Рыжая на откуп
Глава 1. Сказка
Сижу я, значит, в маленькой уютной кафешечке с люстрами в виде бумажных шаров, ковыряюсь в ноутбуке и пытаюсь собрать мысли в кучу. Мозги после бессонной ночи отказываются соображать и дописывать курсовую. И даже третья чашечка эспрессо мне не помогает сосредоточиться. Чтобы не заснуть лицом в стол, я решаю переключиться на социальные сети. Смена деятельности, говорят, очень полезна.
Я отвлекаюсь от пролистывания фотографий и несколько минут наблюдаю за тем, как люди на улице под зонтами куда-то спешат. Погода отвратительная, дождливая и промозглая. Я возвращаюсь к ноутбуку и недоуменно гляжу на двух наглецов, которые непонятно откуда взялись и уселись за мой столик.
Первый — со смешными темными кудряшками, бледным вытянутым лицом, высокими скулами и какими-то слишком чувственными губами. Глаза искрят изумрудами, и первая ассоциация, которая приходит мне на ум — дикий бес.
Второй — с модненькой стрижкой с выбритыми висками и выбеленными волосам на макушке. Четкая линия подбородка, васильковые глаза и глумливая усмешка на тонких и хорошо очерченных губах, а из под ворота кожаной футболки, поверх которой накинута кожаная куртка, выглядывают чернильные татуировки — под кадыком бабочка, а рядом распласталась ласточка с раздвоенным хвостом.
— Тут занято, — заявляю с небольшим раздражением.
— Хочешь сказку? — спрашивает Хохолок и хитро улыбается..
— Чего? — мои брови ползут вверх от удивления.
— Сказку, рыжая, — цокает Кудряшка.
— Ребят, если это какой-то подкат, — хмурюсь и качаю головой. — Не выйдет.
— Мы тебе сказку, а ты там уже сама решаешь, подкат это ил нет, — Хохолок прищуривается. — Хорошая сказка, тебе понравится.
Мне бы встать и уйти, но что-то меня держит. Любопытство? Возможно. Но раз курсовая не пишется, пусть меня ненадолго развлекут странные незнакомцы.
— Я могу начать? — вежливо уточняет Хохолок.
Я киваю и медленно закрываю ноутбук. Кудряшка откидывается на мягкую спинку диванчика и поправляет ворот льняной рубашки.
— Жила-была очень несчастная женщина, — вздыхает Хохолок. — Золотишка полно, муж — красавец и души не чаял в женушке, но не было у них детей. Как бы они ни старались, ничего не получалось. И позы меняли…
К моим щекам приливает кровь смущения. Хороша сказка начинается, с самого интересного. Кудряшка замечает румянец и криво усмехается. Мне неуютно и неловко, но я не предпринимаю попыток к бегству.
— И травки пили и целителей звали, — продолжает тихо Хохолок, — но увы. Ни намека не дитя. Одна старая знахарка сжалилась над женщиной и отправила к ведуну, который жил в жуткой глуши. Наши герои так отчаялись, что запрягли телегу и поехали к таинственному ворожею.
— Такой таинственный, что какая-то старуха о нем знала, — недовольно цыкает Кудряшка.
— Бабка просто пронырливая была, — Хохолок отмахивается от друга и говорит. — Ведун выслушал рыдающую жену и сказал, что знает, как ей помочь излечиться от бесплодия.
Томительная пауза и я спрашиваю:
— Как?
— Ведун был не из шарлатанов. Он вел дружбу с духами и даже лесным богом, чьи рощи были богаты на живность. Пушистые твари с его легкой руки плодились как ненормальные, — фыркает парень. — Ведун предупредил, что лесное божество за услугу стребует плату, а он, как посредник, получит долю. Гости начали предлагать золото, шелка и всякую другую ерунду ворожею, но тот отказался и дал женщине руну, которая приведет к божеству.
Хохолок вытаскивает из кармана овальный черный камешек с выбитым и незнакомым мне символом из нескольких черточек и кладет на стол перед собой. Замечаю, что на фалангах пальцев незнакомца выбиты темные, острые и немного оплывшие по краям знаки, которые почему-то на секунду меня пугают. Из под рукавов куртки видны линии других наколок. Очередной мамкин бунтарь, решивший подчеркнуть свою особенность уродливыми нательными рисунками. Похоже, Хохолок с ног до головы забит чернилами.
— Взяли наши герои руну, — Кудряшка касается длинными бледными пальцами камня, — и пошли. Долго они бродили среди деревьев и кустов, но все же вышли к лесному богу, который отдыхал на опушке и слушал пение пташек. Гости упали перед ним на колени и со слезами поведали о беде. Выслушал их Лесной Бог и сказал, что поможет им и будет у них множество детей, но…
Подлец замолкает, и я рассерженно гляжу на него, ожидая продолжения сказки.
— Но у всего есть цена, — тихо и с угрозой шепчет он. — Божество по своей природе не злое, но ему скучно жилось. Предложил дух следующее. Гостям здоровые дети, сколько душенька пожелает, а ему всего один из потомков в будущих поколениях. Случайный юноша или случайная девица будет принадлежать ему, и неизвестно, когда тень рока упадет на несчастную жертву. А, возможно, все закончится хорошо, жребий не будет выброшен. Это как игра в лотерею.
— Какая-то жестокая бессмыслица, — я делаю глоток кофе, глядя на Кудряшку.
— Муж и жена согласились. Понадеялись на удачу, — пожимает плечами тот. — Да и какое им дело до будущих поколений, лишь бы на своем веку насладиться родительством сполна. Лесной Бог отвел гостей к волшебному источнику и позволил им из него напиться. После нескольких глотков живой воды их захлестнула страсть и они на глазах Хозяина Леса предались жаркой любви. Со стонами и криками.
Я краснею. Кончики пальцев немеют. То ли от стыда, то ли от страха. Сказка приобрела какой-то очень непристойный и жуткий сюжет.
— А дальше что? — сдавленно спрашиваю, словно против своей воли.
— Хозяин леса, — усмехается Хохолок, — покинул бесстыдников, у которых потом аж пятнадцать детей уродилось.
— Разом? — изумленно охаю.
— Нет, — Кудряшка фыркает. — Не разом, но все выжили. Семь девочек, восемь мальчиков.
— Бедная женщина… — выпиваю остатки кофе.
— Счастливая, — Хохолок широко улыбается. — Она же этого и хотела.
— А Лесной Бог забрал жертву или все-таки повезло? — тихо интересуюсь я.
— Пока не забрал, — Кудряшка наклоняет голову, рассматривая мое лицо, и кончиками пальцев придвигает камень ко мне. — Но жребий уже брошен.
— Жуткая сказка, — я передергиваю плечами и кидаю подозрительный взгляд на руну.
Парни встают и молча уходят. Я недоуменно провожаю взором их спины. Если это и был подкат, то какой-то очень загадочный. Видимо, ребятки посетили не самый удачный мастер-класс по пикапу. Я с детским любопытством хватаю камешек, и перед глазами проносятся яркие видения с рыдающей молодой женщиной и ее печальным мужем в кафтане, вышитым золотой нитью. Новая вспышка, и супруги в лесной чаще стоят на коленях перед темным высоким силуэтом с острыми оленьими рогами на голове.
— Бинго! — хохочет рогатый демон. — Жребий пал на тебя, рыжая! Судьба настигла тебя.
Я с испуганным возгласом отрываю голову от столешницы, и на меня блекло смотрит пожилая официантка:
— Еще кофе?
Я киваю и разжимаю кулак. Камня с руной не вижу. Все же стоит по ночам спать, чтобы неожиданно не отключаться за столом в кафе. Разминаю шею и возвращаюсь к работе над гадкой курсовой. Если ее завтра не сдам, то на экзамены не допустят, а там и отчисление не за горами.
Глава 2. Грезы наяву
Курсовую приняли, на экзамены допустили, и студенческая жизнь заиграла новыми красками. Я могу дать себе небольшую передышку и насладиться несколькими днями спокойствия перед подготовкой к экзаменам. Поэтому я решила отправиться в центральный парк и насладиться солнечными деньками, которые пришли на смену пасмурным. Наконец, природа вспомнила, что на дворе весна и пора бы радовать нас теплом и обновлением.
С бумажным стаканчиком горячего кофе ухожу подальше от остальных отдыхающих и громких детей. Я хочу уединения, пения птиц и шелеста молодой листвы над головой, а люди и смеющиеся и ревущие малыши отвлекут меня от собственных мыслей. Я бы не сказала, что я сторонюсь других, но стоило мне зайти за резные ворота на территорию парка, как меня охватило острое желание скрыться.
И вот, я вышагиваю по аккуратной дорожке в рощу подальше от солнечной лужайки с детской площадкой и фонтанами и пытаюсь вспомнить примерный план лесопарковой зоны. Где-то к северу от главных ворот должен быть пруд с утками, однако через десять минут быстрой прогулки я понимаю, что я умудрилась заблудиться и сошла с тропы. Ясени и клены обступили меня со всех сторон, а на редкой и молодой травке пляшут солнечные зайчики. Тихо, лишь приглушенные трели пташек.
Я замедляю шаг и иду куда глаза глядят. Обхожу колючие кусты, резво перепрыгиваю кочки и корни и оказываюсь у пруда, но без уток. Водоем словно вырвали из сказки — солнце искрит радужными бликами на водной глади, над цветущими кустами лесной розы плывет дымка, а травяной ковер усыпан желтыми веселыми одуванчиками.
— Красота, — вдыхаю полной грудью воздух, и от сладкого аромата цветов и свежести молодой листвы кружится голова.
Из кустов справа выходит олень и недовольно трясет ветвистыми рогами, оплетенными белыми вьюнками. Шерсть на солнце лоснится, глаза подозрительные и почему-то горят зеленым огнем. Оленей я видела только в зоопарке, но у них радужка — темная и почти черная, а у этого очи — какие-то жуткие и инфернальные.
— Привет, — испуганно отступаю на один шаг.
При желании шерстистое чудище может при атаке наколоть меня на рога. Я девица некрупная и вряд ли смогу противостоять взбешенному оленю, если он решит напасть. И далеко не убегу. Рогатый фыркает и горделиво вышагивает к пруду, игнорируя мое приветствие. Самое время тихо и без лишнего шума уйти и оставить в покое оленя, но когда я еще смогу в одиночестве да в такой красоте помедитировать? К тому же, парк — городской, это не дикий лес, и рогатый красавец, скорее всего, ручной и прикормленный. Не дождавшись агрессивных нападок от оленя, я сажусь на мягкую траву под раскидистым платаном и делаю неспешный глоток сладкого и остывшего кофе, но вместо бодрости на меня наваливается уютная сонливость — она укутывает меня мягкими объятиями, и я не смею противиться ей. Ныряю желанную дремоту, из которой меня вырывает шепот. Открываю глаза и недоуменно гляжу в лицо того самого кудрявого незнакомца из кафе.
Он целует меня. В губы. Медленно, тягуче и сладко. Вместо того чтобы оттолкнуть нахала, я томным вздохом обнимаю его, словно желанного возлюбленного. Тело тает под его руками, и я хочу большего. Не только поцелуев. Из меня вырывается тихий стон, и пронырливые руки расстегивают блузу и уверенно сжимают правую грудь. Опьяненная желанием выгибаюсь в спине, и парень с усмешкой касается в дразнящем поцелуе моей шеи. Только в грезах можно кого-то так вожделеть, до белых пятен в глазах.
Рука Кудряшки проскальзывает под юбку, неторопливо пробегает по внутренней стороне бедра и замирает у кружев трусиков. Если он сейчас неожиданно передумает, я просто сойду с ума. Похоть, граничащая с помешательством, с головой накрывает меня, и я сдавленно шепчу в мужские губы:
— Трахни меня.
Да, вот так грубо и непристойно. В сновидениях можно побыть потаскушкой без манер и воспитания. В реальной жизни я бы не стала раздвигать ноги перед тем, чьего имени не знаю, и не упрашивала бы меня отыметь у пруда под деревом. Я скромная и пугливая.
— Повтори, — усмехается наглец и всматривается изумрудными глазами в лицо.
— Трахни меня, — повинуюсь приказу и жадно въедаюсь в губы, которые отдают сладкой малиной.
Мне не в первый раз снится эротический сон. И мне не стыдно. Уж в грезах я имею право насладиться близостью, которая вне жгучих фантазий жутко пугает. Настолько пугает, что я до сих пор не знала ни мужчин, ни женщин.
— Ну раз ты так просишь… — парень с треском рвет мои трусики и касается зудящей от возбуждения промежности. — Да у нас тут целый ручей…
Он медленно скользит пальцами по напряженному клитору, вырывая из меня стоны и крики. Внутри меня лопается с оглушительным звоном натянутая струна и в ослепляющей вспышке острого экстаза я открываю глаза. Никаких цветущих кустов, на грязном пруду трясут головами недовольные утки и громко крякают, требуя от человека, сидящего на покосившейся скамье под ясенем, еды.
— Как же ты умудрилась, рыжая, в наш-то век разврата и сексуального просвета остаться в девках? — цокает со скамьи незнакомец и оглядывается на меня.
Хохолок широко и надменно улыбается и приглаживает растрепанные выбеленные волосы:
— Какой сюрприз, — он прищуривается. — Вот уж точно выигрыш в лотерею. Еще лет сто назад девственницей никого не удивить, а сейчас вы прямо-таки штучный товар.
Я истерично запахиваю расстегнутую блузу и непослушными пальцами под смешливым взглядом застегиваю пуговки. Хохолок переводит взор наверх, указывая на что-то, и я в ужасе вижу на ветке свои разорванные кружевные трусики. Я ничего не понимаю, меня охватывает стыд и ужас. Это же был сон. Я ведь просто вздремнула под тенью дерева.
— Я закричу, — сглатываю комок и испуганно одергиваю юбку.
Мерзавец на скамье прищуривается и прикладывает палец к губам. Мою глотку схватывает спазм, а язык застывает ледышкой во рту.
— Составь мне компанию, рыжая, — парень отворачивается к пруду и вздыхает. — Нам есть что обсудить.
Мной движет чужая воля. Я чувствую, как мои конечности повинуются мудаку в кожаной куртке. Встаю, не в силах даже замычать, шагаю к скамье, молча глотая горячие слезы стыда и ужаса, и присаживаюсь рядом, скромно складывая руки на коленях.
— А теперь давай к вопросам, — парень поворачивается вполоборота, и из-под ворота его куртки на плечо выползает огромный мохнатый паук размером с ладонь.
Мысленно я закричала. Воображаемый визг на секунду меня оглушил.
— Не всегда девственницы чисты, — Хохолок улыбается. — В попку баловалась, рыжая?
Я гляжу на улыбчивого подонка со смесью презрения и злобы. Словами я не могу ему высказать, какой он урод.
— По глазам вижу, что нет, — беззаботно смеется Хохолок, а затем спрашивает. — А своим прелестным ротиком кого-нибудь радовала?
Паук на плече негодяя смотрит на меня восемью блестящими глазками-буковками и потирает передние лапки.
— Да ты настоящее сокровище! — удивленно охает Хохолок и беспечно смахивает слезы с моих щек. — Удивительно, что похотливый олень сдержался. Забавы с пальцами не считаются. Это так, мелочи. Он же должен был проверить товар.
— Кто… ты… такой… — отрывисто хриплю я.
— У меня было множество имен, и все они ненастоящие, — Хохолок пожимает плечами. — Мое имя, данное при рождении, знают только те, с кем меня связывает та или иная сделка.
Паук неожиданно прыгает мне на лице. Парализованная я могу лишь дернуть левым мизинцем. Мохнатое чудище неторопливо заползает мне на макушку, закапывается в волосы и перебирается на загривок.
— Я бы тебе не советовал дергаться. Один укус, и ты испустишь дух, — Хохолок печально вздыхает. — Чуба тебя изучает. Ты же не против?
Паук тем временем забрался под блузку, торопливо и щекотно пробежал между лопаток и юркнул на напряженный живот, чтобы проскочить через солнечное сплетение и вынырнуть из-под ворота на ладонь хозяина. Я готова вот-вот умереть.
— Ну что, Чуба, девочка понравилась? — парень лукаво смотрит на паука. — Согласен, рыжие никогда не выйдут из моды.
Чуба со стрекотом протискивается под рукав куртки, и Хохолок широко улыбается:
— Меня зовут Агатес, — парень закусывает нижнюю губу и усмехается. — Это твои предки явились ко мне и попросили помощи. Правда, тогда я носил другую личину. Старого маразматика с жуткими бородавками на лице. Время такое было. Если ты колдун, то должен быть мерзким и с какими-нибудь увечьями. Я выбрал старость и бородавки.
На секунду ублюдок разжимает тиски чар, и я тихо заявляю, передергивая плечами:
— Я тебе не верю.
— А мне не надо, чтобы ты верила, — Агатес берет меня за руку и касается розового шрама в форме острого символа из нескольких черточек на ладони. — Жребий выбрал тебя, рыжая, и ты теперь во власти колдуна и рогатого божества. Другой вопрос, что мы намерены с тобой делать? Триста лет назад я бы принес тебя в жертву. Или бы сцедил девственной менструальной крови для зелий, но сейчас они бессмысленны. Мир, люди изменились. Поэтому я и мой друг вынуждены жить по новым правилам, прогибаться под настоящие реалии и… Почему ты ее не отымел?!
Агатес оглядывается назад и фыркает:
— Я надеялся на потрахушки сегодня! Объяснись, а то я ни хрена не понял.
— Я в свое время навидался и шлюх, и девственниц, — звучит недовольный мужской голос.
Оглядываюсь. В тени ясеня стоит кудрявый извращенец и скучающе рассматривает в руках мои кружевные трусики. Хочу возмутиться, но меня опять сводит судорога, и я замираю в бессилии.
— Но я знаю того, кто будет рад позабавиться с нашей игрушкой, — Кудряшка опять закидывает разорванные кружева на ветку.
— Например, я! — кривится Агатес.
— Ноа, — Кудряшка презрительно цокает.
Глаза Агатеса вспыхивают злобой, и она сжимает кулаки.
— Прости, мой друг, но, как ты и говорил, мы вынуждены прогибаться под нынешние реалии, — Кудряшка облокачивается о ствол дерева. — Потрахушки с рыжей девственницей — это, конечно, здорово, но я предлагаю наш залог вложить выгодно и с пользой.
— От…пустите… меня… — с мольбой шепчу.
— Не повезло, птичка, — хохочет кудрявый злыдень. — Как бы твоя родословная ни запуталась в веках, но рок все равно привел тебя ко мне.
— К нам, Карнон! Она не только твоя собственность, — скрипит зубами Агатес. — Но и моя. И я лучше скормлю ее Чубе, чем мудаку Ноа.
— Мы нуждаемся в его благосклонности, — шипит ядовитой змеей Кудряшка.
— А я тебе говорил, урод рогатый, — Агатес встает и зло вышагивает к другу. — Говорил, что привязывать себя к одному месту — плохая идея! Но нет! Тебе надоело быть духом, ты хотел стать божеством! И что? Бог чего ты теперь?! Бог городского парка? Бог скверов? И меня втянул в это говнище!
Агатес с возмущениями скрылся в чаще, и Карнон устремился за ним:
— Я же не предполагал, что смертные так расплодятся, — Кудряшка опечаленно разводит руками. — Они всегда обходили мой лес стороной!
Когда возгласы Агатеса стихли, я содрогнулась в приступе паники. Упустим, что на меня глаз положили два безумца, уверовавших, что они — Бог и Колдун. Мало ли, на свете сумасшедших. Важно другое, я чуть не отдалась одному из них на траве у узловатых корней платана. И теперь мои трусики постыдным знаменем висят на ветке.
Глава 3. Всегда уточняйте детали сделки
Я девочка разумная и после встречи с Агатесом и Карноном явилась в полицию, где скучающему офицеру попыталась рассказать о двух безумцах, разгуливающих по городскому парку, но вот беда — я так и не смогла дать внятной информации о подозрительных типах. Я утонула в подробностях, описывая деревья, кусты, траву и прохладный ветерок, что трепал волосы на прогулке. Как только я хотела поведать о Кудряшке, укравшего мои трусики, и Хохолке с жутким пауком, так меня опять уносило в дебри ненужных мелочей.
— И ветерок в волосах… — с усилием давлю из себя.
— Вы зря тратите мое время, — офицер хмурит густые брови. — Я уже понял, что вы отлично погуляли.
— Но… — вспоминаю ехидное лицо Агатеса и с шипением выдыхаю, — кустики рябины… — я сжимаю переносицу и зло выхожу на улицу. — Да вашу ж мать…
Колдун или не колдун, но Агатес узлом перевязал мой язык. Творилась дикая чертовщина, о которой мне никому не рассказать. По пути домой заглядываю в “Лавку Чудес”, где меня встречает сухонькая старушка и с порога с криками и проклятиями выгоняет. Пучки трав, амулеты на стенах сердито вибрируют от ее воплей, а свечи на прилавке гаснут.
— Пошла прочь!
— Но…
Старуха зло указывает скрюченным пальцем на мою правую руку и кряхтит:
— Горишь черным огнем… Меткой Обманувшего Смерть! Пошла, шлюха гадкая, отседа! Потаскуха грязная!
— Эй! — обиженно взвизгиваю и печально гляжу на ладонь с руной. — Это не мое!
Бабка хватает веник со стены и с громкими матерками кидается на меня. С возмущенными воплями выскакиваю на улицу прямо в загребущие лапы смеющегося Агатеса.
— Ах ты, мерзавец! — рявкает старуха на него, но веник прячет за спину. — Явился!
На меня опять нападает паралич и я застываю каменным изваянием в объятьях подлеца, уткнувшись ему в грудь. Пахнет от него терпким можжевельником и древесной смолой.
— Милая Анна, — воркует Агатес, — как тебя жизнь-то потрепала, красавица моя! Где твои румяные щеки, сладкие губы и упругая грудь?
— Какими был уродом, таким и остался, — прерывисто и зло говорит старушка. — Новую игрушку нашел?
— Это не игрушка, это откуп за услугу, — ласково шепчет парень.
— Помогите… — сквозь крепко сцепленные зубы выдыхаю я.
— Эта сука тебе не поможет, — смеется Агатес. — Она таких девиц, как ты, губила десятками. Забирала красоту, молодость и…
— Это тоже был откуп за услугу, пупсик, — холодно отзывается старуха. — Да и забирала я не так уж много. Десяток лет…
— И видно дела твои совсем плохи, раз ты одной ногой в могиле, — усмехается парень. — Костлявая стоит уже за твоей спиной, Анна. Оглянись.
Бабуля испуганно оборачивается и замирает, глядя перед собой глазами, полными ужаса.
— Нет, Агатес… Помоги мне… Этот Ноа…
— Как бы я ни презирал Ноа, — парень цокает, — но в случае с тобой он был справедлив. Ты заигралась, Анна.
Агатес разворачивает меня к себе спиной и мягко толкает вверх по улице. Старуха бесшумно закрывает дверь, и до меня доносится звуки истеричных криков и рыданий, в которых сквозит ненависть и ярость. Я срываюсь с места и бегу прочь, расталкивая прохожих и утирая слезы страха. Сворачиваю в переулок и под шелестящий смех выскакиваю в подворотню, где меня ожидает хитрый Агатес.
— Рыжая…
— У меня есть имя! — кричу я и как маленькая девочка топаю ногами.
— Я знаю твое имя, куколка, но вот тебе первый урок от колдуна — не разбрасывайся им без надобности, — Агатес снимает с плеча паука и прячет под курткой.
— Отвали от меня! — рычу я и сжимаю кулаки. — Я тебе ничего не должна, ясно? И твоему дружку тоже! Это не моя сделка!
— Я бы не советовал тебе разрывать сделку своих предков, милая, — Агатес вглядывается в мои глаза, — если ты не готова к последствиям.
— Каким последствиям? — я нервно одергиваю юбку.
— Все потомки двух идиотов, которым мы помогли размножиться в веках, — с угрозой шепчет Агатес, — зачахнут. Вас не должно было существовать, в том числе и тебя, рыжая. Вы растянувшаяся в тысячелетии забава Лесного Божества. Ты можешь положить конец этому безумию, но готова ли ты сама к смерти?
— Ведь шутишь, да? В вашей сказке не было ничего такого… — меня сотрясает сильная дрожь.
— Это подразумевалось в сделке, — вздыхает Агатес. — Я же не виноват, что эти остолопы, желавшие детишек, не уточнили деталей.
Я перевожу пустой взгляд на баки с мусором и хочу проснуться. Мне привиделся кошмар, и вот-вот прозвенит будильник…
— Ты прекращаешь истерить и следуешь за мной, — сухо и равнодушно заявляет Агатес и прячет руки в карманах. — Тебе не повезло, Рыжая. У меня нет к тебе жалости или ненависти. Я, если честно, уже забыл о сделке с детишками и семейном счастье, но судьба-злодейка… Вечно выкидывает какие-то сюрпризы. Радует одно, что ты не мужик. Вот с мужиком хрен знает, что делать, а с тобой есть разные варианты…
Он глумливо улыбается. Гадкие намеки от древнего колдуна заползают склизкими червями под кожу и меня всю передергивает от омерзения и внезапной вспышки желания. Я понимаю, что потребуй он от меня сейчас задрать юбку и подставить зад, я это сделаю.
— Не лезь ко мне в мозги…
— Я тут ни при чем, — хохочет Агатес. — Я даже не пытаюсь тебя соблазнить. Идем.
Парень хватает меня за руку и тащит через подворотню мимо мусорных баков в черную густую тень. Меня обдает замогильным холодом, тревогой, а затем отчаянием. На мгновение нас поглотила тьма, и Агатес выводит меня на оживленную улицу, утыканную уродливыми стеклянными и бетонными высотками. Воздух горчит выхлопными газами, уши закладывает от шума, и меня выворачивает на клумбу с хлипким и кривым деревцем, чьи листья покрыты слоем черной пыли.
— Ему и так нелегко, — фырчит рядом бледный Карнон и недовольно закатывает глаза, — а ты его еще облевала.
Агатес протягивает льняной платок с вышивкой из красной нити по краям, и мне не остается ничего кроме, как принять лоскут и со стоном вытереть губы. С минуту мои сопровождающие тускло взирают на самый высокий муравейник, что сияющим в солнечных лучах исполином подпирает небеса, и синхронно с большим осуждением вздыхают.
Глава 4. Ноа в башне
— А нет никакой возможности разойтись полюбовно? — с надеждой спрашиваю я у Карнона, который с ненавистью сверлит взглядом светофор, ожидая, когда загорится зеленый человечек.
— Сделку можно было разорвать до рождения первого дитя, — глухо отвечает он. — И прекрати задавать глупые вопросы.
Агатес насмешливо щелкает пальцами, и мой язык прилипает к небу. Я зло мычу, и лицо колдуна расплывается в улыбке. Из-под ворота выглядывает паук и любопытно шевелит пушистыми хелицерами, которые в простонародье обычно называют жвалами, что всегда очень возмущает арахнофилов. Из всех троих, восьмиглазый монстр — самый милый.
Мы ныряем в поток людей на пешеходном переходе и вышагиваем к помпезной высотке. Я замедляюсь в желании затеряться в толпе и улизнуть, но невидимые руки толкают меня в спину, и я вновь оказываюсь между двух мрачных подлецов.
— Тебе не сбежать, — Агатес закидывает в рот мятный леденец. — Прекращай упрямиться, девочка моя.
Я кашляю от неуместных ласковых слов. Меня прежде никто не называл “моей девочкой” да еще с такой каверзной улыбкой. Провалиться мне бы сейчас под землю от стыда и неловкости. Я в заложниках, но любуюсь очаровательными ямочками на щеках беспринципного колдуна, которому хрен знает сколько лет.
Мы поднимаемся по лестнице к стеклянным дверям, которые приветливо разъезжаются в стороны, и Карнон нервно взъерошивает кудряшки. В душе злорадствую.
— Какая ты ехидна, — разочарованно цыкает Агатес. — А с виду кажешься милой и доброй.
— Прекрати лезть… — начинаю я.
— Да на твоем лице и так все написано, — Карнон сердито смотрит на меня.
В холле с высокими потолками, белыми мраморными стенами и массивной хрустальной люстрой нас встречает милая девочка-администратор, которая молча кивает. Мрачные охранники у дверей цепким взглядом провожают нас до лифта.
— Сутенеры, — шепчу я в просторной лифтовой кабине.
Агатес и Карнон молчат и стоят с двух сторон от меня. Загорается белым светом цифра “100”, и Чуба на груди хозяина недовольно скрипит.
— Я тоже не люблю Ноа, — Агатес закрывает глаза.
— И как мы допустили… — вздыхает Карнон и сжимает переносицу.
— Это полностью твоя вина, — тихо отзывается его друг. — Ушел в спячку. Вот тебе и результат, а я пытался тебя предупредить! Такие танцы с бубнами устраивал в лесу, но ты же как сурок дрыхнешь!
— Я имею право на отдых.
— Имел, — Агатес сжимает кулаки, — до того самого момента, когда в наши края явились переселенцы. Люди же как тараканы…
Я туплю глаза в пол. Меня разбирает любопытство, кто такой Ноа и почему двое мерзавцев так его не любят? Я знаю, что очень давно здесь был лес, пока его не вырубили. От густой чащи остался лишь кусок, который сейчас и служит центральным парком города. Мэрия очень гордится лесопарковой зоной и при каждом удобном случае местные политики говорят о том, какие они молодцы, что сохранили часть девственного леса, где можно встретить многовековые деревья и реликтовые кусты редких видов.
Двери лифта бесшумно разъезжаются и мы выныриваем в просторный кабинет на весь этаж. У панорамного окна стоит стол, который в масштабах помещения кажется крохотным, а за ним копается в бумагах мужчина. Перед столом стоит несколько кожаных кресел — простых и лаконичных, напоминающих мягкие кубы.
— Какой сюрприз, — говорит незнакомец, не отрываясь от бумаг.
Мы вышагиваем к столу. Ноа — молодой мужчина с резкими чертами лица, смуглой кожей и аккуратно зачесанными волосами назад. Он поднимает взгляд, и я мысленно удивляюсь его холодным васильковым глазам. Я молча опускаюсь в кресло прямо перед его столом и нервно сглатываю. Хищная личина Ноа меня пугает.
— Можно поинтересоваться, — мужчина переводит изучающий взгляд на Карнона. Голос низкий и бархатный, — что здесь происходит?
— Это знак нашей симпатии, — Агатес присаживается слева от меня и улыбается. — Юная и чистая дева.
— И что мне, простите, с ней делать? — Ноа прищуривается.
— Ну, я даже не знаю, — хмыкает Карнон слева и поглаживает пальцами подлокотник.
Ноа встает из-за стола, обходит его и замирает передо мной, облокотившись о массивную столешницу. Я про себя отмечаю, что серый костюм в мелкую полосочку сидит на нем идеально. Наверное, пошит на заказ.
— Ох, мои милые дикари, — усмехается Ноа. — Это так трогательно, но я предпочитаю опытных любовниц, а не испуганных девственниц, с которыми очень много возни.
Я выдыхаю. Хоть кто-то здесь мыслит здраво. Ноа цокает и тянется руками к ширинке. Вздрагиваю, съеживаюсь от страха и опускаю взгляд.
— Вот об этом я и говорю, мальчики, — мужчина смеется и скрещивает руки на груди. — Я люблю задорных шлюх, а не скромниц. Она же помрет от страха, если увидит мой член. Я ценю ваше стремление мне угодить.
Агатес и Карнон разочарованно переглядываются.
— Вы тоже бог или… — я с испугом смотрю на мужчину.
— Я — Ноа, — строго отвечает тот и смеривает меня презрительным взглядом. — Как тебя угораздило, милая, оказаться в рабстве у двух идиотов?
— Это откуп за услугу, — шипит Агатес. — Тебя и твоего города даже в планах еще не было.
— Отложенная сделка, — цокает Ноа и насмешливо глядит на Карнона. — А ты тот еще затейник.
— Как видишь, — пожимает плечами кудрявый мерзавец.
— Помогите мне, — печально шепчу я. — Это не моя сделка. Я не хочу быть в рабстве.
— Я не одобряю подобные сделки, — Ноа лживо улыбается мне, — но я ничем не могу тебе помочь. И, наверное, тебе не сказали, милая, что ты обязана служить своим новым хозяевам. Даже если им взбредет в голову отпустить тебя и исчезнуть и твоей жалкой и никчемной жизни, то ты медленно угаснешь и, в конечном итоге, умрешь.
— Что?! — я с ужасом всматриваюсь в непроницаемое и равнодушное лицо Агатеса.
— Такие правила, — Карнон откидывается на мягкую спинку кресла. — Но ты так не переживай, мы придумаем тебе какие-нибудь обязанности. Не знаю. Кормить уток на пруду, например. Или собирать мусор в парке после мудаков, которым лень донести упаковку от чипсов до урны.
— Я понял твой намек, Карн, — смеется Ноа. — Я потребую, чтобы расширили штат дворников.
— А, может, ты оставишь мой дом в покое? — Карнон с ненавистью взирает на мужчину. — Люди туда-сюда шныряют по моему лесу. Дети, бегуны, бродяги, велосипедисты! Даже ночью мне нет покоя!
— Я не могу взять и закрыть городской парк, — Ноа равнодушно улыбается. — Твой лес теперь принадлежит городу. Смертным наплевать, что у пруда засел древний дух, который по глупости и недальновидности привязал себя к чаще! Ты должен быть благодарен мне, что я сохранил хоть часть твоих владений, а мог сравнять их с землей и осушить источник.
— Без моего источника, ублюдок, твои людишки бы так не размножились! Они захватили мой лес и породили тебя! — хрипит Карнон. — Мерзкие трусливые мрази улучили момент и уничтожили мой дом! Изуродовали!
— Ты сам виноват, — Ноа пожимает плечами. — Нет смысла крыситься на меня. Это не я сделал из тебя божка местного разлива.
Агатес кривит лицо и фыркает.
— Я не враг, — мужчина поправляет галстук. — Я забочусь о городе и горожанах, которым дорог парк. Их желание сохранить кусочек природы посреди каменных джунглей стало и моим. Мы уже говорили с тобой на эту тему. Ты не чудишь и не идешь против смертных, а я оберегаю твои владения. Я не надеюсь на дружбу с тобой, Карн, но мы можем тихо и мирно сосуществовать. И я напомню, что и тебя выродили смертные в те темные века, когда молились лесу. Будь им благодарен за свое рождение. И именно их любовь к парку, их песни и пикники поддерживают в тебе силы. Кстати, тебе стоит заглянуть и западный парк, молодые ели не приживаются. Городской бюджет на насаждение растрачены, а кусты и деревья сохнут.
— Сначала вырубили все подчистую, а теперь…
— Если бы вырубили подчистую, ты бы здесь не сидел со своей шлюхой и гадким колдунишкой и не отнимал мое драгоценное время, — едва слышно и стальным голосом отвечает Ноа.
— Это я-то шлюха? — недовольно охаю.
— Гадкий колдунишка? — громко возмущается Агатес. — То, что ты не можешь меня прижать к ногтю, уже говорит о том, что я тебе не колдунишка, Ноа! Помнится, однажды ты предлагал мне дружбу и обещал ого-го какие перспективы. Забыл, мудила, как заманивал меня на свою сторону?
— Нет, не забыл, — мягко смеется мужчина. — И я сейчас тебе предлагаю работать на меня. Без обид, но Карн капризный мальчишка. Он застрял в прошлом величии и не хочет меняться. Ему бы всё баб потрахивать в лесу и спать на полянке.
— Ты охренел? — вскрикивает Карнос.
— Это забавно, что ты так против бегунов, — Ноа касается кончиком языка уголка рта и усмехается, — когда сам не гнушаешься пошалить с дамочкам в обтягивающих штанишках в кустах. Каков лицемер.
Парень краснеет и отводит взгляд. Во мне взбрыкивает ревность. Чуба лениво перебирает лапками на плече колдуна, наблюдая за Ноа.
— А от девственницы отказался, — Агатес вздыхает. — Не ценишь ты его самоотверженность.
— А взамен чего хотели? — строго вопрошает Ноа.
— Снести заправку с южной стороны, — бурчит Карн. — Жуткая вонища стоит.
Ноа задумчиво покусывает губы и переводит взгляд на меня.
— Она не в моем вкусе. Веснушки еще эти, — он кривится. — Хотя носик милый. На белку похожа. Я люблю пышногрудых бледнолицых брюнеток с пухлыми губами, чтобы хотелось немедленно заткнуть рот членом. А тут… Не знаю. Укрыть пледом и напоить сладким чаем? — он приглаживает волосы и властно приказывает. — Покажи грудь.
Меня пробирает дрожь, и я загнанно смотрю на Агатеса, затем на Карна, а потом меня накрывает злость. Меня только что назвали белкой и прямым текстом сказали, что я веснушчатая уродина. Никогда в жизни я не стыдилась россыпи симпатичных конопушек на лице. После проблеска ярости я понимаю, что мне, действительно, жутко не повезло. Хочу встать и уйти, но тело меня не слушается, и не чары колдуна виноваты в бессилии перед Ноа, а липкий ужас и отчаяние, что сковали конечности тяжелыми цепями.
Глава 5. Ноа Многоликий
Минута молчания обрывается возмущенным вздохом Карнона, и Агатес ухмыляется:
— Не будет тебе сисек, Ноа.
Терпеть не могу, когда мне приказывают или решают, что мне делать. Глупое упрямство выталкивает из груди страх. Собрались три подлеца, которые раскомандовались здесь, словно я их марионетка!
— Будет, — я уверенно под удивленными взглядами расстегиваю блузку и оголяю грудь, приспуская бюстгальтер.
Чуба испуганно прячется под курткой, а Агатес шумно выдыхает. Ноа скользит взглядом по ключице и груди и недовольно цокает:
— Сосочки миленькие, но опять же веснушки…
— Ты тоже не в моем вкусе, — цежу сквозь зубы нахалу в дорогом костюме и нервно поправляю бюстгальтер. — Ты…
Я не нахожу слов, чтобы как-то укусить Ноа. Холеный и красивый мужик. Как с обложки глянцевого журнала, в котором рекламируют элитные машины или дорогие часы для очень богатых и успешных мудаков.
— Продолжай, раз начала, — Ноа в заинтересованности касается подбородка пальцами.
На мизинце искрит печатка с черным камнем.
— Ты фальшивый, — я застегиваю блузку. — Как и твой город. Внутри, на задворках ты гнилой и грязный. Этот город не только про успех и богатство, но и про нищету и жестокость.
— Сильно, милочка, — смеется мужчина и смотрит на Карна. — Предложите ее другим Ноа. Я даже знаю, кто из нас с удовольствием примет ее. Например, Ноа Висельник.
— Жестоко, — Агатес качает головой. — Даже для тебя.
— Другие Ноа? — я сглатываю кислую слюну.
— Ты удивлена? Первого Ноа, кстати, давно уже не видели, хотя я не теряю надежды его встретить и лично познакомиться. Зря я, что ли, запрещаю сносить те ублюдочные бараки в центре города и недавно их реставрировал? Где-то прячется, маразматик старый, — рычит мужчина и нервно одергивает пиджак.
— Я пока насчитал с десяток Ноа, — Агатес выуживает из кармана очередную конфетку, — этот самый молодой и сильный из всех, но и он однажды уступит место следующему Ноа.
— Это вряд ли, — тихо не соглашается мужчина. — Я другой и меняюсь вместе с горожанами и городом. Я последний. Я венец эволюции.
— Кто такой Висельник? — испуганно шепчу я.
— Вот он у нас и отвечает за грязь, — Ноа широко и хищно улыбается. — Покровительствует бандитам, наркоторговле, сутенерам и убийцам. Он появился вторым.
— Вторым был Ноа Свободный, — Агатес раскусывает леденец. — Пьяница, бродяга и попрошайка. Мне он больше всех по душе. Висельник был Третьим. Четвертым — Ноа Ярый, который прищучил Висельника, но до конца дело так и не довел, потому что появился Пятый. Самый тупой из всех. Ноа Милосердный. Околачивается сейчас около приютов, церквей и всё пытается образумить Второго.
— А мне нравится Шестой, — мужчина чешет скулу. — Ноа Просвещенный. Правда, меня он недолюбливает, хотя я столько денег вливаю в образование.
— У него особая неприязнь к Пятому и Третьему, а ты ему не интересен, — Агатес качает головой. — Ты для него — кошелек.
Я совсем потерялась. Мозг отказывался воспринимать информацию, и я просто дожидалась, когда закончится пересчет загадочных Ноа.
— Седьмой, — Агатес задумался и цокнул, — Ноа Рабочий. Он же сейчас у тебя, по сути, в рабстве?
— Что так сразу в рабстве? — мужчина закатывает глаза. — У него просто не хватило ума стать кем-то большим. Он тупой и необразованный мужлан, который готов за копейки впахивать и подчиняться.
— Восьмой, — с неприязнью вздыхает Карн, — Ноа Эмигрант.
— Он себя предпочитает называть Гостем, — Агатес берет на руки Чубу и осторожно двумя пальцами поглаживает мохнатую спинку.
— Девятый — самый гандон, — шипит Ноа. — Бюрократ, чиновник и просто подлец.
— Так он тебя и породил, — Агатес кривится в улыбке. — Между вами разница только в том, что Девятый — толстый и старый, а подход у вас почти одинаковый. Не зря же вы так тесно сотрудничаете.
— Обижаешь, колдун, — губы мужчины вытягиваются в тонкую ниточку. — Я отвечаю за деньги, бизнес, успех и перспективы города, а этот только и умеет, что балоболить и думать о взятках.
— Ты тоже через взятки решаешь многие вопросы, — Агатес спускает Чубу на колени. — Грязные сделки, подкуп, черная бухгалтерия. Самый честный из вас — Ноа Свободный. Он ни с кем из вас никогда не вел и не ведет дел. Даже Ноа Милосердный нет-нет, да захаживает к тебе и Девятому, чтобы выпросить услугу для сирых и убогих. Вы клубок змей.
— А ты и твой дружок тогда чего тут делаете? — Ноа проводит языком по верхним зубам. — Ах да, вы же такие особенные! Один — слабый Божок, который возжелал власти, а второй — древний мудак, что сожрал тех, кого обещал оберегать.
— Ты людоед, что ли? — я в недоумении смотрю на парня. — Какие чудные открытия меня еще ждут?
— Хуже, он жрал духов, — Ноа сжимает кулаки.
— В мое оправдание скажу, что я перекусывал только плохими и зловредными духами, — Агатес блекло улыбается. — Я защищал людей, рыжая. Да, я обманом завлекал слабых мерзопакостных духов, а потом вместо того, чтобы их развеивать, я их поглощал. Не всех. Некоторых, — он кидает беглый взгляд на паука, который лениво ползал по его ноге, — оставлял в живых, если они обещали исправиться. У Чубы самый долгий путь к исправлению или ему просто нравится быть насекомым. Я склоняюсь ко второму варианту.
— Лучше бы ты сожрал Ноа, — Карнон накрывает лицо рукой.
— Так может, он и сожрал Первого! — с ненавистью рявкнул мужчина.
— Если бы я кого и жрал, то Третьего, — Агатес бьет кулаком по подлокотнику, — но вы же, мрази, изворотливые. Вы отражение человека! Его пороков и слабостей! Вас не уничтожить, вы будете вновь и вновь возрождаться. Кроме Первого, конечно же. Люди быстро забывают о своем прошлом. Может, Первый Ноа сам исчез. От того поселения, что было начальной точкой отсчета, ничего не осталось. Отреставрированные бараки не в счет. Сколько бы ты ни укреплял гнилые бревна и ни изгалялся с трухлявыми досками, это не вернет Первого.
— Ты найдешь Первого, — Ноа делает шаг к Агатесу и грозно чеканит каждое слово. — Вы найдете Первого и приведете его ко мне, и тогда я переговорю с Девятым о сносе заправки. Рыжая сучка и ее дырки мне не интересны. У меня полно первоклассных шлюх, колдун. Молодых, выносливых и профессиональных прелестниц. Мне нужен Первый. Он жив. Я это знаю.
Карн недовольно глядит на меня, словно я виновата в том, что их идиотская идея подложить меня под Ноа провалилась. Я даже не постеснялась вывалить грудь! Я старалась как могла! Это высший пилотаж по соблазнению, а если мерзавца в костюме не заинтересовали мои милые и аккуратные сисечки, то это у него проблемы. Может, он импотент.
— Тут все в порядке, — Ноа бесстыдно сжимает свое хозяйство сквозь ткань брюк и ехидно скалится. — Понимаешь, сладкая конфетка, не все выдерживают моего напора. Я люблю жестко и грубо. Сейчас ты не справишься со мной, а я не хочу портить девочку, которая не знала мужчины, а времени обхаживать тебя и готовить к забавам у меня нет.
— Тебе садизм от Висельника достался? — Агатес вскидывает бровь
— Висельник — изверг, а я люблю эксперименты без увечий, — цокает Ноа и возвращается за стол, — но для вашей белочки даже шлепки по попе покажутся чем-то жутким и ужасным. Как вариант, займитесь ее воспитанием, а только потом тащите ко мне. Либо Первый, либо рыжая шлюха, которая без труда заглотит мой член до самых яиц.
— Да если она будет глотать, как удав, — Агатес прячет паука за пазуху и поднимается на ноги, — то мы ее лучше себе оставим.
— Я
уверен, что с твоей кочерыжкой белочка справится без особых усилий, — Ноа дружелюбно улыбается колдуну.
Задыхаюсь от возмущений. Я не личность, а кукла для удовлетворения низменных желаний, и я вынуждена безропотно сидеть и слушать гнусности.
— Вам должно быть стыдно, — встаю и зло поправляю юбку. — Вы моральные уроды. Предлагаю вам троим друг у друга и отсосать с заглотом. Не зря же говорят, что лучшие в минетах — мужчины. Поэкспериментируйте, мальчики, вдруг понравится.
Гордо удаляюсь и беспомощно замираю у лифта, потому что не нахожу кнопки вызова.
— Какая прелесть, — мурлыкает Ноа. — Согласись, Карн, она очень похожа на сердитую белочку, у которой забрали орешки. Фыр-фыр-фыр, моральные уроды, фыр-фыр-фыр! Вам должно быть стыдно!
Мужчина в голос хохочет, и я в бессильной злобе сжимаю кулаки. И соглашаюсь с тем, что я белка. Маленькая беспомощная зверушка в руках бессмертных существ. И как мне быть? Хочу кричать и плакать, но это никак не поможет мне.
— Есть ли у меня возможность перезаключить сделку? — я оглядываюсь на Карнона.
— Нет, — тот качает головой и шагает ко мне. — Пойми, рыжая, судьба у тебя — служить мне и потакать моим капризам.
— Обо мне ты опять забыл? — Агатес скрипит зубами. — Эгоист.
Двери лифта бесшумно открываются, и я в молчаливой и тихой истерике ныряю в кабину.
— Я не хочу ни с кем из вас спать, — шепчу я. — Вы мне неприятны.
— А в лесу ты говорила совсем другое, — насмешливо отзывается Карнон.
— Я была не в себе, — я прячу руки за спину и переплетаю ладони в замок.
— В себе ты была, — Агатес вскидывает голову к ярким лампочкам. — Ноа прав. С девственницами много возни.
— Да никакая приличная девушка не соблазнится подобными невоспитанными хамами! — взвизгиваю я.
— Да неужели? — Агатес резко разворачивается ко мне и горячо выдыхает в лицо. — Ты в этом уверена?
От неожиданности я отступаю на шаг, отшатнувшись от колдуна, и меня прижимает к себе Карнон, который томно шепчет в ухо:
— А как сердце стучит, Рыжая…
Мысли путаются, ноги подкашиваются. Низ живота сладко тянет и немеют руки. Губы Агатеса так близко, а дыхание его мятное и кружит голову. Я приоткрываю рот, желая его поцелуя, и парень тихо спрашивает:
— Ты сейчас тоже не в себе?
— Да… — сипло отвечаю.
— Мне нравятся твои веснушки, — Агатес пробегает пальцами по моей щеке и улыбается. — Солнце целованная…
Я поддаюсь искушению и хочу коснуться губ колдуна поцелуем, но он с жестокой усмешкой вновь глядит на лампочки, резко отпрянув от меня.
— Тактика у него такая, — Карн проводит языком по мочке моего уха и меня пробирает дрожь. — Дразнить и распалять интерес. Он и с духами так поступал.
