, никаких статуй нет.

П е р в ы й. Взгляни — тут нет статуй.

В т о р о й. Наше утешение, что у нас есть души. Смотрите, я бегаю.

Т р е т и й. И стул беглец, и стол беглец, и стена беглянка.

П е р в ы й. Мне кажется ты ошибаешься. По-моему мы одни убегаем.

Три человека сидели в саду. Они разговаривали. Над ними в воздухе возвышались птицы. Три человека сидели в зелёном саду.

В т о р о й.

Хорошо сидеть в саду,

Улыбаясь на звезду,

И подсчитывать в уме

Много ль нас умрет к зиме.

И внимая стуку птиц,

Звуку человечьих лиц

И звериному рычанью,

Встать побегать на прощанье.

Три человека стояли на горной вершине. Они говорили стихами. Для усиленных движений не было места и времени.

Т р е т и й.

Дивно стоя на горе

Думать о земной коре.

Пусть она черна, шершава,

Но страшна её держава.

Воздух тут. Он стар и сед.

Здравствуй воздух мой сосед.

Я обнимаю высоту.

Я вижу Бога за версту.

Трое стояли на берегу моря. Они разговаривали. Волны слушали их в отдалении.

П е р в ы й.

У моря я стоял давно

И думал о его пучине.

Я думал почему оно

Звучит как музыкант Пуччини.

И понял: море это сад.

Он музыкальными волнами

Зовёт меня и вас назад

Побегать в комнате со снами.

Три человека бегали по комнате. Они разговаривали. Они двигались. Они осматривались.

В т о р о й. Всё тут как прежде. Ничто никуда не убежало.

Т р е т и й. Одни мы убегаем. Я выну сейчас оружие. Я буду над собой действовать.

П е р в ы й. Куда как смешно. Стреляться или топиться или вешаться ты будешь?

В т о р о й. О не смейся! Я бегаю чтобы поскорей кончиться.

Т р е т и й. Какой чудак. Он бегает вокруг статуй.

П е р в ы й. Если статуями называть все предметы, то и то.

В т о р о й. Я назвал бы статуями звёзды и неподвижные облака. Что до меня, я назвал бы.

Т р е т и й. Я убегаю к Богу — я беженец.

В т о р о й. Известно мне, что я с собой покончил.

Три человека вышли из комнаты и поднялись на крышу. Казалось бы зачем?

6. РАЗГОВОР О НЕПОСРЕДСТВЕННОМ ПРОДОЛЖЕНИИ

Три человека сидели на крыше сложа руки, в полном покое. Над ними летали воробьи.

П е р в ы й. Вот видишь ли ты, я беру верёвку. Она крепка. Она уже намылена.

В т о р о й. Что тут говорить. Я вынимаю пистолет. Он уже намылен.

Т р е т и й. А вот и река. Вот прорубь. Она уже намылена.

П е р в ы й. Все видят, я готовлюсь сделать то, что я уже задумал.

В т о р о й. Прощайте мои дети, мои жёны, мои матери, мои отцы, мои моря, мой воздух.

Т р е т и й. Жестокая вода, что же шепнуть мне тебе на ухо. Думаю — только одно: мы с тобой скоро встретимся.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

П е р в ы й. Я подхожу к стене и выбираю место. Сюда, сюда вобьём мы крюк.

В т о р о й.

Лишь дуло на меня взглянуло,

Как тут же смертью вдруг подуло.

Т р е т и й. Ты меня заждалась замороженная река. Ещё немного, и я приближусь.

П е р в ы й. Воздух дай мне на прощанье пожать твою руку.

В т о р о й. Пройдёт ещё немного времени и я превращусь в холодильник.

Т р е т и й. Что до меня — я превращусь в подводную лодку.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

П е р в ы й. Я стою на табурете одиноко, как свечка.

В т о р о й. Я сижу на стуле. Пистолет в сумасшедшей руке.

Т р е т и й. Деревья, те что в снегу и деревья, те что стоят окрылённые листьями, стоят в отдалении от этой синей проруби, я стою в шубе и в шапке, как стоял Пушкин, и я стоящий перед этой прорубью, перед этой водой, — я человек кончающий.

П е р в ы й. Мне всё известно. Я накидываю верёвку себе же на шею.

В т о р о й. Да, ясно всё. Я вставляю дуло пистолета в рот. Я не стучу зубами.

Т р е т и й. Я отступаю на несколько шагов. Я делаю разбег. Я бегу.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

П е р в ы й. Я прыгаю с табурета. Верёвка на шее.

В т о р о й. Я нажимаю курок. Пуля в стволе.

Т р е т и й. Я прыгнул в воду. Вода во мне.

П е р в ы й. Петля затягивается. Я задыхаюсь.

В т о р о й. Пуля попала в меня. Я всё потерял.

Т р е т и й. Вода переполнила меня. Я захлёбываюсь.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

П е р в ы й. Умер.

В т о р о й. Умер.

Т р е т и й. Умер.

П е р в ы й. Умер.

В т о р о й. Умер.

Т р е т и й. Умер.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

Они сидели па крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

7. РАЗГОВОР О РАЗЛИЧНЫХ ДЕЙСТВИЯХ

Поясняющая мысль. Казалось бы, что тут продолжать, когда все умерли, что тут продолжать. Это каждому ясно. Но не забудь, тут не три человека действуют. Не они едут в карете, не они спорят, не они сидят на крыше. Быть может три льва, три тапира, три аиста, три буквы, три числа. Что нам их смерть, для чего им их смерть.

Но всё-таки они трое ехали на лодке, ежеминутно, ежесекундно обмениваясь вёслами, с такой быстротой, с такой широтой, что их дивных рук не было видно.

П е р в ы й.

Он дунул.

В т о р о й.

Он плюнул.

Т р е т и й.

Всё погасло.

П е р в ы й.

Зажги.

В т о р о й.

Свечу.

Т р е т и й.

Снова.

П е р в ы й.

Не получается.

В т о р о й.

Гаснет.

Т р е т и й.

Свеча снова.

Они начали драться и били молотками друг друга по голове.

П е р в ы й.

Эх спичек.

В т о р о й.

Достать бы.

Т р е т и й.

Они помогли бы.

П е р в ы й.

Едва ли.

В т о р о й.

Тут слишком.

Т р е т и й.

Уж всё погасло.

Они пьют кислоту отдыхая на вёслах. Но действительно вокруг всё непрозрачно.

П е р в ы й.

Зажги же.

В т о р о й.

Зажигай, зажигай же.

Т р е т и й.

Совсем как в Париже.

П е р в ы й.

Тут не Китай же.

В т о р о й.

Неужто мы едем.

Т р е т и й.

В далёкую Лету.

П е р в ы й.

Без злата без меди.

В т о р о й.

Доедем ли к лету.

Т р е т и й.

Стриги.

П е р в ы й.

Беги.

В т о р о й.

Ни зги.

Т р е т и й.

Если мёртвый, то.

П е р в ы й.

Не к <…….>

В т о р о й.

Если стёртый, то.

Т р е т и й.

Не ищи.

Так ехали они на лодке, обмениваясь мыслями, и вёсла, как выстрелы, мелькали в их руках.

8. РАЗГОВОР КУПЦОВ С БАНЬЩИКОМ

Два купца блуждали по бассейну, в котором не было воды. Но баньщик сидел под потолком.

Д в а к у п ц а (опустив головы, словно быки). В бассейне нет воды. Я не в состоянии купаться.

