Первая улыбка Мадонны [Елена Юрьевна Свительская] (fb2) читать постранично, страница - 2

замолкла? Но я не спас эту малявку, всего лишь отодвинул неизбежное, так что гордиться тут нечем…

   На следующую ночь, когда я вернулся в тот город на охоту, она нашла меня, уныло бредущего под тяжестью неприятных размышлений и яростной жажды. Выскочила из-за дерева будто бы моя проснувшаяся совесть, сунула мне какой-то остывший пирожок.

– Я больше украсть не успела: мать вернулась на кухню… вы такой бледный… кажется, вы больны… – она печально заглянула мне в глаза, – Что вас мучает? Я могу вам чем-то помочь?..

   Жизнь меня мучает, малютка. От этого трудно спасти.

   Проворчал:

– Ешь сама, – и оттолкнул протянутую руку с угощением.

   С тех пор она изводила меня вместо совести. Так как её город был самым ближним к пещере, где обитал мой клан, я первым делом летел сюда попить крови. Но стоило мне выбрать жертву, как появлялась эта сопля. При ней нападать на людей я смущался. О, если бы она клянчила у меня денег! Тогда можно б было назвать её попрошайкой, прогнать! Нет же, Сенька умело распорядилась подарком: спрятала монеты и выдавала поштучно, когда пьющий отчим слишком уж её допекал за воображаемую им бесполезность. А ко мне бегала просто, чтобы побыть рядом. Я злился, что мне не дают поесть, но несколько часов гулял по городу в её компании, выслушивая всякий бред. Она считала меня очень хорошим и любезным – такие ей прежде не попадались, потому сияла ярче луны в моём присутствии. А мне… мне почему-то хотелось, чтобы хоть кто-то в этом мире считал меня лучше, чем я есть! Странно, почему прекрасно понимая, что из себя представляю, всё же хочу, чтобы меня считали лучше?..

Отчего-то рассказал ей о своих историях и даже пересказал парочку. Она восхитилась: сопля всегда мной восхищалась – и вынудила рассказать ещё, подговорила написать в редакцию. Я смеялся до боли в животе, когда мои сказки напечатали в журнале. Моё нежелание назвать своё настоящее имя, привычка подкладывать новые истории ночью под входную дверь редакторского дома, а так же требование оставлять плату в тайном месте, прибавляли мне популярности. А плату за рассказы я отдавал своей мелкой почитательнице. Её родители решили, будто она нашла себе богатого любовника, потому позволяли шататься по городу ночью. Эх, если б я был человеком, мог прославиться ещё больше, тогда бы зарабатывал этим на жизнь. Купил бы дом и взял к себе Сеньку, растил бы как собственную дочку, а потом… может, что и вышло бы потом… Если б я был человеком…

   В эту ночь дед таки дал согласие на битву за территорию с вампирами из другого клана. Меня, не смотря на мою слабость, заставили участвовать. Отец проворчал, отозвав меня перед началом:

– Может, после перестанешь валять дурака – и выпьешь кровь той мелкой девчонки, с которой гуляешь по городу.

   Значит, им всё известно! Они смеются надо мной от того, что не решаюсь укусить её, хотя в последние дни сознание моё начинает меркнуть от голода, а её шея всё чаще притягивает взгляд. Они могут убить её, чтобы я начал вести себя, как и прежде! Подобные истории в разных кланах время от времени случались, хотя вампиры редко влюблялись в людей: уж слишком мы были разные…

   Я судорожно сжал рукоять кинжала – у всех сражающихся было по одному – и с яростным криком налетел на младшего из вражеского клана. Его внешняя вялость скрывала под собой необычайную изворотливость и ловкость. Вскоре он распорол моё крыло, хотел ударить меня в грудь, но я не удержался в воздухе, рухнул вниз, в овраг, что меня спасло.

Пока с трудом полз по склону, выбирался из колючих зарослей – взлететь уже не мог – яростная схватка надо мной закончилась. Мы проиграли. У нас было тринадцать убитых, у них – семь. Почти все наши были ранены, у них же – на выживших ни царапины. Наша территория сузилась до одного города, Сенькиного, да шести деревень.

Приближалась разящая заря. Победители улетели, ликующе крича. Мы с трудом нашли заброшенную хижину поблизости, начали перетаскивать раненных. Я – по земле, так как сил лететь надолго не хватало, а остальные – по воздуху. Я сумел дотащить только старшего брата, когда начала светлеть кромка неба за лесом. Террим, отец вернулись к месту битвы – там осталось четверо раненных. Притащили двоих. Отец, с досадой цокнув языком, скрылся в хижине. Мы испуганно ждали в тесноте. Террим притащил третьего. И удрал за последним, с трудом вырвавшись из наших рук. Безумец! Мы молча, дрожа, ждали его. Успеет или нет? Успеет или?.. Наконец зашумели его крылья, он опустился возле домика, шумно дыша, таща раненного дядю. Мы боялись выйти, так как вот-вот уже…

   Два вопля, полных боли, разорвали пение просыпающегося леса: их ударила разящая заря… Они умерли под первыми солнечными лучами, крича от жутких мук.

Мы молчали до темноты, даже не заснули ни на мгновение. Рискнули выбраться только после полуночи. Родственники начали перетаскивать раненных в