На короткой волне [Александра Ивановна Анисимова] (fb2) читать постранично, страница - 3

Отсюда до выполнения моих планов стало еще дальше. Что же делать? И я все думала, думала.

Однажды, во время моих очередных раздумий, неожиданно склонился надо мной пожилой солидный командир. Чуть прищурив глаза, он тихо спросил:

- Вы кто? Почему здесь лежите?

Я ответила. Он кивнул головой и отошел. А у меня долго горели щеки от стыда: рослая, здоровая девушка прячется где-то на стульях! Довольно!

На другой день я очень вежливо отказалась идти с сестрой, заверив ее, что пойду в убежище. Она не настаивала, и я оказалась предоставленной самой себе. В убежище я, конечно, не пошла. Сестра пожаловалась отцу.

- Ну зачем ты приехала сюда? Жила бы с матерью в деревне, рассердился он.

- А ты не бойся за меня. Я не маленькая. Только в убежище не посылай. Там еще страшнее. Я лучше буду около дома стоять.

- Глупая! Там одни мужчины стоят.

- Ну и пусть. А в убежище все равно не пойду. Что мне там делать? Узлы стеречь, что ли?

Первое время глаза жмурились от вспышек зениток, но я заставляла себя не мигая смотреть на огонь. Смутные, неясные мысли бродили в голове, но одно я знала твердо: приучить себя к этому огню, к этим оглушающим орудийным залпам значило закалить свою волю, воспитать в себе бесстрашие. А потом уж и какое-нибудь настоящее дело!

По вечерам вся молодежь нашего дома собиралась в конторе домоуправления. Мы проверяли посты на крышах домов, в пустынных дворах, которые все стали проходными. Ходили вокруг большого темного здания театра, увешанного маскировочными сетками, заляпанного рисунками. Он был нашей гордостью до войны - театр, выросший на наших глазах. А сейчас на его ступенях нарисованы крыши домов, а на колоннах "деревья".

Откуда-то издали доносились звуки канонады, изредка небо прорезали прожекторы. Медленно наступал рассвет... А мы все ходили, ходили... Иногда потихоньку пели: "Голубыми туманами наша юность прошла..." Зарево ночных пожаров растекалось по небу, уступая место синим московским зорям.

Вскоре я устроилась на швейную фабрику. "Красная оборона" ученицей в школу ФЗУ.

Наступила зима - первая военная зима. На фабрике не хватало электроэнергии, не работало отопление. По целым дням мы сидели в шубах, с трудом удерживая иголку в окоченевших пальцах. Так было на работе. А дома... От стрельбы зенитной батареи стекла выбиты и заменены фанерой. Отопление в доме тоже не работало. В комнате стоял такой же холод, как и на улице, только не было ветра. Оконная ниша покрылась толстым слоем снега. Я жила одна в квартире - отец на заводе, сестра на лесозаготовках, и мне было немножко страшно. В шубе залезала я в постель, укрывалась двумя ватными одеялами и прятала лицо в подушку. Объявляли тревогу, а мне смертельно хотелось спать.

Как-то пришел с завода отец и принес железную печку-"буржуйку". С тех пор у меня была постоянная забота - напихать в печку как можно больше бумаги. Гасила в комнате свет, открывала дверцу и смотрела, как плясали огненные отсветы, выхватывая из темноты то угол картины с золотыми колосьями ржи, то заснеженную раму окна.

В тот день, когда немецкие войска находились на ближних подступах к Москве, нас, рабочих, собрали в один цех, и директор фабрики сказал:

- Товарищи! Фабрика закрывается. При расчете получите деньги за месяц вперед.

...Через день мы пришли за расчетом. Вдруг кто-то вбежал в бухгалтерию и на весь коридор закричал:

- Идите на работу! Фабрика опять открывается!

Все бросились к своим цехам. Нам не нужно было денег "вперед". Мы хотели работать, чтобы по-прежнему ежедневно выезжали из ворот нашей фабрики автомашины с шинелями, телогрейками и ватными брюками, направлялись прямо с фабрики на передовую...

В этот памятный для москвичей день все мы слушали по радио выступление председателя Московского городского Совета.

Все больше и больше задумывалась я над своей жизнью. Ну, работаю на фабрике. Ну, дежурю ночами. Этого мало! Надо на фронт!

Вместе с несколькими девушками из своего цеха подала заявление с просьбой принять меня в комсомол, и в последних числах декабря мы поехали в райком. Меня пригласили в кабинет одной из последних. Я очень волновалась и даже имя и фамилию свою назвала не совсем уверенно. А когда секретарь райкома спросил, читаю ли я газеты и слежу ли за положением на фронтах, вдруг машинально произнесла фразу, которую слышала утром по радио:

- Наши войска оставили город Феодосию.

Потом спохватилась, посмотрела на всех. Секретарь перебирал бумаги на столе, а остальные члены бюро сделали вид, что не слышали моих слов. Только наша Лена - секретарь комитета - укоризненно покачала головой.

"Не примут! - подумала я. - Нет у меня политической подготовки!.." Но в комсомол меня приняли и поручили работу агитатора в госпитале.

Три раза в неделю я стала ездить в Тимирязевку. Там, в корпусах академии, разместился военный эвакогоспиталь. Я ходила по палатам, беседовала с ранеными бойцами, читала им книги.

Очень возможно, что, если бы я попала в стационарный госпиталь, где не так быстро сменялись