Двери лифта открываются, и я возмущенно выворачиваюсь объятий парня, пристыженная и возмущенная. Выбегаю в холл и торопливо семеню к выходу. Никто меня не останавливает и не окликает.
Глава 6. Ноа № 6
Первокурсников загнали в небольшой конференц-зал с мягкими удобными креслами, что шли полукругом у невысокой сцены, покрытой черным ковроланом Я не знаю, зачем нас сняли посреди пары, но одногруппница Лана шепнула, что видела вчера объявление о том, что нам сегодня расскажут о новых образовательных программах и грантах.
— Гранты? — я оживилась и торопливо выуживаю из рюкзака блокнот. — Мне бы не помешала повышенная стипендия.
Ноа и Карнон исчезли на несколько дней, и воспоминания о них блекнут и размываются с каждой минутой. Я уже и лиц их не вспомню, будто мне действительно приснился кошмар, поэтому я опять тону в студенческих хлопотах.
В зал входит крепкий и энергичный мужчина средних лет в твидовом костюме цвета хаки. Аккуратная темная бородка, резкий косой пробор на уложенной волосок к волоску короткой стрижке добавляют ему элегантности и собранности. Глаза — строгие, проницательные и изучающие. Мужчина поднимается на низкую сцену и оглядывает притихших студентов.
— Добрый день, — он вежливо улыбается и складывает руки в замок на животе.
Сердце замирает. На правом незнакомца замечаю серебряную печатку с черным камнем. Такое же кольцо было у Ноа. Мужчина представляется по имени и фамилии, и в его глазах мелькает тень лжи.
— Вау, — охает Лана, — это же тот самый мужик, который получил недавно нобелевку по физике. А он ничего так.
Я с осуждением смотрю на подругу:
— Ему же точно сорокет!
Конечно, Ноа Просвещенному гораздо больше, но выглядит он на сорокалетнего ухоженного и импозантного мужчину. Между ним и Последним Ноа сквозит что-то общее, но я никак не могу понять, что именно.
— А я люблю постарше и поопытнее, — хихикает Лана. — Так бы и подергала его за бороду.
Ноа Просвещенный кидает беглый взгляд на меня и подругу и его губа едва заметно дергается. Я почти не вслушиваюсь в его лекцию о новой программе с грантами, которая поможет отличникам учебы получить финансовую помощь. Я не отрываю взгляда от его перстня. Знали бы остальные студенты, что к ним на встречу явился не мужчина, а бессмертный дух, порождение человеческих любопытства и тяги к изучению мира! Так хочется встать и громко поведать всем жуткую правду, но кто мне поверит?
— Я готов ответить на ваши вопросы, — Ноа с ожиданием смотрит на собравшихся первокурсников.
Лана вскидывает руку, и Просвещенный кивает. Подруга с кокетливыми переглядками томно уточняет, кто будет рассматривать заявку на гранты. Мужчина не ведется на провокационное поведение молодухи — в глазах холодное безразличие к ужимкам студентки, а на лице дежурная и бесстрастная улыбка. Не всякий уважаемый профессор в нашем университете так стойко не держал оборону против скрытых манипуляций и заигрываний Ланы.
Когда вопросы у любопытствующих студентов закончились, зал опустел. Несколько первокурсников, в том числе и Лана, облепили Ноа Просвещенного со всех сторон. Я дожидаюсь, когда моя подруга закончит с глупыми заигрываниями. Наконец, она прощается и немного разочарованная удаляется из зала.
— Есть ко мне вопросы? — мужчина с ожиданием смотрит на меня.
— У вас очень интересный перстень, — я несмело подхожу к нему.
Ноа переводит взгляд на мой правый крепко-сжатый кулак и вздыхает:
— Как и ваша метка, — Ноа проходит к дверям и плотно закрывает их. — А я-то думаю, почему здесь так смердит Карном и его дружком.
— Может, вы подскажите, как мне избавиться от двух идиотов?
— Я, конечно, сомневаюсь в умственных способностях Карнона, но не в Агатесе, — Ноа поворачивается ко мне. — Колдун очень незаурядная личность. Я бы хотел узреть Агатеса в начале его пути.
— У меня есть вариант аннулировать сделку без обязательной смерти всех моих родственников или избавиться от метки каким-нибудь научным методом? — я слабо смеюсь. — Перспективы у меня не очень радужные, профессор.
— Где была заключена сделка? — Ноа подходит ко мне и заглядывает в глаза. — У источника? Так?
Я неуверенно киваю и печально заламываю руки.
— Уничтожить источник и убить Карнона и Агатеса, — мужчина поглаживает бородку. — Упустим, что для молодой особы будет очень непросто одолеть Божество и могущественного колдуна. Последствия в случае вашего успеха для города будут весьма неприятные. В том числе и для горожан, и для всех Ноа. Мы все часть единого целого. Как бы мы ни презирали Карна, но именно его источник и запустил процесс рождения Ноа, когда Лесное Божество ушло в спячку и пришли люди. И самое забавное, что мы тоже привязаны к городу. Мы не можем его покинуть на долгое время. Карн в отвратительном ритуале привязал себя к Источнику, и рожденные после оказались лишены свободы. Поэтому Ноа не любят двух балбесов, которые пошли против правил.
— Я, как и вы, в полной заднице? — горько усмехаюсь я.
— Есть еще вариант самой стать одной из нас.
— Одной из Ноа? — я удивленно вскидываю бровь.
— Нет, — смеется мужчина. — Стать духом. Но тут тоже свои нюансы. Только источник может переродить человека в иное существо. Соответственно, надо услужить ему, но после вы будете привязаны к городу, как и мы, однако никаких обязательств перед Карном и колдуном. Правда, тогда отпадет вариант с уничтожением источника и убийством Божества. Лесной дурачок в нашей иерархии на вершине и мы не можем ему навредить.
— Да как-то не особо похоже, что кудряш на вершине, — недовольно цокаю.
— Вы забавная, — Ноа прячет руки в карманы. — Город задохнется без Карна. Даже ваш милый уютный дворик университета и парк с эвкалиптами и глицинией перед главным корпусом зачахнут, если мальчик решит покапризничать. Наш город не просто так называют зеленой столицей. Да, конечно, мэрия вливает очень большой бюджет в озеленение города, но деньги здесь бесполезны без воли Божества. Кстати, я предполагаю, что последний Ноа вылупился таким неравнодушным к природе, потому что Карн сумел удержать в людях любовь к кустикам и белочкам. Вы бывали в нашем зоопарке? Это нетипичный зоопарк для других городов. Ноа и Карн высадили целый эвкалиптовый парк для двух коал. Я бы не стал заморачиваться. Я бы лучше опыты провел над этими милыми зверушками.
— Какой ужас, — я передергиваюсь от бесстрастного взгляда карих глаз.
— Это наука, — мужчина пожимает плечами. — И коалы в наших краях никогда не водились. Олени, медведи, лисы, волки и белки там всякие — да, но не коалы. Это каприз Карна, и Ноа пошел у него на поводу, потому что ему затея тоже показалась забавным, но я считаю трату миллионов на эвкалипты — полным идиотизмом. Эти деньги можно было влить в науку!
— Так деньги на гранты откуда берутся? — усмехаюсь я.
— Вы меня не переубедите. Эвкалипты — это бред! — цыкает Ноа. — Пустая трата денег. И я не люблю коал. Они же уродливые.
— Я мне кажутся милыми, — я неловко улыбаюсь. — Они такие плюшевые.
— Я думаю, вам пора на занятия, юная леди, — сухо отзывается Ноа.
Перекидываю рюкзак через плечо и торопливо бегу к дверям, у которых оглядываюсь на мужчину и спрашиваю:
— А вы не знаете, зачем Последнему Ноа Первый?
— Наверное, хочет понять, как остаться главным и не породить нового Ноа, — скучающе отвечает мужчина. — Ищет способ замкнуть замкнуть круг, завершить цикл.
— Он его убьет? — тихо шепчу. — Сожрет?
— Откуда такие догадки? — мужчина в изумлении кашляет.
— Последний из вас очень неприятный тип, — тускло отвечаю я. — Вот я и подумала…
— Я повторяю, мы часть единого целого, — цедит сквозь зубы Ноа и сжимает переносицу. — Мы звенья одной цепи. Даже Ноа Ярый, рожденный из ненависти к убийцам, насильникам и другому сброду, не смог уничтожить Висельника, потому что это невозможно. И я предположу, у Последнего ко всему прочему есть желание посмотреть на первое воплощение и поговорить с ним о жизни. Он очень навязчивый в последнее время.
— Он симпатизирует вам, — я пожимаю плечами.
— Он видит в науке лишь новый способ подзаработать деньжат, — зло шипит Ноа.
— Научный и технический прогресс всегда ведет к благополучию, — улыбаюсь и добавляю, — либо к апокалипсису. Например, ядерного оружия не существовало бы без науки.
— А это уже не вина ученых! — охает Ноа и грозит мне пальцем. — Это вы, люди, тяготеете к конфликтам и войне, но вы меняетесь, это не может не радовать. Висельник уже совсем не тот, кем был раньше.
— Я за научный и технический прогресс, профессор, — примиряюще вскидываю ладони перед собой. — Жаль, что это никак не поможет в моей беде.
Я выхожу из зала и уныло бреду по коридору. В голову влетает шальная мысль — прогулять оставшиеся пары и побаловать себя чашкой ароматного чая и кусочком тортика.
Глава 7. Зануда и Колдун
Кто-то хватает меня за руку, молча утягивает в пустую аудиторию и прижимает к стене. Карнон скалится в хитрой улыбке, а мои испуганные крики застревают в глотке острыми камнями.
— Расслабься, Рыжая, — шепчет кудрявый шутник. — Ты меня будто первый раз видишь.
— В общей сумме в четвертый, — говорит Агатес, восседая на парте на верхнем ряду аудитории, и с интересом рассматривает исписанную уравнениями доску. — Может, мне студентом стать? Будем с тобой, Рыжая, одногруппниками и на переменках в туалете предаваться любви и страсти.
Я несогласно качаю головой. Карн ухмыляется и неторопливо расстегивает две верхних пуговки на моей рубашке.
— Так лучше, — он расправляет воротничок, открывая яремную ямку и шею. — Теперь есть небольшой намек.
— Намек на что? — хрипло выдыхаю я, когда Агатес ослабляет свои чары.
— Намек на то, что скромница не прочь пошалить. Признавайся, ты же отличница, да?
— Да, — едва слышно отвечаю. — И я опаздываю на пару. Отпусти меня, пожалуйста.
— Ты же хотела прогулять, — цокает Агатес.
— Я передумала, — я упираюсь руками в крепкую грудь Карна, пытаясь его оттолкнуть, и замираю.
Слышу стук его сердца, что совершенно нелогично. Он же— дух, а тело вполне материальное, такое сильное и горячее. Я едва сдерживаю себя, чтобы не погладить Карна по его груди.
— У меня для тебя два задания на выбор, Рыжая, — лукаво шепчет парень. — Первое и сложное — поцеловать меня. Второе — объяснить, что за бред написан на доске.
Я мельком гляжу на уравнения, которые описывают первый закон термодинамики, и с печальным вздохом целую немного опешившего Карна. Легко и неторопливо провожу языком по его верхней губе и сама удивляюсь своей смелости.
— Ты все равно ничего не поймешь, — шумно выдыхаю в лицо изумленного Лесного Божества.
На меня накатывает теплая эйфория, и кончики пальцев покалывает живой энергией, которая разливается по телу воодушевлением и восторгом. Из груди вырывается тихий удивленный смешок. Я полна сил и задора.
— Что ты сделал? — спрашиваю я.
— Это награда за выполненную работу, — Агатес встает на парту грязными кроссовками и скачет вниз по столешницам, как по ступенькам.
— Эй! — я отпихиваю Карна и зло гляжу на Агатеса, который застыл на парте в среднем ряду с занесенной ногой для прыжка. — Ты обезьяна или все же разумное существо?
Я вытаскиваю из рюкзака пачку влажных салфеток и кидаю ими в невоспитанного дикаря:
— Слезай и протри за собой! Совсем охамел! — я гневно возвращаю рюкзак на спину, строго смерив Агатеса сердитым взором. — Кому ты уподобился, колдун? Придурочному подростку, которого плохо воспитали родители?
— Я сирота, Рыжая, меня никто не воспитывал, — парень сжимает пачку салфеток в кулаке. — Так что, ты права. Меня никто не воспитывал.
— И что? Это не оправдывает твоего поведения, — всплеснув руками, шагаю к партам. — Уж за сотни лет мог бы и сам себя воспитать. Ты не мальчик, а старое чудовище, что жрет духов. Не прибедняйся.
Агатес недовольно кривится и спрыгивает на пол, с шуршанием вскрывая салфетки.
— Впервые в жизни надел личину молодого и дерзкого и меня тут же отчихвостили, — бурчит колдун, вытирая столешницы.
Он отвлекается и холодно глядит на меня:
— А не охамела ли ты случаем, рыжая пигалица прыгать на Агатеса, Обманувшего Смерть?
— Ну, прямо не знаю, — я хмурю брови. — Сам решай. Ты повел себя, как подобает Обманувшему Смерть, или нет?
— Я могу приказать тебе вылизать парты и ты это сделаешь, — шипит мерзкий колдун. — Да я без слов заставлю тебя поработать языком.
Из-под куртки Агатеса на парту выскакивает Чуба и передними лапками тащит салфетку за собой. Затем паук неуклюже разворачивается и ползет в противоположную сторону. На мгновение он останавливается, трет пятнышко грязи и дальше пятится назад, что-то потрескивая на паучьем языке.
— И ты туда же? — Агатес вырывает из пачки новую салфетку и переходит к следующей парте с отпечатком подошвы кроссовка. — Нет, Чуба, я не хочу, чтобы ты был моим отцом!
Паук что-то опять стрекочет, и Карн глухо посмеивается, когда Агатес с возмущением смотрит на питомца.
— Нет. Мамой тебя я тоже не хочу звать! Демоны тебя дери, Чуба!
— Ох, как ты его, — шепнул Карн мне на ухо. — Я его редко таким сконфуженным вижу.
— На больную мозоль наступила? — перевожу жалобный взгляд с колдуна на его товарища. — Я же не знала, что он сирота.
Агатес собирает использованные салфетки и прячет их в карман. Чуба заползает ему на предплечье, и парень спешно спускается к нам.
— Ты зануда, — колдун вручает мне мятую пачку салфеток. — Это мне по возрасту положено воспитывать всех, а не тебе. А теперь к главному, что сказал Ноа Просвещенный?
— Мне, чтобы избавиться от навязанной сделки, надо уничтожить источник и убить вас двоих, — честно отвечаю я и тут же смущаюсь, но продолжаю, — или как-то подмазаться к источнику, чтобы я переродилась в подобную вам.
— Первый вариант на грани фантастики, а второй, Рыжая, совершенно нереализуем, — Агатес щелкает по носу. — Даже Карну непонятны желания источника. Поэтому будешь до самой своей смерти у нас в услужении. Пока ты молодая и красивая, мы с тобой повеселимся как следует, а как постареешь, будешь у нас бабулей на побегушках.
— Да вы только и горазды, что болтать, — я разочарованно и наигранно вздыхаю, — дальше поцелуйчиков и шаловливых пальчиков не заходите.
От сказанного я краснею до кончиков ушей и стыдливо опускаю взор в пол. Какая собака меня укусила, что я говорю такие отвратительные пошлости?
— Мы готовы устроить тебе немного студенческой романтики, — Агатес убирает непослушный локон мне за ухо. — Прямо здесь, под доской с уравнениями.
Он берет меня за руку и прижимает ладонь к ширинке, под которой прощупывается твердый от эрекции мужской половой орган. Я машинально стискиваю колдунское естество, как любопытная мартышка, и в ошеломлении открываю рот — хозяйство бесстыдника мне не обхватить пальцами одной руки.
— Не кочерыжка, да? — Агатес усмехается.
— Какой кошмар! — взвизгиваю я и отскакиваю в сторону, прижимая ладони к горящим от стыда щекам. — Бессовестный извращенец! Господи!
И отворачиваюсь к стене, судорожно собирая мысли по осколкам, которые только и вертятся о том, как такое достоинство может в кого-то протиснуться.
— Кстати, дамочкам больше по нраву именно толщина, а не длина, — самодовольно шуршит Агатес. — Хотя я и по длине не совсем коротыш.
Я почему-то оглядываюсь на Карна, который недоуменно вскидывает бровь. То ли я жду от него хоть какой-то поддержки, то ли подсознательно любопытствую, а каков он под льняными штанишками.
— Могу показать, — беспечно отзывается он.
— Покажи, — киваю я в заинтересованности.
Я перестаю вообще что-то понимать. Рядом с Карном и Агатесом у меня буквально рвет крышу. Наружу из темных и потаенных уголков души выползает жуткая бесстыдница и любопытная потаскуха. Карнон с непроницаемы и бесстрастным лицом приспускает штаны и вываливает напоказ крепкий стояк. Пенис у него какой-то жилистый в переплетении вздутых вен и с темной крупной головкой. Я прикидываю в уме соотношение ладони Карна к длине пениса и обреченно закрываю глаза — второго развратника тоже наградили впечатляющим подарочком.
— Кажется, это та аудитория, — дверь распахивается и к нам вваливается сухонький профессор, который подслеповато щурится на Карна и сдавленно крякает, уставившись на его член.
— Нет, уважаемый, это совсем не та аудитория, — глухо отзывается Агатес. — Вы ошиблись.
— А где же та аудитория? — старичок переводит завороженный взгляд на колдуна.
— Точно не здесь, — мрачно отзывается Карнон и заправляет опадающий пенис в штаны.
— Совсем старый стал, — профессор выходит и закрывает дверь.
— Студенческая романтика с двойным удовольствием отменяется, Рыжая, — Агатес с досадой шагает прочь из аудитории. — Умеют же смертные подпортить момент.
— Ладно, для первого раза ей хватит впечатлений, — Карн следует за товарищем. — Не вижу смысла торопиться.
Когда за совратителями девственниц и милых скромниц закрывается дверь, опять вбегает запыхавшийся старый профессор и возмущенно кричит:
— Это все-таки та аудитория, милочка! Зачем вы меня путаете?! Я сверился с расписанием и категорически заявляю, что вы подлая обманщица!
— Простите! — пищу испуганной мышью и кидаюсь наутек. — Простите!
Стыд обдает меня жаром и я бегу по коридору, проклиная себя за слабость и за то, что возжелала близости и с Карном, и с Агатесом. Что со мной не так? Они грубияны, нахалы и гнусные греховодники без манер и приличий, а мне словно нравятся их похабщина и распутство. Лишь в уборной я немного успокаиваюсь — ледяная вода на лице тушит разбушевавшийся внутри пожар.
Глава 8. Сказки о Колдуне и Лесном Божестве
Просыпаюсь я от странного кошмара с радужными пони, которые накалывали друг друга на рога и вырывали глотки хохочущим розовощеким гномам. На груди сидит Чуба, чьи восемь глаз в темноте горят жутким красным огнем. Я испуганно и тяжело выдыхаю, парализованная холодным страхом.
— Не суди строго, — слышится голос Агатеса. — Чуба старался создать милый сказочный сон. Для демона кошмаров он неплохо справился. Ты так не думаешь?
— Единороги были прелестные, — сдавленно шепчу я, вглядываясь в глазки паука. — А сияющие рога в бирюзовой крови выше всяких похвал.
Чуба стрекочет и спрыгивает с кровати на пол. Я смотрю на Агатеса, который стоит возле открытого окна и листает мои конспекты при свете луны.
— У тебя красивый почерк. Такой милый и кругленький, — тихо шепчет парень.
В другой комнате спит моя соседка Сюзи. В голову закрадывается нехорошее подозрение, что Карн сейчас над ней всячески изгаляется. Тискает жертву за все мягкие места, пока та сладенько посапывает на подушках.
— Так вот какого ты обо мне мнения, Рыжая, — обиженно шуршит Карнон справа от меня. — Я разочарован.
Я поворачиваю голову на шепот. Карн лежит на боку рядом. Почему-то голый. Из кудряшек торчат аккуратные ветвистые рожки. Я сглатываю и перевожу взгляд на его шерстистые бедра, а затем на колени, покрытые густым мехом. С ужасом взираю на вывернутые назад суставы у плюсны и упираюсь глазами на раздвоенные оленьи копытца.
— Мать моя женщина… — шепчу я и гляжу на эрегированный член чудовища, которое широко и самодовольно улыбнулось
— Лучшая похвала для меня.
— Жесть какая, — я пропускаю пальцы через мягкую шерсть на бедре Карна и едва слышно спрашиваю, всматриваясь в его горящие зелеными искрами глаза, — а хвост есть?
— Есть и хвост.
— А покажи, — я закусываю нижнюю губу.
Карн с небольшим разочарованием фыркает и ложится на живот. Между мохнатыми ягодицами — миленький пушистый хвостик. Короткий, длиной с мою ладонь. Я сажусь и зачарованно касаюсь шерстистого отростка, который тут же недовольно дергается.
— У вас какие-то очень странные брачные игрища, — Агатес откладывает тетрадь с конспектами на подоконник.
— Я не могу противиться юным девам, когда они просят показать хвост, — ворчит в подушку Карн.
Шерсть оканчивается пятнистым треугольником на пояснице Рогатого Гостя, и я не задумываясь ни на секунду зачем-то аккуратно почесываю основание его хвоста, который под тихий стон Карна приподнимается и замирает.
— Извращенец! — я одергиваю руку и прижимаю ладонь к груди.
— Присоединяюсь, — цокает Агатес.
— А могла бы и помассировать, — Карн переворачивается на спину, и я торопливо кладу на его бесстыдно вздыбленное хозяйство подушку.
— Какого лешего ты голый?!
— Это невоспитанно ложится в постель в одежде, в которой ты шлялся по злачным местам, — Карн встряхивает головой.
Рога и шерсть исчезают в мерцающей дымке, а копыта с хрустом обращаются в обычные человеческие ноги. Карн шевелит пальцами на ступнях и садится передо мной по-турецки, прижимая подушку к паху.
— У тебя забавная пижама, — говорит он с хитрой улыбкой. — Но я надеялся, что ты спишь голенькой.
Пижама у меня, и правда, замечательная — из тонкого хлопка цвета яичного желтка с принтом из арбузных долек.
— Вы же не против, — Агатес скидывает куртку и стягивает футболку, — я присоединюсь к вашей беседе?
— Ты чего творишь? — шепчу я, завороженная рельефами подлого колдуна.
Агатес игнорирует мой вопрос, сбрасывает кроссовки, снимает носки и медленно расстегивает ширинку на потертых джинсах.
— Я закричу, — едва слышно отзываюсь.
— Кричи, — Агатес улыбается и припускает джинсы.
Я прячу лицо в руках и съеживаюсь от смущения. Чары не вяжут мой язык в узел, но я не спешу кричать просьбы о помощи.
— Так, о чем вы там говорили? — Агатес усаживается на кровать, поджав под себя скрещенные ноги, и хватает вторую подушку, которую кладет поверх причинного места. — Точно. О пижаме. Я тоже не одобряю пижамы. Раздевайся, Рыжая. Это невежливо быть одетой в обществе приличных голых джентльменов.
— Зачем вы пришли? — пристыженно хнычу в ладони. — Мне завтра на пары.
— Завтра воскресенье, Рыжая, — с осуждением отвечает Карн.
Обреченно вздыхаю — у меня кончились все отговорки. И если честно, мне и не особо хочется, чтобы гости покинули меня. Присутствие нагих и красивых молодых ребят меня пьянит и будоражит. Мне нравится эта неприличная и опасная игра на грани. И я уверена, что желтая пижама меня защитит от посягательств голых и возбужденных подлецов, которых я могу немного подразнить. Однако я не знаю, как тонко пощекотать нервишки ночных гостей.
Мы все трое молчим. Через минуту тишины, потрескивающей напряжением, я открываю рот, чтобы предложить сыграть в карты, и Карн резко поддается ко мне с потемневшими от возбуждения глазами и требовательно въедается в губы. Я не отталкиваю наглеца и подчиняюсь жаркому порыву. Не быть мне коварной кокеткой, способной держать на расстоянии разгоряченных самцов. Карн с треском рвет пижаму на моей груди, но вожделение к горячему и сильному телу Божества давит возмущение.
Карнон касается губами шеи, стягивая с меня хлопковые штаны, которые тут же летят в лицо притихшего Агатеса, со стороны наблюдающего за возней на смятом одеяле, но присутствие колдуна меня совершенно не смущает. Мой стон заглушается жадным поцелуем, и я забываю об Обманувшем Смерть. Руки Карна скользят по телу, вытягивая из меня новые стенания и громкие вздохи. С нежными и неспешными поцелуями парень спускается к моей груди, а затем к животу. Я не успеваю взбрыкнуть, как подлец с алчным возгласом впивается в мои интимные прелести.
Я от неожиданности вскрикиваю от острой судороги, когда упругий язык с нажимом проходит по клитору, и Карн руками обхватывает мои бедра, не позволяя уползти от его пылкого рта. Сладостная пытка пробивает тело раскаленными прутьями наслаждения, что оглушает меня моими же стонами. Я стискиваю шелковые кудряшки и в прерывистом крике вжимаю в себя голову Карна. Волна пронизывающего экстаза выгибает мою поясницу, и я задыхаюсь, притягивая к себе парня, желая разделить с ним негу, что охватила мое тело. Губы его терпкие, солоноватые и пьянящие.
— Я хочу тебя, — шепчет Карн.
Слабо киваю, вглядываясь в сияющие зеленым огнем глаза. Уверенный толчок, и я взвизгиваю от острой боли, впиваясь ногтями в спину Карна. Голый Агатес у окна вскидывает голову к потолку, и воздух вокруг него искрит и слабо вибрирует.
— Тише, Рыжая, — Карн обнимает меня и в ласковом поцелуе замирает.
Парень медленно ведет бедрами, и я сжимаю зубы и закрываю глаза. Карн вновь целует в шею и проскальзывает глубже, распирая меня изнутри тянущей болью. Движения становятся резче и нетерпеливее, и парень в рыке содрогается надо мной и буквально вжирается в мои искусанные губы. Я болезненным стоном откликаюсь на спазмы мужского естества внутри чрева. Карн с удовлетворенным и усталым вздохом валится на одеяло, и тут я вспоминаю об Агатесе, который не мигая взирает на меня.
— О, Господи… — я сглатываю, уставившись на его толстый половой орган, напоминающий обтянутую кожей булочку для хот дога с небольшой заостренной головкой.
— Не сегодня, Рыжая, — усмехается Агатес и натягивает джинсы на крепкий бледный зад. — Сейчас мне будет полезно воздержание.
Я выдыхаю, но болезненные и липкие ощущения между ног напоминают, что я совершила жуткую глупость, поддавшись обманчивому желанию.
— Ты в меня… — я жмурюсь, — кончил… Карн…
— Не хочу тебя печалить, Рыжая, — лениво отзывается задремавший негодник, — тебе не родить от меня рогатого пупсика. Вот будь Агатес девкой, у него бы получилось от меня понести. Тут свои хитрости…
Карн громко зевает, и я с небольшим подозрением смотрю на колдуна. Неужели он и Лесной Божок…
— Нет, — сухо отвечает Агатес и ныряет в футболку.
— Да я не осуждаю… — заползаю под одеяло.
— А тут нечего осуждать, — колдун пожимает плечами. — Нас связывает дружба, и я бы не стал ее портить потрахушками. Да и не стоит у меня на него. Он же олень.
— Но смотреть… — краснею и замолкаю.
— Во-первых, я тут не просто смотрел, Рыжая, — высокомерно ухмыляется Агатес, — а, во-вторых, ты же не первая девица, которую я и Карн на пару охаживаем.
Ядовитая обида и колючая ревность кусают меня за плечи, и я с головой прячусь под одеяло.
— Пошли прочь, — пристыженно бурчу в матрас.
— Я не хотел тебя обидеть, — тихо отзывается Агатес.
— А я и не обиделась, — медленно выдыхаю я, пытаясь справиться с гневом.
— Рыжая, твоя служба мне и Карну не подразумевает влюбленности, — осторожно и мягко поясняет колдун.
— Она, что, втрескалась в нас? — охает Карн.
— Еще нет, но, похоже, есть все предпосылки, — Агатес встряхивает куртку.
— Это так мило, — мурлыкает надо мной рогатый мудак.
— Так, — цыкает Агатес. — Сворачиваем лавочку с игрищами в горизонтальной плоскости. Я хотел лишь повеселиться, Рыжая, а не…
— Невероятно, — уязвленно шепчу я.
— Чувства к нам отравят всю твою жизнь до самой старости, — спокойно и меланхолично говорит Агатес, — Ответить взаимностью мы не сможем.
— Почему? — выглядываю из-под одеяла.
— Потому что я не хочу потом веками рыдать на твоей могиле, Рыжая. Я это уже проходил, — холодно отвечает Агатес. — Как и Карнон.
— Вот же сука, — шипит Карн, подскакивает с кровати и кидается к своей одежде. — Какой же ты мудак.
Парень торопливо облачается и без прощаний покидает комнату.
— Карн ушел в спячку после того, как его возлюбленная угасла от старости в его лесу, — Агатес склоняет голову на бок и невозмутимо смотрит на мое лицо. — Очень красивая сказка о любви Лесного Божества к юной пастушке, которая долго плутала по полям и растеряла все стадо. В страхе перед жестокими господами бежала и оказалась в Зачарованном Лесу.
— А у тебя какая сказка, колдун? — сажусь и кутаюсь в одеяло.
— Сказка о старике и его жене, с которой он прожил долгие и счастливые годы. О старике, желающего вернуть супругу к жизни и совершившего ужасную ошибку, которая лишила его возможности умереть и воссоединиться с любимой, — Агатес печально улыбается.
— Я хочу увидеть тебя, — я нервно смахиваю локон со лба. — Скинь личину молодого и дерзкого, колдун.
— Ты сама попросила, Рыжая, — цокает Агатес, и его лицо расползается глубокими морщинами.
Волосы колдуна седеют и редеют, кожа покрывается уродливыми старческими пятнами, радужки расплывается в блеклые лужицы, а сам он усыхает и горбится. Полысевший старик горько усмехается и разводит трясущиеся руки в стороны. Теперь Агатес в модной куртке-косоворотке и джинсах выглядит нелепо и жалко.
— Не буду лгать, — мои губы кривятся, — но тебе лет сто.
— Всего-то шестьдесят. Жизнь была тогда тяжелая, — кряхтит старик у окна.
— Но курточка молодит и скидывает десяток годков, — я ободряюще улыбаюсь. — Да и в душе нам всегда восемнадцать, да?
Без слез на Агатеса не взглянуть. Так и хочется усадить немощного старичка в кресло и вызвать ему скорую на всякий случай.
— Извини, — я прикрываю рот и на секунду закрываю глаза, чтобы собраться с мыслями. — Господи, я тискала старика за член.
— Скажи спасибо, что я не успел тебя обслюнявить своим старческим ртом, — глумливо хихикает Агатес и возвращается в личину молодого и смешливого парня. — Сладких снов, Рыжая.
Колдун разминает плечи и энергично вышагивает к двери. С люстры на его макушку прыгает Чуба, и ночной гость исчезает в темном проеме. Может, стоило соврать и сказать Агатесу, что он весьма милый дедулечка? Хотя нет. Нихрена он не милый. Что молодой, что старый.
Глава 9. Ноа № 2
Дурно пахнущий бродяга на углу супермаркета печально потрясает жестяной банкой перед прохожими, которые спешат с покупками к машинам на парковке. Я кидаю мелкую купюру, и попрошайка с рябым лицом и крупным носом-картошкой с рытвинами растекается в благодарностях. Искренних и добрых. Обычно пьяные побирушки кидают лживое спасибо и самодовольно ухмыляются. Я удивленно гляжу на мужчину — грязный, с опухшим покрасневшим лицом и глубокой царапиной на щеке. Перевожу взор на его ладонь, сжимающую банку с подаянием. На мизинце красуется серебряный перстень с черным камнем.
— Ноа, — вздыхаю я. — Второй.
— Мы знакомы, деточка? — кряхтит прокуренным голосом мужчина и прищуривает блеклые и мутные глаза. — Что-то я тебя не припомню.
— Я знакома лишь с двумя Ноа. С Последним и Просвещенным, — я встаю рядышком с духом пьяницы и бродяги и достаю из рюкзака бутылку газировки.
— Есть что покрепче? — тоскливо шмыгает мужчина.
— Комбуча устроит? — я слабо улыбаюсь. — Та еще хрень на вкус, но мне нравится.
— Давай свою комбучу, — Ноа садится на брусчатку, отставляя жестяную банку с монетками и мятыми купюрами в сторону. — Вечно вы, глупая молодежь, пьете всякую модную ерунду.
Я копаюсь в рюкзаке и услужливо протягиваю мужчине стеклянную бутылку ферментированной газировки из чайного гриба.
— Благодарю, красавица.
Бродяга хватает бутылочку, и янтарная жидкость под его пальцами немного темнеет. Затем Ноа зубами откупоривает крышечку, выплевывает ее и довольно улыбается.
— Попробуй.
Я несмело беру бутылку и делаю под хитрым взглядом пьяницы осторожный глоток, который обжигает язык жгучим спиртом. Я от неожиданности поперхиваюсь и истерично кашляю. Ноа со смешком забирает бутылку и изрекает:
— Отличная бормотуха, — и жадно присасывается к горлышку.
— Это не комбуча, — сипло отзываюсь я, торопливо запиваю мерзкий привкус спирта сладкой газировкой и вытираю губы от горькой слюны.
— Теперь нет, — мужчина причмокивает и закрывает глаза с тихим стоном. — С шипучкой из химикатов такой фокус не пройдет, поэтому всегда выбирай натур продукт.
Я делаю еще несколько крупных глотков газированной и подслащенной фруктовыми ароматизаторами воды и передергиваю плечами:
— Никакой больше комбучи.
— Молодая ты еще и жизнью не пуганная, — хмыкает Ноа, — поэтому не понимаешь всей прелести крепкого пойла.
— Предпочту быть не пуганной и дальше, — я печально вздыхаю и опускаюсь на корточки рядом с мужчиной, покачивая опустевшей наполовину бутылочкой перед собой. — У меня другие планы на эту жизнь.
— Какие? — заинтересованно глядит на меня Ноа. — Замуж, поди, выйти и детишек нарожать?
Я раскрываю ладонь и показываю розоватую руну из тонких шрамов:
— Для начала избавиться от Колдуна, Лесного Божества и их метки.
Прошла почти неделя с последней встречи с Агатесом и Карном, который бессовестно сбежал после того, как обесчестил меня под покровом ночи. И сегодня я встала с постели разбитой и с небольшой мигренью. К обеду меня одолели слабость и головокружение, но сытный перекус и крепкий сладкий кофе никак мне не помог. Сделка, совершенная много веков назад с двумя идиотами, начала высасывать из меня силы.
— Тут я тебе не помощник, но могу подсказать, где найти секретные точки с помойками, где можно отыскать даже почти свежие пирожные, — Ноа не мигает и улыбается. — Девочки же любят сладкое.
Зубы у него желтые, но крепкие, и они выбиваются из всего образа бездомного пропойцы.
— А ты Первого, случайно, не знаешь, где найти? — едва слышно спрашиваю я.
Вероятно, Колдун и Олень забыли о том, что Ноа Последний просил найти своего старшего собрата. Кроме головокружения и слабости меня накрыло сильное желание угодить “хозяевам”.
— В жопу этого и других мудаков, — Ноа гневно сплевывает желтоватой вязкой слюной на брусчатку и обиженно отворачивается от меня. — Дел никаких ни с кем из них не хочу иметь.
— Другие Ноа тебе чем-то насолили? — спрашиваю и прикладываюсь к газировке.
— Я должен был родиться одиноким бродягой, без связи с остальными духами, — зло шипит мужчина.
— У многих бродяг и пьяниц есть семьи, — я пожимаю плечами. — Разве не в этом смысл бродяжничества — отказаться от родственников и отринуть желание быть частью чего-то?
— Так выпьем за это, юная леди, — Ноа поднимает бутылку с бормотухой, и я согласно и звонко чокаюсь с ним.
Вежливо прощаюсь с мужчиной, тяжело поднимаюсь на ноги и медленно, кривясь от ноющей боли в области затылка, шагаю прочь. У меня есть два варианта — опрометчиво кинуться на безуспешные поиски Ноа Первого, чтобы впечатлить Карна и Агатеса усердием и рвением или отправиться в парк и попросить их о новом поручении, которое я с большой радостью исполню. Я горела навязчивой решимостью удовлетворить любой каприз Божка и Колдуна, какими бы он ни был абсурдным и гнусным.
Меня пробирает озноб и ускоряю шаг, кутаясь в тонкую флисовую курточку. Будь у меня машина времени, я бы отправилась в прошлое и накостыляла тем пустоголовым дурачкам, что из желания расплодиться так подло меня подставили. Утолили эгоистичное стремление оставить потомство, а я тут за них отдуваюсь спустя столько лет и поколений. Я ведь еще так молода! Почему рок не настиг какую-нибудь бабульку и старичка при смерти, чтобы удивить Карнона и Агатеса злой шуткой?
Глава 10. Капризный олень
Я замедляю шаг и замираю у пруда с утками. Меня мутит от частой одышки, словно я пробежала марафон без остановок. Не вижу ни зачарованных кустов лесной розы, ни радужной дымки над водной гладью, ни самого Лесного Божества. Чувствую себя идиоткой, которая пришла навязываться к коварному соблазнителю, укравшего мою невинность.
— Карн, — шепчу я, вытирая рукавом куртки испарину со лба, — будь так добр дай мне задание. Готова тебе услужить, как никогда прежде.
Пруд с ленивыми и равнодушными утками плывет перед глазами пятнами. Пошатываюсь и чуть не теряю равновесие, путаясь в побегах тонкого цветущего вьюнка. Воздух полнится сладким розовым ароматом, и неглубокий водоем на лесной опушке преображается в сказочное озерцо с мерцающими на солнце разноцветными бликами. На берегу, поросшей мягкой изумрудной травой, лежит печальный олень и меланхолично смотрит на искрящуюся водную гладь.
— Выглядишь ты скверно, Рыжая, — шелестит листва.
— И чья это вина? — я тяжело и зло сглатываю. — Я к вам на услужение не напрашивалась, олененочек мой ненаглядный. Чего ты хочешь?
— Боюсь, — тоскливо шуршит трава под ногами, — ты не в силах дать мне то, чего я действительно желаю.
Мне жаль Карна, который похоронил возлюбленную. Терять близких и родных всегда тяжело и горько, но я не знаю, как излечить тоску вечного существа, тонущего в густом отчаянии. Лучше бы Карн так и остался для меня придурочным и взбалмошным Божком без совести и стыда, потому что эгоистичному подонку можно и не сопереживать.
— Какая она была? — едва слышно спрашиваю я, не смея приблизиться к Лесному Божеству.
— Зачем тебе это знать? — вздыхает Карн.
— Умершие живут в воспоминаниях, — едва слышно отвечаю, — и историях. Ты не можешь обнять и поцеловать свою пастушку, но в силах прикоснуться мыслями к ее образу.
— О, — горько усмехаются тени в кустах, — не было ни единого дня, чтобы я не вспоминал лик Жули. Твое любопытство мне неприятно, Рыжая. Найди Колдуна, пусть он с тобой возится.
— Во-первых, я не любопытствую, — закрываю глаза и обмахиваю лицо ладонью, потому что озноб обратился в жар, — а, во-вторых, это подло, Ваше Божейство, так поступать со мной. И я хочу уточнить. Вселенная примет санкции против тебя и Агатеса в случае нарушения ваших обязательств по поручению заданий девочке на побегушках?
— Мы уже выполнили часть сделки, так что, никаких санкций, Рыжая, — олень недовольно встряхивает головой.
Прелестный пушистый хвостик Карна нервно дергается. Мне здесь не рады. Тени сердито вибрируют, цветы лесной розы закрываются в тугие бутоны, а ветви деревьев угрожающе потрескивают. Я бесшумно подкрадываюсь к рогатому молчаливому страдальцу, наклоняюсь к его мохнатой заднице. Потом решительно погружаю пальцы в шерсть у основания хвоста и неторопливо скребу ноготками оленью шкуру. Карн испуганно всхрапывает, вытягивая шею, и замирает, когда я начинаю сосредоточенно массировать крестец под его мехом.
Карн утробно урчит и резко валится на бок, хрипло выдыхая ноздрями струйки пара. Меня накрывает неожиданная волна эйфории и восторг, что живительной силой наполняет каждую клеточку моего тела, и я смеюсь:
— Неужели я угодила капризному Лесному Божеству?
— Оставь меня, смертная, — фырчит олень и закрывает глаза. — Ты меня утомляешь.
Я достаю из рюкзака румяное яблоко и спрашиваю:
— Перекусить не хочешь?
— Нет, не хочу, — бурчит Карн.
— Слушай, я никогда оленей не кормила с рук, — цокаю и улыбаюсь. — Давай, рогатенький, не упрямься и скушай яблочко. Фермерское. Так было написано на ценнике.
Карн недовольно взрыкивает, поднимается на копыта и неторопливо поворачивается ко мне. Воодушевленно протягиваю яблоко и прижимаю его к бархатным губам оленя, в чьих зеленых глазах сквозит раздражение и недоумение.
— Ешь, — я широко и дружелюбно улыбаюсь.
Карн нехотя хрустит яблоком, с легкой досадой глядя в мое лицо, и я пищу от восторга. Будь у меня домик в деревне, я бы вместо коз завела оленя. Лесное Божество в облике рогатого и царственного животного куда милее, чем в шкуре кудрявого наглеца.
— Невероятно, — я решительно обнимаю Карнона за его могучую шерстистую шею и трусь щекой о мягкий шелковистый олений мех. — Ты такой приятный на ощупь.
— Если ты пытаешься меня соблазнить, то…
— Ничего подобного, — с осуждением отзываюсь я, пропуская пальцы сквозь шерсть, и отступаю на шаг, прищуриваясь на Карна. — И вообще, нас теперь связывают лишь деловые отношения. Мы сглупили с
тобой чуток, ага? Мне тоже сейчас не нужны душевные терзания. У меня экзамены на носу.
— Секс не всегда про любовь. Я бы сказал, что он часто не про любовь, Рыжая, — Фыркает Карн и горделиво вышагивает к пруду.
— Возможно, ты прав, — нервно шевелю пальцами в воздухе, — но я читала в юности слишком много женских романов, где квинтэссенцией любви двух героев был секс. Потрахушки без эмоциональной связи для меня не существуют.
— Теперь я понимаю, о чем говорил Ноа.
Олень медленно погружается в воду, заплывает на глубину и уходит под блики с головой. Я грешным делом думаю, что Карн решил с горя утопиться, но через минуту он выныривает у берега голым и невероятно самодовольным. Капли воды искрят на его соблазнительных рельефах, и он встряхивает влажными волосами, поднимая вокруг себя веер радужных искр. Ох, как я понимаю ту пастушку, которая в бегах наткнулась на рогатого красавца и решила с ним остаться в лесу. Глаз не оторвать от его крепкой груди и напряженного пресса, с которого струйками бежит вода к милым темным завиткам на лобке.
— Я, пожалуй, пойду… — судорожно выдыхаю.
— Ты многое теряешь, Рыжая. Я настоятельно советую разделить чувства и секс, — подлец хищно скалится. — Твой век короток, в старости на тебя никто не взглянет.
— Без чувств и эмоциональной близости я могу и вибратором побаловаться, — закидываю рюкзак на спину и затягиваю волосы на затылке в тугой хвост. — И они не болтают всякие глупости.
Разворачиваюсь и иду прочь. Зря я скормила яблоко рогатому мудаку, который одной только фразой извратил мою дружескую симпатию к нему в презрение. Ишь, облагодетельствовал меня своим вниманием! Я к Карну по-доброму и с сочувствием, а он только и думает о гнусностях и напоминает, что я слабая и смертная девка.
Глава 11. Паукокрадка
В осиновой чаще у ручья, что игриво журчит меж влажных камней, покрытых пушистым зеленым мхом, перевожу дыхание. Под водой замечаю пластиковую упаковку из-под чипсов, застрявшую под булыжником, и с недовольным вздохом тянусь к ней, погружая ладонь в ледяной поток.
— Обещанное дитя…
Я отдёргиваю руку и испуганно озираюсь по сторонам:
— Кто здесь?
Лишь птички заливаются веселыми трелями. Я касаюсь пальцами холодной воды и вновь слышу:
— Обещанное дитя…
И не разобрать — женский, мужской или детский голос. И звучит он будто в голове, где-то у мозжечка. И даже не звучит, а приветливо вибрирует.
— Обещанное дитя…
— Привет? — неуверенно говорю я, опускаясь на корточки возле ручья, и медленно шевелю пальцами в холодной воде.
— Обещанное дитя…
— Я Венди, — шепчу я.
Ручеет теплеет.
— Обещанное дитя Венди…
— Венди Бэлл, — уточняю я.
— Обещанное дитя Венди Бэлл… — мягко вибрирует голос в голове.
— Венди Бэлл с улицы Риз, — я провожу ладонью по журчащей воде.
— Обещанное дитя Венди Бэлл с улицы Риз… — повторяет шепот за мной.
Я подцепляю пакет в ручье и дергаю его на себя. Когда упаковка выскальзывает из-под камня, в ручей выныривает переливчатая крошечная лягушка, которая мельком смотрит на меня золотыми глазками, и торопливо исчезает в потоке ручья.
— Благодарю, Обещанное дитя Венди Бэлл с улицы Риз…
— Была рада помочь, — я ошарашенно гляжу на пляшущие блики, которые убегают вниз по ручью и скрываются за пучком травы.
Я на всякий случай проверяю мокрый пакет на наличие других лягушек и прячу шуршащую упаковку в рюкзак, предварительно вытряхнув остатки воды.
Покидаю ручей и выхожу на уютную аллейку под кронами платанов. На скамье в отдалении от остальных отдыхающих сидит Агатес и лениво глядит на полоску голубого неба.
— Я кажется, видела еще одного духа, — присаживаюсь рядом с колдуном, который удивленно смотрит на меня. — Только очень маленького. Крошечного лягушонка, такого с переливами и золотыми глазками-бусинками.
Агатес медленно моргает и опять молча пялится на меня.
— Это дух ручья? — с любопытством вглядываюсь в глаза Колдуна. — Такие бывают?
— Ты сейчас мне не лжешь, Рыжая? — сердито и едва слышно шепчет Агатес.
— Нет, — я спешно достаю из рюкзака влажную упаковку из-под чипсов и протягиваю ее парню. — Застрял в ручье, а в нем лягушка.
Колдун вырывает пакет и хмуро разглядывает его. На рваном уголке пластика вспыхивает яркой искрой капелька воды, и Колдун аккуратно подхватывает ее кончиком указательного пальца и жадно слизывает.
— Он говорил с тобой? — Агатес мнет упаковку и возвращает ее мне.
— Кто? — вскидываю бровь. — Лягушонок? Ну, это не совсем разговор был, а голос в голове, который повторял за мной мое имя.
Агатес отворачивается и задумчиво поглаживает подбородок, а потом утомленно вздыхает:
— Карн будет недоволен.
— Почему? Это была его лягушка? — прячу пакет в рюкзак. — Я же ничего плохого не сделала. Просто вытащила мусор из ручья.
— Это не лягушка, Рыжая, и даже не дух с тобой беседовал, — Агатес откидывается на спинку скамьи. — А Источник, а он не из болтливых.
— Я бы не назвала это беседой, — растерянно пожимаю плечами. — В общей сложности было сказано семь слов, два из которых — мое имя.
— Что конкретно тебе сказал Источник? — Агатес зло и ревниво взирает на меня, и я передергиваюсь от холодных иголочек тревоги, впившихся в загривок.
— Благодарю, Обещанное дитя Венди Бэлл с улицы Риз, — испуганно отвечаю я. — Это плохо?
— Как интересно, — цыкает Агатес, сузив глаза. — Благодарю?
— Да, лягушонок был очень вежливым, — я сглатываю кислую от смятения слюну и отодвигаюсь от колдуна.
— Вежливым? — кривится Агатес. — Источник — не человек, и не может быть вежливым или невоспитанным, Рыжая. Это стихия и сила. Где ты встретила лягушонка?
