Тайный покупатель [Рахиль Гуревич] (fb2) читать постранично, страница - 2

Да. Я тоже за прилавком. – спокойный безразличный тон.

− Но с учёбой то совмещаешь?

− Надеюсь получится. Пока испытательный срок прошёл.

− Всё-таки жалко, что я учёбу профукал.

− Ничё ты не профукал. Двадцать два года – жизнь только начинается.

− Нет, Тоха. Время упущено, да и лениво. Я – не ты. Слышал? Староверов из школы свалил.

Староверов – это наш директор школы.

Я выразил недоумение. Пожал руку на прощание через прилавок. Срочно валить, чтобы не выдать себя.

− Да стой ты, Антон!

− Я пойду, Дан, пойду я. В другой раз зайду. У тебя клиент.

Из парикмахерской вышла полная дама с идеальной причёской как у Гоголя цвета «мой папа летал с Икаром», и сделала шаг в сторону ремонта, а не лестницы.

− Антоний! – кричал Дан мне в спину, напрочь забыв о ровном отношении к покупателю. – Из бесед ты удаляешься, сообщения не читаешь, на стене не пишешь, сториз не выкладываешь…

Антоний, как вы догадались – это я. Но редко кто меня так зовёт, кроме директора. Я родился в день святого Антония, сента-Антони. Почему мама решила так назвать, ума не приложу. Католичкой маму не назовёшь. Странный бзик. Ну что уж тут. Бывают имена и похуже. А так Антоном все кличут и Тохой, Антонтием − мне не нравится. Тоха – простецки как-то, лубок, но привык.

− Я никогда не выкладывал сториз, Данис! Никогда!

− Я вспомнил! – хлопнул себя Дан по лбу. – Вспомнил! Это называется клиентоориентированность.

− Ну да. Уважительная реакция на собеседника. – Я взбесился, что забыл главный термин продаж, написанный во всех вакансиях.

Что за чёртова крутая лестница! Недолго навернуться. Как слепые бабки и дедки ходят сюда?

И вот я на улице. Пасмурное первое сентября. Первое в этом году перенесли на третье. Из-за субботы. И я приехал навестить маму в городе и бабушку в посёлке. Я не иду сегодня никуда, а может быть иду вникуда. Вчера закидали сообщениями: ты придёшь вечером в кафе? Староверов устраивает праздник в память о… Нет! Я не приду.

Часть первая, рассказанная Тохой

Глава первая. От крючков к уставу

Во всём виноваты учителя. Они меня захвалили. С первых уроков чистописания я обратил на себя внимание. Опытная учительница, многое и многих повидавшая на своём веку, просто раззявила рот на мои идеальные крючочки и прочие элементы строчных букв: «Ах, ах, дети, берите пример с Антона Червякова! Он так аккуратно выполняет задания по «письму»!» По паспорту я Антоний, но учителя стеснялись так говорить, все, кроме физика, он ещё и прикалывался интонационно, надо мной, и над Иоанном – тоже, вот, угораздило его родителей так скреативничать.

В школе я сразу стал писать почти идеально, от образца не отличить, знаете: такие примеры задания в начале строк в прописях… До школы-то я не блистал умом, однако рос самостоятельным. Мама работала, да и сейчас работает преподом в художественном колледже, ведёт спецкурс по шрифтовым композициям, черчение у неё основная специализация, а шрифты – в нагрузку, но черчение в колледже гнилое, художники его не секут, мама даёт им самый примитив, они даже архитектурный шрифт не тянут, как курицы лапой. В приёмке, в приёмной комиссии, мама каждое лето, там же рисуют при поступлении, называется «внутренние испытания» − ВИ. Бабушка и дедушка у нас недалеко от Мирошева, они круглый год в посёлке живут, вокруг Мирошева множество посёлков и даже деревни есть, они все вошли теперь в черту города – огромное такое городское поселение. Мама обожает свой родной мирошевский посёлок, школу поселковую, кирпичную, красную, но выбирается редко, а я всё детство с бабушкой и дедушкой жил летом, и мне не очень у них нравилось, скучно. Отцом записан у меня в свидетельстве о рождении дедушка. Про прошлое, про отца и про себя, мама ничего и никогда не рассказывала. Но «двушка», в которой мы с мамой живём – мой настоящий отец маме эту квартиру подарил, и на работу маму устроил тоже он; о нём я никогда у мамы не спрашивал, на вопросы любопытствующих персон отвечал − «у него другая семья», мама научила так отвечать. Я знаю одно: отец всегда помогал нам деньгами, связь у мамы с ним была, жили мы не бедно.

Так вот: с рождения я был самостоятельный, с двух лет клал грязное в стиралку, с трёх сам выбирал, во что нужно одеться по погоде, с пяти мыл посуду, стоя на табуретке-приступочке, с шести лет мог подогреть себе еду. Дома сидел один, но мама конечно же звонила. В пять лет со мной случился казус. Я решил остановить время. Снял со стены часы в прихожей, затем часы с холодильника. Везде мне приходилось таскать стул и вставать на него, а кое-где на стул ещё приступочку ставить. Хорошо, что не грохнулся, приходилось-то тянуться. Вынул батарейки из часов, будильник у мамы на тумбочке стоял, он тикал как ненормальный, а батарейка круглая и плоская, мини-диск для лилипутских сорев по метанию диска – тоже вынул. Ещё из пультов от телевизора и магнитолы вынул батарейки, отключил мобильник. Пульты, часы и будильник застегнул в сумку, и сел такой довольный на ковёр