Флобер и "Madame Bovary" [Уильям Сомерсет Моэм] (fb2) читать постранично, страница - 2

его страсть стала по-мужски сильной, а отсутствие Элизы ее только подхлестывало. Вернувшись домой, он снова взялся за заброшенную рукопись «Les Memoires d'un Fou»^[1] и рассказал в повести о лете, когда полюбил Элизу Шлезенжер.

В девятнадцать лет он сдал школьные экзамены на право поступать в высшее учебное заведение, и в награду отец отправил его с неким доктором Клоке в путешествие по Пиренеям и Корсике. Флобер к этому времени стал совсем взрослым. Хотя в нем не было и метра восьмидесяти — рост по нашим понятиям не такой уж большой, — современники (да и он сам) считали его гигантом: французы тогда были ниже, чем сейчас, и среди них он явно выделялся. Это был стройный молодой человек с тонкой талией и широкими плечами; его черные ресницы прикрывали огромные зеленые глаза, а длинные светлые волосы доходили до плеч. Сорок лет спустя одна женщина, которая знала его в молодости, сказала, что он был прекрасен, словно греческий бог. На обратном пути с Корсики путешественники остановились в Марселе, и как-то утром, после купания, Флобер увидел на лавочке во дворе гостиницы молодую женщину. Они познакомились и разговорились. Ее звали Элали Фуко, она дожидалась корабля во Французскую Гвиану, где служил ее муж. Ночь они провели в ласках, таких же прекрасных, по его словам, как заход солнца на заснеженной равнине. Потом он уехал из Марселя и больше никогда ее не видел. Однако встреча оставила в его душе неизгладимый след.

Вскоре Флобер отправился в Париж изучать право, но не потому, что ему хотелось стать юристом — просто надо было получить какую-то профессию. Он там смертно скучал, скучал над учебниками, скучал от всего уклада университетской жизни и презирал своих соучеников за бездарность, позерство и буржуазные вкусы. В Париже он написал повесть «Novembre»^[2], где рассказал о приключении с Элали Фуко. Однако у героини повести были высоко поднятые дугой брови, темный пушок над губой и роскошная шея, как у Элизы. Кстати, зайдя как-то в контору Мориса Шлезенжера, Флобер возобновил старое знакомство и был приглашен на обед. Элиза показалась ему не менее очаровательной, чем прежде. Когда они виделись в последний раз, Флобер был всего лишь угловатым подростком, теперь же стал мужчиной — страстным, красивым, сильным. Он снова близко сошелся с этой семьей, регулярно у них обедал, и они вместе совершали недалекие путешествия. Застенчивость, как и раньше, долго мешала ему признаться в любви. Когда же он наконец объяснился, Элиза не рассердилась, чего он в глубине души опасался, но дала понять, что больше, чем на дружбу, ему рассчитывать нечего. Судьба у нее была довольно любопытная. В 1836 году, в пору их первого знакомства, Флобер, да и все остальные, считали ее женой Шлезенжера, однако в законном браке она состояла с неким Эмилем Жюдэа, который из-за мошенничества попал в серьезную финансовую переделку и был спасен от суда Шлезенжером, предложившим ему достаточно денег, но на условии, что тот оставит жену и уедет из Франции. Жюдэа дал согласие, и Элиза стала жить со Шлезенжером, а поскольку разводы во Франции были тогда запрещены, пожениться они смогли лишь после смерти Жюдэа в 1840 году. Говорили, что, несмотря на его отъезд и смерть, Элиза продолжала любить этого пройдоху; ко всему прочему, ответить на страсть Флобера ей, скорее всего, мешала признательность второму мужу, человеку, давшему ей крышу над головой и ставшему отцом ее ребенка. Но поклонник был настойчив, пылок, его юношеская преданность трогала ее, Шлезенжер же постоянно ей изменял, и в конце концов она согласилась на свидание с Флобером в его квартире; он ждал ее с лихорадочным нетерпением, но она не пришла. Такова эта история, которую биографы подтверждают эпизодами из «L'Education Sentimentale»^[3]. Звучит она вполне достоверно и вряд ли искажает реальные факты. Точно известно лишь одно любовницей Флобера Элиза так никогда и не стала.

В 1844 году произошло событие, которое очень изменило всю его жизнь и, как я надеюсь доказать позже, сильно повлияло на творчество. Однажды они с братом возвращались темной ночью в Руан с земельного участка, принадлежавшего их матери. Брат был на девять лет старше и пошел по стопам отца, став врачом. Внезапно, без всяких видимых причин, Флобера «подхватило стремительным потоком пламени, и он, как подкошенный, рухнул на дно двуколки». Придя в себя, он увидел, что весь залит кровью; брат втащил его в ближайший дом и сделал кровопускание. Когда они приехали домой, отец еще раз пустил ему кровь, напичкал валерианкой и запретил табак, вино и мясо. Какое-то время сильные припадки повторялись. Много дней расстроенные нервы Флобера были в невероятном напряжении. Болезнь казалась таинственной, и доктора ее много, с разных точек зрения, обсуждали. Некоторые прямо заявляли, что это эпилепсия; так же, кстати, думали и друзья; племянница Флобера в своих воспоминаниях обходит эту проблему стороной; Рене Дюмениль, сам врач и автор