После моего сумбурного ответа Агатес поднялся и устремился по указанному пути. Я нерешительно окликнула колдуна и спросила:
— А мы будем искать Первого? Ты же помнишь о просьбе Ноа? Или у вас есть дела поважнее, кроме вонючей заправки, от которой вы, вроде как, хотели избавиться?
— Да легче заправку подорвать, чем найти Первого, — Агатес зло всплескивает руками и усмехается. — Или наслать проклятье, чтобы владелец разорился и сам прикрыл лавочку. Может, я этим и займусь в самое ближайшее время!
— А чего раньше так не сделал?
— Потому что, — колдун резко шагает ко мне и нависает грозной тенью, — черная магия у меня не в чести. Ясно? После таких фокусов легко скатиться во тьму, которая только и ждет, когда я ошибусь, и скрутит мои мозги безумием.
— Чего вы такие нервные? — я скрещиваю руки на груди. — Вы сами меня втянули в свои игры, а я за вами еще и бегаю и упрашиваю дать мне задание, чтобы не откинуть копыта. Это я должна нервничать и злиться! Я! У меня в лучшем случае полвека, которые я растрачу на службу двум безответственным и гадким уродам, которые из-за скуки подставили меня! Повеселиться им вздумалось! Мерзавцы!
Я встаю и отталкиваю молчаливого Агатеса и цежу сквозь зубы:
— И нечего уже крутить в твоей голове, Колдун. Ты как был старым маразматиком, так им и остался.
Агатес рывком притягивает меня ко мне и жадно впивается в мои губы. Я с возмущенным рыком кусаю его до крови, выкручиваюсь из требовательных, тискающих мой зад рук, и со всей дури бью охнувшего подлеца рюкзаком.
— Вот мудак, — я вновь замахиваюсь. — Озабоченный кобелина!
Агатес прижимает к окровавленным губам руку и ретируется размашистым и твердым шагом, заносчиво усмехаясь. Через мгновение он разворачивается и шипит:
— Чуба!
Под своими ногами вижу паука, который едва слышно что-то стрекочет и тянет ко мне передние лапки, словно упрашивая взять его на ручки.
— А он пойдет со мной! — поднимаю мохнатого восьмилапого монстра на ладошки и усаживаю на плечо. — Он у меня в заложниках до того момента, пока вы не дадите мне новое задание!
Чуба согласно шуршит, и Агатес в ярости сжимает переносицу. В гневе он совершенно забывает, что в силах щелчком пальцев скрутить меня в бараний рог. Пока колдун не опомнился, я кидаюсь наутек:
— Пойдем, Чубочка, я накормлю тебя мясными фрикадельками в томатном соусе, которые я готовила всю ночь. Изгваздала всю кухню, но получилось очень неплохо. Готова заниматься чем угодно, лишь бы не готовиться к экзаменам.
— Это, мать твою, мой демон кошмаров! — до меня ветром доносится крик колдуна.
— Не слушай его, Чуба. Ты ангел сладких сновидений, — я тихо смеюсь. — И волшебных грез.
Выбегаю на солнечную лужайку, на которой несколько компаний молодых ребят разбили пикники и иду к выходу из парка. Что же, день пропал не зря — я покормила с рук оленя, повстречала волшебного лягушонка в ручье и украла демона кошмаров у мерзкого колдунишки. Теперь можно поужинать и сесть за учебники.
Глава 12. Колдуны любят фрикадельки
Я листаю конспекты, заучиваю определения, уравнения, формулы и всякую прочую ерунду, а Чуба в это время ленно и неторопливо вышагивает по моему телу восемью лапками, периодически заползает на лицо и замирает. В такие моменты я вздыхаю и аккуратно подталкиваю паучью мохнатую жопку, и он продолжает свою прогулку.
— Привет, Рыжая, — шепот Агатеса, и я от неожиданности вскрикиваю.
Выученная страница сложных уравнений тут же вылетает из головы, и я в ярости сминаю лист с конспектом. И громко с отчаянием рычу. Чуба испуганно спрыгивает с моей макушки и прячется в пустой кружке из-под кофе.
— Привет, Рыжая, — повторяет за спиной Агатес.
— Что тебе нужно?! — с криком разворачиваюсь к гостю и прижимаю ладонь ко рту, потому что воплями могу разбудить соседку. Делаю вдох и вновь спрашиваю, но уже шепотом. — Что тебе нужно? И как ты вошел?
— Через дверь, — Колдун снял куртку и кинул ее на кровать. Его руки в переплетении татуировок кажутся измазанными в черном дегте. — Как еще?
Я на несколько секунд отключаюсь от реальности, разглядывая яркий и несуразный принт, имитирующий рисунок граффити, и пытаюсь сложить кривые и острые буквы на футболке гостя вместе. Они срастаются в гадкую фразу с крепкими матерками. Если ее преиначить, то получится что-то вроде “Я хорош в постели, потому что у меня большой пенис”. Я перевожу взгляд на лицо парня и медленно моргаю. Агатес действительно выжил из ума.
— Отвратительно, — констатирую я. — По моему скромному мнению, колдун, это моветон — хвастаться перед всеми размерами своих гениталий.
— В смысле? — Агатес вскидывает бровь.
И тут я понимаю, что колдун, похоже, не знал, что у него написано на груди. Я молча указываю взглядом на принт футболки, и Агатес опускает голову, внимательно вчитываясь в уродливые буквы.
— А я-то думаю, чего это дамочки пялятся на меня, а потом заинтересованно смотрят вниз, — хмыкает Агатес.
Я перевожу взор на его ширинку и с осуждением вздыхаю:
— В принципе и без футболки ясно, что у тебя батон в штанах.
Джинсы в области паха недвусмысленно натянуты над внушительным бугром. Мне самой неожиданно становится как-то тесно и неуютно, словно это меня, а не член, втиснули узкие модненькие штанишки из жесткой ткани.
— Тебе там ничего не натирает, колдун?
— А что я могу поделать, мода сейчас такая, — Агатес ехидно улыбается.
— Ничего подобного, — я смотрю в смешливые и хитрые глаза гостя. — Ладно, разговоры о твоем члене меня утомили. Зачем пришел?
— У меня есть для тебя задание, — Агадес подходит и нависает пугающей тенью, глядя на меня сверху вниз. — Готова ли ты, обещанное дитя, услужить хозяину?
— Готова, — я поднимаю к нему лицо. — Мне как раз не помешает прилив сил, а то я уже выдохлась.
— Приготовь мне чего-нибудь домашнего и вкусненького, — Агатес улыбается. — Я голоден.
— Ты сейчас серьезно?
— Да, надоело мне по забегаловкам шариться, — гость пожимает плечами. — Я уже несколько дней думаю о твоих фрикадельках.
— А фрикадельки мы с Чубой съели, — я слабо и виновато улыбаюсь.
— Вот мое задание, яви мне фрикадельки, Рыжая, — мрачно шепчет Агатес, и Чуба согласно стрекочит из кружки.
Медленно поднимаюсь, откладывая ручку на стол, и шагаю к двери. Я и сама проголодалась, поэтому не стала упрямиться или возмущаться капризам гостя. И ко всему прочему, довольно мило и трогательно, что древний колдун возжелал домашней стряпни. В темном коридоре я прислушиваюсь к ночной тишине и прокрадываюсь на кухню. Я дожидаюсь, когда Агатес с Чубой на плече зайдет, и плотно закрываю дверь.
— Только не шуми. Соседке рано утром на работу, — едва слышно шепчу гостю.
— Мне нравятся девичьи квартиры, — Агатес усаживается за стол и вертит в руках солонку в форме пятнистого щенка. — Они всегда уютные и чистые.
— Не всегда, — я достаю фарш и кидаю его в микроволновку на разморозку.
— Ладно, квартиры отличниц всегда чистые и уютные, — усмехается колдун.
Я закатываю глаза и принимаюсь за готовку соуса, не отвлекаясь на гостя. Чищу и режу луковицу, спелые и сладкие томаты и измельчаю зелень. Достаю сковороду из нижнего ящика и замираю, потому что сзади пристраивается Агатес и медленно поглаживает меня по ягодицам.
— Сядь на место, — я сжимаю рукоять сковородки.
— Нет, Рыжая, — руки гостя ныряют мне под футболку и стискивают грудь. — Теперь меня одолел другой голод.
— Агатес, ты же сам говорил, что больше никаких игрищ в горизонтальной плоскости, — я закрываю глаза не в силах противостоять горячим и уверенным ладоням.
— А мы сейчас разве в горизонтальной плоскости? — жарко выдыхает Агатес в ухо, неторопливо забирает сковороду из рук и отставляет ее в сторону
Я вздрагиваю от волны теплого и ноющего желания. Так-то, конечно, колдун прав — мы с ним сейчас в вертикальной плоскости взаимного вожделения.
— Не шумим, потому что твоей соседке рано на работу, — шепчет Агатес и медленно стягивает с моей попы штаны.
Я бесстыдно выгибаюсь в спине, упираясь ладонями о столешницу. Хочу почувствовать нахала внутри. Пришел в своих таких замечательных обтягивающих джинсах и провокационной футболке! Агатес подразнивая и с нажимом проводит упругой головкой по чувствительной и зудящей от похоти промежности, и я глухо постанываю от нетерпения.
Толчок, и гость с хриплым вздохом прижимает ладонь к моему вскрикнувшему рту. Меня распирает изнутри колдунским естеством и мне кажется, что от любого неосторожного движения я разойдусь по швам, как туго набитая опилками кукла. Агатес медленно выскальзывает из меня, чтобы затем вновь ультимативно вторгнуться, вжавшись в мои бедра, но я и не хочу нежности. Грубые, резкие рывки, истерично дребезжащая посуда в ящиках и болезненная наполненность растягивают и рвут на клочки сознание.
Под писк микроволновки по телу прокатываются спазмы густого и теплого экстаза, и я с мычанием вжимаюсь в пах Агатеса, словно желая поглотить его вместе с мягко пульсирующим внутри утробы членом. Колдун с судорожным стоном наваливается на меня, душит в объятиях и влажно с придыханием целует в ямочку под мочкой уха. Содрогаюсь от новой волны затухающего удовольствия, и парень оханьем выныривает из меня. Я едва слышно ойкаю, разворачиваюсь к гостю лицом и сдуваю со лба непослушный локон. Затем в порыве нежности целую Агатеса в губы, ласково повисая на его плечах, и искренне радуюсь тому, что гость не отталкивает меня, а отвечает нежной взаимностью. Объятия его мягкие и уютные.
Глава 13. Трусость Колдуна
Колдун заботливо возвращает штаны на мою голую пятую точку и невесомо касается щеки пальцами, внимательно заглядывая в глаза. Через несколько секунд задумчивого молчания Агатес выуживает из заднего кармана отполированный прозрачный камешек размером со спичечный коробок с тонкими белесыми прожилками и говорит:
— Горный хрусталь, Рыжая.
— Ты решил сделать мне подарок? — я изумлением поднимаю на него взгляд.
— Можно и так сказать, — он прищуривается. — Я заключу в него твою влюбленность ко мне и Карну.
— Я не влюблена, — я вся сжимаюсь под цепким взглядом колдуна и поскрипываю зубами от негодования.
Знаю, что лгать забитому чернилами подлецу нет смысла, но я сама себе не хочу признаваться, что все эти дни только и ждала, когда кто-нибудь из моих “хозяев” заглянет в гости.
— Твои просыпающиеся чувства прекрасны, Рыжая. Мне и Карну они невероятно льстят, но это будет слишком жестоко наслаждаться твоей безответной любовью, — Агатес слабо улыбается. — И как фамильяру, они тебе только навредят.
Отворачиваюсь и закрываю глаза, чтобы не видеть лица жестокого мудака. Не хватало мне еще расплакаться перед ним.
— Я совсем никому из вас не симпатична, как личность? Вы во мне видите лишь кусок мяса? — подрагивающим голосом спрашиваю я.
— Если бы мы не видели в тебе человека, — едва слышно отвечает Агатес, — то проигнорировали глас рока, Рыжая. Не явись мы тогда в кафе, в котором ты клевала носом за ноутбуком, ты бы зачахла, сделка бы закрылась и жизнь пошла бы своим чередом. Видишь ли, мы действительно пожалели тех остолопов, которые хотели детей, но такие просьбы обычно обходятся очень дорого, и Карн схитрил, положившись на волю случая. Он не думал тогда, что лес будет уничтожен, а на его месте разрастется город, в который вздумает приехать девочка-потомок его просителей на учебу. Источник учуял в тебе отголосок сделки, запустил необратимый процесс. Выбери ты любой другой город, ты бы сейчас жила и не знала ни о Лесном Боге, ни о Колдуне.
— Так это я виновата? — возмущенно охаю.
— Нет, Рыжая. Виноваты Карн и я, — Агатес цокает. — Тогда мы были очень самоуверенны и опьянены силой и властью. Это мы посмели пойти против судьбы двух бесплодных смертных.
— Но страдаю я, — горько усмехаюсь и закрываю лицо рукой.
— Твоя служба может быть не обременена обидами, ревностью и болью, — Агатес мягко отрывает ладонь от моего лица и заглядывает в глаза. — Мы можем наслаждаться друг другом без чувств…
Наотмашь леплю колдуну звонкую пощечину и толкаю его в грудь:
— Я тебе не животное, чтобы жить без чувств и эмоций! Да и откуда мне знать, что ты, мерзавец, не налажаешь? Высосешь вместе с моей влюбленностью чего-нибудь лишнего, а потом опять мне разгребать? Хочу и буду страдать от безответной любви, ясно?! Это мое право плакать в подушку! Урод чернильный! Засунь себе горный хрусталь в жопу и сядь за стол! Такими темпами я тебя и твоего рогатого дружка возненавижу и утоплю в Источнике, чтобы вы, мрази, наконец, воссоединились со своими любимками на том свете и сношали им мозги, а не мне!
Агатес открывает рот, чтобы утихомирить меня, и я рявкаю:
— Сядь и жди ужина! Иначе я тебе в глотку сырого фарша затолкаю!
Колдун пятится и бесшумно усаживается за стол, и Чуба на потолке что-то ехидно скрипит на своем паучьем языке. Парень вскидывает голову и зло хмурится, поджимая губы. Прежде чем вернуться к готовке, я выхватываю стекляшку из пальцев гостя, кидаю на стол и под возмущенный вздох давлю ее сковородой.
— Это ведь был артефакт…
— А могла была быть твоя голова, — я зло трясу увесистой сковородой перед колдуном.
Чуба спрыгивает на столешницу и с хрустом подъедает хрустальную крошку. Пока леплю мясные шарики, меня так и подмывает разрыдаться от обиды и жалости к себе, но татуированный урод не дождется моих слез. Не буду я плакать из-за старого колдуна.
— Приятного! — шиплю я и буквального швыряю на стол тарелку с фрикадельками и приборы. — Кушай, не обляпайся!
— Вот это сервис, — цокает Агатес.
— А это тебе, Чубочка, — игнорирую гостя и придвигаю крошечную плоскую соусницу с двумя фрикадельками к пауку. — Ешь, мой хороший.
Я встаю у раковины, облокотившись на ящики и скрестив руки на груди, и молча гляжу на Агатеса.
— Ты так и будешь стоять над душой? — гость берет вилку и недовольно смотрит на меня.
— Ешь, — цежу сквозь зубы.
Агатес с сомнением глядит на Чубу, копошащегося в соуснице, и накалывает фрикадельку на вилку, которой я хочу пробить ему глаз. Он неуверенно жует и одобрительно хмыкает. Когда колдун подчищает тарелку от мясных шариков, я закрываю глаза и меня передергивает от разряда бурлящей энергии — Агатес доволен и сыт. Чуба тяжело подползает к хозяину, и тот подсаживает его на плечо.
— А теперь проваливай, — я убираю грязную посуду в раковину. — И начинайте обдумывать следующее задание.
— Если ты у нас такая смелая, то тебя не смутят, например, просьбы удовлетворить своих господ орально? — насмешливо интересуется Агатес.
— Что, вам тяжело удержать член в штанах? — оглядываюсь на гостя.
— Как и тебе не насадиться на него, — Агатес пожимает плечами и холодно улыбается. — Хотя постой, ты же свою шлюшью натуру решила прикрыть чувствами и прочей мишурой.
— Ах ты… Мудак!
— Да ладно тебе, — усмехается Агатес. — Бульварные романы тебя не научили, что любовь расцветает только к одному избраннику, а ты, жадная хапуга, двух мужиков решила к рукам прибрать. Или ты пока не определилась с выбором?
— Что ты несешь? — я теряюсь от глупого вопроса колдуна.
На секунду задумываюсь. Действительно, влюбиться в двух и хотеть ласки от каждого — немного по-шлюшьи. Я нервно и смущенно приглаживаю волосы и с пунцовым лицом отворачиваюсь от гостя. И вдруг до меня доходит, что колдун-то не просто так кидался в меня оскорблениями.
— Ты меня ревнуешь к Карну? — я удивленно оборачиваюсь на гостя.
— Карнон — Бог, — колдун хмурится. — Дух, а духи если и любят, то один раз и навсегда. И он уже любил. Карн обязательно сделает тебе больно.
Бесшумно опускаюсь на стул и во все глаза гляжу на парня:
— Ты в меня втрескался. Ах ты, коварный маг-волшебник-чародей, ты своим милым камушком решил вытянуть из меня влюбленность к Карну, чтобы стать единственным объектом моих воздыханий? И ты взревновал, когда Рогатый меня на твоих глазах посмел лишить невинности? Вот чего ты психанул тогда и напомнил Карну о его Жули. Агатес… Ты же мой пупсик в татуировочках. Окучивать даму вдвоем с лучшим другом уже не так весело?
— Некрасиво смеяться над стариком, — шипит Агатес.
— Влюбленным стариком, — я скалюсь в улыбке и кладу подбородок на сцепленные вместе ладошки. — Можно ли считать меня геронтофилкой?
— Жестоко, Рыжая.
— Это ты напомнил, что ты старый, дряхлый и полысевший, — тихо смеюсь. — И меня кое-что интересует. Член у тебя тоже наколдован или он родных размеров?
— Рановато ты в стерву начала обращаться, — Агатес недовольно цыкает.
— С кем поведешься, — я печально вздыхаю и встаю из-за стола. — Да и есть что-то в отношениях с большой разницей в возрасте.
— Это мило, — колдун серьезно смотрит на меня, — но…
Агатес раскрывает ладонь, на которой лежит кусок горного хрусталя, и криво улыбается.
— Твое право — любить кого-то из нас, но я отказываюсь играть в эти игры, — он прижимает стекляшку к груди и что-то глухо и неразборчиво шепчет.
Я хочу кинуться на него и остановить, но мерзкие чары льдом сковали мое тело. Мне остается только со слезами на глазах смотреть, как лицо Агатеса бледнеет, а воздух у его груди искрит призрачными всполохами. Я перевожу беспомощный взгляд на Чубу, но паук тоже парализован — он застыл на плече хозяина с поднятыми передними лапками.
Агатес глубоко вздыхает, открывает глаза и кладет отполированный хрусталь на столешницу. Прожилки внутри артефакта переливаются мягким золотым сиянием, а лицо колдуна пугает своей отстраненностью и меланхоличностью.
— Хорошо посидели, Рыжая, — он встает и потягивается со лживой улыбкой.
— Зачем? — сипло спрашиваю я.
— И тебе советую, — он щелкает меня по носу. — Не передумала?
— И со сколькими ты проделывал такой фокус, отказываясь от чувств? — с ужасом вглядываюсь в пустые глаза.
— Ты точно не первая, — Агатес смеривает меня холодным взором. — Но меня тянет обычно к шатеночкам, а не к рыжим.
Чуба яростно шуршит и перебирает лапками по шее колдуна, будто пытается его разорвать на куски, и я в отчаянии прячу лицо в ладонях. Мне грустно не от того, что Агатес теперь не влюбится в меня, а от того, что он самолично лишил себя светлого куска души. И не в первый раз.
Агатес покидает меня, и я осторожно беру со стола гладкий хрусталь, который в пальцах слабо вибрирует солнечным теплом. Под язвительностью и наносным презрением колдун прятал осколок надежды.
Глава 14. Амулет, что дороже всего золота
Протягиваю портянку с решенными задачами сонному профессору. Под глазами его пролегли синяки, лицо — опухшее, а на шее под воротничком мятой рубашки — лиловый засос.
— Еще пятнадцать минут до окончания, — мужчина поднимает на меня удивленный взор. — Венди, ты уверена, что решила все задачи?
Твердо киваю. Не такой уж и сложный билет я вытянула. Мужчина забирает лист с ответами и с большим недоверием вздыхает. Прощаюсь и выхожу из аудитории. Одногруппники кидают на меня завистливые взгляды и возвращаются к листам и билетам.
В конце коридора у широкого окна стоит Карн и с сахарной улыбкой беседует со старшекурсницей, которая с пунцовым смущением на щечках накручивает локон на указательный палец. Ревность когтями впивается в глухо стучащее сердце, и я разворачиваюсь в другую сторону. Не буду мешать заигрываниям Лесного Божества и тихо, но гордо уйду.
— Рыжая! — меня догоняет негодующий возглас Карна.
Оглядываюсь, ускоряю шаг и врезаюсь во зло рыкнувшего амбала в маленьком, не по размеру для широких плеч, пиджаке.
— Смотри, куда прешь, цыпленочек.
— Цыпленочек у тебя в штанишках, — Карн берет меня под руку и хмуро смотрит в лицо парня, в чьих глазах промелькнула тень стыда. — Дорогу уступи.
Великан молча отходит в сторонку, и Карнон ведет меня, как юную герцогиню, мимо притихших студентов.
— Да ты прямо рыцарь в сияющих доспехах, — покрепче перехватываю ремень рюкзака на плече.
— Ты лучше мне скажи, Рыжая, почему Агатес вернулся от тебя сам не свой? — сердито шепчет Карн на ухо, интимно наклонившись ко мне. — Ты ему опять не дала?
— Дала, — честно признаюсь и краснею до кончиков ушей.
А затем утягиваю парня в закуток у лестницы.
— Наш татуированный старичок влюбился в меня, — вглядываюсь в изумленные глаза Божества и выуживаю из-под ворота блузы амулет из горного хрусталя, крепко обмотанного тонким кожаным шнурком. — Только вот он не готов терпеть тебя в соперниках и страдать от чувств к рыжей стерве.
— Я ему не соперник, — Карн в задумчивости касается стекляшки, вибрирующей теплыми всполохами.
Дыхание перехватывает от досады. Голос у Божества равнодушный и пустой.
— Карн, — открыто и смело гляжу в изумрудные глаза. — Он и мне предлагал избавиться от чувств к тебе… И к нему… — зажмуриваюсь. — Но я отказалась, и теперь я влюбленная в двух подлецов идиотка.
— Мне жаль, — отвечает Божество и хитро улыбается. — Наверное.
Больно. Не знаю, на что я надеялась, но не на глумливую усмешку и холодный огонь в жестоких зеленых глазах. Карн мог хотя бы для приличия опешить и смутиться, а тут лишь безжалостное любопытство, словно он смотрит на жалкого таракана в ладонях.
— Это не опасно для Агатеса, — я давлю желание расплакаться перед парнем, — отрывать от себя кусок души?
— Да разве это кусок? — Карн разочарованно щелкает языком. — Так, искра, которая за несколько дней восстановится.
— Ты же сказал, что он сам не свой, — хмурюсь и покусываю губы.
— Если проблема в амулете, то сегодня-завтра он уже будет прежним, — парень приободряюще улыбается. — Другое дело, если бы ты капризничала и отказывала ему в близости. Я думаю, что его нервируют фригидные дамочки, на которых у него стояк. Это сильно бьет по самооценке.
— Ты всегда был таким мудаком, Карн? — я прячу амулет под ворот.
— Зачем ты его хранишь? — Божество игнорирует мой вопрос.
— Потому что эта искра — настоящее сокровище, — блекло отвечаю я и приглаживаю льняную рубашку на груди Карна. — Для меня, но не для вас. И это грустно.
— Мне всегда нравилась в людях эта наивность, — парень беззаботно смеется. — Придавать смысл быстротечным и переменчивым чувствам. Вы за свою короткую жизнь влюбляетесь десятки раз и возводите якобы любовь в абсолют. Вы не умеете любить, вы только притворяетесь.
— Мне тоже нравится идея о великой и вечной любви, — печально улыбаюсь и кладу руки на плечи Карна, — но лишь в теории, потому что бесконечно влюбленные страдальцы делают другим больно. Они считают себя особенными, а значит и чувства у них исключительные, и все должны ходить перед ними на цырлах и восторгаться их трагедией.
— Тебе просто обидно, что тебя никто так не полюбит, — цинично ухмыляется Божество.
— Не хочу, чтобы меня так любили, — мои глаза задумчиво скользят по его лицу. — Я бы не желала того, чтобы после моей смерти кто-то веками страдал. Это эгоистично, а любовь не такая. Да, она делает больно, но потом затухает и вновь возгорается.
Мы минуту молчим, глядя друг другу в глаза. Вижу, что Божество со мной не согласно и сердится. Сердится, потому что я никогда его не пойму и не смогу познать прелести вечного отчаяния. Я в силах пережить скорбь, безответную любовь и сделать следующий шаг. Возможно, Карн сам желал того, чтобы его любили вечно. Как Божеству обидно, что его милая пастушка в новых жизнях, если, конечно, верить в реинкарнации, любила и будет любить других! Интересно, искал ли кудрявый олененок Жули? Хотя как бы он ее отыскал, если привязан к Источнику?
— Мерзавка, — хрипит Карн.
— А ты не читай чужие мысли, — отступаю на шаг. — Это невежливо.
— Вот тебе задание на всю твою поганую жизнь, — Божество в ярости приближается ко мне и злобно шипит. — Отыщи Жули, кем бы она ни была.
— Ты в своем уме? — возмущенно вскрикиваю. — Как я тебе мертвую бывшую отыщу? Я вообще не верю в перерождение душ! В моей картине мира человек — космическая пыль!
— Не мои проблемы, — скалится в улыбке беспринципное Божество. — В твоей картине мире — бесплодная сука с гнилым чревом никогда бы не понесла, и ты бы не появилась на свет. До смерти будешь скитаться по свету.
— Имей совесть, Карн, — из-за угла выныривает Агатес. — Даже мне не под силу твои хотелки исполнить. Она девка, конечно, тупая, раз не держит мысли в узде перед древним капризным духом, но и ты не лучше. Мертвых не вернуть.
Хрусталь под блузкой солнечным камнем греет кожу, и я несдержанно и истерично хлюпаю носом. Как школьница, которой отказал старшеклассник в чувствах.
— И камушек отдай, — Агатес требовательно протягивает руку.
В глазах горит недобрый огонь и решительность, и я понимаю, что милая цацка будет раскрошена, как только попадет в лапы бесчувственного кудесника.
— Отдай…
Я с писком кидаюсь вниз по лестнице, разрывая колдунские чары желанием спасти крошечный осколок человеческой души. Амулет под тонкой тканью вибрирует, окутывая меня коконом ласкового тепла, что призрачным щитом отражает приказы Агатеса.
— Сука! — громогласно ревёт мне в спину Колдун и разъяренным хищником бросается за мной. — Стой!
Глава 15. Ноа № 1
Бегу, расталкивая студентов и преподавателей. Приказы Агатеса остановиться, подчиниться и отдать ему артефакт разбиваются о призрачную и трепетную броню. Не отдам я древнему и бессердечному Колдуну искру симпатии к моей скромной персоне. Ни за какие коврижки. Я обязана сохранить слабый душевный порыв идиота, который хотел уподобиться бесчувственному камню на дне реки.
Толкаю входную дверь университета, перескакиваю через ступеньки и с молчаливой решительностью ныряю в толпу студентов, чтобы затем выпрыгнуть из нее испуганной мышью и броситься через сквер к оживленной улице с недорогими кафе и мелкими конторКами, расположенных на первых этажах старых каменных домов.
— Рыжая! — кричит мне в спину Агатес. — Стой! Ты об этом еще пожалеешь!
— У меня есть имя! — возмущенно взвизгиваю.
Юркнула между двумя потерпевшими прохожими. Кто-то уверенно и крепко хватает меня за ладонь и рывком утягивает в подворотню.
— Тихо, — смуглый юноша с хитрым прищуром карих глаз вжимает меня в стену и закрывает рот сухой ладонью. — Я не враг.
На мизинце наглеца — печатка с черным камнем. С мычанием вглядываюсь в вострое лицо в обрамлении густых тяжелых волос цвета вороньего крыла, и Ноа, неизвестно какой по номеру, широко улыбается, обнажая белые крепкие зубы. Любая красотка позавидовала бы высоким скулам, тонкому носу и изящной линии аккуратного подбородка.
Очаровательный плут убирает с моего рта ладонь и дружески приобнимает за плечи, когда у закоулка притормаживает разъяренный Агатес и растерянно оглядывается по сторонам — стоит в нескольких шагах, но не замечает меня и Ноа, словно выборочно ослеп. К нему подбегает Карн, и тоже никого не видит в подворотне у ржавой лестницы.
— Ты чего так всполошился? — Божество обеспокоенно всматривается в лицо Колдуна.
— Эта сука… — хрипит Агатес и сплевывает. — Рыжая дрянь…
— Камушек, видать, непростой, — Карн встряхивает кудрями и пробегает глазами по головам прохожих, выискивая меня.
— В ее руках стал непростым, — шипит Агатес и зло пропускает пальцы через выбеленные волосы. — Как же я проглядел, что веснушчатая поганка с задатками ведьмы?
— Все бы этому старику, — печально вздохнул Ноа, повисая на моих плечах, — списать на ведьмовство. Столько лет прожил, а ума так и не прибавилось.
— Почему они нас не видят? — испуганно шепчу.
— Потому что растеряли все крохи светлой надежды, — юноша качает головой. — Меня может узреть лишь тот, в ком горит огонек ожидания чуда и веры.
Агатес и Карн уходят, протягивая через поток смертных и узкие улочки чары, что должны отыскать меня, но они трепещущими нитями проскакивают мимо Ноа и ползут дальше.
— А в тебе есть лучик надежды, — юноша вглядывается в мои глаза.
— Какой ты Ноа?
Вряд ли это Висельник. Слишком милый и улыбчивый. Да и покровитель убийц и насильников не будет говорит о надежде.
— Первый.
Я недоверчиво фыркаю. Я, как и Ноа Последний, думала, что я увижу дряхлого маразматика, который будет под стать сгнившим баракам, спрятанным за каменными домами в старом городе.
— Ты разочарована? Но всему есть объяснение, Обещанное Дитя. Я олицетворение надежд первых поселенцев, их вера в светлое будущее и немного авантюризма.
— Последний Ноа хочет встретиться с тобой, — тихо говорю и боюсь спугнуть неуловимого духа. — Но не знаю зачем. Давай заглянем к нему в гости?
Юноша пропускает мимо ушей сказанные слова и с любопытством рассматривает шрам на моей правой ладони.
— Я награжу тебя за то, что ты порадовала меня смелостью и ярким всполохом того чувства, что сумела сохранить, — Ноа касается хрусталя, спрятанного под блузой и с улыбкой смотрит в лицо. — Не думал, что душа Агатеса еще жива. Это вселяет надежду, что Колдун все еще человек.
— И чем же ты меня одаришь? — заинтересованно склоняю голову набок.
— Выбором. Я могу дать подсказку, как освободиться, — юноша смахивает со лба непослушную прядь, — и избавиться от Карна и Колдуна. Либо ты меня отведешь к Ноа. Он давно разыскивает меня. Я не горю желанием с ним встречаться, но если для тебя это важно, то я сделаю исключение.
Да, мне очень хотелось избавиться от метки, но тогда капризное Божество и глупый Колдун потеряют ко мне всякий интерес, и нас ничего не будет связывать. Агатес отберет у меня Амулет, уничтожит его и исчезнет из моей жизни, а Рогатый скроется у зачарованного пруда, к которому я не смогу найти путь. Сейчас я их хоть немного развлекаю, вывожу на острые эмоции, пусть и негативные. Я напоминаю мелкими проступками, что они все еще живые.
Да и вонючую заправку у парка я бы тоже хотела закрыть. Горожане давно жаловались, что резервуары для топлива под землей постоянно протекают и отравляют почву бензином и дизелем. Они еще не знали, что лесопарковая зона и окрестности подпитываются волшебным источником, который, наверное, тоже загрязняется ядовитыми и горючими углеродами.
— А Карн и Агатес смогут тебя найти, Ноа? — я всмотрелась в глаза юноши. — Они хотят избавиться от заправки. Возможно, она вредит Источнику.
— Найдут, когда откроют сердца, — рассмеялся он и проследил взглядом за пробежавшей мимо тощей крысой. — И когда перестанут быть такими идиотами.
Однажды, много лет назад светлая надежда привела людей к лесу Карна, который, потеряв возлюбленную, уснул на сотни лет. Яркая эмоция и убежденность поселенцев, что здесь начнется новая веха в их жизни, всколыхнули Источник, что породил Первого. Милого плутоватого юношу с доброй улыбкой и сияющими глазами. Покуда будут здесь смертные, Ноа Мечтатель и Авантюрист будет жив и также неуловим для кто, потерял в вечности надежду.
— Идем к Ноа, — я коварно улыбнулась. — Он мне не нравится. Циничный и беспардонный мужик, но пусть увидит тебя. Пусть знает, каким он мог быть. А еще Карн и Агатес обзавидуются, что не они тебя нашли, а я.
— А они меня и не искали, — юноша обиженно потянул меня за собой, крепко сжимая ладонь. — Даже не пытались. Они просто смирились, что Ноа Первого давно никто не видел и его не найти.
Мы вынырнули из закоулка и чуть не столкнулись с Агатесом и Карноном лбами, но они вновь прошли мимо, тихо переругиваясь между собой. Божество обвиняло Колдуна в том, что он позволил мелкой рыжей паршивке влюбиться в себя и сам расслабился, как старый тюфяк.
— Он человек, — Ноа оглянулся, свел брови вместе, и его хорошенькое лицо омрачилось печалью. — Пусть и очень древний! Ему положено влюбляться и делать глупости! Таким он рожден, рогатая ты голова!
Однако ни Агатес, ни Карн не услышали его слов и скрылись среди прохожих. Юноша вздохнул и продолжил путь, стискивая мою ладонь. Первый мне определенно нравился — в нем сквозил детский восторг и вера в лучшее.
Глава 16. Ноа № 8
Я никак не ожидала, что Первый потянет меня в метро. Почему бы ему, как Агатесу, не протащить нас через волшебный теневой портал сразу к стеклянной башне Ноа Последнему? Нет, мы спускаемся по эскалатору, и юноша с восторгом озирается по сторонам, крепко сжимая мою ладонь, словно боится, что я убегу.
— Нам обязательно держаться за руки? — тихо спрашиваю и почему-то краснею.
— Ой, прости, — взволнованно говорит Ноа и стискивает в удушающих объятиях.
Девушка, проезжающая мимо на соседнем эскалаторе, что движется вверх, смущается, глядя на нас, и прячет улыбку в шелковый шарфик.
— Ноа… — хриплю я в грудь чудака. — Что ты делаешь?
— Ты же хотела, чтобы я тебя обнял, — спокойно отзывается юноша. — Я и обнял.
— Вовсе нет, — отвечаю и зажмуриваюсь. — Но спасибо.
Ноа раскрывает руки и опять хватает меня за ладонь. Ничего не понимаю и растерянно смотрю в лицо Первого:
— Зачем ты меня держишь за руку?
— Людей сюда привели смелые мужчина и женщина, у которых из имущества было несколько скромных котомок, — восторженно шепчет юноша. — Когда они увидели непроходимый лес, непаханые поля, то почувствовали себя очень слабыми и маленькими, но потом они взялись за руки и надежды их окрепли. Тогда и родился я. Ноа Первый.
Ответ духа, конечно, мне особо ничего не пояснил, но согрел сердце. Мне на секунду кажется, что я вижу парочку бесстрашных первопроходцев и других поселенцев, что стоят за их спинами, и глупо улыбаюсь. У нас все получится, мы возведем дома, устроим жизнь и будем счастливы.
— И вы счастливы? — спрашивает Ноа, и мы ныряем в полупустой вагон.
— Думаю, что да, — неуверенно отвечаю. — Однако человек не может быть всегда счастливым.
— Но всегда есть надежда, что все будет хорошо. В скором времени, — улыбается Ноа и усаживается на потертое сиденье, утягивая за собой.
Он задумчиво оглядывает нескольких хмурых людей напротив, которые уткнулись в смартфоны, и щелкает пальцами. На секунду лица незнакомцев озаряет мягкая улыбка, будто они увидели в экранах телефонов что-то очень вдохновляющее. Возможно, так оно и есть. Надежда возгорается и от слабой искры. Например, от видео с котятами. Почему нет?
— Духи и правда влюбляются один раз и навсегда? — неожиданно спрашиваю я и испуганно замолкаю под удивленным взором Ноа.
— А вот я, допустим, — лукаво отвечает он и широко улыбается, — влюблен во многих. И в тебя в том числе.
— Что?! — я вскидываю бровь.
— А еще я влюблен в метро, — восхищенно оглядывает грязный вагон. — И в памятник перед мэрией.
— Это не совсем та любовь, о которой я говорю…
— Это начало, — обиженно возражает Ноа. — И однажды я тоже полюблю, как Карнон.
— А, может, не надо? — складываю бровки домиком. — Потом будешь страдать от любви, если ты, конечно, втрескаешься не в памятник. С памятником будет попроще.
— Я скажу тебе по секрету, — юноша наклоняется ко мне и заговорщически шепчет на ухо, — но ты только никому не говори, хорошо?
— Хорошо, — несмело киваю.
— Я уже рамзышлял, как украсть памятник с площади, — весело шелестит Ноа, — но потом передумал. Пусть и другие им любуются. Он же тебе тоже нравится?
Памятник перед мэрией воздвигли в честь первого главы города Брона Фильтона. Судя по бронзовому суровому лицу и горделивой осанке, мужик был харизматичным лидером. Да, я не удосужилась узнать, чем такими важным выделилась среди остальных эта историческая личность, но статуя впечатляла деталями и от нее веяло какой-то уверенностью и решительностью.
— Да, симпатичный памятник, — соглашаюсь и замолкаю.
— Вот и я о том же, — Ноа откидывается назад. — Хорошим человеком был. Только вот в старости в маразм впал.
Из соседнего вагона вышел молодой темнокожий мужчина в потасканной одежде с чужого плеча — светлые вельветовые штаны с вытянутыми коленками и безразмерная куртка поверх плотной толстовки, под которой виднелся ворот клетчатой рубашки. Он почесал мелкие короткие кудряшки на макушке, и я заметила серебряный перстень с черным камнем на мизинце.
— Ноа! — восклицает незнакомец и с резким и отчетливым акцентом продолжает. — Друг! А ты тут какими судьбами?
— Он тебя видит? — я в изумлении гляжу на юношу.
— Конечно, видит, — фыркает незнакомец, плюхается по другую сторону от Первого и панибратски приобнимает его за плечи, вглядываясь в мое лицо. — Мы же братья и у нас много общего. Я же тоже покровительствую переселенцам, как и наш первенец.
Вот я и встретила Ноа Восьмого. Ноа
Гостя. Он был неопрятен, взбудоражен и улыбчив.
— Да я до сих пор не могу понять, какого черта ты появился? — юноша недовольно и наигранно кривится, когда Ноа треплет его за волосы, но тут же улыбается. — Кто я такой, чтобы оспаривать волю Источника?
— А это твоя подружка? — мужчина скалится на меня. — Рыженькая. Хитрая лиса.
— Уж чего во мне нет, — разочарованно вздыхаю, — так это хитрости.
— Но камушек у Колдуна умыкнула, — Первый заливисто смеется.
— Агатес сам его у меня оставил, — бурчу и пристыженно отворачиваюсь.
— Если так, то не отдавай, — ухмыляется Гость. — Агатес не сможет вернуть то, от чего сам по глупости отказался. А вот если бы украла… Тогда плохи были бы твои дела, лисица. И очаровательные веснушки бы тебя не спасли от гнева Колдуна.
— Да чего вы к моим веснушкам прикопались? — обиженно и зло смотрю на Восьмого. — Хорошие веснушки! Красивые!
Тот выуживает изза пазухи карамельку в ярко-желтом фантике и с примиряющей улыбкой протягивает мне. Выхватываю конфетку и прячу в карман, насупившись злым ежиком. Строгий женский голос объявляет очередную станцию, и Ноа Гость спешит к выходу.
— Береги себя, — Первый провожает Восьмого встревоженным взглядом. — Я слышал, кого-то из ваших на днях поймали с просроченными визами.
— Не в первый раз, — мужчина оглядывается. — Я предупреждал ребят быть осторожными, но люди редко ко мне прислушиваются.
Ноа покидает нас, и Первый вздыхает:
— Напридумывали правил и ограничений, а страдают обычные люди, которые нуждаются в защите и безопасности.
Мне нечего возразить, поэтому я просто молчу и думаю о том, как бы мне аккуратно и незаметно вытянуть вспотевшую ладошку из крепкой хватки юноши. Это, конечно, мило держаться за ручки, но пора бы и честь знать. Мы же не близкие друзья и не влюбленные. В вагон вваливается парочка, которая на глазах незнакомцев у дверей с хихиканьем сладко целуются. Взбудораженный Ноа переводит на меня немигающий взгляд и медленно выдыхает.
— Нет, — я отшатываюсь от него.
— Я тоже хочу любить, как это умеете вы, — юноша строит жалобную моську. — И любовь рождается из поцелуев. Верно?
— Нет, — я качаю головой, медленно вытягивая ладонь из пальцев Ноа. — Не всегда.
— Тебе жалко, что ли? — он перехватывает мою руку и прижимает к груди. — Давай, я буду тебя любить?
— Это не так работает, — жалобно пищу в ответ.
Ноа молчит, а затем кривит лицо и укоризненно вздыхает:
— Если ты не хочешь, то я не буду тебя любить.
— Нельзя взять и решить кого-то полюбить, — мягко и ласково говорю я, заглянув в глаза. — Если бы все было так просто…
Парочка у дверей продолжает смеяться, перешептываться и бесстыдно обжиматься. Чувствую себя престарелой сукой, которая хочет разогнать развратников по разным углам и прочитать им нотации, полные желчи и осуждения.
— А когда ты влюбилась в Колдуна? — с озорством спрашивает Ноа, выпустив, наконец, мою ладонь. — С первого взгляда?
— Я влюбилась не только в Колдуна, — прячу руки в карманы и туплю взгляд в пол, пунцовая и смущенная.
И почему с духами не получается сначала обдумать слова и только потом говорить? Как они умудряются вытягивать из человека постыдную правду? И как Ноа понял, что я влюблена в Агатеса? Так много вопросов, на которые мне никто не даст ответов!
— Какие вы нелогичные, — добродушно хихикает Ноа, встряхивая волосами, — любить тех, кто отвергает, и отказывать тем, кто готов…
— Но ты не можешь взять и по своему желанию влюбиться! — я слабо толкаю упрямого духа.
— Могу, — пожимает плечами Ноа и с хитринкой смотрит на меня, — Могу взять и связать себя с твоей душой, чтобы познать ту любовь, о которой ты говоришь, и напитаться человеческими эмоциями. Как сделал это Карн однажды. Из любопытства. Я наблюдал за множеством жизней, семей, влюбленных и мне интересно, каково это. Давай станем влюбленными, — он вновь хватает меня за руки и крепко их сжимает, — обещаю любить тебя вечность.
— Нет, Ноа, — мое сердце наполняет печаль, и я всхлипываю. — Это неправильно. Вечная любовь в свете последних событий, звучит как приговор для тебя. И все же считаю, что любовь, а тем более влюбленность, не должна быть выбором.
Ноа хохочет, отпускает руки и хлопает в ладоши. Я теряюсь от его переменчивого настроения и передергиваю плечами.
— Я тоже так считаю, — юноша зевает и поудобнее устраивается на сидении. — И раз ты не попала под мое очарование, то ты крепко влипла. Немало слез прольешь по Колдуну и Рогатому, но что поделаешь? Человек без чувств и эмоций — мертвец, даже если дышит и говорит.
Ноа требовательно притягивает меня к себе, укладывает голову на плечо и закрывает глаза, вновь переплетая свои пальцы с моими. Мне неуютно, неловко и боязно, что Восьмой слишком мне симпатизирует. Или Первый нервничает перед встречей с Последним и нуждается в моей поддержке?
— Все будет хорошо, — едва слышно шепчу я.
— Спасибо, Обещанное Дитя, — Ноа слабо пожимает мою ладонь и сонно причмокивает. — И вот как тут в тебя не влюбиться?
Глава 17. Бизнес-план
Стоим на одной ступеньке с Ноа плечом к плечу, и мои любые попытки переместиться вниз или вверх, чтобы не теснится, пресекаются мягкими объятиями.
— Ты напряжена, Обещанное Дитя, — юноша вновь приобнимает за плечи и шепчет, — неужели боишься?
— Мне неловко, — зажмуриваюсь, потому что взгляды проезжающих мимо людей начинают нервировать.
Чужие глаза видят во мне и Ноа юных влюбленных, а сердца радуются нашим неуклюжим объятиям и улыбкам духа, который никак не хочет отлипнуть от меня. Не дай бог, он в меня влюбится. Что тогда делать? У меня не хватит совести разбить сердечко милого и доброго юноши.
— Так ты хочешь, чтобы я влюбился или нет?
— Невежливо читать чужие мысли, — вздыхаю и пристыженно отворачиваюсь.
— Я не совсем их читаю, — Ноа скользит взглядом по лицам людей. — Я вижу образы. Даже те, что сам человек не успевает осознать. И я не специально. Честно.
— И что же ты увидел в моей голове?
— Я увидел наш поцелуй.
— Брешешь, — я с небольшим смущением взглянула на Ноа. — Не было такого.
— Тебя не обмануть, да? — весело хохочет милый лжец.
— А ты с кем-нибудь когда-нибудь целовался?
Ненавижу духов. Рядом с ними молю чушь и спрашива глупости, которые я бы в жизни не задала малознакомому человеку. Да, показалось, что Ноа Первый похож на нецелованного девственника, но не обязательно же копаться в его личной жизни и выставлять себя любопытной стервой.
— Целовался, — Ноа хитро смотрит на меня, — но я не понял всей прелести. Может, ты объяснишь?
— Что объясню?
— Почему при поцелуе важно проталкивать язык в чужой рот? — Ноа наивно улыбается.
— Я бы не сказала, что важно, — мы выходим к турникетам и притормаживаю в сторонке от остального потока людей.
— Но ты с языком целуешься?
Я загнанно оглядываюсь по сторонам. Какие же странные и неловкие вопросы задает Ноа Первый. Мне бы свернуть разговор о языках и поцелуях, но вместо этого я тихо и честно отвечаю:
— С языком и без.
— А как больше нравится? — юноша внимательно разглядывает мое лицо, но без тени порока или возбуждения.
Духу действительно любопытно, почему влюбленные целуются с языками и слюнями. Только вот я сама не знала ответа на этот вопрос.
— У меня нет четких предпочтений. Все зависит от ситуации.
— Например?
— Когда захлестывает страсть, то тут без языков не обойтись. Понимаешь? — я убираю волосы за уши и задумчиво почесываю шею. — Наверное, людям хочется стать единым целым, прочувствовать друг друга. Однако иногда простой поцелуй в щечку может быть большим проявлением любви и симпатии, чем все эти слюни и языки.
Ноа молчит, а затем невесомо касается губами моей щеки и опять улыбается:
— Если я все правильно понял, то ты теперь тоже должна поцеловать меня.
— Необязательно, — сипло отзываюсь и прижимаю ладонь к щеке.
— Оу, — Ноа хмурится и прячет руки в карманы. — Я не всегда понимаю людей. Прости.
Поджимаю губы и торопливо чмокаю юношу в скулу, чтобы ему не было неловко и стыдно. Карн со своими заскоками теперь казался адекватным по сравнению с Ноа Первым.
— Ты милая, — смеется Ноа, хватает меня за руку и тащит к турникетам.
Первый с большим любопытством и интересом смотрел по сторонам на улице, восторгался высотками, стеклянными витринами, шумными и гудящими пробками на дорогах и даже светофорами. Юноша поделился, что ему нравится, как изменился город. Конечно, очень удивительно — поселение людей разрослось с нескольких бревенчатых домов до шумного мегаполиса с высокими муравейниками из бетона, металла и стекла.
