Открытие сезона [Джойс Данвилл] (fb2) читать постранично, страница - 5

твоем театре, а?

– Не будь смешной, любимая. Тебе обязательно найдется работа.

– А я уверена, что там мне будет нечего делать.

– Ты сможешь приглядывать за детьми.

– Дэвид, дорогой, – сказала я, – не говори мне о детях. У тебя нет права говорить со мной о детях. За детьми ухаживаю я, а не ты, поэтому не будем дискутировать на эту тему.

– Не понимаю, – сказал он, после паузы, означавшей, что по этому пункту он уступает, – почему тебе вообще понадобилась эта работа. Пустая трата времени. Это все твое тщеславие: тебе не достаточно слышать от меня о своей красоте, ты хочешь, чтобы вся страна пялилась на тебя каждый вечер. Тщеславие когда-нибудь погубит тебя, и ты умрешь эгоисткой, если не исправишься.

Сильно сказано, но мне было, чем парировать.

– А как же ты? – спросила я. – Кажется, свою игру ты считаешь искусством? Но это не искусство, это продажа своего таланта на потребу низменной толпе. И не говори, что ты делаешь это ради публики. Ты и все остальные – вы просто кучка больных манией величия. Все, чего вы хотите, это выставить свое лицо напоказ и кричать: «Вот я какой!» Больше ничего. Ну, раз это устраивает тебя, то и я не жалуюсь. Но дай и мне заниматься тем, чем я хочу: рассказывать всей стране о политике, о несчастных случаях на дорогах и забастовках профсоюзов… Продолжай заниматься своей глупой саморекламой, изливайся перед всем миром, я не возражаю.

– А почему ты должна возражать? Это я оплачиваю эти котлеты, и этот телевизор, и это платье, которое ты носишь, и крышу над твоей головой.

– Да, – я встала, – И, видимо, поэтому мне хочется иметь собственные деньги, чтобы я могла бросить в твое очаровательное лицо весь этот мусор.

Я вышла из комнаты и направилась вверх по лестнице в спальню. Пока я раздевалась, мне очень хотелось заплакать, но я сдержалась. Я вовсе не так сердилась, как следовало бы. Мне было жаль Дэвида: ему очень хотелось поехать, и не думаю, что ему хотелось ругаться со мной, как, впрочем, и мне. Я почитала немного, пытаясь успокоиться. Когда он поднялся наверх, он тоже был спокойнее.

– Давай поговорим об этом завтра, – предложил он. – Я еще не подписал контракт. И не сделал бы этого, не поговорив с тобой.

– Я так и думала.

Он разделся и лег в постель.

– Попытаюсь поспать, – сказала я, – хоть пару часиков, пока Джо снова не проснется.

Я закрыла глаза. Дэвид положил руку мне на бедро. Я поерзала и скинула руку. Он снова дотронулся до меня. Я оттолкнула его еще раз, он вспылил – и я вспылила, и мы снова принялись ссориться. Такие уж мы. Дэвид завел волынку о прелестях деревенской жизни: как там здорово, зелено, коровки, тишина, а я говорила ему о скукотище. Лондон был для меня всем, а мысли о природе и ограниченном круге общения наполняли меня не меньшим ужасом, чем перспектива потерять работу. Я затеряюсь там, в сельской глуши, затеряюсь и превращусь в ничто.

– Хирфорд, наверное, ужасное место, – сказала я. – Единственное «высотное» здание там – это церковь, которую я должна буду созерцать девять месяцев подряд. Нам придется жить в грязном домишке или неуютной квартирке. Я просто не могу вынести этого.

– Не замечал особого великолепия в этом доме, – сказал Дэйв, – если уж говорить о красоте.

– Ну, тогда ты просто слепец, если не видишь этого, – и мы ругались еще часа полтора. В конце концов Дэвид так разозлился, что в ответ на очередное мое язвительное замечание о его профессии вскочил и ударил кулаком по стене. Дом наш старый, еще айлингтонской постройки, и кулак с треском проломил тонкую обшивку и угодил в пустоту простенка. Мы оба вскрикнули от неожиданности: я зажгла свет, и мы смотрели с открытыми ртами на его кулак, с такой легкостью пробивший нашу стену, прорвав обои Уильяма Морриса, гордость моей жизни. На наших глазах щель расширилась, дойдя до картинной рамки, и кусочки штукатурки посыпались нам на голову.

– Дэвид, – прошептала я после того, как обвал завершился, – Что ты наделал? Это лучшие обои во всем доме.

– Удивительно, сказал он. – Я едва прикоснулся к ним.

Я была так поражена, что даже не рассердилась.

– Как ты думаешь, потолок не рухнет на нас? – спросила я.

– Наверное, стоит передвинуть кровать, – сказал он. Мы встали и, толкая, переместили кровать в другой угол комнаты. Шум разбудил Флору, которую пришлось утешать, и Джо, которого пришлось кормить. К тому времени, как Джо снова заснул, мы с Дэвидом пришли в отличное настроение, и я согласилась, что поеду и взгляну на Хирфорд, прочту его роль и, может быть, признаю необходимость переезда. Он, в свою очередь, согласился с тем, что надо дать мне выспаться.

Когда я наконец снова улеглась и приготовилась по второму разу заснуть, я обнаружила, что в постели полно штукатурки, и пролежала без сна какое-то время, ощущая, как маленькие острые кусочки колют мне ноги. Я подумала о принцессе и горошине, и о старом мифе о повышенной чувствительности кожи аристократов. Я определенно принадлежала к ним, судя по тому раздражению, которое во мне