Бацилла искренности [Лев Вениаминович Никулин] (fb2) читать постранично, страница - 4

не видите…

Пауза длится не больше секунды. Затем все с грохотом и воплями наваливаются на Зодиакова. Стол опрокидывается, карты веером разлетаются по комнате. Все вместе вываливаются в коридор. Кулаки поднимаются над Зодиаковым, который вдруг кричит изменившимся голосом:

— Господа… Ничего подобного… Недораз…

4. Еще откровенности на рассвете

В комнате остаются Элла и Бэлла и Адда Бенедиктовна, которая истерически всхлипывает:

— Какой ужас… Я была уверена… Какая наглость… Жулит в карты, а потом издевается…

Первыми возвращаются Боб и Гиэнов.

— А здорово я его в ухо…

— Сознаюсь, в нем что-то демоническое…

Боб подбирает карты. Адда Бенедиктовна призывно стонет…

— Боб!.. Боб, ко мне!..

Боб поднимает голову от ковра и вытирает влажный от пота лоб. Теперь в нем происходит странная перемена. Он говорит холодно и равнодушно:

— Оставьте меня в покое.

Адда Бенедиктовна взмахивает руками:

— Что с вами?… Опомнитесь… Боб!..

Как раз в эту секунду входят возбужденные дракой Клеенкер и игроки. Боб поднимает руки кверху и восклицает:

— Клеенкер!.. Слушайте меня… Я вас оскорбил. Жестоко! Страшно! Клеенкер!

Пронзительный крик Адды Бенедиктовны:

— Не верь ему, не верь!

— Нет. Вы должны мне верить. Клеенкер! Выгоните меня вон. Я — любовник вашей жены.

Пауза. Адда Бенедиктовна падает в кресло. Клеенкер несколько мгновений стоит без движения, затем он кричит:

— Любовник?.. Вон!.. Оба вон!..

Одновременно визг Адды Бенедиктовны…

— Ложь!.. Шантажист!.. Изверг!.. Он лжет…

Необыкновенные явления происходят с Аддой Бенедиктовной. Пока Боб стоит в совершенном недоумении среди комнаты, плохо понимая, что происходит, Адда Бенедиктовна простирает руки к мужу и говорит скорбно и вдумчиво:

— Клеенкер… Да, я оскорбила вас… Я вас измучила… Я уйду… И этот пошлый кретин в узких штанах, этот широкозадый тупица был моим любовником… Какое мещанство… Какая грязь…

Клеенкер, запустив пальцы в редкие волосы, топает ногами и все еще кричит: — Вон!.. Оба вон!.. — но здесь происходит новая смена явлений. Адда Бенедиктовна останавливается окаменевшая, с прикушенным от изумления языком. Голубоватый отсвет с ее лица явственно переходит на лицо Клеенкера.

И Клеенкер уже вдумчиво и рассудительно обращается ко всем:

— Нет. Это я виноват. Что я мог дать ей? Пошляк, картежник, спекулянт… Кто без греха?! У меня, например, любовница на Малой Бронной… Я ей вчера котиковое манто…

Пронзительный визг Адды Бенедиктовны…

— Наглец! Ей котиковое манто, а мне по трешнице на базар?

Затем явственный треск пощечины, и в салоне Клеенкера происходит нечто неописуемое. Вопли, гул голосов, суета, суматоха, истерика, пока все голоса не покрывает гулкий бас Кораблева:

— Доктора! доктора! доктора!..

И доктор Тиман из квартиры на втором этаже, сонный, без воротничка, прикрывая шею, торопливо поднимается в квартиру Клеенкера. Он застает группу растерянных людей, говорящих вместе, спорящих, кричащих, плачущих; он видит голубой отблеск, скользящий и перебегающий от человека к человеку; наконец он видит своего непрошеного гостя Кораблева с царапиной на лбу от разбитой об его голову колбы. Тогда, заставив всех замолчать, он говорит твердым и уверенным тоном:

— Здесь происходили необыкновенные явления. Массовый психоз.

И, обводя взглядом салон граждан Клеенкер, доктор Тиман продолжает:

— Это бацилла искренности… Это освобожденная бацилла… Поняли?

Но так как никто не понял, он пытается пояснить.

— Дело в том, что вас посетила совесть. Невероятно, но факт. Вас посетила совесть. Считайте, что этого не было.