писательские принадлежности, как-то поплыло всё, и все мои силы резко бросились на то, чтоб стоять прямо. В дверях КПП я снова качнулась, резковато схватилась за косяк, заслужив внимательный Вовкин взгляд. Фубля, неудобно-то как…
Не знаю, что уж он для себя решил, но спустя буквально две минуты спросил:
— Девушка, вы как? Плохо? Может, вас поддержать за вторые девяносто?
— А это верхние или нижние? — автоматически спросила я.
Я! Я же тётя, взрослая и местами циничная! Так неудобно стало, ужас… Опять!
Он, однако же, засмеялся и спросил:
— А вам как больше нравится?
Я неожиданно поняла, что краснею:
— Ой, можно я лучше за руку прицеплюсь? — я ухватилась за подставленный локоть, — Может, на ты? Мне так легче будет, — ну реально, легче! Я, есть такое дело, периодически по приколу называю мужа «Владимир Олегович», но обкосячиться со всеми этими наименованиями могу с лёгкостью.
— Легко! Владимир.
— Меня Оля зовут. Ты не против, если мы пешком пройдёмся, хотя бы немного? Что-то у меня голова пипец как кружится.
Он, конечно, был не против. И даже всеми силами был за. И прямо изо всех сил старался произвести на меня хорошее впечатление.
Башка внезапно заболела, как будто глаза сейчас вывалятся. Я остановилась и сдёрнула очки. Неожиданно стало сильно легче. И даже, на удивление, как будто чётче. Так. Я сложила очки в сумку и предупредила:
— Вот теперь — строго за руку, потому как я не уверена, что смогу увидеть всякие страшности и опасности.
Что-то улыбка у Владимира Олегыча подозрительно самодовольная. Надо что-то спросить, чтоб он рассказывал, а я утрясла хаос в голове, хоть немного.
— А ты давно учишься?
Мы шли по улице не торопясь, и солнце поливало нас сквозь молодую листву. Вовка явно пытался меня очаровать. Я почти не слышала, что он говорит, и хаос в мыслях превращался в форменный сумбур. Максимум, на что меня хватало — улыбаться и худо-бедно выдавать какие-то междометия. Он вёл меня какими-то дворами и улицами, уверяя, что так короче. Наверное. Совсем эту часть города не знаю. На плотине меня снова накрыло, картинка засветилась, и солнца в ней стало гораздо больше чем красок…
Я выдернула себя из сна. Спальня! Моя! Родной две тыщи двадцать первый.
Сон! Это был сон!
Я лежала, раскинув руки, на нашей с Вовкой постели и от чего-то не могла пошевелиться, а наша собачка (мелкой дворянской породы), поскуливая, бегала вдоль края кровати на задних лапках, перебирая передними, как пианистка. Муж уже на работу ушёл, вон, солнце как сквозь шторы светит.
Солнце…
Полдня я ходила, как обухом по голове ударенная. Пыталась сесть, дописать начатую главу. Слова не складывались. Пришёл со смены муж, поел и лёг на пару часов поспать — когда встаёшь в четыре утра, так или иначе, график сна у вас сдвигается.
Я приготовила ужин, пошарашилась из угла в угол, села за комп… открыла новости девяностых.
Мама дорогая… Чечня полыхает. Теракты. Инфляция прёт. Люди в растерянности от цен…
На видео попался Ельцин, в очередной раз кающийся за тоталитарное прошлое перед самодовольными пиндосами. Тварь продажная.
Закрыла.
Что-то меня так это всё придавило, прям бетонной плитой.
Проснулся муж, поинтересовался: что со мной такое, отчего «выраженье на лице»? Рассказала ему всё. Объяснил мне, между прочим, почему они в училище бегали в респираторах. Снимать-одевать быстрее, чем противогазы, не так муторно, а для лёгких тренировка практически та же. Надо же.
На моменте, когда его отправили меня сопровождать, рожа у него сделалась довольная, прям как во сне:
— Ну, естественно, он должен был послать сержанта. Ух, я бы!..
— Что бы?
— А что ты думаешь, курсант Воронов упустил бы такую возможность? Я бы по-лю-бому попытался тебя очаровать. Такая девочка! Глаза большие, чёрные. Фигура такая, ух! — Вовка сделал глаза, — Сиськи-и-и!
— Ну, положим, сиськи были поменьше.
— Но тройка-то была?
— Да! — я чуть не оскорбилась, — Тройка у меня ещё со школы была.
— Ну вот, при твоём росте… Да-а, я бы очень постарался тебе понравиться.
Я усмехнулась про себя: да он, наверное, любую девушку попытался бы очаровать. Это ж курсант! Первый курс, женщин почти не видят, там, поди, такой спермотоксикоз, кхм…
Вот так мы поговорили, поржали, а потом легли спать — и я снова вынырнула в солнце, заливающее дорогу над плотиной тысяча девятьсот девяносто пятого. Год осознался чётко, как вводная.
Вовка, молодой курсант ИВВАИУ, держал меня за руку и заглядывал в лицо:
— Что, опять кружится?
Я прикрыла глаза и постояла, держась за него обеими руками.
Это что выходит — я сюда регулярно теперь буду проваливаться? Или как??? И если да… Так, Оля, взяла себя в руки! Иначе твой мужик решит, что ты припадочная, и, чего доброго, испугается. Даже сиськи не помогут.
Я глубоко вздохнула и медленно, медленно выдохнула. Открыла глаза.
— Я сегодня
Последние комментарии
13 часов 15 минут назад
13 часов 16 минут назад
13 часов 24 минут назад
13 часов 32 минут назад
14 часов 30 минут назад
14 часов 48 минут назад