Агами [Алексей Владимирович Федяров] (fb2) читать постранично, страница - 3

У него сил не осталось, идти три недели по тайге — это долго и тяжко. Он вытянул было ноги, ботинки снимать не стал, как делал это обычно. Сегодня надо быть в ботинках. Сегодня важный привал, тот самый, предпоследний, одна ночь осталась до точки.

От мысли об этом кровь поднялась, нехорошо стало на душе. Не делал Дима-Чума таких дел. Воровал, наркотиками торговал, было. Этим и жить думал. На мокрое не ходил и не собирался. Но как нельзя в побег идти одному, так и выходить из него надо без груза. Спира свой, братан Спира, он останется в своих лесах, в болотах этих вечных и сгинет здесь от медведя или человека. А Трофим странный, он к своим пойдёт, а кто те «свои» — Бог ведает. Потому Трофима надо здесь оставить. И не завтра оставить, близко к точке, а сейчас, чтобы не набрёл кто и не вышел по следам куда не следует.

Заточка лежала в потайном кармане, хорошая, сделанная лагерным мастером из рессоры тракторного прицепа. Лагерная вещь: клинок гранёный, как штык, чтобы пробивать ватник и одежду тёплую. Без лезвия — от него только кровь лишняя.

Дима-Чума пощупал металл и пошёл к костру со своей кружкой, в которую положил щепотку бережно хранимого индийского чая, худшего из всех возможных, — россыпь пахнущих сырой землёй катышков. Такой ценили арестанты во все времена, какие Дима помнил. Только из такого чая получался тот самый бурый напиток, от которого сердце вставало, а голова светлела, выгоняя сон.

— Чифирь опять? — спросил Трофим, который сидел рядом с костром на старом бревне, разглядывая сорванную ветку можжевельника с причудливо торчащими в разные стороны иглами.

— Чифирь — первое дело для зэка, — успокоившись привычным занятием, проворчал Дима, помешивая жижу в кружке и дожидаясь, когда она вскипит.

— Три раза кипятить надо, — скороговоркой проговорил Спира, щуря узкие глаза на солнце, которое проглядывало сквозь широкие стволы старых сосен.

— Кого учишь? — неожиданно для себя зло ответил Дима.

Его вновь стало мучить предстоящее. Мокрое.

Разговор об этом со Спирой неделю назад вышел тяжёлый.

— Не злой он, — бурчал упрямый зырянин отрывисто, — такой же каторжанин. Как ты. Как я.

— За что он сидит, ты знаешь? — злился Дима. — Говорят, что из врагов, из чуждых. Сдаст он нас.

— Никого он не сдавал, год его знаю, за тяжкие телесные сидит. Жену с мужиком застал, все знают, — отвечал упрямый Спира.

Согласились на том, что Чума сделает всё сам. А Спира уйдёт на это время в лес, как бы ягоды смотреть.

— Помогать не буду, — отрезал тогда Спира.

— Да понял уже, понял, братан, — устало согласился Дима.

Чифирь был почти допит, и в голове наступила ясность. Спира встал, доев разведённую кипятком гречку из кружки.

— Ягоды пойду посмотрю, — зевнув, сказал он.

— И то дело, — рассмеялся Дима, — сладенького хочется после чая.

Заточка уже была заткнута под рукав старого вязаного свитера, одно движение — и вот она, в ладони. Проверено.

Дима тоже встал. Сердце стало работать чуть чаще, но не внахлёст. То, что нужно. Спира прошёл мимо и пошёл к опушке поляны. Заточка легла в руку. Большой палец нашёл упор, головка короткой рукояти упёрлась в основание ладони.

Трофим сидел в пяти шагах спиной к Диме и снова поднял ветку можжевельника. Чего он в ней нашёл? Мысль была не вовремя, но отбросить её Дима не успел.

Трофим резко развернулся на бревне.

— Погоди, Чума, убивать меня, — ровно произнёс он, — разговор есть.

Спира развернулся и встал. Он смотрел на правую ладонь Трофима, в которой лежал небольшой пистолет с коротким стволом. Трофим не сжимал его, просто показывал подельникам по побегу, но было ясно: ладонь эта умеет сжимать пистолет, а её хозяин — быстро и точно стрелять. В левой ладони оставалась ветка можжевельника, Трофим ею даже немного помахивал.

Ставшая тяжёлой заточка выскользнула из руки Чумы и бесшумно вошла отполированным остриём в рыхлый песчаник.

Спира потянулся за топориком на поясе, но Трофим остановил его рассеянным взглядом серых и очень спокойных глаз.

— Веськыда сёрнитам, парни, — мягко произнёс Трофим, — сядем рядком, поговорим ладком.

Глава 2. Паша Старый

Утро выдалось холодным. Лето занималось, листва в печорской тайге быстро набирала силу, но стеклянные окна барака и в это время иногда покрывались по углам кружевным инеем. Увидеть его можно было только очень рано.

Паша Старый любил это время дня и вставал первым. Хороший это час на зоне для смотрящего. Во все времена так было: и при коммунистах, и при новых, и после Конвенции. Никто не донимает.

Шнырь принёс в комнату ведро с тёплой водой. Вылил в большой умывальник.

— От души, Витос, — Паша порядка придерживался и за доброе благодарил.

Так надо. Пусть шнырит этот Витос на посылках у него и мелких нуждах, пусть молодой совсем каторжанин и сидит за что-то несерьёзное, но гадкого и подлого за ним нет, потому говорить надо с ним как с человеком. Придёт время, и Витос