Где-то на даче [Вера Александровна Чистякова] (fb2) читать онлайн

Вера Чистякова Где-то на даче

СНТ «Березки»

Я соскучилась, подружка, приходи поговорим,

И за рюмкой чая с сушкой целый вечер просидим.

Мне тебе поведать надо про наряды, про любовь,

И о том, как нынче в моде подводить губу и бровь.

На веранде ночь клубится,

Месяц смотрится в окно,

Карта с шорохом ложится

Для гаданья на сукно.

Будет дальняя дорога,

Прошлое воскреснет вновь,

Постучится у порога,

Всколыхнёт нежданно кровь.

И валет поклон подарит

Даме сердца роковой,

Что в душе свой след оставит

Свечкой желтой восковой.

Сплетни в тюле заплутают

Под звенящий женский смех,

Звёзды небо зажигают,

Наблюдая этот грех.

До рассвета разговоры

Под оркестр из сверчков,

И безудержные споры

Под ворчание часов.

Приходи моя подружка, самовар уже кипит.

Без тебя мне как — то пусто, сердце вечером грустит.

Маленький зелёный домик-вагончик, обитый деревом, с неуклюжим вторым этажом и пристроенной террасой, обвивал дикий виноград, наружный фасад стены, смотрящей на дорогу, украшали цветные мочалки, которые вошли в моду в конце девяностых — начале двухтысячных годов. Их тогда дарили как предмет роскоши, пришедший в Россию вместе с шампунем «Shauma” и гелем для душа «Palmolive». Из окна словно флаг вырывался белый тюль, ветер трепал его, норовил утащить с собой в путешествие по бескрайним полям, начинавшимся за СНТ «Березки».

Где-то недалеко, через пару участков, лаяла собака. Кот, почуяв угрозу, нырнул в крапиву и теперь воровато выглядывал из-под листьев, размышляя, так ли далеко потенциальный враг. Пчёлы, разомлевшие под палящим солнцем, лениво жужжали, перелетая с листка на цветок. Дачи тонули в той самой летней неге, которую так ждёт молодежь, и которую так клянут пожилые — ведь она мешает собирать колорадских жуков и окучивать картошку.

Подскакивая на кочках старой грунтовки, оставляя за собой облако пыли, к забору подъехала машина. Раздался гудок. Из дома вышла женщина, она была в ярком зелёном с красными цветами ситцевом сарафане. На вид ей не дашь больше 35 лет. Рыжие волосы собраны в небрежный пучок. Босые ноги быстро несли ее к воротам, слегка полноватые руки дернули задвижку, створки отворились, и машина въехала во двор. Мотор грустно рыкнул в последний раз, дверца открылась, и навстречу вышла невысокая блондинка в джинсах с модными дырами и булавками.

— Как добралась? — обнимая подругу, спросила рыжеволосая

— Без приключений, — улыбнулась блондинка, — сто лет здесь не была, а словно и не уезжала. Тетя Люся все так же ревностно растит флоксы слева от калитки, а пионы должны быть венцом сада?

— Мама беспощадна в своих убеждениях, вон они — пионы, — рыжая махнула куда-то рукой.

Действительно, в центре участка красовалась круглая клумба, которую когда-то задумывали как альпийскую горку, но теперь в ней росло все, что могло радовать глаз. Царь-пион гордо сидел в самой середине, глядя на мир малиновыми бутонами, томно покачиваясь, распуская свои листья, словно обнимая другие, как будто бы менее красивые цветы.

Тетя Люся выглянула в окно, годы оставили на ней свои отпечатки, но она бодрилась, не подавала вид, что ей уже больше 60. Волосы были безукоризненно окрашены в темный каштан, на пальцах красовался красный маникюр, губы щедро напомажены, несмотря на то, что она была на даче.

— А, Машуня, — радостно крикнула она и подмигнула из-под челки как у пони, — а я окрошку режу, ты с квасом или кефиром

— Здравствуйте, — крикнула блондинка, — с квасом….

Довольная Люся задернула тюль.

Маша обводила взглядом участок снова и снова, ничего не изменилось на нем. Углы подпирали старые сосны, тени от них ползли к колодцу, около которого притаилась корзина с опилками, к бане, на крыше которой вращался флюгер в виде петуха, краска на нем облупилась, при каждом обороте он издавал тонкий, едва различимый скрип.

Женщины поднялись по ступеням на веранду. Возле входа стояло трюмо. Маша оглядела себя, казалось, что она сильно изменилась с тех пор, как украдкой совершала ночные вылазки на свидание всей жизни. Зеркало было единственным свидетелем пунцовых щёк, нервно блестящих глаз, когда она возвращалась с первыми рассветными лучами, стараясь не скрипеть половицами. Теперь взгляд был серьёзный, уставший. Румянец все ещё лежал на яблоках щёк, но нанесён он был профессиональной кистью из дорогой, пахнущей глазурью банки.

«Спросить про него? — подумала Маша, — да нет, как-то неловко, наверняка он давно женат, да и не ездит сюда больше».

В комнате было прохладно, на полу лежали вязаные шерстяные коврики, свет из окна перебирался по стенам, просвечивая старые фотографии. На комоде Тетя Люся обнимала свою старенькую маму, которую Маша помнила очень смутно. Рядом, на ажурной салфетке стояла ваза с букетом полевых цветов. Ромашки, васильки, кашки и колокольчики-такие не купишь в магазине. Ещё одна фотография — Маша узнала на ней себя: они с Катей, ещё совсем маленькие, прыгают во дворе в резиночку, на заднем фоне за ними пристально наблюдает Машина мама. Они с тетей Люсей подруги всю жизнь. А теперь дружат их дочери.

Много лет подряд Маша приезжала на месяц к Кате погостить. Пока не влюбилась в Пашу. Даже сейчас, по прошествии многих лет, при воспоминании о нем, у Маши тоскливо екало в груди. Какой же он был! Высокий, плечистый с голубыми глазами. Паша мастерски гонял на велосипеде, с руками и без, лучше всех плавал, пускал дым из обеих ноздрей, когда курил и потрясающе играл на гитаре. Маша могла часами слушать и тихонечко подпевать. 2 года длилось ее безответное чувство, приезжая на каникулы, она бросала на него полные грусти взгляды, вздыхала, но не решалась порой даже рассмеяться над его шутками.

Маша сильно стеснялась своего невысокого роста, из-за него она выглядела младше. Тонкие черты лица были милыми. Но рядом с Катей Маше сложно было чувствовать себя красивой. Все девчонки СНТ «Березки» завидовали Люсиной дочке.

Катя была настоящей красавицей. Рыжие мягкие кудри падали на плечи, ресницы, удивительно чёрные, качались над большими, бархатными, глубокими, карими глазами. Фигура тоже удалась, на ней легко можно было сыграть, как на гитаре. И Паша успешно сыграл. Они были самой красивой парой на дачах. А Маше оставалось только наблюдать и завидовать.

В то последнее лето, после которого Маша перестала приезжать, ссылаясь на занятость и сессии, Паша все ещё ухаживал за Катей, но их отношения были на излете. Маша знала, что у Кати в городе есть ухажёр, который казался более перспективным. Все чаще она слышала от подруги, что Паша не может определиться, чего он хочет по жизни. Ее крайне огорчало, что он загуливает учебу и того гляди вылетит из института. Пашу привлекали ночные гонки и тусовки в гараже, а Катя собиралась стать врачом. Но пока6 приезжая в «Березки», они вместе ходили на костёр, днём Паша мог зайти и приколотить что-то в доме, вскопать, наладить.

Когда приехала Маша, он как раз колотил забор. Конструкция, с виду простая, никак не поддавалась. Было жарко, капли пота проступали у него на носу, норовя упасть на землю огромными дождинами.

— Привет, — сердито буркнул он, вытирая нос рукой, — помоги, а? Тетя Люся с Катей на станции, в магазин поехали, вечером тебя ждали.

Маша положила сумки на землю и подошла, за два года тайных вздохов она ни разу не оставалась с Пашей вдвоём, всегда был ещё кто-то.

— У тебя с носа капает, пить хочешь? — спросила она, все пристальнее разглядывая парня. Ее взгляд останавливался на руках, перебирался по плечам и массивной, рельефной спине.

Паша с силой ударил молотком деревяшку, она с треском раскололась.

— Ух,…..! — возмущённо ругнулся он, — все, перекур, — он бросил на землю молоток, подошёл к колодцу, зачерпнул ведро и опрокинул его на себя, сел на землю, вытащил сигареты и со вкусом прикурил.

