Хозяйка [Алана Инош] (fb2) читать постранично, страница - 2

«пациента», тронет ствол пухлой и женственно-мягкой, но сильной рукой — и всё. Больше никаких мер и не требовалось, дерево само выздоравливало и на будущий год приносило небывалый урожай. Губили, к примеру, землянику слизняки; а Катерина Матвеевна придёт, посмотрит строго, поворошит листву пальцами, «усы» для виду пообрывает, беззвучно двинет губами — и вредителя как корова языком слизнула. Колорадский жук тоже от неё бежал, как от огня. Люди годами не могли вывести из своих теплиц губительные недуги, изводили тоннами химикаты, да только всё без толку, а Катерина Матвеевна осенью опустевшую овощную теплицу с мылом вымоет, паром обработает, глянет напоследок своим особенным, «ведьминским» взглядом — и чистота. Никакой заразы у неё в хозяйстве уже давно не водилось. И обходилась она без химикатов. Удобрениями, правда, пользовалась, как и все, но вот всё остальное иначе, чем колдовством, назвать было нельзя. Иного слова и в голову не приходило.

Из вышесказанного, наверное, создаётся впечатление, что речь идёт о женщине лет сорока пяти, не меньше — повидавшей многое, опытной и зрелой. А между тем Катерине Матвеевне шёл всего тридцать первый год, и её пронзительно-голубые, прохладно-чистые глаза с длинными и пушистыми от природы ресницами сводили с ума парней, но ни одному из воздыхателей она не отдала руки и сердца. Удивлялись соседи, отчего такая статная, красивая молодая баба — и одна живёт. Хозяйство своё она, правда, и сама в кулаке крепко держала, без помощи мужа. А несколько лет тому назад было дело, за которым обыватели с любопытством наблюдали, как за сериалом: отчаянно сох по Катерине Матвеевне Степан Обухов, видный парень, красавец и сердцеед, но и ему она от ворот поворот дала. Не привык Степан к отказам, обыкновенно девки сами ему на шею вешались, а если попадалась какая-нибудь упрямая, он долго не тужил: значит, она его не достойна, раз своего счастья не оценила. Так и жил, не зная забот и угрызений совести, пока не встретил Катерину Матвеевну, в которую втрескался с небывалой для себя силой и серьёзностью. Но оказался орешек ему не по зубам; казалось бы — махнуть рукой, как он обычно делал, сказать: «Ну и дура!» — ан нет, с Катериной Матвеевной так не выходило. Крепко застрял он на ней — ни туда, ни сюда. С горя сперва запил-загулял, начал девиц ещё злее перебирать, а потом в армию пошёл — служить по контракту. Пять лет отслужил в горячих точках, комиссовался по ранению и домой вернулся, женился. Жена дома по хозяйству хлопотала, а он в городе работал — в хлебопекарне электриком. Детей у них долго после свадьбы не было. Катерина Матвеевна его не замечала, изредка могла кивнуть при встрече, а тот поджимал губы и темнел лицом.

Однажды шла Катерина Матвеевна по улице — рослая, величавая, в длинной юбке и лёгкой блузке, облегавшей её пышную грудь. Дядя Федя, вечно пьяненький пенсионер, вздохнул ей вслед:

— Вот ведь какая вредная баба, а?! Такие мужики за ней бегали — всех прогнала. Не угодишь ей… Вот и сидит теперь одна как сыч, пропадает…

Сказал он это вроде бы себе под нос, в качестве мыслей вслух, но Катерина Матвеевна услышала. Усмехнулась красавица, двинула шелковистой бровью, обдала льдисто-чистой синевой глаз в пушистом прищуре ресниц, бросила негромко:

— Ты гляди, того… сам не пропади, дядь Федь.

И дальше пошла по своим делам, теребя кончик русой косы, а тщедушный мужичок смотрел в её широкую и сильную, осанистую рабоче-крестьянскую спину и цокал языком. И ведь как в воду глядела Катерина Матвеевна: на следующий год поехал дядя Федя к сыну в город, да там его и сбил насмерть «навороченный» джип.

Уж второе десятилетие двадцать первого века шумело за окном, а Катерина Матвеевна словно из далёкого прошлого шагнула. Как ни старалось, а не могло нынешнее суетное время навязать ей свой темп жизни, свою пустотелую, тщетную поверхностность. Катерина Матвеевна была словно монолитный обломок былой старины, непотопляемый, независимый, цельный. Какие бы бури и шторма ни бушевали вокруг, она стояла прочно, как скала, и житейские волны об неё только разбивались и пенились, обтачивая её, как гальку. Никогда не бедствовала она, хотя сумасшедших прибылей и не имела, но достаток её оставался стабилен. Одним словом — хозяйка. И всё-таки немножко ведьма. Если что предсказывала — так и случалось. Вот, к примеру, дяде Феде гибель предрекла, Сергея Хомченко предупредила, чтоб оглядывался — подкараулили его тёмным вечером какие-то залётные грабители, ранили ножом, но, слава богу, не насмерть. Кошельком и телефоном отделался. Участковый Тимохин, приходившийся Катерине Матвеевне дальним родственником, спросил её как бы в шутку:

— Катюх, а ты случайно не знаешь, кто Серёгу пырнул? Вроде дело мелкое, а «висяк», похоже, намечается.

Катерина Матвеевна посмотрела на него пронзительно:

— Ты всерьёз спрашиваешь?

Тимохин как будто смутился, усмехнулся:

— Ну дык… Про тебя вроде ж говорят, что ты всё знаешь, как эта… как её… ведунья.