Sensitiva amorosa [Ола Гансон] (fb2) читать постранично, страница - 2

только мой взгляд, но и все мое существо было захвачено и сковано вдруг, и меня как бы тянуло и влекло, что-то как бы склоняло меня вперед, и я со всеми моими чувствами и мыслями жил в глубине этих глаз. Когда же это прошло, и я снова пришел в себя, и вернулась мысль и рассуждающий взгляд, то я думал только о глазах на этом женском лице передо мною. Они были темно-серые, с почти неестественно расширенными зрачками, точно от беспомощно вопрошающего страха, а в выражении взгляда было нечто неопределенное, чему я не знал имени и чего я никогда не мог выразить еловом, но что я теперь снова узнаю, когда вижу эти обнаженные деревья, и этот туманный воздух и эту одинокую женщину, и слышу, как, одна за другою, падают эти крупные, тяжёлые, одинокие капли... И по мере того, как мой собственный взгляд освобождался, я стал различать, что у нее маленькая голова и хрупкое тело, черное платье и бледное лицо, которому линии вокруг короткой верхней губы придавали оттенок уныния. Она была как тонкий белый цветок, раскрывающий свою болезненную красоту на осеннем солнце, среди умирающей природы. Я еще не знаю, как долго мы сидели там, друг перед другом, устремив глаза в глаза, потому что в подобный мгновения мы теряем связь со всем окружающим, и время, как слабый гул, проносится где-то далеко, в стороне от нас. Упали сумерки, все краски погасли, была уже ночь, и она ушла; встал и я, и был, как человек, проснувшийся от долгого сна и все еще сохраняющий успокоительную легкость в душе. Я направился домой, и снова, мало-помалу, возникал вместе с действительностью, и она снова сомкнулась вокруг меня; но во всем, что я встречал, слышал и видел, эта внешняя действительность как бы распадалась, растворялась и исчезала, как утренний туман, и бессознательным чувством я знал, что вне ее у меня есть на что положиться, чему радоваться, и чего никто не мог видеть, и никто не понимал, кроме меня, одного меня, и что, стало быть было мое и только мое.

 Это стало любовной связью, продолжавшейся целых три месяца, любовной связью без действия, без плотского соприкосновения, без единого слова. Поверишь ли ты мне и можешь ли ты вполне искренно понять, если я тебе скажу, что ни с одною женщиной я никогда не жил в таком тесном слиянии, как с этой, -- даже ни с одной изо всех тех, чьим телом я обладал и с кем я шептался в такие мгновения, когда души взаимно проникаются? -- Видишь ли, я целую зиму влачился кругом, и мои дни приходили и уходили своею чередой, и недели сливались с неделями и месяцы с месяцами, и все проходило мимо меня, и я ухватывался только за то, что казалось более достойным внимания и предоставлял остальному идти своей дорогой. У меня было много чувственных связей, в большинстве случаев дешевого свойства, в двух -- из чистой любви, но у всех их была одна и та же цель, одно и то же заключение, -- когда я получал, что хотел, история кончалась, -- похоть, грубый акт, исчерпанность, обычное отвращение, в лучшем случае слабая тоска при воспоминании, voilà tout. Когда я приехал на воды, мои чувства были пресыщены, и я не мог видеть ни одной женщины без того, чтобы мысленно не раздеть ее и не думать с отвращением о пошлом половом акте, об этой жалкой зверской мере всякого любовного блаженства; и я видел этот образ перед собой, он возникал с четкостью галлюцинации; и я не мог освободиться от него и испытывал отвращение к женщине и отвращение к самому себе; и в то же время алчнее и нетерпеливее, чем когда-либо, томился по этому светлому, безмолвному трепету, который только одна женщина и может вызвать в душе мужчины.

 Каждый вечер, около захода солнца и наступления сумерек, я шел на мол и был почти уверен, что увижу ее сидящей на том же месте, где увидел ее впервые; и чувствовал себя совершенно сбитым с толку, если, что бывало редко, ее там не оказывалось. Я усаживался на некотором расстоянии от нее; отблеск потонувшего солнца, как умиротворяющее сияние, сверкал высоко в воздухе, когда внизу была уже полутьма; поверхность пролива, бывало, уже протянула свою резкую линию на вечернем небе на севере; она же смотрела перед собою, одинокая и неподвижная, выделяясь на воде и в воздухе; она могла медленно поворачиваться ко мне, и я вдруг, чисто инстинктивно, еще не видя, чувствовал на себе ее пристальный взгляд; и в то время, как никто из сидевших там ничего не знал об этом, мы принадлежали друг другу так безостаточно, как только два человека и могут принадлежать друг другу. Неужели же в самом деле физическое единение мужчины и женщины интимнее, чем это слияние двух человеческих существ, когда чувства сплетаются и оплодотворяют друг друга, и мысли взаимно проникаются и дают плод?

 Проходила ночь, сидевшие, один за другим, поднимались и исчезали, все становилось безлюднее вокруг нас, и камни пустели. Когда же уходила и она, поднимался и я и шел домой; и уносил с собою чувство того, что в душе у меня тайна, которой никто не знает, кроме меня, и одного меня; и точно нечто ждало меня и должно было унести меня за бесконечные времена и далеко, далеко вперед.