Немного нервничаю перед Башней, где сидит на вершине пищевой цепочки Ноа Последний, и решительно поднимаюсь по лестнице к входу, сжимая ладонь Первого. Очень надеюсь, что веду мальчишку не на смерть, а на дружеский разговор двух духов, которых с натяжкой можно назвать родственниками.
— Так, — останавливаюсь у стеклянных дверей и смотрю на Ноа. — Последний в силах тебя убить?
— Убить? — вскидывает бровь юноша. — Неужели он оставил о себе такое скверное впечатление, что ты в нем увидела убийцу?
— И извращенца, — я кидаю подозрительный взгляд широкоплечего охранника, который что-то неразборчиво шепчет в рацию.
— Нет, я не думаю, что этот мужик извращенец, — Ноа оборачивается и улыбается мужчине.
— Я про Ноа, — вздыхаю и торопливо добавляю, — Последнего.
— Вот посмотрю на него и вынесу вердикт, — юноша подмигивает и тянет меня за собой. — Вдруг он милый?
Я не отвечаю, и мы входим в двери, что бесшумно разъехались в стороны. Охранник не останавливает, но следит за нами с большим недоверием.
— Мы по делу, — слабо улыбаюсь мужчине, и тот медленно кивает.
Девушка-администратор за высокой стойкой молча и натянуто улыбается, обнажая белые ровные зубы.
— Настоящий дворец, — Ноа осматривает холл и хмыкает. — Красиво жить не запретишь.
Шагаю к лифту, и юноша торопливо семенит за мной. Загорается цифра “100”. Вытираю вспотевшие ладошки и настороженно поглядываю на Ноа, который задумчиво поглаживает хромированный металл и с интересом рассматривает мутное отражение.
— Ты странный.
— Как и все духи, — отвечает Ноа и взъерошивает волосы. — Поживешь с наше, такой же станешь. Вон, Агатес тому пример. Я, конечно, рад, что он живой, но лучше бы умер.
— Не ожидала я от тебя такого.
— Я не в том смысле, что хочу его смерти, — тараторит Ноа. — А в том, что он человек, а люди умирают.
Двери лифта разъезжаются в стороны, и я уверенно иду к Ноа Последнему, который развалился на кресле с запрокинутой головой. Через несколько шагов замечаю под столом женские красные туфли на высоком каблуке и тонкие лодыжки.
— Я еще не закончил, — Ноа поднимает руку и сдавленно крякает. Через секунду он одергивает полы и улыбается. — Слушаю.
Из-под стола выползает грудастая блондинка и смущенно вытирает губы платком.
— Я же говорила, — оглядываюсь на Ноа, который с открытым ртом рассматривает высокий потолок. — Он извращенец.
Девица поправляет блузку со стыдливым смешком и цокает каблучками к лифту, бросив на меня заинтересованный взгляд.
— С кем ты говоришь? — шуршит ширинкой Ноа Последний и с любопытством поддается в мою сторону, прищурившись.
— Красивая, — Первый провожает взглядом девушку.
— Ты его не видишь? — я указываю пальцем на юношу, который, похоже, вновь влюбился в очередную барышню.
Ноа Последний переводит удивленные глаза и медленно моргает.
— Кого?
— Какой он странный, — юноша вышагивает к столу, разглядывая Ноа Последнего.
— Белочка моя милая, — цедит сквозь зубы мужчина и смотрит на меня мимо Первого, — я тебе не психиатр, чтобы болтать с воображаемыми друзьями. Ты тратишь мое ценное время.
— Да вагон у тебя времени, зануда, — смеется Ноа и нависает над Последним, уперевшись ладонями о столешницу.
— Так, — я обхожу стол и встаю перед удивленным мужчиной, который разворачивается ко мне, скрипнув креслом. — Ты тоже потерял надежду?
— О чем ты толкуешь, глупая девочка?
— Он не извращенец, он дурак, — шепчет позади меня юноша. — Кстати, по моим личным наблюдениям, дураки чаще становятся богатыми.
Хватаю Ноа Последнего за руку и тут же сжимаю свободной ладонью пальцы Первого. Глаза мужчины расширяются от сильного изумления, когда он, наконец, замечает рядом со мной смеющегося юношу.
— Не быть тебе богатой, Обещанное Дитя. Слишком умная, — Первый улыбается и переводит взгляд на Последнего. — Привет.
— Ты чего такой юный и розовощекий? — кривится тот, до хруста стискивая мою ладонь.
— А ты чего такой весь в костюме и строгий?
— Деньги, успех и инвестиции…
— Бла-бла-бла, — фыркнул юноша. — Я все равно в этом не разбираюсь. Это все хрень. Бессмысленная гонка за богатством, в котором нет места простым человеческим радостям. Сколько сделок не закрывай, всегда будет мало.
— А я не виноват, что люди жадные, — Последний вскидывает брови и ухмыляется.
— Не все… — обиженно отзываюсь я.
— Не заливай, ты тоже жадная, просто не чувствовал вкуса больших денег, — мужчина сердито смотрит на меня. — Хочешь стать моей сучкой и купаться в роскоши и золоте?
— Помнится, тебе не нравились веснушки, — я зло и возмущенно гляжу в надменные и холодные глаза.
— Юлишь, — Ноа скалится в улыбке. — Их можно отбелить. Будут деньги, всю тебя перкроим.
— Так себе из тебя змей-искуситель, — морщу нос и смериваю Последнего уничижительным взглядом. — Ты еще больше отвратил от себя.
— Так и задумано, — отвечает Первый и с одобрением взирает на мужчину.
— А ты бы не мог заткнуться?
— Что? Это мило, что ты отгораживаешься от Обещанного Дитя и не хочешь пятнать ее душу, — Первый всматривается в глаза Последнего. — Ты прекрасно понимаешь, что весь этот успех не для всех и он развращает человека.
Юноша аккуратно вытягивает ладонь из моей хватки и прижимает руки к лицу обескураженного мужчины. На мгновение мне кажется, что Первый собрался поцеловать Последнего, чтобы выказать ему симпатию, но этого не случается, и я немного разочаровываюсь.
— Она назвала тебя извращенцем, — шепчет юноша, — а сама-то…
— Если честно, я тоже подумал, что ты хочешь меня засосать, — испуганно отзывается Последний.
— Я могу, если хочешь, — Первый складывает бровки домиком, продолжая тискать лицо мужчины.
— Я больше по женщинам.
Последний отпускает мою ладонь и замирает под улыбчивым гостем.
— Все равно поцелую, — с угрозой шепчет юноша.
— Нет! — рявкает Последний и вжимается в кресло, когда Первый касается губами его лба, покрытой мелкой испариной.
— Чего разорался?
Ноа последний мягко отталкивает юношу и разворачивается к столу, нервно вытирая лоб. Хихикаю, довольная тем, что хоть кому-то удалось щелкнуть по носу мерзкого богача, и юноша кидает на меня беглый взгляд, полный наигранного осуждения.
— Чего ты хотел от Первого? — едва слышно уточняю я. — Зачем он тебе был нужен? Не для поцелуйчиков же.
Последний косит на меня надменный и возмущенный взгляд, по которому понимаю, что лезу не в свое дело, и не будет он посвящать смертную в секреты.
— Свободна.
— Ты обещал закрыть бензоколонку, если…
— Закрою, — Последний кивает. — А теперь иди. Дай взрослым поговорить.
Бросаю беглый взгляд на Первого, который беспардонно взбирается и усаживается на столешницу, и направляюсь к лифту. Затем в решительном молчании разворачиваюсь обратно и возвращаюсь.
— Не уйду.
Последний изучающе оглядывает меня снизу вверх и хмурит брови.
— Что ты прячешь под блузкой?
— Это никак тебя не касается.
— Касается, раз ты так нагло противишься моей воли, — шипит Последний, пока Первый с любопытством копается в его бумагах. — Покажи!
— Не показывай, — лукаво оглядывается на меня юноша. — Пусть мучается в неведении, раз он такой невежливый и имеет наглость прогонять моих друзей.
— Она тебе не друг.
— Я даже в нее влюблен, — улыбается Первый и вертит в пальцах золотую ручку.
Последний недоуменно смотрит на гостя и молчит, подбирая слова, чтобы выразить негодование его наивному и глупому признанию.
— Ты ревнуешь? — охает юноша. — Наверное, мне не следовало тебя целовать. Прости, пожалуйста, но я не хотел давать тебе ложной надежды.
— Поверить не могу, что город основали такие идиоты, — обескураженно отвечает Последний.
Ноа трясет ручкой и из пера прямо на белый воротник мужчины вылетают капли чернил, которые расползаются уродливыми кляксами на ткани.
— Прости, — юноша виновато откладывает ручку в сторону и тупит глазки. — Я очень неуклюжий.
— Невероятно, — Последний промакивает платком черные пятна на воротнике и зло говорит. — Я хотел слиться с тобой в единое целое, но это чревато тем, что я сам превращусь в идиота, который спустит деньги на провальные проекты в надежде, что все получится и я разбогатею.
— Да куда тебе столько денег? — из меня вырывается глухой смешок.
— Надежда?! — Последний поднимается и нависает над Первым. — Это так глупо! Город могли основать только решительные, уверенные в своих силах и предприимчивые люди, а не оборванцы, которых к Источнику привела надежда! Чувство, что обрекает человека на непростительные ошибки и крах..
— Я не против стать с тобой единым целым, — Первый поднимает лучистые и добрые глаза на мужчину и разводит руки для объятий. — Тебе очень не хватает надежды. Тебе не хватает меня. Я научу тебя мечтать.
— Так и знала, что ты его хотел сожрать, — топаю ногой и скрещиваю руки на груди.
— Уходи, — Последний с неприязнью взирает в лицо Первого. — Даже твое присутствие мешает мне здраво мыслить.
— Если мы будем едины, — воодушевленно шепчет юноша, — мы сможем и остальных Ноа объединить и у нас все будет хорошо.
— Очень интересно, что ты имеешь под хорошо, — мужчина высокомерно хмыкает.
— Хорошо — это хорошо. Возможно, нам удастся излечить Свободного от пьянства и исправить Висельника? А Просвещенный с его умом, твоими финансами и с моей мечтательностью придумает космический корабль и мы поможем людям освоить неизведанные дали. Звучит замечательно.
— Так вот откуда появились дурачки, требующие от меня инвестиции на разработку теплиц на Марсе, — процедил Последний и ткнул пальцем в грудь Первого. — Это на данном этапе невыгодно и убыточно. А знаешь почему? Потому что люди еще не скоро полетят на Марс!
— Марс — это несерьезно! — фыркает Первый. — Он же совсем рядом с нами. Если уж вкладываться, то вкладываться в межзвездный Ковчег.
— Мой скептицизм говорит, что не увидим мы межзвездного ковчега.
— Вот тебя и надо излечить от скептицизма, — Первый смеется и кулаком касается груди Последнего в дружелюбном жесте. — А следующего в нашу компанию возьмем Милосердного. Ковчег не про прибыль, а про желание спасти людей при Апокалипсисе. Он напомнит нам, что мы ради смертных стараемся.
Последний вернулся в кресло и углубился в бумаги, игнорируя Первого и меня. Отличный способ уйти от надоевшей беседы и показать, что переговоры окончены. Юноша печально вздохнул, пробурчав, что именно мечта позволила людям дожить до сегодняшних дней и спрыгнул со стола.
— Бензоколонка, — напоминая хмурому мужчине. — Уговор дороже денег.
— Я сдерживаю обещания, — Последний сердито смотрит на ручку, под которой растеклись чернила и устало чешет левую бровь. — Межзвездный ковчег! И с теплицей еще, да?
— С садами, — весело отзывается юноша и шагает к лифту. — Только представь масштабы будущего! Скорее бы уже дожить до путешествий в космосе.
— Боюсь, мы здесь останемся, — Последний горько усмехается. — Не видать нам космоса и далеких звезд.
— Выкопаем Источник, — пожимает плечами юноша. — Он и будет питать сады во тьме космоса под искусственным небом и солнцем. У меня все продумано.
Мысленно соглашаюсь с Последним, что мечты Первого очень далеки от реальности, но сама идея о межзвездных путешествиях на огромном корабле будоражит воображение. Сады в открытом космосе!
— Если ты сейчас вложишься в теплицы на Марсе, — говорю Последнему, который глядит на меня исподлобья, — то через лет тридцать это принесет тебе хорошую прибыль.
— Тридцать лет? — вскидывает брови мужчина и желчно спрашивает. — А чего не десять? А, может, уже через пять лет на Марсе зацветут яблони?
— Зануда! — восклицает Первый.
— Вот соглашусь, — обиженно отворачиваюсь от мужчины и следую за юношей.
— Бизнес-план у вас, мои милые, дерьмо. Это вам любой инвестор скажет.
— Хороший бизнес-план, — отзывается юноша и ныряет в лифт. — Это ты не умеешь смотреть в будущее. Тебе важна сиюминутная нажива.
Двери закрываются, и Последний в порыве злости с грохотом переворачивает стол.
— А чего он такой нервный? — Первый поднимает голову к потолку. — Наверное, переживает, что его не возьмут на Ковчег.
Глава 18. Желание
Ноа ест шоколадное мороженое и смотрит в окно, наблюдая за людьми, которые куда-то идут по очень важным делам. Неторопливо посасываю молочный коктейль и думаю над тем, как спокойно и хорошо жилось до встречи с Карном и Агатесом — морочилась только о стипендии, экзаменах и курсовых, пребывая в неведении, что среди людей живут бессмертные и очень странные существа.
— Какое последнее задание тебе дал Карн? Хочешь, помогу?
— Опять влез мою голову? — недовольно спрашиваю и отставляю опустевший стакан в сторону.
— Я не виноват, — Ноа облизывает ложку. — Так, какое задание?
— Найти его зазнобу, которая неизвестно сколько веков назад умерла. Где я отыщу ее реинкарнацию? — уныло вздыхаю и подпираю подбородок ладошками. — Я ведь не верю в перерождение. Мы — космическая пыль.
— Даже если он однажды встретит душу, которую в прошлом полюбил, он ее не узнает, — Ноа откидывается на мягкую спинку и подтягивается. — Обидно, но это будет совершенно другой человек. Вот ты могла бы быть в прошлом египетской царицей.
— Лестно, но я бы предпочла быть бородатым викингом, — покусываю губы.
— Может, и викингом была, — хохочет Ноа. — А в другой жизни — толстым булочником, у которого было десять маленьких собак.
— А еще бы хотела быть актрисой двадцатых, — мечтательно улыбаюсь. — Хотя какой смысл в перерождениях, если человек после ничего не помнит? Ни опыта, ни знаний накопить.
— И тащить за собой груз прошлых трагедий и воспоминаний? — Ноа склоняет голову набок, с любопытством разглядывая меня, как экзотическую зверушку. — Психика у человека сложная и хрупкая. Представь, если бы ты сейчас вспомнила, как рубишь голову врагам и насилуешь их жен?
— Что? — я поперхнулась.
— Викинги же этим и занимались.
— Тогда не хочу я быть викингом.
— А выбора бы у тебя не было. Вот, вспомнила ты ужасы из прошлой жизни, и как бы нынешняя Венди жила с осознанием того, что принесла столько страданий? — глаза Ноа мягко переливаются солнечным янтарем.
— Умеешь ты, конечно, задавать вопросы, — морщу нос.
— Зато у викинга и любого нехорошего человека есть надежда сбросить грехи и прожить другую жизнь, — мило и ласково улыбается юноша и отправляет в рот ложку с подтаявшим мороженым.
— Значит, ты не поможешь мне найти реинкарнацию любви Карна?
— Прости, — Ноа поникает и тут же улыбается. — Да и Карн, наверное, пошутил.
— Очень надеюсь, — тоскливо разглядываю шрам на ладони и перевожу взор на юношу. — Надежда умирает последней, да?
— Да, — лицо Ноа расплывается в улыбке, и Первый становится похож на довольного кота, — я очень живучий.
Сидим в молчании с Ноа еще десять минут, и я беру на себя наглость заплатить за его мороженое, потому что справедливо предполагаю, что у Первого в карманах пусто. Юноша не перечит, не возмущается и от чистого сердца благодарит. От его честного “спасибо” на душе тепло и солнечно.
— А живешь ты где? — подкладываю несколько купюр под пустой бокал.
— В твоем сердце.
— А если серьезно?
— Я всегда нахожу ночлег, — юноша глядит на официантку, которая с улыбкой ставит тарелку с пирожным перед маленькой девочкой. — Во многих домах мне рады, правда, не всегда замечают, что на их диване развалился наглый гость.
— Ты вламываешься в чужие дома? — наигранно охаю.
— Я хороший гость, пусть и наглый, — Ноа смеется. — Даже поливаю цветы, если кто-то за заботами забыл о них, и успокаиваю ревущих детей.
Не смею больше удерживать Первого возле себя из-за страха быть пойманной Агатесом и отпускаю духа, который обещает о скорой встрече. И добавляет, что мне не стоит бояться Колдуна — он милый, пусть и дурак. Все у Ноа милые и хорошие, и в каждого он верит.
По пути домой, иногда оглядываюсь, но Карна с Агатесом не видать. Если Колдуну так важен амулет, который он оставил у меня по своей глупости, возможно ли мне сторговаться с ним и выкупить свободу? Это раньше мне было нечего предложить взамен, а сейчас под блузкой вибрирует целый кусок чужой и могущественной души.
Бездумно шуршу оберткой карамельки, которой меня угостил Ноа Гость, и отправляю лимонную конфетку в рот. Воздух подергивается легким мерцанием, что мягкими потоками огибает дома, растекается под ногами прохожих и бежит под шинами машин.
В удивлении замираю. Чем угостил меня Ноа Гость, что по городу разлилась жидкая радуга? Выхватываю взглядом в ручейках, вибрирующих светом, цепочку из слабых вспышек и торопливо бегу за призрачными огоньками, которые хотят меня куда-то привести и что-то показать. Мне так кажется — слышу легкий и приветливый перезвон, будто крошечные хрустальные колокольчики смеются на ветру.
Лечу через подворотни и переулки. Касаюсь пальцами стен, покрытых призрачной паутиной, и перескакиваю через звенящие нити и понимаю, что источник с ростом города не истощился, как думал глупый Карн. Обычный лес обратился в каменные джунгли, где тоже есть место волшебству и радости. В общем, угостил меня Ноа Гость очень подозрительной конфеткой.
Выбегаю из-за угла и оказываюсь в милом закрытом дворике с пышными кустами и круглым фонтанчиком. Вода заросла ряской, мраморная чаша оплетена плющем, а брусчатка покрыта мягким зеленым мхом. Сказочный уголок посреди мрачных старых домов с наспех заколоченными окнами.
— Кто такая? — спрашивает меня пожилая женщина с седыми дредами и темной, как горький шоколад, кожей.
Одежда на незнакомке чистая, но потрепанная — куртка с потертостями, синий джемпер в выцветших от многократных стирок пятнах, брюки на коленях вытерты, а носки ботинок сбиты. Сидит, сгорбившись, на раскрошившихся ступеньках у страшной ржавой двери.
— Не хотела тревожить, — несмело улыбаюсь и тихо спрашиваю. — Что это за место?
— Тут наши загадывают желания.
— Наши?
— Те, кто ищет дом и новую родину, — усмехается женщина и закуривает от пластиковой зажигалки. — Но судьба улыбается только тем, кому посчастливилось встретить Диина, но многие слепы и часто не узнают его.
— Ты про Ноа Гостя?
— Возможно, про него, — кивает женщина. — У него много имен, потому что каждому он представляется по-разному.
— Меня сюда конфетка привела, — высовываю кончик языка, на котором тает последний осколок карамельки.
— Ну, раз Диин тебе улыбнулся, то загадай желание и брось монетку.
Подхожу к фонтану, стискиваю в пальцах монету и оборачиваюсь на женщину:
— А вы загадали свое желание?
Женщина выглядит уставшей, печальной и отчаявшейся. Глубокие морщины на переносице — следы сожаления и большой вины.
— Нет, милая, — незнакомка выдыхает густой дым и горько усмехается. — Мне Диин не встречался и не улыбался. Я тут сижу в слабой надежде, что он придет, но я знатно проштрафилась и он не отвечает на мой зов.
— Чего вы бы попросили? — мое любопытство не знает границ.
— Сына вытащить из банды, — кривится женщина. — Добром это не кончится, но кто слушает матерей, когда кровь кипит молодостью и безрассудством?
Протягиваю монету женщине. Разве мои проблемы сравнятся со страхом той, чей сын по глупости оказался не в той компании? Если фонтанчик действительно исполняет желания, то пусть ребенок вернется к маме.
— Дурная, — фыркает женщина. — Кто ж разбрасывается благословением Диина?
— Я разве разбрасываюсь?
Незнакомка тушит окурок о подошву ботинка и пристально смотрит на меня:
— Я была плохой матерью. И это я не доглядела за сыном, потому что валялась днями и ночами обдолбанная вусмерть.
— Это не важно.
— Ты должна знать, кому отдаешь благословение Диина, крошка. Я обманщица, воровка и старая дрянь. Если я приму твой дар, то велика вероятность, что я начхаю на Бо и потребую денег, наркотиков, алкоголя и силиконовых сисек.
— Сиськи вам зачем? — в изумлении медленно моргаю.
— Всегда хотела вставные сиськи.
— Бо — имя вашего сына?
Женщина кивает, а я отворачиваюсь к фонтану, прижимая монету к груди. Я не знаю, кто такой Бо и как он выглядит, но Вселенная должна понять посыл моего желания. В конце концов, звезды будут поумнее меня.
— Хочу, чтобы Бо ушел из банды.
Подбрасываю монетку в воздух, и она искрит в лучах солнца, а затем с тихим бульканьем ныряет под зеленую ряску.
— И откуда ты такая взялась? — со лживым недовольством кряхтит женщина.
— Может, я тут, потому что Диин услышал ваши молитвы? — подхожу к ней и присаживаюсь рядом. — И он знает, что у вас велик соблазн пожелать вставные сиськи и поэтому подослал меня. Меня мои сиськи устраивают.
— Спасибо, — бурчит женщина и взирает на фонтан. — Зря ты…
— Если бы у меня был сын в банде, я бы, может, и не была такой доброй, — вздыхаю и поправляю юбку.
Женщина бросает на меня блеклый взгляд, встает и медленно шагает прочь. Смотрю на шрам. Нет, вырваться из преступной группировки куда сложнее и опаснее, чем избавиться от сделки с Божеством и Колдуном. Мне, в отличие от Бо, не угрожает смертельная опасность и месть бывших дружков. Капризы и истерики двух дураков переживу. И у меня еще остался амулет, что грел грудь мягким теплом.
Глава 19. Книжный клуб
Закрываю дверь и прислушиваюсь к тишине. Соседка уехала на несколько дней с коллегами в небольшой отпуск, однако в квартире я не одна. Агатес и Карнон здесь. Устало прохожу на кухню, игнорируя молчаливых гостей, сидящих за пустым столом, и открываю холодильник под их мрачными взглядами.
— Где ты шлялась? — строго спрашивает Колдун.
Разворачиваюсь к наглецу и открываю бутылочку газировки:
— А ты мне кто, чтобы я перед тобой отчитывалась? Муж? Бойфренд?
— Отдай камень.
Сажусь за стол, делаю очередной глоток и отрицательно мотаю головой.
Молчание, что прерывается моими жадными глотками. Карн прищуривается, когда я слизываю сладкую капельку со стеклянного горлышка и шумно выдыхает. Улыбаюсь — маленькая и безобидная провокация удалась. С плеча Агатеса на стол прыгает Чуба, подбегает и с писком поднимает передние лапки. Лью немного газировки в крышечку и придвигаю к пауку.
— Чуба, — шипит Агатес. — Тебе нельзя сладкое.
— Почему?
Паук всасывает угощение и падает на спинку, истерично перебирая лапками.
— О, Господи! — вскрикиваю и аккуратно подхватываю Чубу на ладони. — Не умирай! Я же не знала!
Паук тает в руках в липкую субстанцию и просачивается сквозь пальцы на стол черной лужей, которая вновь обращается в дергающегося паука. С визгом и в холодном ужасе прижимаю ладони ко рту. Я убила демона кошмаров сладкой газировкой со вкусом малины! Через секунду, что показались мне вечностью, Чуба подскакивает на восемь лапок и возвращается к ухмыляющемуся Колдуну.
— Это не смешно, — с сиплым осуждением говорю Агатесу. — Я чуть не поседела.
Чуба что-то скрипит на паучьем, и Колдун кривится:
— Ему жаль, что ты испугалась, — и строго добавляет, — а вот мне нет. Отдай камень.
Хочу спросить, а что Колдун предложит мне взамен, но становится совестно. Я не из тех, кто торгует душами и даже их кусками, но и возвращать камень тоже не согласна. Пусть остается у меня. У сердца.
— Дохлый номер, — подытоживает с ехидной улыбкой Карн.
— С хрена ли ты такой довольный? — Агатес с возмущением глядит на друга.
— Покажи камешек, — кудрявый стервец поддается в мою сторону, и в его зелёных глазах пляшут огоньки лукавства.
— Показать покажу, но не отдам.
Выуживаю из-под ворота блузки амулет, и мне кажется, что сияет он ярче. Агатес стискивает зубы до скрежета, и воздух вокруг него вибрирует темными всполохами.
— Потрогать можно? — тихо и с наигранным придыханием спрашивает Карн, вглядываясь в глаза. — Я буду нежен.
— Нет, нельзя, — шипит в ответ Агатес.
Медленно киваю. Карн касается пальцами амулета, и Колдун резко хватает друга за плечо, чтобы остановить его от опрометчивого шага. Чувствую как искра света из амулета растекается по моему телу и волной переходит к Божеству в желании вернуться через него в сердце Агатеса.
Зрачки Карнона расширяются, и он смотрит на меня иначе, чем прежде — с удивлением и растерянностью. Божество сипло выдыхает и через несколько секунд молчаливого смятения убирает руку, и вспышка чужой души возвращает в амулет. Агатес сглатывает и недовольно отворачивается от оторопевшего друга.
— Я удивлен, — тихо обращается Карн к Колдуну.
— Заткнись, — пристыженно цедит сквозь зубы тот.
— Насколько сильно он в меня втрескался? — спрашиваю я и подпираю подбородок кулачками, хитро вглядываясь в лицо Божества. — Надеюсь так сильно, что не мог спать ночами.
— Я не буду отвечать, — говорит Карн и отводит взор, — из-за мужской солидарности
Агатес с укором глядит на меня и пренебрежительно фыркает, но раз Карн был так впечатлен, то Колдун влюбился, как школьник. Это невероятно льстит и печалит. Рисую в голове, как Агатес признается мне в чувствах, почему-то со слезами, и я с восторгом отвечаю ему взаимностью. И тоже плачу. Тихо всхлипываю от осознания того, что этого никогда не произойдет и под изумленными взглядами гостей смахиваю слезу.
— Раз нашли, как войти, — я встала из-за стола, — то найдете и выход.
— Вот это хамство, — охает Агатес и смеривает меня взглядом. — Мало того что воровка, так еще и невоспитанная и негостеприимная.
— Хамство — приходить без приглашения.
Гордо вышагиваю мимо Карна и Агатеса, выдавливая из себя желание посидеть с ними еще чуток и поболтать, но никто из них во мне не заинтересован, поэтому не стану навязываться с душевными разговорами. Лучше почитаю. Что-нибудь о любви и благородных рыцарях, которые спасают красивых и одиноких дам.
Поудобнее располагаясь на кровати, подоткнув под спину несколько подушек, и утыкаюсь в телефон, рыская в личной библиотеке в поисках интересного чтива. Кто-то обязательно ужаснулся бы моей безответственности — я оставила двух малознакомых парней без присмотра, но взять у нас с соседкой нечего. Да и гости мои не похожи на воров.
— Давай вот эту, — тыкает в экран пальцем Агатес.
Я не заметила, когда Колдун успел прокрасться в комнату и прилечь рядом.
— Нет, третью сверху, — отзывается Карн с другой стороны.
Из вредности пролистываю вниз и выбираю книгу наугад. Обложка с томной барышней обещает легкое и незатейливое чтиво, которое сейчас не будет лишним. Только вот простую официантку на третьей странице соблазняет в подсобном помещении коварный миллионер. Когда героиню властный и очень загадочный доминант прижимает к стене и задирает юбку, выключаю в легком смущении смартфон и не мигая гляжу перед собой.
— Эй, — ворчит Карн, — там самое интересное началось.
— Да, мы должны узнать, чем все закончилось, — недовольно шепчет Агатес.
— Все будет хорошо, — хрипло отвечаю я, понимая, что коварное чтиво меня не просто смутило, а предательски возбудило.
— Дай, — Карн бессовестно вырывает из моих рук телефон. — Очень уж напряженный момент.
Сорваться и убежать? Но тогда я покажу, что я слабая и впечатлительная барышня, которую не на шутку взбудоражили буковки. Карн кашляет, прочищая горло, и к моему большому негодованию зачитывает пикантный момент с задранной юбкой вслух. Трусики у героини — кружевные и мокрые, а пальцы у властного негодяя — ловкие и шаловливые.
— Надеюсь, он помыл рук перед тем, как лезть в трусы, — едва слышно говорю и нервно кусаю губы.
— Ценное замечание, — глухо отвечает Агатес. — Вот у меня руки вымыты.
Молча поворачиваю лицо к Колдуну, и мы смотрим друг другу в глаза. К чему эта провокация с чистыми руками? Трусы у меня, как у главной героини мокрые насквозь, пусть я и не скромная официантка, а Агатес не властный миллионер. Едва могу мыслить здраво под прожигающим до угольков взглядом.
— Она выгибается в спине, — с чувством и хрипотцой говорит Карн, — и умоляет не останавливаться.
Почему бедной и несчастной официантке можно наслаждаться ласками, а мне нельзя? Эта мысль лопается в мозгу натянутой струной, и я со стоном запускаю руку под юбку, вглядываясь в глаза Колдуна. Несколько круговых движений напряженными пальчиками по зудящему и налитому кровью клитору, и выгибаюсь в пояснице, с глухим возгласом прикрыв глаза. Наслаждение, подогреваемое двумя возбужденными гостями, между которых я оказалась зажата, острое, как игла, что проходит через макушку к пальцам на ступнях.
— Так вот почему девочки любят такие книги, — горячий шепот Карна обжигает шею.
Мягко, но уверенно отталкиваю от себя лицо похотливого Божества и отвечаю:
— Напоминаю, я готова только по любви.
— А ничего, что ты сейчас… — возмущенно и обескураженно отзывается Агатес.
— Нет, — невозмутимо оправляю подол. — Имею полное право пошалить пальцами. То, что вы тут оказались — небольшое недоразумение.
— В таком случае и мы тоже вольны порукоблудить, так? — Карн надменно вскидывает бровь.
— Кто я такая, чтобы запрещать вам маленькие радости? — выхватываю телефон из рук Карна. — Свободны, вы мне мешаете.
Пролистываю книгу на несколько страниц в поисках пикантных сцен и тихо зачитываю вслух, как героиня ласкает губами и языком мужскую гордость миллионера. Лелею надежду, что гости не выдержат накала страстей и трусливо сбегут на моменте, когда официантка проявляет чудеса и заглатывает внушительный член прямо до яичек, но бесстыдники шуршат ширинками и вываливают эрегированные хозяйства из штанов.
Что же, понижаю голос и сипло продолжаю чтение, смакуя каждое слово и нелепую метафору. Боковым зрением вижу, как Карн и Агатес с сосредоточенными лицами и почти синхронно работают кулаками, но прерывать глупую игру поздно, как бы мне ни было неловко. Воздух вокруг нас сгущается и вибрирует похотью. Властный миллионер с рыком вжимает голову героини в пах и фонтаном кончает, а Колдун и Божество глухо и прерывисто стонут в слабых судорогах и приваливаются ко мне с двух сторон.
Ситуация сложилась абсурдная. Нет, мне не стыдно — недоумеваю, зачем отказала в близости, если по итогу все присутствующие пришли к финишу? Ярко и громко. Запоздало понимаю, что онанизм на глазах других более интимный процесс, чем половой акт. Совершенно нелогично.
— Согласен, Рыжая, — Агатес вытирает руки платком и застегивает ширинку. — Я вообще сюда не за этим пришел.
— Камень я тебе не отдам, — бурчу и прячу телефон от греха подальше под подушку.
— Хорошая цацка, — Карна накрывает ладонью амулет и зевает мне в ухо, смыкая веки.
Дремота укрывает меня теплой и мягкой пеленой, и сквозь сон чувствую, как трепетные вибрации потоком проходят через Божество и вновь возвращаются в амулет под его ладонью. Рядом сердито вздыхает Агатес, разглядывая мое и Карна лица, но не торопится уходить.
Глава 20. Ноа № 3 и № 4
Просыпаюсь. Одна. Карн и Агатес в очередной раз сбежали, когда могли бы остаться. Обидно, потому что наше совместное пробуждение было бы немного неловким и романтичным. Ну, мне так думается, я ведь невероятно наивна. Плетусь в ванную комнату, привожу себя в порядок и голодная семеню на кухню. У закрытой двери замираю. Пахнет чем-то очень аппетитным и гремит посуда. Варианта два — вернулась соседка или мальчики решили порадовать меня завтраком. С учащенным сердцебиением открываю дверь и удивленно гляжу на Ноа Первого, который выкладывает из сковороды на тарелку блинчик воздушного омлета.
— Ты как раз вовремя, — юноша придвигает тарелку к краю стола. — Не уверен, что у меня получилось, но я старался.
Сажусь. Рада видеть незваного гостя. Разочарование после пробуждения в одиночестве обратилось в теплую благодарность. Отправляю в рот кусочек ароматного омлета и удивленно и коротко мычу. Вкусно. Сладковатая и воздушная субстанция отдает немного грецкими орехами.
— Пересолил?
— Нет, — проглатываю кусочек и в изумлении прижимаю пальцы к губам. — Это, наверное, самый вкусный омлет в моей жизни.
— Это рецепт одной бабушки, к которой я частенько заглядываю, — юноша кидает сковороду в раковину. — По выходным к ней приезжают внуки, которым она и готовит на завтрак омлет. Каюсь, я подглядел и украл у нее рецепт.
— Я никому не скажу.
— Да, — юноша оглядывается и улыбается, — бабулька немного вредина, даже родным дочерям не говорит рецепта своего фирменного завтрака, хотя те не раз просили раскрыть секрет. Люди такие странные.
— Наверное, будет неприлично спрашивать у тебя рецепт божественного омлета? — проглатываю очередной кусочек и запиваю горячим кофе со сливками.
— Тогда он станет обычным
Ноа моет посуду, и я мысленно удивляюсь его хозяйственности — он тщательно вытирает бортики раковины, проходит чистой тряпочкой по столешницам и в ровный ряд расставляет баночки со специями. Вот бы каждому такого духа-домового, который и накормит и посуду помоет.
— Так, я пожелал тебе доброго утра, — Ноа чмокает меня в лом и шагает к двери.
— Уходишь? — разочарованно смотрю в его спину. — Почему? У тебя какие-то важные дела?
— Сейчас я должен быть где-то в другом месте, — юноша оборачивается и тянет дверь за ручку на себя. — Не знаю, где конкретно, но мне надо идти. С духами всегда так, Обещанное Дитя. Где-то и кому-то сейчас нужен лучик надежды. Пойду искать.
— Понятно.
— Свидимся.
Ноа выходит из кухни, и я кидаюсь за ним, но
когда выскакиваю в коридор, то никого не нахожу. Первый словно испарился. Стою в утренней тишине и любуюсь солнечным зайчиками на полу.
— Может, и я должна быть где-то сейчас?
Прислушиваюсь к себе и хочу понять, как духи понимают, что должны куда-то бежать и невидимой рукой помогать в их бедах. В прошлый раз меня к женщине, что переживала за сына, привела конфета Ноа Гостя, но сейчас я не чувствовала никаких вибраций и звона колокольчиков. Никакого волшебства, однако во мне кипит желание найти на пятую точку приключений.
В бесцельной прогулке вспоминаю, что я личный фамильяр двух безответственных оболтусов, которые, похоже, не знают, что делать с рабыней и как получить из сложившейся ситуации максимум выгоды, кроме как перед сном почитать книгу сомнительного содержания. И раз меня не трясет от слабости и не мутит, то мальчики удовлетворены, как бы гнусно это не прозвучало в моей голове.
— Извращенцы, — касаюсь камня пальцами под футболкой и энергично вышагиваю по аллее.
Иду куда глаза глядят. Брожу по улицам, с интересом разглядываю людей и гадаю, кто они, и фантазирую об их жизни. И ведь у каждого есть секреты, проблемы и радости. Вот встречаюсь я взглядом с мрачным мужчиной в костюме, и мы расходимся в разные стороны. И не спросишь у него, почему он такой сердитый, кто успел его к обеду так разозлить.
Замечаю на углу мебельного магазина печально котенка с подбитой лапкой. Он жалобно мяукает, и я кидаюсь к нему на помощь, но испуганная зверушка прихрамывая убегает прочь. Будь я повнимательнее, я бы увидела, что котенок хромает на разные лапы — и на передние, и на задние, словно не определился, какая конечность у него ранена. За желанием спасти мохнатый грязный комочек я ничего не замечаю и торопливо следую за животным, которое скрывается в подворотне и запутывает меня в узком лабиринте закоулков.
Котенок замирает перед переполненными мусором баками, дергается и обращается в жирную крысу с проплешинами на боках и сломанным на кончике лысым хвостом. Удивленно икаю, и жуткая тварь пробегает между моих ног с громким и ехидным писком. Оборачиваюсь и вижу мужчину с уродливым шрамом через все лицо. Он криво ухмыляется, обнажая неровные желтые зубы. Мне становится не по себе от жестокой и глумливой улыбки. Мужчина приглаживает редкие русые волосы на макушке, и я отступаю на шаг, заметив на мизинце перстень. Я встретилась с очередным Ноа и смею предположить, что это Висельник — глаза блеклые, пустые и холодные, как у убийцы.
— У меня на Бо были планы, Обещанное Дитя, — тихо и со лживой дружелюбностью говорит Ноа. — Парнишка был перспективный. Понимаешь, из мальчиков и девочек с детскими травмами и обидами выходят злые и беспринципные ублюдки. Поверь, я не одно поколение таких мерзавцев взрастил.
— Так фонтан все же исполняет желания? — я слабо улыбаюсь.
— Я вот не могу понять, почему Гость отказывается со мной сотрудничать, — Висельник делает ко мне шаг и скалится. — Сколько преступников выходит из его кодлы, а он все делает вид, что особенный.
— Я не в курсе ваших с Гостем разногласий, — оглядываюсь по сторонам и понимаю, что оказалась в тупике и мне не сбежать.
— Но это твою волю исполнил Источник, — шипит Ноа. — И раз ты, рыжая идиотка, увела Бо из моего покровительства, то отвечать тебе.
— Не подходи! — выдергиваю из мусорного бака банановую кожуру и бросаю в Висельника. — Ненавижу бандитов!
Ноа перехватывает в воздухе наряд, отшвыривает в сторону и оказывается прямо передо мной. Стискивает горло грязными пальцами и усмехается, окатив меня гнилым дыханием порока и бесчеловечности:
— Я с тобой как следует развлекусь.
Карикатурный злодей и мерзавец, которого можно встретить в книгах и кинолентах, когда автор хочет показать беспринципного урода. Все в нем отвратительно — и плохие зубы, и рябая кожа, и скрипучий голос и даже его мерзкие залысины на висках.
— Или, — Висельник с интересом заглядывает мне в декольте, — отдай амулет и мы разойдемся с миром.
— Не отдам, — хрипло и едва слышно отзываюсь я, задыхаясь от нехватки воздуха. — Моя цацка.
— Тогда сниму с твоего трупа, — недовольно отзывается мужчина.
Не успела я испугаться, как меня оглушает грохот. Глаза Висельника в изумлении распахиваются, а зрачки сужаются. Разжимает пальцы, удивленно крякает и падает мешком на брусчатку. Под ним растекается лужа алой крови, и я в ужасе перевожу взгляд на усатого мужчину в полицейской форме, к которой прикреплен серебряный значок с черным камнем по центру. Еще один Ноа. Ноа Ярый. Он прячет пистолет в кобуру и кривится.
— Вы его убили, — шепчу и вздрагиваю от озноба.
— Ох, если бы я мог убить его, — разочарованно отвечает мужчина и подходит к трупу. — Вылез из норы, крыса? Думал, я забыл о тебе? У нас тобой целая вечность.
Ярый злобно пинает мертвеца. Молча делаю несколько шагов в сторону, вглядываясь в бледное и уродливое лицо Висельника.
— Повторяю, гандон щербатый, — Ноа Ярый наклоняется к мертвецу, — куда ты, туда и я. Лучше сиди в своем подвале и не высовывайся. Источник решил, что мальчику не место в твоем болоте. Точка. Пустишь за ним своих шавок, всем головы продырявлю.
Висельник идет рябью и растворяется в воздухе. Вместе с лужей крови. Ноа Ярый горделиво поправляет на груди значок и уходит, не прощаясь, будто я для него и не существую.
— Эй.
— Чего тебе? — оглядывается мужчина. — Тебе не стоит его боятся. За его спиной всегда буду я. Таковы правила игры, что навязал Источник. Вечная борьба осла с бобром.
Глупо и нервно хихикаю над неуместной шуткой, и усач довольно хмыкает. Ярый, борец с плохишами, тоже карикатурен, как персонаж из комиксов, и мне кажется, что он и Висельник были рождены в один день, как странные и нелепые двойняшки, которым суждено противостоять друг другу, пока живы люди.
— Удачи, Обещанное Дитя, — Ноа выхватывает из воздуха фуражку и лихо нахлобучивает ее на голову, расплываясь в тени темным пятном.
Запоздалая паника вгрызается в загривок, и я с тихими всхлипами оседаю на корточки, пряча лицо в ладони. Вот и спасай после этого хромых котят. Собравшись с мыслями, успокоившись и уверив себя, что ничего страшного не произошло, твердо поднимаюсь на ноги и покидаю закуток с мусорными баками, под которыми копошатся голодные крысы.
Глава 21. Гадалка Мария ответит на все ваши вопросы
Взгляд выхватывает среди ярких и массивных вывесок скромную и выцветшую. “Гадалка Мария”, а внизу мелким шрифтом — “ответит на все ваши вопросы”. Прям уж на все? Какая самоуверенность. И она будит во мне любопытство и желание взглянуть на всезнайку. И задать какой-нибудь каверзный вопрос, который поставит Марию в тупик. Например, что такое темная материя?
Открываю стеклянную и замызганную отпечатками рук и пальцев дверь и оказываюсь в дешевой парикмахерской. Черно-белая плитка на полу вокруг потрепанных кресел стерта, штукатурка на стенах кое-где осыпалась, а на потолке замечаю пыльную паутину. Спрашиваю у скучающих дам у высокой стойки, кто из них гадалка Мария, и тетка с бигудями на осветленных волосах молча машет в сторону неприметного закутка. Благодарю и иду по указанному направлению. Оказываюсь у обшарпанной лестницы и замечаю криво нарисованную на стене стрелочку и надпись “Гадалка Мария”. Встряхиваю волосами и смело следую указателям.
На втором этаже три двери, обитые потрескавшимся от времени дермантином. На средней — табличка “Гадалка Мария”. Пахнет жареной картошкой, рыбой и лавандовым освежителем воздуха. Не нахожу звонка и тихо стучу по косяку, прежде чем войти в тесную комнатушку. На полу ковер узорами в восточном мотиве, на стенах выцветшие гобелены, на которых едва что-то можно разобрать, кроме потрепанных хвостов павлинов, и дешевые бра, имитирующие свечи с крохотными лампочками-огоньками.
За низким столом, накрытой бордовой бархатной тканью, обедает жареной картошкой и копченой рыбой полная женщина, на голове которой криво намотана чалма из парчовой тряпки. Щеки — пухлые и румяные, нос — широкий и приплюснутый, брови — неестественно черные и густые.
— Что такое темная материя? — истерично спрашиваю я, плотно прикрыв дверь.
— Форма материи, не участвующая в электромагнитном взаимодействии. Проявляется только в гравитационном поле, — скучающе причмокивает Гадалка Мария и вытирает жирные губы уголком бархатной скатерти. — Состоит из частиц, называемыми вимпами, однако никто из ученых экспериментально их не обнаружил.
С минуту наблюдаю, как женщина обгладывает рыбьи косточки, хмуро глядя на меня, и сажусь за стол, подобрав под себя ноги. Ничего нового о темной материи я не услышала, но раз Гадалка Мария не удивилась вопросу, то она не так проста.
— Зачем пожаловала? — женщина кидает рыбью голову на тарелку и облизывает пальцы.
— А это вы мне скажите.
— Так ты из этих, — Мария кривится, прячет тарелку с объедками под столом и вытирает пальцы о скатерть.
— Из этих? — вскидываю бровь.
— Сумневающихся, — ехидно коверкает слово женщина и поправляет чалму на голове. — Скептиков.
— Вряд ли меня можно назвать скептиком после всего, что со мной произошло в последнее время.
— Ладно, — Мария поддается ко мне. — Раскинуть картишки? Погадать по ручке? Руны? Гипноз? Волшебный шар? Или ритуал спиритизма провести? Я на все руки мастер. И цена одна.
Вспоминаю о приказе Карна найти его зазнобу из прошлого. Почему бы не попросить помощи у чернобровой и круглолицей Гадалки, если она сама сказала, что на все руки мастер.
— Ищу одну дамочку, — заговорщически шепчу, — давно померла.
— Насколько давно?
— Очень давно, — прищуриваюсь и улыбаюсь. — Уже, наверное, с десяток раз переродилась, если верить в теорию реинкарнации. Жули, пастушка.
— Охренеть у тебя запросы, милочка, — кривит губы Мария. — Одно дело бабку какую-нибудь мертвую вытянуть на разговор, а тут…
Гадалка хмурит брови и вытаскивает из-под стола хрустальный шар. Ставит магическую стекляшку в центр и смахивает с нее ниточку:
— Может, чего попроще? Суженного нагадать?
— Хочу пастушку, — упрямо вскидываю голову.
— Удовлетворительного результата не гарантирую, — Мария мрачно смотрит на меня и щелкает пальцами по стеклянному шару.
Комната наполняется звоном и плывет перед глазами. В размытых пятнах — шар, что переливается и вибрирует золотыми завихрениями. Вижу множество лиц, и грезы затягивают меня на дно живых и реалистичных галлюцинаций.
Вот, я грязный мужчина в шкурах и тащу убитого кабана в пещеру. Через мгновение я уже реву девочкой на руках испуганной женщины, которая от кого-то убегает. Затем я с гоготом раскраиваю кому-то череп и верещу о справедливой мести. Через секунду меня подхватывает ураган обрывочных видений из множества прожитых кем-то жизней и выбрасывает в темную хижину. С печалью гляжу в лицо… В лицо старого маразматика, который рыдает надо мной и обещает, что вытащит меня из рук смерти. В плешивом безумце узнаю Агатеса и требую скрипучим, недовольным и старушечьим голосом не быть идиотом и дать мне спокойно умереть.
— Сука старая, это я должен был помереть раньше тебя, — захлебывается слезами Колдун.
Меня вновь швыряет в бурлящий поток видений. Я соблазняю дочь старосты шикарной бородой, гоняю мальчишкой гусей, а затем с воплями рожаю двойню. После двойни бледным подростком умираю от чахотки и потом бегу в слезах по лесу визгливой девицей. Вижу красивого оленя у сказочного пруда и падаю в обморок от усталости и страха. Прихожу в себя в руках кудрявого красавца, чьи изумрудные глаза сияют в сумерках слепым обожанием и счастьем:
— Жули… — Карн страстно целует меня в губы и под мой кокетливый смех задирает юбку. — Сладкая Жули…
Задыхаюсь в стонах и оказываюсь на сцене. Мне рукоплещут сотни зрителей, кидают к ногам цветы, а затем я выныриваю к зеркалу. За испуганным отражением рыжей девицы стоят десятки людей, среди которых выхватываю взглядом милую белокурую Жули и злую сгорбленную старуху, которая умерла на руках Агатеса.