Б а н ь щ и к.

Однообразен мой обычай:

Сижу как сыч под потолком,

И дым предбанный,

Воздух бычий,

Стоит над каждым котелком.

Я дым туманный,

Тьмы добычей

Должно быть стану целиком.

Мерцают печи,

Вянут свечи,

Пылает беспощадный пар.

Средь мокрых нар

Желтеют плечи,

И новой и суровой сечи

Уже готовится навар.

Тут ищут веник,

<. . > денег,

Здесь жадный сделался ловец.

Средь мрака рыщут

Воют свищут

Отец и всадник и пловец.

И дым колышется как нищий

В безбожном сумрачном жилище,

Где от лица всех подлецов

Слетает облак мертвецов.

Д в а к у п ц а (подняв головы, словно онемели). Пойдём в женское отделение. Я тут не в состоянии купаться.

Б а н ь щ и к. (сидит под потолком, словно баньщица).

Богини

Входят в отделенье,

И небо стынет

В отдаленьи.

Как крылья сбрасывают шубки,

Как быстро обнажают юбки,

И превращаясь в голышей

На шеях держат малышей.

Тут мыло пляшет как Людмила,

Воркует губка как голубка,

И яркий снег её очей

И ручеек её речей

И очертание ночей

И то пылание печей

Страшней желания свечей.

Тут я сижу и ненавижу

Ту многочисленную жижу,

Что брызжет из открытых кранов,

Стекает по стремнинам тел,

Где животы имеют вид тиранов.

Я баньщик, но и я вспотел.

Мы баньшицы унылы нынче.

Нам свет не мил. И мир не свеж.

Смотрю удачно крюк привинчен.

Оружье есть. Петлю отрежь.

Пускай купаются красавицы,

Мне всё равно они не нравятся.

Д в а к у п ц а (смотрят в баню прямо как в волны). Он должно быть бесполый этот баньщик.

Входит Елизавета. Она раздевается с целью начать мыться. Два купца смотрят на неё как тени.

Д в а к у п ц а. Гляди. Гляди. Она крылата.

Д в а к у п ц а. Ну да, у неё тысячи крылышек.

Елизавета, не замечая купцов, вымылась, оделась и вновь ушла из бани. Входит Ольга. Она раздевается, верно хочет купаться. Два купца смотрят на неё как в зеркало.

Д в а к у п ц а. Гляди, гляди как я изменился.

Д в а к у п ц а. Да, да. Я совершенно неузнаваем.

Ольга замечает купцов и прикрывает свою наготу пальцами.

О л ь г а. Не стыдно ль вам купцы, что вы на меня смотрите.

Д в а к у п ц а. Мы хотим купаться. А в мужском отделении нет воды.

О л ь г а. О чём же вы сейчас думаете.

Д в а к у п ц а. Мы думали что ты зеркало. Мы ошиблись. Мы просим прощенья.

О л ь г а. Я женщина, купцы. Я застенчива. Не могу я стоять перед вами голой.

Д в а к у п ц а. Как странно ты устроена. Ты почти не похожа на нас. И грудь у тебя не та, и между ногами существенная разница.

О л ь г а. Вы странно говорите купцы, или вы не видели наших красавиц. Я очень красива купцы.

Д в а к у п ц а. Ты купаешься Ольга.

О л ь г а. Я купаюсь.

Д в а к у п ц а. Ну купайся, купайся.

Ольга кончила купаться. Оделась и вновь ушла из бани. Входит Зоя. Она раздевается, значит хочет мыться. Два купца плавают и бродят по бассейну.

3 о я. Купцы, вы мужчины?

Д в а к у п ц а. Мы мужчины. Мы купаемся.

З о я. Купцы, где мы находимся. Во что мы играем?

Д в а к у п ц а. Мы находимся в бане. Мы моемся.

3 о я. Купцы, я буду плавать и мыться. Я буду играть на флейте.

Д в а к у п ц а. Плавай. Мойся. Играй.

З о я. Может быть это ад.

Зоя кончила купаться, плавать играть. Оделась и вновь ушла из бани. Баньщик, он же баньщица, спускается из-под потолка.

Б а н ь щ и к. Одурачили вы меня купцы.

Д в а к у п ц а. Чем?

Б а н ь щ и к. Да тем что пришли в колпаках.

Д в а к у п ц а. Ну и что ж из этого. Мы же это не нарочно сделали.

Б а н ь щ и к. Оказывается вы хищники.

Д в а к у п ц а. Какие?

Б а н ь щ и к. Львы или тапиры или аисты. А вдруг да и коршуны.

Д в а к у п ц а. Ты баньщик догадлив.

Б а н ь щ и к. Я догадлив.

Д в а к у п ц а. Ты баньщик догадлив.

Б а н ь щ и к. Я догадлив.

9. ПРЕДПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР

ПОД НАЗВАНИЕМ ОДИН ЧЕЛОВЕК И ВОЙНА

Суровая обстановка. Военная обстановка. Боевая обстановка. Почти атака или бой.

П е р в ы й. Я один человек и земля.

В т о р о й. Я один человек и скала.

Т р е т и й. Я один человек и война. И вот что я ещё скажу. Я сочинил стихи о тысяча девятьсот четырнадцатом годе.

П е р в ы й. Без всяких предисловий читаю.

В т о р о й.

Немцы грабят русскую землю.

Я лежу

И грабежу

Внемлю.

Немцам позор, Канту стыд.

За нас

Каждый гренадер отомстит.

А великий князь К. Р.

Богу льстит.

Наблюдая

Деятельность немцев,

Распухал

Как звезда я.

Под взором адвокатов и земцев

Без опахал

Упал

Из гнезда я.

Т р е т и й. Сделай остановку. Надо об этом подумать.

П е р в ы й. Присядем на камень. Послушаем выстрелы.

В т о р о й. Повсюду, повсюду стихи осыпаются как деревья.

Т р е т и й. Я продолжаю.

П е р в ы й.

Что же такое,

Нет, что случилось,

Понять я не в силах,—

Царица молилась

На запах левкоя,

На венки,

На кресты

На могилах,

Срывая с себя листы

Бесчисленных русских хилых.

В т о р о й. Неужели мы добрели до братского кладбища.

Т р е т и й. И тут лежат их останки.

П е р в ы й. Звучат выстрелы. Шумят пушки.

В т о р о й. Я продолжаю.

Т р е т и й.

Сражаясь в сраженьях

Ужасных,

Досель не забытых,

Изображенья

Несчастных

Я видел трупов убитых.

Досель

Они ели кисель.

Отсель

Им бомбёжка постель.

Но шашкой,

Но пташкой

Бряцая,

Кровавой рубашкой

Мерцая,

Но пуча

Убитые очи,

Как туча,

Как лошади бегали ночи.

П е р в ы й. Описание точное.

В т о р о й. Выслушайте пение или речь выстрелов.

Т р е т и й. Ты внёс полную ясность.

П е р в ы й. Я продолжаю.

В т о р о й.

Ты хороша прекрасная война,

И мне мила щека вина,

Глаза вина и губы,

И водки белые зубы.

Три года был грабёж,

Крики, пальба, бомбёж.

Штыки, цветки, стрельба,

Бомбёж, грабёж, гроба.

Т р е т и й. Да это правда, тогда была война.

П е р в ы й. В том году гусары были очень красиво одеты.

В т о р о й. Нет уланы лучше.

Т р е т и й. Гренадеры были красиво одеты.

