Скоро я стану неуязвим [Остин Гроссман] (fb2) читать постранично, страница - 2

президента? Зачем вы… захватили «Кемикэл Бэнк»?

Я — самый умный человек в мире. Бывало, я появлялся на публике в плаще, я сражался с теми, кто умеет летать, у кого металлическая кожа, кто способен убивать одним взглядом. Я успешно мерялся силами со Сполохом, «Супер-Эскадроном» и «Чемпионами». А теперь я стою в очереди в столовой среди недотеп, попавшихся на подделке чеков; раздумываю, останется ли шоколадное молоко в автомате, а еще — сделал ли умнейший человек в мире самый умный шаг в своей жизни.

Я — в дверях, в кольце вооруженных охранников; трое специалистов с целым чемоданом приборов осматривают камеру. Со всех сторон из-за решеток несутся крики, свист и ободряющие вопли. Всем хочется шоу. Но я шагаю мимо, под конвоем двух охранников, закованных в броню и до зубов вооруженных по последнему слову техники. Вам всем придется подождать — сначала пройду я, а уж потом объявят утреннее построение.

Тюрьма полнится слухами о моих способностях. Заключенные верят, что глаза мои способны испускать лазерные лучи, что от моего прикосновения бьет током, что кожа моя ядовита, что я умею проходить сквозь стены, что я все слышу. Все вешают на меня — украденные ложки и вилки, незапертые двери. Я с гордостью узнал, что возникла даже банда имени меня: «Невозможные», по большей части — из бывших «белых воротничков».

Мне дозволено общаться с обычными заключенными во время обеда и во дворе на прогулке, но за столом я всегда один. Я слишком часто обводил своих тюремщиков вокруг пальца — то ловкостью, то хитростью. В конце концов, мне стали выдавать еду на одноразовых тарелках; когда возвращаю поднос, пересчитывают пластиковые приборы. Дважды. Пока я ем, один охранник следит за руками, другой проверяет, что делается под столом. Перед едой я должен закатать рукава и показать руки с обеих сторон, точно фокусник.

Кстати, о руках. Кожа прохладная — если интересно, примерно 96,1 градус по Фаренгейту^[1] — и плотная, точно накрахмаленная рубашка. Выстрелы мне не страшны; пять пуль отскочило во время прошлого задержания, когда я уходил от погони по Седьмой авеню, изнывая от жары в толстом плаще и шлеме. Синяки еще не совсем сошли.

Есть у меня и парочка других трюков. Я силен, гораздо сильнее, чем характерно для млекопитающего моих габаритов. При наличии времени и желания я способен опрокинуть прицеп или вырвать из стены банкомат. Впрочем, я не разношу все подряд — не собственными руками. Эту часть работы делала Лили… когда мы работали вместе. Я-то больше по науке. Это основная причина моего содержания в Особом тюремном крыле — там, где все предметы, вплоть до душевых разбрызгивателей, либо выполнены из титана, либо утоплены на два дюйма^[2] в железобетон. Я также двигаюсь быстрее, чем следовало бы — что-то в нейронах поменялось после несчастного случая.

Время от времени ко мне пристают заключенные из новеньких — надеются заработать авторитет, ломая о мои ребра то самодельный нож, то украденный карандаш, а то и заточенную металлическую ложку. Такое случается во время еды или во дворе, на прогулке. Все вокруг настороженно умолкают, стоит такому новичку вступить в волшебный круг, в пустое, движущееся вместе со мной пространство. Охранники никогда не вмешиваются; то ли тактика у них такая — разобщить меня и остальных заключенных, то ли просто любят наблюдать за моими фокусами, вновь и вновь убеждаться, что охраняют четвертого из самых отъявленных негодяев на свете. Я неторопливо выпрямляюсь на металлическом стуле, опускаю единственную пластиковую ложку на складной стол.

Резкий замах, удар; потом тишина; звенит сигнал тревоги; полузадушенный хрип. Охранники уносят безвольную кучу тряпья, а меня снова оставляют в покое — до следующего раза, пока очередной татуированный придурок не предпримет новую попытку. Мне хочется продолжить, броситься на всех вокруг, биться насмерть, рухнуть под градом пуль… но я всегда сдерживаюсь. Я умнее. Есть глупые преступники, есть умные преступники… и есть я.

Так, чтобы вы знали: я ничего не утратил — не стал безопаснее оттого лишь, что лишился всех своих устройств, всех приспособлений и спецпояса с инструментами. Я по-прежнему блистательный, ужасный, дьявольский Доктор Невозможный, черт побери! А еще я неуязвим!

У каждого супергероя свой исток, свое происхождение. Они раздувают из этого целую историю — историю о том, как обрели свои способности и миссию. Одни выходят на тропу борьбы со злом после укуса радиоактивного паука; другие после встречи с бродячим космическим божеством отправляются на поиски каких-то там скрижалей; кто-то еще решает отомстить за погибших родственников. А что злодеи? Мы появляемся на сцене в специальных костюмах, со злобной ухмылкой, экстравагантно изливаем неизъяснимую неприязнь к миру с помощью гигантских пушек или космических червоточин. Но отчего мы грабим банки, вместо того, чтобы их охранять? Зачем я заморозил