— Что за хрень? — говорю я, и толпа за спиной эхом повторяет мой вопрос.
Одна душа, прожившая множество жизней. Вскрикиваю. Зеркало трескается и осыпается звенящими осколками.
— Неправда! — падаю на спину и в ужасе отползаю от стола. — Мы все космическая пыль! Перерождения душ не существует!
— Я же говорила. Удовлетворительного результата не гарантирую, — фыркает Мария и обиженно прячет шар под стол.
— Твой шар врет!
Меня почему-то одолевает злоба и неприязнь к куску стекла, который посмел заявить, что я, пастушка Жули, старуха Агатеса и все другие приятные и неприятные личности — одна душа. Я согласна быть актрисой, которую любила публика, но убийцей? Или тупым первобытным охотником или нарциссом-бородачом, соблазняющим деревенских девственниц? Нет! Не хочу я быть лесной любовницей Карна и женой Агатеса! Нет! Нет! И еще раз нет! Мне так не нравится!
— Платить ты, я так понимаю, не собираешься? — тоскливо интересуется Мария.
— А сколько? — передергиваюсь от пристального взгляда ведьмы.
Женщина называет сумму, которая равна моей стипендии, и я истерично хихикаю. Чувствую себя нищенкой и подлой обманщицей.
— Иди, — разочарованно машет рукой Мария.
— Ваш бизнес такими темпами прогорит, — шмыгаю и торопливо поднимаюсь на ноги.
Копаюсь в карманах и складываю на стол все мятые купюры и монетки, что нахожу. Женщина с медлительностью бегемота пересчитывает пухлыми пальцами мои гроши и смотрит на меня исподлобья:
— Это всё?
— А можно я частями расплачусь?
Ведьма хмыкает и громогласно хохочет, хлопая ладонью по столу. Не совсем понимаю, что конкретно развеселило Марию, и терпеливо жду утвердительного или отрицательного ответа. Неожиданно женщина замолкает, прислушивается к тишине и улыбается:
— Моя мертвая бабуля говорит, что оплата справедлива.
— А я не согласна с вашей бабулей, — скрещиваю руки на груди. — Конечно, нам стоило оговорить цену до того, как вы мне мультики сомнительного содержания показали, но я придерживаюсь мнения, что каждый труд должен быть оплачен по названной цене.
— Дура, что ли? — брови ведьмы ползут вверх. — Иди. Иначе я тебя отсюда веником прогоню.
— А еще вам стоит поработать над сервисом и клиентоориентированностью, — строго отвечаю я и капризно веду плечиком.
В меня летит рыбья голова, и я визгом выскакиваю в коридор под смех чокнутой стервы. В гневе спускаюсь в парикмахерскую и приглаживаю волосы вспотевшими ладошками.
— Нагадала чего? — интересуется дама с бигудями на голове.
— Нагадала, — кусаю губы и зло вышагиваю к двери.
— Мне тоже нагадала эта юродивая дерьма всякого, — бурчит женщина и утыкается в журнал.
— Так и мне ничего хорошего не показала, — оглядываюсь. — Шарлатанка.
— Она та еще сука, но не шарлатанка, — отвечает печальная и болезненно тощая женщина в углу. — Будь она шарлатанкой, то клиентов у нее было бы намного больше. Мы готовы платить за ложь, а не за правду.
В растрепанных чувствах выскакиваю на улицу и бегу мимо ничего не подозревающих прохожих. Больше к гадалкам ни ногой. Есть вещи, о которых лучше не знать. Ноа был прав, груз прошлых жизней обязательно отравит настоящее презрением к себе. Ну не могла я в одной из реинкарнаций отрастить бороду и каждое утро смазывать ее свиным жиром!
Глава 22. Любовь Жули
Чудны дела твои, Вселенная. Два дурака, страдающие по возлюбленным из прошлого, во-первых, были одержимы одной душой, а, во-вторых, не узнали во мне эту самую перерожденную душу. Обидно. Понимаю, что моя досада нелогична, но какого черта Карн и Агатес выёживались и прикрывались скорбью по давно ушедшей любви, если не в силах разглядеть во мне ту, по которой они веками плакали? На минуточку, один — Лесной Бог, а второй — сильный Колдун! Какая-то тетка, пропахшая рыбой и картошкой, со стеклянным шаром по щелчку пальцев распутали клубок перерождений, а эти…
С другой стороны, я действительно другой человек, и прошлые жизни меня не должны беспокоить, но я злюсь. Так злюсь, что решаю не говорить Карну и Агатесу о том, что их заложница и Обещанное Дитя — привет из прошлого. Пусть дальше страдают. Я хочу, чтобы любили и боготворили меня — Венди. Венди Бэлл с улицы Риз, а не пастушку Жули и вредную старуху. Я ведь такая замечательная и интересная личность.
Несколько минут рассматриваю в зеркале отражение и прикидываю в уме, как бы я выглядела с бородой и мускулами, и печалюсь, что некоторыми прошлыми жизнями совсем не горжусь. Честное слово, лучше бы люди после смерти обращались в прах и воссоединялись с бесконечной Вселенной. Страшно подумать, кем я буду в следующем перерождении.
Сердито умываюсь. И уже не мучит меня тоска по Карну и Агатесу, потому что они жуткие эгоисты, зацикленные на себе и душевных терзаниях. Нравится им быть особенными, вечно влюбленным и несчастными.
— Рыжая, какого хрена ты не сказала, что нашла Первого?! — дверь в ванную комнату распахивается и на пороге стоит оскорбленный Агатес.
— А ты не спрашивал, — невозмутимо промакиваю лицо пушистым полотенцем.
— Ты должна была…
— Ничего я тебе не должна, — поворачиваюсь к гостю и затягиваю пояс на халате. — Ты, как и твой дружок, бесполезный… — подбираю емкое слово и устало говорю, — дурак.
Агатес удивленно хлопает глазками и кривится:
— Ты охренела?
— Да, — киваю. — Охренела. Это все, что ты хотел сказать?
Колдун обескуражен, и мне нравится его недоумение и растерянность. Вместо того чтобы поблагодарить меня за услугу, он решил в очередной раз меня обвинить и никак не ожидал, что влюбленная идиотка покажет зубки. Да, мой милый старичок, я умею быть стервой. Как тебе? Не нравится?
— А чего ты так осмелела? Да я тебя…
— Что? — делаю шаг к Агатесу и заглядываю в глаза. — Чарами своими очаруешь, рот заткнешь, а потом отымеешь у раковины, чтобы неповадно было перечить?
Колдун медленно моргает, обдумывая мои слова, и тихо отвечает:
— Я, в принципе, не против…
— Я против, — щелкаю гостя по носу.
— Ну да, — ухмыляется Колдун, и его лицо оказывается в сантиметре от моего, — ты же только по большой любви, — тыкает пальцем в амулет и шипит разъяренной гадюкой. — Вот и развлекайся с этим огрызком. В мире полно более сговорчивых шлюх.
— Да вот только такой, как я больше нет, — хлестко бью по ладони Агатеса. — Я как снежинка, уникальна. Просто ты тупой и старый маразматик. Проваливай! Еще сдохнешь здесь от сердечного приступа.
Гость что-то неразборчиво урчит на колдунском, и меня оплетает вибрирующая теплом призрачная сеть, что тянется паутинкой из амулета. Агатес скрипит зубами и бьет кулаком по косяку:
— Сука! Сними цацку, и тогда мы с тобой поговорим!
Трепетно касаюсь губами куска хрусталя, томно глядя в лицо Агатеса, в глазах которого горит пламя гнева.
— Обязательно последую твоему совету и поиграю с волшебным камушком. Не зря же он так вибрирует в моих нежных пальчиках.
— Мерзавка.
— А нечего обижать милых скромниц.
— Это ты-то скромная? — Агатес окидывает меня презрительным взглядом.
— Была.
— Зря ты так со мной, — высокомерно хмыкает Колдун. — Я найду способ тебя утихомирить. Всё, шутки кончились. Пора браться за твое воспитание.
От слов и строгого тона Агатеса между лопаток бегут мурашки и теплеет внизу живота. Вспоминаю мужское естество, что едва можно обхватить пальцами у основания, и на выдохе закусываю губу.
— Чего ты ерепенишься? — сипло спрашивает Агатес и касается щеки. — Насладимся друг другом, Рыжая.
— Мой милый колдун, — шепчу в губы гостя и медленно поглаживаю его восставший и член сквозь грубую джинсовую ткань, — а кроме удовольствия ты можешь еще что-нибудь предложить?
— Нет.
Улыбаюсь и зло толкаю подлеца в грудь. Агатес теряет равновесие и с глухим рыком падает в черную мглу, что поглощает его без остатка. Стою у двери несколько секунд, ожидая, что Колдун вернется наказать меня, но он, по-видимому, решил затаить обиду.
Долго не могу заснуть, ворочаюсь, прокручиваю в голове разговор с Агатесом и переигрываю на разные лады наш диалог, полный желчи и раздражения. В одном из вариантов Колдун добивается гнусной цели, и прямо на коврике в ванной мы предаемся страстному и громкому разврату, а потом на мои крики приходит Карн и присоединяется к веселью. Грубо и властно хватает меня за волосы и одним уверенным толчком овладевает ртом. Задыхаюсь, бьюсь в конвульсиях острого наслаждения и с благодарным мычанием принимаю мужское семя до последней капли.
На моменте объятий, признаний любви, я проваливаюсь в сон. Грезы шелестят листвой над головой, и я медленно вышагиваю по шелковистой траве к мерцающему серебром под полной луной пруду. Нет. Вышагиваю не я, а белокурая девица с курносым носиком и милым румянцем на пухлых щечках. Сердце Жули бьется в груди птичкой, и я возмущенно фыркаю:
— Эй.
— Карн, возлюбленный, — голосит моими губами пастушка Жули. — Где же ты?
— Сучка такая! — шепчу я под гнетом иной личины. — Ты чего удумала?!
— Карн!
Из кустов на зов пастушки выходит удивленный олень, чьи рога сияют в ночи призрачным огнем. Хочу сбежать, но Жули игнорирует мою волю и с восторженным смехом бежит к Карнону. Ее руки обвивают его шею, и я чувствую мягкую и теплую шерсть. Она пахнет цветущим вереском и земляникой.
— Как давно ты мне не снилась, Жули, — тоскливо вздыхает олень. — И как горько, что это всего лишь грезы.
— Подлец, — ревниво отзываюсь я.
— Любимый, — говорит Жули.
Сильные руки обнимают хрупкую пастушку, и я таю под нежными и неторопливыми поцелуями, что покрывают мое лицо и шею. Ласки Лесного Божества искренние, отчаянные и топкие.
— Жули… — шепчет Карн.
— Заткнись и продолжай, — прошу в громком и истеричном стоне.
— Любимый, — сладко отвечает пастушка и целует Божество в скулу.
Бесстыдница в скромном простом платье проводит языком по мужской ключице, касается губами крепкой груди и напряженного живота, медленно опускаясь на колени, и я негодую, когда багровая и налитая кровью головка оказывается прямо перед моими глазами. Нет, милая Жули, я готова, конечно, пофантазировать об оральных ласках, но на практике не собираюсь заглатывать этого монстра в переплетении вздутых вен. Вблизи естество Карна пугает меня до жути.
— Не смей, — рявкаю и сжимаю несуществующие кулаки.
— Жули…
Меня мутит глупого и шлюшеского имени. Пастушка поднимает взгляд на возбужденного Карна и игриво касается кончиком языка нежной уздечки. Божество вздрагивает, закрывает глаза, и блондинистая потаскуха смыкает губы на упругом навершии мужской гордости.
Чувствую на языке терпкий и солоноватый вкус живой плоти, и губы, что были недавно моими, скользят вздрагивающему от каждого движения члену. Голова кружится от нахлынувшего возбуждения, и я уже не уверена, кто из нас, я или Жули, агрессивно покачивает головой в желании порадовать стонущего Карнона.
Курносый носик утыкается в темные завитки, и глотку схватывает сильный спазм. Чувство распирающей наполненности, пульсирующей плоти на языке и беззащитности перед ревущим от экстаза Богом, чьи ладони давят на затылок, пугают и подстегивают во мне нездоровую похоть. Карн убирает ослабевшие руки с головы, и я вместе с влюбленной Жули захлебываюсь слюной, спермой и ликованием.
— Ты всегда знала, как меня порадовать, — Карн присаживается рядом с пастушкой и очарованно смотрит в наше раскрасневшееся от смущения лицо. — Ох, как я скучаю по твоим губам.
— А чего бы не скучать, — сердито ворчу. — Я бы тоже скучала.
— Я рождена, чтобы радовать тебя.
Меня передергивает от приторных речей глупой пастушки. Она безоговорочно восхищается Карном и слепо влюблена в его божественность. Кудрявый олень пробегает пальцами по подбородку Жули, касается шнурка на тонкой и изящной шее и в замешательстве тянет за него. Из декольте платья выпадает амулет и хрусталь вспыхивает в ночной тьме золотыми искрами.
— Вот черт! — взвизгиваю, сжимаю амулет в ладони и подскакиваю на ноги. — Мы так не договаривались!
— Какого черта? — охает Карн и оторопело смотрит на меня.
Мгновение, и в горящих зеленых глазах Божества проскальзывает тень изумления. Мне и слов не надо, чтобы понять — Карна, наконец, озарило. Секрет перерождений, что я хотела утаить от рогатого страдальца и его дружка, вскрылся.
— Пошел ты! — возмущенно восклицаю я и кидаюсь прочь, подхватив подол платья.
— Стой! — громко и удивленно кричит Карн. — Стой! Рыжая! Стой!
А Рыжая не подчиняется приказам. Рыжая в громких ругательствах ныряет в кусты, бежит среди зыбких теней и обрывков мрачных грез, остервенело вытирая губы, и умоляет саму себя немедленно проснуться, но сновидение не отпускает из удушающих объятий.
— Да чтоб вас всех! — мой вопль летучими мышами летит в чернильное небо. — Это нечестно!
Глава 23. Черная дыра
— И сны у вас какие-то неправильные! — в бессилии кричу, выбегаю из сумеречного леса и оказываюсь в горном ущелье.
Острые скалы подпирают ночное небо, на котором закручиваются спирали из звезд, и я испуганно прячу амулет поворотом льняной рубахи. Удивленно осматриваю морщинистые руки с узловатыми пальцами и жалобно шмыгаю. Вижу себя словно со стороны — старая, сгорбленная женщина с длинными до пояса седыми волосами. Воздух вокруг недовольной бабульки сгущается, и живые тени у скал переплетаются в булькающую лужу, из которой выползает огромный паучара, ростом с мохнатого и тощего слона. Восемь глаз в ночи горят красными жуткими фонариками.
— Господи… — шепчу я, потому что голосовые связки схватило холодным ужасом.
— Очередная зверушка? — недовольно кряхтит старуха и кривится. — Тянет же его на уродов.
Бабулька, в отличие от меня, совершенно не удивлена и не испугана, будто она таких чудовищ на завтрак ест.
— Уходи, — гулко отвечает монстр и с угрозой перебирает передними лапами с острыми когтищами. — Никаких кошмаров, кроме моих.
— Ишь ты, — старуха делает шаг к пауку, встряхивая головой. — Я, по-твоему, кошмар?
Голос пожилой женщины смягчается, седина в густых волосах исчезает, морщины разглаживаются, и перед чудовищем стоит статная молодуха с полной грудью, широкими бедрами и надменным лицом Кожа — белая, как молоко, глаза — черные угольки, а губы — сочные и чувственные. Незатейливая тканая рубаха до пят подчеркивает соблазнительные изгибы, и меня сжирает плесневелая зависть. Теперь ясно, почему Агатес так страдал по мертвой жене. Это не женщина, а богиня.
Чудовище замирает и смущенно отступает от гостьи, которая делает к нему еще один шаг и бесстрашно протягивает к нему руку.
— Уходи…
— Никогда не понимала его любовь к насекомым, — вздыхает женщина и хмурит брови.
— Я не насекомое, а демон, — фыркает чудовище.
— И как зовут же этого жуткого и уродливого демона? — томно спрашивает красавица и надменно улыбается.
— Чубочка, — шепчу я. — Он хороший. Сладкое любит, но ему нельзя.
— Чуба, — по ущелью прокатывается гулкий рокот. — Демон ночных кошмаров.
Чудище вздрагивает, когда его правой хелицеры касается женская рука, с писком съеживается в испуганного паучонка и трусливо убегает, чтобы затем стыдливо забиться под камень.
— Ох уж эти демоны, — мелодично смеется женщина и продолжает свой неспешный путь. — Набивают себе цену, а потом трусливо сбегают.
— Послушайте дамочка, — говорю я, — вы мертвы. И тут главная я. Остановитесь, будьте добры.
Но дамочка не слышит меня и напевает под нос тихую и незнакомую мне мелодию. Пытаюсь вернуть контроль в свои руки, но ничего не получается. И мне остается только паниковать, потому что не хочу видеть рожу Агатеса, когда он узрит супругу-красавицу во всем своем женском величии.
Пышногрудая чаровница делает шаг в черную тень и оказывается в пустоте. Вижу впереди спину Агатеса, который стоит недвижимым манекеном во мраке.
— Супруг мой ненаглядный, — тянет каждое слово женщина и улыбается.
— Чуба, мать твою! — меня передергивает от злобного рева Колдуна. — Какого черта?! Я же просил! Никаких кошмаров!
Женщина подходит к Агатесу, ласково обнимает его сзади и прижимается грудью к его напряженной спине. Трется щекой о его затылок. В сновидениях Колдун молод и полон сил. Есть несколько несущественных отличий от его личины дерзкого бунтаря — нет выбеленных волос на макушке, татуировок и лицо чуть жестче. К его возрасту прибавилось лет пять.
— Ну, какой же я кошмар, милый?
— Самый настоящий, — хрипло отвечает Колдун, и я улавливаю дрожь в его теле. — Ты мертва, Марго. Мертва. Я похоронил тебя на холму, в ночи…
— А ты и рад меня похоронить, Агатик? — мурлыкает хитрой кошкой женщина и ревниво спрашивает. — Признавайся, бабу новую нашел? Да?
— Нет, — шипит Колдун.
— Тебе меня не обмануть, — Марго целует муженька в шею. — Так и знала, что твои клятвы — пустая брехня. ТЫ, как и все остальные кобели. Нет никакой веры вашим словам.
— Ты даже в моих снах остаешься стервой.
— Стервой ты меня и полюбил, — смеется женщина, обходит мрачного Агатеса и голодно целует его в губы, заключив тесные объятия.
Чувствую во рту верткий кодунский язык и задыхаюсь от волны желания. Мужские руки проходят по спине, до боли стискивает в стальных пальцах нашу с Марго попу, и я хочу большего. Или это чернобровая ведьма желает большего. В потоке стонов не разобрать, где я, а где супруга Колдуна.
— Немедленно возьми меня, — Марго прерывисто сипит. Разворачивается к Агатесу спиной, задирая рубаху, и вжимается голым бледным задом к его паху.
— Как скажешь, — Колдун грубо наматывает волосы охнувшей женщины на кулак и рывком запрокидывает ее голову.
Мне больно, но огонь вожделения уже не потушить.
— Да… — хрипло стонет женщина. — Да, гадкий колдун… Да!
Агатес проводит пальцами истекающей густыми вязкими соками промежности, поднимается выше и разминает тугие мышцы между ягодиц.
— О, нет, — взбрыкиваю я. — Нет! Извращенцы! Караул!
— Да… — едва слышно повторяет Марго. — Не сдерживай себя… Это ведь всего лишь сон…
— Это не просто сон! Это самый настоящий эротический кошмар! — верещу я и испуганно замолкаю, когда моей попы касается влажная головка.
— Будь по-твоему, — усмехается в ухо Агатес.
Остервенелый толчок, и я взвизгиваю голосом Марго, чья вторая щель принимает член супруга до основания. Слабая тянущая боль растекается по чреву беспринципной шлюхи густым наслаждением, игнорируя мои протесты. Извращенная похоть Марго ослепляет меня, а рваные и резкие движения Колдуна забивают мои слабые протесты. Вместе с ведьмой, чьи тяжелые груди неистово трясутся под рубахой, кричу — она от удовольствия, а я от возмущения. Меня опять подло подставили и окунули в чужую страсть по макушку.
— Да! — вопит женщина, содрогнувшись в крепких объятиях урчащего мужа. — Да! Еще!
Агатес наваливается на Марго, которая падает на четвереньки, и меня рвет на части от болезненного оргазма, что наполняет чрево кипящей ртутью. Колдун над нами утробно взрыкивает, дернув тазом, и с утомленным стоном выскальзывает из тугих и спазмирующих мышц. Чудовищное ощущение растянутости и какой-то пустоты в прямой кишке.
— Вы… какой кошмар, — жалобно скулю в липкой тьме и судорожно сглатываю.
— Как я скучал по твоей заднице, — ладонь Агатеса звонко опускается на мою правую ягодицу.
Обиженно всхлипываю, а Марго со смехом оправляет рубаху, перекатывается на спину и ехидно отзывается:
— Так скучал, что вновь влюбился?
— Интрижки были, — соглашается Колдун, невозмутимо пряча опавший член в хлопковые штаны, и приглаживает растрепавшиеся волосы, — а любви нет.
— Лжец, — ядовитый голос Марго стелется вокруг нее вибрирующими тенями, и женщина с усмешкой тонкими пальчиками выуживает из-под ворота рубахи сияющий солнечным светом амулет. — А вот и доказательство, любимый. Ты обещал мне никогда не врать.
— Ах ты, сука! — в горячей ненависти вскрикиваю и подскакиваю на ноги, путаясь в подоле. — Гадина! Стерва!
Агатес молча и изучающе смотрит на меня. В ярости сжимаю кулаки и рявкаю:
— Урод!
— Рыжая?
— Пошел в задницу!
— Так я побывал уже в твоей заднице, — Колдун вскидывает бровь. — Но если ты настаиваешь, то можем повторить.
— Это не моя задница была, ублюдок! — кричу, объятая ревностью и гневом. — А твоей бывшей! Гнусные извращенцы! В мою задницу ты бы не влез! У твоей жены не жопа, а какая-то черная дыра!
— Это вопрос практики, — пожимает плечами Агатес и прищуривается. — Сюрприз за сюрпризом с тобой, Рыжая. Хотя Марго всегда умела меня удивлять.
— О, пупсик, — толкаю Колдуна в грудь слабыми кулачками, — я такой сюрприз, что тебе даже и не снилось. Вы с Карном одну бабу любили. Во всех смыслах. Во все щели, мудаки, любили! Милая пастушка Жули и жуткая развратница Марго!
Отвешиваю злую, но вялую пощечину недоуменному Колдуну:
— Карн сношал в Лесу твою женушку, а ты нихрена не подозревал, — хохочу и уточняю. — Я же правильно понимаю, ты же был знаком с Жули?
— Мельком однажды видел, — едва слышно говорит Агатес и хмурит брови. — Карн лично нас не знакомил, а она дурная была. Пряталась по кустам.
— Вот в кустах она и отсасывала Карну, — расплываюсь в язвительной улыбке. — До самых его оленьих яиц.
— Но ведь это…
— Невозможно? — смериваю Колдуна презрительным взглядом. — Очень даже возможно.
— Верни Марго, — скрипит зубами Агатес.
— Марго! — издевательски кричу я. — Марго! Вернись к престарелому мужу!
Ничего не происходит, и я презрительно фыркаю:
— Это была временная акция.
Разворачиваюсь и семеню во тьму. Разъяренная, оскорбленная и униженная грязным и животным соитием. Не хочу верить, что я была в прошлом высокомерной ведьмой, которая громко и истерично кончала от члена в заднице. И разве анальный секс — это современное веяние в узких кругах развратников? И в седых веках баловались подобным? Удивительно, люди во все времена были жуткими распутниками.
— Ты же хотела любви, — воодушевленно хохочет вслед Агатес, — вот тебе и любовь, Рыжая. Вечная, сильная и преданная. С клятвами! И она вновь свела нас!
— И не только нас двоих, Колдун, — оглядываюсь с улыбкой. — Друга лучшего забыл? У нас с ним тоже любовь вечная нарисовалась. Ты бы слышал, как ворковали пастушка и Рогатый.
Тихо и беззлобно смеюсь, заметив в глазах Агатеса вспышку ревности. Ох, как ему обидно, что женщина, с которой он обменивался глупыми клятвами о великой и вечной, успела переродиться в пастушку и полюбить другого. Так же сильно, как и его. И еще обиднее, что на этом карусель реинкарнаций не остановилась и совершила новый круг, на котором уже я в юной наивности втрескалась в двух друзей. И не осталось во мне ничего от Марго и Жули.
Глава 24. Ноа № 9 и № 7
С трудом открываю глаза, зеваю и тру опухшие веки. Кошмар отпустил, и я почти не помню деталей. Точно был Чуба. Огромный, пушистый с горящими красными глазами. Сонно мычу и недоуменно гляжу на Карна и Агатеса, которые стоят молчаливыми изваяниями у изножья кровати, и меня пронзают отчетливые видения, как я в шкуре Жули и Марго занимаюсь постыдными непотребствами.
— Пойдешь смотреть, как сносят бензоколонку? — тихо и спокойно спрашивает Агатес.
С подозрением на него щурюсь, выискивая в словах пакостные намеки, но лицо Колдуна — непроницаемое и умиротворенное. Перевожу взгляд на Карна. Рогатый точно что-то гаденькое скрывает под своим молчанием.
— Идешь, нет? — скучающе интересуется Божество и встряхивает кудрями.
Прикидываются или действительно не помнят ничего о сновидениях, в которых я в шкуре их бывших знатно с ними повеселилась?
— Тут без кофе не обойтись, — вздыхает Агатес и выходит из комнаты.
— Кофе в постель? — с надеждой отзываюсь. — Это было бы очень мило с твоей стороны.
— Нет, — до меня доносится сердитый голос Агатеса.
Недовольно откидываюсь на подушки и печально вздыхаю. Закрываю глаза и вновь ныряю в дремоту.
— Рыжая, — Карн откидывает одеяло. — Долгий сон вредит здоровью.
Опять въедливо всматриваюсь в лицо Божества и не вижу в них ни ехидства, ни самодовольства, ни влюбленности, что сияла в его глазах в присутствии Жули.
— А тебе как спалось? — осторожно спрашиваю и внутренне содрогаюсь от стыда.
— Обычно, — Карн пожимает плечами и выходит из комнаты. — Мне тоже плесни кофейку.
Ничегошеньки не понимаю. Кто-то щекочет мою левую пятку, и я испуганно вздрагиваю. Из-за ступни выглядывает Чуба и приветливо стрекочет, будто пытается мне что-то сказать.
— Зайчик, — тянусь к пауку и беру на руки милого демона. — Я тебя не понимаю.
Подношу Чубу к уху, и слышу замогильный шепот:
— Я съел грезы, потому что они были слишком вкусные и сладкие. Нехрен морды баловать. Хотел и твои съесть, но не смог. Я так и не понял, для тебя это был кошмар или волшебное видение. Ты испытала радость или страх?
— Злость, возмущение, щепотка зависти и вагон ревности, — растерянно шепчу Чубе на ладонях.
— Значит, я правильно классифицировал твой сон, как кошмар.
— А ты умный, — благодарно касаюсь мохнатой спинки паука губами и с беспокойством смотрю в крошечные глазки. — А если кто-то прознает, тебе не влетит?
— Я давно снами Агатеса заведую, — скрипит Чуба и потирает лапки. — Защищаю его разум от кошмаров, но иногда подъедаю и хорошие сны. Колдун сам дал добро, а Олень… На то он и Олень.
— Немного, — хмурю брови, — грубо.
— Мне можно, — пищит Чуба и спрыгивает с ладоней на пол, — я демон.
— Не смею спорить, — потягиваюсь и борюсь с желанием спрятаться под одеяло, чтобы еще пять минут вздремнуть.
Медленно моргаю и вижу над собой сердитого Агатеса, протягивающего мне кружку. Все-таки я опять заснула. Приподнимаюсь и улыбаюсь:
— А вот и кофе в постель, — принимаю из рук Колдуна кружку и делаю осторожный глоток крепкого и горького эликсира. Фыркаю и поднимаю на него глаза. — Без сахара!
— Десять минут на сборы, Рыжая, — игнорирует мои слова и выходит.
— Я за десять минут ничего не успею! — залпом выпиваю кофе и подскакиваю на ноги. — А позавтракать?!
Я еще никогда так быстро не собиралась. Даже если опаздывала в университет, то все равно долго медлила, а тут — пока чищу зубы, натягиваю платье, судорожно причесываюсь и даже успеваю подкрасить реснички.
Выбегаю из комнаты. Агатес хватает меня за руку и с ворчанием, что я жуткая копуша, затягивает в вихрь черных теней. К горлу подкатывай ком тошноты, и когда наша троица выныривает из колдунского портала, меня выворачивает желчью и кофе подстриженную траву газона.
— Не быть тебе космонавтом, Рыжая, — Агатес протягивает платок и кривится, — а еще завтрак требовала.
— Какой ты противный, — выхватываю из его пальцев кусок льняной ткани и прижимаю к губам. — В следующий раз на тебя сблевану.
— Прости, но я не по этим играм.
— Да я в курсе по какими ты играм, — бурчу в платок и испуганно замолкаю.
Запамятовала — мои претензии к нездоровым пристрастиям Колдуна не имеют никакого смысла. Он ведь совсем не в курсе того, что ночью отымел мертвую жену в ее безразмерный зад. Это же сколько надо практиковаться, чтобы… Прикусываю кончик языка, чтобы остановить поток постыдных мыслей.
— Например? — спрашивает Агатес, вглядываясь в мои глаза.
— Что "например"? — непонимающе хлопаю ресничками.
— Какая игра, например, меня может заинтересовать?
— Игра в задние ворота, — зло отвечаю и готова сама себе вырвать язык, чтобы скормить бездомным псам, раз я не в силах держать его за зубами.
Карн в удивлении вскидывает бровь и переводит лукавый взгляд на друга:
— Вы уже перешли на этот уровень? Когда успели?
— Никуда мы не переходили, — топаю ногой и поджимаю губы.
— Так она только по большой любви, — насмешливо отвечает Агатес и задумчиво чешет кадык. — И какая должна быть любовь, чтобы Рыжая сыграла в задние ворота? Тут большой не отделаешься.
— Дружба равна совместному чтению и рукоблудству, — Карн покусывает в размышлениях губы и продолжает. — Надо отталкиваться от этой расценки.
— Мы с вами не друзья, — сжимаю и массирую переносицу. — И хватит меня смущать.
— А ты разве смущена? — хмыкает Агатес.
— Да! — колко смотрю в лицо Колдуна.
— Это что угодно, но не смущение, — тот качает головой и ехидно улыбается. — И никаких тебе игр в задние ворота, Рыжая, иначе у тебя совсем крышу снесет. Точно потребуешь жениться.
— Так вот, как ты женился, — хмыкаю и складываю платок в аккуратный квадратик. — Все с тобой понятно.
— И предпочту остаться вдовцом, — Агатес пинает камешек и отворачивается.
— Вы вечно можете заигрывать друг с другом, — Карн закатывает глаза и шагает по тротуару к толпе, которая собралась вокруг бензоколонки. — И ведь к логическому завершению вряд ли придете.
Уныло следую за Божеством и хочу сказать, что он тоже совсем не скромник. Вспоминаю его ладони на затылке, раскрытый и жадный рот Жули, и в задумчивости касаюсь шеи и горла. Как? Как милой пастушке удалось заглотить хозяйство Карнона? Что за чудеса?
Перед толпой у закрытой заправки стоит и распинается толстый и обрюзгший мужчина с лысой головой. Он вещает людям с плакатами и транспарантами, что мэрия, наконец, услышала горожан и приняла решения снести объект. Мужчины и женщины воодушевленно кричат, свистят и аплодируют чиновнику. Замечаю на его мизинце правой руки знакомый перстень. Ноа Девятый неприятен — его улыбки лживые, слова пустые, а глаза равнодушные. Ему и дела не до старой заправки, загрязненного воздуха и отравленной мазутом почвы, но он не упустит шанс улучшить репутацию администрации города.
Ищу глазами Ноа Последнего, но его нет ни в толпе, ни среди администрации города, но зато вижу Первого, который вместе остальными ликует и смеется. Это логично. Сейчас у горожан в сердцах горит надежда. Они верят, что политики прислушиваются к ним и заботятся о любимом парке.
— А канистры нам выкапывать, — рядом вздыхает высокий мужчина в рабочей робе.
— Ты тоже тут? — Агатес удивленно глядит на него.
— Да, — мужчина чешет загорелую щеку ногтями, под которыми скопилась грязь. — Последний сказал, что заправка теперь
моя забота.
Одна из его пуговиц на комбинезоне — черная в серебряной окантовке. Ноа Рабочий мне нравится. Простой уставший трудяга, который ждет окончания лживого шоу, чтобы с товарищами, скучающими неподалеку возле тяжелой техники, приступить к сносу заправки.
— И сколько времени это займет? — спрашивает Карн.
— Мы тут и в ночные смены будем горбатиться, — говорит Ноа и качает головой. — Вот же приспичило Последнему. Сидит себе в удобстве и комфорте, а нам и в жару и в темень работать. Совести нет никакой.
— Обратитесь в профсоюз, — тихо предлагаю я.
Ноа в некотором замешательстве смотрит на меня, разочарованно машет рукой и уходит, буркнув, что это бесполезно и что я — наивная дурочка.
— Уверен, что за ночные смены им хорошо заплатят, — Агатес провожает взглядом Рабочего. — И профсоюзу не подкопаться к контракту и условиям.
Холеные помощники вручает Девятому огромный молот, и тот театрально бьет по одной из колонок, которая с грохотом падает на асфальт. Толпа восторгается и хлопает, однако всё это красивая поставка — и ежу понятно, что коробку со шлангом незадолго до инсценировки демонтировали.
— Поздравляю, — улыбаюсь молчаливому Карнону. — И я жду хотя бы спасибо. Уверена, что ты и сейчас не видишь среди людей Первого, которого именно я и привела к Последнему.
— Сейчас вижу, — отвечает Божество и хмурится. — Я думал, он будет постарше.
— В тебе проснулась надежда? — удивленно охаю и прижимаю ладошки к щекам. — Это случилось!
— Тут настрой такой, Рыжая, — Карн хмыкает и серьезно вглядывается в мои глаза. — Спасибо.
Кровь приливает к щекам, и я ужас как смущаюсь от теплой благодарности и прямого взгляда Божества. Вот почему Карн не может быть всегда таким милым? От переизбытка чувств хочу его обнять и поцеловать. Хотя бы в щечку, но не решаюсь. Боюсь, потому что будет больно, если мне вновь не ответят взаимностью. Знал бы ты, Рогатый, кто я на самом деле.
— И кто ты?
Вздрагиваю от проникновенного вопроса, отшатнувшись от Карна, который подгадал момент и пролез в голову, когда меня охватили неконтролируемые эмоции. Горный хрусталь вибрирует под платьем, отсекая чары Божества, и тот недовольно сводит брови вместе:
— Ты какая-то сегодня странная.
— Не выспалась. Снилось всякое.
— Я вот отказался от неосознанных сновидений, — флегматично говорит Агатес. — И всегда высыпаюсь.
— И очень зря, — цокаю и машу рукой Первому, который замечает меня, когда толпа начинает расходиться.
Ноа кидается с восторженными воплями ко мне. Через мгновения я заключена в крепкие и настырные объятия. Юноша, сытый чужими положительными эмоциями, взбудоражено обцеловывает мое лицо, игнорируя изумленные взгляды Карна и Агатеса.
— Какое-то слишком бурное приветствие, — резюмирует Колдун.
Ноа тут же бросается к нему с объятиями. Прежде чем Агатес понимает, что происходит, Первый успевает и его несколько раз чмокнуть.
— Эй! Эй! — Колдун отталкивает удивленного Ноа. — Спокойно! Без поцелуев! Господи! Думал, Последний набрехал, что ты чокнутый.
— Тебе же было обидно, что я поцеловал Венди, а тебя нет, — широко и открыто улыбается. — Вот я и исправил это маленькое недоразумение.
Юноша оглядывается на компанию из нескольких девушек и парней с плакатами. Воодушевленные представлением Девятого молодые активисты куда-то идут, и Первый шагает за ними:
— Я должен поддержать этих милых ребят в их великих планах. Они хотят изменить мир и общество к лучшему.
— Боже, — Агатес вытирает щеки тыльной стороной ладони. — Уродился же альтернативно одаренным.
Ноа машет мне на прощание и я подмигиваю ему, мысленно пожелав удачи. Интересно, как “милые ребята” хотят изменить мир? Что у них на повестке? Равенство, голод, болезни, бедность? Столько всего надо исправить в жестоком мире, и вряд ли нескольким смертным это под силу.
— О, черт, — разгневано шепчет Агатес, когда к нам жирным бегемотом шагает Ноа Чиновник. — Предлагаю валить.
— Колдун! — кричит толстяк, и Карн тащит меня к дорожке, ведущей к неприметным воротам, что скрываются за густыми кустами шиповника.
— Не сейчас, Ноа! — Агатес торопливо следует за нами.
— А когда?
— Когда-нибудь однажды!
— Чего он хочет от тебя? — оглядываюсь на разозленного Колдуна.
— Политиков и чиновников всегда тянет к эзотерике, — лицо Агатеса сминается в гримасу презрения. — Может, хочет, чтобы я раскинул картишки или окурил кабинет! Не знаю!
— Гадалка Мария! — повышаю голос, когда замечаю на лице Ноа тень едва заметной обиды и скорби. — Слышите? Гадалка Мария ответит на все ваши вопросы, но ее ответы не всегда радуют!
Девятый останавливается и коротко кивает. В глазах пробегает искорка надежды, и мне очень любопытно, что тревожит толстого бюрократа и политикана.
— Все гадалки — шарлатанки, — ревниво шепчет в спину Агатес. — Или ведьмы, которые тоже обманывают ради личной выгоды.
— Зато ты очень честный, — фыркаю и ныряю за Агатесом, перед которым беззвучно отворились кованые ворота. — Честный и невнимательный. Ноа волнует что-то важное.
Глава 25. Расставания всегда печальны и непредсказуемы
Выходим из леса к пруду, и Агатес холодно обращается ко мне:
— Надо поговорить.
Коленки трясутся. Неужели проделки Чубы со снами Колдуна и Карна не возымели должного эффекта, и жертвы демонического коварства все помнят и знают? И сейчас они признаются в любви и потребуют сделать выбор, с кем остаться?
Карн падает на траву и потягивается. Присаживаюсь рядом, в волнении глядя на умиротворенную рябь волшебного пруда.
— Вопрос касается амулета.
Поднимаю разочарованные глаза на Агатеса и отвечаю:
— Не отдам.
— И не надо, — Колдун опускается на траву и вздыхает. — Он — ключ к твоей свободе от сделки, Рыжая. Он стал защитным Артефактом и пока он на тебе, у нас нет над тобой власти. Видимо, амулету передалось вместе с моей влюбленностью и желание спасти тебя от рабства. Или я хотел, чтобы наши отношения не были обусловлены твоей зависимостью.
— Теперь ты нам ничего не должна и свободна, как птица, — жует травинку Карн. — Удачливая ты.
— Я не поняла, — в тревоге расправляю складки на подоле, — мы расстаемся?
Карн и Агатес смотрят на меня так, словно я сморозила возмутительную глупость. Так и хочется влепить им по оскорбительной пощечине и вывалить на них невероятную новость, что я их бывшая, но моя вредность перевешивает злость, и молча сжимаю кулаки.
— Тогда я могу идти? — через минуту мысленных криков и рыданий спрашиваю голосом, что предательски дрожит.
— Подожди чуток, — касается руки Карн.
Я и рада подождать, потому что ноги онемели от обиды и ярости. Делаю медленные вздохи и выдохи, сдерживая слезы, и сглатываю комок истерики. По поверхности пруда бежит рябь, и из воды на травянистый берег выпрыгивают сотни лягушек, что сияют изнутри радужными переливами. Золотые глаза вспыхивают искрами в солнечных лучах, пока они неторопливо хаотично скачут в траве.
— Что происходит? — в изумлении оглядываюсь по сторонам.
Сказочные земноводные прыгают вокруг, мелодично квакают и завораживают инфернальной красотой.
— Иногда источник выходит из берегов, — пожимает Карн плечами. — Это как цветение.
Лягушки неожиданно разлетаются по округе мерцающей пылью и я охаю, в восхищении наблюдая за переливами в воздухе. Легкий ветер разносит призрачный песок, и душа тонет в тоске. Такой романтичный момент и приурочен к разлуке с двумя жестокими мерзавцами, которые и не понимают, что рвут сердце на куски.
Истерзана и потеряна. И в слепом отчаянии решаю получить от мальчиков прощальные поцелуи, чтобы забить в гробы нашей любви последние два гвоздя. Невзаимные чувства меня напрочь лишили гордости и логики в действиях, поэтому наклоняюсь к Карну, убирая выбившиеся локоны за уши. Он вопрошающе смотрит на меня и хочет что-то сказать, но я затыкаю его рот поцелуем. Божество замирает под моими губами. Через несколько томительных секунд, за которые я пытаюсь запомнить вкус губ Карна, заключаю в объятия удивленно всхрапнувшего Агатеса и с глухим стоном присасываюсь к его устам. Поцелуи кружат мне голову, но я все же обрываю ласку и освобождаю притихшего колдуна из загребущих и дрожащих рук. Вглядываюсь в расширенные зрачки, и Агатес с тяжелым вздохом валит меня на траву. В жарком исступлении целует, и отдаюсь во власть пьянящего желания. К дьяволу принципы. Сегодня могу позволить себе насладиться близостью, потому что за ней меня ждет пучина одиночества и страданий.
Агатес спешно стаскивает футболку, на секунду отпрянув, и Карн тут же жадно и глубоко целует меня, расстегивая молнию на спине. Кое-как справившись за замком, Божество неуклюже стягивает платье через мою голову, и Агатес вновь увлекает меня в водоворот поцелуев и торопливых ласк. Колдун с мычанием перекатывается на спину, когда я слабо толкаю его в грудь, и через секунду оказываюсь на нем. С глухим вскриком насаживаюсь на мужскую плоть и хватаю за руку Карна, требовательно дернув на себя. Я хочу двоих.
Карн, метнувшись ко мне, в грубой страсти целует и кусает губы. Мне приходится развернуться к нему в пол-оборота, и бесстыдных стонах стискиваю его член. Руки Агатеса скользят по груди, талии, бедрам. Касаюсь губами ключицы Рогатого, и тот, уловив настроение, поднимается с колен, пропуская пальцы сквозь мои волосы. На выдохе смыкаю губы на темной от прилившей крови головке. Хочу вновь ощутить дрожь и спазмы наслаждения на языке и в глотке.
Забавы втроем — неудобные, неуклюжие, но очень занимательные. Неуемная похоть объединяет меня и двух лучших друзей мычащее и стонущее чудовище — Карнон на полусогнутых ногах удерживает мою голову в руках, с каждым движением вторгаясь в истекающий густой слюной рот, а Агатес неиствует снизу, сжимая до боли и синяков талию. Я захвачена в плен возбужденными мужчинами, и в этой игре они ведут, а я подчиняюсь и подстраиваюсь под их толчки и рывки.
Не контролирую ситуацию, пусть я ее и сдетонировала. Мне не вырваться из рук Карна, чей член яростно пробивается на преступную глубину сквозь подкатывающие к миндалинам спазмы, и не соскочить с Агатеса, который беснуется подо мной, словно его век держали на цепи целибата. Грубые, резкие и болезненные для тела фрикции насыщают меня удовольствием. Не любовь меня согревает, а губят черный и густой, как деготь, грех и разврат.
Очередной толчок, и Карн вторгается в глотку. Испуг тонет под волной конвульсий, что скручивают утробу, плавят мышцы и дробят кости. В глазах темнеет. Агатес вжимается в меня, дернув тазом, и вторит реву Божества, чье семя вязким потоком изливается в меня. Ни вдохнуть, ни закричать. Лишь слабо мычу, едва удерживая себя в сознании, под обрывками которого метнулась мысль — будет очень обидно, если я сейчас задохнусь и помру с членом во рту на лесной опушке.
Карн выпускает меня из захвата, и с хриплыми и жалобными стенаниями отшатываюсь от него. Содрогнувшись в новом спазме, когда член с влажными и неприличными звуками буквально выскакивает изо рта, сползаю с Агатеса и падаю на траву, истерично откашливаясь вспененной тягучей слюной на зеленую и молодую поросль. Затем ничком падаю, уткнувшись лицом во влажную землю и лишившись последних сил. Слабая дрожь пробегает по телу, поглощая остатки оргазма, и я затихаю.
Карн и Агатес тоже молчат. Дыхание у них — шумное и обрывистое, но через пять минут оно замедляется и успокаивается.
Приподнимаюсь на локтях. Божество и Колдун спят — голые и умиротворенные. Бесшумно и спешно одеваюсь, застегиваю ремешки на босоножках и подхватываю сумочку. Мой черед уйти, не попрощавшись. Из травы на меня глядит Чуба и в жгучем смущении отвожу взор. Каждый раз забываю, что рядом с Агатесом всегда ошивается ручной и разумный демон, который, вероятно, наблюдал за нашими забавами со стороны.
— Нахер этих мудаков.
— Ты чего такой злой? — шепчу и хмурюсь.
— Я демон и мне нравится, когда все вокруг страдают, — перебирает лапками Чуба. — Особенно Колдун.
— Не думаю, что кто-то из них будет страдать, — присаживаюсь на корточки и касаюсь паука.
— Ты их плохо знаешь, — скрипит демон. — Им только дай повод пострадать, и они никогда не упустят шанса. После твоей смерти, я обязательно им все расскажу. О! Жду не дождусь этого момента.
— Ты ждешь моей смерти? — возмущенно охаю, и с осуждением качаю головой. — Не ожидала от тебя такого, Чубочка.
— Как-то неловко вышло, согласен, — паук виновато потирает передними лапками хелицеры. — Я не смерти твоей жду, а мести. Мести над Колдуном, который однажды поработил меня.
Агатес сонно бурчит и переворачивается на бок, голым задом ко мне. Чуба испуганно замирает и прячется в траве. Замечательно, я стала пешкой в интригах паука. Может, мне стоит раскрыть маленький секрет о своих увлекательных перерождениях, потому что нехорошо содействовать демону кошмаров в его обмане и манипуляциях. С другой стороны, это научит сердцеедов быть внимательными к другим девицам, которым не повезет влюбиться в них. Покидаю пруд в тихой печали, и руки трясутся от слабости и голода. Надо срочно перекусить до того, как выпустить из себя истерику, ведь душевные муки очень энергозатратны.
Глава 26. Заманчивое предложение
Иду вдоль улочки с ларьками с фастфудом, и замечаю в одном из них Ноа Последнего, который сидит за столиком и скучает в ожидании заказа. Мужчина в деловом костюме, сшитом портным на его фигуру, выглядит пугающе посреди скромной обстановки дешевой забегаловки.
Недоуменно пялюсь на Ноа через окно, и Последний поворачивает ко мне бесстрастное лицо и вскидывает бровь, мол, чего вылупилась? Никогда не видела богачей в сомнительной закусочной. Честно? Не видела. Ему бы устриц и трюфели кушать, а не еду обычных смертных.
Захожу в тесную забегаловку и присаживаюсь напротив Ноа, который молча прищуривается и одергивает полы пиджака.
— Вот это да, — склоняю голову на бок и смотрю на холеного красавца. — Очень неожиданно.
— Приятного аппетита, — взволнованный полный мужичок в белом фартуке и поварском колпаке ставит перед Последним и мной две тарелки с пастой в соусе песто и уходит, встревоженно оглядываясь на духа.
Удивленно смотрю на Ноа, и тот утомленно вздыхает:
— Предчувствие было, что кто-то составит мне компанию, но если бы я знал, что это будешь ты… — он замечает, что я готова вот-вот расплакаться и отмахивается. — Неважно.
— Меня бросили, — невпопад отвечаю я. — Почему я никому не нравлюсь?
Ноа протирает вилку и ложку салфеткой и сурово смотрит на меня.
— Мой тебе совет, закончи университет, открой стартап и разбогатей. Тогда тебя все полюбят. Заведешь себе красивых и молодых мальчиков, которые будут за деньги тебя боготворить и в рот заглядывать.