П е р в ы й. Нет драгуны лучше.

В т о р о й. От того года не осталось и косточек.

Т р е т и й. Просыпаются выстрелы. Они зевают.

П е р в ы й. (выглядывая в окно, имеющее вид буквы А). Нигде я не вижу надписи, связанной с каким бы то ни было понятием.

В т о р о й. Что ж тут удивительного. Мы же не учительницы.

Т р е т и й. Идут купцы. Не спросить ли их о чём-нибудь.

П е р в ы й. Спроси. Спроси.

В т о р о й. Откуда вы два купца.

Т р е т и й. Я ошибся. Купцы не идут. Их не видно.

П е р в ы й. Я продолжаю.

В т о р о й. Почему нам приходит конец, когда нам этого не хочется.

Обстановка была суровой. Была военной. Она была похожей на сражение.

10. ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР

П е р в ы й. Я из дому вышел и далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл по дороге.

Т р е т и й. Дорога, дорога, она была обсажена.

П е р в ы й. Она была обсажена дубовыми деревьями.

В т о р о й. Деревья, те шумели листьями.

Т р е т и й. Я сел под листьями и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. О своём условно прочном существовании.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл по тропинке.

Т р е т и й. Тропинка, тропинка, она была обсажена.

П е р в ы й. Она была обсажена цветами мучителями.

В т о р о й. Цветы, те разговаривали на своём цветочном языке.

Т р е т и й. Я сел возле них и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. Об изображениях смерти, о её чудачествах.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл по воздуху.

Т р е т и й. Воздух, воздух, он был окружён.

П е р в ы й. Он был окружён облаками и предметами и птицами.

В т о р о й. Птицы, те занимались музыкой, облака порхали, предметы подобно слонам стояли на месте.

Т р е т и й. Я сел поблизости и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. О чувстве жизни во мне обитающем.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

В т о р о й. Ясно, что я пошёл мысленно.

Т р е т и й. Мысли, мысли, они были окружены.

П е р в ы й. Они были окружены освещением и звуками.

В т о р о й. Звуки, те слышались, освещение пылало.

Т р е т и й. Я сел под небом и задумался.

П е р в ы й. Задумался о том.

В т о р о й. О карете, о баньщике, о стихах и о действиях.

Т р е т и й. Ничего я не мог понять.

П е р в ы й. Тут я встал и опять далеко пошёл.

К о н е ц

<1936–1937>

ЭЛЕГИЯ

Так сочинилась мной элегия

о том, как ехал на телеге я.

Осматривая гор вершины,

их бесконечные аршины,

вином налитые кувшины,

весь мир, как снег, прекрасный,

я видел горные потоки,

я видел бури взор жестокий,

и ветер мирный и высокий,

и смерти час напрасный.

Вот воин, плавая навагой,

наполнен важною отвагой,

с морской волнующейся влагой

вступает в бой неравный.

Вот конь в могучие ладони

кладет огонь лихой погони,

и пляшут сумрачные кони

в руке травы державной.

Где лес глядит в полей просторы,

в ночей неслышные уборы,

а мы глядим в окно без шторы

на свет звезды бездушной,

в пустом сомненье сердце прячем,

а в ночь не спим томимся плачем,

мы ничего почти не значим,

мы жизни ждем послушной.

Нам восхищенье неизвестно,

нам туго, пасмурно и тесно,

мы друга предаем бесчестно

и Бог нам не владыка.

Цветок несчастья мы взрастили,

мы нас самим себе простили,

нам, тем кто как зола остыли,

милей орла гвоздика.

Я с завистью гляжу на зверя,

ни мыслям, ни делам не веря,

умов произошла потеря,

бороться нет причины.

Мы все воспримем как паденье,

и день и тень и сновиденье,

и даже музыки гуденье

не избежит пучины.

В морском прибое беспокойном,

в песке пустынном и нестройном

и в женском теле непристойном

отрады не нашли мы.

Беспечную забыли трезвость,

воспели смерть, воспели мерзость,

воспоминанье мним как дерзость,

за то мы и палимы.

Летят божественные птицы,

их развеваются косицы,

халаты их блестят как спицы,

в полете нет пощады.

Они отсчитывают время,

Они испытывают бремя,

пускай бренчит пустое стремя -

сходить с ума не надо.

Пусть мчится в путь ручей хрустальный,

пусть рысью конь спешит зеркальный,

вдыхая воздух музыкальный -

вдыхаешь ты и тленье.

Возница хилый и сварливый,

в последний час зари сонливой,

гони, гони возок ленивый -

лети без промедленья.

Не плещут лебеди крылами

над пиршественными столами,

совместно с медными орлами

в рог не трубят победный.

Исчезнувшее вдохновенье

теперь приходит на мгновенье,

на смерть, на смерть держи равненье

певец и всадник бедный.

1940

ГДЕ.КОГДА.

ГДЕ

Где он стоял опершись на статую. С лицом переполненным думами. Он стоял.

Он сам обращался в статую. Он крови не имел. Зрите он вот что сказал:

Прощайте темные деревья,

прощайте черные леса,

небесных звезд круговращенье,

и птиц беспечных голоса.

Он должно быть вздумал куда-нибудь когда-нибудь уезжать.

Прощайте скалы полевые,

я вас часами наблюдал.

Прощайте бабочки живые,

я с вами вместе голодал.

Прощайте камни, прощайте тучи,

я вас любил и я вас мучил.

<Он> с тоской и с запоздалым раскаяньем начал рассматривать концы трав.

Прощайте славные концы.

Прощай цветок. Прощай вода.

Бегут почтовые гонцы,

бежит судьба, бежит беда.

Я в поле пленником ходил,

я обнимал в лесу тропу,

я рыбу по утрам будил,

дубов распугивал толпу,

дубов гробовый видел дом

и песню вел вокруг с трудом.

<Он во>ображает и вспоминает как он бывало или небывало выходил на реку.

Я приходил к тебе река.

Прощай река. Дрожит рука.

Ты вся блестела, вся текла,

и я стоял перед тобой,

в кафтан одетый из стекла,

и слушал твой речной прибой.

Как сладко было мне входить

в тебя, и сново выходить.

Как сладко было мне входить

в тебя, и сново выходить.

где как чижи дубы шумели,

дубы безумные умели

дубы шуметь лишь еле-еле.

Но здесь он прикидывает в уме, что было бы если бы он увидел и море.

Море прощай. Прощай песок.

О горный край как ты высок.

Пусть волны бьют. Пусть брызжит пена,

на камне я сижу, все с д<удко>й,

а море плещет постепенно.

И все на море далеко.

И все от моря далеко.

Бежит забота скучной шуткой

Расстаться с морем не легко.

Море прощай. Прощай рай.

О как ты высок горный край.

О последнем что есть в природе он тоже вспомнил. Он вспомнил о пустыне.

Прощайте и вы

пустыни и львы.

И так попрощавшись со всеми он аккуратно сложил оружие и вынув из кармана

висок выстрелил себе в голову. <И ту>т состоялась часть вторая — прощание всех

с одним.

Деревья как крыльями взмахнули <с>воими руками. Они обдумали что

могли и ответили:

Ты нас посещал. Зрите,

он умер и все умрите.

Он нас принимал за минуты,

потертый, помятый, погнутый.

Скитающийся без ума

как ледяная зима.

Что же он сообщает теперь деревьям. — Ничего — он цепенеет.

