Унгерн. Демон монгольских степей [Алексей Васильевич Шишов] (fb2) читать постранично, страница - 3

корпусной штаб пятой армии, к товарищу Нейману. Конвой удвоить, смотреть в оба, чтоб барон не утёк по дороге...

   — Есть сменить коней и удвоить конвой.

   — За сохранность пленного отвечаете головой. Случись что — вместе со мной пойдёте под ревтрибунал...

Один из батальонных командиров — Перцев, кому поручался пленный, спросил тогда Щетинкина прямо и резко, без всякого чинопочитания:

   — Зачем его тащить в Россию. Шлёпнуть здесь, как контру. И всё тут.

   — Я тебе шлёпну, Перцев. Ты читал приказ штаба армии по нашему барону? Или тебе его напомнить?

   — Ну, напомни.

   — В случае поимки генерала Унгерна беречь его для суда как самую драгоценную вещь...

Бывший штабс-капитан Пётр Ефимович Щетинкин орден Красного Знамени за Монгольскую операцию (или за пленение самого Унгерна?) 21-го года получил. Наградой ему от правительства Монгольской Народной Республики стало почётнейшее звание «железного батыра».

Судьба сложилась так, что Щетинкин свою жизнь кончил именно в Монголии. Обстоятельства его гибели запутаны и по сей день. Достоверно известно одно: в 1927 году инструктор Государственной военной охраны МНР был «расстрелян» в пьяной драке в Улан-Баторе. По другой версии знаменитый сибирский красный партизан был убит по тайному приказанию начальника монгольского ОГПУ, небезызвестного в советской истории Блюмкина, одного из убийц в Москве германского посла Мирбаха...

Пленного торопились вывезти в Россию. Теперь по степи на север мчались несколько десятков всадников. Бок о бок с Унгерном скакали двое неразговорчивых, хмурых красных партизан. Один из них держал поводья коня барона, другой не выпускал из рук трёхлинейки, нацеленной на «белого гада». Конвойные по пути почему-то больше всего опасались того, что при переправе через степную речушку связанный генерал бросится с коня в воду и постарается утонуть. И что они не смогут помешать ему уйти из жизни и от приговора ревтрибунала.

До границы доскакали без бед и приключений. Оставалось только переправиться через Орхон возле Усть-Кяхты. Барка, на которой добирались к противоположному, советскому берегу, из-за мелководья не смогла причалить. Пленного развязывать не стали. Старший в конвое батальонный командир Перцев, человек крепкого сложения, решение принял сразу. Он приказал красноармейцам посадить ему на «горбушку» белого барона, которого бережно перенёс с барки на берег.

При этом комбат Перцев сказал слова, которые стали достоянием истории Гражданской войны в России;

— Последний раз, барон, сидишь ты на рабочей шее!..

Ответом на сказанное стал дружный хохот щетинкинцев и угрюмое молчание Унгерна. Он уже понял, что его степная звезда закатилась на красную плаху.

Барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг, или просто Унгерн-Штернберг, оказавшись в красном плену, иллюзий не строил. Закрывая глаза, он вспоминал свой родовой баронский герб: лилии и звёзды венчались девизом «Звезда их не знает заката».

История потом докажет, что слова девиза, вычерченные несколько веков тому назад, относились именно к нему, правителю ламаистской Монголии в погонах семёновского генерал-лейтенанта. И ни к кому другому из нескольких ветвей баронского рода Унгернов-Штернбергов.

С берегов Орхона связанного по рукам и ногам барона на крестьянской телеге привезли в близкий от Кяхты городок Троицкосавск. Конвой не убавляли, опасаясь бегства пленного или нападения в местных лесах его сподвижников. Белых в то время много укрывалось в сибирской тайге. И одиночки, и целые отряды не складывали оружия перед Советской властью. Их вылавливали ещё не один год.

В Троицкосавске белого генерала сразу же доставили в штаб экспедиционного корпуса 5-й армии. Там уже знали от посланного вперёд конного вестника о пленении семёновского генерала барона Унгерна. Самого ценного трофея, каким только могла овладеть Монгольская экспедиция Красной Армии в 1921 году.

Впервые его официально допросили, с ведением протокола, в Троицкосавске. Пленный держался самоуверенно и наотрез отказался отвечать на вопросы:

   — Вы меня знаете и как личность, и по делам. О большем рассказывать я вам не намерен.

Барона увели в одиночную камеру местной тюрьмы. При нём конвоиры попробовали крепость решётки на окне, для чего-то простукали стены и пол. Не удовлетворившись этим, поставили часовых за железной дверью и за окном. С пленным, начиная с Троицкосавска и до последних дней его жизни, все — от следователей до конвоиров — обращались подчёркнуто вежливо. Но за этой вежливостью крылась слепая ненависть к «кровавому» барону. Он это осознавал без лишних «напоминаний».

На втором допросе в Троицкосавске Унгерн удивил следователя и присутствовавшего здесь командира экспедиционного корпуса, руководившего Монгольской операцией (вскоре снятого за неудачи) бывшего прапорщика Константина Павловича Неймана:

   — Я готов теперь отвечать вам на все вопросы предельно откровенно.