Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду [Александр Ильич Антонов] (fb2) читать постранично, страница - 132

Осаждённые в Китай-городе и в Кремле поляки, как говорил Пётр Окулов, выли по-волчьи от голода. Накрепко заперли их россияне в центре Москвы. Ни один польский воин не мог вырваться из железного кольца. И оставалось им или сдаться, или умереть с голоду. Да гордый народ были воины Гонсевского, Жолкевского и Струся. Да и сами гетманы предпочитали смерть пленению. И все они от гетманов и до простых солдат медленно сходили с ума, поедали друг друга по жребию и совсем забыли про то, что в подвале Кириллова монастыря, давно опустевшего, находятся два узника.

В эту суровую и долгую зиму никто не мог из русских прорваться на помощь Гермогену и Петру. Они же прочитали все молитвы, все акафисты и жития святых, сжевали весь овёс, испили всю воду. А после легли спать рядышком и тихо уснули. А сколько спали, лишь Отцу Всевышнему было ведомо.

И на заре 17 января 1612 года, спустя девять с лишним месяцев после заточения Гермогена, ангелы унесли их души в райские кущи Господни. А иначе и быть не могло, потому как ушли из бренного мира два воителя, два святых человека — не ведомый никому блаженный Пётр Окулов и известный всему просвещённому и православному миру — патриарх всея Руси Гермоген.

После смерти Гермогена Россия осталась в полном сиротстве. Не было у неё ни царя-батюшки, ни духовного отца. Игнатий-грек, наречённый Гонсевским патриархом, сбежал из России в те дни, когда Гермоген ещё томился в подвале Кириллова монастыря. Близ Смоленска его схватили поляки, отвели к Сигизмунду. Он же отпустил его к униатам в Виленский монастырь. Вскоре Игнатий принял унию и получил сан униатского митрополита. И Россия забыла о нём.

А имя патриарха Гермогена продолжало жить. И с этим именем россияне совершали подвиги.

Великое дело, за которое с такой пламенной ревностью и несокрушимым мужеством стоял и умер великий первосвятитель Гермоген, с ним не умерло, но скоро было доведено до счастливого окончания. Обитель преподобного Сергия, ещё недавно выдержавшая такую продолжительную осаду от врагов, возвысила свой голос на всю Россию и встала во главе народного движения.

Продолжал дело Гермогена его соратник, настоятель Троице-Сергиевой лавры архимандрит Дионисий, богатырь ума и духа, благочестия и ревностный служитель православия. Он призывал и убеждал всех, кому дорога Россия и её честь, подняться на её защиту. Это его грамоту читал земский староста Козьма Минин-Сухоруков в нижегородском кремле. «Вспомните, православные, что все мы родились от христианских родителей, знаменались печатью святого крещения, обещались веровать в святую единую Троицу, и, возложив упование в силу животворящего креста, Бога ради покажите свой подвиг, молите своих служилых людей, чтобы всем православным христианам быть в соединении и стать сообща против наших предателей и против вечных врагов креста Христова польских и литовских людей».

Козьма Минин-Сухоруков и князь Дмитрий Пожарский первыми отозвались на призыв Дионисия. И началось новое великое движение русских ополченцев-ратников. Собрались они во всех понизовых городах и в верхних городах Волги, с великих северных земель. И несметной ратью двинулись к Москве. И в день 22 октября, в знаменательный праздник Пресвятой Казанской Богородицы 1612 года овладели Китай-городом.

Поляки, засевшие в Кремле, недолго сами себя поедали и сдались на милость россиян. Пленных в те же дни угнали из Москвы.

Были устроены два крестных хода — один из церкви Казанской Божьей Матери, другой — от Благовещенского собора Кремля. Сошлись они на Красной площади. Сюда же духовенство принесло чудотворную икону Владимирской Божьей Матери, которую считали разрубленной поляками. Увидев её спасённой, народ зарыдал, но это были слёзы радости и обновления. Архимандрит Дионисий отслужил благодарственный молебен на Красной площади в честь освобождения Москвы от врагов, от иезуитов и униатов, грозивших закабалением русского народа.

* * *

И пришло время подумать о том, кого поставить царём на Мономахов трон. Народ хотел, чтобы Россия обрела достойного отца, который никогда больше не допустил бы смуты в государстве. Ещё нужно было избрать достойного святого Гермогена пастыря церкви.

Викарием — наследником престола церкви всегда считался на Руси митрополит Крутицкий, что стоял в Кремле. Да Пафнутий пропал под Смоленском. Рядом с Крутицким стоял Новгородский, но Новгород в сию пору был под властью шведов. И тогда взоры архиереев обратились к Казани, где стоял митрополитом почитаемый Гермогеном Ефрем. И писал ему по поручению архиереев Дмитрий Пожарский: «У нас теперь, великий господин, скорбь не малая, что под Москвою вся земля в собранье, а пастыря и учителя у нас нет; одна соборная церковь пречистой Богородицы осталась на Крутицах, и та вдовствует. И мы, по совету всей земли, приговорили: в дому пречистой Богородицы на Крутицах быть митрополитом игумену сторожевского монастыря Исаии. И