— Ерунда какая-то.
— Конечно, — Ноа наматывает на вилку спагетти, — куда лучше сопли и слезы размазывать по лицу и быть жертвой.
— Ты бы мог меня полюбить? — грустно спрашиваю и шмыгаю.
Я не в первый раз говорю глупости, поэтому мне уже и не стыдно. Ноа медленно моргает и отвечает:
— У каждого из нас есть шанс влюбиться, но я не думаю, что моя любовь придется тебе по нраву.
Мужчина отправляет в рот спагетти, и дожидаюсь когда, он прожует и проглотит, и вновь спрашиваю:
— Почему?
— Потому что, — Ноа невозмутимо промакивает салфеткой губы, — любовь для меня рискованный проект с сомнительными дивидендами. Я живу по строгому графику. У меня расписана каждая секунда. И даже секс у меня по четкому расписанию.
— Мне так не нравится, — фыркаю и решаю попробовать пасту, которая оказывается весьма недурственной.
Не в каждом ресторане или кафе можно искушать такое сбалансированное по вкусу блюдо. Идеальная паста. И это не мой голод виноват. Раз здесь сидит Ноа, то спагетти действительно хороши. Слишком хороши для маленького и замызганного ларька на улочке фастфуда.
Ноа и я в молчании расправляемся с обедом. Последний подкладывает под тарелку крупную купюру, которая в его пальцах на мгновение переливается мягким сиянием, и я в замешательстве гляжу на мужчину.
— У владельца большие планы, но ему совершенно не везет, — он откидывается на спинку стула. — Вчера здесь побывал Первый, который воодушевил его, но без меня он вряд ли добьется успеха.
— Благородно.
— Нет, — кривится Ноа. — Я устал обедать в грязи и бедности, но лучшей пасты, чем здесь, в городе не найти.
— Тогда надо успеть всё меню продегустировать до того момента, как забегаловка превратится в дорогой ресторан для богатых, — отодвигаю тарелку в сторону и подпираю лицо ладошками.
Ноа смотрит на часы и говорит.
— Так, у меня есть пять минут, — а потом с непонятным мне ожиданием переводит взгляд на меня.
— Пять минут для чего?
— Пять минут для секса в кабинке туалета, — флегматично отвечает Ноа.
— У меня сердце разбито, — тяжело вздыхаю и складываю бровки домиком. — Да и пяти минут маловато, тебе так не кажется?
— Мне достаточно и трех, — мужчина ухмыляется и встает из-за стола. — Четыре минуты.
— Я откажусь, — поднимаю глаза на Ноа. — Я не в состоянии насаживаться на третий член за день.
Последний в изумлении изгибает бровь и смеется. Успокоившись, он шагает к выходу.
— Кстати, — я оглядываюсь на мужчину. — Ты не в курсе, что стряслось у Девятого?
— Кота потерял, — Ноа закатывает глаза и открывает дверь. — Жирного и уродливого, как и он сам.
Дверь за Ноа скрипит и затворяется, но на улице я его не вижу. Вот бы и я так умела по желанию телепортироваться, но мне придется возвращаться домой на метро или автобусе. Благодарю повара, желаю ему удачи и обещаю обязательно вернуться. Мужчина рад слышать мои восторги и вручает скидочную карту на десять процентов, чтобы приободрить “грустную красавицу”.
«Грустная красавица» украдкой плачет в вагоне метро, а когда возвращается в пустую квартиру, уже горько рыдает. Имею право поплакать. Конечно, Агатес и Карн ничего мне не обещали, но все равно обидно. И все в кучу смешалось — не узнали во мне бывших, не полюбили меня, такую распрекрасную и особенную, и нагло заснули после страсти у пруда. Утираю слезы и шокировано гляжу на радужную лягушку, что недовольно выползает из моей сумочки и облизывает прозрачным языком правый золотой глаз.
— Обещанное Дитя, — доносится до меня шепот и нервно сглатываю
Через минуту я бегу с пластиковым тазиком, наполненным холодной водой, к лягушке, потому что вдруг без влаги она высохнет и погибнет.
— Иди сюда, — кладу скользкое создание в воду, и квакающее чудо прикрывает глазки, нырнув ко дну. Всхлипываю. — И что мне с тобой делать? А чем тебя кормить? Или ты не лягушка вовсе?
Перепончатое чудо проплывает круг по дну тазика, и я сажусь на пол рядом. Наблюдаю за лягушкой и лезу в смартфон, чтобы классифицировать хотя бы вид милого создания, чтобы понять, чем его кормить. В поисках полезной информации натыкаюсь на любопытную статью на сайте, который собирает местные городские сказки и эзотерический бред.
Автор утверждает, что некоторые из везунчиков периодически находят странных лягушек с золотыми глазами. И если кто-то встретил загадочную тварь, то стоит немедленно съесть ее. Живьем. Они якобы продлевают жизнь, привлекают удачу, богатство и очень ценятся среди всяких гадалок, нумерологов и хиромантов, потому что они позволяют прикоснуться к изнанке мира. В конце статьи автор заявляет, что он уже десятки лет ищет, но никак не найдет радужную лягушку, и просит связаться с ним, если кому-то улыбнулась удача. У меня глаза лезут на лоб от обещанной суммы за выкуп, и я испуганно смотрю на милаху в тазике.
— Съесть? Живьем?!
— Съесть… Живьем… — повторяет голос в моей голове, и я передергиваюсь от озноба.
— Не буду.
— Не буду…
— Ладно, — хватаю тазик, тащу его в комнату и ставлю под стол. — Не убегай.
— Не убегай…
Конечно, у каждого человека велико желание разбогатеть, но продать загадочную лягушку, чтобы ее скушал какой-то безумец? Нет. Пусть она не совсем животное, но у меня рука не поднимется так подло и несправедливо обойтись с дурочкой, что залезла в сумку. Надо вернуть ее к Источнику.
Глава 27. Сердца поют о любви
В банке, которую несу в черном пластиковом пакете, плещется моя новая подружка. Я всю ночь ее ловила по квартире, потому что радужной хулиганке было скучно в тазике. Опытным путем выяснила, что лягуха не есть мух, комаров и равнодушна к кузнечикам, которых я наловила во дворе дома, но очень уважает картофельные чипсы. Внезапно.
Выискиваю глазами у мерцающего под золотистой дымкой пруда Карна, но нигде его не вижу. Может, в кустах прячется? Делаю несколько несмелых шагов и кричу, прижимая банку к груди:
— Карн! Я пришла лягушку вернуть!
Мои слова звучат как лживое оправдание. Вдруг Божество подумает, что пришла к нему вновь выпрашивать любви. Вытаскиваю банку, аккуратно выплескиваю воду вместе с лягушкой на траву и шепчу:
— Иди домой.
Лягушка какая-то дурная. Скачет беспорядочно, путается в тонких стебельках, падает на спинку и истерично перебирает лапками. Беру ее на руки и иду к берегу, оглядываясь по сторонам. Ни Карна, ни Агатеса, но Источник от чего-то пустил на скрытую от простых смертных сторону.
Сажусь на корточки и выпускаю лягушку из ладоней. Земноводное вспыхивает живой искрой в лучах солнца и с бульканьем ныряет в воду. С улыбкой наблюдаю, как милашка с золотыми глазками уходит на песчаное перламутровое дно.
— Прощай.
— Обещанное Дитя… — слышу шепот и вглядываюсь в воду. — Венди Бэлл… С улицы Риз…
— Чего тебе? — выискиваю глазами у дна лягушку.
Песок вибрирует, и из него выныривает призрачный лик, что подрагивает в легком подводном течении.
— Обещанное Дитя… — видение тянет ко мне со дна руки.
— Да? Я слушаю. Очень внимательно.
У меня уже нет сил удивляться чудесам. Подумаешь, в Источнике живет Загадочный фантом, который чего-то от меня хочет.
— Обещанное Дитя…
Я наклоняюсь ближе, и меня увлекают за собой на дно призрачные руки. Удивленно вскрикиваю и ухожу под воду. Страха нет, только недоумение — я не захлебываюсь, хотя по логике должна. Ухожу под толщу на несколько метров и замираю в невесомости. Меня окружает медленный вихрь из радужных пузырьков, что отращивают лапки и стайкой лягушек неторопливо оплывают меня. Протягиваю к их брюшкам пальцы и касаюсь теплой кожи.
— Какие вы замечательные.
Радужные милахи шепчут, что раз глупые Карнон и Агатес отказались от меня, хотя нас вновь свела вечная любовь и судьба, то теперь в игру вступают они. Грешным делом думаю, что Источник решил поведать Колдуну и Божеству, кто я есть, и обреченно вздыхаю, не смея перечить его воле.
— Любви еще не было…
— Не было…
— Как же так…
— А люди…
— Люди… Люди всегда стремятся к любви…
— Их сердца всегда поют о любви…
Лягушки ускоряются, круговорот сужается, и пузырьки забиваются в рот, нос, уши и другие щели, протискиваясь под трусики. Пытаюсь разогнать настырных инфернальных существ, но безуспешно. Они уворачиваются, исчезают и появляются из ниоткуда, чтобы проскользнуть туда, куда нормальные лягушки не заглядывают. Крепко сжимаю губы, закрываю промежность ладонями и вся съеживаюсь креветкой, но булькающие мерзавки лезут и лезут, наполняя меня вибрирующим светом.
Амулет перекручивается и стягивает шею шнурком, а лягушки заползают в ушные раковины — искры магии тянутся через воспаленный паникой мозг через позвоночник и конечности. Мне кажется, что я сейчас лопну воздушным шариком, и бурный поток выбрасывает меня на берег. И меня выворачивает на траву тремя лягушками, которые задорно скачут прочь:
— Любовь…
— Любовь…
— Любовь…
Кряхчу и падаю лицом в траву. И как печально, что никто не пришел ко мне на помощь. И мне очень не хватает сочувствия — Источник бескомпромиссно отлюбил меня во все щели. Несколько минут лежу в надежде, что явится Карн, но Божество где-то гуляет или занят другими более важными делами, чем мокрая до нитки Рыжая.
Встаю, выжимаю подол и шагаю по траве в лес. В который раз жизнь меня учит, что быть хорошей, неравнодушной и жалостливой чревато неприятными последствиями. А могла продать лягушку за большие деньги и уехать в отпуск на все каникулы, чтобы залечить сердце. Глупая Венди.
Выхожу из зачарованного леса в парковую чащу и замираю в тени платана, потому что замечаю впереди на беговой дорожке смеющегося Карна, который бессовестно подкатывает с симпатичной девице с обтягивающем топе и спортивных лосинах на аппетитной округлой заднице. Значит, пока я тону и дерусь с лягушками, это кудрявый олень очаровывает незнакомок, чтобы потом в кустах их гнусно отыметь.
Прячусь за массивным стволом и вынашиваю план мести. Могу подбежать и с криками разбить пустую банку о голову Карна, а осколками изрезать его морду. В ярости скребу ногтями шершавую кору, заметив в глазах девушки заинтересованность. Рогатый ей нравится. Да так нравится, что она уже фантазирует, как будет выглядеть в свадебном платье и какие милые кудрявые ангелочки у них родятся, но ее мечте не суждено сбыться, потому что Карн просто хочет разок присунуть и успокоить зуд в штанах.
Мне обидно за красавицу с тонкой талией, потому что ей не нужен случайный секс с незнакомцем. Она желает узнать его поближе, понять, что он за человек, но чары Карна медленно, но верно кружат ей мысли и извращают стремление к любви в животную похоть.
— Не слушай его, — зло шепчу я и кусаю губы, — он обманщик и кобель. Он не тот, кто тебе нужен.
Улыбка девушки слабеет, а в глазах вспыхивает сомнение. Карн берет ее за руку, и глухо рычу. Нет, милая, его слова лживые, а намерения — гнусные и отвратительные. Не в кустах тебя должны любить, как дикую енотиху, а как королеву на шелковых простынях. Девушка вздрагивает, дарит удивленному Карну пощечину и, вскинув голову, убегает прочь спортивной трусцой.
Карн ошарашенно трет щеку и оскорбленно шагает в противоположную от бегуньи сторону. Так тебе, кобелина. Нечего тут совращать красавиц и думать, что они не могут дать отпор твоим милым и обольстительным улыбкам. И вообще, Рогатый, если уж кого ты должен соблазнять, так это меня.
Божество притормаживает у молодого дуба, задумчиво кого-то высматривает в ветвях и вздыхает, протягивая ладонь, на которую прыгает рыжая белка. Божество что-то ей шепчет, аккуратно чешет крохотное ушко, и моя ревность обращается в топкую нежность — Карн такой поэтично одинокий, что я едва сдерживаю желание окликнуть его и уйти с ним в кусты.
Встряхиваю влажными волосами и торопливо убегаю окольными путями, чтобы не попасться на глаза Рогатому. Да, я жажду его объятий, поцелуев и ласк, но у меня есть принципы — бывшие остаются в прошлом и никаких с ними унизительных и отчаянных связей. У ворот парка оглядываюсь назад, чтобы убедиться в том, что меня не преследует Карн, и в печали ухожу.
Божество обязательно найдет новую наивную жертву, а что делать мне? Велик соблазн броситься на первого встречного и забыться в его объятиях, но где гарантия, что я вновь не воспылаю любовью? А я могу. Могу! Ведь даже при просмотре фильмов для взрослых верю, что участники группового соития любят друг друга, и проникаюсь не только возбуждением, но и симпатией. Господи, мне, наверное, стоит заглянуть к психотерапевту, чтобы разобраться с личными загонами и тараканами.
Иду по улице и выхватываю взглядом из прочих прохожих парочки. Они воркуют, смеются, обнимаются, и я улыбаюсь, потому что мне становится хорошо и тепло на душе от чужой влюбленности. Мне даже кажется, что пожилые супруги, которые сидят на лавочке и жмутся друг к дружке, светятся изнутри. Любовь у них — тихая, спокойная и согревает не бушующим пламенем страсти, а теплом крепкой привязанности, уважения и умиротворения. Они пережили много трудностей, трагедий и хороших моментов, и… Удивленно останавливаюсь моргаю. Да, вот, не супруги они, а любовники. Уже лет как тридцать.
Смахиваю со лба влажную прядь, и продолжаю путь, позабыв о стариках, ведь мое внимание привлекает тощий мужчина, который третирует цветочницу и спрашивает совета, какой букет лучше купить. Выглядит он взволнованным, испуганным и в то же время счастливым. На свидание спешит, сердцеед. Я бы не отказалась от пышных красных пионов, которые не только выглядят в золотой оберточной бумаге роскошными, но и намекают на горячую страсть.
— Возьму пионы, — мужчина раскрывает портмоне.
Цветочница скучающе обрезает черенки массивным секатором, расправляет золотую бумагу с приятным шуршанием и вручает букет покупателю.
— Хороший выбор, — говорю и прохожу мимо. — Она оценит.
Мужчина в изумлении оглядывается, и я ему заговорщически подмигиваю. Расплывается в улыбке, и я с веселым смехом ускоряю шаг. Мир удивителен, если подмечать те детали, которые обычно ускользают от нашего внимания.
Глава 28. Загадочные фокусы
В пустом закоулке в одном квартале от моего дома, поджидает подозрительный мужчина — лицо злое и какое-то кривое, одежда неопрятная, а голова выбрита под ноль. Он насмешливо щелкает складным ножиком, и я молча разворачиваюсь на носочках, чтобы уйти, но мне путь преграждает второй — морда широкая, нос приплюснутый и раздвоенный на кончике.
— Привет.
— Так, — отступаю на шаг, — в чем дело?
— Висельник просил повеселиться с тобой
Улавливаю в голосе Широкомордого желание доказать Бритоголовому, что он настоящий самец, но это бессмысленно, потому что его товарищ и так видит в нем идеал мужественности. И его злит, что придется веселится со мной по указу Висельника, когда у него тесно в штанах от хриплого и прокуренного голоса его неприятного дружка.
Оглядываюсь на Бритоголового, и тот кривится в оскале. Он, конечно, выполнит приказ Висельника, но лишь для того, чтобы убедить Широкомордого, что предпочитает женщин и вагины, а то вдруг он подозревает всякое.
— Мальчики, — мило улыбаюсь. — Признайтесь уже друг другу. Будьте смелее.
В стрессовой ситуации плавятся мозги. У меня нет даже мизерного шанса противостоять двум агрессивным мужчинам, поэтому моя тактика — говорить глупости и хлопать ресничками. Шавки Висельника смотрят друг другу в глаза. Настороженно, изучающе, и я проникновенно шепчу:
— Смелее.
Кто тянет меня за язык и с чего я решила, что два урода симпатизируют друг другу?
— Я не педик, — говорит Бритоголовый и крепко сжимает нож.
— Я тоже, братан.
И опять молчат, не в силах отвести взгляды. Какой накал! Я тихонько и бочком иду по стеночке и через несколько шагов пускаюсь в бег. Выскочив из подворотни, выглядываю из-за угла и охаю. Целуются! Так страстно, отчаянно и грубо! Широкомордый стискивает лицо бритоголового, который роняет складной нож, и буквально пожирает его рот. И как давно они оба мечтали об этом — отринуть предрассудки и слиться воедино в непристойных ласках.
Пока псы Висельника не очнулись, в спешке убегаю. Десять минут, и я закрываю входную дверь на все замки и передергиваю плечами. День сегодня странный. Мельком гляжу в зеркало и шагаю на кухню. Затем замираю и возвращаюсь. На шее вместо хрустального амулета… изящная бархатка с простым, но симпатичным кулоном — черное сердечко в серебряной оправе.
— Какого черта? — закидываю руки за голову и ищу застежку, но бархатная лента тугая и цельная.
Пытаюсь ее растянуть и снять, но ничего не получается. Пальцы соскальзывают с бархатки, а камень намертво держится на серебряной петельке. Ничего не понимаю и паникую, потому что кулон схож с перстнями Ноа.
— Что… — прижимаю ладони к лицу. — Что это за фокусы?!
Бегаю по квартире, периодически проверяя на прочность ленту на шее, и в истерике начинаю готовить ужин. А что мне еще делать? Вот, поем и подумаю, как дальше быть. Нервно похрустываю морковкой, наблюдая, как в кастрюльке булькает овощное рагу, и каким-то внутренним чутьем понимаю, что сейчас на кухню явится гость. Наматываю на шею полотенце и в испуге оборачиваюсь. Дверь распахивается, и на меня мрачно и молча глядит Агатес.
— Привет, — сипло приветствую Колдуна и прочищаю горло от предательской хрипотцы. — Чего тебе?
— Решил проведать и убедиться, что ты в порядке, — сухо отвечает Агатес.
— У меня все замечательно, — нервно хихикаю и с хрустом кусаю сочную и сладкую морковь.
Агатес молчит под мое чавканье. Как бы его выгнать, чтобы он ничего не заподозрил? Пусть лицо у Колудна спокойное и бесстрастное, но он тревожится. Тревожится, потому что думает, что полезу в петлю из-за разбитого сердца.
— А амулет?
— А что амулет? — невозмутимо спрашиваю, поправляя полотенце на шее.
Вопрос закономерен, потому что мой шарфик нелеп, а в сердце Агатеса вновь проснулась ко мне симпатия, как только он меня увидел.
— Я могу взглянуть на амулет?
— Нет.
— Почему? — осторожно уточняет Агатес и хмурится.
— Потому что это неприлично.
Колдун в полном недоумении от моего ответа.
— Мы расстались, — робко поясняю я и проглатываю морковную кашицу.
Слабая попытка оправдаться не удовлетворяет Агатеса и он делает ко мне шаг. Бесшумный, медленный и выжидающий, как у хищника. Из-под ворота куртки выглядывает Чуба, и Колдун щелкает пальцами по хелицерам. Демон с обиженным скрипом прячется обратно. Молчание прерывается писком таймера, и я хватаюсь за спасительную соломинку. Отворачиваюсь к плите и выключаю с щелчком огонь под кастрюлькой с рагу.
— Рыжая, — шепчет в затылок Агатес.
— Уходи, — сипло отзываюсь и закрываю глаза.
— Что ты скрываешь?
— Чего ты ко мне пристал? — разворачиваюсь к Колдуну и сердито вглядываюсь в его лицо. — Что у вас, мужиков, за привычка кинуть, а потом жизнь портить? У меня все хорошо. Вешаться из-за вас в мои планы не входит!
За гневными претензиями не замечаю, как полотенце сползает и падает на пол. Лишь по удивленным глазам, что уставились на шею, понимаю, что один из моих секретов раскрыт.
— Как… — Агатес смотрит мне в глаза. — Рыжая, что это?
— Я не знаю, — я готова расплакаться и торопливо шепчу. — Лягушка… Пруд… А затем куча лягушек… и… и… что-то там про любовь… а потом… потом два мужика целуются…
— Что? Какие два мужика?
— Их подослал ко мне Висельник., чтобы они… — тут до меня доходит, чем мне грозила встреча с влюбленными незнакомцами, и я всхлипываю, пряча лицо в ладонях.
— Вот мудак, — рычит Колдун и в грозном молчании выходит из кухни, сжимая кулаки.
Испуганно гляжу ему вслед. Агатес с громким стуком захлопывает за собой дверь, растворяясь в тенях, и на столе в пакете с овощными очистками скрипит Чуба:
— Вкусно пахнет, — и жалобно смотрит всеми четырьмя парами глаз, прямо в душу.
Необычно и неловко ужинать вместе с демоном, который копошится в миске и жадно поглощает рагу. Я знаю, что у пауков особое строение пищеварительной системы, но Чубе, похоже, начхать на то, что он должен кушать иначе. Да и кто я такая, чтобы указывать потустороннему существу?
Чуба выползает из миски и сосредоточенно чистит передние лапки и как бы между делом заявляет:
— Мой план великой мести провалился.
— В каком смысле?
— Колдун и Олень в курсе.
— В курсе чего? — тихо спрашиваю я и откладываю ложку в сторону.
— А ты как думаешь? — недовольно шелестит паук. — И мне таки знатно влетело. Мое рабство продлили еще на тысячу лет и отменили сладкое по воскресеньям. Жестокий и беспринципный узурпатор.
Икаю и прикладываюсь к стакану с водой, чтобы хоть как-то унять дрожь в теле. Если Агатес и Карн знают, то почему продолжают играть в недоступных и холодных мудаков? Да что с ними не так?
— Наши друзья сошлись во мнении, что ты, все же, не Жули и не Марго, и должна прожить жизнь обычной женщины, найти достойного мужа и завести семью, но теперь и жизнь обычной смертной женщины под большим вопросом, — ехидно хихикает демон. — Забавно. Это было, наверное, самое сложное решение в их глупых и никчемных жизнях. Отпустить на волю душу, по которой тосковали веками, и позволить ей продолжить цикл перерождений. Не знаю, я бы тебя на цепь посадил и пытками вытащил прошлые реинарнации.
Чуба смолкает, извиняюще смотрит на меня и разводит лапки в стороны:
— Меня иногда заносит. Но потом бы точно расцеловал.
— Спасибо, не надо, — медленно моргаю и отодвигаюсь от стола.
— Я к тому, что они тупые, — виновато трещит демон с нездоровыми наклонностями. — И вот непонятно, — тоскливо перевожу взгляд на окно, за которым темнеют сумерки, — они это из-за благородства души так поступили или я им настолько опротивела, что решили не возиться со мной лишний раз?
— Ты тоже не очень умная, — фыркает Чуба и милым голоском спрашивает. — А десерт будет?
— Никакого тебе десерта, — грозно потрясаю пальцем в паука. — Ты наказан.
Чуба обиженно поворачивается ко мне мохнатой попкой, и я со вздохом лезу в холодильник, где припрятана плитка молочного шоколада. Кладу на стол кусочек угощения, размером с ноготок мизинца, и Чуба с жадностью на него набрасывается. Через секунду на столе растекается черная зловещая лужа, которая неразборчиво булькает:
— Я повелитель кошмаров… Владыка страха…
— И сладкоежка.
— У каждого есть секретики, — недовольно урчит лужа.
Мне нечего возразить. И страсть к сладкому — не самая страшная тайна. Куда хуже — желание кого-то жестоко пытать, а потом в награду дарить поцелуи.
Глава 29. Слишком много эротики и любви
Сижу в пижаме на кровати, задумчиво расчесываю волосы, а на подушке шебуршит владыка кошмаров и повелитель страха — он подкапывает наволочку, топчется и ищет удобную позу для сна. Это мило, что Агатес оставил ручного демона присмотреть за мной, но я бы предпочла побыть в одиночестве.
— Давай сегодня обойдемся без окровавленных пони и гномов со вспоротыми животами.
— Я не стол заказов.
— Чуба, мне бы что-нибудь доброе и романтичное, — откладываю на тумбочку расческу и заплетаю косу. — Можно капельку эротики.
— Это не ко мне, — Чуба ложится и подбирает под себя лапки.
— Ну, ты хоть попытайся.
— Демоны не умеют в романтику и любовь.
Склоняюсь над пауком и чешу ноготком его спинку.
— Какой ты вредный.
Падаю на матрас звездочкой, раскинув руки и ноги. Кто я теперь? Человек или дух? Никакой связи с потусторонним миром не чувствую. В комнату заходит Ноа Последний, и удивленно приподнимаю голову:
— Ты тут по расписанию?
— Я тут по необходимости.
— Какой?
— Такой, — Ноа подходит к кровати, протягивает руку к бархатке и касается медальона.
Мужчина прищуривается, вертит в пальцах подвеску и усмехается:
— Я ожидал чего угодно, но не любовь.
— Она всегда внезапна, — вновь откидываю голову на подушку.
— И не поспоришь, — тихо отвечает мужчина, разглядывая в полумраке мое лицо. — И ставит в тупик.
С подозрением взираю на гостя. Он растерян, возмущен и возбужден, и не знает, как меня соблазнить и заинтересовать. Женщины на него сами вешаются, а здесь лежит рыжая сучка с милой косичкой и зевает во весь рот. Ну, не колыбельную же ей спеть?
— Можешь и колыбельную, — хитро улыбаюсь. — Это своеобразный способ соблазнения, но имеет место быть.
Ноа присаживается на край кровати, откинув полы пиджака. Он сам не верит, что повелся на глупую и бессмысленную провокацию, но надеется на то, что сумеет удивить.
Мужчина вздыхает и с приятной хрипотцой начинает нескладную колыбельную с акциями, биржами и об уставших трейдерах, которые засыпают во время важных сделок. И им снятся горы денег, растущие графики и яхты с красивыми, но продажными шлюхами. Очень необычная колыбельная, но голос у Ноа ласковый и убаюкивающий.
— Соблазнение прошло успешно?
— Можно и так сказать, — зеваю и с закрытыми глазами откидываю одеяло, — ложись рядышком.
Ноа молча подчиняется моей просьбе, и я с сонным ворчанием укрываю и обнимаю, уткнувшись носом в шею. Приятно пахнет. Что-то древесное с пряными нотками базилика.
— А теперь спи.
— Я не на это рассчитывал.
— Знаю, но было бы кощунством портить такой момент потрахушками.
— Я с тобой не согласен.
— Хочешь, чтобы тебе не было так обидно, я тоже спою тебе колыбельную?
Ноа думает, что я издеваюсь, но он неправ. Мне так уютно, спокойно и хорошо, что я не хочу нарушить магию поздней и ленивой ночи. Шепчу на ухо Ноа о спящем под осенними листьями зайчонке и его подружке луне. Последний хочет взбрыкнуть и уйти, потому что у него нет времени на подобную ерунду, но я кладу ладонь ему на грудь и продолжаю напевать незатейливый мотив.
— Спит зайчонок, и Ноа спит.
Мужчина тяжело вздыхает, закрывает глаза и через один куплет проваливается в сон. Одобрительно целую Ноа в висок, и слышу потрескивающий ревностью голос Агатеса:
— Еще один в твоем списке побед?
— Разве он не милый пупсик? — поднимаю взгляд на Колдуна, который застыл у окна.
— У этого милого пупсика стояк до небес, — шипит Агатес.
Спускаюсь рукой к ширинке спящего Ноа и кладу ладонь на его внушительный бугор и охаю:
— Действительно, но ты ведь тоже перевозбудился, пока подслушивал.
Улыбаюсь, потому что Агатесу не скрыть от меня неконтролируемое желание и жгучую ревность. Ох, милый Колдун, не будь ты таким дураком, то в моей постели лежал не Ноа, а ты и Карн, который прячется в тени у платяного шкафа. Злой и обиженный.
— Хватит его тискать за член, — хрипит Агатес и нервно растрепывает волосы.
— Я девушка свободная, — поглаживаю через одеяло естество сонно постанывающего Ноа, — и имею право тискать за члены, кого пожелаю.
— А как же большая и светлая? — глухо интересуется Карн. — Как же твои принципы?
— Мне кажется, — вглядываюсь в строгое лицо и шепчу, — если я захочу, то он влюбится в меня. Возможно, это уже случилось.
Ноа открывает глаза, и я вижу в его зрачках подтверждение своим словам. Ноа очарован мной, и его это жутко пугает, потому что противиться моему желанию любить и быть любимой он не в силах.
— Что же, — он убирает мою руку с паха и встает, нервно одергивая пиджак, — Источник породил чудовище.
— Вернись, — я хмурю бровки и хлопаю по матрасу ладошкой.
— Нет, куколка, — Ноа пятится к двери, пристально глядя на меня, — в мои планы не входит вечная любовь. Я тебя, как и
Первого, на пушечный выстрел к себе больше не подпущу.
— Вернись.
Ноа замирает в нерешительности и скрипит зубами. Его тянет ко мне, мысли путаются и желание обладать мной растет.
— Борись, Ноа, — шелестит Карн. — Она лживая сука.
— Глупости какие, — охаю я и улыбаюсь мужчине. — Ноа, я буду любить тебя. Любить так страстно и слепо, как только умею. Ты ведь тоже этого хочешь.
— Борись, — клокочет Агатес.
— Ноа, — я протягиваю руки к бледному духу, — Будь моим.
Мужчина сглатывает, отступает еще на один шаг:
— Нет, — он истерично ослабляет галстук на шее и урчит, — не смей крутить мне мозги, ведьма.
Покидаю кровать и медленно подхожу к Ноа. Касаюсь его щеки. Любить богатого и успешного мужчину — одно удовольствие, и я готова нырнуть в этот омут и утянуть за собой высокомерного подлеца, который видит во мне опасность. О, мрачный миллиардер и скромная простая студентка!
— Борись, Ноа.
— Не слушай их. Ты и я… — выдыхаю в мужские губы. — Ноа, я научу тебя любви.
Ноа резко отворачивается от меня, с рыком распахивает дверь и скрывается во тьме.
— Не уходи.
Дверь бесшумно запирается, и Агатес самодовольно хмыкает.
— И с хрена ли ты такой довольный? — возмущенно оглядываюсь на Колдуна. — Ни себе ни людям.
— Почему он? — тот хмурит брови.
— Красивый, богатый, успешный и недоступный, — лениво перечисляю я, загибая пальцы. — И такой весь загадочный.
— А я, например, бог! — выходит из тени обиженный Карн.
— Простите, Ваше Божейчество, но вы свой шанс упустили, — отмахиваюсь от Рогатого и прячусь под одеялом. — Я не заинтересована вами.
— Ты так в этом уверена? — глаза Карна горят инфернальными зелеными огоньками.
— Абсолютно.
Карнон медленно стягивает футболку, поигрывая мышцами, и из его кудряшек показываются рожки.
— А так?
— Все еще нет, — качаю головой.
Руки Карнона спускаются к ширинке и неторопливо расстегивают пуговицу, а затем молнию. Брюки сброшены, и я оценивающе оглядываю Божество. Есть что-то завораживающее и пикантное в шерстистых ляшках, копытах и в угрожающе вздыбленном члене.
— Твой друг жуткий развратник, — с наигранным укором вздыхаю и перевожу взгляд на Агатеса.
А он уже успел разоблачиться, пока я наслаждалась стриптизом Карна. Смотрит на меня сверху вниз и не понимает, какого черта он творит и почему ждет от меня восхищения. А я восхищена. Зловещие татуировки подчеркивают его рельеф мышц и дополняют образ мрачного Колдуна с темным прошлым и впечатляющей до глубины души дубинкой между ног. Мать моя женщина, а как же мое кредо “С бывшими ни-ни”?
— Выбирай, — строго говорит Агатес.
— Не буду выбирать, — мотаю головой и перевожу взгляд с Колдуна на Карна, расстегивая пуговки, — двое или проваливайте.
— Не Жули, — печально отзывается Божество.
— Нет, — скидываю мятую рубашку.
— И не Марго, — выдыхает Агатес.
— Увы, — томно шепчу и стягиваю пижамные штаны вместе с трусиками. — Совсем не Марго.
Мальчики переглядываются, и я готова упасть без чувств от возбуждения и любви к двум идиотам, которые медлят, словно стоят перед пропастью и боятся в нее прыгнуть.
— Боритесь, — ехидно стрекочет на подушке Чуба.
— Сгинь, — рявкает Агатес.
— Да к черту, — шипит Карн и первым кидается в раскрытые объятия.
Целует. Жадно и отчаянно, будто только о моих губах и мечтал. Валит на спину, решительно раздвигает колени и с рыком, который я на вдохе со стоном глотаю, вторгается. Агатес наблюдает за нами, но мои мысли ощущения сконцентрировались на толчках, руках и губах Карна. Бесстыдно и громко вскрикиваю в рот Божества, чьи движения становятся резче и жестче.
И именно в этой животной страсти, что подпитывается душевным отчаянием, я и нуждалась. Подкатывает волна экстаза, и я обхватываю ногами шерстистые бедра Карнона, который грубым рывком вжимается в лоно и в оглушительном реве вскидывает голову к потолку. Вторю его вибрирующему зову, наблюдая, как красивое лицо вытягивается в оленью морду, а шея и плечи покрываются мехом.
Рогатое чудище выгибается в судорогах наслаждения и, истерично всхрапнув, переваливается через меня и падает на матрас. Мускулистая грудь божества тяжело вздымается, и я не могу взгляда отвести от оленьей головы на массивной мохнатой шее.
— Это какое-то твое промежуточное состояние? — переворачиваюсь на бок и касаюсь влажного бархатного носа.
— Смертные боятся меня в этом облике, — гулко отвечает Карн и устало фыркает.
— Ты одновременно страшный и милый, — лезу пальцами в пасть под мясистые губы. — Покажи зубки.
Сзади ко мне прижимается горячим телом Агатес и медленно проводит ладонью по груди, талии и бедру, трепетно целую в плечико. Крикливое зрелище не утолило голод Колдуна, и его возбуждение перетекает в меня слабым огнем. Подаюсь тазом назад, прижимаясь к мужской плоти. Агатес мнет, поглаживает и похлопывает ягодицу слабыми шлепками, что подстегивают желание, но я не тороплю и перебираю мягкую шерсть на шее Карна, который, похоже, задремал — глаза закрыты, дыхание ровное.
Ладонь Агатеса ныряет к промежности. Когда она касается ноющих и набухших складок из меня вырывается стон, но Колдун поднимается выше и нежно массирует тугое колечко между ягодиц. В испуге замираю. Приятно, пусть неловко и стыдно. На моем шумном выдохе, палец Агатеса соскальзывает внутрь, и я непроизвольно вздрагиваю, уткнувшись лицом в грудь Карна.
— Доверься мне, — шепчет Колдун и вновь целует в плечо, продолжая изнутри осторожно массировать мышцы.
Голос обволакивает негой, и стараюсь расслабиться под неторопливыми и непривычными ласками. Издаю тихий стон, когда палец входит на всю длину, и Карн, притворяющийся спящим, приободряюще поглаживает по голове. Густое возбуждение разливается по всему телу, и я раскрываюсь Агатесу, отринув смущение. Колдун выскальзывает, и во мне уже два пальца. Под копчиком расползается тянущее удовольствие, и под вспышкой похоти я готова на большее, но Колдун не спешит.
Вводит последние фаланги и размеренно ведет пальцами по кругу, расширяя глубины моего ненасытного чрева и вожделения. Сладостная и постыдная пытка топит меня в жалобных всхлипах и стонах. Агатес вытягивает пальцы, чтобы вновь нырнуть ими до основания и растянуть струну моего желания. Массирует, дразнит горячими и влажными подушечками и вторгается в меня уже тремя пальцами. Болезненные ощущения тонут под внезапно накатившем оргазмом, и я под спазмами чувствую, как сокращается анус и туго обхватывает фаланги плотным кольцом. Истерично мычу в грудь Карна, содрогаясь в порочном наслаждении, и обмякаю в его объятиях.
Через минуту сладостной истомы поясницу обжигают капли мужского семени, и Агатес судорожно выдыхает мне в шею. Улавливаю его слабое неудовлетворение — он не получил того, чего хотел, но спешка отвратит юную и неопытную девочку от анальных игр, а у него тлеет надежда насладиться этой милой и аккуратной попкой сполна. Я в смущении закусываю губы. Лучше не знать мужских намерений, потому что они часто порочны и грязны.
Сажусь и приглаживаю растрепавшиеся волосы. Я не сожалею о произошедшем. Оказии и случайные связи с бывшими — не такая уж и редкость. Чувства у меня не остыли за столь короткий срок после беседы у пруда, но я, все же, говорю:
— Это ничего не значит.
— Не понял, — ворчливо отзывает Карн.
— А тут и понимать нечего. Мы расстались, — капризно веду плечиком, чувствуя недоуменные взгляды на спине.
— Ты нам мозги чайной ложкой ковыряла со своей любовью, — охает Агатес, — а теперь на попятную пошла?
— Я, конечно, вас люблю, мальчики, — оглядываюсь на голых гостей, — но я тут подумала… — я хмурюсь и продолжаю, — хочу познать и любить других мужчин. Сколько одиноких сердец желает любви? Множество. Например, тот же Ноа. Сколько лет он страдает от одиночества?
Вспоминаю лицо Последнего и его испуганные глаза, когда он понял, что симпатизирует мне и видит не просто рыжую взбалмошную девку, а женщину, способную согреть его сердце, и печально вздыхаю.
— Ты сейчас серьезно? — оленья морда Карна кривится. — Ты запала на Ноа?
— Она теперь сама Ноа в каком-то смысле, — Агатес приподнимается на локтях. — Вот и говорит всякий бред.
— Это не бред, — оскорбленно откидываю косу за плечи. — Вы эгоисты, раз считаете, что я должна любить только вас, хотя сами…
— Ты, сука рыжая, посмотри на меня, — Карн морщит олений нос.
Божество злится и ревнует. Неужели я не понимаю, что его облик — доказательство его влюбленности, которую он никак не может обуздать и вновь затолкать в черные глубины тоски и отчаяния. Божечки, Рогатый втюхался в меня и сам признал это. Кидаюсь к нему с объятиями и смеюсь в шерстистую шею:
— Я тебя тоже люблю, — перевожу взгляд на бледного Агатеса и шепчу, — и тебя, — и добавляю, — но могу любить и Ноа. Он же милый, хоть делает вид, что весь такой холодный и отстраненный.
— Невероятно.
А памяти всплывает улыбка Первого, и я осознаю, что ему все эти века тоже было одиноко и очень грустно. Он со стороны наблюдал за жизнью многих людей, которые любили, а он нет. Как же так? Надежда и без любви?
— У тебя совесть есть? Ты всех решила перелюбить? — Агатес вскидывает бровь.
— Кроме Висельника и Бродяги. Один мудак, а второй самодостаточный пьяница, — падаю на спину между парнями и сжимаю их ладони. — Хотя и Ярому тоже не до любви, его смысл жизни — Висельник и вечная погоня за ним.
— Рыжая… — рычит Карн.
— С другой стороны, их можно ради эксперимента с кем-нибудь свести. Я не против побыть свахой, — хихикаю и мечтательно закрываю глаза. — Найти каждому пару, и пусть все будут счастливы.
Агатес ощупывает мою шею, бархатку и кулон. Пытается снять, растянуть или разорвать ленту.
— Не злись, вы будете у меня самыми любимыми мальчиками, — касаюсь лица Колдуна. — Вы уже меня первые.
— Рыжая, ты человек, а не дух, — Агатес вглядывается в мои глаза. — И должна оставаться человеком. Это проклятье.
— Нет, ты мое проклятье.
— Можно как-то выключить Ноа, — недовольно шепчет Карн.
— Я даже не смогу ее ослабить, как в случае с Висельником, — Колдун зло смотрит на друга. — Я же не специализируюсь на человеческих душах, которых накормили по макушку Источником! В моей практике подобного не было.
— Самое время повышать квалификацию, — шипит Карнон. — Ты колдун или как?
— А ты где был, когда это случилось? — Агатес сердито глядит в оленьи глаза.
— Дамочек в обтягивающих штанишках соблазнял, — зеваю и сонно смыкаю веки.
— Так это была, да? — фыркает Карн. — Мне было больно, знаешь ли! У этой сучки рука тяжелая.
— Но сердце наивное и доброе, а ты хотел ее поматросить и бросить. Я против подобного.
— Никто еще не жаловался.
— Она детей от тебя хотела, — с укором смотрю на Карна. — Замуж. И умереть в один день, а не в кустах ноги раздвигать.
— Я не в ответе за чужие желания.
— В ответе, если очаровываешь самым наглым образом. Не было бы у меня никаких претензий, если бы ты изначально оговаривал намерения симпатичным девочкам, — укрываюсь одеялом и понижаю голос. — Привет, я — Карн, и я хочу отыметь тебя в кустах. И без своих волшебных штучек.
— Так никто не согласится, — оленья морда исчезает и на меня глядят озадаченные человеческие глаза.
— Верно, потому что женщины хотят любви и романтики, а твой член просто идет ко всему этому приятным бонусом, — щелкаю Божество по носу. — А ты обманщик. Для таких и придумали всякие сайты, где вы можете найти секс на один раз. Хотя и там люди находят любовь.
Карн хочет сказать, что уже и на сайтах таких бывал, но случайные знакомства в лесу его будоражат сильнее — это своеобразная и азартная охота, но молчит, потому что не желает меня обидеть. Он испытывает легкий стыд, что я стала свидетелем его провалившегося соблазнения. Рогатый не желает быть в моих глазах жалким и озабоченным неудачником, который прячется по кустам. Какой же он тогда Бог?
— Боги бывают разные, — улыбаюсь и пропускаю пальцы сквозь кудряшки. — Зевс вообще в гуся превращался, лишь бы…
— Не начинай, — Карн откидывается на подушку. — Люди вечно напридумывают ерунды. Как можно с гусем?
— Мне тоже интересно, — вздыхаю. — А с быком? Хотя чего мне удивляться, я вообще с оленем пошалила.
— Действительно, — соглашается Агатес и зевком укладывается рядом.
— А ты старый, — бурчит Божество.
— Я молод душой.
— Так, мальчики, если с утра меня не будет ждать завтрак, то я обижусь. Берите пример с Первого, он замечательно готовит.
— Чудовище, — сипит Агатес.
— И что-то мне подсказывает, что его породили мы.
Засыпаю под растерянный шепот друзей. Из темноты сновидений вырывается радуга, по которой скачут задорные пони. Испуганно охаю — в их зубах окровавленные куски мяса. Лошадки прыгают вниз и с гоготом закидывают меня человеческими сердцами, которые гулко бьются и трепещут.
— Достаточно романтично?!
Поднимаю голову и вижу на мерцающей паутине огромного паука ярко-розовой расцветки. Глаза Чубы переливаются перламутром и вспыхивают сердечками. Не знаю, что ответить, но я однозначно впечатлена.
— А теперь капелька эротики, — гудит розовое чудище.
— Нет, Чуба! — вскрикиваю и не на шутку пугаюсь. — Никакой эротики!
Но Чуба меня не слушает и кидается розовой тенью вниз, совершая зрелищный кувырок в воздухе с фейерверками, и приземляется на две ноги. На две человеческие ноги! Передо мной стоит поджарый загорелый мужчина в розовых шелковых штанах и длинном халате цвета фуксии. Волосы струятся черным водопадом на его плечи и крепкую грудь, а на хищном лице с острым носом и высокими скулами играет томная улыбка.
Удивленно всматриваюсь в алые радужки глаз и не верю, что это тот самый милый и смешной Чуба. Потом спускаюсь взором на кубики пресса и чуть ниже. Под тонкой тканью штанов можно разглядеть очертания мужской эрегированной гордости. Слишком много эротики.
Прикрываю рот ладошкой, в шоке созерцая, как демон величаво вышагивает вокруг меня и окровавленных сердец, биение которых оглушают смущением и страхом перед беспринципным демоном. Шлейф халата стелется за Чубой, складываясь в огромное сердце, и слышу за спиной вкрадчивый шепот:
— Капелька эротики.
Правого уха касается жаркое дыхание, и мужские руки обнимают меня со спины. Между ягодиц упирается что-то твердое и требовательное. Вздрагиваю, когда понимаю, что рук больше, чем две, и со стоном открываю глаза.
Глава 30. Завтрак
Открываю глаза и удивленно смотрю на испуганную соседку, которая сидит на краю кровати, придерживая на коленях дорожную сумку.
— Сюзи, ты уже вернулась? — зеваю и потягиваюсь.
— На кухне какие-то мужики, — шепчет соседка и передергивает плечами.
— Это мои.
— Твои? — кашляет Сюзи, и ее брови ползут на лоб. — Что, все трое?
— Трое? — повторяю я и встаю.
Сюзи с небольшим осуждением взирает на меня и молчит. Понимаю, что я стою перед ней нагая. Раньше бы я, красная от стыда, кинулась одеваться, но сейчас это кажется бессмысленным. Что, Сюзи голую грудь не видела? Подхожу к окну и выглядываю на улицу. Во дворе играют дети и гуляют мамы с колясками. У одной из них, чьи волосы собраны в небрежный пучок, разбито сердце — ушел муж к любовнице. В коляске вопит младенец, но у нее нет никаких моральных сил убаюкать сына. Из машины, припаркованной у подъезда, выползает заспанный мужчина в мятом костюме и печалится, что после бессонной ночи в офисе его ждет пустая квартира.
— Посмотри на нее, — едва слышно говорю я.
Мужчина вздрагивает, замечая печальную мать-одиночку, и окликает, указывая на развязанные шнурки. Они смотрят друг другу в глаза, и я иду в душ.
— Если хозяйка узнает, что ты водишь мужиков, — качает головой Сюзи.
— Они сами приходят, — пожимаю плечами. — Без приглашения. Я никого не вожу.
— Венди… Вот не ожидала от тебя такого. С тремя!
— Было с двумя, — оглядываюсь у двери в ванную комнату и хмурю брови. — Третий ушел, потому что испугался. Испугался моей любви.
Судя по взгляду соседки, я говорю что-то возмутительное и оскорбительное. Она одновременно завидует, злится и мысленно любопытствует, а каково это — провести ночь с двумя мужчинами. И ей понравился Агатес с его татуировками на груди и руках. Он ей показался опасным и дерзким бунтарем, который не раз бывал в полицейском участке. Ого, Сюзи любит плохих мальчиков? Это так мило, что я не могу сдержать улыбку.
— У тебя все плечи в засосах.
— Это плохо? — спрашиваю и вскидываю бровь.
— Наверное.
Задумываюсь. Источник, все же, изменил меня. Мыслительные процессы текут иначе — я не понимаю смущения и удивления Сюзи, однако я помню, как еще несколько дней назад стыдилась, например, голых коленок.
— Все было по любви, — оправдываюсь я, но мои слова для соседки неубедительны, и добавляю. — По большой любви.
Сюзи молчит. И слышу в ее сердце ревность и обиду. Возвращаюсь и присаживаюсь рядышком, вглядываясь в утомленное долгой поездкой лицо и удивляюсь тому, почему я раньше не замечала, что Сюзи такая красивая. Почему она до сих пор не нашла кавалера? В нее же можно влюбиться с первого взгляда. Касаюсь девичьих губ в легком поцелуе, и кто-то с недовольным ворчанием меня оттаскивает в сторону.
— Рыжая, — Карн кидает в меня халатом. — Не успела проснуться, а уже липнешь к подруге!
— Ничего страшного не случилось, — смущенно отвечает покрасневшая до кончиков ушей Сюзи.
— Вот видишь! — бурчу и недовольно облачаюсь в халат.
— Кто-то меня за чары осуждал, — шипит в лицо Божество. — А сама? Она же гетеро!
— Может, би? — я выглядываю с надеждой из-за плеча Карна и смотрю на Сюзи, которая испуганно хлопает ресничками.
