Волноваха [Анна Анатольевна Дюндик] (fb2) читать постранично, страница - 4

раза больше.

Воскресенье. Усталость, настроение в норме, если держать себя в руках».

Я тоже стараюсь держать себя в руках и чувствовать воскресенье.

23.

На войне много думаешь о совпадениях, случайны ли случайности? На 14 февраля, когда до войны оставалось 10 дней, ты прислала мне подарок — букет красных роз. Это была наша тайна — я обожаю цветы, а ты нет. Это было не самое странное в наших отношениях. Потом мы разговаривали, ты спросила, читал ли я конверт с посланием? Я обыскал весь букет, но конверта не было. Я решил, что нерасторопный курьер посеял конверт. «А что в нём было?» «Эмм. Потом скажу при встрече». Больше мы не увиделись. Я случайно нашёл конверт, когда вернулся из военкомата и уже знал, что еду на войну. Он совсем не прятался, а спокойно лежал, прислонившись к стене у окна, на котором стояли твои цветы. Очень странно, что я не нашёл его ещё тогда. Я с замиранием сердца открыл его — словно ты говорила со мной через все наши расставания и тысячи километров. В конверте была карточка с надписью «Я люблю тебя». Я так впечатлился, что написал тебе об этом, хотя до этого мы не общались около месяца. Я принял эту находку за знак и ждал, что будет дальше. Ты ответила что-то невнятное, мол, надо ж. Мы опять замолчали. Я рассказал эту историю сержанту. Мне было интересно, что он скажет. «У нас тоже один вечно крестился, а однажды забыл. Вспомнил непосредственно в атаке. И знаешь, всё равно в ту ночь вместо него застрелили другого. Ну он больше не крестился». «А что с ним теперь?» — спросил я. «Жив, как видишь», — буркнул сержант. В ту же ночь его застрелили. И тогда я понял, что знаков не существует. Есть только то, что мы хотим видеть сами.

24.

В Петров пост я ел рыбу и думал о тебе как-то отстранённо и грустно, без кровной обиды. Я смирился с тем, что ты поймала меня, как кто-то поймал эту рыбу, которую я ел. Но рыбу можно съесть, а я оставался на твоём блюде, голый и выпотрошенный, благодарный только за то, что ты взяла меня в рот, прожевала и выплюнула. Суть была в одном — в пост не едят рыбу. Я ел, потому что был на войне, а мясо я не мог есть уже после первого убиенного мной ещё до поста. И, возможно, я однажды расскажу тебе, как это было. А ты расскажешь, как и почему убиваешь меня всё это время, любовь моя.

25.

Я скучаю по тебе, о как я скучаю. Живу с мыслью о тебе и просто жду, когда это кончится. Миллион раз разложил, как пасьянс, разные варианты развития событий. Все заходили в тупик. Но это не помогает. Примерно как если миллион раз прокричать в воздух — кому нужна эта война??? — это тоже не поможет. Поэтому люди просто ждут, пока война кончится, кто-то, не дождавшись, умирает. Остальные продолжают ждать. Меня пока нет среди павших. И это хорошая новость, которая не радует, потому что я скучаю, скучаю, скучаю, любимая моя, по тебе.

26.

Иногда я просыпаюсь рано утром, ближе к рассвету, полный невысказанных претензий. Мне хочется написать тебе письмо с миллионом обвинений, каждое из которых, как игла, сидит в моём сердце. Я перевариваю твои слова, на которые не отвечал, и всё равно они меня отравили. Я моделирую свой ответ, грубый или вежливый, на ненаписанное тобой письмо. С одной стороны, я понимаю — что ни ответь, ты снова оставишь меня с дырой внутри. Отвечать бессмысленно и даже опасно. Но самое страшное знаешь что? От чего у меня действительно околевают конечности и не сразу не хочется жить? Самое страшное — если ты всё-таки больше мне не напишешь.

27.

Мы не разговаривали о политике, вернее, я не разговаривал. А ты постоянно писала мне, как военные насилуют местных. Я держался. В смысле не насиловал и не отвечал тебе, что я на войне, я ближе к изнасилованным, чем ты, но странно, что ты видишь их, а я нет. Хотя я уверен, что, если бы сержант пришёл тебя насиловать, ты бы ни мне, ни своему мужу не рассказала об этом. Он очень хорош. Я видел его в бою. Его глаза обжигают. Знаешь, я хотел бы стать сержантом, а ещё я до сих пор хотел тебя. И только одно мгновенно снижало мое либидо — твоя непробиваемая, как стена, возрастающая с каждым днём непроходимая тупость. Только она помогала мне тебя не хотеть.

28.

Я сидел в поле под сосной и страдал от жары. Спрятаться от палящего в морду солнца было решительно негде. Сержант плавился рядом. Я никогда не рассказывал ему про тебя, но он словно знал, что меня мучает, и я понял это в тот жаркий день под сосной. Он сказал: «Знаешь, я однажды очень хотел черешни как-то поздним вечером. Это было в мирное время, конечно, в прошлый июнь. С детства любил черешню, жрал вёдрами с куста у бабки в Одессе. Вырос, да так и не просрался от этой черешни, в смысле по-прежнему её хотел. Короче, пошёл в магаз и навалил себе пакет. Дошёл до кассы — а её сняли. Что делать — надо вернуть. Я стал вываливать пакет и думал — как бы стащить хоть пару ягод. Но усилием воли запретил себе это, даже мелкое воровство. Благо отец сел за него ж лет на 5. В общем, вернул черешню, грустный вышел из магазина. А всё закрыто. Тут