Маша устроилась рядом, хотя не очень любила табачный дым. Молчание ее тяготило, но развязать язык было трудно, он словно окаменел.

Паша повернулся к ней, склонил голову набок:

— А Катя болтает бесконечно, иногда мне кажется, что ей все равно, слушают ее или нет, — сказал он, в интонации явно слышалось раздражение и какая-то досада.

— Вы поссорились? — удивленно спросила Маша, ей казалось, что Паша обожает подругу, и все в ней его восхищает.

— А, ерунда, ветер в голове у неё, там и не поссоришься, — Паша пристально уставился на Машу.

Ей стало совсем неловко, его голубые глаза стали тяжёлыми, скользили по ней, словно ощупывали, оценивали. Он ждал хоть какой-то реакции, но Маша только пожала плечами, поднялась и пошла к дому.

Паша тоже встал, собрался было колотить дальше, но заметил сумки, оставленные у калитки. Небрежно поднял их и пошёл в дом.

На террасе висели веники для бани, пучки трав, на них настаивали чай, пахло сеном, на столе, покрытом кружевной скатертью, блестел электрический самовар, рядом с ним, над чашкой, в которой прятались пенки от варенья, летала замученная жарой муха.

Маша стояла около умывальника. Она скинула футболку, ополаскивала водой шею и лицо. Можно было бы пойти в баню, но для этого надо снова пройти мимо колодца, Пашино присутствие во дворе ее смущало и при этом волновало. Где — то в животе поднималось ощущение «американский горок». С одной стороны, не произошло ровным счетом ничего значительного, но при этом Маша точно была уверена, что она нравится Паше. Это невысказанное выскочило неожиданно. Она вдруг отчетливо представила, как он ее обнимает. Ей стало стыдно, ведь Паша был Катиным парнем, но именно этого ей больше всего хотелось.

— Маша, ты все-таки перегрелась? — окликнула подругу Катя, она стояла с чашкой липового чая и озадаченно смотрела на свою гостью. Тетя Люся бодро накладывала окрошку.

Маша непонимающе оглянулась. Неужели воспоминания о Нем заморозили ее посредине комнаты. Да, тогда тоже неловко вышло, она стояла мокрая, а он смотрел на неё, долго смотрел, потом то ли крякнул, то ли хмыкнул, поставил вещи и ушёл, оставив на участке свой инструмент.

— Да, жарко, — растерянно сказала она, садясь за стол.

Катя вытащила откуда-то большую зелёную железную миску и выскочила во двор. Через пару минут внесла ее полную большущими клубничинами.

— Угощайся, — улыбалась она, — сейчас Лизка с Даней придут, и все- не успеешь.

Детям Кати уже 8 лет, они озорные, веселые двойняшки. Радость бабушки и вечный шумный праздник. Сложно понять, на кого они похожи больше, на Катю или ее мужа Женю.

Все сложилось у подруги, а Маша так и не устроила личное счастье. У неё были романы, все-таки она была и хорошенькой, и умной, притягивала к себе приятных, перспективных молодых людей. Но влюбиться не получалось. Каждый раз из глубины души выползала тоска по тому острому всепоглощающему чувству, желанию, которое она испытала с Пашей. Чем старше она становилась, тем отчаянней ей хотелось снова пережить хоть что-то отдалённо схожее с первой любовью. Но ничего подобного не происходило.

Зато Катя шла по жизни легко, парни менялись у ее руки, но на последнем курсе вдруг из другого города перевёлся балагур Женя, ночами он работал на скорой, жил один в небольшом частном домике в черте города. Весь курс побывал у него на праздниках, никто не ждал серьезности от этого парня, и вот на одной из студенческих пирушек, проходя мимо симпатичной девчонки, то ли из хулиганских, то ли из каких — то других соображений, он взял, да и сделал Кате предложение. И она, не думая, покатываясь со смеху, согласилась. Естественно, никто не воспринял это серьезно, но не прошло и недели, как Женя снова повторил своё предложение, но на этот раз как положено, с цветами и кольцом. И Катя вышла за него, несмотря на сомнения мамы и ехидные замечания однокурсниц, побывавших пару раз временными хозяйками на Жениной кухне.

Маша была свидетельницей на свадьбе, потом стала крестной Лизы и Дани. Причина, по которой она приехала на дачу вновь, была именно в двойняшках. Завтра у них день рождения. В багажнике машины прячется гора подарков.

— Хочешь, сходим на реку? — спросила Катя.

— С удовольствием, а раки все ещё водятся?

— Только у дальнего берега, помнишь, как Паша и Миша ловили их гарпунами из вилок?

— Вот разбойники, — покачала головой тетя Люся, — надо было их сильней крапивой отходить, — ворчала она, протирая чашку голубым вафельным полотенцем.

Маша и Катя прыснули. Случай с крапивой произошёл за несколько лет до того памятного лета.

Маша, как всегда, приехала к Кате, дом ремонтировали. И Кате пришло в голову, что оставшейся краской на заборе можно что-нибудь смешное нарисовать. Почему-то выбор пал на трёх поросят. Девчонки самозабвенно рисовали хрюшек в пиджачках и шляпках. Когда они закончили, на заборе вышла ужасающая картинка. Больше всего поросята походили на Хрюна Моржова. Пока подруги думали, как исправить этот кошмар, наступил вечер. Девочки оставили краски под забором и удалились в дом. Утром их ждал ещё один сюрприз. Ночью кто-то дорисовал Степана Капусту, но это ещё пол беды, одному поросёнку добавили неприличный жест. Тетя Люся ругалась страшно, отец Кати, когда увидел этот шедевр, схватился за живот, долго смеялся и выдал пару неприличных слов, а потом безапелляционно изрёк: «Убрать, немедленно».

Девчонки закрашивали, перерисовывали, поросята стали гораздо симпатичнее, но стоило им закончить, как то у одной, то у другой хрюшки появлялся жест. Они тёрли руку свиньи растворителем, исправляли. Но как только они отходили от забора, так одно из копытц приобретало исходный вид. Это продолжалось неделю. Однажды вечером тетя Люся поздно возвращалась со станции и обнаружила у забора двоих ребят, один был их сосед — Мишка, местный шалопай, а второго она не знала. Они хихикали и прорисовывали копытца. Тетя Люся сорвала крапиву и отходила безобразников. На визг выскочила мама Миши. Увидев шедевры сына, она пришла в гнев и за ухо повела его домой. А второй мальчишка убегал, сверкая пятками, в прямом смысле этого слова, на бегу он потерял пластиковую шлепку. Утром, у калитки тети Люси, появилась суровая дама неопределенного возраста, за руку она вела красного от стыда мальчишку. Это и был Паша. Его притащили не только извиняться, но и исправлять свои художества. Паша, цветной как вареный рак, ковырял носком ботинка землю. Весь день ему предстояло красить забор, от этого его распирало, он фыркал и зло косился на мать. Катя оценила положение несчастного, через полчаса, когда все разошлись, а Паша стоял один и медленно возил кистью по доске, подошла к нему, тоже взяла кисточку и молча начала красить. Паша окинул ее злым взглядом, Катя убрала рыжую копну с лица и весело ему подмигнула, а потом достала из кармана шипучую конфету и протянула обидчику.

Так завязалась дружба. Маша не понимала, как можно дружить с таким вредным мальчишкой. Часто они спорили с Катей о том, что Паша редкий задира. Он постоянно дразнил Машу, на реке непременно брызгал, хватал за ноги, норовил попасть мячом. Миша поддерживал приятеля в этих неприятных для Маши играх.

Так прошло их первое лето.

Через год Паша почти на все каникулы уехал в спортивный лагерь. Он был недалеко. В соседней деревне. Катя таскала Машу с собой на танцы. Однажды к ним присоединился и Миша. Сначала Паша радовался приходу друзей. Но к середине смены стало очевидно, что присутствие девчонок его тяготит. Он старался держаться обособленно от них, оглядывался, а потом и вовсе сказал, что не любит ходить на танцы, что больше не придёт. Возвращались девчонки молча. Катя то и дело вздыхала, а потом сказала, что тоже больше не пойдёт, раз Паши там не будет. Так впервые Маша узнала, что подруга влюбилась. Все оставшееся лето Катя провела в унынии. Мишка сболтнул, что у Паши появилась подружка, с которой он целуется на стадионе. Этого оскорбления Катя снести не могла. Когда Паша вернулся в середине августа, то Маша отметила, что при нем Катя особенно сильно хихикает над шутками Миши. Всячески привлекает его внимание. Тот, будучи от природы простоватым, не мог понять коварного девичьего плана, был уверен, что он мастер юмора и острот. Паша демонстративно отворачивался, игнорировал Катю. Тем и кончилось.