Скалы или камни не сдвинулись с места. Они молчанием и умолчанием и

отсутствием звука внушали и вам и нам и ему.

Спи. Прощай. Пришел конец.

За тобой пришел гонец.

Он пришел в последний час.

Господи помилуй нас.

Господи помилуй нас.

Господи помилуй нас.

Что же он возражает теперь камням. — Ничего — он леденеет.

Рыбы и дубы подарили ему виноградную кисть и небольшое количество

последней радости.

Дубы сказали: — Мы растем.

Рыбы сказали: — Мы плывем.

Дубы спросили: — Который час.

Рыбы сказали: — Помилуй и нас.

Что же он скажет рыбам и дубам: — Он не сумеет сказать спасибо.

Река властно бежавшая по земле. Река властно текущая. Река властно несущая

свои волны. Река как царь. Она прощалась так, что. Вот так. А он лежал как

тетрадка на самом ее берегу.

Прощай тетрадь.

Наприятно и нелегко умирать.

Прощай мир. Прощай рай.

Ты очень далек человеческий край.

Что он сделает реке? — Ничего — он каменеет.

И море ослабшее от своих долгих бурь с сожалением созерцало смерть.

Имело ли это море слабый вид орла. — Нет оно его не имело.

Взглянет ли он на море? — Нет он не может.

Но — чу! вдруг затрубили где-то — не то дикари не то нет. Он взглянул на людей.

КОГДА

Когда он приотворил распухшие свои глаза, он глаза свои приоткрыл. Он

припоминал все как есть наизусть. Я забыл попрощаться с прочим, т. е. он

забыл попрощаться с прочим. Тут он вспомнил, он припомнил весь миг своей

смерти. Все эти шестерки, пятерки. Всю ту — суету. Всю рифму. Которая была

ему верная подруга, как сказал до него Пушкин. Ах Пушкин, Пушкин, тот самый

Пушкин, который жил до него. Тут тень всеобщего отвращения лежала на всем.

Тут тень всеобщего лежала на всем. Тут тень лежала на всем. Он ничего не понял,

но он воздержался. И дикари, а может и не дикари, с плачем похожим на шелест

дубов, на жужжание пчел, на плеск волн, на молчание камней и на вид пустыни,

держа тарелки над головами, вышли и неторопливо спустились с вершин на

немногочисленную землю. Ах Пушкин. Пушкин.

ВСЕ

<1941>

<СЕРАЯ ТЕТРАДЬ>

* * *

Над морем темным благодатным

носился воздух необъятный,

он синим коршуном летал,

он молча ночи яд глотал.

И думал воздух: все проходит,

едва висит прогнивший плод.

Звезда как сон на небо всходит,

пчела бессмертная поет.

Пусть человек как смерть и камень

безмолвно смотрит на песок.

Цветок тоскует лепестками

и мысль нисходит на цветок.

(А воздух море подметал

как будто море есть металл).

Он понимает в этот час

и лес и небо и алмаз.

Цветок он сволочь, он дубрава,

мы смотрим на него направо,

покуда мы еще живем

мы сострижем его ножом.

(А воздух море подметал

как будто море есть металл).

Он человека стал мудрее,

он просит имя дать ему.

Цветок мы стали звать андреем,

он нам ровесник по уму.

Вокруг него жуки и пташки

стонали как лесные чашки,

вокруг него река бежала

свое высовывая жало,

и бабочки и муравьи

над ним звенят колоколами,

приятно плачут соловьи,

летая нежно над полями.

А воздух море подметал,

как будто море есть металл.

* * *

К о л о к о л о в.

Я бы выпил еще одну рюмку водички

за здоровье этой воздушной птички,

которая летает как фанатик,

над кустами восторга кружится как лунатик,

магнитный блеск ее очей

принимает высшую степень лучей.

Она порхает эта птичка свечка,

над каплей водки, над горой, над речкой,

приобретая часто вид псалма,

имея образ вещи сквозной,

не задевает крылышко холма,

о ней тоскует человек земной.

Она божественная богиня,

она милая бумага Бога,

ей жизни тесная пустыня нравится

весьма немного.

Ты птичка самоубийство

или ты отречение.

К у х а р с к и й.

Хотел бы я потрогать небесное тело,

которое за ночь как дева вспотело,

и эту необъяснимую фигуру ночи

мне обозреть хотелось бы очень,

эту отживающую ночь,

эту сдыхающую дочь,

материальную как небесный песок,

увядающую сейчас во вторник.

я поднял бы частицу этой ночи

как лепесток,

но я чувствую то же самое.

С в и д е р с к и й.

Кухарский может быть ты нанюхался эфиру?

К у х а р с к и й.

Я камень трогаю. Но твердость камня

меня уже ни в чем не убеждает.

Пусть солнце на небе сияет будто пальма,

но больше свет меня не освещает.

Всё всё имеет цвет,

всё всё длину имеет,

всё всё длину имеет,

имеет ширину, и глубину комет,

всё всё теперь темнеет

и всё остается то же самое.

К о л о к о л о в.

Что же мы тут сидим как дети,

не лучше ли нам сесть и что-нибудь спети,

допустим песню.

К у х а р с к и й.

Давайте споем поверхность песни.

Песня про тетрадь

Море ты море ты родина волн,

волны это морские дети.

Море их мать

и сестра их тетрадь

вот уж в течение многих столетий.

И жили они хорошо.

И часто молились.

Море Богу,

и дети Богу.

А после на небо переселились.

Откуда брызгали дождем,

и вырос на месте дождливом дом.

Жил дом хорошо.

Учил он двери и окна играть,

в берег, в бессмертие, в сон и втетрадь.

Однажды.

С в и д е р с к и й.

Однажды я шел по дороге отравленный ядом,

и время со мною шагало рядом.

Различные птенчики пели в кустах,

трава опускалась на разных местах.

Могучее море как бранное поле вдали возвышалось.

Мне разумеется плохо дышалось.

Я думал о том, почему лишь глаголы

подвержены часу, минуте и году,

а дом, лес и небо, как будто монголы,

от времени вдруг получили свободу.

Я думал и понял. Мы все это знаем,

что действие стало бессонным Китаем

что умерли действия, лежат мертвецами,

и мы их теперь украшаем венками.

Подвижность их ложь, их плотность обман

и их неживой поглощает туман.

Предметы как дети, что спят в колыбели.

Как звезды, что на небе движутся еле.

Как сонные цветы, что беззвучно растут.

Предметы как музыка, они стоят на месте.

Я остановился. Я подумал тут,

я не мог охватить умом нашествие всех новых бедствий.

И я увидел дом ныряющий как зима,

и я увидел ласточку обозначающую сад

где тени деревьев как ветви шумят,

где ветви деревьев как тени ума.

Я услышал музыки однообразную походку,

я пытался поймать словесную лодку.

Я испытывал слово на огне и на стуже,

но часы затягивались всё туже и туже,

И царствовавший во мне яд

властвовал как пустой сон.

Однажды.

Перед каждым словом я ставлю вопрос: что оно значит, и над каждым словом я ставлю показатель его времени. Где дорогая душечка Маша и где ее убогие руки, глаза и прочие части? Где она ходит убитая или живая? Мне невмоготу. Кому? мне. Что? невмоготу. Я один как свеча. Я семь минут пятого один 8 минут пятого, как девять минут пятого свеча 10 минут пятого. Мгновенья как не бывало. Четырех часов тоже. Окна тоже. Но все то же самое.

