Русские сказки [Максим Горький] (fb2) читать постранично, страница - 3

нашей никакого смысла, между прочим, нет! Молодец Смертяшкин!

И стали его на вечера приглашать, на свадьбы, на похороны да на поминки, а стихи его во всех модных журналах печатаются по полтине строка, и уже на литературных вечерах полногрудые дамы, очаровательно улыбаясь, читают "поэзы Смертяшкина":

Нас ежедневно жизнь разит,

Нам отовсюду смерть грозит!

Со всяких точек зрения

Мы только жертвы тления!

- Браво-о! Спасибо-о! - кричат жители.

"А ведь, пожалуй, я и в самом деле поэт?" - задумался Евстигнейка и начал - понемножку - зазнаваться: завел черно-пестрые носки и галстухи, брюки надел тоже черные с белой полоской поперек и стал говорить томно, разводя глазами в разные стороны:

- Ах, как это пошло-жизненно!

Заупокойную литургию прочитал и употребляет в речи мрачные слова: паки, дондеже, всуе...

Ходят вокруг его разные критики, истощая Евстигнейкин гонорарий, и внушают ему:

- Углубляйся, Евстигней, а мы поддержим!

И действительно, когда вышла книжка: "Некрологи желаний, поэзы Евстигнея Смертяшкина", то критики весьма благосклонно отметили глубокую могильность настроений автора. Евстигнейка же на радостях решил жениться: пошел к знакомой модерн-девице Нимфодоре Заваляшкиной и сказал ей:

- О, безобразна, бесславна, не имущая вида!

Она долго ожидала этого и, упав на грудь его, воркует, разлагаясь от счастия:

- Я согласна идти к смерти рука об руку с тобою!

- Обреченная уничтожению! - воскликнул Евстигней.

Нимфодора же, смертельно раненная страстью, отзывается:

- Мой бесследно исчезающий!

Но тотчас, вполне возвратясь к жизни, предложила:

- Мы обязательно должны устроить стильный быт! Смертяшкин уже ко многому привык и сразу понял.

- Я, - говорит, - конечно, недосягаемо выше всех предрассудков, но, если хочешь, давай обвенчаемся в кладбищенской церкви!

- Хочу ли? О, да! И пусть все шафера тотчас после свадьбы застрелятся!

- Все, пожалуй, не пойдут на это, а Кукин может,- он уже семь раз стрелялся.

- И чтобы священник был старенький, знаешь, такой... наканунный смерти.

Так, стильно мечтая, они сидели до той поры, пока из холодной могилы пространства, где погребены мириады погасших солнц и в мертвой пляске кружатся замороженные планеты, - пока в этой пустыне бездонного кладбища усопших миров не появился скорбный лик луны, угрюмо осветив землю, пожирающую всe живое... Ах, это жуткое сияние умершей луны, подобное свечению гнилушек, всегда напоминает чутким сердцам, что смысл бытия тление, тление...

Смертяшкин настолько воодушевился, что даже без особого труда стихи сочинил и прошептал их черным шeпотом в ухо будущему скелету возлюбленной:

Чу, смерть стучит рукою честной

Но крышке гроба, точно в бубен!..

Я слышу зов ее так ясно

Сквозь пошлый хаос скучных буден.

Жизнь спорит с нею, - лживым кличем

Зовет люден к своим обманам;

Но мы с тобой не увеличим

Числа рабов, плененных ею!

Нас не подкупишь ложью сладкой,

Ведь знаем мы с тобою оба,

Жизнь - только миг, больной и краткий,

А смысл ее - под крышкой гроба!

- Как мертво! - восхищалась Нимфодора. - Как тупо-могильно!

Она все эти штуки превосходно понимала.

На сороковой день после этого они венчались у Николы на Тычке, в старенькой церкви, тесно окруженной самодовольными могилами переполненного кладбища. Ради стиля свидетелями брака подписались два могильщика, шаферами были заведомые кандидаты в самоубийцы; в подруги невеста выбрала трех истеричек, из которых одна уже вкушала уксусную эссенцию, другие готовились к этому и одна дала честное слово покончить с собой на девятый день после свадьбы.

А когда вышли на паперть, шафер, прыщеватый парень, изучавший на себе действие сальварсана, открыв дверь кареты, мрачно сказал:

- Вот катафалк!

Новобрачная, в белом платье с черными лентами и под черной фатой, умирала от восторга, а Смертяшкин, влажными глазами оглядывая публику, спрашивал шафера:

- Репортеры есть?

- И фотограф...

- Не шевелись, Нимфочка...

Репортеры, из уважения к поэту, оделись факельщиками, а фотограф палачом, жители же, - им всe равно, на что смотреть, было бы забавно! жители одобряли:

- Quel chic!1

И даже какой-то вечно голодающий мужичок согласился с ними:

- Charmant!2

- Да-а, - говорил Смертяшкин новобрачной за ужином в ресторане против кладбища, - мы прекрасно похоронили нашу юность! Вот именно это и называется победой над жизнью!

- Ты помнишь, что это всё мои идеи? - спросила нежно Нимфодора.

- Твои? Разве?

- Конечно.

- Ну... всё равно:

Я и ты - одна душа и тело!

Мы с тобой теперь навеки слиты.

Это смерть так мудро повелела,

Мы - ее рабы и сателлиты.

- Но все-таки я не позволю тебе поглотить мою индивидуальность! очаровательно предупредила она. - И потом, сателлиты, я думаю, надо произносить два "т" и два "л"! Впрочем, саттеллиты, вообще, кажутся мне не на месте...

Смертяшкин еще раз попробовал одолеть ее стихами:

Что такое наше "я",

Смертная моя?

Нет его иль есть оно,

Это всe равно!

Будь активна, будь инертна,