Настоящая страсть вспыхнула следующей весной. Выдался жаркий май. Катя в купальнике сгребала граблями прошлогоднюю листву, из дома доносилась веселая музыка. Будучи очень подвижной и легкой, она всегда начинала пританцовывать, как только слышала заводные мотивы. Паша проезжал мимо забора на велосипеде. Начиная с осени Катя не ответила ни на одну его смс, он и не думал, что она может так сильно обижаться. Теперь, увидев ее с граблями, он остановился, спрыгнул с велика и подошёл к забору. В этот момент Катя нагнулась за кучей листьев, чтоб закинуть ее в большую плетёную корзину. Паша внимательно следил за движениями девушки. За год она сильно изменилась. Фигура обрела плавные линии. Кожа, пропитанная солнцем, была прозрачная, персиковая. Пока мысли Паши лихорадочно крутились вокруг того, за какую бы округлость ему хотелось схватиться, Катя выпрямилась, встряхнув огненными кудрями, и повернулась. Новый ракурс совершенно лишил Пашу возможности высказываться интеллигентно. Катя уже не раз натыкалась на подобные взгляды за этот год, примерно такой реакции от Паши и ожидала, купальник выбирался долго, тайком от мамы, чтоб та не упала в обморок от наряда дочери. Эффект был молниеносный. Уже вечером Паша лебезил перед ней, а она снисходительно позволяла накинуть на себя джинсовую куртку, проводить вечером с реки домой. На прощание она хотела слегка обнять его. Но Паша, измученный за день случайными касаниями, не смог сдержаться. Он прижал ее к забору и целовал так рьяно, что укусил за губу.

Это был провал. Раздосадованный, он так сильно стукнул кулаком по забору, что сломал доску. На шум вышел Катин папа, глядя на дочь с прокушенной губой и незадачливого Ромео, он пообещал выдрать обоих и загнал Катю домой. Тетя Люся, перетряхивая вещи в шкафу, наткнулась на купальник из ниточек. Дома поднялся скандал, Катю посадили под домашний арест. Но ночами в выходные, когда родители засыпали, Катя легко выскальзывала на свидания. Не было ни одного места в СНТ «Березки», где бы не зажимались эти двое. Тетя Люся кричала, что если Катя принесёт в подоле, то она растить не будет. А отец обещал стрельнуть солью в зад молодому и горячему.

В то лето Маша и влюбилась в Пашу. Когда тот одной рукой обнимал Катю, а другой прикуривал от лучины, когда играл и пел для неё. Больше всего Маша хотела оказаться на месте подруги. Но сказать об этом она не решалась даже маме. Иногда к горлу подбирался ком, когда Паша вставал и увлекал Катю куда-то в ночное поле. Обычно в такие моменты до дома Машу провожал Миша, он все так же болтал без умолку, совершенно не понимая, что доставляет массу мучений тоскующей душе.

Маша и Катя вышли за калитку. Как приятно было ступать по тёплой песчаной поверхности босыми ногами, льняной сарафан развевался вокруг голеней. Ветер запутывал светлые волосы, Маша чувствовала себя волшебно.

Лес, подступавший почти к самым домам, стал ещё гуще. Березовые ветки клонились к тропинке, иногда цепляли прохожих. Женщины шли, весело болтали, вспоминали. Единственное, что Маша обходила стороной — это упоминания о Паше. Ей страшно хотелось знать: что с ним и где он. Но она гнала эти вопросы, заменяя их обсуждением других общих знакомых.

Дорожка пошла под гору. Лес внезапно оборвался, и перед глазами раскинулось бескрайнее поле. Ячмень колыхался золотыми волнами, колосья склонялись друг к другу, что-то шептали. С громким криком взметнулась с земли ввысь белая птица, она пронзила облака, бросила взгляд на тонкую серебряную полоску реки и, плавно взмахнув крыльями, скрылась за горизонтом. Маша и Катя спустились к воде. Пологие берега терялись в камышах, где громко квакали лягушки, через листья кувшинок проплывала утка, за ней хвостиком тянулись утята. Над водой сновали юркие стрекозы. У самого спуска к воде раздавался звонкий детский смех, на противоположном берегу у кромки воды росло дерево, к нему была привязана тарзанка. Дети смело летали над водой и прыгали в середину реки.

Маша и Катя подошли к купающимся. С детской непосредственность Катя скинула сарафан и прыгнула в воду. Маша, стоя у самого края, тронула рябую поверхность ногой. Вода показалась обжигающей, холодной. Войти в неё, несмотря на жару, было немыслимым. Оттягивая погружение, Маша медленно расстёгивала пуговки на сарафане, наблюдала, как Катя легко выбралась на противоположный берег, на радость детворе схватилась за веревку и полетела над рекой. Фонтан брызг взметнулся в воздух.

— Теть Катя, вы-огонь, — кричали мальчишки подростки, выныривающей Катерине. Она трясла распустившимися волосами, бодро гребла к берегу под одобрительное улюлюканье.

— Ты будешь купаться? — стоя по пояс в воде, обращалась она к Маше, — ну что ты все стоишь?

Маша помедлила ещё минуту, вдохнула побольше воздуха и, разбежавшись, нырнула с головой. Ледяная вода иголочками впивалась в кожу. Мурашки побежали по телу, челюсть словно застыла в напряжении, дыхание перехватило. В испуге Маша вынырнула, солнце ослепило ее, течение подхватило и понесло, растерявшись, она начала грести против него. Не то чтобы Маша плохо плавала, но сейчас она остро почувствовала, что не выгребает. Пока в голове лихорадочно стучало: «Что же делать, отплыть по течению ниже, пытаться пристать к более крутому берегу?»— свело ногу. Боль была сильной и резкой. Она взмахнула руками и начала барахтаться, чтоб хоть как-то прекратить судорогу. Где — то рядом раздался мощный плеск, он стремительно приближался. Ослеплённая солнцем, Маша не видела, что это рядом с ней. Вдруг сильная рука одним рывком опрокинула ее и обвилась вокруг груди. Маша поняла, ее тащат к берегу.

«Раз, два, три, четыре…», — считала она всплески. Нога не проходила, пальцы скрючились как у Бабы Яги. И вот, наконец, ощутимое дно. Все та же сильная рука тащит и не отпускает.

— Дойдёшь? — звучит над ухом страшно знакомый голос. Но от перепада температуры и испуга в ушах у Маши гудит, словно она забралась на пасеку. Она отрицательно покачала головой. Голос чертыхнулся.

— Нести тебя что ли? — зло спросил он.

В этот момент рядом оказалась Катя. Маша разглядела ее встревоженное лицо.

— Неси, конечно, — слегка повизгивая, сказала Катя.

— Что, супер-доктор, сама не дотащишь, — усмехнулся мужчина, который вытащил Машу.

Катя растирала ногу подруги, быстрые тонкие пальца нажимали на стопу, массировали бедро, голень, икру. Но боль не отпускала.

— Отойди, а, — фыркнул спаситель.

Он взял ногу Маши, положил ее к себе на колено, прошёлся большим пальцем посередине стопы, резко натянул ее, параллельно массируя под коленом, проглаживая голень. Пальцы разжались, ноге стало легче.

Мужчина поднял глаза и взглянул Маше в лицо. Она чуть не задохнулась второй раз. Это был Паша. Не узнать его было сложно. Все те же глаза, плечи, правда вместо кудрей короткий ёжик, но это его не портило.

— Домой я тебя не понесу, — ухмыльнулся он, узнав старую знакомую. После этих слов он повернул голову к Кате, — дойдёте? — весело подмигивая, спросил он.

Катя молча кивнула. Паша резко поднялся, больше не взглянув на Машу, прыгнул в воду и, поднимая брызги, уплыл на другой берег.

Домой возвращались молча. Катя не улыбалась, искоса, настороженно кидала взгляды на подругу. Маша вздыхала, медленно брела в гору. Наконец молчание стало невыносимым.

— Болит? — на выдохе спросила Катя

— Уже нет, — обрадованная хоть каким- то диалогом, пробормотала Маша.

— Я за тебя испугалась, сейчас Женя приедет, он тебя посмотрит.

