подъезде, по счету снизу сороковой — в город, который утро уже красит нежным светом, город, готовый закипеть и возмогучеть. Выходит Веня, прижимая к сердцу чемоданчик, и видит вдруг пидора, скребущего тротуар, и черным коршуном спускается ужас: рано. «От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого» (Матф. 27:45). Да, «о, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета до открытия магазинов!»
Как и всякому человеку, Вене надо к Кремлю. Ему с первой же строки надо к Кремлю — в болезненно-извращенном мазохизме, туда, где закаляется сталь, где кавалеры Золотой Звезды замужем за стряпухами, где круче всего закругляется земля, где бьется пульс планеты. И до последней страницы, когда «с последней ступеньки бросились душить, сразу пятью или шестью руками» — до последней страницы горят во мраке рубиновые звезды и выезжает маршал на коне, маршал, знаменитый по всей стране. Но бережет между первой и последней страницами Веню Нечто, раз за разом выводя к Курскому вокзалу и увозя к Петушкам. Мелькают любезные сердцу Серп и Молот, Карачарово, Назарьево, но сил нам нет кружиться боле, колокольчик вдруг умолк.
«— Ты от нас? От нас хотел убежать? — прошипел один». И в его вопросе меньше гнева, чем истерического любопытства. «…И схватил меня за волосы, и сколько было силы хватил меня головой о кремлевскую стену». О стену древнего Кремля, к которому пришел наконец Веня.
И может быть, напрасно бежал он от ада Кремля в рай Петушков, напрасно рвался к совершенству: к рыжеволосой дьяволице с косой до попы, к младенцу, умеющему произносить букву «Ю», к ресторанам, где к вымени безропотно и торопливо несут херес. Круг замкнулся, и ангелы насмеялись над Веней. Да и ангелы ли это? Может, мчатся бесы рой за роем в беспредельной вышине, визгом жалобным и воем надрывая сердце? Ну вот ведь сказано же: визгом и воем, а он — смех!
Нет никакого ада, нет никакого рая, есть только то, что есть, и нет ничего страшнее этого, и нет спасения.
В самом начале дня-жизни-книги было сказано слабому и растерянному: «Талифа куми», и он встал и пошел, сперва шатаясь от холода и горя, потом стервенея и веселясь, и розовое крепкое за рупь тридцать семь стало его кровью, и ласковая громада Курского вокзала выпустила его в Елисейские поля. А в конце дня-жизни-книги, когда он, скрючившись на верхней лестничной площадке, слушал жуткий скрип дверей, они собрались все: Луи Арагон под руку с Эльзой Триоле, ревизор Семеныч в исподнем, Митричи в соплях, декабрист в коверкотовом пальто, палачи из привокзального ресторана, соратники по революционному перевороту… С той, с этой стороны, из ада и из рая. А ТЕ поднимались, держа в руках обувь, и никто не мешал им, только ангелы, повизгивая, хохотали. И в дикой мешанине дня-жизни-книги уже он воззвал: «Или, или, лама савахфани!» Но — «они вонзили свое шило в самое горло… Я не знал, что есть на свете такая боль, и скрючился от муки, густая красная буква „Ю“ распласталась у меня в глазах и задрожала. И с тех пор я не пришел в сознание и никогда не приду».
Потому что нет никакого ада, нет никакого рая, есть только то, что есть, и нет ничего страшнее этого, и нет спасения.
Примечания
1
А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10 тт. Изд. АН СССР, М., 1957, т. 2, стр. 269.
(обратно)
2
Ф. Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, М., 1956, стр. 8.
(обратно)
3
М. Ю. Лермонтов. Собр. соч. в 4-х тт. М., 1975, т. 1, стр. 25.
(обратно)
4
См. А. Терц. Голос из хора. Лондон, 1973, стр. 18.
(обратно)
5
Орлов О. В., Федоров В. И. Русская литература. М., 1972, стр. 248.
(обратно)
6
Аристофан. Мир, стр. 470. В кн.: Античная драма, БВЛ, М., 1970.
(обратно)
7
Н. Г. Чернышевский. Собр. соч. в 5 тт. М., 1974, т. 1, стр. 364–365, 375, 383.
(обратно)
8
В. И. Ленин. Письма к родным, 1884–1919. М., 1934, стр. 267–268.
(обратно)
Последние комментарии
15 часов 10 минут назад
15 часов 11 минут назад
15 часов 19 минут назад
15 часов 27 минут назад
16 часов 26 минут назад
16 часов 44 минут назад