— Иди завтракать, — парень разворачивает меня за плечи и толкает вперед. — Оставь соседку в покое.
Когда Карн закрывает за нами дверь, слышу тихое и неуверенное “Может, и би”. Оглядываюсь на Божество, но тот качает головой. Вот же собственник рогатый! Бессердечный болван! Оставить в одиночестве растерянную Сюзи, чье сердце нуждается в любви.
На кухне нас ждут Агатес и Первый, который подскакивает со стула и кидается ко мне. Юноша заглядывает в глаза, осматривает кулон на шее и поворачивается к мрачному полуголому, в одних мятых штанах, Агатесу:
— Нехорошо.
— А я о чем?
— Но если Источник так решил…
— Она человек, — зло отвечает Карн и усаживает меня за стол и ставит передо мной тарелку с овсянкой, от которой несет немного горелым. — Ешь.
Кидаю опасливый взгляд на Чубу, который сидит черным пятном на потолке и перевожу взор на Карна:
— Руками?
Агатес сует ложку, и я приступаю к завтраку. Худшей овсянки я в жизни не ела. С трудом сглатываю горьковато-солоноватую и склизкую субстанцию и передергиваю плечиками. Поднимаюсь, достаю из ящика бутылочку оливкового масла и щедро лью в миску, чтобы хоть как-то улучшить вкус. Пробую, но кулинарный шедевр стал ко всему прочему еще и жирным.
— Если остальные Ноа не примут ее, — печально говорит Первый, — тогда я соглашусь на твой план, Колдун.
— Какой план? — я с подозрением смотрю на Агатеса.
— Вытащить из тебя Ноа, чтобы его поглотил Первый. Ему будет это под силу. Ты права, Рыжая, надежда и любовь всегда рука об руку ходят, — тот вздыхает и трет лоб. — Так будет правильно.
— Я уверен, — юноша садится рядом и берет меня за руку, — все согласятся, что ты замечательная. Мой голос будет за тебя.
— Ноа! — рявкает Карн. — Ты должен быть против!
— Нет, не должен, — улыбается Первый, приглаживая мои волосы. — Наконец-то, среди нас появилась девочка, а то одни мужики да мужики. Никакого разнообразия.
Юноша тянется ко мне губами, и нас сердито распихивает Карн, когда улавливает мое намерение ответить взаимностью:
— Так, разошлись по разным углам.
— Ревнует, — охает Первый, поднимая взгляд на Божество. — Но ты же понимаешь, что Ноа никому не принадлежат.
— Она не Ноа, она Венди! — клокочет Карн. — Венди! И ею должна остаться.
— Но Источник посчитал иначе.
— Источник породил вас, потому что я спал! — Карн хватает Первого за шиворот и тащит прочь. — Но вы, мать вашу, меня разозлили. Больше никаких Ноа! Ни молодых, ни старых! Ни хороших, ни плохих. Охамели совсем!
— Надо же, до тебя дошла вся серьезность происходящего, — Агатес гремит грязной посудой в раковине. — Спустя столько веков.
— Завали пасть, — огрызается Божество. — Ты тоже виноват. Мог бы придумать, как меня разбудить! Станцевал бы с бубнами!
— Я тебе не шаман.
— Шаман! Колдун! Какая разница! — возмущенно восклицает Карн и толкает Первого в коридор.
— До встречи, — влюбленно шепчет юноша, прежде чем исчезнуть в тенях.
— До встречи, — томно прощаюсь я и глупо улыбаюсь.
— Я тоже не вижу разницы между колдунами и шаманами, — стрекочет Чуба с потолка.
— Заткнись, — Агатес сжимает переносицу.
Поднимаю лицо к демону и прищуриваюсь. Он падает на стол, вскакивает на восемь лапок и невозмутимо ползет к тарелке с овсянкой:
— Сегодня ночью я превзошел сам себя, Колдун, и сотворил нечто прекрасное. Тянет на лет сто точно.
— А поподробнее? — Агатес вопросительно изгибает бровь.
— Грезы, полные эротизма и романтики, — скрипит паук и ныряет в остатки каши. — Я понял, чего не хватает дамам. Пафоса и красивых мужиков.
Агатес пытливо смотрит на меня:
— У него получилось создать сновидение без кишков и крови?
— Кишков не было, но была гора человеческих сердец, — нехотя отвечаю я.
— Это символ любви, — чавкает Чуба. — И сложная метафора, которую сразу не понять.
— Минус десять лет, — фыркает Агатес.
— Изверг, — Чуба кувыркается в каше.
— Это воспитательный процесс, — Колдун хватает миску с демоном и ставит ее под напор воды. Льет сверху средства для мытья посуды. — Я не говорил, что будет легко.
На кухню заглядывает всполошенная Сюзи, пробегает взором по голой спине Агатеса, и молча закрывает дверь, смутившись от моей улыбки.
— Слушай, — заговорщически шепчу я. — У тебя нет друзей… Одиноких плохишей, но в хорошем смысле?
Колдун недоуменно оглядывается, вытирая руки о полотенце, и подходит ко мне:
— Твоя соседка в силах сама себе найти мужика.
— Но почему бы ей не помочь?
— Помоги мне лучше вот с этим, — Агатес расстегивает ширинку, приспускает штаны и беспардонно вываливает полуэрегированный член в тот самый момент, когда на кухне вновь появляется Сюзи, которая решает выпить водички.
— О, Господи! — взвизгивает она, вжимаясь в косяк.
— Нет, милая, ты ошиблась, — сердито отзывается Агатес, и я торопливо натягиваю штаны и прячу его хозяйство в ширинку.
С глупым хихиканьем прижимаюсь щекой к его животу, примиряюще приобнимая. Нелепая и смешная ситуация, которая так впечатлила Сюзи, что ее мысли бегают в голове истеричными муравьями. Наконец, она берет себя в руки, вышагивает к раковине, тянется к стакану, и в этот самый момент из пены выпрыгивает Чуба. Визг, бокал летит в сторону, паук восторженно стрекочет, поднимая лапки, и Сюзи заваливается назад, теряя сознание от ужаса. К ней кидается Агатес, ловит и осторожно кладет на пол, хмуро глянув на демона:
— Плюс двадцатка.
— Да ну вас, — стрекочет Чуба, прыгает на кафель и обиженно убегает. — Какие вы все нервные.
Агатес поднимает Сюзи на руки и уносит ее прочь. И я мечтательно вздыхаю, потому что со стороны действо выглядит мило и романтично — татуированный дикарь и дева без сознания. Через минуту Агатес возвращается и скучающе говорит, что вырвал из памяти Сюзи выпрыгнувшего из раковины паука и свой член. И мне придется самой придумать, как объяснить, чего это она грохнулась в обморок.
— Она тебе нравится?
— Нет, — Колдун наклоняется ко мне и его зрачки недобро сужаются.
— А если хорошо подумать? — я закусываю губы, транслируя в голову колдуна, что Сюзи очень милая и хорошая и на нее стоит обратить внимание.
— Со мной не сработает. У меня иммунитет к Ноа.
— Где же твои иммунитет был ночью? — касаюсь пальчиками губ Колдуна.
— А ночью я не думал, что все так запущено, — Агатес распрямляет плечи и ухмыляется. — Но мы исправим ошибку.
Уходит, чмокнув в лоб на прощание. Осматриваюсь. Вижу пятна на столах, рассыпанную овсянку, грязные ложки и пригоревшие разводы каши на плите. Но ведь старались же, и, видимо, не подпустили к готовке Первого. И очень зря. Я так и осталась голодной.
Глава 31. "За" и "Против"
В кармане платья лежит белый отполированный камешек — согласие Первого, чтобы я осталась той, кем стала. Его вера воодушевляет, но все равно терзают сомнения — юноша верит в каждого, и меня, похоже, начала одолевать ревность. Будь на моем месте кто-то другой, он бы тоже в него верил до самого конца.
Стою перед мусорными баками и жду, когда Ноа Свободный закончит поиски и обратит на меня внимание. Позади вздыхают Карн и Агатес. Напряженные и не пускают меня в свои мысли. Мужчина кряхтит, выныривает из бака и с жадным хихиканьем открывает грязную бутылку.
— Секунду, леди.
Ноа выжирает половину мутной жидкости, вытирает рот и хитро глядит на меня.
— Ба, да у нас тут еще один Ноа нарисовался.
Смущенно улыбаюсь. Агатес выкладывает суть проблемы и просит Бродягу проголосовать.
— Пусть живет, — мужчина отмахивается и садится на грязный асфальт.
— Ты не понял сути, — Карн хмурится.
— Это ты не понял, — Ноа зевает и валится на спину, подкинув в воздух монетку.
Ловко подхватываю медную кругляшку и победоносно смотрю на Агатеса, который медленно выдыхает.
— Любить способно только живое сердце, — кряхтит Ноа и вновь прикладывается к бутылке. — Соедините его с Первым, получите кракозябру, способную любить только платонически. Короче, херня получится. Ну его. Он и так странный.
— Я, конечно, соглашусь, но… — начинает Колдун, и в него летит пустая бутылка, которая падает на асфальт и разбивается на осколки. Наша троица едва успевает отскочить в сторону.
— Валите, — бурчит Ноа, переворачивает на бок и зевает, чем заканчивает нашу дружескую беседу.
Прячу монетку в карман и выжидающе смотрю на Агатеса, который недоволен выбором Бродяги. Чтобы его приободрить, обнимаю и целую. Колдун жамкает мои ягодицы сквозь подол и шепчет:
— Давай так, Рыжая, если избавишься от Ноа, то я на тебе женюсь.
Удивленно охаю. Какая девушка в моем возрасте не мечтает о пышной церемонии с клятвами о любви? Оглядываюсь на Карнон и вновь смотрю в лицо Агатеса:
— Это будет нечестно. Мы же уже были женаты в моей прошлой жизни. Пусть теперь замуж берет Карн.
Божество кашляет и испуганно сглатывает.
— И тогда фактически у меня будет два мужа.
Агатес многозначительно глядит на Карна, и тот неуверенно кивает:
— Замуж так замуж.
— Тут какая-то хитрая схема, да? — отступаю от Колдуна.
— Конечно, Рыжая. Так или иначе, все Ноа между собой связаны, и твое эгоистичное желание быть той, кем ты не должна, тоже влияет на решение остальных, — Агатес улыбается. — А хочешь свадьбу с двумя?
Карн опять кашляет, и возмущенно глядит на друга:
— Ты в своем уме?
— Хочу, — перевожу восторженный взор с Колдуна на Божество. — Очень хочу.
— Мы устроим тебе охренеть какую пышную свадьбу и такую брачную ночь, что неделю не сможешь ходить, — угрожает мне томным голосом Агатес. — А потом завтраки в постель.
— Обойдемся без завтраков, — неловко улыбаюсь.
— Все настолько плохо было? — хмурится Карн.
— Да, — кротко киваю и тут же интересуюсь. — А кольца будут? А на колени встанете, где большое скопление людей, чтобы все за нас порадовались?
— Тебе по очереди или сразу вдвоем встать на колени? — уточняет Агатес и прищуривается.
— Вдвоем.
— Господи, если бабе простительно такая херобора, — ругается Ноа на асфальте, — то вот мужику — нет. Поэтому я против, чтобы Первый отвечал еще за любовь. Он же решит на всех пережениться.
— Так эта тоже непротив! — Карн с досадой вскидывает руку в мою сторону.
— Можно в мужья взять Последнего и Первого, чтобы мы были богатыми и завтраки вкусные, — смеюсь и прижимаю ладошки к щекам.
Идея многомужества мне кажется очень заманчивой. Можно в нашу дружную семью взять и Сюзи, потому что ей тоже хочется позабавиться с несколькими мужчинами, хоть и не признается в этом вслух. Пусть будет общей любовницей.
— Пойду-ка я отсюда, — Ноа неуклюже встает и торопливо шагает в подворотню.
Свободный тоже нуждается в заботе и любви. Каждый бродяга мечтает о семье. Грязный, вонючий, но его можно отмыть, причесать и приодеть.
— Не смейте ее сливать с Первым! — кричит Ноа и пускается в бег. — Это будет полная жопа, ребятки! Я вам серьезно говорю! Он же мне мозги промоет своей надеждой и верой в лучшее и я стану его мужем! Ну, нахер! Нахер!
Бродяга с воплями скрывается за углом, и обиженно бурчу:
— Это все потому, что у него женщины нормальной не было.
— Ты меня, конечно, извини, но назвать тебя сейчас нормальной язык не поворачивается, — Агатес чешет бровь.
Карн хватает меня за руку и утаскивает в разрыв, потрескивающий радужными всполохами. Тошнота и головокружение отвлекает меня от раздумий о многомужестве и возможных любовниках, которые будут нуждаться во мне. Выскакиваем в темный, затхлый подвал и меня выворачивает на пыльный пол.
— Против, — слышу злой и глухой голос Висельника. — Она моих шестерок в содомитов обратила.
— Они изначально были такими, — вытираю губы и сердито гляжу на рябого урода, который восседает на продавленном кожаном кресле за низким столом. — Просто стеснялись своих чувств.
Ноа скалится кривыми зубами, наклоняется к столу и шумно втягивает дорожку из белого порошка.
— Образина рыжая. Еще и Колдуна на меня натравила.
— Если ты извинишься передо мной, то я тебя прощу.
— У нас по всепрощению Ноа Милосердный, — Висельник глядит меня исподлобья и трет нос. — А ты у нас любвеобильная сука. И я не прочь…
Мужчина кидает беглый взгляд на мрачного Агатеса и замолкает, откинувшись назад, но потом все же говорит:
— Но я тоже достоин любви.
Порочный, жестокий изверг, в котором нет даже тонкой нити сожаления или стыда. Я испытываю лишь отвращение и презрение.
— Я не виноват, — ухмыляется Ноа. — Таким рожден, куколка. А вдруг ты постараешься и исправишь меня? Любовь меняет человека к лучшему, разве нет?
— Тебя не исправить, — Агатес качает головой.
— А вдруг?
— Такие, как ты, убивают и топчут любовь, — я окидываю взглядом Ноа. — Насилием, издевательствами, унижением. Нет, Висельник. Во мне еще остался здравый ум и он говорит, что ты медленно и изощренно уничтожишь меня и обратишь в ненависть и отчаяние.
— И это был бы отличный союз, — насмешливо отзывается мужчина.
— Какой ты омерзительный, — Карн кривится и опять тащит в вибрирующие магией тени.
Выныриваем к телефонной будке. Я содрогаюсь в очередном спазме тошноты и гляжу на Ноа Ярого, который пьет кофе и кого-то зорко высматривает в прохожих.
— Против, — бубнит Четвертый в бумажный стаканчик. — Наворотит дел, а у Первого опыта побольше.
— Нечестно! — взвизгиваю я, когда Агатес молча толкает меня сквозь прореху реальности. — Я пусть и не опытная, но старательная!
Оказываемся во внутреннем дворике небольшой церкви. Толпа грязных потасканных людей стоят у столов и Сестры Милосердия накладывают в миски горячий обед и подают кружки с кофе.
— На все воля Божья, — говорит рядом пожилой священник с залысинами и протягивает мне крохотный крестик на тонком шнурке, — а Источник — его свет, который избрал тебя, дитя.
— Другого от тебя и не ожидал, — неодобрительно фыркает Агатес.
— Спасибо, — торопливо выхватываю крестик, прячу в карман и меня в который раз кружат тени в водовороте междумирья.
Портал выплевывает в просторный кабинет, заставленный книжными шкафами.
— Это против логики, — недовольно отзывается Ноа Шестой за столом, заваленным книгами, и отмахивается. — Прочь.
— Твое существование тоже нелогично! — возмущенно восклицаю и сжимаю кулачки.
— Человек должен оставаться человеком, — мужчина недовольно глядит на меня, как на провинившуюся двоечницу, — Венди Бэлл. Вы бы лучше, юная леди, думали об учебе, а не любви и случайных связях с Колдунами и Божествами.
— У меня каникулы! И экзамены я сдала на отлично! — топаю ногой.
— Это ничего не меняет! — кривится Ноа и утыкается в книгу, отмахнувшись от меня. — Уходите!
Меня утягивает пустота и выбрасывает в узкий коридор общежития. Стены обшарпанные, потолки низкие, а из-за дверей доносится громкая музыка, голоса на повышенных тонах и сладкий травянистый запах.
— Обожди, брат, ко мне гости, — одна из дверей открывается, и в коридор выходит улыбчивый Ноа под номером Восемь. — Конечно, я "за".
— Почему? — уныло спрашивает Карн.
Мужчина протягивает мне крохотную фигурку лягушонка из белой кости и подмигивает:
— Потому что она милая. И любовь с красотой у меня ассоциируется прежде всего с женщинами.
— Ты тоже милый, — аккуратно беру с его ладони лягушонка и вглядываюсь в спокойные глаза. — А у тебя есть дама сердца?
— Возможно, ею станешь ты? — лукаво улыбается Ноа Гость и изгибает бровь.
— Совести у тебя нет никакой, — Карн толкает в грудь хохочущего духа. — Это наша женщина.
— Ноа никому не принадлежат, — смех у мужчины глубокий, бархатный и завораживающий. — И поздновато вы сообразили, что это ваша женщина.
— Да к черту тебя, — шипит Агатес, требовательно уволакивая в бездну.
Хохот Ноа оглушает, и Колдун шепчет мне на ухо:
— Его тоже в мужья захотела?
— В любовники.
— Вот же сука, — беззлобно смеется и выталкивает к Ноа Восьмому, который уверенно удерживает в руках грохочущий отбойный молоток и долбит им асфальт. Вокруг шум, крикливые рабочие, пыль и строительный мусор.
— Против! — кричит сквозь грохот Ноа. — И валите нахрен отсюда!
— Почему?! — мой вопль тонет в рокоте отбойного молотка.
— Потому что дура наивная! Будет много проблем!
— Не будет! Я и тебе найду любимую! А, может, сама схожу несколько раз на свидание!
Мое несогласие глотает тишина очередной потусторонней прорехи. Теперь мы стоим в огромном светлом кабинете с мраморными стенами, хрустальной люстрой и большим дубовым столом, за которым сидит Девятый и лениво поглаживает пушистого и недовольного белого перса на руках. Кот щурится, и его приплюснутая морда становится еще более подозрительной и высокомерной.
— За, — Ноа придвигает к краю стола золотую ручку.
— Чего?! — Агатес возмущенно выпучивается на толстяка. — Ты серьезно?!
— Вполне, — мужчина ухмыляется. — Лишь бы тебе поднасрать. Я злопамятный, Колдун. Я просил у тебя помощи, а ты?
Подхожу к столу и прежде чем взять ручку, тихо спрашиваю, вглядываясь в морду кота:
— А можно погладить?
Зверь лениво выворачивается из рук Ноа, заползает на стол и снисходительно трется мордой о мою протянутую ладошку и выгибает спину, вздернув шикарный хвост.
— Какой ты красивый.
— Марсель, — самодовольно улыбается Девятый.
— Я восхищена, — перевожу взор на обвисшее лицо Ноа.
Марсель потягивается, вздернув пушистый зад, и игривой лапкой скидывает со стола золотую ручку.
— Ты же мой пупсик, — чешу за ушком урчащего кота, и тот возвращается к хозяину на руки.
— Я тоже злопамятный, Ноа, — слышу тихий и вибрирующий угрозами голос.
— Вот и поговорили, — мужчина кладет ладонь на спину Марселя и щерится в улыбке.
Наклоняюсь, подхватываю с пола ручку двумя пальцами и благодарю Девятого. При взгляде на меня его улыбка смягчается. Совсем не красавец, но есть что-то в его глазах. Да и тот, кто любит животных…
— Ох, Рыжая, — тянет меня за руку Карн, — как быстро ты свыклась с ролью Ноа. Я обескуражен.
— Мы к Последнему? — спрашиваю с надеждой и предвкушением.
Агатес с укором оглядывается на меня. Он уже не скрывает жгучую ревность, потому что видит в Последнем Ноа серьезную угрозу. Шагаю в трепещущее призрачное облако за молчаливым Карном и в свободном полете через пустоту обнимаю его:
— Ты такой милый, когда ревнуешь.
Глава 32. Под символом бесконечности
Вываливаемся гурьбой из лифта в кабинет Ноа Последнего, который со вздохом отвлекается от планшета и откидывается на мягкую спинку кресла.
— Скучал, любимый? — шагаю вперед и ласково улыбаюсь
— Я уже стал любимым? Быстро ты, — мужчина вскидывает бровь. — И нет, не скучал.
Пусть Ноа и не верит, но я в него влюблена и вижу перед собой того, чье сердце я обязательно должна растопить. Сидит здесь днями и ночами, и никто ласкового слова ему не скажет, не приободрит и не восхититься его трудолюбием и успехом.
— Я тебя прошу, не подходи ко мне близко, — холодно говорит Ноа.
— Твой страх понятен, — упрямо шагаю к столу. — Богатые и успешные мужчины не доверяют женщинам, потому что видят в них продажных шлюх, но мне не нужны деньги. Я хочу твоей любви. И только.
— Стой!
— Нет, — смеюсь и оказываюсь у стола.
Ловко подпрыгиваю, присаживаюсь на столешницу и вполоборота смотрю на Ноа, касаясь пальчиками кулона на шее:
— Как у тебя прошел день?
Мужчину неожиданно прорывает. Он эмоционально жалуется на неудачные сделки, упавшие акции каких-то компаний, о которых я первый раз слышу, о тупых трейдерах и глупой личной помощнице, которая перепутала даты переговоров. Ноа смолкает и поджимает губы, скрестив руки на груди:
— Вот же, хитрая белка.
— Давай я тебя поцелую за то, какой ты молодец.
Агатес и Карн наблюдают за нами в сторонке и не вмешиваются.
— Нет, не хочу.
— Тебе нужны ласки посерьезнее? — охаю я и краснею.
Молчит и нервно ослабляет галстук. И этот небрежный жест будит во мне легкое желание. Боже, красивые мужчины в костюмах и галстуках невероятно соблазнительны.
— Против.
— Что?! — я удивленно хлопаю ресничками.
— Слишком высоки риски, белочка, — Ноа подается ко мне и тяжело выдыхает. — Ты непредсказуема. И это было понятно с самого начала, когда ты сиськи вывалила напоказ, хотя такую скромницу играла, что я аж поверил в твою игру.
Ноа опускает взгляд на мою грудь и скрипит зубами, сжимая кулаки.
— Хочешь, я их тебе и сейчас покажу, чтобы ты принял правильное решение, — расстегиваю верхнюю пуговку на блузке.
Желаю порадовать Ноа. Он такой злой и возбужденный, что мне становится его жаль. Почему он сопротивляется и сам себе усложняет жизнь, когда мы бы могли быть счастливы.
— Я хочу остаться Последним Ноа, — мужчина поднимает колкий взгляд. — Карн обуздает Источник и больше никаких Ноа.
— Верно, — соглашается Божество.
— И не нужна мне чистая и светлая, — хрипит мужчина. — Я согласен на продажную любовь. Она мне понятна, потому что является честной сделкой. Против.
— Как грустно это слышать, — по щеке бежит слеза. — Ноа, как же ты неправ, но моя любовь не сделка.
— Да уведите вы эту суку отсюда! — Последний подскакивает на ноги, и от его рева трясутся стекла за его спиной. — Немедленно!
— Так или иначе, — смахиваю слезинки с щек, — у нас ничья. Пять "за", пять "против".
— Я тоже против, — Карн стаскивает меня со стола. — Ты забыла? Я ведь у Источника старшенький.
Бросаю на Последнего взгляд, полный сожаления и тоски, и тот вздрагивает. Сомневается, что принял правильное решение, и хочет его изменить, но Агатес и Карн уже утащили меня в портал. С обиженным возгласом падаю на траву и вскрикиваю:
— Эгоисты!
— Согласен, — слышу голос Первого, который стоит на берегу волшебного пруда к нам спиной.
— Рыжая, — Агатес наклоняется ко мне и ласково улыбается, — ты должна нам довериться. То, что происходит с тобой — ненормально. И дело не в нашей ревности.
Поднимаюсь на ноги и обиженно шагаю к Первому. Не вижу смысла спорить с Агатесом, которому очень и очень много лет. И лжи в его глазах не увидела, только беспокойство. Эх, поиграла в Богиню Любви несколько дней и хватит, пора возвращаться к обычной жизни Венди Белл.
— Надо войти в Источник, — юноша протягивает ладони, сложенные лодочкой. — И я бы хотел взглянуть на твои трофеи.
Выкладываю из кармана белый камешек, монетку, крестик, лягушонка из кости и золотую ручку.
— Последний хотел передумать, но не успел, — скидываю на траву платье и кружевные трусики.
— Это необязательно, — Первый с интересом оглядывает меня.
— В прошлый раз я вся мокрая вылезла из пруда, — сбрасываю босоножки.
Юноша кидает собранное мной барахлишко в Источник и спешно раздевается под возмущенный всхрап Карна.
— Ноа!
— Я тоже предпочитаю купаться голышом.
Первый отшвыривает футболку и торопливо стаскивает джинсы, путаясь в штанинах. С любопытством оглядываю его. Сухощавый и изящный, как танцор балета. Мужские гениталии в темных завитках волос выбивались из всего образа юного и романтичного красавца и добавляли Первому порочности. Под моим взглядом естество Ноа вздрагивает и наливается кровью.
— Да вашу ж мать, — ревниво рычит Агатес и оглядывается на Карна в поисках поддержки. — Ну, ты посмотри на них!
— Ты красивая, — шепчет Но и берет меня за руку. — Идем, а то чую, мне скоро прилетит.
— И без фокусов! — зло и крикливо просит нас Карн.
Вода в пруду теплая, и идет золотыми кругами от каждого нашего движения. Как только оказываемся в Источнике по колено, то резко уходим на глубину и замираем в невесомости. Улыбаюсь Ноа и любуюсь его потусторонней красотой, которая раскрылась в его колыбели — он будто сияет изнутри мягкой силой, и она меня завораживает.
— Не бойся, — голос Первого спокойный и ласковый.
Я вижу перед собой не милого юношу с приветливой улыбкой, а стихию, которая обрела форму по воле Источника. Я рядом с ним — маленький и слабый человечек, которому сила досталась по глупой случайности и капризу взбалмошных лягушек. Принимаю и соглашаюсь, что за любовь должен отвечать Ноа Первый, а я обязана, как смертная, не соединять души, а сама подчиняться существующим в этом мире законам.
— А как мне отдать тебе силу? — спрашиваю я и замечаю в водовороте проплывающих мимо лягушек вещицы, что отдали мне другие Ноа в знак своей симпатии.
— Просто пожелай этого.
Сомнительная инструкция
для человека, который не понял, как конкретно работает его обретенная сила. Прислушиваюсь, пытаясь отыскать в себе тот кусок души, который не принадлежит мне, и ощущаю желание немедленно поцеловать Ноа, что я и делаю. А как мне еще с ним поделиться любовью, что рвется из груди лаской и нежностью?
Ноа обнимает меня и на вдохе тянет вибрирующую светом силу. Сердце идет трещиной, и из него потоком льется дар, которым меня напитал Источник, но не в Первого, а во вне — в круговорот мерцающих лягушек. Ноа удивленно отшатывается, и звучит надменный женский голос:
— Ну, какой сладенький мальчик. Так бы и села ему на лицо.
В удивлении гляжу на голую Марго, которая оплывает меня по кругу и требовательно разворачивает к трепещущим в воде теням. В размытых пятнах узнаю тех, кого видела в волшебном шаре Гадалки Марии — прошлые жизни.
— Все они любили, глупая девчонка. Из века в век эта любовь росла и питала твою… нашу душу, и ты решила вот так просто отдать ее какому-то мальчишке, который послушал моего идиота-мужа?
— И Карна, — робко отзывается с другой стороны пастушка Жули. — Он, как и Колдун, не отличался сообразительностью.
Девица тоже нагая. Оглядываюсь на изумленного и смущенного Первого, прикрывающего ладонями пах.
— Какого черта?
— Без понятия.
— Источник раскрыл в тебе твою любвеобильность, крошка, — Марго касается моего подбородка и поворачивает к себе лицо. — Скольких мы любили за все наши перерождения? Сотни и сотни раз.
— Мужчин… — Жули тупит глазки и выдыхает. — И женщин.
— Верно, и женщин, — соглашается Марго и улыбается, поглаживая мои щеки. — И пусть так остается. Люби, Венди Белл, мужчин и женщин.
— Но Агатес говорит… — я хочу оправдаться перед властной теткой с большой и мягкой грудью, которая гипнотизирует меня крупными розовыми сосками.
— Агатес, как и любой другой мужчина, собственник, — фыркает Марго. — Отдашь силу, освободишь все свои прошлые перерождения, которые устроят в твоей хорошенькой голове полный беспорядок. Источник сросся с твоей душой и вырвать его — не лучшая идея. то разрушит тонкий баланс. Оно тебе надо, чтобы, например, я завладела телом?
— А тебе надо? — спрашиваю и склоняю на бок голову.
— Я свою жизнь прожила, — Марго смеется, и я вновь смотрю на ее колыхающиеся в воде груди. — Еще одну жизнь потратить на брюзгливого старика? Уволь.
— И я тоже не хочу, — шепчет в ухо Жули, будто боится, что бывший возлюбленный услышит ее жестокие слова. — Я набегалась с Карном по лесу. Теперь твой черед с ним нянчится.
— Простите, дамы, — несмело говорит Ноа Первый.
— Не простим, — огрызается Марго и прищуривается. — И вот тебе урок, куколка, мужчины всегда ошибаются в своих решениях, а расхлебывать потом нам, женщинам.
Удивлена словами мертвой женушки Агатеса и пастушки Жули. Как же так, они ведь любили и любили слепо, но возвращаться в объятия бывших не спешат.
— Теперь твоя очередь любить, Венди Белл с Улицы Риз.
Марго хитро улыбается и жадностью впивается в губы, скользнув рукой между моих бедер. Мне жутко неловко, и пытаюсь вырваться из грубых объятий возбужденной ведьмы, но я тут же оказываюсь в руках нежной и трепетной Жули, а потом меня и вовсе целует бородач, чья жесткая поросль на лице щекочет подбородок. Происходит что-то невообразимое — через объятия, поцелуи и головокружительные ласки все мои перерождения возвращаются в тело, отбрасывая бушующим потоком Первого в сторону. Не он и не его собратья решают, кем мне быть, а я, сотнями разных личин, которые веками стремились к любви, пусть и не всегда сами этого осознавали.
Дары пятерых Ноа вспыхивают в водовороте и солнечными стрелами пробивают грудь, склеивая душу воедино, и я кричу от боли и экстаза, что белым светом окутывает мое слабое сердце.
— За! Белка рыжая! За! — звучит разъяренный голос Ноа Последнего.
Поднимаю лицо на возглас. В пруд с бульканьем ныряют наручные часы и летят ко мне сияющим в переливах воды копьем.
— О, нет, — в ужасе всхлипываю я и хочу отплыть.
— Ноа, какой же ты мудак! — гулко кричит Агатес. — Какого хрена ты вечно все портишь?!
— В жопу тебя, Ноа! — взвизгивает Карн. — Никаких тебе садов на крыше твоей уродливой башни! Никаких пальм, мудила!
— Эй! — восклицаю я. — Сады на крыше — отличная идея!
Раскаленное копье касается переносицы, пробивает череп и проходит через позвоночник живым огнем. Вместе со мной вопит Первый и смеются и булькают подлые лягушки, которые довольны зрелищем и отчаянными эмоциями присутствующих.
— Любовь… — одна из склизких тварюшек припечатывается ко лбу липким пузиком и елозит лапками. — Любовь…
Смеющийся поток подхватывает меня и грубо вышвыривает на берег к ногам Ноа. Туфли его начищены до блеска и аккуратно зашнурованы.
— Почему вы голые? — сердито интересуется мужчина.
— Потому что любят купаться голышом! — истерично и зло отвечает Агатес.
— О, это все объясняет, — хмыкает Ноа и наклоняется ко мне. — Ты вновь перечеркнула мой график.
— О, прости, пожалуйста, — переворачиваюсь на спину и отрываю со лба квакающую мерзавку, — но у любви нет расписания.
— Я пытался, — хнычет рядом Первый, — но потом… передумал.
— Ты охренел? — Карн медленно моргает и в бессилии смотрит на Агатеса, который, по его мнению, должен наказать наглеца.
— Нет… — кряхтит юноша и садится, прикрывая паха ладонями. — Я влюбился. Теперь точно. И бесповоротно.
— Кушать хочу, — печально смотрю во внимательные глаза Последнего.
Мужчина кивает и кидает на грудь мятое платье, потому что нет у него никаких сил смотреть на аккуратные сисечки в россыпи милых веснушек и капельках воды, что искрят на солнце жидким хрусталем.
— А где мои трусики? — с лукавством спрашиваю, оправляя подол платья.
— Не знаю, — флегматично отвечает мужчина и незаметно для остальных прячет кружевной уголок в карман брюк.
Агатес и Карн настолько разочарованы неудачей Первого, что не замечают шалости Последнего, и с легкой улыбкой шагаю по траве, помахивая в руках босоножками.
— Готов целовать твои следы, — завороженно шепчет в спину Первый.
Звонко смеюсь. Я — очаровательная бесстыдница, которая не видит ничего зазорного в том, что четверо мужчин пускают на нее слюни. Я — квинтэссенция их желаний. Я — Ноа. И нет у меня номера, потому что любовь — живет под символом бесконечности.
Глава 33. Бесстыдники
— Раз нас четверо заинтересованных, — сухо и деловито говорит Ноа Последний, — то нужен график.
Карн мрачно исподлобья глядит на мужчину и медленно втягивает в себя спагетти. Агатес массирует переносицу и пытается справиться с гневом, чтобы не натворить по глупости дел.
— Какой, нахрен, график? — шипит Колдун и не торопится притрагиваться к пасте под сливочным соусом с нежными кусочками курятины. — Я, сука, тебе напоминаю, фактически это моя жена, которая мне давала клятву.
— Она совсем не похожа на твою жену, — отвечает Первый и накалывает на вилку креветку. — Вот совсем ничего общего.
— Но душа-то одна, — Агатес швыряет столовые приборы и откидывается назад. — Так и знал, что Марго шлюха.
— Вот твоя жена во всем и виновата, — Карн вытирает губы и печально добавляет. — Жули из-за этой врожденной шлюховатости мне досталась не девственницей. До сих пор обидно.
— Зато я тебе девственницей досталась, — тихо воркую и приободряюще улыбаюсь Божеству.
— Тебе же, — Агатес тычет пальцем в сторону Последнего, — ее веснушки были не по нраву.
— График, господа, — Ноа игнорирует его слова и достает из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку. — Распределим дни.
Агатес с шумом поднимается из-за стола, нервно вышагивает к двери и возвращается.
— Рыжая, я не могу понять, ты мне мстишь? — он зло смотрит на меня. — Я не хочу делить тебя с другими мужчинами. Даже с Карном, но он мой старый друг и его рога как-нибудь переживу, но Ноа! Особенного этого упыря, — указывает на невозмутимого Последнего, — с его графиками и расписанием! Нет! Встань, и мы уходим! Или ты потеряешь меня навсегда!
— Ты разбиваешь мне сердце, — промакиваю губы салфеткой и поднимаю глаза, полные слез, — но если таково твое решение, то я его приму. Порыдаю в грудь Первого.
— А почему не в мою? — Последний прищуривается.
— Он мальчик эмпатичный и в силах убедить, что все будет хорошо, — касаюсь уха Первого, и тот краснеет.
— Логично, — соглашается Последний. — А еще неплохо залечивают раны дорогие подарки.
— Они, конечно, меня порадуют, но я бы предпочла обычную ласку и слова о любви, — вздыхаю и вновь смотрю на Агатеса, поскрипывающего зубами. — Даже если ты уйдешь, это не отменит моей любви. Иди, и ты еще найдешь ту, которую полюбишь, и, возможно, я этому поспособствую.
— Вас остальных всё устраивает? — Колдун недоуменно смотрит на молчаливого Карна. — И тебя в том числе?
— Нет, — тот качает головой, — я сыграю в эту игру. И выйду победителем. Если ты присоединишься, то у нас будет больше шансов оставить этих двух идиотов в дураках.
Восхищаюсь божественной самоуверенностью Карнона, который улыбается сладким и демоническим оскалом и касается кончиком языка уголка рта.
— Грязно играешь, — Последний раскрывает блокнот и щелкает ручкой. — Если я тут начну улыбками кидаться, посмотрим, кто останется в дураках.
— Знаешь, Колдун, сейчас очень распространена полиамория среди молодого поколения, — Первый открыто и дружелюбно обращается к Агатесу. — Я понимаю, ты человек пожилой и тебе сложно перестраиваться…
— Жестко, — Карн вскидывает бровь и усмехается. — Вот от мальчика-одуванчика не ожидал такого.
— Я тебя обидел?
— У меня нет слов, — Агатес падает на стул и хмыкает, глядя на Первого и Последнего. — Этот старичок на многое способен.
— Они будут играть в команде, — юноша переводит подозрительный взгляд на мужчину. — Это ведь нечестно.
— Что ты предлагаешь? — Последний замирает над блокнотом с ручкой.
— Играть в команде.
Я слишком увлечена пастой, чтобы вмешиваться и возмущаться тому, что меня делят, как трофей. Мужской эгоизм цветет буйным цветом, и каждому присутствующему, кроме повара, хочется одержать победу в игре, которую они придумали сами. Мне просто приятно быть в обществе красивых и влюбленных в меня мужчин, а до графиков и команд мне и дела нет.
— Так, — Последний откладывает ручку, — ты решил вразнос уйти?
Первый смущается и неловко отодвигает от себя тарелку.
— А давай у нас будет своя игра, — приобнимаю юношу и смотрю в его хорошенькое лицо, — зачем тебе команда, когда ты сам по себе сладкий пирожочек? Мы будем с тобой на свиданиях влюблять в друг друга прохожих и дарить надежду, что они будут жить долго и счастливо.
— Звучит замечательно, — глаза Ноа сияют восторгом.
Гадаю, девственник он или нет. Если девственник, то на мне большая ответственность, и не хочу опошлять его влюбленность игрой в команде с Первым, у которого своеобразные пристрастия, раз он украл мои трусы. Бессовестный.
— Тогда идем, — встаю и тяну Первого за собой. — Дарить любовь и надежду.
— Милая, а график? — Последний сердито закрывает блокнот.
— А вы его обсудите втроем, — отмахиваюсь и шагаю прочь, — у меня каникулы, имею право отдохнуть от расписания и графиков.
— Мы зря недооцениваем Первого, — бурчит Карн, злобно чавкая пастой, — он тот еще говнюк.
Толкаю оскорбленного юношу в спину, хитро подмигивая возмущенной троице, и выбегаю на улицу. Превеликое удовольствие дразнить ревнивых дураков, которые думают, что я буду любить их по какому-то особенному графику и вместе с ними обсуждать расписание, когда и с кем.
— Как насчет первой подростковой любви? — спрашиваю у растерянного Ноа, который виновато глядит на Последнего через окно забегаловки.
— Он злится, — юноша переводит жалобный взор на меня. — Может, мы все-таки обсудим расписание?
— К черту расписание, вперед к подростковой любви! — тащу Ноа вверх по улице. — Хочу наивных и чистых эмоций. Будем воодушевлять желторотиков на грустные стихи и глупые знакомства.
Когда я была школьницей, всегда хотела быть крутой девчонкой и гулять с дерзкими мальчишками, которые, по моему скромному мнению, проводили время в скейт-парках и впечатляли удивительными трюками подружек и незнакомых девиц. Вот туда-то я и отвела Ноа.
Сидим на лавочке и высматриваем потенциальных жертв, крепко держась за руки. Внимание привлекает высокий, громкий и наглый юнец, который очень хочется понравиться девочке, чей рюкзак усыпан яркими значками. Прыгает, с гоготом скатывается с уклонов и всячески показывает, какой он весь из себя замечательный скейтер. Только вот объект его воздыханий не замечает его и откровенно скучает, потому что притащили ее сюда подружки за компанию.
— Какой план? — тихо спрашивает Ноа.
— Не знаю.
— Смотри.
Юноша указывает глазами на ступни девочки — из-под кроссовка выглядывает пластырь. Пока до меня доходит, что означает мозоль, Ноа щелкает пальцами и шепчет:
— Прости.
Подростка отвлекают пролетающий над головой воробей. Он теряет равновесие, падает и раздирает локти в кровь.
— Жестко, — повторя реплику Карна и мысленно тянусь к девочке, чтобы она заметила юнца, который неуклюже встает и с гримасой боли осматривает раны.
Девочка охает, сбрасывает со спины рюкзак и торопливо выуживает из него небольшую пластиковую коробочку. Достает темную бутылочку и упаковку пластырей и подбегает к удивленному парнишке.
— А теперь друг другу в глаза, — шепчу я и подаюсь вперед. — Искра, буря, безумие!
Ноа смеется, когда подростки ошалело смотрят в глаза, и их с площадки гонят другие возмущенные ребята.
— И сколько продлится их влюбленность?
— Пусть это будет летняя влюбленность, — мечтательно вздыхаю я и кладу голову на плечо Ноа. — Полная теплых вечеров и алых закатов.
Продолжаем нашу тихую и уютную прогулку. Первый не совершает никаких подозрительных поползновений в мою сторону, кроме объятий и ласковых поцелуев в виски, щечки и носик. То ли его так вдохновила подростковая и наивная любовь, то ли он стесняется и не знает, как ко мне подступить. Увожу его в безлюдный сквер, нахожу тихое местечко возле пышных зеленых кустов и падаю на газон. Лежим и молчим.
— У тебя был сексуальный опыт с женщинами?
А чего мне стесняться? Я и так без трусов лежу.
— Был… — Ноа задумчиво замолкает и тихо продолжает, — я не понял всей прелести. Как с поцелуями, — затем он настороженно смотрит в мое лицо и торопливо оправдывается, — мне нравится тебя целовать, обнимать и любоваться твоей улыбкой.
— А нравится, когда я тебя касаюсь?
Пробегаюсь пальцами по щеке и шее Ноа и чувствую себя коварной совратительницей, но ничего не могу с собой поделать.
— Нравится.
— Если тебе что-то не понравится, ты попросишь меня остановиться, хорошо? — ныряю рукой под футболку юноши и медленно поглаживаю напряженный живот, вглядываясь в растерянное лицо.
— Все еще нравится…
С легким нажимом провожу пальцем вокруг пупка, и Ноа шумно выдыхает:
— Если ты хочешь, то мы можем…
— Я хочу сейчас только касаться тебя, — улыбаюсь и невесомо целую юношу в губу. — Ты разрешаешь?
Я, конечно, возбуждена, но нет того неистового стремления животного соития — желаю лишь насладиться вздохами, телом и кожей Первого.
— Разрешаю.
Моя рука немедленно оказывается в штанах юноши и мягко обхватывает основание эрегированного члена. Я не отвожу взгляд от глаз Ноа и веду кулачок вверх, прислушиваясь к его дыханию. Возможно, кто-то назовет меня жуткой развратницей, но я не вижу ничего пошлого или постыдного в ласках рукой. Это даже трогательно — Ноа боится сделать лишний вздох и не моргает, что-то высматривая в моих зрачках.
Держать в ладони упругое естество с нежной бархатной кожей доставляет мне тактильное и эмоциональное удовольствие. Первый под моей сжатой рукой — беззащитен, и с каждым неторопливым и нежным движением становится еще более уязвимым и хрупким. Плоть в пальцах каменеет, дыхание учащается, и милый Ноа с громким болезненным стоном въедается в мои полуоткрытые губы и с несвойственной ему пылкостью проталкивает язык в рот. В ладони растекается горячее семя и трепетно, едва заметно, пульсирует влажная головка, исторгая остатки наслаждения.
— Вот оно, — Ноа с придыханием отрывается от губ и очарованно глядит в глаза.
— О чем ты? — делаю последнее скользящее и короткое движение ладонью.
Юноша с глухим стоном вздрагивает и зажмуривается, закусив губы, а затем вновь глубоко и влажно целует.
— Вот в чем прелесть поцелуев, — восхищенно улыбается. — Тут важен момент.
— Совсем охамели! — из кустов выскакивает разъяренная бабулька и замахивается тряпичной сумкой. — Средь бела дня! На глазах у всех!
Вытираю ладонь о траву, хватаю испуганного Ноа за руку и с хохотом убегаю, утягивая за собой Первого, который ойканьем пытается застегнуть ширинку, спотыкаясь о свои же ноги.
— Бесстыдники!
Оглядываюсь на коварную старушку, которая ждала удобного момента, чтобы выскочить из засады и пристыдить нас, но от меня ничего не скроешь. Грозит нам пальцем, кричит вслед возмущения, а сама вспоминает, как по юности рукоблудила соседу-ровеснику в подвале, пока родители накрывали ужин на стол. А потом и вовсе потеряла с ним девственность среди пыльного хлама и ржавых инструментов.
Глава 34. Игры
Стоит отвернуться, как Ноа куда-то убегает по очень важным делам. Ветер доносит: “Я должен быть в другом месте” и “До встречи, любимая”. И вот спрашивается, какие графики и расписания соблюдать с Первым? Не держу обиды на юношу, ведь такова природа Ноа, и негоже перетягивать на себя его внимание, когда есть другие, кто нуждаются в его силе и поддержке.
Прошептав прощальные слова, ветер ныряет под юбку, и вспоминаю, что гуляю без трусов и торопливо одергиваю задравшийся подол и бегу домой. День выдался насыщенным, и я готова лечь спать пораньше, чтобы завтра с новыми силами открыться новым приключениям, но… все планы портит Последний, который лежит на кровати и листает мои конспекты.
— Ты у нас сегодня по графику?
— Скажи, пожалуйста, почему ты не пошла учиться на финансиста или экономиста? — мужчина закрывает тетрадку и складывает руки на груди, изучающе глядя в лицо. — Я бы взял тебя к себе на работу, чтобы наказывать за ошибки в отчетах, например. А что делать с физиком-технологом?
— Планирую закончить не только бакалавриат, но и магистратуру с докторантурой, а потом уйти в преподавание, — сажусь на стул у письменного стола. — Стану профессором.
— В науке нет денег, пусть на нее и тратят миллионы. Получают их не профессора, крошка, — мужчина прищуривает глаза. — И зачем нам еще один профессор, когда есть Ноа Шестой?
— А как же молодые и красивые студенты, не сдавшие зачеты? — кручусь на стуле и медленно оголяю коленки. — Я стану строгой профессорессой, и милые мальчики будут рыдать на экзаменах от ненависти к рыжей суке.
— Боюсь, что они будут после пар и экзаменов дружно в туалете подрачивать, — глухо отзывается Ноа, опуская взгляд на колени.
— А я будто против? — бесстыдно раздвигаю ноги и улыбаюсь. — Как насчет ролевых игр?
— Я профессор, ты студентка?
— Наоборот.
Последнему нравится мои дерзость и предложение, но сомневается, пусть перед глазами темнеет от возбуждения. Он привык доминировать и быть ведущим, а я, в свою очередь, не хочу потакать его привычкам.
— Хорошо, — Последний скручивает тетрадь в трубочку и поднимается, — давай сыграем.
— Пять минут, студент Ноа, — поднимаю на мужчину лукавый взгляд.
Последний выходит, и я кидаюсь к шкафу, чтобы переодеться. Узкая юбка карандаш, блузка с глухим воротником и чулки, что валялись не вскрытыми в нижнем ящике комода. Собираю волосы в тугой пучок на макушке и надеваю туфли на высокой шпильке. Оценивающе оглядываю отражение в зеркале и вздыхаю — слишком молода для профессора, но мы тут не за реалистичностью гонимся, а за острыми ощущениями.
Тащу складной стул с балкона, продвигаю стол к центру комнаты, ближе к кровати, раскладываю учебники и тетрадки и сажусь за стол с прямой спиной. Уверенный громкий стук, и я лениво раскрываю конспекты:
— Да?
Оглядываюсь на мрачного Ноа и с наигранной строгостью вздыхаю:
— Входи, Ноа.
Последнему неловко. Он борется с желанием плюнуть на забавы и взять без предварительных заигрываний, не тратя драгоценное время на глупости. Я не против, но беру себя в руки и цокаю:
— Садись, Ноа. Обсудим твои успехи.