— Не стоит, — покачала головой Маша, — я долго ехала до тебя, нога затекла, да и воду холодную я не люблю, вот и свело. Знаешь, мне кажется, что я забыла вытащить из багажника арбуз. А ещё я купила баллончик с гелием для шариков.

Оставшийся путь подруги обсуждали, как они будут надувать шары и украшать дом.

Вечер был удивительно тёплый. Катины дети качались на качелях. Приехал Женя, он мастерски приколачивал баскетбольное кольцо. Тетя Люся пекла пироги, Катя ходила с лейкой между грядок, то и дело наклоняясь то к огурцам, то к помидорам, поправляя веточки и обрывая сухие листочки.

Маша заскучала и решила пройтись по дачам.

После дневного происшествия она чувствовала себя неловко. На самом деле, после того лета, когда она бегала на свидания к Паше в тайне от подруги, а потом, решив, что это очень подло, она сбежала учиться в другой город, общение подружек почти прекратилось. Год они с Катей обменивались только короткими сообщениями. Подруга очень сильно обиделась, что Маша не рассказала об отъезде.

Разлука была долгой. Первый раз они встретились, когда Катя училась на 4 курсе медицинского института. Естественно, что разговор о Паше не зашёл. Сейчас же Маша чувствовала, что ее маленькая тайна каким-то образом выбирается на свет. Ей очень хотелось знать, как закончились отношения Кати и Паши.

Маша медленно шла вдоль заборов, около колонки стоял Миша, его невозможно было не узнать. Хоть он и располнел, а шевелюра местами поредела, он остался все таким же шебутным и резким. Сейчас он дергал рычаг на колонке, но его заело, вода не шла. Он ругался, отдувался, но продолжал дергать.

— Привет, — окликнула его Маша.

Миша поднял глаза, уставился на неё, слегка сощурился.

— Маня, — с хрипотцой, обрадованно, произнёс он, — ты ли? Ох какая стала, не узнал бы. Хороша, прям отпад. Ну-ка, покружись, получше рассмотрю.

После этих слов он бросил свои попытки добыть из несчастной колонки воду, подошёл и обнял Машу. От него пахло пивом, потом и сигаретами. Он по-медвежьи стиснул Машу, но очень быстро отпустил и отступил назад.

— Я, тут, эта…, — он смутился, — давай что ли сядем, поболтаем.

Рядом с колонкой стояла лавка. Они присели вместе, оказалось, что доска не приколочена, Миша перевесил Машу, чуть пошатнулся, но удержался, подвинулся центре, было смешно и нелепо наблюдать, как он краснеет и пыхтит.

— Ты к Кате что ли приехала? Я думал — вы и не дружите больше, — по — детски рассуждал Миша.

— Да нет, дружим, — улыбнулась Маша, глядя на отчаянные попытки Миши быть воспитанным, — к крестникам на день рождения приехала.

— А, да, дети у Катюхи прыткие. Вон с моими целый день по грядам носятся, мать ругается. А им хоть бы хны….

— Сколько же у тебя детей? — спросила Маша, вспоминая, как Миша говорил, что у него будет пятеро.

— Трое, — гордо заявил Миша, поглаживая себя по груди. — Старшему уже 15.

Маша быстро сосчитала в голове, выходит, что старший у Миши родился, когда она училась на первом курсе.

— А у тебя? — спросил он

— У меня нет детей, — спокойно ответила Маша

— О, а че тянете с мужем? — бестактно продолжал Миша, — лет то тебе уж….

— Я не замужем, — пожимая плечами, отвечала Маша

— Ох ты ж, а чего так? — озадаченно спросил Миша, — ты девка видная была, не звал что ли никто? Или провыбиралась?

— Не задалось как — то, — подобные разговоры частенько возникали в кругу родственников, даже мама то и дело напоминала, что пора бы уже и внуков, что часики тикают. Маша вспыхнула. Ее раздражала эта тема несмотря на то, что она уже привыкла к бестактности и нечуткости окружающих.

— Паша, вон, тоже один, бирюком сидит. Пока мать жива была, он возил сюда ещё каких- то, а уж сейчас и все, один как дуб.

Маша с удивлением уставилась на Мишу, что он имеет в виду? неужели он читал «Войну и мир»? Или он вспомнил дуб у Лукоморья?

— Какой дуб? — решила она уточнить.

— Ну этот, с которым князь разговаривал, у меня старший сейчас читает, спросил, с чего вдруг главный герой с деревом разговаривает…

Миша болтал без умолку, в какой-то момент Маша перестала улавливать суть разговора, ей казалось, что вокруг нее белый шум.

— Мань, а приходите вечером в лесок, там все наши собираются, — хлопая Машу по плечу, брякнул Миша.

— Ваши? — недоумевая переспросила она

— Ну да, Я, Настя из коттеджа, помнишь? Светка с Серегой, они поженились, Катюха с мужем иногда приходят, ну все, с кем раньше зависали.

Маша чувствовала себя очень странно. Ее жизнь развернулась после школьных лет мировой картой, она много путешествовала, работала. Друзей детства почти не осталось. Были приятели на работе, знакомые в фитнесе и танцах, с ними весело было сходить в баню, в кино, в бар, съездить на шашлыки. У Маши не было каких — то традиций, она спокойно улетала на Новый год в тёплую страну, не наряжала елку, если не было настроения. А эти люди, которых она знала когда-то, до сих пор ездили на свою дачу, собирались все той же компанией и ходили в лесок. Они даже женились на тех, кого знали в детстве. Неужели и так тоже может быть?

Маше всегда казалось, что воспоминания о Паше такие яркие, потому что их роман закончился на пике эмоций, не было ни ссор, ни грубостей, не было расхождения во взглядах, социальных статусах, они никогда не жили вместе, быт ничего не заел. Был костёр, были поцелуи, ночь, полная открытий, и стремительное расставание. Проще говоря, Маша убежала рано утром, пока Паша спал, уехала, и больше они не встречались до сегодняшнего дня. То, что они не пережили, волновало ее. Каждого мужчину своей жизни, в определённый момент, она сравнивала с Пашей. Был один, который дольше всех продержался. Ее начальник. Он был непохож ни на кого. Черты лица очень фактурные, островатые, высокие скулы, волевой подбородок, цепкий взгляд. Красавчиком его не назовёшь, как и душой компании. Но у него при этом было потрясающее чувство юмора, умение организовать все и вся. Они вместе ездили в командировки, иногда ужинали и ходили в кино. Однажды в Казани у них слетела бронь в отеле, и они заселились в один номер. Так все и закрутилось. Он вёл успешный бизнес. Они жили с Машей 2,5 года вместе, когда он засобирался в Германию и сделал ей предложение. Маша получила красивое кольцо. Надо было что-то решать. Она думала и не могла понять, что с ней не так. Маше не хотелось за него замуж. Когда в очередной раз за ужином он повторил свой вопрос, она вдруг выпалила: «Нет!».

Его реакция ее потрясла, он засмеялся, сказал, что в общем-то так и думал. Маша предполагала, что сейчас он предложит ей собраться и уехать, ведь это была его квартира. Но этого не произошло. Они жили, как жили, она вела все бухгалтерские дела его нового проекта, потом проводила в аэропорт и ещё 3 месяца жила в его квартире, пока не съехали жильцы из ее собственной. Они продолжили вместе работать. Он слал ей фотки, звонил. Потом пригласил к себе, и она поехала к нему в Германию. Поездка вышла приятной, даже романтичной. Но через 2 недели Маша вернулась, непонимание не давало ей спать по ночам, она решила внести ясность. В одном из разговоров она спросила, как он видит их дальнейшие отношения.

Он был краток, сказал, что вот так его все устраивает, жениться он в общем то и не хотел, но решил, что порядочный и надо предложить. Если Машу такие отношения устраивают-он будет рад. Машу все в общем — то устраивало. Так и тянулось: звонки, фотки, поездки. Из одной такой она недавно вернулась.

— Ты приходи, ребята будут рады, — кивая, говорил Миша, — ну давай, до вечера.

С этими словами, пиная пыль, Миша пошёл по дороге, слегка приваливаясь на одну ногу. Маша смотрела ему вслед.

