Нормальные [Дмитрий Федечкин] (fb2) читать постранично, страница - 3

ли? – запричитал Прохор. – Состав! Состав читать надо! И если что найдете там непотребное, предупреждать!

– А что там может быть непотребного? – удивленная Снежана выхватила из рук Прохора бутылку, бегло взглянула на этикетку, принюхалась. Водка не пахла, и известно, почему – выдохлась.

– Давай дадим другую, только успокойся, не бузи, – сделала предсказуемый шаг к примирению Жанна.

– Двадцать два ноль две, – ехидно заметил Колюн, показывая на наручные командирские часы.

– Ой, да ладно тебе. Пробьём вместо сырников, а я завтра за них рассчитаюсь, – сказала, как отрезала, Снежана.

Почувствовав в руках жгущий лёд водочного стекла, Прохор успокоился, подобрел. Только поинтересовался:

– Девочки, а знаете, что такое пять-джи?

– Пять-джин? – переспросила Снежана.

– Точка Джи? – переспросила Жанна.

– Кок-Джангак? – переспросил скучающий по Бишкеку за третьей кассой Нурбек.

– Всё с вами ясно, – выдохнул Прохор. – Чтоб вас женихи за версту обходили.

Постоял, помолчал, ткнул пальцем в киргиза:

– А твои бараны чтобы по всей степи разбежались, врассыпную. От дурака такого, подальше!

В дверях столкнулся с Колюном. Тот, ухмыляясь, спросил:

– Гандон?

Прохор кивнул головой и громогласно подтвердил:

– Гандон! Штопанный!

Как только дверь магазина распахнулась, Прохор ощутил такой мощный пинок под зад, что с грохотом покатился по ступеням, зацокал по ним, будто сбежавший со стола шарик от пинг-понга. Завершил полёт, перевернулся на спину. Бутылка целёхонька. Экспериментальным путём нащупал простую истину. Гандона Колюн ещё мог простить. А вот штопанного – уже нет.

Сверкала в ночи вывеска «Семейный». Прохор впервые задумался, почему ходит именно сюда. Из семейного у него были только трусы: потёртые, застиранные до полупросвечивающего состояния, выглядывающие в эту самую минуту из-под брюк, что разошлись от падения по шву.

Прохора это смутило едва. Брюки не кондом, как-нибудь заштопаем. Он поднялся и в обнимку с холодной драгоценностью побрёл к трубам теплоэнергоцентрали.

***

– Ну, и какие там могут быть ужасные последствия от прививки? – Семицветик ловко отгрызла нитку и передала только что зашитые брюки Прохору. Тот едва заметно поклонился в ответ и получил встречную, преимущественно беззубую улыбку.

– Да самые разные, – не унимался Моргенштерн. – Тебе могут вживить чип. Встроиться в твой ДНК. Подавить твою волю. Управлять тобой. Творить с тобой всякие безумства, какие фашистам не снились. Это если со зла. А не со зла – так кто эту вакцину проверял? Как она покажет себя? Не сейчас, а со временем? А вдруг слабоумие? Рак? Бесплодие?

– Во-о-от! – протянула Семицветик. – Дошли до самой сути! За ум ничего не скажу, он и так не каждому дан, особенно тем, кто любит об этом поговорить. С раком тоже всё понятно – это наказание Божье. Но вот бесплодие – это действительно важно!

– Ой, тебе ли беспокоиться? – поёрничал Моргенштерн.

Штырь поднялся с места, хрустнули косточки на его крепких пальцах. Но Семицветик выставила вперед указательный палец, погрозила им и определенно конкретно заметила:

– Только попробуй!

Штырь покорно уселся на своё место. Оказалось, что если его попросить не бить, то он и не станет. Чудеса…

– Расчеловечивание они начнут с водки, – безапелляционно заявил Моргенштерн. – Воли в нас и так мало, на этикетки мы никогда не смотрим, а поднимем шум – кто нас услышит? Алкаши и есть алкаши. Бузят себе что-то там между собой. Мы для них – самый удобный пэр-со-нал. Вон, на нём уже эксперимент проводят. Видите? Получится, не получится… Правда, Прохер?

– Кха-кха, – заметил Трухлявый.

Прохор ответил:

– Ну так-то нормально. Но будь оно в самом деле так, по-другому действовать надо. Не с водки начинать, её не каждый пьёт. Я бы взял на вооружение туалетную бумагу. Ею все пользуются. Ежедневно, заметьте.

– Не все! – парировал Моргенштерн. – Я вот, например, по старинке, газеткой пользуюсь. У соседки из ящика вытаскиваю и пользуюсь.

– С газетами оно и так давно уже всем всё понятно, – отмахнулся Прохор.

Уязвленный в самую точку Моргенштерн притих. Поднялся, пересел к Прохору вплотную, занырнул в его выцветшие старые глаза. Не хотел уступать, но моргнул первым. Поднял чужую рюмку, поднёс к носу, подытожил:

– И правда, с водкой что-то случилось. Совсем не пахнет.

***

Моргенштерн умер на следующее утро. Оказалось, у него был ковид в запущенной стадии. Пневмония сожрала лёгкие. Организм оказался слабым, нисколечко не сопротивлялся. Не привык. Это вам не открытый бой, тут для начала самого себя победить надо, а уже потом противника. Моргенштерн так не умел. Воли не было: ни капельки, ни намёка.

Зато, как выяснилось на похоронах, у него были и дочка, и сын, и настоящие медали. Почётный караул пронёс награды на планшетке по кладбищу – перед тем, как навсегда погрузить в сырую, неприветливую землю, вместе с телом и гробом. Хоронили Моргенштерна четвертого ноября, в день национального единства, в камуфляже.