Авантюрист [Гайто Газданов] (fb2) читать постранично, страница - 3

соединение, — сказал гость. — Самые иступленные — норвежцы. Но вы всегда жили в России?

— Всегда.

— Я видел одну женщину, очень похожую на вас, — это было несколько лет тому назад. Но она была ирландка. Вы любите Ирландию?

— Я никогда не была в Ирландии.

— Но, может быть, вы любите Англию?

— Я никогда не была в Англии.

— Но ведь вовсе не необходимо быть в какой-нибудь стране, чтобы любить или не любить ее. Уверяю вас, что я любил Филиппинские острова, и Сан-Франциско, и Лондон до того, как мне удалось там побывать. И я очень люблю Париж, которого никогда не видел.

— Как? Разве вы не француз?

— Нет, — сказал гость, улыбаясь. — Я не француз. Я американец.

— Американец? — с удивлением повторила Анна Сергеевна. — Это совершенно на вас не похоже. Как ваше имя?

Авантюрист не сразу ответил.

— Меня зовут Эдгар, — сказал он. — Эдгар Аллан По.

— Вы не похожи на негоцианта, — сказала Анна Сергеевна. — Ни тем более на колонизатора.

— Я не колонизатор и не негоциант. Я — только не пугайтесь — поэт.

— Что же вы делаете здесь, в России?

— Вы уже забыли, что я авантюрист, — сказал Эдгар, улыбнувшись. — Авантюрист бывает всюду, на то он и авантюрист. Я не очень хорошо знаю, зачем я приехал в Россию. Но, во всяком случае, я буду искренне жалеть, что через несколько часов я ее покину и не смогу больше разговаривать с вами.

— Вы пишете стихи? В России вам нечего делать, у нас нет поэзии. Французы лучше.

— Я не нахожу, — сказал Эдгар. — Французы, по-моему, плохие поэты.

— Как? А Корнель^[5]? А Расин^[6]? А Ронсар? А Буало^[7]?

— Из них всех один Ронсар еще немного похож на поэта. Остальные — не поэты, это ошибка. Они или подражатели, или чиновники^[8]. Я, впрочем, и Ронсара не люблю.

— Кого же вы любите?

— Франсуа Вийона^[9], — быстро сказал Эдгар. — И Алена Шартье^[10]. Он неудачный, может быть, поэт, но замечательный человек.

— Я всегда завидовала поэтам, — сказала Анна Сергеевна. Но, взглянув на собеседника, она увидела, как потемнело и нахмурилось его прекрасное лицо, как сощурились и потухли его глаза и как губы его свела такая быстрая и ужасная судорога, что она невольно испугалась и вспомнила, что с первого же взгляда она заметила в его лице что-то сумасшедшее.

— Пусть Бог, — медленно сказал Эдгар, — пусть Бог сжалится над вами, если вы когда-нибудь почувствуете себя во власти призраков, и крыльев, и неумолимых глаз. И этого лица, — он говорил, как в бреду, — от которого вы никуда не уйдете. И этого знания, которое заставит вас заметить нелепость судорог матери у трупа своего сына, смешные движения умирающего и неправильность расположения сосков у женщины в ту минуту, когда она становится матерью моего ребенка.

Он замолчал, потом снова заговорил с той же жалобной интонацией, которая прозвучала в его голосе, когда он жаловался, что ему холодно.

— Пусть мне дадут спокойно умереть. Я больше не могу. Я никогда не отдыхаю — и вот уже много лет все вращается передо мною, и пропадает, и опять появляется люди, предметы, страны; а ночью я вижу сны и во сне свой труп на земле^[11].

Она молчала, не зная что сказать этому странному человеку.

— Затем, — продолжал он, — я слишком много знаю и неумеренно много чувствую. Я вижу сквозь непрозрачные предметы, я слышу звуки скрипки в футляре и звон неподвижных колоколов. Вам это кажется странным?

— Да. Но уверены ли вы, что вы всегда видите и слышите то, о чем говорите?

— Всегда, — с отчаянием сказал он. — Дайте мне вашу руку.

Анна Сергеевна протянула ему руку. Пальцы ее дрожали. У Эдгара была холодная и неподвижная рука, и на этот раз Анна Сергеевна не вздрогнула от его прикосновения. Но по мере того, как ее горячие маленькие пальцы все дольше держали руку Эдгара, пальцы авантюриста становились вновь теплыми и живыми. Тусклые глаза его, глядевшие в сторону, постепенно оживлялись.

— Я скажу вам одну только вещь, чтобы доказать, что я не фантазирую и не ошибаюсь, — сказал Эдгар. — Я вижу у вас с левой стороны груди почти над сердцем, чуть-чуть ниже, белый шрам. Откуда он у вас?

Анна Сергеевна, знавшая, что Эдгар не мог видеть шрама, вздрогнула.

— Это оттого, — сказала она упавшим голосом и опять побледнев, — что я еще девочкой ранила себя, споткнувшись о крыльцо и наткнувшись грудью на острую железную скобку, о которую вытирают сапоги, когда бывает грязь или снег. Но неужели вы это видите?

— Вижу, — уныло сказал Эдгар. — Я вижу еще одно: у вас скоро будет ребенок.

— Это неправда, — сказала Анна Сергеевна, покрасневшая, как девушка.

— Моя дорогая, — сказал авантюрист изменившимся голосом, который показался Анне Сергеевне бесконечно давно знакомым, — не поймите меня плохо. Я знаю, что вы живете сейчас