Шторм [Иван Александрович Мордвинкин] (fb2) читать постранично, страница - 2

по поводу Варежкиных стишков. А именно, что они глупые даже для шести лет, и что сама она глупая, потому что похожа на мать, и потому, что Катерина бездарное во всём и нелепое создание.

Этот недобрый вывод Виктор не признал своим — не очень ему верилось, что так уж всё плохо с его девочками. Но мнение это в темноте сознания жило, время от времени всплывало и неприятно огорчало, сдавливая и поскрёбывая мышцы грудной клетки поближе к сердцу.

К концу выходных (а у выездных рабочих они бывают длинными), Витя смягчался. Дома он наводил идеальный порядок, экспериментировал на кухне и баловал своих девчонок диковинными вкусняшками, увлекал настольными играми, вытаскивал в трудные экспедиции по загородным лесным дебрям, брал с собой в спортзал. Даже купил жене пианино, о котором она мечтала втайне.

Вторую часть его выходных, когда он уже согревался душевно, все они любили.

В такие дни семья бывала счастлива, достаточна и до того полна, что он уж прощал своим девочкам досадные мелочи, и даже умилялся иногда их творческой небрежности.

Но потом приходило время, и Витя надевал бушлат и уезжал туда, где ледяной ветер, где на морозе до истеричного звона стынет железо, и нужно быть Виктором Николаевичем — суровым и жёстким. И никак иначе.

К концу зимы дела на работе ухудшились — плотные февральские заносы дали работы путейцам, утяжеляя труд и натягивая нервы.

В одну из перевахтовок Виктор Николаевич вернулся домой уставшим больше обыкновенного и готовый уже к несовершенствам своего домашнего очага.

И конечно дома его встретил беспорядок, притом, на этот раз куда больший, чем обыкновенно: вся гостиная была завалена партитурами, нотными тетрадями, черновиками и сборниками нот, а на кухне полная мойка грязной посуды и пустой холодильник.

Посреди этого хаоса сидела Катерина за своим пианино — осунувшаяся, взъерошенная, с синяками «недосыпа» под глазами и самозабвенно играла мелодию, закрыв глаза и провалившись в звуки инструмента прямо сквозь окружающую её реальность. По щекам её текли слёзы до того щедро, что, наверное, стекали и на шею, и промочили там ворот водолазки.

Виктор Николаевич вскрикнул, вырвав её из грёз:

— Катерина!

Она резко обернулась, музыка умолкла, но остаточно сохранялась ещё мгновенье в чертах её лица. И влюбленный в неё когда-то Витя внутри него подумал, что Катеринка так прекрасна сейчас, так жива и совершенна — заплаканная не слезами страдания, а слезами чего-то возвышенного, надмирного и смутного для разума.

Но практичный Виктор, который тоже в его уме занимал свое законное пространство, только оценил размер «ущерба» — в доме беспорядок, есть нечего, через два часа забирать из детсада Варю, а жена — странная и оторванная от жизни — развлекается музыкой.

Тем более возмущался и жёсткий Виктор Николаевич, который по случаю длинной вахты всё ещё занимал главенствующее положение в его уме и нервах.

И Виктор Николаевич взял верх:

— Ты с ума сошла? — прорычал он на жену. Кстати, выходит, что не на свою, ибо женился на ней Витя, а не Виктор Николаевич. При том, даже Виктор поглядывал на других женщин и сожалел о промахе, допущенном наивным Витей.

Катерина вздрогнула, отерла слёзы, растерянно оглядела комнату и ничего не ответила — с Виктором Николаевичем она старалась не препираться и даже не разговаривать, ибо заметила, что без провокаций он быстрее успокаивался и уходил в лабиринты памяти её мужа, уступая место «другим».

Пока муж наводил порядок в доме, Катерина сходила в сад и забрала дочь.

Варежка ждала отца и не очень разбиралась в образах, владеющих его сознанием. Поэтому хорошенько подготовилась — написала очередной чудо-стишок, который тут же вручила, как только вбежала в прихожую, где уже ждал её Виктор, чтобы раздеть.

«Папа! Папа! Зима прайдет и железная дарога. R люблю тебя и ты мне дораг!» — гласил свежий листок.

Виктор Николаевич не любил сантиментов и прочей театральной ерунды. Он прочитал издалека, по брезгливости не поднося записку близко к лицу, и с равнодушием отдал стих обратно:

— Больше не пиши мне стишки, они мне не нужны. А лучше научись правильно писать букву «Я», — заметил он раздраженно. Может быть, дочь Виктор Николаевич не любил совсем, ведь родилась она у Вити, который любил её и о ней заботился. А Виктор Николаевич только выполнял свой долг.

Потом он, сам того не ожидая, довольно грубо оторвал от себя Варежку и, взяв жестко за плечо, отвел на кухню.

— А теперь ужинать — ты худая, как недоношенная змея!

Он даже уловил на мгновение, что в его сознании промелькнул прятавшийся за тенью Виктора Николаевича образ Витька Кувалды, давно, ещё в 90-е, тусовавшегося с друганчиками на