Мужчина подчиняется, и я лениво перелистываю конспекты, словно внимательно их изучаю.
— Разочарована, Ноа, — перевожу строгий взгляд на мужчину. — Ты подавал надежды и шел на повышенную стипендию, а теперь что?
При упоминании денежной выгоды глаза Последнего вспыхивают алчностью. Удивительно, даже в игре он не перестает думать о материальных благах.
— Ты готов к пересдаче? — хмурю бровки. — Я пошла навстречу только потому, что вижу в тебе потенциал.
— Готов, — клокочет Ноа, проклиная тесные брюки.
— Объясни что такое первый закон термодинамики, — кладу подбородок на кулачок и томно улыбаюсь. — Если ты готовился, то без труда ответишь.
Ноа медленно моргает и охает:
— А есть, что полегче?
— Ясно, — с укором вздыхаю и задаю еще несколько вопросов, на которые ответит любой первокурсник, но не Ноа.
Мужчина кривится и чувствует себя глупым и необразованным чурбаном, и это осознание бьет по его самооценке.
— Как же ты планируешь получить повышенную стипендию? — медленно поднимаюсь, сажусь на стол и смотрю на Последнего сверху вниз.
— Брошу университет, — уязвлено хрипит мужчина, — открою стартап и разбогатею. И нахрен мне не упала жалкая стипендия.
— Неправильный ответ, — прижимаю носок туфли к паху мужчины и строго повторяю вопрос.
— Не знаю, — сипит мужчина и тяжело сглатывает, касаясь пальцами лодыжки. — Может, как-нибудь договоримся?
— Я подскажу, как можно со мной договориться, — закусываю нижнюю губу и немного раздвигаю колени.
Ноа смотри в глаза, поглаживая икры, и резко разводит ноги в стороны. Юбка трещит по швам, и мужчина рывком придвигает меня к краю стола, а затем ныряет лицом между бедер, опустившись на колени. Выгибаю в слабом стоне спину и опираюсь на локти, закинув ноги на плечи Ноа. По телу растекается теплая нега, когда горячий влажный язык касается раскаленного похотью клитора.
Ласки Последнего нетерпеливые, жадные, и каждое движение отзывается в мышцах крупной судорогой. Со громким стоном запрокидываю голову и одурманенной потаскухой смотрю на растерянную Сюзи, которая застыла на пороге комнаты. Вырывается новый стон, и Ноа приподнимает голову:
— Тоже на пересдачу пришла?
— Нет… — Сюзи в изумлении часто моргает.
— Да, — мужчина уверенно и к моему большому неудовольствию поднимается с колен.
Сюзи не успевает сообразить, что происходит, как Последний хватает ее за руку и толкает к столу:
— Вперед, двоечница. Не заставляй профессора ждать.
Сюзи обескуражена наглостью Ноа, но не смеет перечить, потому что он кажется ей опасным и жутким. Завороженная командным тоном, она опускается передо мной на колени и в трепетном поцелуе касается мокрой от мужской слюны и смазки промежности. Мне бы остановить Сюзи, но я слишком возбуждена ее смущением и любопытством.
— Откройте ротик, профессор, — шепчет Ноа и давит на плечи, вынуждая лечь на спину.
Повинуюсь. Ноа придерживает свисающую голову ладонями и медленно вторгается в рот. Язык Сюзи пробегается по клитору, вызывая неконтролируемую судорогу, что пронзает каждую мышцу и уходит спазмом в глотку. Глухое мычание переплетается со стоном Ноа, и носом утыкаюсь в бархатную мошонку. Последний касается ладонью шеи в области гортани и выскальзывает изо рта, чтобы через несколько судорожных вздохов и стонов вновь им овладеть.
Сюзи входит во вкус. Взбудораженная охами мужчины терзает резкими и болезненными ласками, и меня трясет в конвульсиях оргазма, словно в агонии. Несколько рваных толчков, и экстаз Ноа сливается вместе с моим вымученным мычанием, заполняя вязким потоком семени. Вздрагивающее естество в нитях густой слюны выныривает изо рта, и Последний со стоном падает на стул, в изнеможении откинувшись на спинку.
— Я сдала зачет? — Сюзи еще в плену помешательства и возбуждения.
— Определенно, — неуклюже поднимаюсь, оперевшись на дрожащие руки и пьяно гляжу на пунцовую соседку, сидящую между ног. — На пять с плюсом.
Сползаю на пол со стола к Сюзи, чтобы доказать, как я восхищена ее стараниями, и ласково целую, нырнув рукой во флисовые пижамные штанишки и хлопковые трусики, что насквозь мокрые. Действую по наитию и пропускаю набухшую фасолинку между пальцев. Вскрикивает. Падаем на пол, воссоединившись в трепетном поцелуе. Сюзи выгибается, и девичий цветок распускается под пальцами горячим трепетом. Пожираю в нежной жадности крики и с глупой улыбкой растягиваюсь на полу.
— Почему я это сделала? — хрипит Сюзи, выныривая из сумерек ослабевшего разума.
— Потому что хотела? — недоуменно смотрю в бледное и расслабленное лицо соседки.
— Я, кстати, съезжаю, — сглатывает и поправляет приспущенные штаны. — Ищу квартиру.
— Что?! — приподнимаюсь на руках и с ужасом охаю. — Ты не можешь! Почему?
— Ну, знаешь… — Сюзи мельком глядит на Ноа, развалившегося на стуле и вновь буравит потолок глазами.
Скромница не одобряет того, что ко мне захаживают гости, и боится, что соседи пожалуются хозяйке и запишут ее в шлюхи, а она не такая, пусть и отлизала соседке по указке незнакомого мужчины.
— Вот я и пришла сказать, что съезжаю, — Сюзи встает на ноги и обходит бочком молчаливого Ноа.
— Могу дать контакты хорошего риелтора, — Последний с небольшой издевкой улыбается. — Он только набирает клиентов, но очень ответственный и старательный молодой человек.
Сюзи в сомнениях молчит и несмело кивает. Ноа невозмутимо застегивает брюки, вырывает из тетради клочок бумажки и пишет номер телефона. Ситуация нелепая и очень неловкая для Сюзи, но найти хорошего риелтора в городе — задачка не из простых, а Ноа хоть и пугает, но создает впечатление серьезного человека, который не будет советовать безответственных знакомых.
— Держи, — Последний протягивает клочок бумажки.
Сюзи краснеет, выхватывает из пальцев Ноа обрывок и стыдливо выбегает из комнаты. Всё. До соседки, наконец, дошло, что поучаствовала в тройничке и не могла сама себе объяснить, как ее втянули в ролевые игры с рыжей профессорессой.
— Останешься?
— Нет, — Ноа встает и одергивает пиджак. — У меня деловая встреча.
— Ночью?
— Круглые сутки, — мужчина устало вздыхает. — Я и так задержался…
— И выбился из графика, — заканчиваю фразу и разочарованно сажусь, обнимая колени.
— Я бы взял тебя с собой, крошка, но боюсь, что всё закончится оргией и признаниями в любви, — Ноа ухмыляется и наклоняется. — И даже для меня это будет испытанием — наблюдать за тем, как серьезные дядьки предаются любви и страсти, когда должны обсуждать многомиллионные поставки товара и прочие не менее важные вопросы.
— Ну и ладно, — фыркаю и отворачиваюсь. — А зачет ты все равно не сдал. Ставлю неудовлетворительно.
Ноа смеется, касается губами макушки и выходит. С печалью осматриваю порванную юбку и понимаю, что плакали летние и беззаботные каникулы — надо искать подработку, чтобы оплачивать квартиру, когда Сюзи съедет. Одни проблемы от этой любви, в том числе и финансовые.
Глава 35. Деловое предложение
Судя по тому, что у меня выдались несколько свободных дней без внезапных гостей, Ноа, Агатес и Карн так и не обсудили график. Или благополучно о нем забыли, потому что нарисовались другие проблемы. Я отнеслась философски к сложившейся ситуации — у бессмертных существ иное восприятие времени, жизни и близких отношений. Возможно, они проверяли меня, к кому я побегу первой, когда меня одолеет тоска по возлюбленным. Очень недальновидно, потому что я почти влюбилась в симпатичного баристу, который готовит мне капучино и мило заигрывает — в кофейне пусто и он может распушить перед ранней клиенткой хвост.
— У вас очень красивые руки, — говорю и выхватываю стаканчик из пальцев удивленного парня.
У выхода оглядываюсь и подмигиваю. И откуда во мне столько задора и игривости? Прежняя Венди буркнула бы “Спасибо!” и в смятении убежала, а тут прямо роковая красотка, от улыбки которой краснеют до кончиков ушей. Но руки у баристы действительно красивые — изящные, с тонкими длинными, как у пианиста, пальцами.
Почти целый день гуляю, связываю одиноких незнакомцев нитью любви, наслаждаюсь теплом и свободой, что скоро закончится, если, конечно, меня возьмут официанткой на полставки. Успокаиваю себя тем, что не только подзаработаю деньжат, но и раскрою потенциал внутренней Богини Любви.
— Смотри-ка, — слышу старушечий голос, — не идет, а летит.
Оборачиваюсь и вижу ту самую бабушенцию, которая с веником выгнала меня из “Лавки Чудес” в начале моих злоключений с меткой и сделкой с Карном и Агатесом. Ведьма подслеповато щурится. Как странно и любопытно, не слышу ее мыслей и эмоций.
— Не хочешь зайти? — старуха приветливо улыбается. — Скидочку сделаю приятную.
В прошлый раз мне не удалось рассмотреть товар немощной бабульки, а я ведь люблю всякий странный и загадочный хлам.
— Погонишь веником, обижусь, — предупреждаю старуху и в предвкушении шагаю за ней.
— Ты прости за прошлый раз. Очень уж испугалась, — жалобно оправдывается ведьма и кривит лицо в извиняющейся гримасе.
Старушка цепко наблюдает, пока я с интересом рассматриваю амулеты, обереги, свечки, камушки в лоточках. Обычное барахло, которого полно в других подобных магазинчиках, но очень симпатичное. С любопытством обнюхиваю пучки трав и ароматические палочки, и бабулька хитро улыбается:
— У меня есть особенные пирамидки с пыльцой аспарагуса.
Я знать не знаю, что такое аспарагус, но звучит очень интересно. Старуха достает из-под прилавка позолоченную шкатулку, трясущимися пальцами выуживает на свет крохотный конус из прессованной пыльцы и осторожно поджигает его от горящей свечи. Предлагает вдохнуть струйку дыма, и я доверчиво тяну сладкий и густой аромат. Кружится голова, немеют пальцы и подкашиваются ноги. Оседаю на пол:
— Какой интересный запах…
— И не говори, куколка, — хмыкает старуха и торопливо вышагивает к двери.
Запирает лавку, опускает шторы, а я падаю на спину от слабости, но все еще нахожусь в сознании. Что гадкой ведьме от меня надо?
— Твое сердце, — грозит мне кривым и ржавым кинжалом, что она отыскала на дне одного из ящиков у стены. — И твоя молодость.
— Я не специалист в разделке мяса, — еле ворочаю языком, — но что-то мне подсказывает, ты будешь долго выколупывать из меня сердце.
— И что в тебе такого особенного? — старуха зло прищуривается и наклоняется ко мне. — Почему Источник наделил тебя силой?
— Я милая.
— Неважно, — шипит ведьма. — Если остальные Ноа для меня недосягаемы, то ты другое дело. Душа-то у тебя человеческая, пусть перекормленная.
Вспоминаю, как зовут морщинистую суку — Анна. Какая несправедливость — такое поэтичное имя и у злобной мерзавки, которая со скрипом костей чертит вокруг меня круг и острые символы и гаденько ухмыляется. Ощущаю ее страх смерти — черный, гнилой и студенистый. И этот ужас давит в ней другие эмоции, мысли и чувства.
— Начнем? — опускается рядом на колени и с бурчанием заносит кинжал.
Я чувствую лишь сожаление, что Анна столкнулась с жестокой реальностью — она скоро умрет, и она в отчаянии.
— А вот мне нихрена ведьму не жаль, — из меня вырывается мужской бас, и рука перехватывает жилистое запястье Анны. — Для меня маловато твоего сраного аспарагуса.
Чувствую фантомную бороду на лице, и я оказываюсь на визжащей старухе. Сжимаю до хруста запястье, и Анна выпускает из пальцев кинжал, захлебываясь в криках и слезах.
— Бить бабулек выше ниже моего достоинства.
— Тогда я, — слышу старческий голос Марго в голове, и моя слабая ладонь бьет по щеке Анну. — Мне можно. Я тоже старая и противная бабка. Получай! Не нравится?! Дилетантка! Аспарагус?!
— А что такое аспарагус? — спрашивает тоненьким голоском в голове Жули.
— Трава какая-то, — тихо отвечаю заплетающимся языком. — И жутко вонючая.
— Да нет там аспарагуса! — визжит под пощечинами Анна. — Я для красного словца сказала!
Встаю, разминаю в пальцах пирамидку из пыльцы и сосредоточенно принюхиваюсь.
— Ежовник, — фыркает Марго и хочет еще что-то сказать, но тело под контроль берет кто-то другой.
Кто-то, кому не стыдно ударить в живот старуху, которая вздумала напасть со спины.
— Вот же, сука плешивая, — говорю низкими голосом и хватаю Анну за волосы. — Смелая?
— Только не убивай, — скрипит старуха.
— Веревку видела, — шепчет Жули, — в ящике в углу.
— Не смей! Она заговоренная! — взвизгивает ведьма, когда я вытаскиваю моток пеньковой веревки. — Денег больших стоит!
Лицо вновь щекочет несуществующая борода, и я с недовольным глухим бурчанием связываю Анну по рукам и ногам.
— Да откуда в тебе столько сил, сопля?
— Меня до семи лет мамка молоком кормила, — мой голос перекатывается шершавыми камнями.
— Ого, — смущенно отзываюсь я. — Это немного странно.
— Пасть открой и пошире, — слышу голос Марго и запихиваю в слюнявый рот старухи льняной мешочек травами.
Анна мычит, выпучившись на меня блеклыми глазами, и силы покидают меня. Валюсь на пол и мямлю:
— Эй… Вернитесь…
В ответ — мычание Анны и тошнота, что подступает к горлу комом и выходит желчью и склизкой кашицей. Альтернативные личности спрятались и оставили наедине с испуганной и избитой старушкой. Смею предположить, что ведьминские фокусы и эмоциональные встряски негативно сказываются на моей психике и выкапывают из глубин подсознания тех, кем я была в прошлых жизнях. И именно после волшебного шара Гадалки Марии все и началось.
— У меня острая аллергия на ведьм и Колдунов, — тяжело поднимаюсь и недовольно смотрю на стертые круг, знаки и рвоту на полу. — Ну и бардак.
Гордо уйти и оставить опечаленную неудачей старуху в грязи — совесть не позволяет. Поэтому я решаю прибраться за собой и спрашиваю у Анны, где я могу отыскать ведро, тряпку и швабру. Удивленно мычит и машет головой на проем за стойкой.
— Поняла, — киваю и исчезаю в подсобном помещении, которое захламлено коробками, мешками, кульками, в которых что-то очень загадочно шуршит, если потрясти.
И как в подобном беспорядке можно хоть что-то найти? Это не дело. Анна — больная, беспомощная старушка, и ей надо срочно помочь привести ее лавку в божеский вид. Да и мне любопытно, что прячет ведьма в своих закромах.
— Я приберусь чуток! — кричу и вытаскиваю грубо сколоченный ящик из-под стеллажа.
Уборка затягивается на несколько часов. Настолько увлечена скляночками, камушками, амулетами и прочей ерундой, что не замечаю ничего вокруг. Сортирую товар Анны по коробочкам и аккуратно раскладываю по полкам. Не мешало бы подписать каждую ведьминскую штучку, но знаний в травничестве и колдунстве мне явно не хватает. Из всех пучков трав я смогла определить лишь мяту, а из камней — бирюзу. Когда в подсобном помещении наведен порядок и душа радуется чистоте, заливаю кипятком чай из банки с надписью “Успокоительный” и отношу чашечку травяного отвара заснувшей на полу старушке. Развязываю, вынимаю кляп и заботливо усаживаю испуганную Анну, привалив к стене. _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_
— Сумасшедшая, — сонно бурчит она, делая небольшой глоток.
— Какая есть, — пожимаю плечами и приступаю к уборке в лавке. — А ты, Аннушка, жуткая барахольщица. Как в таком беспорядке можно вести дела?
— Но веду же! — рявкает старуха и замолкает, когда я оглядываюсь.
Внимательно и зорко следит, как я перекладываю товар, протираю камушки, смахиваю пыль с печальных ловцов снов и перебираю баночки, и иногда поясняет, что я держу в руках.
— Ритуальный нож, — ворчит Анна, заметив в моих пальцах тот самый ржавый кинжал.
— Да я уж поняла, — небрежно бросаю его на нижнюю полку стойки и достаю старую потрепанную тетрадь. — Заклинания?
— Ни одна уважающая себя ведьма не будет записывать заклинания на бумагу, — Анна кривит лицо и разминает запястья.
В тетради записаны расходы и доходы. Углубляюсь в записи, попутно подсчитывая все на замызганном калькуляторе и выясняю, что Анна работала последние месяцы в убыток, и цены на товар — случайные. Один и тот же камень, например, заговоренный на удачу агат, отпускался по разной стоимости.
— Так дело не пойдет.
Закрываю тетрадь, внимательно изучаю мятые чеки на оплату коммунальных услуг и сердито смотрю на старушку. Она в долгах по уши.
— Тебе бы не сердца вырезать, уважаемая, а заняться счетами.
— Да какие счета, если я скоро помру?
— Насколько скоро? Завтра?
— Не знаю, — разводит руками Анна и ухмыляется. — Может, и завтра.
— Может, и через лет десять, — деловито подбочениваюсь. — И с такими темпами ты окажешься на улице и проведешь эти десять лет в безденежье и нужде. Так себе перспектива для пожилой дамы.
— Ты меня жизни будешь учить? — охает ведьма. — Хамка!
— Буду, — киваю и строго спрашиваю. — У магазина есть страничка в социальных сетях?
— Что это еще за ерунда? — Анна отставляет пустую чашечку и подозрительно глядит на меня.
Присаживаюсь со старушкой рядом и показываю на смартфоне странички онлайн-магазинов, которые продают похожий товар — свечки, амулеты и прочие безделушки.
— Неужели покупают за такие деньжищи? — Анна подслеповато щурится и охает завышенным в несколько раз ценам.
— Покупают, если красиво оформить и правильно подать, — вздыхаю и прячу смартфон в карман. — Возьми меня на работу.
— Нет!
— Возьми, — уверенно повторяю. — Может, в деньгах ты не будешь купаться, но на платежи и лекарства хватит.
— Какая наглая! — шипит в лицо Анна. — Я ж тебя убить хотела!
— Все мы совершаем ошибки, — зеваю и вытягиваю ноги. — Буду работать за процент, потому что тогда я стану более заинтересованной в нашем совместном проекте. А если не согласишься, пожалуюсь Последнему и Агатесу и расскажу, что ты пыталась меня убить.
Старуха пугается тихих и ласковых угроз. Она и так в немилости у Ноа, а после моих жалоб ее точно прихлопнут, как муху на грязном окне.
— И избавимся от всяких ежовников и прочих ядов, — смахиваю с рукавов пыль. — Нам важно вести чистый бизнес без запрещенных веществ и травок. Перечная мята — хорошо, а белладонна — плохо. Если не ты мне поможешь разобраться с твоими сборами, то попрошу Агатеса.
— Давай без этого упыря, — кряхтит Анна и неуклюже поднимается. — Я его сюда на порог не пущу.
— Вас связывает история безответной любви? — с придыханием интересуюсь и во все глаза гляжу на ведьму.
— Тьфу, болезная! — она в презрении сплевывает. — Да я никогда в жизни на него не посмотрела!
Хохочу в голос, и Анна коротко усмехается, проникнув ко мне симпатией. И пока она не очухалась и не вернулась в роль мерзкой старухи, беру рога за быка и требую, чтобы она представила во всех подробностях ассортимент лавки.
— Почти ночь на дворе!
— Ты успела вздремнуть, — встаю и торопливо закатываю рукава. — Нам важна каждая минута.
Последний бы одобрил мою решимость привести бизнес Анны в порядок. Это, конечно, не акции продавать и проводить сложные переговоры, но суть одна — стремление вывести дело на новый уровень.
— Кстати, давай варить любовные зелья, — семеню за ведьмой. — Я уверена, что половину выручки можно будет делать на них.
— Да нихрена они не работают, — Анна зло отмахивается от меня. — Столько жалоб было!
— Это потому что у тебя не было такой замечательной помощницы, как я, — подмигиваю сомневающейся ведьме.
— Так ты у нас за любовь отвечаешь? — хмурится и вытаскивает коробку с камушками.
— И не только, — неуверенно отзываюсь и краснею, — еще за страсть. Мне так кажется. Любой разговор со мной может окончиться безумием и близостью.
— А это уже интересно. Мало кому нужна в нынешних реалиях любовь, — старуха шебуршит камушками, — а вот тема соблазнения для дурнушек вполне может сработать.
Вижу в глазах ведьмы жажду наживы и тень солидарности с девами, которым не повезло уродиться красавицами. Уверена, я найду с Анной общий язык, но спиной к ней лучше не поворачиваться. Так, на всякий случай.
Глава 36. Как у нас с вами
Сквозь сон, в котором я перебираю сокровища Анны, слышу голос Первого:
— Венди…
Ласково обнимает, и я сонно и невнятно что-то бурчу. Что-то о травяных сборах. Надо обозвать их как-то по-модному, чтобы чаи покупали не только дамы в возрасте, но и молодые девушки, которые после сеанса кундалини-йоги заварили бы чашечку успокаивающего отвара и насладились бы минутами медитации.
— Венди…
— Мм-м-м?
Целует в шею, но я лишь мычу, потому что никак не могу проснуться. Да и не хочу. У меня была бессонная и насыщенная ночь с инвентаризацией ведьминских вещичек.
— А кого ты любишь больше? — едва слышно спрашивает Ноа.
— Всех… одинаково… — сладко причмокиваю и вновь ныряю в дремоту.
— Даже родители не любят своих детей одинаково, — шепчет юноша в затылок. — Хоть и говорят обратное.
Сейчас я люблю больше всех подушку, одеяло и матрас, но сказать это не в силах. Сон упрямо затягивает меня на дно.
— Ты ревнуешь? — улыбаюсь сквозь слабые и легкие грезы.
— Наверное.
Ноа замолкает, и я погружаюсь в теплое молоко полуденной дремоты. Рука юноши несмело соскальзывает к груди, спускается на живот, и шею обжигает шумный выдох. Первый медлит и нежно поглаживает бедро. Грезы переплетаются с негой и сладким возбуждением, что разливается по телу мягкой волной.
— Венди…
Сон переплетается с ласками Ноа и его скользящими и несмелыми толчками, которые наполняют меня томной усладой. Возможно, Первый мне только снится, но это наваждение топит меня в протяжных и тихих стонах. Внутри разливается густой жар, и юноша с сиплым выдохом прижимается ко мне всем телом,
заключив в тесные объятия. Размытые сновидения перекручиваются в тугую веревку и расцветают бархатными вспышками удовольствия.
— О… — хрипит Ноа. — Отпустило…
Зеваю и разворачиваюсь к Первому лицом:
— Так это не ревность, милый, была, — я немного обескуражена честностью и каким-то простодушием Первого.
— Только о тебе и думал, а в последние несколько дней так вообще очень тяжко было, — Ноа бесхитростно улыбается и касается пальцами моей щеки. — И все людские мысли вокруг меня сводились к надежде заняться любовью. Представляешь?
— Ты им транслировал… — я в удивлении изгибаю бровь и смеюсь, уткнувшись в подушку. — Господи, Ноа… Ты же должен толкать людей на подвиги, а не…
В небольшой истерике хрюкаю и в голос хохочу. Представила, как Ноа шепчет о надежде, а у него выходят влажные фантазии, что очень воодушевляют его жертв на сексуальные игрища.
— Это у меня впервые! — смущенно охает юноша и едва слышно спрашивает. — Теперь всегда так будет?
— Не знаю, — утираю слезы. — Может, тебе стоит перетерпеть и все станет, как прежде? Никакого интереса к поцелуям, близости?
— А я так больше не хочу, — Ноа наивно хлопает глазками. — А можно по собственному желанию включить и выключить…
Меня опять пробивает на смех. Закусываю губы, чтобы сдержать гогот и не обидеть Первого, и едва слышно отвечаю:
— Нет.
— Жаль, — вздыхает Ноа и переворачивается на спину. — Я теперь на короткие юбки засматриваюсь и едва сдерживаю себя, чтобы не подглядывать за подопечными, пока они душ принимают или переодеваются.
— А говорил, что думал только обо мне, — наигранно возмущаюсь я.
— Некоторые девушки голые по дому ходят, — обиженно жалуется Ноа. — Раньше не замечал. Врываюсь, чтобы нашептать какой-нибудь секретарше, что ее ждет отличный день на работе, а она в одних трусиках завтракает. И неудобно. Она думает, что дома никого нет, а я за ее спиной говорю, какая она молодец и ее скоро ждет повышение.
— А ты не врывайся в чужие дома, — прищуриваюсь и даю непрошеный совет. — О повышении можно и в метро нашептать.
Ноа встает и торопливо одевается.
— И так каждый раз будет? — приподнимаюсь на локтях и поджимаю губы. — Забежал и убежал?
— Я тебе завтрак приготовил, — оправдывается Первый и неловко улыбается, — и посуду помыл.
— Прощен, — падаю на спину и раскидываю руки.
— А еще твои трусики постирал.
— Чего?! — кашляю от неожиданности и пристыженно краснею. — Зачем?!
— Руками, чтобы кружева не испортились, — флегматично продолжает Ноа, вышагивая к двери. — Это я подсмотрел у молодой вдовы.
— Ноа! — возмущенно взвизгиваю и резко сажусь.
— Просыпайся, — Первый потягивается и выходит, — я заварю кофе.
Кидаюсь в ванную комнату в надежде, что Ноа пошутил и не трогал мое нижнее белье, но нет. Он не обманул — на бортике ванной аккуратно развешаны влажные трусики. Я смущена и не знаю, как реагировать на подобную заботу. И забота ли это, учитывая, что и у Последнего Ноа тоже какая-то нездоровая тяга к нижнему женскому белью?
— Здравствуй, Венди, — в ванную комнату заглядывает хозяйка квартиры и улыбается. — Я стучала, а ты не открыла.
— Не слышала, — испуганно смотрю на женщину и нервно подпоясываю халат. — Что-то случилось?
— Я жильца нового нашла.
— Но… Мы же договорились…
— Мне так спокойнее и с оплатой тебе полегче, — тараторит хозяйка квартиры так быстро, что я не успеваю слова вставить. — И ты под присмотром будешь, да и мальчик хороший. Воспитанный.
— Мальчик?! — охаю я. — Какой мальчик? Вы же против мальчиков! И я против!
Женщина хватает меня за руку и тащит за собой:
— Идем, познакомлю вас. Вы точно подружитесь.
В коридоре на массивном черном чемодане сидит Агатес — брючках, белой рубашечке с короткими рукавами. Волосы — тщательно зачесаны назад, а от татуировок на шее и руках — ни следа. Ни шрамика, ни черточки. Так посмотришь со стороны — приличный молодой человек, скромный и порядочный, но вот только я слышу его ехидные мыслишки — обманул доверчивую женщину и рад своему коварству. Колдуну было важно подписать договор об аренде, закрепить обязательства на бумаге, чтобы его чары и волшебство работали в стенах маленькой уютной квартиры.
— Вот твоя соседка, — хозяйка толкает меня в спину, и я корчу смущенному и лживому Колдуну гримасу недовольства. — Венди.
— Но ведь уговор был, — я оглядываюсь на женщину, — никаких мальчиков, только девочки!
— Не капризничай, — фыркает та и вручает Агатесу ключи. — Твоей стипендии не хватит на оплату всей квартиры.
— Я работу нашла.
— Вот и молодец, — хозяйка отмахивается и обращается Колдуну. — Если будут проблемы, то звони.
— Благодарю, — мило улыбается Агатес, сжимая ключи в ладони. — Обещаю, я не доставлю неудобств.
— Так я не про тебя, а про нее, — женщина кивает в мою сторону. — Ее соседка неожиданно съехала и не говорит почему. Все это очень подозрительно.
Выходит, и я сердито гляжу на Колдуна, который расстегивает верхние пуговицы рубашки и взъерошивает волосы. На коже проступают черные чернила, и он уже не выглядит милым и скромным мальчиком.
— Какого хрена?
— Ты не рада, что мы будем жить вместе? — Агатес катит в комнату Сюзи чемодан.
— Такие вопросы обычно обсуждают до, а не после, — зло следую за ним.
— Так я и обсудил, — Колдун открывает дверь и устало добавляет, — с хозяйкой квартиры. Та еще сука, конечно, двойную плату взяла только потому, что я мужчина. Это сексизм чистой воды.
Я рада видеть Агатеса, но готова ли я с ним жить под одной крышей? Слишком серьезный шаг. Меня вполне устраивало то, что мальчики бывали у меня внезапными набегами.
— Может, ты меня хотя бы поцелуешь? — Агатес обиженно вздыхает.
— А где Чуба? — касаюсь губами его подбородка.
— За спиной.
Оборачиваюсь и с визгом прижимаюсь к Колдуну, отшатнувшись в ужасе от увиденного — гигантская черная сколопендра ползет по стене, медленно перебирая жуткими и отвратительными лапками, и насмешливо стрекочет.
— Чуба изъявил желание поменять облик, — хладнокровно шепчет Агатес в ухо. — Я разрешил.
Пауки, какими бы они ни были жуткими, трогательные и пушистые милашки по сравнению с мразотной гадиной на стене.
— Я великолепен, — шуршит Чуба и ползет к потолку.
— Господи… — меня мутит только от одного взгляда на демона. — Как ты мог одобрить вот это?
— Лучший комплимент, — стрекочет сколопендра, кружась у люстры.
— Чубочка, милый, — в отчаянии шепчу, — я тебя умоляю, вернись в прежний облик. Или я съеду и сожгу квартиру. Вместе с тобой. Ты бы еще мокрицей…
Лучше бы я этого не говорила. Чуба сворачивается в подрагивающий клубок и падает к ногам огромной, размером с крысу, мокрицей. Истеричный и оглушающий вопль разносится по квартире, и я с ненавистью топчу хохочущую образину, которая растекается черной лужей и убегает стрекочущим пауком под кровать. Оседаю в слабости на пол и передергиваю плечами от омерзения.
— Плюс двести лет, — цежу сквозь зубы, охваченная злостью, что накрыла после испуга.
— А вот и нет, — доносится из-под кровати глухой и самодовольный голос Чубы. — Вот если бы ты в обморок упала, но увы. Легкий испуг полезен для здоровья.
— Так.
Агатес выходит из комнаты, внимательно осматриваясь по сторонам, и направляется уверенным шагом в комнатку в глубине квартиры, где Сюзи занималась по утрам йогой — небольшая коморка, где прежние жильцы хранили личное барахло. У меня на кладовку с крохотным оконцем были планы — получилась бы отличная маленькая мастерская, например, для макраме.
— Что ты задумал?
— Увидишь, — усмехается Агатес, запирает дверь в каморку и сыпет на пол круглые с золотыми прожилками семена.
— Не мусори! — рявкаю, и Колдун оттаскивает меня в сторону.
Семена потрескивают, а потом звонкими хлопушками лопаются, разрастаясь по полу и косякам зелеными ростками. Из-под дверной щели выбиваются сочные и густые травинки и выползает любопытная перламутровая лягушка.
— Что за…
Лягушка надувает зоб и скачет дальше по коридору, игнорируя мои возмущенные возгласы. Отвлекаюсь от наглой гостьи, и в смятении наблюдаю, как дверь идет трещинами, покрывается ползучими вьюнками и с треском превращается в зеленое полотно из цветущих побегов, что медленно расходятся в стороны. Из зачарованного леса ко мне выплывает во всей своей божественной красе Карн — с рогами и копытами.
— Привет, зайка, — целует в лоб и по-хозяйски цокает на кухню, игриво помахивая хвостиком.
— Ты тоже будешь аренду платить? — оторопев спрашиваю я и с изумлением рассматриваю узловатые побеги с цветущими вьюнками на потолке над дверным косяком.
— Если только любовью, — смеется Карн. — Я бог, какие у меня деньги?
— Обычные, — сипло отзываюсь я и стряхиваю с ноги квакающую лягушку. — Мальчики, вы чего творите?
— Я должен быть рядом с Источником, — кричит из кухни Карн. — Мы объединили твою квартиру с мои лесом, а то вся эта беготня через порталы утомляет.
— Ну и бардак, — слышу недовольный голос Последнего.
Смотрю на Ноа, который с интересом разглядывает живой и трепещущий листьями полог и вздыхаю:
— И ты тут?
Кивает. Тихий щелчок, и я оглядываюсь на звук. Позади нарисовалась новая дверь — белая со строгой хромированной ручкой.
— Вы мне тут перепланировку квартиры устроили? — с любопытством выглядываю за дверь, которая ведет в просторный и безликий офис Ноа с окнами во всю стену. Разочарованно вздыхаю и закрываю дверь. — Ничего интересного.
— Зато в любое время можем устроить ролевые игры, — Последний многозначительно ухмыляется. — Секретарша и строгий босс.
Мимо скачет лягушка, а за ней бежит Чуба, быстро перебирая лапками, и обещает сожрать ее вместе с потрохами.
— У вас совести никакой нет, — из кухни выглядывает сердитый Первый. — Это уже не завтрак, а обед!
— Действительно, — соглашается Последний и сверяется с наручными часами. — Обед.
Я настолько ошеломлена происходящим, что молча иду на кухню и сажусь за накрытый стол. Карн перекладывает жареный бекон в соседнюю тарелку с омлетом и морщит нос.
— Только не говори, что ты вегетарианец, — откидываюсь на спинку стула.
— Нет, — Божество вытирает вилку от жира салфеткой. — Просто не ем мясо.
— Тогда тебе и омлет нельзя, — Первый присаживается рядом.
— Почему это?
— Олени не едят яйца, — юноша дружелюбно улыбается.
— То, что я превращаюсь в оленя, не значит, что я олень, — Карн переводит взгляд на него. — И рога тоже ничего не означают. Мне не нравится вкус мяса. Тем более свинины. Она жирная.
— Потому что ты травоядный, — кивает Первый и обеспокоенно смотрит на Агатеса, который отправляет кусок бекона в рот. — А тебе можно жирное?
— Да, — недоуменно отвечает Колдун.
— Но старым не рекомендовано жирное. Для сердца вредно, — юноша придвигает к нему миску с овощным пюре. — Вот.
— Ты, мать твою, серьезно? — брови Агатеса ползут вверх. — Ноа, ты у меня схлопочешь по своей хорошенькой моське.
— За что? — Первый моргает и наивно продолжает. — Ну, ты же старый! Сколько тебе? Тысяча? Две, три? Самое время подумать о здоровом питании, — и тихо интересуется. — А зубы у тебя свои?
Последний с ожиданием смотрит на шокированного и оскорбленного Агатеса. Его тоже волнует этот вопрос, но у него не хватает душевной непосредственности, чтобы полюбопытствовать вслух.
— Свои, — шипит Колдун и ногтем большого пальца поддевает клык. — Я себя омолодил во всех местах. И начал именно с зубов.
— А затем? — Последний прищуривается. — После зубов?
Глотаю кусочек омлета и мысленно предполагаю, что после зубов Агатес занялся дружком в штанах. Колдун разочарованно глядит на меня и говорит:
— Колени, Рыжая. Ко-ле-ни.
— Я тоже не угадал, — успокаивает мое разочарование Последний.
Меняю тему, чтобы не злить Агатеса разговорами о том, какой он древний, и делюсь, что работаю в “Лавке Чудес”, упуская из рассказа покушение Анны на мою молодость и сердце. Зачем тревожить мальчиков лишний раз? Первый реагирует с восторгом. Последний отмечает, что на “ведьминских штучках” не разбогатеешь, а Агатес и Карн кривят лица и запрещают мне водиться с мерзкой старухой, потому что она хитрая дрянь и стерва, которая обманет и обязательно подставит. Все ведьмы такие.
— А я не спрашивала разрешения, — делаю осторожный глоток крепкого кофе. — Возможно, мне будет нужна помощь с тем, чтобы определить какие сборы ядовитые, а какие нет. Я хочу продавать людям забавный и безвредный товар. Без проклятий, наркотиков и отравы. И любовные зелья.
— Любовные зелья не назовешь безвредным товаром, Рыжая, — Агатес скрещивает руки на груди и смеривает меня взглядом. Да и не работают они.
— По моей задумке они будут работать только с добрыми намерениями, — мечтательно улыбаюсь, предвкушаю успех. — Прям как у меня с вами.
— Да не дай бог, — кашляет Ноа Последний и прижимает салфетку к губам. — Пожалей несчастных. За что ты с ними так? Это бесчеловечно.
— Соглашусь, — кивает Карн.
— А зелье соблазнения? — осторожно и со слабой надеждой спрашиваю я. — Как духи с феромонами?
— Это можно, — одобряет Агатес.
— А там и любовь придет, — прячу хитрую улыбку за кружкой. — Как у нас вами.
Глава 37. У диких духов все просто и понятно
Я, конечно, не стала профессором, как планировала потому. После нескольких месяцев в “Лавке Чудес” случилось переосмысление жизненных целей. Меня увлекла торговля безделушками и “магическими” вещичками, общение с испуганными и любопытными покупателями и онлайн-продвижение товара с красивыми фотографиями и многообещающими рекламными постами, где мой креатив переплетался с мистикой и загадками.
Я отказалась от продажи любовных зелий, потому что за ними чаще всего приходили очень сомнительные личности с эгоистичными желаниями. Например, увести мужа из семьи, соблазнить чужую жену или назло влюбить в себя того, кто отказал, чтобы потом жестоко бросить.
Также я поняла, что и зелья соблазнения — плохая идея, когда от меня начали требовать волшебной водички, которую можно подлить в бокальчик жертвы, чтобы та немедленно воспылала страстью. Анна была готова ради быстрой наживы сотворить что-то подобное моими руками, но я смогла переубедить старуху тем, что разноцветные свечки, якобы заговоренные на удачу и счастье, и расфасованные по симпатичным пакетикам чаи тоже можно выгодно продать, а мороки меньше. И никаких жалоб. Главное — уточнить, есть ли у покупателя аллергия.
Пусть с трудом и постоянными пересдачами из-за нехватки времени, я все же окончила университет, так как привыкла доводить начатое до конца. И не буду утаивать, за четыре года я смогла отточить навыки в тонких и трепетных чарах любви на многочисленных студентах и преподавательском составе до мастерства. Подумаешь, разразилось несколько скандалов с интрижками, и были уволены и отчислены мои самые неосторожные жертвы, но я никого из них не заставляла заниматься плотскими утехами в туалетах, аудиториях или в кладовках. Я лишь разжигала искру заинтересованности, а остальное — это уже их ошибки.
Однажды утром после поцелуйчиков Первого, ласк Карна, объятий Агатеса и нежностей Последнего я поняла, что моя внешность нисколько не изменилась спустя десять лет. В отражении я видела всю туже юную первокурсницу со свежим лицом, усыпанным милыми веснушками. Если до тридцати-тридцати пяти лет я смогу все вопросы сводить к ответу, что у меня хорошая генетика и мне повезло с косметологом, то потом, если окажется, что подлый Источник наделил меня бессмертием и вечной молодостью, придется изворачиваться перед родственниками и знакомыми. Благо Агатес пообещал научить хитрым трюкам с иллюзиями, которые смогут скрыть мою юность.
Кстати, о родственниках. К тридцати семья плотно насела с расспросами: “Когда замуж? Есть жених?” После того как все четверо моих возлюбленных в ревности и эгоизме перессорились из-за разговора, кто сыграет перед родителями того самого жениха, я решила взять и сказать, что женихов у меня несколько. После искренности по телефонному разговору с теткой все вопросы отпали и резко сократились приглашения приехать в гости. Мама потом меня отчихвостила и сказала, что болтливая родственница разнесла всем в округе, что ее племянница в большом городе пошла вразнос и стала самой настоящей шлюхой. Какой стыд!
— Я с ними по любви. Приезжай, познакомлю.
— Так и знала, что тебя нельзя отпускать одну! Что я скажу отцу?
— Что у него четверо потенциальных зятьев?
— Ой, Венди, какая ты дурная. Выбери того, кто побогаче.
— Я ей также сказал, — громко отозвался Последний с кровати. — А эти трое пусть будут любовниками. Я не против. Любовникам простительно быть без гроша в кармане.
— Голос приятный, — шепнула мама и глупо хихикнула. — Берем.
— Слушай маму, — самодовольно ответил Ноа. — Умная женщина.
— Либо я, либо никто, — Карн вышел из ванной комнаты и горделиво тряхнул влажными кудрями. — Или мне опять напомнить, кто из вас четверых здесь Бог?
— Что это за шизофреник? Доча! — охнула мама, и я невоспитанно сбросила трубку.
После беседы по телефону мама примчалась в гости и со всеми “женихами” лично познакомилась. И заявила, что все хорошие и, вообще, сами разбирайтесь, а родственникам необязательно знать, что я собрала мужской гарем и счастлива. Лучше пусть думают, что одинокая старая дева — это можно пережить и понять.
Анна, капризная ведьма, в один из дней неожиданно смирилась, что смертна, ведь “Лавка Чудес”, ее детище, останется в моих заботливых руках. И именно в тот самый момент, когда она, сидя на крыльце магазинчика, умиротворенно сказала: “Можно и помереть спокойно”, мимо проскочила лягушка с золотыми глазками и перламутровой спинкой. Анна с визгом и удивительной для ее возраста прытью бросилась за перепончатой мерзавкой. С того полудня я ее больше не видела, а Гадалка Мария, к которой я заглянула, отчаявшись в безрезультатных поисках, расплывчато ответила, что старушка начала новую жизнь и отказалась объяснить в подробностях, что это значит. Понадеялась, что Анна поймала лягушку и помолодела, а не умерла где-нибудь в подворотне. Во всяком случае, в некрологах я не отыскала строчек о неопознанной старухе.
Иногда мне снились предыдущие реинкарнации, когда Чуба забывал отсыпать мне чуток своих отборных и безумных кошмаров. И они прогоняли меня, ругались и требовали, чтобы я оставила их в покое и дала насладиться тишиной и забвением. Очень обидно. Я с ними подружиться хотела, а они разбегались и прятались в размытых грезах.
Первый добился своего и за очередным завтраком убедил Последнего вложиться в космическую отрасль, и первые крупные инвестиции потекли в разработку теплиц на Марсе, потому что если и покидать родные земли, то вместе с Источником, которому Карн начал нашептывать о перспективах межзвездных путешествий. Агатес не остался в стороне и пока его рогатый друг вел убедительные беседы с волшебным прудом, он экспериментировал с лягушатами — предпринимал попытки перевозки магических существ за границы города. Однажды у него получилось — вместе с зачарованным аквариумом Колдун преодолел тысячи километров и закинул несколько переливчатых красавиц в небольшое отдаленное озерцо в горах.
Через десятки лет мы смогли всей дружной компанией навестить тихий водоем, в водах которого расплодилось множество лягушат и зародился дикий, нелюдимый и еще неразумный дух — горный козел с золотыми рожками. Сердитое парнокопытное попыталось нас забодать, и Карн умилился — он и сам когда-то был таким.
— Почему именно козел, а не козочка? — спросила тогда я, наблюдая, как рогатый мерзавец с ревом гоняет по берегу озера визжащего Первого.
— Я смею предположить, что Источник — самка, — флегматично ответил Колдун.
— Самка?
— Женщина. Или большая магическая матка, — Агатес пожал плечами.
— Инкубатор, — предположил Последний.
— Но у инкубатора или магической матки нет предпочтений, кого рожать, — фыркнула и нахмурилась. — А тут одни мужики, а я так, случайно получилась, чтобы вас, обормотов, порадовать, потому что вам было очень грустно и одиноко.
— Иди и спроси у озера, почему козел, а не козочка, — Агатес зевнул и упал на траву, раскинув руки. — Я тоже недоволен, что Источник из себя выплюнул в очередной раз рогатого чудика. Фетиш, что ли, на рога и копыта?
— Рога — это красиво, а копыта — мужественно, — обиженно пробурчал Карн и бросился к козлу грациозным оленем. — Братишка, отстань от Ноа!
Козел развернулся и со злобным утробным «Бе!» кинулся в сторону возмущенно всхрапнувшего Карна.
— Да чтоб тебя! — взвизгнуло Божество и бросилось быстрыми скачками прочь от агрессивного духа. — Отвали!
— Его Божейчество нашел равного ему противника, — Последний прижал к себе, приобняв за плечи.
— Венди! — крикнул Первый, устало и неуклюже подбежав к нам. — Может, ты его своей красотой очаруешь? Чего он такой бешеный?
— Предлагаю транквилизатор, — ревниво ответил Ноа.
Мягко высвободилась из объятий Последнего и бесстрашно шагнула вперед:
— Эй, козлик!
— Рыжая, он чокнутый! — крик Карна разнесся ветром надо озером. — Я беру свои слова обратно, я не был таким!
Козлик остановился, и я сделала еще несколько шагов вперед. С угрозой потряс рогами, прищурился и фыркнул. Мило улыбнулась, очаровывая очередного сына Источника, но уже через секунду с воплями бегала по берегу под ясным и сказочно голубым небом. Я потерпела фиаско. Из-под ног выскочила черная тень, и разъяренный дух упал на шерстистый бок, смешно вытянув копыта, признав поражение перед мерзкой и уродливой сколопендрой.
— Так-то, — прошипел Чуба и обвил рога парализованного козла трепещущей тварью. — А теперь спать, сладенький. Я расскажу тебе историю о злобном дурачке, которого сожрала огромная и очень древняя сороконожка. А знаешь почему? Потому что тут только я имею право пугать до икоты и никто другой.
— Чуба, если ты его сожрешь, то я обнулю твой срок и катись ты на четыре стороны, — Агатес настороженно приподнялся на локтях. — Я тебе не прощу этого. Он еще маленький и беззащитный.
— Да за кого ты меня держишь, Колдун? — пробурчал в бархатные уши козла демон. — Если уж на кого я зуб точу, так это на тебя.
После часового сна со сколопендрой на рогах козлик присмирел и удрученно отошел в сторонку, пожевывая сочную травку. После легкого перекуса дикий дух ускакал в горы, кинув на нас подозрительный и полный презрения взгляд.
— Все равно есть какая-то прелесть в диких духах, — Первый перевел мечтательный взор к горным хребтам. — У них все просто и понятно.
Оглавление
Рыжая на откуп
Глава 1. Сказка
Глава 2. Грезы наяву
Глава 3. Всегда уточняйте детали сделки
Глава 4. Ноа в башне
Глава 5. Ноа Многоликий
Глава 6. Ноа № 6
Глава 7. Зануда и Колдун
Глава 8. Сказки о Колдуне и Лесном Божестве
Глава 9. Ноа № 2
Глава 10. Капризный олень
Глава 11. Паукокрадка
Глава 12. Колдуны любят фрикадельки
Глава 13. Трусость Колдуна
Глава 14. Амулет, что дороже всего золота
Глава 15. Ноа № 1
Глава 16. Ноа № 8
Глава 17. Бизнес-план
Глава 18. Желание
Глава 19. Книжный клуб
Глава 20. Ноа № 3 и № 4
Глава 21. Гадалка Мария ответит на все ваши вопросы
Глава 22. Любовь Жули
Глава 23. Черная дыра
Глава 24. Ноа № 9 и № 7
Глава 25. Расставания всегда печальны и непредсказуемы
Глава 27. Сердца поют о любви
Глава 28. Загадочные фокусы
Глава 29. Слишком много эротики и любви
Глава 30. Завтрак
Глава 31. "За" и "Против"
Глава 32. Под символом бесконечности
Глава 33. Бесстыдники
Глава 34. Игры
Глава 35. Деловое предложение
Глава 36. Как у нас с вами
Глава 37. У диких духов все просто и понятно
Последние комментарии
53 минут 20 секунд назад
1 час 15 минут назад
19 часов 15 минут назад
19 часов 15 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад