На крыльях миражей [Валерий Столыпин] (fb2) читать постранично, страница - 66

семейный, понимаю, что килограмм говядины гораздо нужнее и правильней, но она была прекраснее условностей и важнее регламентов.

Её глаза, если наполнить их соком вожделения, окунуть в тёплую влажность сладких губ, зажать при этом восставшие от желания упругие соски, ощутить скрытые вибрации нежного тела, а самому отправиться в путешествие во влажную сердцевину всего сущего – позывные самой смелой мечты о счастье.

Нет, это невозможно отобразить словами. Да и не нужно. Хотите, попробуйте сами.

Я млел, потел, проникал, напрягался и расслаблялся. Не скажу, что это было лучше, чем с любимой женой, но это не просто было, это разрывало меня на части. Я реально полюбил. Во всяком случае, готов был ради неё на всё.

Через неделю наши ежедневные рандеву стали доброй традицией. Её рабочий день заканчивался поздно, домой мы попадали уже в полной темноте, когда дети спали. Это были прекрасные часы.

В тот раз свидание было волшебным как никогда. Подруга была на взводе, отдавалась особенно бурно, даже пыталась закричать. Я вот-вот готов был финишировать, остановить процесс было невозможно в принципе, но моя гостья была особенная.

Видимо Эльке было настолько расчудесно, что кипящие гормоны и эмоции вызвали  некие ассоциации, заставившие широко открыть глаза и замереть. Она обхватила мой корпус ногами, сжала, так, что я не мог пошевелиться.

Меня-то она зафиксировала, чего нельзя сказать про ту восторженную часть тела, которая находилась внутри.  Возбуждённый, распухший до невероятного размера от притока крови, увлечённый интеграцией и внедрением, мой шустрый маугли функционировал в независимом режиме, энергично продолжая начатое мероприятие.

Элькины глаза блестели от слёз. Она застыла, словно фарфоровое изваяние, направила взор в пустоту, всё сильнее напрягая ноги и бёдра так, что я, физически развитый взрослый мужчина, не мог вздохнуть полной грудью.

В этот сокровенный, трепетный, мистический момент женщина разоткровенничалась. Впрочем, мне показалось, что она находится совсем не здесь и точно не со мной, переживала не связанные с настоящим моментом ощущения.

Представить себе подобное поведение в критические несколько секунд перед началом кульминации невозможно. Тебя трясёт в экстазе любовной лихорадки, внутри содрогается и трепещет от избыточного давления блаженство, взрывая мозг наркотическим дурманом. И вдруг сквозь несущийся со скоростью света поток непредсказуемых чувственных реакций, сосредоточенных на единственной значимой в этот момент цели слышу признание, произнесённое рыдающим голосом, – а у меня ведь, Лёнечка, доча есть. Три годика крошке. Такая замечательная малышка. Вся в маму. В меня. Скажи честно, я красивая?

– Конечно красивая. Самая лучшая. Мы об этом потом поговорим. Отпусти меня, Эля!

– Почему потом? Представляешь, мамка здесь, хрен знает чем занимается, а мой ангелочек там. Ей сейчас плохо без меня, моей Алёнушке.

– Сейчас ночь, она спит. Давай, в конце концов, если это действительно важно, привезём её к нам. Но сначала расслабься, дай насладиться моментом близости.

– Муж против того, чтобы я забрала ребёнка. Он у меня с принципами. Здесь для неё нет условий. Мне нужно зарабатывать, как ты не поймешь?

– Какой муж, Эля? Причём здесь он? А я, ты что, морочишь мне голову?

– Мой Петя. Он меня любит. А я его. И дочка наша…

– Эля, я кончил! В тебя, между прочим. Муж у тебя действительно с принципами, можешь его обрадовать, – произнёс с пафосом я, завершив, наконец, несмотря на силовое противодействие, процесс интимного знакомства.

– А, чего ты сказал, как кончил, ты что – с ума сошёл, – женщина разжала ноги, вскочила, стремглав бросилась в ванну, оставляя на новом белье и на полу липкие следы.

– Спринцовка. Лёнька, придурок, у тебя есть спринцовка?

– Зачем она мне? Почему ты раньше не сказала, что замужем?

Элька гремела душем, видимо пыталась использовать рожок вместо клизмы, громко ругалась отборной бранью, разбудила мою дочь, довольно взрослую тринадцатилетнюю девочку, которая выскочила из своей комнаты.

Взору ребёнка была предъявлена омерзительная картинка: бушующая, плюющаяся отборным матом развратно-отвратительная голая тётка в ванной и папа в неглиже.

Я накинул на себя простыню, закрыл дверь в ванну, попытался успокоить дочь, отправил её в свою комнату. Элька лила слёзы всю ночь, порываясь убежать в свою захолустную общагу. Заставила меня сходить в ночной магазин за сигаретами и водкой. Дымила, дымила, дымила, обвиняя во всех смертных грехах.

Больше я её не видел. Работодатели сказали, что она уехала обратно в Киев. А я ещё долго не мог прийти в себя. Ни до, ни после у меня никогда не было такой темпераментной, настолько любвеобильной и сильной женщины.