Марк Александрович Алданов

Небольшой ретродетектив. Последние дни жизни Микеланджело. Заговор и покушение на папу римского. Хороший пример творческой манеры Алданова. Он так и не расскажет, что же именно произошло (историки так и не выяснили, а писатель не вправе выдумывать), зато попутно и мимоходом очень много расскажет о людях, эпохе. На этот раз о современниках Микеланджело.
Цитата.
Смутно ему вспоминалось, что изверг внизу, замахнувшийся веслом на толпу, был, кажется, Харон, а человек, непристойно охваченный змеей, Минос, – а может быть, и не Минос: кто их разберет, да и как они-то сюда попали? На фресках были тела, все голые, страшные, неестественно-атлетические тела, – сколько их? двести? триста? – а то кости без мяса, кости, чуть обросшие мясом, скелеты, уже похожие на людей, люди, еще похожие на скелеты. Тут были изображены все виды страданий и мучений, несчастны, неприятны были и те, кого оправдал суд. Вазари спросил себя, что все это может означать. Он знал, как пишут художники, и понимал, что философского смысла в картинах искать и не следует. Это, однако, был Микеланджело, к нему требования другие. Вазари порою сомневался, верит ли старик хоть во что-нибудь, и скорее склонялся к тому, что не верит ни во что: уж очень он мрачен и уж очень всех ненавидит. «Но с чертями у него счет запутанный. Вот И здесь черти торжествуют так весело. В это, в торжество чертей в мире, он верит. И так естественно идут у него люди в ад: туда им всем и дорога. Чем же мы виноваты, что ему смертельно опротивел мир? А может быть, ему просто надо было изобразить по-новому сотни тел, так, как их до него никто не изображал, и так, чтобы ни одна поза не повторяла другую?

Хорошая книга. Зря нападают, мол, эмигрантские страдания. Книга о мирке, который мы выстраиваем вокруг себя. И о том, каково это, когда он рушится.