Луна над пустыней [Юрий Сергеевич Аракчеев] (fb2) читать постранично, страница - 3

пленку у знакомого фотографа, вставил диапозитивы в рамки, приспособил на столе проектор «Свет». Яркий, многоцветный мир Карика и Вали распахнулся передо мной на комнатной стене…

Лето прошло в постоянных волнениях.

Странствия в дворовых джунглях – на корточках и ползком, – вызывающие нездоровый интерес соседей, путешествия в дебри поляны Измайловского парка, незабываемая охота на бабочку-адмирала и чуткую репейницу в молодом лесу на московской окраине, первые выезды дальше – на станцию Черная под Москвой и на озеро Селигер…

Утерянное детство вернулось, и мир вокруг меня чудесным образом изменился. Разве я мог раньше предполагать, что, не выезжая ни в какие далекие страны, а просто выйдя во двор или в парк, можно совершить путешествие? И какое! Раньше мне как-то не приходило в голову, что отцветший одуванчик, обыкновенная «фукалка», может быть похож на серебряный шар, на остров Южного моря, поросший фантастическими белыми пальмами, на сказочную сцену, где выступают балерины. Мог ли я знать, что яички клопа на коре березы – блестящие капельки янтаря? Конечно же, от меня было скрыто, что жук-жужелица выкован из стали, а доспехи жука-пожарника – из меди. Вернее, не было скрыто, а просто я сам забыл. Теперь вспомнил. И постараюсь не забывать никогда.

Знаете ли вы, что гусеница бабочки ольховая стрельчатка, например, в зрелом возрасте носит страусовые перья, а гусеница стрельчатки кленовой – это просто-напросто ползающий лисий воротник? Известно ли вам, что голова стрекозы – это голова космонавта в шлеме с антеннами, спинка клопа-солдатика – индейская ритуальная маска, а спинка клопа-наземника тощего – африканская маска? Паутина после дождя – кружево, отделанное алмазами, а сухая паутина, пронизанная солнечными лучами, – радужное, сказочное сияние?

Наблюдая все это с близкого расстояния, я сделал удивительное открытие. Поведение ползающих, бегающих, прыгающих и летающих созданий иногда странным образом напоминает то, что я вижу в гораздо более крупном масштабе. Аналогий тьма. В конце концов я иногда стал даже путаться, с каким миром имею дело в данный момент – «микро» или «макро». Так у меня появилась галерея портретов: жук – Сева, кузнечик – Семен Петрович, бабочка – Елизавета Степановна, гусеница – Софи Лорен, златоглазка – Уланова… Однажды я вычитал известное изречение древнегреческого философа Анаксагора: «Все – во всем». И понял, что в моих наблюдениях нет ничего удивительного.

Тогда я принялся читать книги по биологии. Что же вы думаете? Аналогии подтверждаются…

Запомнилась фраза из одной книжки: «Какую бы форму жизни мы ни изучали – от вируса до мамонтова дерева, – мы изучаем самих себя». Может быть, все дело в этом?

Ну вот. Теперь, я думаю, вам ясно, почему никакие страхи перед встречей с ядовитейшими из паукообразных и пресмыкающихся не остановили бы меня от поездки не только в Среднюю Азию, но куда угодно.

Знойный Ташкент

5 мая утром я вылетел из Москвы.

В Ташкенте цвели пионы и розы, на лицах местных жителей в аэропорту уже утвердилась этакая типично летняя гримаса: «Жарко, но ничего не поделаешь». Было градусов тридцать в тени.

В открытых окнах троллейбуса замелькали пирамидальные тополя, домики, увитые виноградом, акации и дико изуродованные остовы каких-то деревьев. Оказалось – это тутовник. Его листьями здесь кормят гусениц тутового шелкопряда, выращивая коконы на дому…

Проехали центральные районы Ташкента. Вот и нужная мне остановка – конечная. В Музее природы меня должен ждать начальник будущей экспедиции Георгий Федорович Колюх. Итак, где он, Музей природы?

Об этом я и спросил проходящего мимо мужчину с черными усиками и в тюбетейке.

– Музей природы? – Мужчина долго разглядывал меня. Наконец почмокал губами и заявил:

– Так он сгорел.

– Как… сгорел?

У меня сердце упало. В воображении со страшной быстротой замелькали картины пожара. Недаром было столько писем и телеграмм, недаром экспедиция откладывалась: когда долго тянется – это плохой признак! Ох, и кошмарная, должно быть, картина была! Что же делать? Что с Георгием Федоровичем?..

– Сгорел, – повторил мужчина, с удовольствием, как мне показалось, наблюдая мою растерянность. И добавил: – Весь сгорел, начисто… – И языком поцокал: – Ц-ц-ц…

– Как же так? – спросил я, совершенно обескураженный. – Как же так? Ведь я только неделю назад телеграмму…

– Сгорел, – повторил мужчина. – Ничего не поделаешь.

– Ну, а где же он был-то? – спросил я все-таки, тревожно оглядываясь.

– А вон где был: прямо иди и налево. Стены остались. Живут там, спросишь. Рядом с базаром.

В полной растерянности я поплелся сначала прямо, а потом налево.

– Вот он, музей, – бойко ответила на мой вопрос бледнолицая женщина и махнула рукой в сторону мрачноватых серых стен без окон и дверей.

– Что он, разве сгорел? – спросил я. – Мне вот только