Темнеет, светает, ни сна не видать,

где море, где слово, где тень, где тетрадь,

всему наступает сто пятьдесят пять.

С в и д е р с к и й. Перед тобой стоит дорога. И позади тебя лежит тот же путь. Ты стал, ты остановился на быстрый миг, и ты, и мы все увидели дорогу впереди тебя. Но вот тут мы взяли все и обернулись на спину то есть назад, и мы увидели тебя дорога, мы осмотрели тебя путь, и все все как один подтвердили правильность ее. Это было ощущение — это был синий орган чувств. Теперь возьмем минуту назад, или примеряем минуту вперед, тут вертись или оглядывайся, нам не видно этих минут, одну из них прошедшую мы вспоминаем, другую будущую точку воображаем. Дерево лежит дерево висит, дерево летает. Я не могу установить этого. Мы не можем ни зачеркнуть, ни ощупать этого. Я не доверяю памяти, не верю воображению. Время единственное что вне нас не существует. Оно поглощает все существующее вне нас. Тут наступает ночь ума. Время всходит над нами как звезда. Закинем свои мысленные головы, то есть умы. Глядите оно стало видимым. Оно всходит над нами как ноль. Оно все превращает в ноль. (Последняя надежда—Христос Воскрес.)

Христос Воскрес — последняя надежда.

* * *

Все что я здесь пытаюсь написать о времени, является, строго говоря, неверным. Причин этому две. 1) Всякий человек, который хоть сколько-нибудь не понял время, а только не понявший хотя бы немного понял его, должен перестать понимать и все существующее. 2) Наша человеческая логика и наш язык не соответствуют времени ни в каком, ни в элементарном, ни в сложном его понимании. Наша логика и наш язык скользят по поверхности времени.

Тем не менее, может быть что-нибудь можно попробовать и написать если и не о времени, не по поводу непонимания времени, то хотя бы попробовать установить те некоторые положения нашего поверхностного ощущения времени, и на основании их нам может стать ясным путь в смерть и в широкое непонимание.

Если мы почувствуем дикое непонимание, то мы будем знать, что этому непониманию никто не сможет противопоставить ничего ясного. Горе нам, задумавшимся о времени. Но потом при разрастании этого непонимания тебе и мне станет ясно что нету ни горя, ни нам, ни задумавшимся, ни времени.

1. Время и Смерть

Не один раз я чувствовал и понимал или не понимал смерть. Вот три случая твердо во мне оставшихся.

1. Я нюхал эфир в ванной комнате. Вдруг все изменилось. На том месте, где была дверь, где был выход, стала четвертая стена, и на ней висела повешенная моя мать. Я вспомнил, что мне именно так была предсказана моя смерть. Никогда никто мне моей смерти не предсказывал. Чудо возможно в момент смерти. Оно возможно потому что смерть есть остановка времени.

2. В тюрьме я видел сон. Маленький двор, площадка, взвод солдат, собираются кого-то вешать, кажется, негра. Я испытываю сильный страх, ужас и отчаяние. Я бежал. И когда я бежал по дороге, то понял, что убежать мне некуда. Потому что время бежит вместе со мной и стоит вместе с приговоренным. И если представить его пространство, то это как бы один стул, на который и он и я сядем одновременно. Я потом встану и дальше пойду, а он нет. Но мы все-таки сидели на одном стуле.

3. Опять сон. Я шел со своим отцом, и не то он мне сказал, не то сам я вдруг понял: что меня сегодня через час и через 1?повесят. Я понял, я почувствовал остановку. И что-то по-настоящему наконец наступившее. По-настоящему совершившееся, это смерть. Все остальное не есть совершившееся. Оно не есть даже совершающееся. Оно пупок, оно тень листа, оно скольжение по поверхности.

2. Простые вещи

Будем думать о простых вещах. Человек говорит: завтра, сегодня, вечер, четверг, месяц, год, в течение недели. Мы считаем часы в дне. Мы указываем на их прибавление. Раньше мы видели только половину суток, теперь заметили движение внутри целых суток. Но когда наступают следующие, то счет часов мы начинаем сначала. Правда, зато к числу суток прибавляем единицу. Но проходит 30 или 31 суток. И количество переходит в качество, оно перестает расти. Меняется название месяца. Правда, с годами мы поступаем как бы честно. Но сложение времени отличается от всякого другого сложения. Нельзя сравнить три прожитых месяца с тремя вновь выросшими деревьями. Деревья присутствуют и тускло сверкают листьями. О месяцах мы с уверенностью сказать того же не можем. Названия минут, секунд, часов, дней, недель и месяцев отвлекают нас даже от нашего поверхностного понимания времени. Все эти названия аналогичны либо предметам, либо понятиям и исчислениям пространства. Поэтому прожитая неделя лежит перед нами как убитый олень. Это было бы так, если бы время только помогало счету пространства, если бы это была двойная бухгалтерия. Если бы время было зеркальным изображением предметов. На самом деле предметы это слабое зеркальное изображение времени. Предметов нет. На, поди их возьми. Если с часов стереть цифры, если забыть ложные названии, то уже может быть время захочет показать нам свое тихое туловище, себя во весь рост. Пускай бегает мышь по камню. Считай только каждый ее шаг. Забудь только слово каждый, забудь только слово шаг. Тогда каждый ее шаг покажется новым движением. Потом, так как у тебя справедливо исчезло восприятие ряда движений как чего-то целого, что ты называл ошибочно шагом (ты путал движение и время с пространством, ты неверно накладывал их друг на друга), то движение у тебя начнет дробиться, оно придет почти к нулю. Начнется мерцание. Мышь начнет мерцать. Оглянись: мир мерцает (как мышь).

3. Глаголы

Глаголы в нашем понимании существуют как бы сами по себе. Это как бы сабли и винтовки сложенные в кучу. Когда идем куда-нибудь, мы берем в руки глагол идти. Глаголы у нас тройственны. Они имеют время. Они имеют прошедшее, настоящее и будущее. Они подвижны. Они текучи, они похожи на что-то подлинно существующее. Между тем нет ни одного действия которое бы имело вес, кроме убийства, самоубийства, повешения и отравления. Отмечу, что последние час или два перед смертью могут быть действительно названы часом. Это есть что-то целое, что-то остановившееся, это как бы пространство, мир, комната или сад, освободившиеся от времени. Их можно пощупать. Самоубийцы и убитые у вас была такая секунда, а не час? Да, секунда, ну две, ну три, а не час, говорят они. Но они были плотны и неизменны? — Да, да.

Глаголы на наших глазах доживают свой век. В искусстве сюжет и действие исчезают. Те действия, которые есть в моих стихах, нелогичны и бесполезны, их нельзя уже назвать действиями. Про человека, который раньше надевал шапку и выходил на улицу, мы говорили: он вышел на улицу. Это было бессмысленно. Слово вышел, непонятное слово. А теперь: он надел шапку, и начало светать, и (синее) небо взлетело как орел.

События не совпадают с временем. Время съело события. От них не осталось косточек.

4. Предметы

Дом у нас не имеет времени. Лес у нас не имеет времени. Может быть человек инстинктивно чувствовал непрочность, хотя бы на одно мгновенье плотность вещественной оболочки предмета. Даже настоящего, того настоящего времени, о котором давно известно, что его нет, и того он не дал предмету. Выходит, что дома и неба и леса еще больше нет, чем настоящего.

Когда один человек жил в своем собственном ногте, то он огорчался и плакал и стонал. Но как-то он заметил, что нет вчера, нету завтра, а есть только сегодня. И прожив сегодняшний день он сказал: есть О чем говорить. Этого сегодняшнего дня нет у меня, нет у того, который живет в голове, который скачет, как безумный, который пьет и ест, у того, который плавает на ящике, и у того, который спит на могиле друга. У нас одинаковые дела. Есть о чем говорить.

И он стал обозревать мирные окрестности, и в стенках сосуда времени ему показался Бог.

5. Животные

Восходит скверная заря. Лес просыпается. И в лесу на дереве, на ветке, подымается птица и начинает ворчать о звездах, которые она видела во сне, и стучит клювом в головы своих серебряных птенцов. И лев, и волк и хорек недовольно и сонно лижут своих серебряных детенышей. Он, лес, он напоминает нам буфет, наполненный серебряными ложками и вилками. Или, или, или смотрим, течет синяя от своей непокорности река. В реке порхают рыбы со своими детьми. Они смотрят божескими глазами на сияющую воду и ловят надменных червяков. Подстерегает ли их ночь, подстерегает ли их день. Букашка думает о счастье. Водяной жук тоскует. Звери не употребляют алкоголя. Звери скучают без наркотических средств. Они предаются животному разврату. Звери время сидит над вами. Время думает о вас, и Бог.

Звери вы колокола. Звуковое лицо лисицы смотрит на свой лес. Деревья стоят уверенно как точки, как тихий мороз. Но мы оставим в покое лес, мы ничего не поймем в лесу. Природа вянет как ночь. Давайте ложиться спать. Мы очень омрачены.

6. Точки и седьмой час

Когда мы ложимся спать, мы думаем, мы говорим, мы пишем: день прошел. И назавтра мы не ищем прошедшего дня. Но пока мы не легли, мы относимся к дню так, как будто бы он еще не прошел, как будто бы он еще существует, как будто день это дорога по которой мы шли, дошли до конца и устали. Но при желании могли бы пойти обратно. Все наше деление времени, все наше искусство относится к времени так, как будто бы безразлично, когда это происходило, происходит или будет происходить. Я почувствовал и впервые не понял время в тюрьме. Я всегда считал, что по крайней мере дней пять вперед это то же что дней пять назад, это как комната, в которой стоишь посредине, где собака смотрит тебе в окно. Ты захотел повернуться, и увидел дверь, а нет — увидел окно. Но если в комнате четыре гладких стены, то самое большее что ты увидишь, это смерть на одной из стен. Я думал в тюрьме испытывать время. Я хотел предложить, и даже предложил соседу по камере попробовать точно повторять предыдущий день, в тюрьме все способствовало этому, там не было событий. Но там было время. Наказание я получил тоже временем. В мире летают точки, это точки времени. Они садятся на листья, они опускаются на лбы, они радуют жуков. Умирающий в восемьдесят лет, и умирающий в 10 лет, каждый имеет только секунду смерти. Ничего другого они не имеют. Бабочки однодневки перед нами столетние псы. Разница только в том, что у восьмидесятилетнего нет будущего, а у 10-летнего есть. Но и это неверно, потому что будущее дробится. Потому что прежде чем прибавится новая секунда, исчезнет старая, это можно было бы изобразить так:

O O O O O O

O O O O?

Только нули должны быть не зачеркнуты, а стерты. А такое секундное мгновенное будущее есть у обоих, или у обоих его нет, не может и не могло быть, раз они умирают. Наш календарь устроен так, что мы не ощущаем новизны каждой секунды. А в тюрьме эта новизна каждой секунды, и в то же время ничтожность этой новизны стала мне ясной. Я не могу понять сейчас, если бы меня освободили двумя днями раньше или позже, была ли бы какая-нибудь разница. Становится непонятным, что значит раньше и позже, становится непонятным все. А между тем петухи кричат каждую ночь. Но воспоминания вещь ненадежная, свидетели путаются и ошибаются… В одну ночь не бывает два раза 3 часа, убитый лежащий сейчас — был ли убит минуту тому назад и будет ли убитым послезавтра. Воображение непрочно. Каждый час хотя бы, если не минута, должен получить свое число, с каждым следующим прибавляющееся или остающееся все тем же. Скажем, что у нас седьмой час и пусть он тянется. Надо для начала отменить хотя бы дни, недели и месяцы. Тогда петухи будут кричать в разное время, а равность промежутков не существует, потому что существующее не сравнить с уже несуществующим, а может быть и несуществовавшим. Почем мы знаем? Мы не видим точек времени, на все опускается седьмой час.

7. Печальные останки событий

Все разлагается на последние смертные части. Время поедает мир. Я не по…

Бурчание в желудке во время объяснения в любви

Меня интересует: когда я объясняюсь в любви новой свежей женщине, то у меня почти всегда, или верней часто, бурчит в животе или закладывает нос. Когда это происходит, я считаю, что наступил хороший признак, Значит, все выйдет удачно. Тут важно, когда начинает бурчать, вовремя закашлять. Вздыхать, кажется, не надо, иначе бурчание дойдет до ее слуха. От закладываемого носа тоже, бывает, исходят характерные звуки. Наверное, это происходит от волнения. В чем же здесь волнение? Половой акт, или что-либо подобное, есть событие. Событие есть нечто новое для нас потустороннее. Оно двухсветно. Входя в него, мы как бы входим в бесконечность. Но мы быстро выбегаем из него. Мы ощущаем следовательно событие как жизнь. А его конец — как смерть. После его окончания все опять в порядке, ни жизни нет ни смерти. Волнение перед событием, и вследствие того бурчание и заложенный нос есть, значит, волнение перед обещанной жизнью. Еще в чем тут в частности дело. Да, дело в том, что тут есть с тобой еще участница, женщина. Вас тут двое. А так, кроме этого эпизода, всегда один. В общем, тут тоже один, но кажется мне в этот момент, вернее до момента, что двое. Кажется что с женщиной не умрешь, что в ней есть вечная жизнь.

Заболевание сифилисом, отрезанная нога, выдернутый зуб

Почему я так боюсь заболеть сифилисом, или вырвать зуб? Кроме боли и неприятностей, тут есть еще вот что. Во-первых, это вносит в жизнь числовой ряд. Отсюда начинается система отсчета. Она более страшная система отсчета, чем от начала рождения. Там не помнишь, то есть у всех, страшность того никто не ощущает, то все празднуют (день рождения и имянин). Тем же мне и страшно было пребывание в Д. П. 3. И во-вторых, тут еще плохо то, что это было что-то безусловно окончательное и единственное и состоявшееся и настоящее. И это в моем понимании тоже становится числом. Это можно покрыть числом один. А один, по-моему, это целая жизнь одного человека от начала до конца, и нормально это один должны бы чувствовать только в последний миг. А тут вдруг это входит внутри жизни. Это ни чем не поправимая беда. Выдернутый зуб. Тут совпадение внешнего события с временем. Ты сел в кресло. И вот пока он варит щипцы, и потом достает их, на тебя начинает надвигаться время, время, время, и наступает слово вдруг и наступает наполненное посторонним содержанием событие. И зуб исчез.

Все это меня пугает. Тут входит слово никогда.

<1932–1933>

Высказывания Введенского в «Разговорах» Л. Липавского.