Сидеть на лавке под заходящим солнцем было приятно. Ветер обдувал обожженную утром кожу. Маша болтала ногами и не спешила подниматься. Мимо проходили жители посёлка. Никто не обращал на неё внимания. Рядом за забором тётка лет 50 костерила своего мужика, было забавно слышать, как она отчитывала его за то, что он не закрыл дверь сеткой, теперь комната полна мух, которые своими лапками обляпали зеркало. На другом участке строили дом. Пара мужиков колотили каркас, оттуда пахло свежим деревом. Один стоял на стремянке. Маша, прищурившись, разглядывала его. Невысокий, коренастый, он юрко со сноровкой орудовал молотком. Цвет его кожи походил на отваренного лобстера. Наверное, вечером его будут мазать сметаной, а он будет громко кричать и охать.

Из-за поворота показались Катя с Женей. Подруга выглядела чудесно, несмотря на то что она уже не была юной девицей, она сохранила легкую походку. Волосы крупными локонами лежали на покатых плечах. Вырез на сарафане открывал загорелую, бархатную кожу груди и родинку, пикантно устроившуюся чуть правее ложбинки.

Женя обнимал свою супругу за талию, что-то шептал ей на ухо. Катя хохотала. Отмахивалась от него, а он довольный ухмылялся, то ли щипал, то ли щекотал ее за бок.

— Вот ты где? — радостно спросила Катя, — мы идём на костёр, Миша к нам заглянул, сказал, что позвал тебя, вставай, пойдём с нами.

Солнце поглаживало самую кромку леса, его оранжевые лучи прочёсывали верхушки деревьев. Маша с Катей и Женей пробирались к костровищу. Туман стелился, обволакивая засыпающие травы. Воздух тёплый и сладкий слегка дрожал. Волнение, поселившееся в душе с самого утра, росло с каждым шагом. Вступив на поляну, Маша никак не могла понять, зачем же она идёт? Посмотреть на давно ставших ей чужими людей, послушать о том, как сложились их жизни. Или увидеть его, снова поймать взгляд, возможно коснуться плеча?

Огонёк уже мерцал между деревьями, он облизывал дрова, весело потрескивал. Вокруг него аккуратно были разложены брёвна, на которых сидели пришедшие. Невдалеке стоял мангал, Маша заметила, что там орудует Миша, и Женя пошёл к нему помогать. На деревянном столике уже стояла нарезка из помидор и огурцов. Катя поставила туда китайку. Красные бока с жёлтыми крапинами задорно поблёскивали в блюде. Над ними поднимался сладкий аромат мёда.

Около стола стояли женщины. Не всех Маша могла узнать.

Одна явно была Настя. Ее дом был самым красивым в СНТ, большой каменный с арочными окнами, он больше походил на замок. У неё был телевизор и приставка. Ребята часто ходили к ней играть.

Настя весело помахала Маше. Ничего не оставалось, как подойти, поприветствовать старых знакомых. Глядя на них с близкого расстояния, Маша сильно занервничала. Девушки, которых она знала с детства, сильно постарели. Даже в сумерках на лицах читалась усталость. Фигуры у некоторых расплылись. Радостные возгласы, банальные вопросы о работе, семье, детях, сочувственные вздохи бесили Машу. Стоило ей отойти, как Настя шепнула свете на ухо:

— Ты посмотри, приехала, ничего с годами не меняется. Гордячка, почему с ней Катя столько лет дружит? Что тогда, что сейчас-никто ей не нужен. Даже села одна, зачем и пришла- то?

Маша слышала этот недобрый шепот. Ее очень задевали и огорчали подобные речи. В детстве она часто плакала, когда не нравилась окружающим. Ей трудно давалась дружба с девчонками, она постоянно с ними конкурировала. По большому счету у нее не было подруг кроме Кати. Никогда. Став старше, Маша перестала испытывать потребность в тесном душевном общении. У нее появились приятельницы и знакомые, с которыми она весело проводила время, обсуждая работу, новшества в косметологии и заграничные поездки.

Маша присела у костра на самый край, ближе к лесу, и протянула руку к огню. Красные блики коснулись ногтей, разбежались по руке. Через струящуюся дымку она увидела его, Паша наблюдал за ней, стоя под сенью деревьев. На его губах поблескивала слюна, травина, которую он прикусил, придавала ему совершенно разбойничий вид. Глаза сощурились, он наклонил голову слегка на бок. Маша практически чувствовала, как он касается ее, пробегает от кончиков пальцев до шеи, скользит по лицу и волосам.

В этот момент Катя присела рядом и тронула Машу за плечо.

— Маш, что ты загрустила? тебе здесь не нравится? — озабоченно спросила она.

— Не то чтобы, просто я чувствую здесь себя чужой, — прошептала Маша на ухо подруге, — мой образ жизни сильно отличается, а слушать советы, что до сих пор в девках, — Маша криво усмехнулась, стараясь подрожать голосу Насти, и не закончила фразу. — В общем я немного посижу и пойду.

— Я провожу тебя, — встрепенулась Катя.

— Не стоит, я найду дорогу, отдыхай, — примирительно сказала Маша, она чувствовала, что хочет побыть одна.

На поляне было шумно. Миша рассказывал анекдоты, щипал за бок свою толстую жену. Катя болтала с какой-то тёткой, имя которой вылетело из Машиной головы моментально. Женя настраивал гитару. Он любил петь веселые хулиганские песни. От него Маша первый раз услышала про холеру в Одессе и белошвейку.

Пробегаясь по лицам сидящих у костра, Маша постоянно возвращалась к Паше. Он сидел напротив, всегда улыбчивое лицо было жестким, сосредоточенным, он только изредка, украдкой, бросал на Машу двусмысленные взгляды. И когда их глаза встречались, Маша старалась отвести свои. Она чувствовала невероятное напряжение и страх.

— Паш, — обратилась к нему Настя, — спой, а? — голос ее был тягучий, протяжный, то-ли заискивающий, то ли соблазняющий.

Маша слышала эти нотки и раньше, Настя ей никогда не нравилась. Вредная, склочная, распускающая сплетни, кичившаяся доходами своей семьи, она напоминала жабу. Лицо широкое, скуластые, вечная трехслойная тушь на ресницах, яркие губы и вычурные наряды. По прошествии стольких лет она не стала краше. Чёрные волосы, сожжённые краской, выглядели как мочало, фигура оплыла, на руках красовались убийственной длинны наращенные ногти, она улыбалась губами-лепешками и хлопала модными ресницами «лисий взгляд». Маше казалось, что Настя соединила в себе все дурновкусие, глядя на такую «красоту» к горлу подступала тошнота.

Паша взял гитару и легко коснулся струны. Маша с первых аккордов узнала песню. Голос строгий, глубокий, выверенный. Мелодия со средневековыми переборами эхом разносилась под сенью леса, дрожала, замирала и заползала в душу.

«И то, что было — набело,

Откроется потом.

Мой рок-н-ролл — это не цель и даже не средство.

Не новое, а заново,

Один и об одном.

Дорога — мой дом и для любви это не место.

Прольются все слова, как дождь,

и там, где ты меня не ждешь,

Ночные ветры принесут тебе прохладу.

На наших лицах без ответа лишь только отблески рассвета того, где ты меня не ждешь…»¹

Маша не могла оторвать взгляд от Пашиного лица. Тени от костра заковали скулы, сделали их более высокими и суровыми, нос заострился, под глазами залегли дымчатые тени. От дыма и темноты ночи зрачки расширились. Большие и чёрные глаза замерли, не моргали. У Маши было ощущение, что Паша смотрит вглубь себя.

Она перебирала в голове все короткие моменты их счастья. То ли от дыма, то ли от нахлынувших воспоминания, в глазах защипало. Стараясь не привлекать внимание, Маша встала, сделала пару шагов к краю поляны, обернулась. Никто не заметил ее дезертирства. Легкой поступью она пошла прочь. В голове звучали финальные строки песни Би-2 «Прощаюсь с тобой, как будто с легендой». Тоска щемила в груди. Действительно, за 15 лет Паша и их короткий роман стали для неё легендой. А для него? Вернуться, спросить? Нет, смешно, как девчонка бегать туда-сюда. Но все-таки Маша замерла, прислушалась. Песня, которая звучала теперь, тоже была до боли знакома, голос отталкивался от сосен, ночной лес вторил певцу:

«Мы не ангелы парень,

Нет мы не ангелы,

Там на пожаре утратили ранги,

Но нет к таким ни любви, ни доверия,

Люди глядят на наличие перьев…».²

— Не ангелы, точно, — повторила Маша невидимому теперь певцу, то ли заговаривая, то ли успокаивая себя.

