из них были в рваных обгорелых шинелях и ватниках, некоторые просто в летних гимнастёрках.
Вообще, погода стояла довольно тёплая, но отпускать раненых из госпиталя в одних гимнастёрках в декабре было, по меньшей мере, безрассудно, а по-настоящему — преступно. Оглядывая выходивших, Борис заметил, что многие лица небриты, и ещё более возмутился чёрствостью и глупостью тех начальников госпиталей, где они до этого находились.
Когда, наконец, на перроне образовалась довольно внушительная колонна, Борис вышел к середине её, приказал всем повернуться лицом к нему и сказал:
— Товарищи, сейчас мы проследуем в наш госпиталь. Он не очень хороший, самый обыкновенный полевой госпиталь. Но мы постарались, чтобы вам было и тепло, и удобно, и сытно. Само собой разумеется, что всё необходимое лечение вы также получите полностью. Я не очень строг, но всегда требую, чтобы и персонал госпиталя, и находящиеся в нём раненые соблюдали положенную дисциплину. Надеюсь, что вам у нас понравится, и мы найдём общий язык.
В этот момент к нему подбежала Шуйская и, приняв положенную стойку, чётко отрапортовала:
— Товарищ майор, двенадцать человек лежачих и восемнадцать сидячих раненых в автобус погружены.
— Следуйте в госпиталь, там, не дожидаясь нас, выгружайтесь, да не забудьте всех их показать майору Минаевой.
— Слушаюсь. Есть следовать в госпиталь, — она повернулась и направилась к автобусу.
— Направо! Левое плечо вперёд, шагом марш! — скомандовал Борис и, став во главе колонны, двинулся вперёд, раненые последовали за ним.
Некоторые из них с недоумением оглядывались вокруг и тихонько переговаривались. Они были удивлены тем, что не видели конвоя вокруг колонны, ведь даже когда их группами грузили в вагоны, то из госпиталей до станции их сопровождали, кроме фельдшера, ещё несколько человек конвоиров. Всю дорогу в каждом вагоне находилось по четыре конвоира. «А здесь? Этот какой-то чудной майор ведёт нас один-одинёшенек. А если мы разбежимся, вот ему головомойка-то будет! Сам, поди, в штрафники угодит!» Так думали многие из следовавших за Борисом. Кое-кто уже был готов удрать, но более благоразумные не советовали:
— Ну а куда ты побежишь? В лес? Ведь это не Таллин, в этом городке как следует не спрячешься. Пойдём лучше за ним, посмотрим, как там в госпитале. Если будет худо, так и мы оттуда смоемся.
Эти мысли и разговоры Алёшкину стали известны через неделю после того, как раненые освоились в госпитале, как заведённый в нём порядок понравился им, а некоторые из числа бывших младших командиров даже как бы и подружились с медперсоналом.
Но следует сказать, что Алёшкин был всё-таки не такой наивный человек, чтобы полагаться только на своё обаяние. Хотя он придавал ему немалое значение, вместе с тем он не пренебрёг и кое-какими другими мерами. Он ещё раньше договорился с комендантом, чтобы тот по прибытии эшелона по всему пути следования колонны, в различных местах улиц, в особенности на перекрёстках, расставил патрули из пограничников. Эти патрули прохаживались с безразличным видом, как будто вовсе не обращая внимания на проходившую колонну, а на самом деле имели приказание наблюдать за ней. Между прочим, это заметили некоторые из раненых и, уговаривая своих более несдержанных товарищей, говорили:
— Ну как ты убежишь? Видишь, кругом пограничники! Город-то, наверно, близко от границы. Эти ведь церемониться не будут, кокнут, как нарушителя! Ведь при нас никаких документов нет. Сам знаешь, что некоторые немцы, чтобы спастись, в нашу одежду переодеваются. Да и зима сейчас, куда побежишь в ботиночках да в гимнастёрке? Нет уж, лучше дойдём до места.
Так Борису Алёшкину «одному» и удалось привести эту колонну в госпиталь.
Удивлённый капитан, конвоировавший раненых, сложив все привезённые им истории болезни большой кучей в машину Лагунцова, между прочим, заметил, обращаясь к нему:
— А ваш майор этот, не того? — он повертел пальцем около виска. — Ведь они разбегутся, как вы потом собирать будете?
Лагунцов только усмехнулся и гордо произнёс:
— От нашего майора сам чёрт не убежит, не то что эти хлюпики. Ну всё, что ли? Тогда я поехал. Прощевайте!
И оставив капитана и лейтенанта у вокзала, обдав их вонючим облаком бензинового дыма (мотор-то пока заменить не удалось), Лагунцов рванул вслед за колонной.
* * *
Через неделю этих людей нельзя было узнать. Все они стали чистыми, подстриженными, побритыми, одетыми в новое бельё (мы знаем, что Захаров позаботился о пошиве его ещё в Таллине). Обмундирование и обувь у многих тоже выглядели новыми, всё это придавало раненым хороший вид. Правда, гулять по городу, даже почти совсем выздоровевшим, Алёшкин не разрешал. Ограничивались прогулками по двору и небольшому садику, находившемуся у дома.
Кое-кто попытался нарушить запрещение, но жестоко за это поплатился. Мы знаем, что по договорённости с комендантом охрану госпиталя несли пограничники, они же патрулировали и
Последние комментарии
19 часов 14 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 22 часов назад