Встань над болью своей [Всеволод Викторович Остен] (fb2) читать постранично, страница - 144

вертел ручки радиоприемника, установленного в обеденном зале для офицеров. Добродушный толстяк шеф-повар «фюрерхайма» в чине роттенфюрера отстранил официанта от работы, отослал его в барак и объявил, что напишет рапорт о случившемся. Теперь парню грозила неминуемая смерть. До утра надо было что-то придумать.

Вот тогда Ривада и привел с собой невысокого худощавого смуглого парня, удивительно похожего на испанца.

«Знакомься! — сказал Ривада, — Это член нашей организации болгарин Марин Чуров…»

С помощью Марина мы быстро договорились о том, что попавшего в беду официанта лучше всего упрятать в дизентерийном бараке ревира, куда эсэсовцы, как правило, не заглядывают. Но для этого было необходимо содействие поляков, занимавших все ключевые позиции в лагерной санчасти. Я пообещал переговорить с кем надо. Я имел в виду главного врача Антонина Гостинского, но у нас не было принято называть имена. Чем меньше человек знает, тем меньше расскажет в случае провала…

Официанта спасти удалось, и с тех пор мы втроем, Марин, Ривада и я — почти ежедневно перед отбоем бродили по лагерному плацу, делились новостями, узнанными за день, мечтали о свободе, строили планы послевоенной жизни…

— Ты знаешь, — говорит Марин, — что все вновь прибывшие в лагерь обязательно проходили через каменоломню. А я задержался там надолго, насмотрелся и натерпелся всякого, побывал под командой у самых разных капо. До этого я не подозревал, что на свете существуют люди, для которых убить человека все равно что прихлопнуть муху…

— Да уж! — говорю я. — Что на «Кастенгофене», что на Обербрухе капо были отборные. Лагерфюрер лично отбирал кандидатов на эти посты из числа уголовников, имевших на своем счету по нескольку убийств. В лагере счет у этих подонков шел уже на тысячи. Полная безнаказанность развязывала им руки, а беззащитность жертв только распаляла их садистские наклонности.

— Насмотрелся на всяких, — медленно цедит слова Марин. — Были среди них тупые прямолинейные костоломы, были и утонченные садисты и своего рода «изобретатели». У каждого был свой излюбленный метод, свой стиль, что ли…

Марин затягивается сигаретой, и его лицо на какое-то мгновение выступает из полумрака, сгустившегося на кухне. За окном быстро темнеет. Марин спрашивает:

— А ты помнишь обер-капо каменоломни Густава?

— «Тигра»? Конечно, помню.

— Ну, тогда ты должен знать, что у него была еще одна кличка: «Золотоискатель». Стоило Тигру заметить в подчиненной ему команде человека с золотыми зубами, как он тут же подходил к намеченной жертве и обвинял ничего не подозревающего человека в отлынивании от работы. А затем вел провинившегося в свою будку, стоявшую на отшибе, и добывал золото. Он сбивал свою жертву с ног и тяжелыми коваными подошвами башмаков топтал лицо заключенного до тех пор, пока из окровавленного рта вместе с багровыми сгустками крови не вываливались все зубы: и настоящие, и вставные… Убедившись, что узник мертв, Тигр садился на корточки и пальцем выуживал изо рта у трупа золотые зубы. Однажды за этим занятием его застал молодой поляк, пришедший в будку обер-капо за инструментом. Поляк просунул было голову в дверь, но тут же отпрянул и поспешил смотаться. Однако было уже поздно. Золотоискатель в два прыжка настиг поляка, вернул его назад, избил до потери сознания и бросил в будке. Он был уверен, что доходяга не доживет до конца рабочего дня. Но вышло иначе. Поляк был молодым, здоровым и на редкость живучим. Он очнулся, каким-то чудом выбрался из будки, товарищи принесли его в жилой лагерь и сдали в ревир. А спустя два месяца поляк снова работал на каменоломне. Так секрет Золотоискателя перестал быть секретом…

— Ходили слухи, — перебиваю я, — что Тигр делился своей добычей с командофюрером.

— Это не слухи. Это правда. Было даже известно, каким способом обершарфюрер Хельмут Клюге переправлял золото своей жене. Он упрятывал золотые зубы в куски эрзац-мыла и почтовыми посылками отсылал по нужным адресам. Само собой разумеется, что часть добычи доставалась Тигру.

— Значит, Густавом руководила алчность, — говорю я. — Но среди капо были и такие, которые убивали просто так, ради спортивного интереса…

— В сорок первом, — прерывает меня Марин, — я столкнулся с капо, который люто ненавидел болгар. Работал я тогда на Верхней каменоломне, где команду возглавлял «Длинный». Он и в самом деле был длинным, этот Отто Хайдеманн: рост его превышал два метра. На груди Отто носил красный треугольник вершиной вверх. Это значило, что он принадлежал к весьма редкой категории заключенных — к военнослужащим вермахта, осужденным за преступления против армейского устава и присяги. В лагере поговаривали, что Хайдеманн был унтер-офицером и его судили за жестокое обращение с рядовыми. Такие дела рассматривались в военных трибуналах третьего рейха крайне редко: надо было быть изощренным садистом, чтобы попасть под суд.

В лагере Хайдеманн развлекался на свой