Ей стало холодно, когда она вышла из дома, было так жарко, что ей казалось- пятки вот-вот сварятся, а сейчас на траве лежала роса. Откуда — то ветер принёс тучи, они закрыли звёзды и грозились пролиться дождем.

Лес был полон шорохами, стрекотанием, где-то ухнуло. Может быть это сова?

— Снова решила сбежать? Или здешняя компания не достойна твоего внимания? — с презрением сказал Паша.

Маша резко обернулась.

Паша медленно наступал на Машу. Ей казалось, что такая долгожданная встреча происходит слишком наигранно, чересчур театрально. Все должно было быть как с Мишей, легко, непринужденно, оставив толику романтичного разочарования. А сейчас у неё в душе разыгрывалась трагедия. Королева драмы. Так попсово можно назвать все ее переживания. Какой стыд, взрослая женщина, ведущая себя словно подросток.

— Да, хотела сбежать, — стараясь сохранить остатки самообладания, на резком выдохе сказала Маша, — я очень хотела увидеть тебя, а потом испугалась, я не знаю, что говорить, — почти выплюнула она последние слова.

Он подошёл совсем близко, она чувствовала его запах. Это уже не были дешёвые сигареты и модный тогда «Axe эффект». От него пахло солнцем, травой, недавно срубленным деревом.

— Ты начни с того момента, как сбежала утром, оставим записку с сентиментальными словечками, — укоризненно сказал Паша, проводя рукой по ее щеке, — я как идиот пытался понять, что я сделал не так, почему ты это сделала?

— Катя моя подруга, и это была огромная подлость, странно, что ты не понял, — шарик тревоги, прыгавший внутри живота, сдулся, теперь на его месте голову поднимала злость.

— Подлость, — смакуя на языке это слово повторил Паша, — а как надо было? Умчаться с тобой в закат?

— Нет, ничего не надо было, — с поспешной горячностью, желая оттолкнуть его, воскликнула Маша.

Она не любила шумных разборок, обычно выбирала выражения. Раньше ей удавалось держать себя в руках, но только потому, что никто не вызывал настоящих сильных чувств. Сейчас же, все, накопленное годами, хлынуло наружу.

— Если я правильно помню, я не один хотел. Ты неоднократно давала мне это понять, что ты написала на зеркале? Что не сможешь забыть? Пожалуй, я был тебе не безразличен. Так что я не один совершил подлость.

Маша фыркнула:

— Не один, я и не отрицаю. Но если тебе было все равно, то я не хотела обманывать….

— Ты трусиха, — мягко и вкрадчиво сказал он.

— Ты не лучше, ты же не ушёл от Кати, ты целый месяц водил ее за нос, — возмущение, которое так долго Маша глушила угрызениями совести, наконец прорвалось.

Годы обиды высунули свой нос из самых глубин подсознания, на самом деле, когда она сбегала утром, не только стыд гнал ее прочь, ей хотелось знать, кого же он выберет: ее или Катю. И она думала, что он выбрал не ее. Уязвлённое самолюбие, желание доказать ему и всем остальным, что она лучшая, несколько лет пихали Машу в спину.

— Сложно уйти, когда тебя бросили, да и зачем, если не для кого, мне с ней нормально было-качая головой заметил Паша.

— А не зачем значит? — зло прошипела Маша

— Вообще она меня сама бросила, мы с ней слишком разные, и надо заметить: я не возражал. У меня много такихбыло, но все-не то, а с тобой я хотел на совсем, чтоб серьезно, — он осекся, наблюдая за Машей.

Она молчала, ключицы, белеющие в сгущающихся сумерках, ходили резко вверх-вниз. Маша тяжело дышала, от долгого дня начало стучать в спине, руки и ноги отяжелели, кожа покрылась мурашками. Туман оседал на плечах, волосах, лице, холодными капельками скатывался в вырез сарафана, кончиками пальцев ног Маша чувствовала лежащую на траве росу.

— Тебе холодно? — спросил Паша, голос звучал глухо.

Маша кивнула, ей стало отчетливо понятно, что этот разговор не имеет смысла, он может быть сколь угодно долгим, но не приведёт ни к чему. Как он соединяет в одном предложении формулировки много и на совсем. Какой странный и нелогичный, как давно все это было. Ничего уже не исправишь и ничего не вернёшь.

Паша снял джинсовую куртку и накинул ее Маше на плечи.

— Хочешь, пойдём к костру? — он махнул рукой в том направлении, где слышался весёлый смех и куда с азартом летели мотыльки.

Маша отрицательно покачала головой.

— Я лучше пойду домой, завтра у моих крестников день рождения.

Ноги дрожали, она побрела прочь от костра, от него. Ей страшно хотелось услышать красивые слова или понять, что все это время они любили друг друга. Но он сказал совсем не то, что ей хотелось услышать. В три шага он догнал ее и схватил за руку. Притянул ее к себе. Поцелуи были такими же яркими, обжигающими, как и тогда. Именно из-за них Маша могла совершить любую подлость, его прикосновения сводили с ума. Страх, раздражение, злость растаяли. Вместе с солнечным светом покинул Машу и стыд.

— Пойдём ко мне? — шептал Паша ей на ухо.

Маша не могла отказаться от этого предложения, она была уверена, что пожалеет. Но также хорошо она осознавала, что больше всего на свете она хочет снова окунуться в воды первой любви.

Ходики отсчитали 3 часа ночи, когда Маша выбралась из постели, взглянула на спящего Пашу. Она снова уходила, не дождавшись его пробуждения. То ли от того, что темнота ладонями обнимала его лицо, то ли из-за того, что он спал, выглядел он так же, как и15 лет назад.

Маша окинула взглядом комнату, старая посуда, небрежно брошенные в угол вещи, какие-то авто детали- все это казалось ей таким мало прилагаемым к ее жизни. Что общего у них может быть? Она бросила на Пашу последний взгляд и выскользнула в сад.

Надвигалась гроза. Ветер раскачивал верхушки деревьев, рвал ветки. Крупные капли падали на плечи. Маша шла быстро, не оборачиваясь, ее била дрожь. Она мысленно прокручивала его прикосновения, снова вздыхая. Но, кроме этого, совершенно не могла представить, что скажет сейчас Кате и ее семье. Где она пропадала весь вечер.

Дождь усилился. Маша почти бежала. Около забора нервно оглянулась. Было тихо, свет в окнах не горел. Она вошла в калитку. На ступеньках террасы сидела Катя. В руках у неё светился телефон, на плечи был наброшен пуховый платок. Волосы, рассыпанные по плечам, завивались барашками, она откидывала их назад, но ветер упрямо возвращал пряди на грудь. От скрипа калитки Катя вздрогнула и подняла глаза. Маша подошла к ней и села рядом.

— Нагулялась? — озабоченно спросила Катя.

— Более чем, извини, я должна была предупредить…

— Не волнуйся, все взрослые люди, никто не подумал, что тебя съели волки, но мама хотела отправить Женю на поиски.

— Извини, я собиралась прийти раньше, — устало сказала Маша.

Катя повернула к ней своё на удивление серьёзное лицо. В глазах читалась скорбь и печаль. Она попыталась улыбнуться. Но вышло неуклюже.

— Я так и подумала, но говорить маме, что ты заночуешь у Паши, я не стала, — бросила Катя.

Маша вдохнула поглубже, этот разговор должен был состояться гораздо раньше. Она отчетливо понимала, какую ошибку совершила, обманывая единственного близкого друга.

— Да, действительно, не стоит волновать тетю Люсю. Я вернулась, со мной не случилось ничего страшного.

— Ты его любишь? — странным голосом спросила Катя. В нем читалось любопытство.

— Я не знаю, столько лет прошло. Но я никак не могла отделаться от мысли, что свернула не там. Прости меня, прости, что не говорила тебе правду, обманывала…

— Я не знала, что он тебе нравится, — прервала оправдания Катя. — Я видела, что ты трудно переживала наш с ним роман, но не могла понять в чем причина, ведь ты так явно высказывалась на его счёт, считала его беспутным. Я так долго ломала голову, почему ты умчалась однажды утром. А потом Настя рассказала, что видела вас с Пашей. Все встало на свои места, я очень разозлилась на тебя. Почему ты не сказала? Зачем уехала?

— Я не хотела с тобой ссориться и обижать. Спешила уехать, чтоб не мешать вам. Как бы глупо это сейчас не звучало. Мне очень стыдно. Я сожалею. — Маша положила голову на руки. Было тяжело и грустно. Дождь стучал по крыше. Дуло в лицо.

Катя вздохнула, привалилась к поручню.

