По собственному желанию [Борис Егорович Бондаренко] (fb2) читать постранично, страница - 3

начнутся бураны и, если Бугар станет прежде, чем они выберутся отсюда, вполне можно сыграть в ящик. Знакомая песенка…

Георгий закурил, с трудом развел костер и сидел перед ним, согнувшись, обхватив руками живот. Во второй палатке кто-то вскрикнул во сне, — наверно, один из студентов, Олег или Володя. Вот уж кому больше всех хочется выбраться отсюда… Поехали и подзаработать, и романтики попробовать, держались поначалу совсем неплохо, но все-таки сдали. Жмутся друг к другу, как воробьи, и хотя молчат, о досрочном возвращении не заговаривают, но по их взглядам видно, как боятся они всего, что еще совсем недавно выглядело таким «красивым» и «романтичным», — тайги, скал, нависающих над рекой, черных, непроглядных ночей. Похоже, что сам он был покрепче, когда таким же щенком впервые приехал сюда на преддипломную практику…

Было это пятнадцать лет назад, и порой Георгию казалось, что за эти годы прожил он несколько жизней, таких разных, что никак они не складывались в одну цельную, именно его, Георгия Свиридова, жизнь. Будто кто-то в насмешку надергал по клочку из разных судеб, неумело склеил — и вот она, его корявая, кособокая жизнь-копейка. И таким далеким, почти чужим, совсем не похожим на него нынешнего представлялся ему тот юный, сильный (сильный?), уверенный в себе и в своем незаурядном будущем человек. А главное — была у него Ольга, и Георгий уже тогда понимал, что если каким-то образом ему придется вдруг расстаться с ней, это будет самым большим несчастьем всей его жизни (тогда ему и в голову прийти не могло, что у человека могут быть не одна, а несколько разных жизней). Но о расставании если и думалось, то вскользь, как-то абстрактно, практически же это представлялось решительно невозможным.

Ольге тогда было семнадцать, и спустя год на его робкое объяснение в любви она тихо ответит, чуть скосив глаза: «Я… тоже…» Но в тот год Георгий еще ни в чем не был уверен, он только знал, что нужен Ольге, и пока этого было достаточно. А дальше видно будет…

Но и это «видно будет» думалось так, на всякий случай, — на самом-то деле он уже все обдумал и решил за нее. Ольга окончит школу и тоже пойдет в геологоразведочный. Пять лет учебы — и они на всю жизнь вместе. Привить Ольге любовь к геологии оказалось делом совсем нетрудным — она загорелась его страстью.

Антонина Васильевна выбора дочери не одобряла, ей хотелось, чтобы Ольга стала врачом. А геология… Не женское это дело, слишком тяжелое и опасное. Но Георгий в конце концов убедил ее, что все страхи напрасны. Ольга, как и все Русаковы, была рослой, крепкой, здоровой. А опасности… Господи, да какие там опасности, когда он все время будет рядом с ней! Дмитрий Иннокентьевич не возражал, и Антонине Васильевне пришлось смириться.

И в тот год, когда он уезжал на практику, все, казалось, шло как нельзя лучше. Ольга уже получила аттестат и сдала документы в геологоразведочный. Что она поступит, Георгий не сомневался — училась Ольга отлично, да и он весь последний год «натаскивал» ее.

День, когда он уезжал, и вечер, и часть ночи, — поезд уходил в третьем часу — помнились ему потом как долгое, нескончаемое счастье, — так полон был он своей любовью к Ольге и ее робкой еще ответной привязанностью. Она постоянно смущалась, но не скрывала, как приятно ей быть рядом с ним и как не хочется расставаться, и несколько раз повторила, чтобы он обязательно писал, как только сможет. Она и слышать не хотела, чтобы проводить его только до трамвайной остановки, села в вагон и поехала с ним на вокзал, — все это казалось Георгию необыкновенно значительным, все доказывало почти математически, что Ольга — его и любит уже, наверно, только рано еще говорить об этом, и он с изумлением думал, страшась подолгу смотреть на нее: «Господи, как же мне повезло…»

Ехать было минут сорок пять — сначала на «двойке» до авиаинститута, потом пересадка на «азик». Они стали почему-то на площадке, хотя вагон был почти пустой, Георгий взял руку Ольги, осторожно сжал ее пальцы и повернулся так, чтобы отгородить ее от всех, и в темном вагонном стекле увидел ее нечеткое, казавшееся очень строгим лицо, но тут же вся эта мнимая строгость исчезла — Ольга улыбнулась их двойному отображению и слегка сжала его пальцы в ответ… Он внушительно, строгим голосом сказал, что, так и быть, позволит ей доехать до авиаинститута и тут же посадит на «двойку», о том, чтобы ехать на вокзал, и думать нечего, — она молча улыбалась и качала головой, и когда вышли из вагона, решительно направилась к остановке «азика». Когда трамвай подошел, Георгий подался к Ольге, еще не зная, осмелится ли поцеловать ее, но она торопливо сказала: «Нет-нет, я с тобой» — и, схватившись за поручень левой рукой, правой с силой потянула его в вагон. Когда он с притворной суровостью стал выговаривать ей, Ольга безмятежно заявила: «Вот сядешь в поезд, тогда и уйду». — «Ну вот еще! — ликующим голосом сказал он, и она тихо засмеялась, поняв его. — Приедем на вокзал, и сразу посажу тебя в такси», —