Неведомого.
— Это величайший день в его жизни, — услышал я тихий голос монаха. Он всегда об этом мечтал.
Непоколебимый, отважный до безумия рыцарь, устремляющийся на глазах толпы навстречу испытанию, повергающему всех в ужас. Дальше этого его мечты не заходили. Для него главное — вот этот миг и он сам по себе награда за все, что он претерпел и что ему предстоит претерпеть.
Я опустился на колени и воздел руки к небу.
— Боже, спаси его!
Гердвиг печально покачал головой.
— Смотри и слушай, — приказал он.
Афнель тем временем остановился у самой пещеры, соскочил с коня, ласково потрепал его по холке, перекрестился и медленным шагом переступил порог пещеры. Я знал, что благодаря форме скалистых стен пещеры каждый, находящийся в долине, услышит слова, произнесенные юношей. Уже сейчас до нас доносился звук его шагов и слышно было его короткое, прерывистое дыхание.
Это произойдет сейчас. Как близок миг, когда будут произнесены Три Слова. Три Слова, являющиеся Столпами Жизни, Три Слова, пролагающие пути мира и определяющие его смысл.
Правильно ли угадал их Афнель? Если да — дай-то ему Бог — то его ждет власть над миром, власть бесконечно огромная и ничем не ограниченная.
Если он ошибается, то тело его навсегда останется в пещере, а душа никогда не попадет в Царство Божие.
— Слушай внимательно, — прошептал мне на ухо Гердвиг, — первое слово будет: «Добро».
— Добро! — гулко громыхнул из пещеры голос и эхо разнесло слово по долине.
Толпа, собравшаяся на безопасном расстоянии от пещеры, громко вздохнула.
— Второе — «любовь», — снова шепнул монах.
— Любовь! — прогремел голос Афнеля.
— А третье? — спросил я дрожа.
— Мудрость, — ответил Гердвиг.
— А потом? — снова спросил я, едва шевеля губами.
— Потом? — голос монаха-рыцаря был полон печали и одновременно бесконечного презрения. — Для него уже не будет никакого «потом».
Афнель медлил. Слышно было лишь его нервное, прерывистое дыхание. Я знал, что это не раздумье над тем, что сказать — он давно уже все обдумал; я был уверен, что Афнель просто хочет протянуть минуту, отделяющую его от приговора.
— Мудрость, — услышали мы наконец третье слово, произнесенное тише, чем первые два.
Толпа застыла в ожидании. Когда затихло эхо, вызванное голосом Афнеля и скалы перестали повторять «: ость: ость: ость:», до ушей наших дошел, а скорее ударил в них жуткий вопль смертельно напуганного человека. Затем был короткий стон, как бы стон облегчения от того, что мучение закончилось так быстро, а потом уже одна только удушающая тишина воцарилась в долине. И мы и вся толпа стояли как пораженные громом, пока наконец, после долгого-долгого молчания люди не стали расходиться, двигаясь медленно, как бы в оцепенении. Не слышно было ни возгласов, ни громких разговоров, лишь изредка кто-то что-то шептал своему спутнику и тут же замолкал, как-будто боясь нарушать эту кошмарную и сокрушительную тишину, повисшую в воздухе с момента последнего стона Афнеля.
— Откуда ты знал? — спросил я, все еще стоя на коленях рядом с монахом.
Тот пожал плечами.
— Чувства и мысли человека похожи на строки в раскрытой книге. Но читать ее может лишь тот, кто познал тайну алфавита.
— А что бы я там сказал?
Гердвиг с минуту молчал.
— Ты этого сам не знаешь, — произнес он наконец. — Твое отношение к миру, это смесь любви и ненависти, гордости и смирения, надежды и чувства бессмысленности бытия. Ты никогда не решился бы определить смысл бытия мира в трех словах.
— Это правда, — я склонил голову, — наверно поэтому я никогда туда не пойду.
Я посмотрел в сторону пещеры, где спокойно пасся конь Афнеля.
Стоящий неподалеку Хамзин из Тергонта вздрогнул.
— Я возвращаюсь, — сказал он хрипло.
— Не останешься на вторую часть представления, господин? — учтиво спросил Гердвиг.
— На что? — выдавил рыцарь, не поняв.
— На меня, — спокойно пояснил монах.
Хамзин облизнул пересохшие губы.
— Много грехов совершил я за свою жизнь, но пусть Господь Бог в своем безмерном милосердии зачтет мне во дни Страшного Суда, что я пытался отговорить от этого поступка и того юношу и сейчас вот тебя.
Рыцарь оглянулся на свой шатер, потом бросил быстрый взгляд на монаха, но тот разгадал его намерения.
— Не призывай своих людей, чтобы они меня задержали, — сказал он спокойным голосом, — ибо я не желаю, чтобы здешняя земля обагрилась твоей кровью.
После этого он повернулся ко мне.
— Прощай, приятель, — сказал он сердечно, — и, не взирая на то, что выйдет из моей попытки, не забывай помянуть монаха Гердвига в своих каждодневных молитвах.
— Клянусь тебе в этом, — ответил я и стиснул его ладонь.
Он медленно отъехал, держась в седле с небрежной легкостью и уверенностью, и ветер развевал его белый плащ, а солнце блестело на полированном железе шлема.
И таким я его и заполнил до конца дней своих.
Стоит мне закрыть глаза и я вижу вздымаемое
Последние комментарии
18 часов 12 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 21 часов назад