Михаил Скобелев. Его жизнь, военная, административная и общественная деятельность [Михаил Михайлович Филиппов] (fb2) читать постранично, страница - 2

Вздумав воспитать сына как можно более сурово, он нанял гувернера-немца, которому предоставил неограниченную власть над мальчиком. Немец оказался не только строгим, но и свирепым. За малейшую ошибку при вызубривании немецких вокабул, за всякую детскую шалость гувернер жестоко сек мальчика прутом. В этом воспитании следует видеть чуть ли не первый зародыш позднейшей нелюбви Скобелева к немцам. Скобелев с детства обладал независимой, пылкой и живой натурой; в течение долгого времени он был вынужден скрепя сердце терпеть подобное обращение. В его характере развились скрытность и мстительность. Немец-гувернер влюбился в какую-то особу и стал делать к ней частые визиты. Отправляясь к возлюбленной, гувернер всегда надевал фрак, цилиндр и новые перчатки. Мальчик подметил это и отомстил немцу по-своему. Он подкрался к комнате, куда должен был войти гувернер, вымазал ручку двери ваксой и потом с наслаждением подглядывал, как щеголеватый немец перепачкал свои перчатки. Из всех уроков гувернера на мальчика повлияли главным образом его интрижки. Двенадцатилетний Скобелев, в свою очередь, вообразил себя влюбленным в девочку своего возраста. Он совершал прогулки верхом рядом со своей воображаемой невестой. Однажды, когда эта девочка гостила у Скобелевых, гувернер при ней выбранил питомца, Скобелев что-то ответил. Взбешенный гувернер ударил мальчика по лицу. Тут случилось нечто непредвиденное. Скобелев, до сих пор мстивший только исподтишка, не вынес обиды и, в присутствии своей возлюбленной, сначала плюнул немцу в лицо, затем ответил ему, в свою очередь, пощечиной. Ошалевший немец побежал жаловаться. Но этот смелый поступок мальчика решил дальнейшее направление его воспитания в более благоприятном смысле. Отец понял, что немец довел сына до отчаяния; он рассчитал гувернера и отдал мальчика на воспитание французу Дезидерию Жирардэ, имевшему пансион в Париже. Таким образом, с раннего детства, Скобелев успел возненавидеть немцев и затем попал под чисто французское влияние. Хотя в то время национальная вражда между французами и немцами не достигала и сотой доли той, какая появилась после франко-прусской войны, но эти влияния детства достаточно подготовили позднейшие национальные симпатии и антипатии, отличавшие Скобелева в зрелом возрасте. В лице Жирардэ Скобелев, по общим отзывам, встретил воспитателя образованного, человечного и честного, притом искренне привязавшегося к своему питомцу. Жирардэ последовал за Скобелевым в Россию, не разлучался с ним даже во время военных действий, был его лучшим наставником и другом, провожал Скобелева и во время его последней поездки за границу. Во всех важных случаях жизни Скобелев советовался с Жирардэ; он питал к нему самую искреннюю привязанность.

Преувеличивать влияние Жирардэ на Скобелева, конечно, не следует. Быть может, и справедливо, что Жирардэ более всего старался развить в своем питомце “религию долга”; но есть основания утверждать, что Скобелев был обязан прежде всего самому себе и что он много поработал над своим нравственным воспитанием. Нельзя, конечно, принять и другого крайнего мнения, высказанного известным художником В. В. Верещагиным, который в своих записках о Скобелеве уверяет, что даже на двадцать седьмом году жизни Михаил Дмитриевич был юношей чрезвычайно нетвердых правил и не обладал будто бы даже простейшими понятиями о военной честности, а потом в течение нескольких лет развил это все в себе собственными усилиями^[2]. Истина находится в этом случае посередине. Пройдя школу Жирардэ, Скобелев был, конечно, далек от нравственного совершенства и от отвлеченного преклонения перед долгом; он был просто неустановившимся юношей, во многом сходным с представителями так называемой “золотой” молодежи, но с тем отличием, что еще в те годы выказывал необыкновенные способности и ту своеобразность ума и чувства, которая отличает гения от сотни блестящих, но неглубоких талантов.

По желанию родителей, Скобелев после окончания учения у Жирардэ возвратился в Россию для дальнейшего образования. Он поступил (в 1861 году) на математический факультет Петербургского университета. По некоторым сведениям, Скобелев учился здесь не с большой охотой: его тянуло к военной службе, и он с завистью смотрел на сверстников, уже заслуживших эполеты. Вскоре в университете вспыхнули известные студенческие беспорядки, повлекшие за собою временное его закрытие; это было решительным поворотом в жизни Скобелева. Путь университетского образования был для него навсегда отрезан. Оставив университет, Скобелев поступил юнкером в кавалергардский полк и в 1863 году, как раз в начале польского восстания, был произведен в корнеты. Сгорая от нетерпения пойти на войну, Скобелев стал хлопотать о переводе в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк. В битве под Меховым Скобелев получил так называемое боевое крещение. В течение всей Польской кампании Скобелев вел себя так, что его военные