<1933>

<1>

А.В.: Можно ли на это (проблему времени. — прим. ред.) ответить искусством? Увы, оно субъективно. Поэзия производит только словесное чудо, а не настоящее. Да и как реконструировать мир, неизвестно. Я посягнул на понятия, на исходные обобщения, что до меня никто не делал. Этим я как бы провёл поэтическую критику разума — более основательную, чем та, отвлечённая. Я усумнился, что, например, дом, дача и башня связываются и объединяются понятием здание. Может быть, плечо надо связывать с четыре. Я делал это на практике, в поэзии, и тем доказывал. И я убедился в ложности прежних связей, но не могу сказать, какие должны быть новые. Я даже не знаю, должна ли быть одна система связей или их много. И у меня основное ощущение бессвязности мира и раздробленности времени. А так как это противоречит разуму, то значит разум не понимает мира.

<2>

А.В.: В людях нашего времени должна быть естественная непримиримость. Они чужды всем представлениям, принятым прежде. Знакомясь даже с лучшими произведениями прошлого, они остаются холодны: пусть это хорошо, но малоинтересно. Не таков Д. Х. ему действительно может нравиться Гёте. В Д. Х. не чувствуешь стержня. Его вкусы необычайно определённы и вместе с тем они как бы случайны, каприз или индивидуальная особенность. Он, видите ли, любит гладкошерстных собак. Ни смерть, ни время его по-настоящему не интересуют.

Л.Л.: А Н.М. это разве как-нибудь интересует?

А.В.: Нет. Но Н.М. подобен женщине; женщина ближе к некоторым тайнам мира, она несёт их, но сама не сознаёт. Н.М. - человек новой эпохи, но это, как говорят про крестьян, тёмный человек.

Л.Л.: Он глядит назад…

Затем о суде.

А.В.: Это дурной театр. Странно, почему человек, которому грозит смерть, должен принимать участие в представлении. Очевидно, не только должен, но и хочет, иначе бы суд не удавался. Да, этот сидящий на скамье уважает суд. Но можно представить себе и такого, который перестал уважать суд. Тогда всё пойдёт очень странно. Толстый человек, на котором сосредоточено внимание, вместо того, чтобы выполнять свои обязанности по распорядку, не отвечает, потому что ему лень, говорит что и когда хочет, и хохочет невпопад.

<3>

А.В.: Какое это имеет значение, народы и их судьбы. Важно, что сейчас люди больше думают о времени и о смерти, чем прежде; остальное всё, что считается важным — безразлично.

…А.В. купил пол-литра водки; он отлил половину, так как хотел пойти ещё на вечер.

…А.В. пил, вопреки обычному, скромно: он хранил себя для дальнейших событий. "Пей, — уговаривал Л.Л.,- это пробуждает угаснувшие способности".

И вот А.В. ушёл на другой вечер, всё равно, что в другой мир. Я.С. и Л.Л. остались одни.

<4>

А.В. нашёл в себе сходство с Пушкиным.

А.В.: Пушкин тоже не имел чувства собственного достоинства и любил тереться среди людей выше его.

А.В.: Недавно Д.Х. вошёл в отсутствие Н.М. в его комнату и увидел на диване открытый том Пастернака. Пожалуй, Н.М. действительно читает тайком Пастернака.

<5>

А.В.: Д.Х. уже неделю питается супом, который варит себе, супом со снетками… А билеты на Реквием, которые он предлагал Н.А. и дал Н.М., были на самом деле не даровые; Д.Х. купил их.

А.В. и Л.Л. говорили о количестве денег, потребном человеку. А.В. считал что тут нет и не может быть границ; чем больше, тем лучше. Л.Л. говорил. что много денег нужно лишь при честолюбии, чтобы не отстать от других. А так достаточно и не слишком много.

Потом о вдохновении.

А.В.: Оно не предохраняет от ошибок, как это думают обычно; оно предохраняет от частных ошибок, а общая ошибка произведения при нём как раз не видна, поэтому оно и даёт возможность писать. Я всегда уже день спустя вижу, что написал не то и не так, как хотел. Да и можно ли вообще написать так, как хочешь? Д.Х. говорил когда-то, что искусство должно действовать так, чтобы проходить сквозь стены. А этого не может быть.

Затем о людях.

А.В.: Люди новой эпохи, а она наступает, не могут иметь твердых вкусов. Взять к примеру тебя (т. е. Л.Л. - прим. ред.), где твои вкусы? Можешь ли ты ответить на вопрос: ваш любимый писатель? Правда, у тебя на полке стоят книги, но какой случайный и шаблонный набор! Между тем прежде были люди, которые отвечали, не затрудняясь: Я люблю Плиния Старшего. Затем поехали к Д.Д., там говорили об общности взглядов.

А.В.: Если некоторые слова у людей совпадают, это уже много; сейчас можно только так говорить.

<6>

Д.Д.: Я прочёл роман А.В.; по правде говоря, он мне в целом не понравился. Это касание всего и не всегда правильное. Л.Л.: А.В. говорил, что проза для него таинственна; ему не нравится в его романе бытовой тон. Тон, пожалуй, биографически-протокольный; он во многом возбуждает брезгливость. Но конец романа замечателен.

Н.М.: Я считаю, что проза А.В. даже выше его стихов. Это основа всякой будущей прозы, открытие её. В этом и удивительность А.В., что он может писать, как графоман, а выходит всё прекрасно. Недостаток его другой, в том, что он не может себя реализовать.

Л.Л.: Что это значит?

Н.М.: Найти условный знак, вполне точный. Гоголь и Хлебников его, например, не нашли. Все вещи Гоголя, конечно, не то, что нужно было ему написать, они действуют только какой-то эманацией. О Хлебникове нечего говорить. Впрочем, я считаю А.В. выше Хлебникова, у него нет тщеты и беспокойного разнообразия Хлебникова. Но Пушкин, Чехов или Толстой реализовали себя. В этом, очевидно, и есть гениальность Толстого: реализовать себя до конца без гения невозможно.

Л.Л.: Я понимаю это так — поставить печать. У Гоголя, я знаю, вы с этим не согласны, такова должна была быть вторая часть "Мёртвых душ". Когда читаешь её, точно восходишь на высокую гору; понятно становится, почему Гоголю казались недостойными все его прошлые вещи.

<1934>

<7>

А.В.: Д.Х. опять недавно выкинул штуку, без всякой причины был со мной груб. Объясняют, что это у него от нервности. Но почему эта нервность вдруг пропадает, когда он имеет дело с более важными людьми? Ты говорил когда-то: если бы тебе пришлось стать курьером или лакеем и я бы тебя встретил, я бы сделал вид, что с тобою незнаком, не подал руки. Я готов против этого всегда спорить. Но Д.Х. действительно расценивает людей по чинам. Правда, чины эти не общепринятые, а установленные им самим. Но это всё равно. А раз так, я могу спросить, не я ли по чину выше?

Л.Л.: Перемены отношений, действительно, происходят, но дело в другом. Связи, соединявшие нас, несколько человек, распадаются. Найдутся другие связи, но уже совсем не те, просто по сходству профессий или быта…

А.В. сейчас это не интересовало. Ему сейчас было важно только то, что касалось его самого. Он говорил обиженно, но, впрочем, без всякой злонамеренности. Просто припадок сентиментальности по отношению к самому себе. И он искал сочувствия. Под конец он смягчился.

А.В.: А знаешь, Д.Х. однажды при дамах начал вдруг снимать с себя брюки. Оказывается, он нарочно пришёл для этого в двух парах брюк, одни поверх других.

