Первая женщина на русском престоле. Царевна Софья против Петра-«антихриста» [Ирена Гарда] (fb2) читать постранично, страница - 4

что Нарышкины рвутся к власти. Наталья Кирилловна — женщина недалекого ума. Сама по себе она не представляет угрозы, но вокруг нее сплотилось много голодной и властолюбивой родни, которая еще не успела обеспечить себя деньгами, деревеньками да теплыми местами в приказах. Они будут стоять горой за Петра. Иоаким тоже жаждет власти. Он не глуп и прекрасно понимает, что если царем станет Иван, то за него будут править ты или твой дядя, который не позволит духовной власти подмять под себя власть светскую. С Петром у него такой шанс есть. Иоаким — очень сильная фигура. Даже твой брат ничего не смог поделать с патриархом и, при всей его мягкости, приказал сжечь протопопа Аввакума в Пустозерске, хотя и не желал этого. Что касается бояр…

Софья сидела и слушала, стараясь не проронить ни звука, но слова Голицына, произносимые размеренным менторским голосом, пролетали мимо, не задерживаясь в голове, невзирая на все ее усилия. А перед глазами стояло осунувшееся лицо Федора. Что же ей делать? Что ее ждет?

Сестра Марфа чуть ворохнулась, оторвав Софью от печальных мыслей.

— Так ты, князь, тоже думаешь, что нас ждет монастырь и ничего поделать нельзя? — вырвалось у нее невпопад из глубины души.

Перебитый в тот момент, когда взвешивал шансы Нарышкиных на царство, Голицын остановился и, заморгав ресницами, попытался собраться с мыслями.

— Царевна, мне трудно так категорично ответить на твой вопрос. Все упирается в приятие или неприятие отдельными боярами той политики реформ, которую пытался проводить твой брат. Если…

— Да или нет?

— Тут возможно несколько вариантов развития событий.

— Да или нет?

— Софья Алексеевна, что ты от меня хочешь? Если Нарышкины возьмут верх, то меня тоже скорее всего ждет опала! — В его голосе прозвучало отчаяние, и Софья поняла, что Голицын, возможно, впервые в жизни не знает, что делать.

— Но ведь Ванечка старше нарышкинского отродья, и он должен по закону наследовать Федору! Неужели бояре посмеют обойти старшего в роду?

Вконец растерявшийся князь, которому стукнуло уже тридцать девять лет, остановился перед двадцатичетырехлетней девушкой, задумчиво пощипывая ус.

— Видишь ли, царевна, иногда целесообразность бывает превыше закона.

— А если я буду протестовать?

— Голос царевны слишком слаб, чтобы его услышали.

— А если поднимутся все Милославские?

— Милославских мало, царевна. Нарышкиных поддержат многие бояре и церковь. За ними сила.

В тот момент ему хотелось только одного — чтобы Софья покинула его дом и не заставляла отвечать на вопросы, на которые у него не было ответов.

Но девушка, похоже, не собиралась уходить. В ее глазах вдруг полыхнуло пламя.

— Как ты думаешь, князь, что будет, если стрельцы ударят в набат? Это тоже будет сила?

У Голицына округлились глаза, а промолчавшая весь разговор Марфа Алексеевна даже руками всплеснула от ужаса.

— Надеюсь, что Господь помилует нас от такой чаши. Если стрельцы пойдут на Кремль, то прольется столько крови, что город в ней захлебнется. Даже не думай, царевна!

— Ну почему же? — в ее голосе послышались мстительные нотки. — Почему безграмотный мальчишка должен сесть на отцовский трон только потому, что так хочет нарышкинская саранча?

— Софья Алексеевна, — взмолился хозяин дома, бросая опасливые взгляды на дверь, — наш разговор тянет на дыбу. Пожалуйста, давай поговорим о чем-нибудь другом!

Возбужденная Софья окинула взглядом перепуганного князя, задумчиво насупившуюся сестру и тут же обмякла, превращаясь из стального клинка в гибкий тростник.

— Конечно, Василий Васильевич, прости меня, пожалуйста. Это я от разговора с братом отойти не могу. Что-то мне подсказывает, что скоро все изменится, и я боюсь этих перемен.

Расстроенный князь почувствовал угрызения совести. Не мог же он вот так оттолкнуть от себя девушку, которая, не побоявшись страшного скандала, пришла к нему, как к самому близкому человеку. Он почувствовал сострадание и легкий укол тщеславия.

А что, если Иван (читай — Софья) действительно сможет стать царем? У царевны характер — иной мужчина позавидует. Но нет, глупость все это. Но девушку так жаль, словно у него вырывают сердце.

В кабинете глухо пробили часы, отмеряя неумолимо бегущее время. «В конце концов, что я теряю? — промелькнуло вдруг в голове князя. — Все мы когда-нибудь умрем. Латиняне потому и остались в истории, что умели рисковать». На мгновение Голицын почувствовал себя смелым и сильным, точно его любимый Цезарь, стоящий перед Рубиконом. Подойдя к гостье, казавшейся в огромном кресле маленькой и беззащитной, он опустился перед ней на колени.

— Царевна, я всегда буду вашим преданным рабом. Если понадобится — с удовольствием умру за вас. Audentes fortuna juvat ^[1], Софья Алексеевна.

Сказал — и ужаснулся сказанному под влиянием минуты. Зачем ему соваться в драку, которая, по большому счету, его не касается? У него и с Милославскими, и с