— Как видишь, твой отъезд мало что изменил. Ты же знала, что я хочу с ним расстаться. Ради чего?

— Что ради чего? — не понимала Маша.

— Ты могла мне рассказать, что вы нравитесь друг другу. Зачем за спиной?

Маше казалось, что она снова оказалась в детском лагере. Как- то летом, когда ей было 10 лет, она ездила на 1 смену отдыхать. Девочки, с которыми Маша жила в одной комнате, нашли осятник, но вместо того, чтобы уйти и позвать взрослых, одна из девчонок взяла палку и начала тыкать в гнездо. Естественно, осы вылетели и начали жалить. Вот и сейчас, как в дурновкусной мелодраме Катя тыкала в гнездо из воспоминаний, и жильцы больно жалили обеих подруг. Но только никто из взрослых не мог вмешаться и прекратить нападение.

— Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать. Я была влюблена, он обратил на меня внимание, мне казалось, что это судьба, больше всего мне хотелось …, — Маша вдруг залилась краской, ей было неловко сказать о том, чего же ей хотелось. Катя всегда проще относилась к близости с парнями, у неё были юноши и кроме Паши, а Маша хотела, чтоб у неё все было по-особенному.

Катя кивнула.

— Хотелось, ну это я могу понять, — криво усмехнувшись сказала она.

— Ты все ещё обижаешься на меня? — осторожно спросила Маша.

— Давно нет. Когда мы встретились с тобой после долгой разлуки, и ты ни словом не обмолвилась, я решила, что это был просто эпизод, что тебе за него стыдно, и не стала спрашивать.

Маша кивнула.

— Так и было.

Пойдём спать? — предложила она.

— Ты иди, я посижу ещё, — ответила Катя, поправляя платок на плечах.

Маша поднялась, холод ночи пробрался под кожу, ей хотелось оказаться как можно дальше от этого места, у себя дома, в мягкой постели, где все просто и понятно. Где она одна хозяйничает. Все 15 лет Маша старательно возводила стены. У нее были приятели, любовники. Было удобно, комфортно и безопасно.

Гроза разразилась, молния вспыхнула прямо над домом. Удар грома раскатился по саду, когда дверь хлопнула у Маши за спиной. Всю ночь ей снились кошмары, под ухом что-то возилось. Ветки стучали по крыше, тоска караулила у подушки.

Утро ворвалось в комнату, пощекотало Машин нос лучом солнца, она звонко чихнула и открыла глаза. Маленькая комнатка справа от террасы была заполнена светом. От ночной бури не осталось и следа. Пылинки планировали в воздухе. Казалось, что вчерашние приключения-дурной сон. Маша сладко потянулась, откинула одеяло и опустила ноги на пол. Так приятно ощущать тёплое дерево. За окном было тихо, она распахнула ставни, свежий воздух ворвался в комнату и унёс следы мучивших ее кошмаров, Маша посмотрела на часы. 7 утра. Возвращаться в кровать не хотелось. Тихонечко она вышла из комнаты. На удивление тетя Люся уже готовила завтрак.

— О, гулёна встала, — слегка сердито проворчала она, помешивая блины. — Ну и как там Паша? Все такой же бездельник?

Маша страшно удивилась, откуда бы тете Люсе знать, что она была у Паши.

— Не знаю, — смущённо ответила Маша.

— Да брось, я прекрасно знаю, что Паша по тебе убивался. Я Кате никогда не говорила, да и тебе не хотела. Так вот, ты когда была у нас последний раз, я сразу заметила, что у него на тебя глаз масляный, а уж когда ты сорвалась ни свет ни заря… В общем, я шла со станции, после того как проводила тебя на автобус, Пашка мне попался, он мчался на остановку со всех ног, заспанный, всклокоченный и абсолютно несчастный. Не трудно было догадаться, за кем он так бежит. Если бы он меня не увидел, то, пожалуй, разгромил бы остановку, а тут выругался, плюнул и побрел в другую сторону. Весь день он к нам не заходил. Катя была обеспокоена твоим отъездом. И не заметила его отсутствия, вечером Паша нарисовался, как ни в чем не бывало. Я хотела его спросить, да раздумала. Может оно и к лучшему было. Я маме твоей позвонила, а она сказала, что ты передумала здесь учиться и спешно уезжаешь. О чем тогда говорить, раз ты решила с ними обоими попрощаться, — с этими словами тетя Люся подошла и погладила Машу по волосам. — Не ты первая, не ты последняя, кто с парнем подружки интрижку крутил. Паша с Катей, к моей радости, разошлись. Он дурной парень был, да думаю и есть. Правда однажды, когда они с Катей уже несколько лет как разошлись, он зашёл к нам. Мне муж рассказывал, что Паша долго ходил вокруг да около, а потом спросил о тебе. Но ты, детка, не думай, что в одну реку дважды входят, — качала головой Люся.

— Да я и не думаю, — Маша всплеснула руками, ей очень не хотелось показаться грубой, но и извиняться за то, что она сделала 15 лет назад тоже надоело. В Пашу она была влюблена, а сейчас она не очень понимала, настоящее ли то чувство, которое пришло в тот самый момент, когда она разглядывала пылинки, лёжа в кровати. Ей хотелось проснуться сегодня с ним, в его объятиях, не рассуждая о том, что хорошо, а что плохо. Тем более, что сейчас не было помех, и мнение тети Люси о Паше было мало значимым. Единственное, что на самом деле тревожило Машу, кем он стал, и как теперь себя вести. Может ли у них получиться? Глупо думать об этом в одиночку, когда не знаешь, что в голове у другого человека. Хватит ли решимости поговорить с Пашей, Маша не знала. Она боялась, что все вчерашнее — всего лишь мимолетное влечение, оставляющее после себя приятную негу в мышцах. Она боялась боли и разочарования.

— Не сердись, Маша, я добра тебе тогда желала, желаю и теперь, — примирительно заговорила Тетя Люся.

Она положила Маше в тарелку пару блинов и налила стакан холодного молока. Маша, насупившись, молча жевала. Со второго этажа, зевая и почесываясь, спустился Женя. Он озадаченно обвёл взглядом присутствующих.

— А Катя где? — удивленно спросил он.

Маша поперхнулась молоком, когда она уходила, подруга сидела на ступеньках. Куда она могла пропасть. Тетя Люся пожала плечами и покосилась на Машу. Женя фыркнул:

— Эх, то Вы Людмила Борисовна на станцию уйдёте, и все вас ищут, вот Маша вчера пропала, теперь Катя. Не дача, а Бермуды…

С этими словами он вышел в сад, Маша слышала, как он пьет из колодца, отдувается, сморкается.

Тетя Люся нервно постукивала лопаточкой по краю сковородки.

Заскрипели ступени, с улицы вошла Катя, в руках у неё была корзинка, полная черники.

— Доброе утро, что это вы такие мрачные сидите, — спросила она, стягивая с головы платок.

— Ты встала в такую рань? — удивилась тетя Люся, самым нелюбимым делом для Кати были ранние подъемы и походы в лес.

— Да, жарко днём, и праздник у детей, вот я и сходила рано.

Тетя Люся с подозрением глянула на дочь. Увидела синие губы и пальцы, удовлетворенно отвернулась.

Маша смотрела на корзинку и понимала-подруга не ложилась.

— Маша, пойдём шары надуем и все украсим, — спокойно говорила Катя.

Они вместе принялись за оформление комнаты, вязали гирлянды, развешивали украшения.

К 10 должны были начать приезжать первые гости. Женя распаковывал в саду воздушного змея. Умиротворение и спокойствие вновь воцарилось на участке.

В тенистой беседке собрали стол. Тетя Люся запретила его трогать, она сама укрывала скатертью, из серванта достала тарелочки «Мадонна». В холодильнике уже прятался торт-мороженое. Этажерки с ягодами и пирожками красовались в центре стола.

Лиза в розовом платье с оборками крутилась под ногами у бабушки. Даня испытывал новую боксерскую грушу, которую подарила Маша. Предвкушение детского праздника стёрло вчерашний вечер. Маша самозабвенно складывала в большой мешок призы для конкурсов. Она до сих пор любила детские праздники, часами могла играть в игры, с удовольствием брала на себя роль аниматора.

За воротами послышались гудки, приехали сразу несколько машин. Нарядные дети ворвались на участок, их мамы чинно вышагивали с подарочными коробками, радостно обнимали Катю, приветствовали тетю Люсю и Женю. Восхищались красотой клумб.