А.В.(прощаясь): И зубы у меня как клавиши, на какой ни нажмёшь, больно.

<8>

Это стихотворение, в отличие от других, я писал долго, три дня, обдумывал каждое слово. Тут всё имеет для меня значение, так что о нём можно было бы написать трактат. Началось так: мне пришло в голову об орле, это я и записал у тебя, помнишь, в прошлый раз. Потом явился другой вариант. Я подумал, почему выбирают всегда один, и включил оба. О гортензии мне самому неловко было писать, я сначала даже вычеркнул. Я хотел кончить вопросом: почему я не семя. Повторений здесь много, но, по-моему, лишнего нет, все они нужны, если внимательно присмотреться, они повторяются в другом виде, объясняя. И «свеча-трава», и «трава-трава» — всё это для меня лично важно…

<9>

А.В.: Новгород мне понравился. Компания, вопреки ожиданию, оказалась хорошей. Это привело меня к теории, что плохих людей вообще нет, бывают только обстоятельства, при которых люди неприятны.

Л.Л.: Удобная теория.

Затем: о Я.С.

А.В.: Он пишет теперь так, что трудно высказать об этом мнение. Нельзя возражать, так же, как о стихах или рассказах нельзя сказать, верны они или не верны.

Л.Л.: Просто мы слушаем друг друга без внимания. Искусство воспринимается на слух, а для оценки мысли нужно напряжение, для которого мы ленивы. Но даже и так о вещах Я.С. можно сказать, хороши они или нет, а это признак, правильны ли они.

А.В.: "Признак вечности" мне нравится. Но я не согласен, что время ощущается, когда есть неприятности. Важнее, когда человек избавлен от всего внешнего и остаётся один на один со временем. Тогда ясно, что каждая секунда дробится без конца и ничего нет.

Л.Л.: Когда нет событий, ожидания, тогда и времени нет; настаёт пауза, то, что Я.С. называет промежутком или вечностью, — пауза, несуществование. Это кажется странным: разве можно перестать существовать и потом вновь существовать? Но ведь тут много сторон, в одном существование прекращается, в другом отношении продолжается. Ожидание, это участие в токе событий. И только тогда есть время.

А.В.: Я.С. говорит — при ожидании неприятного…..И несмотря на все рассуждения, время стоит несокрушимое, всё остаётся по-прежнему. Мы поняли, что время и мир по нашим представлениям невозможны. Но это только разрушительная работа. А как же на самом деле? Неизвестно. Да, меня давно интересует, как выразить обыденные взгляды на мир. По-моему, это самое трудное. Дело не только в том, что наши взгляды противоречивы. Они ещё и разнокачественны. Считается, что нельзя множить апельсины на стаканы. Но обыденные взгляды как раз таковы.

Л.Л.: Почему же теории о времени не убедительны, не могут поколебать ничего. Потому что время прежде всего, не мысль, а ощущение, основанное на реальном отношении вещей, нашего тела, в широком смысле, с миром. Оно коренится в том, что существует индивидуальность, и чтобы выяснить, что такое время, надо произвести реальные изменения, использовать разные его варианты. Это возможно, так как мы действительно по-разному воспринимаем время при разных физических состояниях. Но Я.С. предпочитает не делать этого, а удовлетворяться тем, что он заметил, намёками. Это импрессионизм.

А.В.: Это может дать результаты.

<10>

Затем: о мгновении.

А.В.: Расстояние измеряется временем. А время бесконечно дробимо. Значит, и расстояний нет. Ведь ничего и ничего нельзя сложить вместе.

Л.Л.: Почему ты решил, что мгновение бесконечно мало? Свобода дробления, это значит, что мгновение может быть любой величины. Они, верно, и бывают всякой величины, большие и малые, включённые друг в друга.

А.В.: Если это так, тогда понятно, почему как ни относиться ко времени, нельзя всё же отрицать смены дня и ночи, бодрствования и сна. День, это большое мгновение.

<11>

А.В.: Правда ли, что двое учёных доказали неверность закона причинности и получили за это нобелевскую премию? Л.Л.: Не знаю, это связано верно с теорией квант…

Затем: о музыке.

Л.Л.: Меня интересует, чем воздействует на человека музыка. Она самое демаскированное искусство, ничего не изображает. Остальные же как бы что-то представляют, сообщают. Но ясно, они действуют не этим, а так же, как музыка.

А.В.: Когда люди едут на лодке или сидят на берегу моря, они обычно поют. Очевидно, это уместно, музыка как бы голос самой природы.

Л.Л.: А в самой природе её совсем нет…

<12>

А.В.: Я читаю Вересаева о Пушкине. Интересно, как противоречивы свидетельские показания даже там, где не может быть места субъективности. Это не случайные ошибки. Сомнительность, неукладываемость в наши логические рамки есть в самой жизни. И мне непонятно, как могли возникнуть фантастические, имеющие точные законы миры, совсем не похожие на настоящую жизнь. Например, заседание. Или, скажем, роман. В романе описывается жизнь, там будто бы течёт время, но оно не имеет ничего общего с настоящим, там нет смены дня и ночи, вспоминают легко чуть ли не всю жизнь, тогда как на самом деле вряд ли можно вспомнить и вчерашний день. Да и всякое вообще описание неверно. "Человек сидит, у него корабль над головой" всё же наверное правильнее, чем "человек сидит и читает книгу". Единственный правильный по своему принципу роман, это мой, но он плохо написан.

Л.Л.: Но ведь это относится ко всему искусству вообще. Разве в музыке, например, не своё время? Разница лишь в том что музыку и не считают описанием жизни, а роман считают.

А.В.: Может быть, я оптимист, но я считаю теперь, что стихи надо писать редко. Я, например, ещё до сих пор живу всё тем же стихотворением о «гортензии»; чего же мне писать новое, пока старое, так сказать, приносит проценты.

Л.Л.: Все твои теории были всегда в высшей степени практичны: они оправдывают то, что ты в данный момент делаешь.

А.В.: Я понял, чем я отличаюсь от прошлых писателей, да и вообще людей. Те говорили: жизнь — мгновение в сравнении с вечностью. Я говорю: она вообще мгновенье, даже в сравнении с мгновением.

Птицы

и всё ж бегущего орла

не удалось нам уследить

из пушек темного жерла

ворон свободных колотить

пришлось нам пришлось нам

на карточке сидеть

и вытащенным глобусом

пред зеркалом вертеть

и где бы я ни думал

и где бы я ни спал

я ничего не думал

я никого не спал

летевшую синицу

глухую как кровать

на небе как ресницу

пришлось нам оборвать

утята шили задом

казаки боком шли

зима была им адом

и Богом костыли

мы сядем в злую банку

мы поплывём к ветвям

на няньку иностранку

совпал прелестный свет

она упала птицей

как мокрый ураган

ударилась косицей

о каменный курган

приходит кладбищенский внук

как некий железный каблук

и всё рассыпается в прах

и всё рассыпается в трах

пред нами пучина

пред нами причина

где корень <….>

где аист вещей

потом появился отец

хотел он законы рожать

и химии тусклый птенец

начал над ними жужжать

тогда приходит ягненок

съедаемый без пеленок

и проваренный осетром

за что не зовут Петром

он шепчет я русская баня

окончил свое созданье

я скупо лег и поблек

вот бред речной помолился

и будто скотина скучали

здесь времени стало два года

и дятел на дерево сел

он был как ночная природа

и бегал вол

и цвел

и будто время брел

но не был он орел

<1928>