обществу.
– Так почему же она так надрывается?
– Она не надрывается, просто отвечает на поздравления.
– Поздравления? А зачем они нужны?
– Незачем. Абсолютно незачем. Но у нынешних людей почему-то такая мания.
Они заглянули в другое окно. И здесь тоже люди в каком-то экстазе, с выступившими на лбу бисеринками пота надписывали и надписывали свои бумажки. И всюду, куда бы ни заглядывали наши животные, они видели, как мужчины и женщины готовили пакеты и свертки, надписывали конверты, подбегали к телефону, опрометью бегали из одной комнаты в другую с бечевками, лентами, бахромками и бумагой, а в это время к ним заходили молодые, чуть ли не падающие от усталости посыльные и приносили другие свертки, другие коробки, другие цветы и новые пачки писем, стопки записок и карточек. И все это, – по крайней мере, если глядеть со стороны, – делалось стремительно, лихорадочно, надсадно, с неимоверным трудом.
Везде была одна и та же картина. Уходы и приходы, покупка и упаковка, отправка и получение, завертывание и развертывание, оклики и ответы. И все то и дело смотрели на часы, все бегали, все задыхались, боясь не успеть, а кто-то, хватая ртом воздух, валился с ног под накатывавшей лавиной пакетов, открыток, календарей, подарков, телеграмм, писем, карточек, записок и так далее.
– Ты говорил, – заметил вол, – что это праздник покоя, мира, отдохновения души.
– Да, – ответил ослик, – когда-то так и было. Но что поделаешь! С некоторых пор, как только приближается Рождество, людей словно какой-то тарантул жалит, и они перестают что-либо соображать. Да ты сам послушай…
Удивленный вол прислушался. На улицах, в магазинах, в учреждениях, на заводах мужчины и женщины быстро-быстро говорили, обменивались, словно автоматы, однообразными фразами: счастливого Рождества, поздравляю, поздравляю, и вас также, поздравляю, поздравляю, с праздником, спасибо, поздравляю, поздравляю, поздравляю… Весь город полнился этим гулом.
– Но сами-то они этому верят? – спросил вол. – И говорят всерьез? Они действительно так любят ближнего своего?
Ослик промолчал.
– А что, если нам отойти немножко в сторонку? – предложил вол. – У меня голова как пустой котел. Мне даже начинает не хватать того, что ты называешь настоящей рождественской атмосферой.
– Вообще-то мне тоже, – сказал ослик.
Они проскользнули сквозь вереницы автомобилей и немного удалились от центра, от огней, от грохота и неистовства толпы.
– Скажи мне, ведь ты все знаешь, – спросил вол, еще не совсем пришедший в себя, – ты действительно уверен, что все они не сошли с ума?
– Нет-нет. Просто сейчас Рождество.
– Что-то слишком уж много этого самого Рождества. А помнишь ту ночь в Вифлееме – хлев, пастухов, младенца? Тогда тоже было холодно, и все-таки там царили покой и умиротворенность. Все было совсем по-другому!
– Верно. А помнишь долетавшие до нас звуки далеких волынок?
– А над крышей слышалось легкое шуршание. Какие-то птицы летали, что ли.
– Птицы? Ну, ты и балда! Это ангелы были.
– А те три богатых господина, принесших дары, ты их помнишь? Такие вежливые, так тихо говорили. Очень достойные люди. Представляешь, что было бы, попади они вдруг в эту круговерть?
– А звезда? Помнишь ту чудесную звезду прямо над хлевом? Как знать, может, она и сейчас там. У звезд жизнь обычно долгая.
– По-моему, нет, – сказал вол скептически. – Здесь звезд и в помине нет.
Они подняли морды, чтобы посмотреть на небо, и, действительно, ничего не увидели. Над городом висела густая серая пелена.
Последние комментарии
11 часов 56 минут назад
22 часов 16 минут назад
1 день 10 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 20 часов назад