На участке собралось не меньше 30 человек, солнце палило нещадно. Маша прыгала вместе с детьми через скакалку, танцевала, крутила обруч, ей стало душно, в какой — то момент она подумала, что ещё чуть-чуть, и она расплавится.

Налив лимонад в большой стакан, Маша отползла в тень, где висел гамак. Хотелось вытянуться и покачиваться. Она оглянулась, никто не смотрел. Тогда Маша быстро скинула босоножки и с удовольствием улеглась. Глаза начали закрываться сами собой.

— Спишь, — тихо прошелестело рядом.

Маша лениво открыла один глаз. Катя стояла над ней.

— Да, разморило, — пытаясь не зевать говорила Маша, — сегодня жарко, как никогда.

— Я с Пашей виделась утром, — сказала вкрадчиво Катя, прислоняясь к дереву, — он спросил меня, уехала ты или нет, — проговорила подруга.

Маша кивнула и снова прикрыла глаза.

— Маш… — Катя тронула ее за плечо.

— Что ещё он спросил? — зевая спросила Маша.

— Ну ты и змея, — ехидно заметила Катя.

Маша села в гамаке.

— В каком смысле? — шепотом спросила она, чтоб не привлекать внимания.

— Мужик столько лет сох по ней, а она зевает, — так же шепотом проворчала Катя.

— Я его не просила по мне сохнуть, Катя, я не знаю этого человека, — выпалила она вдруг, — то, что было вчера, — потрясающе. Но этого мало. Должно же быть ещё что-то? Кто он, кем работает? Кто его друзья? Чем он интересуется. Мне больше не 17, и песен у костра недостаточно…. — Маша вывалила все сомнения на подругу. Ещё вчера ей казалось, что такой разговор не может состояться между ними, но сейчас она легко раскрыла свои мысли, — он не надёжный что ли.

Катя задумчиво смотрела на Машу.

— Кто он? — размышляла Катя, — у него небольшой автосервис, тачки реставрирует, на мотике гоняет. Вечера проводит в компании своих старых дружков. Один его приятель открыл бар в подвале, там, где статуэтка кота. Помнишь? Он там частый гость. Все его интересы: бокс, рыбалка и бабы, за другим не замечен, он мало изменился за эти годы, — пожимая плечами говорила она.

Маша нервно вздохнула. Ей очень не понравилось услышанное. Она предпочитала проводить свободное время иначе. Ходила в театры и на выставки, недавно посетила мастер-класс по гончарному мастерству. Внутренний сноб скривил нос при упоминании бокса и рыбалки.

— Вот где он? Почему предпочёл спросить тебя, но не пришёл- раздраженно бросила Маша и снова откинулась в гамак, — знаешь, что он сказал вчера? Ведь не одна я не говорила тебе ничего. Он и не собирался. Я уехала, а он остался с тобой.

— Он сказал, в день твоего отъезда, точнее вечером, когда провожал меня, — удивленно заключила Катя.

— Да ну? — Маша пыталась вспомнить в деталях вчерашний диалог, можно ли было понять его неправильно?

— Ну да, вечером он зашёл, был мрачный, дерганый, все время злился. А когда провожал меня, сказал, что у него прошла любовь.

— Он сказал, что ты его бросила, — задумчиво пробормотала Маша.

— Технически — да, я предложила закончить, у меня и до того вечера было желание с ним расстаться, а уж после-тем более, — Катя заглянула Маше в лицо, — я его не оправдываю, все — таки с его стороны было огромным свинством крутить с тобой, да и других минусов у него хватало. Он для меня юношеская влюблённость-первый блин, который всегда комом. Неужели для тебя любовь всей жизни?

— Возможно, — Маша опять прикрыла глаза. Ей не хотелось обсуждать, снова захотелось домой, подальше от любых душевных потрясений.

— Зайдёшь к нему? — спросила Катя, она смотрела на подругу и видела, как тяжело даётся ей решение.

— Нет, — Маша покачала головой, — пусть останется так, не хочу переживать разочарований, если не получится, откатить назад будет нельзя.

Катя бросила на Машу недоверчивый взгляд и отошла.

День давно перевалил за половину, гости отправились на реку, всем хотелось освежиться. Даже тетя Люся пошла купаться. Маша была одна. Она сидела на веранде, перед ней были рассыпаны мелкие бусины, в руках она держала проволоку. Кто-то подарил Лизе набор модницы, там был браслет, который нужно смастерить самостоятельно. Схема оказалось сложной. Гости по очереди пытались помочь, но не достигли больших успехов. Когда все пошли купаться, девочка попросила Машу собрать украшение.

Около получаса Маша примеряла бусинки. Рисунок, который получался, ей не нравился. Она отложила схему и попробовала довериться воображению, склонившись над столом, выбирала гармонирующие по цвету блестящие, стеклянные шарики. Занятие увлекло ее. Она не слышала, как калитка отворилась, и кто-то вошёл в сад.

— Привет, — прогремело над ухом.

Маша вздрогнула от неожиданности и подняла глаза. Паша навис над ней словно грозовая туча. В глазах читалась дикая ярость.

— Привет, — стараясь не выдавать волнение буркнула Маша и снова обратилась к бусинам.

— Ничего объяснить не хочешь? — садясь напротив проговорил он.

— А надо? — не отрывая глаз от стола, делая равнодушное лицо говорила Маша.

Паша злобно рыкнул и схватил Машу за руку. Огромная ручища сомкнулась на ее запястье. Темные пальца сжимали хрупкие кости. Маша испугалась, но вместе с этим страхом пришло и нечто, напоминающее возбуждение, которое поднимается в душе, когда мчишься на велосипеде с горы.

— Ай, — вскрикнула она, — отпусти, мне больно.

Он нехотя разжал пальцы, Маша выдернула руку и поспешно вскочила, ногой она задела стол, бусы посыпались на пол. Блестящие камушки катились по полу, издавали тонкий мерный звук, напоминающий марш.

— Ты с ума сошёл? — закричала она, потирая красные следы на запястье.

— Пожалуй, только это не я сбегаю по утрам.

— Я не сбегала, а ушла, ты представляешь, я здесь немного гость, и люди могут волноваться! — бешено вращая глазами, продолжала кричать Маша, странное, новое чувство захватывало ее, внутри зажигался огонек, который она давно затушила, — ты ведёшь себя неуместно! Я тебе не жена! — представляя себя героиней бразильского сериала, снова взмахивая руками, произнесла Маша.

Он подошёл к ней вплотную и обхватил за талию.

— Вот это легко исправить, — наклонившись к самому уху проговорил Паша.

Послесловие.

Дождливым осенним вечером Катя сидела в кафе. Маша опаздывала на 40 минут. Женщина устало смотрела в окно, прохожие в тёплых пальто поднимали воротники, прятались от непогоды. Фонарь отбрасывал в лужу свои больные меланхолией желтые лучи. На противоположной стороне улицы остановилась дорогая машина вишневого цвета. Водитель быстро вышел. Катя отметила его удивительные высокие скулы и гордый подбородок. Мужчина открыл пассажирскую дверь и распахнул огромный зонт, который отдал даме. Ласково чмокнув ее в щеку, он вернулся в автомобиль и аккуратно отъехал.

Женщина в красном пальто и под чёрным зонтом спешила к кафе. Зазвенел колокольчик. Катя повернулась ко входу и радостно помахала Маше рукой.

— Привет, — весёлым голосом прокричала она.

Маша застучала каблуками, одна нога ее периодически подворачивалась. Боль отражалась на лице.

— Привет, — сказала она, обнимая подругу.

— Ну как ты, мы год не виделись, нравится ли тебе Германия?

— Да, ты знаешь, очень- улыбнулась Маша, — вот нога почти восстановилась, вообще там удивительно красиво, надеюсь, что летом вы прилетите всей семьей, как тетя Люся?

— Мама? Лучше всех, записалась в бассейн.

— Почему ты опоздала? Что — то случилось?

— Да уж, случилось, Паша на развод не явился. Мало ему было, что он чуть меня не убил на своём железном коне, так теперь ещё и развод давать не хотел. 5 лет мне нервы трепал, все ему мало. Какой же дурой я была, зачемвообще с ним связалась, — качая головой и тяжело вздыхая говорила Маша, — права была твоя мама, дважды в одну реку не входят.

Примечания

1

Би-2 и Чечерина “Мой рок-н-рол”

(обратно)

2

Би-2, Агата Кристи “Мы не ангелы парень”

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***